«Художественное образование. Религиозная живопись». Сергей Андрияка

У нас в гостях был народный художник России, ректор Академии акварели и изящных искусств Сергей Андрияка.

Разговор шел о значении художественного образования, о том, какие перспективы в сфере работы есть у студентов Академии, о том, как можно попасть туда на День открытых дверей, и что ожидает гостей в этот день, а также о религиозных сюжетах в живописи и о том, насколько важна личная вера для желающих написать картину на евангельскую тему.

Ведущий: Константин Мацан

---

К. Мацан:

—"Светлый вечер" на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона я, Константин Мацан. С трепетной радостью нашего сегодняшнего гостя приветствую — не в первый раз на волнах радиостанции «Вера», но каждый раз радостно в студии поговорить с Сергеем Николаевичем Андриякой, народным художником России, действительным членом Российской Академии художеств и ректором Академии акварели и изящных искусств. Добрый вечер.

С. Андрияка:

—Добрый вечер.

К. Мацан:

—И информационный повод у нас прекрасный: в ближайшую субботу, 18 марта — День открытых дверей в Академии. Расскажите о том, что будет и кого вы ждёте на этом Дне открытых дверей?

С. Андрияка:

—Ну, вы знаете, любой День открытых дверей — это всегда праздник для всех людей, которые к нам приходят. Это и люди, которые имеют непосредственное отношение к искусству: я имею в виду людей, которые профессионально рисуют, пишут, хотят к этому стремиться, хотят учиться, и так далее. Но и те люди, которые любят искусство, которые приходят просто с улицы, и с огромным удовольствием они получают возможность на Дне открытых дверей не только всё посмотреть, но и многое попробовать сделать своими руками — это и пробные уроки по акварели, где они могут написать, может быть, первую свою работу, это, конечно, анималистика, скульптура, которую очень любят дети, особенно любят зверей, вылепить своего зверя, и с этим зверем идти дальше по жизни. И, собственно, получить какой-то заряд и желание этим заниматься. Это, конечно, и мозаика, и роспись керамики, и гончарное дело, и ещё многое-многое другое, потому что, кроме самого образования, которое Академия будет показывать во всем своём многообразии: и в форме пробных уроков, и в форме мастер-классов, у нас ещё будет представлен разными выставками, конечно, огромный музейно-выставочный комплекс. Ну, выставки там будут самые различные, и я думаю, что с огромным удовольствием люди, которые придут к нам — даже те, которые придут к нам не в первый раз — тоже увидят очень много нового, необычного, чего они никогда раньше не видели.

К. Мацан:

—Сегодня многие ректоры ВУЗов, не только ректоры, но и деканы факультетов и, вообще, преподаватели, особенно связанные с наукой не технической, не прикладной, а какой-то гуманитарной: психологией, философией, историей и с искусством, в том числе, регулярно аетуют на то, что молодые люди, которые поступают на такого рода обучающие программы и на такого рода факультеты, нет большой мотивации к тому, чтобы заниматься тем, чему они собираются учиться. В каком смысле? Главный вопрос, который первокурсник задаёт: а где я потом буду работать? И, казалось бы, это мотивация к тому, чтобы учиться и заниматься этим делом, но вопрос такого социального устройства, он у молодого человека в голове стоит. И, с одной стороны, я полагаю, что в этом нет ничего такого ужасного, плохого или удивительного. Человек получает профессию и, если он предполагает в дальнейшем обзавестись семьёй и её содержать, то вопрос: где мне работать и как зарабатывать — он стоит. С другой стороны, тот ли это вопрос, который преподаватель ожидает первым услышать от первокурсника: не про профессию, не про творчество, не про знания, не про искусство, не про служение искусству, тем более, а про то, как я буду зарабатывать, и что я с этого буду иметь? Вот, как вы, как преподаватель и ректор, на такую проблему смотрите, если вы вообще её видите?

С. Андрияка:

—Нет, эта проблема есть, и она есть во всех ВУЗах, ну, по крайней мере, я могу говорить о творческих ВУЗах — это, безусловно, проблема, которая стоит, особенно эта проблема остро стоит в ВУЗах по изобразительному искусству, потому что поддержка большая сегодня существует кинематографа, очень большая поддержка музыки и театра, но, к сожалению, у всего, что касается изобразительного искусства, поддержки никакой нет. Здесь государство, с одной стороны, могло бы и поддержать, и, собственно говоря, и для государства было бы очень много пользы. Я думаю, что сейчас такое время настало. И мне хочется, если, как говорится, Бог даст сил, и это будет нужно, мне кажется, нужно возвратиться к той системе, которая была когда-то давным-давно, в Советское время, и которая в Советское время существовала — это поддержка художника и это государственный заказ. Сейчас он может быть не только государственный, но самый разный. Пришло время, когда нужно создавать общественную организацию по поддержке искусства и его развитию. Именно то, что сегодня есть заказы — да, есть, и их очень много, потребности очень большие.

К. Мацан:

—А вот, что это за заказы? Мне, допустим, как человеку, который в эту область не погружён, хочется для себя вообразить: вот, человек заканчивает вашу Академию, он по профессии — художник, и дальше он ждёт: кто мне закажет картину, и для чего? Картина заказывается для музея, или как какой-то витраж для собора?

С. Андрияка:

—Смотрите, всё по-разному. В Советское время существовала... конечно, это всё на фоне идеологии, сегодня идеологии у страны нет, и это большая беда, потому что во-многом, идеология подобные вещи определяет. Ну, а то, что сегодня мы можем возвратиться к той форме, которая была...Вы знаете, если сравнивать так вот с тем, что было: был советский художник. В Союзе художников была такая форма государственного заказа, которая обеспечивала всех художников России. Все Союзы художников этим пользовались, и каждый член Союза имел право получить эти заказы. Он мог не брать эти заказы, но, тем не менее, мог этим и воспользоваться. Причём заказывали совершенно разные вещи: от, допустим, идеологизированных каких-то — например, написание вождей наших и передовиков производства, хотя я думаю, что это всё тоже не так плохо и совсем неплохо. Плюс к этому, было, конечно же, очень много всего. Я знаю, что матери-одиночки, кому было очень трудно работать, тем более, что изобразительное искусство — это не совсем женский труд, оно требует достаточно больших физических затрат: и таскать, и ворочать... да, собственно, и времени уделять — всё-таки, женщина — она и мать, и жена, и хозяйка, и домашняя хозяйка — всё это на ней. Кот, но при этом, давали сказки для детских садоа, иллюстрировать книги, очень много всего было, очень пного всего могли делать и выполнять вот этот так называемый государственный заказ. Сегодня, конечно, государство выходит на первый план, вообще, по своим запросам и всему остальному — уже не частник, а больше государство, и, конечно, художник подготовленный — потому что не все готовы выполнять заказы, это — тоже вопрос, но для многих, кто готов, они могли бы такую организацию сделать. Но я понимаю, что она будет, наверное, сначала небольшая, она будет ближе к Академии и при Академии, но мне кажется, что в этом случае престиж и востребованность изобразительного искусства может очень сильно подняться.

К. Мацан:

—А вот, если ещё глубже нырнуть в историю? Мы знаем, что те выдающиеся образцы европейской живописи, особенно, связанной с библейскими сюжетами, такое их обилие и качество, если разобраться, было связано, исторически и культурологически, с тем, что Церковь была основным заказчиком для художника. Поэтому, если Церковь заказывала триптихи, витражи, росписи, и мы сегодня знаем их, как выдающиеся достижения изобразительного искусства, но создавалось это, в каком-то смысле, не утилитарно, но был заказ на такую тему, и гениальный художник брал в руку кисть и создавал нечто невообразимое, потому что ему это заказали. А вот сегодня можно себе представить ситуацию заказа на религиозную тему?

С. Андрияка:

—Именно сегодня, именно Церковь как раз ищет, буквально ищет тех, кто был бы способен выполнить ту или иную работу, вполне объёмную, довольно сложную. Ну, далеко ходить не надо, совсем недавно было грандиозное строительство вот этого Главного храма Вооружённых Сил. Там мы выполняли витражи, это огромный, гигантский объём работы, я имею в виду, Академия. И, конечно, мы привлекали даже не только собственные силы, потому что это огромный объём, но кого-то привлекали, и просто исполнителей, которые могли бы ускорить этот процесс — потому что там сроки были небольшие, а объёмы огромные. Но я вам могу сказать, что эта потребность существует, и сегодня как раз над этим всем мы работаем, и по секрету скажу, что у нас сейчас несколько таких заказов, и дай Бог их достойно и хорошо сделать, потому что это объёмы немаленькие, очень серьёзные — это добротно и качественно надо выполнить.

К. Мацан:

—Сергей Николаевич Андрияка, народный художник России сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А вот, какой подготовки требует от вашего студента, будущего дипломированного профессионального художника, работа с религиозным сюжетом? Вот, передо мной, в руках у меня — вы принесли и перед программой подарили мне буклет с разнообразными работами выпускников и студентов вашей Академии, там есть и то, что называется работами на религиозную тему: «Положение во гроб», например, и другое классическое искусство, а есть иконопись, есть и другое.

С. Андрияка:

—Ну, иконопись у нас тоже есть. У нас, понимаете, так случилось, что Академия развивается совсем как обычный художественный ВУЗ, потому что идёт общая тенденция к сужению специализации, а у нас ровным счётом всё наоборот. То есть, профессионализмом, конечно, является такой профессиональный, очень серьёзный подход к академическому рисунку, живописи, композиции — то есть, ко всему тому, что является фундаментом любой техники и любого направления. А дальше, параллельно с развитием рисунка и живописи акварелью, у нас существует возможность всё попробовать, то есть, здесь нет никаких запретов, наоборот, это является обязательным: то есть, и флорентийская мозаика, и римская мозаика, и витраж, и скульптура малых форм, и анималистика. Сейчас даже у нас пошла, она не обязательная, но многие ребята очень хотят этому учиться — это такая хорошая, профессиональная скульптура с портретом человека. Просто мы недавно это ввели, у нас появилось это как новое, дополнительное направление. Это — книжная иллюстрация, которая безумно интересна, это — настенные росписи, это — афорт, пастель, это — три вида реставрации: реставрация графики, реставрация темперной живописи и реставрация масляной живописи, ну и, конечно, сама иконопись, она тоже, как темпера, у нас есть, и многие студенты берут на диплом написание иконы, а иногда даже целевым образом, то есть, они пишут икону или иконы для какого-то монастыря или храма, где есть в этом потребность, и этот диплом после защиты уходит по назначению. Такие работы онт тоже выполняют: и иконостасы делают, и надвратные мозаичные иконы, всяческие варианты есть. Ну и, многие ребята выбирают религиозную живопись. Понятно, что для того, чтобы выбрать картину на евангельскую или библейскую тему, для этого нужно всё-таки внутренне быть к этому близким и вникать в ту глубину и содержание этой темы, которое может быть очень непростым.

К. Мацан:

—А вот как раз к этому и был вопрос: насколько, по вашим наблюдениям, современный молодой человек, еоторый ещё несколько лет назад был школьником, сегодня ему удаётся эта тема, тяжело ли вникать, что меняется в этом смысле в детях?

С. Андрияка:

—Очень тяжело, потому что, понимаете, строй самой жизни современной сегодня к этому не очень располагает. Ну, во-первых, конечно, есть дети, которые воспитаны в определённой домашней среде, где им во многом давали какие-то основы православной духовной культуры: это одна категория, но во многих семьях это отсутствует , и,к сожалению, я могу только как руководитель и как человек, который всё это видит, и видит со стороны, конечно, большая беда — это гаджеты, причём гаджеты во всех своих проявлениях, к сожалению, если ребёнок начинает пользоваться ими с детства, первое, что происходит: он ничего не хочет запоминать. Мозг так устроен, что он идёт по пути наименьшего сопротивления, он просто не хочет запоминать. И момент серьёзной, фундаментальной памяти начинает отмирать, это не нужно, ты всегда можешь эту информацию получить онлайн, это всё доступно, тебе не надо читать, тебе не надо вообще об этом задумываться, у тебя все готово. И происходит, как это ни странно может прозвучать, некая такая деградация, причём эта деградация связана ещё и с тем, что, когда мы читаем книгу, там включается очень много всего: когда мы читаем, когда мы пишем ручкой — это же совершенно другая моторика, совершенно другое внутреннее разаитие происходит у человека. Как только он это всё отбрасывает, перестаёт читать и потребляет готовое, у него, конечно, всё это дело деградирует, внутренний мир человека начинает деградировать — это, конечно, очень грустное явление. Я надеюсь, что сегодня наши руководители, они уже схватились за наше образование, поняли, что им надо заниматься и многое надо там менять. Возможно, дойдёт дело и до электроники, потому что, наверное, электроника уместна в тех ВУЗах, где ребят ориентируют специально на эти технологии, возможно, это какие-то физико-математические ВУЗы, те, которые связана с оборонным комплексом, высокотехнологичные какие-то вещи. При этом, я исключаю искусственный интеллект, потому что его не было, нет и не будет, то, что связано с техникой — это понятно, но когда в гуманитарном ВУЗе или, может быть, в школе есть чрезмерное увлечение гаджетами — оно приводит, конечно, к аутизму наших ребят. И здесь есть очень большие проблемы, проблемы, в первую очередь, с пониманием того, что они изображают, потому что, если мы возьмём произведения, имеющие духовную направленность и смысловое содержание, там, наверное, надо очень много читать духовной литературы и всего, что с этим связано, вникать в содержание темы, которую ты выбрал, с этим есть проблемы.

К. Мацан:

—Опять же, в руках у меня буклет с работами выпускников и студентов вашей Академии, просто наугад открываю — Поклонение волхвов, студент 6-го курса написал сюжет, Вход Господень в Иерусалим — это уже другая картина, я сейчас об узкобиблейских сюжетах говорю, вот — Положение во гроб, Оплакивание, снятие с Креста Иисуса Христа, и так далее, Чудесный улов рыбы — призвание первых апостолов, сюжет, когда апостолы всю ночь ловили рыбу, не смогли ничего поймать, с утра приходит Христос, они видят Его впервые, Он велит им закинуть сети, они говорят: мы ловили всю ночь и ничего не поймали, Он говорит: всё равно закиньте — и поймаете, они закинули и поймали столько, что сети не смогли выдержать. И там потрясающая реакция апостола Петра, он не говорит: ого, сколько мы поймали, он говорит: Господи, поцди от меня, ибо я человек грешный. То есть, такой священный ужас перед чудом, которое Спаситель творит, ужас и трепет перед Тем, Кого они встретили: это не просто человек, который помог нам поймать много рыбы, это Кто-то иной. Очень интересная тема, которая много вопросов порождает, я задам их вам после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Сергей Николаевич Андрияка, народный художник России, действительный член Российской Академии художеств и ректор Академии акварели и изящных искусств и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.

К. Мацан:

—"Светлый вечер" на Радио ВЕРА продолжается, у микрофона Константин Мацан, а в гостях у нас сегодня ректор Академии акварели и изящных искусств Сергей Николаевич Андрияка, в этой Академии 18-го марта, в ближайшую субботу — День открытых дверей, мы об этом сегодня говорили в программе, и всех заинтересованных наш сегодняшний гость приглашает на День открытых дверей в Академию. Но вот, в прошлой части программы мы закончили разговор на том, что многие студенты у вас обращаются к библейским сюжетам и шире — к религиозным: пишут монахов, пишут вид Троице-Сергиевой Лавры, и так далее. Но вот, если говорить даже именно о библейских сюжетах, которыми наполнена вся история европейской живописи. И вот, к вам приходит человек, который говорит: я хочу написать, например, Чудесный улов рыбы или Оплакивание Христа после снятия с Креста или даже блудного сына. И мы знаем, что много раз уже писали другие художники эти сюжеты, что нужно от студента, чтобы за этот сюжет взяться? Зачем нам сто первый сюжет такой же, казалось бы, тот же самый? Нужно что-то новое от себя сказать? Нужно сделать вровень с шедеврами? Нужно как-то самому освоиться, в личном плане, с тем, что ты прочитал? Если этот вопрос возникает: зачем мне ещё один блудный сын?

С. Андрияка:

—Когда студенты берут такие сюжеты, это вопрос чисто духовно-нравственный. Он и воспитательный, и духовно-нравственный, он не лежит в плоскости того, что обязательно надо сделать что-то новое. Мы же прекрасно понимаем и знаем эти слова Екклесиаста о том, что нет ничего нового под солнцем. Всё, что касается нашего мироздания, мы творим и создаём, это всё было, и вряд ли что-то новое будет. Но, другое дело, мы можем... такая тема будет всегда связана с жизнью того, кто пишет. Когда я сам писал диплом, она была немножко другого плана, историческая тема, но привязана была к выражению Вечности. Я прекрасно понимал, что для того, чтобы ане немножко приоткрылась эта тайна Вечности, для этого мне самому надо соответствовать, и без этого я не смогу прочувствовать и ощутить глубину и содержание этой темы, это невозможно. Поэтому, мне кажется, что для каждого студента, который берёт такую тему, в первую очередь, конечно, очень важен текст, Слово, сама Библия, этот фрагмент и не только этот фрагмент, а вообще как-то прочувствовать глубину этого Слова и, может быть, мы все знаем, что Священное Писание открывается постепенно для каждого человека. Оно не открывается так, что сразу ты прочёл — и всё стало понятно, оно открывается постепенно, с разных сторон для каждого человека именно так, насколько он готов это воспринимать. Это происходит постепенно, это очень важно и очень нужно. И мне кажется, сегодня то, о чем мы говорим — каждый студент, конечно, должен, а первую очередь, обратить внимание на глубину прочтения этого текста, то есть, он должен немножечко остановиться и сказать: Слушайте, а давайте-ка мы подождём с гаджетами работать, мы должны какую-то подлинность и духовно-нравственную глубину ощутить в этом тексте, потому что все они обращены к человеку, все эти тексты обращены к нам, потому что можно там увидеть только сюжет, а можно увидеть глубину этого сюжета, можно увидеть связь с сегодняшним днём, с нашей жизнью, с повседневностью. Всё это имеет к нам непосредственное отношение, а без этого невозможно написать такие темы, вот я всем ребятам, когда они приходят и говорят, что хотят написать то или другое, я отвечаю: Очень хорошо, а ты текст читал? Вот, первое — это текст, потом мы с тобой будем уже смотреть на глубину этого текста.

К. Мацан:

—А были ли какие-то разговоры, примеры которых вы можете привести? Допустим, человек прочитал текст, что-то там не понял или что-то такое там вычитал, и вы подумали: надо же, интересно, или он что-то слишком смелое там вычитал?

С. Андрияка:

—Вы знаете, как вам сказать... бывает такое у молодого человека, что он берёт евангельскую или библейскую тему с точки зрения внешней, ему, к примеру, хочется продемонстрировать своё мастерство, больше показать себя в этой работе, чем углубиться в эту тему. Потому что, мне кажется, здесь искать, что я сейчас создам какую-то особую новизну, и это всех поразит — это бессмыслица, лучше за такую тему не браться. А вот, немножко о себе подумать, забыть, может быть, какие-то вещи, потому что эта тема выражается не в желании себя показать, а наоборот, пойти от обратного. Только так может быть выражена эта тема.

К. Мацан:

—Мне кажется, художнику это очень тяжело. Ведь художник, в самом широком смысле этого слова, художник, поэт и творец творит из себя, тут можно долго размышлять о том, кто даёт вдохновение, кто дал тебе таланты, но в отличие, например, от учёного, который изучает материал тли какой-то процесс или даже учёный-гуманитарий изучает какой-то текст — его личный вклад в том, что он этот текст как-то по-новому трактует, систематизирует, опишет. Художник это из себя достаёт, что материал, что он скажет и что он сделает, это личное, индивидуальное творчество, оно неустранимо. Поэтому, наверное, так тяжело забыть себя.

С. Андрияка:

—Не совсем. Вы знаете, наверное, как раз наоборот. У меня таких случаев в жизни было много. Допустим, ты что-то очень хорошо умеешь, тебя приглашают, и ты должен мастер-класс провести. Когда у тебя большая такая внутренняя самоуверенность, как правило, ничего не получается. Когда ты с другим чувством, подобным смирению, подходишь, когда ты внутренне себя опускаешь, что ты ничего не умеешь, ничего не можешь, ничего не знаешь, но ты будешь всячески в этом плане пробовать это сделать. Вот, у меня дочка, она прекрасно преподаёт, и я недавно с ней тоже поделился впечатлениями: Знаешь, у меня бывает на мастер-классах, когда ты так себя немножко опустил, вот тогда всё получается прекрасно, а когда ты начинаешь: вот, я всё могу и сейчас всё сделаю, тогда нет. Поэтому лучше, особенно, когда делаешь работы на религиозные темы, на темы, связанные с Библией, с Евангелием — это темы очень трудные, очень глубокие, и там ты не можешь себя выставить. Если ты себя выставишь, у тебя ничего не получится. И она со мной согласилась, она сказала: Ты знаешь, папа, у меня то же самое бывает, я точно также начинаю с такой самоуверенностью — и не получилось. А там, где ты себя чуть-чуть опускаешь — это всё начинает получаться, это — та духовная, Божественная сила, которая нас поднимает. Чем меньше меня, тем больше Бога, потому что Он всё может.

К. Мацан:

—А вот когда к вам приходит студент и говорит: вот, есть желание написать работу на библейский сюжет. Вы ему можете указать на какие-то, как сейчас говорят, референсы, привести примеры из истории, на кого вы укажете? Это будет Николай Ге, это будет Иванов «Явление Христа народу», это будет, не знаю, Блудный сын Рембрандта — на что вы покажете как на то, что это было хорошо.

С. Андрияка:

—Вы знаете, был у меня такой момент, когда, по-моему, на канале «Культура» меня попросили проанализировать творчество, это была Евангельская тема в творчестве Поленова, ну, и не только Поленова. И вот, вы знаете, когда я стал уже не только как художник, но и как зритель, и как человек, который хочет почувствовать, в первую очередь, мне кажется, что у Поленова — при всём уважении к его творчеству, у него «Христос и грешница», а главное-то не Христос, Его там нет, Его надо найти в этой картине, и в других картинах тоже. Это очень интересная вещь. Оказалось, что самый глубокий по этой части — для меня, по крайней мере, — Александр Иванов, который внутренне, я даже немножко понимаю его противоречие. Он был научен академической живописи, а выразить ему надо было тему духовную, такую, каким-то академическим языком, может быть, более натуральным, это выразить невозможно, потому что это такое, что здесь не знаешь, как это писать и как это делать. И он, конечно, очень сильно с этим мучился и страдал, почему во многом, мне кажется, и, проработав столько лет и, фактически, отдав всю свою жизнь этой теме, он до конца её не мог завершить и сделать. То есть, он её написал, конечно, но там есть тенденция к тому, что это — предстояние людей перед тем, что они видят явление Христа.

К. Мацан:

—А может быть, в этой незавершённости, как раз, и есть смысл, что это неисчерпаемо земными техническими средствами, даже такими возвышенными, как живопись.

С. Андрияка:

—Абсолютно верно, но средствами иконописи это можно было сделать гораздо духовнее. Наверное, это было бы и проще, потому что там был явлен тот язык, тот доступный человеку язык, который выражает именно Вечность, а не преходящие вещи. Он этого языка не знал, но интуитивно к этому шёл. И, когда смотришь его библейские эскизы, то ты чувствуешь, что он уже шагнул в иконопись, он уже там. Наверное, его современников даже несколько смущали его библейские эскизы. Сейчас уже понятно, что эти библейские эскизы — лучшее из того, что предложили художники в духовном смысле. Знаете, как сравнение такое. Сейчас туда мы попасть не можем: в Киеве есть Кирилловская церковь, там есть росписи Врубеля и есть иконостас, в котором иконы написаны тоже Врубелем. Я бы не назвал их иконами — это, скорее, изображения: изображение Богоматери, изображение Христа. И в последний раз — это было ещё в советское время в этом храме открыли древнейшие росписи слева и справа от алтаря, на алтарной стене. Они очень древние, они написаны буквально такими аскетическими красками, коричневато-серыми, в общем-то, живописи там, как таковой нет, но там такая духовная мощь и сила, что Врубеля уже смотреть нельзя, он в этом поединке проиграл навсегда. Причём, это... ну ладно, я профессионал, я могу на какие-то вещи смотреть предвзято, но я помню, как мы пришли туда с моим водителем Анатолием в этот храм, он тоже посмотрел и сказал про древние росписи, что они лучше. То есть, он интуитивно чувствует, он внутренне чувствует, что оттуда на него идёт сильная духовная энергия, а здесь этого нет. Поэтому, понимаете, здесь можно приводить очень много примеров художников, которые обращались в светской живописи к религиозным темам, но, как правило, — хотя мы можем вспомнить и прекрасный пример Нестерова, который написал блестящее Явление отроку Варфоломею, это и Молчание, которое было написано на Соловках, и Секирная гора, там сзади стоят дке лодки с монахами, которые ловят рыбу, и там, действительно, остановка времени, там тишина — то, чего очень трудно добтться в светской живописи такого ощущения. Есть там Лисичка, есть и Святая Русь — много всего того, что он написал, но всё-таки, если мне память не изменяет, у него было такое высказывание, когда была открыта вся иконопись, что, если бы они с Васнецовым знали всю ту настоящую иконопись, которая была, их творчество пошло бы совсем по другому пути.

К. Мацан:

—Это программа «Светлый вечер», у микрофона Константин Мацан, а в гостях у нас в гостях Сергей Николаевич Андрияка, ректор Академии акварели и изящных искусств. Я так вскользь упомянул картину великого художника Рембрандта «Возвращение блудного сына», вот эти многажды цитированные в искусстве пятки сына, который на коленях перед отцом стоит, и мы видим в этой картине, свет падает, и некий такой центр — это пятки вернувшегося блудного сына. Я почему об этом так сейчас упоминаю, потому что, мне кажется, это — очень любопытный пример. Я снова воображаю себе человека, который, будучи молодым художником, хочет обратиться к евангельскому, шире — библейскому сюжету. И с одной стороны, мы понимаем, что на эту священную историю мы всегда смотрим немного снизу вверх, потому что это — святыня, которая сформировала всю нашу культуру, а мы — маленькая частичка этой культуры, поэтому мы смотрим на это как на святыню, она больше нас и больше нашего понимания. С другой стороны, чтобы быть художником и чтобы написать картину нужно, по факту, как-то встать с этой святыней вровень, дать себе право как-то к ней отнестись, протрактовать и понять её, высказаться со смирением, но от себя. Всё-таки, какая-то внутренняя смелость, наверное, нужна. Я воображаю себе человека, который мог бы упрекнуть Рембрандта в каком-то кощунстве: ну, что это у вас, такой сюжет, а у вас тут пятки сверкают! Есть ли такая проблема для художника? Как найти эту грань смелости и смирения одновременно?

С. Андрияка:

—Тут, знаете, наверное, даже не смелости и смирения, а это, наверное, гордость человеческая, потому что, мне кажется, художник особым образом ко всему относится, что это — я делаю, это — моё творчество, моя тезника, мое мастерство, мой подход. Если здесь он немножечко на себя наступит, то многое может получиться. Рричем, может быть, он даже не очень понимает, как это получится, но оно точно получится, потому что здесь он будет трудиться не только от себя, потому что всё, что делается совсем от себя, оно не стоит ничего.

К. Мацан:

—Я вспоминаю, есть такой известный текст, статья русского философа, богослова и священника Сергия Булгакова «Две встречи». Он описывает два опыта посещения Дрезденской галереи и созерцания там Мадонны Рафаэля. Он описывает свой юношеский опыт, когда он был там впервые и испытал потрясение и позитивный шок, и он описывает свои ощущения так, что в нём проснулось желание молиться, упасть на колени перед этим образом — настолько он был прекрасен и красив — это было подлинно религиозное чувство для него. А потом, спустя несколько лет, он был уже православным священником, как он пишет, уже открыл для себя иконопись — и снова оказался перед той же Дрезденской Мадонной, и уже поразился тому, что не видит уже ничего, кроме женской красоты. Это — великач живопись, но это — просто живопись, это не иконопись. Это чувственно, это потрясающе красиво, это гениально, но это всё же не иконопись. То есть, это как-то рифмуется с тем, о чём вы говорите. Получается, что и зрителю, может быть, и студенту вашему нужно до понимания иконописи дорасти.

С. Андрияка:

—Конечно, безусловно. Вы знаете, с этим я тоже постоянно сталкиваюсь вплоть до того, что я, конечно, никак не преподаю иконопись, но хочется с ними о многом поговорить, о многом им рассказать, потому что здесь даже книжный текст, можно адресовать даже к «Иновидению» Успенского и сказать: читайте, там всё есть, читайте Павла Флоренского, Евгения Трубецкого — это первая тоже такая вещь интересная, ты можешь это всё прочесть, но от этого понимание тебе не откроется. Оно открывается, когда у тебя есть внутренний, духовный опыт, лично твой, и когда ты начинаешь чувствовать, а может быть, даже и видеть ту самую обратную перспективу — другое пространство, другой мир. Тогда она тебе открывается, но для этого, это связано не с чтением, а с жизнью, с поведением человека.

К. Мацан:

—То есть, вы можете сказать своим студентам, допустим: вы не готовы прямо сейчас писать икону, даже в качестве художественного задания в Академии, вот вам я бы не рекомендовал этим заниматься. Можете ли вы так сказать им?

С. Андрияка:

—Да, потому что многие как думают: ну, икона, ребята многие ходят в храм, они вполне церковные, но внутренне от этого многие ещё, они не настолько в это вошли, чтобы это почувствовать. А кто- то вообще думает: икона — ну, и что? У нас же два диплома, я могу взять вторым дипломом вместо картины иконопись, я сейчас её быстро исполню, и всё будет здорово, всё будет прекрасно! Это — просто другая техника, она, собственно, простая, вот прориси, вот доска с яичной темперой, накладывай, как в акварели, даже ещё проще, я сейчас быстренько сделаю — и всё получится. Но они не понимают одного: что с определённым внутренним состоянием это можно сделать, и тогда икона будет иконой, потому что да, получится похоже на икону, но это не будет икона. Она будет написана иконописным языком — да, но из-за того, что это не идёт изнутри, это будет, знаете, такая фанерная история, и самое удивительное: сегодня огромное количество икон, которые ты видишь в храме, и на которые не поднимается рука, чтобы перекреститься. То есть, они сделаны канонически, все там нормально, но это проблема.

К. Мацан:

—Я вас понимаю, но, с другой стороны, когда хочется молиться, то ты падаешь на колени перед любой иконой просто потому, что это — икона, это — окно в другой мир, и не только ты в этот другой мир смотришь, но и этот другой мир на тебя оттуда смотрит. Другое дело, что есть какое-то эстетическое измерение, и оно может захватывать дух или не захватывать?

С. Андрияка:

—Она должна возносить к Первообразу. По крайней мере, из неё должен идти Свет того Божественного добра, которое должно литься оттуда. Потому что, если у автора этого нет...

К. Мацан:

—А этому можно научить?

С. Андрияка:

—Скорее, наверное, надо в жизни учиться этому, потому что научить технически это выполнять — это невозможно.

К. Мацан:

—Есть такая поговорка, что хороший человек — это не профессия, иногда добавляют, да, но это — важная часть любой профессии. А в том контексте, о котором мы говорим, получается, что верующий человек — безусловно, не профессия, но в случае иконописи это — важная часть ремесла, дела, без которого ничего не получится.

С. Андрияка:

—Потому что без веры нельзя этого делать! Потому что, кстати сказать, этот свет распространяется, по моему глубокому убеждению, даже в светской живописи. Вот, мы начинали говорить о светском подходе к религиозной теме, теме из Евангелия и из Библии. Да и просто любая светская живопись требует, чтобы художник нёс, на мой взгляд, цель и смысл искусства — нести свет. Неважно, ты можешь писать стакан, ты можешь писать портрет, ты можешь писать драпировку, пейзаж, все, что угодно, но этот свет должен идти в работу. И тогда эта работа будет действовать. Меня поправят, может быть, я здесь немножко смелое заявление скажу, но такие произведения могут давать больше света, чем не очень светлая икона, написанная не очень.

К. Мацан:

—Спасибо за нашу сегодняшнюю беседу! Я напомню, что 18-го марта, в Академии акварели и изящных искусств — День открытых дверей. Ищите всю информацию в Интернете, на сайте Академии. Я так понимаю, что речь идёт о здании в Тёплом стане, улица академика Варги, дом 15, с 11:00 18-го марта начинается День открытых дверей в Академии, множество мероприятий до пяти вечера, наш сегодняшний гость всех приглашает. А гость наш сегодняшний — это Сергей Николаевич Андрияка, народный художник России, действительный член Российской Академии художеств и ректор Академии акварели и изящных искусств. Спасибо за наш сегодняшний разговор. В студии у микрофона был Константин Мацан, до свидания.

С. Андрияка:

—До свидания. Спасибо.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Лень — что это?» Иеромонах Генадий (Войтишко), Александр Молчанов, Наталья Сазонова
• «4-е воскресенье по Пасхе, о расслабленном». Священник Николай Конюхов
• «Сохранение семьи». Протоиерей Федор Бородин