«Христианское отношение к справедливости». Иеромонах Геннадий (Войтишко) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Христианское отношение к справедливости». Иеромонах Геннадий (Войтишко)

* Поделиться

У нас в гостях был руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации иеромонах Геннадий (Войтишко).

Мы говорили о том, как в христианстве соотносятся любовь и справедливость, почему верующие зачастую борются за свою правду при том, что Христос показывает другой пример, и стоит ли пытаться бороться с жаждой справедливости.

Ведущие: Константин Мацан, Марина Борисова.


Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА здравствуйте, уважаемые друзья, в студии у микрофона моя коллега Марина Борисова.

Марина Борисова:

— И Константин Мацан.

Константин Мацан:

— Добрый вечер, в гостях у нас сегодня иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. Добрый вечер.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Здравствуйте.

Марина Борисова:

— Отец Геннадий, хотелось бы сегодня поговорить на такую достаточно актуальную тему не только для православных христиан, но и вообще для большей части прогрессивного и не прогрессивного человечества. Это вопрос жажды справедливости. С лозунгом: «Хотим справедливости!» совершаются государственные перевороты, революции, с лозунгом «Хотим справедливости!» люди выходят на демонстрации, с этим лозунгом много чего происходит по всему миру, не зависимо от исторических корней и вероисповедания людей, которые этой справедливости жаждут. Мне интересно, каким образом это сопрягается в душе христианина, если исходить из того, что Бог есть любовь. Позволю себе маленькую цитату из святителя Николая Сербского. Он писал: «Когда угасает любовь — люди ищут справедливости». И вообще, если логически рассуждать, если бы с позиции справедливости Господь бы подходил к своему творению, то история человечества закончилась бы на Адаме и Еве. Потому что по справедливости: выгнали их из Рая и всё. Поэтому что у нас происходит в сознании? Почему у нас такая нестыковка даже на логическом уровне, если мы исповедуем Христа, Который по справедливости совершенно не должен был умирать за нас на кресте? Тогда откуда в нас эта потребность все время требовать справедливости и можно ли излечить вот эту родовую травму?

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Христос обещал — да, можно. И наступит такой момент, сложно сказать времени, нет, наверное, такого периода, когда нет времени, вечность, когда всякая правда и любовь не будут противоречить друг другу как понятия. Потребность в справедливости — это не убитая в человеке потребность в правде. Бог есть Бог правды и нет в нём никакой лжи, никакого вранья. А с другой стороны, эта правда в силу искаженности природы человека и в силу, кстати, потери любви она начинает приобретать извращенные формы. Да, собственно говоря, как многие и многие замечательные вещи, вложенные в нас Богом, запечатленные как образ Божий внутри нас. И причём это запечатление неистребимо. Они, претерпев искажение, извращения, изменения, влияют на нас и на этот мир порой травмирующим образом. И вот эта потребность в правде она может оказаться совершенно жестокой и приносящей только боль и страдания и ещё большую неправду. Как это ни странно, если она без любви. Вообще, если мы говорим о справедливости, часто это понятие вспоминается, когда возникает потребность в соответствии деяния и воздаяния. Это разве справедливо, что мы пашем, а получаем три копейки? А вот эти не пашут, не сеют, не жнут, сидят на госконтрактах и имеют такие миллиарды, что нам и не снилось в ближайших поколениях. Это вопрос деяния и соответствия воздаяния этому деянию. И потребность вот этого соответствия у человека так или иначе присутствует. Но если уж вернуться к теме Адама и Евы, то, конечно, эта проблема воздаяния соответственно их деянию пытались осмыслить в христианском контексте очень многие. И по большому счёту в этом и пролегает наш водораздел между православным восточным христианством и западно- католическим, ну и протестантским заодно. Многие говорят о православии, католичестве и протестантизме часто с религиозно-обрядовой и административно-юридической точки зрения, как все устроено, кто кому подчиняется, но глубинная суть расхождения в отношении к тому, что произошло с Адамом и Евой и пониманием этой проблемы воздаяния. Интересно, что в католической церкви, в западном дискурсе, это было воспринято, прежде всего, в такой простой схематично-юридической модели. Деяние греха, преступление против Бога таково, что требует воздаяния не меньшее, чем смертная казнь. Ну дальше начинаются уже юридические все эти разговоры. В православии, конечно, мыслится все иначе. Как глубокие смертельные травмы, нанесённые человеку. Именно поэтому Бог откликается не по юридической процедуре мести, возмездия за грех человеку, а по любви Своей, потому что человек убил себя, Адам и Ева убили себя, так святые отцы говорили, что, вкусив плод от древа познания добра и зла, они умерли. И какое уж тут воздаяние? Какое уж тут возмездие? Речь идёт о спасении человека об исцелении его, о возвращении к жизни, о воскрешении его. Эта дилемма в человеке так или иначе остается и будет оставаться очень долго. И не только в человечестве как в некой общности людей дискутирующих или касающейся разных философско-религиозных концепций, внутри самого человека, любого человека эти проблемы так или иначе будут вставать, в силу разрушенности природы, рассогласованности этих внутренних механизмов ориентации в духовном и физическом пространстве, у человека рассогласованность этих ключевых явлений: правды, закона, любви, отношения милосердия, прощения. Вы знаете, нам же, христианам, часто предъявляют такую штуку в этом же контексте: «А что же вот этот убийца, маньяк, негодяй, он придёт, покается, и ему все проститься? Да ну что вы со своим этим христианством, бред какой-то». Но это как раз-таки проистекает из непонимания соотношения этих всех явлений. И, кстати, интересно, что Павел тоже говорит о том, что кто в благодати Божьей, в любви Божьей пребывает, на тех нет закона. Тоже странновато звучит. Вот видите, несоотношение этих всех явлений в человеческой натуре приводит к таким сложным вопросам.

Константин Мацан:

— Я помню, у меня такой случай был, в институте преподаватель задал аудитории вопрос, это совершенно светский вуз, это МГИМО, занятия по истории западной литературы 20-го века, как сейчас помню: какая главная ценность? — В зал вопрос. И такой шёпот по залу, примерно все сказали одно — милосердие, милость. На что преподаватель говорит: видите, мы все хотим, чтобы нас судили не по справедливости. Мы все хотим к себе милости. И если вы это сейчас произносите, то как бы если вы это сейчас не за соотносите с христианской картиной мира, с христианской культурой, то вы просто не знаете какими плодами питаетесь. То есть вы это себе усвоили...

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Гениальный ход! Гениально! Это вот, кстати, одно из свидетельств, насколько мы христианское общество, несмотря на то, что пытаемся сорвать с себя все христианские одежды или признаки этого христианства. Вот удивительная вещь. Вот вы как раз сейчас говорили об этом, а я вспомнил хороший анекдот. Какая цена яблок? И сразу уточняющий вопрос: а мы продаем или покупаем? Вот милосердие это к кому? К этому грешнику или ко мне несчастному? Странная штука. Опять же это все из-за искаженности человеческой природы. Каждый из нас нуждается в прощении милосердии и в таком отношении. А к другому — да по справедливости должно все быть, возмездие должно наступить за то, что ты делаешь в соответствии с твоим деянием. К себе же рамку эту человек вряд ли хочет применить.

Марина Борисова:

— А это достигается неким воспитательным процессом или это заложено в человеке? Вот посмотрите на детей. Какая-то группа детей, и взрослый раздает им по поводу какого-то праздничного дня угощение. И вот всем раздали конфеты. По несколько штук. Один пересчитает, чтобы у всех было поровну, а другой пойдёт своими угощать окружающих. Их не учили этому, они разные. И его восприятие, что такое справедливость, для каждого человека, наверное, трудно представить, что это можно каким-то образом вложить в голову. Что надо относиться так, а не иначе. Человек уже как-то относится.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Можно, как вы говорите, вложить в голову. Это действительно вопрос воспитания. Но это ещё и вопрос условий среды, в которой человек существует. Если ребёнок не видел этих конфет, его ограничивают в этих конфетах, не дают этих конфет, в силу разных причин, либо религиозных, какой-то ультранабожности родителей, которые перекармливают детей этой ультрарелигиозностью и лишают детей обычных детских радостей. То, получив эти 15 конфет, этот ребёнок будет их хранить как зеницу ока. Потому что для этого ребёнка это будет великое сокровище. И как раз сохранить эти конфеты у себя — это великая ценность. Он получив эти конфеты, получил великое воздаяние за свою правильность или неправильность. Тот у кого этих конфет навалом, и эти конфеты он не считает смыслом своего бытия, он их раздает. Интересно другое, когда что-то человек считает сверхценным для своей жизни и отдает это, вот это уже действительно про святость. И явление этой святости мы видим в свидетелях веры, которые отдают... Что у них ценное? Жизнь. Ну да, все эти статусы, тряпки, сокровища, власть и прочее — это всё ерунда, это все пришло и ушло. Это материальный мир. А жизнь? Вот жизнь свою отдать за други своя? Это явление, конечно, не для слабонервных. И так поступает Христос, так поступают святые, когда отдают свою жизнь во свидетельство о любви Божьей к человечеству. Вот воспитывает, с одной стороны да, условия и среда, в которой дети и взрослые пребывают тоже да. Когда говорим о воспитании, тут куча всяких нюансов, готов ли ребёнок или взрослый проявить благородство, а что такое благородство? Способность отдавать, способность быть милосердным, способность прощать. Мне кажется, все равно вопрос воспитания имеет значение. Те установки, которые дети получают в своем возрасте не только словарные, вот об этом мы много в студии Радио ВЕРА говорили, не только слова. Дети впитывают наши поведенческие модели. Мы так поступаем или только разговариваем на эти красивые темы? Элементарно. Как муж поступает, делится чем-то дорогим для себя со своей женой или жена со своим мужем? Вот эти образцы поведения дети впитывают. И точно так же дети впитывают эти требования справедливости. Нередко взрослые люди вырастают достаточно жестокими, транслируют в мир те самые жестокие установки, которые они восприняли в детстве от своих родителей. Ты натворил? Получи. И потом эти выросшие и ставшие взрослыми дети говорят: ну так а что? Меня пороли в детстве, меня пороли и тебя надо пороть. Пороть как сидорову козу. Меня ставили на колени на горох в угол, а что ты лучшее что ли? Давайте, чтобы все было по справедливости, я говорю сейчас в кавычках. На самом деле часто так бывает. Взрослая жестокость нередко есть продолжение той жестокости, которую дети восприняли в своем детском возрасте. То, что я сейчас сказал, не противоречит другому важному моменту педагогики, кстати. О том что детей надо учить границам. Что хорошо, а что плохо. Другое дело, что у самих взрослых есть ответ на вопрос, что на самом деле хорошо и что на самом деле плохо? Что действительно является соответствием деяния и воздаяния? Или нету этого понимания.

Константин Мацан:

— Иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации сегодня с нами в программе «Светлый вечер».

Марина Борисова:

— С чего начинается наша потребность в справедливости? Вот влепили нам колы в первом классе за то, что мы забыли с собой тетрадку принести. Не потому что мы что-то плохо написали или что-то не так сделали, а вот не выполнили некое дополнительное условие. Мы чувствуем отчаяние — нас несправедливо наказали. Несправедливо. А вообще, где эта грань? Любовь, всепрощение — прекрасно и замечательно иногда необходимо. И жертва. Но человек живёт в потребности, чтобы всё как-то выстроилось, чтобы у него в голове хотя бы относительно все было разложено по полочкам, что можно, что нельзя, за что можно по шее получить и сказать: ладно, я виноват, а за что можно получить по шее и потом пойти качать права. Система координат должна выстроиться, она должна от чего-то быть построена.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Абсолютно точно замечено. И поэтому должны быть правила. Как только правила, которые проговорили или прописали лучше всего, потому что прописанное можно зафиксировать и вернуться к этому зафиксированному и посмотреть, как было зафиксировано. Правила позволяют соотнести, что ты делаешь и что по итогу получаешь. И кстати, правила тоже не всегда могут быть справедливыми. Но пока про рамки мы скажем. Первое базовое условие — должны быть правила и отсутствие волюнтаризма. То есть отсутствие произвола. Ведь, собственно говоря, что значит этот кол за непринесённую тетрадку? Это произвол со стороны власть имеющей училки. Не знаю, насколько это произвол, я думаю, что это просто профнепригодность, кстати, в этом случае с этим колом. Кстати, моя история была. Педагог начальных классов считала, что надо всем сидеть, сложа ручки и не шевелиться. Ручку на ручку и поднимать, как положено красивым мальчикам и девочкам. А я, будучи ребёнком подвижным, мне тяжело было всегда усидеть на одном месте. Я сейчас знаю о том, что это норма. Это возрастная норма, потому что ребёнок в этом возрасте должен быть активным и подвижным. И плохо, что он только пассивничает, только сидит, сложа ручки. За то, что я достаточно был подвижный, мне всегда лепили три балла по поведению. И соответственно первая блестящая оценка, четвёрки и пятёрки, в основном пятёрки были, они нивелировались тройкой по поведению. Естественно, никакой похвальный лист я не получал. В начальной школе. И это, конечно, убивало и, можно сказать, почти убило охоту к учёбе. Это профнепригодность. По каким правилам за неусидчивость в этом возрасте можно ставить трояк по поведению? Это только, то, что у неё в голове. А в голове профнепригодность, непонимание особенностей детской возрастной психологии. Поэтому, с одной стороны, отсутствие произвола и наличие неких правил. Кстати, я сейчас заговорил о произволе, нередко думают о Боге в контексте Его всемогущества, в контексте Его произвола. Коль Бог Всемогущий, Бог может всё, поэтому и дальше какие-то выводы. Одна, кстати, из догматических ошибок. Всемогущество Бога не означает Его произвол: творю что хочу, в том смысле, что даже зло. Нет, конечно, Бог не творит зла. Бог не творит грех, Бог не радуется Освенциму.

Константин Мацан:

— Вот один из вопросов таких: а всемогущ ли Бог, если Он не может сотворить грех?

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Поэтому мы говорим о Боге и Его всемогуществе не в контексте произвола. Бог не есть Бог произвола. Поэтому человек, который хочет равняться на Бога, хочет этого обожения, равняются на Христа, на Евангелие, не должен быть человеком произвола. А произвол возникает когда? Когда я хочу, чтобы так было, я хочу проявления своей власти, своих ресурсов, проявления к себе, но не отдачи от себя — вот это все произвол. Это такая форма эгомании. Точнее проявление эгомании в произволе. Что хочу, то и делаю. Возвращаемся ко второй части — про правила. Правила — как они должны быть сформулированы? И у каждого человека начинается вопрос договора определённого. Что в его представлении является оптимальным и справедливым? Интересно, что в Евангелии про этот договор есть интересные места. Христос рассказывает о призванных работниках виноградника. Одни были призваны в самую раннюю пору, получили одну монету, и, понимая, что урожай нужно снимать, а работников не хватает, призывается в самую последнюю пору эти делатели, и получают ровно такую же награду. Первые — работавшие больше всего — возмутились: ну как же так? Ты им платишь столько же сколько и нам, мы пахали целый день, а эти полчаса или час? На что звучит ответ: не вы ли согласились на эту оплату? Вы получили свое. Это очень важный посыл к справедливости, кстати.

Константин Мацан:

— Здесь как-то всегда слова, бьющие в сердце: или глаз твой завистлив от того, что я добр?

Марина Борисова:

— Я тут могу привести другой евангельский пример, может быть, ещё более яркий на ту же тему. Притча о блудном сыне, со старшим братом там же сложная история получилась?

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Ну там старшего брата можно ещё как-то понять вот по какой причине. Когда он возвращается домой, он встречает не отца своего, а слуг, которые без подробностей и не объясняют того, что произошло, бросают фразу: ну вот брат твой пришел, и отец накрыл пир. Ему не рассказали, в каком виде сын этот пришел, как он пал на колени, что он произнёс со своим отцом, как отец до этого выходил его встречал, своего сына, и как он бросился к нему на шею навстречу и припал к нему. Вот это всё остается за кадром. Поэтому нас на истфаке учили: никогда не апеллируйте к цитатам. Работайте с первоисточником. Вот здесь цитата — искаженное радио, на самом деле. Поэтому в какой-то степени, если так можно выразиться, этого старшего сына, наверное, можно извинить или во всяком случае понять. Он не получил достоверную информацию.

Марина Борисова:

— Но это зеркальная картина в жизни. Мой старший брат был старше меня на шесть лет, и все детство мне ставили его в пример. Но я-то знала, какой он на самом деле, и поэтому несправедливость постоянных приведений в пример этого человека, который был верхом несовершенства с моей точки зрения, возмущало страшно.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Да, и вот опять же этот вопрос о правде. Так часто бывает. Но не про вашего брата, а про нашего брата, священника, про нас, священников. Часто бывает, что мы призываем людей к одним вещам, а люди подмечают у нас совершенно иную реальность и тыкают нам пальцем и говорят: ребята, но чего вы от нас хотите? Вы наведите порядок внутри самих себя, а потом нам что-то проповедуйте. Ну, кстати, вот один мне товарищ сказал: ты знаешь, когда я что-либо проповедую, я говорю это не только людям, но и самому себе. Это способ призвать себя к тому или иному образу жизни. Это так, к слову. Но вот это несоответствие, эта неправда, это неправда заметная, подкашивает других людей, да и самого себя подкашивает.

Марина Борисова:

— Ну, смотрите, если взять исторические примеры, то наиболее пассионарная борьба за справедливость приводит почти со 100-процентным попаданием к диаметрально противоположному результату. Господство произвола и исторической целесообразности.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— А помните, кто громче всех кричит: держи вора?

Марина Борисова:

— Ну само собой. Но ведь большинство людей, если взять историю русской революции, люди, которые выходили на баррикады, они были движимы как раз самыми прекрасными мотивами. Они хотели царство правды, царство справедливости, устранение всех неравенств. В этом же нет ничего противоречащего христианству?

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Понимаете, жажда правды, о ней, кстати, о ней говорится и в Заповедях блаженств. Христос говорит: блаженны, то есть счастливы вы, ищущие правду. Вы насытитесь. Но взыскание правды не означает взыскание бунта. Моё неприятие неправды и жизни не по лжи, кстати, у Солженицына была выдающаяся статья в свое время «Жить не по лжи». Она действительно всколыхнула очень многих в то время. Вот эта потребность жить не по лжи, не означает потребность в бунте. Дело вот в чем. Эта жажда правды удовлетворяется, как мне кажется, прежде всего внутренним глубочайшим молитвенным и вообще аскетическим трудом. Я сейчас произнёс одну из самых непопулярных реплик, какую можно услышать от христианина в светском мире. Вы — люди церкви, как никто должны защищать правду и требовать исполнения или достижения правды в обществе, а вы говорите про внутренние действия. Но вот так это парадоксально работает. Как только люди начинают в своей внутренней реальности жить по правде, правда начинает в большей степени жить в мире. Ну давайте не будем далеко ходить, это все была теория, казалось бы, непонятно, как это работает в обычной жизни. Мы все против коррупции. Я думаю, что не будет возражений. Ну как бы. Когда человека останавливают справедливо на дороге. Есть ли у человека готовность давать взятки, у того, кто против коррупции? Часто есть. Когда человек идёт в поликлинику и готов там что-то принести. Когда человек готов решать свои вопросы за мзду, потому что ему важно решить этот вопрос только и не только потому что там такие только мздоимцы, я знаю, правда, такие регионы, в которых традиционно сложилось: «Не подмажешь, не поедешь». Просто так условия существования выстроены. Не будем называть это региона внутри даже Российской Федерации. Но есть ситуации, когда человек пытается решить либо пограничную ситуацию законе, либо не очень благоприятную с точки зрения закона для себя, подмасливая в противоположную сторону. Вот ты с себя начни. Ты не будешь решать свои проблемы через взятки? А давайте ещё это прям вот высокие пафос. Давайте ещё ниже опустимся. А готовы наши школьники не списывать? А потому что задача — получить пятёрку.

Константин Мацан:

— Вернёмся к этой волнующей теме после небольшой паузы. Напомним, сегодня у нас в гостях иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. Мы продолжим наш разговор после небольшой паузы, не переключайтесь.

Константин Мацан:

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается, в студии Марина Борисова и я Константин Мацан, в гостях у нас сегодня иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. И мы сегодня ищем правды и справедливости.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— А любви?

Константин Мацан:

— Любви, понимания и всего-всего хорошего. Милосердия. Кстати, в русской философии целая традиция большая, что у народников таких, что у Михайловского, что уже более религиозных философов типа Бердяева и Франка, различают два понятия, правда-истина через дефис и правда- справедливость. В таком приблизительном объяснении: правда-истина, это что-то такое высокое и глубокое, данное как идеал, Бог и то, как Бог раскрывается. А правда-справедливость — это уже про человеческое измерение более социальное, которое мы тоже в тоске ищем, чаем, без него невозможно, наталкиваемся на препятствия нахождения правды, справедливости, потому что в человеческом обществе критерии нужно сначала определить: где справедливость. А вот мы уже упоминали с чего все начинается, про Адама и Еву, помню, меня в свое время поразила какая-то очень простая проповедь в храме, когда священник говорил, что я не люблю понятие справедливости, я пересказываю своими словами, конечно, потому что справедливость — это такая очень человеческая весть. Вот есть божественная справедливость, а есть человеческая. С чего человеческая справедливость начинается? С того что Адам и Ева сказали: а вот всё-таки будем вкушать плод дерева познания добра и зла, то есть мы сами будем решать: что добро, что зло. Бог нам не нужен. Мы договоримся об этом, мы люди, мы сами поймём. И вот пошла человеческая справедливость ради которой баррикады, революции или я один и так далее. Бога убрали от понятия справедливость, и вот что получилось.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Да, эта реплика «будем как боги» она и про то, чтобы различать или называть, что есть добро и что есть зло, потому что действительно только благодаря Богу мы знаем, что хорошо, а что плохо. Некоторые люди думают, что наши все взаимоотношения регулируются исключительно нашим договором. Вот мы прописали правила, а кстати, они важны. Но прописали в законе, что вот это добро, а это зло, значит мы это будем соблюдать. Но законы могут быть абсолютно злыми. Вот это понимание, что есть добро, а что есть зло, оно должно лежать в не контекста человека. Не человек это определяет, поэтому не человек может поменять, что на самом деле есть добро, что зло. Это исключительно называние вещей своими именами: белое белым, а чёрное чёрным — это только прерогатива Бога. И Адам и Ева в конечном итоге может быть даже и не соображали, что они говорят, замахиваются на это определение. На определение сущности вещей и называние: что есть добро и что есть зло. В этом смысле, конечно ж, пытается ворваться на вот эту позицию Бога, попытку, которую в свое время предпринял сам сатана — поставить себя на пьедестал уровня Бога, и называть, что есть хорошо, а что есть плохо без Бога — это фактически явление сатанизма. И дальше все это разрушается, все поехало. Интересно Исаак Сирин говорит, «Не называй Бога справедливым, потому что если Он справедлив, я погиб».

Константин Мацан:

Но это снова к вопросу о том, чтобы мы хотели, чтобы нас судили, на самом деле, по милости, а не по справедливости.

Марина Борисова:

— Вопрос: что мы хотим для себя? Когда начинается разговор о том, что мы хотим для себя справедливости, я делаю внутреннюю паузу и думаю ... моя любимая цитата из «Писем Баламута» — это «я знал одного человека, который был сильно искушаем гордыней и боролся с этим таким же сильным пристрастием к селедке с луком». Просто, когда у нас начинается полоса сплошных несправедливостей по отношению к нам, иногда полезно спросить: а почему, может быть, в этом есть какое-то рациональное зерно, может быть, из этого можно какую-то пользу извлечь, может быть, это неспроста. Ну вот человек, скажем, он знает за собой такой грех, он очень склонен к тщеславию, когда его хвалят, он начинает смаковать вот эту похвалу, он её в себе катает с места на место, как конфету. Как преодолеть это? Ему посылается полоса несправедливостей в его профессиональной деятельности, за что других награждают — его постоянно ругают, он вечно возмущен этим, но, по крайней мере, он на протяжении длительного времени не страдает тщеславием. Тут какие-то очень тонкие механизмы.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Не знаю, не знаю, мне кажется, это работает ещё более тонко, потому что руководимый тщеславием человек, строит свое здание на песке, который не является устойчивым фундаментом и всё разрушается. И кстати, чем выше это здание, тем с большим грохотом оно падает и рассыпается. Кирпичи с более высокого этажа падают гораздо больнее, чем с первого этажа. Тут есть несколько элементов, которые нужно разобрать. Первое. Мои схемы или ценности, понимание правил этой жизни, могут быть высосанные из пальца и абсолютно не соответствовать, как в благословенные советские годы называлось объективной реальностью. Никто не подписывался под твою систему координат. А ты требуешь, чтобы другие люди соответствовали этой системе координат. Это одна из таких внутренних потребностей человека. Каждый человек хочет, чтобы к нему относились в соответствии с некими установками, которые он для себя считает приемлемыми. Но может так оказаться, что никто под этим не подписывался. Может быть так, что люди договорились о правилах игры, и всех это устроило, но кто-то эти правила игры не исполняет. Ну вот мы коснулись темы коррупции. Ведь это болевое ощущение возникает неприятия коррупции, и в целом у массы людей, вызывает только по одной простой причине, что мы договорились, что вы так не будете делать. Что никто так не делает, но вы это делаете, вы отбираете ресурсы, которые по большому счёту мы бы между собой распределили. Тут дальше несколько тонких лазеек и скользких дорожек. А давайте-ка, мы у вас отнимем, грабь награбленное, помните?

Марина Борисова:

— Да, всё отнять и поделить. Благословенный Шариков.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Но бывает-то совершенно адекватная реакция на эту несправедливость. Действия правоохранительных органов. И гарантов действия правоохранительных органов в том, что это будет пресекаться. Но когда это не пресекается, это вызывает ещё большее возмущение. Так вот, чтобы бунта не было, нужно, чтобы эти правила работали. Вот мы договорились, что так это на бумаге прописано, и так не должно быть, значит тот, кто гарантирует эти правила и в совокупности свои силовых или каких-то статусных возможностей должен это все исполнять. И все должны вести себя по правилам. Это вторая ситуация. А третья ситуация заключается в том, что, вы, кстати, упомянули в самом начале, Христос приходит в этот мир будучи абсолютной любовью, не совершив ни одного ни проступка и тем более греха, только любовь, только милосердие. Помните, Он говорит: идите, расскажите, что мёртвые воскресают, хромые идут, слепые прозревают. Вот что он являет миру, и его убивают. И убивают не по какой-то справедливости, хотя логика принимающих решения она какая-то в их голове присутствует. Ну кто-то говорит, что лучше одному человеку умереть, чем тут римляне всех нас в крови потопят. Логика понятна. Или же кто-то понимает, что это Мессия, но держится за власть и предпринимает такой нетривиальный ход для того, чтобы грядущего Мессию, грядущего царя Израилева, устранить и остаться у власти. И вот это абсолютно несправедливое, с одной стороны решение, главное не милосердное — убить Того Кто есть Милосердие и Справедливость и Правда, Путь Истина и Жизнь. Вот эта реальность, с которой нередко сами христиане сталкиваются. Не зря сам Господь Иисус говорит: не думайте, что вы больше своего учителя, если гнали Меня, будут гнать и вас. И тут, конечно же, контекст несправедливости и немилосердия. Ну и к этому надо здраво относиться. А здраво ты можешь относиться тогда, когда ты внутренне сам духовно здоров. Духовно, и психически, и психологически здоров. И в этом смысле, для того чтобы так было, необходим глубокий серьезный внутренний труд.

Константин Мацан:

— Иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А я вот о чем хочу спросить, иногда кажется, что вообще в разговоре о справедливости, милости, законе, о праве, есть момент такого коммуникативного свойства. Я помню, был разговор по поводу какого-то очередного общественного события, где я сказал, это была переписка в социальной сети, Ну вот плохой закон, может быть, не совершенный, но надо действовать по закону ну там в каком-то вопросе, иначе у нас нету вообще никакой почвы, мы не договоримся. Должна быть какая-то твёрдая база для взаимодействия разных социальных групп. На что мне мой собеседник вполне справедливо отвечает: ну по закону, ещё не значит, что по праву. Как вы сказали, закон может быть плохой, преступный, а правда и справедливость социальная всё-таки должна на себе нести божественный свет, быть отражением истины, мы хотим, чтобы право было неким закреплением на бумаге, в законе, но какая-то божественная правда, тогда это право, иначе можно любой закон преступный написать. И вроде бы правильно. Но с другой стороны, я думаю: ну надо взять на себя опять же какое-то моральное право так судить. Потому что вот собрались несколько сотен человек в некотором парламенте любой страны, обсуждали, приняли закон. И вот приду я к ним и скажу: вы всё неправильно поняли, я носитель истины, я понимаю, что такое божественная правда, и где правда, где закон, и вот вы не правы, я скажу, это не соответствует божественному праву. Кто дал мне право быть пророком в этом отношении? А с другой стороны, а как не судить? мы же не можем вовсе не судить. Вот приняли закон преступный, ну кто же знает, всё относительно, нам это неважно. Как выйти из этого?

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Это очень серьезная вещь. Давайте далеко не будем ходить. Российская Федерация, не будем про Европу говорить, как они там все разлагаются. Наша прекрасная богоспасаемая страна. У нас действует закон, по которому грех убийства неродившегося ребёнка считается нормой и на его исполнение, на исполнение этого греха ежегодно выделяются какое-то количество миллионов, последнюю цифру, которую я помню 4 000 000 000 руб. выделяются на совершение абортов в рамках системы обязательного медицинского страхования. С моей точки зрения, с точки зрения церкви, и о чем патриарх с трибуны всех парламентов и верхней, и нижней палаты, и Государственной Думы и Совета федерации говорит: это грех, христиане и представители других традиционных религий не могут с этим грехом мириться, поэтому, товарищи законодатели, выведите аборты из системы фонда обязательного медицинского страхования, потому что наши налоги, верующих в том числе людей, идут в этот фонд с наших зарплат, ещё чего-то на оплату этого греха. Кто дает право каждому человеку, верующему во Христа и знающему заповедь «не убей», и тем более «не убей младенца», и имеющему внутреннее понимание, это действительно прописано и в канонических нормах церкви, о том, что убийство неродившегося ребёнка во чреве матери является серьёзнейшим преступлением. Кто меня лишает права заявить, что аборт — это зло? И зло не должно быть национальным консенсусом. Никто мне не мешает так заявить. И дальше возникает вопрос: а что мне делать? Для этого применяются разного рода механизмы убеждения. Но если так случается, что государство, требуя исполнения закона, побуждает меня, верующего человека, к совершению греха, то я обращаю всех внимание к нормам, в том числе просто артикулируемым, то есть проговоренным, специально озвученным в документе, который называется Социальные основы русской православной церкви. И там чёрным по белому русским языком сказано: если государство побуждает христианина к совершению греха, он имеет право на акт мирного гражданского неповиновения. То есть ты, будучи медицинским работником, вдруг тебя бросают в какую-то клинику совершать аборт, ты имеешь право не подчиниться этому приказу, потому что он с твоей моральной религиозно-нравственной точки зрения является преступным. Мирное гражданское неповиновение. Но это какая-то экстремальная вещь. До этого мы говорим, вот вопрос убеждения и убедительности, вот здесь ключевая история.

Марина Борисова:

— Ну возьмём мы зеркальную ситуацию.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Простите пожалуйста, тут есть нюанс. Если мы говорим про аборты, вы посмотрите, какой процент одобрения этого греха в нашем обществе. Какой процент одобрения. Вот сейчас министр здравоохранения заикнулся на эту же тему, шквал негатива в его адрес посыпался. То есть если эта антихристианская база существует в нашем обществе, сложно говорить о том, что закон не будет соответствовать этой антихристианской базе. Поэтому грех как национальный консенсус надо понимать, откуда он проистекает в том числе из того, что грех считается в самом обществе нормой. И здесь вопрос к соли, которая должна солить. Если соль, помните евангельские слова? Это к нашей внутренней и внешней миссии, проповеди Евангелия, свидетельстве о том, что есть зло, а что добро. Потому что люди, закрывшиеся таким как бы нейтральным словом аборт, не называют реальность реальностью. Что это убийство младенца, который не может за себя постоять, не может даже своего адвоката выставить для того чтобы защищать свои первичные базовые права на жизнь. Хотя это все деяния греха маркируются правом женщины рожать или не рожать. А права младенца родиться или не родиться, жить или не жить у него отнимают. Вот за всей этой софистикой люди теряют понимание реального здравого смысла. Простите.

Марина Борисова:

— Я хотела предложить посмотреть на зеркальную ситуацию. Возвращаясь к теме справедливости. Вот в самые романтические либеральные времена, в начале девяностых, наше государство принимает решение наложить мораторий на исполнение смертной казни. И с тех пор раз за разом возникают волны обсуждения этого вопроса. И люди, которые требуют справедливости. А справедливость в их глазах — это оживление этой практики. То есть опять начинать казнить. Среди них колоссальное количество людей, которые исповедуют себя христианами. Они так видят справедливость. В чем зазор?

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Затык здесь вот в чем. И об этом, кстати, тоже сказано в документе основы социальные концепции русской православной церкви. До тех пор пока существует риск неправосудных решений, до тех пор, пока существует, а он существует, риск применения смертной казни как инструмент борьбы с неугодными людьми, а не наказания за действительные преступления, и там целый ряд каких-то рисков, которые у нас существуют, мораторий на применение смертной казни является абсолютно оправданным. А вот дальше уже комментарий от меня, то, что сейчас я скажу, не написано в этом документе. Потому что не просто риск, а реальность несправедливости в случае осуществления этого деяния, применение этого метода наказания настолько высокие, и его последствия настолько страшные, что соответствие воздаяния тому деянию, которое было совершено этим преступником, не сопоставимы. То есть риски здесь, последствия несправедливости гораздо более страшные, если применяться по конечной справедливости к этим преступникам будет смертная казнь, гораздо больше.

Марина Борисова:

— Меня это гораздо больше смущает в этой истории то, что человек, который вчера был в храме за божественной литургией и причащался, Неформально он переживал это, он думал, он как-то менял свою жизнь в соответствии с Евангелием или предпринимал некоторые попытки. И тот же самый человек чувствует потребность справедливости в том, чтобы подключиться к толпе, которая кричала распни его, по сути.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Но это помните историю про должника, который за грудки тряс человека, задолжавшего ему, сам, будучи прощенным. Делал это: как ты мог это делать? Ведь я же простил твои долги, говорит в образе хозяина этого долга сам Господь. Поэтому ввержен был в геену смертной казни. Да, это поразительно, потому что действительно за каждый грех человек может быть ввергнут в геену, То есть от дружно господи, от источника жизни. И человек понимает, что сам виновен в грехах, полагает что другой тоже должен быть не пращу, скажем так, не по милосердие к нему должны поступить, а именно как сам бы не хотел чтобы поступили в отношении тебя. Кстати золотое правило этики — поступать по отношению к другим так, как хотел чтобы поступали с тобой. И не поступать так, как не хотел чтобы поступали по отношению к тебе. Но вопрос смертной казни гораздо более тонкие и сложные. Почему? Потому что само применение смертной казни... Во-первых, надо сделать оговорку, она не является запрещенным или есть какая-то заповедь которая бы требовала не применение смертной казни. Как ни странно это звучит, и для многих это открытие. Что с христианской точки зрения смертная казнь допустимо. Другой вопрос в каких условиях. Это первое. Второе. Для многих понимание применения смертной казни — это инструмент, который кажется должен останавливать человека страстностью своего события от совершения преступлений как такового. Хотя тут находятся аргументы, которые говорят, что на площади когда гильотинированы воров, воровали из карманов точно также. Тема смертной казни церковью предлагается чтобы она была поставлена на мораторий. Это вполне себе справедливо и адекватно, вот что важно сказать. Неадекватно требует к человеку применение смертной казни, в то время как сам не хотел бы, чтобы к тебе её применили.

Константин Мацан:

— Я не могу сказать, что на оптимистической ноте мы заканчиваем беседу, но тема, конечно, сложнейшая и очень чувствительная. Может быть, надо будет как-то вообще отдельную программу посвятить, и с юристами, и с историками об этом поговорить. Я недавно буквально был в музее ГУЛАГа в Москве, меня поразила одна информация, которая там была на стендах, что после войны была отменена смертная казнь. Это парадоксальным образом сильно ухудшило пребывание в тюрьмах для тех, кто сидел по политическим статьям. Потому что в виду отсутствия опасности смертной казни разбушевались уголовники. То есть тех, кого посадили по вполне уголовным статьям, те, кто оказались вместе с теми, кого посадили по другим мотивам. Людьми менее агрессивными. Людей более агрессивных это, как говорят экспозиции музея, освободило им руки и усложнило жизнь остальным заключённым, может быть, осуждённых несправедливо. Вернее, не то что не справедливо, а заключённым по надуманным обвинениям. Вопрос сложный, поэтому мы оставим его обсуждение для других бесед с какими-то очень компетентными спикерами. Спасибо огромное, иеромонах Геннадий (Войтишко), руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации сегодня с нами был в программе «Светлый вечер». У микрофона была Марина Борисова и я Константин Мацан, до свидания.

Марина Борисова:

— До свидания.

Иеромонах Геннадий (Войтишко):

— Всего вам доброго.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем