«Христианин в современном обществе». Евгений Тугаринов

У нас в гостях был регент, педагог, художественный руководитель детской хоровой студии «Царевич» при Свято-Дмитриевской школе Евгений Тугаринов.

Мы говорили с нашим гостем о том, какое влияние на него оказали встречи и общение с митрополитом Антонием Сурожским и о том, как он стал руководить архиерейским хором Лондонского Успенского кафедрального собора. Наш гость поделился, как он преподавал церковное пение в Православном Свято-Тихоновском университете, не будучи сам регентом, и почему ему до сих пор важно передавать свои знания в этой сфере. Евгений также рассказал, как он решил заняться написанием книг и о чем его творчество.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», здравствуйте, уважаемые радиослушатели, меня зовут Кира Лаврентьева, и, как всегда, в этом часе мы говорим о пути христианина в светском обществе. Рада вам представить нашего сегодняшнего гостя Евгения Святославовича Тугаринова, регента, педагога. Евгений Святославович руководил хором Богоявленского Елоховского собора в Москве, также является руководителем детской хоровой студии «Царевич», при Свято-Димитриевской школе, ну и, конечно, самое главное, о чём мы хотели сегодня особенно поговорить, о том, что Евгений Святославович руководил архиерейским хором Лондонского Успенского кафедрального собора. Приехал в Лондон по приглашению владыки Антония Сурожского и остался там аж на 13 лет. Здравствуйте, Евгений Святославович!

Евгений Тугаринов:

— Здравствуйте, Кира, здравствуйте, дорогие радиослушатели.

Кира Лаврентьева:

— Мы очень рады видеть вас сегодня в нашей студии. И первый вопрос, который очень хочется вам задать: как случилась вся эта история с переездом в Лондон? Конечно, мы сегодня о многом поговорим: о вашей биографии, о приходе к вере, это очень интересно узнать, и о ваших книгах, и о творчестве. Но первый вопрос, который сейчас у меня напрашивается, это, думаю, радиослушатели меня поймут, как так случилось? Как так повернулась ваша судьба, что Господь Своей десницей вас увёл совершенно в другие земли?

Евгений Тугаринов:

— Да. То есть мы будем как-то фрагментарно касаться одного момента жизни, другого... Действительно этого лондонского периода стоит коснуться, потому что, он, может быть, не самый протяжённый, но он оказал такое влияние на меня, на мою жизнь, что, вероятно, с него и стоит начать. Может быть, о нём стоит говорить и всю передачу.

Кира Лаврентьева:

— Интуитивно кажется, что именно с него, да.

Евгений Тугаринов:

— Как же это случилось? Может, я расскажу с того момента, когда я стал на Церковь смотреть глазами крещёного человека, я потерял работу в октябре-ноябре 91 года и случайно встретил одного своего знакомого. И он спросил меня: — А ты крещён?

— Нет.

— Тогда мы должны начать с этого. И через несколько недель я принял крещение в Переделкино на Патриаршем подворье. То есть до 91 года я не слышал имени митрополита Антония. Я не знал такого человека.

Кира Лаврентьева:

— Вы были музыкантом или дирижёром?

Евгений Тугаринов:

— Да. Я родился в семье музыканта. Отец пел в Краснознамённом ансамбле, моя мама работала в Краснознамённом ансамбле в отделе кадров, я за невозможностью ходить в детский сад ходил как в детский сад в Краснознамённый ансамбль, собственно я вырос среди голосов, и, вероятно, это предопределило тот путь, по которому я иду до сих пор. То есть имею дело с голосами, с сольными, но больше всего с хоровыми голосами. После окончания 8 класса я поступил в музыкальное училище на хоровое отделение. После училища в консерваторию поступил на хоровое отделение. После консерватории служил в армии в ансамбле в Москве, после армии работал в профессиональных хорах, которыми руководили Владислав Геннадьевич Соколов, Владимир Николаевич Минин. И вот это место — Московский камерный хор под управлением Минина стал моим последним местом работы, в 91 году я крестился и начал петь в хоре в Марьиной роще, храм иконы «Нечаянной радости» и начал смотреть на церковь, на то, что в ней происходит, и на пение в том числе. Вот другими как бы глазами, не глазами профессионального человека, музыканта, а глазами человека, который вступает на церковный путь. Конечно, я не знал, насколько он будет длинен, долог, насколько он будет полезен и как музыканту профессиональному, и как человеку. Такие вопросы ещё только вставали, и я не знал на них ответа. Но в 92 году меня пригласил преподавать в православный Свято-Тихоновский богословский институт его ректор протоиерей Владимир Воробьёв, который на несколько лет стал духовником нашей семьи. Я работал в Тихоновском институте с первого дня, на регентском факультете не будучи регентом, работал с теми людьми, которые хотели стать регентами, я их учил, не будучи сам регентом. Немного странная ситуация, но в то время много странных сочетаний было. Люди, оказавшиеся в церкви, несли с собой свой опыт светской, гражданской жизни. Я проработал в этом институте до 2001 года, до момента отъезда в Лондон. В 92-м году, в марте, приехал в Москву протоиерей Михаил Фортунато, о котором я тоже ничего не слышал, но кто-то сказал, что в консерватории в белом зале будут несколько лекций отца Михаила, ты должен сходить, ааа, я помню, кто мне это сказал — это Иван Дробат, который ныне дьякон русского собора Александра Невского в Париже. Сам отец Иван в то время был стюартом. И вот я пришёл на одну из лекций, может быть, на одну из первых лекций, там сидела какая-то публика, и я начал даже не ушами, я глазами начал впитывать этого человека, совершенно не представляя, что этот человек отдаст мне хор, которому он сам отдал 40 лет жизни своей, что я приму хор из рук отца Михаила, который, слава Богу, жив до сих пор, он родился 19 мая, нам известная такая дата — День пионерской организации, я был когда-то пионером.

Кира Лаврентьева:

— И день рождения царя Николая Второго.

Евгений Тугаринов:

— Да. И день рождения Николая Второго. Отец Михали родился в 31-м году. Стал регентом этого собора в 64-м году, в 69-м году стал священником этого собора, в 2002-м он отдал мне хор, в 2001-м он 8 месяцев меня учил. Это тоже очень интересное сочетание. Я чуть позже скажу об этом. В 2005-м году он уехал из Лондона во Францию, и он до сих пор там живёт, жива его матушка, 29 года рождения, матушка Марианна, крупнейший в Европе, а может быть, в мире специалист по православной иконе, крупнейший, поверьте. Она преподавала в Оксфордском университете, у неё была мастерская, ученики, их было мало, но их не может быть много, это не конвейер. Я первый раз приехал в 98-м году в Лондон по приглашению отца Михаила Фортунато для чего? Работать с его хором как хормейстер, как специалист, тут очень интересна первая встреча с митрополитом Антонием, которая произошла в день моей первой репетиции. Так вот, возвращаясь к 92 году, я увидел отца Михаила на этих беседах в консерватории, и для себя, я сейчас это осознаю, я стал его ординарцем, ординарец — это тот человек, который находится при каком-то командире, начальнике как тень. Он ничего не просит, он только исполняет то, что ему велено, я встречал отца Михаила в аэропорту, провожал его в Минск, когда он ехал на поезде, или в Кострому. То есть я был человеком, которого никто не просил. Я сам настолько сошёлся с отцом Михаилом, что почувствовал, что в какие-то моменты жизни его нахождения в России никто не может ему помочь, куда-то отвезти, помочь нести сумку тяжёлую, просто помочь по-человечески. И вот в этом сближении человеческом оказалось сближение регентское, такое музыкантское. Я повторяю, я ещё был регентом, который управлял хором в дни своих именин или дня рождения, пели мои ученики такие службы, и они говорили: «Евгений Святославович, давайте договоримся так: всё, что нотное, вы проводите, управляете, а вот всё, что по тексту, давайте, мы возьмём на себя и будет лучше, потому что они чувствовали мою какую-то мою неуверенность, или что-то такое, что могло нарушить такой гладкий ход службы. И вот в 98-м году я приехал работать с хором в Лондон, я работал с хором две недели, работал со всеми священниками, дьяконами, кому нужна была какая-то профессиональная помощь музыканта, который может работать с голосами, различает какие-то болезни, неудобства. В 99-м году я приехал ещё раз, в 2000-м приехал ещё раз. И в 2000-м году митрополит Антоний позвал меня, мы пришли вместе с отцом Михаилом.

Кира Лаврентьева:

— Вот тут была эта первая встреча?

Евгений Тугаринов:

— Нет, первая встреча была в 98-м году.

Кира Лаврентьева:

— Вот о ней расскажите. Вы немножко так намекнули о ней.

Евгений Тугаринов:

— Я намекнул, я вообще по природе интриган или интригант.

Кира Лаврентьева:

— Это хорошо.

Евгений Тугаринов:

— Я кто интриган или интригант? Давайте мы это выясним у специалистов.

Кира Лаврентьева:

— Это создаёт остроту нашему диалогу.

Евгений Тугаринов:

— Да, но суть не меняется. Впервые я увидел митрополита, появившегося на вечерней службе на утрене, в субботу вечером, я увидел белый клобук в алтаре. Кстати, этот клобук сейчас находится в музее в Москве в Свято-Димитриевской школе, именно этот клобук, который я привёз из Англии.

Кира Лаврентьева:

— А вы там преподаёте, в Димитриевской школе?

Евгений Тугаринов:

— Да, я там преподаю. И вот я увидел его, и вы знаете, я вообще человек не нежных чувств, а немножко такой воин суровый, и я вдруг почувствовал, что у меня катятся слёзы, ну ладно, ну катятся и катятся.

Кира Лаврентьева:

— Растопило.

— Не знаю, я ещё не понимал.

Кира Лаврентьева:

— Сдвинул тектонические слои.

Евгений Тугаринов:

— Не понимал, не понимал. Но на следующий день была литургия, и после литургии, вернее, перед окончанием литургии отец Михаил пошёл причащаться, хор оставил на свою помощницу, голландку Анну Девисер, и вернувшись из алтаря он мне сказал: «Владыка хочет с тобой познакомиться». Хорошо. «Ты подойдёшь к такой-то двери при выходе из алтаря, это не дьяконская дверь, это сбоку, и он хочет с тобой познакомиться». Хорошо. Закончилась литургия, я пошёл к тому месту, куда сказал отец Михаил, встал в очередь, потому что стояло несколько людей, чтобы услышать что-то или сказать что-то митрополиту Антонию. Настала моя очередь. Он поворачивается ко мне, и первое, что он делает, он кладёт мне свои руки на плечи, и так на меня смотрит. И начинает меня благодарить за то, что я нашёл время, я приехал в Лондон, я оторвался от своих дел, что я уехал от семьи, которой я, конечно, нужен и нужнее, и что он так благодарит меня, что у него нет слов. И в этот момент меня уже просто начало трясти, это уже не слеза, это ручьи, он продолжал говорить, благодарить или что-то уже говорил о моей работе, я уже ничего не слышал, я только смотрел на него и меня колотило. И мне, на самом деле, очень легко об этом говорить, хотя у меня сейчас подступают скупые мужские, что называется, слёзы, потому что я ничего не помню, что он мне дальше говорил, у меня как бы произошло затмение такое. А он в какой-то момент тоже замолчал и только смотрел на меня, ждал, пока я успокоюсь, это довольно долго не происходило, потому что... там уже люди начали приближаться, может, мне помощь нужна? Вот, а на самом деле, руки так и лежали, это было пять, может быть, десять минут, я абсолютно не помню. Но самое главное, у меня через 20-30 минут должна была начаться спевка, и все певчие отложили свои работы, свои дела, это воскресный день, там пойти погулять или ещё что-то. Они остались на спевку, так спевка была сорвана, потому что я не мог прийти в себя. И когда она началась, я людям сказал, что полчаса назад у меня была встреча, разговор с митрополитом Антонием, и я так расчувствовался, что не могу прийти в себя.

Кира Лаврентьева:

— «Вечер воскресенья» на радио «Вера», у нас в гостях Евгений Святославович Тугаринов, регент, педагог, руководил архиерейским хором в Лондоне по приглашению владыки Антония Сурожского. Вот как раз сейчас мы говорим о первой встрече Евгения Святославовича с владыкой. Потрясло вас это, Евгений Святославович, прямо до глубины души потрясло. И что-то вы почувствовали в дальнейшей вашей жизни, какие-то перемены? Или это была разовая вспышка, а потом уже в течение жизни всё выстроилось в одну систему?

Евгений Тугаринов:

— Нет, ну, конечно, вы сами ответили на вопрос, я сказал в начале, что эти руки, лежащие...

Кира Лаврентьева:

— Конечно, это переворачивает, конечно.

Евгений Тугаринов:

— Да, эти руки, он так не ко мне только относилось, он так поступал ко многим, так вот подступал. Причём я увидел тогда, что он меньше меня ростом, что он смотрел на меня снизу вверх, он держал руки у меня как будто бы он за меня держался, и собственно вот в 98-м году ничего не произошло, мы с ним, правда, поговорили одни раз часа три, сидя в библиотеке, я спрашивал, он отвечал, я спрашивал, он отвечал, то есть я спрашивал, как мне надо поступить в жизни здесь или там, вот в такой ситуации, в такой, которые были, или которые возможны. И владыка говорил, и на эти вопросы давал ответы и на другие. Ну вот в 2000-м году он меня позвал в Лондон, и я, приехав в Россию, начал говорить в своей семье, что вот такое предстоит, очень волновалась моя мама, потому что умирал мой папа. И я сказал семье, что пока папа жив, я не уеду. И папа умер в январе 2001 года. Удивительно, как может смерть близкого человека являться благословением на то, чтобы ты что-то совершил, что задумал. Если папа жил бы, я бы не поехал, или поехал бы позже. Но ведь это такое место, если тебя зовут, если ты пропускаешь это место, позовут другого, поэтому в какой-то ситуации безвыходной, в том смысле, что я обязан был принять это приглашение, я чувствовал, чем оно может обернуться, оно обернулось столицей, оно открыло мне очень многие души других людей, которые смотрели бы на меня ну как? Или равнодушно, или скептически, или ещё как-то, а тут, когда ты говоришь, что ты был регентом при митрополите Антонии, многие люди, которые его знают или видели, или не видели, но знают, они смотрят на тебя глазами... с уважением, и даже с любовью и с каким-то восторгом и удивлением, потому что через меня они видят владыку.

Кира Лаврентьева:

— Так и есть.

Евгений Тугаринов:

— Так и есть, это правда. Когда я приехал в Лондон 10 октября 2001 года один, потому что семья приехала через год, я на 8 месяцев стал учеником отца Михаила. Я, который начал работать с его хором в 98-м году, работал в 99-м, в 2000-м, в 2001-м году стал учеником. То есть он меня приглашал учителем, а в октябре 2001 года я стал учеником. 8 месяцев! Первые службы начались в мае 2002 года, самостоятельные, когда он ушёл в алтарь, когда он стал ключарём собора.

Кира Лаврентьева:

— Евгений Святославович, давайте немного прервёмся и поясним нашим радиослушателям. Вот вы по профессии потомственный музыкант, дирижёр. Вы прекрасно знаете нотную грамоту, ну это ваше всё, второе я. И для вас не проблема, вот так с чисто профессиональной точки зрения, зайти на клирос и спеть по нотам то, что там написано, литургии разные, разные распевы, разные композиторы. Ну с точки зрения светского человека. Но тем не менее чему-то вы так долго учились, и уж дело явно не только в церковно-славянских особенностях языка, вот не могли бы вы немножко отступить и рассказать, чему учится профессиональный дирижёр на клиросе заново? Чему он пытается заново обучиться?

Евгений Тугаринов:

— Вы замечательный вопрос задали. Первое, с чего начал отец Михаил в наших занятиях, которые происходили по нескольку раз в неделю по 3-5 часов. Мы просто беседовали, говорили о музыке, о церковном пении, о богослужении в целом. И первое, что он мне сказал: забудь, что ты музыкант. Представляете? Музыканту услышать слова, которые перечёркивают его музыкантскую судьбу, жизнь и путь. Но тут он оговорился: ты вспомнишь об этом спустя какое-то время и поймёшь, почему я тебе так сказал. И вот здесь краеугольный камень, который должен лежать в основании церковного музыканта и регента в первую очередь. Потому что в русской истории, в русской церкви с момента её основания, с момента крещения Руси существовал богослужебный текст, но не существовало богослужебной, духовной музыки. Мы сейчас уже почти 4 века, три с половиной, живём в ситуации духовной музыки. Это совершенно другое явление, это как чёрное и белое, это как небо и земля, это полная противоположность тому, чем Россия жила в течение 7 веков, с момента крещения Руси.

Кира Лаврентьева:

— Почему?

Евгений Тугаринов:

— Объясняю. С чем имеет дело музыкант? С нотой. Это основа музыки — нота. С чем имеет дело церковный музыкант? Со знаком.

Кира Лаврентьева:

— В знаменном пении — это ещё и крюки.

Евгений Тугаринов:

— Крюк — это и есть знак. В музыке есть музыкальная фраза, мотив, это основа музыки, инструментальной, вокальной, неважно. В церковном пении богослужебном единицей формы является попевка, певческая строка, певческая строфа, но не период из двух предложений, не двухчастная форма куплетная.

Кира Лаврентьева:

— То, к чему привыкает музыкант. Да?

Евгений Тугаринов:

— С чем имеет дело музыкант. С динамикой: пьяно, форте, крещендо, с темпом, модерато, с чем угодно. С чем имеет дело церковный музыкант? Понятия динамики не существует, понятие темпа задаётся ритмом слова и местом в богослужении. Кто такой дирижёр? Это музыкант, который управляет каким-то музыкальным коллективом исполнительским: оркестром, ансамблем, хором, кем угодно, в оперном театре это дирижёр. В церковном пении нет такого понятия, не было понятия регент, было понятие головщик.

Кира Лаврентьева:

— Это начальник хора?

Евгений Тугаринов:

— Начальник хора это у псалмопевца Давида, кстати, очень интересно, к кому он обращался. В церковном пении от начала крещения Руси не было понятия регент, было понятие уставщик-головщик. Прежде всего, регентские функции выполнял самый опытный певец, который вёл хор голосом, головщик.

Кира Лаврентьева:

— Так и чему вы обучались 8 месяцев, интрига уже на пределе.

Евгений Тугаринов:

— Я обучался, чтобы перестать видеть в церковном пении ноты, видеть знаки, мотивы и фразы, а видеть строку и попевку, чувствовать себя уставщиком и головщиком, но нежели регентом. Это то, чему я стараюсь научить сейчас людей. Учиться видеть прежде всего текст, отталкиваться от него, через него находить путь музыкального певческого выражения. Мелодия та или иная, гармония, что мы имеем сейчас, являются выразителями слова. Если ты встаёшь на эту позицию, на которую встать, с одной стороны, очень легко, потому что мы все владеем русским языком, и церковный не так далеко отошёл от русского. Но самое важное, это перестать руководствоваться нотами, знаками, крещендо, диминуэндо, кульминациями и прочими вещами, которые являются самыми важными вещами в музыке. В церковном пении всё другое. Об этом действительно нужно говорить очень серьёзно, но говорить кому? Это должны слышать священники, епископы, это должны слышать регенты, певчие и миряне. Их всех надо собрать вместе и сказать: семь веков у нас было то, от чего мы сейчас отходим, отходим и отходим. Кто становится регентами? Либо самородки, как Пузаков или отец Матфей Мормыль, архимандрит, или как даже Комаров, регент Патриаршего хора в Богоявленском соборе, мой предшественник, это люди, которые нутром, своей церковной жизнью обрели вот это руководство хорами. Это люди, не учившиеся специально в консерваториях, они, может быть, взяли уроки, они смотрели на других, это был их опыт. Регентами сейчас становятся выпускники консерваторий, регентских школ. Но чему там учат? Там учат музыке.

Кира Лаврентьева:

— А чему надо учиться? Молитве? Ведь всё это время вы ведёте к чему-то?

Евгений Тугаринов:

— Веду, и ещё не подвёл.

Кира Лаврентьева:

— И я пытаюсь понять, к чему вы ведёте.

Евгений Тугаринов:

— Я же интриган!

Кира Лаврентьева:

— Вы ведь наверняка обостряете интригу. Для чего? Чтобы сказать, что регент должен уметь молиться и направить на эту молитву певчих? Не стоять на сцене, а служить Богу своим талантом? Петь Богу? Правильно?

— Кира, идите ко мне в ученики. Я вас всему научу.

Кира Лаврентьева:

— Я с удовольствием пойду. Я очень люблю петь на клиросе.

Евгений Тугаринов:

— Мы сейчас заканчиваем передачу, договариваемся с вами, я вам скажу, куда надо прийти и всё.

Кира Лаврентьева:

— Хорошо. «Вечер воскресенья» на радио «Вера», дорогие радиослушатели, я вам напоминаю, что в гостях у нас Евгений Святославович Тугаринов, регент, педагог, руководил хором Богоявленского Елоховского собора в Москве, сейчас руководит детской хоровой студией «Царевич» при Свято-Дмитриевской школе, ну и, конечно, руководил архиерейским хором Лондонского Успенского кафедрального собора, и приехал туда по приглашению митрополита Антония Сурожского, и остался на 13 лет. Меня зовут Кира Лаврентьева, мы вернёмся к вам через несколько секунд.

«Вечер воскресенья» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели, в студии Кира Лаврентьева, и я рада ещё раз представить вам нашего замечательного гостя Евгения Святославовича Тугаринова. Евгений Святославович регент, педагог, руководил хором Богоявленского Еклоховского собора, руководит сейчас детской хоровой студией «Царевич» при Свято- Дмитриевской школе. Также Евгений Святославович был регентом Лондонского Успенского кафедрального собора в течение 13 лет и приехал туда по приглашению митрополита Антония Сурожского. Всю первую часть нашей программы мы говорили о знакомстве Евгения Святославовича с владыкой, о том невероятном впечатлении, которое владыка на него произвёл, если это вообще можно назвать впечатлением, скорее, потрясениям, о церковном искусстве, переходе через вот это Чермное море из дирижера в регенты Евгения Святославовича. И это было очень непросто, это было очень самопсихотерапевтично, как это сейчас принято называть. Евгений Святославович, вы много говорили о том, что дирижёр должен знать на клиросе, это не только ноты, это не только фразы, это не только крещендо, диминуэндо, не скрипичный ключ, не диезы и бемоли, это всё не то. И вот мы с вами подошли к эпицентру этой темы. Что такое для вас пение на клиросе как для профессионального музыканта? И к чему вы призываете всех профессиональных музыкантов, которые по воле Божьей попали на клирос руководить хором?

Евгений Тугаринов:

— Ну, может быть, слово «призывать» относится очень косвенно... Готов призвать, находясь у гробовой доски.

Кира Лаврентьева:

— Ну давайте назовём это добрым советом.

Евгений Тугаринов:

— Да, на самом деле, может быть, и советы дерзко давать, потому что собственно я не могу сказать, что я что-то приобрёл в какой-то момент и сейчас я этим живу. Я продолжаю приобретать. Я продолжаю учиться, вспоминаю то, чему меня учил отец Михаил. Вот вы очень важную вещь сказали, что регент должен молиться. Но что такое молитва регента? И, вообще, что такое молитва? На мой взгляд, я тоже делаю какие-то начальные шаги в этом, если вспомнить, как прощались с жизнью великие отцы Церкви, они говорили: я ещё не понял — начал ли я каяться? И в этом смысле это всё очень соотносится. Что такое молитва? Вот когда я задаю подобный вопрос своим певчим, которых я вижу в первый раз, которым я пришёл мастер-класс давать, или с которыми я работаю уже несколько лет, или мои ученики девяностых годов, которые в Москве сейчас довольно известные регенты на своих местах, в приходах. И люди говорят иногда: у меня Бог в душе, вот какой-то эмоциональный отклик, Мне кажется, во всяком случае меня настраивал отец Михаил Фортунато, и не только он, Николай Михайлович Осоргин, протодиакон Александр Кедров, сам митрополит Антоний, они мне говорили, что тут очень легко впасть в такое заблуждение, на церковном языке называется прелестью. Прелесть — это когда ты что-то неподлинное воспринимаешь как подлинное. И хочешь об этом сказать с уверенностью в подлинном. Они говорили: вчитывайся текст, пойми его до той глубины, на которую ты способен погрузиться, этот текст сам даст тебе настрой, потому что есть текст пасхальный, а есть великопостный, есть текст рождественский, а есть текст первой недели Великого поста, или Страстной недели, есть тексты праздников Сергия Радонежского, а есть текст родительской субботы. Так вот этот текст и есть твоя, вот этой минуты, молитва. Даже если этот текст не к молитве относится, а он какой-то описательный, он, допустим... в этом тексте одни имена святых, которые надо произнести, стихира какая-нибудь русским святым, одна стихира владимирским святым, другая вятским святым...

Кира Лаврентьева:

— Это понятно, да. Я вот о чём хочу вас спросить. Смотрите, вы изо дня в день можете петь Милость мира, вы можете перепевать в разных формах, в разных мелодиях. Евхаристический канон, во время которого в алтаре происходит пресуществление Святых Даров, схождение Святого Духа на Тело и Кровь Христовы.

Евгений Тугаринов:

— На хлеб и вино.

Кира Лаврентьева:

— Да. На хлеб и вино, которые претворяются в Тело и Кровь Христовы. Евгений Святославович, но вы находитесь, не как священнослужитель, но как непосредственный участник этого действия, священного действия. Насколько вам удавалось или не удавалось особенно вот в этом сотрудничестве с владыкой не уходить в некую профессиональную привычку? Или просто отработать и уйти? Или, другая крайность, не рвать себе сердце вот этой самой прелестью, о который мы с вами говорили это когда ты эмоциями себя накаляешь, что это тебе уже во вред? Где этот царский путь был для вас, где он проложен?

Евгений Тугарин:

— Во-первых, должен сказать, что одно из первых пожеланий митрополита Антония ко мне было следующим: ты делаешь то, что ты умеешь, чему тебя научил отец Михаил, что ты увидел у других, а я тебе скажу: могу я с тобой молиться или нет. Ведь это же и есть...

Кира Лаврентьева:

— Синергия, сотрудничество.

Евгений Тугаринов:

— Это не водораздел, он может быть водоразделом, допустим, я не могу молиться с тобой, это водораздел, я могу молиться с тобой — это как раз соединительный шов, который вообще может быть настолько незаметен, но это удавалось отцу Михаилу. Он соответствовал владыке настолько органично, вот самим собой, своим поведением, и он умел всех певчих: англичан, там были американцы, немцы, русские, украинцы, все были, он умел их сделать самими собой. То есть инструмент, которым является хор, а хор — это инструмент, простите, и к нему нужно относиться как к инструменту. Но в этот конкретный момент этот инструмент является одним из проводников соединения с Богом. Кого? Самих себя, всех присутствующих, алтаря, потому что только служащий священник вслух произносит молитву, произносит текст, полагающийся из служебника, но, что касается Евхаристического канона, этот же самый текст только в уменьшенном, укороченном виде поёт хор. И вот здесь нужно уметь не перебивать священника своими громкими, или своими быстрыми, или какими-то ещё звуками, трудная Милость мира нетрудная, это абсолютно не важно священнику, он в этот момент не должен отвлекаться от того, что он фактически держится за ризы Христовы, в этот момент, руками, сердцем. Так за священника должен держаться хор и регент, в этот момент, тогда это и есть соединение в Евхаристическом каноне, то есть сделать всё, чтобы Святой Дух сошел.

Кира Лаврентьева:

— А вы были единым целым в этот момент.

Евгений Тугаринов:

— Да.

Кира Лаврентьева:

— Евгений Святославович, вы меня так потрясли.

Евгений Тугаринов:

— Об очень важных вещах заговорили.

Кира Лаврентьева:

—Ну судя по всему, владыка смог с вами молиться?

Евгений Тугаринов:

— Да, он ни разу не сказал: ты не то поёшь. Ни разу. Ну что, я это отношу не к своим способностям, ни к особой чуткости души.

Кира Лаврентьева:

— Вы просто оказались на своём месте, куда вас призвал Господь.

Евгений Тугаринов:

— Вы знаете, я оказался на месте учеником, и я этому очень рад, хотя мне было уже 40 лет.

Кира Лаврентьева:

—Вам сложно было?

Евгений Тугаринов:

— Нет, я очень в этом мягкий человек для учения.

Кира Лаврентьева:

— Евгений Святославович, но вы не раз уже сегодня об этом говорили, мы о пении много говорили, поэтому я спрошу, под шумок, как говорится, что традиция хорового пения, сохранившаяся в русском зарубежье, она есть настоящая. А вот в самой России она во многом утрачена. Скажите, что это за традиция?

Евгений Тугаринов:

— Скажите, пожалуйста, а кто привёл вас к этой мысли?

Кира Лаврентьева:

— Интервью наше. Мне показалось. Может быть, показалось.

Евгений Тугаринов:

— Нет, вам не показалось. Это очень просто объяснить. После семнадцатого года Церковь в России, Церковь с большой буквы, она была гонима, закрыты были все монастыри и все духовные учреждения, были убиты сотни, тысячи священников и мирян, регентов, хоров, всё было разогнано, храмы разрушенные и так далее, так далее, так далее. То есть всё, что происходило в России, было не благодаря, а вопреки. И если в России оставались где-то бабушкина на клиросе, то им нужно памятники ставить, что они хоть один 1-й глас или 4-й передали своим внукам, там, не знаю кому, кто пришёл, кто к ним присоединился. Что было на западе? Семнадцатый год, гражданская война. Теми или иными путями русские люди, русские я имею в виду это и грузины, и кто угодно, населявшие империю, русские люди оказываются на западе. В основном это Сербия.

Кира Лаврентьева:

— Вы имеете в виду эмигрантов? Англия, Америка, Франция, Канада частично.

Евгений Тугаринов:

— Очень интересная статистика, вот я не знаю, знаете ли вы статистику. Сербия сказала: вы помогали нам, мы поможем вам, мы освободим наши военные гарнизоны, мы отдадим эти корпуса под ваши институты благородных девиц, школы для девочек, гимназии для мальчиков.

Кира Лаврентьева:

— Только сохраните державу.

Евгений Тугаринов:

— Приезжайте, мы открыты для вас. Что сказала Франция? Приезжайте, мы открыты для вас, но вы сами должны себя обеспечить, поэтому русские учёные мужи были таксистами, работали в портах...

Кира Лаврентьева:

— А вечером были великими князьями.

Евгений Тугаринов:

— Да, а вечером были великими князьями. Как поступила Англия? Англия приняла 700 семей, среди них семья моего прадеда, который был одним из высокопоставленных управителей, как сейчас говорят, менеджеров Крестьянского Банка в Петербурге. То есть его семье позволили въехать в Англию наряду с 699 семьями других богатых, состоятельных русских людей.

Кира Лаврентьева:

— Но это критично мало.

Евгений Тугаринов:

— Это ничто. Так вот, что произошло? Русские люди, которые приехали на запад, они первым делом строили храм, или первым делом находили помещение, где можно было оборудовать храм. Как пример: что произошло на Сергиевском подворье в Париже на Крымской улице? Купили подворье, купили бывшую лютеранскую церковь с участком, со зданиями, и устроили в этом храме православный храм, и там устроили подворье Сергия Радонежского. И вот решили, что надо начинать служить. И сели Михаил Михайлович Осоргин, епископ Вениамин Федченков и другие люди и стали смотреть друг на друга. У них нет книг, нет нотных сборников, у них нет ничего. Они сели и стали вспоминать, что они слышали в Троице-Сергиевой Лавре, что они слышали в Оптиной пустыни, что они слышали в Синодальном хоре, за год, за два, за три они собрали весь певческий круг православного богослужения. Они стали это издавать, они стали это записывать, мало вспомнить, надо дать материал для студентов. Отец Михаил Фортунато был одним из студентов, правда, более поздним временем, 53-го года. Он не учился церковному пению, он не учился регентскому делу, он не учился хоровому делу. Он пожал руку Кусевицкому, Сергею Александровичу Кусевицкому, который дирижировал спектакль в Париже, и посчитал себя способным регентовать, он пел в хоре Осоргина и посчитал, что он начал осваивать церковное пение. Это так и было. То есть Церковь на Западе русская не была гонима, а всё располагало к тому, чтобы собирать, собирать, собирать и строить. Вот в этом смысле традиция жива.

Кира Лаврентьева:

— Поэтому традиция и сохранилась.

«Вечер воскресенья» на радио «Вера», у нас в гостях Евгений Святославович Тугарин — регент, педагог, руководитель хора лондонского кафедрального Успенского собора, приехал туда по приглашению владыки Антония, остался там на 13 лет, а сейчас руководит детской хоровой студией «Царевич» при Свято- Дмитриевской школе. Кстати, о школе. Какую роль в вашей сегодняшней жизни играет это дело? Евгений Святославович, хочется хоть кусочек, но из вашего настоящего затронуть.

Евгений Тугаринов:

— Ну если взять такую вещь, что записано в трудовой книжке? Я учитель музыки, то есть это запись 1977 года. Для меня школа, Димитриевская школа, где я учительствую, я веду некоторые уроки. Я занимаюсь с мальчиками проблемными, с теми у которых сломались голоса, или не сломались голоса, но которые хулиганят, которые не дают женским учителям в юбках, не дают спокойно вести урок с девочками, и мне отдают на перевоспитание, то есть такой учитель в Республике ШКИД — это я. У нас несколько лет назад, в 2014 году, возникла студия «Царевич» по благословению епископа Пантелеймона, и мы уже настолько выросли, что через месяц у нас должен состояться концерт в Санкт-Петербурге, в малом зале Петербургской филармонии.

Кира Лаврентьева:

— Ничего себе.

Евгений Тугаринов:

— Да, да.

Кира Лаврентьева:

— Это прямо рывок.

Евгений Тугаринов:

— Да, это закономерный рывок как бы результат нашего накопления и это не последнее.

Кира Лаврентьева:

— А туда могут ходить только и мальчики из Свято-Дмитровской школы?

Евгений Тугаринов:

— Нет, туда могут ходить и девочки, и мальчики, у нас вообще шесть или семь хоров, у нас 150 детей в студии.

Кира Лаврентьева:

—То есть к вам можно попасть?

Евгений Тугаринов:

— Да, у нас даже есть хор учителей и родителей.

Кира Лаврентьева:

— Прекрасно, прекрасно. Евгений Святославович, а вот книгу вы написали в 2020 году, «Встречи» называется, о людях, с которыми вас Господь почему вас так увлекло писательство?

Евгений Тугаринов:

— Ну я должен сказать, что я был человеком... Вот я учился в школе... для меня, например, выразить свою мысль было самой сложной жизненной задачей. Я обладал очень хорошей памятью, и поэтому, отвечая урок, я воспроизводил по памяти увиденное в учебнике, но, когда меня учитель отводил от учебника, я замолкал. У меня переставала работать голова. То же самое, когда я писал кандидатскую диссертацию, одну строчку я мог писать день, я вставал со стула, я ходил, я пытался навести себя какими-то подсказками, советами, уезжал в Дом творчества композиторов, чтобы создать себе условия, ничего подобного. Сейчас я просыпаюсь в 3-4:00 утра, это, в общем, для меня норма, и сделав обычное, что делает человек, умывшись, помолившись, я сажусь, только смотрю на чём я остановился, и продолжаю без всяких, я вообще не готовлюсь ни к одной лекции. Я могу говорить практически на любую тему, причём дети меня немножко опасаются мои собственные и жена, потому что я с уверенностью говорю на любую тему, как-будто я специалист в этой теме. На самом деле, это очень легко делать, потому что Бог вкладывает в тебя то знание, которым ты не обладаешь и не можешь обладать. Ты занимаешься музыкой, откуда ты можешь знать технологический процесс, например, технологический процесс, например, обжига керамического изделия? Я его знаю, я сегодня приехал к вам с фарфорового завода.

Кира Лаврентьева:

— Евгений Святославович, вы оригинальный человек.

Евгений Тугаринов:

— Я? Да.

Кира Лаврентьева:

— Вы знаете, я вас и про школу спрашиваю, и про книги спрашиваю.

Евгений Тугаринов:

— А можно я про книгу? Я про книгу-то так и не сказал. Во-первых, эта книга 18-го года «Встречи».

Кира Лаврентьева:

— Может быть, в 20-м она была переиздана?

Евгений Тугаринов:

— Она не была переиздана.

Кира Лаврентьева:

— Значит, ошибочка вышла.

Евгений Тугаринов:

— Она издана в 18-м году, но она написана была в 17-м году и потому, что умерла моя жена, в 16-м году умерла моя жена Галина, умерла от рака, умерла как сестра сестричества Успенского собора в Лондоне, она была певчая лондонского собора многие годы, многие годы, и вот в память о ней я начал писать, буквально, похоронив её, только похоронив, я начал писать, что было связано с моментом её ухода, потом это расширилось, и я написал вообще о ней достаточно большую, причём очень смешную историю.

Кира Лаврентьева:

— А её можно как-то прочесть?

Евгений Тугаринов:

— Она...

Кира Лаврентьева:

— Она есть в интернете?

Евгений Тугаринов:

— Она, с этого очерка, который называется «Галина», начинается книга «встречи».

Кира Лаврентьева:

— Вот как раз эта книга?

Евгений Тугаринов:

— Да, эта книга. Потом умер через год мой близкий-близкий друг Алексей Васильевич Петренко. Наш замечательный артист, артист, актёр, которого называли великим.

Кира Лаврентьева:

— Да, прекрасный актёр.

Евгений Тугаринов:

— И в память о нём, поскольку мы дружили с ним с 2000 года, я написал о нём очерк, потом умер еще один человек, и вот так вот смерти людей подвигали меня какие-то писать свои воспоминания, но я немножко, конечно, странный человек, чудной, я начал записывать свои воспоминания, когда мне было лет тридцать. Все говорили: да какие твои воспоминания? Ты ещё ничего не можешь помнить, а я помнил. В общем, я начал писать вот так активно и не задумываясь над тем, что пишу, но в таком поверхностном смысле, а в глубоком, конечно, задумываясь, где-то с начала двухтысячных годов. То есть я просыпался и первый час, там 2-3-4-5, если они у меня были, я посвящал только писанию. И написано две книги «Русские регенты», написана книга о митрополите Антонии, написана книга о пении в лондонском соборе, вот эта книга «Встречи», написаны ещё другие книги, если позволите, я скажу, что в плане у нас написать, вернее, издать 20 томов серии «Русские регенты», из которых моих там будет 4-5. Но я собрал команду из очень известных в России и не только в России людей, которые интересуются церковным пением как учёные, как писатели, как исследователи. И они сказали: да мы хотим, да мы будем, и вот это такой большой проект, который, мне кажется, Церкви нужен, и людям нужен, любителям пения, и регентам, и священникам, иерархам. Но это больше такие истории, ну от меня истории. Я не стараюсь писать какие-то научные серьёзные вещи, хотя начал это делать ещё в восьмидесятые-девяностые годы с большим-большим трудом для себя, мысли продиралась, как сквозь колючки, а потом понял, что нужно писать для людей, не только музыкантов, не только для церковных, но для людей, которые могут открыть твою книжку и не отбросить её сразу, а захотят посмотреть, что на следующей странице, а захотят посмотреть, с чего начинается, а чем она заканчивается, потом на оглавление перейдут и вдруг скажут: дайте, я хочу эту книгу почитать, а потом передать другому. Вот это самый правильный путь.

Кира Лаврентьева:

— Евгений Святославович, вы знаете, каждый раз, когда к нам приходят люди, которых изменил, не побоюсь этого слова, владыка, просто своим присутствием рядом с ними, по ним всегда это можно сказать. Вы правильно совершенно выразились, что, глядя на вас, кажется, что ты немного с владыкой соприкасаешься. Вот я его не знала, и мне всё время это кажется. И в свете этого задам вопрос: в 2003 году владыка от нас ушёл, и его нет уже около 20 лет, вот за эти двадцать лет, те зёрна, которые он однозначно посадил в плодородную почву, которая была в тот момент в вашем сердце, произрастают или они так, как вы себе это представляли, когда вы познакомились с ним? Или вы совершенно уже другой человек, вы совершенно не тот, который вы думали о себе тогда? Какие перемены произошли с вами за эти 20 лет, и что изменил в вас Владыка?

Евгений Тугаринов:

— Ну если дело касается только меня, то мне легче сказать. Но я должен сказать, что в 2013 году или в районе этого времени я принимал участие в создании фильма о митрополите Антонии, который называется «Как они любят друг друга», режиссёр Дмитрий Розов. Человека, приехавший в Лондон абсолютно не церковным, но которого я увлёк именем митрополита Антония и организовал все встречи, интервью, которые снимали, из которых потом создался фильм. Причём организовал людей как с той стороны, которая откололась от Сурожской епархии, как и тех людей, которые остались в Сурожской епархии, и тех людей, которые не имели никакого отношения к Сурожской епархии. Например, хозяин магазина мусульманин Али, куда мы с митрополитом ходили за продуктами. И я хочу сказать, что к митрополиту Антонию было разное отношение как со стороны сурожских людей, так и со стороны несурожских людей, также и со стороны, просто людей, которые как-то слышали, или видели, или общались с митрополитом Антонием. Что касается меня. Во-первых, с тех пор, как я увидел митрополита Антония, у меня не заканчиваются деньги.

Кира Лаврентьева:

— Это, кстати, хороший плюс.

Евгений Тугаринов:

— Вот это россиян заинтересует особенно. У меня не кончаются деньги, потому что за несколько месяцев до своей смерти, уже в 2003 году, митрополит дал мне конверт, набитый до предела 20- фунтовыми бумажками, он мне сказал такие слова, я говорю буквально, я их цитирую: «Простите, что не сделал этого раньше, это деньги за мои книги, часть этих денег я трачу на себя, на госпиталь, и вот их я вам даю, истратьте их на семью». С тех пор у меня деньги не заканчиваются. Вот те конкретно деньги у меня, конечно, закончились, вот те бумажки, но в философском смысле, космическом, во вселенском у меня деньги не заканчиваются.

Кира Лаврентьева:

— Так, хорошо, а в духовном смысле? Про деньги хорошо.

Евгений Тугаринов:

— А это и есть духовный смысл.

Кира Лаврентьева:

— Есть, это огромный символ какой-то. Невероятный символ.

Евгений Тугаринов:

— На самом деле, я, конечно, совершенно другой человек, в том смысле, что быть христианином, это означает соизмерять все свои поступки, все свои слова, все свои действия в отношении кого бы то ни было и к самому себе со Христом. Вот как бы Христос посмотрел? Что бы Он сказал? Отошёл бы от тебя в этот момент или, наоборот, приблизился и положил бы тебе руки на плечи? Вот так. Есть люди, допустим, владыка Антоний, он увидел Христа, стоящего по ту сторону стола, это записано. Ему было 14 лет. И он всю свою жизнь говорил об этом событии. Он говорил не о себе 14-летнем, а о себе 15-20-80-летнем человеке, перед которым по-прежнему стоял Христос. Это умение, это дар Божий — постоянно чувствовать Христа. Хорошо. Я не обладаю этим даром. Но я видел митрополита Антония, я видел его глаза, значит я, держась за митрополита Антония, стараясь подражать ему, отвечая, так сказать на его вопросы или прищур его глаз или интонацию, значит я держусь за Христа с помощью митрополита Антония. То есть он для меня как бы проводник ко Христу.

Кира Лаврентьева:

— Евгений Святославович Тугаринов проводил сегодня с нами этот светлый вечер. Я говорю вам огромное спасибо за этот пронзительный разговор, и нашим радиослушателям, за то, что вы были с нами в этом часе. Я очень надеюсь, что вы также почувствовали некую пронзительность, которую несёт с собой Евгений Святославович и огонь, в хорошем смысле, вот этот огонь. Спасибо огромное, Евгений Святославович.

Евгений Тугаринов:

— Спасибо вам, Кира, и спасибо вам, дорогие радиослушатели.

Кира Лаврентьева:

— Напоминаю вам, что это был «Вечер воскресенья» у нас в гостях был Евгений Тугаринов — регент, педагог, руководил хором Богоявленского Елоховского собора в Москве, сейчас руководит детской хоровой студией «Царевич» при Свято-Димитриевской школе, и мы много говорили сегодня о том, что Евгений Станиславович был регентом архиерейского хора Лондонского Успенского кафедрального собора, приехал туда по приглашению владыки Антония и остался на 13 лет, вот так, уважаемые радиослушатели. Также у Евгения Станиславовича есть замечательные книги, «Встречи» называется, и вторая книга «Русские регенты», вы это всё можете найти в интернете, это не реклама, а сердечная рекомендация. Огромное спасибо, с вами была Кира Лаврентьева, мы прощаемся с вами до следующего воскресенья, всего вам доброго и до свидания!