«Храм Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе». Священник Алексей Дьяченко

У нас в гостях был настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе в Москве священник Алексей Дьяченко.

Мы говорили с нашим гостем об истории и современности старинного храма Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе, о его святынях и тех удивительных людях, которые были связаны с этим местом в разное время.

Ведущий: Алексей Пичугин

А. Пичугин

— Дорогие слушатели, здравствуйте! Это «Светлый вечер» на Светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, рад вас приветствовать. Представляю нашего гостя: ближайший час эту часть «Светлого вечера» вместе с вами и вместе с нами в этой студии проводит священник Алексей Дьяченко, настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе в Москве. Здравствуйте.

о. Алексей

— Здравствуйте.

А. Пичугин

— Сразу надо сказать, где находится этот храм, потому что многие из наших слушателей его знают, его видели, мимо него часто ходили, даже, может быть, не зная, как он называется, поскольку храм известный, но вот эта вот приставочка «в Казачьей слободе», она, может быть, кого-то путает. Храм находится на Полянке, если вы выходите из метро «Полянка», то вы видите перед собой сразу два храма: с левой стороны более ранний храм Григория Неокесарийского, и справа храм Успения Богородицы в Казачьей слободе, вот про него мы сегодня будем говорить с отцом Алексеем, его настоятелем, про этот храм, про людей, которые были с ним связаны, про историю, в общем, много всего интересного, так что никуда не уходите, оставайтесь с нами. Итак, храм Успения в Казачьей слободе, сразу вопрос: почему Казачья слобода? Понятно, что мы сейчас вещаем много где, нас слушают не только в Москве, но для людей, которые сюда приезжают, приезжали, которые живут в Москве, для них Полянка — это какое-то такое уже отдельное место, а вот почему Казачья слобода?

о. Алексей

— Для этого нужно, наверное, небольшой исторический экскурс сделать, немножко в историю ударимся. Казачья слобода, потому что здесь жили в своё время казаки. История уходит в XVII век, здесь после Смутного времени была такая пустошь, и по повелению царя были поселены казаки. Здесь силами казаков был построен храм для них, Успенский.

А. Пичугин

— Ну, собственно, вот Успенский храм.

о. Алексей

— Да, именно этот храм, Успенский, но, естественно, не в том виде, в котором мы его видим, а это был деревянный храм. Но надо сказать, что он именуется в летописи по-разному, в некоторых местах он именуется как храм Успения Пресвятой Богородицы, а в некоторых ещё делается такая небольшая добавка: святых мучеников Флора и Лавра.

А. Пичугин

— Они же покровителями коневодства и коней считались, и храмов, которые им посвящены, достаточно много в сельской местности, ну вот и в Москве, видимо, всё-таки это сейчас у нас Полянка это самый центр Москвы, тогда-то она была подальше, эта местность была дальше от Кремля, уже за Москвой-рекой, нынешнее Замоскворечье, и поэтому здесь уже такая, не самая городская жизнь происходила.

о. Алексей

— Вероятно, такова была задумка, чтобы на подъезде к самому центру, то есть туда, где и царь, и все какие-то структуры находились, поселить тех людей, которые могут защитить в нужный момент. И вот если посмотреть документы за 1642 год, есть запись такая, что «Деревянная церковь Успения Пресвятой Богородицы, да мучеников Флора и Лавра, что в старой Коломенской Ямской слободе». Потом уже этот храм Ямской слободы, как говорят, был переведён на то место, где сейчас находится храм Флора и Лавра на Зацепе.

А. Пичугин

— Это совсем рядом, через Садовое кольцо, чуть-чуть в сторону, за метро «Павелецкая».

о. Алексей

— Да. А здесь храм перестраивается стольником Василием Фёдоровичем Полтевым, 1695 год, это дата официальная. В некоторых документах делается разброс: 1695-1697 год. Тем не менее, храм строится каменный, и во всех официальных документах он, именно как памятник, фигурирует 1695 годом, в том виде, в котором он строился, это основная часть, то есть тот четверик, освященный в честь Успения Пресвятой Богородицы. Дальше история продолжалась достаточно интересно, потому что в храме были, естественно, именитые прихожане, в основном, о храме заботились люди, которые были родственниками Василия Полтева, они так о себе и именуют, например, при создании одного из приделов, придела Седмиезерной иконы Божией Матери, когда подается соответствующее прошение в консисторию, то там так и указывается, что «мои родственники строили этот храм, здесь они похоронены на кладбище, и вот моя тетя Ирина, дочь Максимова, завещала мне сумму определенную, и поскольку она осталась бездетна, то я должен это завещание выполнить и построить по ее завещанию дополнительный придел». Почему эта раба Божия Ирина решила построить придел именно в честь Седмиезерной иконы, на данный момент вряд ли возможно сказать, но это было ее желание, и она, помимо всего прочего, приказала после ее похорон эту икону пронести перед гробом и оставить в храме, и в честь этой иконы устроить придел. Он до сего дня существует, это придел северный, освященный в честь Седмиезерной иконы.

А. Пичугин

— Вот про Седмиезерную икону как раз отдельно хотелось поговорить. Но вот сейчас, прежде чем мы перейдем к Седмиезерной иконе, конечно, храм, когда проходишь мимо, ты все время обращаешь внимание, я помню, что я с детства часто ходил по Полянке, там кружки были, куда я тоже ходил, и я помню этот храм, он всегда выделялся тем, что он разновременной, понятно, и мы об этом говорим, что он разновременной, и это сильно сказалось на его архитектурном облике, то есть мы видим, там основной объем — это нарышкинское барокко, причем такое зрелое нарышкинское барокко, и такие, очень классические колокольня, трапезная часть, вот это, конечно, в первую очередь обращает внимание.

о. Алексей

— Совершенно верно. Как раз архитектурные формы и позволяют нам проследить историю создания нынешнего здания церкви Успенской. Дело в том, что, как я сказал уже, было много разных именитых прихожан, которые заботились о благоустроении церкви, о ее благоукрашении, и вот среди таких людей была вдова генерал-майора Пелагея Ивановна Познякова, и вот она тоже стала вкладчицей в приход и завещала, чтобы расширили трапезную и построили новую колокольню, таким образом храм приобрел расширенные классические формы в своей трапезной и колокольне. А старая часть Успенской церкви, как была задумана Василием Полтевым, так она и осталась. Поэтому на сегодняшний день мы как раз можем с вами наблюдать, даже, можно сказать, проследить, даже экскурсии проходят, когда приходят из институтов, бывает, архитектурных, они могут как раз посмотреть, как строили в конце XVII века и как строили в конце XVIII века. Но что удивительно: что когда стали перестраивать этот храм, то всё, что было до этого задумано, было сохранено, то есть сохранили и придел Седмиезерной иконы Божьей Матери, был также расширен придел «Утоли моя печали» Божьей Матери. Кстати говоря, храм-то Успенский ещё интересен тем, что все три придела у него сейчас освящены в честь Божьей Матери.

А. Пичугин

— Кстати, редкость, да.

о. Алексей

— Это большая редкость.

А. Пичугин

— Я узнал когда-то, для меня, честно говоря, в свое время было открытием, хотя это очень логично, и вдвойне было открытием, что раньше это не соблюдалось никогда, что главный... Ну, у вас-то все богородичные приделы, но если есть Господский предел, то есть посвящённый Спасителю, он должен быть главный в храме, а уже боковые приделы, ну, скажем, Спасский храм, а боковые приделы могут быть там в честь Флора и Лавра, в честь Николая Чудотворца, но главный будет всегда Господский, то есть Спасский. Но при этом в народе очень часто храмы именовались именно по приделам, потому что где-то там чудотворная икона была, где-то особо чтимый образ, вот яркий пример с храмом иконы «Всех скорбящих Радость» на Ордынке. Но до революции это не соблюдалось, и уже после перестройки, когда храмы переосвящали, это стали соблюдать и переносили приделы, то есть, если раньше, скажем, храм Никольский со Спасским приделом — приделы меняли местами, вот для меня это было в свое время открытием.

о. Алексей

— Да, но это и сейчас достаточно распространённый факт. Есть храм Космы и Дамиана, например, он тоже называется по приделу, священномученика Климента тоже по приделу, ну и так далее.

А. Пичугин

— У меня недалеко от дома знаменитый храм великомученицы Ирины, он Троицкий на самом деле, главный придел Троицкий, но он в народе, всегда я его знал, все его называют Ирининским. Даже на сайте он значится как Ирининский.

о. Алексей

— У Успенского храма есть своя история, связанная с освящением престола: дело в том, что когда вот эта Ирина, которая завещала построить придел в честь иконы Божьей Матери Седмиезерной, было получено благословение о том, чтобы такой придел построить, то когда через несколько лет делали доклад и сообщали в консистории, что придел построен и можно освящать, то по какой-то причине было отказано освятить его именно в честь Седмиезерной иконы, его освящали в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. И только лишь после уже нашествия Наполеона, после того, как был пожар, после того, как он был заново восстановлен, этот придел получил свое название, то, которое завещала вот эта вот дарительница.

А. Пичугин

— А что же за Седмиезерная икона?

о. Алексей

— Седмиезерная икона, в нашем понятии она, наверное, не на слуху, особенно у москвичей. На самом деле, это вариант Смоленской Божьей Матери, но отличается она тем, что десница Божьей Матери изображается благословляющей.

А. Пичугин

— Да-да-да, вот я открыл как раз, и вы откройте, как будет возможность, посмотрите, такое необычное все-таки написание.

о. Алексей

— Да, эта икона известна в основном в пределах Казани, там она получила свое название, именуется Седмиезерная, потому что она связана с Седмиезерной пустынью, ну а «Седмиезерная», то есть от семи озёр, эта пустынь была расположена на семи озерах, поэтому такое название.

А. Пичугин

— И село Семиозёрка.

о. Алексей

— Совершенно верно.

А. Пичугин

— Да-да-да, вот я смотрю, это не то, что я знаю, вот отец Алексей пришел, рассказал, а я не знал, я просто параллельно смотрю историю.

А. Пичугин

— Напомним, друзья, что в гостях у Светлого радио сегодня священник Алексей Дьяченко, настоятель храма Успения Божьей Матери в Казачьей слободе в Москве. Седмиезерная пустынь, если кто-то заинтересуется, находится недалеко от Казани, в поселке Семиозёрка, это пригородный поселок Высокогорского района Татарстана, то есть это вот пригород Казани, и оттуда происходит. Мне просто, когда вы сказали «Седмиезерная», сразу что-то северное напомнило, потому что все-таки Карелия, часть нынешней Архангельской области, это такие озёрные края, и там было много достаточно таких приставок к названиям сёл, деревень, монастырей, как раз вот «езерное», то есть озеро, на озере стоящее, на озере находящееся. Я почему-то думал, что история Седмиезерной пустыни и иконы тоже откуда-то из тех мест происходит, но нет.

о. Алексей

— Нет-нет, это Казань. И надо сказать, что это один из тех чудотворных образов, который остался цел после всех советских невзгод, и хранится сейчас он в Петропавловском соборе там.

А. Пичугин

— Ну, у вас список есть этого образа, наверное?

о. Алексей

— Список был, до революции. Естественно, при изъятии церковных ценностей он пропал. Вообще, в Успенском храме было несколько таких известных и почитаемых святынь, помимо Седмиезерной, была ещё икона Божьей Матери «Утоли моя печали», в честь которой освящен правый придел. И вот любопытно, что некоторые исследователи, дореволюционные, например, такой исследователь Токмаков, который издавал много разных заметок по московским храмам, он отмечает, что здесь, в Казачьей слободе, в Успенском храме был древнейший список, что его сюда привезли казаки после победы при Шклове, где они сделали список, и поскольку они проживали здесь, в Казачьей слободе, то они сюда его и привезли. А все остальные списки, они позднейшие.

А. Пичугин

— Но вы говорите, что он пропал и следы его потеряли.

о. Алексей

— Совершенно верно. Ну, как водится, чтимые списки всегда богато украшались и бисером, и драгоценными камнями, были богатые оклады, и после закрытия храма всё это бесследно исчезло, сведений об этом нет, к сожалению.

А. Пичугин

— Ну да, естественно. Но мы об истории храма говорили, я так понимаю, что до XIX века история храма это была история его строительства, переустройства, даже, наверное, до 20-х годов XIX века, потому что значимая веха в истории вашего храма — это его освящение, причём в первой половине XIX века, в первой четверти, несколько раз происходило, один раз даже знаменитый митрополит Филарет, святитель, участвовал: он освящал главный алтарь.

о. Алексей

— Да, всё так и было. Дело в том, что при Наполеоне храм сильно пострадал, и вообще нашествие Наполеона в отношении Успенского храма, она имеет тоже свою такую особую историю. Когда стало ясно, что храм не избежит участи многих храмов, то все основные святыни, иконы, то, что может вот быть украдено, вынесено, было передано в храм, который считался основным, то есть храм благочиния, это церковь Ризоположения на Донской.

А. Пичугин

— Вы там служили когда-то?

о. Алексей

— Совершенно верно. Кстати говоря, там была интересная заметка, посвящённая 200-летию Ризоположенского храма, и там отмечалось, что француз, когда был в Москве, не смог открыть Ризоположенскую церковь, потому что там висел какой-то необыкновенный замок, и французы его не смогли вскрыть и ушли оттуда. В заметке было отмечено, что этот замок хранится как особая святыня в ризнице Ризоположенской церкви.

А. Пичугин

— А хранился действительно, нет?

о. Алексей

— Ну, это было до революции, поэтому...

А. Пичугин

— Но храм Ризоположения ведь не закрывался?

о. Алексей

— Не закрывался, да. Но я его не видел, этот замок, но вот до революции он хранился точно. А другие святыни, которые не портятся, то есть все серебряные изделия, они были зарыты в земле. И вот в одной из докладных, там диакон местный пишет, диакон Иустин, что «прошу благочинного всё осмотреть и забрать, я не могу выехать к родственникам». Он был как хранитель этих святынь и должен был наблюдать за тем местом, в котором они были сокрыты. Но вот когда беда миновала, и всё стало постепенно возрождаться, то приход, как это водится и неоднократно было в истории, приход молился в храме святителя Григория Неокесарийского, а здание Успенской церкви восстанавливалось. И в тот момент тоже такая история, которая много где упоминается, о том, как староста, купец Никита Карпушев, прежде чем построить свой собственный дом, он средства вложил в то, чтобы отремонтировать храм. И таким образом были сделаны приделы, они начали первые функционировать, а потом уже был сделан основной алтарь, причём существует замечательное его описание с расположением, где какая икона была, какого цвета он был, как всё позолочено было. И вот этот как раз главный алтарь освящал митрополит Московский и Коломенский Филарет, сохранилось слово на освящение, это событие само по себе замечательное, из ряда вон выходящее, потому что понятно, что митрополит Филарет в Москве очень долго служил и известен он нам именно как московский святитель, и тем не менее, обыкновенная приходская церковь, и чтобы здесь сохранились ещё те слова, которые святитель сказал именно здесь и по случаю конкретного события, всё-таки это действительно редкость.

А. Пичугин

— У вас, вы мне перед началом программы говорили, что служил в храме будущий настоятель Успенского собора Кремля, не так далеко он был переведён географически: через реку, но в Кремль, но законоучитель, но настоятель Успенского собора. Как его звали, напомните?

о. Алексей

— Протопресвитер Александр Семёнович Ильинский.

А. Пичугин

— Вот о нём расскажите тоже, пожалуйста, потому что не так много было настоятелей Успенского собора, и все они оставили какой-то важный след.

о. Алексей

— Сам по себе протоиерей Александр Ильинский, он именно протоиереем служил в Успенской церкви, судя по всему, был личностью незаурядной...

А. Пичугин

— Он сын сельского дьячка.

о. Алексей

— Да, но происхождение в данном случае ни о чём не говорит, о масштабе его личности можно судить по описанию его заслуг, которые имеются в клировых ведомостях.

А. Пичугин

— Но, кстати, простите: всё-таки происхождение в то время имело значение, поскольку дети сельского духовенства редко становились настоятелями дальше уездных городов. Более того, всё-таки долгое время у нас был период, когда приходы наследовали, и если он был сыном даже не дьячка, а дьякона сельского, велика была вероятность, даже если он мог бы стать священником, что он, скорее всего, за отцом унаследует это дьяконское место и будет служить дьяконом. А тут видите как, вот произошёл такой выход, не просто выход, но из среды сельского духовенства он стал настоятелем сначала большого вашего храма, Успенского собора.

о. Алексей

— Пока вот для меня это загадка, почему так произошло, ведь он был и рукоположен даже сначала к Архангельскому собору Кремля, два года там прослужил, а потом как раз попал в Успенскую церковь и тридцать восемь лет служил здесь, это тоже большая резкость. Из его таких масштабных забот мы знаем, что мало того, что он был законоучитель, причём во многих учебных заведениях того времени, плюс к этому он занимает должность духовника московского генерал-губернатора, такое событие для обычного приходского священника, наверное, мало чем можно объяснить, кроме как какими-то личными выдающимися заслугами. Если мы перечитаем те списки наград, которые у него были, он был сопричислен многим орденам, то, конечно, много остаётся вопросов, почему именно так было. Понятно, что было много людей достойных, было много людей служивых, было много людей из известных семей, но почему отец Александр именно в этом месте оказался?

А. Пичугин

— Ну, это какие-то личные качества, видимо, которых мы не знаем уже спустя 150-160 лет, но вы, наверное, как-то изучали? Понятно, что, естественно, памяти о нём на приходе никакой нет, но бывает, что память вновь возникает, поскольку собирается община заново после перестройки, после открытия храма, и начинается исследование тех жизней людей, которые были связаны с этим храмом до революции или в первые советские годы, и как-то у вас на приходе его память чтится?

о. Алексей

— Могу сказать, что когда я стал заниматься историей, мне это лично стало очень интересно, потому что вообще, когда приходишь в храм и не знаешь, кто был до тебя, это одни ощущения, всегда так происходит. А когда приходишь в храм и знаешь, что раньше служил такой-то священник, а до этого был такой-то священник, у этого была такая-то семья, такими-то дети стали, это воспринимается, как будто ты пришёл в какую-то большую семью и тебя там приняли.

А. Пичугин

— Но всё-таки у вас история храма-то не такая длинная. Вот вы говорите, что будет 30-летие: в 1992 году храм был возвращён, но регулярно службы с 1994 года начались. И вот ваш предшественник, отец Михаил Васильев, прослужил, он, к сожалению, скончался. И был промежуток, почти 70 лет, когда ничего не было. Я думаю, что, конечно, к 2020 году нет никого сейчас, кто бы помнил этот храм до закрытия у вас, вряд ли.

о. Алексей

— До закрытия, таких людей нет, но, знаете, чей-то интерес всегда собирает вокруг людей. Для меня таким знаковым событием стало, во-первых, что мне удалось совершенно случайно познакомиться с родственниками диакона Василия Дмитрова, служил здесь такой диакон вместе со священномучеником отцом Андреем в начале XX века. И вот родственница дальняя этого диакона, мне удалось выйти на неё совершенно случайно через интернет, когда я изучал личность отца Андрея и его сослужителей, и она совершенно так живо откликнулась, и много чего мне интересного она рассказала и про семью, и про отца Василия того, что не написано.

А. Пичугин

— Какие-то архивы хранятся?

о. Алексей

— Архивов никаких нет, потому что архивы никто не хранил. Те архивы, которые собирал в своё время священномученик Андрей и собирался их опубликовать потом, это были серьёзные архивы, причём в основном он изучал казачество, это всё пропало вместе с закрытием храма. А дальше было время такое, когда люди старались никакие бумаги вообще не хранить.

А. Пичугин

— Ну или хранить их так, чтобы никто не увидел.

о. Алексей

— Из архивов остались только какие-то фотографии, вот она мне передала фотографию диакона с его семьёй, рассказала, кто на этой фотографии есть кто. Рассказала, какая судьба его постигла после того, как храм был закрыт, как он работал каким-то служащим в гардеробе, как, узнав, что он был когда-то священнослужителем, его обвинили, что он что-то там украл, и оттуда выгнали, то есть такая вот судьба.

А. Пичугин

— А как его жизнь закончилась?

о. Алексей

— Даже для неё это неизвестно до конца.

А. Пичугин

— Но это после войны уже?

о. Алексей

— Неизвестно. Он всё-таки был постарше отца Андрея, вероятно, что он мог и до войны скончаться.

А. Пичугин

— Я уже рассказывал эту историю: в храме, куда я когда-то начинал ходить, когда воцерковлялся, была история известная о том, что последний настоятель этого храма, он оставил служение и долгие годы, как мы считали, работал счетоводом, потом бухгалтером в каком-то из учреждений, это Подмосковье, там много заводов, ну вот в какой-то заводской конторе. И только спустя много лет мы выяснили, что он был репрессирован и расстрелян, потому что он продолжал тайно совершать богослужения где-то по домам, где-то крестил кого-то, где-то, может, литургию служил, но вот мы всегда думали, что он просто оставил служение, ну такие годы были, но нет, оказывается, нет. И мы продолжим наш разговор с отцом Алексеем Дьяченко, настоятелем храма Успения Божьей Матери в Казачьей слободе в Москве, на Полянке буквально через минуту. Я напомню, что это программа «Светлый вечер», я Алексей Пичугин. Никуда не уходите, через несколько мгновений мы вернёмся.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию Светлого радио. Напомню, друзья, что сегодня здесь у нас в гостях священник Алексей Дьяченко, настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе в Москве, на Полянке. Мы говорим об истории храма, о людях, которые с храмом связаны, о том, что окружает историю этого храма, о современности, говорили о тех людях, которые до революции служили. Сейчас мы перейдём к истории: с храмом Успения связана жизнь священномученика Андрея Воскресенского, он был долгие годы настоятелем храма, восемнадцать лет, и погиб в советские годы, об этом поговорим обязательно сейчас. Но вот я хотел только вспомнить, удивительно, вот так вот время изменилось, сейчас 2023 год, и мы правда, уже в храмах совсем не встречаем людей, которые хотя бы помнили их до закрытия. Мне казалось, вот мы когда-то восстанавливали в Подмосковье один храм, и приходили люди, местные жители, которые, казалось, они не старые ещё, в общем-то люди, которые говорили: «Ой, а меня в этом храме крестили когда-то», «Ой, а я ещё помню, как он действовал». Казалось, что это вот совсем не старые люди, и проходит, как по мне, совсем немного времени, а уже я не знаю, может быть, дай Бог, они живы, кто-то из них жив, но они совсем уже преклонного возраста, а большинства, так уж и нет, и не помнит никто, как это было.

о. Алексей

— Ну, слава Богу, всё-таки, когда храмы стали открываться, таких людей было множество, и они могли хоть немножко чем-то поделиться. Например, так сложилось, что у отца Михаила Васильева были хорошие отношения как раз с дочкой священномученика Андрея, она много чего рассказала, и это сумели как раз оформить в ту книгу, которую все могут сейчас читать и видеть, она принесла фотографии и передала наперсный крест отца Андрея, который хранится у нас на приходе. Мы его, кстати говоря, выносим традиционно в день памяти священномученика, чтобы каждый, пришедший помолиться в этот день, мог получить символическое такое благословение от отца Андрея, то есть тем крестом, который был свидетелем того, как он служил.

А. Пичугин

— Да-да, это хорошая история. По-разному бывает, знаете, я вспоминаю, как один священник рассказывал, что его назначили в 1992 году на руины храма, и к нему стали ходить на службы дети последнего расстрелянного настоятеля. Они недолго ходили, он говорил, что «я пытался, ну что, молодой священник, 1992 год, я пытался выяснить, как это было, но у нас тут руины, они приходили, стояли, потом: „Всё не как при папе!“ и уходили». Так что тут тоже по-разному бывает.

о. Алексей

— Здесь было по-доброму, и когда она уже лежала, не могла вставать, он как раз ходил, её напутствовал и причащал, поэтому здесь были отношения хорошие. Конечно, если вспоминать отца Андрея Воскресенского, то его путь начинался как традиционный путь священника того времени, то есть молодой семинарист женится на дочке священника и становится настоятелем того храма, где был как раз его тесть. Так получилось, что протоиерей Сергий Булатов скончался в конце 1911 года, и уже в начале 1912 года, именно в день иконы Божьей Матери «Утоли моя печали», совершается венчание отца Андрея, а уже через несколько дней он рукополагается в диакона, а потом в священника, и сразу начинает служение именно здесь, в Успенской церкви.

А. Пичугин

— То есть отец его супруги и был настоятелем вашего храма, а долго? Про него что-то известно?

о. Алексей

— Да, был настоятелем с 1897 года, после отца Александра Ильинского, и до своей кончины в 1911 году.

А. Пичугин

— То есть вот таким образом хорошо прослеживаются биографии нескольких священников, которые перед революцией служили. Да, и про отца Андрея, потому что на его долю выпал как раз вот этот сложный период, несколько достаточно таких ярких спокойных лет, потом Первая мировая, потом революции, и все уже дальше пошло, как пошло. Расскажите про него, вот он назначен настоятелем...

о. Алексей

— Из того, что известно, вот из воспоминаний дочери, я так понимаю, были почерпаны сведения, это тоже своего рода личность незаурядная, потому что, конечно, дочка вспоминает об отце, поскольку она помнит его добрым, таким отзывчивым, но вряд ли это воспоминание только ее, скорее всего, это воспоминание всех тех, кто его знал. Прежде всего он отличался совершенной заинтересованностью в человеке и заинтересованностью в таком благородстве, он всех учил в музыке, он очень любил детей, у него собирались дети на какие-то праздники, он им устраивал кукольные спектакли. Особо отмечено в воспоминаниях, что он всегда был готов принять каждого, и вот эта его особенность, со временем, когда ему было запрещено проживать в Москве, и он проживал в Карпово...

А. Пичугин

— Подмосковье, сейчас Воскресенский район, я смотрю.

о. Алексей

— И вот как раз там люди отмечали, что отец Андрей был готов каждому прийти на помощь, вне зависимости от его положения, статуса, то есть он не только исполнял требы, не только ходил причащать, напутствовать, он был готов прийти, вскопать огород, наколоть дров, то есть совершенно обыкновенные бытовые нужды, они были его сердцу не чужды.

А. Пичугин

— Он умер, в общем, совсем не старым человеком, его расстреляли, ему было 53, а в Московской области он служил, ну сколько ему было, лет 45-48. Да, и вот такие судьбы. А что известно о жизни общины в годы его настоятельства? Потому что вот этот перелом, с одной стороны, мы всё время говорим про то, что это тяжёлые годы, это гонения, но с другой стороны, это очень непростой, интересный: интересный для исследователей, конечно, так-то он совсем непростой, период жизни Церкви и московской церковной жизни. Многие архиереи не могут присутствовать на своих кафедрах, поэтому живут в Москве, много очень священников совершенно разного толка, появляются обновленцы, есть тихоновская церковь, есть обновленческая церковь. Огромное количество, как я уже говорил, архиереев, которые приезжают служить в разные храмы, у них есть разрешение от Патриарха Тихона служить в разных храмах, и люди, московские верующие люди, ходят. Раньше-то все были приписаны к своим приходам, и редко, в Москве, конечно, чаще там посещали богослужения, где там вот один священник хорошо говорит проповеди, где-то служит дьякон, на Константина Розова ходили, но в общем и целом, всё равно в основном по своим приходам, а тут время сильно изменилось, всё вообще поменялось, и люди стали ходить по храмам, стали ходить в такие яркие общины, как Маросейская община, например. Вот что было в этот момент в храме в Казачьей слободе при отце Андрее?

о. Алексей

— В постреволюионные годы о жизни храма вряд ли что можно конкретно сказать, потому что никаких исторических документальных свидетельств или каких-то ярких событий не было таких. Из документально подтверждённого можно назвать несколько человек, которые ему помогали. Вот, например, известный был помощник Пётр Ильич и Александра, это два человека из общины, которые ему помогали в хозяйстве. Один, насколько я помню, был казначеем, а вот эта Александра, она заведовала второй церковной лавкой, и он их представлял к награждению, вот это доподлинно из документа.

А. Пичугин

— А как понять: «вторая церковная лавка»?

о. Алексей

— Вот это для меня тоже интересный факт, который я для себя пока не объяснил.

А. Пичугин

— Как вариант, может быть, действительно были, хотя в советское время... А, ну годы НЭПа, с другой стороны, это, может быть, какие-то лавки отдельно. Ну, как сейчас у нас есть: вот заходишь в какой-нибудь торговый центр, а там церковная лавка, и написано, что вот, скажем, от Никольского храма такого, там-то. Была лавка при храме и есть лавка в каком-то торговом центре ближайшем. Может быть, во времена НЭПа что-то такое и с церковными лавками было, вот я не знаю.

о. Алексий

— Не исключено. Здесь мы можем пока только гадать, потому что документов нет на это. Из таких документов, которые имеются, это награждение отца Андрея саном протоиерея, тоже любопытная бумага по своей форме.

А. Пичугин

— А что, почему?

о. Алексей

— Вообще, сами документы церковные вот этого периода, они интересные с точки зрения составления вообще, то есть это явно уже не та канцелярия, которая существовала при императоре. Совершенно новое составление бумаг, и самое интересное, с точки зрения того, кто их подписывал, то есть это практически каждый год, а то и каждые полгода новые люди.

А. Пичугин

— Подписывали как обычно же: был Патриарх. Патриарх, то он был в заключении, то он, ну, правда, это Москвы не касалось, кроме того времени, когда он был в заключении, какие-то назначения подписывал он, как правящий архиерей города. Но правда, да, там была какая-то чехарда, видимо, с секретарями, с теми, кто мог подписывать.

о. Алексей

— Да, там могли благочинные меняться или кто-то, замещающий секретарей и прочее, но в любом случае, вот с точки зрения подписантов, это очень интересная история. Потом, очень характерна, на мой взгляд, история с изъятием церковных ценностей.

А. Пичугин

— Да, 22-й год.

о. Алексей

— Потому что здесь отмечено, что «никаких вспышек и противодействия не было оказано», это говорит о мирном духе тех прихожан, которые были воспитаны отцом Андреем, то есть он явно мудро умел объяснить происходящее и таким образом избежать каких-то ненужных напряженностей.

А. Пичугин

— Почему в итоге в 30-м году его еще не репрессировали, а репрессировали его в 37-м? Он, насколько я понимаю, перешел в другой храм.

о. Алексей

— В 30-м году было принято решение о закрытии Успенского храма, на это есть документ, где протокол составлен, что «в связи с передачей этой земли Институту цветных металлов храм подлежит закрытию и сносу, а общине нужно перейти в храм соседний, то есть храм святителя Григория Неокесарийского», что, собственно, и произошло.

А. Пичугин

— То есть храм в 30-м году был закрыт, он перешел в храм Григория Неокесарийского, а в дальнейшем следующее место его уже было в Воскресенском, его фактически выслали из Москвы.

о. Алексей

— Фактически, насколько я помню, вот эта высылка была связана с его небольшим арестом, то есть его арест в 37-м году это был не первый арест.

А. Пичугин

— И его расстреляли в Бутово?

о. Алексей

— Совершенно верно.

А. Пичугин

— Но тут же есть очень интересная история: его-то расстреляли в Бутово, он был врагом народа, а вот его сын был героем Советского Союза.

о. Алексей

— Да, причем звание присвоили уже после войны, в 46-м году, после того, как он был выписан из госпиталя. Интересна история чем: в принципе, встречаются такие истории, когда священник был репрессирован, а бывает, и не репрессирован, но тем не менее, из семьи духовенства выходили такие...

А. Пичугин

— Зоя Космодемьянская, например.

о. Алексей

— Да, такие люди, которые стали известны своими подвигами, и военными подвигами, и иного рода подвигами. Здесь интересно тем, что человек вырос в приходе и был сформирован в приходе.

А. Пичугин

— Он был верующим? И он не отрекался от отца никогда?

о. Алексей

— Он был верующим. Нет, никогда. Дело в том, что, если мы посмотрим наградной лист, то в наградном листе как раз фигурирует адрес того дома, где жил священник Успенской церкви, это угол Полянки и Казачьего переулка.

А. Пичугин

— Сейчас этого дома нет уже, естественно, но они жили в этом доме, вы говорите, долго, до 58-го года?

о. Алексей

— Да, они жили и до войны, и после войны, то есть отца Андрея выслали, а семья продолжала жить. Конечно, там были люди и другие, потому что там, как это водилось в то время, подселили кого-то ещё.

А. Пичугин

— Но семья не знала, что с отцом Андреем?

о. Алексей

— Нет, не знала. И долго пытались узнавать, и матушка писала в инстанции разные, чтобы сообщили, потом ей ответили, что он умер от паралича сердца, такая была бумага. Тем не менее, потом правда-то вскрылась, и была соответствующая реабилитация.

А. Пичугин

— А вот любопытно: они жили в доме при храме, несмотря на то, что храм закрылся в 30-м году, отец Андрей ещё не репрессирован, его перевели. Ну, правда, рядом перевели, они могли жить в этом доме продолжать, потому что он уже к храму, этот дом, отношения не имел. А потом, когда он уехал в Воскресенский район в Подмосковье, это же не первый арест был, который стал последним, они всё равно продолжали жить на Полянке в Москве?

о. Алексей

— Совершенно верно, да. Получается, что сын, Александр Андреевич, он ощущал себя полностью так, как он жил при отце здесь, и отец, говорят, к ним в гости приезжал, то есть эта высылка была, понятно, что он не имел права здесь ничего делать, но в какие-то дни он, видно, появлялся там.

А. Пичугин

— Он мог ещё тайно приезжать всё-таки.

о. Алексей

— И самое интересное, что и семья дьякона тоже жила рядом, то есть семьи остались на своих местах.

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что в гостях у Светлого радио сегодня священник Алексей Дьяченко, настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе в Москве. А супруга отца Андрея долго прожила после него, после его смерти, расстрела?

о. Алексей

— Да, она пожила ещё, сейчас я вам дату, к сожалению, точно не назову.

А. Пичугин

— Но она войну пережила?

о. Алексей

— Да, она после войны писала письма с просьбой как раз узнать его судьбу.

А. Пичугин

— Ведь они ждали, что он вернётся ещё.

о. Алексей

— Очевидно.

А. Пичугин

— Это как супруга отца Сергия Мечёва всё время ждала, что он вернётся, и она всегда говорила, что «он меня никогда не обманывал, и раз он обещал вернуться, то он вернётся», и она не разрешала какие-то там его вещи выбрасывать, потому что «как же, Серёжа придёт, а ходить ему будет не в чем». И когда всё-таки вскрылось то, что его расстреляли, она горевала, и все говорили, что она всё время повторяла, что «как же так, Серёжа меня первый раз обманул». А что за жизнь и подвиг в чём заключался сын отца Андрея, как он стал героем Советского Союза?

о. Алексей

— Подвиг был совершён во время боевых действий, была проявлена, как тогда отмечали: и отвага, и ум.

А. Пичугин

— Это было уже в наступлении Красной армии в Чехословакии?

о. Алексей

— Да, это уже было в конце войны. Вот он как раз в конце войны получил сильное ранение, и поэтому свою награду получил уже после войны.

А. Пичугин

— А я думал, что ему не давали награду, как сыну врага народа, хотя он же закончил училище военное, то есть вот это тоже интересный момент, как он, сын священника расстрелянного, сумел поступить в военное училище.

о. Алексей

— А эта история тоже была очень распространённой в то время. Даже такие специальные были подразделения, куда набирали специально из семей духовенства, потому что знали, что это люди, которые не подведут в нужный момент.

А. Пичугин

— Но он прожил долгую жизнь, я смотрю, что (опять же, в «Википедии») в 2012 году его не стало.

о. Алексей

— И самое интересное, что он скончался в день памяти великомученика Георгия Победоносца.

А. Пичугин

— Да. А он как-то участвовал в жизни возрождённого храма?

о. Алексей

— Насколько я знаю, он больше тяготел к храму в Карпово.

А. Пичугин

— А, то есть он туда приезжал?

о. Алексей

— Туда, да. Есть свидетельства, что он там появлялся.

А. Пичугин

— Интересно, а как-то ваши общины, ваши приходы общаются, нет?

о. Алексей

— Я в своё время связывался с нынешним настоятелем Михаило-Архангельского храма, мы с ним пообщались, он мне любезно предоставил документы, которые у него на приходе хранятся, так что я очень благодарен батюшке за это.

А. Пичугин

— Но церковь в Карпово никогда не закрывалась, вот я смотрю сведения: иконостас XIX века, чтимый Казанский образ. Но вы сами туда не ездили?

о. Алексей

— Пока ещё не добрался.

А. Пичугин

— Потому что это интересно же, вас объединяет личность священномученика Андрея.

о. Алексей

— Да, но всё ещё впереди, бог даст.

А. Пичугин

— Про современность храма, конечно, тоже очень интересно. Как всё было после перестройки?

о. Алексей

— После перестройки история, скажем так, традиционная для многих московских храмов, то есть было принято решение о передаче его Церкви, потом был зарегистрирован устав, потом, естественно, было назначено ответственное лицо, это был отец Михаил Васильев, тогда он служил в храме святителя Николая в Бирюлёво, это такая известная московская церковь, из которой вышло много известных священников. С удивительной, кстати, историей того, что деревянный храм один сгорел, и это были 50-е, 54-й, 55-й год, начало хрущёвской антирелигиозной кампании, им не разрешили, естественно, построить, но храм не закрывали. Это же рабочий посёлок Бирюлёво, недалеко от Москвы, но и не Москва, но им не разрешали построить храм. Им сказали: «служите в сторожке, вот у вас есть сторожка, там можете служить». Никто не думал, что они эту сторожку постепенно обстроят со всех сторон, и она превратится в достаточно большой храм.

о. Алексей

— Да, такая была народная смекалка проявлена. Но вот отец Михаил как раз из тех воспитанников бирюлёвского прихода, и когда он был сюда назначен, конечно, трудно даже сейчас представить, что здесь было, потому что здесь же находилась типография, внутри здания были перекрытия, соответственно, храм нужно было освобождать от всего этого наследия, чтобы он был похож на храм в принципе. Внешне, надо отдать должное, всё-таки храм имел достаточно, если так можно сказать, хороший вид, потому что он был включён ещё в 60-е годы в список памятников и в советское время он даже был на реставрации. Но внутри, конечно, это было полностью приспособлено под нужды той организации, которая там находилась: перекрытия, этажи, со всеми сопутствующими осложнениями, то есть живописи уже при таких перекрытиях фактически не остаётся, нужно всё укреплять. Где-то были какие-то не церковные пристройки, сделанные уже к самому зданию, и всю свою активную пастырскую жизнь отец Михаил как раз отдал на то, чтобы привести храм в такое должное благолепное состояние. При нём не только снаружи фасады пришли в тот вид, в котором они должны быть, еще и шпиль появился известный, такой характерный, на Полянке.

А. Пичугин

— А не было его, да?

о. Алексей

— Его не было в советское время, там была обыкновенная такая четырёхскатная треугольная крыша, несколько уродливая. А потом и кресты были поставлены, и внешняя реставрация фасадов проведена. Но и самое главное — внутри, конечно, потому что убрать перекрытия, которые обычно монтировали на совесть в церковных зданиях, это тоже дорогого стоит. И после этого были там иконостасы сделаны и пол, и все сети новые сделаны, то есть это очень серьёзная напряжённая ежедневная работа. Даже если не брать пастырскую работу, потому что пастырская работа — это отдельная часть жизни отца Михаила. Конечно, она была основной, но, к сожалению, для большинства глаз она остаётся незаметной. Но вот когда я пришёл в Успенский храм, я увидел, насколько люди дружные, насколько они крепко держатся друг друга, насколько они дорожат памятью того, что было сделано, и это дорогого стоит, потому что когда люди-наёмники, это сразу видно, когда вот ушёл начальник, и все разбежались. А здесь другая совершенно история, то есть люди реально дорожат этим местом, куда их дорогой пастырь, священник, и они сами силы вкладывали, всё-таки вот это настоящие плоды священнического труда.

А. Пичугин

— У вас сейчас, я смотрю, опять же, я не так давно проходил мимо, новая реставрация идёт. А что будет?

о. Алексей

— К сожалению, так жизнь устроена, что когда время проходит, приходится что-то ремонтировать или приводить в порядок, и сейчас время настало такое, когда надо немножко привести храм в порядок, потому что условия, в которых мы живём, климатические, они волей-неволей влияют и на фасады, и на всё остальное. Сейчас проводится такая полномасштабная историческая реставрация, сначала был сделан проект, люди работали в архивах, потом исторические исследования проводились. Было расписано прямо по этапам, то есть те документы, которые имеются в архивах, все они были собраны и все они были обобщены, проанализированы. И вот по крупицам была создана история создания Успенской церкви, как люди задумали эту церковь. А потом уже, после этого был предложен путь, в котором можно благоукрасить и вернуть тот вид, который всё-таки хотели видеть наши предки, поэтому в настоящее время мы можем видеть, шпиль у нас, слава богу, возвышается новый, отреставрированный, благолепный, на нём крест исторический восстановлен, тот, который мы видим на фотографии найдёновской известной.

А. Пичугин

— Прям тот самый крест?

о. Алексей

— Такой же по форме, один в один.

А. Пичугин

— А, это реплика то есть. Тот, конечно, не сохранился?

о. Алексей

— Тот, конечно, нет.

А. Пичугин

— А мало ли, а вдруг он там где-то лежал во дворе, всякое бывает. Слушайте, я вот как-то видел несколько раз, как кресты с разрушенных храмов, где искать крест с разрушенного храма, руинированного: на соседнем кладбище, периодически он у кого-нибудь на могиле стоит. Я такое встречал не раз. Ну, понятно, что в центре Москвы и кладбища нет.

о. Алексей

— Да, но в Москве другая история, потому что в Москве, когда храмы открывались, то было хранилище таких крестов, они особой ценности для музеев не представляли, поэтому они просто лежали, собранные в музее в Коломенском, и там говорят, что можно было как раз и брать такие кресты. Но сейчас задача стоит как раз в том, чтобы восстановить так, как было задумано нашими предшественниками.

А. Пичугин

— Да, да, это правда. Ну что ж, спасибо вам большое. Я напомню, друзья, что сегодня в гостях у Светлого радио был священник Алексей Дьяченко, настоятель храма Успения Пресвятой Богородицы в Казачьей слободе в Москве, на Полянке. Я Алексей Пичугин, мы прощаемся с вами, спасибо, до свидания.

о. Алексей

— Большое спасибо, до новых встреч.

Все выпуски программы Светлый вечер

Другие программы

Актуальная тема