«Город и храмы». Священник Валерий Степанов

У нас в студии был настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского у Патриарших прудов священник Валерий Степанов.

Разговор шел о том, как святыни и храмы влияют на города, в которых находятся, и на их жителей.

Ведущий: Алексей Пичугин

---

А. Пичугин

— Друзья, здравствуйте! Это «Светлый вечер» на Светлом радио, меня зовут Алексей Пичугин, рад вас приветствовать. С удовольствием представляю нашего гостя: ближайший час эту часть «Светлого вечера» вместе с вами и вместе с нами здесь проводит протоиерей Валерий Степанов, настоятель храма святого благоверного Александра Невского на Патриарших прудах. Здравствуйте!

о. Валерий

— Добрый вечер!

А. Пичугин

— Вот так мы узнали, что на Патриарших прудах есть храм. Это не очевидно. И даже я помню, знаете, так предваряя, наверное, тему нашей программы, проходя по очень знакомым местам, давно когда-то еще, естественно, наверное, даже и здание было еще не передано, я не знал, что это храм. Сейчас понятно, что там и написано все, но вот так, со стороны даже не сразу скажешь.

о. Валерий

— Действительно, там были снесены купола, оставалась только алтарная апсида, и чудо, что он уцелел. Но я хочу сказать о другом. Наш храм Александра Невского находится в Благовещенском переулке, и топонимика района не соответствует названию храма. Все очень просто: в этом переулке был огромный храм Благовещения Пресвятой Богородицы у Тверских ворот, чуть дальше был храм святого Ермолая на Козьем болоте, чуть дальше был храм Спиридона Тримифунтского, еще недалеко был храм Рождества Христова — все храмы эти оказались разрушенными. И вот на Патриарших прудах остался только один наш маленький домовой храм, и он становится таким местом собирания истории Патриарших прудов, истории этих переулков. Мы стараемся сейчас это отобразить и в живописи храма, в иконографии, стараемся собрать какие-то сведения об этих местах, ну и пытаемся установить какие-то памятные знаки, таблицы на всех местах, где были храмы. Сейчас как раз правительство Москвы даже хочет сделать это более обширно, охватывая все разрушенные религиозные памятники.

А. Пичугин

— Итак, тема нашей сегодняшней программы, знаете, я бы, наверное, ее определил: «Как среда влияет на человека, на очень разные его состояния, и на духовный рост, и на просто мировоззренческие вещи». Вы на протяжении нескольких лет на телевидении вели программу по истории московских храмов.

о. Валерий

— Да, это так. Наша программа называлась «Москва: мифы и легенды», и мы рассказывали не только об истории церковных храмов, но просто о религиозной истории Москвы, о православной Москве, мы делали это через храмы, через их историю, через их архитектуру, пытаясь вот таким образом рассмотреть этот вопрос.

А. Пичугин

— А вы помните какое-то первое ваше впечатление про город, которое на вас сильно повлияло? Ну, наверняка помните. Это может быть район, это могут быть ваши походы в центр города, еще что-то.

о. Валерий

— Это когда мы снимали программу, или вы меня спрашиваете, как москвича?

А. Пичугин

— Нет, как москвича исключительно.

о. Валерий

— У меня есть несколько мест, которые дороги моему сердцу. Первое место, оно географически существует, но там уже нет знаменитого птичьего рынка. Конечно, это место, я думаю, памятно москвичам, и создавало определенную атмосферу. Там собирались и старые голубятники...

А. Пичугин

— А вы уж назовите, потому что не все знают, где был птичий рынок.

о. Валерий

— Птичий рынок был между Таганской и Пролетарской, в районе Калитников. Это было особое место, там собирались и люди, которые любили аквариумных рыбок, и голубей, и собак. Это было такое еще и сообщество, и место общения, то есть очень-очень приятная там была атмосфера.

А. Пичугин

— А вы где-то неподалеку жили?

о. Валерий

— Нет, я жил не рядом, но занимался аквариумистикой, поэтому часто туда ездил. Еще одно не место, а явление, которое отразилось на мне — это московский речной трамвайчик. У нас традиция была с родителями: мы каждый год катались по маршруту от Киевского вокзала к причалу Новоспасского монастыря, и потом обратно. Эта традиция была долгая, и ты видел Москву с реки, это совсем другой взгляд на город. Отчасти вы это можете понять, потому что Андреевский монастырь, где мы с вами находимся, он как раз на берегу Москва-реки находится. И еще одно место — это высотка на Котельнической набережной, там был кинотеатр «Иллюзион», это было красивое место, но это связано с воспоминаниями. Мои бабушка с дедушкой были в гостях у своих друзей, которые там получили квартиру, и когда они вышли после этого новоселья, дедушка говорит: «Пойдем пешком», и мы пошли. Тогда еще, конечно, Москва-река не была одета в гранит, а были деревянные домики, и женщины полоскали белье, и каких-то животных выгуливали, и коз, и коров, и все это так было бедно, люди стояли у колонки. То есть построили высотку красивую, но рядом с ней, на Таганке, все было так не прибрано и так бедно.

А. Пичугин

— До 60-х годов, наверное, в Москве было очень много таких мест.

о. Валерий

— Вы знаете, все-таки, как ни относиться к Хрущеву, как к историческому персонажу, но он дал возможность переселиться в квартиры.

А. Пичугин

— Я уверен, я несколько раз спорил с очень авторитетными церковными историками, для них, конечно, личность Хрущева, она, вот как Эрнст Неизвестный сделал надгробие черно-белым, то для людей Церкви личность Хрущева, она больше в черный уходит. Но если посмотреть в целом — да, закрыли множество храмов, и не было у Церкви никакой свободы благодаря новому курсу, была иллюзия свободы, как мне кажется, и эта иллюзия просто исчезла при Никите Сергеевиче. Но есть огромное количество людей, которые могут сказать ему «спасибо» за разные вещи абсолютно. Ну, мне так кажется, это сугубо моё мнение. Мы тут с отцом Ильей Соловьёвым, он недавно приходил, долго спорили.

о. Валерий

— Знаете, эти лидеры, они были прагматиками. Была нужна Церковь, как определенный политический инструмент — с ней дружили, перестали нуждаться в ней — перестали дружить. Но мы знаем, что любую историю творит Господь, иногда Церкви нужны гонения. Златоуст, по-моему, сказал, что «худшее гонение на Церковь — это отсутствие гонений». Вот возвращаясь к истории, у меня есть фотография последнего престольного праздника, это храм, который рядом с нами располагался, святого Ермолая на Козьем Болоте, там сидит священник и прихожане: вы знаете, у них такие лица, ты понимаешь, что они готовы умереть за веру. Всё наносное, вот оно отошло, и остались те люди, которым был дорог Христос, дорога Церковь, дорого православие, и они готовы были умереть. Такая фотография необычайно меня вдохновляет, она стоит на письменном столе в моём храме, и вот я иногда смотрю на этих людей.

А. Пичугин

— А судьба священника этого храма известна?

о. Валерий

— Естественно, была плачевна. Его не сразу арестовали, его переводили, потом он был в лагерях, но всё-таки вернулся и жил не в Москве. Но там у них на престольном празднике был владыка Варфоломей (Ремов)...

А. Пичугин

— Непростой человек.

о. Валерий

— Но яркий.

А. Пичугин

— Потому и яркий, что непростой.

о. Валерий

— У одного великого писателя два героя разговаривают между собой. Один из них говорит: «Что по этому поводу скажет история?» Второй отвечает: «По обыкновению, солжёт». Вот, может быть, как раз о владыке Варфоломее история сказала много неправды. Будем надеяться, что правда, она проявит себя, не сейчас, так чуть позже.

А. Пичугин

— А я вот никаких оценок не давал, просто говорю, что он очень непростой человек.

о. Валерий

— А я и не говорил, что вы оценку даете, конечно.

А. Пичугин

— Возвращаясь к этим воспоминаниям про трамвайчик, я помню, что у меня, маленького, тоже были две такие забавы: поехать на Воробьёвы горы с родителями и на речном трамвайчике прокатиться — и то, и другое было очень-очень редко. Я очень не любил вот эти теплоходы «Москва», они до сих пор тут ходят постоянно. Мне нравились старые такие, послевоенные «Москвичи», которые тоже до сих пор ходят, всегда ждал, что, если мы куда-то пойдём на речном трамвайчике, что придёт именно он.

о. Валерий

— Одна из моих программ как раз была посвящена речному трамвайчику, и вот мы на старых «Москвичах» именно ходили по Москва-реке, и встречались с людьми, которые их проектировали и создавали маршруты, и теми, которые, собственно, покупали билеты и были пассажирами, и пытались создать ту атмосферу, которая была в Москве.

А. Пичугин

— Друзья, напомню, что в гостях у нас сегодня протоиерей Валерий Степанов, настоятель храма святого благоверного Александра Невского на Патриарших прудах в Москве. Вот у нас в Москве сейчас огромное количество экскурсий, на любой вкус, в том числе и по храмам, и о храмах. А вот такой экскурсии, которая бы рассказывала о храмах и монастырях с воды, с реки, вот про такую я не слышал, хотя это безумно интересно, потому что тот же Симонов монастырь, вот не знаю, как сейчас, я уже давно не был в тех краях, это первое место моей работы, самое-самое первое место, где я работал, был музей Симонова монастыря, очень недолго просуществовавший. И, наверное, с реки сейчас его так хорошо не видно, потому что там огромная стройка, многоэтажными домами застраивается, пойма, и с другой стороны ты к Симонову монастырю не подойдешь, люди даже не знают, что он там есть. А с воды вот до недавнего времени (может, и сейчас, я уже просто давно не был) открывался прекрасный вид. Или вот долгое время никак нельзя было попасть к храму Рождества Богородицы в Старом Симонове, тут я точно знаю, потому что ты едешь по другой стороне Москвы-реки, и вот панорама храма, она перед тобой, очень красивая, можно посмотреть, а так он закрыт со всех сторон до недавнего времени был заборами. И так про разные храмы и монастыри, можно сказать, с воды они имеют совершенно другой вид, и когда их проектировали, когда их строили, задумывали в этом месте — конечно, я думаю, что немаловажным фактором было именно то, как они вот стоят над водой.

о. Валерий

— Будем надеяться, что нас кто-то услышит, и такая экскурсия возникнет. Но я просто хотел напомнить, что долгое время наши с вами предки передвигались по зимнику. Дороги были плохие, замерзала река, и вот по реке ездили туда-сюда на санях, поэтому понятно, что строили на берегу реки, там и зимой можно было любоваться, и летом, проплывая на корабле. То есть это была такая существенная часть жизни города, вода имела большое значение. Мне кажется, что сейчас в Москве как раз это значение уменьшилось, даже сравнивая с Питером, где вода, каналы играют такую серьёзную роль в эстетике и в передвижении по городу.

А. Пичугин

— Всё равно, знаете, может быть, и не уменьшилось, потому что, когда в середине «нулевых» годов окончательно развалился флот в малых городах речной, где-то на Оке, в малых волжских городах, вот эти все теплоходы, которые там ходили по многу десятилетий, и построены, кстати, в основном были на московском судостроительном заводе, и все вернулись в Москву. Сейчас я вот, как человек, увлекающийся всякой техникой, очень удобно же, стоишь с телефоном и смотришь: ага, вот этот, вот его история: ОМ-152, построен в 59-м году в Москве, дальше вся его история. О, а этот в 37-м был построен, такие тут тоже ходят, был построен к открытию канала «Москва-Волга», и ходил там по этому каналу одно время. И ты смотришь и понимаешь, что — да, река у нас, конечно, не такая, как в Питере, ну и эстетика другая, и ощущение другое, и восприятие города другое, все другое, но благодаря вот этому многообразию все равно в летние месяцы ты чувствуешь свою связь с этой, пускай не такой большой, но водой.

о. Валерий

— Да, это верно. Я, знаете, за развитие, по примеру Москвы, может быть, такого малого судоходства в городах, в которых оно было. Мы недавно ездили в Касимов с нашими прихожанами — ох, Касимов шикарный! Удивительный сохранившийся такой город-музей, я вот его так назвал, с огромным количеством монастырей, храмов, музеев интересных, торговые ряды там...

А. Пичугин

— Ну и минарет.

о. Валерий

— Естественно, естественно.

А. Пичугин

— Уж давайте честно, все в Касимов в первую очередь приезжают, идут смотреть минарет, XV все-таки. Константинополь был еще христианским, а вот этот минарет уже вот-вот возникал.

о. Валерий

— Ну, Касимовские царевичи, понятно, которые пришли на службу к Великому князю.

А. Пичугин

— А вы чувствуете какую-то связь, вот, опять же, с точки зрения формирования человека, ощущение себя, помимо Москвы, вот эти московские окрестности и чуть более дальние места, такие, как Суздаль, Ростов, тот же Касимов, вот эти места как-то на вас влияли?

о. Валерий

— Ну, конечно. Даже на меня влияли более отдаленные места, я потрясен Русским Севером. Ферапонтово, Вологда, Белозерский монастырь, вообще Русский Север дышит этой особой такой духовностью. Мы были в городе Каргополь, это один из самых старых городов страны, сохранившихся ещё. Знаете, я прямо попал, мне показалось, в иное измерение.

А. Пичугин

— Конечно, все наши слушатели постоянные знают мою связь с Суздалем, всё-таки там четверть века, никуда не денешь, и до сих пор это вот какое-то там главное место для меня. И у меня всё время так: приезжаешь куда-то, смотришь — не Суздаль. Неважно, где вообще, в России, в мире, приезжаешь в какой-то маленький город — не Суздаль. Я помню, что вечер, тёплая какая-то очень погода, берег реки, я оказался один абсолютно почему-то на этом берегу, никого не было из тех, кто со мной приехал. И я сижу один, так хорошо, смотрю на этот город и понимаю, у меня вот это ощущение — Суздаль.

о. Валерий

— Это Каргополь?

А. Пичугин

— Да, это Каргополь.

о. Валерий

— Но Суздаль сейчас меняется, и за этими изменениями очень интересно наблюдать. Там появилось много фестивалей...

А. Пичугин

— Да, всё больше и больше, и качество повышается.

о. Валерий

— Строится инфраструктура для этого, и многое другое. Вот в этом отношении такие города, как Каргополь, они ещё в первозданном виде.

А. Пичугин

— И, может быть, слава богу, то есть он как-то по-другому должен вот это всё впитывать. Но потом, Суздаль всё-таки, понимаете, сели в автомобиль, в автобус, на поезд до Владимира, как угодно, и вы всё равно через несколько часов в центре Суздаля. Чтобы попасть в Каргополь — из любого места, если вы не из Каргополя, — надо постараться, потому что вокруг Каргополя нет ничего, откуда бы люди приезжали. Вот что ближайшее? От Вологды немногим ближе, чем от Москвы. Карелия чуть дальше начинается, от любого карельского города до Каргополя не близко. От Архангельска, в чьей области он находится, дальше, чем от Москвы. И вот откуда туда можно приехать так, чтобы вот просто несколько часов, и ты в центре Каргополя? Это надо постараться, это надо усилия приложить.

о. Валерий

— Там станция Ня́ндома, и оттуда полтора-два часа на автобусе или на машине. Ну всё-таки ходят эти поезда, ночь пути, два часа на автобусе, и ты в Каргополе.

А. Пичугин

— Но это стоит того, друзья, это правда стоит того, потому что, совершенно прав отец Валерий, что вы попадаете во что-то первозданное. Опять же, рядом с тем Суздалем есть Юрьев-Польский город, он больше, понятно, что у него есть какие-то совсем не исторические окрестности, но так как-то совсем его туристические маршруты последних десятилетий обошли, и поэтому, когда туда приезжаешь, ты... Вот у меня в детстве была почему-то французская книга, она в Ленинграде была издана, но на французском языке, для французских туристов, с очень красивыми иллюстрациями «Золотое кольцо», и я её просто до дыр всю исследовал. И вот она мне где-то недавно попалась, уже такая вся истрёпанная, я смотрю фотографии советские Юрьева-Польского и понимаю, что он ничем не изменился! Переяславль весь там причесали, Суздаль, само собой. А Юрьев, он таким и остался. Я кого-нибудь туда привожу, часто это бывает, мы ходим, Георгиевский собор смотрим, Михайло-Архангельский монастырь, у меня тем паче туда друга недавно рукоположили в священники, ещё чаще туда можно ездить, но ты видишь, что ничего не поменялось. Он, может быть, непричёсанный, но он остался таким практически, каким он был на тех фотографиях.

о. Валерий

— Я бы хотел, чтобы была какая-то вообще внутренняя установка на то, что можно посмотреть сейчас, пока есть такая возможность, прекрасные места, которые у нас остались, и в архитектурном, и в духовном смысле этого слова, и людей посмотреть, которые там отличаются от москвичей и ритмом жизни, и отношением к жизни, всё это духовно полезные вещи. Знаете, я вот в Вологде обнаруживаю, что я очень быстро хожу, потому что большинство людей, жителей, они ходят медленнее, чем я. То есть вот с московским ритмом нужно уметь остановиться, это прекрасно.

А. Пичугин

— Да, вот про это я и не думал, что, действительно, в малых городах ты ходишь быстрее, чем местные жители. Я всегда только замечал, что нервничаю в очередях, но потом я научился тоже какой-то кайф от этого ловить, потому что ты стоишь, и впереди тебя ещё пять человек, и каждый: «Конфеток вот тех! Не-не-не, вот этих!» — взвесили. «Хлебушка, да не, какого я обычно беру вот этого!» — положили.

о. Валерий

— Поговорили, пообщались.

А. Пичугин

— Поговорили, да, как дети, как внуки, между помидорами и огурцами, обсудили зятьев, детей, и вот так каждый из пяти человек. И даже в супермаркетах, те малые города, где часто бываю, ну совсем небольшие, уже везде супермаркеты, уже торговые сети те же самые, что и в Москве, что и в других крупных городах, но люди-то тоже те же самые, и кассиры в этих магазинах всё те же, и ты стоишь, и вот это вот душевное общение, оно сохраняется, и очередь такая же, и тоже, пускай всё современное, но тоже обсудили уже всех в этой очереди. И я в какой-то момент просто научился в этом находить удовольствие. Сейчас нас в снобизме обвинят.

о. Валерий

— Надеюсь, нет. Но я хочу сказать о другом: что для восприятия архитектурных исторических памятников очень важны интерьеры, то есть не только то, что внешне, но то, что и внутри. И вот, создавая нашу программу, я убедился, что, оказывается, интерьеры сохранены очень-очень мало. В большинстве случаев они находятся как раз в храмах, в небольших музеях, в музеях-квартирах, вот там ещё сохранились интерьеры того, что было.

А. Пичугин

— В Суздале — нет, например. Практически все храмы восстановлены из фасадов, абсолютно пустые внутри.

о. Валерий

— А вот в Москве сохранилось ещё.

А. Пичугин

— А например, что?

о. Валерий

— Сохранились росписи, конечно.

А. Пичугин

— Вы имеете в виду, в тех храмах, которые не закрывались?

о. Валерий

— Да.

А. Пичугин

— Я напомню, дорогие слушатели, что в гостях у нас сегодня протоиерей Валерий Степанов, настоятель храма Александра Невского на Патриарших прудах. Мы буквально через минуту вернёмся.

А. Пичугин

— Возвращаемся в студию Светлого радио. Напомню, друзья, что в гостях у нас сегодня протоиерей Валерий Степанов, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского на Патриарших прудах. Вы говорите, что преимущественно в храмах, в старых квартирах, в домах-музеях сохранились интерьеры, которые в какой-то мере, наверное, нас переносят в ту эпоху. У меня около дома, и в детстве тоже я там неподалеку жил, храм святой мученицы Ирины, сейчас это Белорусское подворье, он вообще Троицкий, но все его знают как храм мученицы Ирины. И когда-то мой прадед был старостой этого храма, еще до революции 1905 года, по-моему, и я в детстве очень просил, чтобы меня туда сводили. Храм-то, он вот через три дома, но как-то наши маршруты там не проходили никогда.

о. Валерий

— Интересно, а что там было в советское время?

А. Пичугин

— Вот, я как раз к тому, что я застал там в советское время. Изначально это был клуб ворошиловских стрелков, там до сих пор местами что-то прострелено, радиозавод, еще что-то там было, я сейчас даже навскидку не вспомню. Когда я все-таки дедушку уговорил, он меня повел, это был продуктовый магазин. Дедушка — матерый атеист, партийный работник, что-то, видимо, мне, маленькому стало рассказывать просто вот историческое что-то про эту церковь, и я очень хорошо это запомнил, так ярко врезалось, этот яркий штамп: мимо старичок какой-то проходил, говорит: «Что вы ребенку пичкаете?» И дальше про Гагарина, который «в космос летал и Бога не видал». Но я почему-то это очень хорошо запомнил и запомнил, как мы туда заходим, а это магазин, 80-е годы, там какие-то крупы отсыревшие, вот этот запах отсыревшей крупы, он мне навсегда врезался. Я недавно там был, в этом храме, и я так понимаю, что это намеренно сделано, я бы такую практику, может быть, даже бы распространил, пускай это очень спорно с художественной точки зрения, но с точки зрения вот какого-то ощущения, прикосновения к тому, что было — там, несмотря на радиозавод, ворошиловских стрелков и всех прочих, сохранились росписи, естественно, не полностью, а где-то примерно процентов сорок-пятьдесят, и там всё побелили, не стали дорисовывать, не стали сбивать и делать заново, а вот эти фрагменты, где они есть, их просто в этой побеленной части, как окошки, оставили, и они по всему храму, вот такие пятна. Вы говорили, что сохранились, а это вот тот пример, когда храм полностью обезображен, и ничего от него практически храм не напоминало, только алтарная часть, апсида есть и всё, но это тот случай, когда оно вот самое настоящее, даже не реставрированное, ну вот можно посмотреть.

о. Валерий

— Я тоже был в храме, который не так давно передали, и что меня поразило, сохранились росписи: что у всех святых и ангелов выколоты глаза.

А. Пичугин

— А страшно потому что... Чего они смотрят?

о. Валерий

— Выколоты глаза. И я в своё время купил икону Серафима Саровского, у которой были прострелены глаза, кто-то в качестве мишени использовал икону, и я не стал её реставрировать, просто как напоминание о том, что было.

А. Пичугин

— У нас долгий проект достаточно на радио был с музеем-исследовательским центром «Советский Союз: вера и люди», может, мы ещё и что-то будем делать в дальнейшем вместе, музей при храме Сергея Радонежского в Крапивниках. И вот один из экспонатов таких, наиболее ценных, которым музей гордится, это икона, я не помню, мы сами ли как-то решили, что это так, или там была рассказана история — икона Спасителя, достаточно рядовая такая, подокладная, которую всю, в какие-то холодные, голодные годы топором, видимо, на дрова, на какую-то растопку раскололи, но рука не поднялась расколоть лик, и поэтому всё вот так обколото в ней, кроме центральной части с ликом. Вот всё, что там, если она даже подокладная, и там только какие-то части подокладные были выписаны, они все расколоты, но вот лик оставили почему-то. Вот это другая, обратная история — рука не поднялась.

о. Валерий

— Это возвращает нас к тому, что прекрасно, что сейчас есть возможность собирать какие-то остатки, потому что, вот так сердце мне подсказывает, что Богу нравится, когда церковные вещи возвращаются в церковь. Не оседают в коллекциях или даже в музеях, а возвращаются в церковь для использования по назначению. И я вот рад, что в храме, где я служу, пришли к нам и потиры, и кадила, и лампады старинные.

А. Пичугин

— Но не из вашего храма?

о. Валерий

— Не из нашего храма.

А. Пичугин

— А что-то вернулось к вам именно из вашего храма?

о. Валерий

— Нет, к сожалению.

А. Пичугин

— И практически нигде такого нет. Вот сколько у меня знакомых, друзей-священников, которые служат в восстановленных храмах, я часто спрашиваю, может быть, кто-то приносил, бабушки какие-то, что-то — ни у кого, только в одном храме, но там прямо целое Распятие, целую вот «Голгофу» большую принесли, у кого-то она стояла то ли в сарае, то ли где-то. Её отдали в другой храм, потому что он раньше гораздо открылся, но когда открылся тот храм, я там прихожанином был когда-то, настоятель того храма её отдал — ну, просто потому что знали, что она из этого была. Или обратная ситуация: вот у меня близкого знакомого, товарища назначили священником в никогда не закрывавшийся храм, а его предшественник, он умер, к сожалению, от ковида, очень светлый человек был, и жена, они с разницей в один или в два дня умерли. Очень светлые люди, и местные жители очень их почитают. Но я к нему приехал на службу, а он очень большой любитель церковной старины, ну очень большой, и думаю: вот как отцу Георгию повезло, что его назначили в храм, где всё сохранилось, никогда он не закрывался ни на один день, во Владимирской области. А в алтаре всё новое! Я спрашиваю: «А что, где?..» Говорит: «Ты знаешь, а предыдущий настоятель всё отвёз в епархию. Говорит: «Вы у меня вот это старьё заберите, а дайте всё новое». Ну, человек не понимал, замечательный светлый человек, но он вот не понимал этого значения.

о. Валерий

— Ну, видите, сейчас у нас, слава Богу, появляются уже и церковные специалисты в этом, и древлехранители, и работа в этом отношении ведётся, тут я, в общем, спокоен, уже начинают разбираться. Ну и потом, священники всё больше и больше прислушиваются и к прихожанам, и к церковному совету, какой-то мы очень правильный, по сравнению с 90-ми годами, находим баланс. Ты всё-таки не единоправный, а прислушиваешься к советам, к тому, что есть рядом с тобой, ну и прихожане, которые дают деньги на это, тоже могут своё мнение высказать.

А. Пичугин

— А как родилась идея той программы про московские храмы и вообще про Москву? Почему спрашиваю: я помню, ещё мы с вами встречались когда-то, вы второй раз на Радио ВЕРА, я так понимаю, потому что первый раз мы с вами здесь же, в программе «Светлый вечер», очень-очень вскоре после запуска Радио ВЕРА в ФМ-диапазоне встречались, я даже не помню, о чём говорили, но что-то было тоже так вскользь, впроброс о Москве, и я почему-то помню, что мне тогда вас представляли, как известного краеведа, москвоведа, автора статей по Москве, по московским храмам, и программа, она из вашей любви к Москве родилась, к истории Москвы, истории московских храмов, или вам просто предложили её делать когда-то?

о. Валерий

-Тогда был канал, которого сейчас уже нет, это канал «Столица», и пришли молодые менеджеры, спросили моего совета о программе, и мы решили делать ежедневную программу, но с несколькими ведущими, то есть взгляд на Москву историка, взгляд на Москву священника, молодёжный взгляд на Москву, женский взгляд на Москву. Подбирали разных ведущих, чтобы делали по одной программе в неделю, это было бы не так сложно, очень интересно, но программа была сквозная. И так вот получилась программа, вот этот взгляд священника на Москву. Я, конечно, рассказывал в большей степени о явлениях, которые мне интересны — о храмах, об их истории, о церковной Москве, о топонимике улиц, ну и о многих других вещах. Конечно, я заинтересовался самим предметом, потому что много читал, готовился к этому. Была идея даже по этим программам выпустить книгу, но она так потом как-то уже ушла на второй план.

А. Пичугин

— Да, может быть, вы рассказывали, откуда-то я знаю про эту идею с книгой, почему-то у меня даже отложилось, что она вышла, но нет.

о. Валерий

— Ну, как-то вот была идея, и я даже начал писать, свои тексты подгоняя под книжный формат, но потом забылось, и потом канал сменился, и это дело, может быть, будущего какого-то.

А. Пичугин

— А есть какой-то московский храм, который на вас повлиял более других? Я не знаю, в совокупности, в архитектурном плане, может быть, приходом, может быть, традициями служебными, неважно, но вот повлиял?

о. Валерий

— Во-первых, это храм, в который я пришёл мальчиком тогда, когда было ещё вовсю негативное отношение к Церкви, храмов было мало, это был, по-моему, 86-й год или 85-й, это храм Иоанна Воина, где собиралось очень много интеллигенции, где были святыни из разрушенных рядом храмов, где пел потрясающий хор...

А. Пичугин

— Ведерников там был.

о. Валерий

— Отец Николай там позже был.

А. Пичугин

— Подождите, а я что-то путаю, или отец Николай изначально был в этом храме, именно в хоре, нет?

о. Валерий

— Нет.

А. Пичугин

— Значит, путаю. Но служил он на Якиманке, да.

о. Валерий

— Отец Николай Смирнов, преподаватель академии, такой строгий священник. Вот это вот мой первый храм, который произвёл на меня впечатление. Я благодарен, что, придя в церковь, сам я пришёл и столкнулся с интеллигентными людьми, которые мне этот вход в церковь показали. И потом, это Высоко-Петровский монастырь, вот там только он начинался, Отдел религиозного образования, и, конечно, отец Глеб Каледа, который самое глубокое впечатление на меня произвёл, и с ним связана и жизнь нашей церковной общины, и мои друзья, с которыми я тогда познакомился мы дружим всю жизнь, и многие вещи, которые отец Глеб говорил, мы тогда не понимали, а стали понимать лишь позже, когда его не стало. У отца Глеба была череда сложных операций, и молодёжь по очереди дежурила, а он был такой тонкий человек, что чем-то хотел компенсировать наше дежурство, и поэтому он много рассказывал, в том числе, рассказывал о войне. Всех рассказов не помню, но отлично вспоминаю, что они произвели тоже такое на меня глубокое впечатление. В частности, о том, что раздалась очередь пулемёта, и он понимает, что вот она по нему, начал молиться, и траектория пуль изменилась, и прошла мимо него, задев шапку. Это вот я помню, и этот храм на меня произвёл впечатление такое большое. Высоко-Петровский монастырь — это первое место моего служения и диаконского, и священнического. Вы знаете, для священника любой храм, где он служит, это, конечно, такая часть души, часть истории. Никогда бы не подумал, что я так скажу, но вот храм Мартина Исповедника, в котором я служил почти пятнадцать лет — это тоже такое важное событие в моей жизни, и постепенное знакомство с небесным покровителем, святителем Мартином, и я потом познакомился, через служение в этом храме, такая была ассоциация международная храмов, посвящённых святым Неразделённой Церкви.

А. Пичугин

— Кажется, они приходили к нам.

о. Валерий

— Возможно.

А. Пичугин

— Я просто не знал, что они при храме Мартина Исповедника.

о. Валерий

— Нет, они не при храме Мартина Исповедника. Это какие-то международные конференции были, этому посвящённые, и это тоже событие. Любой храм, в котором ты служишь, в котором ты вкладываешься, где совершаешь литургию — это место в твоём сердце, начиная от деревенского, простого, заканчивая вновь построенными московскими храмами спальных районов.

А. Пичугин

— Напомню, друзья, что в гостях Светлого радио сегодня настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского на Патриарших прудах, протоиерей Валерий Степанов. Кстати, про храм Иоанна Воина на Якиманке, я вспоминаю, к нам приходил неоднократно такой писатель московский Дмитрий Данилов, и вот он, рассказывая про храм, куда он ходит, Иоанна Воина на Якиманке, говорил: «Знаете, я вообще по натуре однолюб. У меня всё всегда на много лет, в том числе и храм, может быть, во многом и потому, что и настоятель там всегда один (ещё был жив отец Николай Смирнов тогда), и мне это вот очень нравится, что ничего не меняется, годы идут, а всё на своём месте». Я вот хорошо его, наверное, понимаю в этом. Хотя всё уже изменилось.

о. Валерий

— Не знаю. Я привязываюсь всё-таки не к храму, а к людям, то есть для меня важен был священник, с которым я общаюсь, с которым я связываю свои мысли, свои желания.

А. Пичугин

— Да, и у меня именно так, и вот это ощущение от стен тоже, особенно если они чем-то действительно за много лет стали дороги, я понимаю. У всех по-разному складываются отношения, есть же люди, которые на протяжении многих лет ходят в многоштатные приходы, и невозможно сказать, что они привязаны к конкретному священнику. Может, у них и душа никогда не легла к какому-то конкретному человеку, он просто воспринимает их, как часть этого прихода. Знаете, как вот многолетние прихожане Елоховского собора (это первый храм, наверное, который я помню в своей жизни, мы рядом жили), там клир Елоховского собора за сорок лет, что я его знаю, изменился уже дважды, возможно. И только один, наверное, отец Александр Аржаев там сейчас остался из тех священников, которые служили там ещё в моём далёком детстве. Но, тем не менее, есть люди, для которых вот Елоховский собор — это Елоховский собор, и клир поменяется, Патриарх, люди, всё поменяется, а эти стены останутся.

о. Валерий

— Стены и святыни, да, это тоже такая возможность передачи традиции, вот в Елоховском соборе она есть. Люди каким-то внутренним ощущением передают традицию из поколения в поколение.

А. Пичугин

— Это уже, наверное, из тех случаев, когда есть любимый подсвечник, любимая икона, далеко не самая известная, но вот что-то десятилетиями то, что ты вот помнишь.

о. Валерий

— Ну, какие-то обычаи сохраняются, вот может что-то поменяться, а обычаи останутся. Странно сравнивать, но я, тем не менее, это сделаю: как на Афоне — там неважно, какой настоятель храма, но традиция, устав, который заведён, он будет выполняться неукоснительно. Такой, другой, третий, но одна традиция, она вот такая, и она формирует многие вещи. И, может быть, так и в Елоховском тоже, вот традиция, и она формирует многие вещи. И, наверное, мне так кажется, формирует и духовенство тоже, оказывая вот такое влияние.

А. Пичугин

— Да, безусловно, и школа служения, и манеры, и традиции. Многие говорят про традиции московского богослужения или там петербургского, ленинградского, питерского — не знаю, наверное, в Петербурге это действительно осталось, а в Москве, вот где сейчас можно посмотреть традиционное, вот то, что годами продолжалось? Ваганьково, кстати, может быть, на Ваганьково? Недаром вас спрашиваю, ведь у вас тоже на Ваганьково не один год прошёл.

о. Валерий

— Ваганьково — странное место, только о своих впечатлениях скажу. Нет людей, которые были связаны или помнили обновленческое духовенство, которое было в этом храме.

А. Пичугин

— Странно.

о. Валерий

— Ваганьково — один из последних храмов, перед храмом Пимена Великого, в котором это было, но вот что-то от навеянного обновленцами там есть. Это не относится к богослужениям, это не относится и еще к каким-то вещам, но вот что-то неуловимое, оно осталось. Не могу конкретизировать, но оно есть. Еще хочу вам сказать такую вещь, что священнику непросто. Потому что священник, он, как вы знаете, по идее должен быть лидером церковной общины, и, конечно, очень хочется привнести что-то свое: свое понимание, свое видение, свои привычки, в конце концов. И в определенный момент надо смириться, впитывая то, что есть в этом месте. Знаете, как с детьми: многие родители думают, что мы детей всю жизнь должны учить, но дети тоже нас учат: учат выдержке, терпению, правильному прогнозированию будущего, строительству отношений. Ты жене или мужу не можешь сказать: «уходи» — как уходить, у вас ребенок, и лишний раз не поссоритесь. Но храмы тоже нас учат, и надо быть просто открытым к этой учебе и нам, и прихожанам, так чуть внимательнее, чуть тоньше это воспринимать.

А. Пичугин

— Для меня Ваганьково — загадочное место. Я много раз там был, и то ли вот эта атмосфера кладбищенского советского храма, в Калитниках очень похожая.

о. Валерий

— На Даниловском кладбище, да?

А. Пичугин

— И там тоже, да. Ну вот в Калитниках я просто чаще бывал, и на Ваганьково тоже, чем на Даниловском, и поэтому есть что-то... Но в этом чувствуется история. Вот заходишь в Ваганьковский храм, и история тебя просто накрывает с головы до ног.

о. Валерий

— Я еще думаю, потому что очень много святых людей вокруг похоронено. И удивительно: кладбище с храмом и кладбище без храма отличаются атмосферой.

А. Пичугин

— А кладбище с разрушенным храмом? Таких много, я помню, было.

о. Валерий

— Ну, в Москве таких сейчас нет. Это печальное явление. Но в Москве есть старинное кладбище, например, немецкое, где нет храма, и это ощущается.

А. Пичугин

— Но там есть инославный храм на немецком кладбище.

о. Валерий

— Он прекратил очень давно действовать.

А. Пичугин

— Там есть община лефевритов-старокатоликов.

о. Валерий

— Они в храме-часовне каком-то служат, да?

А. Пичугин

— Да. Они сначала с одной стороны служили, теперь с другой.

о. Валерий

— Я даже не знал, что они есть в Москве.

А. Пичугин

— Единственное место, да. Может быть, уже сейчас мои сведения устарели, но это вообще достаточно любопытное явление, мало где можно посмотреть, как это выглядит, вот в Москве можно. И у них раньше был священник, который приезжал откуда-то из Европы, но сейчас, еще задолго до всех событий, по-моему, им рукоположили русского священника, который у них постоянно служит теперь. Но это латынь, это вот эти тяжелые старокатолические облачения до Ватиканского собора, и это интересно достаточно.

о. Валерий

— Ну, духовность по-разному проявляется, и дух дышит где хочет, поэтому мы так с пониманием пытаемся относиться к тому, что является в этом мире.

А. Пичугин

— Это к вопросу о том, что какая-то христианская жизнь на немецком кладбище, она есть. Я люблю немецкое кладбище, потому что я недалеко от него вырос, и это такое естественное для меня место тишины. Вот эти старые московские кладбища — Ваганьковское, Немецкое, Донское, они разительно отличаются от новых московских кладбищ, которые и с храмами, и без храмов, с часовнями вокруг Москвы сейчас растут.

о. Валерий

— Знаете, я думаю, что и на новых кладбищах появятся могилы святых людей, к которым будут приходить люди, и они обрастут своими традициями, и через двести лет наши потомки, приходя туда, будут говорить: «Какая здесь атмосфера! Ой, мы как будто окунаемся в прошлое». Дайте время, и все это появится.

А. Пичугин

— Наверное, но ведь тут еще и какое-то определенное изменение культуры, хотел сказать «культуры смерти», наверное, это правильное определение, но изменение самой культуры вот этих надгробий, памятников, того, что там и как написано, что нет шаблонных фраз, что каждая фраза, которая высечена, она кем-то выстрадана, вот у меня такое ощущение всегда от посещения немецкого кладбища, Ваганьковского.

о. Валерий

— Знаете, в советское время возникла традиция неожиданно: в Пасху ходить на кладбище.

А. Пичугин

— Не в советское время все-таки, это старая деревенская традиция. Нам почему-то всем внушили, что это советская традиция.

о. Валерий

— Во всяком случае, она распространилась тогда. Я думаю, что люди ее интуитивно приняли, потому что на Пасху хотелось быть в каком-то месте трансцендентности, в месте присутствия духовного.

А. Пичугин

— Я тоже так думаю.

о. Валерий

— Поскольку храмов было мало, и попасть в них было сложно, и люди рассказывали, как они в советское время через окна влезали, потому что так вот все было забито в храме, то люди шли куда-то в место соприкосновения с иной реальностью, с иной жизнью, поэтому шли на кладбище. Вот такое особое место для них было.

А. Пичугин

— Я тоже думаю, что это связано как раз с этим, поэтому я не готов реально осуждать эту традицию.

о. Валерий

— Ну, надо признаться, что она практически изжила себя сейчас.

А. Пичугин

— Да, хотя я еще помню дополнительные автобусы на московские кладбища, которые на Пасху ходили. А традиция, на самом деле, эта деревенская, когда люди просто, будучи совершенно церковными, посещая пасхальное богослужение, выходили потом, и что же они, проходя мимо могил близких людей, не завернут, не похристосуются? Завернут, конечно. Оттуда и традиция пошла, я думаю, на самом деле. А с советской властью напрямую она вряд ли связана. Вот нас слушают совершенно разные люди, в том числе и те, которые, кто-то недавно приехал в Москву, кто-то всю жизнь прожил, но не было ощущения горда, а вот вы можете посоветовать что-то человеку, который действительно хочет проникнуться Москвой?

о. Валерий

— Наша московская поэтесса, женщина сложной судьбы, написала: «А вот за тою дверцей, куда народ валит, — там Иверское сердце червонное горит». Любое знакомство с Москвой — это знакомство с её святынями, с Иверской иконой Божией Матери, покровительницей Москвы, с храмами Кремля, оттуда ты увидишь всё остальное, как ни банально прозвучит мой совет.

А. Пичугин

— Нет, не банально, совсем не банально. Мы вообще про Кремль забыли. Мы куда-то ходим, ездим, как вот люди, которые всю жизнь живут на море, ходят и не замечают его. Я тоже в последнее время задумываюсь, что надо в Кремле бывать чаще, потому что, коль скоро мы любим Москву, то надо там бывать чаще. Спасибо большое, протоиерей Валерий Степанов, настоятель храма святого благоверного князя Александра Невского на Патриарших прудах, был в гостях у нашей радиостанции, у нашей программы. Я Алексей Пичугин, прощаемся, всего доброго, до свидания.

о. Валерий

— До свидания.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Символ веры о Церкви и воскресении». о. Александр Сатомский
• Светлый вечер с Владимиром Легойдой
• «Журнал от 13.12.2024». Алексей Соколов, Тамара Захарова

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов