Поделиться
Нашей собеседницей была кандидат искусствоведения, пианистка Юлия Казанцева.
Мы говорили о личности, творчестве и духовных поисках немецкого композитора и общественного деятеля 18 века Георга Филиппа Телемана.
А. Митрофанова:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья, я — Алла Митрофанова, и ближайший час мы с вами проведем с замечательным искусствоведом, пианистом, лауреатом международных конкурсов и потрясающей рассказчицей Юлией Казанцевой. Юлечка, приветствую!
Ю. Казанцева:
— Добрый вечер!
А. Митрофанова:
— Страстная неделя наступила. И конечно, для всех христиан это — главное время в году — ну, для тех, кто себя с христианской системой смыслов так или иначе соотносит и старается по Евангелию жить. Собственно, христиане и призваны в течение этой недели максимально глубоко вчитаться в Евангелие, в те эпизоды, где последние дни земной жизни Христа описываются, Его путь на Голгофу, крестные Страдания, Страсти...
И у нас для этого есть, конечно же, в первую очередь, Евангелие и богослужения; однако в «большой» жизни, в том мире, который нас окружает, тоже есть кое-что, что может помочь, как ни странно, сосредоточиться на самом главном. Удивительная классическая музыка! Ведь в классической музыке целая традиция есть Страстей Христовых — отдельное музыкальное направление...
Юлечка, вот очень хочется, чтобы ты нам сейчас объяснила... Для сегодняшнего разговора ты выбрала неожиданную фигуру в качестве главного объекта. Это не Бах, это не Вивальди — это Телеман. По правде говоря, я была удивлена и обрадована — потому что, ну, крайне мало что знаю об этом композиторе. Только разве что он — современник Баха, а это значит, что все-таки определенное музыкальное направление... Ну, пожалуй, что на этом все...
Вот объясни, почему рекомендуешь на Страстной неделе и на Телемана тоже, и на «Страсти Христовы» в его интерпретации обратить внимание?
Ю. Казанцева:
— Мой такой один из любимых пунктов — я люблю новое. И есть традиции, которые я тоже очень люблю. И одна из главных традиций... Вот сколько мне лет — и весь сознательный возраст, даже еще бессознательный — когда еще не я сама, а когда родители ставили на Страстной неделе «Страсти» Баха. Вот у Баха есть «Страсти по Иоанну», «..по Матфею»; «...по Луке», «...по Марку» — под вопросом авторство, но это неважно; главное, что эта музыка звучит, это традиция, и это не обсуждается.
Но мне все время хочется что-то еще новое узнать. Знаете, когда мы что-то новое слушаем — это ведь те же самые новые впечатления! И очень утонченные впечатления, если мы будем слушать музыку, например, Георгия Филиппа Телемана.
То есть, с одной стороны, да: первое, что мы читаем о Телемане — современник Баха; второе, что мы читаем о Телемане — современник Генделя; третье, что мы читаем — современник Вивальди... И получается, что Телеман — он везде не первый, он везде на каких-то четвертых-пятых ролях. И когда я начала с ним знакомиться поближе, я так возмутилась! Что как же так — мы сами себя лишаем удовольствия. Мы знаем, что эпоха Вивальди — это вот три титана: Бах, Гендель, Вивальди, и нам «хватает»...
Действительно, музыки, конечно, хватает! Одного Баха уже хватает! Но чудо классической музыки в том, что столько богатств, что оно же все перед нами! Вот только нужно нажать кнопку «play» — что я сегодня и предлагаю сделать.
Поэтому я рискнула предложить к нам сегодня позвать именно Георга Филиппа Телемана.
Да, это относительно новое имя — даже для музыкантов, которые изучают эпоху барокко. Конечно, они знают Телемана, но все равно он стоит за спинами как бы более великих вот этих гигантов — Бах, Гендель, Вивальди. Почему так получилось?
Мне кажется, тут во многом виновата его биография. Жизнь Телемана была очень удачной, очень успешной, он был продуктивным, каким-то удивительно гармоничным человеком — то есть, его даже пожалеть не за что! Понимаешь, какой казус! Шуберта мы жалеем, Моцарта мы жалеем, Баха даже жалеем... А тут — что жалеть человека, который прожил долгую счастливую жизнь? 86 лет, на минутку — для 18 века! Это как? 86 лет — это очень много! 88 Стравинский прожил — вот еще один долгожитель. А тут — 86 лет...
И все у него было прекрасно — он был состоятельным, успешным, знаменитым человеком. В семейной жизни тоже все хорошо... Но и это еще не все! Вот я сейчас буду зачитывать как бы его личное дело, и вот тут следите за ходом моих рассуждений.
Что, во-первых, написал Телеман как композитор: мы знакомимся и смотрим, что он написал? Помните, как мы восхищались: Бах вот сколько написал — 300 кантат; сколько Гендель написал; Вивальди — 500 концертов... Ох как много!
Теперь внимание на Телемана: он написал 1900 кантат, более 600 сюит с оркестром — оркестровые сюиты, более 50 опер, 45 «Страстей»... Еще раз — 45 «Страстей»!.. Десятки ораторий, необозримое количество камерной музыки... То есть, как говорят в шутку, что Телеман написал больше, чем Бах и Гендель вместе взятые... И сам Гендель, кстати, шутил, что Телеман пишет быстрее музыку, чем письма пишет — они дружили, Телеман и Гендель, дружили, переписывались...
То есть, уже это как-то напрягает. Вот думаешь: а он вообще человек? Столько да написал... А, наверное, он плохо писал, раз так много писал! Разве можно вдохновиться и написать 45 «Страстей»? То есть вот, у Баха «Страсти по Иоанну» — мы понимаем, что это произведение на всю жизнь; «Страсти по Матфею»... А тут — 45 «Страстей»! Мы их будем слушать сегодня, так что не переключайтесь, что называется...
Музыка Телемана — она не сложная. Тоже хочу сразу предупредить. Вот Бах часто вызывает внутренний трепет. Мы еще даже не послушали, а уже приготовились... А вот что сам Телеман говорит — мне очень понравилось, как он сказал: «Мои мелодии пригодятся на все случаи жизни — хоть для исполнения больным скарлатиной, хоть для пения младенцам». То есть, это, друзья — для нас с вами! У нас то одно, то другое, то скарлатина, то еще что — и вот Телеман, он для нас музыку пишет...
Она, ну, можно так сказать, более простая, более земная, чем музыка Баха. Но от этого она ничуть не хуже — она просто другая.
И сейчас еще хочу закончить, представить Телемана — мы обсудили вот, сколько много он написал... Теперь вот — кем он был: композитор... Бах занимается всю жизнь музыкой, с карьерой у него не так блестяще складывается; у Генделя, для сравнения, с карьерой все хорошо, с музыкой тоже все хорошо... Но Телеман и в этом — непревзойденный мастер в мастерстве жизни, я бы сказала: он композитор, придворный капельмейстер, церковный кантор (то есть, как Бах), нотный издатель, основал один из первых музыкальных журналов в Германии, он теоретик, он учитель, он писатель, написал 3 автобиографии... Алла, вот прокомментируй — ты знаешь, может, из писателей есть такой человек — 3 автобиографии написал?
А. Митрофанова:
— Юля, я, честно говоря, пока в полной растерянности — я тут притихла, потому что все, что прозвучало сейчас о Телемане, просто не умещается ни в какие представления о человеческих возможностях. Я не знаю, как можно было так работать! Однако вот то, что ты сказала о трех биографиях... А с чем это может быть связано? Вот что это такое — желание поделиться своим опытом? Желание как-то максимально свой путь зафиксировать? В чем здесь дело?
Ю. Казанцева:
— Неуемная жажда жизни, любопытство и творчество! Он еще и стихи писал на трех языках — как бы почему бы не написать и автобиографию несколько раз... То есть, он очень щедрый человек. Он делится вот...
Кстати, на чем он играл. Вивальди — любимый инструмент — это скрипка; у Баха — орган; что с Телеманом?
Ну думаю, вот вы уже догадываетесь, что с Телеманом: он играл на органе, клавесине, флейте, гобое, тромбоне, контрабасе, виоле да гамбе и так далее... И он сам пишет: «Я сделался бы, быть может, большим виртуозом на каком-то инструменте, если бы не слишком большая живость моя не побудила меня изучать помимо клавира и другие инструменты»... Вот в этом весь Таллеман! Его «слишком большая живость», как он сам пишет как бы вот с сожалением — слишком большая живость!
И мне кажется, эта его черта — одна из главных черт его характера — она и нас как-то повергает в растерянность... Вот как будто не один человек, а вот ну десяток человек... Какую сферу ни возьми! У него 9 детей было, жена, все хорошо тоже в личной жизни... Везде успешен, везде все у него складывается... Таким человеком не просто восхищаться можно, а как будто он немножко даже не человек... Согласись...
А. Митрофанова:
— Согласна абсолютно... Вот есть такая категория людей, которые в самых разных сферах преуспели. Ну первое, что приходит на ум — это фигура Ломоносова. Может быть, Телеман — это такой Ломоносов в проекции на Германию. Ведь Ломоносов тоже, что ни возьми: самые разные сферы, важнейшее структурирование и открытия в области языкознания, и стихосложения, и в области химии, и мозаичист он великолепный...
Есть же евангельская притча о талантах. Мы знаем из нее, что тому человеку, который умеет своими талантами распорядиться правильно и умеет их умножить, Господь дает еще больше... А у того, кто свой единственный талант зарыл в землю, да — забирается и то, что он имеет. У не имеющего отнимется и то, что он имеет... И передастся тому, у кого с этими талантами получается как-то все существенно лучше...
Вот может быть, Телеман как раз — тоже из этой серии, человек, преуспевающий в преумножении талантов. И поэтому Господь щедрой рукой дает ему новые и новые...
Вот кстати, по поводу стихов — из того, что мне попадалось — он с детства писал стихи на греческом и на латыни... Тоже удивительно...
Ю. Казанцева:
— Да, да... Вот он с детства был такой. Меня тоже это восхищает... У Генделя, кстати, похожая история. Вот они такими родились. Папа Генделя и мама Телемана были против их музыкальных наклонностей. То есть, они запрещали много сидеть за инструментом. Как мы ругаем детей, если они все время в гаджетах — а ты снова за клавесином, снова ты тут сидишь играешь! Нет бы чем-то посерьезнее заняться...
И вот Телеман сумел отстоять свои музыкальные интересы. Да, не только музыкальные интересы; но музыкальные — все-таки главные. И он, между прочим, Телеман — еще один юрист у нас в музыкальной истории! Гендель, Шуман, Чайковский, Стравинский — и теперь еще Телеман добавляется к этой компании...
Тоже по воле родителей он отправляется в Лейпциг, чтобы поступить в университет на юридический факультет. И вот в Лейпциге — это город Баха, как все интересно связано — в Лейпциге и определяется судьба Телемана. Как он сам писал в автобиографии, что... Ну как бы случай.
Он снимал комнату с другим студентом, они дружили. И вот этот его друг студент взял тайно от Телемана ноты, которые тот оставил просто на столе, и отнес их в церковь святого Фомы. Баха тогда еще не было, там был тогда главным капельмейстером, кантором, вернее, Иоганн Кунау, в церкви святого Фомы...
И друг Телемана отнес эти ноты, показал — Кунау понравились эти ноты, он исполнил что-то из этого; и пригласил уже Телемана на официальной основе несколько раз в месяц или даже раз в неделю что-то писать для церкви. И вот так постепенно Телеман окончательно свернул в сторону музыки...
Но для меня оказалось таким любопытным, что именно в Лейпциге вот это произошло! Такой судьбоносный поворот, город Баха...
А. Митрофанова:
— Надо же! Юля, пора слушать Телемана...
Ю. Казанцева:
— Пора слушать! Что меня поразило, когда я начала много его слушать? Что очень много мажора! Даже в «Страстях», даже в музыке, от которой мы мажора не ожидаем. И вот здесь мы как раз видим его характер, его самого, его сущность. И мне кажется, нет ничего плохого, когда мы во время великого поста слушаем мажорную музыку.
Потому что даже во время — была такая традиция — даже во время великого поста прерывались все увеселительные какие-то мероприятия, да, там балы, оперные представления — но оставались концерты. Это традиция — и в России, и в Европе. Концерты оставались. И как раз на этих концертах исполняли барочную музыку...
Так что предлагаю сейчас послушать концерт Телемана для четырех скрипок...
Звучит запись концерта Г.Ф.Телемана для 4 скрипок
А. Митрофанова:
— Юлия Казанцева, пианист, искусствовед, лауреат международных конкурсов и потрясающая рассказчица, проводит с нами этот «Светлый вечер». Мы говорим о Телемане — удивительном человеке. После первых же слов о нем становится понятно, насколько он неординарен. Вот сейчас прозвучал его концерт для 4 скрипок — и действительно чувствуется, насколько это музыка с характером!
Как будто бы через музыку чувствуется душа того человека, который ее написал. И надо сказать, что вот она правда... Она такая радостная! Как будто бы Телемана радость жизни переполняет. А ведь радость жизни — это тоже талант! Тоже талант от Бога. Не кислым и унылым, да, ходить, как такой страдательный залог — мне того не дали, этого не дали, то не получилось... А ощущать благодарность Богу и радость от самого факта жизни — это, мне кажется, очень важное свойство...
И чувствуется, что Телеман этим свойством владел вполне. Притом что, так понимаю, жизнь его на самом первом этапе — она тоже была не такой уж и простой. Ему пришлось перед родителями отстаивать свое право заниматься музыкой... И даже в какой-то момент пойти им навстречу — пойти получать юридическое образование; и только после этого уже он получил возможность к музыке вернуться....
Ю. Казанцева:
— Ну он не закончил... Он, в общем-то, не закончил, но это не так важно. Потому что да, как Гендель, кстати, тоже исполнил волю родителей, пошел учиться на юриста; но вот свои интересы они сумели отстоять. Без каких-то острых конфликтов, просто... В какой-то момент родители увидели, что да — есть дар, есть талант, и смирились, и отступили.
В Лейпциге... Раз это город Баха, давайте я расскажу о том, как связаны вообще Телеман и Бах. Когда Баха приглашали в Лейпциг, то вначале пригласили Телемана! Занять пост музыкального директора города Лейпцига — то есть, мы говорили — помните, у нас была передача о Бахе — что Бах не просто скромный кантор церкви святого Фомы в Лейпциге (хотя мы его так часто называем), а на самом деле у него были очень серьезные музыкальные обязанности. Он был директором целого города Лейпцига!
И вот вначале пригласили Телемана; а когда Телеман отказался, то уже вторым номером пошел Бах; а Бах уже принял это приглашение.
И Телеман был прекрасно знаком с Генделем, они переписывались... Гендель — что очень трогательно, мне кажется — из Лондона, из Англии присылал посылки в Германию для Телемана, а в этих посылках были... розы! Саженцы... Не знаю, почему это меня так тронуло, но Телеман плюс ко всему еще увлекался садоводством, и особенно разводил цветы. И очень серьезно — он все делал серьезно, за что ни брался. У него был какой-то особый розарий, и вот Гендель ему какие-то редкие сорта роз из Англии высылал.
А с Бахом тоже у них были прекрасные отношения, и Телеман стал крестным отцом одного из самых замечательных сыновей Баха — Карла Филиппа Эммануэля Баха, который тоже стал композитором. То есть, все в мире музыки так связано, что у меня от этого какое-то восторженное настроение. Когда начинаешь знакомиться со всеми композиторами, ты как будто попадаешь в такую большую семью, где все друг друга знают, где все свои...
И Телеман еще служил какое-то время в городе Айзенахе. А это — немецкий маленький городок, родной город Баха, где он родился — в Айзенахе. А в Айзенахе Телеман служил. И служил вместе с двоюродным братом Баха — его звали Иоганн Бернхард Бах — надеюсь, я еще вас не запутала всем количеством этих имен.
Но помните, у нас, кстати, была отдельная передача — «Иоганн Себастьян Бах и его дети». И мы там рассуждали, что дети, внуки Баха — они все композиторы, музыканты; а еще двоюродный брат вот добавляется в коллекцию — Иоганн Бернхард Бах. Можно послушать его, прекрасная музыка тоже...
То есть, вот вся музыка того периода — она замечательная. Мы же знаем только маленький кусочек... И Телеман обколесил (если можно так сказать) всю Германию. Где он только ни бывал! Его всюду приглашали, он везде с удовольствием оставался, работал... Причем Телеман — такой современный человек. Мне кажется, он один из первых композиторов, кто начал работать, современным языком выражаясь, «на удаленке». То есть, он, например, служил во Франкфурте-на-Майне, а одновременно с этим был заочно капельмейстером в Айзенахе, и продолжал писать музыку и для Айзенаха.
И вот что входило в обязанности композитора того времени? Хоть Бах, хоть Телеман... Телеман, например, когда был музыкальным директором Гамбурга, у него под его управлением было пять церквей — главных церквей города, школа, и он должен был писать музыку для богослужений — к каждому воскресенью по новой кантате! К каждому великому посту — по новым «Страстям»! Поэтому и получается 45 «пассионов» — потому что каждый сезон он пишет заново!
Это не входило в его прямые обязанности — то есть, он мог повторить, он мог просто исполнить чьи-то... Но он не мог иначе. Вот избыточность, главные его качества, да — щедрость и избыточность. Нет, он каждый великий пост напишет новые «Страсти»!
И что такое «Страсти»? Это как духовная опера, как оратория; это духовная опера на определенный сюжет. И именно на сюжет «Последние дни земной жизни Иисуса Христа». Было принято, вот очень популярный жанр, особенно в Германии в эпоху барокко. То есть, это не Телеман, не Бах придумали — это вот был обязательный жанр для исполнения во время великого поста.
И судя по названиям, мы сразу видим: вот «Страсти по Матфею» — значит, в основе — Евангелие от Матфея. Плюс к этому — большое количество свободных поэтических текстов. То есть, были специальные либреттисты, которые писали либретто — «Страсти» вот именно как оперное либретто.
И «Страсти» — если говорить о форме — очень похожи на оперу, это вот ближайшие родственники. Те же арии, хоры, речитативы, хоралы только добавляются еще. Та же драматургия — вот мы прямо следим за развитием событий, затаив дыхание, как в опере, так и в «Страстях». Поэтому «Страсти» Баха и «Страсти» Телемана — они, конечно, очень разные; но «Страсти» Телемана сложно охватить. Потому что, еще раз — 45 «Страстей» написал Телеман. А каждые, между прочим, длятся два с половиной часа в среднем. И как современный человек, если так вот реалистично взглянуть — сколько мы успеем послушать?
А. Митрофанова:
— Видимо, стоит посвятить этому какую-то существенную часть жизни... Если еще хочется осмыслить то, что слышишь... Вот кстати, не знаю, есть ли в музыкальном мире аналогия — в мире литературы есть техника скорочтения, а есть техника медленного чтения.
Вот скорочтение — это тот навык, которому многие люди специально учатся. Кому-то это дано от рождения — такие случаи тоже есть, но их мало. А в основном люди учатся, чтобы за короткий период времени овладевать максимальным количеством информации, прочитывать с листа максимально быстро тот текст, который там воспроизводится.
А техника медленного чтения — она уже про другое. Это про то, чтобы, прошу прощения, зависнуть на странице, над каким-то словом, или словосочетанием, или предложением, или выражением. Немножечко удержать его в голове, покрутить его в голове туда-сюда, может быть, даже попробовать слова на вкус, походить, подумать...
И насколько знаю, важнейшие открытия в литературе в связи с текстами, да — вот там когда литературоведы читают что-то и пытаются в глубину смысла проникнуть, вот такие открытия — они как раз через медленное чтение совершаются, и это очень здорово.
Ну не знаю, насколько это возможно, опять же, в музыкальном мире, и вообще не очень понимаю, насколько это технически для человека по силам... 45 ораторий, посвященных Страстям Христовым, написано Телеманом... Это как?
Ю. Казанцева:
— Да, да, да... Вот очень интересное сравнение — я позволю себе даже продолжить эту мысль. Скорочтение в музыке — с одной стороны, это прекрасная возможность знакомиться, и я этой возможностью очень часто пользуюсь. Когда вот такие огромные произведения, и лучше, чем ничего, послушать маленький фрагмент — пусть это там две минуты, как мы сейчас в эфире послушаем, да, но это уже начало! Это уже есть представление и уже есть касание к этому — мы уже прикоснулись...
И в современной жизни это иногда — единственный выход. Вот такими минимальными, гомеопатическими дозами, но — слушать каждый день «Страсти Баха»... Пусть у нас на это уйдет 10 лет, но мы успеем послушать «Страсти по Матфею»... Пусть понемножку... Это прекрасный способ!
И я много лет вот так слушала «Страсти» Баха. Они грандиозные, и сложно в нашей жизни вот так выключиться на два часа и послушать. Очень сложно... Совсем недавно я пошла и послушала наконец живьем «Страсти по Иоанну» Баха. Всю эту музыку я знаю. Но потрясающие это были ощущения, когда ты от начала до конца сидишь — и ты выпадаешь из времени. Вот эти два часа... Я не знаю, где я побывала... но это стоит того!
Если есть возможность, друзья — вот сейчас, во время великого поста, в разных городах такая традиция сложилась — исполняют «Страсти» Баха. «Страсти» Телемана у нас, конечно, не исполняют, но «Страсти» Баха исполняют. Вот туда нужно просто дойти. Отложить все дела и постараться туда дойти. Потому что это впечатления на всю жизнь, это невероятные какие-то откровения, которые словами никто вам не передаст...
Мы сейчас к Баху перешли; но если вернуться к Телеману, то да — его музыку невозможно послушать. Можно смириться с нашим несовершенством — ну, вот так мы живем, что мы не можем всего, чего бы мы хотели. Но можно слушать его музыку каждый день немножко, или ставить фоном. Я, например, в последнее время люблю просто работать под музыку Телемана. Вот его концерты там — 600 оркестровых сюит — мне надолго хватит! Поэтому вот делюсь рецептом, и буду рада, если кому-то пригодится.
Мне кажется, сейчас можно послушать, раз мы говорили о «Страстях», «Страсти» Телемана... «по Матфею»...
А. Митрофанова:
— Замечательно! Мы прослушаем сейчас фрагмент из оратории Телемана «Страсти по Матфею»; потом у нас будет небольшой перерыв, а потом мы вернемся к разговору. И во второй части, может быть, стоит сосредоточиться в самом начале на жанре «Страстей Христовых»: что это за музыкальное направление, как оно появилось, как развивалось, да, почему оно настолько значимо оказалось для эпохи барокко...
Я напомню, что с нами сегодня «Светлый вечер» проводит замечательная искусствовед, пианист, лауреат международных конкурсов и потрясающая рассказчица Юлия Казанцева... Кстати, автор телеграм-канала «Музыка для всех»...
Ну, а у нас в эфире — Георг Филипп Телеман, «Страсти по Матфею»...
Звучит фрагмент записи «Страстей по Матфею» Г.Ф.Телемана
А. Митрофанова:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Напомню, что этот час с нами проводит замечательная пианист, лауреат международных конкурсов, искусствовед, удивительная рассказчица Юлия Казанцева. И кстати, автор телеграм-канала «Музыка для всех». Мы с Юлей в эфире не так часто встречаемся, а на этом канале практически в ежедневном режиме можно для себя что-то новое открывать, расширять свои познания и углубляться в смыслы ключевых музыкальных произведений и в те открытия, которые делали великие композиторы.
А сегодня у нас разговор о Георге Филиппе Телемане — Юлечка, спасибо огромное за эту идею, потому что чем дальше слушаю, тем больше поражаюсь, насколько это все-таки феноменальный человек...
Но я обещала, что вторую часть программы мы начнем с экскурса исторического. Что за жанр — «Страстей Христовых»? Что это за оратории? Почему они были так популярны?
Вообще вот сегодня, из 21 века, когда смотришь, сколько произведений написано на евангельский сюжет в эпоху барокко — такое ощущение складывается, что, может быть, люди... ну, может быть, они действительно были христоцентричны? Да, как это принято говорить... То есть, их жизнь выстраивалась вокруг Евангелия и вокруг Христа...
Ну во всяком случае, когда музыку их слышишь, такое впечатление складывается...
Ю. Казанцева:
— Да, знаешь, сложно заглянуть, конечно, в душу другого человека, особенно вот еще так разделенные по времени. Но насколько я представляю Баха — и я думаю, со мной согласятся все музыковеды — он, конечно, был глубоко верующим человеком. То есть, это даже не обсуждалось, это был смысл его жизни...
У Телемана так же... У него много музыки написано для церкви. Между прочим, его отец был диаконом, а брат стал священником. И для композиторов именно в Саксонии, и именно эпохи барокко — если мы говорим сейчас просто о композиторах — всегда центральное место занимала именно музыка церковная.
Так сложилось, что опера — вот очень важный для барочной эпохи жанр — в Саксонии не приветствовалась. И поэтому опера переродилась, и появились вот эти «Страсти». Мы их называем «ораториальные» «Страсти», а по сути это — как опера. Потому что там такое же захватывающее действие. И когда... я вам хвасталась, как я ходила слушать «Страсти по Иоанну» — ты настолько оказываешься внутри этих событий...
«Страсти» ведь построены таким образом — вот в чем отличие от оперы — что ты не просто сидишь и смотришь какие-то события на сцене, а ты как будто оказываешься внутри. Почему это происходит? Потому что постоянная рефлексия. Вот у нас хор кричит: «Распни Его», а потом — ария, которая как бы от нас с вами, от нашего лица — где мы говорим: как же это так могло произойти?
Или знаменитая — если обратиться к Баху — знаменитая ария альта: это вот Петр трижды отрекся от Иисуса, вот мы это сейчас увидели, как это произошло; а потом звучит эта невероятная ария, от которой невозможно не расплакаться... Это мы с вами — как бы солист — и мы с вами, как бы вместе повторяем эти слова: как же это, Господи, как же так?
То есть, нас постоянно возвращают как бы к сопереживанию. Мы не просто наблюдатели, а мы — участники этих действий. Вот это очень важный, мне кажется, момент, когда мы говорим о жанре «Страстей»...
А. Митрофанова:
— Да... Возвращаясь к Телеману — все-таки вот 45 ораторий, «Страстей Христовых»... Я не знаю... Одно дело — когда ты «потребитель», прошу прощения за выражение, в концертном зале, или где-то в храмовом пространстве того времени, где есть орган, сидишь и слушаешь эту музыку; но композитор... Ведь чтобы это создать, получается, нужно снова и снова это пережить! Такое ощущение, что Телеман... Собственно, вся его жизнь вокруг, правда, евангельского сюжета и Страстей Христовых вращается... Каждый год — по одной оратории на тему Страстей Христовых...
Ну ведь при этом у него и другая музыка есть. И у него и вполне, что принято называть, светская музыка — такая тоже есть. Хотя кажется, будто бы все-таки церковная музыка была для него главной... Не знаю...
Ю. Казанцева:
— Нет-нет, не только церковная... И даже не могу сказать — главной; он как-то все успевал — у него много музыки светской, и между прочим, вот его еще в чем заслуга — он открыл один из первых публичных залов — вот концертный публичный зал — в Германии.
Потому что концертный зал — отчасти была церковь, вот так сложилось; ну или какие-то частные собрания. А вот Телеман устроил так, что открыли зал, куда может прийти любой человек и послушать красивую музыку. Зал был отапливаемый, о чем сообщали все газеты города Гамбурга, и подчеркивали это. Потому что даже ведь в церкви не отапливалось, как мы понимаем, помещение; а вот тут — такое чудо. И Телеман — в этом тоже его заслуга.
Он пишет музыку для всех — как я вот читала его цитату, «музыка для всех»... «Нужно писать музыку для всех, — говорит Телеман. — Кто умеет быть полезным многим, поступает лучше, чем тот, кто пишет для немногих». Это слова самого Телемана. И когда мы говорим, что классическая музыка — это сложно, я ничего не понимаю... Это все вздор! Можно ставить Телемана — там все понятно. Он пишет так доходчиво, что не возникает какой-то отчужденности...
И раз мы говорим о «Страстях», об ораториях, то плавно сейчас перейдем, как мне кажется, к оратории Телемана под названием «День Страшного суда». И тут был самый удивительный момент в моих отношениях с Телеманом. Такого я от него не ожидала — хотя, казалось бы, уже узнала его природу, его натуру. Ну сейчас не буду забегать вперед, потому что очень эта история мне нравится...
«День Страшного суда»... Вот наверное, уже какое-то у вас недоумение — чего это я так бодро и радостно говорю на такую тему. Но сейчас Вы меня поймете...
Телеман написал грандиозную ораторию «День Страшного суда», когда ему было 82 года. Восемьдесят два года! Так, это мы осознали — идем дальше...
А. Митрофанова:
— Юля, Юля, это очень сложно осознать! Я зависаю сегодня в разговоре, простите, буквально на каждой минуте. Очередной факт из жизни Телемана всплывает у нас в эфире, и я теряю дар речи. Я понимаю, это супернепрофессионально, но я ничего не могу с собой поделать...
Значит, 82 года человеку, и он берется за тему Страшного суда...
Ю. Казанцева:
— Грандиознейшую ораторию, то есть, просто невероятную... Я думаю, у каждого культурного человека... Вот мы говорим: Страшный суд, вот если в искусстве — что всплывает? Микеланджело, да, картины его, фрески, или триптих Босха... Ну то есть, что бы ни всплывало — но это что-то страшное. Если вспомним тексты — ну то есть, что мы ожидаем, вот что человек ожидает, к чему готовится, когда он собирается нажать кнопку «плей» — вот он собрался с духом, и сейчас он будет слушать «День Страшного суда»...
Телеман, 82 года, оратория... А потом если человек подготовится — он посмотрит, что происходило в мире в то время, и он увидит, что все, оказывается, так связано... Мир был потрясен страшной катастрофой: в Лиссабоне произошло чудовищное землетрясение, которое унесло больше половины жителей, и об этом говорили все. И Гете, который в тот момент еще был мальчиком — он потом вспоминал: «Никогда еще демон ужаса так быстро не распространял трепет по всей земле» — это слова Гете о вот этом ужасном землетрясении. То есть, город, по сути, как смело с лица земли!
И вот это все мы в голове соединяем, и мы что-то ожидаем от музыки... А потом, когда мы включаем кнопку «плей» — мы какое-то время таращимся на экран и смотрим: а мы то включили? Почему музыка радостная? Мы что включили? Мы мотаем вперед — почему продолжается радостная музыка? Тут мы совсем ничего не понимаем и мотаем вот дальше на конец — и слышим хор Серафимов... Ликование! Божье Царство наступило!
И тут до нас, наверное, доходит наконец... А вот Телеман — он такой. Он в 82 года ждет день Страшного суда как какое-то радостное событие... И мы понимаем, что как же нам далеко, наверное, до Телемана... И наверное, нам нужно целиком послушать — может быть, нам это поможет (смеется) как-то изменить наше отношение к жизни...
А. Митрофанова:
— Георг Филипп Телеман... Не перестаю удивляться и восхищаться. Юль, ну это же самое христианское отношение к жизни, какое только может быть!
Ю. Казанцева:
— Да...
А. Митрофанова:
— К нам время от времени в «Светлый вечер» приходят замечательный отец Никандр Пилишин, который вот с горящими глазами и с восторгом рассказывает о том, что... Понимаете, ведь смерть — это же встреча с Господом! Наконец-то, ну наконец-то! Это же как праздник, это как самый главный праздник жизни! Думаю, что мало кто из нас мог бы так искренне вслед за отцом Никандром повторить эти слова.
И действительно, словосочетание «Страшный суд» — оно, скорее, картинки в голове вызывает, связанные с сюжетом Микеланджело...
Ю. Казанцева:
— Да...
А. Митрофанова:
— Чем с тем, что сейчас звучит про Телемана... Но мы все прекрасно понимаем, что... Ну, в русской традиции это называется «Страшным судом»; так-то чаще говорят все-таки «Последний суд»... И как бы его ни называть — мы понимаем: это момент вот той самой главной встречи, к которой мы на протяжении всей жизни готовимся. И если для Телемана — ему 82 года, и он исполнен жизнью, он прекрасный композитор, плодовитый композитор, он отец девятерых детей, счастливый семьянин...
Вот здесь я даже не знаю, что важнее, может быть... Потому что действительно, когда у тебя счастливая семья, любящая семья, и ты живешь в любви и дышишь любовью, и любовь умножаешь в своей семье, и у тебя 9 детей, и эти дети прекрасны, и у тебя с ними замечательные отношения — может быть, действительно человек сделал все в жизни для того, чтобы вот эта главная встреча с Богом для него звучала в сопровождении ангельского хора... И чтобы вот с такой радостью эту встречу предчувствовать, предвосхищать своей музыкой... Ну, это феноменально, скажем... Это очень сильно, вообще-то...
Ю. Казанцева:
— Да! Это очень сильно... Я бы сказала, что для меня это — одно из самых ярких открытий последнего года, вот это произведение. Причем даже не то что по музыке, а вот скорее по концепции. И я вспоминала вот эти эфиры, о которых ты говорила... Да — смерть как радость. И я все понимаю; но это так сложно прочувствовать! А музыка — она как раз про чувства. И поэтому — вот как какой-то костыль нам музыка дается, и Телеман может стать таким «костылем радости». Ведь очень сложно радоваться бывает; а его музыка в этом помогает. То есть, понимаешь, о чем я говорю? Когда нам нужен Бах — это одно дело; а бывают ситуации, когда нам нужен Телеман! Нужно почувствовать радость жизни...
И да, послушать целиком «День Страшного суда» — это не менее большой подвиг, чем послушать «Страсти» Баха. И то, и другое нужно сделать, мне кажется, хотя бы раз в жизни...
А. Митрофанова:
— Значит так, сейчас у нас в эфире прозвучит фрагмент «костыля», да, (смеются) который нам дал Георг Филипп Телеман — оставил, видимо, из своего духовного опыта... Который помогает реализовывать в жизни заповедь апостола Павла «всегда радуйтесь, непрестанно молитесь, за все благодарите». Вот как ни странно — «музыкальный костыль», в эфире Радио ВЕРА...
Звучит фрагмент оратории Г.Ф.Телемана «День Страшного суда»
А. Митрофанова:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Может быть, один из самых необычных эфиров, который можно только представить себе в канун Страстной недели. И Юля, огромное спасибо за это открытие! Георг Филипп Телеман — сегодня наш герой. И его удивительная музыка — радостное предвкушение Страшного суда... Да, это довольно сложно разместить в голове, но это — факт: жил такой человек, и он радовался предстоящей встрече с Богом, ну, фактически, как ребенок... Обладая уникальным талантом музыкальным...
И Юля, ну, в конце все-таки хочется поговорить... А что известно о его семейной жизни? Об этих девятерых детях, которых он произвел на свет, воспитал, вырастил, поставил на ноги... Что известно, может быть, о его отношениях с супругой?
Ю. Казанцева:
— Вот к сожалению, кого мы ни возьмем — Баха, Вивальди, Телемана — очень мало можно что сказать об их семейной жизни. Ну, у Баха, конечно, проще —про каждого ребенка можно рассказать, кем он стал, каким композитором... В случае Телемана — вот общие-общие сведения... Но один факт меня тоже очень порадовал. Оказывается, в 1729 году Телемана звали в Россию — приглашали. А ведь как мы знаем, в России как раз в начале 18 века очень нужны были музыканты европейские, и многих приглашали, и многие приезжали, и оставались, и тут пускали корни — и так рождалась наша русская классическая музыка. Мы тоже как-то про это говорили...
Бах, Иоганн Себастьян Бах, хотел... Не то чтобы хотел, но как-то думал в сторону переезда в Россию! Осталось письмо Иоганна Себастьяна Баха — своему другу, который был связан с русским посольством, и он там прямым текстом так спрашивает...
А Телемана так приглашали! Потому что Баха за пределами Саксонии не очень знали; а имя Телемана гремело по всей Европе! А к нам приглашали самых лучших... Ну вот Телеман — он все-таки не доехал. Но — отправил своего внука, и его внук все-таки в Россию приехал, и служил — правда, в Риге, органистом. Так что, можно сказать... Можно пофантазировать, как бы сложилась наша с вами русская музыка, если бы к нам все-таки приехал Телеман. Я бы не удивилась, зная его любопытство и вот жажду жизни...
Но видимо, слишком далеко, слишком дальняя дорога — и он, к сожалению, не доехал...
А так — я даже не знаю, что сказать о его семейной жизни, потому что все-таки довольно-таки давно это было...
А. Митрофанова:
— И не принято было, наверное...
Ю. Казанцева:
— Да, не принято было говорить... Вот если мы о романтиках, например, говорим, то слушая их музыку, мы, как правило, слышим их личную жизнь. А у всех барочных композиторов личная жизнь — отдельно, музыка — отдельно. Они пишут не о том, что на душе и на сердце. Они пишут музыку к Пасхе, музыку к Рождеству, музыку к Страстям... И это никак не перекликается с их личными переживаниями, хотя...
Вот снова и снова мы возвращаемся — что всегда виден человек в музыке. Что Бах — это Бах, а Телеман — это Телеман. Он даже и «Страсти» пишет в мажоре... Я не послушала все 45, я даже не в середине дороги — я в самом начале; но я послушала три «Пассиона» (это еще одно название «Страстей»). И вот одно грандиозное произведение было такое минорное — ожидаемо, как у Баха; а два других — снова мажорные! Конечно, минор там тоже присутствовал; но общая тональность — мажорная...
Так что я вот буду слушать дальше, и могу вам рассказывать свои впечатления иногда — что я уже послушала 20, уже в середине пути; еще 25 осталось... Но я надеюсь осилить...
А. Митрофанова:
— Юля, держи в курсе, пожалуйста...
Ю. Казанцева:
— Хорошо!
А. Митрофанова:
— Пока у меня, опять же — поскольку свой профессиональный травматизм — эти великие строки Пастернака приходят на ум — не знаю, насколько корректно их назвать «мажорным» проживанием Страстей Христовых, но вот эти слова — «Я в гроб сойду, и в третий день восстану, и как сплавляют по реке плоты, ко Мне на суд, как баржи каравана, столетья поплывут из темноты» — в этом столько надежды! В этом столько... ну, если не предвкушения вот этой радости встречи с Богом, то торжественности, и высоты, и действительно какого-то... может быть, самого главного вот этого вектора, да, который связан не с личным переживанием, а с целью жизни! Можно, да — романтики, они как в музыке, так и в литературе, пишут о своих чувствах... А композиторы барокко — они пишут о векторе, о том, к чему они стремятся... Ну это потрясающе...
Они, может быть, о том идеальном мире пишут, к которому мы призваны, да? Вот тот человек, который дышит Евангелием, живет Евангелием — это же человек... Он как из другого измерения. Из того настоящего измерения, к которому нас призывает Бог...
Мы тут себе сочиняем всякие альтернативы, отвлекающие факторы; а призваны-то вот к этому! Музыка барокко нам в помощь в этом смысле... На том как раз языке, который мы, живя на земле, вполне в состоянии услышать...
Ю. Казанцева:
— Да, музыка — язык эмоций. Вот барочная музыка в этом смысле нам особо хорошо подходит. Потому что именно барочная музыка — это язык эмоций вот именно в чистом виде. Ведь если говорить о технической стороне, то композиторы барочной эпохи — вот кого ни возьми — они использовали технику аффектов. То есть, аффект — это какое-то одно эмоциональное состояние. И в нашей жизни мы все время суетимся, мы не даем себе труда прочувствовать даже радость — нам некогда, у нас дела... Я уже не говорю о том, что печаль. И вот это многообразие эмоций — мы их не проживаем.
Поэтому когда мы слушаем «Страсти» Баха — вот мы на два часа — хочешь ты, не хочешь — ты не будешь отвлекаться. Потому что это эмоции, которые тебя захватят — и вот ты это все проживешь сполна... Или эмоции радости... То есть, принцип барокко — это погружение в какую-ту одну эмоцию...
Вот если взять форму «Страстей», она состоит из многих маленьких частей — номеров, или оратории — вот «День Страшного суда» — та же система, много маленьких номеров. И каждый из этих номером несет какую-то одну краску, какую-то одну эмоцию. И мы погружаемся — и в каком-то смысле исцеляемся. То есть, мы успеваем прожить эмоции до конца...
Так что да, друзья, мы слушаем музыку эпохи барокко — Телемана, Баха, Генделя, Вивальди — и мы немножко исцеляемся...
А. Митрофанова:
— Юля, прямо вот низкий поклон, правда, за сегодняшний разговор и за это открытие...
Ю. Казанцева:
— Я очень рада, что мы пришли вместе к Телеманом... И надеюсь, что да, кому-то он понравится, и кто-то будет слушать немножко каждый день теперь музыку Телемана...
А. Митрофанова:
— Это была Юлия Казанцева — искусствовед, пианист, лауреат международных конкурсов, замечательная рассказчица и автор канала «Музыка для всех» в телеграме. Друзья, наш эфир завершился, а с Юлей вы можете встречаться в телеграме каждый день. Подписывайтесь, не упускайте такую возможность!
Все выпуски программы Светлый вечер
Послание к Евреям святого апостола Павла
ПоделитьсяЕвр., 322 зач., IX, 24-28.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Христианская традиция существует уже около двух тысяч лет. Для её изучения созданы целые институты. Как же простому человеку, который хочет жить в согласии с правилами Православной веры, не потеряться в этом объёме информации? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 9-й главы послания апостола Павла к евреям, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 9.
24 Ибо Христос вошел не в рукотворенное святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лице Божие,
25 и не для того, чтобы многократно приносить Себя, как первосвященник входит во святилище каждогодно с чужою кровью;
26 иначе надлежало бы Ему многократно страдать от начала мира; Он же однажды, к концу веков, явился для уничтожения греха жертвою Своею.
27 И как человекам положено однажды умереть, а потом суд,
28 так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение.
В только что прозвучавшем отрывке апостол Павел сравнивает Иисуса Христа с ветхозаветным первосвященником. Однако служение Спасителя качественно отличается от того, что делает при помощи религиозного ритуала человек. Если священник входит для совершения жертвоприношения в рукотворный храм, то Спаситель, по слову апостола Павла, вошёл в самое небо. То есть совершённые Христом действия имели мгновенный отклик от Бога-Отца. Хотя были совершены вне храмовой постройки. Всё, что сделал Господь, происходило в присутствии Небесного Родителя, с Которым у Иисуса Христа была теснейшая связь. Если священник приносил в жертву кровь животных, то Спаситель окропил жертвенник собственной кровью. Наконец, если священник по закону Моисееву был вынужден совершать жертвенный обряд каждый год, то жертва, принесённая Христом, совершилась один раз. И этого было достаточно, чтобы искупить грехи всех людей, которые когда-либо жили и будут жить на этом свете. На Голгофе Спаситель вновь открыл человеку путь к Богу. Открыл его раз и навсегда. Теперь дело только за нами. Мы призваны принять этот дар, чтобы благодать спасения и любви Божией поселилась в нашем сердце.
Весь вопрос — как это сделать? Казалось бы, ничего проще: вступи в церковную общину, посещай богослужения, принимай участие в таинствах Церкви, молись, держи пост, одним словом, соблюдай церковный устав, не отступай от благочестивых обычаев. Однако бывает, что даже самое дотошное исполнение этих очевидных предписаний, которые освящены временем и авторитетом православной традиции, не даёт сердцу удовлетворения. Будто что-то важное, чем обладали святые, ускользает от нас. Будто в общей картине нашей религиозной жизни постоянно не хватает какого-то важного пазла. Всё делаю, а покой на сердце не приходит. И бывает даже так, что традиция благочестия ложится на меня тяжким грузом, а порой и невыносимым бременем. Что же это за недостающая деталь?
Приглядимся к образу Спасителя. Он не просто Небесный Первосвященник, для Которого существует мир и Который правит Вселенной. Он вместе с этим и смиренный служитель, Который существует для мира и является нашим Вечным Слугой. Нам кажется это странным, парадоксальным. Но в этом-то и беда. Ведь это означает, что у нас просто нет опыта подобного служения. Если мы служим, то или по необходимости, словно тянем лямку, или преследуя свои собственные цели и увлечённые собственными идеями. Евангелие же говорит нам, что дар спасения усваивает тот, кто всю свою жизнь организует так, чтобы служить Богу и людям. Бескорыстно. Во всех своих делах. В любых ситуациях. На ежедневной основе. Это и есть та самая недостающая деталь. Именно сознательное и бескомпромиссное служение — тот ключ, который запускает весь сложный, формировавшийся столетиями комплекс, который мы именуем церковная традиция. Для того, кто служит, она оживает. Она становится лёгкой и прозрачной. Всё в ней оказывается на своём месте. Не важно, кто я и какой у меня опыт, она очень органично усваивается моим умом, моими чувствами и моими сердцем. Во мне словно открывается источник благодати. И душа обретает долгожданные мир и покой.
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения»
Поделиться
Апостол Иоанн Богослов дожил до ста лет. И когда у него уже не было сил посещать церковь и церковные собрания, его приносили туда на руках ученики. От старости апостол не мог много говорить и проповедовать. Все другие апостолы к тому времени уже погибли от руки гонителей. И только Иоанн Богослов ещё был жив. На него смотрели и слушали с особым вниманием. Апостол только повторял: «Детки, любите друг друга». И когда у него спрашивали: «Почему ты часто это повторяешь»? Иоанн Богослов отвечал:
«Cохраните любовь, и этого будет достаточно для вашего спасения».
Все выпуски программы Слова Святых
Прийти утром первым в храм или как православные болгары просят Бога о помощи?
Поделиться
Фото: Alexandr Bormotin / Unsplash
Русская Православная Церковь до сих пор находится в стадии восстановления после крайне непростых для нее семидесяти лет коммунистической власти в нашей стране. Схожая по сложности история имеется у Болгарской Православной Церкви. В Болгарии, хоть и не было столь жестоких гонений за веру, как в Советском Союзе, но и здесь последствия антирелигиозной пропаганды до сих пор видны.
Выражаются они, эти последствия, в том, что на современном этапе многие болгары, считая себя православными, тем не менее, по большей части являются людьми нецерковными. Они редко посещают богослужение, еще реже участвуют в церковных таинствах. Даже на богослужениях главы Церкви, Патриарха Болгарского, молящихся крайне немного.
Чаще всего, приход того или иного жителя Болгарии в храм обусловлен какими-то несчастьями, неприятностями, которые с ним приключились. Случилось подобное событие — человек идет просить Бога о помощи. В общем-то, картина привычная и для нашей страны. Но — в Болгарии на протяжении столетий существует обычай, который местные православные христиане стремятся исполнить, если хотят, как они верят, чтобы молитва их была Небом услышана.
Обычай этот состоит в том, что желающий получить от Бога помощи православный болгарин берет на себя обет — в течение какого-то времени исполнять обязанности церковного сторожа. Не в полной мере. Человек обещает приходить в храм раньше всех и отпирать церковные двери.
Данному человеку вручаются ключи от церкви. И он в течение нескольких дней рано утром отпирает храмовые двери, зажигает лампадки, свечи. Делает все необходимое, чтобы подготовить церковь к началу утреннего богослужения. Отпирая двери, зажигая лампады и свечи, взявший на себя обет человек в это время молится Богу и просит Его помочь в решении волнующего вопроса.
Естественно, что подобный обет может исполнять человек, священнику знакомый. Бывали случаи, что данной традицией пользовались люди бессовестные, которые под предлогом благочестия просто обворовывали тот или иной храм, получив от него ключи.
Кто-то может спросить — а что такого трудного в том, чтобы прийти в храм раньше других? В чем подвиг? Отвечать на этот вопрос нужно, зная особенности болгарского менталитета. Современные болгары, как и многие южане, люди неторопливые, живущие по принципу «один день — одно дело». Для них это действительно труд — понудить себя встать с утра пораньше и прийти в храм.
Здесь еще нужно учесть и такую вещь. Каким бы маленьким ни был труд, если он совершен во имя Бога, никогда он без ответа не останется. Господь потрудившегося ради Него человека без своей помощи не оставит.
Все выпуски программы Вселенная православия
