«Генерал-лейтенант Яков Слащёв-Крымский». Исторический час с Дмитрием Володихиным

Дмитрий Володихин

Гость программы — историк Константин Залесский.

Разговор шел о судьбе и подвигах полководца Белого движения времен Гражданской и Первой мировой войны — генерал-лейтенанта Якова Слащёва-Крымского.

Ведущий: Дмитрий Володихин

Д. Володихин

— Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И сегодня мы поговорим об одном из выдающихся полководцев времён Гражданской войны, о личности чрезвычайно сложной, многогранной, о личности, которая вызвала огромное количество вопросов, споров. Когда-то мы уже говорили об этом человеке. И сейчас, наверное, настало время вернуться к этой персоне. Это генерал-лейтенант Яков Александрович Слащёв-Крымский, один из наиболее ярких тактиков того времени. Когда говоришь о Гражданской войне, это в основном трагедия, потери, ужас столкновений. И далеко не столь часто можно констатировать то, что называется воинским искусством, искусством тактическим. Вот что касается Якова Александровича Слащёва-Крымского, то, в общем, как раз можно говорить именно об искусстве, о том, что человек старался побеждать, не закидывая позиции противника своим солдатами, а устраивая хорошо подготовленные наступательные и оборонительные операции. Выдающийся человек, противоречивая личность. И для того, чтобы отразить в полной мере все сложности судьбы этого человека, мы пригласили сегодня к нам в студию чрезвычайно известного военного историка, специалиста по военному делу России и Европы первой половины ХХ-го столетия Константина Залесского. Здравствуйте.

К. Залесский

— День добрый.

Д. Володихин

— Ну что же начнём, так сказать, с визитной карточки генерала Слащёва. Буквально в паре-тройке фраз, пожалуйста, передайте нашим радиослушателям суть того, что должно проситься на ум, когда об этом человеке заходит беседа или полемика в сетях.

К. Залесский

— Ну, наверное, это один из самых сложных персонажей Гражданской войны на юге России. Это человек, о котором, наверное, если два человека встретятся в студии, у них будет обязательно разное мнение о нём, как о военном, как о человеке, о его вкладе, о его характере, обо всём. Если встретятся три человека, то будет три точки зрения. Я ещё не встречал так, чтобы кто-то согласился в чём-то, когда речь идёт о Слащёве.

Д. Володихин

— Ну что же, основное, что можно сказать об этом человеке, это чрезвычайное разноствование мнений по поводу его роли в Гражданской войне и оценок его личности с нравственной и тактической точки зрения. Пёстрый человек. Ну что же, давайте попробуем начать от истоков его судьбы. Пожалуйста, прошу вас: из какой семьи произошёл Яков Александрович и как он оказался в армии?

К. Залесский

— Он был потомственным военным. У него и дед, и отец у него были военными, дослужились до подполковника. Кстати, оба закончили свою жизнь полицмейстерами, то есть ушли из армии и стали работать уже в органах охраны правопорядка. У него рано умер отец, матушка не хотела, чтобы он служил в армии, отдала его в реальное училище. Но, в конце концов, он очень хотел и закончил Павловское военное училище. Потом, в общем, карьера была стандартная.

Д. Володихин

— Вот он родился в 1885 году, значит, где-то в начале ХХ-го века должен был быть выпущен из военного училища.

К. Залесский

— Да, он был выпущен из военного училища в 1905 году. Сразу попал, с хорошими оценками, в лейб-гвардии Финляндский полк, пусть не первый, но отнюдь и не последний, был туда принят. Участвовал в подавлении восстания — революции 1905 года. Оттуда совершенно стандартная карьера талантливого офицера.

Д. Володихин

— Какого восстания? На Москву отправляли его или в Свеаборг?

К. Залесский

— На Москву отправляли.

Д. Володихин

— Это имеется в виду декабрьский вооружённый мятеж, да?

К. Залесский

— Да, принял не очень активное участие, так сказать, но принял. Потом, совершенно стандартно для хорошего офицера, в академию Генштаба он поступает. Оканчивает два курса хорошо, успешно, а вот третий курс у него не очень задался, и он оканчивает академию Генштаба по второму разряду.

Д. Володихин

— Вот любопытно, о нём говорили очень разное. Во-первых, мне кажется, он был физически не очень развит — небольшого, скажем, росточка был человек. Имел хорошие способности к наукам, то есть был умён и быстро осваивал материал. И, вместе с тем, у него был характер достаточно твёрдый, даже где-то дерзкий — человека, который хотел показать, что его мнение лучше всех прочих по данному вопросу. Ну, командирская жилка, очевидно, но что-то и ещё.

К. Залесский

— Вообще, у него было много чего: у него была и командирская жилка, и явная склонность к наукам. И, когда мы его видим уже на фотографии Гражданской войны, то там, да, есть какая-то такая чертовинка в лице. А вот когда мы увидим фотографии его поручика или штабс-капитана в гвардейском мундире — ну, красавец вообще мужчина. Недаром за него отдал свою дочку командир лейб-гвардии Финляндского полка Козлов. В принципе, карьера у него шла идеально. Единственное, что он получил не первый разряд Генштаба, а второй. Это подразумевало, что его не причисляют Генштабу, а он идёт по линии... чаще всего либо возвращается в полк, либо идёт по линии военных учебных заведений. И он пошёл по линии военных учебных заведений. То есть хорошая карьера.

Д. Володихин

— Пошёл не лямку тянуть, а преподавать.

К. Залесский

— Да, преподавать, причём в Пажеском корпусе.

Д. Володихин

— Но это, можно сказать, говорит о каких-то его придворных связях — близок к аристократии.

К. Залесский

— Я же говорю, что он женат на дочери командира лейб-гвардии Финляндского полка. Это хорошие позиции придворной службы. Он в Пажеском корпусе преподаёт, всё, в общем, очень хорошо. И тут как раз Первая мировая. Он, естественно, подаёт прошение о возвращении в полк.

Д. Володихин

— Но на каких он чинах находится к 1913-14 году?

К. Залесский

— Он уже поручик. Но поручик какой? Поручик на грани штабс-капитана.

Д. Володихин

— Как это можно понять?

К. Залесский

— Его должны были выпустить из академии штабс-капитаном. Но второй разряд не давал права на производство, поэтому он ещё оставался поручиком. Но штабс-капитана он получил буквально сразу, как началась Первая мировая.

Д. Володихин

— Ну, хорошо. Как нормальный (иногда говорят: как человеческий) офицер Яков Александрович Слащёв, ещё тогда не Крымский, а просто Слащёв, получил место в действующей армии. Подал заявление, вернее, по тем временам это было не заявление, а прошение: дайте мне возможность повоевать.

К. Залесский

— Да. Причём тогда, в начале Первой мировой войны, это, в общем, особо не приветствовалось. То есть если ты штатный сотрудник Пажеского корпуса, то учи офицеров.

Д. Володихин

— Это всё понятно, но война идёт и люди погибают — надо их заменять кем-то.

К. Залесский

— К декабрю 1914 года он добился своего.

Д. Володихин

— Куда он попал?

К. Залесский

— Естественно, в свой родной лейб-гвардии Финляндский полк. Тут, так сказать, вопросов никаких не было. На строевую должность он попал — на комроты. Штабс-капитан, комроты.
Д. Володихин

— Насколько я помню, в Первой мировой он зарекомендовал себя хорошо. Ему шли награды, причём награды показывали то, что он проявлял храбрость.

К. Залесский

— Да. Он получил все награды до Владимира 4-й степени с мечами и бантом, что очень прилично, и, кроме этого, он получил и Георгия 4-й степени, и Георгиевское оружие. Причём, что интересно, Георгию он получил за один бой в 1915 году, а Георгиевское оружие за бой на следующий день. Причём в первом бою — было отмечено Георгием 4-й степени — он получил за командование ротой. А в следующем бою, который прошёл на следующий день после первого, он уже командовал батальоном — временно, конечно. Это всё в Польше происходило, естественно.

Д. Володихин

— Если я правильно понимаю, Слащёв оказался не только храбрецом, то есть действительно отважным, даже дерзким командиром, но ещё и достаточно разумным военачальником. То есть военная служба — это то, к чему, как оказалось, противу мнения его матушки, он действительно был предназначен.

К. Залесский

— Да, но здесь существует определённый момент. Дело всё в том, что эта храбрость Слащёва — она завоевала, кстати, очень большое признание среди его товарищей-офицеров и среди солдат, его очень любили подчинённые, — она привела к тому, что Слащёв к концу Первой мировой войны был человеком, скажем так, не самым здоровым в этой жизни. У него было пять ранений и три контузии.

Д. Володихин

— О, Господи, он, наверное, очень сильно мучился, но при этом оставался в строю.

К. Залесский

— Всё время, причём. То есть его отправляли в госпиталь, а он всё время норовил оттуда... во-первых, он норовил не отправиться в госпиталь. То есть, в общем, человек был уже к этому моменту, скажем так, ломанный. И надо сказать, что врачи как бы неточно все ставили диагнозы, мы не можем это точно сказать, но позже, уже во время Гражданской войны, где мы имеем свидетельства, он довольно часто мучился от болей, которые были следствием ранений.

Д. Володихин

— И его обвиняли в том, что он кокаинист, принимает разного рода наркотики. Но это тот случай, когда человек должен был болеутоляющие средства так или иначе принимать. И не потому, что он сумасшедший наркоман, нулевой ценности офицер и совершенно обезумел от их употребления, а потому, что иначе он просто не смог бы жить.

К. Залесский

— Да. И к тому же хотелось бы отметить, что, примерно до 1940-х годов, использование морфия и раствора кокаина в качестве именно болеутоляющего средства — это совершенно стандартная медицинская практика.

Д. Володихин

— Там, честно говоря, от простуды и гриппа даже героин употребляли.

К. Залесский

— Да, то есть это нормальная практика. Это не то что для кого-то, кто мучается какими-то колоссальными болями, тому выделяют — нет, ни в коем случае. Такое лекарство мог назначить в мирное время обычный доктор.

Д. Володихин

— Ну что ж, насколько я понимаю, он повоевал в Польше, в Белоруссии, вообще, видимо, на Северном фронте, на Северо-Западном фронте.

К. Залесский

— Нет, это Северо-Западный фронт.

Д. Володихин

— К 1917 году он пришёл в чине полковника. Он возглавляет свой полк?

К. Залесский

— Не свой. Он становится командиром батальона, потом заместителем командира полка. Но на своём полку вакансий не было в 1917 году. И он в в 1917 году получает лейб-гвардии Московский.

Д. Володихин

— Ну что ж, это славный полк.

К. Залесский

— Очень. Но это очень хорошая карьера, скажем так.

Д. Володихин

— Ну что ж, достойный человек, достойная карьера. И сейчас, дорогие радиослушатели, будет правильным, если мы послушаем марш того полка, с которым большую часть жизни своей офицерской был связан Яков Александрович. Итак, в эфире звучит марш лейб-гвардии Финляндского полка.

(Звучит марш.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, специалист по военному делу, истории армии в первой половине ХХ-го столетия Константин Залесский. Мы обсуждаем судьбу генерала Слащёва-Крымского, всё ещё пока Слащёва. И мы выезжаем с вами вместе с нашим героем в 1917 год.

К. Залесский

— Слащёв, уже получив назначение командира Московского полка, и, в общем, явно карьера-то идёт хорошо, вот здесь очень показательно то, что потом сопровождало... на самом деле, это сопровождало Слащёва и раньше, но теперь это стало выходить на первый план. Это любовь к России. Причём такая вот беззаветная.

Д. Володихин

— Неподдельная, как сейчас говорят.

К. Залесский

— Да. То есть Россия для него — это всё. И если мы будем опираться на эту черту его характера, то, возможно, только возможно, может быть, мы сможем понять его все последующие действия.

Д. Володихин

— Он, по воззрениям своим, в 1917 году поддерживал монархию или был февралистом, проявил какую-то склонность к православию или был равнодушен?

К. Залесский

— Вот здесь опять очень сложно сказать это. Потому что, с одной стороны, по своему строению характера он, скорее, монархист. Но при этом каких-то таких монархических воззрений... причём, условно говоря, по тому, как он себя вёл в Гражданскую войну...

Д. Володихин

— Официально не манифестировал.

К. Залесский

— Да. И как бы, по складу своего характера, Слащёв должен принимать участие в спасении царской семьи, идти освобождать государя — потому что он человек решительный. Но этого нет. Он категорически не воспринял постановление Временного правительства по демократизации армии. Это как бы мы знаем. То есть он сказал, что это паноптикум, который невозможен.

Д. Володихин

— По большому счёту он был прав.

К. Залесский

— Ну, естественно. Но это он терпел. До наступления 1917 года он должен был возглавить, начал формировать ударный отряд 2-й гвардейской дивизии.

Д. Володихин

— Давайте разбираться: формировал?

К. Залесский

— Его назначили, но до военных действий отряд не дошёл.

Д. Володихин

— В чём дело, что произошло?

К. Залесский

— А его перевели на Московский полк.

Д. Володихин

— То есть, иными словами, он начал формировать...

К. Залесский

— Он был назначен командиром ударного отряда, который ему было поручено сформировать. Д. Володихин

— Запутались в терминологии. Так или иначе ударный отряд впоследствии формировался без него, его перевели на лейб-гвардии Московский полк. Лейб-гвардии Московский полк в этот момент был во фронтовой полосе. Это не тыл?

К. Залесский

— Нет, ни в коем случае. Но он начал формировать ударный отряд, то есть это была его инициатива, он выступил с инициативой, чтобы ему поручили.

Д. Володихин

— Вот что это значит в 1917 году? Это человек, крайне твёрдой патриотической принадлежности, который говорит всем: да пускай рушится всё, всё это государство непонятное, в общем...

К. Залесский

— Мы за Россию должны... мы должны выиграть эту войну ради нашей страны.

Д. Володихин

— Мы будем выполнять свой долг.

К. Залесский

— Именно так. Соответственно, он терпел Временное правительство. Но, как только выходит временное положение о демократизации армии 1 декабря 1917, он сразу же уходит со службы. Д. Володихин

— То есть с большевиками ему было совсем не по пути.

К. Залесский

— Вообще никак. То есть как бы все действия большевиков чётко показывают, что сейчас будет, условно, Брестский мир, а это Слащёва не устраивает. Слащёв уходит из армии с твёрдой уверенностью, что с немцем надо воевать.

Д. Володихин

— Ну хорошо, он может пойти либо в красную завесу, которая, в сущности, та же армия, либо пойти в формирующееся белое движение.

К. Залесский

— В формирующееся белое движение может, тем более что, как мы прекрасно знаем, белое движение ставит официально перед собою цель продолжения в том числе Первой мировой войны. А в данном случае выступает против большевиков, в том числе как предателей родины, которые идут на соглашение с немцами. И Слащёв, естественно, отправляется на Дон, в Новочеркасск. Он прибывает в Новочеркасск и поступает в состав Добровольческой армии. Но это уже январь 1918 года.

Д. Володихин

— Там ещё даже не Добрармия, а всего навсего Алексеевская организация, из которой Добровольческая армия вырастет.

К. Залесский

— Да, там порядка двух тысяч, на тот момент, людей. Да, она ещё даже не формирование. Но Слащёв не получает назначения в эту армию на строевую должность. Его Алексеев направляет на Кавказ. Какая идея Алексеева? Это покрыть как минимум юг России и Кавказ сетью вербовочных центров, чтобы превратить вот эту Алексеевскую организацию в массовую антибольшевистскую силу.

Д. Володихин

— В 1918 году это не очень получалось.

К. Залесский

— Это вообще не получилось, скажем так. Но тем не менее Слащёв получает назначение, как раз вот туда — Ессентуки, Кисловодск, Кавказские Минеральные Воды — вот этот район. И надо сказать, что там он действует достаточно активно. У него, правда, ничего не получилось. Но не получилось почему? Вообще, скажем так, ни терские, ни кубанские казаки не отнеслись на тот момент с какой-то приязнью к добровольческому движению.

Д. Володихин

— Они возвращались с фронта, они вообще не хотели воевать. И пока не было ещё рассказачивания. Вот она начнётся — тогда ситуация изменится.

К. Залесский

— Но тем не менее Слащёву удалось сколотить небольшую офицерскую организацию. Он даже Ессентуки захватил ненадолго. Но, правда, туда подошли красные казаки с артиллерией, и он вынужден был уйти в горные районы.

Д. Володихин

— То есть пл большому счёту у него получилось больше, чем у всех вербовщиков. Его «ничего не получилось» гораздо существеннее, чем у всех остальных.

К. Залесский

— И, кроме того, в конце концов он оказался на посту начальника штаба отряда генерала Шкуро. Причём, как говорили все, кто знал Шкуро и Слащёва на тот момент, Шкуро, как человек чрезвычайно инициативный и абсолютно необразованный, в основном занимался митингами и агитацией.

Д. Володихин

— Оратор, лидер, идеолог. Бросить слово в массы: пойдём вперёд, разгромим, уничтожим! Ну да, Шкуро был человек обаятельный и, вместе с тем, не штабист по большому счёту, даже очень своеобразной командир, действительно без военного образования.

К. Залесский

— Да. И всем руководил Слащёв на посту его начальник штаба. То есть отдача приказов, контроль за выполнением приказов, разработка операций, проведение этих операций — в отряде Шкуро это всё Слащёв.

Д. Володихин

— Ну что ж, он делает постепенно карьеру.

К. Залесский

— Да. Причём там в тот момент был ещё один маленький эпизод, когда его вместе со Шкуро даже арестовали красные — Автономов. Ну, Автономов тот ещё красный был. Так Слащёв умудрился договориться с Автономовым о совместных действиях против немцев.

Д. Володихин

— Ну что же, человек имел командирскую жилку и определённый риторский дар.

К. Залесский

— И тут он закалился, он получил этот опыт гражданской войны, эту суть гражданской войны он понял. Вот эти небольшие отряды, тактические удары, отходы, наступления, обходы, то есть умение воевать малой массой.

Д. Володихин

— В условиях, когда всё зыбко.

К. Залесский

— И когда ничего нет.

Д. Володихин

— То есть ни снарядов, ни патронов, ни пушек, но если как следует позаботиться, то ты всё достанешь.

К. Залесский

— Да. И потом он также и продолжил службу, пока ещё в кубанских частях. То есть сначала сняли неуправляемого Шкуро, назначили полковника Улагая — он при нём остался начальником штаба. Потом он в составе этой дивизии Улагая получил бригаду пластунскую. А потом в конце концов его бригада стала отдельной. То есть такое достаточно быстрое, потому что всё это происходит в течение одного года, это Кубань — там всё происходит совершенно быстро. Там корпус превращается на следующий день в сотню, сотня превращается в бригаду, бригада в корпус, корпус в дивизию.

Д. Володихин

— Это Гражданская война — там везде всё так.

К. Залесский

— Да. И Слащёв до начала 1919 года в кубанских частях.

Д. Володихин

— Потом его переводят.

К. Залесский

— Да. Причём переводят его в добровольческие части, естественно, в Добровольческую армию, в пехотную дивизию.

Д. Володихин

— Надо сказать, что Добровольческая армия образца 1919 года — это не тот немногочисленный отряд, который брал героизмом, но по большому счёту ничего сделать не мог — это была уже сила.

К. Залесский

— Да. И со Слащёвым на каждом этапе его карьеры связаны какие-то совершенно для нормального человека непонятные моменты. То есть, в принципе, что может быть более простого? Из кубанских частей прибывает полковник, которого назначают командиром бригады пехотной дивизии добровольцев. Ну, в общем же ничего. Но приезжает, как мы уже с вами говорили, достаточно невысокий, щуплый человек, относительно невысокий, но достаточно стройный, в черкеске, с худым вытянутым лицом. По Добровольческой армии начинается слух: кто прибыл? — великий князь Михаил Александрович. Кто ходит в черкеске, кто с вытянутым лицом, кто прибывает с Кавказа? И начинается слух: а что, у вас действительно в дивизии бригадой командует сам великий князь? Вот это появление Слащёва в Добрармии. И так на каждом этапе.

Д. Володихин

— Но тем не менее для Добрармии он был находкой, он был хорош в своём деле.

К. Залесский

— Да. Дело всё в том, что он понял, как можно действовать очень небольшими силами. И начался этот его этап войны в Добровольческой армии. И его ведь бросили, можно сказать, даже не в классическую добровольческую армию, а в те её части, которым довелось действовать не против красных прежде всего.

Д. Володихин

— Это махновцы большей частью.

К. Залесский

— В то же время надо сказать, что Махно какое-то время был частью красной армии — дивизия Махно. Но он действовал против Махно сначала, а потом ещё против Петлюры. Причём надо сразу сказать, что части Махно превосходили части Слащёва в два-три раза, иногда в четыре. И при этом Слащёв всё время занимался тем, что бил, причём очень сильно бил, Махно. В один какой-то момент — сейчас украинская историческая традиция называет это «рейдом Махно по тылам Белой армии». На самом деле Слащёв умудрился нанести такой удар по повстанческой армии Махно, что Махно, бросив всех своих раненных и бросив заслон в тысячу человек, бежал вместе с Реввоенсоветом, штабом и верными частями, куда глаза глядят — лишь бы прорваться. Прорвался.

Д. Володихин

— Насколько я понимаю, позднее Слащёва отправили не с махновцами уже сражаться, а освобождать города Южной России.

К. Залесский

— Да, в том числе. Махно же умудрился захватить Екатеринослав. Причём очень характерна опять-таки реакция Слащёва, когда он получил известие об этом. Он несколько раз разбил Махно, а Махно ушёл и взял Екатеринослав. И Слащёв сказал: «Прекрасно! Это его главная ошибка». После чего Слащёв взял Екатеринослав, окончательно разбабахав подразделения Махно, которые после этого перешли на совсем уже ничтожное положение. И уже после этого Слащёва бросили бить Петлюру. Он как раз воевал в составе войск генерала Шиллинга. Это, скажем так, не совсем классическая добровольческая армия — кто действовал на периферии.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, сейчас мы вернёмся к вопросу о судьбе Слащёва, который начинает быть уже достаточно известным военачальником, но ещё не добрался до своего звёздного часа. А сейчас мне хотелось бы напомнить вам, что в эфире светлое радио — радио «Вера». Сейчас у нас передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы на минуту буквально расстаёмся, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк военного дела Константин Залесский. И мы ведём с ним разговор о судьбе и подвигах замечательного полководца времён Гражданской войны Якова Александровича Слащёва-Крымского. В сущности, о чём мы говорим? Нетрадиционная добровольческая армия. Ну, конечно, они себя ничем таким особенным, отдельным от Добровольческой армии не считали. Просто в 1919 году главное силы, главные дивизии, корпуса Добровольческой армии были заняты тем, что они осуществляли московскую директиву, то есть наступление на север, на Москву. И какое-то время, в общем, действительно наступление получалось. Слащёв назначение на фронт Московский не получил. И он отличался вместе со своим начальником генералом Шиллингом тем, что он наступал в совершенно другом направлении. Но номера полков, бригад, дивизий внутри Добровольческой армии, общее положение войск говорили о том, что этот отряд тоже часть Добровольческой армии, просто оперирующий в совершенно других местностях.

К. Залесский

— Да. И, соответственно, получавший значительно меньше снабжения, подкрепления, боеприпасов, в общем — периферия. И тем не менее он берёт города. Он освобождает юг России. За освобождение Николаева он получает генерал-майора и становится командиром 4-й пехотной дивизии, которая состоит из 13-й и 34-й пехотных бригад, которые потом будут развёрнуты в дивизии. Хотя опять-таки хотел предупредить, чтобы вы не обращали внимания на названия «дивизии», «корпуса», «бригады», «полки» и так далее. Потому что вот эта 4-я пехотная дивизия — это примерно 3000-3500 человек.

Д. Володихин

— Но и при том, скажем, впоследствии, когда это будет уже корпус, к нему присоединят Славянский полк. Судя по документам того времени, этот полк состоял примерно из ста человек.

К. Залесский

— Да, там ещё присоединят и Кубанскую бригаду, и Донскую бригаду. То есть будет такой достаточно...

Д. Володихин

— Называется роскошно.

К. Залесский

— Роскошно, да. И вот как раз мы подходим к самому главному — это назначение его командиром 3-го корпуса. Причём 3-й корпус откуда появился? Это 4-я пехотная дивизия, развёрнутая до состава корпуса. А 13-я и 34-я бригады были развёрнуты до дивизий, плюс добавлены дополнительные полки, дополнительные конные бригады. В результате чего целых 4000 штыков и сабель было образовано.

Д. Володихин

— Короче говоря, Славянский полк — 100 человек. Кавалерийские бригады — ещё несколько сотен сабель. А всё остальное — те же самые, что и было 3500 пехоты.

К. Залесский

— Да. И в этот момент этому самому 3-му корпусу, на который назначается генерал Слащёв, то есть фактически переформированной дивизии... Почему она переформирована до корпуса? А ему просто поручают оборону Крыма.

Д. Володихин

— В этот момент, к сожалению, белое наступление на Москву уже обращено вспять революционным правительством, Добровольческая армия отступает. Причём отступает она не к Крымскому перешейку, а на Кавказ, на Кубань. И территории, которые были заняты белыми в течение многих месяцев, оказываются под контролем красных войск. И ситуация такова, что Крым, по большому счёту, Добровольческая армия защитить не может ничем, кроме этого маленького, прямо скажем, почти игрушечного корпуса Слащёва.

К. Залесский

— И, по большому счёту, командование Добровольческой армии считает, что оборонять надо, нельзя же сдавать Крым, но в общем и целом это абсолютно безнадежно. Ну, 4000 штыков и сабель, а там идёт красная армия, где одна дивизия Жлобы примерно столько же, если не больше, не говоря уже о том, что там идут и другие подразделения. Единственное, фронт, который поручен Слащёву, достаточно короткий — это Перекоп, устье это.

Д. Володихин

— Перекоп, Сиваш.

К. Залесский

— Сиваш, Чонгар, то есть это всё вход в Крым. И Слащёв занимает вот этими своими частями этот участок фронта. Причём обратим внимание, что это конец декабря 1919 года. Погода в тот момент, и вообще всегда в это время, в Крыму на Перешейке плохая, она всегда плохая там. То есть это продуваемое со всех сторон место, достаточно высокое, открытое пространство, где холодно, где, в общем, негде укрыться. В общем, это такая братская могила, даже если красные не наступают. И тогда Слащёв принимает решение. Он решает, что вот то, что ему поручено, это абсолютно неправильно. Ведь его какая задача? Не удержать Перекоп, а удержать Крым, а это две больших разницы. И поэтому он берёт весь свой этот корпус третий и выводит его за Перекоп. Достаточно далеко за Перекоп — туда, где есть тёплые зимние квартиры, где есть питание, где артиллерия стоит, где что-то есть. И красная армия, видя перед собой пустые перешейки, начинает идти в Крым. Но сил у неё тоже нет, потому что она в основном занята тем, что на Кавказ оттесняет добровольцев.

Д. Володихин

— Всё гораздо больше, чем у Слащёва, но это всё-таки не основные силы.

К. Залесский

— Да, не основные силы. Крым — это второстепенный театр военных действий, который, да, хорошо взять, но на это выделять какие-то ещё силы — есть более важные другие фронта. И красные отряды начинают проходить через перешеек и оказываются в Крыму. И вот тут Слащёв начинает совершенно активно и очень решительно действовать. Он начинает наносить удары артиллерийские, при поддержке артиллерии, по спускающимся в долину красным отрядам. Оказывается, красные отряды в течение нескольких дней преодолевали перешейки, под снегом, под мокрым снегом, под дождём.

Д. Володихин

— Они растянули коммуникаций, ушли от собственных тылов, где были хлеб и прочее продовольствие.

К. Залесский

— Замёрзли, спускаются в долину — сейчас они будут отдыхать. И тут их атакуют отдохнувшие добровольцы. Были разгромлены отряды, превышавшие раза в два подразделения Слащёва.

Д. Володихин

— Причём неоднократно разгромлены.

К. Залесский

— Неоднократно, и ничему не научились. И ещё Слащёв начал тоже формировать — и пленных забирать, из них формировать отряды. Кроме того, учитывая то, что в Крыму власти, в общем-то, как таковой особой не было... она была, но не особо вот в этих прилегающих территориях — гражданской. И Слащёв становится не просто командиром корпуса — он становится ещё и человеком, который контролирует северную часть Крыма.

Д. Володихин

— И несколько месяцев, в общем, ему удаётся всё это сделать.

К. Залесский

— Да. И вот там как раз возникают легенды о массовых расстрелах, массовых казнях. Вот когда потом у Булгакова мы будем читать про генерала Хлудова, когда все будут говорить, что образ Слащёва дал генерала Хлудова, что он такой и был — такой он совершенно не был.

Д. Володихин

— Действительно, Булгаков изобразил неких генералов-палачей в образе Хлудова. Использовал он воспоминания Слащёва и воспоминания Левитова. Левитов действительно относился к расстрельщине неплохо: если с красными сражаемся, надо красных убивать. Слащёв — совершенно нет, то есть он впоследствии отрицал любые факты массовой расстрельщины и говорил, что отдавал приказы в единичных случаях, только тогда, когда человек выступал с оружием в руках против власти белых в Крыму.

К. Залесский

— По подсчётам исследователей, приказы Слащёва были только в отношении порядка 30 человек на самом деле.

Д. Володихин

— Он сам даже меньшее число называл.

К. Залесский

— Почему Слащёв «вешатель» — с точки зрения советской историографии? Потому что был один случай, один. Это когда в Крыму гражданские власти, тыловые части, взяли, захватили 14 коммунистов, которые совершенно конкретно готовили восстание в тылу корпуса Слащёва. Причём все подтверждения того, что они готовили восстание, были налицо, то есть это конкретно склады оружия для восстания. И их отдали, естественно, под суд. И суд начал их судить, и в этот момент суду поступило сообщение, прислали письмо, что если вы их осудите, то все ваши семьи и детей ваших мы под нож пустим. Тогда судьи просто перепугались и обратились к Слащёву. На что Слащёв сказал: ах вам угрожают? — расстрелять всех 14 человек в 24 часа по моему приказу.

Д. Володихин

— Это человек, на которого не следовало давить.

К. Залесский

— Да, соответственно, 14 коммунистов было расстреляно без суда — те люди, которые готовили восстание у него в тылу и которых суд побоялся приговорить из-за угроз своим семьям. После чего Слащёв был назван «Слащёвым-вешателем». Вот этот образ вошёл, так сказать, солидно, мощно в историографию.

Д. Володихин

— Но по большому счёту действительности он не соответствует. Ввиду того, что относительно расстрельщины Слащёв, по сравнению и с красными, и с белыми командирами Гражданской войны, очень нечасто готов был применить это орудие и не был вообще к нему склонен. Репутация здесь обманывает. В первые месяцы 1920 года на Кавказе Добровольческая армия находится в кризисе, она эвакуируется в Крым. В Крыму полновластной владыка — Слащёв, победитель, человек прославившийся. Но он должен уступить место барону Врангелю, который возглавляет Русскую армию, бывшую Добровольческую армию. И тут возникают определённые проблемы. Но прежде, чем мы к ним перейдём, прежде, чем мы перейдём к последним месяцам белой власти в Крыму, мне хотелось бы, чтобы в эфире прозвучала песня на стихи бело-казачьего поэта, мигранта Туроверова «Уходили мы из Крыма».

(Звучит песня.)

Д. Володихин

— Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это светлое радио — радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк военного дела первой половины ХХ-го века Константин Залесский. Мы рассказываем вам о судьбе и подвигах выдающегося полководца белого движения Якова Александровича Слащёва. Итак, Слащёв и Врангель. Насколько я понимаю, Врангель хотел проявить уважение к Слащёву, но не хотел терпеть авторитетного и своевольного командира, который, в общем, по своим боевым достижениям мог с ним сравниваться, и по авторитете в Крыму, наверное, его даже превосходил.
К. Залесский

— Да, именно так. Причём Слащёв ещё и демонстративно выступил против выборов нового главнокомандующего, сказав, что это не армия тогда будет, а бардак, и пусть Деникин кого хочет назначит своим приемником, и демонстративно покинул военный совет. Тем самым он показал всё своё отношение к каким-то этим выборам. Это человек, который официально считается спасителем той самой территории, на которой эти выборы происходят. В результате Врангель, очень плохо относившийся к Слащёву, организовал наступление на Каховском плацдарме, которое поручил Слащёву. И после того, как Слащёв добился совершенно неповторимых успехов на чонгарском направлении — там просто невозможно было продвинуться, а он продвинулся, он выбил красных. Но потом он упёрся в подошедшие красные резервы, которые сопровождал корпус тяжёлой артиллерии особого назначения. А у него артиллерии вообще не было.

Д. Володихин

— То есть он вышел на силы, безусловно, во много раз его превосходящие.

К. Залесский

— Да. И, соответственно, он сделал совершенно логичный вывод, как он делал во всю Гражданскую войну, что те силы, которые у него есть, не соответствуют этой операции, значит, их нужно вывести, а не угробить под тяжёлой артиллерией. На что Врангель ему высказал — они были совершенно разные люди, — и Врангель, как такой достаточно сухой человек, достаточно сухо, достаточно вразумительно объяснил своему подчиненному, как надо вести военные действия с классической точки зрения.

Д. Володихин

— То есть если есть приказ, то лучше умереть, чем его не выполнить.

К. Залесский

— Ну, что-то в этом роде: "как нас учили«.После этого, естественно, Слащёв вспыли. Тем более, что опять-таки напомним, что характер у него испортился в Гражданскую войну очень сильно. Потому что, кроме тех пяти ранений и трёх контузий, он получил ещё дополнительно несколько, в том числе очень тяжёлое ранение в ступню ноги. Так что иногда он вынужден был ездить — люди запомнили, что он ездил в одном валенке и в сапоге, потому что просто не мог надеть сапог. И он очень сильно страдал от боли в ноге. Он вспылил и подал в отставку. Рапорт был, естественно, сразу же принят.

Д. Володихин

— Но при этом ему смягчили ситуацию, даровав почётной имя. Кажется, это последнее ведь было пожалование: Слащёв-Крымский.

К. Залесский

— Да. Мало того, что последнее, а ещё и до этого в общем и целом эта традиция была достаточно утрачена. Ведь присвоение почётной приставки, связанной с подвигом, это всё район Екатерины и Александра I максимум. Я уж даже не помню: Кутузов-Смоленский, наверное. А, нет — Дибич-Забалканский и светлейший князь Варшавский, граф Паскевич-Эриванский.

Д. Володихин

— А там это не прозвище, это часть титула.

К. Залесский

— Да, части титула. А вот прозвище — я даже не помню, когда это было.

Д. Володихин

— Ну, хотели просто отдать должное: да, когда-то ты спас Крым, да, ты победитель красных, да, ты очень хорош, поди прочь, но мы всё-таки окажем тебе уважение.

К. Залесский
— Да. Всё, Слащёв ушёл в отставку, хотя сохранил свой конвой — никому он его не отдал. И потом была эвакуация. Надо сказать, что до эвакуации Слащёв опять-таки выступал с крайне резкой критикой действия командного состава уже теперь Русской армии. Он считал, что так действовать невозможно. Врангель взял курс на эвакуацию. Надо отметить, что проведена она была на достаточно высоком уровне — это не новороссийская эвакуация. Но Слащёв считал, что эвакуации быть не должно. Он считал, что нужно биться до последнего.

Д. Володихин

— Но если использовать его методы, то шансов удержать Крым было побольше.

К. Залесский

— В общем и целом — да. И мало того, что он писал, он ещё и давал интервью прессе, то есть он занимал достаточно активную позицию. Но надо сказать, что во время эвакуации он даже опоздал на свой пароход, который был ему назначен. Почему? Потому что его сослуживцы по лейб-гвардии Финляндскому полку обратились с просьбой помочь. Дело всё в том, что финляндцы сохранили знамя Финляндского полка и собирались вообще его закапывать, потому что у них не было возможности эвакуироваться. И Слащёв со своим конвоем просто вошёл на ледокол «Илья Муромец», вместе со знаменем лейб-гвардии Финляндского полка и финляндцами, и на нём эвакуировался. И так он оказался в Константинополе. И здесь начинается один из самых спорных периодов его жизни. Дело всё в том, что в Константинополе он продолжил свои конфликты с руководством Русской армии, уже эмигрантской, был исключён со службы по суду чести, без права ношения мундира — это Слащёв-Крымский. То есть он был уволен вчистую. Он выступил с громкими заявлениями, тем самым привлёк внимание советских спецслужб, которые вышли на него. И как раз здесь последовала широко объявленная в Советском Союзе амнистия ноября 1921 года по поводу юбилея эвакуации — что возвращайтесь назад.

Д. Володихин

— Год назад вы уплыли — сейчас мы готовы вас принять.

К. Залесский

— И Слащёву непосредственно через Баткина, такой был авантюрист и агент ЧК одновременно, предложили не только помилование, но ещё и реабилитацию, то есть конкретно ему. И Слащёв дал согласие. И в результате Слащёв вместе с несколькими своими офицерами и каким-то количеством казаков вернулся в конце ноября 1921 года тайно в Севастополь. Тайно, потому что, возможно, это могло бы вызвать какую-то реакцию в эмиграции. То есть он под чужим именем сел на корабль, переплыл Чёрное море и вернулся в Севастополь, откуда его вывезли на специально присланном Дзержинским вагоне в Москву. То есть это был несомненный успех советских спецслужб. Потому что сразу же Слащёв выступил с призывом-заявлением к офицерам белых армий, в котором призвал их ради родины возвращаться на службу в советскую армию, встать на защиту России и ни в коем случае не вступать в ряды врагов России, в армии врагов России, целью которых является уничтожение страны.

Д. Володихин

— Здесь возникают споры. Я слышал версии, согласно которым не то чтобы он действительно смертно рассорился с Врангелем. Некоторые считают, что был проект самого Врангеля, может быть, согласованный, как сейчас говорят, со Слащёвым — проект внедрения очень крупной, авторитетной фигуры в среду красных командиров, которые, как тогда думали в белом движении, могут составить такой военный заговор против советской власти, подняться против партии Троцкого, Ленина и так далее. И тогда у них был бы центр притяжения. До какой степени это правда судить трудно, потому что документов, которые сообщали бы об этом, в наших руках нет.

К. Залесский

— Да. Но мы можем сказать, что ему обещали корпус.

Д. Володихин

— И, конечно же, не дали.

К. Залесский

— Нет, ни в коем случае, конечно. Никому в Красной армии в голову не приходило давать корпус генералу Слащёву. Тем не менее на первых порах, когда прибыл в Советский Союз, он неоднократно напоминал об этом — просто это у нас есть документы. Он неоднократно напоминал командованию Красной армии по поводу того, что ему обещали корпус.

Д. Володихин

— «В Красной армии у нас своим хорошим людям корпусов не хватает. Неужели мы этому дадим?»

К. Залесский

— Да, конечно, никто и не собирался давать. Его устроили преподавать на курсы «Выстрел». Но он этим тяготился, на самом деле, потому что он, конечно, был человек деятельный. Вот этот как раз вопрос, который вы подняли, всё время наталкивается на слишком деятельную фигуру Слащёва. То есть это был человек чрезвычайной энергии. И сказать, что он просто так приехал в Советский Союз — просто так он бы не приехал. То есть ему нужно было что-то делать, он должен был иметь какую-то цель. Может быть, действительно эта цель была в организации какой-то офицерской организации. Возможно, он верил в то, что, условно говоря, что Россия всё через себя пропустит и переменится. Такие ведь идеи позже ходили.

Д. Володихин

— Да, восемь лет он так или иначе пробыл в преподавателях, не получил никогда никакой крупной воинской части, но делился своим опытом. Если бы он прожил подольше, вероятно, в 1941 году он был бы в высшей степени востребованным. Но так не произошло.

К. Залесский

— Да нет, до 1941 года он, конечно, не дожил бы ни при каких обстоятельствах. То есть, дай Бог, до дела «Весна» бы дожил — и то это был бы большой успех.

Д. Володихин

— Впрочем, да — 1937 год не для него.

К. Залесский

— Он бы не пережил ни 37-й, ни 38-й ни при каких обстоятельствах. А так он не пережил 29-й. Причём он был убит неким Лазарем Коленбергом, который вообще довольно тёмная личность. Он якобы учился у него в школе — он не учился у него в школе, — якобы этот человек работал в охране и брал у него лично уроки тактики, что я даже не могу комментировать. В общем, это человек, который его убил за то, что якобы Слащёв отдал приказ об убийстве его брата в городе Николаев. И вот это был как бы акт мести. Ещё было подозрительно то, что этот человек не понёс за это наказание. Суд рассмотрел его дело и признал, что на момент совершения убийства он был невменяем.

Д. Володихин

— Ну, что тут скажешь? Это заставляет подозревать то, что Слащёв, видимо, действительно что-то такое начал делать, что советской власти показалось заговором, и его убрали.

К. Залесский

— Ну да, то есть в 1929 году как бы расстреливать Слащёва было ещё не совсем комильфо. То есть вот ещё года бы 3-4 и можно было бы спокойно уже и расстрелять.

Д. Володихин

— Тем более, что он незадолго до того опубликовал свои воспоминания, в которых, в общем, где-то белых поругал, но не особенно. То есть он говорил, что, ну да, у Белого движения есть огромные недостатки — и далее он увлекательно рассказывал, какие у него достоинства. Ну что ж, время нашей передачи подходит к концу. Нам остаётся подвести итог. Слащёв — человек долга, человек, который получал ранения за Отечество бесчисленное количество раз, терпел их, воевал, был одарённым тактиком. История конца его жизни — это то, что можно сказать «темна вода во облацех». С какой действительной целью он переехал в СССР, был ли он изменником Белого движения или его тайным агентом — пускай разбираются специалисты по истории Гражданской войны. Но уж, во всяком случае, доблесть этого человека и на фронтах Первой мировой, и на фронтах Гражданской заслуживает доброй памяти. Позвольте, дорогие радиослушатели, от вашего имени я поблагодарю Константина Залесского за его просветительскую работу. И мне остаётся сказать вам: спасибо за внимание, до свидания.

К. Залесский

— До свидания.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Образы эпохи в романах Ф.М. Достоевского»
• «Современный русский историк Олег Куц»
• «Взятие Парижа в 1814 году»