«Фомино воскресенье. Радоница». Прот. Федор Бородин - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Фомино воскресенье. Радоница». Прот. Федор Бородин

* Поделиться

В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.

Разговор шел о смыслах богослужения в ближайшее воскресенье, в которое вспоминается апостол Фома и его уверение в Воскресении Христа, а также поговорим об особом дне памяти усопших — Радонице и о других важных церковных датах предстоящей недели: память святой Фомаиды Александрийской.

М. Борисова

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире радио ВЕРА программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин.

Протоиерей Федор

— Здравствуйте.

М. Борисова

— И с его помощью, я надеюсь, мы постараемся разобраться, что ждет нас в Церкви завтра, в Фомино воскресенье, и на наступающей неделе. Следующее воскресенье, которое мы больше знаем как Фомино, имеет еще второе название — Антипасха, с которым, сколько ни объясняй народу, он все равно путается и приходит в недоумение, почему «анти».

Протоиерей Федор

— Немножко смысл поменялся. Дело в том, что «анти» не значит «против», а значит «вместо». И, кстати, и когда мы говорим об антихристе, именно этот смысл, он первый, — это тот, кто выдает себя за Христа. И Антипасха — это другой способ отпраздновать Пасху, скажем так, по-другому ее отметить. В этот день богослужение особенное совершенно, оно больше похоже на празднование двунадесятого праздника. Ну то есть и так отметили, вот в нашем богатстве, и так отметили — вот в этом смысле Антипасха.

М. Борисова

— Ну я думаю, что событие, которое вспоминается в это воскресенье, всем нашим радиослушателям так или иначе известно. Поскольку речь идет о одном из апостолов, который не смог быть вместе со всеми в сам день Пасхи и сказал, что он уверует в Воскресение Христово, только если убедится в этом сам. И об этом очень много всего написано и сказано. И, наверное, каждый из нас так или иначе думал об этой ситуации, думал, может быть, примеряя на себя. Потому что мы все довольно скептически относимся к чудесам. Наверное, так же, как и апостолы. Очень трудно поверить в то, чего не может быть. Ну с точки зрения нашей жизни и нашего земного житейского, жизненного опыта. Чем так важен пример Фомы?

Протоиерей Федор

— Вы знаете, действительно у нас даже есть такое присловье: «Фома неверующий», и Христос говорит ему, как бы упрекая: «блаженны невидевшие и уверовавшие». Но на самом деле неверие Фомино оно и промыслительно, и оно по-разному осмысливалось богословами за прошедшие века. Во-первых, почему его не было? Потому что это нужно было ему и всем нам. Ему нужно было еще потомиться неделю в ожидании встречи с Воскресшим Христом, промыслом Божиим. Вообще Фома, мы его как называем — Фома Близнец, вслед за Евангелием. Это человек, у которого был близнец, но его нет среди учеников Христовых. То есть это человек, который как мы помним из Евангелия, готов пойти умереть со Христом, он говорит: пойдем и мы умрем с Ним... давно ли иудеи искали убить Тебя? — его вера такова, что он готов все менять, вплоть до смерти, следуя за Христом. В богослужениях этого дня есть похвала его неверию: о, блаженное неверие Фомино, — в стихирах, по-моему, на «Господи воззвах» говорится. И это очень важно. Не только потому, что мы утвердились в вере, и все апостолы увидели раны на воскресшем теле Христа, что это те самые раны, о которых они знали, каким страшным образом они получены. Но и для апостола Фомы, для него это является важнейшим событием в жизни. Понимаете, мы очень просто здороваемся друг с другом, говоря: «Христос воскресе! — Воистину воскресе!». Для первохристиан это были революционные слова, они переворачивали весь мир. Человек приходил к другому человеку и говорил: воскрес Человек, победил смерть, мы в Него веруем. И если человек другой отвечал: да, это истинно так, — то это был брат во Христе по вере. Этими словами друг друга, во-первых, приветствовали христиане, и это была главная красота проповеди: что вот, смерть побеждена, потому что Господь с нами, Он нас любит во Христе Иисусе, — это были совсем не простые слова. И если Он воскрес, то вся жизнь должна быть другой, и нечего бояться, и надо идти, об этом рассказать всем. И вот если надо так поменять жизнь кардинально, то надо точно знать, что Он действительно воскрес. Для Фомы это было важно, может быть, даже не потому что он от этого больше или меньше любил Христа. Он любил Его больше своей жизни, и мы это знаем. Для него это важно, потому что если это произошло, то все должно быть по-другому. Вот маленький пример приведу. Когда-то очень давно, в начале 90-х, мне попалась знаменитая брошюра отца Николая Афанасьева «Трапеза Господня». Это был человек, преподававший в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже эмигрантском, канонист, который восстановил отношение к литургии, реконструировал отношение древних христиан к литургии и к причастию на основании правил Книги правил и канонов. И оказалось, что отношение к Евхаристии и к причастию на ней совершенно не такое, как мы получили в наследие из XIX века, которое по инерции вот просто копировалось, потому что иначе было не выжить весь XX век. И я одному глубоко верующему человеку эту брошюру дал почитать. Она была издана как-то не очень, и он ее все откладывал. А потом я говорю: ну почитай, пожалуйста. Он ее прочитал, он на следующий день прибегает в храм (он работал в храме иконописцем), говорит: давайте соберемся. — Что такое? — Давайте позовем духовенство, давайте все сядем и обсудим. — А что такое? — Теперь надо по-другому жить, если это все так. Понимаете, он сказал так: как мы теперь жить будем? Если вот Евхаристия, она такова для нас должна быть, как мы это будем восстанавливать? А для Фомы вот это: как теперь жить и что теперь делать, если Христос воскрес? Все надо менять. Мы ничего не боимся, смерти нет, она побеждена. Пойдемте об этом, всех приобщим к этому. Понимаете, эта его проповедь в дальних странах и мученическая смерть, она вся начинается здесь, вот в этом уверении. Вот такой был человек, ему надо было в этом увериться, ему надо было прикоснуться. Он не прикоснулся в результате, да, ему достаточно было видеть. Но в этом есть какой-то, может быть, более глубокий смысл, чем просто я вот не верю, а теперь верю.

М. Борисова

— Ну сказано: «блаженны невидевшие и уверовавшие».

Протоиерей Федор

— Это большое утешение в этих словах, потому что это все мы.

М. Борисова

— Ну и не только мы, это, собственно говоря, все...

Протоиерей Федор

— Да, все христиане.

М. Борисова

— В отличие от тех немногих апостолов, которые видели.

Протоиерей Федор

— Да, это вот все мы, ученики Христовы, которые живем верой и ожиданием. Ожиданием того, что мы когда-то будем знать, как говорит апостол Павел, «как мы познаны» — то есть как Бог знает нас, мы будем знать Его. А пока мы как «сквозь тусклое стекло» смотрим, да, — и мы понимаем, что речь идет об античных зеркалах — это отполированная медная дощечка, в которой отражалось, конечно, все очень плохо. Вот этот образ берет апостол Павел. Но Воскресение все равно для нас должно из какого-то просто праздника красивого и радостного, который сначала отличается едой для людей, а потом занимает, как вот это семя, прорастающее из маленького горчичного семечка, становится деревом, должно стать из, может быть, непонятного, неусвоенного, главным смыслом жизни, как для Фомы.

М. Борисова

— Но о том, как изменилась жизнь, говорит отрывок из Деяний Святых Апостолов — из 5-й главы, стихи с 12-го по 20-й, который тоже прозвучит завтра во время Божественной литургии. И там все начинается так все очень празднично что ли: «Руками же Апостолов совершались в народе многие знамения и чудеса; и все единодушно пребывали в притворе Соломоновом. Из посторонних же никто не смел пристать к ним, а народ прославлял их. Верующих же более и более присоединялось к Господу, множество мужчин и женщин, так что выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них». Вот после вот такого апофеоза: «Первосвященник же и с ним все, принадлежавшие к ереси саддукейской, исполнились зависти, и наложили руки свои на Апостолов, и заключили их в народную темницу. Но Ангел Господень ночью отворил двери темницы и, выведя их, сказал: идите и, став в храме, говорите народу все сии слова жизни».

Протоиерей Федор

— Да, в этом удивительном отрывке две вещи, на которые вот я бы обратил внимание. Первое — это то, что «верующих же более и более присоединялось к Господу». Вот когда мы с вами крестились, мы присоединились к Господу. Вот не просто какой-то обряд в Церкви, а мы стали клеточкой Его тела, Его тела Церкви, которой Он глава — мы тоже Господни, мы принадлежим Христу. И «идите и, став в храме, говорите народу все сии слова жизни». Евангелие — это слово жизни. И жизни, которая должна начинаться для меня уже здесь, жизни будущего века. «Сие же написано, — это мы уже услышим в завтрашнем Евангелии, — дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос (то есть Помазанник, Сын Божий) и, веруя, имели жизнь во имя Его». Вот эта жизнь во имя Христа, она может называться по-разному, обычно мы ее называем «жизнь вечная»: «Да причастницы жизни вечной будем», да. Среди задач наших, как христиан, мы обычно ставим: ну там соблюдать пост, ходить в храм, читать правило. Если мы чуть постарше, то мы понимаем, что надо творить дела любви, надо смиряться, мы познаем сладость молитвы. А если мы скажем это: что наша задача жить вечной жизнью прямо здесь, вот прямо сейчас вот мы должны быть ее причастниками, — тогда и тексты Священного Писания совершенно по-другому открываются. В Послании апостола Павла к Тимофею вообще есть такие слова: «держись вечной жизни, к которой ты и призван» — то есть за нее надо держаться, знаете, как за поручень в автобусе. Вот держись за нее, она в тебе, она началась — ты причащаешься, ты присоединился к Господу. И вот если так на свою жизнь смотреть, такую задачу ставить, то и начинается настоящая глубокая христианская жизнь. Сейчас она во мне есть или нет? Вот я сейчас готов сорваться на ребенка, наорать. Куда денется вечная жизнь, да? Я отпущу этот поручень, она кончится пока во мне, пока я пленен раздражением и гневом. Я там вот там это, это, это — это меня отлучит от вечной жизни, она во мне перестанет течь. Вот этот ручей, он иссякнет. Нет, этим я не готов пожертвовать. И не потому, что это мне запрещено, а потому что я теряю эту вечную жизнь, я перестаю за нее держаться. А я призван к тому, чтобы, живя здесь, держаться за вечную жизнь.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях наступающей недели и предстоящего воскресенья. С вами Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин. Ну вот и подошла к концу Светлая седмица, которая вся была для нас продолжением одной пасхальной службы, одного пасхального света и пасхальной радости. А радость остается. Мы не отдаем Пасху, она остается с нами, но первый раз во вторник следующей вот, Фоминой недели мы обращаем свой внутренний взор к нашим усопшим. Но эта, в отличие от всех остальных родительских суббот, Радоница, которая празднуется на 9-й день Пасхи, она все-таки иная. А в чем ее отличие?

Протоиерей Федор

— Дело в том, что заупокойное богослужение по уставу должно свершаться в субботу. И вообще панихида, если мы внимательно в нее вслушаемся, это заупокойная утреня. Поэтому, когда ее служат после литургии, само по себе уже это должно человека, честно относящегося к богослужению, смутить. Панихида должна свершаться до Божественной литургии, там, где ее место внутреннее. В этот день служить заупокойное богослужение невозможно субботнее, потому что это вторник, и вот эта коллизия, да, как бы каждый раз ставит перед нами вопросы о том, как быть. Ну обычно служат обычную вечерню, утреню, а потом панихиду, и с утра панихиду. Но в этом вот есть это недоумение, как это так: утреня, литургия, опять утреня. И мы все живем все эти годы с этим некоторым недоумением. Дело в том, что это память о языческой тризне, которая была распространена до христианизации наших предков. Церковь как бы воцерковила этот день, Церковь сказала: да, мы тоже любим ушедших, мы о них переживаем, но мы за них молимся по-христиански, мы совершаем богослужение. Причем достаточно давно святитель Иоанн Златоуст свидетельствует о том, что в этот день шли как бы возвестить о Пасхе на кладбища, начиная с III века — вот очень древняя традиция, и какой-то в этом глубинный смысл есть. Потому что вы же знаете, что у нас нет иконы в прямом смысле Воскресения Христова, это католическая традиция, где Христос исходит из гроба. У нас есть икона «Сошествие во ад». Потому что в Воскресении Христовом нельзя забывать о том, что Он сошел во ад. И мы, даже когда пишем эти иконы, немножко забываем — вот обычно под ногами у Христа такие перекрестия из досок, и мы забываем о том, что это двери ада, потому что они выбиты, так что разлетелось, весь крепеж разлетелся, все петли и запоры вот разлетелись, они выбиты Христом. И Он, схватив Адама за безвольно висящую руку, — это совершенно потрясающий иконописный сюжет, — Он выдергивает его из гроба, и в его лице вообще все усопшее человечество. У Макария Великого, у него есть удивительные слова о Страшном суде, он говорит: когда предстанут все народы пред Христом на суд, всецелый Адам — то есть вот для него все народы, это они в Адаме, все в нем. Поэтому, конечно, не только мы наслаждаемся здесь Пасхой. Пасха — это радость и для тех, кто уже в ином мире, в нее веровал, к ней стремился, это их ожидания. Они ждут этого воскресения своего, что мы воскреснем о Христе, мы будем причастницы этой вечной жизни через Его Воскресение и воскреснем в телах. Как это будет — ну нам пока это не открыто, да, но Богу все возможно.

М. Борисова

— Но если опять-таки исходить из нашей такой земной логики, то, о чем вы говорили, относится в нашем ощущении времени к Великой субботе. А мы говорим о том, что вот на протяжении всей Светлой седмицы не совершается поминовение усопших, не совершается панихиды, а вот только на 9-й день. При этом некоторая интуиция, может быть, не имеющая церковной логики, но имеющая какую-то глубинный народный смысл, приводит к тому, что люди ходят на кладбище в Вербное воскресенье. Люди ходят на кладбище на Пасху. Люди на Светлой седмице умудряются тоже съездить вот, как говорят, похристосоваться с покойниками. Почему неистребимо народное желание приобщить к этому празднику, во всех его ипостасях, своих усопших родных?

Протоиерей Федор

— Это несколько рецидив такого языческого сознания. Особенно, конечно, в Вербное воскресенье, связано еще и с тем, что все храмы были закрыты в советское время, большинство подавляющее, многие очень разрушены, и в храм нельзя было прийти. Но прикосновение к вечной жизни через молитву за усопших, оно вырывает человека из этой обыденности и все-таки приближает к Богу. Почему сейчас это продолжается? Потому что люди не открыли для себя красоту, радость и значимость причастия в Вербное воскресенье, в Неделю ваий, в храме Господнем, поэтому такой перекос. Люди приходят, приносят еду, которая совершенно покойникам не нужна. Я думаю, что надо собраться и можно устроить действительно поминальную трапезу, но дома, и начать ее с молитвы за человека — тогда это будет иметь смысл. Конечно, вот это распитие, тем более крепких спиртных напитков, над могилами — мне кажется, вообще это кощунство просто. Это от непонимания того, что им нужно.

М. Борисова

— Но ведь я думаю, что многим непонятна и традиция приносить на вселенскую панихиду какие-то продукты и ставить их на стол посреди храма.

Протоиерей Федор

— Давайте объясним. Ее понять значительно проще, она нормальная — это милость, которая творится в память о покойниках. Дело в том, что в нашей любви есть надежда на то, что Господь отменит Свою справедливость и поступит по Своему милосердию в ответ на любовь к усопшим, которая проросла в нас молитвой и ходатайством за них. Вот человек жил, так что он посеял память о себе — мы за него болеем душой, нам больно, нам страшно за него. И мы его так любим, что просим Господа его помиловать. И тогда Господь, зная, что сам человек уже не может себя изменить и покаяться там, его изменения нет, Он отодвигает, готов Свой справедливой суд и покрывает его Своей милостью. В этом вся наша надежда нашей молитвы за упокой наших ближних и наших любимых. Но мы знаем, что еще можно творить милостыню в память о них и говорить: «Господи, вот в его память, в прощение его грехов прими вот этот дар». И раньше устраивали трапезы для тех, кто не мог их для себя устроить — для малоимущих, для нищих, это приносили в храм, для тружеников храма, которые обычно бедны, и для тех нищих, которые в этом храме в прямом смысле слова окормлялись, но не от слова «кормило», а от слова «корм». Они ели, тоже молились за усопших, по просьбе тех, кто принес им пожертвования. Вот в этом смысл приношения продуктов в храм.

М. Борисова

— А в чем смысл нашего вот этого вообще стремления поддерживать, ну как многие для себя определяют, контакт внутренний, не давать ослабевать внутренней связи с нашими усопшими родными? Ведь на самом деле совсем недавно были времена, когда о родных вообще старались даже детям особо не рассказывать на всякий случай, чтобы где-нибудь что-нибудь не то не сказали, что могло обернуться для семьи большими неприятностями в лучшем случае, если не каким-нибудь горем. А поэтому выросло очень много людей в советские времена, которые о своих родственниках дальше бабушек вряд ли что-нибудь знают толком. Потом пытались, кто мог, восстановить всю эту цепь своих родословных, но далеко не у все это получается. Просто носители этой информации ушли в мир иной раньше, чем те, кто остался здесь, обеспокоились сбором этой информации.

Протоиерей Федор

— Мне кажется, что дело не только в том, что память о них, так сказать, страха ради лубянского, да, скрывалась. А еще и в том, что советский строй, он опирался на то, что все, что делали наши отцы и праотцы, было или смешно, или преступно, потому что это была царская Россия, и только сейчас все правильно. Над ними надо смеяться, царя можно рисовать или преступником, или смешным стариком, он никогда не мог ничего сделать нормального для страны и прочее, и прочее. Вот мы отвергли вообще и пренебрегли за советское время памятью тех, кто были нашими предками на нашей земли — это такое преступление советской идеологии, одно из. Человек приходящий в храм, человек уверовавший знает, что Бог есть не Бог мертвых, но Бог живых, у Него все живы. И он знает, что как он будет нуждаться в милости молитвы за него, когда он уйдет, а рано или поздно это будет, так и те, кто жил до него, нуждаются в его молитве. Поэтому вот это внимание, оно связано с тем, что человек исцеляется в своей памяти и становится нормальным. Нормальный человек — это человек, который молится о своих предках.

М. Борисова

— В эфире радио ВЕРА программа «Седмица». В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту. Не переключайтесь.

М. Борисова

— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В эфире радио ВЕРА наша еженедельная программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин. За последние недели поста и за Светлую седмицу мы как-то так уже привыкли ориентироваться исключительно на Триоди — Постную, на Триодь Цветную, что как-то немножечко забыли, что у нас есть еще Минея, есть еще у нас богослужебный круг церковный годичный, и у нас есть календарь церковный, который напоминает нам о наших святых, на которых каждый может так или иначе равняться как на пример или извлекать какие-то уроки из жития того или иного святого, о котором Церковь вспоминает в тот или иной календарный день. И вот на наступающей неделе у нас 26 апреля будет память мученицы Фомаиды Александрийской. Я не думаю, что многие наши радиослушатели хотя бы слышали об этой святой. Я, честно говоря, сама заинтересовалась ее житием, только потому что в далекие 90-е годы провела полгода в монастыре, где исполняла обязанности настоятельницы монахиня по имени Фомаида. Вот меня зацепило, я начала искать, кто же ее небесная покровительница и вот наткнулась на житие этой мученицы. Но мне кажется, что пример интересен в сравнении может быть. Потому что так уж получилось, что из города Александрия происходят две абсолютно непохожие по жизни, но по святости обе ставшие в одном ряду — это святая Фомаида Александрийская и святая Мария Египетская, про которую Великим постом мы много и слышали, и читали, и говорили. Разница только в том, что Мария Египетская в тот год, когда мученица Фомаида пострадала, только родилась. Но они удивительно близки, мне кажется, по той среде, в которой они выросли. И пример этих двух святых, на мой взгляд, на мое ощущение, это подсказка, что раньше говорили, что вот, все определяет социальная среда — характер человека, его жизнь, а было даже такое в классические времена русской литературы выражение «быт заел», «среда заела». Так вот они родились в одном и том же окружении — одна умерла, охраняя свое целомудрие, а другая, пройдя через горнило всех плотских искушений, полвека провела в пустыни, возвращая себе вот это утраченное целомудрие, за которое Фомаида отдала просто свою жизнь.

Протоиерей Федор

— Давайте скажем нашим радиослушателям, что она в 15 лет, благочестивой, целомудренной девушкой, была выдана замуж за доброго благочестивого юношу, христианина, которому пришлось отлучиться из дома. И ее свекр, одержимый блудной страстью, решил склонить ее ко греху. Получив категорически отпор, он пришел в ярость и в бешенство и зарубил ее мечом, а потом в ужасе сам в этом сознался, в этом преступлении. И вот эта девушка, которая умерла, охраняя свою чистоту, целомудрие, как верность своему мужу, для нас сейчас это человек, который, как и Мария Египетская, к которой можно обращаться за помощью и на примере которого можно увидеть, насколько важно бороться с грехами против седьмой заповеди — до смерти христиане боролись. Мария Египетская почти умирала в пустыне, она говорит: как с дикими зверями боролась я с помыслами, с памятью. И еще сравнение этих двух великих христианок, женщин, святых, говорит о том, что если человек запустил в себя грех, вырвать его из души в тысячи раз труднее, чем если ты борешься с ним на подступах, если ты его не пускаешь в свою душу.

М. Борисова

— Почему я обращаю внимание на то, что среда, в которой они родились и выросли, очень похожа. Мне кажется, Александрия тех времен, по сути, очень напоминает современный мегаполис — она такая же перенасыщенная политическими и социальными страстями, в ней постоянно происходят какие-то столкновения религиозных групп, причем до очень серьезных последствий. Одни преследуют других, кто-то апеллирует к высшей власти, там очень такая развитая и разветвленная злачная жизнь, как мы сейчас бы назвали. И люди, которые в этой среде оказывались тогда, я думаю, мало чем отличаются от людей, которые сейчас живут в больших городах.

Протоиерей Федор

— Да, мы помним слова Священного Писания: там, где умножается грех, преизобилует благодать. На фоне вот этой древней интеллектуальной столицы эллинистического мира, уже разрушающейся и, конечно, отдавшей все свои первенства и Афинам, и Риму прежде всего, на этом фоне вот этого греховного такого варева, в котором варились люди там жившие, расцветает анахоретство и монашество. Именно вокруг Александрии дальше в пустыне возникает и скит, и Нитрийская гора, и Тавенский монастырь, и преподобный Антоний, и преподобные оба Макария, и все те, кого мы любим и на наследие которых мы опираемся. И само монашество начинается там, как желание преодолеть вот этот кошмар греха, в котором человек погибает. Вот это удивительно, это город таких контрастов. Причем если, допустим, почитать блаженного Иоанна Мосха, «Луг духовный», то мы поймем, что иногда люди жили просто реально, монахи очень любили селиться в стенах — в стенах города всегда были какие-то комнаты, которые необходимы для обороны, но в мирное время в них никто не жил, и вот они жили там. А рядом могли находиться пристанища разврата. Вот и эти люди ходили по одним и тем же улицам. Но с Фомаидой получилось удивительно. Господь ее прославил как раз через вот этих подвижников удивительным образом. Потому что в Александрию после ее смерти пришел из пустынного скита преподобный Даниил Скитский и велел монахам ближнего монастыря принести тело мученицы, похоронить в монастырской усыпальнице, что вызвало, конечно, возмущение. Потому что по правилам монашеской жизни женщина не заходила в мужской монастырь и не могла там даже, путешествуя, остаться ночевать. Мужчина не должен был останавливаться в женском монастыре, монах. Тем более непонятно, почему надо было хоронить эту отроковицу 15-летнюю там. И когда вот это возмущение дошло до игумена, он сказал, что эта отроковица как мать мне и вам — она умерла за чистоту. Они умирали, умерщвляли себя медленно за чистоту, она умерла единожды и быстро, но за ту же саму чистоту, которую хранила. Потому что целомудрие — вот мы обычно считаем, что это отсутствие плотских грехов, — это так в первом основании, приближении. На самом деле целомудрие — это умение быть целым и любить целого другого человека. Именно поэтому христианин не может любить душу одной женщины, а тело другой женщины. Он может любить только всю эту женщину — и духовную ее жизнь, и душевную, и телесную. И поэтому святая Фомаида сказала: нет, я люблю вашего сына, я не могу принадлежать вам. Потому что она была целомудренна, хотя она была в браке. И сохранила себя до смерти. И поэтому, конечно, вот эта борьба, она для монашествующих оказалась очень важной, и она оказалась их покровительницей. Удивительно совершенно.

М. Борисова

— Но есть еще удивительный урок что ли для, может быть, современных родителей, которые считают, что в нынешнем городском окружении совершенно невозможно вырастить целомудренного ребенка. Потому что никуда не денешься: вот школа, вот влияние сверстников, вот масса искушений и соблазнов, и куда ты, как ты ни старайся, все равно у него вот жизнь пойдет скорее по сценарию — ну, может быть, не до такой степени, но вот начертанному первыми годами жизни преподобной Марии Египетской. Хотя пример этих двух святых и история города Александрии, пожалуй, пример того, что можно вырастить целомудренного человека в самой нецеломудренной среде.

Протоиерей Федор

— Но тяжелее значительно. Все-таки никогда христиане не жили в окружении такого доступного, и даже не просто доступного разврата, а обрушивающегося на ребенка разврата. Все-таки надо было пройти какую-то дорогу, надо было встретить людей, которые были бы носителями. Сейчас это нет так. Сейчас эта страшная, калечащая наших детей информация, она обрушивается на них помимо их воли. Поэтому, конечно, родители должны беречь своих детей как можно дольше от этого. Обязательно должен быть родительский контроль на всех устройствах, которые у вас есть, и не должен просто так роутер работать сутками у вас дома, а надо включать его на то время, пока он детям вашим нужен. И нельзя расслабляться в этой борьбе. Опять если мы вспоминаем, потому что запустить в душу это просто, как все вокруг, а вот выдернуть и вытравить оттуда — это очень тяжело. А мешает жить и даже мешать жить семейной жизнью это будет страшно потом вашему ребенку. Поэтому эта борьба — это действительно не на жизнь, а на смерть.

М. Борисова

— Ну могу только возразить, что соблазны победили будущую преподобную Марию Египетскую, когда ей было 12 лет, — то есть это, в принципе, тот самый пубертат, про который столько говорится и пишется, когда речь идет о наших подрастающих детях. Ну то есть как бы соблазны, пускай они имели другую форму, но в юную душу они тоже могли проникнуть очень рано. И человек, не имея защиты, мог надолго искалечить свою жизнь. Я думаю, что многие наши радиослушатели в этот момент могут посмотреться в зеркало и вспомнить собственную молодость и все те слезы, которые до сих пор проливают по поводу ошибок, совершенных тогда — либо по глупости, либо по неведению, либо по каким-то другим причинам. Но я думаю, что многие не раз в жизни пожалели, что им не удалось сохранить вот то детское, чистое восприятие мира, к которому потом десятилетиями невозможно вернуться.

М. Борисова

— Да. Но воевать за своих детей, насколько это возможно, мы должны.

М. Борисова

— Напоминаю нашим радиослушателям, в эфире радио ВЕРА еженедельная субботняя программа «Седмица», в которой мы говорим о смысле и особенностях богослужений наступающего воскресенья и предстоящей недели. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость, настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин. Вот мы вступаем уже во вторую неделю после Пасхи. И хотя Пасха остается с нами и до отдания еще далеко, но постепенно жизнь вступает в свои права, и нас начинают снова одолевать и бытовые проблемы, и какие-то житейские мысли, и заботы, и мы все дальше и дальше отходим от того состояния приподнятости и напряжения, которое, я надеюсь, у большинства из нас сохранялось на протяжении вот хотя бы Страстной седмицы, Светлой седмицы, и вот постепенно мы чувствуем, что мы что-то теряем. А как, что мы можем сделать, чтобы эта пасхальная радость ну хотя бы помедленнее от нас отлетала?

Протоиерей Федор

— Удивительный пример преподобного Серафима Саровского. Вразрез с принятым в синодальное время общепринятым благочестием, он каждого человека не только 40 дней до отдания Пасхи, после Пасхи, даже Великим постом, встречал словам: «Радость моя, Христос воскресе!». И в этом его удивительное открытие: он говорил о самом главном, это не было просто приветствием. Вот мы сейчас говорим: «здравствуйте», и мы не помним, что мы желаем человеку здоровья. Вот «Христос воскресе» для нас часто очень звучит как «здравствуйте», просто как приветствие. Для него это было не так. К нему приходил человек, он говорил ему о самом главном — о чем? — о том, что Христос воскрес, и поэтому этот человек для него является радостью, потому что это ближний во Христе. Это очень хорошо перекликается с тем, как христиане друг друга приветствовали в первые века. Они об этом говорили, это был пароль, по которому наши предшественники в Церкви друг друга узнавали. И это была самая главная весть, новость — благая, самая главная. Они хранили ее в течение года, сталкивались с той же проблемой, и они поняли, что надо держаться за воскресные дни, для того чтобы эта память не уходила. К сожалению, сейчас у нас так получилось, что Евангелие о Воскресении Христовом читается на всенощном бдении, на котором бывает в два или в три раза меньшей людей, чем на самой литургии, то есть накануне, в субботу вечером. А в воскресный день у нас не читается ни тропарей, ни канона о Воскресении Христовом, только тропарь и кондак на Божественной литургии. Ну в тех храмах, где об этом помнят, поют «Воскресение Христово видевше» перед причастием. Евангелие рассказывает или о чуде Иисуса Христа, или о притче, или о каком-то поучении, но не говорит о Воскресении, и смысл этот уходит и теряется. Как себе о нем напомнить? Надо выполнять то, что Церковь велела. А Церковь велела помнить и отмечать воскресный день, как пасхальную седмицу и как 40 дней до отдания Пасхи — в этот день, согласно правилам Вселенских Соборов — я напомню: 20-е правило Первого Собора и 90-е правило Шестого Собора, — нельзя делать земных поклонов. Мы спокойно не делаем на Пасху земных поклонов. В воскресенье почему-то все кланяются. Выносят Чашу — все кланяются, стоят на коленях, молятся. Это неправильно. Воскресенье — это день, когда акцент нашего духовного взгляда полностью смещается или почти полностью смещается с покаяния на радость Воскресения Христова. Не потому, что покаяния не нужно, а потому что сейчас мы говорим вот об этом. А во время пасхального богослужения, как вы знаете, не произносится ни заупокойная лития, не делаются земные поклоны — повторюсь, потому что это символ покаяния, телесный символ покаяния и сокрушения перед Богом, — не служатся панихиды. И, кстати, по уставу даже в воскресный день не должны служиться панихиды и не должна произноситься заупокойная лития даже на литургии. Это вошло в практику, я думаю, что с Великой Отечественной войны, в постоянную практику, по уставу этого нету. Вот мы должны себе это напоминать. К сожалению, даже собратья-священники в других храмах, когда я их спрашивал, почему так спокойно нарушаете постановления Вселенских Соборов, они говорят: ну такая традиция. Ну вот а если к вам явится Христос, вы что, Ему не поклонитесь земно? Ну я спрашиваю: давно у вас это было последний раз? Если — конечно, поклонюсь. Но дело в том, что, знаете, я приведу такой пример. Один священник немножко резковатый такой пример привел, но хороший. Он говорит: вы знаете, варенье хорошо и селедка хороша. Но варенье с селедкой — неправильно, невкусно. Понимаете, не надо, неуместно в воскресный день делать земные поклоны. И если я его не делаю, мне легче помнить о том, что это малая Пасха. Мне легче помнить. Что еще можно сделать? Можно, вернувшись их храма, все-таки открыть Евангелие — в конце любого из четырех Евангелий, — и прочитать о Воскресшем Христе. Напомнить себе и своей семье о том, что вообще в этот день происходит, вот не забывать об этом. Петь «Воскресение Христово видевше». И таким образом хранить эту радость, восстанавливать ее в себе. Тем более что «Воскресение Христово видевше», «О Пасха велия и священнейшая, Христе!» — это молитвы, которые священник читает в алтаре на любой литургии после причастия. Всегда читает, даже Великим постом. То есть каждую литургию почему это происходит? Потому что каждую литургию мы принимаем в себя Тело Господа нашего Иисуса Христа, мы становимся частью Воскресшего Христа. Понимаете, мы становимся участниками этого Воскресения. Как в самом чине Крещения об этом много раз говорится, два или три раза, по-моему. Потому что если мы участники Его погребения и смерти, то будем участниками и воскресения. И вот в воскресенье это происходит, каждое воскресенье. Надо такой определенный труд, когда мы должны себе об этом напомнить. И тогда мы как бы будем за это держаться, и радости будет значительно больше.

М. Борисова

— Ну мне кажется, что воскресенье у нас, по крайней мере у нас в мегаполисах, в больших городах, все меньше и меньше выделяется из общей череды других дней. Да, это выходной день, но суббота тоже выходной день. И планы, которые строит семья на эти дни, и то, как эти дни проходят, и насколько они проникнуты смыслами, которые мы пытаемся считать, приходя в церковь на воскресное богослужение — надо сказать, что у большинства из нас не хватает, может быть, какой-то целеустремленности, чтобы перестроить свою жизнь так, чтобы воскресный день выходил из ряда вон. Что я имею в виду? Ну это что-то очень простое. Знаете, когда взрослый человек приходит к вере и крестится в сознательном состоянии, первый год у него очень знаковый такой получается, очень многие вещи складываются как бы без его дополнительных усилий, но потом всю жизнь он оглядывается на этот первый год. Такое ощущение, что его кто-то ведет за руку, и все что происходит в это время, это как бы урок на будущее.

Протоиерей Федор

— И это дар, и это аванс.

М. Борисова

— И я помню, что первый год, когда я начинала ходить в церковь, поскольку не было никакой мобильной связи, не было никаких вот атрибутов современных, но было две женщины с детьми, которые вместе со мной тоже начинали ходить в церковь. Поскольку никто из нас толком ничего не знал и не понимал, и нам необходимо было хотя бы друг с другом обсуждать то, что мы видим и то, что мы не понимаем, мы договаривались каждое воскресенье, встречаясь около какой-нибудь станции метро, недалеко от храма, они вместе с детьми, и вот мы шли все вместе. После службы мы выходили и, ну раз уж мы собрались, так не расходиться же. И, естественно, дальше мы либо отправлялись к кому-нибудь из нас в гости, вместе со всем детским садом, если была хорошая погода, мы гуляли — мы проводили большую часть дня вот все вместе, все втроем, все под впечатлением. И вы знаете, может быть, благодаря этому пришел навык ходить в храм каждое воскресенье. Потому что очень трудно, первое время без привычки так и подмывает с утра: рано вставать, плохая погода, ой... А нет мобильного телефона и нет возможности никого предупредить, а мы уже договорились. И как же так, они будут стоять там под дождем, ждать меня у метро, а дети... Одним словом собираешься, идешь. А дальше все происходит совсем не так, как ты думал, пока собирался, мечтая о том, чтобы вернуться к своей подушке. Мне кажется, вот из каких-то таких мелких, может быть, житейских вещей складывается совершенно особое отношение к воскресенью.

Протоиерей Федор

— Да. Возвращение к правильному здоровому духовному устроению требует большого усилия от человека. Но мне кажется, что непонимание того, что воскресная литургия — это свет Пасхи, распространилась тогда, когда люди перестали по воскресным дням причащаться. И подолгу-подолгу не причащались. Причащались раз в год, чаще всего это был Великий Четверг. А на Пасху уже не причащались. И вот это во многом разрушило восприятие воскресенья. Потому что это главная неправда о том, как христиане должны встречать воскресный день. Это если человек не со Христом. Но я хотел бы дополнить, что когда ты себя какое-то время понуждаешь ходить в храм в воскресный день, а потом ты поленишься один раз, подушка победит, которую вы упомянули, ты поднимаешься — и вдруг ты понимаешь, что ты потерял. Ничего не клеится, и ничего не идет на пользу, и ничего не радует, если в день Господень ты, уже знающий, каково в этот день в храме, ты делаешь что-то другое. Все огорчает, и ну все не так, все пустое.

М. Борисова

— Даже я могу больше сказать. Если есть какие-то непременные дела, которые нужно непременно в этот день сделать, а у тебя уже целый список к голове, ты не пошел храм не просто потому, что подушка победила, а потому что нужно сделать какое-то количество очень важных и нужных дел — ничего не получается.

Протоиерей Федор

— Если ты пойдешь куда-нибудь на раннюю литургию, дела получатся скорее и качественнее. Если ты часть этого дня, дня Господня, встретишься с Господом. Все-таки Господь приходит в храм как в место даров.

М. Борисова

— И все-таки когда мы говорим о неделях, которые следуют непосредственно после Пасхи до отдания праздника, в отличие от всех остальных грядущих воскресных дней, они окрашены все-таки еще дополнительным светом. И можно ли, в наших ли силах сохранить это (простите за такое, может быть, не очень подходящее слово) послевкусие Пасхи?

Протоиерей Федор

— Каждый год боремся, стараемся, храним. А в нашем приходе немножко легче, потому что у нас главный алтарь посвящен Спасителю, исцелившему расслабленного, за чудо, память о котором празднуется в 4-ю неделю по Пасхе — это всегда праздник пасхальным чином. Все-таки храм — это дом Божий и это место встречи Бога с человеком. И в день Господень Господь в храме — а ты не пришел. А Он хотел тебе дать какие-то дары. Он смотрит: где Мой сыночек? где моя доченька? Все мы сыны Божии по вере во Христа Иисуса, говорит апостол Павел. И нет — ты что-то предпочел. Может, какие-то важные и очень нужные дела, но что это рядом с Отцом Небесным, к Которому ты должен был прийти и с Ним пообщаться сначала. Поэтому вместо воскресной Божественной литургии — ну, может быть, даже и надо иногда поехать там, не знаю, к пожилой матери, что-то сделать важное очень, и нужен целый день на это. Но все равно некоторая горечь от этого остается. А вот как хранить Пасху, как хранить ее радость в течение всего года — ключ к этому в изменении своего отношения к воскресному дню. Оно должно вернуться к тому отношению, которое было у святых отцов, которые писали правила Вселенских Соборов. Мы сами должны себе напоминать о том, что я завтра идут на Пасху, завтра моя душа будет ликовать, потому что Христос воскрес. Поэтому я не делаю земных поклонов, поэтому в этот день есть вещи, которые неуместны. Даже духовно правильные и хорошие.

М. Борисова

— Ну если когда-либо человек проходил курс лечения голодом, лечебную голодовку, он знает, что выход из этого состояния по времени занимает вдвое больше. Потому что если ты поторопишься, то ты рискуешь вместо пользы для организма получить сугубый вред. Вот нет ли чего-то подобного при наших удалениях от праздничного дня, когда Церковь празднует какой-то особый день долго?

Протоиерей Федор

— Есть. Господь ведь говорит: смотрите, чтобы сердца ваши не отягощались едой и питьем. Еда и питье для тела, а сердце — здесь имеется в виду не как орган, конечно, как сосредоточие духовной жизни и место общения и разговора с Господом. Поэтому все должно быть в меру, и разговление должно быть в меру и постепенно. И если у человека проблемы с пищеварительным трактом, то, может, это и хорошо в эти дни ему, чтобы он особенно не налегал, да, на пищу. Потому что радость-то должна быть, Царствие Небесное не пища и питие, а радость о Духе Святом. Вот Царствие Небесное пришло, да, пост кончился, то, что мы едим, мы не ели раньше, потому что мы постились, но все должно быть в меру.

М. Борисова

— А еще это ощущение после поста и после Светлой седмицы, что хоть чуть-чуть, хоть на крупицу, но, может быть, мы все-таки стали немножко другими?

Протоиерей Федор

— Ну если только Божией благодатью, да, если Господь придет и изменит нас. Для апостола Фомы было чрезвычайно важно лично стать свидетелем Воскресения Христова, потому что жизнь вся должна была поменяться тогда. Мы знаем о Воскресении Христовом, а жизнь наша не очень меняется. Давайте молиться этому святому апостолу и другим апостолам, брать с них пример, и впустим воскресение не только на короткий пасхальный период в свою жизнь, а навсегда. Поймем нашего любимого преподобного Серафима Саровского, который каждому из нас говорил: «Радость моя, Христос воскресе!» Вот и мы друг другу и нашим радиослушателям говорим: радость моя, Христос воскресе!

М. Борисова

— Воистину воскресе! Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица». В студии были Марина Борисова и настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке, протоиерей Федор Бородин. Слушайте нас каждую субботу. До свидания.

Протоиерей Федор

— До свидания.


Все выпуски программы Светлый вечер

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем