«Философская публицистика в России» - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Философская публицистика в России»

* Поделиться

Гость программы — Елена Леонидовна Вартанова, декан факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, академик Российской академии образования, доктор филологических наук.

Ведущий: Алексей Козырев


А. Козырев

— Добрый вечер, дорогие друзья. В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи» и с вами ее ведущий Алексей Козырев. Сегодня мы поговорим о информации. В гостях у нас сегодня замечательный человек, декан факультета журналистики Московского государственного университета, академик Российской академии образования, доктор филологических наук Елена Леонидовна Вартанова. Здравствуйте, Елена Леонидовна.

Е. Вартанова

— Здравствуйте, добрый вечер.

А. Козырев

— Ну, я не все ваши регалии сумел вначале перечислить, вы и эксперт Совета Европы, шеф-редактор журнала «Медиаскоп», странно было бы, если декан факультета журналистики не был шеф-редактором журнала своего издания. Вы и практик журналистики, я знаю, что вы еще в советские времена стали заниматься западными медиа, финскими, европейскими изданиями, то есть, наверное, те процессы, которые происходили уже тогда, потом они к нам перекочевали: и фейк-ньюс, и клик-бейт, тоже тогда начиналось, в 80-е годы?

Е. Вартанова

— Вы знаете, фейк-ньюс по мнению теоретиков журналистики, был всегда, но сейчас у этого понятия появился новый смысл и новое значение, хотя действительно, искусственное разделение журналистики на социалистическую и капиталистическую, или рыночную, оно в начале 90-х исчезло и стало казаться, что процессы, которыми мы занимались, процессы, анализом которых мы занимались в 70-80-е, вдруг появились у нас. Действительно, с появлением рыночных отношений, с отменой коммунистической цензуры, а такая была, многие процессы в журналистике и вообще в медиа, как в бизнесе, они стали здесь воспроизводиться, но мы же понимаем, что не было и не будет никогда в национальном контексте полной адаптации, все адаптации общих механизмов всегда коррелируют с национальными процессами, которые связаны с культурой, и я бы сказала, что наш отказ от традиций отечественной журналистики, они сфокусированы в публицистике и в литературном творчестве, которое неразрывно связано с толстыми журналами и с газетами, у нас даже с какими-то газетами — все это сделало процессы в России очень своеобразными, своеобычными.

А. Козырев

— У нас журналистикой всегда занимались и философы, и писатели великие, вспомним Владимира Соловьева, который был публицист прекрасный, и Чехова, который постоянно печатался в газетах, что это: какая-то национальная черта, стремление свое перо заточить для того, чтобы остро рассматривать какие-то социальные вопросы, бороться с неправдой?

Е. Вартанова

— Вы знаете, наша журналистика развилась не только как такая миссионерская, просветительская деятельность, литературное творчество, но и как профессия в XIX веке, для этого, наверное, вспомнить надо политическую систему России XIX века, таких партий с развитием которых была связана журналистика в Западной Европе и даже в Соединенных Штатах Америки, партий-то не было, и у нас журналистика была особым социальным институтом, фактически замещавшим партийные дискуссии, и я бы сказала, даже не столько партийные, сколько идеологические дискуссии, взять западников и славянофилов, это же вам близко тоже, философам — для них вся дискуссия о путях России, о видении российской жизни сконцентрировалась в журналах и журналы толстые литературные журналы потому были так важны, что они вот эту общественную дискуссию или публичную сферу, как говорил Хабермас, применительно к прессе Западной Европы, они и осуществляли, реализовывали. Наверное, еще было это связано с тем, что у нас никогда не было классической бизнес-модели, у журналистики и те, кто хотел что-то писать, они не зарабатывали напрямую на издании газет и журналов, Пушкин, конечно, попытался, но не так, чтобы был успешен. Я думаю, это такое странное соединение политики и культуры, процессов становления русского языка не только как языка науки, что нам позволил сделать Ломоносов, но и как языка публичной коммуникации, что позволила сделать только литература. И знаете, мне кажется, важно вспомнить, что для России не столько нужны новости были в XIX веке, один факт показывает, что Россия не могла быть страной с информационной журналистикой: в России было два почтовых дня почти весь XIX век: вторник и пятница, и это значит, что газеты могли, даже если бы они были ежедневными, могли доставляться из Москвы и Петербурга, основных городов, где издавалась пресса, только дважды в неделю, ну какая газета выдержит такую периодичность доставки? Поэтому журналистика сразу развивалась не как канал для распространения социально-значимой актуальной общественно-политической информации, а как среда организации дискуссии, дискуссий о стране, о политике, о духовности.

А. Козырев

— Даже то, что мы сейчас называем «фельетон», имея ввиду сатирическое произведение — ведь это раньше была газетная статья, газетный подвал, где обсуждались какие-то текущие просто события.

Е. Вартанова

— Конечно. И мы понимаем, что Россия дает нам особый путь развития журналистики и термин «публицистика» не существует нигде в рамках теории журналистики, но только как-то немножко публицистика проявляется в немецком языке, в общем, ни в англосаксонской, так доминирующей модели журналистики, ни средиземноморской южноевропейской такого понятия нет. Есть эссеистика, но все-таки для нас публицист — это отдельный профессионал, отдельный человек в пространстве журналистики, не репортер, не новостник, даже не очеркист, это человек, за которым идут и которому верят. Вот мне кажется, здесь впервые Россия показала, что журналист не профессиональными, а интеллектуальными своими действиями завоевывает доверие аудитории, он становится путеводной звездой для своей аудитории, аудитория сверяет с его представлением о мире и о политике, и о культуре свои представления, наверное, это появилось в конце 80-х, когда мы пережили одну из главных революций в медиа, революцию, которую назвали словом «гласность».

А. Козырев

— Ну, это уже в 80-х XX века.

Е. Вартанова

— Да. То есть история сделала цикл.

А. Козырев

— Я немножко спросил себя: каких 80-х? Потому что в XIX ведь тоже самое было, «Национальный вопрос в России Владимира Соловьева». И когда мы говорим с вами о великих фигурах в истории русской философии, мы в энциклопедии читаем: «философ», «публицист», и Розанов, который, в основном, в «Новом времени» большую часть своих произведений печатал, поскольку он был журналист, и Владимир Соловьев, который постоянно печатался в газетах, так что гласность, у нас ведь слово «гласность», тоже оно из века в век кочует, я думаю, что его придумали вовсе не во времена Горбачева, а где-нибудь там, а придумали, в эпоху Александра Второго, скорее всего.

Е. Вартанова

— Возможно, мы не занимались изучением этимологии, я думаю, что это будет любопытно посмотреть. Но стремление показать жизнь так, как она есть, это стремление ведь пришло к нам из русской литературы, я не вижу никаких различий между писателем и публицистом, наверное, кроме одного, и мы тут с вами подойдем к той теме, с которой начали сегодняшнюю дискуссию, кроме темы фейка, так вот, единственное различие между литературой нашей, отечественной XIX века и публицистикой — это наличие или отсутствие факта, все-таки журналистика живет не в пространстве вымысла, не в пространстве даже художественной репрезентации реальной действительности, она живет в пространстве фактов, которые реально происходят и о которых нужно сообщать обществу. Но сила русской литературы, которая тоже, как мне кажется, заменила политические искания и создала для этих политических исканий: Тургенев, Толстой — отличное поле, сила литературы в том, что она даже через художественную интерпретацию истории или художественную интерпретацию современности сумела рассказать людям о горячих вопросах и злободневности тех происходивших событий. В этом смысле, мне кажется, мы можем проводить некие параллели между российской и французской журналистикой, но никак не между российской и американской, и когда мы с вами говорим о постсоветских изменениях в нашей журналистике, мне кажется, мы должны помнить ту глубокую и мощную историческую традицию, которая связала воедино словесность, культуру, литературу и журналистику.

А. Козырев

— И философию?

Е. Вартанова

— И философию. Но, кстати говоря, мы теперь, благодаря новому перечню научных специальностей ВАКа, можем защищать диссертации по журналистике в рамках нескольких научных направлений, специальностей и нескольких, я бы сказала, академических полей. Традиционно журналистику считали филологией, потом присоединились политологи, это корни политической журналистики. Итак, филология, политология, теперь это еще и социология, но в новом перечне указано, что специальность по журналистике может защищаться и как философские науки.

А. Козырев

— Ну это прекрасно, потому что мы диссертации философские защищаем по таким фигурам, как Розанов, допустим, и журналисты должны и могут вполне, конечно, заходить на территорию философов, как это делал недавно от нас безвременно ушедший Николай Алексеевич Богомолов, наш профессор, который был блестящим знатоком по культуре Серебряного века, по философии Серебряного века, уже один этот пример показывает, что журналисты могут работать не менее профессионально, а может быть, даже более профессионально по каким-то проблемам истории русской философии и культуры.

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», С вами ее ведущий Алексей Козырев и наш сегодняшний гость, декан факультета журналистики Московского государственного университета, академик Российской академии образования, доктор филологических наук Елена Леонидовна Вартановна. Мы сегодня говорим об информации, о журналистике, о том, как эта информация подается журналистами, как она иногда искажается. Случайно ли, что наши главная газета долгое время называлась «Правда»?

Е. Вартанова

— Ну, неслучайно, конечно...

А. Козырев

— А в ней всегда правду писали?

Е. Вартанова

— Наша правда исходила из советской концепции журналистики, в которой правда всегда партийная, классовая, поэтому писала, конечно, газета «Правда» ту правду, которая была связана с деятельностью правящего класса пролетариата. Вы знаете, думаю, что правду там можно было найти, конечно же. Но вопрос в оценочности и любая правда, особенно преподносившаяся советскими журналистами, она получала две интерпретации: если это выгодно рабочему классу, то бишь коммунистической идеологии, то это была хорошая правда, а если это не выгодно, то это была плохая правда. Мы все помним очень интересные и очень многослойные репортажи наших советских журналистов- международников, когда они, стоя на фоне американских, нью-йоркских помоек, рассказывали, как в Америке тяжело живется бездомным и безработным, там действительно появлялся какой-то персонаж, начинал в этой помойке рыться, а потом камера так ненароком показывала небоскребы и охватывала перспективу прекрасного города, показывая, что, конечно, есть разные правды.

А. Козырев

— Нью-Йорк — город контрастов.

Е. Вартанова

— Да, это был город контрастов, хотя идеологизированная журналистика вынуждена была показывать те контрасты, которые работали на основную идею. С другой стороны, знаете, советская журналистка была очень, как я уже сказала, многослойной и очень неоднозначной, и мы знаем прекрасные примеры и военных публицистов: Кольцов, Симонов, Горбатов. И мы знаем публицистов 70-80-х прекрасное имя Аграновского нам показывает, что можно было на примере конкретных человеческих историй показывать правду. И в правде маленькой, не главной «Правде», а в «Комсомольской правде» был огромный отдел писем, на основании которого потом возникла одна из первых социологических служб, изучавших общественное мнение посредством писем и одна из первых служб работы с обращениями граждан, как у нас бы сегодня сказали, с обращением тех простых людей, которые не знали, куда направить свою жалобу, направляли это в газету, а газета в некоторых случаях, не всегда в ста процентах, но в некоторых присылала корреспондента разбираться. И таким образом возникала обратная связь, та обратная связь, о которой мы сегодня так много говорим, что в интернете любой может написать журналисту в редакцию в интернете есть сетевая коммуникация. В советской системе письма читателей и рабселькоры как раз осуществляли вот такую связь сетевого характера, когда простые, может быть, не совсем профессиональные люди писали о своих переживаниях, достижениях, и когда журналисты по письмам читателей выезжали в проблемные зоны, появлялись, как вы помните, такие сложные материалы и, например, материал Юрия Щекочихина «Лев прыгнул» в «Литературной газете» стал еще в советский период гласности, о которой мы с вами говорили, стал бомбой, настоящим разоблачительным очерком, в котором шла речь о злоупотреблении представителей органов власти и представителей силовых структур.

А. Козырев

— Я помню, в той же «Литературке» появлялись первые статьи о русских философах, Сергей Сергеевич Хоружий писал о философских пароходах, это был конец 80-х и это действительно были такие первопроходцы еще до того, как были изданы, переизданы книги, вот первое слово о том, что да, были люди, которые несправедливо были изгнаны из страны, это были гении национальные, это были философы мирового масштаба, это ведь тоже были статьи, кстати, написанные не журналистами, а написанные прекрасными учеными, но напечатанные на страницах периодических изданий, той же «Литературной газеты». Но были и другие статьи, кстати, вот я вспоминаю свои студенческие годы: «Кокетничая с боженькой», например, в «Комсомольской правде». Или такой отклик по поводу группы «Машины времени»: «Рагу из синей птицы», кажется, называлось. То есть все-таки какое-то ощущение, что есть правильное, а есть неправильное, вот в церковь ходить неправильно, да?

Е. Вартанова

— Ну, слушайте, главная религия коммунистического, социалистического общества — это, конечно, атеизм и в каком-то смысле не с точки зрения религиозности и веры, но с точки зрения ритуалов и каких-то традиций, идеологии атеизм был очень мощным течением, который входил в идеологическую машину Советского Союза. И, конечно, в том потоке информации, который мы видели в самых разных советских газетах, встречались и человеческие очерки, и встречалось такое обращение к душе и духовности, хотя они, может быть, так и не назывались, но и присутствовали основные линии пропаганды: ненависть к буржуазным философам и к буржуазным идеологиям, ненависть к религии, православной религии, хотя, конечно, все было, как мы вспоминаем, не так однозначно.

А. Козырев

— Вы помните, был цикл материалов, по-моему, тоже в «Комсомолке»: «Таежный тупик» о Федосье Лыковой?

Е. Вартанова

— Да, это Василий Песков начинал и потом про это много писали.

А. Козырев

— Это было потрясающе, потому что, оказывается, были люди, которые жили не так, как все, не ходили на первомайские демонстрации, где-то скрывались без света, без электричества и еще молитву какую-то читали перед тем, как урожай убрать и посеять урожай, это как-то было непонятно советскому читателю и даже журналисту, по-моему, не до конца было понятно, что она там прячет своих этих...

Е. Вартанова

— Я бы вам сказала, что любой номер и каждый номер газеты читался на предмет лояльности, поэтому самоцензура советской журналистики была очень высокой и уровень этот постоянно нужно было соблюдать, поэтому многие журналисты, исходя из этих принципов самоцензуры, как раз давали негативные оценки, но излагали правильные факты, и умение читать между строк, о котором сейчас забывают, потому что сейчас и строки-то не всегда прочитают правильно, а вот это умение, оно помогало советскому человеку интеллигентному читателю разобраться в нюансах и в оттенках настроений, и в каких-то оценках, которые нельзя было очень четко и прямо выразить, но которые по деталям и по штрихам выявлялись в тексте, наверное, это тоже было тесно связано с тем, что у нас в журналистике большое внимание уделяется, уделялось русскому языку. Любой журналист должен был совершенно владеть русским языком.

А. Козырев

— То есть правило журналистики — держаться факта, как бы ты не интерпретировал, но факт ты изложи так, чтобы его не переврать и вот сегодня с этой тенденцией к ложным новостям, к фейкам, по сути, это же ведь нарушение главного закона журналистики, когда создаются ложные факты.

Е. Вартанова

— Именно так, но самое главное, что фейк, как это ни удивительно, нас возвращает в ту идеологическую борьбу и в тот поток идеологизированной информации, которым довольно сильно отличалась не только советская журналистика, но и, например, американская журналистика периода «холодной войны», периода идеологических столкновений. Фактически фейк, который интерпретируется, как ложная информация, осознанная или неосознанная, представленная журналистом, сегодня трактуется только как ложная информация, осознанно извращенная журналистом. И мы с вами попадаем опять на поле идеологических столкновений, когда манипуляция фактом или манипуляция замалчиванием факта, части, деталей, которые этот факт раскрывают, и была оружием идеологической борьбы. Мне кажется, что к фейку мы изначально подошли довольно легковесно, мы считали, что ну да, у журналистов есть право на ошибку, поскольку журналист может всегда извиниться, исправить эту ошибку или через суд, или заметив постфактум, но потом стало понятно, что в условиях социальных медиа, которые сегодня развились необычайно, в условиях тех цифровых реалий, где профессионалы старых профессий и профессионалы новых профессий ведут постоянную борьбу за аудиторию, за ее, с одной стороны, лайки и клики, а с другой стороны, за ее умы, действительно, фейк превратился в оружие манипуляции, мы снова вернулись к теме манипуляции, ведь неслучайно мы так много поговорили сейчас о советской журналистике, да, там присутствовал момент манипуляции, хотя часть советской журналистики имела откровенный такой просветительский характер, но с другой стороны, вот это идеологическое противостояние, оно требовало манипулятивных воздействий, перетаскивания на свою сторону тех, например, кто не был в согласии с коммунистической идеологией, тех, кто не разделял ценностей атеизма, наоборот, находился в лоне Церкви, вот манипуляции должны были помогать работать с их сознанием. Сегодня же мы видим, что борьба переместилась и уровней борьбы за сознание ценности, представления цифровой аудитории стало еще больше.

А. Козырев

— Как Достоевский говорил: «Поле битвы — сердца людей», да?

Е. Вартанова

— Да, конечно, но здесь уже не только сердца, здесь уже и их ценности, здесь уже и их интеллекты.

А. Козырев

— А ценности-то, они все равно в сердце: «Где сердце ваше, там и сокровище ваше», как говорит апостол.

Е. Вартанова

— Согласна, хотя ум тоже очень важен и рациональный подход ко многим вещам, особенно к тому, что аудитория видит в социальных медиа, он просто сегодня необходим, рациональный критический.

А. Козырев

— Мы говорим сегодня о информации с замечательным, я бы даже сказал, главным специалистом по этому вопросу, потому что иным и не может быть декан факультета журналистики Московского университета, который готовит журналистов, которые сегодня уже работают в СМИ и завтра будут создавать то, что мы называем гражданским обществом, четвертая власть — медиа, Еленой Леонидовной Вартановой. После небольшой паузы мы вернемся в студию и продолжим наш разговор в эфире программы «Философские ночи».

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи», с вами ее ведущий Алексей Козырев. Сегодня у нас в гостях декан факультета журналистики Московского университета, академик Российской академии образования, доктор филологических наук Елена Леонидовна Вартанова. И мы говорим сегодня о информации, о том, как она подается, о том, где грани возможной интерпретации, искажения этой информации и как вообще все это связано с духовным и ценностным миром человека. Я хотел спросить вас, Елена Леонидовна, всякий ли человек вообще может быть журналистом? С каким сердцем, с каким настроем человек должен приходить сначала на факультет журналистики, а потом вот на какой-нибудь телеканал или на радио, или какое-нибудь еще издание?

Е. Вартанова

— Вы знаете, для себя мы определили настрой или, может быть, тип этого человека, это человек с социальным темпераментом. Социальный темперамент, конечно, предполагает интерес к жизни общества, к его процессам, я бы сказала, что социальный темперамент выражается в принципе социальной ответственностью, которую разделяют высокопрофессиональные журналисты в самых разных странах мира. Социальный темперамент — это любознательность, но тут же возникает один очень деликатный момент: должен ли журналист любить людей или он может к ним плохо относиться, что позволит ему писать критически о том, что происходит в обществе.

А. Козырев

— Оно же сразу чувствуется, когда журналист не любит людей.

Е. Вартанова

— Да, но знаете, многие профессиональные журналисты, которые исповедуют принципы расследовательской журналистики, изначально считают, что часть людей, находящихся или в органах власти, часть людей, которые принадлежат к элитам, они не заслуживают ни сострадания, ни симпатии и как раз расследовательская журналистика нацелена на то, чтобы выявить те злоупотребления, которые характеризуют власть, которые характеризуют таких вот людей. С другой стороны, есть журналисты, которые ко всему относятся с открытым добрым сердцем, и даже когда они делают интервью с людьми из власти или трех первых ветвей власти, первой, второй и третьей, но не журналистике, они тоже к ним относятся с симпатией, хотя благодаря иронии, критическому отношению могут всегда выявить какие-то отклонения, поэтому на самом деле любовь-нелюбовь к своим источникам информации, к интервьюируемым — это очень деликатный вопрос, должен ли журналист любить тех с кем он разговаривает? Как раз совсем недавно вышедшее интервью на «Ютюбе» Ксении Собчак с одним из освобожденных преступников просто разделило журналистское сообщество на две части: а можно ли с симпатией относиться вот к таким преступникам? Поэтому социальный темперамент — это сложное понятие, но в любом случае такой темперамент у журналиста должен быть, чтобы постоянно гнать его в дорогу, чтобы постоянно заставлять формировать повестку дня из интересных и сложных событий, вот, пожалуй, то, что нужно журналисту: социальный темперамент, перерастающий в социальную ответственность и в особый тип этики — профессиональную этику, которая, — здесь опять эта разница, водораздел, — которая должна служить обществу, но вот должна ли эта профессиональная этика быть критичной по отношению к части людей или позволяет ли эта этика показывать все несправедливости жизни в их мерзости и в их жестокости, отличается ли профессиональная этика журналиста от общечеловеческой этики — это тоже очень важный вопрос, на который по-разному журналисты отвечают.

А. Козырев

— Я боюсь даже этот вопрос задавать применительно к журналистике, которая пишет о Церкви, религии, потому что мы сталкиваемся тоже с такими нетривиальными журналистами, которые «разоблачают». Я помню, еще в 90-е годы одна очень известная тележурналистка показала репортаж, показала известный московский храм, митрополита очень известного и уважаемого со словами: «А вот здесь притаился сатана, потому что вот это, на самом деле, не митрополит такой-то, а агент КГБ по кличке...» — и дальше шло разоблачение, причем такое, которое сейчас бы мы просто назвали примитивное очень разоблачение, человек где-то что-то вычитал и вытянул какую-то одну сторону этого вопроса...

Е. Вартанова

— И вот он, фейк.

А. Козырев

— И вот он, фейк, да. И, по сути, человек, который верой и правдой служил Церкви многие десятилетия был опозорен в глазах многомиллионной аудитории телеканала, я думаю, что люди с пониманием многие отнеслись к этому репортажу, но тем не менее, на мой взгляд, уже тогда это свидетельствовало о непрофессионализме.

Е. Вартанова

— Ну и о низком уровне этики профессиональной, которая может считаться профессиональным стандартом журналиста. Есть доказательство — пиши, нет доказательства, есть какие-то намеки, ну здесь, наверное, нужно быть очень и очень острожными или хотя бы оговариваться, что как написали, где-то, как-то...

А. Козырев

— Поэтому, наверное, разоблачение — это не главное, к чему должен стремиться журналист, помните, у Булгакова: «...непременно с разоблачением».

Е. Вартанова

— А вот, понимаете, ведь это очень сложная дискуссия, потому что модель англосаксонской журналистики считает две ценности высшими в профессионализме: разоблачительную журналистику, которая должна всегда разоблачать и конфликт, как тему журналистского материала, всегда конфликт, не конфликт, который должен быть разрешен и который должен привести нас к какому-то следующему этапу развития, следующей ступени, а конфликт, как информационная ценность, как то, что собирает вокруг аудиторию, тут мы с вами попадаем в ловушку рыночных отношений, которые в журналистике укрепились на примере таких, я бы сказала, экономически развитых стран, где прекрасно работает рекламная модель, но где ради, как бы сейчас сказали: трафика, а раньше говорили: ради рейтингов или: ради подписки, ради реализованного тиража допустимы любые негуманные, любые неэтичные высказывания.

А. Козырев

— Сейчас еще слово «хайп» добавляется, сейчас режиссер приглашает Ольгу Бузову на пресс-конференцию: «ну, я хайпанул», и режиссеры хайпуют, журналисты хайпуют.

Е. Вартанова

— Но это сенсационная журналистика всегда знала, давайте напишем так, чтобы захватить всеобщее внимание, неважно, чем, достоверным-недостверным, этичным-неэтичным, хорошим или таким, посредственным или сниженным, так появляется обсценная лексика, так появляю тся фигуры, может быть, не слишком принятые в высоком искусстве, но отражающие массовый вкус и массовый спрос и, конечно, многие вещи из журналистики переходят в какие-то, знаете, культурные практики современности.

А. Козырев

— А вы учите этому студентов или объясняете, по крайней мере, им, как не надо делать?

Е. Вартанова

— Конечно, мы учим и конечно, мы объясняем, как не надо делать и более того, многие студенты очень чистые душой люди, они приходят на журфак для того, чтобы говорить людям правду, вот так они нам говорят на первой лекции: «Зачем поступили на журфак? — Чтобы говорить людям правду».

А. Козырев

— Вот, опять-таки, правда, как национальная ценность.

Е. Вартанова

— И сразу им начинаешь говорить, что вы должны понимать, что правда очень часто у всякого класса, сословия, у всякого человека своя, это философский подход, ведь трудно найти какую-то одну правду, я думаю...

А. Козырев

— Ну, у Бердяева была статья «Философская истина и интеллигентская правда», то есть вот истина — это нечто более высокое, чем правда, а правда, она часто от чувства справедливости зависит.

Е. Вартанова

— Согласна, и от чувства справедливости и тут я, как представитель политэкономической традиции в медиа, могу сказать, она зависит и от классовой принадлежности, и от финансового статуса того СМИ или того журналиста, который с ним связан...

А. Козырев

— Кто-то нас уже с вами может не любить за то, что мы москвичи.

Е. Вартанова

— Да, да, нас точно не любят за то, что мы находимся в центре Москвы, рядом с Кремлем, вот как они там себе этот особняк поддерживают. Не любят за то, что журналисты, не любят еще за что-то, у кого-то карие глаза, а не голубые, тут у каждого своя правда, потому что и голубые глаза красивые, но вопрос точки зрения...

А. Козырев

— ...хотя нам можно только посочувствовать, потому что мы сюда с вами пока добрались, мы столько в пробках постояли под ливнем московским, поэтому ничего особенного...

Е. Вартанова

— Я думаю, Москве завидовать сложно, потому что город с высокой динамикой, с высокой ответственностью, с очень большим прессом всех областей жизни человека.

А. Козырев

— Но тем не менее на журфак все и стремятся поступить, приехать в Московский университет...

Е. Вартанова

— Да, стремятся, и это, кстати, один из ответов, зачем же вы идете в журналистику, многие говорят: «Чтобы говорить правду», но тут же добавляют: «Еще и для того, чтобы поучиться на журфаке», тут такая интересная атмосфера, и я не знаю, корректно ли сказать слово «тусовка», но в хорошем смысле тусовка, как такой нетворкинг, создание сетей студентов, профессионалов...

А. Козырев

— Ну, действительно, у вас всегда, я даже на подготовительных курсах еще в советские времена слушал лекции именно на журфаке и тогда аудитории на журфаке, я помню, назывались: «коммунистическая», «ленинская», теперь остались эти названия?

Е. Вартанова

— Нет, конечно, название «ленинской» аудитории мы решили, что лучше вернуть ей просто номер, и она осталась 201-я, но «коммунистическая» аудитория называлась «коммунистической» после того, как в советское время решили переименовать «богословскую» аудиторию и это тоже один из как бы разломов и конфликтов, и столкновений: коммунистическая или богословская, поэтому мы решили, что не будем возрождать этот спор, восстанавливая, и назвали ее «большой академической», но потом, благодаря программе развития Московского университета, благодаря тому, что туда в нее купили прекрасное оборудование лекционное, мультимедийное, электронные доски, нам предложил ректорат выбрать имя выдающегося выпускника этой аудитории, и мы подумали, что, наверное, самый интересное предложение — это назвать ее «чеховской» аудиторией, и даже мы понимаем, почему. Чехов — не только универсальная культурная константа для всего мира, его знают и любят в разных странах, но Чехов — это человек, который начал зарабатывать свои первые деньги, печатая рассказы в газетных подвалах, это были юмористические рассказы Антоши Чехонте, и он получал неплохой гонорар, которым делился со своей мамой, отправляя деньги в Таганрог, где жила семья. Мы подумали: ну вот это, конечно, символ журфака Московского университета.

А. Козырева

— Кстати, Чехова все время считают таким агностиком, а он ведь очень любил петь церковные песнопения, у него бас был красивый и купил Мелихово рядом с Давидовой пустынью, чтобы слышать колокольный звон, ему очень нравилось, поэтому, наверное, новое название этой аудитории не противоречит ее историческому смыслу.

Е. Вартанова

— Ну и «Остров Сахалин» — это тоже его вклад в журналистику, публицистику.

А. Козырев

— В эфире радио «Вера» программа «Философские ночи». У нас сегодня в гостях декан факультета журналистики Московского государственного университета имени Ломоносова Елена Леонидовна Вартанова. И вот раз уж мы заговорили о вашем замечательном здании, потому что университет в 50-е годы уехал на Воробьевы горы, но остались исторические наши и актовый зал в казаковском здании, и факультет журналистики. Вашим же соседом является Татьянинский храм Московского университета, не просто соседом, а буквально в том же здании находится, во флигеле, если можно так сказать, вашего основного корпуса, вот какие-то взаимоотношения с храмом есть у факультета?

Е. Вартанова

— Знаете, у нас, конечно, общее пространство и это общее пространство раньше объединяло домовый храм вместе с аудиторным корпусом, так назывались церковь святой Татьяны и здание журфака в XIX веке, у них был общее пространство и если почитать историю празднования Татьяниного дня в Московском университете, то всегда наткнешься на рассказы о том, как служители, священники приходили в нашу богословскую, то бишь коммунистическую, то бишь чеховскую аудиторию с торжественными речами открывать этот праздник, и тогда же все студенты чувствовали запах ладана, который шел из церкви. Но в советское время единственную дверь, соединяющую храм и факультет, забили, это была двойная, до сих пор остается двойной, такая прочная дверь, да еще железная палка, на которую вешался замок. Мы, честно говоря, студенты, в советское время даже не представляли, что за этой дверью, то есть мы понимали, наверное, тот самый театр Московского университета, клуб и такой драматический любительский театр, где начинал Роман Виктюк, но как-то нам в голову не приходило соединять эти два здания, как далеки они были друг от друга. Но студенты к храму святой Татьяны относятся очень положительно, правда, их любовь к этому храму обостряется в зимнюю или летнюю сессию, такая немножко прагматическая, но в каком-то смысле трогательная...

А. Козырев

— Есть храм, в которой свечку можно зайти поставить.

Е. Вартанова

— Да, и именно перед сложным экзаменом, или перед сложным зачетом все забегают туда, ставят свечку, а потом, если Татьяна — покровительница университета, помогает, забывают об этом до следующей сессии. Кстати говоря, батюшки, которые там проводят службы, всегда помогают студентам и всегда их поддерживают даже в таком, пусть немножечко вульгарном отношении, но душевно они с храмом.

А. Козырев

— Но кто-то, наверное, и заходит между сессиями, да?

Е. Вартанова

— Но на самом деле, у нас много выпускников работают теперь и в пресс-службах Патриархии, и в пресс-службах храмов, и даже газета «Татьянин день», которая издается на базе храма — это продукт, проект наших выпускников.

А. Козырев

— Мне доводилось участвовать, давать интервью, действительно, замечательная газета.

Е. Вартанова

— Они хорошие ребята. Но вот для того, чтобы все-таки вернуть историческую справедливость, мне кажется, это был 2011-й или 12-й год, я предложила Виктору Антоновичу, службам безопасности университета в день святой Татьяны все-таки открыть эту дверь. Получив разрешение ректора, получив согласование всех служб безопасности, а там же требуется отдельный пост, который проверял бы документы всех заходящих из церкви, где свободный вход в университетский корпус, где вход ограничен, мы решили открыть. Вы не представляете, каким мхом, паутиной и пылью покрылось пространство между двумя дверьми, но мы это открыли и было особенно приятно, что в тот раз службу в храме служил Патриарх, и было удивительное ощущение возвращения исторической правды, когда мы услышали вот этот запах ладана и поняли, что факультет отмечает день святой Татьяны так, как это было положено.

А. Козырев

— Он прошел через эту дверь?

Е. Вартанова

— Он не проходил через эту дверь, но он видел ее, поднимаясь по прекрасной лестнице храма святой Татьяны, он посмотрел не налево, где главное помещение церкви, а направо, где была открыта дверь и просто благословил эту дверь.

А. Козырев

— А потом ее закрыли снова?

Е. Вартанова

— Мы потом закрыли, да.

А. Козырев

— Я думаю, что надо как-то со временем вот сделать там, может быть, и пост, но это же здорово. И вы знаете, когда, я помню, открылись Спасские ворота, все свое детство меня родители водили в Кремль, я думал: ну вот эти ворота, через них Жуков выезжал во время парада Победы, и вдруг в какой-то день я иду — ворота открыты, я прохожу на Красную площадь из Кремля — это совершенно другое ощущение Москвы, совершенно другое ощущение города, когда пространства, которые всегда были разделены, вдруг соединяются.

Е. Вартанова

— Конечно, Университет — это храм науки...

А. Козырев

— Это потрясающий образ и ведь на храме Татьяны надпись: «Восстановлена. Свет Христов просвещает всех». Я помню первый молебен, когда только что избранный патриарх Алексий приехал с митрополитом Питиримом, был проректор тогда еще Виктор Антонович Садовничий на этой службе и это было не в самом храме, а внизу или в фойе был первый молебен, это, наверное, было начало 90-х, может быть, даже в 90-м году. Но интересно, что ведь вы, декан факультета, тоже, я узнал, честно сказать, из «Википедии», что вы родились в Сергиевом Посаде, городе, который тогда назывался Загорск, это так?

Е. Вартанова

— Это правда, я там родилась и ходила в школу, и школа моя, как мне казалось тогда, так далеко была расположена, теперь это первая гимназия и каждый день проходила или проезжала на автобусе мимо Троице-Сергиевой Лавры, которая была для нас уникальным местом. И, знаете, видимо, православная религия — это часть духовного мира любого русского человека, поэтому мы всегда бегали на крестный ход во время Пасхи и стояли, прячась, закрывая лицо платочками, потому что ходили непонятные люди вокруг, мы стояли вокруг ограды главного храма и ждали тогда прямо внутри территории монастыря, пробегали туда за несколько часов, проводили там это время в ожидании чуда, чудо, может быть, и не совершалось, но для нас это был такой праздник и такой необычный праздник, потому что на него не пускали, что для меня Пасха сохраняет не только такое значение, как главного нашего великого праздника, но и как дня, когда ты видел чудо, видел свет, исходящий из храма. Но кстати, возвращаясь к церкви святой Татьяны, должна сказать, что там замечательные люди, и отец Владимир Вигилянский очень современный человек, включенный, его матушка Олеся Николаева — прекрасный поэт, но сам Владимир Вигилянский, конечно, прекрасно понимает значение коммуникации не только в обществе, но и Церкви с обществом, и уже несколько лет журфак проводит там свой лекторий в этой церкви, мы рассказываем о самых разных культурных моментах, связанных с коммуникацией и Церковью. И вот, я помню, в начале этой зимы, открывали лекторий темой социальных медиа, мы даже там поспорили с прихожанами, широкой публикой и даже с батюшками, которые пришли на лекцию о роли социальных медиа, опять фейки, опять это волнует всех, кто думает о человеке завтрашнего дня.

А. Козырев

— Я знаю, Елена Леонидовна, что вы открыли программу у себя по научной журналистике: особого рода журналисты, которые будут популярно объяснять, что же происходит в науке, как сегодня совершенствуются какие-то технологии, основанные на научном знании, а вот не думали открыть программу о религиозной журналистике?

Е. Вартанова

— Вы знаете, у нас уже был такой опыт, и в конце 90-х была одна группа, которая занималась именно религиозной журналистикой. У нас есть несколько исследователей, которые так или иначе изучают коммуникации Церкви и общества, но здесь довольно сложный момент: все-таки мы светский вуз, а главное — вуз, в который приезжают ребята из самых разных уголков нашей страны, представляющих самые разные конфессии, поэтому православная журналистика отличается от католической журналистики, и я думаю, что ребята, которые приезжают из республик, где мусульманская религия представлена, они тоже напряженно могут себя чувствовать, ну пока не знаем...

А. Козырев

— То есть тут возможно вот именно на конфессиональном уровне специализация?

Е. Вартанова

— На межконфессиональной основе, да. Но пока мы не готовы, потому что у нас есть специалисты в православной журналистике, но нет специалистов из других конфессий и, может быть, мы оставим это до магистратуры и там уже возьмем какой-то более сложный подход.

А. Козырев

— У вас есть профессор Игорь Волгин, который часто и по телевизору выступает, ведет программу на телеканале «Культура» и занимается Достоевским, а сейчас год 200-летия Федора Михайловича и Достоевский, наверное, такое наше объединяющее, поскольку проблемы о человеке, поставленные им, о выборе человеческом, они надконфессиональные.

Е. Вартанова

— Согласна. И я думаю, что у нас еще есть несколько важных подходов, я помню, прекрасный специалист в области русского языка — Григорий Яковлевич Солганик, завкафедрой стилистики, сказал фразу, не устаю ее повторять: «Моя Родина — русский язык». Вот мне кажется, наша словесность, русский язык и литература — это то, что объединяет всех, вне зависимости от конфессии.

А. Козырев

— Я очень благодарен вам за этот разговор, может быть, в завершение спрошу, что все-таки современному человеку делать в этом безумном море информации, кому можно доверяться, кому нельзя? Есть ли у вас какие-то критерии или какие-то правила по технике безопасности?

Е. Вартанова

— Правила есть: нужно всегда выбирать взвешенную спокойную информацию, избегать тех самых кликбейтов, кричащих заголовков и для себя тоже определить каких-то авторов, кому вы доверяете. Но есть один универсальный рецепт, и я всегда с этим рецептом выступаю — это развивать медиаграмотность, нам, представителям сферы образования, университетов или средних школ нужно давать уроки информационной безопасности, эти уроки могут быть самыми разными, мы за выпуск школьных СМИ, за создание школьных телепрограмм, на примере которых ребенок должен научиться проверять информацию, отказываться от ненужного, избегать эмоциональной окраски, в общем, я выступаю за формирование критического, но очень прагматического отношения к медиа путем медиаобразования, поэтому всех приглашаю в Школу юного журналиста, там вам расскажут, какова профессия журналиста и какие ее ценности. Всех приглашаю не столько на журфак, потому что журналистика — это все-таки социальный темперамент, но всех приглашаю на разные наши популяризаторские мероприятия, там, где мы рассказываем, как защитить себя от фейков и от недостоверной манипулятивной информации.

А. Козырев

— Спасибо большое Я очень благодарен вам, нашему сегодняшнему гостю, Елене Леонидовне Вартановой, декану, может быть, не единственного в мире, но, в общем-то, факультет журналистики не во всяком университете есть западном, это наша особенность российского университетского культурного поля, потому что, наверное, как говорят в России: «Поэт в России больше, чем поэт», журналист в России — это тоже человек не просто пишущий, а человек, от которого ждут слова правды, ждут искренности, ждут честности, и я очень благодарен, что мы сегодня об этосе журналиста поговорили, о том, какими качествами он должен обладать. Я благодарю вас и надеюсь, до новых встреч в эфире радио «Вера» и программы «Философские ночи».

Е. Вартанова

— Спасибо. Берегите себя, дорогие слушатели.


Все выпуски программы Философские ночи

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем