Поделиться
...Однажды, читая Одному-Маленькому-и-Умному-мальчику сказку Евгения Клюева о Глотке Сока, и, почти дойдя до финала, когда этот недопитый Глоток, которому нельзя стоять долго, ибо он может забродить (а он, действительно, забродил, и добрёл, думая о своей заброшенности, до самого моря), — я остановился, чтобы перевести дух. Впереди нас ещё ждала грозная, рокочущая мораль.
Я вдруг остро понял, что русский сказочник Евгений Клюев, издавна живущий в Дании, может зайти, точнее, дойти — до чего угодно. Например, до сказки про Сказку, которая продолжает сама собою сочиняться внутри этой самой сказки.
Меня ещё ждал удивительный вопрос моего слушателя: «Значит, сказка везде?»
Да, она везде. Нужно только захотеть ее сочинить. Однако, начнём всё с начала.
" ... — Там ещё что-нибудь осталось? — спросил Дедушка у Бабушки, кивнув на высокую бутылку с золотой наклейкой. По наклейке бежали дети, держа в руках виноградные грозди.
— Пустяки, глоток сока, — махнула рукой Бабушка и поставила бутылку на пол за холодильник.
Конечно же, Глоток Сока очень обиделся, что про него сказали «пустяки». Хорошенькие пустяки! Нужно было столько всего проделать, чтобы получить такой Глоток Сока, — размять сразу несколько крупных жёлтых виноградин, процедить через марлю и даже добавить сахару... А Бабушка говорит «пустяки»«!
Начало сказки Евгения Клюева «Глоток сока» нам читал Матвей Крючков, младший брат того самого мальчика, которому я когда-то читал эту сказку вслух. Самого Матвея в те времена ещё не было. Точнее, где-то он, конечно же, был, но я не знаю, как оно, это «где-то» — называется.
Кстати, в той книжке, из которой мы с вами слушали, вослед «Глотку Сока», идёт сказка «Словно целый парусный флот».
Оказывается, именно с неё и началось когда-то зарождение клюевского сказочного мира — с Мыльными Пузырями и Пешеходной Зеброй, с дорогой мне Деревяшечкой-без-Роду-и-Племени и с Язычком Пламени, с Капелькой Воды и Постоянно-Вздрагивающей-Занавеской, — и кучей других, не менее причудливых и в то же время простых героев. И меня, признаюсь, в этих сказках больше всего волнует их непредсказуемость. То, что они могут начать сочиняться сами собой.
В процессе своей работы, автор, я знаю, выключает в себе профессионального лингвиста (ну, может, не до конца), и активно включает играющего ребенка. А если и остается взрослым — кто-то же пишет эту сказку! — то обычно — тихим, невидимым, заботливым и добрым моралистом, который вряд ли употребит в разговоре о себе слово «притча». Хотя вещество этого понятия я чувствую во многих его сюжетах.
«...При слушании сказки ребенку свойственно становиться на сторону добрых, мужественных, несправедливо обиженных, будет ли это Иван-царевич, Муха-Цокотуха, бесстрашный комар, или просто „деревяшечка в зыбочке“, — писал в книге „От двух до пяти“ Чуковский. — И вся наша задача заключается в том, чтобы пробудить, воспитать, укрепить в восприимчивой детской душе эту драгоценную способность сопереживать, сострадать и сорадоваться, без которой человек — не человек...»
Я не знаю, откуда Корней Иванович взял свою «деревяшечку в зыбочке», может, просто вообразил деревенскую девочку некрасовских времен, играющую в маму. Но я верю, что родственной ей Деревяшечке-без-Роду-и-Племени, выдуманной современным сказочником Евгением Васильевичем Клюевым, удастся стать частью настоящего парусного флота, и что ей станут сниться волшебные сны.
В завершение вернёмся к нашему забродившему Глотку Сока, который ушёл из дома. ...Итак, с вами был Павел Крючков, и давайте дослушаем эту сказку — вместе.
«Глоток Сока остановился под южным солнцем, у берега южного моря, и скользнул в воду, чтобы раствориться в ней бесследно.
Но южное море, приняв в себя Глоток Сока, тоже забродило, забродило и — грозное, могучее — побрело по большой земле и зашумело на весь мир:
Никто не должен забывать ни о ком!
Никто не должен забывать ни о ком!»
