У нас в гостях был настоятель храма Ризоположения в Леонове, преподаватель кафедры библеистики Московской Духовной Академии протоиерей Андрей Рахновский.
Разговор шел о том, кем были четыре Евангелиста и кому они адресовали свои Евангелия, чем отличаются Евангелие от Матфея и Евангелие от Луки и о том, как делались различные переводы Евангельских текстов и не терялись ли при этом важные смыслы.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
– Добрый вечер, дорогие друзья. Вы слушаете радио «Вера», светлое радио. В студии я Александр Ананьев, и я напомню, что в понедельник, в восемь часов вечера я выступаю здесь в роли неофита – абсолютно органичная для меня роль, для человека, который крестился чуть больше года назад и у которого немало вопросов. И какое же счастье, что у меня есть возможность задать эти вопросы, ответы на которые, думаю, будут полезны и интересны вам. И сегодня я представляю вам моего дорогого гостя, преподавателя кафедры библеистики Московской духовной академии, настоятеля храма Ризоположения в Леонове, протоиерея Андрея Рахновского. Добрый вечер, батюшка. Здравствуйте, отец Андрей.
Протоиерей Андрей
– Здравствуйте.
А. Ананьев
– Христос воскресе!
Протоиерей Андрей
– Воистину воскресе!
А. Ананьев
– Сегодня я хочу, с вашего позволения, поговорить с вами о Слове. Обозначим тему так. Хотя, конечно же, в течение ближайшего часа мы будем говорить о четырех Евангелиях – Евангелие от Марка, Евангелие от Матфея, Евангелие от Луки и Евангелие от Иоанна. Для меня важно понять, чем они отличаются. Потому что все это можно объединить одним словом – Слово, с заглавной буквы. Однако у них есть отличия. Я не так часто и не так много, как следовало бы, наверное, особенно неофиту, читал Евангелие. Безусловно, я читал. Но даже на этом уровне я вижу разницу, я чувствую разницу. И мне очень важно, чтобы вы как священник, как мудрый человек и, в первую очередь, как преподаватель кафедры библеистики – а с кем же еще разговаривать на эту тему, – рассказали мне и нашим слушателям о той разнице, которая есть в этих книгах. Однако сначала я хочу задать вам вопрос скорее философский. Давайте представим отношение к слову – не с большой буквы, а просто к слову, – допустим, в I, во II веке нашей эры и отношение к слову сейчас. У меня есть внутреннее ощущение, мы редко над этим задумываемся, потому что мы живем здесь и сейчас, мы редко себе представляем, проснувшись утром и почистив зубы, что мы живем во II веке нашей эры, что сейчас отношение к слову изрядно обесценилось, что слово давно оторвано от дела, слово давно оторвано от смысла. И мы легко предполагаем, что написанное слово можно переписать – выделить и нажать Delete, перепубликовать. О чем говорить, если учебники истории переписываются снова и снова, в зависимости от эпохи. Поэтому внутреннее ощущение у людей, которые никогда не читали Евангелие или редко открывают Евангелие – оно, вот как бы помягче сказать... очень легкое. Как изменилось наше отношение к слову, как вы считаете?
Протоиерей Андрей
– Мне трудно судить, потому что придется делать очень такие большие обобщения, а они всегда грешат приблизительностью. Но мне все-таки кажется, что вне всякого сомнения, культура того времени, древняя культура – это культура прежде слова и устного слова, это очень важно понимать.
А. Ананьев
– Не письменного.
Протоиерей Андрей
– Не письменного. Понятно, что множество памятников письменных до нас не дошло, но тем не менее, как я смею предполагать, все-таки акцент делался именно на устной вот словесной культуре. И как мы знаем, Евангелия, о которых собираемся сегодня говорить, первые 20 лет, как минимум, существования в устрой традиции. Может быть, и были какие-то разрозненные письменные, скажем так, ну фиксации, да, но тем не менее это была устная традиция. Более того, что с того момента как появились Евангелия, устная традиция никуда не ушла. Потому что да, Евангелие, например, Матфей написал спустя лет пятнадцать или двадцать после Воскресения Христа, а что дальше? Оно что, было разослано всем по почте, выложено в интернете? Чтобы переписать, хотя бы сделать одну-две копии такой книги, сколько нужно времени, чтобы это распространилось? Потому не будем обольщаться. И удивительно что, например, в начале V века мы слышим от Иоанна Златоуста, который пишет приблизительно следующее, вернее говорит: а вот, к сожалению, многие христиане даже не знают о Книге Деяний Апостольских. То есть какие-то книги Нового Завета, в общем-то, были даже редкостью для многих христиан, Поэтому все было основано на устной традиции, которая в свою очередь питалась живым свидетельством апостолов. Это прекрасно, это то что идет от жизни, это показывает, что христианство не из книг, а непосредственно от Иисуса Христа, от жизни. Но такая как бы устная традиция это не новость – а древний мир, хорошо, а древние эпосы, которые ходили, в общем, они имели большой объем и ходили именно в устных вариантах. Были специальные какие-то техники запоминания огромных объемов информации. Ведь как говорят, Гомер, он же не придумывал «Илиаду», да, он как бы ее зафиксировал, придав ей определенную форму. Нечто подобное происходило и в христианстве, когда произошла фиксация вот этого устного слова, и это слово стало письменным.
А. Ананьев
– Смею предположить, что письменность вообще во многом обязана христианству. Ну в частности, в России.
Протоиерей Андрей
– Да, это так. И не только в России. Потому что хотя, с одной стороны, письменная фиксация порождает новые проблемы. То есть устная традиция свои проблемы – ее пластичность, изменчивость под влиянием разных факторов, ну так ведь?
А. Ананьев
– Ну мне приходило в голову, то что смысл самого слова – из слова ну сколько там смысла, процентов двадцать. Остальные восемьдесят процентов смысла идут откуда – от выражения в голосе...
Протоиерей Андрей
– Да, совершенно верно.
А. Ананьев
– От выражения лица, от жестов, от того, кому и когда вы это говорите.
Протоиерей Андрей
– Вы прекрасно вот сейчас сделали иллюстрацию моей мысли. Потому что как раз письменная традиция порождает, хотя помогает, с одной стороны, но порождает новые проблемы – это необходимость постоянного толкования и объяснения. И позвольте такое, а с каким выражением лица Христос произносил ту или иную фразу? Ведь если Он говорит сирофиникиянке: нехорошо взять хлеба у детей и отдать псам, – ну казалось бы, вот он перед нами, текст, да. Какой hate speech в отношении сирофиникиянки! А с каким выражением лица это Христос произносил? А как это вообще звучало в то время? И поэтому и устная и письменная традиция, и устное и письменное слово имеют как бы свои плюсы, свои минусы.
А. Ананьев
– Чтобы еще проиллюстрировать этот феномен, я приведу диалог с нашей очень хорошей подругой Аллой Плоткиной, которая рассказывала, что однажды она решила провести эксперимент. Однажды она взяла за правило в мессенджерах не использовать лайки и правые скобки. И вы догадываетесь, что случилось дальше? Через неделю все начали писать и звонить ей с вопросом: дорогая, что с тобой? Какая трагедия с тобой случилось, почему ты так подавлена? На что она говорила: друзья, я просто перестала использовать смайлики и правые скобки. И все – восприятие слова изменилось настолько кардинально, что это удивительно.
Протоиерей Андрей
– Поэтому если говорить о слове как бы в наше время, да, то конечно же, вне всякого сомнения письменная традиция, письменное слово преобладает. Вы сами, например, знаете, как люди верят всему, что написано в какой-то книге, которую они купили, прочитали.
А. Ананьев
– В интернете.
Протоиерей Андрей
– В интернете, в газете... ну газеты это уже прошлое.
А. Ананьев
– Очень важно, я прочитал в интернете... – и это должно значить, что так оно есть.
Протоиерей Андрей
– Да, совершенно верно. Или же что было сфотографировано, видеоролик – то что было отснято, то что было зафиксировано. Поэтому изменения произошли, но я бы не стал бы здесь вот кричать «ой», «ай», да? Все-таки и появление письменной традиции было в определенном роде революцией и новшеством в христианской традиции. И просто нужно нам учиться говорить то же Слово, с большой буквы, да, но с помощью, может быть, другого языка и других слов с маленькой буквы.
А. Ананьев
– Для того, чтобы даже не просто понять, а даже почитать Евангелие, его же надо читать иначе, не так, как любую другую книгу, статью, сообщение от друга. И вот для меня важно получить от вас добрый назидательный совет: как относиться к этому слову? Потому что никакого другого примера, чтобы понять, как же относиться к этому слову, и как же у нас изменилось восприятие ко всем остальным словам, чтобы правильно отнестись к этому слову, чтобы правильно понимать, верить – это очень важно. Я очень много общаюсь с людьми, в том числе и в интернете напрямую. И по себе знаю, внутри (я сейчас признаюсь в очень неприятной штуке, наверное) и знаю по свидетельству моих собеседников, что мы читаем, мы говорим: я верю, что вот так произошло. А где-то в глубине души ты думаешь: да ладно, ну написали – написали, но на самом деле, наверное, было как-то иначе, проще. Может быть, просто я хочу избавить себя, страстно, до слез хочу избавить себя от вот этого вот червя, да, это даже не сомнение – глупость, недалекость – я готов называть это как угодно, лишь бы изгнать это из себя. Но ведь одним желанием это не изгонишь.
Протоиерей Андрей
– Ну не обязательно это и изгонять. Просто мне кажется, первое, что нужно как бы понять, что а кто, в самом таком изначальном смысле, автор этих строк Священного Писания. Вернее не автор строк, а автор мыслей, идей, которые туда вложены – это Дух Святой. Поэтому, конечно, правильно...
А. Ананьев
– Но писали-то люди.
Протоиерей Андрей
– Да, вот мы сейчас к этому придем. Поэтому вне всякого сомнения правильное понимание, подчеркиваю, смысла Священного Писания неразрывно с духовной жизнью. Иного невозможно. Просто ну это как, ну представьте, вы имеете какой-то шифр, да, а перед вами сидит человек, который его составил. И вы сидите и просто пытаетесь вот упорно понять, что там написано, вместо того, чтобы взять и спросить. Я, конечно, очень сейчас упрощаю, очень упрощаю...
А. Ананьев
– То есть очень упрощенно: Евангелие это шифр, ключ к которому наша жизнь духовная.
Протоиерей Андрей
– Сам Дух Святой.
А. Ананьев
– Сам Дух Святой.
Протоиерей Андрей
– В той мере, в какой, скажем так, мы в своей жизни, да, мы духовно, насколько мы имеем Духа Святого, в той мере мы постигаем смысл Писания. Но не так все просто на самом деле. Потому что что касается именно сомнений, да, и каких-то вещей вот такого характера, нужно всегда помнить, что Господь является автором Писания в том смысле, что там безошибочно передано Божественное откровение. И я сейчас скажу вещь, которая многим может не понравиться – это не касается тех или иных фактических обстоятельств, исторических событий – дат, хронологий, топонимов и так далее и тому подобное. В конце концов, почему евангелист Матфей в конце Евангелия, где рассказывает о смерти Иуды, путает пророчество Захарии с пророчеством Иеремии – вот самый как бы яркий пример. Дальше, например, в Книге Деяний...
А. Ананьев
– Подождите, а почему не исправили? Если речь идет о фактической ошибке?
Протоиерей Андрей
– А зачем? Вот вы понимаете, вот такого рода несообразностей очень много. Да там возьмем Книгу Деяний, там вообще в определенном месте перепутана и хронология событий, и вообще ссылка на личность, которая жила гораздо позже описываемых событий. Не буду сейчас уточнять, это неважно. Допустим, Ветхом Завете, в Книге Царств одна хронология представлена периода, у апостола Павла в Новом Завете тот же самый период хронологически совсем по-другому обозначен. То есть такого рода как бы несостыковок, касающихся именно вот фактуры исторической, да, их предостаточно. Их не хотели как бы, и это никто не исправлял, хотя это прекрасно как бы все знали – а тогда пропадет правда. Если все подчищено, если комар носа не подточит, где мы видим, что это живой человек писал, который, с одной стороны, и просвещался Духом Святым, а с другой стороны, по-человечески был ограничен. И одарен и ограничен одновременно.
А. Ананьев
– Вы понимаете, насколько глубокую вещь вы сейчас сказали? Если исправить текст с неправильного на правильное, пропадет правда.
Протоиерей Андрей
– Ну так...
А. Ананьев
– Это потрясающе. И спасибо вам, я это обязательно запомню и буду использовать.
А. Ананьев
– Вы слушаете «Вопросы неофита» в рамках «Светлого вечера». Я Александр Ананьев. Продолжаю говорить с нашим гостем, протоиереем Андреем Рахновским, о правильном понимании Евангелия. Мы не раз поднимаем эту тему, я не раз обсуждаю с нашими гостями Священное Писание. Не так давно был потрясающий разговор с моим гостем, иеромонахом Макарием (Маркишем), где мы просто говорили о том, что такое Библия, что такое Священное Писание, что такое Евангелие, где разница, синонимы это или нет, и как это развивалось, кто это писал. А вот сегодня я хочу поговорить именно о вот этих четырех Евангелиях. И раз уж мы начали, то давайте обратимся, откроем страницу на Евангелии от Матфея. «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, сына Авраамова...» – это вот так начинается Евангелие от Матфея – с родословия. Кто и для кого писал вот это Евангелие? Кто был Матфей и для кого он писал? Потому что все четыре евангелиста адресовали свои Евангелия разным людям.
Протоиерей Андрей
– Аудитория Матфея это, конечно же, иудеи, вне всякого сомнения. Потому что все эти, скажем так, родословия, они восходят к Книге Левит, восходят там к Книге Неемии, да, вот то есть для евреев было важно приведение этого родословия, поскольку это находилось полностью в иудейской традиции. И коль уж Христос в Евангелии претендует на то, чтобы быть и членом народа Божиего, и Мессией, и потомком Давида, вот этой темы никак нельзя было избежать.
А. Ананьев
– И написано это было на еврейском, если...
Протоиерей Андрей
– Ну есть у нас свидетельство одного, скажем так, человека, который жил в начале II века – это Папий Иерапольский, оно передано нам через историка IV века, Евсевия Кесарийкого, и он свидетельствует, что Матфей написал на еврейском языке, там, конечно, есть диалект, на еврейском hebraidi dialectô, и каждый переводил, кто как мог – вот все что мы знаем. А что это было, еврейский язык или арамейский, в общем-то, сложно понять. Хотя есть опыты реконструкции еврейского текста, и они очень, ну скажем так, удобные, потому что действительно мы видим, что греческий текст Евангелия от Матфея, он просто перенасыщен семитскими и еврейским конструкциями синтаксическими и так далее. То есть это как бы не просто свидетельство, но подтверждается чтением текста и попыткой реконструкции.
А. Ананьев
– Да, и Евангелие от Матфея, оно настолько укоренено в еврейском быте, что мы в нем находим много бытовых подробностей. Например, когда женщина, страдавшая кровотечением, коснулась одежды Спасителя, только у Матфея отмечается, что она прикоснулась к особым кистям на краю одежды – к воскрилию ризы его. У других евангелистов она просто коснулась края одежды. И вот эта подробность из быта еврейского народа, она как раз обусловлена тем, что он обращался к евреям.
Протоиерей Андрей
– Да, совершенно верно. Более того, если немножко возвращаться к родословию, в родословии же троекратно зашифровано имя Давид – четырнадцать родов от Авраама до Давида, от Давида до переселения в Вавилон, от переселения в Вавилон до Иисуса Христа – три раза по четырнадцать. А как бы цифровое значение имени Давид – вот «далет», «вав», «далет», да, по-еврейски, – оно равняется четырнадцати. То есть здесь вот как бы какие-то идеи вложены в саму эту систему даже составления родословия, наряду с теми подробностями, о которых вы говорите.
А. Ананьев
– Вообще это очень важно все понимать, визуализировать и знать. Потому что в этих именах, в первых буквах даже слово «Адам» зашифровано каким-то образом, как раз...
Протоиерей Андрей
– Не могу сказать, тут уж я...
А. Ананьев
– Авраам, Давид и буква «М» еще.
Протоиерей Андрей
– Ну возможно, если их как бы акростихом записать.
А. Ананьев
– А это не додумки?
Протоиерей Андрей
– К подобного рода вещам нужно относиться очень осторожно. То есть если это даже не так, ценность Евангелие не теряет. То есть нужно вовремя коня своего остановить и, в общем-то, да, действительно, чтобы не увидеть что-то там, где этого нет.
А. Ананьев
– А в Евангелии от Матфея мы находим традиционное выражение: Бог Израилев или Царство Небесное. И вот я выяснил, готовясь к нашему разговору, что евреи, как часто и современники наши сейчас (это очень странно), избегая лишний раз произносить слово «Бог», заменяли его словом «небо». Откуда вот этот феномен берется? Сейчас тоже вот, знаете, я знаю очень много людей, которые считают себя верующими, они верят, может быть, они не ходят в церковь часто, но заходят иногда, они стараются вести образ жизни, достойной христианина. Но они как-то осторожно пытаются подобрать какие-то синонимы слову «Бог». Почему? Почему евреи избегали и почему наши современники?
Протоиерей Андрей
– Это все-таки разные процессы. Потому что все-таки для иудеев это было следствием некоей сакрализации имени Божия. Слово, допустим, известное, тетраграмматон Яхве, они не произносили.
А. Ананьев
– То есть они старались не употреблять всуе, да?
Протоиерей Андрей
– Совершенно верно. То сейчас, конечно же, мотивация этого совсем как бы иная. Ну то есть скажем проще: секуляризация сознания. Ну как-то чтобы уж прямо не высказаться, да, выскажусь я обтекаемо. Вот есть атеисты, есть еще кто-то, поэтому не буду лишний раз показывать, маркировать себя как человек верующий.
А. Ананьев
– Поправьте меня, если я не прав. Марк, апостол от семидесяти, он лично не видел Спасителя?
Протоиерей Андрей
– Ну вообще мы этого не знаем.
А. Ананьев
– Не знаем?
Протоиерей Андрей
– Да. Во-первых, что касается вопроса о семидесяти, сказано, что Христос послал семьдесят учеников Своих на проповедь еще во время Своего служения. Имена нам их неизвестны. А те имена, которые у нас сейчас находятся в святцах, туда вошли как бы люди, ну явно не имеющие к этому никакого отношения, которые при жизни не знали Христа. Туда и Лука относится там, и Климент Римский, мученик и так далее. То есть нужно понимать: это абсолютно как бы разные вещи. Что нам известно о Марке? Известно, что он спутник Петра и, возможно, он есть тот самый Иоанн Марк, вот тот юноша, который убежал голышом, оставив одеяло, да, вполне возможно. Поэтому, скорее всего, он знал Христа, но не был среди числа двенадцати апостолов. А вот кто действительно при жизни не знал Христа – это евангелист Лука. Парадокс такой.
А. Ананьев
– А что касается Матфея, он был одним из двенадцати.
Протоиерей Андрей
– Да, он был одним из двенадцати, был призван непосредственно Христом, как помним, он был сборщиком налогов, мытарем.
А. Ананьев
– В этом смысле, поскольку мы точно знаем, что Матфей, евангелист Матфей лично знал Христа, это меняет как-то наше отношение к Евангелию от Матфея? Выделяет ли оно Евангелие от Матфея среди этих трех?
Протоиерей Андрей
– Мне кажется, это не так важно. Потому что, например, евангелист Лука, притом что он не знал Христа, он подошел к своему труду очень тщательно, как он сам говорит, собирал свидетельства, опрашивал непосредственных свидетелей, тщательно изучал материал.
А. Ананьев
– Да, он был ученым.
Протоиерей Андрей
– Поэтому где-то он, да, мог быть более объективным. Потому что не всегда очевидец, да, может правильно изложить события, могут быть и ошибки. А допустим, сторонний, скажем так, исследователь может дать более объективную картину. Я сейчас не хочу ни в коем случае как бы бросить тень на евангелиста Матфея, а сказать, что в данном случае не соображения знакомства имеют значение, а вот как бы само качество материала.
А. Ананьев
– Подход.
Протоиерей Андрей
– Сам подход, конечно.
А. Ананьев
– Тщательность и старательность. Вот передо мной сейчас наводится таблица, которую я нашел в журнале «Фома», она вот мне, как неофиту, прямо очень помогает: четыре Евангелия и краткое описание того, кто написал, для кого написал и особенности этого Евангелия. Вот что касается Евангелия Матфея, о котором мы говорим, это большое количество ветхозаветных пророчеств, и самое первое Евангелие по времени написания. Кстати, расположены они так, именно по времени написания, я правильно понимаю?
Протоиерей Андрей
– Ну традиционно да, считается, что Евангелие Матфея было первым. Хотя, допустим, в науке больше сейчас утверждено мнение о первенстве евангелиста Марка. Но это абсолютно неважно как бы с точки зрения веры. Вот ну традиционная схема именно такая, что первым написал Матфей.
А. Ананьев
– И вот здесь есть символы евангелистов, те же самые символы, которые мы находим в росписях храмов, на старинных иконах: евангелист Матфей изображается ангелом, Марк – львом, волом изображается евангелист Лука и, наконец, птицей Евангелие от Иоанна. Почему именно такие символы? Казалось бы, человек – царь природы. То есть, казалось бы, если бы мне поставили вот эти символы, я бы понял, что: а, человек главнее, а дальше идут животные и птицы.
Протоиерей Андрей
– Я бы не стал придавать этому слишком такого большего значения, поскольку истоки как бы этой символики, они понятны. То есть с одной стороны, это пророк Иезекииль, да, видение пророка Иезекииля, видение именно ангелов, имевших четыре лика, один из которых человеческий – это важный момент. Это потом образы, которые перешли в Апокалипсис, четырех апокалиптических животных. И у святого Иринея Лионского – все-таки писатель II века, это очень важный момент, – он фиксирует нам очень раннюю традицию в символике евангелистов, с той лишь разницей, что по-моему, все-таки символом евангелиста Марка был орел, а Иоанна – лев, то есть немножко было по-другому. А позднейшая, скажем так, иконописная традиция, она эту символику изменила. То есть вы видите, проблема, то есть нет жесткой связи как бы догматической между евангелистом, да, и тем или иным пророческим или символом пророческой литературы. Ну в общем-то, поскольку эти символы помогают нам в виде каких-то общих концепций усвоить содержание Евангелия, да, действительно, потому что Матфей говорит действительно о Христе больше как о человеке, это действительно так. Евангелие от Марка, оно наполнено как бы ну свидетельствами о силе Христа – о его чудесах, о Его Воскресении, да.
А. Ананьев
– О делах.
Протоиерей Андрей
– Да, о делах, то есть как вот сейчас называют, Евангелие действия. Поэтому ну как бы лев, да. Телец, почему собственно телец – ну вполне возможно, что там освещена очень подробно как бы тема храмового богослужения.
А. Ананьев
– У Бориса Борисовича Гребенщикова: «синий вол, исполненный очей».
Протоиерей Андрей
– Да, совершенно верно. Но «очи» в данном случае не глаза, хочу сразу поправить, это драгоценные камни. Дело в том, что скажем так, в аккадско-вавилонской культуре вот то, что мы называем «очи» или «глаза» – это название драгоценных камней. Поэтому, скорее всего, речь идет о том, что эти ангелы, они были, животные инкрустированы, то есть украшены вот эти вот драгоценными камнями, это наиболее вероятное как бы объяснение, чем вот множество глаз все-таки.
А. Ананьев
– Ой, столько вопросов сразу, отец Андрей. Ангелам-то зачем драгоценные камни?
Протоиерей Андрей
– Ну понимаете, это пророческое видение, это, скажем так, те символы, в которые человек, мистически созерцавший какие-то Божественные явления, он облек вот то невидимое и непонятное вот в нечто для нас понятное, да. И удивительно по своему богословскому полету, как полет орла, Евангелие от Иоанна. Но подчеркиваю, что все-таки эти символы достаточно условны.
А. Ананьев
– Спасибо большое. Мы продолжим разговор ровно через минуту.
А. Ананьев
– Вы слушаете «Светлый вечер», меня зовут Александр Ананьев. И я продолжаю задавать вопросы неофита о четырех Евангелиях протоиерею Андрею Рахновскому. Мы коснулись буквально совсем чуть-чуть Евангелия от Матфея, и основным отличием, вот, на мой взгляд, Евангелия от Матфея от Евангелия от Луки заключается для меня лично в том, что в самом начале этого Евангелия Ангел является к Иосифу и говорит ему: «Не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого». В то время как в Евангелии от Луки Ангел от Бога, причем даже его имя говорится, Ангел Гавриил, приходит не к Иосифу, а к Марии, и говорит: «Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою...» – та самая, моя любимая молитва. Почему так? И как это следует понимать?
Протоиерей Андрей
– Ну это не противоречие ни в коем случае. А на самом деле речь идет о ряде вот этих вот богоявлений или ряде благовещений, скажем так. И вот вы упомянули о Марии, о Иосифе, но есть еще один человек, которому явился Гавриил – это Захария, отец Иоанна Крестителя. Поэтому это некое вот такое, ну скажем так, череда вот этих мистических откровений о рождении Спасителя. Хронологически первое это откровение Захарии о рождении Иоанна Крестителя как предвестника пришествия Христа, да, совершенно верно. Затем, хронологически, это явление Ангела Марии, после которого Она и имеет во чреве от Духа Святого, да. И уже третье по хронологии это как раз вот разрешение этого недоумения Иосифа, и который здесь показывает не ветхозаветную праведность. Потому что вместо того, чтобы побить Ее камнями и, в общем-то, опозорить прилюдно, что положено было сделать по всем нормам, он решает это дело, ну скажем так, скрыть.
А. Ананьев
– То есть здесь рассказ именно об Иосифе евангелистом Матфеем обусловлен именно постоянным апеллированием к Ветхому Завету.
Протоиерей Андрей
– Да, совершенно верно. И как бы показано, что вот праведный Иосиф, ну праведный по меркам Ветхого Завета, должен был поступить по-другому. И вот этот праведный ветхозаветный человек показывает пример не ветхозаветной праведности, а праведности уже новозаветной. И более того, что он берет на себя проблемы, извините, на которые он не подписывался вообще-то. То есть он уже не очень молодой, тут оказывается, что, извините, и супруга-то беременна, так потом еще и бежать нужно в Египет. То есть зачем? Он-то думал уже как бы вести, так сказать, честную старость и закончить свои дни мирно и спокойно. А тут его просят помочь – вот есть девушка, которая дала обет девства, ну стань ее, скажем так, опекуном, ну возьми под свое крыло. Ну пожалуйста, согласился. А потом оказывается, что и беременна, и бежать надо, и тут опасность, и тут опасность, и тут в Египет и из Египта. Посчитайте по Гугл карте там примерно расстояние. Удивительный человек, принявший чужие трудности и проблемы как свои.
А. Ананьев
– А переходим к Евангелию от Марка, чтобы постараться за оставшееся время не упустить ничего, насколько это будет возможно. И изучая вопрос, готовясь к программе и вообще читая, я сделал для себя осторожный вывод, что, может быть, если бы ко мне пришел человек и спросил: а с чего начать? Если как бы все четыре Евангелия равноценны и взаимодополняемы, с чего начать? Я бы сказал: ты знаешь, с Евангелия от Марка. На вопрос, почему, я бы сказал: ну во-первых, оно самое короткое, тебе будет легче. А во-вторых, ты знаешь, все-таки евангелист Марк адресовал свое Евангелие язычникам, то есть нам, и нам оно будет ближе, понятнее и легче усваивать. Был бы я прав в таком случае?
Протоиерей Андрей
– Да, вы абсолютно правы. Но еще есть очень важная черта Евангелия от Марка – то что львиная доля повествования приходится на...
А. Ананьев
– Вы неслучайно сказали: львиная?
Протоиерей Андрей
– Да, приходится на описание дней перед страданием, самого страдания, Воскресения. Вот то есть, я говорю, содержание от общего объема, то есть вот на этих шестнадцати главах это очень хорошо заметно. И как бы нам сразу на это смотреть: а что самое главное в жизни Иисуса Христа? Оказывается, Его страдания и Воскресение. Потому что в Евангелиях большего, скажем так, масштаба это немножечко как бы ну размывается. Хотя в том же Евангелии от Иоанна двадцать одна глава, если я не ошибаюсь, а страстные повествования начинаются ну с воскресение Лазаря, с 11-й главы – то есть пятьдесят процентов это Страстная и Пасха. Евангелие от Марка – то же самое. И вот я бы даже не столько сделал акцент на краткости, а на том, на чем делается основной упор. Потому что иногда именного этого в содержании в Евангелиях люди не видят. Еще, кстати, интересный момент Евангелия от Марка, то что Он там постоянно скрывает Свое предназначение. Неоднократно запрещает говорить о чудесах, о Его предназначении, о Его пути другим людям, то есть скрывает наоборот. Ни один евангелист не называет чудеса Христа чудом. Это слово отсутствует в Новом Завете именно в отношении чудес Христовых, они называются...
А. Ананьев
– А вообще слово «чудо» было тогда?
Протоиерей Андрей
– Ну да, это греческое слово – «талма» – оно часто встречается. Но почему-то то что делает Христос не называется «талма» – чудо, да, а именно «знамения» или «силы» – то есть явления силы и знамение как знак. А мне кажется, что здесь, возможно, евангелисты пытаются дистанцировать Христа ну от всяких там рассказов о разных там людях, которых что-то такое там чудотворили, чему-то учили. Опять-таки дав понять, что чудеса это только лишь сопровождение жизни Христа. Потому что чудеса проистекают не только от Божественного мира, но и от демонического в том числе, поэтому не чудеса здесь самое главное.
А. Ананьев
– Этому следовало бы, наверное, посвятить отдельную программу. Однако тем не менее я задам вам короткий вопрос вот того что касается, хорошо, не будем использовать слова чудеса, но знамения. Есть ощущение, что вот в Ветхом Завете и там в ранней эпохе христианства, потом после, в начале нашей эпохи, такое впечатление, что (я сейчас скажу, может быть, парадоксально глупую вещь), такое впечатление, что Господь чаще говорил с людьми напрямую и люди слышали Его. Он сказал – они услышали, они пошли и сделали. Он сказал – они услышали... И я пытаюсь представить себе, я все время задаю вопрос: я же тоже хочу вот так же. Но ни со мной, ни с теми, кого я знаю, думаю, что и с вами тоже такого не было, и с теми, кого вы знаете лично, тоже такого не было – я же прав? Почему у меня ощущение, что Господь перестал говорить с нами, людьми, а раньше говорил? Мы же не сомневаемся в том, что это было.
Протоиерей Андрей
– Ну здесь нужно скорректировать немножечко. Потому что если мы события библейские растянем на реальную хронологическую шкалу, то есть это будет размазано ну таким тонким слоем. А в Библии неоднократно, например, вот время перед тем, как проявился пророк Самуил, говорится, что ну я сейчас цитату не воспроизведу полностью, что было молчание Бога. То есть были целые эпохи, которые продолжались не одно десятилетие, когда Бог молчал и не обращался к Израилю. Были эпохи, когда Израиль полностью потерял свое Писание, и когда случайно нашли свиток с законом, его стали читать перед всем народом, то есть были эпохи провала. Ну как вот мы читаем там про Рим, про Константинополь – мы думаем: вот города, вечно стояли. А ведь забываем, что были там периоды десятков лет, когда там никто не жил, и это все было в руинах, понимаете, просто... Это с одной стороны. С другой стороны, я не хочу сказать, что вы не правы совсем. Почему Бог молчит, вот не общается вот так вот открыто, – я бы этот вопрос поставил в один ряд с вопросом: а почему Бог вообще не являет видимо Свое присутствие? Поскольку я не покривлю душой, скажу, что я верю, что Бог есть – это не сто процентов, это больше, я знаю, что Он есть. Почему Он молчит и не общается? Я думаю, что если бы Он с нами общался, говорил и являлся, наши бы с Ним отношения не были наполнены жаждой, поиском, тайной и подвигом.
А. Ананьев
– А для чего нужна тайна? Если просто убрать из этого тайну? Знание личное и прямое богообщение – разве отменяет подвиг? Подвига было бы еще больше.
Протоиерей Андрей
– А как? Если ты и так видишь, что Он есть? Что тебе надо? Сейчас мы понимаем: чистые сердце Бога узрят. Значит, очищай сердце, да, и Бог будет с тобой говорить. А если это и так есть – зачем?
А. Ананьев
– Есть в этом резон. Об этом я еще не думал, и это требует какого-то осмысления. Заканчивая разговор вот короткий о Евангелии от Марка, хочу еще обратить внимание слушателей и ну ваше-то внимание, вы это и так прекрасно знаете, отец Андрей. Это Евангелие было обращено к язычникам, которые не знали ни Ветхого Завета, в отличие от аудитории, с позволения сказать, Матфея.
Протоиерей Андрей
– Да.
А. Ананьев
– Ни географии Палестины, ни обычаев этих людей. И поэтому оно наполнено какими-то географическими названиями, такими информационными, с позволения сказать, ссылками, уточнениями, что позволяет создать вот наиболее полную картину именно для нас, живущих в XXI веке. И мы переходим к Евангелию от Луки. И это единственное Евангелие, которое обращено к конкретному человеку. По крайней мере, я на это сразу обратил внимание, пошел искать, а кто это. Но решил задать вопрос вам. Позвольте просто привести начало, если это будет уместно: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен...» Достопочтенный Феофил – это я?
Протоиерей Андрей
– Вы знаете, это что-то типа «ваше превосходительство» – то есть это обращение к чиновнику высокого ранга.
А. Ананьев
– «Теофил»?
Протоиерей Андрей
– «Кратисте» – как у нас в славянском «державнейший». Но просто есть в Новом Завете, сейчас дай Бог памяти, обращение к высоким лицам, к чиновникам, по-моему, кстати, к прокуратору Феликсу – тоже «кратисте» – то есть это обращение к чиновнику высокого ранга. Можно, конечно, толковать так, что это некий боголюбец...
А. Ананьев
– Феофил.
Протоиерей Андрей
– Но все-таки сам характер обращения. Потому что вы бы, обращаясь, если бы писали, например, письмо или в радиоэфире, вы бы сказали там «мои дорогие слушатели», да, или «мой дорогой слушатель» – подразумевая всех на самом деле. Но вы бы не стали употреблять какой-то казенный протокольный термин, обращаясь к ним. Ну разве что как бы со смыслом таким ироническим, вы сказали мои там, «ваши превосходительства», «ваше превосходительство», мой, значит, дорогой слушатель – но как-то звучит странно. А там именно такое, то есть официальное обращение, да, и имя. Поэтому все-таки я не склонен толковать, что это общее обращение к некоему боголюбивому читателю. Более того, что этот пролог, ну вы знаете что, всегда, наверное, трудно начать писать сочинение, вот первая строчка, первые слова. Ну не знаю, кому как...
А. Ананьев
– А мне очень легко начинать. Мне просто трудно потом заставить себя закончить, у меня много незаконченных...
Протоиерей Андрей
– Значит, не получится на этом сыграть, но все равно я про это расскажу. Есть литературное произведение того же времени, немножечко более ранее, это медицинский трактат человека по имени Диоскорид Педакий. И вот он пишет, а его труд называется «О лекарствах», он пишет по-гречески, что поскольку многие составляли труды о свойствах и действиях лекарств, то решил и я, достопочтенный Арий, написать, изучив как бы все, написать тебе... Ну и так далее по тексту – то есть один в один шаблон вступления совпадает. Поэтому здесь нужно еще понимать, что скорее всего Лука просто использовал ну как некую шапку, как некое вступление уже известный ему образец, да, поскольку он сам был врачом, читал медицинскую литературу, а может быть, и читал того самого Диоскорида Педакия. А у Диоскорида тоже конкретное лицо имеется в виду. Поэтому я думаю, что здесь именно так.
А. Ананьев
– Просто в той таблице, о которой мы говорили, указывается, что адресовал Лука Евангелие христианской общине Антиохии, в лице знатного антиохийца Феофила, и, мол, это был такой реальный, красиво одетый мужчина.
Протоиерей Андрей
– Мы этого не знаем.
А. Ананьев
– Не знаем
Протоиерей Андрей
– Вы понимаете, источников, вот именно того что касается нашей темы, I века в принципе нет. У нас есть информация из Евангелий, у нас есть отчасти, может быть, информация из историков – ну Иосиф Флавий, хоть он писал уже позже, и есть археология – вот все, что нам может дать информацию. Ничего нам неизвестно о Феофиле, вот будем честными. Я в этом смысле сторонник минимализма, но по крайней мере, основанного на чем-то более-менее...
А. Ананьев
– Не додумывать лишнего.
Протоиерей Андрей
– Да, не надо.
А. Ананьев
– А я поделюсь с вами своими ощущениями. Дело в том, что на одной из радиостанций, где я работал, программный директор был крайне озабочен тем, что ведущие, сидя в эфирной студии – ну надо понимать, это такая маленькая конкретная комната с маленьким конкретным микрофоном, и они говорят в этот микрофон. И по ту сторону эфира создавалось ощущение, что люди как-то сами с собой разговаривают и ни к кому не обращаются. И вот чтобы помочь адресовать все свои эмоции живые, все свое настроение конкретному человеку, что сделал программный директор? Вам это будет любопытно как пастырю. Он приказал вырезать из картона фотографию женщины в полный рост, причем не абы какую женщину, а то что принято называть целевой аудиторией – молодая, 35-летняя, ее звали Екатерина Ивановна, 35 лет, работала в бэк-офисе какого-то банка, у нее были двое детей, их имена, у мужа было имя. У нее были вредные привычки, какие-то предпочтения. Он привел нам эту женщину, поставил ее перед нами, познакомил и говорит: все, теперь она будет стоять у вас в студии перед вами, картонным образом ваших слушателей. Что бы вы ни говорили – обращайтесь к ней. К чему это я? Вот чтобы не писать в никуда, мне показалось на какой-то миг, что евангелист Лука обращался к некоему Феофилу, чтобы создать ощущение прямого общения со своим читателем.
Протоиерей Андрей
– Ничто вам не мешает так считать.
А. Ананьев
– Так заблуждаться. Каждый вправе заблуждаться, как он хочет. Заканчивая разговор о Евангелии от Луки, хочу отметить, что Лука единственный из евангелистов, кто пытается привязать евангельские события к датам светской истории. То есть если Евангелие от Марка это география, обычаи, описание реальной жизни, то Евангелие от Луки – это такой учебник истории еще немножко. Поскольку он был, вот в отличие от всех остальных четырех евангелистов (в таких больших, жирных кавычках) «кабинетным ученым», который пытался донести всю важность исторических событий до своего читателя. Ну это правда.
Протоиерей Андрей
– Да это так. И он указывает не только время правления, например, Октавиана Августа, да, на которого он ссылается, он указывает на правителей Сирии. Единственное, что как бы что он, желая дать нам хронологическую точность, да, все-таки создал нам некоторые проблемы. Потому что когда он говорит о переписи, он говорит, что это была уже вторая перепись во время правления Квириния. Так вот есть некая путаница, сколько раз Квириний правил Сирией – это раз, все-таки, какая это была конкретно перепись. На этой теме очень много, в том числе и критических по отношению к Евангелию, спекуляций, да, поэтому он здесь некую проблему создал. Хотя она не такая большая, так как Октавиан Август, как мне показалось, был одержим тем, что посчитать все, что у него есть в империи. Поэтому перепись, она была такая перманентная, то есть на протяжении правления Октавиана Августа она постоянно возобновлялась, уточнялась и так далее. Поэтому можно этот вопрос считать снятым. Но вот в данном случае его хронологическая точность, она здесь при незнании нами контекста событий тех, она нам, в общем-то, создает некоторые трудности, это приходится объяснять.
А. Ананьев
– Мы продолжаем разговор о четырех Евангелиях с нашим гостем, протоиереем Андреем Рахновским. И от Евангелия от Луки переходим к Евангелию от Иоанна. Я знаю, насколько это непростительно – посвятить восемь или десять минут обсуждения Евангелия каждому из них. Кстати, каким образом проходит обучение в Московской духовной академии? Там же разбирается, наверное, все. Сколько продолжается курс изучения?
Протоиерей Андрей
– Ну к сожалению, изучению Четвероевангелия, на это уделяется всего лишь два семестра.
А. Ананьев
– То есть не так уж и непростительно то, что я здесь устраиваю сейчас.
Протоиерей Андрей
– Да.
А. Ананьев
– Ну хорошо, с точки зрения неофита мне это немножко легче. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог...» – именно так начинается Евангелие от Иоанна. Самое особенное, самое глубокое, самое... Закончите мою мысль за меня, я пытаюсь подобрать максимально точно описание...
Протоиерей Андрей
– У нас три человека получили прозвище Богослов – это Иоанн Богослов, Григорий Богослов, и Симеон Новый Богослов, да, поэтому продолжу я так, что Евангелие самое богословское, поскольку евангелист Иоанн раскрыл вот эти вот самые...
А. Ананьев
– Самое поэтическое.
Протоиерей Андрей
– Можно так сказать. Я бы остановился на двух моментах. Во-первых, богословие – раз. Второе – в Евангелии от Иоанна очень сильно отражен пласт Предания и понимание Евангелия поздними современниками. Например, сказал первосвященник: пусть лучше один умрет, чем весь народ. И здесь он пишет: это он сказал не от себя, но будучи на тот год первосвященником. А потом они вспомнили эти слова. Или там Христос говорит: разрушьте храм сей, и в три дня воздвигну, – а это Он говорил о храме тела Своего. То есть получается, что наряду с содержанием Евангелия Иоанн дает некий комментарий. А заключение Евангелия, некоторая часть 21-й главы, вполне возможно, написана не самим Иоанном, а его учениками, как опять-таки некий заключительный комментарий ко всему Евангелию. Там есть фраза: вот это и есть ученик, который написал это и так далее. Поэтому Евангелие от Иоанна, оно выделяется в этом смысле очень сильным присутствием автора в своем собственном произведении. Это очень интересно.
А. Ананьев
– Добрый пастырь, виноградная лоза, свет миру, путь, истина, жизнь – получается, что именно Иоанну мы обязаны вот этими замечательными именами Спасителя. Никто из евангелистов их не использовал. И у меня сейчас – пытаюсь избавиться от слова «придумал», он же не придумал эти имена, он же каждое это имя обусловлено чем-то.
Протоиерей Андрей
– Он не придумал. Но все-таки мне кажется, поскольку он все это повторяет в своем Первом Послании, то есть вообще видно некое, что он жил с этими идеями, за этим стоит некоторый, как я думаю, такой мистический опыт. Ведь понимаете, если ты говоришь, скажем так, о том, что делает Бог, в категории хорошо или плохо – это одно дело. Кто-то скажет: ну извините, для каждой эпохи хорошо или плохо – это разное. А когда ты говоришь, что Бог дал жизнь, а без Бога смерть, Бог принес свет, без Бога тьма, – происходит отсылка к каким-то вещам, которые уже выше человеческих мнений. Потому что жизнь и смерть, они объективны, это не вопрос хорошо или плохо себя вести, а вопрос жить или умереть. Интересно, что евангелист Иоанн, а вот говорят, что он пользовался предыдущими Евангелиями, как минимум их читал, поэтому написал то, что не написали другие евангелисты – это действительно так, но он еще и развил некоторые их мысли. Например, первый, кто решился Иисуса Христа (раз уж вы об именах Христа) назвать Иисуса Логосом или Словом, – возвращаемся к началу нашей передачи, – это был евангелист Лука. В прологе он говорит, что как передали нам служители Слова – то есть служители Иисуса Христа. Так вот Иоанн, уцепившись за эту мысль, он развил эту идею в целое богословие. Он уже зафиксировал как одно из имен Христа – Слово, Логос. Но в греческом языке слово «логос» – это «слово» именно со стороны внутреннего содержания. Не «лексис» – именно как единица языка, а слово со стороны смысла. И почему он решил развить то, на что только намекнул Лука? Потому что он попытался выстроить мостик между христианской культурой, на то время иудейской, и античным миром. Потому что «логос» – это одно из ключевых понятий, популярных понятий греческой философии, кажется, введенной еще Гераклитом.
А. Ананьев
– Вот.
Протоиерей Андрей
– Да, «логос» – конечно, это что-то низшее Божественное, но это некий всегда посредник между Богом и миром, это некая Божественная основа мира. И вот интересно, что зацепивши эти идеи, он представил Христа действительно как посредника между Богом и человеком, как Того, Кто дает жизнь и смысл всему миру, но Который, конечно же, превосходит языческий смысл этого термина. Потому что он не низшее проявление Божественного, а Он и есть Сам Бог, явившийся в этот мир.
А. Ананьев
– Сразу много вопросов.
Протоиерей Андрей
– Простите за пафосную речь, но мне кажется, это...
А. Ананьев
– Нет-нет, я просто пытаюсь, знаете, это как такой концентрированный поток смыслов идет, и так захлебываешься во всем этом и думаешь, как бы это все не упустить. Евангелист Иоанн, он же был единственным из апостолов, кто стоял у Креста.
Протоиерей Андрей
– И в его Евангелии это рассказано, и в его Евангелии говорится об усыновлении Богородицей вот автора этого Евангелия.
А. Ананьев
– А почему его называют возлюбленным учеником? Разве... Ну я просто не могу представить себе, чтобы Иисус Христос сказал: вот тебя люблю больше, а вас всех меньше.
Протоиерей Андрей
– А вот это интересно, почему Христос, вот действительно мы говорим: Бог стал человеком. А вот как говорится: Христос любил Марфу и Марию и брата их Лазаря. А Иоанн евангелист возлежит на груди Христа во время Тайной Вечери. Ну вот да. Поэтому это удивительно, что Христос, любя всех и умирая за всех, Свое подлинное человеческое проявляет в том, что есть какие-то особые теплые отношения с какими-то отдельными людьми.
А. Ананьев
– То есть это человеческая черта.
Протоиерей Андрей
– Совершенно верно. А поскольку по-настоящему стал человеком, не Бог в человеческой оболочке, вот это проявляется в Его слезах о Лазаре, да, вот в этом таком выборочном отношении к людям, но в хорошем смысле этого слова – это полнота человечества Христа.
А. Ананьев
– Завершая разговор (у нас, к сожалению, время пролетело незаметно), хочу обратить внимание слушателей на два удивительных пути к Богу, которые можно увидеть в этих четырех Евангелиях, где нет ни одного случайного текста. И надо понять, почему в одном Евангелии фигурируют пастухи – необразованные, простые парни, которые пришли к новорожденному Богомладенцу. А в другом... Ну причем они пришли сразу, они как-то не задумывались, они увидели и пришли. А в другом – волхвы, что следует понимать как мудрецы, не маги, не волшебники...
Протоиерей Андрей
– А в Евангелии называются «магои» – маги.
А. Ананьев
– У меня там стоит звездочка – «мудрецы», просто «ученые мужи».
Протоиерей Андрей
– Маги.
А. Ананьев
– Маги. Которые долго шли к этому, которые претерпели немало искушений и трудностей и пришли. Два пути к Богу. Во-первых, чем обусловлена эта разница, кто же пришел? Или это неважно?
Протоиерей Андрей
– Они пришли с разницей года в два.
А. Ананьев
– Года в два?
Протоиерей Андрей
– Ну конечно. То есть сначала именно в пещеру пришли пастухи, которые от ангелов получили откровение, верующие пастухи-иудеи. А вот эти вот маги пришли спустя ну приблизительно два года, увидев рождение некоей таинственной звезды. А поскольку они поклонялись звездам, может быть, были солнцепоклонниками, скорее всего, и вот они пришли за этой звездой, которая их вела. И это символ обращения языческого мира, скажем, погруженного в магизм, обращения ко Христу. Да, они шли за звездой, и Бог их привлек тем, что было для них понятно. Ну вот пришли ко Христу, но уходят они от Христа-то как? Ангел им является и говорит: не идите к Ироду обратно, а идите другим путем – то есть что-то в них, какое-то изменение произошло.
А. Ананьев
– И вот в ваших словах, отец Андрей, я получаю опровержение того, той догадки, которая была у меня о том, что вот есть два возможных пути к Богу. Есть путь простых пастухов, то есть вот каких-то таких, вот знаете, когда бабушка жила в деревне, вот живет сейчас, и она всю жизнь как-то вот верит. Нет ни одной литургии, которую бы она пропустила. И есть, допустим, я – человек, который сорок лет жил, занимаясь чем угодно, как угодно. К сорока годам, пройдя долгий путь и постепенно понимая, что надо важно, хочу, пустите, давай, давай... И наконец, доходишь до какой-то критической точки, приходишь, и начинается вот этот вот путь. Вот это путь волхвов. Я ошибаюсь вот в этой оценке разницы вот этих путей?
Протоиерей Андрей
– Ну я бы не стал вот, знаете, так у нас иногда это любят, превозносить якобы простоту, вот романтизм некоего незнания, простоты. За ним кроется очень много темноты и заблуждений, на самом деле, своеобразных, это тоже препятствие ко Христу. А с другой стороны, что и там гордость, порождаемая ощущением знания, тоже может быть препятствием. Просто каждому здесь свои болезни приходится преодолевать. И один и другой путь ведет к своим заблуждениям, к своим искушениям, к своим соблазнам. Поэтому да, можно говорить об этих двух путях, о двух, ну скажем так, о двух... Как слово подобрать...
А. Ананьев
– Способах познания.
Протоиерей Андрей
– Способах познания, постижения мира, организации душевной, интеллектуальной жизни. Но Христос нас зовет к просвещению.
А. Ананьев
– Я просто иногда (поделюсь с вами) смотрю на вот старушек в храме и немножко им завидую: у них никаких сомнений, они настолько искренне и сильно верят, ни в чем не сомневаются. И в этом есть что-то такое святое, что я им завидую. Но эту тема для отдельного разговора, очевидно. Спасибо вам большое. Уж насколько, простите меня, дорогие слушатели, уж насколько было возможно вот так вот, в рамках часа поговорить о четырех Евангелиях, мне было это нужно. И если вам вдруг это показалось полезным – слава Богу. Я благодарю преподавателя кафедры библеистики Московской духовной академии и настоятеля храма Ризоположения в Леонове, протоиерея Андрея Рахновского. Спасибо большое, батюшка.
Протоиерей Андрей
– Спасибо.
А. Ананьев
– За ваше долготерпение и мудрость. Вам желаю и себе желаю – и это мое новообретение: за «лексисом» все-таки умейте услышать «логос», друзья. А отец Андрей Рахновский показывает большой палец – прекрасно. Меня зовут Александр Ананьев. До новых встреч.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (04.12.2024)
Послание к Евреям святого апостола Павла
Евр., 320 зач., IX, 1-7.
Комментирует священник Стефан Домусчи.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами доцент МДА, священник Стефан Домусчи. Каждый, кто когда-нибудь посещал ту или иную достопримечательность и бывал в каких-нибудь особенных местах, видел людей, которые, находясь поблизости от всей этой красоты, не трепетали от восторга, потому что для них это было частью естественного пейзажа, ведь они были местными. Но означает ли это, что они привыкли и уже не любят того, что их окружает? И можно ли привыкнуть к Богу, перестать чувствовать трепет перед Ним и даже перестать Его любить? Ответ на этот вопрос можно дать, обратившись к отрывку из 9-й главы послания апостола Павла к Евреям, который читается сегодня в храмах во время богослужения. Давайте его послушаем.
Глава 9.
1 И первый завет имел постановление о Богослужении и святилище земное:
2 ибо устроена была скиния первая, в которой был светильник, и трапеза, и предложение хлебов, и которая называется Святое.
3 За второю же завесою была скиния, называемая Святое Святых,
4 имевшая золотую кадильницу и обложенный со всех сторон золотом ковчег завета, где были золотой сосуд с манною, жезл Ааронов расцветший и скрижали завета,
5 а над ним херувимы славы, осеняющие очистилище; о чем не нужно теперь говорить подробно.
6 При таком устройстве, в первую скинию всегда входят священники совершать Богослужение;
7 а во вторую — однажды в год один только первосвященник, не без крови, которую приносит за себя и за грехи неведения народа.
Помню, как в детстве, приезжая на море, я удивлялся тому, что местные жители воспринимают его с гораздо меньшим энтузиазмом. Потом, будучи студентом, я будто бы впервые увидел рыбаков, которые ловили рыбу стоя спиной к Московскому Кремлю, совершенно не обращая на него внимания. Снова и снова меня посещал один и тот же вопрос: «Почему эти люди не испытывают тех же эмоций, что испытывают путешественники или туристы, которые впервые видят нечто особенное?» И самое главное, означает ли это, что они, как местные, не испытывают к своей малой родине и её красоте особенных чувств? С возрастом, общаясь с самыми разными людьми, пожив в разных городах, я понял, что чувства могут быть разными. Человек может не охать и не ахать от восторга, но только вернувшись домой, оказавшись рядом с какой-то своей, может быть на взгляд всех других, ничем не примечательной красотой, он чувствует, что он дома, рядом с чем-то дорогим и очень важным. И это не временные восторги, но глубокое и искреннее чувство родства.
В сегодняшнем чтении мы слышим, как апостол Павел перечисляет предметы, связанные с главной иудейской святыней — ковчегом завета. Своим присутствием ковчег делал помещение, в котором находился, совершенно особенной частью храма. Ведь если в пространство, называемое Святое, священники входили регулярно, во Святое Святых как место нахождения ковчега главный иудейский священник, или первосвященник, входил единожды в год. Мера приближения к святыне может говорить о том, что к наиболее святому пространству, как и к наиболее святым предметам относились с наибольшими благоговением и трепетом. Но чем большее благоговение предполагалось, чем более святым являлся предмет, тем дальше грешный человек должен был от него находиться.
Но как же эти предметы стали восприниматься в христианстве? Они стали восприниматься как прообразы или символы Богородицы, Той Жены и Девы, через Которую бесконечный Бог стал человеком, видимым и слышимым, осязаемым настолько, что Его стало возможно убить. Бог — такой далёкий, для кого-то страшный, для кого-то загадочный, вдруг становится таким же, как мы. Для кого-то всё это будет выглядеть самым настоящим понижением Его статуса, ведь одно дело Бог, а другое дело — обычный человек. Однако на самом деле это не понижение... Воплощение меняет наше отношение к Богу, но изменения оказываются связаны не пренебрежением, а ощущением близости и родства. В них чувствуется невероятная ответственность, но и невероятное доверие Творца человеку. Опыт первой встречи, человека с Богом, который сопровождался трепетом и восторгом, уходит, однако при правильном подходе он сменяется не пренебрежением и забвением, он сменяется опытом события и соприсутствия, в котором Божие снисхождение к людям открывает им дорогу восхождения к Нему.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Сохранение культурного и исторического наследия в городах». Виталий Калашников
У нас в гостях был историк, москвовед, журналист Виталий Калашников.
Разговор шел о сохранении культурного и исторического наследия в городах, а также о значении небольших деталей и элементов в архитектуре, которые даже не всегда заметны, но играют свою важную роль.
Все выпуски программы Светлый вечер