Поделиться
Ранним апрельским утром 1756 года небольшой почтовый корабль «Ганновер» бороздил бескрайнюю морскую гладь на пути из Лондона в Лиссабон. На его борту плыл необычный пассажир — он не вёз с собой письма или посылки; он спешил в Португалию с иной целью. Несколько месяцев назад там случилось страшное землетрясение, разрушившее многие города и унёсшее жизни сотен тысяч людей. Пассажир «Ганновера» спешил на помощь пострадавшим. Доброволец готов был делать всё, что от него потребуется — перевязывать раненых, строить жильё лишившимся крова.
Пассажира звали Джон Говард. Он был лондонским юристом и наследником солидного состояния. Однако в глубине души его не оставляло жгучее чувство того, что жизнь респектабельного горожанина — совсем не то, к чему он стремится. Говард мечтал служить людям — и это его стремление подкреплялось горячей верой в Бога. Вот почему, узнав о несчастье, случившемся в Португалии, он повесил замок на дверь своей юридической конторы и, не колеблясь, взошёл на борт первого же корабля, плывущего в Лиссабон.
У берегов Франции дорогу судну перегородила военная флотилия. Шла семилетняя война, и французские власти строго досматривали все корабли, следующие из Англии. Мирный почтовый «Ганновер» вызвал у них подозрение, и команду корабля вместе с пассажиром арестовали и препроводили в тюрьму.
«Я страдал от жажды и голода: в течение сорока часов мы не получили ни капли воды, ни кусочка пищи. Пришлось шесть ночей пролежать на соломе. Так обращались со всеми узниками», — вспоминал Джон Говард спустя годы в своей книге «О состоянии тюрем в Англии и Уэльсе». В конце концов, ему удалось освободиться из плена и вернуться в Англию, так, увы, и не достигнув конечного пункта своего путешествия. Но те сострадание и жалость, которые Говард испытал, глядя на мучения заключённых, впоследствии стали отправной точкой для деятельности, которой он посвятит свою жизнь.
В 1773 году Говарда назначили шерифом города Бердфорда. Входя в круг своих новых обязанностей, он посетил бердфордскую тюрьму. И в его памяти ожили события семнадцатилетней давности, когда он сам, без крошки хлеба и глотка воды, лежал на каменном полу французского каземата... Бердфордская тюрьма стала первой, где Джон Говард претворил в жизнь своё видение цивилизованной и гуманной системы заключения. С его помощью удалось улучшить условия проживания узников, обеспечить их ежедневным питанием, прекратить жестокое обращение со стороны смотрителей, сократить сроки приговоров, отменить оплачивать своё содержание в тюрьме.
Позже Говард предпринял множество поездок по тюрьмам Франции, Голландии, Италии и Австрии. По результатам своих наблюдений он издал несколько теоретических работ, в которых излагал назревшие проблемы и предлагал чёткие пути решения, опираясь на положительные результаты, полученные им в Бердворде. Говард не раз выступал в Парламенте — пламенные, искренние речи юриста возымели должный эффект — правительство Англии, а вслед за ним и ряд других европейских государств, решились, наконец, на тюремную реформу на основе идей Говарда.
В 1789 году Говард приехал в Петербург, где вежливо, но категорично отказался от пышного приёма в царском дворце, отправившись вместо этого в больницы и тюрьмы. А через несколько дней выехал на юг России — в город Херсон, где свирепствовала эпидемия чумы. Джон бесстрашно ухаживал за больными, пользуясь приобретёнными во время учёбы в колледже медицинскими навыками. Но смертельная болезнь не пощадила и его. Говард сам заразился чумой и слёг в горячке. Двадцатого января человек, которого во всём мире ещё при жизни называли великим филантропом, скончался. Джона Говарда похоронили в Херсоне. А на надгробии выбили слова на латыни: «Жил для других».
«Бывает, что мы грешников судим, а Бог их уже оправдал»
Поделиться
Монах Анастасий Синаит жил во второй половине VII века. Он нёс иноческий подвиг в Синайском монастыре великомученицы Екатерины в Египте. Его духовным руководителем был настоятель монастыря Иоанн Лествичник, прославленный православной Церковью в чине преподобных. После кончины учителя, монах Анастасий занял его место — стал игуменом, возглавил обитель. Всю свою жизнь он провёл в молитвах и подвижнических трудах. Сохранилось большое количество творений синайского игумена Анастасия, также прославленного Церковью в чине преподобных. В них он призывает человека быть очень внимательным к своим словам и мыслям. Обличая тяжкий грех памятозлобия, преподобный пишет:
«Многие, не раз согрешившие явно, тайно горячо покаялись, а мы видим, как они грешат, но не знаем ничего об их покаянии и обращении. Бывает, что мы грешников судим, а Бог их уже оправдал».
Все выпуски программы Слова Святых
Взгляд с иконы. Наталья Сазонова
Поделиться
Как-то я проводила урок в воскресной школе. Подросток лет 15-16-ти спросил:
«А как вы пришли к Богу»?
Стала рассказывать.
В то время мне тоже было 16. Росла я в самой обыкновенной советской семье. Крещённых среди нас не было. Однажды мама сказала нам с сестрой: «Девочки, надо креститься. В выходные мы поедем загород. На разговор к одному батюшке». Вот это было неожиданно!
«А ты же сама не крещённая. Ты что, в Бога веришь?» — спросили мы маму. И тут выяснилось, что мама уже год, как крестилась, верит в Бога и ходит в храм. Она была строгая, а мы послушные. Да и что, я-подросток, могла сказать против? Разве только: «Почему, если Бог есть, то не защищал крестьян от помещиков?» Очень я переживала об этом. Сейчас уже не помню, что ответила мне тогда мама. Но через неделю мы отправились в далёкий от Москвы приход. В то время, в середине 80-х крещение в Москве было нежелательным. Могли начаться проблемы с органами.
Итак, все вместе, поехали на встречу с батюшкой. Дорога длинная. Времени подумать много. Окончательного согласия креститься я ещё не дала. В электричке всё переживала: «А кто такой этот батюшка и что мне ему говорить? А как всё будет проходить и зачем я вообще согласилась поехать? Да ещё в такую даль! А точно Бог есть? И наконец: А верю ли я в Него? И честно самой себе: Я не знаю, есть ли Он, чтобы верить в Него. Нет! Я не верю». Но что-то подсказывало мне сделать этот шаг. Шаг навстречу...
И вот мы на месте. Тот вечер помню хорошо. Батюшка ждал нас в своей сторожке. Звали его отец Дмитрий Дудко. Это потом я узнала, что жил он в Москве, а служил очень далеко от дома. Так и ездил по 4 часа в один конец. За проповеди власти перевели его на приход подальше от Столицы. Проповедовать священнику в советское время строго запрещалась.
Тогда я увидела перед собой человека небольшого роста. К шестидесяти, совсем седого. Он встретил нас приветливо, как будто знал давно. Усадил с собой за стол поужинать. Стали знакомиться. После ужина, с каждой из нас по отдельности беседовал в своем кабинете.
Подошла моя очередь. Вошла. Волнуюсь. Первое, что вижу — икона. Большая, в старинном киоте. Теперь уже знаю, это был Спас Нерукотворный. Перед иконой горят свечи. В комнате пахнет воском. Батюшкин голос: «Наташенька, ты уже взрослая. А взрослые люди перед крещением должны покаяться в своих грехах перед Богом». Сказал и посмотрел на ту икону. Я тоже посмотрела на Того, Кто на ней изображён, потом на батюшку... и вдруг увидела один и тот же взгляд! Взгляд полный любви. Этот взгляд располагал к доверию. «Покаяться в грехах»- прозвучало в голове. И я вдруг впервые осознала, что хочу доверить всё, что было на совести, Богу.
Батюшка выслушал мою исповедь. Первую, искреннюю. На следующий день мы с сестрой крестились.
Когда ехали домой, я уже не спрашивала себя, верю ли в Бога? Я точно знала, что верю. знала, что Он есть.
А на вопрос: как пришла к Богу, отвечаю просто. Это не я пришла к Нему. Это Бог пришёл ко мне! Просто надо сделать самому шаг навстречу.
Автор: Наталья Сазонова
Все выпуски программы Частное мнение
Святитель Серафим (Соболев) и его родители
Поделиться
Фото: PxHere
На село Городище, что неподалёку от Рязани, давно опустилась ночь. Все спали, и только в доме мещанина Бориса Матвеевича Соболева горел свет. Хозяин стоял на коленях перед иконами и горячо молился, то и дело поглядывая на плотно закрытую дверь в комнату жены. Там его супруга, Мария Николаевна, разрешалась от бремени. Роды проходили тяжело. Женщина в смертельной опасности, говорил врач, и убеждал Бориса Матвеевича дать согласие на операцию. В её результате ребёнок наверняка погибнет, зато мать останется жива. Мария Николаевна, собрав последние силы, со слезами умоляла мужа не соглашаться. Хозяин тяжело вздохнул. «Не нужно операции. Предадимся воле Божьей», — сказал он, и стал перед иконами на молитву. Близился рассвет. В сельской церкви ударили к ранней утренней службе. И вдруг в колокольном звоне Борис Матвеевич ясно различил громкий крик младенца! Он заглянул в комнату. Акушерка держала на руках маленький, плачущий комочек. Врач, утирая пот со лба, с улыбкой проговорил: «Поздравляю, папаша! Сынок у вас, здоровенький! И с супругой всё в порядке». Так 1 декабря 1881 года на свет появился будущий монах, архиепископ и святой — святитель Серафим (Соболев).
В крещении мальчика нарекли Николаем. Родители не могли наглядеться на сына. Мать, укачивая Коленьку, с улыбкой приговаривала: «Ах, какой серьёзный мухтар родился!» Так малыша впоследствии в семье и звали — Мухтаром. Мария Николаевна не догадывалась, что это шутливое, ласковое прозвище окажется пророческим. В переводе с арабского «мухтар» означает «избранник». Коля рос на радость отцу и матери. Он был послушным и кротким ребёнком, старался не причинять родителям неприятности и беспокойства. Шумным играм предпочитал тишину и уединение. Любимой книгой мальчика с самого детства стало Евангелие. Коля ещё не знал грамоты, но садился и открывал перед собою книгу, листал её, водил маленьким пальчиком по строкам Писания. Иногда просил мать или отца прочитать что-нибудь, и с большой серьёзностью слушал, проникаясь духом Божьего слова. А скоро Николай и сам выучился читать — родители определили сына в церковно-приходскую школу. Теперь уже Мария Николаевна просила Колю почитать ей вслух Библию или жития святых. Часы, которые они вдвоём с матерью проводили за чтением, владыка Серафим впоследствии называл одним из самых счастливых воспоминаний детства.
Когда мальчику исполнилось 6 лет, в семье случилось несчастье — Борис Матвеевич перенёс инсульт. Его парализовало, он не мог двигаться и частично потерял речь. Забота о сыне целиком легла на плечи матери. Мария Николаевна мечтала видеть сына священнослужителем. Это её желание полностью совпало с устремлениями самого Николая. По окончании школы он поступил в Рязанское духовное училище, а затем — в духовную семинарию. Именно там у Николая созрело твёрдое решение стать монахом. А Мария Николаевна тем временем подыскивала сыну невесту. Когда Николай приехал домой на каникулы, она познакомила его с кроткой и милой девушкой. Её звали Настя. Не желая огорчать мать, Николай отправился с Настей на прогулку. По дороге он честно рассказал девушке о своих планах. Когда они вернулись, Настя попеняла Марии Николаевне: «Зачем же вы сватаете сына, если он будет монахом!» Так мать Коли обо всём узнала. И хотя решение сына стало для неё неожиданностью, мать не стала его отговаривать. «Устраивай свою судьбу, как сам пожелаешь», — сказала она.
26 января 1908 года Николай принял монашеский постриг с именем Серафим. Со временем он станет духовным писателем и богословом, преподавателем и архиереем. Где бы ни проходило служение владыки — в Житомире, Калуге или Воронеже — он всегда старался сделать так, чтобы его любимая матушка была рядом. А когда её не стало, святитель Серафим часто вспоминал о ней в беседах с друзьями и близкими. И говорил, что за всё хорошее в своей жизни он должен благодарить свою добрую мать.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
