«Сложности подросткового возраста». Любовь Струкова

В программе «Пайдейя» на Радио ВЕРА совместно с проектом «Клевер Лаборатория» мы говорим о том, как образование и саморазвитие может помочь человеку на пути к достижению идеала и раскрытию образа Божьего в себе.

Гостьей программы «Пайдейя» была педагог-психолог высшей категории Любовь Струкова.

Разговор шел о том, с какими сложностями сталкиваются дети в подростковом возрасте, как родителям помочь детям пройти через период и как при этом сохранять доверительные отношения.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева

— Здравствуйте, дорогие друзья. Меня зовут Кира Лаврентьева. В эфире программа «Пайдейя». Этим красивым словом древние греки называли целостный процесс образования и воспитания. О том, как образование может помочь человеку на пути к достижению идеала, раскрытию образа Божиего в себе, мы будем сегодня говорить. И напомню, что эти беседы мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который объединяет учителей, руководителей школ, детских садов, родителей и всех тех, кто работает с детьми и занимается их духовно-нравственным развитием. С радостью представляю вам нашу сегодняшнюю гостью. У нас сегодня в студии Любовь Струкова, руководитель психолого-педагогической службы Гимназии и святителя Василия Великого, ведущий курсов «Клевер Лаборатории». Здравствуйте, Любовь.

Л. Струкова

— Добрый вечер, уважаемые слушатели. Добрый вечер, Кира.

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

Л. Струкова

— Очень рада сегодня быть вместе с вами в этот светлый вечер и поговорить немножко о наших детях, о проблемах, которые существуют при воспитании детей, то есть о родителях.

К. Лаврентьева

— У нас, конечно, к вам сегодня вопросы каверзные, проблемные, острые, и звучат они в целом так: почему дети ничего не хотят? Не хотят учиться, не хотят чего-то достигать. Я не говорю, что все. Но я думаю, что очень многие родители, которые сейчас находятся у радиоприемников, согласятся со мной и что-то созвучное в моем вопросе своим проблемам услышат. Я вспоминаю наше детство — у нас не было ничего, там гаджеты какие-то, телевизоры старые, но тем не менее мы хотели гулять, мы хотели общаться, мы хотели получать какое-то образование, худо-бедно все равно старались учиться, у нас были мечты. У нас были мечты. А у современных детей будто бы и нет вот этих вот самых мечт, о которых мы так много говорили в детстве.

Л. Струкова

— К сожалению, да, Кира, очень откликается сегодняшняя тема мне. И я как психолог очень часто сталкиваюсь с таким запросом от родителей. И уже где-то, наверно, в середине 1-го класса, вот сейчас буквально, можно сказать, на прошлой неделе было несколько запросов от родителей: что делать, мой ребенок в первом классе не хочет учиться, то есть совсем нет мотивации к обучению. Причем раньше, лет 15−20 назад, в начале моей психологической карьеры, этот вопрос возникал, наверное, больше у подростков, когда приходили родители подростков — 6-7-е классы, и это было оправдано, потому что меняется основной вид деятельности подростка, он больше про общение, про установление каких-то связей, про связь вообще с миром, и академические знания в меньшей степени интересуют подростка, безусловно. Но некоторым родителям начинает казаться, что вроде бы как опускается подростковый возраст, то есть он начинается в 3-4 классе, и это действительно так у некоторых детей, но существуют очень серьезные проблемы, начиная, наверное, еще с детского сада. Многие дошкольные педагоги говорят о том, что уже в пять-шесть лет, то есть в детском саду, у детей отсутствует познавательный интерес. То есть в принципе современный дошкольник уже ничего не хочет, не хочет познавать мир. Практически исчезли из детских садов дети-почемучки, то есть мало очень детей, которые вот задают вопрос: а это что, а как устроен мир? И это прямо проблема проблем, как это вернуть обратно современному ребенку. И вообще вот, наверное, работая психологом в Гимназии, в которую дети ходят, начинают ходить в три года — у нас в Гимназии есть детский сад, и фактически до 18 лет, то есть видя ребенка не вот какой-то узконаправленный возраст, а вот в течение всей его детской жизни, хочется сказать, что в подростковом возрасте, мы, педагоги, и, наверное, я думаю, что и родители решаем те проблемы, которые не решены были вот в детском саду. А конкретно, что очень много современные родители уделяют интеллектуализации детей, причем в ущерб это происходит социальным наукам в основном. Им кажется, что если они водят на большое количество разных занятий, сажают детей в четыре-пять лет за парты, учат их чуть ли не логарифмам уже там, наизусть некоторые дети, мне родители хвастались, что в пять лет дети уже знают главы из «Онегина», но при этом у детей пропадает совсем игра, у дошкольников, где формируются основные социальные навыки ребенка. И получается такая история, что, запихивая фактически знания, утрамбовывая знания в ребенка, мы губим познавательный интерес. И вот это такое расхожее мнение, что оставьте детей в детском саду, дайте им наиграться — за этим стоит много чего, много научных трудов, когда педагоги, изучая дошкольное детство, наши и отечественные, и зарубежные, говорят о том, что дайте действительно детям играть. Потому что в игре дети научаются разрешать конфликты, они научаются проигрывать, они научаются оказывать помощь и поддержку друг другу. А за партами, когда мы учим детей английскому, шахматам, еще каким-то другим наукам, этого не происходит. И сталкиваешься с тем, что, когда проводишь диагностику в первый класс, ты видишь некоторого выученного, наученного ребенка, но который каждые 15 минут отвлекается, который залезает под парту, который перебивает товарища, который не может выйти спокойно отвечать к доске. И к середине 1-го класса вот эта вот натасканность, наученность, она пропадает, но нет социальных навыков, которые так необходимы ребенку в школе. И все, и нет никакого интереса к учебе фактически.

К. Лаврентьева

— Почему? Из-за того, что ему там сложно общаться с другими людьми?

Л. Струкова

— Конечно. Есть одна интересная книжка такая, она, к сожалению, зарубежного автора, «Видимое обучение» Джона Хэтти. Он провел анализ очень большого количества исследований со всего мира и собрал некоторые такие данные, создал некоторый барометр про эффективность обучения — то есть когда ребенок лучше всего может получать знания, в каких условиях, какие условия нужно создать, чтобы ребенок хотел учиться. И вот как это ни странно, там порядка двухсот пунктов, и два, наверное, относящиеся к нашей теме, которые вот в первой десятке — это атмосфера в классе, которая пребывает. То есть если ребенок учится в доброжелательной атмосфере, где нет конфликтов, где каждый друг другу друг, поддержка какая-то, выручка, есть коллектив, то, по-моему, если вот сейчас точно совру, но где-то третье или пятое место, то это обучение будет эффективным, то есть все, что будет давать учитель ребенку, он возьмет.

К. Лаврентьева

— Так, Любовь, у меня тогда к вам встречный вопрос. Так ли уж это зависит только от коммуникации и навыков коммуникации со стороны ребенка, и не зависит ли это процентов на семьдесят, мне кажется, особенно в начальной школе, все же от учителя, вот этот вот вопрос и процесс коммуникации между детьми? Потому что именно она управляет ими, по сути дела, она создает атмосферу в классе или не создает, это ее выбор. И, кстати говоря, это тоже такая болезненная тема. Мне кажется, сейчас становится все меньше учителей, которые готовы вдохновлять прямо вот класс какой-то особой атмосферой, каким-то желанием дружить, выручать друг друга, вести себя благородно. Как-то уходит у нас вот эта нравственная потребность, а на первое место выходит некое достигаторство — пятерки, четверки, какие-то, да, МЦКО...

Л. Струкова

— ВПР.

К. Лаврентьева

— Какие-то, в общем, нормы, которые нужно сдавать время от времени. В общем, да, это такая проблема.

Л. Струкова

— Действительно это проблема. И вот смотрите, я, конечно, педагог и состою вот в клане, скажем так, учителей, со стороны образования. Но тем не менее, мне кажется, в равной степени и в детском саду, и в начальной школе, и в подростковом возрасте оказывает влияние на ребенка, и семья, и то образовательное учреждение, в котором он учится, педагоги, которые учат ребенка. Иногда бывает по-разному. Иногда бывает очень, не очень, скажем так, непрофессиональный учитель, который действительно не видит, например, буллинга, или как-то, может быть, даже способствует, не откликается на те проблемы, которые возникают в коммуникации у детей. У него может быть авторитарный стиль общения с детьми, приказной, где учитель говорит: ну вот, я тебе там ставлю три, а ты еще заслужи у меня пять.

К. Лаврентьева

— Вот это вообще.

Л. Струкова

— Да, и, кстати говоря, по Хэтти, это тоже в десятке отношение учителя к ребенку, то есть ожидания учителя от ребенка. Это тоже один из важнейших факторов, который влияет на качество образования ребенка — ожидания учителя. Это вот с одной стороны. Но, с другой стороны, мы, педагоги, понимаем, что главным агентом социализации детей являются родители. И вот никак от этого не уйти. И вот, например, последние трудности, с которыми я как психолог сталкиваюсь в образовательных учреждениях, и в том числе в нашей Гимназии. Например, учитель бьется над тем, чтобы создать коллектив, он пытается говорить с детьми о каких-то нравственных ценностях, о том, как надо уважать учителя, или о том, как поддерживать товарища, как не оскорблять друг друга — в общем, о добром и светлом. А при этом семья не очень понимает вообще, что хочет учитель. Семья видит своего идеального прекрасного ребенка и говорит: ну это вы же не справляетесь, у меня-то дома все отлично, все прекрасно. Но дома ребенок один или там семья, может быть, даже многодетная семья — ребенок в одной роли находится. Когда ребенок попадает в коллектив — там совершенно другая роль, там другие взаимоотношения. И я не знаю, до какой степени повлиял вот этот про пацанов фильм, «Слово пацана», но вот после фильма даже те дети, которые не смотрели — в начальной школе я сейчас говорю, — они начали создавать вот эти кланы, вся эта лексика вошла в нашу жизнь.

К. Лаврентьева

— Ужас.

Л. Струкова

— Да, и когда мы пытались объяснить это родителям, что ваши дети тут как бы транслируют эту субкультуру, скажем так, они говорят: да нет, ничего, все отлично, но у нас дома так не разговаривает ребенок, и поэтому это вы тут не можете организовать никак детей. Ну то есть я к чему? Родитель — и это прямо очень частотная стала история, — не видит проблем, о которых семафорят им учителя, обвиняя все время учителей. И вообще, к сожалению, у нас в образовании сложилась такая ситуация, что учитель бесправен, у него нет никаких рычагов давления на детей. Вот фактически он не может, вот при том всем, что министр сказал, надо забрать гаджеты, и не должно быть гаджетов у детей, но дети говорят: а какое вы имеете право забрать гаджеты? И не отдают фактически телефоны. И учитель же не может никак ни рукоприкладствовать, даже иногда выгнать в коридор он не может ученика за какое-то недостойное поведение, потому что неизвестно, что там будет делать ученик. А родители имеют право написать в прокуратуру, еще куда-то. А учитель ничего не имеет, никаких прав вообще. И вот все плохо в образовании, как мне кажется, у нас будет до тех пор, пока действительно учитель не станет тем человеком, которого будут уважать все. Причем, знаете, вот сейчас хочу для родителей сказать, чтобы вот четко это было прямо понимание. Очень видно, дорогие родители, по детям, обсуждается ли учитель в семье. Вот какой бы плохой он ни был. Да, он тоже человек, у него много может быть ошибок. Но по тому, как ребенок входит в класс, уже видно, обсуждали дома учителя и в каком контексте, даже если ребенок не слышал. Ребенок все считывает из пространства. И тогда о какой учебе, о какой мотивации к учебе мы можем говорить, если в принципе учитель хоть как-то, вот еще раз подчеркну, даже если ребенок не слышит, как считают родители, обсуждается вообще школа, директор, учителя, в этой школе работающие. То есть не имеют права никакого, я считаю, родители обсуждать учителей.

К. Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА. У нас сегодня в гостях Любовь Струкова, руководитель психолого-педагогической службы Гимназии святителя Василия Великого, ведущий курсов «Клевер Лаборатории». Меня зовут Кира Лаврентьева. Интересная фраза: «ребенок все считывает из пространства». Действительно так. То есть даже если родители что-то там за стеночкой тихонечко обсуждают, он каким-то образом все равно понимает, куда движется этот корабль.

Л. Струкова

— Конечно, он по невербалике иногда даже считывает. Причем вот у меня в профессиональной практике было очень много случаев. Расскажу такой немножко курьезный даже, чтобы родители поняли, что значит «считывает». Пришла мама на консультацию — жмется, волнуется, тревожится. Ребенок дошкольник, ничего не хочет, в детский сад ходить не хочет, тоже тревожный. И мы как бы крутили, вертели с мамой, откуда тревога — непонятно, не могу понять. И в последний момент, уже после часа консультации, мама говорит: ой, вы знаете, мне к врачу надо, я тороплюсь. Я говорю: а что случилось? Она говорит: вы знаете, я беременна, у меня угроза беременности. Я говорю: ребеночек ваш, которому пять лет, в курсе вообще про это, что вы беременны? Она говорит: нет, вы что, зачем же я буду говорить, а если что не так пойдет? Я говорю: почему же вы этого не делаете? Ребенок не понимает, то есть он видит вашу тревогу, он не понимает, что происходит.

К. Лаврентьева

— И тревожится очень сильно.

Л. Струкова

— Да, вы ему не говорите. Так вот, уважаемые родители, нет тайн для ребенка. По невербалике, по какой-то мимике, по напряженной ситуации в семье между родителями однозначно ребенок все понимает. И это, кстати говоря, вот, в принципе, разного рода напряжение в семье — ну уж не говорю про разводы и какие-то скандалы, но даже переезды иногда могут негативно влиять на мотивацию к обучению детей в том числе.

К. Лаврентьева

— Получается, дети очень хрупкие?

Л. Струкова

— Очень.

К. Лаврентьева

— А как же перемены в жизни? А как же они будут жить? Вот эти все фразы из советского прошлого, которые нас все равно догоняют. Они должны быть закаленные, они должны быть привыкшие к трудностям. Почему же мы носимся с ними как с хрустальными вазами? Вот что вы на это скажете?

Л. Струкова

— Я на это скажу, что большинство родителей, которых я вижу, носятся с детьми как с хрустальными вазами. Это какой-то ужас для меня, когда я вижу, что у детей нет никаких домашних обязанностей вообще. Причем разного рода достатка эти дети. У детей нет никаких лишений и трудностей своих собственных. Они не общаются с пожилым поколением, дети, то есть они не видят, что такое заботиться о бабушках и дедушках, да они не видят, как родители даже это делают и ничего про это не знают. То есть у наших детей практически никаких нет трудностей в жизни. И когда ребенок сталкивается с маломальскими трудностями — ну не знаю, это происходит чаще, наверное, там в 9-м классе на экзаменах или в 11-м, а может быть даже в институте, когда как будто бы начинается такая взрослая жизнь у детей. Ну и родитель — раз, и отпустил ребенка — ну вроде бы взрослый, 18−20 лет уже, надо бы и отпустить. А ребенок-то ничего не умеет, он вообще никакие трудности не прошел. Но то, о чем вы говорите, вот какие-то конфликты, которые происходят в семье, и которым ребенок становится свидетелем или, например, это могут быть и конфликты в школе, в том числе, и какое-то обсуждение. Вопрос в том, помирились ли родители, пока легли спать, например, или садятся они вместе за стол, как моя бабушка, прабабушка говорила: бейся, ругайся, а за стол сажайся, — то есть произошло ли примирение, произошло ли прощение, попросили ли друг у друга, ну то есть есть-то любовь в доме, что перевешивает? Понятно, что все живые люди, не бывает семей, в которых не было бы каких-либо конфликтов. И, безусловно, ребенок должен видеть модели разрешения этих конфликтов. Вот еще одна мысль банальная, но, мне кажется, не всеми родителями до конца понимаемая. Дети — это наше зеркало. Вот все, точка. Воспитывайте только себя. Недавно были в Печорах и познакомились там с отцом Августином — прекраснейший человек и очень впечатлил. Была у нас паломническая поездка от нашей гимназии. И что он еще раз подтвердил: воспитывайте только себя, не надо воспитывать детей. Такая простая вот мысль. Но каждый родитель, приходя на консультацию, вот практически каждый говорит: но как же, ну что ж я себя, как? Ну я уж такой вот, все, меня никак не переделаешь, не перевоспитаешь. Не знаю, я видела очень много людей в своей жизни, которые брались за себя, которые приходили в храм, которые показывали детям пример, как можно ходить на литургию, как можно исповедаться, причащаться, как можно делать добрые дела. Ну то есть начинали вести осознанный образ жизни: почему я делаю, для чего я делаю, что каждое слово взвешивают, каждый поступок взвешивают — почему, ради чего вообще, в принципе, я живу. И я видела такие семьи, дорогие родители, которые не сразу, конечно, это происходит, может быть, полгода, год на это уходит иногда, это такой некий марафон по изменению себя, но как меняются дети. Это так радостно видеть, когда это происходит. Причем это в разном возрасте — и в детском саду, и в подростковом возрасте. И мы все педагоги, когда видим такие ситуации, так сердце поет, уважаемые родители, когда это происходит.

К. Лаврентьева

— Любовь, я слышу несколько каких-то вот таких опорных пунктов, проблем, которые нужно обсуждать и которые нужно решать. Это детские коммуникации, да, это тревожность, которая парализует не то что ребенка, она парализует взрослого человека. И если он страдает тревожностью, он вряд ли будет очень сильно что-то хотеть познавать, ему бы справиться с этой тревожностью. Это болезнь века, к сожалению, у нас очень у многих это есть, и мы все с этим справляемся, даже верующие люди, бывает, что как-то ищут какие-то опоры. Тревожность, отсутствие коммуникации, отсутствие умения коммуницировать. Ну и что еще? И родители, которые ограждают своих детей от всякого рода трудностей, проблем, забот, хлопот, послушаний по дому, заботы о ком-либо вообще. Вот три пока я услышала, такие прямо.

Л. Струкова

— Вот смотрите, я бы немножко расширила слово «коммуникация». Помимо того, что у детей сложна коммуникация, современный ребенок не очень понимает социальные нормы и правила. То есть иногда так бывает, что в семье устанавливаются одни социальные нормы и правила. Например, как-то раз мне звонит один папа, просит проконсультировать, в какую школу лучше отдавать ребенка: вот, Любовь Михайловна, вы знаете, много разных школ, вот куда бы нам пойти? Ну расскажите о вашей семье. Ой, вы знаете, мы вот так нашего Егорку любим, что мы все ему позволяем. Вот только мама моя ругается, бабушка на нас: ну что ж такое? Вот папа — ну, сыну она говорит, да, — ты сказал: сын, пошли гулять. А ребенок говорит, что нет, я хочу еще дома побыть, давай не пойдем гулять. Ну подождите, стоп, отец сказал, что мы сейчас идем гулять, потому что, я не знаю, есть какой-то план там, да, и так далее. Это я к чему? К тому, что полное попустительство в молодых семьях. Мне казалось раньше, такой есть детоцентризм. Но вот он сохраняется и, мне кажется, культивируется еще дальше. То есть в семье существуют определенные нормы и правила, которые дальше потом ребенок переносит в школу, свои нормы и правила. И он не очень понимает, почему это здесь он должен...

К. Лаврентьева

— Кого-то слушаться.

Л. Струкова

— Да, кого-то слушаться и подчиняться определенным нормам и правилам. Я хочу — встал, из класса ушел. Я хочу — сел. Я хочу — делаю уроки, я хочу — не делаю уроки. И что вы мне скажете, дорогие педагоги? У меня в семье так принято. То есть вот помимо того, что ребенок должен уметь коммуницировать и справляться с какими-то своими эмоциями, например, уметь проигрывать или уметь справиться. Вот современная тоже такая еще тенденция, которую я отнесла тоже к трудностям обучения. Современный родитель (практически, я не знаю, наверное, к ста процентам эта тенденция, даже я считаю, что грешна этим) выращивает ребенка-лидера — то есть все хотят, чтобы их дети были лучшими, первыми, достигаторами во всем. Но при этом при всем, я когда иногда провожу родительские тренинги, я спрашиваю родителей: вот скажите, вот вы будете пожилыми людьми, каких бы вы детей хотели бы вырастить и видеть рядом с собой? Вот какой должен быть ребенок, перечислите мне качества. И все говорят: добрый, отзывчивый, уметь там стакан воды принести, поговорить со мной, ухаживать и так далее. Я говорю: отлично. А шаг до этого — я прошу написать, выбрать, например, из списка, какие качества вам нужно развивать в ребенке. И тогда я потом прошу: а сравните, пожалуйста, то, что вы написали сейчас, поставили галочки, вы хотите развивать в ребенке, и то, каким бы вы хотели в старости видеть ребенка, да? И у родителей шок, что они воспитывают лидеров и достигаторов и выбирают эти качества. И каким бы они хотели, чтобы был окружен мир вокруг них в принципе, то есть вообще с какими людьми они бы хотели взаимодействовать. Ну вот мы сейчас там любого спроси вот из слушателей: с каким бы человеком вы хотели бы дружить, например, да? И вряд ли это будет какой-то лидер, эгоист, да, и так далее. Вот. И вот конфликт такой происходит, и некоторые родители начинают задумываться. Прямо смотришь на тренингах, как открываются глаза, вообще шок у родителей. Потому что а что же мы делали-то? А что же нам делать-то теперь, Любовь Михайловна, а как быть? Понятно, что все это добродетелями покрывается — делать добрые дела и учить, и своим примером. Но мы живем в мире детей-лидеров. И непонятно совершенно, кто будет работать, и непонятно, кто будет милосердным вокруг нас. Вот я прошу уважаемых слушателей, наверное, задуматься про это. Потому что учителям очень сложно работать в классе, где 30 человек лидеров и каждый тянет на себя одеяло. Причем иногда эти лидеры, вот в большинстве своем, вообще ни на чем, ни каких личностных качествах — понятно, что там даже, в подростковом возрасте, о цельной личности мы никак не можем еще сказать, да, но и вот каких-то врожденных талантов таких, лидерских, буквально хорошо, если один ребенок действительно есть такой в классе. То есть что для меня вот в этом смысле, про что лидерство? Это про ответственность. Лидер может взять на себя ответственность и нести ее. Вот ваш ребенок такой лидер, да, и как вы себе это представляете? И дети, соответственно, конкурируют между собой, потом расстраиваются, что вдруг они не оправдали чьих-то ожиданий, например, родительских в этом смысле. И тут начинается такой крах надежд: а кто же я? Вот если говорить про подростков, и вообще мотивацию к учению, что в подростковом возрасте является таким главным мотиватором к обучению? Наверное, начиная где-то с конца 8-го, у кого-то с середины 8-го и в 9-м классе, это некоторые цели дальнейшие жизненные. И здесь вот тоже хочется сказать, что очень важно правильно поставить эти цели детям. Как вот я иногда уроки у старших подростков веду, я говорю: ну вот, ребята, какая у вас цель на будущее, например? Сдать хорошо ЕГЭ, они говорят. Но это не цель. Цель должна быть конкретна, цель должна быть измерима, как померить, достиг ты или нет. Она должна быть конкретно во времени, эта цель, и тогда до нее можно добраться до этой цели. А сдать ЕГЭ — это не конкретная цель. Конкретно: какой предмет, сколько баллов ты хочешь получить. Хорошо, поставили, например, цель — ЕГЭ. Я говорю: а дальше что? Какой институт, кем ты хочешь стать, как ты хочешь реализовать потом эту профессию, где ты будешь работать? Думаю, что тоже ни для кого из слушателей не секрет, что, наверное, вот в 11-м даже классе дети, большинство — вот сейчас по моим наблюдениям в гимназии примерно треть детей понимает, куда они хотят поступать, что они вообще от этого хотят. И, безусловно, вот этой так называемой профориентацией, я считаю, что можно заниматься, по большому счету, уже в детском саду. Что это такое? Это разговаривать с детьми про то, чем занимается папа, чем занимается мама. Потому что современные дети не знают профессии своих родителей. Понятно, что менеджер — сложно объяснить, когда на компьютере работает, что это за профессия. Но тем не менее как-то можно разговаривать о мире профессий, показывать им разные профессии. И таким образом, в 8-9-м классе начинает возникать вот эта мотивация, когда, да, я понимаю, зачем мне физика, зачем мне химия, математика, к чему я могу это приложить. Почему, например, инженер знать должен не только физику, математику, но и гуманитарные науки.

К. Лаврентьева

— Все должен знать, да.

Л. Струкова

— И тогда ребенок начинает учиться.

К. Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА. У нас в гостях Любовь Струкова, руководитель психолого-педагогической службы Гимназии святителя Василия Великого, ведущий курсов «Клевер Лаборатория». Меня зовут Кира Лаврентьева. Мы очень скоро вернемся, пожалуйста, оставайтесь с нами.

К. Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА продолжается. И с радостью напоминаю, что у нас в гостях Любовь Струкова, руководитель психолого- педагогической службы Гимназии святителя Василия Великого, ведущий курсов «Клевер Лаборатории». И мы такие проблемные темы поднимаем сегодня с Любовью — обсуждаем, почему дети ничего не хотят, обсуждаем сложные периоды детские. И, вы знаете, я, слушая вас, Любовь, понимаю, что, конечно, все проблемы подросткового возраста, о которых говорят из десятилетия в десятилетие, пытаются понять, как их решить, как справиться с подростками, что с ними делать, они, конечно, назревают задолго до. То есть мне даже кажется, что подростковый период — это некий экзамен, экзамен вот уже такой итоговый экзамен того, что мы сделали или не сделали в отношениях со своими детьми.

Л. Струкова

— Даже бы добавила здесь, извините, перебью вас, это такой предэкзамен, предзащита. Вот такая метафора.

К. Лаврентьева

— Предзащита.

Л. Струкова

— Это такая предзащита родительская, когда можно еще что-то подправить перед защитой своей работы.

К. Лаврентьева

— Но мы уже видим результат.

Л. Струкова

— Да, уже есть результат, мы его уже пожинаем в полной мере, но еще можно впрыгнуть в последний вагон. Наверное, сейчас большая очень инфантилизация детей идет. Смотришь на многих студентов — и многие профессора вузовские это отмечают, что не умеют современные студенты учиться вообще. И уж какие знания, нам бы научить ребенка, в принципе, что такое параграф, как открыть учебник. А тем более сейчас искусственный интеллект еще больше расхолаживает современных школьников, подростков. У нас в гимназии, например, уже 6-7-й класс свободно пользуется искусственным интеллектом. Мы можем сколь угодно закрывать глаза на искусственный интеллект, и там охоту на ведьм какую-то устраивать, но наши дети уже там им все пользуются, 9-е, 10-е, 11-е только так и пишут сочинения — ну чтобы не было ни у кого иллюзий. И даже хорошие, опытные учителя порой не могут распознать. Кто пользовался искусственным интеллектом сам — да, он чувствует текст, понятно. Но тем не менее дети все переписывают, стараются, конечно, слава Богу, если переписывают. Поэтому как вот сдать этот экзамен, да, как успеть в этот последний вагон впрыгнуть, что нужно? Вот опять не получится ничего, если родители не задумаются, как и что менять. Очень больно иногда видеть такие случаи, когда ребенок, например, приходит из детского сада в 1-й класс, и ты говоришь: пожалуйста, не отдавайте шестилетнего ребеночка в школу, не готов он еще к школе. Вот эти, эти и вот эти проблемы вы будете пожинать. Назову, например, некоторые из них. Очень распространенная проблема, особенно у мальчиков, которых рано в школу отдали — не дружат дети. Вот они вроде бы хорошо относятся, да, но ребенок ходит один. Вот этот год разницы, он очень чувствуется. И дальше он тянется лет до двадцати, до двадцати двух даже иногда, когда вот более или менее это уравнивается. То есть ребенок уже научается определенному стилю общения с окружением в начальной школе, в подростковом возрасте, когда он маленький, его считают все маленьким. Потом дальше вроде бы ребенок и тянет, и даже иногда и на пятерки, и на четверки учится, вроде бы осваивает программу, но какой ценой? Дети начинают болеть, начинаются аллергии, начинаются аденоиды, экземы, полинозы, начинают отваливаться разные органы. И вот это вот вам, дорогие родители, сигнал, кто отдал ребенка с шести лет, если вот это начинает происходить — все, вот знайте, да, была ваша ошибка, что вы отдали ребенка в шесть лет. Ну хорошо, отдали ребенка, не услышали других людей, посчитали, что ему будет скучно или еще что-то. Хотя можно всегда найти какие-то способы занятий даже для шестилетнего ребенка в детском саду, если вам кажется, что он у вас интеллектуал, как расширить сознание ребенка для того, чтобы вот не пропустить этот год и раньше не пойти в школу. Ну вот хорошо, например, дальше на уровне начальной школы. Опять видишь какие-то проблемы — непослушание, хамство, лицемерие, цинизм, что сейчас очень распространен среди детей, такое циничное отношение. Особенно вот сейчас на уровне 4-х классов это вижу — к друг другу, к учителям пренебрежение некоторое, вообще надменное отношение к школе. Думаешь: ну вот, ребята, но ведь давайте как-то, родители, подумаем, что не так, где вот допустили проблемы в воспитании. Потом приходят эти дети в подростковый возраст, и начинаешь опять говорить родителям. А там уже: мам, выйди из комнаты, дверь закрой. А там дальше деструктивные сообщества, а там дальше селфхарм. Ну и, в общем, там распространенная история сейчас, это современная тоже одна проблема — панические атаки.

К. Лаврентьева

— Это вообще.

Л. Струкова

— Практически нет школ, наверное, может быть, не во всех классах, но это какой-то ужас, когда уже дело доходит до психиатрии, и там нужно подключать очень серьезно психиатра. Безусловно, мое мнение, конечно, по поводу панических атак — это что-то очень серьезное происходит, духовно-нравственное в семье — то есть диавол бьет по детям. Часто вижу такую историю в священнических семьях, где или есть, или когда-то были в роду священники, и почему-то бьет по детям паническими атаками. Или это какие-то деструктивные семьи, у которых разводы, измены, в общем, разный асоциальный образ жизни в этих семьях, вот невымоленные какие-то грехи родителей или предков. Вот моя личная статистика. Мало читала, честно говоря, к сожалению, потому что это больше к психиатрии относится. Но так как начинаешь с этим сталкиваться ежемесячно с такими или кто-то звонит, говорит: Любовь Михайловна, что с этим делать? Советуется, вот, в общем, такая вот проблема. И когда об этом ты предупреждал, но тебя никто не слышал, это страшное дело. А дальше, соответственно, уже даже не хочется фантазировать, к чему это. Так вот, подростковый возраст — это когда вот, дорогие родители, еще что-то можно успеть изменить у ребенка. Уже понятно, что нужны серьезные вещи.

К. Лаврентьева

— Программа «Пайдейя» на Радио ВЕРА. И напомню, что у нас в гостях Любовь Струкова, руководитель психолого-педагогической службы Гимназии святителя Василия Великого, ведущий курсов в «Клевер Лаборатории». Меня зовут Кира Лаврентьева. Да, Любовь, такие вы проблемы назвали, конечно, серьезные. Но по поводу последнего вагона давайте ободрим родителей, что можно сделать все же, если ты видишь уже по ребенку, что ряд ошибок ты допустил? Плюс ребенок, может быть, сам по себе, не самый легкий, и мы получаем результат. В 13-14 лет начинается полный букет всяких проблем — закрытость, грубость, игнор, нежелание что-либо делать, а дальше — больше, все как снежный ком. Что сделать в таких ситуациях родителям? Что нужно делать в этой ситуации?

Л. Струкова

— Мне кажется, здесь, наверное, два основных момента. Первый — подумать все-таки о своих грехах и о тех проблемах, которые ты допустил, о своих ошибках в области воспитания. Про это мы немножко уже поговорили. И раскаяться очень глубоко, серьезно по поводу тех ошибок, которые ты совершал, безусловно, важно. И попросить: «Господи, помоги мне измениться», — то есть попросить Божией помощи. Ой, если мы с детьми не говорили о Боге, значит, будем говорить с Богом о детях. Вот начинаем разговор. Если у кого-то его не было, значит, начинаем этот разговор в тот момент, когда мы это осознали. И, наверное, второй важный момент — тут нельзя сказать, что важнее и что первее, но второе — это установить потерянный диалог с ребенком. То есть если эти проблемы есть или у нас иллюзия, что у нас есть контакт с ребенком, и ребенок просто дает нам социально ожидаемые ответы. То есть он делает вид, такую некоторую маску, что вот да, я там буду жить по вашим правилам у вас в доме, потому что я просто-напросто завишу от вас, я понимаю...

К. Лаврентьева

— Пока я потерплю.

Л. Струкова

— Да, пока я потерплю. У меня были такие дети, которые приходили... Ну что, говорит, Любовь Михайловна, мне, говорит, сейчас 18 лет будет — я в Корею еду, и я просто сижу и жду, когда вот... Вообще я глубоко несчастный ребенок, и единственный друг — это белочка, которая приходит ко мне и иногда стучится в окно. Это причем семья верующая, которая ходит в храм периодически. И вот у них такая некоторая иллюзия, что у них все хорошо, дом полная чаша. А ребенок — глубоко одинокий человек.

К. Лаврентьева

— Почему это происходит? Нет контакта с родителями настоящего, живого?

Л. Струкова

— Нет. Ребенок для них — игрушка, ребенок для них — проект. Я много видела в своей жизни родителей, для которых ребенок — мам в основном, для которых это некоторый такой проект. Причем почему вот еще возникает некоторая тревожность, почему эти мамы иногда приходят в школу, топают ногами: ах, дайте нам это, ах, дайте нам то. И если вдруг ребенок ошибается, мама эта впадает в какую-то крайнюю истерику и так далее. Потому что ребенок — это проект ее собственный. Мама не работает, да, у нее нет где-то какой-то собственной сферы успешности...

К. Лаврентьева

— И она реализует это через ребенка.

Л. Струкова

— Да, она реализует это через ребенка и в какой-то момент, как ей кажется, успешно. Но в какой-то момент ребенок вдруг не сдает ЕГЭ — и это просто крах. Столько я видела мам и пап в том числе, которые переживали плохие баллы на ЕГЭ как такую катастрофу, как будто, я не знаю, дом сгорел, кто-то умер или что-то такое страшное произошло. А это всего лишь экзамен. Это вот тоже отдельная тема для разговора — как пережить ЕГЭ. Практически, наверное, вот одной руки хватит пересчитать взрослых людей, которые спокойно пережили ЕГЭ. И я вообще-то, собственно говоря, в том числе из тех родителей, которые переживала страшно, когда все это происходило. Но в какой-то момент, находясь внутри этого экзамена, я просто сказала: стоп, Люба, что происходит вообще? Остановись. Это как бы ребенок и это его жизнь. Все, вот это его экзамен. Причем экзамен жизненный — дело не в каких-то баллах и так далее. Это первый его колоссальнейший опыт. То есть и любой экзамен школьный, будь то 9-й или 11-й класс, или в институт, может быть, там какая-то сессия, да, надо пережить и принять как некий опыт. Потому что жизнь еще будет подкидывать большую кучу таких экзаменов — не знаю, свадьба, рождение детей, не дай Бог, какие-то, да, тяжелые испытания, — и это надо будет тоже как-то переживать. Но вот если правильно выйти — с осознанием того, что мне дало это переживание, какой опыт я получил. Потому что социальный навык не формируется в теории. Никакой социальный навык. Например, справляться с какими-то неудачами нельзя научиться в теории вообще. То есть вот это тоже такая отдельная тема, как получать этот социальный опыт. То есть если мы говорим с детьми: ну вот, там будь хорошим мальчиком. Или там: ну что ты вот никак не научишься проигрывать? Ну вот научись как-нибудь. Вот обязательно каждый опыт, и отрицательный в первую очередь, надо рефлексировать с ребенком. Да это вот и есть про подростков, про то, как устанавливать контакт. Вот что-то произошло в школе, какой-то конфликт с учителем, с ребятами, не знаю, любое что — сядьте, поговорите с ребенком. Прорефлексируйте, проанализируйте. А он что сказал, а ты как себя повел? Поговорите о чувствах, которые испытывает ребенок. Потому что, как известно, человек — об этом много говорят наши священники, в первую очередь святитель Лука (Войно-Ясенецкий) говорил про это, человек трехсоставен — дух, душа и тело. Вот мы в основном, к сожалению нашему, все взрослые, да и дети, общаемся на уровне тела, глаголами: принеси, сядь, подай, говори, замолчи и так далее. На уровне духа мы можем общаться через молитву, например, находиться в определенном состоянии духа, в определенном состоянии, да, под благодатью какой-то. А что такое вот про душу для меня, как для психолога — это общение на уровне чувств, принятие этих чувств. Потому что человек — почему важно общаться на уровне чувств? Человек не властен над приходом чувств. Сейчас много очень ученых бьется на тему вообще чувств, и как они происходят, и какие-то исследования очень серьезные в институте мозга на эту тему проводятся, но, в общем, согласия пока нет. Но единственное точно, в чем есть согласие, что человек не может контролировать этот приход, то есть он не может как вот действие свое там: я разозлился, как маленький ребенок — раз, ударил, трехлетний. У меня отобрали игрушку — и я расстроился, ударил соседа лопаткой. Но человек может научиться контролировать действие. То есть, например, вот случается какая-то трагедия. 24 февраля мы все проснулись, узнали, что началась СВО, у всех возникла тревога — мы не были властны. У кого-то страх, паника. Мы не были властны, но каждый потом собрался и начал контролировать себя, начал думать, анализировать. Так вот вернемся к подросткам. Подростки к нам приходят с разными чувствами — у кого-то ссора с подругой, уныние, кто-то в отчаянии может быть, кто-то разозлился, кто-то счастлив отчего-то. Вот родители, примите чувства, разделите. Ребенок пришел и говорит: «А, вот эта училка, она такая-сякая, мне поставила два. — Да-да, плохая училка, кошмар вообще, как она могла так поступить?» Скажите не так: «Ты разозлился? Ты обиделся? — Да, я обиделся, мне так обидно, я готовился, она несправедлива. — Я тебя понимаю. Это действительно может быть очень обидно, когда тебе несправедливо поставили двойку». То есть понимаете, что вот я сейчас сделала? Я приняла чувства ребенка.

К. Лаврентьева

— Ушли с личности человека на чувства ребенка. С личности учителя, я имею в виду.

Л. Струкова

— Да, конечно. И дальше можно спросить: а что мы будем с этим делать? То есть вы не обвинили учителя, вы приняли чувства ребенка, вы установили контакт. То есть у вас произошло общение не от тела к телу, а от души к душе. И таким образом можно устанавливать вот этот контакт с подростком, который позволит вам общаться от души к душе, и тогда вот этот раппорт позволит вам дальше иметь некоторую надежду на то, что ребенок к вам придет, когда у него действительно могут возникнуть там, за бортом дома, что называется, какие-то проблемы. Потому что вот еще тут такой важный тоже момент, про этот последний вот предзащиту, экзамен. Царит ли дома любовь? Вот однажды мы как-то были в одной паломнической поездке, и я тоже подошла к батюшке и говорю: батюшка, вот что же делать, вот трудности в общении с сыном, с дочерью. Он говорит: да не переживай, главное, чтобы дома была любовь, что бы ни было. Потому что там, на улице, его встретит разное, в школе встретит разное. Но если дома любовь, то ребенок всегда вернется туда, где она царит и где она есть.

К. Лаврентьева

— Потрясающе. А вот эта любовь, кроме того, что это какие-то объятия, какой-то контакт, еще что-то, она глобально какой должна быть? Если это не попустительство и если это не гиперконтроль какой-то над ребенком, если это не мягкость, которая ему во вред. Что это такое, вот эта конструктивная Божия любовь, которая должна присутствовать дома обязательно? Ну «должна», наверное, и «любовь» — это такие несовместимые слова, но желательно, чтобы она была. Важно, чтобы она была, нужно, чтобы она была.

Л. Струкова

— Это такой тоже очень объемный большой вопрос, какая должна быть родительская любовь.

К. Лаврентьева

— Все же любят. Вот спросите кого — все любят своих детей. Но вы в то же время рассказываете нам, сколько несчастных, детей, одиноких совершенно, совершенно недолюбленных на самом деле.

Л. Струкова

— Недолюбленных, абсолютно. Иногда приходит ребенок в школу, и учитель спрашивает: вот что мне делать? Такие и такие проблемы. Я говорю: долюбить. Вот не надо больше ничего там, просто долюбливайте. Обнимайте, целуйте ребенка и так далее. Хороший вопрос. Наверное, учитывая то, что сейчас перекос идет в сторону...

К. Лаврентьева

— Детоцентризм.

Л. Струкова

— Да, детоцентризма, некоторой избалованности детей, и вот возникает этот эгоизм ужасный. Наверное, я бы сказала в первую очередь тогда родителям, что должна быть определенная строгость и последовательность. Ведь как Господь нас любит — это единственный пример любви. Вот каждый раз, когда ты забываешь, что такое любовь и как я, как родитель, должен относиться к своему ребенку, надо вспомнить сразу, как любит нас Господь, какие Он может нам послать испытания, как Он может отойти в сторону и понаблюдать. Ну, раз ты сам, давай сам тогда, если ты можешь без Меня какие-то вопросы решать. Хорошо. А, ошибся? Ну, приходи тогда ко Мне, давай разберемся, чего ты хочешь. Жду твоего раскаяния. Да, и тогда Он может послать какую-то такую весточку, такую благодатную, от которой ты радуешься ходишь, такую вот любовь. Понятно, что это основной такой посыл. Вообще на самом деле языков любви много, как мы можем говорить о любви. Есть такая потрясающая книжка, и меня так порадовало, что в семинарии в Печорах я ее увидела в библиотеке...

К. Лаврентьева

— Гэри Чепмен. «Пять языков любви».

Л. Струкова

— Да, «Пять языков любви». Вот, Кира, тоже знаете ее. И вот, родители, всем советую эту книжку. Причем есть несколько изданий этой книги, когда даже он ее написал для сотрудников организации, как можно выражать, как руководитель может выражать свою любовь. Вот попробуйте потестить себя, своих детей, супруга — какой у вас язык любви, что это? Прикосновения, например, подарки, доброе слово, забота.

К. Лаврентьева

— Время, проведенное вместе.

Л. Струкова

— Да.

К. Лаврентьева

— У детей в основном это, да, любовь?

Л. Струкова

— Да. Время, проведенное вместе. И вот, не знаю, где-то я как-то шутку такую даже прочитала, что ребенка надо в день 8 раз обнять. И вот если ты 8 раз не обнял ребенка, значит, следующий день — это будет 16, 32 и так далее. Вот дообнимайте своих детей, сколько раз вы их не обняли. И если, например, каждый день хотя бы по пять минут вы не уделили, даже если многодетная семья, набудьтесь вместе. Как мне тут одна коллега, матушка, сказала: мы с дочкой сделали свидание вдвоем, пошли вдвоем на свидание. Девочка — 3-й класс, были такие достаточно большие проблемы у ребенка, истерики фактически ребенок устраивал. Я говорю: давай проведем вместе занятия, да, вместе порисуем, поболтаем, поговорим о чем-то. Вот прямо я как модератор была у мамы с ребенком. Потом они устроили свидание. И я спрашиваю спустя время: ну как? Все, истерики все прошли, то есть ребенок спокойно идет в школу. Представляете, родители, как связано вот это внимание и время, проведенное вместе, да, вот этот вот язык любви для ребенка, что буквально там две-три встречи решили все проблемы мотивации к учебе фактически. Вот мы сегодня про учебу у нас главная тема. И, оказывается, не виноват учитель, который предъявляет какие-то там не те требования к ребенку, не виновато окружение класса, да, и все можно решить путем установления вот этих мирных, добрых отношений.

К. Лаврентьева

— Спасибо. Напомню, что наши регулярные беседы мы организуем совместно с образовательным проектом «Клевер Лаборатория», который собирает лучшие и самые интересные опыты работы в области образования и воспитания. Узнать подробнее об этом проекте, стать участником или поддержать его вы можете на сайте https://clever-lab.pro/. А у нас в этом часе была удивительная гостья — на самом деле, мы всегда очень вас ждем, приходите к нам, пожалуйста, почаще. Любовь Струкова, руководитель психолого-педагогической службы Гимназии святитель Василия Великого, ведущий курсов «Клевер Лаборатории». Очень много важных тем мы обсудили благодаря вам, Любовь, благодаря вашему опыту, любви. Действительно, и имя у вас такое теплое, потрясающее. Спасибо огромное. Приходите к нам, пожалуйста, еще.

Л. Струкова

— Спасибо большое, дорогие радиослушатели. Надеюсь, была чем-то вам сегодня полезна. До новых встреч.

К. Лаврентьева

— Еще как. Спасибо большое.

---

Все выпуски программы Пайдейя

• «Важность изучения Библии». Игумен Иоанн (Рубин), Леонид Радченко
• «Воспитание через театр». Юрий Макеев
• «Олимпиады в системе образования». Елена Анашкина-Хоанг