«Дети в мире опасностей — как вера в Бога может защитить?» Михаил Хасьминский

У нас в гостях был руководитель Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье, храме Воскресения Христова в Москве Михаил Хасьминский.

Мы говорили о том, с какими опасностями сталкиваются дети в современном мире, и как вера в Бога и знакомство с традиционными христианскими ценностями могут помочь противостоять им.

---

К. Мацан 

– «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Алла Митрофанова...  

А. Митрофанова 

– Константин Мацан. 

К. Мацан 

– Добрый вечер. И сегодня с нами и с вам в этой студии светлого радио Михаил Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии, член Общественного совета Федеральной службы исполнения наказаний. Звучит так, несколько зловеще, конечно. 

А. Митрофанова 

– Ну это если не видеть нашего гостя. Потому что сидит сияющий Михаил Хасьминский, в белоснежной рубахе. И смотреть на вас очень приятно, тем более что вы к нам не так часто приходите. Добрый вечер. 

М. Хасьминский 

– Добрый вечер. 

А. Митрофанова 

– А тема наша сегодня, как всегда, когда Михаил Игоревич у нас в гостях, не самая простая и, тем не менее, очень важная: как детей защитить от разных деструктивных явлений, которые имеют место, к сожалению, в нашем взрослом мире. И поскольку понятно, что посадить ребенка в теплицу, закрыть его там на ключ, повесить десять замков и поставить сторожевых собак это не выход и не вариант, остается, собственно, есть только единственная альтернатива – это дать ребенку какие-то рычаги управления что ли, и чтобы голова на плечах оставалась, и он сам понимал, чего он хочет, чего не хочет, куда идти, куда не идти, где снег голова попадет, да... 

М. Хасьминский 

– Ну да. 

А. Митрофанова 

– Где кирпичи падают с неба. Вот если такое родителям удается, то в общем, можно сказать, что они сделали максимум того, что могли. Но, наверное, ни один родитель не может про себя сказать, что он сделал максимум или сделал все что мог. Всегда у родителей есть вот это чувство вины, что мы детям что-то недодали, что мы с ними провели мало времени, что мы о чем-то не договорили, не дослушали, и так далее. И вы знаете, поскольку я в институте преподаю немного и общаюсь со студентами, я могу сказать, что вот на другом конце провода есть подтверждение. Потому что действительно и дети не чувствуют себя услышанными, не чувствуют, что их мнение кому-то интересно. И, к сожалению, вот это печальное открытие, которое я сделала, когда, ну вот знаете как, последние, наверное, два-три года особенно. 

М. Хасьминский 

– А я вам о своем открытии могу тогда рассказать. Знаете, вот я как-то задумался: а раньше это как было? Родители в поле с утра до вечера, потому что ну нужно как-то там кормиться и так далее. Дети тоже могли быть в поле, да, но это, в общем, такое общение как бы рабочее. Все были чем-то заняты, вот этой праздности никакой не было. Был труд, труд постоянный и системный. И в то же время, ну кто там занимался, например, большая семья, там, например, десять детей, кто занимался отдельно взятым там малышом? По большому счету, никто, ну может, бабушки там...  

А. Митрофанова 

– Ну либо старшие. 

М. Хасьминский 

– Либо старшие, может быть. Но в целом я так скажу, что времени уделялось еще, может быть, меньше. Просто другое дело, что была иерархия четкая в семье, что и от того малого общения, насыщенного, его хватало для ребенка. И у него не было, самое главное, в то время вот этой короны на голове, которая есть сейчас у современных очень многих детей: я пуп земли, все для меня. Мне общения столько, сколько я хочу – а ты не сможешь им насытиться. Денег столько, сколько я хочу – ты тоже не сможешь этим насытиться. Вот этого всего никогда не бывает много. Вот вспомним цитату замечательную Хемингуэя: «Дайте человеку необходимое – и он захочет удобств. Обеспечьте удобства – и он будет стремиться к роскоши. Осыпьте роскошью – будет вздыхать по изысканному. Дайте изысканное – он возжаждет безумств. Одарите его всем, что он пожелает – он будет жаловаться, что его обманули и что он получил не то, что хотел». Понимаете? А почему дети вот так желают сейчас так много получить чего-то? Ну неважно там, денег, признания, внимания. Я не говорю, что это плохо, я просто говорю, что есть какие-то разумные опять же пределы. Почему? Потому что они эгоистичны. А почему они эгоистичны? А как мы их воспитываем? 

А. Митрофанова 

– Вы знаете, есть у меня размышление, связанное с примером, который вы привели: как было раньше. Вот это «раньше» – оно же, ну расплывчатая такая формулировка. 

М. Хасьминский 

– Ну да, ну лет двести назад.  

А. Митрофанова 

– Да, традиционный уклад, который имел место в нашей стране до 1917 года и какое-то время после. Если открыть там, скажем, «Тихий Дон», посмотреть, как он начинается, там как раз эпизод, трагический для одной из главных героинь, происходит именно в поле, с отцом связанный. Ну это частность. А вот что опять же нам дает литература, какие очень важные примеры и пищу для ума. Помните, «Чевенгур» Платонова? Там же вот те самые люди, которые росли в деревнях, которые в многодетных семьях, которые присматривают за младшими или те младшие, за которыми присматривали старшие, в ситуации, когда им нужно включить головы, они просто не могут это сделать. Как опять же, знаете, студенты мои говорят: читаешь «Чевенгур» – вообще непонятно, такое ощущение, что люди идут куда-то, сами не зная куда, не понимают, что им нужно, про что их жизнь и чего они хотят. Это тоже было.  

М. Хасьминский 

– Конечно. 

А. Митрофанова 

– И вот возможно, что, знаете как, ведь у маятника, есть такое свойство, когда он в одну сторону качнется, потом в другую. Мы же стали уделять очень много внимания и детям, и детская психология появилась, и детская литература появилась – это же относительно новые все явления. А может быть, поэтому мы сегодня получаем то, о чем говорите вы. 

М. Хасьминский 

– А проблема, собственно говоря, тоже появилась не детская уже. И заканчивая вот с этим, вот я провожу семинары там для учителей, педагогов, там триста человек в зале сидит. И я спрашиваю просто: поднимите руку тот, кто полностью удовлетворен, кто вниманием мужа прямо вот, можно сказать, полностью доволен. 

А. Митрофанова 

– А я поднимаю руку. 

М. Хасьминский 

– Ну отлично, Алла, вас соответственно... 

А. Митрофанова 

– Наша прекрасная звукорежиссер, она тоже поднимает руку, Александра.  

М. Хасьминский 

– Прекрасно. 

А. Митрофанова 

– Две руки поднимаются. 

М. Хасьминский 

– Здесь еще уже много прямо. Чудесно.  

К. Мацан 

– Сто процентов женского населения вот этой студии и аппаратной. 

М. Хасьминский 

– Слушайте, может, вас по этому принципу отбирают. Да, ну хорошо. Но это как бы обычно не отражает ситуацию ту, о той которой я говорю. Ну поднимает там пять человек, может, из пятисот. И хорошо, что ну здесь-то, я так понимаю, люди верующие, а люди верующие, они немножко по-другому, собственно, мыслят. Они умеют благодарить, во-первых, за то, что имеют, они имеют возможность видеть то, что им дается. Не вот это эгоистский снобизм, да, там: дайте мне, сколько я хочу. Ну вот то, что у Пушкина описано в сказке о золотой рыбке: не хочу быть столбовою дворянкой, хочу быть владычицей морскою, – это же тоже не редкость как бы у нас.  

А. Митрофанова 

– Ну это как раз «хемингуэивщина» как раз, о которой вы сказали. 

М. Хасьминский 

– Да, просто мы немножко, может быть, о разных вещах говорим. Просто для того, чтобы ты видел то добро, которое тебе дается, ты должен видеть Бога. И это тоже часть вот этого мировоззрения, часть мировоззренческой системы. Ты должен научиться благодарить за это Бога. А если ты просто эгоист, и все дайте мне, – ты этого не сможешь увидеть, и тебе будет всегда мало, ты будешь требовать все больше и больше. И ты в итоге вот такой эгоист вырастешь, и ну вот жена, ну присмотришь девушку, все. И вот женятся такие два эгоиста, понимаете, и начинают друг у друга рвать ну какой-то ресурс. Ну на первое время им его хватает – какие-то новые ощущения там, радость и так далее. А потом не хватает, а потом они начинают рвать. Иногда уже, к сожалению, происходит разрыв, когда уже дети родились. Вот даже так, знаете. 

А. Митрофанова 

– Ну дети тоже могут быть таким ресурсом, который начинают рвать. 

М. Хасьминский 

– Нет, знаете как, когда ты понимаешь, что дети это ресурс, для тебя это важно. А когда ты эгоист и тебе наплевать, в принципе, на все, и в том числе на твоих детей, если ты эгоист такой вот, глобальный – тогда все. Тогда, вы же знаете, наверное, такие истории, когда люди уходят просто и все.  

К. Мацан 

– Ну мы говорим о вере. Наверное, было бы слишком смелым таким обобщением сказать, что у верующего человека, у верующих людей проблемы с эгоизмом личным и семейным нет.  

М. Хасьминский 

– Конечно. Если бы все верующие порешали бы эту проблему... 

А. Митрофанова 

– Мы стали бы святыми, ракетой на небо, и все хорошо. 

М. Хасьминский 

– Уже все были бы святые. И я думаю, все кто еще не с нами, те бы примкнули обязательно. Потому что им же тоже как-то хочется хорошо жить. А эгоизм – это же болезнь твоя, она же тебе мешает, не кому-то там другому. Хотя иногда и другим тоже, но в целом-то это, большей частью, твоя проблема. Конечно, нельзя говорить, но если есть у тебя в голове хотя бы определенная система, определенная иерархия выстроенная, четкая, значит, что важно, что второстепенно, за что надо благодарить, где надо увидеть в себе какое-то несовершенство. Я сейчас вот сталкиваюсь в работе прямо, в практике, да, с людьми, которые даже не понимают, то есть для них это звучит даже, может быть, в какой-то степени абсурдно, когда они первый раз слышат, что надо в себе искать собственные несовершенства и недостатки. Потому что эта их там поп-культура, психология в некоторых частях настраивает на то, что, значит, там не нравится тебе эта жена – брось ее, уйди отсюда, от нее там. Не делай то, что тебе не хочется, делай только то, что тебе хочется. То есть вот такой вот эгоизм, и он возводится в культ. Человек начинает страдать от него, мучиться, у него начинаются проблемы. Вот если ребенок в это вошел во все, если он таким стал – туши свет, сливай масло после этого. Я вам скажу, кстати, откуда этот эгоизм получается. Вот я прямо опять же историю расскажу, опять же там на 150 лет назад, например, уйдем. Вот родится мальчик в какой-нибудь деревне, неважно в какой. До трех лет он вообще никто вот просто. Его все там, конечно, оберегают, все, говорят, где ему стоять, куда не ходить, но он никто в иерархии в общей. А кто в иерархии? Отец – первый, который садится за стол и всем, и отвечает за всех, то есть ответственность у него. Мать – вторая там, старший брат там, ну и так далее, ну все дальше, до него. А дальше ему дают ну какое-нибудь поручение. Ну выносить цыплят там, например, на улицу, вечером с улицы. Он не может бегать в это время, он должен следить там, пошел дождь, не пошел. Он понимает: власть над цыплятами, ответственность, вот они вместе. И вот он делает это простое. Он немножко продвигается в иерархии, дальше он там уже, ну не знаю, носит на поле отцу еду, например, да. Опять же приучают его к ответственности, к обязательности, все. Дальше он уже пасет в ночном. И опять же ответственность и обязательность. И то есть дальше он в этой иерархи продвигается туда вот, к отцу. И апофеозом является, когда он создает свою семью – он получает полноту власти и полноту ответственности. То есть рядовой стал генералом, понятен ход. А как сейчас происходит? Сейчас он по центру уже рождается, и вокруг него водят хороводы. А отец как раз там, на периферии. И вот это само по себе уже ломает. Слушайте, а потом говорят: а почему они жениться не хотят? Так, слушайте, а кто хочет на периферию-то? Никто не хочет. А откуда столько инфантильных у нас детей? Так вот откуда. А какими им быть? Они не хотят расти, зачем им расти, если и так все вокруг них вращается. И вот тогда получается эгоизм, выращивается эгоист. 

А. Митрофанова 

– Мы обозначили сейчас остроту ситуации, в которой находимся. А я надеюсь, что продолжим разговор и попробуем понять, можно ли что-то с этим сделать с теми ресурсами, которые нам доступны. 

А. Митрофанова 

– Михаил Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье храме Воскресения Христова в Москве, член Общественного совета Федеральной службы исполнения наказаний, сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». И мы говорим, наверное, о той системе смыслов, в которой важно растить ребенка или хотя бы что важно учитывать эти смыслы для того, чтобы не вырастить ну взрослого такого и вместе с тем инфантильного человека, а вырастить того, кто мог бы отвечать сам за свою собственную жизнь. И Михаил Игоревич, вы обозначили в первой части нашего разговора проблематику. И действительно, да, ну XXI век – это время потребления, и ну с этим трудно спорить, это уже, что называется, общее место. И очень часто в отношениях друг с другом мы точно так же вот этот принцип потребления допускаем, иногда сами того не замечая. В отношениях мужа и жены, в отношениях родителей и детей, мне кажется, это такой ну процесс обоюдный. Хотя родителям, конечно, более свойственна жертвенность, но, наверное, всякие искривления души, которые возникают внутри нас, они не с луны же падают, это продукт нашей собственной жизни. Как можно защитить ребенка от вот того, чтобы он чувствовал себя центром вселенной и что противопоставить этому? 

М. Хасьминский 

– Чтобы не чувствовал себя центром вселенной. 

А. Митрофанова 

– Ну да. 

К. Мацан 

– Защитить от того, чтобы себя чувствовал, и сделать так, чтобы не чувствовал центром вселенной. 

М. Хасьминский 

– Ну, во-первых, смотрите, что вот сама вера, сама по себе вера, да, наверное, может быть все традиционные конфессии, если так рассматривать, все, естественно, были заинтересованы в том, чтобы нормальные люди вырастали внутри. И акцент, ну вот будем говорить, наверное, о православии, я так думаю, самый яркий для нас, понятный пример. Это постоянный мониторинг себя, что ты не впал в прелесть в такую, да, чтобы ты как раз не стал вот этим пупом земли и центром себя – это исповедь постоянная. Вот если ребенок, например, действительно, нормально учится исповеди с детства, не формальной исповеди, а вот что я, где я, правда, что-то сделал не так, то это уже автоматизм определенный. Вот у меня, например, автоматизм определенный. Естественно, что я грешу, понятное дело, но как, я думаю: вот это нехорошо, а вот это плохо. Я понимаю критерии добра и зла, они мне ясны. Точно так же и ребенку они ясны, если он этим занимается. А если вот он этих критериев, например, не имеет, вот сейчас к сожалению, я должен сказать, что есть ряд, скажем так, детей, их количество, на мой взгляд, становится больше, хотя я могу, конечно, в этом плане ошибаться, которые добро считают злом – то есть вот жертвенное отношение, например, помощь там кому-то там, ближнему, да, там если, а зло считают добром, наоборот – у них просто искривлены сами эти понятия. А все эти понятия, они религиозны всегда. Я как-то спросил учителей, говорю: почему нельзя убивать других людей? Вот почему вы говорите, вот вы страдаете от вот тех, вы знаете, вот эта крымская история, ну очень печальная, когда расстрел был невинных детей. Почему нельзя убивать? Если человек, так сказать, животное, то почему нельзя-то? Они говорят: ну вот просто это не принято. Ну это вам не принято, а другим принято. Были и такие у нас персонажи, как там Чикатило, например, понимаете. Вот у него было принято много чего тоже. Кстати, был очень образованный человек, пять высших образований имел. Почему? Потому что есть заповедь: не убий. Вот если мы эту заповедь убираем, непонятно тогда, на чем стоит в принципе даже уголовный кодекс: не убий, не укради, ну там не прелюбы сотвори. А если мы говорим «не убий» – то тогда странно говорить, что нельзя в школах агрессию проявлять, и вот мы должны там вот этим вот всем заниматься, но про аборты мы почему-то в школе, так сказать, стыдливо умалчиваем. То есть не убий – так не убий. Не убий это, и не убий это, и не убий себя, понимаете. То есть тогда все становится на свои места. 

К. Мацан 

– Так есть интересный момент. Для вас как для верующего, вы говорите, заповедь «не убий» есть. И для вас в самом слове «заповедь» уже заключено религиозное содержание – вера в Бога, Законодатель, Тот, Кто дал эту заповедь. Но ведь для человека секулярного сознания это не так очевидно. И когда верующий говорит, что вот есть заповедь «не убий», поэтому мы не убиваем, неверующий на это, вполне в своей логике, в своем духе отвечает, что ну речь не о вере в Бога, не о религиозности, это просто в древние времена все были религиозные, и потому заповеди оттуда идут. Но на самом деле мы понимаем, что общество просто так выработало для себя принципы, что так удобнее, что если мы не будем ставить барьер, то мы все друг друга переубиваем. Просто нам так чисто в социальном плане выгоднее, спокойнее жить, поэтому заповедь – вы, верующие, называете это заповедью, – это прекрасно, но это просто социальное установление. А мы сейчас говорим, и вы сейчас говорите об этом именно как об аспекте веры в Бога. 

М. Хасьминский 

– Я объясню, Константин, здесь все очень просто. Да, очень часто приходится слышать вот такую версию, что общество выработало. А что такое общество вообще? А почему я, вот если я хочу совершить какое-то преступление, я должен вообще оглядываться на какое-то там общество? Я эгоист, все для меня, понимаете. Вот я убью, никто не узнает, например, и все. И нет таких, знаете, которые идут на преступление и точно знают, что их поймают. Он все надеются, что как раз у них никакой ответственности не будет, она потом наступает. Поэтому общество, то что выработало там законы и так далее, я его всегда смогу обмануть, как вот думает этот человек, да. 

А. Митрофанова 

– Ну это же явление не нашего только времени. 

М. Хасьминский 

– Не нашего. 

А. Митрофанова 

– Вы про 150 лет назад когда говорили, тогда же тоже такое было. 

М. Хасьминский 

– А вот когда человек знает, что он за каждый свой шаг будет отвечать потом там, и там он уже никого не обманет, там уже все будет и так понятно и без всяких, то есть здесь расплата как бы неминуема. Поэтому религиозный человек, даже если это ему совсем как бы невыгодно, он будет всеми силами стремиться это как бы выполнить, а нерелигиозный человек придумает себе массу различных оправданий там и так далее, и вылезет из этой ситуации, и в том числе ребенок. Ну вот я один раз спросил родителей: почему, если вот вы вырастите эгоистов, почему ваш ребенок не должен вас сдать в интернат для престарелых? Вот если он не будет знать, ну у нас нет возможности так подробно говорить об этом, но если он не будет знать вот эту заповедь, уважай отца и мать свою, да, какие собственно основания? Они говорят: мы их так не воспитываем. Так это вы сейчас, 4 класс, не воспитываете, а потом они, честно говоря, не очень будут серьезно думать о чем-то о том, как вы их воспитывали. Нет этой заповеди – все, добро пожаловать в интернат.  

А. Митрофанова 

– А вы думаете, что если будет просто заповедь, то этим решится проблема? 

М. Хасьминский 

– Я думаю, что не просто решится, не только заповедью, так скажем, то есть к заповедям надо же еще и жить соответственно, да, то есть не просто. Но страх уже определенный, конечно, будет, что вот я сейчас отправлю... 

А. Митрофанова 

– Иначе Бог накажет? 

М. Хасьминский 

– Хотя бы. 

А. Митрофанова 

– А разве это про христианство? 

М. Хасьминский 

– Даже и так, значит, а как? Нет, знаете, вообще есть два вида. Вот когда я слышу, ну вот, например, у нас есть уполномоченный по правам человека, да, знаете, целый институт. Я вот на последнем съезде уполномоченных по правам ребенка, они мне все как родные сестры, вот честно, да, я со всеми в общем-то функционирую, я спрашиваю: вот вы все уполномоченные по правам ребенка, а вы не знаете, где можно найти уполномоченного по обязанностям ребенка? Понимаете, а почему такой разрыв? А может ли птица с одним крылом вообще летать? Я думаю, конечно, есть права, а есть обязанности, есть страх, есть поощрение – это нормально совершенно, это как раз два крыла одного и того же, и одно из этих крыльев если ты отрежешь, то птичка не полетит. 

А. Митрофанова 

– Ну вот смотрите, мы говорим с вами сейчас о необходимости такого религиозно-нравственного воспитания. Когда вы приводили пример про 150 лет назад, все-таки хочу к этому вернуться, люди с несколько иным менталитетом и, наверное, средняя температура по больнице, все-таки людей, которые себя считали верующими, было больше, чем сейчас. Хотя не знаю, у меня просто нет данных таких. 

М. Хасьминский 

– Ну 150 лет – точно больше.  

А. Митрофанова 

– Ну тогда разве не убивали? 

М. Хасьминский 

– Убивали. Но смотрите, масштабы. Ну давайте сравним там, например, масштабы каких-то деструктивных вообще в целом, так сказать, явлений. Ну не знаю стоит ли, так сказать, на этом, всякие там «колумбайны», аборты и там пропаганда гомосексуализма могла быть тогда? Вот я вам сейчас пример приведу, не тогда, а сейчас приведу пример. По суицидам. Значит, ну так скажем, если прямо совсем мы усредним, на сто тысяч: Дальний Восток – пятьдесят на сто тысяч, а Ингушетия – два, а старообрядцы – ноль. Вот как это можно по-другому объяснить? А это вот можно объяснить только традиционным воспитанием. Больше никак. Ни количеством душевнобольных, ни количеством оказания психиатрической помощи, никак больше это нельзя, ну когда это в разы прямо разница. Вот оно вам, доказательство. Если ребенок растет в традиционной семье, то он менее склонен к подобного рода там деструктивному поведению. И кстати говоря, давайте посмотрим: на Кавказе нет интернатов для престарелых, а у нас есть. И это говорит о том... 

К. Мацан 

– У нас, вы имеете в виду, в Москве, в частности, где сейчас мы в студии сидим. 

М. Хасьминский 

– И в Москве, и в целом, так сказать, вот в средней, во всяком случае, полосе, так сказать, России, к сожалению, есть. И нам есть над чем работать и где закреплять вот это традиционное видение – это выгодно самим людям, самим родителям, понимаете. Вот когда учителя говорят: слушайте, да мы в школу как-то стараемся не пускать, они там вырастут, подрастут, сами решат. Слушайте, давайте не будем тогда и учить – сами вырастут, подумают, надо им учиться или нет. Там зачем учить добру и злу? Тоже вырастут – сами разберутся, что у них добро, что у них зло. Только, боюсь, уже до этого учителя не доживут. Потому что зайдут через интернет другие люди, которые им там объяснят и про добро, и про зло, и про все вот это остальное – и все. Свято место пусто не бывает. Вот почему нужно детей этому учить, вкладывать прямо с самого раннего возраста. Но вкладывать не только, так сказать, словами, естественно. Но своими, наверное, делами тоже, как-то свою жизнь с этим...  

А. Митрофанова 

– Соотносить. 

М. Хасьминский 

– Соотносить.  

К. Мацан 

– Михаил Игоревич Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии, член Общественного совета Федеральной службы исполнения наказаний, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». В студии Алла Митрофанова и я, Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к вам буквально через минуту.  

А. Митрофанова 

– Еще раз добрый вечер вам, дорогие слушатели. Константин Мацан, я Алла Митрофанова. И напоминаю, что в гостях у нас Михаил Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии при Патриаршем подворье в храме Воскресения Христова в Москве, член Общественного совета Федеральной службы исполнения наказаний. Как можно ну защитить или сориентировать детей в большом мире и укрыть их от тех, и может быть, даже не укрыть, а помочь им выработать какой-то стержень, противодействие тем опасностям, которые в большом мире есть и которые угрожают – вот об этом обо всем пытаемся сегодня говорить. Михаил Игоревич, я понимаю, о чем идет речь, когда вы рассуждаете о необходимости традиционного, нравственного вот этого ну уклада, да, и о том, что очень важно детям его передавать. Дальше вопрос: как это делать? Вот, смотрите, я читала ваш доклад на Рождественских чтениях, вы его делали где-то, дай Бог памяти, где-то совсем это было не в Москве где-то далеко, не помню город. И там как раз вы приводили в пример и вот эти слова Хемингуэя, которые прозвучали в первой части нашего разговора, и статистику вот эту печальную, сравнение, пример, Дальний Восток и Северный Кавказ, в пользу Северного Кавказа, слава Богу, там все-таки гораздо более стабильная ситуация. Я обратила внимание там на вот эту логику, вы говорите: если бы люди знали, что есть заповедь «не убий», да, было бы гораздо проще. Вот смотрите, я представляю себе диалог с моими студентами. Я им, например, говорю: убивать нельзя, потому что есть заповедь «не убий». Дальше вопрос: а почему? Вот это, то есть, понимаете, как догма не работает. Надо объяснить, почему. 

М. Хасьминский 

– Так вот мы и объясняем как раз, почему. Потому что трудно, во-первых, будет остановиться. Это первое, да, то есть когда уже, знаете, вот собаки, которые на людей нападают, потом им только один путь, по большому счету. Не те собаки, которые защищают, например, себя, а те, которые – обратите внимание, сказал – нападают. То есть люди с войны приходили, вот с этих ужасов, они уж, конечно, там убивали. Но это была справедливая и необходимая там, можно сказать, самооборона. А есть люди, которые это делают беспричинно. И знаете, вот, к сожалению, через какое-то время, если совесть там человека не замучила, да, то повтор очень вероятен. Просто очень. Деградация следует очень быстро за этим да. Вот там, не знаю, не вылечил один зуб – второй, третий, пятый – и потеряешь все. То есть надо нам всем понятно, что надо быстренько пломбировать и все такое прочее, бежать к стоматологу, чтобы сильно не разрушить. А в жизни это почему-то нам не совсем, то есть не все это понятно. Что совершив одно что-то, какое-то преступление, да, ты совершишь и второе, ты дальше начнешь деградировать нравственно. И сейчас мы это видим. И может дойти до любых там уже извращений, и это мы тоже сейчас видим, да, до примитива. Вот подумайте, человек, который, например одержим. Опять же вот вашим студентам если: а что надо делать? А надо деньги зарабатывать, – наверное, скажут в большинстве своем. 

А. Митрофанова 

– Да не факт. 

М. Хасьминский 

– А что скажут? Ну давайте разберем. 

А. Митрофанова 

– Слушайте, ну многие смысл жизни ищут. Сейчас речь не об этом. То что вы говорите, это абсолютно логично, и я готова под каждым словом подписаться, безусловно. Только, мне кажется, эту логику мог бы воспроизвести и человек, чуждый религиозных взглядов, который просто очень, как это сказать, вот человек, который себя старается в каких-то нравственных рамках блюсти, вот он бы все то же самое сказал. Почему религиозная подоплека-то вот эта необходима? 

М. Хасьминский 

– Я с вами не согласен. Вы знаете, на самом деле я вспоминаю свое детство, да, и я помню, что люди тогда были даже более, можно сказать, нравственными, чем сейчас. Если в целом, конечно, посмотреть, я не могу там каких-то таких глубоких выводов сделать, но как-то так старались жить, да, в 70-е годы: там измена – это было ой-ой-ой там, ну и так далее, как-то вот в целом. Я думаю: а почему, они же не были христианами, они же, наоборот, были большей частью атеистами? И вот знаете, я вам скажу, почему это происходило и почему сейчас это происходит. Потому что была инерция. Потому что те люди, которые тогда вели себя относительно нравственно, считая себя атеистами, были воспитаны верующими родителями и вот эти ценности им тогда были переданы. А теперь инерция закончилась, эта передача... 

А. Митрофанова 

– Сколько она? Три поколения, говорят. 

М. Хасьминский 

– Где-то примерно в 90-х годах как раз эта инерция, так сказать, закончилась. И вот эта основа, которая, да ну хорошо, они там Богом не называли, то есть она как передавалась ценностная структура, конечно, с определенным затуханием, так сказать, в процессе, но она все-таки была. А потом, в 90-е годы, вот эта основа, вот этот остов, он упал. И все, и теперь надо воссоздавать все заново. А это уже без религиозного понимания невозможно. Потому что нет вот этих бабушек и дедушек, которые могли эти ценности уже передавать, вот в чем вся трагедия. И мы по-другому ничего не сможем теперь сделать. Вот эти ценности, других нет.  

К. Мацан 

– А вы знаете, что хотел спросить. Ну это, может быть, несколько другой аспект проблемы, но а, может быть, и не другой. Мы говорим о необходимости, или не то что необходимости, а о том, как это здорово, полезно и правильно, в высшем смысле, как это соответствует некоему замыслу о гармонии мира, воспитывать ребенка в вере. И со всеми последующими представлениями о иерархии в семье, об отношениях родителей и детей и так далее. Но вот буквально из недавней практики пример. Дети сейчас в деревне у меня. И старший сын, которому шесть лет, прибегает домой весь в слезах. Что случилось? Оказывается, там какой-то деревенский, там живущий мальчик назвал его идиотом. И я, конечно, понимаю, что дети разные, и не все такие чувствительные, и это вопрос там частного характера и так далее и тому подобное. Но это породило целую дискуссию с дедушками, бабушками, со взрослыми просто такую о том, что вот ребенок в семье живет там, не слыша таких ругательств, в семье так не общаются и так далее. А потом он выходит в мир. И одна позиция: как он у вас будет жить в мире? Вы его поместили в свой прекрасный кокон, вы такие все из себя добрые, все такие все из себя христиане, которые вот стараются жить по заповедям о любви, а он дальше выходит в мир, где люди общаются по-другому. Это частный пример, но это тоже некий вопрос о том, чему и как мы должны научить детей, желая воспитать их в вере.  

М. Хасьминский 

– Ну смотрите... 

К. Мацан 

– У меня нет ответа на этот вопрос, я вот вас хочу спросить. 

М. Хасьминский 

– А у меня вот есть. Ну, во-первых, ну назвал, а тебе чего, там что-то убыло? Надо было его что, убить после этого, там, не знаю, избить, уничтожить? То есть в принципе, мало ли тебя в жизни будет как называть, понимаете, масса всяких будет неприятных вещей. Поскольку ну вот я часто выступаю где-то там в СМИ и так далее, ну я же вижу, например, что там либеральная пресса иной раз по мне пройдется. Ну мне это забавно, честно скажу, мне это там даже интересно. То есть я не рвусь в бой после этого, понимаете, это было бы смешно. Поэтому, конечно, в определенной степени здравое смирение в этом случае ребенку пойдет только на пользу. Он же вынужден будет потом работать, где начальник его будет так уже называть. Что он будет делать тогда? Бить ему морду? Нет. Поэтому, конечно же, все правильно. Значит, пропусти это и все. Но если уже затрагивают твои ценности, если затрагивают твой принципы, склоняют тебя к совершенно какому-то неподобающему поведению, за которое тебе будет стыдно... Это касается лично тебя, что тебя идиотом назвали. А вот есть вещи, которые касаются не только тебя, вообще всего остального, и в том числе твоих ценностей, вот их надо уметь защищать. 

К. Мацан 

– Ну вы говорите о том, как реагировать на обиду. Для меня этот пример, он про другое. Он про то, что ведь почему ребенок, как я понимаю, плакал не потому, что вот, не только, наверное, потому что назвали обидным словом, мне кажется, там, может быть, даже неосознаваемый, но был шок и неготовность к тому, что так вообще общаются. То есть вот этого в его опыте и в опыте многих его сверстников из приличных семей, что называется, ну просто нет опыта вот такого обращения друг с другом, и он с этим опытом сталкивается. И как-то надо с этим опытом ему осваиваться. 

М. Хасьминский 

– Ну это, знаете, не обязательно опыт следовать каким-то деструктивным вещам. Не обязательно, чтобы понять какую-то болезнь, врач сам должен заболеть, например, правда же. Он столкнется с этим опытом, столкнется, но в возрасте подростковом уже, и он научится, как вырабатывать. Главное, чтобы у него внутри был этот стержень, который не даст ему потом упасть. И вот это вот самое главное – нравственный стержень должен стоят там, как предохранитель такой. А если вот он не будет, он будет и туда и сюда, то его просто под себя подстроят потом и все, и включат его в этот вот безумный мир просто одним из элементов и больше ничего. И Алла вот как раз говорила: а что делать, а как воспитывать? Я так понимаю, в практическую плоскость переводить уже, а не теоретически. 

А. Митрофанова 

– Да, очень хотелось бы. Я вот как раз сижу, жду, когда можно будет вас об этом спросить. 

М. Хасьминский 

– Значит, давайте, я так скажу. Значит, это не количество вычитанных акафистов, на мой взгляд, и не количество... Это, во-первых, ощущение принадлежности к определенным ценностям, к определенным социокультурным таким основам бытия. Вот это надо делать так, чтобы ребенку было приятно. Вот я, например, своего ребенка никогда не заставлял вычитывать столько там раз то-то, то-то, и делать вот так-то, так-то именно. И надеюсь, что не буду этого делать никогда. Это первое ощущение. Во-вторых, важно же не ощущение, а важно объяснить, почему это хорошо, а это плохо. Помните, у Маршака, да, по-моему? Крошка-сын... 

А. Митрофанова 

– Маяковского.  

М. Хасьминский 

– Маяковского. Крошка-сын... Да, то есть почему плохо-то? Опять же, чтобы человек постоянно... 

А. Митрофанова 

– Вот это любимый детский вопрос: почему? То есть догма сама по себе, что так не делай, потому что нельзя, не работает. 

М. Хасьминский 

– Правильно. Потому что нельзя вообще с точки зрения религиозной говорить с нерелигиозным человеком. Это просто ни к чему не приводит обычно, это просто два разных языка. Поэтому вот когда говоришь, почему это, почему это. Вот у меня сейчас есть опыт такой, я в Башкирии месяц провел, ну по приглашению там правительства области, а там же мусульман очень много, как половина, но они все понимают, о чем я говорю, то есть вот в той парадигме, в которой я говорю, и вот это крайне приятно. То есть с детьми нужно тоже так говорить: потому что вот это, это, это. Потом, значит, естественно, он должен ощущать вот эту принадлежность – так, это я сказал. А потом, конечно, свой собственный пример. Не надо кого-то заставлять делать больше, чем ты, собственно, сам-то делаешь. Еще тоже такой важный момент. И вообще, в принципе, на примере обычно все это и делается. Видят тебя и стараются там как-то, даже подсознательно там втягиваться и тянуться. Если ты знаешь, что вот это от этого, а вот это вот от этого, у тебя структура такая, знаете, как вот в компьютере операционная система: вот если она нормальная, то все остальное работает нормально, если она глючная, то все остальное будет глючить. А что такое операционная система? Она просто перераспределяет, показывает всякие там выходы, я не программист, мне сложно сказать, но она осуществляет как бы анализ, да, вот всего. Анализ. Не чувствует она ничего, она просто анализирует правильно. 

А. Митрофанова 

– А давайте вот на конкретном примере.  

М. Хасьминский 

– Давайте. 

А. Митрофанова 

– Я думаю, многим родителям знакома история, когда дети в соцсети ходят там в разные и в разных группах состоят, и эти группы совершенно опять же разного содержания, зачастую проконтролировать – это уже постфактум оказывается, что родители не проконтролировали, в какой группе состоял их ребенок. А группы могут быть очень разные, и с трагическими последствиями для ребенка и для всей семьи. И почему дети туда идут? Один из ответов на этот вопрос: потому что им чего-то не хватает в семье. Вот вы как кризисный психолог, что можете сказать, чего им может не хватать или наоборот чего-то переизбыток, от чего они туда бегут? 

М. Хасьминский 

– Слушайте, всем чего-то не хватает всегда. Ну, во-первых, это уже форма общения. К сожалению, примитивизированная, конечно, форма... 

А. Митрофанова 

– Вы имеете в виду общение в соцсетях.  

М. Хасьминский. 

– Ну вообще форма общения. 

А. Митрофанова 

– Но есть соцсети с радикальным содержанием, скажем так, вот я конкретизирую. 

М. Хасьминский 

– Понятно. Раньше мы говорили по телефону все там, нормально, нам хватало, а теперь вот так вот, к сожалению, это происходит. Ну не знаю, к сожалению, к счастью. А вот эти деструктивные группы, их же специально, по большому счету, напихивают, вот ну интернет-сообщества различные, в надежде вот, знаете, как рыбу ловят: одного на манку, ну одну рыбку поймают, другого на червячка, третьего на опарыша, ну и так далее. То есть любой деструктив вбрасывая, как бы к нему подтягиваются те, ну кому это как-то в какой-то степени когерентно, да, а дальше начинаются манипуляции этими детьми. Дети, они наиболее уязвимые, интеллект детей ниже, чем интеллект тех манипуляторов, которые этим системно, так сказать, занимаются. По одной, кстати, и той же технологии все вот эти группы деструктивные действуют.  

А. Митрофанова 

– А зачем это манипуляторам-то? Меня всегда это интересовало.  

М. Хасьминский 

– По многим причинам. Давайте, я вам скажу. Если вам интересно вообще, почему это все делается, я вам скажу. Первая и очень простая. Все-таки страна у нас обладает достаточным количеством ресурсов различных, неважно там, форма собственности и так далее, да, всегда есть те, кто хотят забрать. Ну сейчас забрать это сложно, потому что как бы все-таки армия и все такое прочее. Поэтому ждать, пока мальчик 12 лет, и ну сейчас легко им проманипулировать и сделать то, что ты хочешь и вообще вывести его из игры, например, да, какой-то деструктивной историей. А потом он вырастет, ему будет 18 лет, он закончит какое-нибудь потом танковое училище, и сколько будет денег-то стоить с ним справиться? Это сейчас две копейки. А потом девочка родит десять детей, и она сама горло перегрызет за этих детей кому угодно. А вот сейчас ее вывести из игры очень просто. Это первое как бы, такое простое, в общем-то, объяснение. Второе объяснение – то что это тестирование информационного оружия. Вот сначала вбрасывают какой-то (ну вот если про «китов» все, наверное, помнят) и смотрят просто: а сколько клюнуло на это? Ну, например, один процент, примерно. Ага, хорошо, то есть этим можно управлять. Вбрасывают следующее – ноль пять процентов. Хорошо. И такие пулы делают, вокруг которых можно вот как бы это развивать. Это управляемые люди, управляемые тем, кто управляет самой технологией. Они этого могут не осознавать, они могут думать, что они выбирают своих лидеров, но на самом деле выбирают не они. Второе объяснение. А третье, например, объяснение вот по поводу «китов», прозвучало от одного очень уважаемого мной священника, который сам силовик. Он говорит: почему вам непонятно, что это делается? Смотрите, никто не доводит же до суицида онкобольных, хотя в принципе это просто. Никто там людей в разводе не трогает, слава Богу. А именно детей. А почему детей? А потому что жертва диаволу нужна – не онкобольные старушки, а дети. Тоже, в общем-то, наверное, имеет место быть. А хотя доказать это ничего невозможно, я скажу, по какой причине. Мы видим весь контент, который вбрасывается, он очень хорошего и качественного содержания – это на коленке не делается, это вот реально деньги туда вкладываются. И никто же не будет вкладывать деньги, если не хочет получить соответствующего там выхлопа, ну вот это так и есть. А когда концы, а концы почему-то все уходят куда-то, не в нашу страну концами. То есть здесь сложно сказать, показать пальцем на кого-то, то есть это есть технологии, которыми воздействуют на детей. 

К. Мацан 

– Михаил Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии, член Общественного совета Федеральной службы исполнения наказаний, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну исходя из того, что вы говорите, можно сделать вывод, что если ребенок в эти вот сети попал, заинтересовался, стал что-то там читать, постить или переписываться, то в принципе уже поздно. 

М. Хасьминский 

– Нет. Знаете, я вам скажу, вот сейчас мы видим с вами в студии, здесь миллионы всяких бактерий летают, понимаете. Ну я так все-таки надеюсь, что нам с вами все-таки ничего не будет из-за этого, потому что у нас есть иммунитет. Вот человек делает только то вообще, ну к чему он склонен из-за своего мировоззрения. Вот если вы видите абсолютный деструктив в интернете, вот вам, Константин, и вам, Алла, понимаете, это будет совершенно неинтересно, вы закроете просто эту страницу и дальше пойдете. Просто это зараза, которая не пристанет. Вот если у ребенка это есть, то он не будет склонен к подобным деструктивным действиям. 

К. Мацан 

– Так я про это и спрашиваю. Получается, если повезло родителям воспитать ребенка уже таким... 

А. Митрофанова 

– С иммунитетом. 

К. Мацан 

– Тогда есть шанс, что он не заразится. А если родители, ну скажем совсем так вот просто, лапидарно, в детстве ребенка были семьи нецерковные, воцерковились позже, пришли к этим ценностями позже, а ребенок уже подрос, уже подросток, уже воспитался так, как воспитался – то значит, пиши пропало, если такая опасность перед ним встанет? 

М. Хасьминский 

– К сожалению, давайте я вам скажу, ну это печальная, конечно, нота, на которой придется, может, заканчивать... 

К. Мацан 

– Нет, мы еще успеем вывести на позитив какой-нибудь. 

М. Хасьминский 

– Ну, к сожалению, так оно и есть, потому что если уже ребенок начал колоться – ну я, к примеру говорю, и стал наркоманом, то уже, к сожалению, да, поздно уже что-то делать. 

К. Мацан 

– Нет, ну почему. Люди, которые занимаются реабилитацией говорят, что все равно же есть шанс. 

М. Хасьминский 

– Шансы есть, но они... 

К. Мацан 

– А если употреблял меньше года, то есть шанс полностью восстановиться. 

М. Хасьминский 

– Весьма маленький шанс, к сожалению. Шансы маленькие. Очень маленькие. Смотря, что употреблял, во-первых... 

К. Мацан 

– Нет, ну это метафора да.  

М. Хасьминский 

– Ну это не будем прямо сейчас обсуждать. 

К. Мацан 

– Продолжать тогда будет страдать. 

М. Хасьминский 

– Да. Но это уже мало шансов. Если ребенок с детства уже был игроманом, если он играл в игры вот с этим безумным количеством кровищи, если он сейчас уже сидит только в шутерах и не выходит на улицу, потому что он боится, что люди на него посмотрят, и вот эту корону его, так сказать, она упадет, скажут, что он голый, и вот он сидит у компьютера и будет, наверное, продолжать сидеть. И он мировоззрение свое не поменяет только по одной простой причине – потому что он себя считает, ощущает пупом земли. А это уже да, это уже запущенный, очень печальный вариант, что я вот, например, не знаю, как таким людям вот уже практически помочь. 

А. Митрофанова 

– Будучи кризисным психологом, вы не знаете, как? 

М. Хасьминский 

– Будучи кризисным психологом, ну я вообще не знаю, как можно помочь вылечить паллиативных больных, понимаете. Вот как бы там ни было это печально, но этого никто не знает, в том числе в медицине, например, понимаете. То есть лучше не запускать. Лучше вот как раз вот та самая профилактика первичная, о которой мы говорили в первой, второй и третьей частях. Лучше сформировать мировоззрение у ребенка традиционное, чем потом заниматься, знаете, по вот этой цитате, что если ты не говоришь с ребенком о Боге, то потом ты будешь с Богом говорить о ребенке. 

А. Митрофанова 

– Ну одно другому не мешает, мне кажется. Любой родитель, если он себя как-то понимает вот в этой вертикальной тоже, да, системе, в этом измерении вертикальном, в присутствии Бога, он, естественно, с Богом о своем ребенке говорит. 

К. Мацан 

– Нет, а я эту цитату слышал просто обычно в другом как раз таки варианте. Вы ее так повернули, обострили в сторону пессимизма, что называется: если не поговорил с ребенком о Боге, то потом придется, значит, отмаливать и уже к молитве прибегать как к последнему средству, и говорить с Богом о ребенке. А я от многих родителей слышу и духовников, что как раз таки можете не особенно усердствовать в разговорах с ребенком о Боге, потому что разговоры ничего не дают, по большому счету. А вот разговаривать с Богом о ребенке – молитва дает очень много. И это не «или – или», а это вопрос как бы, куда направлять усилия. И родители как-то обычно говорят, что чем больше усилий направлено именно на разговор с Богом, на молитву о детях, при всех остальных необходимых воспитательных вещах, дает больше эффекта, чем просто разговаривать и талдычить ребенку о Боге. 

М. Хасьминский 

– Мы сегодня говорили уже об этом, конечно, не будем, я думаю, углубляться. Я эту цитату слышал так, как я сказал. Но интересно было бы узнать на самом деле первоисточник и как там об этом сказано. Я, естественно, не против другого, естественно, об одном и том же все говорим. 

К. Мацан 

– Да, понятно. 

М. Хасьминский 

– Просто говорим о том, что первичная профилактика. Вот знаете как, я это услышал буквально вот три дня назад от главного уролога нашей страны, совершенно такого, знаете, замечательного человека, директора института урологии. Он сказал, чтобы бороться с плесенью – есть масса всяких, соответственно, средств, вот вы, наверное, их там знаете. Но на самом деле чтобы победить плесень, надо бороться с сыростью, понимаете. Вот тогда ее, соответственно, можно будет победить. 

А. Митрофанова 

– Ну да, лечить причину, а не симптомы. 

М. Хасьминский 

– Цитата от Олега Ивановича Аполихина. Вот да, причина, а не симптомы. Вот, собственно, к этому надо, наверное, и призвать наших радиослушателей, кто это вот все слышит. И, может быть, отдельно посвятить действительно уже технологиям этих всех воспитательных воздействий. Но надо пригласить еще, на мой взгляд, ярких, интересных детских психологов, которые прямо конкретно все могут рассказать, вот прям от и до. Ну я это тоже знаю, но как бы все равно у нас ограничено же время. 

А. Митрофанова 

– Я думаю, что если резюмировать нашу с вами сегодняшнюю встречу и пытаться ну как-то вот основные моменты беседы обозначить: для того, чтобы вот, парадоксальным образом, ребенок не искал себе утешения в деструктивных социальных группах, важно, чтобы он все-таки был не эгоистом, а был максимально вписан в жизнь семьи. А для этого, вот кому-то это может показаться парадоксом, на самом деле, наверное, внутренняя логика в этом есть, как важна иерархия внутри семьи, взаимоуважение между родителями. Правильно я делаю вывод такой? 

М. Хасьминский 

– Конечно, очень правильный. Да, и насколько важно понимание, именно рациональное понимание традиционных ценностей еще при этом, да, то есть вот как фундамент. 

А. Митрофанова 

– Ну сложно с этим, понимаете. Как вы сами говорите, вот на три поколения хватило этого запала оставшегося традиционного общества, сейчас-то...  

М. Хасьминский 

– Нет, я сказал не про общество, я сказал: почему тебе это нужно, чем ценна твоя жизнь, в чем смысл жизни в религиозном понятии. Потому что в другом, честно говоря, все равно ничего не получается, когда действительно доходит вот до дела. Но это тема, наверное, отдельного разговора. То есть когда человек структурирован, когда он может ответить на вопросы бытия, вот в этом четком совершенно, понятном, религиозном, в частности там, православной системе, вот когда есть вот эта информация... 

А. Митрофанова 

– Я правильно понимаю, что не бояться говорить с детьми о смысле жизни, например? 

М. Хасьминский 

– И об этом тоже. Не бояться, но об этом надо знать тоже, как говорить. Мы сегодня это вряд ли обсудим, потому что тема отдельной вот, наверное, так передачи большой. Говорить о смысле жизни, вообще о смыслах: о смысле страданий, о смысле созидания, да, почему надо именно созидать, о смысле жертвенности – вот это все то, что в принципе безрелигиозно объяснить практически будет невозможно. И вот когда это вот у него есть в базе, вот в фундаменте, он тогда из этого фундамента в нужный момент, так сказать, найдет вот, как на него опереться.  

К. Мацан 

– Ну все-таки, видимо, не только говорить с детьми обо всем этом, а ну родителям в первую очередь к самим себе обращать вопросы. И, ну как вы сказали, это просто, наверное, важно подчеркнуть, примером и собственным действием являть эти смыслы жизни... 

М. Хасьминский 

– Конечно. 

К. Мацан 

– Смыслы бытия, эту структурированность в самом себе. И тогда вот рассказывать о ней будет уже просто не нужно. 

М. Хасьминский 

– Ну конечно, если ты подходишь к ребенку, говоришь: «Сынок, курить нельзя», – а сам с сигаретой – понимаете, ну это конечно, вряд ли будет чем-то пользоваться. И вообще вот тема, очень важная тема, об этом тоже мало кто думает. Вот я спросил однажды учителей: вот вы понимаете, что ваши дети будут вас хоронить? Вот вы понимаете, что вам надо что-то сделать вот в их основу, чтобы они потом не стали невротиками после вашей смерти там, чтобы они потом не стали алкоголиками и так далее. Вот на что-то они должны будут опереться. А на что? И вот кроме, по сути, религиозного, не на что, понимаете, если тема идет там о смерти. Даже вот в таких вещах все равно человеку нужно что-то опираться. И вот это наша первая задача – рационально это все подвести, чтобы это ребенок понял.  

К. Мацан 

– Задача серьезная, отправляемся ее выполнять. Напомню, сегодня в «Светлом вечере» с нами и с вами был Михаил Хасьминский, руководитель Центра кризисной психологии, член Общественного совета Федеральной службы исполнения наказаний. Мы говорили о том, зачем ребенку вера, и как сделать так, чтобы это не было для него пустым звуком. Алла Митрофанова, я Константин Мацан. До свидания. 

А. Митрофанова 

– До свидания.  

М. Хасьминский 

– До свидания.