У нас в гостях был настоятель храма Всемилостивого Спаса бывшего Скорбящинского монастыря, руководитель интернет-проекта "Непридуманные рассказы о войне" протоиерей Александр Ильяшенко.
9-го мая, в День Победы мы говорили о Великой Отечественной Войне, о подвиге воинов и о проекте "Непридуманные рассказы о войне".
____________________________________________________
Л. Горская
— Христос Воскресе! «Светлый вечер» на радио ВЕРА. В эфире с Вами Лиза Горская. И сегодня у нас в гостях протоиерей Александр Ильяшенко, настоятель храма Всемилостивого Спаса бывшего Скорбященского монастыря, и руководитель Интернет-проекта «Непридуманные рассказы о войне». Здравствуйте.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Христос Воскресе, дорогие радиослушатели! Здравствуйте!
Л. Горская
— Воистину Воскресе! Сегодня у нас Праздников Праздник продолжается и День Победы — тоже праздник. И для многих эти два праздника созвучны.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Это очевидно, потому что в 1945 году праздник Пасхи практически совпал с Днём Победы. 6-го числа в 1945 году, в воскресный день, была Пасха, а 9-го, даже 8-го, подписали акт о капитуляции Германии. Просто из-за разницы во времени среднеевропейской в Москве мы празднуем 9-го, хотя подписывали 8-го.
Л. Горская
— Такой распространённый образ Дня Победы — это «праздник со слезами на глазах». В этом же тоже есть что-то пасхальное, да? Вот это торжество жизни над смертью, которое далось очень горькой и дорогой ценой.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Во-первых, конечно, народ ликовал в 1945 году, и до сих пор для нас это является таким торжественным днём, очень значительным днём. Но «праздник со слезами на глазах» — от того, что Победа была куплена исключительно дорогой ценой, за которую заплатил русский народ, как говорили, как говорится в песне, «мы за ценой не постоим». Настолько необходимо было вырвать эту Победу, потому что вопрос стоял — «или — или». Или наш народ, русский народ. Я под словом «русский» понимаю расширительно далеко, совершенно не в этническом смысле, а для тех, кто считает Россию Родиной, и для кого она настолько дорога, что готов её защищать. Так вот наш народ заплатил за Победу исключительно дорогой ценой, потому что или поражение в этой войне грозило ему полным уничтожением и исчезновением с исторической арены, или же, слава Богу, мы продолжаем жить благодаря подвигу наших совсем недавних предков.
Л. Горская
— А вот этот проект — «Непридуманные рассказы о войне» — как он возник? Как вот идея сама возникла? Потому что много проектов и в Интернете, и, как говорят, «оффлайн», посвящённых и войне, и Победе. Вот зачем ещё один и чем он отличается? В чём уникальность его?
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ну, я бы не сказал, что «ещё один», потому что он возник более 10 лет назад, когда было не так много подобных проектов. И слава Богу, что возникают новые проекты, мы друг друга дополняем, и тема неисчерпаемая. Поэтому тут можно только приветствовать, что не угасает интерес к этой столь значительной теме.
Наш проект, можно сказать, имеет родоначальником покойного протоиерея, профессора, доктора геолого-минералогических наук Глеба Коляды, который рядовым прошёл всю Великую Отечественную войну. Я подчёркиваю — рядовым, хотя впоследствии он защитил докторскую диссертацию. Потому что он категорически не хотел соединять свою судьбу со службой в Вооруженных силах, он хотел заниматься наукой, чему и посвятил свою жизнь. Но когда вот грянул час испытаний, для него сомнений не было, он был призван в армию и доблестно воевал в течение всей войны, и даже имел ордена, которые, как правило, дают офицерам, рядовому солдату не дают. А благодаря своему и мужеству, и хладнокровию, и таланту, он в трудных условиях вёл себя исключительно достойно, так что вот был удостоен офицерских наград.
Л. Горская
— Давайте поговорим о проекте «Непридуманные рассказы о войне».
Протоиерей А. Ильяшенко
— И вот отец Глеб сказал, что очень важно на войну смотреть глазами её рядовых участников — не командующих, не штабных работников, которые в кабинетах или штабах войну видели через стереотрубу, а тех, кто был непосредственно и кто врага видел лицом к лицу. И вот наш проект имеет своей отличительной особенностью то, что мы собираем свидетельства не только наших соотечественников, но и наших прямых врагов, то есть немцев и всех, кто воевал на стороне Германии, а также и тех, кто когда-то назывался нашими союзниками — то есть англо-американцы, французы и так далее. И в результате получается исключительно рельефная картина. Видно, насколько героически, действительно героически... Вот у нас многие слова стали замыленными. Вот «героический подвиг советского народа», и вот все эти слова повторяют, они совершенно справедливые. Но когда справедливое утверждение повторяешь без конца...
Л. Горская
— ...оно теряет смысл.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Да, оно обесценивается. Так вот и когда читаешь воспоминания наших бойцов и солдат западного мира, поражаешься, насколько удивительно высокий, одухотворённый, самоотверженный подвиг наших соотечественников, наших совсем недавних предков. Насколько в тяжелейших условиях они не сдавались, не ломались, хотя в этих нечеловеческих условиях выдержать было исключительно трудно. Причём, нужно подчеркнуть, что наши бойцы находились как бы под двойным прессингом — с одной стороны, искусный, опытный и беспощадный враг, а с другой стороны — свои политорганы, которые за малейшую оплошность готовы были карать вплоть до высшей меры наказания.
Л. Горская
— Мы про заградотряды сейчас не говорим, или про них тоже говорим?
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ну, они, заградотряды, играли совсем не такую большую роль, как им приписывают это...
Л. Горская
— Ну, они локально появились и во времени, да, и в пространстве.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Заметьте, что... если Вы читали приказ № 227, подписанный Сталиным, но, видимо, составлен он был не им, может быть, отредактирован... Это очень интересный и значительный документ. Он опубликован в Интернете, с ним можно ознакомиться. На меня он произвел сильное впечатление именно своим спокойным, доверительным, можно сказать, равноправным участием в разговоре — вот главнокомандующий обращается к своим солдатам с уважением. Так вот Сталин там говорит, что немцы, чтобы сдержать панику в своих войсках, ввели заградотряды. «Вот мы можем поучиться у наших врагов. Давайте мы тоже их введём». Заметьте, мы были не первыми.
Так что у нас подчас очень односторонний подход к событиям, а они гораздо сложнее, чем кажется и чем сложилось у нас под впечатлением нашей многолетней однобокой и далеко не удачной, на мой взгляд, пропаганды. И речь идёт не о пропаганде, а о поиске исторической правды. Путь, который указал отец Глеб, оказывается очень конструктивным, потому что если смотреть на события глазами их непосредственных участников, причём, многочисленных (они друг друга дополняют, друг друга, может быть, в чём-то уточняют — легче становится отбирать правдивые показания от идеологизированных или отредактированных), то получается очень и очень яркая картина, которую ни из учебника, ни из монографий, ни даже из воспоминаний выдающихся полководцев не получишь. Это всё равно некий, пусть с очень высокого поста, но в чём-то взгляд пусть масштабного человека, но война это настолько масштабное явление, что даже взгляд выдающегося человека не описывает, далеко не описывает её исчерпывающим образом. И, мне кажется, нужно как-то осознать, что это явление может быть космического масштаба, и нельзя сказать, что я его понял, осознал, разобрался. Это явление, которое нужно изучать и искать какие-то, пусть промежуточные, ответы на серьёзные вопросы, которые ставят перед нами история и жизнь. Вот на этом пути мы можем приблизиться к формированию, в какой-то мере, объективного научного знания об этом выдающемся событии мировой истории.
Л. Горская
— Напомню нашим радиослушателям, что на радио ВЕРА «Светлый вечер», и с Вами его проводят Лиза Горская и протоиерей Александр Ильяшенко. Мы говорим о проекте «Непридуманные рассказы о войне», и, может быть, отец Александр, я попрошу Вас рассказать историю, которая Вас впечатлила больше всего, хотя сложно, наверное, из такого количества выделить...
Протоиерей А. Ильяшенко
— Да, это действительно трудно выделить. И все эти предпочтения носят или субъективный характер, или просто что-то запомнилось, а что-то почему-то в память не врезалось, хотя столь же достойно. Но вот мне сейчас вспомнился рассказ, который мы взяли у очень известного человека — Артёма Драпкина. Он собирал рассказы у непосредственных участников, из первых уст — у летчиков, танкистов, артиллеристов. Просто у него объём грандиозный. И вот он беседовал с однополчанином (к сожалению, моя память меня подводит, я забыл его фамилию), который рассказывал о своём однополчанине Павле Комозине. Вот очень интересный, своеобразный профессиональный жаргон. Например, он говорит не «ускорился» или «добавил газу», а «разогнал скорость». Вот Пашу Комозина направили в полёт с разведывательными целями. Он пролетел над Крымом, над известными базами, повернул уже на обратный курс. Но надо подчеркнуть, что это было 31 декабря 1943 года. И, оказывается, у Паши было исключительно острое зрение. Он видел так далеко, что его собратья только через какое-то время, когда приближались на более близкое расстояние, могли разглядеть, а он видел очень издалека. И вот он видит, что над аэродромом летают истребители, очевидно, ожидая какой-то самолет, который нужно эскортировать. Значит, там важные персоны. Он мгновенно соображает, разгоняет скорость, и когда этот транспортный самолёт отрывается от земли, он оказывается на нужном расстоянии, немецкий истребитель не успевает среагировать, а он из всего бытового оружия (тогда уже были авиационные пушки) бьёт по этому самолёту, взрывы разворачивают фюзеляж, и самолет, полностью заправленный, только на взлете, падает вниз, взрывается, и погибают все, кого он перевозил. Паша летит на базу. Повторяю, за ним не успевают — догнать и среагировать даже. Посылает радиограмму о том, что он задание выполнил, более того, сбил немецкий транспортный самолёт. Немцы радиограмму перехватывают и запоминают его позывные.
Он возвращается на аэродром, и оказывается, что он сбил самолёт, который перевозил представителей ставки. Это генералы и высшие офицеры Генштаба, которые прилетели награждать офицеров в связи с Новым годом. И человек 10-15 он отправил на тот свет. В Германии траур, и Гитлер объявляет этого лётчика своим личным врагом.
Л. Горская
— С позывными?
Протоиерей А. Ильяшенко
— Да. И за ним начинается охота. Его вызывает командующий армией Вершинин и говорит: «Слушай, я, конечно, тебе приказать не могу, но я б тебе советовал недельку-другую посидеть на земле, потому что немцы вызвали из лётной школы известного аса по фамилии Граф, чтобы он тебя сбил». А Паша отвечает: «Почему это Граф меня должен сбивать, а не я его?»
И вот они начинают друг за другом охотиться. Граф охотится за Пашей, а Паша охотится за Графом. И вот Паша благодаря своему острому зрению видит, что где-то там дежурит немецкий истребитель, понимает, что это Граф. Уж как-то там — интуицией или, может быть, тоже радио слушает, позывные (хотя, наверное, всё было строго засекречено — в общем, наверное, интуиция его не подвела), и использует приём, который использовали немцы: он как бы делает такой вялый манёвр, демонстрируя свою невысокую летную подготовку. Немцы ловили наших летчиков на это, а он поймал Графа. Вот Граф за ним пикирует, думая, что он его не видит, приближается на расстояние выстрела — это не более 100 метров, иначе не попадёшь. Вот это всё — на уровне интуиции, тут даже не десятые, наверное, сотые секунды решают дело. Вот когда Граф приближается к моменту, когда он сейчас откроет огонь, Паша вдруг сбрасывает скорость, выключает двигатель. Самолёт тормозит и проваливается вниз. Исчезает из прицелов, потому что Граф пристально смотрит в прицел. Значит, если что-то неожиданное, нужно набрать высоту. Граф уходит вверх. А наверху ждут Пашины ведомые — они уже договорились. Граф видит ведомых, уходит вниз...
Л. Горская
— Ведомые — это?..
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ведомые — это те, кто идут позади Паши. Но, как он с ними договорился, чтобы они шли на несколько сантиметров выше. Их не видно, поскольку они выше, но когда Граф поднимается, скорость он теряет, они на него набрасываются. Чтобы от них увернуться, Граф уходит вниз. А тут его Паша ждёт. Он уже врубил свой двигатель на полную мощность. Граф идёт вниз, а Паша — чуть сзади и даёт очередь, попадает в его самолёт. Граф остался жив, выпрыгнул с парашютом, приземлился благополучно, и его отправили обратно в тур, потому что такие люди — это национальное достояние. Ну, не получилось — и не получилось.
Вот Паша Комозин превзошёл этого одного из супер-асов Люфтваффе. Вот такой вот очень красочный и в чём-то забавный рассказ.
Ну вот для меня эти рассказы радикальным образом изменили представление о войне. Вот мальчишкой я очень интересовался, я это хорошо помню. А потом, вследствие вот той односторонней советской пропаганды, которая просто долдонила одно и то же и навязывала, у меня возникло на много лет отторжение от этой темы. Просто вот как-то даже...
Л. Горская
— Почему? Дух противоречия или что?
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ну, возможно. Вполне возможно. И потом, это какая-то неправда, когда всё односторонне — вот «мы молодцы, мы победили»... Безусловно, мы молодцы, и, безусловно, мы победили. Но только вот как, почему? Вот не потому, что мы советские люди. Совсем не поэтому. Не потому, что у нас самый справедливый социалистический строй, не потому, что у нас коммунистическая партия, а потому, что вот русский человек — это совершенно уникальный человек, это что-то поразительное.
Ну, для того, чтобы понять вообще многообразие, нужно ознакомиться со многими-многими документами.
Повторяю: потрясающим фоном являются воспоминания людей западного мира. Ну, например, вспоминает английский капитан противолодочного корабля. Он своими глубинными бомбами вынудил немецкую подводную лодку всплыть, иначе ей грозила гибель. Она в пределах прямой видимости, его охотник за подводными лодками открывает огонь из всех боковых систем, чтобы её утопить. Команда понимает, что лодка обречена, и выбрасывается за борт, надев спасательные жилеты. Плавает вокруг своей подводной лодки. Тот, отстрелявши, разворачивается и уходит сопровождать конвой — он должен обеспечивать безопасность транспортных судов. То есть, вопреки существующему морскому законодательству, он оставляет людей погибать в холодных водах Атлантики. Вот полагается спасти команду, даже вражеского корабля. Но оказалось, что её спасать и не нужно, потому что ни разу англичане не попали в эту подводную лодку. Одного снаряда достаточно, чтобы она утонула, а они ни разу не попали, он не проверил. Он ушёл — команда поплавала. Он ушёл, лодка цела, забрались обратно в лодку и ушли!
Л. Горская
— Слава Богу.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Просто потрясающе. Просто потрясающе. Понимаете, вот так вот воевали англичане. И от первого лица — это не капитан немецкой подводной лодки, а капитан английского сторожевика. От первого лица он пишет. Вот такое бесчеловечное отношение к врагу и абсолютно непрофессиональн
Л. Горская
— Ну, может быть, это частный случай, и не стоит это так обобщать, потому что недобросовестные и непрофессиональн
Протоиерей А. Ильяшенко
— Нет-нет-нет, он вовсе не является недобросовестным — он считал, что он выполнил свой долг, он его выполнял, он не халтурил. Но оказывается, что, вопреки своему намерению, он его, этот долг, выполнял халтурно. В том-то и дело, что когда это одно свидетельство, конечно, обобщать нельзя. Но таких рассказов много.
Л. Горская
— Может быть, это про то, что русским людям как-то особенно свойственны самоотверженност
Протоиерей А. Ильяшенко
— Правильно, правильно, правильно! Вот именно об этом и речь. И вот это в этих воспоминаниях, ещё раз подчеркиваю, на фоне вот такого совершенно для нас странного отношения — это настолько контрастно, настолько очевидно и настолько, действительно, это полноценный, очень высокий подвиг. Жертвовать собой, не думая о том, что ты жертвуешь.
Л. Горская
— Причём, подвиг массовый, что особенно впечатляет, удивляет и поражает.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Да, вот все считали, что это нормально. И благодаря вот этому такому спокойному подвигу — не то, что, там, фанфары какие-то... Опять-таки, эта пропаганда, которая начинала прославлять, может быть, неумеренно и, по крайней мере, неумно, тех, кто, вовсе не стремился ни к каким похвалам, ни к каким прославлениям, а совершал свой тихий, незаметный великий подвиг. Он вдвойне великий, что, как известно, на миру и смерть красна, а когда ты, так сказать, в одиночку, и никто тебя не похвалит, а ты вопреки всё равно делаешь своё дело, и делаешь так, что лучше его и не сделаешь, вот это вызывает действительно глубочайшее уважение и, более того, восхищение.
Л. Горская
— «Светлый вечер» на радио ВЕРА. Мы говорим о великом празднике, о Великой Победе. Оставайтесь с нами, мы вернёмся через минуту.
В этот праздничный день на радио ВЕРА «Светлый вечер». С Вами в студии Лиза Горская и протоиерей Александр Ильяшенко, настоятель храма Всемилостивого Спаса, бывшего Скорбященского монастыря, и руководитель Интернет-проекта «Непридуманные рассказы о войне». Вы можете без труда найти этот портал в Интернете, набрав соответствующие слова «непридуманные рассказы о войне» в поисковой строке, или это сайт http://world-war.ru. Ну, я думаю, ни у кого с этим проблем не должно возникнуть.
Я хотела поговорить с вами подробнее о штампах, наверное... А может быть, и не хочется говорить о штампах и пропаганде...
Протоиерей А. Ильяшенко
— Нет, о штампах не нужно. Зачем? Во-первых, все с ними сталкивались, во-вторых, мне кажется, не стоит тратить время на то, чтобы полемизировать с этой как бы уже устаревшей советской пропагандой. К сожалению, её плоды мы продолжаем пожинать. К сожалению, мне кажется, ещё не произнесено как бы объективное слово об этом потрясающем событии. Повторяю, оно какого-то такого космического масштаба. Это действительно мировая война, и когда столкнулись духовные силы — не только физические, не только материальные, не только государственные силы, но вот фашизм — это действительно сила тёмная, которая стремилась вырвать мир из как бы такой... из христианского русла истории.
Л. Горская
— Но Советский Союз в полном смысле не был христианской державой в тот момент. Ну объясните.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Понимаете ли, нельзя путать государственный строй и народ, который живёт при этом государственном строе. Это принципиальная разница.
Л. Горская
— Вот эта жертвенность, которая...
Протоиерей А. Ильяшенко
— При чём тут государство?
Л. Горская
— Это самоотвержение — это?..
Протоиерей А. Ильяшенко
— При чём тут?.. Но нужно отдать должное, что, вопреки массе недостатков, массе даже преступных решений, просто некомпетентности, советское руководство искало и нашло слова, с которыми обратиться к народу, слова, за которые народ пойдёт. И смогло найти и людей, которые могли привести народ к Победе. Ну, первый, кто вспоминается, это маршал Жуков, конечно.
Л. Горская
— Ну, он не один был такой.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Он не один, но он, во-первых, первый, и, во-вторых, из всех — более всех оклеветанный. История к нему наиболее несправедлива.
Л. Горская
— Можно, я небольшую ремарку сделаю, просто скажу про советский строй? Потому что я не то, чтобы какой-то советский человек, но в последнее время плевки в сторону всего советского стали настолько общим местом, а всё-таки хорошее тоже было — раз, но самое главное — для многих людей, наших с Вами соотечественников, Советский Союз дорог. И для них это часть их жизни, их судьбы, которая вызывает светлые воспоминания и светлые ассоциации. Понятно, что я, как Лиза, не забуду точно кровь миллионов людей, которые на руках этой власти, с одной стороны. Не хотелось бы сейчас какую-то полемику затевать. Просто говорится, что всё-таки это неоднозначно.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Это совершенно неоднозначно. И, ещё раз подчеркиваю, надо различать власть и народ. И народ сумел сохранить и в чём-то историческую преемственность. Известно, что у Сталина хватило такого политического здравого смысла обратиться к великим предкам — к Александру Невскому, Дмитрию Донскому, Александру Васильевичу Суворову и так далее. Это правильное решение. Нельзя мазать одной краской даже самых злодейских злодеев. Всё гораздо сложнее. И при этом были и бесчеловечные законы, и бесчеловечное отношение к своему народу, и сам народ. Вот народ, который так вот самоотверженно, жертвенно клал свою жизнь для того, чтобы жили мы с вами и могли рассуждать на эти темы совершенно спокойно. Известная, можно сказать, знаменитая песня — «А значит нам нужна одна Победа — одна на всех, мы за ценой не постоим», — вот зададим себе вопрос: кто имеет право говорить «Мы за ценой не постоим»? Мы с Вами, что ли? Нет. Государственные деятели? Это преступление. А вот самоотверженные солдаты, которые готовы были жертвовать всем... Больше своей жизни не мог человек отдать.
Л. Горская
— Не только солдаты.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ну, солдаты — в широком смысле. Солдат — это не рядовой, а и офицер, и генерал — это солдат. Это собирательное...
Л. Горская
— Ну, а добровольцы, которые своими телами танки останавливали? Кто это? Они не солдаты?
Протоиерей А. Ильяшенко
— Я говорю, что речь идёт о... Ну, пускай. Это в расширительном понимании. Вот русский человек — и, опять-таки, русский человек в расширительном понимании, вообще это не значит, что русской национальности... Так вот, эти люди, эти наши предки — это вот что-то феноменальное. Они не только могли так говорить — они так и поступали. И своими жизнями они отвечали — не чужими, а своими.
А у нас очень как-то легко — ах, коль за ценой не постоим, вот нам никого и не жалко. Нет, это не так — очень даже жалко. Столько людей полегло в землю совершенно напрасно из-за бездарного, непрофессионального, излишне жёсткого, если не сказать жестокого отношения к жизни рядового советского гражданина.
Л. Горская
— Хотела бы я Вас ещё спросить про какой-нибудь рассказ «с земли». Мы поговорили... Вы пересказали две военные истории — это про лётчика, про подводную лодку. А есть у Вас на сайте что-то из жизни обывателя в военных условиях?
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ну, мы собирали, прежде всего, воспоминания тех, кто сражался на передовой. Есть у нас, конечно, воспоминания о тех, кто был в тылу. Ну вот уже скончался Владимир Николаевич. Он мальчишкой оказался в эвакуации. Причём, в эвакуацию добраться было совсем нелегко. Тринадцати-четырнадцатилетний мальчишка принимал взрослые, уравновешенные и правильные решения, просто потрясающие. Он был вынужден работать на мясокомбинате. А поскольку это всё в тылу, запчастей там нет, ничего нет, отходы производства — понятно, какие это...
Л. Горская
— Рога, копыта?
Протоиерей А. Ильяшенко
— Нет, вот даже какие-то жидкие отходы — там, кровь, не кровь — я не знаю. Ну, в общем, вот разделываются туши, нужна вода, вот это всё промывается. И вот эти отходы — ну, это уже, понятно совсем нечистая вода. А стоки забивались. И вот он должен был откачивать эти отходы почти что вручную. Ясное дело, что это падает и на одежду, на его рабочую одежду. И вот он работал с утра до вечера, а потом бежал в Школу рабочей молодежи учиться. Так вот рядом с ним никто сидеть не хотел, потому что от него самого и от его одежды воняло так, что невозможно просто, а помыться негде было. И вот он вспоминает, что он со своим, по-моему, братишкой пошёл... В Сибири они были, далеко. В Сибири пошли по лесу погулять и вдруг слышат какой-то странный шум. Он — человек, наделённый тоже интуицией, и понимает, что если ты не можешь понять, что это за шум, то нужно смыться. И они были на берегу реки и быстренько переправились на островок, и вдруг увидели жуткую картину. По какой-то причине мириады крыс мигрировали.
Л. Горская
— Ужас!
Протоиерей А. Ильяшенко
— Они и медведя могут сожрать, вот эти чудовищные стада. Вот если бы они там чуть-чуть задержались, то эти крысы их сожрали бы. Вот они на островке переждали, пока это чудовищное полчище пройдёт, и благополучно вернулись домой. Вот в таких условиях жили простые советские люди. И искали радости жизни, и находили, и радовались, и жили полноценной трудовой, полной лишений, но радостной жизнью. Вот очень многому можем у них поучиться.
Л. Горская
— Я почему Вас спросила про рассказы простых людей? Я помню, что меня впечатлил в детстве рассказ... У меня обе бабушки были в Москве, когда началась война, Царствие им Небесное. Я очень сильно жалею, что подробно их не расспрашивала — я рано их потеряла, ну, как просто поздний ребёнок. И мало что запомнилось. Соответственно, у меня бабушка поехала в эвакуацию с папой, муж её пошёл и погиб в Вяземском котле, как, собственно, многие. Большинство московских добровольцев погибло в этих котлах во время обороны Москвы. Соответственно, другая бабушка осталась, не пошла в эвакуацию. Она была беременна моей мамой, и вот она беременная, 1941 год, муж её уехал — он руководил заводом, который был переквалифицирован в оборонный. Завод, как стратегический объект, эвакуировался, бабушка осталась. И вот она рассказывала, как было чудовищно в тот момент, когда было непонятно, оставлять Москву или нет. Но она не говорила никогда «солдаты», не говорила «армия», она всегда говорила «солдатики», с большой любовью. И она говорит: «Я как-то утром выхожу и вижу — солдатиков нет. И сколько их не было? Два дня в Москве. Или сколько? Чуть больше». И она говорила, что ничего чудовищнее она не испытывала в жизни. Вот эта неопределенность, этот пустой город, который покинула армия, а потом «солдатики» вернулись. И это для неё было как рассвет. Она говорит: «В этот момент я поняла, что всё будет хорошо».
Почему я сейчас про это говорю? Я этот рассказ вспомнила, когда Вы говорили про штампы и пропаганду. Я сейчас не буду говорить про советскую пропаганду. Я смотрела какой-то типа «документальный» фильм по НТВ недавно, никакого отношения к советской пропаганде не имеющий. Они говорили про битву за Москву, и вот в этот момент, когда армия вернулась в Москву, и который у меня в памяти зафиксирован как «солдатики вернулись» со слов бабушки, которая там была, на НТВ был прокомментирован примерно таким образом: «В город стальной поступью вернулась власть». Ну, то есть как что-то ужасное. И я хочу сказать, что в этот момент я поняла, что современное документальное творчество ничем не отличается в лучшую сторону от советской пропаганды, возможно.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Может быть, и в худшую. Но оно растёт из этой пропаганды. Потому что вот эта необъективная, идеологизированная пропаганда, повторяю, очень у многих выработала реакцию отторжения. И вот она проявляется. Тем более, что, может быть, кто-то её и подогревает, эту реакцию отторжения. Поэтому мы наблюдаем столь диаметрально противоположное отношение к этим великим событиям. Но вот мне кажется, оно строится на недостаточном знании материала.
Л. Горская
— По поводу материала — мы мечтаем Сергея Мироненко пригласить к нам в студию, именно поговорить с ним об этих документах, часть из которых рассекречена, часть из которых... И, кстати, они же сейчас — многие приказы, многие внутренние документы — в открытом доступе, можно ознакомиться и в архиве.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Понимаете ли, вот отношение к архивам и секретности тоже предмет очень вызывающий удивление и, я бы сказал прямо, нарекания. Спрашивается: а чего их секретить-то? Почему мы не рассекречиваем до сих пор многие документы, которые совершенно ярко и очень выпукло характеризуют эту сложнейшую эпоху? Это совершенно непонятно. Словно какое-то недоверие к своему собственному народу.
Л. Горская
— А это разве не законом регламентируется — что определённая категория документов автоматически имеет гриф секретности, который через определённый период с них снимается? Нет?
Протоиерей А. Ильяшенко
— Видите ли, недавно в Санкт-Петербурге была защищена докторская диссертация на тему «Генералитет и офицерский корпус Армии Комитета освобождения народов России». Это власовская организация, власовские генералы, власовские офицеры. Это явление сложнейшее, потому что многие из тех, кто встал под знамёна Власова, думали, что они сводят счёты с советской властью. Это, в первую очередь, относится к представителям белой эмиграции. Сам Власов и другие советские генералы и офицеры это, как правило — про всех, конечно, сказать нельзя, но, как правило — это просто предатели. По крайней мере, они принимали присягу трудовому народу. И присяга сказала, что «если я изменю этой присяге, пусть меня постигнет тяжёлая кара трудового народа». Он её принимал, и он изменил этой присяге. А присяга, которую принимали военнослужащие армии Комитета освобождения народов России, содержала такие слова: «Эта борьба ведётся под верховным командованием всех свободолюбивых народов — Адольфа Гитлера». То есть они принимали присягу лично Адольфу Гитлеру. Лично. Вот не трудовому народу, как присяга красноармейца. Так вот у диссертанта спрашивали: «Скажите, пожалуйста, а Вы использовали материалы вышедшего трехтомника «Наследственное дело генерала Власова и его сообщников»?» — «Нет, — говорит, — я не использовал». Видите ли, докторская диссертация, казалось бы, обобщающий труд, а он не использовал важнейший документ, важнейший. Вот я приобрёл, изучая просто чёрным по белому: они сами, подследственные, друг друга «закладывают», наперегонки. Они сообщают следствию то, чего оно знать не могло. «А вот товарищ Власов делал то-то и то-то!» или «товарищ такой-то делал то-то и то-то!» Он об этом не говорил, а вот если бы кто-то из этих подследственных не донес бы на него, так бы и не узнали, следствие бы не узнало. Они спешили друг друга... говорить всё, что они знают, в надежде, что когда следствие увидит, что с ним подследственные сотрудничают, им дадут какое-то смягчение приговора. Но, тем не менее, как предателей, их приговорили к высшей мере. Но в любой армии человек, изменивший своей присяге, приговаривается к высшей мере.
Л. Горская
— А сколько людей зря положили, приняв их за власовцев, в то время, как они власовцами не являлись!
Протоиерей А. Ильяшенко
— Именно... Ну, например, товарищ Власов имел законную жену, имел любовницу, а в Германии он женился на вдове эсэсовского офицера. То есть он был двоежёнцем. Он со своей женой не развелся, а в Германии женился. Но поскольку они оказались женами изменника Родины, то их арестовали, и они прошли не сколько лет, и совсем немало — пять-восемь лет — советских лагерей. И он это прекрасно знал. Он был знаком с советским законодательством, поскольку он был сам в 1937 году членом Военного трибунала. Вот он обрёк своих жён, ни в чём не повинных, на такие страдания.
Л. Горская
— В эфире радио ВЕРА, «Светлый вечер». И у нас в гостях протоиерей Александр Ильяшенко, руководитель Интернет-проекта «Непридуманные рассказы о войне».
Отец Александр, давайте о чём-нибудь светлом поговорим. Всё-таки праздник такой и Пасха!
Протоиерей А. Ильяшенко
— Вот Вы знаете ли, у меня есть несколько наблюдений, которые говорят о каких-то очень, может быть, таких ярких проявлениях человеческой психологии, но которые если не прочтёшь, то и не вычислишь. Вот вспоминает девушка — ну, тогда девушка-разведчица. Вот их группа была в разведпоиске, на обратном пути попала под обстрел, командира ранило, и она осталась с ним прикрывать, если там враги приблизятся. Остальная группа ушла в тыл за санитарами, за помощью. И вот пока они там, её саму ранило в ногу. И вот на снегу — зима, холодно, кровь течёт, больно, конечно, — и вот она около своего командира, подползают санитары и говорят: «Давай мы тебя заберем». — «Нет-нет, сначала командира». Командира — в тыл. Через некоторое время возвращаются за ней и её тоже в тыл, в медсанбат, на операционный стол. И санитар разрезает ее сапог. И тут, говорит, я заплакала. «Ты чего, — говорит, — дура, плачешь?» — «Да как же! — говорит. — Сапог вот на днях мне на заказ сделали, по размеру!» Понятно — кирзовые сапоги...
Л. Горская
— ...да ещё и по размеру.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Не мужские размеры, да. А тут вот она сделала заказ, а вот его разрезали. И вот тут вот она расплакалась.
Л. Горская
— Ногу было не так жалко.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ногу, там, рану, опасность — всё это она перетерпела, а вот сапог разрезали — вот она расплакалась. Ну потрясающая такая психологическая черта, такая яркая.
Или вот, слава Богу, он ещё жив, и дай Бог ещё многих лет жизни — Александр Александрович Ульянов. Он мальчишкой стал партизаном, в 11 лет. С 1941 по 1943 год он партизанил, пока его тяжело не ранили. И вот к 1943 году в Белоруссии уже возник целый партизанский край, где жили семьями не только партизаны, но и мирные жители. Спасаясь от немцев, уходили в леса, в болота, и немцам просто туда доступ был закрыт.
И вот этот Сан Саныч — вот так уважительно называли и взрослые даже — ходил на боевые задания, отправлял поезда под откос, минировал пути, подрывал, участвовал в перестрелках. Стреляли в него, он стрелял...
Л. Горская
— Ах вот откуда пошли эти мальчишеские игры, которые до сих пор существуют, — под поезда что-то подкладывать!
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ну, вот... Не думаю, что бы это так уж было связано...
Л. Горская
— Да наверняка связано! В войнушку-то играют до сих пор.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Возвращаясь с боевого задания, он ставил оружие, переодевался, а потом брал деревянный автомат и бежал с мальчишками играть в войну. Вот. Война — войной, а игра — по расписанию. Вот такая потрясающая детская психология. И вот эти люди, победители — вот их, к сожалению, совсем немного осталось, — у них вот такой духовный настрой — это победители. Это какой-то вот такой... Жизненная сила через край. Вот такая какая-то экспрессия очень хорошая, добрая, мужественная. Ничего сверхъестественного, что-то вот такое необыкновенное. Вот такая жизненная сила у них, хотя уже в преклонном возрасте, до сих пор. Потрясающе, просто потрясающе.
Л. Горская
— А что, на Ваш взгляд, главное в памяти о войне? Вот что самое ценное, что нужно сохранить и ни в коем случае не потерять?
Протоиерей А. Ильяшенко
— А мне кажется, нужно стремиться к исторической правде вопреки вот той скорлупе советской и антисоветской пропаганды, подчас бездарного такого политизированного изображения событий. Вот нужно искать — вот для меня собирание вот этих рассказов и послужило как бы такой переориентацией внутренней — искать историческую правду. Если найти какие-то ориентиры, то тогда Вас уже не обманешь, не подведёшь. Видно, где человек чего-то изобретает, а где человек пишет от души.
Л. Горская
— Насколько вообще реалистично обретение, даже в перспективе, какой-то объективной истории войны? Всё равно же это много-много-много всяких субъективных точек зрения, историй и прочих факторов.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Да, вопрос совершенно законный, и мне трудно ответить на этот вопрос. Но речь идёт о том, чтобы подход был историческим, научным и, по возможности, объективным. По возможности — потому что такое грандиозное явление один человек в полной мере охватить не может. Но лишь бы человек руководствовался стремлением к исторической правде, а не к исторической оригинальности. Вот если ты стремишься найти реальное зерно — то, что тогда было, — тогда тебя воспримут и скажут спасибо. Если ты ищешь жареные факты, их и без тебя напекли уже более, чем достаточно, и лучше не отнимать у своих читателей время, потому что им придется и время затратить, и затратить время на то, чтобы разобраться, что тебя в очередной раз облапошили.
Л. Горская
— Ну, это вопрос о том, как у нас всё устроено. Потому что если у тебя, как Вы сказали, историческая оригинальность и жареные факты, велики шансы на то, что ты издашь книжку, она будет раскуплена, и тебе будет на что жить. А если ты грызёшь гранит науки и крутишь там свою гаечку объективности, здравого смысла и исторического зерна, то ты герой и слава Богу, но что тебе будет что есть — не факт.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Думаю, что это не совсем правильно. Вот я над этой темой задумался и вот такое решение нашёл: для того, чтобы людям пудрить мозги, нужны, конечно, большие деньги. А правда сама себя оправдает. Если говоришь правду, это почувствуют. Это неощутимый чувствами звук, но видно, когда человек говорит тебе искренне и правдиво или когда он чего-то сочиняет. А тем более, когда... Конечно, для того, чтобы что-то понять, нужно, по возможности, собирать как можно более большой материал. И для этого нужно затратить много времени и усилий. Потому что если, допустим, будешь читать немецких генералов, то они очень дружно пишут, как плохо воевали наши соотечественники и как хорошо воевали сами немцы и наши западные, его прежние союзники. Более того, воспоминания немецких генералов подчас — это руководство, как надо воевать с Красной Армией. Значит, надо, что немецкие генералы писали с санкции, я думаю, преимущественно англичан, излагали английскую концепцию войны. Вот при таких условиях им разрешили публиковаться. Конечно, это их взгляд, во многом объективный, но вот во многом сознательно искажённый, сознательно. Так вот, для того, чтобы разобраться, конечно, нужно сравнить «и ваших, и наших».
Ну, например, была такая знаменитая Корсунь-Шевченко
Л. Горская
— Но он Керченский пролив пересёк, что...
Протоиерей А. Ильяшенко
— Это 1942 год, а Корсунь-Шевченко
Л. Горская
— Но просто до него только скифы это смогли сделать, я к этому.
Протоиерей А. Ильяшенко
— Ну, никто не говорит, что он бездарный генерал. Я говорю, что... Рисую картинку с двух сторон. Вот, значит, Гитлер его не понял, не оценил и отправил в отставку. А вот читаем маршала Конева, который действовал против Манштейна в Корсунь-Шевченковской операции. Вот он пишет, как он действовал, как он вычислил, что немцы главный удар — они его действительно нанесли вот с этого направления, и перебросил войска с одного стратегически важного места на ещё более важное место, и сумел парировать этот удар. И его Сталин представил к званию маршала, и маршал Жуков вручил ему маршальские погоны. Вот противоположный взгляд. Значит, Манштейн говорит, что он всех победил, но Гитлер его не понял и прогнал, а маршал Конев говорит, что вот как оно было. И вот когда сравниваешь, видно, и понимаешь даже мотивы поступков Гитлера. Значит, товарищ Манштейн все-таки... И книга называется «Утраченные победы». Значит, утратил победу. Не потому, что тебе Гитлер помешал, а потому что у тебя чего-то не хватило. А вот маршал Конев будущий, тогда еще генерал Конев, тебя переиграл. Оказалось, он просто вычислил. Это совсем не просто. Может быть, этот удар и был бы выигрышным, если бы Конев не принял совершенно неожиданное и нестандартное решение.
Л. Горская
— Отец Александр, вот Вы сказали, что правда сама себя оправдает, и у меня с тех пор висит вопрос: ну всегда ли это так? Вот Христос — Он же не стал себя оправдывать на суде.
Протоиерей А. Ильяшенко
— А мы все...
Л. Горская
— А Он — Солнце Правды.
Протоиерей А. Ильяшенко
— ...мы все страшно нетерпеливые. Мы хотим, чтобы результат был вчера. Вчера не будет. И сегодня не будет. Может быть, даже и завтра не будет. А вот послезавтра или спустя какое-то время — будет. Будет! Христос — это правда. Для многих это до сих пор не так, но мы-то знаем. Тогда это знали только 12 человек, ближайших учеников, и то вот они сомневались. А вот когда они увидели воскресшего Христа и уверовали, значит, сомнений нет. Значит, правда восторжествовала. И только кто не хочет её видеть, кто активно сопротивляется, — таких полно, конечно. Но это, замечу, всё-таки XXI век. Ну, может быть, с XVIII века такое активное противодействие христианства. Полторы тысячи лет христианство победно распространялось, преодолело сверхдержаву тогдашнего мира — Римскую империю, захватило практически весь цивилизованный мир. Ну, пусть границы его колебались... Создало величайшую культуру, величайшие достижения человеческого духа, человеческого разума, человеческой культуры, архитектуры, письменности — ну, я всего не перечислю. Иконопись, мозаика — пожалуйста. Просто вот... Это вершина Духа.
Другое дело, что не удержались на этой вершине и вот где-то несколько столетий назад начали терять высоту. Но правда себя проявилась. Просто её не хочет воспринимать тот, кто не хочет. Но если не хочет — не заставишь.
Л. Горская
— Дорогие радиослушатели! «Светлый вечер» на радио ВЕРА, и сегодня с Вами была Лиза Горская и протоиерей Александр Ильяшенко, настоятель храма Всемилостивого Спаса бывшего Скорбященского монастыря и руководитель Интернет-проекта «Непридуманные рассказы о войне», который я Вам всем советую почитать. Слава Богу, всё доступно. Всего доброго! Христос Воскрес!
Протоиерей А. Ильяшенко
— Воистину Воскресе! Спасибо, дорогие радиослушатели!
Деяния святых апостолов

Апостолы
Деян., 21 зач., VIII, 40 - IX, 19.

Комментирует епископ Переславский и Угличский Феоктист.
Здравствуйте! С вами епископ Переславский и Угличский Феоктист.
В мире немало преступников, негодяев, злодеев, да и просто дурных людей. Глядя на них, невозможно не задаться вопросом: а почему Бог позволяет им быть? Почему Бог не ограничивает то зло, которое они причиняют другим людям? Неужели Бог не в силах это сделать? Или, может, Бог попросту не видит? А, может, Бога и вовсе не существует? Ответы на эти вопросы нам даст та история, которая рассказана в 8-й и 9-й главах книги Деяний святых апостолов. Отрывок из этих глав звучит сегодня во время литургии в православных храмах. Давайте его послушаем.
Глава 8.
40 А Филипп оказался в Азоте и, проходя, благовествовал всем городам, пока пришел в Кесарию.
Глава 9.
1 Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа, пришел к первосвященнику
2 и выпросил у него письма в Дамаск к синагогам, чтобы, кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим.
3 Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба.
4 Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?
5 Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна.
6 Он в трепете и ужасе сказал: Господи! что повелишь мне делать? и Господь сказал ему: встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать.
7 Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя.
8 Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск.
9 И три дня он не видел, и не ел, и не пил.
10 В Дамаске был один ученик, именем Анания; и Господь в видении сказал ему: Анания! Он сказал: я, Господи.
11 Господь же сказал ему: встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла; он теперь молится,
12 и видел в видении мужа, именем Ананию, пришедшего к нему и возложившего на него руку, чтобы он прозрел.
13 Анания отвечал: Господи! я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме;
14 и здесь имеет от первосвященников власть вязать всех, призывающих имя Твое.
15 Но Господь сказал ему: иди, ибо он есть Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами Израилевыми.
16 И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое.
17 Анания пошел и вошел в дом и, возложив на него руки, сказал: брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святаго Духа.
18 И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился,
19 и, приняв пищи, укрепился. И был Савл несколько дней с учениками в Дамаске.
Будущий апостол Павел, как мы можем понять из только что прозвучавшего отрывка книги Деяний, был человеком весьма незаурядным: он был гонителем христиан, он деятельно поддерживал попытки иудеев уничтожить весть о Христе Воскресшем, он, пусть и опосредовано, но принимал участие в убийстве первомученика и архидиакона Стефана. Тогда, когда Павел ещё не был Павлом, а был ревностным фарисеем Савлом, он представлял угрозу для христиан, и именно об этом сказал в своей молитве Анания: «Господи! я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме» (Деян. 9:15). Наверняка христиане, знавшие Савла, могли бы задаться вопросом о том, почему Бог попускает этому человеку творить зло. Таким вопросом можно было бы задаться и в отношении других гонителей христиан, и, конечно же, много вопросов вызывает попущение Божие, из-за которого Господь наш Иисус Христос оказался пригвождённым ко Кресту.
Однако мы не видим, чтобы первые христиане задавали такие вопросы Богу. Они поступали иначе — они просто принимали всё как есть, что, впрочем, не мешало им испытывать опасения по поводу Савла.
История обращения будущего апостола Павла очень показательна: она свидетельствует, что Бог способен буквально в одно мгновение переменить весь образ мысли человека, нарушить все его планы, изменить круг общения, и даже само имя человека. В истории апостола Павла действие Божие было очень быстрым, хотя, конечно, не стоит забывать о предшествующем периоде подготовки к восприятию этого действия — такой подготовкой была вся жизнь святого апостола, и даже его страстное желание уничтожать христиан — это тоже определённый этап подготовки. Можно сказать, что Бог попускал будущему апостолу совершать ошибки и зло ради того, чтобы в будущем Павел стал тем, кем он стал.
Возможно, что и нам Бог попускает совершать наши грехи по этой же причине. Да, конечно, никто не сможет сравниться с апостолом Павлом, но у нас своя мера, и нельзя исключать, что к ней мы движемся в том числе и через впадение в те или иные грехи. То же самое можно сказать и о любом другом человеке: не исключено, что таков его путь к Богу и к святости. Хотелось бы, конечно, чтобы было как-то иначе — без злобы, без греха, без страстей, но, увы, человек искажён грехопадением, и зачастую нам необходимо дойти до своего предела, и лишь после этого мы становимся способны слушать и слышать Бога.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Христианские мотивы в фильме «Сталкер». Иван Перекатов

У нас в студии был режиссер, сценарист Иван Перекатов.
Разговор шел об истории создания и христианских аспектах фильма Андрея Тарковского «Сталкер».
Этой беседой мы продолжаем цикл из пяти программ о христианских смыслах в фильмах Андрея Тарковского.
Первая беседа с кинокритиком Львом Караханом была посвящена фильму «Андрей Рублев».
Вторая беседа с заместителем главного редактора журнала «Фома» Владимиром Гурболиковым была посвящена фильму «Солярис».
Третья беседа с киноведом Августиной До-Егито была посвящена фильму «Зеркало».
Ведущий: Константин Мацан
Все выпуски программы Светлый вечер
«Нравственные ценности и бизнес». Сергей Иванов

Гостем рубрики «Вера и дело» был исполнительный директор Группы компаний «ЭФКО» Сергей Иванов.
Наш гость рассказал о своем пути в предпринимательстве, как на его жизнь и отношение к работе повлиял приход к вере и как удается применять христианские ценности внутри компании и во взаимодействии с партнерами.
Ведущая программы: кандидат экономических наук Мария Сушенцова
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! С вами Мария Сушенцова и это программа «Вера и дело». В рамках этого цикла мы разговариваем с предпринимателями, экономистами, чиновниками о христианских смыслах экономики. Сегодня нашим гостем будет Сергей Иванов, исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель, автор Telegram-канала «Сергей Иванов из «ЭФКО». Добрый вечер, Сергей.
С. Иванов
— Добрый вечер.
М. Сушенцова
— Вы знаете, я начну, может быть, с необычного вопроса. Где-то в своих выступлениях или текстах вы упоминали о том, что многое из того, что вы сейчас имеете, вы захватили с собой из вашего сибирского босоногого детства, и не могли бы вы с нами поделиться, что особенно ценного вы взяли из этого периода своей жизни? Понятно, что все мы родом из детства, но тем не менее. И что мне особенно интересно: связана ли история вашего детства, ваш детский опыт с выбором пищевой отрасли, как своей основной траектории развития в дальнейшем?
С. Иванов
— Я до шестнадцати лет жил в Забайкалье, в Бурятии. Вообще, мы потомки семейских старообрядцев, но вера закончилась, оборвалась на прабабушках, бабушки уже были советские, а вот моя мама опять вернулась в Церковь. Нас как будто бы прабабушка Аня наша благословила в Московский Патриархат пойти, потому что это была та ветвь, где попов не было – беспоповцев, без священников. И вот наша семья к вере пришла тридцать лет назад примерно. Я до шестнадцати лет жил в Бурятии, потом уехал в Новосибирск, в Академгородок, и как будто бы дальше у меня началась такая дорога «убегания», то есть ты живешь в очень тупиковом селе и у тебя одна мечта – оказаться в большом каком-то городе. Я мечтал сначала в Улан-Удэ уехать, а потом, когда узнал про Новосибирск, то о нём стал мечтать. И вот ты едешь, едешь, едешь, и в какой-то момент так увлекаешься этой гонкой, ты себя сравниваешь с городскими, и ты всегда понимаешь, что ты в этом сравнении проигрываешь, потому что они больше театров посещали, больше музеев видели, и ты их в этом не догоняешь, это формирует такой как бы комплекс. А потом, наверное, в пандемию это произошло, я девять месяцев провел в Белгородской области рядом с нашей штаб-квартирой в Алексеевке, и я впервые оказался на такое длительное время опять в деревне, и это запустило какие-то очень сильные, если честно, процессы внутри меня, я вдруг понял, что то немногое хорошее, что во мне есть, что отклик находит, что мне силы даёт как-то двигаться по жизни, оно на самом деле всё из деревни. А что именно? Ну, во-первых, деревня русская, она очень сильно изменилась. Она далека, наверное, от тех образов пасторальных или каких-то нарисованных, но всё равно есть что-то, что её сохраняет даже сегодня, например, отношения между людьми. В деревне сосед ближе родственника, потому что, если у тебя что-то случилось, ты первым делом к соседу пойдёшь. И соседские отношения могут быть разные, они могут быть напряжённые, вы можете мало общаться, но вот помощь, взаимопомощь и сопереживание соседу – это необсуждаемая вещь. Вот так живёт, так формируется община, когда ты про другого думаешь всегда, не забываешь о нём. И вот этот элемент деревенской жизни, когда ты просто не можешь не подумать о близком, то, что называется сопереживанием, сочувствием, соучастием, вот этот элемент нашего культурного кода или то, что Достоевский называет «всемирной отзывчивостью», он в этой аграрной эпохе и формировался, и в деревне это то, что проявляется ярче, там атомизированности нет, там индивидуализма нет. Даже, например, вот что такое дети в деревне и дети в городе: в деревне, если дети не мои, то это дети общины, дети улицы нашей или околотка, и если ребенок что-то делает не так, то нормально сделать замечание взрослому, старшему, и ребёнок отреагирует, потому что это старший. В городе попробуйте что-то сказать чужому ребёнку – вам глаза выколят за то, что не в своё дело лезете. И вот эта часть нашей культуры, которую можно назвать общиной, я, во-первых, в неё очень верю, мне кажется, что в ней лежит вообще наша энергия, там она произрастает, атомизация и индивидуализация – это то, что её отключает. И вот это, наверное, одно из того самого важного, что мне судьба подарила или семья моя подарила, родня, родственников у нас невероятное количество. Первое моё соприкосновение с городом случилось в Новосибирске и это было открытие, что, в отличие от меня, у всех моих городских друзей родни почти нет. Точнее, у них есть родственники, но что такое у меня родня, в моём понимании: братья, сёстры мамы и папы, их восемь, они между собой как родные. У них есть дети, то есть мои двоюродные братья и сёстры, нас двадцать человек. Ещё есть двоюродные дядья мамин и папин, они тоже родные, и это мои как будто бы деды. Когда меня отправляли в Новосибирск в начале 90-х, 1992 год, денег не было, и наш род собрался на речке, вот Серёжу отправить в физмат школу учиться, и вся родня, в чём сила родни проявилась – все хотели, чтобы Серёжа уехал куда-то, чтобы у него получилось, они забивали скотину, доставали сбережения с пенсионных книжек, все ехали к этой речке с конвертами, я на эти конверты жил год следующий. По-моему, даже ещё на первом курсе мне этих денег хватило. И вот для меня родня – это что-то огромное, большое, двоюродные для меня братья и сёстры как родные, троюродные все очень близкие. А городские про родных начинают говорить так, как у нас про двоюродных, а двоюродных даже не роднятся совсем. И вот это соприкосновение с городом, мне так жалко было моих друзей городских, что у них нет того, что роднёй называется. Когда они в гости к нам приезжали, они никак не могли поверить, сколько их, и эти, и эти, и эти, мы из гостей в гости приезжаем, из застолья в застолье. Поэтому община, семья, род – это всё, что оттуда идёт.
М. Сушенцова
— Сергей, получается из вашего рассказа о детстве замечательном, что идея вот этой сопричастности, соборности, которую вы в ваших выступлениях противопоставляете вот этому индивидуальному атомизму, она черпает своё начало из вашего детства, несомненно? Мне так сейчас показалось.
С. Иванов
— Ну, здесь я точно благодарен своей Бурятии, бабушкам, дедушкам, маме, папе, это точно оттуда.
М. Сушенцова
— Скажите, а то, что вы выбрали своей основной профессиональной траекторией именно пищевую промышленность, вообще вот сферу, где производится еда...
С. Иванов
— Это было случайно.
М. Сушенцова
— Это было случайно, да? Потому что, когда читаешь вашу биографию, кажется, что будто бы это не случайно, потому что, во-первых, всё, что касается производства еды, это вообще, в принципе, очень традиционно для России.
С. Иванов
— Ну нет, не случайно. Я точно понимал, что не хочу финансами заниматься, я не мыслил себя в банках, в этой деятельности. И диплом я писал по управлению промышленным предприятием, мне хотелось на завод пойти, я и пошёл на завод после окончания университета. А оказалось так, что завод занимается растительными маслами, к еде отношение имеет, и вот так меня жизнь в еду привела.
М. Сушенцова
— Надолго, как оказалось. Да, интересно. Наша программа в целом, она посвящена вопросам этики и экономики и мне кажется, вы, как никто другой, можете об этом рассказать, именно руководствуясь своим обширным опытом. И знаете, какой хотелось бы мне вопрос первый задать в связи с этим: а вот какую проблему вы из своего опыта можете сформулировать, касающуюся ведения бизнеса и столкновения этого бизнеса с какими-то моральными принципами, как вы себе видите эту проблему? Наверняка за годы вашей руководящей деятельности и насмотренности вы как-то её уже для себя увидели.
С. Иванов
— Наверное, самое острое и самое такое кровоточащее – это человек. Есть социально-экономические отношения, наш бизнес – это социально-экономические отношения, в которые мы погружаем человека, то есть это эмоционально насыщенные циклические, повторяющиеся отношения, в которых мы зарабатываем на хлеб насущный. И наука подсказывает, и опыт мой об этом говорит, и литература – о том, что как бы нас правильно не воспитывали в семье, как бы общественное мнение не формировало какие-то идеи, но если человек погружается в социально-экономические отношения, приходит на работу, где для того, чтобы ему заработать деньги, для того, чтобы потом родителям помочь со здоровьем или там семья есть, ипотеку надо платить, ну ты не можешь без денег, и вот для того, чтобы ты просто состоялся в этой материальной части, тебе нужно переступить через себя, тебе нужно, например, начинать лицемерить или начинать обманывать. Вот эти социально-экономические отношения, они меняют человека, то есть ты вначале будешь сопротивляться, а потом тебе твоя же боль за близких, она скажет: «ну, куда-нибудь подальше это отодвинь, давай. Это вот тот мир, в котором мы вынуждены жить». И вот этот выбор, который каждый делает, где те красные линии, за которые я переступаю или не переступаю, он на самом деле очень серьезный, потому что он либо включает, либо отключает созидательное начало в человеке. И вот как в нашем бизнесе, особенно сегодня, когда внешние социокультурные тренды, они очень неблагоприятны по подготовке творцов-созидателей, потому что я не знаю, как вы в Высшей школе экономики это идентифицируете, но мы три года назад делали исследование, назвали «ковчеги постмодерна», мы просто начали обращать внимание, что к нам приходят ребята молодые, которым ничего не надо. Точнее так: им надо, но вот напрягаться они готовы. Мы у Гэллапа подсмотрели очень сильное падение эмоциональной значимости чувства долга и запустили исследование большое, на выборке полторы тысячи человек, назвали его «ковчеги постмодерна». Внутри этого мы обнаружили, что 95 процентов ребят молодых, которым 20-25 лет, это Москва, Воронеж, Питер, Белгород, такие города, вот 95 процентов ребят своей мечтой заявляют: «хочу всё и сразу, и чтобы мне ничего за это не было». И только 5 процентов готовы к созидательной деятельности, которая обязательно подразумевает преодоление, ситуационный дискомфорт, эмоциональное напряжение, которые готовы вот к такой самореализации, их всего 5 процентов. И вот это, наверное, главный вызов, он же и следующий шаг развития компании, от него зависит, сможем ли мы создавать условия, в которых ребята, которые предрасположены к созидательной деятельности, оказавшись в которых, они будут раскрывать свой потенциал, творческий в первую очередь и созидательный тот самый, либо мы не способны это сделать. И вот это, наверное, самый главный вызов, он определяет, мы на следующем цикле нашего развития состоимся как социальная система или подвинемся и уступим место конкурентам.
М. Сушенцова
— Дорогие слушатели, я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами ведущая Мария Сушенцова и сегодня у нас в гостях Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель. Сергей, вы подняли такую животрепещущую тему, как и вся наша повестка программы в целом. Мне бы хотелось кое-что уточнить: получается, по итогам этого исследования, что молодым ребятам не хватает смысла, на самом деле. Как говорил Виктор Франкл: «Дайте человеку «зачем», и он вам сделает «как». Создается такое впечатление, что когда человек хочет просто что-то иметь, но при этом никак лапками не шевелить, то, может быть, он недостаточно хорошо понимает ту некую мета-цель или даже ценность, вообще ради чего он живёт, ради чего он действует. И у меня такой вопрос, может быть, даже очень практичный: а как вы считаете, по вашему опыту, всё-таки задача формирования этого смысла и вот этой ценностной надстройки – это индивидуальная задача человека? То есть, грубо говоря, в любой сфере человек сталкивается с проблемой морального выбора, так наша жизнь устроена, просто в сфере зарабатывания денег это особенно обостряется, но в целом перед моральным выбором мы каждую секунду все находимся так или иначе, в той или иной ситуации. Или всё-таки здесь больше ответственность той компании или той организации, в которой этот молодой человек работает, и он смотрит на отношения, которые приняты в этой компании, и начинает их, допустим, копировать, или считает, что вот это норма, я буду под это подстраиваться. Вот как вы считаете, здесь центр тяжести, вот он где, он у самого человека внутри (возьмём молодого человека) или всё-таки центр тяжести у руководителей компании, у тех, кто её выстраивает?
С. Иванов
— Очень сложный вопрос, нет на него однозначного ответа. Но если Евангелие вспомнить, там подсказка-то есть, то есть, если «Царство Божие внутри вас есть», тогда всё начинаться должно с человека. И здесь я могу сказать, что, наверное, одно из наиболее дефицитных качеств, которые мы сегодня в рекрутинге ищем, вот нам такие люди нужны – это субъектность. Что такое субъектность – это когда человек точно знает, кто он, куда он по жизни идёт, чего он ожидает от работодателя, с каким работодателем он точно за один стол не сядет, а с каким работодателем он готов работать. У него есть мечта, и он за эту мечту готов обострять, конфликтовать со своим работодателем. Вот когда есть такая субъектность, с таким человеком можно строить отношения, то есть от него можно оттолкнуться, его можно встраивать в разные модели, помогать, вести. Но почему однозначного ответа нет? Это долгий разговор, не этой передачи, но вот есть такое понятие, президент в последнее время часто упоминает: «культурный код русского человека», и что этот культурный код что-то включает, а что-то выключает. Вот есть какой-то внешний контекст, который наполняет жизненной энергией этот самый культурный код. А есть какой-то внешний контекст, который эту жизненную энергию выключает, и как бы он начинает спать, он начинает выпивать, он начинает люмпенизироваться, и вот как Александр Александрович Ауза́н говорит в исследовании своем, что в России два сердца: Россия индивидуальная и Россия коллективная. Вот Россия коллективная, мы называем это «эмпатично-общинная», она, особенно в последние тридцать лет, как будто бы вытолкнута на обочину, то есть ей говорят: «ну, вы как бы вот в стороне постойте», это его оценки. Если это так, тогда не только все с человека начинается, тогда нужно на уровне общественного мнения или среды социальной, в которой он находится, предложить что-то, какую-то альтернативу. Нужно сказать: а вот эта социальная система, она о чем? Она куда идет? Она себе какую мечту заявляет? И у нас в этой части удивительная есть статья в нашей Конституции, номер 13, в ней идеология запрещена. То есть как будто бы нам сказали: «смыслами не надо заниматься, их чем больше, тем лучше», вот выключили. Важно, чтобы компания длинный взгляд имела, если мы сейчас говорим про компанию, я убежден глубоко, что, если вы не имеете ответа на вопрос: зачем вы существуете как бизнес, причем именно в таком длинном-длинном горизонте, вы проиграете борьбу за таланты завтрашнюю, они просто к вам не пойдут, вот эти самые субъектные ребята, которые себя сверяют: «я-то мечтаю, а вы-то о чем? А вы-то куда идете?»
М. Сушенцова
— А если представить ситуацию, что к вам пришел не субъектный человек, он, может быть, к этому в пределе стремится, но не вызрела еще в нем субъектность, то вы, как руководитель компании, можете вырастить в нем эту субъектность?
С. Иванов
— Ну, это педагогика. Мы с вами сталкиваемся с проблемой сегодня: взрослые детины, тридцатилетние, которые о своей семье позаботиться не могут. Что это, субъектность?
М. Сушенцова
— Я думаю, это уже крайний случай. Я, скорее, здесь имела в виду человека, который хочет прийти в компанию, допустим, ему симпатичен руководитель, но он, конечно, не такой безответственный, чтобы прямо не мог совсем на хлеб своей семье зарабатывать.
С. Иванов
— Уровни этой субъектности, они разные очень, это фактически наше развитие и есть внутреннее по жизни, поэтому, с какой точки ты начинаешь это осознавать, как ценность, как важность того, что ясный образ должен быть и меня самого, и жизни моей будущей, он может начинаться в разном возрасте. Поэтому я начал серию текстов у себя, заявил о том, что главная компетенция руководителя сегодняшнего и завтрашнего дня – это вообще быть педагогом, без шансов просто, иначе вы не выживете, потому что система образования готовит ребят, которые не готовы к созидательной деятельности. Вот это сегодняшний вызов образования, причем глобального, не только у нас – такое вот записывающее устройство, диктофоноговорящее, образного мышления нет, эмоционально-чувственного восприятия практически нет, и вот символы, слова, цифры, которые вообще не складываются во что-то цельное. И даже трудолюбивые ребята, даже трудяги, там два образования, два красных диплома, а вот он в практическую деятельность переходит и ничего сделать не может, как будто бы рыба о стену долбится. Это все сложно, конечно, это можно делать, но для начала компания должна осознать, что работа с персоналом или HR, Human Resources, как нам принесли и научили из западных бизнес-школ – это не дело директора по персоналу, это вообще ключевая задача генерального директора или на самом деле – собственника. А если это так, тогда вопросы рекрутинга, оценки персонала, подготовка программ развития, гарантированный карьерный рост, это тоже дело не HRD или там не директоров по персоналу, а дело как раз акционеров, потому что там именно ваши люди и появляются, вот в этих бизнес-процессах.
М. Сушенцова
— Вы знаете, вы рассказываете, а у меня в мыслях проплывают воспоминания о недавнем нобелевском лауреате в области экономики Джеймсе Хекмане, который доказал, в том числе с помощью эмпирических исследований, значимость некогнитивных навыков для будущего развития человека и в принципе, для его успешности, и в материальной части тоже, и для развития общества в целом. И как раз среди этих некогнитивных качеств упоминалась и стрессоустойчивость, и коммуникабельность, и вот та самая эмпатия, о которой, по сути, вы сейчас говорили, такой эмоционально развитый интеллект, об этом много сейчас пишут, но вот наконец-то и экономическая наука обратила внимание на эти моменты.
С. Иванов
— Можно про эмпатию уточнить, потому что я этот вопрос задал в Руанде в феврале этого года. Я предложил необходимые критерии устойчивости бизнес-модели будущего, то есть, что в будущем только такие социальные системы будут конкурентоспособны. Первое – они должны быть человекоцентричны. И сразу задается вопрос: хорошо, красиво. А какого человека-то мы в центр ставим? А давайте о нем договоримся, и там такие вариации. Но тем не менее: человекоцентричны, мультикультурны – уважать и принимать богатство в разнообразии, а не diversity вот в современном ESG-контексте. Социально ответственным. То есть человекоцентричен, мультикультурен и социально ответственен. И задал вопрос: какой компетенции номер, и вот внутри этого есть какой-то особый тип лидерства. Не все люди умеют вот так, потому что это какие-то специфические, личностные свойства должны быть у человека, давайте назовем его «созидательный лидер» – вот свойство номер один, без чего никогда не случится такой человек? Я задал этот вопрос в аудитории и вам его тоже задам: вот вы бы каким назвали это свойство?
М. Сушенцова
— Без чего не случится лидер?
С. Иванов
— Созидательный лидер, да.
М. Сушенцова
— Я бы дала два ответа. Первое – это чувство ответственности за тех людей, которые тебе поручены. А второе – наверное, чувство эмпатии. Вот как-то так.
С. Иванов
— Вот там в зале было 250 человек со всего мира, собственники и генеральные директора, и тоже так «эмпатия», «эмпатия», «эмпатия» прозвучала. А вот вопрос теперь: а какая эмпатия? Потому что мы внутри компании различаем, вот есть эмпатия первого рода, это – я чувствую вашу боль, чувствую, что сейчас вам больно, но я вашу боль в себя не пускаю, я умею от неё защититься. Это определение, более-менее традиционное, сегодня вы прочитаете, это вот психологи, психотерапевты, коммерсанты, политики, манипуляция, она вся вот на этой эмпатии строится. А мне выгодно, чтобы вы сейчас в вашей боли, мне хочется, чтобы вы приняли решение и пошли мне на уступки, я нашёл болевую точку, я на неё буду давить, чтобы вы просто, выскочив из этого разговора, пошли мне на уступку, вот коммерческий поединок на этом строится, такая эмпатия. Или: я чувствую вашу боль, я её переживаю как свою собственную, я с этим ничего сделать не могу, вообще ничего не могу с этим сделать. Мне перестанет быть больно только тогда, когда вам перестанет быть больно. Это вот то, что у нас называется сопереживанием, сочувствием, состраданием и это бессознательное, это вот крест, который ты несёшь, ты с этим ничего поделать не можешь, отгородиться ты от этого не можешь. Мы это называем эмпатия второго рода. Так вот вы, когда произносите слово «эмпатия», какую имеете ввиду, первую или вторую?
М. Сушенцова
— Я думаю, что я имею ввиду первую. И то, что вы назвали «эмпатией второго рода», я сюда вкладываю смысл вот этой самой ответственности, ответственность – это некий клей, который нас связывает, то есть я, допустим, вижу твою боль, но поскольку я чувствую себя связанным с тобой, есть некая целостность, к которой мы относимся, я не могу закрыться от неё до конца, и мне не будет хорошо, если тебе будет продолжать быть плохо, потому что есть какая-то связка, в которой мы общая, в которой мы находимся.
С. Иванов
— Наша версия ответа, и мы на этом строим вообще всю нашу культуру и системный менеджмент – это эмпатия второго рода, как бы это странно и страшно не звучало, потому что она формирует контекст, когда человек может заботиться о другом человеке. Быть руководителем – это заботиться о ком-то, потому что иначе у тебя нет внутренних сил гармонизировать социальное пространство, которым ты занимаешься. И вот об этом надо договориться, о какой эмпатии мы ведём речь. Слово нехорошее, если честно. Оно привнесённое в наш язык, было бы что-то лучше, можно было бы другое использовать. Но мы внутри его используем, потому что правильнее было бы слово «любовь», наверное, сюда поставить, но оно ещё более засорённое, оно включает такие ассоциации не те, мы его убираем, и мы для себя сказали: вот эмпатия второго рода, это мы как личностную компетенцию идентифицируем, мы прямо её исследуем больше двадцати лет. Наши результаты исследования нашего культурного кода, почему они с Александром Александровичем Аузаном-то совпадают, мы тоже эту тему исследуем, она нам интересна, и мы в цифрах совпали: 75 на 25. 75 процентов нашего населения – это как раз носители эмпатии второго рода, а 25 процентов – это рационально-достиженческие индивидуалисты. Они друг друга вообще не понимают, это как инопланетяне. И с точки зрения создания среды, коллективов, первое, что должен осознать руководитель нашей культуры – что это два разных мира, две разных цивилизаций, потому что если вы первых, рациональных достиженцев в одном помещении собираете, они девяносто восемь процентов энергии будут тратить на то, чтобы доказать, кто главный. А если вы эмпатично-общинных сюда добавляете, для рационально-достиженческих эмпатично- общинные – лузеры, неудачники и вообще непонятные люди, что они здесь делают? Но, если вы создаете среду этим коллективистам или эмпатично-общинным, где они себя чувствуют защищенными, где они чувствуют возможность реализовываться – по потенциалу они кратно мощнее интеллектуально и в творческой самореализации, чем первые. У нас вся компания – это вот социальный эксперимент, именно этот опыт реализующий – строить компанию на таких ребятах.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», с вами Мария Сушенцова и наш гость сегодня – Сергей Иванов из «ЭФКО». Мы вернемся после короткой паузы.
М. Сушенцова
— Добрый светлый вечер! С вами Мария Сушенцова, я напомню, что это программа «Вера и Дело», сегодня у нас в гостях Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель. Сергей, у нас закрутился какой-то невероятно глубокий философский разговор. Знаете, это крайне, мне кажется, насущная для нас повестка – тема столкновения коллективизма и индивидуализма, и мне очень приятно, что вы упоминали сегодня Александра Александровича Аузана, это декан моего родного факультета, экономического факультета МГУ, который я заканчивала. Я всегда с удовольствием слушала его лекции, продолжаю читать его книги и слушать лекции, и мне тоже очень близки эти идеи. Но вот знаете, какая мысль мне пришла? Когда вы назвали это соотношение вашего исследования: 75 на 25, создается впечатление, что у России всё-таки не два сердца, одно как будто побеждает, то есть всё-таки как будто коллективистов три четверти, на одну четверть больше.
С. Иванов
— Нет, нет – два, потому что… Ну, это сложно.
М. Сушенцова
— Да, да, я поняла, потому что они принципиально разные, их невозможно помирить. А как быть-то с этой проблемой? Если невозможно одних перевоспитать в других, то есть, скажем, рационалистов-индивидуалистов подтянуть в коллективисты, как быть тогда нам с этим? На уровне общества, может быть, это даже слишком большой масштаб для сегодняшней нашей программы, но по крайней мере, на уровне компании, как вы с этой проблемой управляетесь? Какое решение вы видите?
С. Иванов
— Да, вот давайте на уровне общества не будем, потому что это тема большая. Есть какие-то смыслы, о которых еще три года назад мы даже внутри компании не со всеми были готовы говорить. То есть вот ресурсность предпринимателя, есть такой текст у меня, рассуждение о том, что вообще происходит с психикой человека, который себя называет предпринимателем, как его маниакальный истероидно-паранойяльный комплекс, это свойства психики, которые делают таких людей успешными в предпринимательстве, как он его трансформирует, уничтожает изнутри. Ну и еще там серия текстов, мы их написали и внутри сказали так: мы даже в компании об этом будем рассказывать только тем, кто в программы роста подготовки будущих акционеров попадает, чтобы понимали, как акционеры живут, в сейф забрали, убрали. А потом началось что-то такое, что я не только начал об этом говорить вовне, но я даже начал доставать такие смыслы, к которым мы и внутри-то не очень готовы были подступаться, потому что обвинят в одном, в другом, в третьем. И силы говорить об этом, если честно, мне добавили мои поездки за границу, в Коста-Рику, в Африку, как мы сейчас вообще выводим свой бизнес вовне, и как мы думаем. Мы конкурируем там с транснациональными корпорациями, поле битвы – это умы и сердца людей, молодых людей в первую очередь. И еще международное право не очень работает, потому что это просто повод начать передоговариваться, если что-то пошло не так. Поэтому нам нужно искать единомышленников, с которыми ценности разделяем, и свою трактовку вообще происходящего в мире предлагать. И вот мы в Африке, я на ВДНХ рассказывал эту историю, один из вопросов, о которых мы общаемся, о которых говорим – о том, что давайте подумаем, что такое та социально-экономическая система, в которой мы с вами трудимся сегодня, капитализм? Может быть, пришло время как-то переосмысливать его, просто назвать вещи своими именами, что конкуренция, как идея ключевая в этой системе, главная этическая норма: «разрешено все, что не запрещено», то есть в этой системе сильный имеет законное право уничтожить слабого. У нас она в 34-й статье Конституции, кстати, тоже зафиксирована. Фактически можно сказать так, что конкуренция, как социальный институт – это философия добровольного признания обществом, что жадность – двигатель прогресса, и она запускает очень сложные процессы все. И как мы, например, ищем своих единомышленников, что внутри страны среди молодежи, что за границей? Нам Владимир Владимирович подсказал, где смотреть, он в 2012 году выпустил удивительной силы текст, статью. Там, среди прочего, он говорит, что «великая миссия русских – объединять, скреплять цивилизации культурой, языком, всемирной отзывчивостью». А культурный код предложил считать вообще главной причиной конкурентоспособности любой социальной системы. И вот для того, чтобы в этом культурном коде как-то научиться ориентироваться, мы внутри компании используем систему смыслов, в которых мы разное мировоззрение распределяем между тремя цивилизациями и критерий распределения – это имманентность, (да простят меня наши слушатели) естественно, присущность трех явлений: жадности, тщеславия и гедонизма. То есть как к этому мировоззрению относятся? Цивилизация номер один, она говорит о том, что жадность – двигатель прогресса, самые успешные люди в ней те, кто имеют больше всего денег на счету, ну и мечтой можно назвать стать самым богатым на кладбище. Это мировоззрение, которое тридцать последних лет доминирует. Вторая цивилизация, она тоже не отрицает, не борется с жадностью и тщеславием, но она идет еще дальше – она говорит о том, что деньги имеют сакральную силу, они являются мерилом правильного служения Богу и даже признаком богоизбранности. А третья цивилизация, она возмущается. Она не отрицает, что жадность и тщеславие внутри нас живут, но с этим надо что-то делать, это порок! Она называет их пороком. Половина смыслов Нагорной проповеди – это атака на жадность, тщеславие и гедонизм. И это, в основном, христианство, это традиционные религии, это все смыслы, которые духовное выше материального ставят, это третья цивилизация. Мы, как компания – это социальный эксперимент, во-первых, построить не капиталистическую компанию, которая конкурентной была бы в свободном рынке, а во-вторых, и самое главное, – в которой бы представители третьей цивилизации чувствовали себя защищенными и имели возможность творчески самореализовываться. И это то, за что нашу компанию долгое время клеймили разными словами, что, когда ты не понимаешь и не готов принять какие-то идеи, оно уводит в сторону. Так вот, как мы это делаем? Начинать все надо с акционеров, акционерная модель – вся рыба гниет с головы, и все самое доброе, если есть, то оно оттуда идет. У нас ни у кого нет контрольного пакета, у нас все акционеры должны работать. У нас акции не наследуются детям. Они дают право вето. Они не выкупаются, то есть мы деньги не платим за акции, это эквивалент твоей компетентности. У нас 30% нераспределенных акций. Сейчас компанией управляет второе поколение акционеров, и из третьего уже начинают появляться ребята. Мы говорим о том, что пока мы воспроизводим акционеров, мы живем. Как только мы теряем способность воспроизводить, мы перестаем жить. Ты, если уходишь из компании, ты получаешь деньги, и всё, и гуляешь, ну или семья твоя, если что-то с тобой случается, семья получает. Главный элемент эксперимента этого – это отношение к богатству и к капиталу. Вы сейчас, как экономист, поймете. Мы, как любой человек, он ведь работает не за деньги, мы работаем, деньги нам нужны для того, чтобы получать эмоции, которые мы можем позволить себе на эти деньги. И главная эмоция предпринимателя – это создать что-то новое, особенно если никто не верит в то, что это новое вообще случится. Мы делим капитал на две части, есть первая часть, которая помогает воспроизводить пользу или свободу творчества нашего обеспечивает, эти деньги из компании никогда не вынимаются. И то, что личное потребление акционеров. У нас стоимость акции не равна стоимости компании, это формула, которая уровень жизни какой-то обеспечивает достойный, но деньги, воспроизводящие пользу, они внутри остаются. Это дает, с одной стороны, возможность проинвестировать всегда очень много. А с другой стороны, молодежь смотрит, они же видят, как мы живём, они видят, что у нас ничего за границей нет, у нас вилл нет, яхт нет, мы все работаем. Наши «виллы» и «яхты» – это научный городок, это заводы наши, это вот та среда социальная, которую мы строим. И вот это как пример того, как мы это делаем, он, может быть, не очень эффективный, он очень сложный, потому что построить культуру, в которой ни у кого нет контрольного пакета, это огромный вызов. Нам нужно строить собор. У нас есть такое партнерское соглашение, мы называем шесть принципов формирования собора, и вот эти шесть принципов, если они не работают, у вас он никогда не получится. Первый: все участники должны быть референтны друг другу. Мы не деньги зарабатываем, мы жизнь вместе проживаем. Должны уметь подстраиваться снизу. Я даже и старший, но я первый среди равных, и старшинство у нас определяется по компетенциям, то есть, если в этом деле я более компетентен, значит, я в нем сейчас старший, а не сколько у кого акций или какая там формальная позиция. Обязательно должен поддерживаться разумный уровень конфликтности, потому что это обеспечивает эффективность экономическую. Каждый должен быть способен к самоиронии, у нас это называется «иметь вид веселый и немножко придурковатый», потому что иначе психика не выдержит, если только ответственность ваша останется, это просто психику выживает. Ну и последнее: иметь способность к многоаспектному и многоуровневому моделированию, это самое сложное. И вот если этот собор работает, если он запущен, это рождает энергию внутреннюю и молодежи двигаться, и внутри лифты обязательно должны работать. Механизм воспроизводства справедливости в компании должен существовать. В нашей компании нет стены, отделяющей акционеров от простых наемников, «мы барья, а вы наши холопы», у нас такого нет. У нас там сегодняшние акционеры приходили работать аппаратчиком цеха рафинации, менеджером по продажам, бизнес-администратором, аналитиком, начальником финансового отдела – это реальные истории, вступление, с чего карьера начиналась. Ну, я вот залетный, немножечко приблудный, я сразу пришел в компанию в этом статусе и в этом качестве. Это очень интересная социальная система, которая появилась, зародилась в Белгородской области, я с ней знаком с 1998 года, первый раз в компании «Слобода» увидел, в Новосибирске, мы как конкуренты были. Я долгое время считал эту компанию кукукнутой на всю голову, просто секта, вообще ничего не понятно. Потом мы делали слияние в 2008 году, я себе сказал: ох, как интересно Кустов придумал, вот кручу-верчу, запутать хочу, всем акции раздал, чтобы денег поменьше платить, и вообще живут припеваючи. Не поверил. И только когда ты внутрь помещаешься этой среды, видишь, какова культура взаимоотношений, ты понимаешь вообще, какую силу такая социальная система имеет.
М. Сушенцова
— Я напомню, что это программа «Вера и дело», в студии Мария Сушенцова, и сегодня наш гость Сергей Иванов. Невероятное направление приобретает наш разговор, как на американских горках, не знаешь, куда повернет. Знаете, Сергей, так много вопросов мне хочется уточняющих задать, вот так сформулирую: как вы все-таки находите общий язык? У вас, по сути, такая форма товарищества, несмотря на то, что это акционерное общество.
С. Иванов
— Артель, можно сказать.
М. Сушенцова
— Артель, да. Можно разные слова подобрать…
С. Иванов
— Община.
М. Сушенцова
— Да, смысл тот, что есть общинность, нет контрольного пакета ни у кого, то есть нет отношений иерархической соподчиненности. Но как вы все-таки находите общий язык, во-первых? А во-вторых, как все-таки уступить место молодому поколению? Потому что вот я представила себя на месте акционера, и когда ты видишь молодого талантливого, двойственные чувства возникают, с одной стороны – да, ты понимаешь умом, что уступить место было бы логично и продуктивно, но это тяжело. Как справляться с тем, что тебя может заместить кто-то более молодой и талантливый?
С. Иванов
— Посмотрим, какие механизмы социального конструирования помогают находить на эти вызовы ответы. Если вы развиваетесь всегда, а развитие – это же вообще инструмент выживания в первую очередь, то есть ваша социальная система живет, как и любой человек, любой человек живет до тех пор, пока он развивается. Когда он в своем развитии остановился, то стагнация начинается, а потом всё, затухание. И ровно так же про социальный организм, которым компания является: если ваша компания растет, ставит себе цели, задачи амбициозные, большие, тогда вы всегда горизонт своей мечты сдвигаете, горизонт своих амбиций сдвигаете, и у вас всегда дефицит ресурсов управленческих и интеллектуальных находится, у нас такое количество задач, нам людей не хватает постоянно, поэтому вообще даже проблемы такой, если честно, нет. Вот мы замахнулись, года четыре назад мы себе сказали о том, что мы хотим победить сахарный диабет, мы хотим поучаствовать в этой войне против сахарного диабета и найти решение свое. Или: мы хотим создать такие продукты, которые помогли бы человеку чувствовать себя с 60-ти до 80-ти лет так, как он чувствует себя с 30-ти до 50-ти. Или: мы хотим создать такие продукты, и есть опыты уже, я сейчас не фантазирую, это научно доказанная связь нашего микробиома, ось: кишечник и мозг. Здоровый микробиом может в три раза увеличивать память, в три раза увеличить концентрацию внимания и снимать стресс, и это не какие-то антидепрессанты, не БАДы какие-то, просто нормальная, правильная, здоровая бактерия у вас в кишечнике. И есть решения, которые помогают его оздоравливать. И вот когда вы такие задачи ставите, это вас, во-первых, переводит в ситуацию, когда вы понимаете, что вы должны становиться сами большими. Мы шесть лет назад раздали каждому акционеру и каждому топ-менеджеру зеркала, на зеркалах написали: «Мышь не рождает гору». То есть какая диалектика была? Наши конкуренты – транснационалы, понятно, и мы их здесь победили, но это ничего, мы сами должны стать транснациональной корпорацией, мы сами должны стать международной компанией. Для того, чтобы стать большими, каждый из нас должен стать большим, а поэтому посадили за парты всех акционеров и топ-менеджеров, начали учить философию, социологию, нейрофизиологию, психологию, сравнительную теологию – все, что изучает человека и человеческие отношения. Штудировать генетику, химию, физику, чтобы в технологических трендах разбираться. Если ваша система, она динамичная, как самолет летит, то есть это же динамическая система, вы не можете самолет остановить, он упадет, и если ваша социальная среда всегда ставит себе задачи выше или горизонт мечты своей всегда сдвигает, тогда у вас нет такого вызова, о котором вы говорите, вам всегда не хватает талантов. И внутриконфликтность, она про другое, мы не делим дивиденды или там не делим портфели, или не делим кресла, мы понимаем, что все так много работают, что вот кто бы помог мне взять у меня часть чего-то. Ты, молодежь, давай расти, пожалуйста, как можно скорее, потому что ну вообще уже сил нет, язык через плечо, восемь часов на работе, суббота у нас рабочий день. Акционеры у нас больше всего работают и в этом нету надрыва, кстати. Это очень важная часть. У меня жена – театральная актриса, заслуженная артистка России, она однажды в интервью сказала, что такое театр настоящий. Она говорит: «Театр – это образ жизни, чтобы делать этот мир лучше». Простая фраза, удивительная просто по своей силе. И я такой сказал: а почему же вот они могут про свое дело так говорить, а почему мы не можем про свое дело так же говорить? Бизнес же тоже может быть образом жизни, чтобы делать этот мир лучше. А если это образ жизни, тогда это не зарабатывание денег, чтобы потом пожить нормально – нет, это ты вот в нем и живешь. Я поэтому в telegram-канале своем много же пишу странных вещей, вроде как не относящихся к бизнесу, я просто пытаюсь вот эту тему раскрыть, что такое образ жизни, бизнес как образ жизни. А если это так, то тех конфликтов нет просто, о которых вы говорите. Конфликты будут про другое – про культуру, про то, что мы друг другу что-то уступили, в смысле – не заметили, проявление какой-то своей нехорошести пропустили вот внутри этого собора, это нехорошо. Там в коммуникациях что-то забыли, человека отодвинули в сторону, просто переступили для того, чтобы задачу какую-то решить, и вот забыли о том, что каждое решение любой задачи, кроме решения самой задачи, оно должно формировать новых людей, потому что иначе как они формируются? А часто очень лидерский вот этот комплекс: «нет, я сам все сделаю» – да, ты сделал, а люди новые не появились. Вот мы за это будем конфликтовать, просто очень-очень сильно конфликтовать, если такие компромиссы делаются. А те конфликты, о которых вы говорите, их просто в природе не существует. Это очень интересно, я ровно так же думал, когда извне заходил, это вот только почувствовать, соприкоснуться с ребятами нашими, чтобы понять, что так можно тоже.
М. Сушенцова
— Вы знаете, то, о чем вы говорите, напоминает такую парадигму, в которой экономика растворяется в этике, как в общем бульоне, в котором мы живем, если говорить о каком-то их концептуальном соотношении. Очень часто у нас в науке все наоборот, этика там либо сбоку вообще от экономики и между ними непонятно, какие мосты, либо она где-то за заборчиком сидит внутри, ее там выпускают в нужные моменты, и так удивительно, что вы именно своей практикой доказываете обратную точку зрения. И мне кажется, многие мыслители с вами бы согласились великие, вспомним нашу русскую традицию, отца Сергия Булгакова, который написал докторскую на тему «Философия хозяйства», где он говорил о том, что наша хозяйственная деятельность – это, вообще-то говоря, воплощение замысла, и мы себя в этом реализуем непосредственно, как творцы по образу и подобию Божию. С другой стороны, предприниматель, который горит своим делом – Шумпе́тер, известный мыслитель, на эту тему мы тоже много со студентами об этом говорим, они очень зажигаются от этого экономисты и социолога…
С. Иванов
— Шумпетера надо читать сейчас, он невероятно актуален.
М. Сушенцова
— Да многих надо читать, на самом деле, того же Адама Смита с его симпатией, а не эмпатией. В общем, мне кажется, сейчас многие радуются великие. (смеются)
С. Иванов
— Про то, как это все поженить, и про этику тоже. В Коста-Рике, когда я был там с докладом, у меня был слайд в конце. Мне кажется, на Радио ВЕРА об этом надо рассказать, будет странно, если я об этом здесь не расскажу. Консультанты, которые меня готовили, а это был формат TED, сказали: «Уберите этот слайд, это неприлично, некрасиво, так не делают вообще в нормальных обществах». Я убрал его, а потом засомневался, в telegram-канале опрос сделал. У меня же такая особенная аудитория, мировоззрения понятного, и 30% говорит: «Сергей, ну не надо, со своим вот этим не надо туда лезть». А там была цитата из Евангелия. Я обращаюсь к своим товарищам- православным бизнесменам, говорю: «Ребята, я хочу переделать цитату из Евангелия вот так-то. Как вы считаете, это приемлемо-неприемлемо?» И пятьдесят на пятьдесят, пятьдесят процентов говорит: «Сергей, не трогай, пожалуйста». Я обращаюсь к священнику, вы его хорошо знаете, не буду сейчас произносить его имени, говорю: «Отец (имярек», вот можно так переделать Евангелие?» Он говорит: «Так – можно». Я вот с этим благословением еду, но не меняю. И где-то в середине полета думаю: «ну не пригласите вы меня еще раз, больно мне надо! Вообще, может быть, это главное, что я хотел бы вам сказать внутри своего сообщения». И в конце доклада выношу слайд: «Ищите прежде Царства Божия, и все остальное приложится вам». И говорю: «Я православный христианин, я больше двадцати лет в церковь хожу, в церковном хоре пою тринадцать лет, для меня это очень важная система смыслов, но мне кажется, что она касается каждого из присутствующих, потому что в ней зашифрована формула бизнес-успеха завтрашнего бизнеса. Как это можно перевести на современный русский язык: ищите прежде делать что-то полезное для других. Для кого – для других? Для клиентов наших и для сотрудников. И все прочее – что прочее? Бизнес, выручка, прибыль обязательно приложатся вам. Вот вам ваша этика и смысл, и философия в одной простой фразе евангельской.
М. Сушенцова
— Прекрасный финал. Я предлагаю на этой ноте завершить наш увлекательный разговор. Напомню, что эта программа «Вера и дело», в рамках этого цикла мы говорим с предпринимателями, экономистами, чиновниками о христианских смыслах экономики. Сегодня в студии у нас был Сергей Иванов – исполнительный директор группы компаний «ЭФКО», православный предприниматель, автор telegram-канала «Сергей Иванов из «ЭФКО». Сергей, спасибо вам огромное за эту беседу. Мне кажется, надо срочно делать второй эфир, где мы продолжим нашу дискуссию.
С. Иванов
— Спасибо за эфир. Очень неожиданно, необычно, я вещи какие-то произнёс, о которых даже не думал. Слушателям желаю всего самого доброго и дай Бог здоровья всем нам.
М. Сушенцова
— Спасибо. До встречи в следующих выпусках.
Все выпуски программы Вера и дело