Поделиться
У нас в гостях была настоятельница Свято-Елисаветинского женского монастыря города Алапаевска игумения Смарагда (Зыкова).
Мы говорили с нашей гостьей о ее удивительном пути к вере и монашеству, о том, как в ее жизни явно проявлялось присутствие Бога.
Ведущий: Константин Мацан
Константин Мацан
— Светлый вечер на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня Игумения Смарагда, настоятельница Свято-Елисаветинского женского монастыря города Алапаевска. Добрый вечер, матушка.
Игум. Смарагда
— Добрый вечер.
Константин Мацан
— Очень радостно видеть у нас в студии такого гостя, как вы. Во-первых, Алапаевск — место особенное, и многие наши слушатели там были, и я там был несколько лет назад. Вообще, места, связанные с судьбой семьи последнего Российского императора в широком смысле слова, и Преподобномученица Елизавета Фёдоровна, безусловно, вот к этой истории относится напрямую. Она приняла мученическую смерть в Алапаевске, в шахте. Это место там есть. Его показывают, к нему можно прийти и там помолиться, и поклониться. Я там был тоже недавно, и, конечно, ощущения самые сильные, поэтому... Ну а преподобная мученица Елизавета, она такая святая, которая в сердце каждого входит, какой-то любовью и радостью. Вообще не знаю людей, которые бы как-то не откликались на этот духовный облик, на этот путь, на её историю. Поэтому об этом тоже сегодня поговорим. Но почему я ещё сказал, что для нас гость особенный, у нас не так-то часто в программе бывают игумении. Вот священники, монахи, епископы, настоятели — это чаще. А вот матушка игумения — это такая для нас каждый раз радость большая. Поэтому спасибо, что приехали. Матушка, я бы хотел начать с вашего пути к вере и в вере. Путь человека состоит из этапов. У нас даже на радио есть программа такая «Путь к священству» называется. Туда священники приходят, но вот с вами тоже интересно поговорить о пути к монашеству. И к настоятельству. А с чего все начиналось?
Игум. Смарагда
— Начиналось, я думаю, все с глубины, можно сказать, с младенчества. Бабушка была глубоко верующая, и родителям сказала: «Сидеть с детьми не буду, пока не покрестите».
Константин Мацан
— Такой добрый православный шантаж.
Игум. Смарагда
— Да, в 58-м году покрестить ребёнка — это целая была проблема. Там нужны были записи своеобразные, должно быть согласие отца, должно быть согласие мамы и прочие-прочие там такие вот нюансы. Но бабушка умудрилась, нас троих покрестить. Нас было тогда трое, еще последние сестра и брат не родились, пятеро нас в семье детей было у родителей. Она нас всех покрестила в два месяца. То есть каждому как исполнялось два месяца, и она всех нас покрестила. С детства я себя помню, ну, примерно 3-4 года было мне. Брату моему 5 лет. И вот мы стояли. Она нас приведет в церковь троих, поставит нас... Единственный храм был, битком забитый полностью всегда, это храм Преображенский, это было в городе Иваново. И когда мы приходили туда, она всегда поставит к подсвечникам, чтобы мы обязательно снимали свечки, помогали тем, кто прислуживает в храме. А им приказывала, если будут озоровать, то «за ухо», я разрешаю. И вот старший брат, как всегда, начинает в бок толкать, спрашивать: «Скоро ли „Верую“ запоют»? Мы знали, что когда «Верую» запоют, там останется уже чуть-чуть. И там причастие, а там после конфеты бабушки надают всем и вся. Вот, и мы идём счастливые. Но я помню такое вот, значит, воспоминание детское. Вот приходишь домой, бабушка, она не надышится на нас, ангелы пришли. Всё, все отдыхайте. И вот лежишь, например, на кровати. Прилёг отдыхать. Долго-долго в ушах звучит церковный хор. И вот однажды я также, уже будучи в Толгском монастыре, пришла после Причастия, и у меня было состояние этого трёхлетнего младенца. Вот такая лёгкость и радость, и вот это церковное пение. То есть вот всё, что мы получаем в детстве, оно никуда не исчезает. И благо тем родителям, которые своих детей вводят с детского возраста в храм. Но прежде, чем привезти ребёнка в храм, нужно его подготовить, зачем он идёт в храм. Ведь многие дети, они же не понимают, что поют, что читают, какие происходят события. Хотя бы объясните им, что мы стоим пред невидимым миром. Это их заинтересует, это их заинтригует, что нас видят, мы не видим. Господь нас любит, но он читает наше поведение, наше сердце, в глубине наших сердец. Может мы хотим созоровать, может мы еще что-то хотим сделать. Вот поэтому ребенку нужно все объяснить. А родители сами бывает ничего не понимают. Они прибежали в храм, скорее свечку поставили, бегом туда. Бегом сюда. Вот. В крайнем случае бегут на исповедь, ребенка за собой тащат. А он там маленький упирается, не хочет, рев начинается, и получается вот такая неразбериха. Но вот мы когда ходили, вот я говорю, мы тоже толкали друг друга. Но нас любой взрослый мог вот просто-напросто сказать: «Так, дети, а ну прекращайте». И дети боялись взрослых раньше. Почему? Потому что любой взрослый имел право сделать замечание. Сейчас совсем другая ситуация. Вот попробуйте сделать замечание ребенку, он надуется, отвернется в угол, и его уже ничем, не приманишь, не заманишь. Я одно время была воспитательной в детском саду, и у меня были дети 3-4 года. Вот в этом возрасте закладывается буквально всё. Всё, что с ним пойдет по жизни. Если упустить вот этот возраст, вы получите то, что посеяли. Поэтому вот воспоминания о детском посещении церкви...Да, мы химичили. Мы когда повзрослее стали, там, пионеры и прочее, мы уже... Бабушка даст денег, например, скажет: «Идите, там, свечки поставьте», а мы в кино. Давай в кино сходим. Вот понимаете, то есть лукавство наше уже нас, подводило. А потом искушения, одно, другое, третье. Но когда человек потом в жизни вдруг окажется в трудной ситуации, а Господь обязательно это сделает, чтобы стеснить жизненные обстоятельства какого-либо человека и его сердце обратить к себе. И вот тогда человек, вспоминая то, как он когда-то ходил в церковь... Ведь, например, я водила много экскурсий, лет 20 я водила экскурсии в Толгстом монастыре, и после экскурсии люди подходили и мне говорили. Вот, например, женщина подошла и сказала: «Вы знаете, матушка, у меня дочь покончила жизнь самоубийством. В 17 лет, неразделенная любовь, пошла и повесилась». А враг очень хитрый, вот он загнал в отчаяние эту девочку, а мама не дала ей возможности вот именно прибегнуть к Богу, почему? Потому что сама не знала этого. И девочка вышла из положения вот таким образом. А дальше? А дальше страшно. Этих людей не отпевают. Этих людей хоронили раньше вообще в отдельных каких-то кладбищах. Поэтому вот задача родителей все-таки именно детям объяснять. Если родитель сам не знает, он может к священнику подойти. Он может прочитать где-то, послушать Радио ВЕРА, замечательное, между прочим, радио. Я сама его всегда слушаю с любовью.
Константин Мацан
— Да, Радио ВЕРА слушайте, наше радио, друзья, тут плохому не научат.
Игум. Смарагда
— Да, Радио ВЕРА — замечательная программа, здесь много-много познавательного. Здесь даже можно и всё Евангелие день за днём прочитать. Вам прочитают, вам объяснят. Вы только потом ещё придёте домой и всё это подтвердите своим уже усердием.
Константин Мацан
— Матушка, а вот вы сказали так точно, что человек может, даже получив в юности какое-то церковное воспитание, церковный опыт, потом всё равно в подростковом возрасте, или в более старшем, студенческом отдалиться от церкви. Но Господь обязательно поставит его в ту ситуацию, когда стеснится сердце, и некуда будет идти, кроме как к Богу. И хорошо, если есть эта память о церковном воспитании. А у вас в жизни была такая ситуация? Вот это ваш путь в чём-то, когда Господь вас через какую-то ситуацию к себе повернул?
Игум. Смарагда
— Вы знаете, у каждого человека в жизни много бывает ситуаций. У меня были такие ситуации на грани жизни и смерти. То есть, ни один человек не мог помочь, к примеру И только одна единственная фраза меня спасала даже. Ну, конечно, не эта фраза, а вера в то, что Господь поможет. «Живый в помощи Вышняго, в крови Бога небесного» я знала одну строчку. То есть, когда-то я знала всё наизусть, бабушка меня научила по-церковнославянски читать. И я читала свободно. Псалтирь читала я на церковно-славянском. Знала большие молитвы «Помилуй меня Боже» наизусть. «Живый в помощи», «Верую» А потом мы ушли на «сторону далече», как тот блудный сын из Евангелия. Мы бабушке говорили: «Ой, бабушка, ты пережиток прошлого».
Константин Мацан
— Вы прямо так говорили?
Игум. Смарагда
— Да, а нас учили учителя этому. С меня крест на физкультуре содрали просто. В 12 лет с меня сорвали с такой злобой. Я думала, меня ударят. У меня крест был, я ходила. Отец всю жизнь в кресте ходил. Он воевал. Всю войну прошел Великую Отечественную. До Берлина дошел без единой царапины. Крест не снимал никогда. И когда его били, заставляли снимать, ну сами понимаете время какое было, то говорили ему: «Ты позоришь советскую армию». Он говорил: «Не вами повешен, не вами и снимется». И вот он, Слава Богу, дошёл и до Берлина. Награды имел, и всё, но в крест... И когда кто-то начинал говорить как бы против Бога, начинал хулить Христа, он говорил: «Вы мне, Христа, не строжьте. Я с любым буду драться, биться за Христа». Вот у него была такая глубокая и крепкая вера.
Константин Мацан
— Потрясающе! Ну вот а ваш опыт... Вы сказали, что родились в 58-м году. Это время, когда быть верующим просто было опасно. А что вы об этом времени и об этом опыте несения веры помните? С одной стороны, вы рассказываете, что крест не снимали никогда.
Игум. Смарагда
— Я снимала крест. Это мой папа не снимал крест.
Константин Мацан
— Ну вот вы сказали, что у вас на физкультуре крест сорвали, значит, он на вас был всё-таки.
Игум. Смарагда
— Ну мы привязывали его, нас научили потом взрослые, мы привязывали его к лямочкам маечки.
Константин Мацан
— Ну то есть вы в подростковом возрасте...
Игум. Смарагда
— Чтобы не на шее, но он всё равно был на нас. Но припрятан он.
Константин Мацан
— То есть вы в подростковом возрасте шли таким нормативным путем советского ребенка. Пионеры, комсомольцы... Для вас это было связано с каким-то сознательным отходом от веры?
Игум. Смарагда
— Нет.
Константин Мацан
— А вот как это было?
Игум. Смарагда
— Не сознательно, а по инерции, скорее всего. Я помню, нас одели в пионеры, когда галстуки нам одели. Бабушка увидела нас, говорит: «О, антихристы идут!» А я ей говорю...
Константин Мацан
— Прямо так?
Игум. Смарагда
— Да-да-да, она строгая, ой, в вере она была строгая.
Константин Мацан
— Так, а что вы ответили ей?
Игум. Смарагда
— А я ей говорю: «Бабушка, мы не антихристы, мы пионеры». Она говорит: «Вот-вот, я и говорю, что антихристы».
Константин Мацан
— С юмором бабушка.
Игум. Смарагда
— Бабушка была неграмотная абсолютно. И она заставляла маму мою переписывать Акафист Святителю Николаю Чудотворцу. И раздавала его в церкви. Книг-то не было. И мама сидела, когда была свободна от работы, писала эти акафисты и раздавала в церкви. Ну, молодая была, ей там, может быть, лет 30-40 было. Пойдёт на работу, а там ей анекдот расскажут, ещё что-нибудь. И однажды ей явился святитель Николай во сне. И сказал: «Гражданочка, не иди двумя дорогами, а выбери одну и иди по ней». Вот она сама лично рассказывала, мама. И мне Господь сподобил принять ее кончину. Я уже была в монастыре, и я одна единственная при ней была, когда она переходила в Вечность. То есть вот эти минуты. Вы не представляете, какой красоты сделался человек. Абсолютно исчезли все морщины, лицо разгладилось до примерно 30-летнего возраста. И у неё на лице застыл покой. Покой и умиротворение. Вы знаете, соседки приходили и говорили, «Раечка, ты при жизни не была такой красавицей. Вот бы нам так». Это вот мне Господь показал. А батюшка, отец Кирилл Павлов, когда я к нему ездила, он сказал: «Матушка, молись, чтобы и тебя Господь сподобил, умереть как твоя мама».
Константин Мацан
— Игумения Смарагда, настоятельница святой Елизаветинского женского монастыря в Алапаевске сегодня с нами в программе Светлый вечер. Ну вот, возвращаясь к тому вопросу, который я задал, ваша юность пионерская, комсомольская...Вы сказали, что вас учили, что религия — пережиток прошлого. И, как вы говорите, так Вы по инерции всё это воспринимали. А как...
Игум. Смарагда
— А в глубине души Бог жил. Но мы говорили в то время, юные, молодые, глупые, мы говорили: «Ну ведь всё равно что-то есть». Мы не говорили: «Кто-то есть», а мы говорили: «Что-то есть». Мы верили в какое-то зазеркалье, мы впадали в такие крайности. Брат у меня, например, в школе, когда учился, в училище потом... А молодежь, кстати, поголовно...Почти вся молодёжь играла в спиритизм. То есть вызывали вот этого духа там усопшего, какого-нибудь там родственника и в результате получали ответы на свои вопросы. Я помню, мы тоже это делали. Когда я пришла в монастырь, мне пришлось, конечно, каяться во всем этом. Но я-то была крещеная, и ангел-хранитель, независимо от того, в кресте я была или без креста, он все равно меня не покидал. Вот по отношению ко мне ничего не получалось. А те люди, которые не крещеные были, им все прямо по буковкам рассказывалось. И потом, когда я начинала уже понимать, что здесь что-то не то, брат мне...А у меня брат сейчас священник. Один брат, он игумен в Ивановской епархии, очень сильно болеет, тяжело. Он мне сказал, знаете, вот такими словами, ну, как мы общались, говорит: «Дура, знаешь, почему у нас не получается»? Я говорю: «Почему»? «Да потому что ангелы с нами наши». Представляете? А он был еще в то время, ну, подросток еще, понимаете?
Константин Мацан
— Потрясающе.
Игум. Смарагда
— Да, устами младенца глаголет истина.
Константин Мацан
— Ну вот вы закончили институт, вы филолог по светскому образованию.
Игум. Смарагда
— Да, я филолог по образованию. Ну, я закончила институт заочно. Я училась и работала. У меня много было профессий всяких разных, я искала себя. Но я хочу сказать вот что. Господь так ведет человека в жизни... Он исполняет его помыслы. Даже желания какие-то. Вот однажды я иду, мне лет 17. Со своей подругой идём, я говорю: «Слушай, куда бы нам пойти с тобой учиться? А давай вот сюда пойдём». А там было объявление: «Обучение на оператора газовой котельной». Ну мы вроде в дверь, а там выходной день. И больше я к этому вопросу никогда, нигде, никаким образом не обращалась. И вот я в монастыре живу, меня обучают на оператора газовой котельной. И я 18 лет несу это послушание.
Константин Мацан
— В монастыре?
Игум. Смарагда
— Да. Вот иду я тоже так же, уже училась на первом курсе в университете, иду по дороге. Ага, смотрю объявление: «При Обкоме Комсомола обучение на городского экскурсовода». Думаю, дай-ка я зайду на всякий случай. Я зашла. Месяца два я походила. Посмотрела, как составляется экскурсия, как это всё делается. И вы знаете, я приезжаю в монастырь, и когда узнают, что я обучалась на экскурсовода, говорят: «Ты- наше полезное ископаемое». И я 20 лет водила экскурсии. Начиная с детского сада, 3-4 возраста и заканчивая министрами, зам. министрами.
Константин Мацан
— Как вы пришли в монастырь?
Игум. Смарагда
— Очень эксклюзивно. У меня брат, он туда ездил, и однажды он...
Константин Мацан
— В Толгский, да?
Игум. Смарагда
— Да, в Толгский монастырь, еще он только-только, когда открылся, он помогал там территорию расчищать. И он мне говорит: «Съездила бы ты в Толгский монастырь.» Я говорю: «Я в Толгский монастырь? Что я там забыла»? Он говорит: «Ну как, что, посмотреть.» Но там монастырь женский открыли. Я говорю: «Я в монастырь, ты с ума сошел?». Представляете, вот мой разговор. Я говор: «Лучше бы ты за меня помолился». Ну и проходит время. В один прекрасный день я утром встаю, читаю молебный канон Матери Божией. Может быть, это не стоит говорить во всеуслышание, на Радио ВЕРА. Но может быть, кому-то это будет польза для души. Вот я только ради этих соображений говорю, потому что всё-таки это звучит несколько странно. Меня могут обвинить или в прелести, или ещё там в чём-то. Но мне батюшка отец Кирилл сказал: «Нет, Машка, это всё истина». Я у него спрашивала на все мои вот эти действия, все вопросы ему задавала. И вот смотрите, что получается. Я прочитала канон. И внутри себя говорю: «Мать божья, ну вот как ты думаешь, или мне съездить в эту Толгу. Ведь Никодим мне все уши прожужжал». Прямо вот этими словами я обращаюсь к ней. И вот я не знаю, как будто к своей какой-то лучшей подруге или там к маме родной. А вот говорю: «Как вот ты думаешь, или мне съездить в эту Толгу, или мне сходить вечером в храм»? И во мне такой красоты отозвался голос. Он настолько был мелодичен, красив, любящий. И. И при этом какой-то призывающий, но и бесстрастный: «В храм сходить ты всегда успеешь, съезди в Толгу». Я подхожу к маме, говорю: «Мама, благослови, я поеду в Толгу». Она говорит: «А на долго»? Я говорю: «Не знаю, как Господь управит». Она мне говорит: «А я не умею благословлять». Я говорю: «Ну вот возьми икону, перекрести меня и скажи что-нибудь». Эта икона, первая моя икона, Казанская икона Божьей Матери. Она за 2 рубля и 50 копеек продавалась. Первая икона, когда я уже как бы стала в церковь ходить, я её купила. Я в Иерусалим ездила, она всегда со мной. Мама меня перекрестила, и я смотрю, а у нее слезы на глазах. Я говорю: «Да ладно, что ты плачешь-то»? Вот, она меня, значит, перекрестила, все, я эту икону забрала и пошла. Что у меня было с собой, вот когда я пошла в монастырь? У меня был молитвослов и псалтирь, первая вот эта книга на русском языке. У меня было с собой Евангелие с оранжевыми корочками, выпущенное в Джорданвиль, в США. Вот это все мои книги. То есть, вот этот вот молитвослов и псалтирь, и Евангелие. Вот с ним я пришла в монастырь. И я пришла очень интересно. Я обошла весь монастырь дважды. На третий раз я постучалась в Никольские ворота, которые никогда в это время не открывались. Потому что навигации не было. Это было 27 апреля, я как сейчас помню. Это был день Виленских святых, святые мученики. Дальше у меня там очень много интересных встреч вот с ними было, с этими Виленскими святыми. Они отзываются все святые. И я постучала, мне тут же открыли дверь. Тут же прямо, вот как будто меня ждали. Смотрю, дедушка какой-то с бородой открывает мне, я его спрашиваю: «Это монастырь мужской или женский»? Потому что меня всю дорогу сбивали, одни говорили, что это монастырь мужской, другие, что женский. Он был 600 лет мужским, и как женский он открылся вот уже после гонений. В 1987 году, 7 декабря, в день Екатерины Великомученицы. И я ему говорю: «Значит, мне сюда». Еще отодвинула его так, в сторонку. Поворачиваюсь, говорю: «Где мне игуменью найти»? Вот. Он мне говорит: «Ну, пойдешь в храм, там она». Я говорю: «А где храм»? Ну, кругом грязища, развалины. Я пришла, в 1991-м году. Уже там как бы стройки там шли всякие. Моменты расчисток разные. И вот таким образом я пришла в монастырь. Увидела матушку. На следующий день я с ней поговорила, и я ей сказала: «Я у вас остаюсь». То есть я поняла, что не я говорю, говорит моя душа. А душой руководит или ангел-хранитель, или сама Богородица. Поэтому всё, что я делала, я делала практически вот не с тем разумением, вот святитель Игнатий об этом очень хорошо говорит. Что в монастырь надо идти как в омут с головой. То есть ни о чём не думай, ни о ком не думай. Если начнёшь думать...А это как, а то, как, а как родные посмотрят, а как вот эти, а что эти скажут...То есть практически вот у меня было действительно как в омут головой. Потому что моя сестра приехала через полтора где-то. Она говорит: «Ты че, с ума сошла»? Я говорю: «Таня, вроде нет еще». Она: «А как же это на работе»? Я говорю: «Съезди, рассчитай меня». И она съездила, рассчитала меня на работе. А сейчас она матушка сама, у нее муж священник.
Константин Мацан
— А как мама восприняла?
Игум. Смарагда
— Мама плакала целый год. Но ее утешили, сказали, что в монастырь идут или великие грешники, или великие праведники. И она успокоилась. Что уж ей там открылось, не знаю. Но факт то, что мама моя, она была очень смиренной женщиной. Вот нас пятеро детей, мы каждый тянули ее в свою сторону. Но она была очень смиренной женщиной.
Константин Мацан
— А как вы вообще начали в храм ходить, жить церковной жизнью после вот этого юношеского такого, если угодно, сопротивления.
Игум. Смарагда
— Знаете, я первый раз, когда пришла в храм, я одному батюшке, он уже упокоился. Царство ему небесное, отцу Роману. Я вот ему исповедовалась. А потом, когда брат меня зовет в храм, а я говорю, что у меня голова болит, давай в другой раз. Он в следующий раз мне говорит, что ну пойдем в храм-то. Я говорю: «Ой, слушай, у меня так спина болит». Ну это действительно так, я не придумывала. Ух, так спина болит. Я говорю: «Давай в другой раз». Ну вот однажды мы пришли в храм. Я раза три выходила из храма. Представляете, как вот бес крутил человека. А потом он мне говорит: «Слушай, да что ты все бегаешь? Ну постой ты спокойно». Я говорю " Ты знаешь, я не могу, мне плохо«. И он говорит: «Ну слушай, ну ты хоть умри в храме, но стой». И я мысленно обращаюсь к Богу со смирением, с таким глубоким, говорю: «Господи, ведь вот если я сейчас выйду, неизвестно, войду ли я когда-нибудь туда, помоги мне достоять до конца всей службы. До конца всей службы, и молебен простоять». Вы знаете, с меня отчетливо спрыгнули, с моих плеч. Я почувствовала такую легкость, я почувствовала такую радость, я простояла всю службу до конца, и потом еще батюшка нас всех покропил святой водой. После этого я свободно стала ходить в храм, сама. Никто меня не тянул туда. А когда папа у меня умер в 89 году, мне вообще захотелось, чтобы ему там было легче каким-то образом. И в 91-м я ушла. То есть он как бы был предтечей нашего воцерковления всех.
Константин Мацан
— У нас сегодня в гостях игуменья Смарагда, настоятельница Свято-Елисаветинского женского монастыря в городе Алапаевск. У микрофона Константин Мацан, мы скоро вернёмся к нашему разговору, не переключайтесь.
Константин Мацан
— Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня игумения Смарагда, настоятельница Свято-Елисаветинского женского монастыря города Алапаевска. Мы продолжаем наш разговор. Вы уже дважды упомянули об отце Кирилле Павлове, знаменитом старце из Троице-Сергиевой Лавры. А вот чему, может быть, самому главному, он вас научил в плане веры и отношений с Богом?
Игум. Смарагда
— Самому главному он меня научил — это различать, где истина, где ложь. Отец Кирилл, он был необыкновенно смирен, скромен, и как бы он служил. То есть любому человеку он служил. И он любил, мог любить так, что тебе казалось, что ты один-единственный у него на всём белом свете. Это вот черта всех старцев. Отец Павел Груздев тоже, вот к нему придут, например, и он всех их обнимет. Всех их прижмёт к себе, поцелует, и каждый потом хвастается: «Вот мне батюшка то и то».
Константин Мацан
— То есть так интересно у нас в программах на Радио ВЕРА не раз были люди, которые знали отца Кирилла Павлова, в частности, но были либо его духовными чадами, либо просто учились в лавре. И вот каждый ваши слова повторяет: «У нас было ощущение, что он меня любит больше всех, как единственного. Больше всех».
Игум. Смарагда
— Это черта всех истинных старцев. Они могут, вот именно у них очень широкое сердце, и они в это сердце вмещают, можно сказать, вот батюшка отец Кирилл всю Россию вмещал практически. Отец Наум, я тоже к нему ездила. Сначала я первый раз, когда я поехала, это к отцу Науму. Я приехала. Он тоже покрывал своей любовью всех и вся. Но у него немножко другой был почерк. То есть он мог и грозно сказать, и обличить. Батюшка, отец Кирилл, он в этом плане был «мамой». Вот если называли там отца Наума «папой», а батюшка Кирилл был «мама» в Лавре. Вот. Его очень любили все семинаристы, и не только семинаристы. Вот я у него когда бывала на исповедь, меня Господь сподобил. 12 лет я к нему ездила, матушка меня благословила, говорит: " Вот это будет твой духовный отец«. Вот. И я к нему, у меня письма его сохраняются, у меня 15 писем его есть, как утешение мне. Мы с ним переписывались. И когда вот я к нему приезжала, он всегда мне давал читать исповедь. Вот эту общую исповедь, всегда я читала. И вот приезжаешь к нему, даже вот в Переделкино, например, я была у него. Такие маститые, архимандриты там были, у них такие бородищи, вот такие вот, прям такие строгие взгляды, брови серьезные. Только начинается вот эта исповедь, батюшка начинает эти слова: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей». И ты чувствуешь, что он тебя на руках подносит к Богу и просит за тебя. За одного лично, и смотришь...А тут архимандрит слезы утирает, там рыдание в углу... У него ни разу на исповеди, не было такого, чтобы кто-то не плакал.
Константин Мацан
— Потрясающе!
Игум. Смарагда
— Да. Потому что, когда он читал молитвы, он не тараторил, никогда. Он всегда вдумчиво и глубоко читал молитвы. Было ощущение, что он её говорит сердцем из сердца. Понимаете? И когда я у него спрашивала про Иисусову молитву...Прости меня, Господь. Может быть, это не очень нужно всем и вся знать, но он мне говорил: «Матушка, не счёт и не количество важно, а важно состояние души. Вот, например, возьми себе 10 минут, там именно только посвяти этой молитве». Сколько вы раз её прочитаете, это не важно, но так, чтобы она дошла до Бога! И чтобы ваше сердце умягчилось и услышало ответ Бога. То есть вот именно так он учил меня. И когда я у него спросила: «Батюшка, а какую мне первую книгу прочитать»? Он мне говорит: «Матушка, очень замечательная есть книга, двухтомник Харитона игумена Валаамского». Самой первой была вот эта книга об Иисусовой молитве, вот этот вот двухтомник. Вот он мне еще его. Это где-то 1995 год. Он мне его благословил, даже денег дал мне на эту книгу, чтобы я ее купила. Да.
Константин Мацан
— А с какими еще, ну если угодно, людьми святой жизни, старцами, ну или в широком смысле слова духовными наставниками вас жизнь сводила? Кто был наиболее значим?
Игум. Смарагда
— Вот батюшка Отец Павел Груздев. Он когда к нам приезжал в Толгу, все говорили: «Пасха у нас сегодня, Пасха. Батюшка приехал». Я первый раз, когда он приехал, я не понимала еще смысла. А когда подошли к нему...Знаете, к таким старцам, когда подходишь под благословение, как будто ты причастился. Ты отходишь и чувствуешь, что в тебе все изменилось. И крестили они всегда, не просто вот руку на лоб положили и все, нет. Они крестили широким крестом. Касались чела, груди обязательно, плеча. То есть они тебя полностью ограждали этим крестом, и давали всегда целовать руку. То есть вот это был почерк тех старцев, которые прошли тюрьмы, которые прошли вот какие-то испытания в Отечественную Великую Войну. Они были другими. Именно вот по отношению к людям.
Константин Мацан
— Вы как настоятельница монастыря сейчас в Алапаевске до этого много лет провели в Толгском монастыре видите надо принимать и полагать молодых монахинь. Я не знаю какой возраст у вас в средний сестер, но я вас хочу спросить вот о тех, кто сегодня приходит в монастырь. Ведь есть же стереотип о том, что девушки уходят в монастырь из-за несчастной любви. Я говорю об этом как о стереотипе. То есть это такое, может быть, далеко не всегда верное представление, которое... А какого истинное представления неизвестно тем, кто изнутри об этом ничего не знает.
Игум. Смарагда
— Я хочу сказать, что в монастырь уходят именно по призванию Божьему. То есть, вот, например. Молодая девушка ходит в храм, начинает ходить в храм. И постепенно ощущает, что ей всё уже неинтересно: разговоры с подружками о женихах, ещё что-то. А она хочет углубиться в отношения с Богом. То есть ей хочется чаще к нему обращаться. Хочется чаще молиться. И она как бы уже ищет другого смысла в своей жизни. Она ищет другого смысла. Но сегодняшняя молодёжь, она немножко отличается. У нас очень много сейчас информации. Всякой-всякой разной. То есть вот когда мы пришли в монастырь...Я пришла с двумя книжками, не было церковных книг, ничего не было. А сейчас, например, они могут услышать всё, что угодно. И повредить себя, слушая всё подряд. Вот если, например, слушать Радио ВЕРА, но потом послушать там какого-то батюшку, который уже в запрещении...У которого там какие-то заблуждения есть. Ведь людей сейчас много и прельщённых, и всяких разных. И поэтому, когда девушка вот этого всего наслушается и насмотрится, она, конечно, будет страдать. Страдать от всего этого, или в секте побывает в какой-то. Особенно вот девушек молодых завлекают в секты, очень много: иеговисты, баптисты. Вот у меня тетя была, ей даже сказать «Царство Небесное» мне трудно, потому что я всегда говорю: «Господи, прими ее в своем милосердии, сотвори по Твоей благости с ней», потому что она так и умерла нераскаянная. Была иеговисткой в секте Иеговы. Так им нужно было приводить туда как можно больше людей. Поэтому, когда они их туда приводили, то получали какие-то там повышения в своих кругах. И она, вот что самое интересное...Она приехала к нам в гости. Мы встали перед обедом помолиться. Мы крестимся, мы кланяемся, как обычно, да, вот читаем «Отче наш». Она стоит полностью равнодушной, и я обратила внимание на её глаза. Мёртвые. Глаза-то мёртвые. Понимаете, вот когда нету жизни духа в человеке. А как правило, вот я 20 лет водила экскурсии, я видела разных самых людей. Воцерковлённых, и только переступающих порог храма, и тех, кто постоянно причащается, и тех, кто в жизни никогда не причащался. Все написано на лице. И вот этот опыт, он сразу же показывает человека. И когда человек, например, в старости...Что человек творил в жизни, какие у него были «страсти», какие у него были наклонности...Это в старости как резцом вырезано на нём. И поэтому, когда человек далёкий от Бога, как правило, он потемневший лицом. И никогда у него не бывает доброжелательного взгляда. Никогда. Потому что человек мёртвый духом. Потому что дух даётся только в Таинствах. Дух даётся только за смиренное сердце. Господь же не зря сказал: «Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем». Ещё там: «Гордым Господь противится, а смиренным дает благодать». Но в наше время смиренное сердце обрести — это очень сложно. Уже когда я была юная, нам в школе твердили: «Ты что? У тебя самолюбия что ли нет? У тебя гордости что ли нет?». Мы воспитаны на этом были. И мы придём, на нас если матушка разозлится, говорит: «Ух, комсомолки такие-сякие». Понимаете? То есть это вот гордыня шла с нами по жизни. Чтобы потом перевоспитаться в монастыре, это нужно или с юности туда прийти, или понять, для чего ты туда идёшь.
Константин Мацан
— Ну а вот то, о чём мы сейчас сказали, это же такая колоссально важная тема не только для тех, кто в монастырь идёт, а для любого человека, который пытается свою жизнь перед Богом выстраивать. Вот совершенно точно, что гордость, самолюбие, успех, самореализация — это такие вот «идолы». С которыми мы все живём, и страшно от них куда-то деться, «от них первые есть аз», кто с этим живёт. Потому что кажется, что если ты против этих идолов восстанешь, то ты всё потеряешь. А как ты будешь жить? Ты останешься нереализованным, на обочине жизни, без денег и так далее и тому подобное. То есть ты будешь аутсайдером, что называется. Человеком-неудачником по-русски. И страшно на это решиться, и страшно вообще признаться себе, что смирение — это тот путь, по которому нужно идти. А вот как себя на это настроить? Как не побояться вот эти слова Господа о необходимости смирения воспринять и к себе применить?
Игум. Смарагда
— Вы знаете, это нужна решимость. Это как солдат. Вот он, например, на поле боя...Если он не обретёт решимость забыть о себе и делать, вот этот подвиг, никогда он не сотворит этого. Точно так же, когда ты идёшь, например, в монастырь, нужно решиться. Даже вот на первую исповедь нужно решиться, потому что первая исповедь — это подвиг, подвиг души. И я вот помню, приготовилась на исповедь. 17 лет я не ходила в храм, к примеру. Ну так вот забегала. Ну, когда училась, я говорила: «Господи, если сдам экзамен, я тебе свечку поставлю. Господи, ну я бы могла и лучше сдать! Господи, ну ладно, если...». Вот так вот я торговалась с ним. Я говорю: «Господи, ну если уже я сдам вот следующий экзамен, ну, может, я тогда уже пойду свечку поставлю». В конце концов, совесть всё-таки замучила. И я пошла в храм. Естественно, я пошла в джинсах, как и все молодые девушки ходят. Пришла, башка вот такая, это самое навороченная. И меня одна бабушка делает замечание: «Бессовестная. В каком виде ты в храм пришла»? Ну а я так дерзко, вольно ей говорю: «Бабушка, ты молишься и молись, а я ведь я не к тебе пришла». Понимаете, вот моя наглость, самоуверенность. Вот до такой степени могли дойти, а мне бы нужно было сделать ей низкий поклоны, сказать: «Бабушка прости меня, я тут тороплюсь бегом, то и сё». Хотя был и такой случай, что одна девушка вот так же тоже пришла в храм накрашенная и всё прочее. И какая-то бабушка ей сделала замечание, говорит: «Ты такая галка намазанная! Пришла ты сюда в храм, а у тебя губы накрашенные». Девушка расплакалась и ушла, сказала: «Больше никогда не приду в храм». И вот этой старушке ночью снится, представь, Пресвятая Богородица, и грозно ей говорит: «Ты что натворила? Я восемь лет у престола лью слезы за эту душу. И вот она сегодня переступила порог храма, а ты все разрушила. Иди и умоляй эту девушку, чтобы она вернулась в храм». Назвала ей адрес, где живет эта девушка. И та пошла, девушке все рассказала. И та стала прихожанкой храма.
Константин Мацан
— Игумения Смарагда, настоятельница Свято-Елисаветинского женского монастыря в Алапаевске, сегодня с нами в программе Светлый вечер. Ну вот, теперь я вас хочу спросить, собственно говоря, об Алапаевске. Об этом месте, где вы несете послушание. Сколько лет?
Игум. Смарагда
— Семь лет.
Константин Мацан — Вот до этого вы много лет были в Толгском монастыре. Переезд в Алапаевск, к этим местам, связанным с мученицей Елизаветой Фёдоровной, как в Вас отозвался? Что для себя вы там, не знаю, если угодно нового важного открыли, о жизни человека, о вере? Легко ли было менять место служения, послушания?
Игум. Смарагда
— Я очень сильно противилась этому. Я не хочу рассказывать сейчас это на эфир. Но у меня была причина почему я смирилась и поехала. Потому что это было благословение именно отца Кирилла. Мы с ним только двое знали эти слова, которые он произнес тоже в моем сердце. И когда я уже, когда грозно это было сказано, я спохватилась и говорю: «Нет-нет, матушка, ни как я, а как воля Божья». Но промысел Божий был глубже и дальше. Самое первое мое знакомство с Елизаветой Федоровной произошло в Марфо-Мариинской обители. Мы несли послушание. В 99-м году был такой магазин «Толга» в Митино, и мы туда ездили. У нас там был столик, мы там торговали свечками, иконочками, цепочками из Толгского монастыря. Вот. А ночевали и жили мы в только-только открывшимся Марфо-Мариинском монастыре. И вот однажды я лежу и смотрю на потолок. И вот там такая лепнина красивая, я так думаю: «Интересно. Вот какая душа должна быть у человека, который вот устраивал здесь всё это. И эта первая мысль у меня мелькнула про Елизавету Фёдоровну. Что это была очень тонкая, очень гармоничная натура, которая могла всё вокруг себя украшать. А второй момент был такой. Там была послушница одна, сейчас она монахиня в Гефсимании, в Иерусалиме, она иконописец сейчас. Она была послушницей тогда в этой обители. И она мне говорит: «Слушай, матушка, пойдем с тобой читать акафист Елизавете Федоровне». Там было, я не знаю, что это было за покрывало. Мне она сказала, что это было покрывало, которым были покрыты мощи, когда их перевозили с Алапаевска. Бархатное покрывало. От него действительно, когда мы прикладывались, ощущение запаха мощей было. Такой святости какой-то. Святость, она, конечно, не имеет запаха. Но там было ощущение ладана. Сильное причем ощущение. И, по-моему, там, она мне говорила, даже капли крови были. И мы с ней на коленях стояли и читали Акафист Елизавете Федоровне. А потом я Елизавету Федоровну попросила. Говорю: «Елизавета Федоровна, мне бы хотелось к твоим мощам приложиться, может ты меня сподобишь когда-нибудь в Иерусалиме-то побывать, к тебе приложиться». Она мне устроила это в 2002 году. Матушка мне устроила поездку, но это было без визы. Это было наше, как говорится, очень эксклюзивное путешествие. И вы знаете, даже в тюрьме мы там сидели.
Константин Мацан
— Ничего себе!
Игум. Смарагда
— Да. Нас охраняли там с автоматом. У нас была группа. По-моему, 21 человек. Из них было четверо священников и была матушка Елизавета. Царствие ей Небесное. Я была, и мне тогда вот в эту поездку сказала Игуменья Георгия: «Матушка, ты обязательно будешь Игуменья». Я говорю: «Матушка, помолитесь, чтобы этого не было». Она говорит: «Матушка, тебе этого не миновать». Это был 2002 год, а я стала игуменьей в 2017-м году. Видите, как они далеко смотрели эти святые души. Царство Небесное матушке Георгии. И самое интересное, что к Елизавете Федоровне, когда я пришла в этот храм, где мощи находились, у меня была последняя свечка. Свечки были из Троице-Сергиевой Лавры, мне целый большой пук дали, чтобы я везде ставила. У меня осталась одна единственная. А мне хотелось и Варваре поставить, и Елизавете Фёдоровне. Ну думаю: «Елизавете Фёдоровне поставлю». И вот я ставлю её на подсвечник, обычный подсвечник. А свечка падает. Не ставится. И потом выяснилось, что это подсвечник для Варвары. А Варвара, по своему смирению, эту свечку не приняла. Я перепутала их. У них гробы одинаковые, вот всё одинаковое.
Константин Мацан
— То есть вы ставили Елизавете Фёдоровне, а на самом деле это был подсвечник Варвары.
Игум. Смарагда
— А это была Варвара, и она не принимала. Свечка падала, периодически падала она. Думаю: «Ну ладно», приложилось, пошла к следующему. Где лежит Елизавета Федоровна, как уже потом выяснилось. Свечка встала как вкопанная! Я подошла, удивилась, говорю: «Надо же, свечка как вкопанная встала». Потом читаю. А это «Елизавета Федоровна». Потом какой еще момент. Мне вдруг захотелось однажды написать стихотворение. Я написала в 98-м году, по-моему, «Великая матушка» стихотворение. И ещё у меня было стихотворение, посвящённое 80-летию Алопаевских мучеников. Почему? Не знаю. Вдруг, ни с того ни с сего, мне захотелось вот как бы и про них написать. Но оно не сохранилось. Как их в шахту бросали. А вот «Великая Матушка» у меня вошло в сборник стихов. И теперь, значит, когда я однажды, ну, у меня было поручено, одно время я составляла службы, акафисты. И меня одна матушка попросила составить службу с акафистом преподобномученице. А потом подарила мне частицу мощей Елизаветы Фёдоровны. Буквально, может, месяца за три как мне уехать оттуда. Был такой ещё случай с Елизаветой Фёдоровной. Мы приезжаем в 2012-м году в Екатеринбург со святынями Толстого монастыря. Я была хранительницей. Я ездила по всей России. Мы ездили 8 лет со святынями. Несколько сестер нас в Толгского монастыря. Калмыкия, Чувашия, Татария... Где мы только не были. И в Краснодаре, в Ростов-на-Дону. А самое интересное то, что мы приехали в Екатеринбург, когда там Владыка появился Кирилл. Мы приехали в 2012 году. 18 городов мы объехали. 18 городов со святынями за три недели. Я еще удивлялась какие чудные названия «Тавда», «Ревда», «Реж» и всякие такие. И потом я стояла во дворе этого монастыря, зашла туда. Сестёр поздравила в Алапаевске. Там ещё храм, он был как бы наполовину построен. Территория была совсем другая. И в Напольной школе ещё не было музея как такового. Там было только две комнаты и школьники учились. Я стою во дворе и говорю добрые им пожелания: «Чтобы у вас и храм построился, чтобы у вас тут и монастырь был. И всё, всё.». И уехала. А вот ровно через пять лет я оказалась настоятельницей этого монастыря. Но напрочь забыла, что я там была. И вдруг мне одна сестра говорит: «Матушка, мы ведь вас помним». Я говорю: «Как вы меня помните, откуда»? Она говорит: «Так вы же, когда святыни приезжали, вы к нам заходили». Я говорю: «Правда»? Представляете, вот напрочь просто забыла. И приехала я туда в свой день пострига. У меня было 22 года монашеского пострига, на Алексея Человека Божия. А где я сейчас живу, это бывшая улица Алексея человека Божьего, сейчас она называется Ленина 79.
Константин Мацан
— Да. А каково это, нести служение в монастыре, который построен, существует недалеко от места кровавой трагедии?
Игум. Смарагда
— Ну, это тяжело, конечно. Но дело в том, что у меня была очень хорошая закалка и закваска в Толге. Я прошла там путь от пастуха до благочинной. Поэтому послушания мне все были известны. Духовная жизнь у меня тоже шла под руководством мудрых таких людей. Много я перечитала книг. Святых отцов, я перечитала практически буквально очень большое количество. Не буду говорить, что всех, это слишком громко сказано. Но святителя Игнатия не по одному разу, его все творения. Я когда пасла коров, а я 4 года пасла коров, у меня были такие моменты, что... Вот с быком встреча с разъяренным вот на таком расстоянии. И меня ничто не могло спасти. Меня мог спасти только один Господь Бог. И когда я внутри себя, всем существом, закричала «Господи, помилуй», ситуация изменилась. Буквально хватило этих слов. Потому что вслух я не могла кричать, он бы меня на клочочки разорвал бы просто. Три с половиной года ему было, такие вот у него были рожища. И он бежал. Я ему не нужна была. Это просто было искушение. Он бежал, просто игрался там в своем стаде, потом развернулся и резко пошел на меня. Тропинка узенькая, обрыв, Волга, а здесь бугор. То есть мне деваться было просто некуда. И вот когда третий раз я прокричала «Господи, помилуй!» внутри себя, бык в эту минуту как будто очнулся! Вот у него красные глаза...Смотрю, возвращается у него синева, то есть он становится красивым быком опять. И я его потихоньку разворачиваю, говорю: «Пестрик, Пестрик, назад, назад, иди, иди». И в этот день его отправили. На машине шесть мужиков его заводили. Потому что это была громадина, будьте здоровы, какая. И вот тогда, в тот момент, когда жизнь и смерть. Познаёшь, что такое молиться всем существом.
Константин Мацан
— Матушка, спасибо огромное за нашу беседу. Так много важного, ценного и такого сокровенного о духовной жизни вы нам сегодня открыли. У меня местами просто мурашки от того, как точно и просто вы об этом рассказываете. Даже говорить особо много ничего не надо, я думаю, что все, кто программу сейчас слушал. Друзья, если слушали не сначала, то можно послушать, переслушать на сайте radiovera.ru, это того стоит. Спасибо огромное! Матушка Смарагда. Настоятельница Свято-Елисаветинского женского монастыря в Алапаевске была сегодня с нами в программе Светлый вечер. Я надеюсь, не в последний раз мы с вами встречаемся на волнах нашей радиостанции. У микрофона был Константин Мацан. До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фольклорный ансамбль „Веретенце“». Валерия Петрушина
Поделиться
У нас в гостях была руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце» Валерия Петрушина.
Мы говорили с нашей гостьей о таком феномене, как духовные стихи, о том, какое влияние Крещение Руси оказало на народный фольклор, а также о том, как через устное народное творчество и изучение традиционной русской культуры можно раскрывать для современных детей духовные смыслы.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья! В студии у микрофона — Константин Мацан. В гостях у нас сегодня — руководитель детского фольклорного — добавлю — легендарного ансамбля «Веретенце» Валерия Петрушина. Добрый вечер!
В. Петрушина:
— Добрый вечер!
К. Мацан:
— Ну действительно, для людей, которые занимаются фольклорной музыкой или просто интересуются этой традицией, ансамбль «Веретенце» — это абсолютное имя. Это бренд, как сегодня бы сказали — и не нужно дополнительно пояснять.
Для тех, кто, может быть, с вот этой частью музыкальной культуры не знаком, или не интересовался — можно сказать, что в 81-м году, давно, Елена Алексеевна Краснопевцева создала вот такой уникальный коллектив, где дети поют именно фольклорные народные русские песни. Причем само это выражение — русская народная песня — так очень много ассоциаций вызывает; но это — настоящие, это не лубочные, это настоящие русские песни, в том числе собранные по экспедициям, и так далее.
Вот сегодня Вы этим коллективом руководите, и Вы сами в нем с детства поете. На сайте написана удивительно смешная — ну, смешная в хорошем смысле слова — история, что когда Вас спрашивали в детстве, кем Вы хотите быть, Вы говорили: «Еленой Алексеевной». То есть, руководителем коллектива. Вы у нее учились... Ну вот — мечты сбываются!
Я вообще вижу, что большинство педагогов — это люди, которые прошли так или иначе через ансамбль. Вы помните, как Вы впервые там оказались?
В. Петрушина:
— Дело в том, что действительно в 5 лет мы попали в этот удивительный коллектив. Но я мечтала стать даже не руководителем на тот момент. То есть, когда я говорила о том, что я мечтала стать Еленой Алексеевной Краснопевцевой, я мечтала стать именно таким педагогом — который полностью жертвенно служит детям, служит своему делу...
И я, если честно, действительно, анализируя прошедший такой свой, ну наверное, недолгий путь еще, очень рада, что я выбрала именно этот пример еще в действительно самом таком глубоком детстве для подражания. Потому что именно благодаря Елене Алексеевне, когда она стала воцерковляться, мы все воцерковились вслед за ней.
То есть, для нас это, конечно — наверное, один из самых таких больших шагов, который она вот в нашу жизнь внесла. Помимо того, что она нас научила любить, уважать, ценить культуру нашего народа... Не только нашего. Но когда занимаешься традицией своего народа — нет вариантов, как не уважать традиции, культуру других народов.
Помимо этого, она когда стала воцерковляться, это тоже был небыстрый путь. Это тоже уже был путь такой осознанный — и она в осознанном возрасте пришла в храм, и соответственно, мы уже, будучи 20-летними ребятами, пошли за ней, не зная того, куда...
К. Мацан:
— То есть, какая-то, Вы помните, перемена вот была у Елены Алексеевны...
В. Петрушина:
— Помню, конечно...
К. Мацан:
— До воцерковления... И постепенно что-то меняться начало... А вот как это было тогда вами воспринято, и как в этом смысле Ваш процесс воцерковления вслед за ней сложился? Что Вы начали вдруг за ней вместе в храм ходить, или она впервые на репетицию принесла там какие-то духовные канты — сказала, что вот это из Евангелия, оказывается... Ну что-то... Как это было?
В. Петрушина:
— Вы знаете, это очень интересный момент. Я помню Елену Алексеевну вот прямо с пяти лет своих. И для меня она всегда была вот таким примером для подражания, ее работа с детьми. То есть, я не могу сказать сейчас со стороны педагога, что она делала такого; но со стороны ребенка я видела такую любовь к детям, что... Это настолько подкупало, что с ней всегда хотелось рядом находиться.
Несмотря на то, что Елена Алексеевна была строгой — то есть, в каких-то моментах она как бы могла проявить характер — в воспитательных целях, естественно. Вот все равно мы всегда хотели быть рядом с ней.
И когда пошел ее процесс воцерковления — это, конечно, ее личный сугубо путь; но с нашей точки зрения это было настолько непривычно, непонятно, и это было, ну... Для нас было полное непонимание.
Дело в том, что мы когда пришли, у нас не было вот, например, в нашей группе практически воцерковленных семей, от слова «совсем». То есть, люди, которые просто любили традиционную культуру и увлекались (возможно, я сейчас сугубо свое личное мнение говорю) такой внешней стороной. То есть, вот нравится, как красиво звучит музыка, красиво выглядят костюмы, красиво выглядят танцы — не углубляясь в суть вещей.
Когда стала Елена Алексеевна воцерковляться, много ребят ушло. Но поскольку вот для нас она была таким примером, мы решили, что Елена Алексеевна не может идти в неправильную сторону (смеется) — у нас была такая убежденность. И собственно, действительно так оно и стало. Мы пошли за ней...
И я помню вот отца Георгия Болгарского, который вот как раз рядом с Еленой Алексеевной был в то время, отца Владимира Теплова, которые взялись ее вот окормлять в то время. И как мы, молодежь, приезжали к нему пить чай, и он нам рассказывал, притом на каком-то нашем таком понятном языке — не припомню, какие фразы, но помню, что было настолько понятно, приятно, интересно и здорово... И вот мы стали идти за вот Еленой Алексеевной по этому пути...
К. Мацан:
— А как-то на творчестве, на репертуаре это сказалось?
В. Петрушина:
— Да, безусловно, это сказалось на репертуаре. Дело в том, что мы много раз... Много у нас записей было духовных стихов еще вот до этого момента. Но полное осознание пришло вообще содержания этих текстов, как раз когда мы стали уже сами на этот путь становиться.
Я даже помню тот момент, когда Елена Алексеевна... Мы были в экспедиции... Тоже нам лет, наверное, по 15 было, и нам очень хотелось гулять, а не сидеть и слушать, да — это было для нас тяжело. В общем, мы знали, что это такой тяжелый труд, а нам очень хотелось побегать в футбол с местными ребятами, покупаться в речке...
А Елена Алексеевна нас отправила — говорит, вот идите к такой-то бабушке... Татьяна Матвеевна Кошелева — если я сейчас не ошибаюсь, вроде, правильно назвала — она вот поет духовные стихи. И я помню вот, что она поет, поет — а нам так это тяжело дается! Мы слушаем с таким трудом, и мечтаем об этой речке — вот это я помню...
Она достала тетрадочку — они все всегда вот духовные стихи передавали в тетрадках... И открывает, говорит: «Сейчас я вам вот этот духовный стих спою, вот этот...». И потом, когда мы стали прослушивать эти записи, мы конечно, поняли, что у нас такое сокровище!
И я сразу собралась — когда уже, ну, пришло какое-то понимание, с кем мы брали вообще интервью в тот момент, да, если можно так назвать — я сразу позвонила и говорю: «Татьяна Матвеевна, мы сейчас к Вам, я выезжаю». И я села в машину, взяла своих двух маленьких там вообще детей (2 и 4 года... 2 и 5), и мы поехали к Татьяне Матвеевне еще раз — записывать духовные стихи... Уже с той целью, что я задавала вопросы более такие глубокие — как она пришла в храм, как они исповедовали свою веру, несмотря на такой сложный период...
К. Мацан:
— И что она отвечала?
В. Петрушина:
— Ну там очень интересно, у нас прямо целая экспедиционная запись получилась. Она рассказывала, что ее семья была воцерковленной, папа пел в храме. А потом, когда запретили, в общем, они как-то перестали ходить в храм. И как-то она так спокойно об этом говорит — ну вот, не надо было там, нам не разрешали... Хотя были и другие случаи — я сейчас о них тоже расскажу...
Но при этом она говорит: «Я всегда стремилась, вот у меня внутри всегда было это желание петь духовные стихи». И когда она работала в коровнике — тогда все работали в колхозах, а женщины в основном работали именно вот в таких коровниках — говорит, «я работала со сменщицей, у нее была тетрадочка с духовными стихами, и я каждый раз приходила и все переписывала, все переписывала от руки»... И она вот, эта тетрадочка, сохранилась, у меня она есть, и все эти фотографии этих духовных стихов...
К сожалению, сейчас мы до Татьяны Матвеевны уже доехать никак не можем, они находятся в самом эпицентре событий — мы в Плехово не могли попасть уже достаточно давно, сейчас там полностью закрыто...
К. Мацан:
— А где это?
В. Петрушина:
— Это Курская область, Суджанский район...
К. Мацан:
— Да, по последним новостям это часто мелькающее название, к сожалению...
В. Петрушина:
— Да, да, да... При том, что мы записывали ведь то, как они прошли и войну 45-го года — они были детьми тогда, и это такие тяжелые рассказы, очень тяжелые... И конечно, я думаю, что им сейчас там тоже нелегко, и мы, к сожалению, не можем до них дозвониться до многих вот. Но живем вот воспоминаниями этих встреч, того, что они могли нам тогда рассказать...
К. Мацан:
— А может, мы что-нибудь послушаем, какую-нибудь музыку — небольшой фрагмент, чтобы мы вот не только говорили о народном пении...
В. Петрушина:
— Давайте, конечно! Я бы с удовольствием как раз поставила, может быть, духовный стих в исполнении Татьяны Матвеевны, который мы с ней записали. Вот я думаю, что слушателям будет интересно послушать, как она поет, и насладиться ее звучанием...
К. Мацан:
— Ну вот что это был за духовный стих, расскажите про него. Имеют ли стихи духовные называние какое-то?
В. Петрушина:
— Да, все народные песни и духовные стихи имеют название по первым словам. «Не ропщи на суровую долю» назывался этот духовный стих, и исполняла его Татьяна Матвеевна и Дарья Семеновна Ходасова — тоже одна из наших легендарных бабушек, которая нам передавала очень много интересных знаний...
К. Мацан:
— Вот слова «наших легендарных бабушек» нужно пояснить, потому что для вас это — ваши легендарные бабушки, но вот я эти фамилии слышу впервые — кто это?
В. Петрушина:
— Да, да, я согласна с Вами. Дело в том, что... Почему мы называем их легендарными? Это те самые бабушки, которые, когда мы приезжали в экспедиции, они... Мы старались останавливаться, ну, именно у них — они этого очень ждали, и прямо иногда даже были споры: «Я возьму к себе 14 человек». — «Ты слишком много берешь, отдай мне хотя бы какую-то часть детей»...
И эти бабушки — они были главными носителями песенной традиции сел. Дело в том, что в селе могли петь все, и в деревнях; но такими главными носителями были, ну... далеко не каждый мог петь и вести песню, и знать столько всего.
И вот баба Даша как раз наша дорогая — она была одной из главных песенниц села Плехово. Ее голос можно услышать на многих аудиозаписях вот экспедиционных, мы много ее записывали — поэтому это для нас бабушка-легенда, с потрясающей судьбой, потому что она нам рассказывала потрясающие истории из своей жизни.
Она достаточно тяжело ходила, она заболела раком — и мы тогда всем коллективом сбрасывались регулярно, собирали денежные средства, чтобы как-то облегчить ей ее страдания и мучения. Мы ей присылали вот лекарства, которые могли хоть как-то помочь, обезболить... И мы были у нее прямо за три месяца, мы успели к ней приехать. Мы зашли педагогическим составом — нас было трое педагогов — с ней попрощаться. Но она не выдержала, говорит: «Я хочу выйти к детям». И под руки мы вывели ее во двор, и ребята, которые были с нами в экспедиции — они плясали ей «Тимоню»... Мы не могли стоять, потому что...
К. Мацан:
— «Тимоню»?
В. Петрушина:
— «Тимоню», да...
К. Мацан:
— Кто такой Тимоня?
В. Петрушина:
— Это карагод как раз Курской области, это визитная карточка этой области. Карагод «Тимоня» — он не плясался нигде больше, ни в каких областях. В каждой области есть такие именно традиционные либо наигрыши, либо песни, либо хороводы. Вот «Тимоня» — это такой карагод с припевками под оркестр народных инструментов там... Сейчас назову такие неизвестные, наверное, названия — кугиклы...
К. Мацан:
— Красивые слова — кугиклы... А что это?
В. Петрушина:
— Красивые, да... Кугиклы — это такие тростниковые палочки, в них дуешь и такой звук красивый издается. Мы можем потом наигрыш включить и послушать...
К. Мацан:
— Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце», сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Так, про бабушку Вы начали рассказывать...
В. Петрушина:
— Да, и вот она вышла — и говорила нам такие слова относительно традиции, и о том, как важно ее беречь, и о том, как важно ее передавать, и о том, что то, что передано нам — это такое сокровище... Чем старше вот я становлюсь, чем больше я работаю с детьми, чем больше сама прохожу через какие-то, может быть, жизненные трудности — тем больше понимаю, что это такой, вы знаете, это такой некий код преодоления невзгод, каких-то житейских трудностей. Там настолько много всего...
И я понимаю, о чем говорила баба Даша. И я счастлива бесконечно, что у нас была возможность и туда съездить, и просто с ними хотя бы рядом посидеть. Это уникальные люди, которые уходят, обладающие потрясающим опытом, потрясающей любовью к человеку и глубочайшей верой в Бога.
Мы когда приезжали, и когда они говорили о смерти, они говорили: «Ну все, мы уже скоро пойдем домой»...
К. Мацан:
— Ничего себе...
В. Петрушина:
— «Мы домой»... Говорит: «Ну что уж я здесь так долго, когда уже я пойду домой»... Это вот такое отношение было к смерти. И они нам много рассказали и много передали этих знаний, как это можно преодолеть. И как вообще правильно относиться к смерти...
К. Мацан:
— А можете чем-то поделиться? Ну, не совсем чем-то, может быть, сугубо личным. Что вы слышали, что еще они говорили? Может быть, это связано с песнями. Может быть, бывает такое, что вот там тяжелая какая-то жизненная ситуация, где ты ищешь какой-то для себя точки опоры, и вспоминаешь: а вот в песне там такой текст — ну ведь правда же... Как-то это укрепляет...
В. Петрушина:
— Да, безусловно! Я вам даже больше скажу: если послушать лирические песни любого региона — там нету какого-то счастья, радости, здоровья (смеется) — там в основном какие-то такие достаточно серьезные сюжеты. Ну во-первых, это, конечно, сакральный смысл зашифрованный — и мы много чего уже не поймем в наше время, и это печально. Успели потерять...
Ну возможно, это тоже промыслительно... Когда я анализирую этот момент, мы много что уже можем не понять из того, что было зашифровано в этих песнях.
В свадебных песнях — там достаточно серьезный такой смысл именно на жизнь семьи заложен. Важность сохранения семьи — это в принципе основа, на мой взгляд (ну и не только мой взгляд), строя деревенского. То есть, мы идем от семьи. Семья — и потом дальше идет, например, улица — и все были настолько сплоченными, все были друг за друга... Потом уже шла деревня, деревня — в уезде...
Там не было такого, что «я один сам за себя». Да, я один, но только как часть целого. Для них не было ничего страшнее, чем быть не частью целого, своего сообщества. И это прививалось сразу в семье. Ты один, да, мы тебя любим, ты сам по-своему уникален; но ты — часть семьи, и ты не можешь быть вне семьи.
И удивительно, как отношение к детям в то время... Взрослый — его авторитет непоколебим и непогрешим. И это настолько, на мой взгляд, мудро! Потому что мы сейчас тоже изобретаем велосипед — как правильно воспитывать детей, правильно давать им свободу — не правильно... Я понимаю, что мы так мечемся из-за того, что мы потеряли вот этот устой. И нам тоже, наверное, через это надо проходить снова, чтобы, может быть, выстроить какую-то более устойчивую конструкцию воспитания и передачи ее из поколения в поколение...
До нас это дошло в каких-то очень таких сугубо маленьких гранях. Это касается воспитания детей — то, что нам говорили и чему нас учили, передавали — нам было в то время непонятно, мы были молодыми ребятами, у нас не было своих детей. Сейчас это становится все более и более понятным...
Ну и вот к нам приезжала Нина Петровна Попова — она уроженка села Подсередня Белгородской области, а сейчас живет недалеко от Москвы. И как раз я ее приглашала — у нас была такая экспедиция в нашем дворце, пришли практически все наши дети и родители, человек 30 сидело в зале... Я задавала ей вопросы, и Нина Петровна нам рассказывала. И как раз мы поднимали эти темы воспитания...
И она говорила о том, как важно детей воспитывать, как важно им говорить... Она говорит: «Вот я бежала по улице с подружками, а меня бабушки останавливают и говорят: «А ты чего это так бежишь? И с нами не поздоровалась, и бежишь некрасиво... Девушка должна идти по улице степенно, учись — должна ступать с ноги на ногу...».
И говорит, не то что не обижались на такие слова, замечания, а очень за это благодарили! Более того, эти бабушки потом придут, говорит, «и моей маме скажут: а вот Нинка не поздоровалась...». А мама придет и еще скажет: «Ах ты здороваться не умеешь?». То есть, меня, говорит, со всех сторон...
То есть, авторитет взрослых был непоколебим. Авторитет старшего был непоколебим. Они настолько считались хранителями мудрости и хранителями традиций... То есть, то, что они говорят — так и нужно за этим идти и за этим следовать.
Вот эта притча, которая известна, да — когда убивали стариков, говоря: зачем нам старики, зачем нам их кормить, это же просто... Вот как бы они уже старые, ничего работать не могут, а мы, молодежь, должны на них работать... И решили убивать всех стариков. А один мужик спрятал своего отца и сохранил ему жизнь. И потом благодаря этому дедушке они смогли все отстроить заново — потому что все у них пошло сикось-накось... Они все, к сожалению, потеряли. И благодаря вот этим дедушкам они поняли, что нет — нужно хранить эту мудрость, ее нужно беречь...
И интересно — есть песни с текстом дохристианского периода, когда стариков на масленицу сажали в сани и спускали в реку...
К. Мацан:
— Ничего себе... Это прямо какие-то исторические источники достоверные?
В. Петрушина:
— Ну мы просто когда анализировали песни и разговаривали, почему так, что там и как там — это вот очень интересно... Кстати, один из самых вот древних духовных стихов — это духовный стих о потопе. То, что вот мы знаем, эти песни и тексты — они датируются очень-очень ранним периодом. Вот им уже больше там четырехсот лет, если я не ошибаюсь...
А то, что дохристианские — потому что ну не было в традиции христианской... Там уже все по-другому было...
К. Мацан:
— Это очень интересная тема — то есть, получается, Вы видите разницу между духовными стихами дохристианскими и уже потом... относящимися ко времени после крещения Руси — Вы это имеете в виду?
В. Петрушина:
— Да... Это тема очень страшная для меня, такая опасная. Но если пришло время вот об этом говорить...
К. Мацан:
— Давайте поговорим! А что в ней опасного?
В. Петрушина:
— Сейчас скажу. Когда мы анализировали... Дело в том, что вся традиция — она переходила из уст в уста, из поколения в поколение. Когда произошло крещение Руси... Я просто думаю, что здесь, в этом вопросе более компетентны священнослужители, которые занимаются традиционной культурой. Но я сейчас скажу то, что мы обсуждали, о чем мы говорили...
Весь пласт вот этих накопленных традиций — он стал обращаться не на человека, не на божества, а стал обращаться непосредственно к Богу. И вся эта традиция — она как раз и повернулась... Вот все было для Бога!
Удивительные танки и карагоды записаны в Курской области. Их записала Анна Васильевна Руднева в 60-х годах. Эти танки, которые она описала, включали в себя около тысячи человек, и имели определенные рисунки. Эти рисунки не видно с земли — когда ты в процессе, в участии, их не видно. Их можно увидеть только сверху. Вот в чем дело...
К. Мацан:
— То есть как бы, чтобы Бог смотрел и видел...
В. Петрушина:
— Да, да, да... То есть вот, это такие интересные очень моменты... Я объясню, почему тема для меня тяжелая...
К. Мацан:
— Давайте мы маленькую интригу вот сейчас подвесим — и в следующей части программы Вы объясните, почему тема тяжелая. А сейчас, перед небольшим перерывом — еще какой-нибудь музыкальный фрагмент послушаем...
В. Петрушина:
— Хорошо...
Звучит фрагмент духовного стиха «Не ропщи»
К. Мацан:
— Я напомню, что сегодня с нами в программе «Светлый вечер» — Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце». Мы скоро вернемся к нашему разговору — не переключайтесь.
К. Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. В студии у микрофона — Константин Мацан, в гостях у нас сегодня — Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце». И мы остановились на такой теме, как есть ли разница между, не знаю... дохристианскими и христианскими мотивами.
Ну очевидно, разница есть. Чувствуют ли ее те, кто занимается вот фольклорной музыкой? Потому что... Вопрос важный, потому что вот для меня как человека со стороны есть некоторая фольклорная культура, да — я в это глубоко не погружен, я в этом не разбираюсь — есть некоторая русская народная песня в таком высоком, настоящем, аутентичном смысле...
И оказывается, там внутри есть еще оттенки. И для Вас как для человека, который этой культурой занимается, есть разница все-таки — к чему эти песни восходят (если я правильно Вас слышу): к истории Руси как уже христианизированного государства, или, не знаю... к представлению о Руси как языческих племенах...
Вопрос действительно важный, потому что сегодня мы все чаще слышим, скажем так, в открытом пространстве, в публичных разговорах, что вот настоящая, подлинная русская культура — это вот культура языческая, славянская какая-то древняя совсем; а вот все, что христианское — это уже более позднее...
Хотя историки убедительно показывают на источниках, что у нас нет исторических свидетельств подлинных о дохристианской Руси, о том, что там было. То есть, мы когда говорим Древняя Русь — мы уже сразу по определению говорим о Руси христианской. Поэтому всякие там, не знаю, какие-то неоязыческие «Велесовы книги» — давно историками показано, что это новодел 19 века, который маскируется под старину. Но на самом деле, никакой подлинной старины там нет — это обманка в этом смысле.
Вот как Вы с этой темой сталкиваетесь?
В. Петрушина:
— Мы с этой темой не то чтобы сталкиваемся... Дело в том, что это волей-неволей происходит при разговорах, и при общении, и при трансляции традиционной культуры. Дело в том, что поскольку я являюсь руководителем детского фольклорного ансамбля, к нам приходят дети...
Ну, это настолько неразрывно связанные два понятия — православие и традиционная культура. Они связаны друг с другом ну вот во единое целое...
Была потрясающая фраза, ее сказал отец Владимир Теплов: что наша страна Россия — это как птица, летящая на двух больших крылах; имя одному крылу — православие, а другому — традиционная культура; и имя птице — святая Русь. Я полностью в этом убеждена и поддерживаю это выражение. Мы стоим на тех традициях, которые нам удалось перенять и взять...
И вся традиция, на мой взгляд — она уже настолько христианская, что переворачивать ее и коверкать в сторону язычества — это просто кощунство. Это неправильно. Это домысливание, и это желание, ну, наверное, каких-то определенных сил — я имею в виду темных сил — сделать из нашей традиционной культуры что-то такое, служащее неоязычеству.
К неоязычеству традиционная культура не имеет никакого отношения. Когда просто прикасаешься к этому чистому источнику... У меня недавно было такое откровение, именно в музыкальном плане, что традиционное вот пение и музыка звучащая — она просто очищает и сердце, и душу. И исполнение этого музыкального материала — оно также этому способствует.
И я, возможно, проведу такую аналогию... Возможно, она будет звучать не совсем корректно, но все же — то есть вот, когда мы приступаем к святым таинствам, человек может очиститься, да, и обновиться, стать другим и воскреснуть, и полностью преобразиться. И на мой взгляд, человек, который слушает традиционную культуру, традиционную музыку — он также может обновиться в музыкальном плане и услышать совершенно для себя новые смыслы.
Особенно в наше нынешнее время. Потому что то, как открывается традиционная культура сейчас — для меня это что-то фантастическое. Мы пели все эти песни на протяжении вот 40 лет, и только сейчас я понимаю смысл того, о чем мы пели.
Даже вот духовный стих «Мы пред образом Твоим замрем в поклоне» — стих, посвященный Пресвятой Богородице, и там такой текст:
О, сколько раз вступалась Ты за Русь!
Не сосчитать сражений тех, не сосчитать.
О, сколько раз незримо с Воинством Святым
Вела к победе православную Ты рать!
Спаси от глада, от потопа, от меча,
Огня и ересей безбожных на Руси,
Междоусобиц и от множества врагов
Святую Русь Твою, Владычица, спаси...
Ну то есть, это же просто текст, который непосредственно... Для меня эти тексты открылись таким полным убеждением, ну... В нашей стране, я как бы уверена ну вот на 1000%, что мы находимся под заступничеством и покровительством Пресвятой Богородицы...
К. Мацан:
— Вот когда мы слушали в первой части программы духовный стих, где, казалось бы... Ну, я сейчас точно не вспомню слова, но слушаешь — и казалось бы, простые вещи: не ропщите на Бога, доверяйте...
В. Петрушина:
— На суровую долю, да... Крест покорно неси...
К. Мацан:
— Верьте... Как, я помню, мне один такой очень образованный человек с философским образованием, преподаватель философии, рассказывал про свою бабушку — очень простую деревенскую крестьянку, которая... или это прабабушка, какая-то дальняя родственница... которая, когда умирала, к ней приступили ее дети, внуки и спросили: «Дай какой-то нам, ну, совет вот, наставление»... И она ответила очень просто: «Живите так, как Бог велит».
И в этом — смысл жизни. Вот мне этот мой собеседник-философ говорил: вот мы там, философы, ищем смысл жизни, концепции, какие-то задачи, самореализация — человек вот окружен огромным количеством очень сложных конструктов мыслительных. А здесь вот простой человек говорит, в чем смысл жизни: живите так, как Бог велит. И все! И она так жила...
И вроде бы человеку современного сознания это сложно принять — потому что как-то это слишком просто, это слишком как-то даже банально... А на самом деле, вот слушаешь там духовный стих — и он тебе открывается, и как-то не умом, а сердцем, как истина. Оно так и есть — а как еще может быть?
В. Петрушина:
— Да, безусловно! Я полностью поддерживаю, так и есть. Там удивительные тексты... И вот как раз о чем мы говорили, да — по преодолению сложностей. «Крест тяжелый» — такой интересный духовный стих, и он повествует о страданиях Христа на Голгофе. И потом такой идет текст:
Если ты — Его раб верный,
То ты должен крест нести,
Омывая путь слезами,
Вслед за Господом идти.
И Царицу Мать Господню
Себе в помощь призывай —
Помогать Она ти будет,
Только ты не унывай.
Тогда Ангел твой Хранитель
С тобой рядышком пойдет,
Крест нести тебе поможет,
И всему конец придет...
К. Мацан:
— На все времена слова! А вот я еще подумал, когда Вы рассказывали про семейные песни... Вы сказали, если я Вас правильно услышал, что там такая тема — о важности сохранения семьи и заботы о семье. То есть, люди, видимо, во все времена сталкивались с тем, что семейная жизнь — она требует терпения и смирения...
И представление о таких крестьянских семьях благостных, беззаботных, которые как-то вот... ну, выдали там — у меня так прабабушку — выдали замуж, вот «лишний рот» из семьи отдали в другой дом... И как-то у меня было такое ощущение, что ну вот какие-то крестьянские люди — они простые. Отдали — ну, она так и живет, и не ропщет, и горя не знает, и ни о чем не задумывается...
Но все — люди, все же — живые... Все, видимо, ставят себе вопросы: как и почему я вот с этим сталкиваюсь, как мне дальше донести, как мне с этим жить? Вот там в семье неурядицы — как их пройти? Всегда, видимо, это было — и у самых простых людей, и у самых образованных людей, и в деревнях, и в городах...
И вот люди во все времена с этими трудностями сталкивались и как-то через них проходили — значит, и мы можем...
В. Петрушина:
— Да, мы-то можем, конечно! Я считаю, что у нас вообще сейчас — век, когда мы можем использовать такой огромный накопленный опыт и поколений, и, ну... Опираясь уже на знания — там у нас сейчас, да, широко развивается и психологическая поддержка... Потому что раньше-то ее и не было. Раньше только священник мог вот помочь, наставить, и он как раз эту роль играл вот в жизни семьи.
И тогда в принципе даже не было, если честно, вопросов о том, что, может, не надо (смеется) — то есть, это настолько было важно...
К. Мацан:
— Почему я еще об этом говорю — потому что это вот то, что мне сейчас в голову приходит в ходе беседы с Вами. Вот Вы очень точно говорите: не было вопроса — а может там, не надо семьи, а может там, развестись с мужем, уйти из семьи, уйти в закат красиво... И кто-то скажет: что ну а что? Семья — экономическая ячейка общества. Просто была деревня — как ты выживешь, если ты один, если ты там без мужа? Это тоже правильно...
То есть, можно это объяснить и просто чисто такими экономическими — по-марксистски так объяснить — причинами. Ну это вот такой социум, так устроен; а сейчас мы — люди свободные, в городах, можно и уйти...
Но мне почему-то кажется, что это всего не объясняет. Что люди вот семью хранили, держали и жили всю жизнь вот с одним мужем, с одной женой — не только потому что так проще экономически, социально. Были в этом и какие-то внутренние, духовные причины: что так верно, вот в этом правда, вот так правильно — прожить жизнь перед Богом с семьей, с одним мужем, с одной женой, воспитывая детей, потом внуков — что так как-то по человечески верно...
А вот остальное — какое-то вот уже... Разное бывает... Разное бывает во всех семьях, понятно — и в тех, наверное, разное бывало, и разводились, и так далее — все это понятно. Но какой-то был идеал и устроение внутреннее — хотя бы идеал, который считали, что так нужно, и к этому нужно стремиться...
В. Петрушина:
— Да, безусловно, конечно... Дело в том, что вот то, что мы записывали, повествования — это был уже 20 век, и там было действительно как раз такое серьезное... Ну, было много что направлено на распад семьи...
Потому что когда мы спрашивали, такие приезжали наивные и говорили: «Расскажите, какие вам колыбельные пела там мама...» — бабушки на нас смотрели и говорили: «Нам мама не пела никаких колыбельных. Мы вообще маму не видели. Мама приходила поздно-поздно вечером, и отец так же. Они работали в колхозах и нам ничего не пели»...
То есть, тогда уже вот пошли такие детские садики, когда людей, детей объединяли...
К. Мацан:
— Коллективизация, колхозы...
В. Петрушина:
— Да-да-да... Всех отправляли на работы... И когда там «за тунеядство» — такие статьи, да, и мамы были вынуждены уходить от детей на три месяца...
К. Мацан:
— Монахов преследовали за тунеядство, потому что они молились...
В. Петрушина:
— Да...
К. Мацан:
— А не в артели работали...
В. Петрушина:
— Поэтому у нас вот, да, такие свидетельства достаточно тяжелые все, если их вот... Как семья преодолевала в тот момент эти трудности. И именно, на мой взгляд, именно тогда вот начались... Тот образ, который складывался достаточно долго — что в деревне много пьют, и это такая непродуктивная история деревенская, что мол там можно — там можно только пить и ничего не делать, и как-то вот, в общем, разлагаться...
Это совершенно не так. Это, ну... Просто такой вот был исторически временной период, мне кажется, и его так достаточно массированно давали в массы.
А семья была крайне важна. Не только вот экономически — это все я не буду отрицать, это действительно было важно. И когда много детей — это важно, потому что тогда семья будет много работать, все... Будет много труда, а труд облагораживает, трудиться необходимо.
В 5 лет девочка уже себе пряла на дерюге, она училась прясть нить — из конопли, изо льна там, да вот — из тех растений, в разных областях по-разному. То есть, она уже знала, что это такое. Нужно трудиться, если ты хочешь обшить всю свою семью — трудись. Женщине нужно было одеть мужа, жену — себя, да, детей — это все, конечно...
Самые такие кропотливые, красивые, тонкие работы — они передавались из поколения в поколение. И они дошли до наших времен, и мы этому несказанно рады. Мы вот держим костюмы и выступаем в костюмах, которым по 200 лет — и конечно, это уникально...
К. Мацан:
— Ничего себе...
В. Петрушина:
— Да, и какое это качество работы, и какой это труд — ну не передаваемые какие-то эмоции. Вот, и семья — это четкая иерархия. Четкая иерархия, что действительно — ну, по крайней мере, тогда, когда это складывалось... Возможно, мы сейчас пришли к другому периоду, когда нам нужно как-то пересматривать — у нас и женщины ведущие роли занимают, и мужчины там как-то у нас такие вот... уже более такие, может быть, равные роли...
Тогда, безусловно, отец был самым главным в семье. И не начинали кушать, пока папа не начал есть. То есть, могли по лбу дети получить, да, за то, что вот как бы не соблюдали субординацию. Папа в семье все решал. Папа по труду мужскому, мама — женский кут, женский вот — кухня там, ткать, прясть — вот все, чем занималась женщина.
Было четкое распределение обязанностей, и никогда мужик не лез в бабий мир, баба не лезла в мир мужика — то есть, такого там... Было четко вот это распределение, и это даже не обговаривалось, не обсуждалось. Ну и, мне кажется, даже не было ни у кого мысли вот — пойти наточить косу женщине, например, или мужику спрясть нитку — ну какие-то вот такие моменты...
К. Мацан:
— Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце», сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну вот когда мы говорим, и так вот умиленно говорим, о традиционной культуре — мы, конечно, сейчас не призываем снова бить детей ложками по голове там...
В. Петрушина:
— Безусловно...
К. Мацан:
— Или как-то искусственно, как сейчас принято говорить, «косплеить», да — нарядиться в кафтаны и сесть дома...
В. Петрушина:
— Не-не-не...
К. Мацан:
— Но мы скорее говорим, как мне представляется, о том, что была какая-то нормальность — ну, нормально, когда большая семья, муж в семье главный, в том смысле что он самый ответственный, он за все несет ответственность. Ведь быть главным — это не про власть и не про право давать ложкой, а про то, что в итоге на тебя замыкается последняя и главная забота о семье. И все, что в семье происходит — это не может не быть зоной твоей ответственности...
То есть, мы говорим о том, что семья должна быть какой-то внутренне организованной, какая-то крепость — в хорошем смысле слова. Ну вот на этом фоне мне интересно Вас спросить про современную жизнь ансамбля «Веретенце», про тех детей, которые к вам приходят. Вот Вы сами помните своих сверстников, ровесников, когда Вы были ребенком в этом ансамбле — это другое поколение...
Сейчас дети пришли, они другие. Какие поколенческие перемены Вы видите? Что заставляет сегодня детей обращаться вот к этой традиции и именно ходить заниматься фольклорной музыкой? Насколько Вам, не знаю, просто или непросто до них донести те смыслы, в том числе духовные, которые Вас волнуют внутри этого творчества?
В. Петрушина:
— К нам приходят детки самых разных возрастов. Но в основном они занимаются с самого детства. Что, конечно, облегчает нам труды — и родителям, и самим детям. То есть, когда ребенку уже там 12, 13, 14 лет, мне звонят, и мама говорит, хочет привести, например, ребенка — мне уже нужно с ним лично поговорить, с ребенком: понимает ли он, чем мы будем заниматься, потому что...
Здорово — мы уже упоминали эту тему — заниматься внешней какой-то историей, то есть традицией... Занятия традиционной культурой — это не про самолюбование, как может показаться. К сожалению, да, мы живем в такое время — а может, к счастью — и у нас система, в которой мы должны популяризировать традиционную культуру, мы должны выступать... И мы выступаем действительно на самых разных площадках — начиная от Красной площади, Зарядья, Зала церковных соборов...
Но вот я, например, как руководитель за этим очень четко слежу. Когда я вижу, что у нас идут перекосы... У нас был момент, когда я поняла, что что-то тут не то: я вижу, что в детях уже взращиваются какие-то другие качества, мне не нравится это... То есть, я напрямую не буду об этом говорить, потому что как бы в этом есть и часть моей заслуги, и мне нужно как бы этот момент развернуть...
Тогда у нас начался проект «Дорогою добра», и в рамках этого проекта мы ездим с концертами в детские дома, в дома престарелых, в тюрьмы, в онкологические центры, в хосписы, где мы уже можем... Там уже не до самолюбования. То есть, одно дело, когда тебе рукоплещет зал; другое дело — когда тебя вот слушают люди, которые сейчас находятся в таких сложных ситуациях...
Но при этом я хочу сказать, что это лично мои самые любимые концерты. И ребята их тоже... Какой отклик! Там ты понимаешь, что ты занимаешься настоящим делом... Тут мы выступали зимой в хосписе, и мы начали петь, вышли с колядкой. И одна женщина — она не могла вот практически говорить и ходить — это был такой хоспис для уже пожилых людей... Она просто начала плакать. Притом громко — она прямо навзрыд начала плакать, и не могла остановиться...
И подошли медсестры, говорят: «Давайте, может быть, мы Вас уведем». Она говорит: «Нет-нет, я хочу это слушать». И я вижу, и я понимаю, что она просто услышала настоящую музыку, и это коснулось ее души... И иногда это действительно такой эмоциональный отклик, что хочется плакать.
Я порой сама приезжаю в деревню, и когда я слушаю бабушек, я просто рыдаю навзрыд, я не могу — у меня все вот на разрыв моей души идет, потому что... Я не могу объяснить этот феномен — это просто невозможно, ты не можешь остановиться, ты просто рыдаешь от соприкосновения с какой-то невероятной чистотой, и это вместить в себя порой очень тяжело...
Но дети испугались, говорят: «Ой, мы, наверное, расстроили вот эту женщину». Я говорю: «Нет-нет, мы не расстроили»... Мы после таких концертов всегда обычно разговариваем с ребятами — что они видели, что им понравилось, что было сложно...
Потому что эта публика иногда — вот в детских домах там, например, в домах инвалидов — непредсказуемая публика. То есть, детишки могут и вскочить, и подбежать, и дернуть, и хлопнуть, и еще какие-нибудь интересные вещи... Но они учатся — вот наши ребята — они учатся с этим как-то преодолевать, работать, нести радость, нести любовь, нести вот эти знания, традиции в эти места также...
Каких-то вот граней между поколениями... Не могу сказать, что она какая-то вот четко прослеживается. Я могу сказать о таких моментах, например. Во-первых, что петь может каждый ребенок — не бывает не поющих детей. Разница только в количестве занятий.
То есть, бывают дети, которые, ну, настолько Господь даровал — они поют сразу чисто. Бывают дети, которым просто нужно слушать много, и много вот петь, петь, петь, петь, петь... И лет через пять — ну пускай это будет такой труд, да — они все равно запоют. То есть, вот это моя убежденность — что они все, дети все могут петь.
Бывают просто сложности такого поведенческого характера, потому что сейчас много ребят, которые, например, не усидчивые, которым тяжело слушать, воспринимать. Но при этом я вижу, что традиционная культура — она потрясающе помогает все это преодолеть! Это все настолько заложено, опять-таки, в этих и «потешках», и «тетешках», и пальчиковых играх, и ну вот во всем... То, что у нас есть, это наследство — можно благодаря этому преодолеть даже вот такие сложные поведенческие трудности.
Вот сейчас нейропсихология, да — это тоже сейчас такой развивающийся у нас, ну и не только в нашей стране, сегмент, да — он востребован, потому что много детей, которые действительно... Которым сложно себя как-то контролировать. Родители все переживают, волнуются — ну как вот ребенка там... Не запоминает тексты, не пишет, например там, зеркалит буквы...
Естественно, нужна консультация специалиста-нейропсихолога, да. И вот сейчас всякие там придумывают разные задания, да, не медикаментозные — чтобы ребенка вот как-то скорректировать...
На мой взгляд, вот занятия традиционной культурой — они прекрасно все это корректируют. Те, кто ведет традиционную культуру в коррекционных школах — они вот могут мои слова подтвердить на 1000 процентов. Они видят прекрасно, как у детей все меняется с помощью занятий традиционной культурой...
К. Мацан:
— А есть примеры того, как через занятия традиционной культурой вот на Ваших глазах ребенок проявлял интерес там к церкви, или как-то воцерковлялся, или родители вдруг для себя через это что-то новое в жизни открывали?
В. Петрушина:
— Да, у меня есть несколько примеров и такого обращения, и в обратную сторону. У меня был потрясающий пример, когда вот забрали ребенка из коллектива, потому что мы пели «Христос Воскресе» — говорят, мы, в общем, как раз «не приемлем»...
К. Мацан:
— То есть, родители у вас забрали...
В. Петрушина:
— Да... Говорят, «традиционная культура — это все-таки неоязыческая, поэтому никаких «Христос Воскресе»...
К. Мацан:
— Прямо на этом основании, да, забрали?
В. Петрушина:
— Да, да... Ну как бы я не препятствовала — говорю, это Ваш выбор. Я уважаю любой выбор, как бы ничего, как Вы скажете, так и будет — Ваше чадо... И прекрасно как бы вот разошлись...
А по поводу вот родителей, которые обращаются к традиционной культуре... У нас много... У нас практически все семьи, конечно, воцерковленные. То есть, они уже приходят со знаниями такими христианской веры — ну вот узнать, как традиционно вот это все было, уклад. У нас родительская школа есть, на которую приходят родители, с которыми мы поем песни, с которыми мы учимся двигаться, с которыми вот мы все-все-все проговариваем, уже более о таких глубинных смыслах...
И конечно, если так вот сравнивать — я работаю с детишками там 2-3 лет и со взрослой родительской школой также. Маленькие дети — настолько это все в них органично! Насколько они все это сразу слышат... Они — балалайка играет — всё! Вот если включить какую-то музыку — ребенок сразу начинает двигаться, начинает как-то вот там пружинить, у него ножки, всё — ну вот, настолько это все... Там прямо буквально добавить какие-то нюансы... Они уже и ручки поднимают, ну все это — прямо органика полная. Они и слышат, и интонируют, и эти игры — то есть, для них это такое веселье и радость...
И со взрослыми, когда вот начинаем — я вижу, насколько вот тяжело порой взрослому элементарно как-то... ну вот сложно себя раскачать. Конечно, это под гнетом каких-то житейских проблем, да... Но вот тело — оно как бы закрепощается с возрастом. Так что сейчас такие популярные практики — мол, «пропрыгаться», там... Давайте возьмем какие-нибудь индийские танцы, давайте возьмем какие-нибудь еще танцы — в общем, из других культур давайте возьмем, чтобы нам это как-то помогло...
Все это у нас уже есть, ребята! Все уже было пройдено тысячу лет назад... Поэтому спокойно можно это брать, этот источник, и им пользоваться...
К. Мацан:
— Давайте под занавес нашей беседы еще что-нибудь послушаем, какой-то фрагмент...
В. Петрушина:
— Да, давайте послушаем — может, как раз духовный стих «Мы пред образом Твоим замрем в поклоне» в исполнении нашего коллектива...
К. Мацан:
— Спасибо огромное! Валерия Петрушина, руководитель детского фольклорного ансамбля «Веретенце», была сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Спасибо огромное за глубокий разговор про музыку, и главное — про смыслы, которые все мы, слушатели, можем почерпнуть в русской традиционной народной музыкальной культуре.
В студии у микрофона был Константин Мацан, спасибо, до свидания!
Все выпуски программы Светлый вечер
«Поддержка детей с инвалидностью». Протоиерей Андрей Савенков
ПоделитьсяУ нас в гостях был руководитель отдела по благотворительности и социальному служению Алатырской епархии и центра помощи детям с инвалидностью «Лука» протоиерей Андрей Савенков.
Наш гость рассказал о своем приходе к вере, как начал заниматься социальным служением и о том, в чем особенности поддержки детей с инвалидностью и их родителей.
Александр Степанович Попов: гениальный физик, подаривший миру радио
ПоделитьсяЖизнь современного человека немыслима без мобильной связи, телевидения и интернета. Но немногие знают, что эти и другие технологии обязаны своим появлением изобретению Александра Степановича Попова, которое он сделал 7 мая 1895 года, ставшей датой появления радио.
Александр Степанович, с детства увлекавшийся электротехникой, несмотря на то, что в его семье было много священнослужителей, что казалось бы должно было определить его судьбу, после окончания семинарии поступил на физико-математический факультет Петербургского Университета. Посвятив свою жизнь науке, он с трепетом и уважением относился к священству, и позднее говорил, что все свои знания и труд отдает своей Родине.
Что стало вдохновением Александра Степановича, какой труд лежал в основе одного из важнейших изобретений человечества? Как устройство, подаренное миру великим ученым, помогло спасти российский броненосец «Генерал Апраксин»?
Литургия в Максимовской церкви посёлка Турьинские рудники, что на северном Урале, подошла к концу. На клиросе — особом месте, где располагается церковный хор — собирал ноты один из певчих, высокий русоволосый мальчик. Это был Саша Попов, сын настоятеля храма, священника Степана Петровича Попова. В их старинном роду испокон веков было немало священнослужителей. Саша знал: придёт время, станет священником и он.
После Богослужения вместе с отцом Александр отправился в бесплатную школу для детей рудницких рабочих, которую батюшка недавно открыл в посёлке. Едва они вошли, раздался звонок на урок. Но сколько Саша ни крутил головой, он так и не понял, кто же звонит в колокольчик. Отец улыбнулся и показал рукою куда-то вверх. Там, на стене, почти под самым потолком, висела небольшая деревянная коробка. На ней было закреплено медное полушарие, по которому сбоку постукивал железный молоточек. От конструкции по стене тянулся длинный провод. «Электрический звонок», — объяснил сыну священник. В тот самый момент Сашу Попова впервые посетила мысль о том, как это, наверное, удивительно и интересно — создавать такие приборы.
Неподалёку от посёлка находился горнодобывающий завод. Саша стал туда наведываться. Часами мог рассматривать станки, паровые машины и прочие механизмы. А по ночам штудировал учебники по физике и математике. К 1877 году, когда за плечами у Александра уже были духовное училище и семинария, молодой человек понял, что священство, к которому он относился с трепетом и уважением — всё же не его путь. Попов твёрдо решил связать жизнь с наукой. Особенно привлекала его электротехника. Исследованиями в этой, тогда ещё относительно новой области, Александр стал заниматься на физико-математическом факультете Петербургского университета. Способный студент, он уже к третьему курсу получил должность ассистента профессора. В 1880-м году Попова пригласили экспертом на первую Петербургскую электротехническую выставку. Чего там только не было! Телефон Бэлла, телеграф Якоби. Александр увлекательно и подробно рассказывал посетителям выставки о том, каким образом устроены и действуют все эти потрясающие изобретения. Мог ли он тогда представить себе, что очень скоро и сам сделает открытие, которое изменит мир?
В 1895 году Александр Степанович, к тому времени уже кандидат физических наук, читал курс гальванотхники в Кронштадтской морской военной академии. Именно тогда ему в голову и пришла мысль о возможности с помощью электромагнитных волн установить между кораблями постоянную и мгновенную связь. Взяв за основу грозоотметчик — прибор, созданный немецким физиком Генрихом Герцем — Попов разработал приёмник-передатчик электромагнитных колебаний и продемонстрировал его на заседании Русского физического общества. Сохранился протокол собрания, в котором сказано: «Несмотря на значительное расстояние и каменные стены, расположенные на пути распространения электрических волн, звонок прибора громко звучал». Завершая свой доклад, Попов заметил, что при дальнейшем усовершенствовании его прибор может быть применен к передаче сигналов на дальнее расстояние. 7 мая 1895 года — день, когда Александр Степанович представил свой прибор учёной общественности — с тех пор принято считать датой рождения радио.
Первая текстовая радиограмма с помощью приёмника Попова была передана уже в следующем году. Тогда она смогла преодолеть всего 250 метров. Но уже через пару лет Попов сумел увеличить это расстояние до нескольких сотен километров. Когда в 1899 году у шведского острова Готланд сел на мель российский броненосец «Генерал Апраксин», Попов из Кронштадта успешно провёл более четырёхсот сеансов радиосвязи с кораблём. Это помогло спасти судно.
Быть может, кто-то удивится, но всё, к чему мы привыкли в наши дни: телевидение, мобильная связь, интернет — вышло из того самого прибора, первого радиоприёмника Попова. С утренних радиопрограмм мы начинаем день, едем в автомобиле, ловя любимую волну. Изобретение не только является неотъемлемой частью нашей повседневной жизни, но и помогает решать важнейшие задачи в развитии технологий, в медицине, в военном деле и других отраслях. Александр Степанович, без сомнения, был бы этому очень рад. Ведь не зря он говорил: «Все свои знания, весь свой труд, все свои достижения я отдаю моей Родине».
Все выпуски программы Жизнь как служение
