«Что значит быть православным христианином?» Священник Григорий Геронимус - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

«Что значит быть православным христианином?» Священник Григорий Геронимус

* Поделиться

У нас в гостях был настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино священник Григорий Геронимус.

Мы говорили о сути и смыслах нашей православной веры, о том, почему она называется именно так, и что значит быть православным христианином.

Ведущие: Константин Мацан, Марина Борисова


К. Мацан

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега Марина Борисова —

М. Борисова

— И Константин Мацан —

К. Мацан

— Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино. Добрый вечер.

Свящ. Григорий Геронимус

— Добрый вечер, здравствуйте.

М. Борисова

— Отец Григорий, очень хочется задать вам такой вопрос, который может вам показаться странным. Почему мы — именно православные христиане? То есть сами мы понимаем, что это такое?

Свящ. Григорий Геронимус

— Православные христиане — это те, которые правильно славят Бога, те, у которых хранится именно правильная, неискажённая, евангельская, соответствующая Евангелию, вера. Вот я так понимаю наше самоназвание «православные». И во всём мире тоже так же нашу ветвь христианства называют «ортодоксальное». То есть «ортодокс» — это греческое слово, которое буквально так и переводится, это калька с греческого «православие» — «ортодоксия», то есть те, которые правильно восхваляют Бога.

К. Мацан

— То, что вы сказали, имплицитно подразумевает противопоставление: вот мы правильно, а есть какие-то, кто неправильно славит Бога. То есть когда мы говорим «мы православные», мы можем — не обязательно, что так и есть, — но мы можем психологически в этом именно такую некую конфронтацию, может быть, даже не осознаваемую, подразумевать. Это нормально?

Свящ. Григорий Геронимус

— Мы должны смотреть правде в глаза. Действительно, в мире людей существует религиозное разделение, есть разные веры. Есть веры, которые далеки от истины, а есть истинная вера, которая называется «христианство». И внутри христианства, к сожалению, тоже есть разделение. И мы верим, что именно в нашей ветви христианства неискажённым образом, точным, правильным образом сохраняется та вера, то откровенное учение, которое было дано Христом апостолам, о котором мы читаем в Евангелии; та вера, которая была ещё и ещё раз на языках разных новых эпох сформулирована святыми отцами. И вот она дошла до нашего времени в таком неискажённом виде. От этой веры можно отходить дальше, ближе или ещё дальше, и есть другие сообщества верующих людей, другие Церкви, в которых, может быть, даже и христианская есть вера, но с какими-то большими или меньшими искажениями.

М. Борисова

— Но почему, мне кажется, важно об этом подумать сейчас и поговорить, потому что, на самом деле, если мы начнём спрашивать у людей, которые живут по церковным правилам, достаточно регулярно посещают богослужения, могут быть даже активными членами прихода, — массу вещей они расскажут о церковной жизни, но, пожалуй, даже для самих себя не смогут чётко сформулировать, в чём именно они видят смысл и суть именно нашей православной веры. Почему важно: я наблюдала своими глазами, как до такого обострения взаимоотношений России и Украины, на Украине люди, традиционно более религиозные, в силу массы причин, и исторических, и субъективных, но при этом в одном населённом пункте могли существовать рядом, например, пять православных храмов разных конфессий, плюс ещё греко-католический, плюс католический. И когда начинаешь спрашивать людей, а почему ты ходишь именно в этот храм, а не в другой, чаще всего говорили, что они так привыкли, или что он ближе от дома. То есть это было уже не важно, а поскольку это было уже не важно, то произошло то, что произошло, когда начался раскол, когда люди потеряли какие-то ориентиры внутри собственной веры. И мне кажется, что все мы, как говорится, «смотрите, как вы опасно ходите», то есть мы все, в общем-то, пока не явно, но так должны ощущать, что в этом есть проблема и это может стать опасным.

Свящ. Григорий Геронимус

— Да, эта проблема называется недостаток просвещения, недостаток знания о собственной вере. Ведь когда-то раньше перед тем, как человек крестился, он долго к этому крещению готовился — существовала такая практика оглашения. Оглашенные участвовали не во всей службе, они не могли быть участниками Таинств, например Таинства Евхаристии. А вот какую-то часть службы они присутствовали, они слушали Священное Писание, слушали проповедь епископа или священника, ходили на специальные курсы, даже экзамены сдавали, и только потом крестились. И тогда люди хорош знали свою веру, хорошо знали, в чём состоит именно православие — правильное представление о Боге, о мире, кто такой Христос, о чём говорится в Библии, что происходит в церкви, зачем это, в чём смысл. Потому что год, а иногда даже до четырёх лет, люди готовились к крещению. Потом эпоха поменялась, к крещению перестали так долго готовиться. Почему? А потому что христианство настолько повсеместно распространилось во многих странах, что все стали христианами. И когда ребёночек рождался, его сразу крестили по вере близких, рассчитывая, что так же, как он учится ходить, говорить, есть самостоятельно, пользоваться приборами, каким-то другим простым человеческим навыкам, точно так же он как бы из воздуха, от своих близких, от своих родных, которые все верующие, будет учиться вере. Папа верующий, мама верующая, братья, сёстры, племянники, все-все-все, к кому в гости ни придёшь, верующие, для всех Церковь — это сердцевина жизни, вся жизнь строится вокруг Церкви и веры во Христа. И это работало довольно долгое время. И практика оглашения у нас как бы отпала, прекратилась. Зачем готовить людей к крещению, если с детства каждый учится вере, каждый знает, в чём состоит его вера. Но потом, когда вера стала распространяться на другие народы, которые не были так просвещены, которые крестились и дальше крестили следующие и следующие поколения своих детей, но такой вот образованности в вере не хватало, то вот возникли эти проблемы, что люди крещённые, православные, а что такое православие, толком не всегда знают. Это Лесков ещё подмечал, например, очень скорбно, что Русь была крещена, но не просвещена.
И даже в среде благочестивейших наших предков очень часто не хватало знания о том, а чем собственно православие отличается о других ветвей христианства, в чём это православие состоит. Люди знали, как должен жить христианин, как ходить в храм, как причащаться, как совершать богослужения, как поступать часто знали — это было передано. А богословия не знали — вот что стоит за этой правдой жизни. А потом ещё хуже: случилось всё то, что случилось в ХХ веке, беспрецедентные гонения развернулись после революции. Задачей большевиков было физически уничтожить Церковь, чтобы все следы вообще стереть. Это, конечно, не получилось, но урон был нанесён страшный. На Украине немножко меньше, может быть именно поэтому там... до такой степени там каток репрессий не успел прокатиться, и там, может быть, поэтому народ такой более всё-таки верующий. У нас больше — в Центральной России. И люди крестились, а уже нельзя сказать, что вокруг и мама, и папа, и братья, и сёстры, и все остальные — верующие. Наоборот, бабушка одна верующая. Многие говорят, что видели в детстве, как бабушка молилась, и всё — на этом всё церковное образование заканчивалось. И сейчас мы пытаемся, еле-еле, преодолевая некоторое сопротивление, хоть немножечко возвращаться к той практике, которая была когда-то. Мы, конечно, не можем сказать, что «дорогие друзья, если кто-то хочет креститься, стать христианином, или ребёночка своего крестить, вы, пожалуйста, четыре года приходите к нам на огласительные курсы». Это невозможно. Но мы говорим, что давайте хотя бы на 2-3-4 беседы придите к нам, хоть чуть-чуть узнайте о своей вере. Начинаем с этого, а там, глядишь, сейчас стараемся при всех наших приходах открывать какие-то курсы, лектории, чаепития проходят, во время которых тоже говорится о нашей вере. Мы делаем всё, чтобы вот эту нашу неграмотность постепенно преодолевать, чтобы люди больше знали о своей вере, чтобы всё-таки точнее могли бы люди ответить на этот вопрос: а почему вы православные, что это такое? Это очень важно. Апостол Павел говорит: «Будьте всегда готовы всякому вопрошающему дать ответ о вашем уповании». Мы вот как-то стараемся в этом направлении двигаться.

М. Борисова

— Но инерция же продолжается. Смотрите, с этими огласительными беседами: сейчас перед тем, как крестить младенца, крёстные должны пройти вот этот курс «молодого крёстного». И очень часто видишь, что люди вымучивают, высиживают эти беседы, как когда-то высиживали скучные уроки в школе, с которых сбежать нельзя, потому что тебе «двойку» поставят в четверти...

Свящ. Григорий Геронимус

— Вы знаете, один и тот же урок в школе для одного ученика в классе может быть скучным, а для другого он может быть очень интересным, другой, может быть, на всю жизнь этот урок запомнит. Это зависит и от преподавателя — если преподавателю скучно, тогда всем будет скучно. Если катехизатору, который проводит эти огласительные беседы, скучно, если он сам этим не горит, сам этим не живёт, конечно, ему будет очень трудно остальных зажечь. Один такой наш замечательный проповедник говорил, что проповедь должна быть похожа на стрелу: если она тебя не пронзила — никого не пронзит. Если катехизатора не пронзила та проповедь, тот рассказ о вере, который он пытается передать этим будущим крёстным родителям, тогда, конечно, никого он не зажжёт. Тут мы должны на себя посмотреть, какие мы катехизаторы, как мы этим занимаемся, насколько мы этим живём. Не хватает этого огня, значит, нужно молиться: «Господи, помоги мне!» Не хватает сил, значит, нужно понять, что с вечера нужно пораньше лечь спать, потому что завтра ты проводишь эти беседы. Это очень важно, это очень ответственное служение. И надо к этому отнестись как к чему-то настолько серьёзному, перед этим надо специальным образом подготовиться и помолиться, и отдохнуть побольше, чтобы силы были и горение было.

Если ты говоришь о вере, а сам этой верой не живёшь, не участвуешь в богослужениях, не причащаешься, тогда ты просто не можешь быть катехизатором. И это одна сторона. А другая сторона — насколько человек готов воспринять. Я помню, нам такой замечательный преподаватель в школе говорил: «Образование — это то, что невозможно дать, это то, что можно взять. Мы, преподаватели в школе, вам даём это образование, а возьмёте вы или нет — зависит от вас». Талант преподавателя, с одной стороны, необходим — в данном случае катехизатора, который передаёт это знание о нашей вере, о жизни в вере. А с другой стороны, необходима готовность человека взять. Если он с самого начала пришёл с таким настроением, что ему будут тут какую-то нудятину рассказывать, но если надо для галочки, то он посидит, конечно, — и уши закрыл. Ну, тогда трудно до такого человека что-то донести. И Господь говорит в Евангелии, что сеятель сеит в разную почву семя — где-то оно прорастёт, где-то нет. Ну, хоть где-то прорастёт — слава Богу.

К. Мацан

— Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот мы начали разговор с того, что такое быть именно православным христианином и сознавать это. Я помню, что на заре моего воцерковления один очень опытный старший товарищ, мой учитель, склонный к таким полемическим афоризмам, сказал: «Костя, только не будьте православным, будьте христианином». При том, что сам этот человек церковный и православный, не мыслящий себя как-то вне этой традиции. Но вот с таким напутствием он выступил. Как я понимаю, имея в виду, что очень часто в нашей действительности слово «православный» именно что противопоставляется всем остальным. Какая-то под эти обрядность, обрядовость подразумевается, какое-то следование некоторой традиции, именно внешне понятой, без проникновения в суть. А вот вы замечаете в этой фразе, когда человек говорит, что он православный христианин, какой-то излишне избыточный акцент именно на православности и забвение того, что это всё-таки речь о христианине идёт, о христианстве? А с другой стороны, тут легко впасть в такое религиозное безразличие, что всё едино?..

М. Борисова

— Экуменизмом попахивает...

К. Мацан

— Да, экуменизмом. Такое, что главное — чистая вера, а уже форма и традиция выражения, богословские напластования — это всё вторично. В эту крайность тоже нельзя скатываться. Нас нет без традиции, без тех линий, в которых мы существуем. Вот что вы о этом думаете?

Свящ. Григорий Геронимус

— «Православный» — это слово, которое, вообще-то говоря, является прилагательным, да? А существительное какое здесь? Именно «христианин». И я понимаю, о чём говорил ваш знакомый, который говорил, что «не будь православным, будь христианином». Иногда бывает, что мы забываем самое главное слово в этом словосочетании — «христианин». Делаем акцент на «православный», и тогда всё теряется. «Православный» для нас превращается в какую-то партийную принадлежность. Я могу и в церковь не ходить, я могу и жить не по-христиански, я могу и какие-то поступки совершать, очень против совести и очень не по Евангелию, но главное, что я православный. Иногда к этому ещё такое этническое прибавляют, что «я русский православный», и поэтому я какой-то особенно великий, особенно хороший, особенно замечательный, а все остальные вот какие-то не такие. Вот этот подход, конечно, совершенно неправильный, не христианский в самом буквальном смысле этого слова, христианство тут потерялось. Православный кто? — православный христианин. И «христианин» в этом словосочетании — это главное слово, а «православный» уже атрибут: какой именно христианин. И это уточнение. Я христианин. Кто такой христианин? Митрополит Антоний Сурожский говорил, что это ученик и друг Христов. Это тот человек, который старается жить так, как Христос учил, он Его ученик, который читает Евангелие, которому это очень важно, который старается жить так, чтобы не потерять эту дружбу со Христом, иметь общение со Христом. А для этого нужно и в храм ходить. Иногда говорят: «Я христианин, да. Но я верю в Бога в душе».
Можно тогда сравнить с отношениями в семье. Если муж скажет: «Я тебя очень люблю, я твой муж, мы с тобой замечательная семья, но я тебя люблю в душе. А проявлять эту любовь я не буду — мне это трудно, скучно. Главное, что в душе я тебя люблю. Встречаться? Да зачем нам встречаться? В этом нет никакой необходимости. У меня свои дела есть, есть работа, есть свои увлечения. Как-то тебя поздравить, когда у тебя какое-то событие, разделить с тобой какую-то скорбь, помочь тебе в чём-то — извините, я люблю тебя в душе». Что скажет жена? Вряд ли она будет очень довольна и очень рада — это не по-настоящему. Любовь обязательно должна проявляться в каких-то поступках. Так и вера, и христианство должны проявляться в каких-то поступках. И если я христианин, то я живу по-христиански. Когда спросили Христа: «Какая самая большая заповедь, что самое важное?» Христос сказал: «Возлюби Господа Бога твоего всем твоим существом: разумом, душою, всей крепостью твоею. И вторая заповедь, подобная ей: возлюби ближнего, как самого себя». И если человек не просто помнит, что такое было в Евангелии сказано, а живёт этим, причащается Святых Христовых Тайн, действительно любит Бога и любит ближнего, вот тогда он христианин. И уже тогда можно уточнить, а какой именно христианин — православный, потому что он относится к Восточной ветви христианства, к той ветви, где неповреждённым сохранилось святоотеческое, а значит и евангельское учение.

М. Борисова

— Смотрите, как получается: часто у нас внутреннее самоопределение «я православный» подразумевает в скобках, что я не протестант и я не католик. Ну, ладно, что касается протестантов, для которых главное — это личное переживание веры, тут обрядовая сторона остаётся вся за бортом, и мы можем их как-то отделить. Но если мы посмотрим на католиков, от которых мы всё время себя дистанцируем, собственно говоря, долгое время в самоназвании Русской Православной Церкви мы от католиков отличались на одну единственную букву. Потому что была Церковь Римско-Католическая и была Кафолическая Православная Церковь, то есть одна буква решала то, что мы — другие. Собственно говоря, обряд, пускай в своих, других традициях, у католиков присутствует. У них также происходит Евхаристия, они также причащаются Тела и Крови Христовой. Собственно говоря, что мы можем сказать, почему всё время мы говорим, что, нет, мы православные, но мы не католики?

Свящ. Григорий Геронимус

— Нас очень многое объединяет: тысяча лет общей истории, множество общих святых, и очень многое в нашей вере нас объединяет с западными христианами. И вы говорите, что мы можем на них посмотреть. Надо сказать, что они на нас очень пристально смотрят. И серьёзные католические богословы последние много десятилетий, и чем дальше, тем больше, очень серьёзно изучают именно православное богословие. И очень много происходит таких как бы медленных, плавных, но именно подвижек, я бы сказал, в сторону большей ортодоксии, большего православия в католическом мире. Они сами про многие вещи говорят, что «да, мы видим, что восточные святые отцы очень чётко и точно формулировали именно евангельские учения, а у нас потом, да, немножко возникли кое-какие отклонения». Во многом, даже в практике, они какие-то делают шаги навстречу православию. Так что они на нас смотрят в этом смысле очень внимательно и даже видят какие-то свои заблуждения. Вместе с тем нас отличает тоже очень многое. Тысячу лет у нас всё-таки раздельная история, и много чисто исторических каких-то таких взаимных обид и взаимных скорбей, скажем так, происходило. Разошёлся, конечно, сильно обряд, хотя это не самая принципиальная сторона. На Руси есть такая тенденция как-то излишне держаться за обряд, даже такой старообрядческий раскол у нас был, когда буквально за какие-то отдельные буквы, за отдельные слова, без изменения смысла, именно буквы отдельные менялись, но люди готовы были разделяться. И это такая большая рана на теле Русской Церкви, страшная трагедия — старообрядческий раскол. Излишне держаться за обряд, обрядоверие — это есть такая проблема в русском христианстве.
Обряд — это важно, это скелет церковной жизни, но, как у разных организмов, у разных людей форма тела может немножко отличаться, так и обряд может несколько отличаться, но это не самое существенное, не самое важное. И были, скажем, древние святые, которые с точки зрения обряда свою жизнь строили, ближе к тому, как это делают в Католической Церкви — жили на Западе, — но при этом они являются святыми нашей Православной Церкви. Из-за одного только обряда мы могли бы так не разделяться, но, кроме обряда, к сожалению, есть расхождения в вере. Они не такие острые, не такие значительные, как с протестантскими церквями — в кавычках церквями, они сами, большинство протестантов, не очень так понятие «Церковь» признают. Но эти различия тоже достаточно существенные. Это так называемое филиокве — триадологический догмат о том, как нам понимать Святую Троицу. Это мариологический догмат, это догмат о папской непогрешимости, о роли Римского епископа. Вот эти вещи нас разделяют. И сказать, что мы едины, мы не можем. Мы должны признать эту реальность, что это две разные Церкви. Мы можем как-то смотреть друг на друга, можем чему-то хорошему друг у друга учиться. Они у нас учатся правильной вере, а мы можем у католиков поучиться, скажем, тому, как организовано дело миссии, как организовано дело социальной работы. Где-то мы скажем, что нам это не подходит, а где-то скажем, что это очень хороший, очень полезный опыт, мы хотим его воспринять. Есть много таких направлений, где мы можем совместно трудиться и опыт какой-то можем перенимать.

К. Мацан

— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, что сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино. В студии моя коллега Марина Борисова. Я — Константин Мацан. Не переключайтесь.

К. Мацан.

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Ещё раз здравствуйте, здесь приветствуем вас мы: Марина Борисова и я, Константин Мацан. В гостях у нас сегодня священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино. И мы пытаемся задать вопрос к, казалось бы, очевидному: человек говорит, что он православный христианин — а что это значит быть православным, к тому же ещё и христианином?

М. Борисова

— Если мы вспомнили о старообрядческом расколе, то там ведь поразительная вещь произошла в сам этот трагический момент. В раскол уклонились по большей части люди, которым вопросы веры как раз, не обряда, а именно веры, были принципиально важны. Это были для них вопросы жизни и смерти, почему они были готовы на мученическую смерть, чтобы только не отречься от того, что для них составляло суть их вероисповедания. Ведь они не про буквы говорили, а про то, что, меняя какие-то внешние установления, постепенно подспудно меняется смысл. Что буквы это не просто некие начертания, а что буквы, которые складываются в слова Священного Писания, если их поменять, то извратится смысл. Они по большей части заблуждались, но это были люди, неравнодушные к вере.

Свящ. Григорий Геронимус

— Я согласен, что это были люди горящие, это были люди верующие, очень стойкие, увлечённые. И это катастрофа, это страшная трагедия русского православия, что такое разделение у нас возникло. И с той и с другой стороны были люди именно православные. Мы не говорим, что старообрядцы — это неправославные люди, что они неправильно верят в Бога.

К. Мацан.

— Мы разделяем раскол и ересь. Это был раскол, то дисциплинарное расхождение, но не ересь.

Свящ. Григорий Геронимус

— Да. Но, к сожалению, они отпали от единства с Русской Церковью. Очень многие из них остались вовсе без духовенства — такое целое движение беспоповцев, ради того, чтобы держаться за какие-то внешние и не такие важные стороны именно обряда. Можно было бы, если нравится вам, пользуетесь таким обрядом, нравится вам так — пользуйтесь другим. Но, к сожалению, тогда договориться об этом не удалось, и это очень печально.

М. Борисова

— Но ведь вот эти внешние вещи и сегодня вызывают какое-то определённое смущение внутри Православной Церкви. Потому что, естественно, люди очень разные, да и страны в Ойкумене православия разные, и традиции и история разные. Поэтому, естественно, внешние проявления, внешние традиции меняются, в зависимости от географии, от исторического периода.

Свящ. Григорий Геронимус

— Вот не всегда нам хватает мудрости отличить такое внешнее, человеческое, этническое, какое-то национальное своеобразие от вечного, от неизменного. А такая мудрость нам необходима, такое разделение нам необходимо. Есть какие-то даже буквально приходские традиции — вот у нас в приходе принято так-то. А в соседнем приходе принято по-другому. Мы начинаем Литургию в девять утра, а в соседнем приходе в девять тридцать, или наоборот. Ну и ничего — так это очень хорошо, пусть такое разнообразие будет: кому-то удобно так, кому-то удобно так. Здесь священник с длинной бородой, а там не с такой длинной. Здесь священник с одной интонацией произносит слова молитв, там с другой. Это всё такие внешние вещи, которые не должны нас разделять. А есть вещи, которые вечные, как дважды два всегда ровняется четыре. Вот эпохи меняются, научные какие-то парадигмы меняются, всё меняется, но дважды два всегда ровняется четырём. И вот так же для каждого христианина есть вечные вещи — это всё, о чём говорится в Символе веры. Это вера во Святую Троицу, вера во Христа, Бога и Человека, Сына Божия, ставшего ради нашего спасения Человеком, распятого, во ад сшедшаго и воскресшего во славе. Вот если кто-то перестал верить во Христа — да, тогда мы уже не можем сказать, что он православный христианин. Если кто-то перестал верить во Святую Троицу, Отца, Сына и Святого Духа, Троицу единосущную и нераздельную, тогда мы можем сказать, что раз он потерял эту веру, то уже не может называться православным христианином, он уже не является членом Православной Церкви. Если кто-то приобрёл эту веру, он может войти в эту Церковь. А есть вещи совершенно внешние, действительно обрядовые, исключительно обрядовые, которые сути не касаются. И вот у нас не всегда хватает мудрости, чтобы одно отличить от другого. Древние отцы говорили так: «Пусть у вас в главном будет единство, во второстепенном разнообразие, и во всём любовь».
И вот нам очень важно эту истину, этот императив помнить, этого придерживаться. В главном у нас единство — во всём нашем учении, во всём том, о чём говорится в Символе веры. А во второстепенных вещах вполне возможно разнообразие. И в рамках православия действительно могут уживаться очень разные традиции, и национальные, и даже не только национальные. Вот, например, традиция монашеского делания: у Нила Столобенского одна, у Иосифа Волоцкого другая. Они при жизни дискутировали, очень жёстко, скажем, дискутировали, но оба являются православными святыми. Их монастыри отличались кардинально, но оказывается, что и то и другое Церкви нужно. До сих пор есть люди, которые говорят, что правы были только последователи Нила Столобенского. А другие говорят, что правы были только последователи Иосифа Волоцкого — зря того прославили во святых, или зря этого прославили. Церковь говорит, что, нет, это разные традиции и разные пути монашеского делания, очень непохожие. У Нила Столобенского это были такие монахи-аристократы духа, которые отказывались, действительно, от всего-всего имущества, не только личного, но даже такого общемонастырского, никаких пожертвований монастырь не принимал, там не было никаких украшений храма, никаких даже песнопений красивых, очень строго всё, чтобы ничто не отвлекало от такой внутренней молитвы, не было ничего такого чувственного, расслабляющего — только молитва, только внутреннее делание монашеское. Это очень важная традиция.
Действительно есть люди, которые призваны именно к такому пути — полного отрешения от всего мирского, даже и от церковного такого благолепия, и такого внутреннего монашеского делания. А есть другая традиция — Иосифа Волоцкого, и она тоже оказывается очень нужная, когда монастырь принимает пожертвования и строит больницу, строит школу, жизнь крестьян вокруг этого монастыря преображается. Не все же такие аристократы духа, не все могут погрузиться в эти высоты, но есть люди, которые всё равно хотят монашеской жизни, и они хотят такого деятельного монашества. Как были Марфа и Мария, две сестры — тоже такие разные служения. Есть Марфо-Мариинская обитель в Москве — и то и другое служение нужно. Христос ведь не сказал Марфе, что «отойди от Меня», нет, Он сказал, что Мария избрала благую часть. Но потом в Евангелии от Иоанна говорится, что Христос любил Марфу и сестру её. Причём Марфа названа первой и по имени, а сестра её в этой фразе даже по имени не названа: «Любил Марфу и сестру её и Лазаря». Вот и то и другое служение нужно. И это один из примеров того, как во второстепенном может быть в Церкви разнообразие, должно быть даже в Церкви разнообразие, а в главном, конечно, единство.

К. Мацан

— Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Не случайно, мне кажется, мы заговорили про монашеское делание. Я помню, брал интервью однажды у тогда ещё иеромонаха Гавриила (Бунге), отца Габриэля, как его называют на французский манер — он швейцарец. Это было, наверное, лет 10 назад, на тот момент он только-только перешёл из католичества в православие. Ему было уже за 70. Он даже так иронично шутил, когда я ему первый вопрос задал, что вот вы перешли из католичества в православие, он меня так прервал и говорит: «Поскольку мне 70, вы видите, что это не было слишком поспешным шагом». И когда я его спрашивал, в чём причина, он много говорил о Восточной традиции и особенно выделял старцев. Он говорил: «Мне, монаху, важно, что у вас есть старцы, эта монашеская традиция сохранилась у вас до сего дня, аналогичных примеров чему мы не встречаем в Западной традиции», — то есть упор на монашество, на монашескую Восточную традицию. И не случайно даже когда в ХХ веке возникает доктрина томизма в Католической Церкви, то есть официальная философская доктрина католичества признаётся идущей вслед за Фомой Аквинским, русские эмигранты того времени — богословы, философы — начинают думать, а кто наша путеводная звезда. Вот у них Фома Аквинский — а у нас? А у нас Григорий Палама — исихазм, учение о нетварных энергиях. Учение, в здоровом смысле слова, мистическое — это про умное делание, про молитву, про углубление в аскетику, в аскезу, не про рациональное. И любопытно, что когда у нас в гостях бывают священники, которые служили за границей и встречались с людьми, которые из Западного христианства в Восточное, в русское православие переходили, эти люди рассказывали, что они обрели некий опыт сердца в православии. Вот у них был опыт ума, какой-то умной веры такой, рациональной в их традиции Западной, и они пришли к такой вере сердца, добавили вот этого именно чего-то интуитивного, мистического, опять в здоровом смысле слова, какого-то глубинного внутреннего опыта веры, который неизреченный, который не укладывается в слова и категории. Вот что вы об этом думаете? С одной стороны, мы признаём, что отличительная черта православия — это вот эта монашеская линия умного делания, исихазма и так далее — то, чего нет на Западе. С другой стороны, в этом же иногда и проблема, что какой-то повышенный интерес к аскетической литературе среди простых людей, которые зачитываются аввой Дорофеем, не делая скидку на то, что это литература, написанная монахом для монахов в своё время, и что нужно как-то её к своей мирской жизни ещё применить. Вот что вы об этом думаете?

Свящ. Григорий Геронимус

— Я согласен, что сердце именно православной традиции христианской — это, действительно, монашеское делание и, прежде всего, традиция исихазма. Митрополит Иларион (Алфеев) даже свой очень большой труд, посвящённый этой традиции, назвал «Священная тайна Церкви». Это есть действительно какая-то именно тайна и красота, глубина православия, она именно в этой традиции раскрывается. И во всём мире, когда говорят о православии, кого прежде всего вспоминают? Преподобного Серафима Саровского. Надо сказать, что икона преподобного Серафима Саровского есть в очень многих католических храмах. То есть то, что сохранено в православии, востребовано и даже среди других христиан, и у католиков тоже. Сергий Радонежский, который, конечно, тоже был делателем и распространителем этой традиции. Мы его называем игуменом земли Русской, то есть он как бы глава нашего монашеского воинства, даже, может быть, воинства святых — он игумен, предводитель земли Русской. Вот он есть такой делатель Иисусовой молитвы, проводник именно такого глубокого монашеского делания внутреннего. Да, действительно, это сердцевина именно Восточной христианской традиции, именно здесь она в таком самом сконцентрированном виде выражена. Бог рядом с нами, Бог не где-то далеко, не где-то на облаках какой-то старец сидит, а этот Тот, к Кому можно обратиться в молитве, и Он тебя услышит, ответит тебе и просветит твою жизнь. Вот об этом говорит православие. И прежде всего это именно в традиции исихазма проявляется. Своими энергиями, Своими действиями, Своим светом присутствует в этом мире, как когда-то Христос преобразился перед учениками на горе Фавор, просиял особым образом — вот этот свет Божественного присутствия в мире есть. Как к нему приникнуть, как стать его зрителем, как его ощутить? Достигни состояния исихии. Что такое исихия? Исихия — это безмолвие, тишина. О чём тут идёт речь? Конечно, не о том, что нужно рот заклеить скотчем или нитками зашить и не говорить больше никаких слов.

К. Мацан

— Иногда нужно в каких-то ситуациях это сделать человеку, мне кажется.

Свящ. Григорий Геронимус

— Может быть, да. Но даже если ты это сделаешь, очень часто внутри тебя будет такая буря разных размышлений, переживаний, страстей, помыслов. Знаете, если на улице сильный ветер, ты с кем-то рядом идёшь и разговаривать невозможно с этим человеком — своих слов не слышно, а уж слов другого человека тем более. Лишь бы пройти через этот ветер — уже большое достижение, добраться до точки, в которую ты идёшь. И если внутри тебя постоянно такая буря — мы можем как-то пытаться молиться, но полноты этой молитвы быть не может. Мы можем как-то пытаться в ситуации сильного ветра разговаривать со своим спутником, но это очень сложная такая коммуникация. Для того, чтобы молитва была ясной, чистой, подлинной, глубокой, для этого нужно достигать состояния внутреннего безмолвия. Вы правильно сказали, что когда люди, живущие в миру, обременённые семьями, пытаются воспроизводить какие-то монашеские практики, начитавшись монашеской литературы, не всегда это получается хорошо. И тут требуется, как и во всей нашей жизни, очень большое разумение, совет с духовником, совет с какими-то другими братьями и сёстрами, которые каким-то похожим путём идут. На свой страх и риск нельзя ничего такого предпринимать — очень тут легко можно набить шишек и какие-то вещи сделать, которые даже больше вреда принесут, чем пользы. Но тем не менее и мы миряне, не монашествующие, призваны как бы питаться плодами того, что делают монахи. Для православия монашеская традиция очень важна — мы с этого начали. Это сердце этой традиции. И этого состояния внутренней тишины, внутреннего умиротворения, внутреннего безмолвия, то есть исихии, в общем-то, мы должны искать, к этому должны стремиться. Мы, когда открываем молитвослов, утреннее правило, там написано: «Восстав от сна, перекрестись, скажи: „Во имя Отца, и Сына и Святаго Духа“. А затем немного подожди, пока все твои мысли, помыслы не придут в состояние тишины, а потом уже дальше читай следующие молитвы», — я сейчас неточно цитирую, примерно. Мы обычно это пропускаем, потому что нам самое главное такую галочку поставить по-фарисейски, что я утреннее правило прочитал, а курсив мне не обязательно читать, поэтому я даже глядеть не буду.

К. Мацан

— Да и времени нет ждать.

Свящ. Григорий Геронимус

— Да. А если серьёзно к этому отнестись, то сколько понадобится времени? Наверное, не три минуты. Как это? — «подожди, пока все твои мысли и чувства не придут в состояние тишины». Это, наверное, надо ехать на Афон куда-то или в леса, болота и лет 20 там ждать, чтобы действительно пришли в состояние... и не ждать, конечно, у моря погоды, а трудиться, очень большие труды для этого нужны внутренние, чтобы себя привести в такое состояние тишины. Но если это получилось, тогда ты говоришь: «Господи, помилуй!» — и знаешь, что Господь тебя слышит. В опыте это знаешь — Господь рядом с тобой, и Он слышит, как ты к Нему обращаешься и отвечает тебе. Поэтому это искомое и для нас, мирян, тоже — к этому состоянию внутренней тишины нужно стремиться. Это очень нужно не только нам в общении с Богом, в молитве, но это нужно и в общении с другими близкими людьми. Как услышать другого, если внутри тебя столько всего кипит. Это вообще такой признак подлинных отношений: если я с человеком рядом нахожусь и мы замолчали, и ощущение какого-то вакуума — чего-то не то, неправильно, и надо обязательно какой-то болтовнёй этот вакуум заполнить. Значит, у нас отношения не очень глубокие. А если в тишине нам хорошо рядом с другим человеком — в тишине мы всё равно чувствуем, что продолжается наше общение. Не обязательно всё время болтать, мы можем просто рядом быть, значит, у нас отношения более глубокие, более подлинные, такие личностные — не функциональные, а личностные. И в отношениях с Богом тем более это имеет большое значение.

М. Борисова

— Опытное познание, как бы оно не было важно и, возможно, только оно и есть важно, но всё-таки мы начинаем с рацио, мы начинаем со слова и с попытки понять, что же, собственно, этим словом выражено. Иначе как мы поймём, что такое православие как вероучение? И тут опять встаёт вечный вопрос языка. Мы по разным поводам много раз вспоминаем о том, что есть потребность у людей, которые приходят сейчас в храм, всё-таки на понятном им русском языке читать либо переложения церковных текстов, либо толкования для того, чтобы всё-таки с помощью рацио понять, что же там написано и о чём вообще идёт речь. Но мне в этом смысле интересно другое, противоположное движение. Я наблюдала много раз, как верующие, которые когда-то там на заре туманной юности неофитами пришли, приняли крещение и остались в церковной ограде, с годами, с десятилетиями церковной жизни приходят к потребности даже Евангелие дома читать на церковно-славянском языке. Что это за странная метаморфоза? И имеет ли она отношение к познанию себя как православного христианина?

Свящ. Григорий Геронимус

— Я думаю, что когда мы говорим, что нам не всё понятно в богослужении, проблема вовсе не в том, что мы служим на церковно-славянском языке. Проблема в том, что сами эти образы, те смыслы, тот способ мыслить, направление мысли, на котором построено наше богослужение, оно для нас непонятно. Мы живём совсем другими ценностями, совсем по-другому рассуждаем, просто не знаем буквально того материала, на котором построено богослужение. И если всё взять и перевести на русский язык, то не станет богослужение сразу от этого всем понятным, всем ясным и все ринуться в церковь — ничего такого не произойдёт. Вот недавно читал прекрасное интервью владыки Саввы (Тутунова), который рассуждает об этой проблеме. Он приводит простой пример: вот Канон Андрея Критского, возьмём и переведём его на русский язык — станет ли он понятным? Нет, не станет, потому что он весь построен на ветхозаветных образах и на новозаветных тоже — на образах Священного Писания. К сожалению, очень многие люди не знают так хорошо Ветхий Завет, как это нужно было бы знать христианину. Да даже и Новый Завет не знают. И если перевести Канон, то всё равно непонятно, потому что нужно знание самого Священного Писания. Поэтому тут проблема, конечно, не только в языке, а просто в недостатке вообще образованности. А если мы будем больше образовываться, тогда уже и славянский язык не будет таким препятствием. И для многих людей очень важно совершать молитвы, даже и домашние, даже и действительно Священное Писание читать именно на славянском языке. Почему? Потому что это помогает как бы переключиться немножко.

Вот я живу какой-то обыденной бытовой жизнью, я говорю каким-то таким обыденным бытовым образом, а здесь происходит со мной что-то особенное. И даже язык, которым я пользуюсь, я меняю для того, чтобы себя немножко вырвать из этой обыденности. Как бы между такой обычной, профанной частью своей жизни, и сакральной частью своей жизни вот сейчас я обращён к Богу, я внимаю Слову Божию, потому что Священное Писание — это Слово Божие. И пусть даже мне будет немножко сложнее понять, так, может быть, тем и лучше, что я не буду проскальзывать по словам, а я буду напрягать свой разум, понуждать себя к большему вниманию, используя церковно-славянский язык. Для многих людей это работает. Но тут тоже есть свои опасности, потому что такой двойственности в жизни христианина быт не должно, что вот я в храме, я читаю Священное Писание — я христианин. А теперь я вышел за порог храма и у меня началась обычная человеческая профанная жизнь, я забыл, что я христианин — нет, такого быть не может. Мы для того читаем Священное Писание, чтобы оно освятило, как бы проникло во всю мою жизнь, а не только в те минуты и часы, которые я этому посвящаю.

М. Борисова

— Вот опять если вернуться к сравнению конфессий и людей, принадлежащим к разным христианским конфессиям: был опыт конца 80-х, начала 90-х годов, когда, помимо того, что стали открываться православные храмы и большое количество людей и принимало крещение и возвращалось в Церковь, если были крещены в детстве. Но было ещё множество всевозможных проповедников, в том числе разных протестантских толков. Но был такой голод по слову о Боге, о вере, о Христе, что было всё равно кого слушать. И ведь люди, которые после всех этих проповедей оставались в каких-то сектах и потом их жизнь ломалась, ведь они попадали туда потому, что они сначала видели людей, которые подходили к ним на улице и говорили: «Ты Евангелие когда-нибудь видел? Давай я тебе расскажу про Христа». И с этого начиналась дорога совсем в другую сторону. И чтобы внутри православия такого не случилось, что нужно делать, есть какая-то техника безопасности?

Свящ. Григорий Геронимус

— Господь нас предупреждал о том, что придут лжехристы и лжеучители, которые будут и Его именем тоже людей соблазнять на какие-то неправильные жизненные пути. И к сожалению, это происходит, действительно являются учителя, проповедники, которые, апеллируя к имени Христа, Его именем, тем не менее дают нам какие-то ложные учения, ложные направления. Да и внутри православия человек может тоже ошибаться, куда-то соскальзывать. Он продолжает называть себя православным, а уже христианство потерял — мы говорили сегодня о такой беде, что такое может произойти. Продолжает называть себя православным христианином, а тоже уклоняется в какие-то крайности неполезные и ненужные — всё это бывает. И такой риск в духовной жизни всегда существует, не может быть какой-то абсолютно безопасной, очевидной эта дорога христианской жизни. Это личные отношения с живым Богом, Который есть Огнь, как Священное Писание нам говорит и отцы тоже говорили. Это не может быть какой-то такой совершенно безопасной, лёгкой прогулкой. Нет, это действительно риск живой встречи с Живым Богом. А чтобы этот риск минимизировать, очень желательно, чтобы в жизни человека был духовник, был какой-то опытный священник, которому этот человек доверяет, к советам которого прислушивается и, в соответствии с тем, что духовник говорит, как-то свою жизнь корректирует. А у духовника должен быть свой духовник, и так происходит такая... как когда в гору идут альпинисты, они друг за друга держаться, если один упадёт в связке, он верёвкой связан с остальными — остальные его поддерживают. Вот так мы, взбираясь в эту гору духовной жизни, тоже должны стараться друг друга поддерживать. Для этого такой институт духовничества и существует.

М. Борисова

— Мы говорили о том, что существует такое неосознанное причисление себя к православному христианству просто в силу того, что родился в России, вокруг вроде как все православные. Вот это ощущение, что вокруг все православные, оно как до революции было неверным, так уж и тем более после ХХ века оно в квадрате или в кубе неверно, на мой взгляд. Тут встаёт вопрос: что мы хотим? Мы хотим, чтобы Россия была просвещена и вся стала православной, в истинном понимании этого слова, сознательно?

Свящ. Григорий Геронимус

— Я бы хотел.

М. Борисова

— Или мы, помня слова Христа о малом стаде, думаем о том, не как сделать всех кем-то, а как остаться самими в этом малом стаде, из него не вылететь случайно по дороге, не потеряться где-нибудь. То есть быть заведомо другими — то, о чём говорится в Нагорной проповеди, о чём говорится в Заповедях блаженств, что блаженство наступает тогда, когда человек гоним за имя Христово. То есть получается какой-то парадокс: с одной стороны, мы хотим, чтобы вокруг было такое православное благолепное царство-государство; а с другой стороны, мы хотим идти за Христом в этом гонимом малом стаде.

Свящ. Григорий Геронимус

— Дело в том, что если ты сам этим не живёшь, то никаких других людей ты к этому привести не сможешь. Если ты сам не живёшь своей верой, то никого привлечь к вере ты не сможешь. Поэтому, да, хотелось бы, чтобы побольше людей, которые просто называют себя православными, действительно становились православными по духу, по сути. Хотелось бы, чтобы как можно больше людей, которые называют себя христианами, действительно жили бы христианской жизнью и свидетельствовали бы красотой, высотой своей жизни об этой правде. Но путь к этому лежит не в том, чтобы, как протестанты, выходить на площади, всех вокруг пытаться как-то привлечь. Иногда и это тоже нужно сделать, и такие тоже есть попытки. Но прежде всего, в первую очередь, нужно, конечно, заниматься самим собой, своей собственной духовной жизнью. Преподобный Серафим говорил: «Спасись сам, и тысячи вокруг тебя спасутся». Вот если человек живёт именно духовной жизнью — Дух Святой... как Господь говорил: «Кто в Меня верует, из того из чрева потекут реки воды живой», — это сказал Он о Духе, Которого им надлежало принять. Вот если человек живёт таким духом, то тогда действительно огромное количество людей в этом свете как-то согреваются и сами к этому тянутся. Поэтому это самая лучшая проповедь — хочешь, чтобы тысячи людей спасались, приходили к вере, становились бы действительно православными в подлинном, глубоком смысле этого слова, а не просто такая самоиндификация, то тогда живи тем самым, будь верующим подлинно.
У нас на приходе был такой замечательный человек — Гоша Великанов, Георгий. Наверное, многие наши радиослушатели знают, как трагически его жизнь закончилась, когда он прыгнул с платформы, чтобы спасти бомжа — пьяный человек попал на рельсы, бездомный. И вот Гоша его выталкивал, и его спас, а сам попал под эту электричку. И при жизни Гоша привлекал огромное количество людей, и самой этой такой удивительной христианской кончиной, когда он за незнакомого человека жизнь отдал. Я просто не помню таких похорон, какие были, когда случилась эта трагедия. Храм не мог вместить огромного количества людей, а все людей, которые были, каким-то особым таким духом были охвачены. Некоторые говорили, что небо открылось. Вот это исполнение слов Серафима Саровского — спасись сам, и тысячи вокруг тебя спасутся. Вот Гоша сам был христианином, настоящим, подлинным, точно не только уж по названию, а он жизнью и смертью свидетельствовал свою веру и огромное количество людей привлёк. Приходил ко мне один человек, говорил: «Я должен сказать, что Гоша — самый близкий, самый важный для меня человек, какого я в жизни встречал». Я говорю: «Да? Очень интересно, расскажите, как вы познакомились». Он говорит: «Да вот мы вместе полчаса пили чай. За эти полчаса он на меня такое впечатление произвёл». Вот человек жил по-христиански. Вот будем как-то к этому стремиться.

К. Мацан

— Спасибо огромное за эту беседу. Какие-то я готовил к её окончанию слова умные, но лучших слов, чем ваше напоминание о Георгии Великанове и о его поступке с большой буквы, о его жертвенном подвиге, для окончания нашей беседы о том, что такое православное христианство, не найти. Священник Григорий Геронимус, настоятель храма Всемилостивого Спаса в Митино, сегодня был с нами и с вами в программе «Светлый вечер». У микрофона также были: моя коллега Марина Борисова и я, Константин Мацан. Спасибо, до свидания.

М. Борисова

— До свидания.

Свящ. Григорий Геронимус

— Спасибо. Храни Господь.

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем