
У нас в гостях были основатели и руководители Русского духовного театра «Глас» — Заслуженный деятель искусств России Никита Астахов и Заслуженная артистка России Татьяна Белевич.
Мы говорили с нашими гостями о том, как могут быть связаны Церковь и театральное искусство.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан:
— "Светлый вечер" на Радио ВЕРА, здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан, а в гостях у нас сегодня создатели и многолетние руководители духовного театра «Глас» в Москве, не в первый раз мы об этом замечательном театре говорим. У нас в гостях Никита Сергеевич Астахов, художественный руководитель театра, заслуженный деятель искусств России. Добрый вечер.
Н. Астахов:
— Добрый вечер.
К. Мацан:
— И Татьяна Георгиевна Белевич, директор театра, тоже заслуженная артистка России. Добрый вечер.
Т. Белевич:
— Добрый вечер.
К. Мацан:
— Ну, во-первых, мы поздравляем вас, Никита Сергеевич, с юбилеем — 1-го мая 80 лет вам исполнилось. Ну, что тут сказать? Помощи Божией вам, дальнейших благословений, потому что мы знаем и слушатели Радио ВЕРА знают, что без помощи Божией и без постоянной поддержки духовной и благодатной не было бы такого уникального проекта, как театр «Глас». В общем-то, любое человеческое творчество, оно питается, а если оно направлено к Творцу, то и благословляется Творцом, а ваше — тем паче. Дальнейших вам и театру вашему желаем успехов, на достигнутом не останавливаться, как псалом говорит: годы нашей жизни — 70 или 80 лет, а дальше, как Бог управит, но вот, Бог управил. Много-много ещё впереди вам создать спектаклей и других творческих проектов.
Н. Астахов:
— Спасибо вам большое.
К. Мацан:
— Ну, может быть, я начну с такого философского что ли, вопроса: но вы с каким чувством подходите к этому возрасту и к этой дате, вернее, уже переступили её порог?
Н. Астахов:
— Ну, вы знаете, такая странная вещь: как-то я всю жтзнь был уверен в том, что 60 лет — это много, а за 70, вообще, как говорится, думать о чём-то другом уже надо. А вот это какое-то отношение к своему возрасту, со стороны подглядываешь, а вроде как бы даже и не участвуешь в этом. Ну, есть, конечно, моменты физиологического внимания к своим изменениям, но такого серьёзного отношения я не чувствую. Может быть, это плохо, но как преподобный Серафим (Саровский) говорил: телом я ко всему мёртв, а духом я как бы только что родился. Вот, это — интересное ощущение такого как бы всё время момента открытия: то это открываешь, то другое, какие-то интересные знания появляются с возрастом. А такой солидный возраст: он даёт сравнительную степень, есть с чем сравнить. Ну, предположим, театру 34 года, и 34 года тому назад просто невозможно было подумать, что Святейший Патриарх может в храме Христа Спасителя взять и наградить актёра, представителя театра. Как мы знаем, сложные вопросы полвека тому назад были у Церкви с театром, очень много было вопросов, и вдруг ты понимаешь, как изменилась жизнь, тебе есть с чем сравнить, вот это удивительная вещь. И я просто желаю всем как можно дольше жить, чтобы испытать вот эту степень сравнения, большое видится на расстоянии. Поэтому, конечно, здорово, когда человеку много лет, очень здорово.
К. Мацан:
— Татьяна Георгиевна, а вы что Никите Сергеевичу на юбилей бы пожелали?
Т. Белевич:
— Ну, все желают многая лета и я, естественно, тоже желаю многая лета, желаю терпения, сил духовных и телесных, потому что сложности не прекращаются с возрастом, и с возрастом театра, в том числе. Потому что думаешь: ну, сейчас-то уже всё должно быть нормально — и, на тебе, начинается то одно, то другое, испытания идут всё время, и надеяться на покой, который нам только снится, не приходится. Поэтому, конечно, желаю сил духовных, понимания ситуации, потому что с возрастом ты вспоминаешь себя и оцениваешь молодых сейчас, которые рядом с тобой находятся, с сегодняшней позиции. А я говорю: ты вспомни, какими мы были, мы тоже так реагировали. Я понимаю, что сейчас — другое время, гораздо больше познания, какие-то вещи сейчас открыты и разрешены, но, тем не менее, людей-то довольно долго воспитывали без Бога, и до сих пор у многих отсутствует понимание. Поэтому, я расскажу о том, что произошло сейчас, в юбилей Никиты Сергеевича: пришло очень много людей замечательных, близких по духу — и это такая радость, что параллельно с тобой идут люди, с которыми мы не видимся и не обнимаемся каждый день, но мы знаем, что есть такой человек и есть другой, есть прекрасные, замечательные люди, невозможно не порадоваться тому, когда они приходят: Наталья янарачницкая, например, наши друзья из Попечительского совета: Ляхов, Дашина, ещё Печерский, замечательные актёры, народные артисты — Валерий Баринов и Людмила Зайцева, они столько доброго сказали, чего, допустим, в определённом возрасте, когда более плотно общались, учились все вместе, Никита Сергеевич с Бариновым и Люда Зайцева, снимались вместе у Шукшина ещё молодыми студентами — это было одно, а сейчас, проходит время, и вдруг меняется оценка этих людей, и то, о чём они говорят, становится открытием. Ну, например, меня Баринов поразил, он вышел и говорит — он пришёл на курсы к Цыганкову, а потом его в армию забрали, он на курсах у Чуриковой учился, были в очень хороших отношениях. Потом его забрали в армию, он три года служил в Германии, хотя мог не идти в армию, у него отец был определённой шишкой в культуре, ему даже давали эту возможность, но нет, он специально вошёл не в ту дверь, его со всеми отправили. Три года прослужил, вернулся в щепкинское. И вдруг Баринов говорит: Никита, раньше мы об этом не говорили, но сейчас тебе уже 80 лет, зачем что-то скрывать? Мы все знали, что ты — талантливый человек, мы завидовали тебе, но ты должен был чего-то достичь. Понимаете, таких вещей никто не говорил, когда мы раньше встречались. Был момент какой-то соревновательности, кто из нас более звёздный, особенно, если ты в кино всё время снимаешься, ты вроде звезда. А внутренне, понимаете, была совершенно другая погода, и вдруг она открылась. И это было так радостно, потому что не было какие-то самовыпячивания, потому что, бывает, люди выходят и все о себе рассказывают: а помнишь, я... и начинают всё о себе. А здесь этого не было, а бы очень добрый и искренний разговор. Или Люда Зайцева вдруг вышла и говорит: Никита, я вообще никогда не думала, что ты — сын из актёрской семьи, что мама была актрисой, а отец — актёром и режиссёром, но потом он стал управленцем по культуре, ты такой русский, понимаешь, вот, всё нутро прёт! И это тоже такие моменты, о которых мы раньше не договаривались и не знали, мы здоровались, а здесь просто очень много слов было замечательных. Был праздник, и большим праздником стало то, что состоялось в воскресенье, в Храме Христа Спасителя — это вообще чудо! Меня спрашивают: о чём тогда думали? Какая первая мысль была? А тогда привезли Феодоровскую икону Божией Матери из Костромы на поклонение. О чём первая мысль? Конечно, о мире! И Святейший слово потрясающее говорил о том, что время покаяния ещё даёт нам Господь для того, чтобы подумать: что сделать, как победить, как исправить свои недуги. Вот, и второе, что меня потрясло, что театру 34 года, 35-й год. И в то время, когда создавался театр, начиналось движение по воссозданию храма Христа Спасителя. И вот, отец Георгий, который это начинал, собрал общину, и мы там были, и Братство храма Христа Спасителя, которое молилось у бассейна, нас гнали артисты и говорили: Вы что, с ума сошли?! У нас тут бассейн, наш сектор, здесь мы паримся и купаемся. Пенсионеры какие-то, которые плевались из бассейна, а мы крестным ходом там с батюшкой ходили, молитвы совершали. Совершенно удивительное время. Рождество на улице там встречали — это просто чудо было: из снежков делали подсвечники, ставили свечи, и не было холодно. Это всё было чудо, конечно, и мы не думали... мы собирали какие-то подписные листы, я помню, как долго уговаривала в поезде одного негра, чтобы он подписал, мы ехали откуда-то, из Риги, что ли, и он ничего не понимал, но подписал. И мы собирали эти листы, и мы не думали, что увидим этот храм. Я не думала, что его увидят даже наши внуки — это же сколько должно времени пройти! Какие-то деньги собирали, концерт делали. Вы понимаете, я проезжаю мимо, и мне иногда кажется, что это — открытка. Вы понимаете, это чудо. И я смотрю, храм стоит, в этом храме идут службы, в этом храме сам Святейший награждает Никиту Сергеевича. Это такая честь! В этом храме мы в первый раз сыграли в Зале Церковных Соборов постановку о Великой княгине Елизавете Феодоровне Романовой. А у нас такое особое почитание Феодоровской иконы, ассоциации сразу, думаешь о том, что идут там и английские, и немецкие, и русские корни, и чего мы сейчас делим, когда у нас есть святыни такие, причём, даже замешанные на крови?! И сейчас, конечно, о мире первая такая молитва, а вообще — всё чудо. Мы стоим в этом храме, и я думаю: Боже мой, ну разве можно было подумать?! Это — такая красота, такая служба красивая была!
К. Мацан:
— Никита Сергеевич Астахов, художественный руководитель театра «Глас» и Татьяна Георгиевна Белевич, директор театра «Глас» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Ну, вот, сказали вы, Никита Сергеевич, что не могли вообразить 30-35 лет назад, что Патриарх в храме Христа Спасителя будет вручать награду актёру. С одной стороны, есть в массовом сознании представление о том, что у Церкви к театру отношение скептическое. С другой стороны, мы и у нас, на Радио ВЕРА говорили о том, в чём истинное содержание этого скепсиса и любили вспоминать о том, что Ермолову отпевал в храме один из очень видных и уважаемых епископов. Какого-то такого институционального антагонизма в этом случае не было. А вот, когда вы говорите, что не могли подумать, что актёра будут награждать в храме, какую мысль вы при этом имеете в виду: что Церковь окрепла, что вашему театру 35 лет, и уже выстроено некое взаимодействие, или за эти годы как-то поменялась рефлексия Церкви о театральном искусстве. Как вы это чувствуете?
Н. Астахов:
— Вообще, очень такой серьёзный и деликатный вопрос, отвечать на него надо вдумчиво. Мировоззрение меняется, в силу многих причин, у каждого человека. И когда человек говорит: я был коммунистом — и останусь коммунистом, я не предам своей юности — ты слышишь такие ответы и фразы. Но закрадывается сомнение: как это, с возрастом меняется человек или нет, меняется ли общественная мысль или нет, или всё застывает? Нет, какие бы преграды для развития общественной мысли не ставили — а их можно ставить, и, всё равно, это остановить невозможно, это касается личности каждого человека и его духовного возрастания. Вот, Фёдор Михайлович Достоевский, Лев Николаевич Толстой, Антон Павлович Чехов, они говорили в своё время, что культура и литература России вступает в духовное пространство. Они, в силу своего таланта или же какой-то информации, которую они, как художники, получили на каком-то уровне, они об этом говорили. И что произошло? Вроде бы, хорошее время наступало, но революция ответила им своим атеизмом на много десятилетий, понимаете? И произошла катастрофа. То есть, Россия была готова совершить какой-то гигантский общественный поступок, в смысле или изменения духовного пространства, или усиления в него, вхождения в него более усиленно, и вдруг, раз — и пришло такое испытание для всей страны, кровавое, страшное испытание. Это — не случайное явление, потому что ни однв страна этого не пережила: всегда все цеплялись за свои традиции, за свою религию и видели в ней спасение. А тут вдруг, такое испытание, взяли и пошли, встали на линию такого атеизма в стране. Всё это закончилось, потому что каждое испытание имеет сроки, одно поменьше, другое — побольше, 70 лет, почти целый век, проходили родители наши и мы это испытание, наше поколение, прошли через это, я скажу, с достоинством: страна закалилась и стала внутренне сильнее после этого испытания. И сейчас, когда всё это, слава Богу, закончилось, мы, конечно, оказались в новом мире. Сегодня это — абсолютно новый мир: к нам в театр приходят молодые актёры, абсолютно все они знают Отче наш и Символ веры, все они прошли цикл такого воцерковления. Совершенно другая молодёжь, с ней легко разговаривать: там вообще ничего атеистического нет, страна становится православной.
К. Мацан:
— К вам, видимо, приходят люди мотивированные: они знают, в какой театр они идут работать.
Н. Астахов:
— Да, но я это к тому говорю, что с Церковью, хотя она — самый главный такой организм, который сохраняет традиции, платформу, фундамент русского человека и всей России, и в ней происходят изменения, потому что она состоит из людей, она же не что-то такое застывшее. Вообще, очень многие рассуждали на эту тему: застыла Церковь или какую-то новую жизнь начала, Константин Леонтьев говорил, это очень интересно. И церковные люди меняются при сохранении фундамента, меняется не просто молодёжь, которая приходит в священство — а там совершенно молодёжь, которая приходит в священство — а там совершенно молодые люди, им по 20-30 лет — меняются и наши архиереи, уже я чувствую, какое уважение появилось. Когда у нас контакты происходят, по- другому начинают смотреть на театр, с точки зрения Николая Васильевича Гоголя, что театр может много добра принести в общество. Ну, и я говорю конкретно про театр, мы же театральные люди: очень много добра, но театр может принести и очень много зла, очень много пошлости. Один монашествующий батюшка говорил о том, что театр может заворачивать грех в красивую обёртку, вроде конфета красивая и вкусная, а она вредная. К сожалению, эту функцию может исполнить не только театр, но и любое средство массовой информации, потому что дана власть через микрофон или видео, как угодно. И в этой сфере, если найдутся люди нехорошие, мягко говоря, они могут принести очень много вреда.
К. Мацан:
— Я тут недавно наткнулся на цитату — по крайней мере, так её подписали, я по источникам не проверял — из Феофана (Затворника): Театры правительством придуманы для тех, кои не ищут спасения, чтобы они не предались злейшему какому пороку. Ну, то есть, мысль в том, что, лучше уж в театр, чем в кабак, в театр, конечно, тоже не совсем хорошо, но, чтобы чего похуже не вышло, лучше уж в театр ходить. Вот, как вы к такому относитесь?
Т. Белевич:
— Ой, кто это распространяет?! Я, конечно, спорить мо старцами не берусь. Нет необходимости спорить с Феофаном (Затворником), но театральному человеку сложно адекватно на это реагировать. Понимаете, я ещё хотела сказать по поводу духовенства: вы спрашивали о том, какие изменения, вернусь к этому вопросу. Конечно, огромные изменения, потому что мы стояли в храме Христа Спасителя, и я видела огромные шеренги в красивом красном облачении, я смотрю — и я мало кого знаю, потому что раньше мы приходили... Вы знаете, а вчера мы встретились с одним товарищем из Союза писателей, я говорю ему: понимаешь, я стою — и почти никого здесь не знаю. Раньше, приходили, и я сразу понимала: это — Владыка такой-то, это — Владыка другой, а тут...И ведь, действительно, огромная армия духовенства влилась, оно расширилось, оно тоже очень изменилось, то есть, если раньше мы могли постоять в храме, а потом все пойти на трапезу, всего несколько в храм приходили, из интеллигенции — вообще единицы. А сейчас, смотришь — и звёзды о чём-то духовном говорят, и Евангелие читают, и батюшки на телевидение выходят, разговаривают, ведут передачи. И даже те, которые при нас только начинали как священники, выходили из светских профессий, теперь они уже солидные епископы, протоиереи, которые поднимают один храм, другой...Поэтому, здесь идёт такое сильное взаимопроникновение, и это вот очень сильный знак, что Никиту Сергеевича в храме награждали, это — не просто потому, что он такой хороший и театр такой замечательный, конечно, это тоже есть, но, главное, что Святейший подчеркнул соединение Церкви и культуры. Насколько это сегодня важно! Это крайне необходимо. Потому что мы слышали такой разговор, что Церковь — это отдельно, и вообще, когда мы начинали, нас посылали так: идите в свою церковь, вы — не наши. А сейчас, это было подчёркнуто, что мы вместе, и культуру запустили, и здесь доминирующее значение имеет слово, потому что в начале было Слово. А что такое актёр театра и кино или радиоведущий? Это — живое слово, которое ты излагаешь и вносишь своё отношение, потому что это слово может быть искажено по смыслу, там всякие могут быть подтексты, издевательские, вдохновляющие, и так далее. Тем более, что наш русский язык очень богат разными эпитетами и даже настроениями, поэтому, театр — это важно.
К. Мацан:
— Да, и Евангелист Матфей говорит нам: от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься. А вам приходится об этом помнить, что за каждое слово, в том числе, сказанное со сцены, придётся отвечать?
Т. Белевич:
— Конечно, обязательно, а как же иначе? Наверное, многие об этом и не думают, считают, что, если мне дали эту роль, я должен её играть. Но здесь очень большое значение имеет руководитель, к чему и куда он ведёт. Вот, я стояла в храме несколько лет назад, и около меня стояла блаженная какая-то. Она стоит и говорит, ни к кому не обращаясь, но я понимаю, что она вроде как и для меня это говорит. Она говорит: вот, как важно, куда он вас поведёт, как волк стало, важно, куда, а ведь может привести и к обрыву, и все туда упадут. Вот, что-то в этом духе, понимаете? Поэтому, конечно, ответственность драматурга, режиссёра и актёра тоже, который должен понимать, что он делает.
К. Мацан:
— Об этом мы поговорим после небольшой паузы. А я напомню, сегодня с нами в студии Никита Сергеевич Астахов и Татьяна Георгиевна Белевич, создатели и руководители русского духовного театра «Глас». У микрофона Константин Мацан, скоро вернёмся, не переключайтесь.
К. Мацан:
— "Светлый вечер" на Радио ВЕРА продолжается, ещё раз здравствуйте, уважаемые друзья. Сегодня с нами в студии создатели и руководители духовного театра «Глас» Никита Сергеевич Астахов и Татьяна Георгиевна Белевич, мы продолжаем наш разговор. Ну, вот, мы затронули тему ответственности за слово. Никита Сергеевич, вы хотели что-то добавить?
Н. Астахов:
— Понимаете, не просто за каждое слово, а за каждое молчание. Когда ты промолчал, а надо было заступиться за человека, сказать слово какое-то или проголосовать, как это было в советское время. За всё человек будет отвечать, за всё. Не хочется говорить, что он будет отвечать и за мысли, потому что мысли приходят совершенно разные. Насколько человек может развивать одну мысль, а другую притормозить, которая пришла, а он считает, что это — не хорошая мысль с точки зрения христианина. Надо уметь сдерживать ту информацию, которая приходит очень неожиданно в голову каждого человека, независимо от возраста. Да, вы сказали про кабак, что лучше, что хуже, и так далее. Этой темой темы касался и писатель Никифоров-Волгин, и Фёдор Михайлович Достоевский, если помните монологи Мармеладова: Мы, пьяненькие, придём к Богу и скажем Ему: прости нас, бедных. Вы понимаете, какое мощное религиозное мышление у этого пьяницы Мармеладова. И я не знаю, наверное, эти несчастные люди, они, как нам советуют наши писатели-классики, у них добра больше.
К. Мацан:
— Ну, а одновременно, знаменитые строчки Блока можно вспомнить: грешить безумно, беспробудно, счёт потерять ночам и дням, и с головой, от хмеля трудной, прийти сторонкой в Божий храм. То есть, тут другая логика: не согрешишь — не покаешься, гульнёшь — а потом пойдёшь замаливать. Хотя я в этих строках Блока как раз покаянное чувство слышу: мы так живём, но так жить неправильно, мы, может быть, хотели бы жить по-другому, но не получается, и мы с головой, от хмеля трудной, хоть и сторонкой, но идём в Божий храм. Потому что, ну, а куда ещё, нет другой дороги.
Н. Астахов:
— Когда мы касаемся этого времени — а вы коснулись Серебряного века — мы поставили спектакль, очень интересный в плане того, что это — какой-то новый взгляд на лучших представителей Серебряного века, и взяли такое произведение Анны Андреевны Ахматовой как «Поэма без героя», то есть, закодированная, зашифрованная, и я выбрал путь очень неожиданный, сначала я хотел всё это как-то разжевать и ответить, но я пошёл другой дорогой, чтобы не было какого-то такого примитивизма, пошёл неожиданным ходом, что надо наоборот ещё больше вопросов поставить, а не разрешать эти вопросы. И, как ни странно, это привело к очень неожиданному результату, то есть, мы как бы на интуитивном плане вышли на сердцевину, на болевую точку Анны Андреевны, что она, прожив большую жизнь, очень серьёзно о ней задумалась: что она сделала хорошо, а что — не очень хорошо. И здесь тоже, Александр Александрович Блок, это же, как говорится, одна компания, она же очень любила Блока, и, насколько я помню, у неё было в жизни две истерики: одна — связанная с мужем, когда они ругались, и Ахматова падала в обморок, а вторая — на могиле Блока, для неё это было трагедией. А сам Александр Александрович... они гениальные люди все были, вот этот салон в Петербурге «Бродячая собака», и когда пришёл брат мужа Ахматовой в первый раз в этот салон, он сказал, что это — странное место, где все говорят стихами. Вы представляете, это же вообще, сумасшедший дом! Вот, мы сидим втроём в передаче, вы в стихотворной форме задаёте вопросы, а мы в стихотворной форме на них отвечаем, это просто что-то уникальное. Но, при этом, у него такая фраза была, что более омерзительного места он не видел, хотя все, кто посещал этот салон, стремились к красоте. Уникальная, просто уникальная оценка! Как художники, собираясь, говорят таким слогом высочайшим, при этом, всё сопровождается мерзостью, но люди стремятся к высоте отношений и поиску смысла жизни.
К. Мацан:
— Вы как-то для себя эту антиномию объясняете, что можно быть гением и нравственно непривлекательным человеком одновременно?
Н. Астахов:
— Ну, есть у нас такая зарисовка, но она не входит в спектакль: идёт пьяный Блок по улице и шатается, а за ним идёт папа с ребёнком и говорит своему сыночку: Петя, смотри, кто впереди нас идёт? Алкоголик! Видишь, Петя, как он шатается? Но запомни, Петя, это — наш гениальный русский поэт! Вы понимаете, какое соединение?! Нельзя однобоко ни к одному человеку относиться, нельзя. Может быть, он скажет плохое слово или совершит плохой поступок, но мы же не знаем, о чём он плачет ночью. Может быть, он сейчас такое переживает, чего даже праведник не сможет пережить?!
К. Мацан:
— Я слышал от одного современного режиссёра, уже возрастного, что современным молодым людям, даже студентам театральных ВУЗов, тяжело играть Достоевского. Тяжело в каком смысле, что нужно себе такие вопросы поставить и проблемы, которые им неведомы. Они не всякому взрослому-то ведомы, но глубина личности должна быть такова, чтобы в ней эти проклятые вопросы могли ужиться, чтобы из себя что-то на эту тему достать, тогда его можно играть. Вот, вы что- то подобное наблюдаете среди тех людей, с которыми вы работаете?
Н. Астахов:
— Вы знаете, приходят актёры чаще всего для того, чтобы устроиться на работу, потому что актёров много, а театров — мало, и надо где-то зарабатывать на жизнь. Поэтому, люди приходят для того, чтобы устроиться, хоть на зарплату попасть. И их можно понять. Когда они приходят, они часто не думают о том, в какой театр они приходят, на какое направление — им лишь бы где-то зацепиться. И я на эту тему много разговариваю с актёрами, я говорю: наш театр — это такой простой советский, основанный на русской школе, театр, обычный профессиональный театр, но он называется духовным, и, поэтому, волей-неволей, пройдёт месяц, второй, третий, и вы задумаетесь, чем этот театр отличается от других, вы никуда не денетесь от этого, тем более, у вас определённые разговоры идут на эти темы. И здесь надо сказать о том, что мы — обыкновенный высокопрофессиональный театр, потому что я требую от актёров выше среднего, намного выше среднего, существования на сцене, как Станиславский говорил: надо добиться выражения на сцене человеческого духа, а это уже серьёзно, это — уже отличие, когда мы начинаем говорить на тему: что это значит — построение жизни человеческого духа, и как это сыграть? Вроде, красивая фраза, хотя, он от неё отказался потом, когда наступило атеистическое государство. Он понял, что в антирелигиозном обществе эта фраза обречена на смерть, но именно с этой фразы он начал. То есть, он пошёл по линии духовного театра, по крайней мере, разбора роли с точки зрения духовности: вероисповедания, атеизма, может быть, это тоже проявление веры — безбожие, я верю в то, что Бога нет, сама эта поступательная линия очень сильна. И вот, здесь театр делает открытие. В каком плане? Я говорю : ну, вы умеете играть других людей, соединяться с ними, искать «Я» в предлагаемых обстоятельствах, по Станиславскому — вот, это вы умеете. А вот, попытаться, дорогие друзья, основываясь на направлении Константина Сергеевича, соединиться с ролью по его греховности — вот, здесь это открытие, причём, очень лёгкое, кстати — меня любой профессионал поймёт. Почему лёгкое? Ведь мы же все в грехах, начиная, извините, с директора и заканчивая худруком, все в грехах находимся. И, если в тать на эту позицию греховности, — а каждый герой, которого я играю, имеет в себе разные грехи — то, по этой линии можно с ним соединиться. И вот, здесь чудо происходит, даже, я вам скажу, открытие такого своеобразного что ли актёрского мастерства. Грех моего героя, которого я играю, надо поискать в себе, да и 99% ты его найдёшь в себе, найдёшь обязательно. Но, если уж ты такой гордый и ты без греха живёшь — бывают и такие люди, которые мне говорят на полном серьёзе, что у них нет ничего, кроме добродетелей. Поэтому, если вдруг ты загордился до такой степени, тогда возьми этот грех с человека, тебе близкого, например, друга, и при помощи этого ты можешь соединиться с ролью. И вот, когда происходит эта скрупулёзная, духовная работа над ролью, тогда зритель в зрительном зале сидит, раскрыв рот. Почему? Потому что все грехи актёра или его героя, которого он исполняет, они — в зрительном зале. И вот, это открытие, когда зритель ощущает это, он не может это назвать как-то, но он начинает волноваться, потому что он чувствует, что внутри него задевают что-то такое, что требует от него повышенного внимания к сцене. Вот, это дело очень серьёзное и очень интересное. Человек начинает волноваться. И я скажу вам больше. Он уйдёт со спектакля и начнёт анализировать: чего это я волноваться, что со мной? И он начнёт копаться в себе, начнёт искать, почему он волнуется на одном спектакле и не волнуется на другом. Как мне один театровед сказал, и я ему верю, сказал интересную фразу: у вас странные спектакли, странные потому, что я — театральный человек, и я хорошо знаю, что такое сцена, что такое театр, и знаю богатые театры с огромными декорациями, восхищаюсь придуманной в них театральной формой, но меня это не трогает, а вот у вас интересно: бедненький театр, денег мало дают на постановку, сцена маленькая, а я сижу и волнуюсь, и я никак не пойму, почему. Потому что в каждом спектакле я, как режиссёр и худрук, заряжаю религиозные смыслы в роли. То есть, основываясь на всём профессионализме, я ещё добавляю вот этот ход Станиславского — поиск выражения человеческого духа на сцене. И, как ни странно, как бы не ругали театр, мы должны помнить фразу, что Дух дышит, где хочет?
К. Мацан:
— Создатели и руководители духовного театра «Глас» сегодня с нами в программе «Светлый вечер»: Никита Сергеевич Астахов и Татьяна Георгиевна Белевич. Вот, хочу спросить об одном авторе, который для вашего театра важен. Да и биографически, насколько я могу судить, для Никиты Сергеевича важен Василий Шукшин. Интересная тема: Василий Шукшин и православная. С одной стороны, у нас, насколько я знаю, нет повода — может быть, вы меня поправите — говорить о Шукшине как о каком-то церковном человеке, человеке, интересовавшемся этой областью. Есть очень провокационный для верующего человека рассказ «Верую». Верую во что? В механизацию, в технику, во всё, что угодно, кроме Бога. С другой стороны, так откликается русской душе и православному зрителю литература Шукшина и фильмы, и смыслы считываются то ли помимо автора, то ли автор просто прикровенно закладывает, то ли он творит так, что не может творить по-другому — это, получается, про ту самую жизнь человеческого духа. Вот, как вы это чувствуете, и что вы об этом думаете?
Н. Астахов:
— Вы знаете, правильный вопрос, такой жёсткий и очень точный. Не просто рассказ «Верую», а возьмите, например, рассказ «Обида». Что такое обида для православного человека — это скрытый вид гордости, а он в этом рассказе выстраивает так, что мы начинаем жалеть человека, который в этой обиде находится, потому что его там обманули, и так далее. То есть, он делает, не хочется говорить это слово, но такой, в общем-то, антихристианский подпольный ход. То есть, он переворачивает православное мышление, начинает оправдывать этого человека. Но, при всём при этом, две вещи у Василия Макаровича: во-первых, я не помню, какой номер, но, предположим, 17-й съезд кинематографистов, полный коммунизм в стране, полная установка на то, как воспитывать молодого человека в духе строителя коммунизма. И за этим очень точно мледят, очень точно, внимательно следят, и, кто не выполняет указ сверху, этого художника убирают сразу, без всяких разговоров, и у меня такое было. Но в это время Василий Макарович вдруг выходит на трибуну, в разгар безбожия, и говорит: Вы знаете, я тут прочитал четыре Евангелия — у всего парткомитета подбородки поехали вниз — и я задумался о судьбе художника. Это была заявка. Его не тронули, но сформулировали отношение к нему. Но он же это сказал! Попробуйте сказать эти слова в такое время, это мы сейчас можем свободно говорить о Православии! И, поэтому, это — голос крайне дерзновенного поведения художника, хотя бы в поиске, что художник не имеет права проходить мимо того, что было в мировой истории. Это — поступок грандиозный. И второе. Мама у Василия Макаровича была глубоко верующим, религиозным, деревенским человеком. Он очень любил её, как и она — его. И у меня есть фотография, где они смотрят друг на друга, это — с ума сойдёшь, что там нарисовано в глазах: и у сына, и у матери, которая понимает сына очень хорошо. Это — серьёзное религиозное соединение, даже если он, предположим, не молился каждый день, правило не читал, но он собирал иконы Рублёва — это мне Лида рассказала, очень интересно — из журналов вырезал, а на своей книге он взял — и сам нарисовал силуэт храма. То есть, а самое-то главное — его публицистика: нравственность — и есть правда. Он эти слова подобрал, потому что слово духовность нельзя было произносить, и он припрятал её за этими словами, которые всем были понятны. Поэтому, мы, во- первых, выбираем определённые рассказы, которые бы нам помогали в этом направлении, во-вторых, мы вставляем в эти рассказы очень серьёзные и глубокие религиозные тексты, идёт трудный подбор, сценарий — это очень сложная вещь, он даёт зрителю совершенно по-другому посмотреть на Шукшина. И самое главное. Когда я снимался у него в фильме «Печки-лавочки» и два месяца жил в Сростках, на его родине, я видел, что это за человек: у него были приступы язвы, очень сильные боли, в это время над ним очень сильно смеялись и издевались даже окружающие его люди. Такая делёжка была на городских и деревенских писателей, дескать, нам не нужны деревенские, нам нужен город, и так далее. Вот, эти страдания он пережил, и я видел, какой удивительной доброты был этот человек.
К. Мацан:
— Татьяна Георгиевна, а вы что по этому поводу можете сказать?
Т. Белевич:
— Да, я всё рвалась сказать о том, что, всё-таки, у нас в спектакле звучат рассказы Шукшина «Письма матери», и мы играем эти рассказы. И, когда мы писали сценарий, у нас были два рассказа, которые меня зацепили больше всего. Один из этих рассказов — это «Сон матери», он имеет ярко выраженный религиозный характер, мышления религиозное. Он думает о том, что будет там, на том свете, а какое это место, а кого там можно встретить? У него там есть образ девушки, матери которой являются во сне отроки и говорят, что им там хорошо, напоминают о невыполненных обещаниях. Конечно, у него было религиозное мышление, хотя и не ярко выраженное, как мы любим сейчас, но, по сути, он прожил жизнь христианина, очень искреннего человека, братолюбивого, не фальшивого, страдающего за Россию. Мы сейчас можем только мечтать о таких людях, таких людей очень мало. Мы научились красиво говорить, прятаться за это, даже цитировать, платочки одевать и ходить в храмы. Даже анекдоты такие есть: одна женщина говорит: «Прости меня!», а вторая ей отвечает: «Нет уж, это ты меня прости!» Тоже есть какое-то фарисейство, а это — потрясающий человек. Даже Владимир Владимирович Путин о нём сказал: «Когда ты слышишь, что с экрана говорит Шукшин, его ни с кем не перепутаешь. Это говорит Шушкин!» Конечно, это — гений, потому что в нём всё сложилось: актёр, режиссёр, писатель, сценарист, это всё настолько разное и, в то же время, объединяющее. Потому что мы, как люди, проработавшие в театре 50-60 лет, возьмёшь писателя — да, хорошо его читать, а со сцены его произносить очень сложно, он не такой живой. Да, мыслящий и интересный, но перевести его на язык сцены очень трудно, и мы отказываемся от этого. А по Шукшину мы два спектакля сделали, потому что он изнутри правдив. Его и актёры чувствуют, потому что для того, чтобы его понять, не надо быть каким-то очень религиозным человеком, надо быть просто правдивым. Мы знаем евангельские заповеди: блаженны изгнанные за правду — и это всё соединяется в Шукшине, в нём это есть. И нельзя так огульно, я бы сказала, даже примитивно относиться к многообразию того, что написано. Как бы там ни было, это — человек, которого мы должны чтить как замечательного писателя и замечательного русского художника.
Н. Астахов:
— Кстати, я хочу добавить, у нас в середине мая был день воспоминания встречи Иисуса Христа с самарянкой, и это такой день очень серьёзный. И потом мы, как раз, слушали Святейшего Патриарха, и он сказал проповедь по поводу этого дня. Удивительной совершенно оказалась история самарян и иудеев: они заспорили между собой о том, что они не могут молиться в одном храме, в Иерусалимском храме, и, поэтому, самаряне взяли и построили на горе свой храм, и произошло непонимание двух народов в этом плане. И после этого Святейший сказал такую фразу, что дело, в общем-то не в храмах, а дело в поклонении в Духе. И тогда можно человеку можно задуматься о своём, человеческом пути к Истине. Жить в Духе. Поэтому, что касается, например, Василия Макаровича, я думал о том, что, даже если он правило утреннее и вечернее не читал и очень редко в храм ходил, а может быть, даже и не ходил — я просто не знаю этого. Но он был человеком в Духе. Как вам сказать? Я знаю и очень воцерковлённых людей, и высоко религиозных, как-то я их не очень понимаю, какие-то они — вот, есть такая фраза удивительная: когда любовь исчезает, тогда появляется стремление к справедливости. Шикарная фраза, надо её обязательно запомнить. Пропадает любовь. А у Шукшина любовь была ко всем, он был буквально ею пропитан. А научился он этой любви, конечно, у матери, это она ему её дала.
К. Мацан:
— Спасибо вам огромное за нашу сегодняшнюю беседу! Ещё раз поздравляем вас, Никита Сергеевич, с 80-ти летием, с юбилеем, Божией помощи, многая и благая лета, и пусть будет много новых свершений в русском духовном театре «Глас». Создатели и руководители духовного театра «Глас» были сегодня с нами в программе «Светлый вечер», Никита Сергеевич Астахов и Татьяна Георгиевна Белевич. Спасибо вам большое за этот разговор. В студии у микрофона был Константин Мацан. До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Т. Белевич:
— Спасибо вам большое! Всего хорошего!
Н. Астахов:
— Спасибо! Всем привет!
Все выпуски программы Светлый вечер
11 мая. Об истории и православных монастырях Константинополя

Сегодня 11 мая. В этот день в 330 году состоялось торжественное освящение Константинополя.
Об истории и православных монастырях города — священник Августин Соколовски.
Святой Константин основал город за 7 лет до своей кончины. Константинополь не был построен в чистом поле, ведь на его месте существовало древнее поселение, носившее название Византий. С самого начала правитель приложил огромные усилия для христианизации этой тихой языческой гавани. Доподлинно известно, что уже к моменту смерти императора в 337 году в городе существовало уже 15 монастырей. Спустя 200 лет после основания, к середине VI века, в Константинополе было около 70 обителей. Особенно были знамениты некоторые монастыри. Это монастырь Неусыпающих. Он был назван так, потому что в нем непрерывно совершалось богослужение. Братья поочередно сменяли друг друга, чтобы служба Богу никогда не прекращалась день и ночь. Другой жемчужиной монашеской жизни великого города была обитель Феодора Студита. В ней жили тысячи монахов. Общежитие было настолько строгим и последовательным, что братья не имели ничего своего. Одежды иноков были огромного размера, по форме напоминали собой мешки. После общей стирки монахи разбирали одежды без разбору, от самого игумена Феодора до самого младшего послушника. В свою очередь обитель святого Далмата прославилась тем, что в ней подвязался преподобный Исаакий. Именно он не побоялся лично обличить императора Валента в арианской ереси и предсказал ему погибель в битве с персами, что вскоре произошло. Многие столетия спустя, в день памяти Исаакия, родился русский царь Петр Великий, потому в Санкт-Петербурге был воздвигнут знаменитый Исаакиевский собор. Удивительное преемство православных столиц в истории, за которое в эти пасхальные дни мы призваны благодарить Спасителя нашего Иисуса Христа.
Все выпуски программы Актуальная тема
11 мая. О духовном расслаблении

Сегодня 11 мая. Неделя 4-я по Пасхе, о расслабленном.
О духовном расслаблении — священник Николай Конюхов.
Сегодня мы вспоминаем чудо исцеления расслабленного при Овчей купели. Удивительный эпизод. Человек 38 лет был расслабленным и не мог никаким образом исцелиться, имел одну надежду — окунуться в купель, которая таким чудесным образом возмущалась Ангелом Божиим. И человек дождался того, что пришел Христос и проявил к Нему такое милосердие и помог. Но вопрос тут в другом. А что такое расслабленность? Всегда ли это именно физическая расслабленность? Сейчас люди достаточно успешно передвигаются, у нас множество средств передвижений. Мы экономим время, ходим в спортзал, и достаточно многие ведут активный образ жизни. Но есть другая расслабленность, расслабленность духовная, когда человек ничего уже не хочет. Я сталкиваюсь иногда, что люди жалуются на исповеди в том числе, что нету какого-то движения, нету радости жизни, нету вкуса жизни, и нету красок, которые даровал нам Господь. Это в том числе связано с отсутствием такой духовной мотивации. И очень важно, чтобы мы ставили цели, которые выходят за рамки этой жизни. Тогда они нас будут сподвигать к тому, чтобы искать выходы, искать Бога и двигаться в нужном направлении. Подвижник — это от слова «двигаться». Если мы будем застаиваться, то будем, как, знаете, вода, которая где-то застоялась в канаве. Мимо нее неприятно проходить из-за резкого запаха. Вот также и человек, который не двигается вперед, не двигается к Богу, становится похожим на такую канаву.
Все выпуски программы Актуальная тема
11 мая. О творчестве Григория Гагарина

Сегодня 11 мая. В этот день в 1810 году родился русский художник Григорий Гагарин.
О его творчестве — протоиерей Артемий Владимиров.
Государственный деятель, принимавший участие в работе посольства России в Константинополе, портретист. А главное, последователь неовизантийского стиля. Именно задача преемства церковного искусства Византии была поставлена Григорию Григорьевичу еще Николаем Павловичем. Продолжал наш художник осуществлять этот проект в царствовании Александра II, когда православному Востоку было уделяемо особое внимание в связи с войнами с Османской империей. Мы можем судить о художественной одаренности князя Гагарина по росписям собора Сиони в Тбилиси. Художник не просто находился под влиянием византийской иконописи, но соотносил свое творчество с интерьером Великой Софии в Константинополе, где накануне он тщательно изучал шедевры ранневизантийского искусства. Благодаря Гагарину в Академии художеств был учрежден иконописный класс, где тщательнейшим образом наши академики, подвязавшиеся в религиозные живописи, изучали наследие Византии, а не только западноевропейского искусства.
Все выпуски программы Актуальная тема