«Чёрно-синие густые ночи над водой, электрический крест Святого Владимира, висящий в высоте...» - таким запечатлел Киев Михаил Афанасьевич Булгаков в своём рассказе «Киев-город». Иллюминация памятника князю Владимиру, в начале прошлого века действительно казалась настоящим чудом. А воплотили это чудо в жизнь купцы из Брянска – братья Семён и Павел МогилЕвцевы. Потрясающая своей необыкновенной красотой и дороговизной, электрическая гирлянда, украшавшая огромный крест в руках крестителя Руси, была сделана на заказ и смонтирована на их личные средства.
И если в Киеве фамилия Могилевцевых вызывала уважение, то в родном Брянске действительно сложно было найти человека, который не знал бы Семёна Семёновича и его родного брата Павла. Едва ли не больше, чем успехами в лесопромышленном бизнесе, которым братья занимались вот уже несколько десятков лет, славились Могилевцевы своим неравнодушным отношением к родному городу, к людям, живущим в нём.
Брянск конца девятнадцатого-начала двадцатого века представлял собой зрелище довольно удручающее. Историки-краеведы пишут о грязных, неосвещенных улицах, отсутствии водопровода и канализации. Им вторил знаменитый писатель Василий РОзанов: «Город был ужасающе беден…» Дома - сплошь деревянные; неудивительно, что очередной пожар практически уничтожил добрую половину городских строений.
Братья Могилевцевы, как люди деловые и предприимчивые, прекрасно понимали, что престиж города необходимо поднимать, во что бы то ни стало. Понимали они и то, что без серьезных финансовых вложений этого, не сделать. Но жители Брянска того времени почти поголовно были бедны, как, впрочем, и городская казна. Поэтому Семён с Павлом решили взять дело в свои руки.
Они построили два больших кирпичных дома с общим садом, и обратились в городскую Управу с предложением принять их как безвозмездный дар городу, с одним лишь условием: в зданиях должна будет расположиться больница. Через два года, оснащенная на деньги братьев всем необходимым, клиника открыла двери для пациентов. А половину одного из корпусов занял сиротский приют, тоже организованный на средства Семёна и Павла МогилЕвцеых.
Однако это было лишь начало. Через несколько лет Могилевцевы открыли в городе еще один приют – Дом призрения для детей, бедняков и престарелых. Все расходы на строительство каменного здания они взяли на себя, и сверх того, выделили капитал в десять тысяч рублей на содержание приюта.
В последующие годы по инициативе и на средства братьев Семёна и Павла Могилевцевых в Брянске открываются ремесленное училище, мужская и женская гимназии, несколько школ, родильный приют. Город на глазах менялся, приобретая не просто новый статус, но становясь действительно привлекательным и комфортным для проживания.
Самыми масштабными проектами Могилевцевых стали городской водопровод и электростанция. Система водоснабжения, оснащенная современным оборудованием, протянулась на восемь километров и охватила центральные улицы города. А по вечерам на этих улицах загорались огни, и горожане могли совершать променад перед сном.
Отдавая долг милосердия людям, Семён и Павел не забывали и о долге перед Богом. Вместе с третьим из братьев МогилЕвцевых – Николаем Семёновичем, они построили в Брянске СпАсо-ГрОбовский храм и церковно-приходскую школу при нём.
Семён Могилевцев столь активную общественную деятельность умудрялся совмещать еще и с должностью гласного Киевской городской думы. Кстати, для Киева братьями тоже было сделано немало добрых дел: они активно финансировали устроительство Педагогического музея имени Цесаревича Алексея, состояли во многих благотворительных учреждениях города. И каждый православный, глядя на сияющий в вечерних сумерках крест Святого Владимира, вспоминал добрым словом братьев МогилЕвцевых из Брянска.
Тишина. Наталия Лангаммер
Вы когда-нибудь слушали тишину? — спросил нас режиссер в театральной студии, где я занималась в детстве. Мне было лет десять.
И мы решили послушать эту самую тишину. Замерли на минуту.
Вечер. Школа. Звуки уставших шагов учителей, которые задержались после уроков. Звук швабры, моющей пол. То ли звон, то ли шипение потолочных светильников. И тишина. Просто тишина.
Недавно слушала аудиобеседы владыки Антония Сурожского с прихожанами. Он рассказывал, что просит не беспокоить друг друга в храме, когда кто-то молчит, пребывает в тишине. Это очень важный момент. Момент погружения в себя, раздумий, молитвы. В конце лекции он предложил: «Давайте помолчим». И я вместе с владыкой и его паствой замолчала.
В детстве слушать тишину было любопытно. А сейчас?
Сейчас, в зрелом возрасте это, как глоток воды, как покой, как выдох усталости, как сладость.
Сейчас, когда я верующий человек, в тишине я слышу не звуки мира, я слушаю, я хочу услышать Бога. Я безмолвно молюсь. Кажется, мы оба молчим.
Как это нужно. Как это редко бывает. Просто остановиться и слушать тишину, а в ней — присутсивие Господа.
Автор: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Частное мнение
Игумения Таисия (Солопова) и её мать
«Мать моя вложила мне в сердце любовь к Богу и ближним, и всё то, что подобает христианину», — говорила игумения Таисия (Солопова) настоятельница Леушинского Иоанно-Предтеченского монастыря. Будущая монахиня, духовная дочь святого праведного Иоанна Кронштадтского, устроительница храмов и монастырей, родилась в богатой семье дворян — морского офицера Василия Васильевича Солопова и его жены Виктории Дмитриевны, принадлежавшей к роду Пушкиных.
Супруги жили в одном из своих имений близ города Боровичи Новгородской губернии. Долгое время они оставались бездетными. Виктория Дмитриевна горячо молилась Божьей Матери о том, чтобы Владычица даровала ей дитя. И чудо произошло — 16 октября 1842 года на свет появилась здоровая, крепкая девочка. Малышку назвали Марией и окрестили в честь преподобной Марии Константинопольской. Василий Васильевич по роду своей морской службы редко бывал дома. С матерью же маленькая Маша была неразлучна. «Бывало, сидит она у окна своей комнаты, шьёт и рассказывает события из Священной Истории. А я примощусь на скамеечке у её колен и слушаю», — вспоминала игумения Таисия. Виктория Дмитриевна баловала дочь, покупала ей гостинцы и игрушки. Но, стремясь развить в девочке любовь к милостыне, часто говорила ей: «Видишь, Машенька, какая ты богатая, счастливая, сколько у тебя разных лакомств. А у других-то, несчастных, и хлебца нет, — ты бы поделилась с ними, а они бы за тебя Богу помолились». Девочка впитывала эти материнские уроки милосердия и всегда с радостью делилась тем, что имела. У неё была особая копилка, которую мама регулярно пополняла серебряными пятачками. Когда они с Машей выходили на прогулку, то брали копилку с собой и раздавали деньги всем нищим, которых встречали по пути.
В 1852 году Маше исполнилось 10 лет, и родители отвезли дочь в Петербург, в Павловский институт благородных девиц, где ей предстояло провести 6 лет. Разлука с домом, особенно — с нежно любящей матерью, плохо сказалась на здоровье девочки. Маша слегла и несколько месяцев провела в лазарете. Там, в помещении институтской больницы, она пережила несколько удивительных духовных видений, после которых ощутила призвание посвятить свою жизнь Богу и стать монахиней.
За 6 лет учёбы это желание только окрепло. И вот — выпуск из института, возвращение домой. Прошло немного времени, и Виктория Дмитриевна стала говорить о том, что девушке пора устраивать свою жизнь — прежде всего, найти подходящего мужа. Мария поняла: разговор о монастыре будет для матери неожиданностью. Но всё же решила открыть ей свою душу. Однажды, когда Виктория Дмитриевна пригласила домой портниху, Мария как бы между прочим попросила не шить ей много платьев. В ответ на удивлённый взгляд матери Маша, прижав руки к груди, взволнованно сказала, что не в состоянии жить светской жизнью; что она давно и всей душой стремится в монастырь. Виктория Дмитриевна оказалась непреклонна. «Если не хочешь раньше времени меня уложить в гроб, не повторяй больше никогда таких слов», — отрезала она.
Много дней и ночей провела Маша в слезах и молитвах. Но вот однажды матушка неожиданно собралась и уехала, не сказав, куда. А когда вернулась, обняла дочь и благословила на монашеский постриг. Виктория Дмитриевна рассказала, что во сне увидела Божью Матерь. Владычица укоряла женщину за то, что та не хочет отпустить дочь в монастырь. Проснувшись, она приказала заложить лошадей и поехала в близлежащий Иверский монастырь — помолиться перед иконой Царицы Небесной. «Там я дала обещание не удерживать тебя более», — со слезами сказала Виктория Дмитриевна.
Мария несколько лет прожила послушницей в разных обителях. 10 мая 1879 года в Тихвинском монастыре она приняла монашеский постриг с именем Таисия. Всё это время она вела с матерью постоянную переписку. А после её кончины узнала от родных, что последние слова Виктории Дмитриевны были о дочери: «Маша — вечная за нас молитвенница, сама Царица Небесная избрала её Себе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
«Люди как деревья»
Золотая осень. Субботним утром я иду по дорожке парка, усыпанной листвой, и любуюсь деревьями, «одетыми в багрянец и золото». Вот пронзительно красные рябины. Вот дубы со светло-коричневыми листьями. Вот жёлто-золотистые берёзки. А вот сверкают на солнце ярко-зелёные иголки соснЫ. Небольшой ветерок, слегка колыхающий кроны деревьев, создаёт приятный шум. Деревья словно разговаривают друг с другом и обращаются к проходящим мимо людям.
А людей этим утром немного. Вот улыбаясь идёт девушка. Её длинные волосы оттенка мёда и платины будто сливаются с золотой листвой берёз. Да и сама девушка стройна, как берёзка. Навстречу девушке идёт юноша с ярко-красными волосами. В наушниках у него играет музыка, и он покачивается ей в такт. Юноша похож на рябину, такой же рубиновый, и качается как это дерево, только рябинка от ветра, а он под звуки музыки. Немного поодаль вышагивает крепкий широкоплечий мужчина. Невольно я сравниваю его с массивной сосной, мимо которой он проходит. Мужчина излучает уверенность и надёжность, он такой же сильный, как это дерево.
Я подумал, что люди, как деревья, разных цветов и оттенков. Они не похожи друг на друга, но в целом образуют красоту и гармонию. Как же прекрасен этот мир, созданный Богом!
Все выпуски программы Утро в прозе