У нас в гостях были настоятель храма святителя Николая Чудотворца в селе Макарово Московской области протоиерей Вячеслав Перевезенцев и его супруга семейный врач Дария Архипова.
Разговор шел о болезнях, о том, почему болеют дети, как сохранять их здоровье, и можно ли говорить о том, что болезни имеют еще и духовные причины.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев
— Здравствуйте, друзья! Вы слушаете Светлое радио. В эфире «Семейный час», и Вас приветствуют ведущие программы «Семейный час» на Светлом радио Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— ...Александр Ананьев.
А. Ананьев
— Не так давно у нас в гостях в студии Светлого радио был прекрасный, удивительный гость, большой друг Светлого радио, радио «Вера» настоятель Свято-Никольского храма села Макарово Московской области, что близ Черноголовки, протоиерей Вячеслав Перевезенцев. И, в частности, он рассказал об удивительном семейном проекте — он рассказал о книге, которую его жена, кандидат медицинских наук Дарья Владимировна Архипова, пишет о здоровье детей и взрослых. И эту книгу она пишет вместе с ним, с протоиереем Вячеславом Перевезенцевым. Давайте вспомним вот этот рассказ отца Вячеслава об этой книге.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Идея эта — поделиться своим каким-то опытом — у Даши возникла не так давно, но связана с ее собственно работой, потому что она работает врачом, я бы сказал, таким...
А. Ананьев
— Педиатром?
Протоиерей В. Перевезенцев
— Она не совсем педиатр. То есть она педиатр, но она, скорее, семейный, потому что она и взрослых лечит, и детей, и очень часто ей приходится оказываться именно в семье, где ее пациентами бывают и дети, и их родители, а может быть, еще кто-то из членов семьи. И она сопровождает эту семью на протяжении многих лет.
А. Ананьев
— Собирая анамнез, целую историю?
Протоиерей В. Перевезенцев
— Ну, конечно. Ну просто это такой вот — то, что раньше называлось «семейный доктор», «частный доктор». Это уже достаточно долгое время продолжается, есть большой опыт. И вот Даша заметила, в общем-то, такую вещь, казалось бы, и очевидную — это не то, что какое-то там ноу-хау, какое-то открытие, потому что об этом много сказано, много есть и исследований научных — о том, наши болезни, то есть то, чем мы болеем, очень часто связаны не только с какими-то физиологическими причинами — наследственностью, какими-то эпидемиями, которые ходят или еще чем-то... Это, конечно, все бывает, и от этого никуда не убежать. Но очень часто причина нашей болезни кроется вот в этой сфере, казалось бы, не имеющей никакого отношения собственно к телу, потому что к сфере наших отношений с другими людьми, нашего душевного состояния — вот то, что как раз и называется психосоматикой. Этот опыт Даша решила изложить в такой очень доступной, популярной, отнюдь не научной форме — в таких вот, скорее, беседах на разные темы, связанные именно с тем, о чем мы сейчас говорим. И, может быть, это получится какая-то книга. А я, в свою очередь, решил просто дополнить... Ну, не то, что дополнить — мне показалось, что это будет интересно — взгляд, скажем так... Совершенно такой специфический взгляд врача вот на эту ситуацию — отношений, семьи, любви, брака и взгляд священника, который совсем, казалось бы, не про это — не про болезни, не про здоровье. Но, в то же время, священник, так, как и врач, тоже оказывается внутри ситуации. Очень часто он сталкивается именно с этим, приходя в семьи, общаясь с людьми, которые приходят к нему, в свою очередь, со своими какими-то бедами, проблемами, с этим. И у меня есть какие-то тоже мысли, какие-то я писал даже... уже писал какие-то тексты, посвященные любви, браку, отношениям. И вот мы хотим это все собрать под одной обложкой — два разных взгляда. Может быть, это будет даже выглядеть чисто стилистически очень эклектично, потому что одна речь такая врача Даши — она совершенно специфическая, и другая речь — священника, где, может быть, больше такой философии, богословия и еще чего-то. Но кому-то, может быть, вообще будет неинтересно читать, что написал священник, а кому-то, может быть, это покажется тоже интересным. Но, так или иначе, это попытка посмотреть на нашу жизнь, на наши отношения, на семью, на брак и дать возможность людям об этом задуматься и, может быть, что-то поправить, что-то изменить. Мне кажется, это очень важно, это очень такая важная сфера. Мы все внутри нее находимся.
А. Ананьев
— Об этой книге отец Вячеслав рассказал совсем недавно, когда приходил в студию Светлого радио, и тогда, я помню, нам с Аллой Сергеевной очень захотелось пригласить не просто отца Вячеслава, но отца Вячеслава вместе со своей супругой — с Дарьей Архиповой — к нам в студию. И, знаете, у нас для Вас отличные новости — они сейчас вместе с нами в студии Светлого радио. Разрешите представить: протоиерей Вячеслав Перевезенцев, настоятель Свято-Никольского храма села Макарово Московской области. Здравствуйте, отец Вячеслав!
Протоиерей В. Перевезенцев
— Добрый вечер!
А. Ананьев
— И я с огромным удовольствием представляю Вам Дарью Владимировну Архипову — кандидата медицинских наук, красавицу, очень чуткого человека, семейного врача. Здравствуйте. Расскажите, пожалуйста, именно о Вашей врачебной деятельности, потому что это что-то удивительное, что-то забытое, что не так часто встречается. У нас же бывают педиатры, стоматологи, хирурги, а Вы занимаетесь каким-то комплексным решением проблемы не просто человека — мужчины, женщины, ребенка, — а семьи.
Д. Архипова
— Знаете, Вы совершенно правы, конечно, хорошо заниматься комплексной какой-то терапией. Но дело в том, что сейчас очень много врачей, которые этим занимаются. Вот буквально сейчас я сидела, ждала начала программы и прочла интервью замечательного доктора-аллерголога — к сожалению, сейчас боюсь перепутать имя и фамилию. Но она тоже профессор, она тоже говорит о том, что сначала занималась сугубо медицинской деятельностью, а потом стала интересоваться психологией, и как-то без этого помощь семье маловероятна. Так что я надеюсь, что любой доктор, который мало-мальски хочет помочь своему пациенту, он как-то понимает, что человек — это существо психосоматическое, соответственно, лечить его просто как кошечку или собачку, ну, как-то мало шансов на успех.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Этот профессор, кстати — Ася Кудрявцева.
Д. Архипова
— Вот, замечательно. (Смеется.)
А. Митрофанова
— В каком-то смысле, мы сейчас с Вами пойдем по тонкому льду, потому что не секрет, что среди людей, которые себя соотносят именно с православным христианством, есть и такие, которые считают, что психологи, психология... «У меня батюшка есть, я все проблемы буду с ним решать! Какого это, значит, я еще постороннего человека буду в свой мозг пускать? Да ни за что на свете! Или в свою душу буду, тем более, впускать!».
Д. Архипова
— Давайте тогда назовем эту область не психологической, а просто областью внимания к взаимоотношениям в семье, если это легче звучит. Но на самом деле, конечно, любое взаимоотношение одного человека, у которого есть душа, и другого человека, у которого есть душа, все-таки, наверное, относится к области психологии, хотим мы этого или не хотим...
А. Митрофанова
— Ну, я с Вами согласна.
Д. Архипова
— Такое определение... (Смеется.)
А. Ананьев
— В профессиональном поле — Дарья, не могу не задать Вам этот вопрос, думаю о нем очень часто — Вам приходится спорить с отцом Вячеславом?
Д. Архипова
— Нет, такого не было. Ну, может быть, просто это случайность?
Протоиерей В. Перевезенцев
— Да, я тоже не могу вспомнить, чтобы мы как-то вот именно видели какие-то разные подходы. И, мне кажется, это неудивительно, потому что, ну смотрите, ведь это могло бы быть, если бы священник имел какой-то свой взгляд на человека, на те проблемы, которые у него в жизни есть, в частности, со здоровьем, а доктор был бы, ну, атеистом, да? И он тоже бы поднимал эти проблемы, но исходя из своего мировоззрения. И здесь был бы какой-то зазор, может быть, нестыковка. Совершенно не обязательно, но я вполне допускаю, что это могло быть. Но так как у нас с Дашей все-таки одно мировоззрение — мы оба православные христиане, то я думаю, что здесь, в общем-то, невозможно...
А. Ананьев
— Прежде, чем мы начнем разговор, отец Вячеслав, поправьте меня, если я неправ... Невозможно прожить неделю так, чтобы потом не в чем было исповедаться.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Поправлю, конечно. Вы неправы — невозможно прожить полдня.
А. Митрофанова
— Ой...
Протоиерей В. Перевезенцев
— И то я, наверное, ну, как сказать, высокого мнения...
А. Ананьев
— Некоторые говорили — даже час.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Да, да, да.
А. Ананьев
— Так вот, Дарья, к Вам вопрос: можно ли быть абсолютно здоровым человеком?
Д. Архипова
— Я думаю, такое возможно только в раю, а так как мы, к сожалению, с Вами живем пока еще не в раю, то это, конечно, невозможно. Потому что все-таки грехопадение было, и было сказано, что будем страдать, болеть и умирать. И раз уж так случилось, то, конечно, болезнь, в любом случае, есть. И некоторые болезни, как и зло, совершенно иррациональны и не зависят от нас и нашего знания о них или нашего умения их лечить или с ними бороться. Например, это генетические заболевания. Ну, куча еще всего есть. Можно, я не буду Вам перечислять медицинские моменты? (Смеется.)
А. Ананьев
— Подождите, в генетических заболеваниях, получается, все равно... Каждый раз, когда происходит вот такая история, вот у меня, у родителя что происходит внутри? «Надо срочно найти виноватого!».
Д. Архипова
— Смотрите, что такое генетическое заболевание. Я сейчас сказала такую очень общую фразу. На самом деле, если мы возьмем практически любое заболевание (ну, может быть, за исключением ОРВИ, и то я не уверена), в организме человека есть так называемые HLА-гены — гены гистосовместимости. Вот практически для каждого известного сегодня в мире заболевания выделен определенный набор этих генов, при наличии в организме которого большая вероятность у этого человека заболеть тем или иным заболеванием. Но особенно это ярко выражено при системных заболеваниях — называется «диффузные заболевания соединительной ткани». Вот для них для всех выделены практически эти гены. То есть если у Вас есть определенный генетический набор, при котором с большей вероятностью Вы можете заболеть тем или другим заболеванием, то при наличии триггера, то есть какого-то возбудителя — ну, например, солнца, беременности, не знаю, стресса, травмы, переохлаждения — Вы с большей вероятностью ответите вот именно таким образом. Например, у Вас два человека лежит на солнышке, две подружки. Одна приехала в Москву — у нее бабочка на лице, системная красная волчанка развилась, а у другой вообще ничего нету — вот сметанкой помазалась, и все замечательно. Точно такая же ситуация есть не только в самой соматике. Вот да, у нас есть гены, мы можем заболеть этим заболеванием, можем заболеть этим заболеванием, а можем не заболеть, если не будет триггера, опять-таки — не будет стрессовой ситуации, в которой более вероятно развитие заболевания. То же самое мы можем сказать и о психике. Когда один человек... Вот, не знаю, на Вас, например, накричало начальство. Кто-то заплачет, кто-то начнет впадать в агрессию, а кто-то захочет его убить, а кто-то...
А. Митрофанова
— ...отмахнется и пойдет дальше.
Д. Архипова
— «Господи, да что это такое?» — да. «Ну, сказал — и сказал. А завтра он вообще забудет, а мне совершенно наплевать».
А. Ананьев
— Ну, это не про нас.
Д. Архипова
— Ну, бывают такие люди. Нет, есть такие замечательные толстенькие оптимисты, которым, в общем, все равно. Он на этого начальника посмотрит, улыбнется ему — тот забудет, что орал. Это все конституциональные особенности, которые у нас есть. А дальше мы с ними...
А. Митрофанова
— ...пытаемся учиться жить.
Д. Архипова
— ...пытаемся учиться жить.
А. Ананьев
— То есть не все от нас зависит?
Д. Архипова
— Не все от нас зависит.
А. Ананьев
— Прежде, чем мы поговорим с Вами о том, что зависит от родителей в отношении детей и как родители могут максимально обезопасить детей от болезней, возникающих по причине ошибок своих родителей, давайте проведем границу между тем, что от нас зависит, и тем, что от нас не зависит. Простой пример: молодые родители обнаруживают у своего двухлетнего ребенка диабет. Устраивали в детский сад, сдали анализы, второй раз сдали анализы, пятый — рвут на себе волосы, пытаются понять, как так произошло. Естественно, они начинают анализировать все, что было до, что они сделали не так, какие-то стрессы, какие-то ошибки, говорят: «Да, это я виноват».
Д. Архипова
— Хотите, я Вам расскажу такую маленькую историю — она была у моей учительницы. Замечательный доктор Анна Михайловна Тимофеева. У нее был такой маленький пациент — вот тоже года 3-4, обнаружили сахарный диабет, и даже врачи не могли понять, а чего это такое вдруг, потому что ни у кого в роду ни с той, ни с другой стороны ничего не было. Оказалось при генетическом обследовании, что у обоих родителей выделены так называемые рецессивные гены, то есть не проявляемые в жизни, ну вот связанные с сахарным диабетом. Два взрослых человека встретились, у них- родился ребеночек, и у него этот ген оказался доминантным. Кто тут виноват? Вот это то, эмоциональное зло, которое в нашем мире присутствует и за которое не нужно нести ответственность. Вот эта вот мама и этот папа не виноваты в том, что у них родился такой ребеночек. И чувство вины тут может только ухудшать течение этого заболевания.
А. Ананьев
— Родители сразу же бросились читать, поверьте мне. И они сразу же вычитали, что, согласно последним результатам исследований японских врачей, именно девочки, именно родившиеся раньше срока и находящиеся на искусственном вскармливании наиболее подвержены развитию сахарного диабета именно первого типа, который возникает, как известно, как аутоиммунное заболевание и непонятно, откуда оно берется.
Д. Архипова
— Вы хотите сказать, что кто-то виноват, что были преждевременные роды и так далее? Конечно, можно сказать. Понимаете, мы сейчас можем начать и не закончить тут. Потому что, конечно, можно сказать, что в том, что были преждевременные роды у женщины, виноват, там, не знаю, стресс, потому что на пятом месяце беременности ее муж сказал ей, что «вообще давай расстанемся», а потом он передумал. Все можно. Но, понимаете, это гадание на кофейной гуще. Я думаю, что, может быть, лучше нам перейти к чему-то более конкретному. (Смеется.)
А. Митрофанова
— Давайте к измеряемым все-таки, к изучаемым вещам попробуем обратиться. И вот я ради того, чтобы все-таки переключиться в это русло, хочу привести пример из книги, которая меня совершенно потрясла и поразила в свое время — особенно даже, может быть, не столько сама книга, сколько реакция читателей на нее, — книга Павла Санаева «Похороните меня за плинтусом». Многие, я думаю, с этой книгой знакомы. Кто-то, может быть, фильм смотрел. И вот я слышала от очень многих людей такую реакцию на это произведение — очень, безусловно, тонкое, очень глубокое, — что вот первую половину книги люди гомерически смеялись. У меня реакция была совершенно противоположная. Я когда ее читала, я пыталась, знаете — куда бы спрятаться поглубже под одеяло, чтобы вот не сталкиваться, не соприкасаться с этим миром. С миром, где есть, безусловно, очень травмированная, очень болеющая, очень переживающая, очень сама по себе тонкая, ранимая бабушка, но которая вот, видимо, не в состоянии, будучи...
А. Ананьев
— Она не ранимая — она раненая была.
А. Митрофанова
— Раненая, да, очень раненая. И которая, будучи не в состоянии справиться с тем, что происходит с ней, начинает вот изливать в окружающее пространство обвинения, проклятья, ругательства. И с нею рядом растет ее внук. И дальше что мы видим? Что ребенок постоянно болеет. Вот из одной болезни он перекатывается в другую, из одной в другую, из одной в другую. И в какой-то момент там проскальзывает такая мысль, что автор (поскольку повествование ведется от первого лица, хотя там это, естественно, не полное совпадение, процентов на 30, как говорит Павел Санаев, но тем не менее)... «Когда я заболевал, бабушка на какое-то время переставала на меня ругаться. Она становилась нежной, внимательной»... Ну, то есть вот я, как читатель, понимаю, что мы имеем дело с... Ну, вернее, вот то, что происходит, это такая выгода, что ли...
Д. Архипова
— Психосоматика, да?
А. Митрофанова
— Вот в чистом виде психосоматика. Ребенок этого не понимает, это абсолютно неосознанно.
Д. Архипова
— Тут мы подходим, наверное, к самой главной ошибке, которую допускают родители, — они считают, что вот, может быть, то, что Вы уже упомянули, — они ищут, а кто виноват. У них виноват обычно ребенок, если он болеет или плохо себя ведет (они приходят и говорят: «А что же мне с ним делать?»), или другой родитель. Но иногда бабушки и дедушки, которые кормят его шоколадом. Но почти никогда не приходит ко мне пациент, и никогда я не помню, чтобы такое я слышала сразу: «А скажите, пожалуйста, а может быть, я в чем-то виноват? А может быть, я что-то делаю не так? А может быть, нам что-то изменить? А может быть, нам поработать? Может быть, нам что-то предпринять?». Вот такое можно услышать, ну, после нескольких лет общения с этими людьми, и тогда уже есть какой-то шанс, что ты можешь что-то помочь кардинально изменить в этих отношениях. Потому что когда сразу не выдерживаешь и со студенческим максимализмом вдруг решаешь, что — о, ты же видишь, в чем, где собака зарыта, дай-ка, я расскажу сразу, — тут потом уже некому бывает дальше рассказывать. (Смеется.)
А. Митрофанова
— Отец Вячеслав, а у меня в связи с этим к Вам сейчас пока короткий вопрос. Скажите как священник, к которому множество людей приходит: мы действительно настолько негибкие в отношении себя и критического взгляда на себя? Вы же исповедуете людей. Неужели, мы действительно последние, в ком ищем проблему наших... причину наших бед, это мы сами?
Протоиерей В. Перевезенцев
— Я, пожалуй, с этим соглашусь. И это, на самом деле, правда, неудивительно. Потому что если Вы вспомните вообще самое начало — историю грехопадения...
А. Митрофанова
— О, да...
Протоиерей В. Перевезенцев
— ...то там была именно эта история.
А. Митрофанова
— Механизм перевода стрелок.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Да, это была история. Это такой архетип. Это то, что лежит на уровне рефлекса. И если вот есть какая-то сложность, какая-то беда и так далее, он будет, конечно же, стараться найти причины. Но причины, скорее всего, он будет искать где-то не в себе самом.
Д. Архипова
— Тут два момента: во-первых, ему больно искать это в себе самом. Если ему указывают на это, то он будет защищаться: «Да нет, что Вы». А во-вторых, тут надо что-то делать. Тут не надо просто дать таблеточку или помазать адвантаном, и у тебя диатез пройдет. Ну, надо что-то работать... Это вообще — куда это нам, работать-то?
А. Ананьев
— Вы слушаете «Семейный час» на Светлом радио, в студии Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— ...Александр Ананьев.
А. Ананьев
— И мы сегодня об ошибках, которые совершают родители, ошибках, из-за которых болеют дети, говорим с настоятелем Свято-Никольского храма села Макарово Московской области близ Черноголовки протоиереем Вячеславом Перевезенцевым и, в первую очередь, с его женой — кандидатом медицинских наук Дарьей Владимировной Архиповой. Итак, ошибки, из-за которых болеют дети. О том, что не зависит от родителей и от детей, об объективных причинах, которые возникают вне зависимости от поступков наших, мы уже поговорили. А какие ошибки чаще всего приводят к болезням детей?
Д. Архипова
— Ну, давайте я перечислю быстренько, потому что каждая из них требует отдельного разговора и, может быть даже, не часового. А дальше — что Вас больше всего заинтересует.
А. Митрофанова
— Зацепит.
Д. Архипова
— (Смеется.) Да, обсудим отдельно. Скорее всего, все ошибки, из-за которых страдают наши дети, наши близкие, сводятся к тому, что это ошибки во взаимоотношениях. Наверное, я бы назвала основную первую ошибку — это очень часто родители подменяют свои взаимоотношения как мужа и жены, как мужчины и женщины, взаимоотношениями в семье — «мама, папа», «мама — ребенок», «папа — ребенок». И когда сталкиваются с какими-то проблемами поведенческого характера или со здоровьем, они это решают в такой парадигме: вот мама что-то делает не так, и ребенок как-то не так реагирует, или папа что-то делает не так, и ребенок как-то не так реагирует. Основная проблема в том, что взаимоотношения между мамой и папой не складываются, и что они именно являются... Иногда даже мы... Ну, не секрет, что в некоторых семьях муж и жена называют друг друга: «Ну вот, мама пришла». Тут недавно мне за 20 лет впервые Слава так сказал — я аж подпрыгнула! (Смеется.)
А. Митрофанова
— Отец Вячеслав, впервые, да?
Протоиерей В. Перевезенцев
— Ну, я думаю, у меня какой-то другой был контекст.
Д. Архипова
— Впервые ты сказал: «Вон мамуля» или что-то я ошиблась... (Смеется.)
Протоиерей В. Перевезенцев
— Потому что мы с Тоней зашли, с дочкой. И я вот как-то так сказал.
Д. Архипова
— Нет, это, на самом деле, огромная...
Протоиерей В. Перевезенцев
— Это я Тоне сказал, что мама пришла.
Д. Архипова
— Ну, наверное. Это, на самом деле, очень большая ошибка, потому что люди ищут решение проблем не там, где эта проблема действительно есть. У них нету нормальных, здоровых взаимоотношений друг с другом, и дети, чувствуя это, начинают страдать и болеть. Это одна тема, очень важная.
А. Ананьев
— Слушайте, я вот сейчас... Вот Алла Сергеевна сидит, улыбается. А у меня шок некоторый.
Д. Архипова
— Почему?
А. Ананьев
— Я не знал, что это настолько опасно. Ведь когда у мужа и жены рождается ребенок, они автоматически становятся папой и мамой и даже начинают называть друг друга мамой и папой.
Д. Архипова
— Правильно. Они должны иметь... Они начинают быть мамой и папой.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Для ребенка.
Д. Архипова
— Но они ни в коем случае не должны переставать быть мужем и женой. И они не могут становиться мамой и папой друг для друга. А это кардинально... Понимаете, очень часто бывает так, что приходят... На самом деле, вот все, что я тут говорю, это я вспоминаю конкретную какую-то семью, конкретную какую-то историю. Приходят родители и говорят: «Вот у нас... У меня мигрени». А второй родитель говорит: «А Вы знаете, у меня проблема у стоматолога — так я стискиваю зубы, что они у меня крошатся, и вообще мне никто... Я вон с каплями сплю».
А. Митрофанова
— Ой...
Д. Архипова
— Думаешь: ну что такое? У жены — мигрени, у мужа вот такие вот зубы замечательные. Маленький ребенок. И начинаешь разбираться, что в этой семье. А в этой семье три года мама с папой спят — а между ними ребенок. Ну конечно, и мама любит этого ребенка, и папа любит этого ребенка. Только мама с папой как вообще, они в каких взаимоотношениях? У них вообще взаимоотношения остались? Я не думаю, что ребенок когда-нибудь в этой семье будет здоровым. Потому что знаете, как правильно говорил?.. Не «правильно» — даже смешно так говорить... Серафим Саровский помните, что говорил? «Спасись сам — и вокруг тебя спасутся многие». Вот если мама с папой спасут свои взаимоотношения, как-то будут иметь здоровые взаимоотношения, то вокруг них вот все нормально будет с их детьми. Если же будет все наоборот, то сколько бы усилий ни прилагали мама с папой к спасению своих детей, ничего у них не получится.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Можно, я буквально одну фразу?.. Просто мне вспомнилась очень... Я очень люблю вспоминать... Я не помню, где я ее услышал. Мне кажется даже, знаете, просто вот в машине ехал, по радио какую-то беседу — с кем, не помню. Но мне она так запала, я часто вспоминаю. Значит, кто-то там рассказывает тоже об отношениях, о семье, и вопросы слушателей. И вот такой в эфир вопрос от мужчины. Он говорит: «Что я могу, самое главное, сделать для своих детей? Вот что самое важное, самое главное для своих детей я могу сделать?». И человек — это тоже мужчина, который отвечает, психолог, наверное, какой-то, говорит: «Я Вам просто очень скажу. Самое важное, самое главное, что Вы можете сделать для своих детей, это любить свою жену».
А. Митрофанова
— Я уже догадалась просто по лицу отца Вячеслава, каким будет финал этого ответа.
Протоиерей В. Перевезенцев
— (Смеется.)
А. Митрофанова
— А вместе с тем мне бы хотелось, чтобы Вы именно как священник прокомментировали, а как вот... Ну, мы же пытаемся жить по каким-то законам — вот то, что называется законами духовной жизни. Пытаемся. Не получается, но пытаемся хоть как-то. И вот если взять эту систему координат, как с этой точки зрения объяснить, насколько взаимоотношения между двумя родителями влияют на поведение и духовное состояние ребенка?
Протоиерей В. Перевезенцев
— Я бы ответил, правда, очень коротко, потому что, на самом деле, это глубочайшая тема и очень важная. Ну смотрите: исходя просто из нашего понимания, христианского понимания, как устроен мир, вот то, что происходит между двумя людьми, это не просто... Это их какие-то взаимоотношения, они могут друг друга ранить или, наоборот, помогать, поддерживать, заботиться друг о друге. Это создает некую атмосферу. Они совершают самые обычные вещи. То есть какие-то... в плоскости, в каком-то смысле, материальной, да? Но это так или иначе наполняет жизнь их дома, их семьи определенной атмосферой. И эта атмосфера может быть очень разной. И дети, которые растут в этой семье, которые растут в этом доме, они не только учатся чему-то — учатся читать, писать, получают какие-то наставления от своих родителей, смотрят просто даже на то, как они себя ведут (это еще больше, может быть, на них влияет, то есть пример их жизни). Но и даже эта как бы неуловимая, незримая ситуация вот этой атмосферы — они дышат этим воздухом. И он может быть очень разный. Если это воздух приятия, доверия, благожелательности, уважения, любви, в конце концов, это тот воздух, в котором все начинает расти. Это свежий воздух, это воздух, в котором присутствует Господь. Потому что Бог — там, где есть любовь. «Если Вы любите друг друга, то Я пребываю среди нас». Это ведь сказано не только про абстрактных христиан, да? «По тому все узнают, что Вы ученики Мои, если будете иметь любовь между собой». Это сказано, в первую очередь, как раз и про малую Церковь.
Д. Архипова
— «Люби — и делай, чего хочешь». (Смеется.)
Протоиерей В. Перевезенцев
— Да, «люби — и делай что хочешь», как говорил Блаженный Августин, например. (Смеется.) Очень парадоксальная фраза, но очень глубокая, если серьезно задуматься про нее. И дети в этом живут. Это не значит, что они не будут болеть, потому что, в конце концов, ну, мы правда, мы тоже в своих отношениях, даже в очень хороших, не можем быть совершенны. Не бывает отношений без срывов, без сбоев, без каких-то обид. Это жизнь. Но вот здесь очень важные, что называется, акценты — что превалирует. Может быть, там уже нету ни сбоев и ни срывов, а там просто уже один разрыв, и этот разрыв заполняется взаимной обидой, недоброжелательством, а не дай Бог, ненавистью. И, может быть, люди-то взрослые — там, папы и мамы — думают, что это между ними, это они на кухне пришли и как-то друг другу тарелки побили или еще чего-то. Ну, а дети, может быть, в этот момент даже не слышат, и вообще это их дело. Но, еще раз повторяю, они тем самым...
А. Митрофанова
— Это висит в воздухе.
Протоиерей В. Перевезенцев
— ...они отравляют эту атмосферу. И это неизбежно. Поэтому, конечно же, про это нужно думать.
А. Ананьев
— Настолько глобальная тема...
А. Митрофанова
— ...оказалась...
А. Ананьев
— ...да, да, что мы сейчас вот с Аллой Сергеевной...
Д. Архипова
— Это только первый момент.
А. Ананьев
— Да, это только первый момент...
Д. Архипова
— Там еще, там еще энное количество! (Смеется.)
А. Ананьев
— А Дарья подготовила целый список. Да. Давайте прервемся на минуту и вернемся к нашему разговору об ошибках родителей и болезнях детей ровно через минуту.
Вы слушаете Светлое радио, радио «Вера». В студии Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— ...Александр Ананьев.
А. Ананьев
— И мы с кандидатом медицинских наук Дарьей Владимировной Архиповой и ее уважаемым мужем, большим другом радио «Вера», настоятелем Свято-Никольского храма села Макарово Московской области близ Черноголовки протоиереем Вячеславом Перевезенцевым продолжаем говорить о здоровье детей и ошибках родителей, которые часто ставят здоровье детей под угрозу. Вот только что Вы, Дарья Владимировна, озвучили один из моментов, из-за которых могут пострадать дети: подмена отношений мужа и жены на отношения папы и мамы, когда в буквальном смысле муж и жена начинают друг друга называть папой и мамой, относиться друг к другу как к папе и маме, терять отношения мужа и жены, и из-за этого болеют дети. Я не могу не спросить: какими болезнями грозит вот эта ошибка родителей?
Д. Архипова
— Вот смотрите, я ждала этого вопроса. А разграничьте мне, пожалуйста, вот «контроль — это», там, «аденоиды», а вот «папа унижает — это мочеиспускательная система»... Нет, такой закономерности и зависимости нету.
А. Ананьев
— И вот эти все списки в Интернете — «если, там, Вы... то у Вас бронхит»?
Д. Архипова
— Вы знаете, может быть, да, есть, конечно, вот эта психосоматическая... «Вот, онкология — от подавленного гнева» и так далее. Давайте будем вот...
А. Ананьев
— Ну, я же постоянно натыкаюсь — простите, перебью, — и у меня они вызывают какой-то протест внутри: «Если ты склонен к чревоугодию, то у тебя будет диабет».
Д. Архипова
— Не обязательно, к сожалению. А то бы все мы держались бы диет. (Смеется.) Смотрите, вот то, с чего мы начали: есть некоторая предрасположенность у человека. Вот ветер подул — у Вас заболело горло, а у меня, предположим, заболели уши, а еще у кого-то образовался цистит.
А. Ананьев
— Или вылез герпес.
Д. Архипова
— Или еще что-нибудь, да? Это что-то такое, что для Вас более характерно. Поэтому любой стресс, вот эти вот неправильные взаимоотношения в семье, которые приводят... Вот Вы тут до начала программы читали списочек, к чему приводят какие-то неправильные взаимоотношения в семье... Все это просто уменьшает иммунитет ребенка. Что такое иммунитет? Это не значит, что дунули, плюнули на Вас, а Вы заболели. Иммунитет — это пониженный или повышенный порог чувствительности к любому внешнему воздействию. Это может быть и психологическое воздействие. На самом деле, психологическое насилие и обычное физическое насилие — это, в общем-то, практически одно и то же по результату, по трагическому результату, который это может оказать на человеческий организм. Поэтому вот этот вопрос — что чего вызывает — не могу на него ответить. Вызывает просто разные болезни.
А. Митрофанова
— Очень все индивидуально.
Д. Архипова
— Очень все индивидуально.
А. Ананьев
— Поправьте меня, если я ошибаюсь. Возьмем десять мам.
Д. Архипова
— Так.
А. Ананьев
— И спросим у этих десяти мам: «А вот кто для Вас на первом месте, мама, Ваш ребенок или Ваш муж?». У меня есть ощущение, что девять из десяти мам скажут: «Ну о чем Вы спрашиваете? Конечно, для меня ребенок на первом месте».
Д. Архипова
— Такой статистики я Вам не приведу. Да, Вы, наверное, правы, я, наверное, с Вами соглашусь, если уж так честно. Но это потому, что нет образованности. На самом деле, не хватает нам знаний. Вот что как-то Вы, Алла, в начале сказали, что важно... что мы можем сделать, что мы можем вот эту бабушку как-то вот... Как-то выйти из этого круга, когда бабушка так вот себя плохо ведет, а мальчик страдает, да? Для того, чтобы...
А. Ананьев
— А я здесь все-таки приведу цитату из Павла Санаева, которого вспомнила Дарья... Мы специально нашли для программы одну из цитат из его книги. И это очень показательно, и Вам как врачу Вам это будет прямо очень точная клиническая картина заболевания.
- «Потеть мне не разрешалось. Это было еще более тяжким преступлением, чем опоздать на прием гомеопатии. Бабушка объясняла, что, потея, человек остывает, теряет сопротивляемость организма, а стафилококк, почуяв это, размножается и вызывает гайморит. Я помнил, что сгнить от гайморита не успею, потому что если буду потный, бабушка убьет меня раньше, чем проснется стафилококк».
Д. Архипова
— Вот это вот «не разрешали» — это замечательно просто, что Вы привели эту цитату. Знаете, недавно ко мне пришла женщина с очень сильной экземой, с очень выраженной экземой по всему телу. Это была бабушка. Сначала у меня лечилась внучка, потом мы с мамой какое-то время общались, и вот пришла бабушка. Бабушка была таким закрытым достаточно человеком — чтобы что-то такое выудить, «а что там у Вас было?», это, в общем, надо было постараться. И вот где-то на третьем приеме только прозвучала такая фраза: «А Вы знаете, моя мама была замечательным педагогом. Вот моя дочка (а дочку ее, учтите, я тоже знаю) — она ведь никогда не плачет. Ну потому что стоило бабушке сказать: «Машенька, плакать нельзя!», Машенька замолкала». Тут я подумала... «А скажите, пожалуйста, а Ваша мама Вам плакать разрешала?». — «Как же! У меня вот недавно дедушка умер (ну, не недавно — это когда-то там было) — так я не плакала! Потому что плакать на похоронах нельзя». Ну, неудивительно, что эта женщина такого цвета, как хороший спелый узбекский помидор — вся. И ей уже лет 60, и она такого цвета вот все эти свои 60 лет. Потому что жить в такой ситуации, когда тебе не разрешают плакать на похоронах собственного дедушки, невозможно.
А. Митрофанова
— Тяжелый случай.
Д. Архипова
— Да...
А. Митрофанова
— Скажите, вот эти ситуации — они исправимы в принципе?
Д. Архипова
— Все исправимо, если захотеть и если знать, куда двигаться. Вот смотрите, Вы за руль когда садитесь, если Вы не знаете правил дорожного движения, никогда не учились, то ситуация действительно неисправима. Ближайший столб — Ваш, и все. А если Вы вдруг решили, что все-таки Вы хотите изменить эту ситуацию, Вы возьмете «Правила дорожного движения», пойдете на курсы и как-то поучитесь. И тогда все изменимо. Вы будете, я думаю, замечательным водителем через, там, ну, год какой-то практики. Другое дело, что в семейных отношениях почему-то нам кажется, что это не нужно. Не нужны никакие учебы, не нужна никакая...
А. Митрофанова
— Мы же все эксперты!
Д. Архипова
— Потому что мы все... Вот даже тут недавно я задумалась — есть же замечательная школа приемных родителей. Потому что тебе не разрешат просто стать приемным родителем, если ты не прошел эти курсы. Ты не знаешь, как общаться с такими Сложными детьми. А со своими — почему-то знаешь. Знаешь, и все шикарно. И даже никакой юридической ответственности за то, что ты сделаешь со своими детьми, ты не несешь! (Смеется.)
А. Ананьев
— Итак, мы с Вами рассмотрели первый пункт Вашего длинного списка, Дарья Владимировна.
Д. Архипова
— Не такой уж длинный! (Смеется.)
А. Ананьев
— Да, об ошибках родителей, которые они совершают в отношении детей. Напомню Вам, дорогие слушатели, что первым пунктом Дарья Владимировна озвучила подмену отношений мужа и жены отношениями папы и мамы.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Ну, смотрите, это тоже, мне кажется, никогда не надо забывать, что смысл брака, то есть та цель, которая была поставлена Богом перед человеком, и та заповедь, которая была дана еще до грехопадения в Эдемском саду, это «да двое будут едины». Вот там ничего про детей не сказано.
А. Ананьев
— Не трое, не пятеро.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Да. Я не хочу сказать, что бы сделал из этого вывод, что дети как-то не важны и так далее... Ну, это глупость, и не надо даже про это как-то особо распространяться. Но все-таки вот этот смысл — он в этом единстве двух, в любви. Если в это единство включаются еще и, так сказать, дети, а это должно быть так, то это прекрасно совершенно. Но если этот смысл теряется, то тогда очень трудно вообще назвать брак браком, понимаете?
А. Ананьев
— Вывод очень простой: каждую минуту, каждый день, каждый час анализируйте свои отношения со своим супругом.
Д. Архипова
— Правильно. И вот это слово «анализируйте» — замечательное слово. Вообще анализируйте, что происходит вокруг Вас.
А. Ананьев
— Да. Вот только проблема в том, что...
А. Митрофанова
— (Смеется.) «Анализируй то, анализируй это».
А. Ананьев
— ...тут тоже ведь надо уметь. А иначе можно к таким выводам прийти, что мама не горюй. Итак, это был первый пункт Дарьи. Мы готовы...
Д. Архипова
— Смотрите, знаете, что, давайте, я вторым пунктом озвучу тот, который хотела озвучить чуть ли не последним. Потому что он мне кажется достаточно важным. Когда я говорю об этом со многими папами, у них, во-первых, самооценка сразу повышается, а во-вторых, есть шанс, что и их детям станет как-то получше с ними общаться. Хотя это очень частная вещь — про пап, но все-таки я скажу, потому что мы как-то очень долго задержались на первом пункте. Я боюсь, мы просто не доберемся... (Смеется.)
А. Митрофанова
— Да пожалуйста! А Вы к нам потом еще придете!
Д. Архипова
— Смотрите, я приведу Вам такую историю. Это исследование было такое: когда брали детишек из недоношенных детишек, их разделили на две группы. Одна группа имела возможность общаться с папами в отделении интенсивной терапии, в реанимации, а вторая группа не имела. Ну, не просто специально лишали, а просто вот по обстоятельствам сложилось так, что у них не было...
А. Ананьев
— Вы сейчас говорите про совсем младенцев?
Д. Архипова
— Я говорю про недоношенных детишек в отделении интенсивной терапии. Естественно, это за рубежом проводились исследования. Папам разрешалось по 15 минут в день — всего 15 минут в день — держать этих недоношенных детишек на руках. Из тех, которых держали отцы, выжило больше половины. Или, там... Ну, я сейчас процентное соотношение не помню, очень много. Из тех, которых не держали папы, выжило очень мало. Это маленькая такая ремарка. Потому что есть очень большой миф такой, который, на самом деле, очень часто может прозвучать из уст очень образованных и глубокоуважаемых людей, которые говорят: «Ну что — отец, роль отца? Ну, я понимаю, когда ребенок что-то начнет соображать, лет в пять, в шесть, ну, я к нему начну подходить. А так он уже вообще ничего не понимает. Да я не знаю, как к нему прикоснуться. Ну, пусть там мама разберется сначала, а потом я с ним познакомлюсь». Во-первых, с какого возраста Вы начнете с ним знакомиться? А во-вторых, захочет ли он познакомиться с чужим дядей? Вот это вот очень важный момент роли папы. Вот даже недоношенные дети, которые ничего еще не понимают вообще, они выживают с большей вероятностью, если они общаются с отцом. И вот эти вот неправильные взаимоотношения в данном случае отца и ребенка — это тоже очень важная тема. Тут вот как раз то, о чем Вы до передачи начали говорить, — и уважение, которого отец иногда не испытывает к своему ребенку, и так далее. Я просто хотела, чтобы прозвучал этот момент, потому что очень часто после того, как расскажешь это папам, они начинают как-то более внимательно относиться к своим детям. Их роль вообще в их глазах возрастает. (Смеется.)
Протоиерей В. Перевезенцев
— Я буквально одну вещь только добавлю — просто в связи с тем, что ты, Даш, сейчас сказала. Ну, это тоже известно, но как часто бывает — то, что мы знаем, мы не обязательно этим живем. Вот Даша сказала о том, как важно подержать ребенка на руках. А я скажу не новость, не я это придумал — как важно вообще друг друга обнимать, друг к другу прикасаться в семье! Родителям — к детям, супругам — друг к другу. Вообще, это проявление вот такой тактильной любви, Вы уж извините за это слово...
А. Ананьев
— Буквальной близости...
Протоиерей В. Перевезенцев
— ...буквальной близости — это очень важно. Потому что ну тело не обманет, понимаете? Если ты не любишь и обнял — ну, как бы да... А если это все по-настоящему, то это все, скажем, вот эта энергия любви — она приумножается.
Д. Архипова
— Ну, и тут еще есть два маленьких момента частных совсем. Уж про пап мы заговорили. Это все-таки действительно то, о чем Вы уже упоминали — об унижении ребенка. Потому что, к сожалению, грешат папы этим иногда. Они шутят над детьми очень, я бы сказала, ну, зло. И это на детях отражается просто ужасным образом. То есть это нельзя допускать ни в какой ситуации. Это первое. И второе, что у пап иногда бывает, об этом тоже можно долго и отдельно говорить, но это просто каждый, может быть, задуматься сам может, — вот эта фраза: «Ну а со мной-то так поступали! Ну а меня-то били! Ну на меня-то орали! Ну у меня-то вот... И ничего — выжил!». Вот эта фраза — «и ничего — выжил!» — вот хорошо бы задуматься. Потому что не надо повторять ошибки своих родителей уже.
А. Ананьев
— Вы слушаете Светлое радио, «Семейный час» на радио «Вера». В студии Алла Митрофанова, я Александр Ананьев, и мы продолжаем разговор об ошибках родителей, которые они совершают в отношении своих детей, вызывая тем самым у них болезни. И сейчас мы заговорили с Дарьей Владимировной Архиповой, кандидатом медицинских наук, о роли отца в здоровье ребенка. Другими словами, та парадигма, которая предлагалась еще в XIX веке, что до шести — Алечка, поправь меня, если я ошибаюсь — до шести-семи лет воспитанием ребенка занимались мама и няня и он, практически, не видел своего отца, и только по достижении какого-то возраста мальчик направлялся уже к отцу и, общаясь с ним на «Вы», занимался уже тем, чем подобает заниматься мужчине. Это неправильно?
Д. Архипова
— С моей точки зрения, неправильно. И даже с научной точки зрения это совершенно неправильно.
А. Ананьев
— В чем разница между отношением отца к сыну и отношением отца к дочери, и должна ли быть она?
Д. Архипова
— Ну, я думаю, что, наверное, этот вопрос лучше задавать отцу, конечно...
А. Митрофанова
— А мы сейчас у отца Вячеслава и спросим. (Смеется.)
А. Ананьев
— С точки зрения врача?
Д. Архипова
— Ну, с точки зрения врача... Значит, смотрите, я думаю, что, опять же таки, самое главное... Понятно, что есть, конечно, разница, естественно. Потому что все-таки есть какие-то гендерная деятельность, которая характерна для мужского все-таки пола и для женского. Но я думаю, такой принципиальной разницы нету и быть не должно. Потому что отец должен быть просто мужчиной. Если он покажет девочке, как он общается с мамой, что для него вообще важно в том, что он мужчина, какие характеристики для него важны (не то, что он будет рассказывать об этом, а вот, как правильно отец Вячеслав сказал, то, что показывает, то, как он живет), то тогда у его девочки будет какой-то положительный образ мужчины рядом с собой. А если этого не будет, то, соответственно... Ну, например, очень часто же ситуация такая, что если отец... Ну, давайте возьмем крайний пример, может быть. Отец выпивает, предположим, отец — алкоголик, мать с ним не справляется, созависимое существование. Что делает дочь? Она берет на себя роль этой жены, которая не справляется с этим неблагополучным мужем, и начинает более адекватно его заставлять это дело бросить или не пить. Она с ним общается как с мужем, она с ним общается как с мужчиной. Ей это надоест к тому времени, когда она захочет выбрать себе мужа. Никогда в жизни она не сформирует... Ну, понятно, что есть исключения, я говорю об общих каких-то вещах. Скорее всего, она не сможет сформировать (опять же таки, я вспоминаю конкретные примеры всегда) свою собственную семью, потому что у нее перед глазами общение ее как женщины с мужчиной очень неблагоприятно. Вот эта роль отца по отношению к дочке — он должен создать у нее образ благоприятных взаимоотношений. Опять же таки, тут мы приходим к взаимоотношениям не «папа — дочка», а «муж и жена». Что касается мальчика — то же самое, он должен показать ему, что значит быть настоящим мужчиной.
Протоиерей В. Перевезенцев
— А бы здесь, вот смотрите, о чем я вспомнил буквально немного. Просто на днях как раз мне попалась, ну, что ли эта цитата из книги, которую я читал достаточно давно и не очень точно помню имя этого психолога (Рейнгольд, кажется). Книга называется «Мать и тревога». И, в частности, там этот ученый на основании многих каких-то тоже наблюдений и исследований говорит о том, что если отношение мамы к ребенку (не важно здесь, отец или дочь) такое требовательное, взыскующее, строгое, то, в общем-то, скорее всего, это наложит такой отпечаток, что ребенок не будет по-настоящему взрослым, ответственным, самостоятельным. А если отношение папы, наоборот, такое всепрощающее, потакающее, любящее в смысле безусловной — то то же самое. То есть вот так, по крайней мере... Я не...
А. Митрофанова
— А если, в свою очередь, папа будет требовательным, то тогда, наоборот, все будет в порядке?
Протоиерей В. Перевезенцев
— Да, да. Вот роли... Да, вот посмотрите, какая роль... Мама — ну, это биологическая, да?.. Вот ее роль как бы гендерная (простите, уж как-то мне не очень удобно так говорить) — вот быть именно такой заботливой, опекающей, прощающей вот такой любовью безусловной.
А. Митрофанова
— Безусловной.
Протоиерей В. Перевезенцев
— А отец в этой системе отношений, конечно, тоже должен многое. Он тоже любит, но его любовь несколько иная.
А. Митрофанова
— Он все время ставит планки: «расти сюда», «расти сюда»...
Протоиерей В. Перевезенцев
— Да, любовь взыскующая, любовь какая-то вот требовательная, любовь, которая позволяет вот как-то (нрзб.). Вот если обе эти грани есть, они вот так правильно взаимосвязываются, то человеку легче вырасти по-настоящему самостоятельным, взрослым и вот такой вот полноценной личностью. А если это нарушается или, тем более, этого не хватает (вот Вы говорили — если семья неполная, мама растит одна, вот этого мужского начала не хватает), то, конечно, будут трудности. Это не значит, что это все, конец и что-то там. Да нет...
А. Митрофанова
— Все преодолимо!
Протоиерей В. Перевезенцев
— Да. Но трудности могут быть. Или, наоборот, этого очень много. Бывает же так, что и мама такая вот, значит, беспощадная, а папа или отсутствует, или присутствует тоже вот именно вот этим. То есть у них могут быть разные требования, но они все... И ребенок растет в этой нехватке просто элементарной заботы, любви какой-то. И он тоже вот... Ну, наносится травма ему.
Д. Архипова
— Тут два очень важных момента прозвучало, Первый — про тревогу. Это вообще отдельная тема — тревога, ну, чаще всего, к сожалению, женщин, хотя встречается и наоборот. Но вот мужчина в данном случае — он может немножечко противостоять этой материнской тревожности, которая совершенно пагубнейшим образом сказывается, накладывает совершенно пагубный отпечаток на психическом и физическом здоровье детей. Если мужчины... Почему?
А. Митрофанова
— Да.
Д. Архипова
— Ой, этих примеров — просто вагон. Ну, например, тревожная мама. Вы знаете как, давайте так — я приведу очень простой пример, который вообще просто иллюстрирует, показывает, насколько ребенок чувствует настроение мамы — любое, а уж тревогу, страх... Что значит тревога, страх? Это значит, что ребенок тоже сам тревожится. Ему страшно, ему неспокойно жить на свете. Такой пример, который у меня однажды был: приходит ко мне мамочка с маленькой девочкой... Ну, я лечила еще ее старшего сына. А девочке в тот момент было четыре месяца. Я наблюдала эту девочку с самого рождения — никаких проблем у нее особых не было, сон у нее было замечательный, все нормально. В четыре месяца приходит мама и говорит: «Произошла катастрофа — ребенок перестал спать вообще». Я понимаю, когда мне это говорят — там, ну, год, полтора года ребенку, там есть какие-то причины, можно находить. Но тут, в четыре месяца ребенок должен спать! Я знаю, что девочка здорова. Я начинаю разбираться с ситуацией. Оказывается, что мама решила выйти на работу, но не просто так выйти на работу, а она стала работать — ну, то ли дизайнерская, то ли какая работа у нее была на компьютере, в Интернете. А так как ребенок замечательный, очень удобный, спал шикарно, то мама решила работать именно в то время, когда ребенок спит. Она даже не тревожилась, она вообще ничего плохого не делала. Она просто поимела какую-то цель во время сна ребенка помимо этого ребенка. Просто она что-то захотела делать. То есть она теперь укладывала этого ребенка не просто так — «я укладываю своего ребенка спать», а «я укладываю, чтобы мне быстренько заняться вот этим». Значит, так получилось — слава Богу, у этой мамы была возможность, и няня у нее была... Мы не берем какие-то сложные ситуации... Вот у этой мамы все было с ней. И я ей посоветовала, я ей сказала: «Давайте так, Вы полностью свой распорядок дня измените. Вы будете работать с 12 до трех, но только не в то время, когда Ваш ребенок спит. Вы будете приглашать няню ровно на то время, когда Вы работаете, а не когда она убирает у Вас или еще что-то такое». А ребенок через две недели... Ну, какое там «две недели» — по-моему, через неделю она мне позвонила и сказала: «Ребенок спит». Это такой пример — во-первых, он очень яркий... Во-вторых...
А. Ананьев
— Ну это невероятно! Ну кто бы мог догадаться!
Д. Архипова
— Во-вторых, невероятный. Потому что, смотрите, очень маленькая история заболевания. Если бы это было долго, и ребенок бы привык к такому реагированию, и мама бы не смогла так быстро перестроиться. А тут нам повезло — просто вот в этот момент ну как-то... Я, на самом деле, сама не очень верила. Думаю: ну что ж такое-то? Ты не знаешь, что делать с тем, что ребенок не спит, а на маму все сваливаешь и вот нашла козла отпущения? Вот пожалуйста Вам: через неделю ребенок стал спать. Потому что мама перестала просто ожидать от него чего-то. А уж я не говорю, когда мама тревожится. Когда мама тревожится, ребенок получает вот этот вот... Вы спрашивали: какими заболеваниями болеет часто болеющий ребенок? Аденоиды. Дискинезия желчевыводящих путей — что это такое? Это когда болит... ну, не печенка... Когда болит в правом подреберье, когда запоры, когда рвота и тошнота, и так далее. Это что? Это спазм. Спазм — на что реакция? На страх. Когда маме страшно, ребенку — что, спокойно, что ли? Конечно, страшно. Он до пяти лет связан с мамой как пуповиной. Ну, таких примеров тревожных мам... Вы знаете, могу привести другой пример, если у нас есть время... (Смеется.)
А. Митрофанова
— Практически, уже нет...
А. Ананьев
— Да, время уже заканчивается, к огромному сожалению. Дарья, отец Вячеслав, пообещайте, что Вы вернетесь. Потому что вот у меня исписано все темами для нговых программ.
А. Митрофанова
— Отец Вячеслав, а, подытоживая... Ну, понятно, что здесь точку невозможно поставить, но все-таки вот то, что Дарья говорит о тревоге... Если мы прослеживаем связь между тревогой и страхом и при этом понятно, что страх — это отсутствие любви, получается, что в тот момент, когда мы транслируем ребенку тревогу, мы транслируем ему нелюбовь?
Протоиерей В. Перевезенцев
— Понятно, что тревога — да, это такое состояние дискомфортное. А любовь — это состояние как раз блаженства. Это состояние, когда человек... Потому что на самом деле человек задуман и сотворен для того, чтобы пребывать в любви. И он любим и призван к тому, чтобы научиться любви. А тревога, по большому счету, она как раз и возникает именно потому, что человеку не хватает любви, он закрыт для любви, он не умеет любить. И тогда ему становится очень неуютно в этом мире без любви, и он начинает тревожиться. Тревога, в отличие от страха, не имеет как бы какой-то причины. Ну, страх — вот мы знаем, чего мы боимся, а тревога — она бывает, что мы даже и не знаем, ну, вроде бы, а чего? Все, вроде бы, есть — и крыша над головой, и хлеб на столе, и ребенок не то, что какой-то ужасной болезнью болеет, еще чего-то... Ну да, ну все нормально. А вот неуютно, вот тревожно. Потому что на самом деле нету любви. И мы не умеем... В конце концов, мы возвращаемся к этим словам, которые уже здесь прозвучали, Блаженного Августина: «Люби Бога и делай что хочешь». И вот это во многом лекарство от очень многого. Но просто очень трудный путь к любви, но идти нам нужно только туда, тогда это будет делать здоровым и нас, и дом, в котором мы живем, и всех, кто в этот дом приходит.
Д. Архипова
— Это по отношению к взрослым. А вот, кстати, по отношению к детям — у них часто как раз возникает тревога из-за того, что у них нету правил. Сейчас есть такая новомодная вещь — все разрешено. Я люблю ребенка — и делай что хочешь. Это взрослому, может быть, и то не каждому, доступно.
А. Ананьев
— Не каждому, не каждому.
Д. Архипова
— А вот ребенку точно нужны правила и ограничения. Вот отец Вячеслав сказал, что мы тревожимся, когда мы не знаем точно, что происходит, непонятность какая-то. Так вот, если у ребенка нету этих границ, если неправильно выработаны, опять же таки, вот эти правила и границы, он как такой, знаете, человек, который ходит по каким-то наполненным водой пакетам вместо пола, и вот он то туда, то сюда падает, ему сложно.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Он сам ищет эти правила, пытается их устанавливать, и, в общем, это для него очень непосильная задача.
А. Ананьев
— Ну, Дарья, спасибо, еще одной темой стало больше — «Правила и ограничения в жизни ребенка». Ведь я же все записываю!
Д. Архипова
— (Смеется.)
А. Ананьев
— И потом нам со всем этим надо как-то жить. Прекрасно, что разговор о здоровье закончился разговором о любви. Значит, этот разговор был правильный. Резюмируя нашу беседу, по реакции детей можно судить о том, все ли правильно мы, взрослые, делаем. Если заболел ребенок — это всегда сигнал родителям: скорее всего, что-то не так в отношениях, что-то не так в наших поступках. Надо проанализировать, как сказала Дарья, разобраться и добиться совместными усилиями мира и гармонии в семье. Потому что болезнь ребенка — это всегда сигнал отцу и матери к тому, чтобы измениться самим. Дарья, все правильно?
Д. Архипова
— Очень правильно. Прекрасно.
А. Митрофанова
— Ну, за исключением генетических заболеваний — тут, извините, я вставлю...
А. Ананьев
— Не начинай! Не начинай, женщина! Иначе мы сейчас опять уйдем!
А. Митрофанова
— Я молчу.
А. Ананьев
— Да. У нас в гостях была...
Д. Архипова
— Нет, генетических, еще и бактериальных, еще и вирусных...
А. Ананьев
— А я предупреждал! И травм!
(Смеются.)
Д. Архипова
— Все! И травм!
А. Ананьев
— У нас в гостях был кандидат медицинских наук Дарья Владимировна Архипова, потрясающая собеседница. Я получил огромное удовольствие от общения с Вами, Дарья. Спасибо Вам большое!
Д. Архипова
— И Вам спасибо большое!
А. Ананьев
— И настоятель Свято-Никольского храма села Макарово Московской области близ Черноголовки протоиерей Вячеслав Перевезенцев. Как всегда, большое удовольствие доставило общение и с Вами, отец Вячеслав. Спасибо.
Протоиерей В. Перевезенцев
— Спасибо!
А. Ананьев
— В студии с Вами была Алла Митрофанова...
А. Митрофанова
— Александр Ананьев. До свиданья!
А. Ананьев
— Встретимся снова на Светлом радио, на «Семейном часе». Пока!
«Генерал Владимир Константинович Витковский». Константин Залесский

Константин Залесский
Гостем программы «Исторический час» был историк Константин Залесский.
Разговор шел о судьбе яркого военачальника русской императорской армии — генерала Владимира Константиновича Витковского, о его участии в Первой Мировой войне, в Белом движении, а также о жизни в эмиграции.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Все выпуски программы Исторический час
«Путь иконописца». Мария Глебова

Мария Глебова
У нас в гостях была доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Глебова.
Наша гостья рассказала о своем пути к вере и знакомстве с отцом Иоанном Крестьянкиным, об удивительных людях, повлиявших на ее путь в иконописи, а также о своем участии в работе над созданием иконы Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.
Ведущие: Игорь Цуканов, Кира Лаврентьева
Диакон Игорь Цуканов:
— Добрый вечер, дорогие друзья. «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. У микрофона, как обычно в это время, в студии Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Диакон Игорь Цуканов:
— Диакон Игорь Цуканов. И сегодня мы с Кирой очень рады представить нашу сегодняшнюю гостью Марию Олеговну Глебову. Мария Олеговна, добрый вечер. Мария Олеговна — доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, преподаватель также копирования в Суриковском институте, человек, который лично имел радость, такую благодать лично общаться и знать отца Иоанна Крестьянкина, да?
Так что у нас сегодня будет о чём поговорить. Мария Олеговна, добрый вечер.
Мария Глебова:
— Здравствуйте, уважаемые отец Игорь и Кира.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну вот, вы знаете, первое, с чего я хотел, честно говоря, начать наш разговор, это такая важная для меня, например, тема, потому что у нас в храме есть курс, последние несколько месяцев, курс, мы рассказываем о новомучениках нашим, прихожанам, потому что у нас храм царя Николая. А вы участвовали в создании вот той самой знаменитой иконы новомучеников и исповедников Церкви Русской, которая была написана как раз в стенах ПСТГУ к 2000 году, когда состоялся юбилейный архиерейский собор, на котором был прославлен Собор новомучеников и исповедников. И мне хотелось попросить вас рассказать, как вообще эта икона создавалась, и какую роль, какое значение новомученки в вашей жизни играют, если можно.
Мария Глебова:
— Икона эта создавалась как бы не то, что была поручена Святейшим Патриархом Алексеем, была поручена нашему университету, отцу Владимиру Воробьёву, который являлся членом комиссии по канонизации. Было благословение разработать эту иконографию. Председатель комиссии был тогда митрополит Ювеналий. И нас собрали преподаватели, сказали, что вот мы будем разрабатывать эту икону. Мы были представлены митрополиту Ювеналию, и были изложены некоторые задачи, что необходимым условием, что в центре должен быть храм-мученик, храм Христа Спасителя. Также должны в этой иконе быть отражены разные мучения новомучеников в разных концах нашей страны. И мы делали разные эскизы, все преподаватели, нас человек было 5, разные композиции, у нас до сих пор сохранились эти планшеты. Сначала мы думали сделать эту икону наподобие иконы Всех русских святых, разработанной матушкой Иулианией. То есть как бы русскую землю и разные группки святых, как бы куски земли. Там у неё же, насколько я понимаю, тоже с севера на юг есть распространена ориентация. И мы так тоже распределили. В центре у нас был храм-мученик. Но как-то не приняли эту икону. Ещё мы думали, что по бокам вот клейма с отдельными святыми, потому что русских святых, конечно, много, но какие-то есть наиболее чтимые, а здесь как-то хотели именно прославить святых, очень большие списки были, и хотелось отразить ещё наиболее ярких новомучеников и какую-то часть их жития. В общем, была у них такая задача очень большая.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну да, грандиозная.
Мария Глебова:
— Ну, конечно, саму иконографию у нас разрабатывал отец Владимир и наш декан, отец Александр Салтыков. И отец Александр, и отец Владимир, они сами потомки новомучеников. Вот у отца Александра его отец был членом общины российской, он сидел за веру, известны его стихи, которые он написал в заключении. И также известно, что когда он отбывал ссылку, последние годы ссылки были у него в Гжеле. И он, будучи искусствоведом, возразил, что у нас есть Гжель, это благодаря только отцу отца Александра Салтыкова.
По-моему, он Александр Александрович тоже. До ареста он был директором Пушкинского музея. Вот это был очень грамотный человек, и богословски, и как бы в истории искусства он очень обширные были у него знания. И эти знания он передал своему сыну, отцу Александру, и своему племяннику, отцу Владимиру Воробьеву. У нас вот отец Владимир очень разбирается в иконописи. То есть это редко настолько глубоко, такой у него хороший вкус, ну редко встретишь такого священника. Но это всё благодаря тому, что их в детстве водили в музеи, очень много с ним общался отец отца Александра. Он просто их вдвоём как бы образовывал. Вот, и поэтому они взялись тоже, отец Александр и отец Владимир, за богословскую часть этой иконы. Мы были исполнителями, мы сами придумывали сюжеты, композиции, но идея была отцов, корректировал как бы наши эскизы, вот как бы вся эта комиссия, митрополит Ювеналий, мы делали эскизы, мы привозили туда, в Донской монастырь, показывали их, вот, и нам делали замечания. Постепенно, как бы, канонизация святых, она шла как бы постепенно, то есть у нас постепенно заполнялись пустые места, то есть этих святых было очень много, и они добавлялись и добавлялись. Это было очень сложно, потому что вот мы начинали отрисовывать, говорили: надо ещё вписать нескольких святых. В результате там огромное количество, ну, больше трёхсот у нас святых в среднике. Конечно, таких икон не существует. И была задача, вот как это связать с клеймами. Это сложная была задача тоже. Вот сам средник мы всё равно использовали какие-то наработки матушки Иулиании, вот это как бы переливание нимбов друг в друга, мы шли от пятен, как бы, от пятен голов, то есть некоторые головы у нас соединены, так тоже на её иконе Собор русских святых, потому что, если мы бы делали по-другому, но она тоже, в свою очередь, посмотрела, ну, это наблюдала в древних иконах, вот, чередование там у нас поворотов голов, вот, очень сложно было, а у нас был тональный эскиз, перевести его в цвет. Сложная была задача, тоже продумывали. И тут очень много говорил нам отец Александр о символике цвета. Например, что вот у нас патриарх Тихон, он в зелёном облачении, митрополит Кирилл в красном. Вот он как бы, ну, как бы их подвиг тоже как-то... Я сейчас много не вспомню, но он как-то это всё объяснял. Они очень хорошо, например, у отца Владимира дедушка, он общался с митрополитом Кириллом. У него есть письма...
Диакон Игорь Цуканов:
— Смирновым.
Мария Глебова:
— Смирновым, да. У него есть, думаю, письма от него, какие-то памятные подарки. То есть митрополит Кирилл с детства был близок к отцу Владимиру, он собирал о нём, пытался найти его письма, найти... У него были какие-то документы, он собирал, митрополит Кирилл, долгое время о патриархе Тихоне тоже. В общем, всё это было утеряно. Надо отца Владимира, конечно, спрашивать, я сейчас боюсь соврать, но он очень следил за каждым ликом, как мы его пишем, похож, не похож. Мы бросали жребий и писали каждый какую-то свою группу святых, как их и свои клейма.
Диакон Игорь Цуканов:
— А кого вы писали?
Мария Глебова:
— Я писала митрополита Кирилла, разрабатывала убиение митрополита Владимира, ну, со своей студенткой я писала. И ещё я писала икону, где забирают священника у престола. И что-то ещё. Ну, и в среднике тоже. Ну, деисус ещё. Я деисус разрабатывала со студентами. Ну, мы все отрисовывали средник, и у нас очень большое было количество ликов в среднике. А также я... ну, просто вот мы все рисовали, и как-то все очень спорили, вот. А я училась в Троице-Сергиевой лавре, и как-то... Ну, как-то мне так Господь открыл, что у нас не получалось какое-то время. Ну, в цвете все разные люди. Я всех подчинила и просто сориентировала цветовой строй иконы на икону «О тебе радуется» Дионисия. Ну, как бы вот не то, что я прям срисовывала, но просто я ее сориентировала по цвету, заритмовала клейма по цвету. Ну я вот отвечала за цветовую всю часть и замешивала всем колера, потому что иначе эта работа начинала выходить нецельной. На меня очень все ругались, но всем пришлось смириться, и работа очень цельная вышла. Просто я замешивала каждый цвет, каждую опись, требовала исполнения, чтобы четко придерживались к цвету. Если бы такого не было, эта бы икона, она и так многолюдная, она бы просто развалилась бы по цвету, ну, и невозможно было бы смотреть. Но также я смотрела, чтобы личное было, тоже приём, написания был один, одежды, следила и за цветовой, и за такой структурой. Вот как бы мой вклад был. Ну и лики разрабатывала наравне со всеми. Но цвет я просто взяла в свои руки, потому что в Лавре мы много копируем, и у меня опыт был больше, чем у остальных в копировании, опыт с цветом, и я немножко всех уговорила меня слушаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, скажите, пожалуйста...
Мария Глебова:
— Сначала жаловались, а потом все уже радовались. Икона, в общем, цельная.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну, потому что результат прекрасный, да. Мария Олеговна, скажите, пожалуйста, вот вы ведь крестились уже в таком, ну, можно сказать, взрослом возрасте, да? Вот как это получилось, учитывая, что все-таки у нас в церкви есть традиция крестить детей еще маленькими? То есть ваши родители как-то сознательно решили дождаться, чтобы это было именно ваше решение?
Мария Глебова:
— Ну, знаете, мы в детстве ходили в храм, но мы были некрещеные. Вот мы и живем рядом с храмом Архангела Гавриила, и нас всегда на Пасху водили. Мама водила, мама была крещеная, а мы нет. Мы на крестный ход ходили, ну, как-то вот там яички там носили. В общем, как-то появлялись мы в храме, но мы были некрещеные. И когда я поехала вместе, я училась в московском лицее художественном, мы поехали на практику на раскопы в Псков, и как раз столкнулись с Псковщиной. И там мы очень много верующих людей встретили, там прям была такая святая Русь. Когда мы попали в Печоры, мне показалось, что мы в 17 век попали. Сейчас, конечно, Печоры уже другие, там были какие-то странники. Там были чуть ли не в веригах люди, в каких-то лохмотьях, какие-то в старых русских каких-то одеждах, я не знаю, и такие просто, ну, бородатые какие-то странники, там настоящие были странники, люди, которые прямо, ну, то есть такая прямо... Это был 1986 год, вот. И меня настолько это всё поразило, Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Теор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец.
Но мы его знали, он с нами разговаривал очень много, с молодёжью.
Печоры, что, конечно, и Троицкий собор. В Троицком соборе тогда служил, он уже сейчас пожилой, отец Олег Тэор. Интересно, он тогда был молодым, а потом он заболел раком и исчез. Все думали, что он умер. А он очень молился, постился и исцелился от рака. Его не лечили, вот как-то чудом. А сейчас вот он такой почитаемый очень старец. Мы его знали, он с нами разговаривал, с молодёжью. Потом там вот митрополит Иоанн, я его помню. Вообще там, конечно, на Псковщине такая вера была сохранённая. И приходы, и люди какие-то были. Вот это всё мы увидели. Конечно, так всколыхнулось. И вот у меня подруга, она поехала в Порхов. Её пригласила, она плакала, и к ней подошёл отец Рафаил Огородников и говорит: вот не хотите приехать к нам чай попить? И она поехала, а я как раз тоже зарисовывала находки. Мы работали на раскопе, раскапывали деревню XII века, вот нам попадались даже кресты, кресты до Крещения Руси, то есть там были, вот мы их зарисовывали, эти находки, и как-то я вот очень унывала.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть кресты вот этих первых храмов, которые еще при Ольге, да, были?
Мария Глебова:
— Да, при Ольге это были янтарные кресты, вот я просто прямо помню эти находки, и металлические там, и каменные были крестики нательные, тапочки 12 века, вот, и 9 века, там разные были находки, мы слоями снимали деревню около прямо, это на Завеличье было, рядом, недалеко от Троицкого собора, и там, ну, чтобы перед стройкой в Пскове каждый слой снимается, зарисовывается, находки зарисовываются, а потом уже следующий слой.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Так-так, Мария, продолжайте, пожалуйста, про Псков, это очень интересно.
Мария Глебова:
— Ну и ещё как бы рассказать, что вот мы учились в лицее, у нас было несколько подруг, мы очень много рисовали в разных стилях, очень много по музеям ходили, наброски, пейзажи. И вот в этот момент, мне было уже 16 лет, у нас это девятый, это у нас шестой класс или пятый,
по-моему, пятый класс ещё был, да. И у меня был какой-то свой стиль письма такой, и как-то я чувствовала, что в этой стилистике, в которой я пишу, я чувствовала уже какой-то тупик, вот это вот муки творчества, то есть мне хотелось что-то другого языка какого-то. То есть у меня очень цветная была живопись, очень такие тонкие отношения. И как-то вот что-то мне хотелось другого, как передать свет, я думала. Ну ещё разные, я всё время, мы там до трёх ночи писали в Пскове белые ночи, мы вот писали, писали. В свободное время от работы мы всё время занимались живописью, я всё время с этюдником ходила. Помню, что мы очень бедно жили, нам нечего было есть, там очень маленькая была зарплата, какие-то корочки хлеба, всё время рисуем, куда-нибудь ездили, там рисовали, в общем, везде. Как бы занимались живописью, я чувствовала, что у меня какой-то тупик в моём творческом пути, и тупик какой-то мировоззрения. Я вот хотела креститься, но как бы я не знала, как к этому подойти. И вот моя подруга, она поехала в Порхов, познакомилась с отцом Рафаилом, и потом приехала такая счастливая к нам, а мы вот уже там всё сидим, рисуем эти находки, ужасно скучно, грустно, почему-то какая-то тоска такая, пишешь одно и то же, как-то не можешь вырваться из этой стилистики живописной, хочется чего-то другого, а не можешь это найти. Это такой вот кризис какой-то и внутренний, и в творчестве, и какой-то внутренний. И, в общем, когда мы её увидели такой счастливой, я тоже захотела поехать туда, в Порхов. И отпросилась с работы и поехала в Порхов вместе с этой подругой своей. Туда мы приехали. Вот, я думаю, только креститься я точно не буду, потому что я не готова. Ну, к крещению я читала, что надо очень готовиться. Я не готова, пускай даже... А все же подходят, говорят: давай, мы тебя покрестим. Я говорю: нет, я буду готовиться. Вообще, я ехала, думала, только бы он меня не крестил, отец Рафаил. Я откажусь. Мы пришли в такой домик, такая избушка, двор какой-то, мухи там летают, какие-то котята ползают. Зашли туда, и он увидел меня, говорит: ну нет, крестить мы тебя не будем. И я думаю, ну и хорошо. В общем, там все чай пили, какие-то были люди, вот была жена Булата Окуджавы, я видела, потом ещё какие-то очень, вот отца Василия Рослякова, он туда приезжал, какие-то были люди, батюшки, вот отец Никита там был. Я помню, отец Виктор был такой очень лохматый, чёрный такой, как цыган, монах Гришка. Вот они там все туда приходили.
Кира Лаврентьева:
— В общем, публика такая довольно колоритная.
Мария Глебова:
— Да. И какие-то были очень такие богемные и московские люди, и такие какие-то монахи. В общем, там помогали чай разливать, в общем, ну я всё думала про крещение, вот как-то про своё, ну вообще, что, и отец Рафаил очень такие духовные беседы вел интересные за столом, такие, ну как бы, ну как-то немножко всех поддевал так, и меня тоже. Но я была вот очень погружена в то, что мне хочется креститься, как это сделать, как подойти к Богу, молилась я всё время. Вот я даже ничего не замечала, что там, я даже не очень помню, потому что для меня это всё не существовало. Очень много я молитв читала каких-то своих, вот такой путь к Богу вот был у меня. А потом всё-таки, по-моему, как-то я услышала, что все едут в Печоры к отцу Иоанну какому-то. И я сказала, что я тоже хочу. И я поехала как раз с этим Гришкой, монахом таким чёрным, страшным. Но мне было всё равно. Я помню, что у меня и одежды какой-то не было, какое-то было платье, было холодно, какие-то, ну ещё какая-то крайняя нищета, но дух парил, я вообще была вся в молитве. Мы поехали туда и оказались в Печорах. Меня они поразили, конечно. Мы стояли на службе, и после литургии в Сретенском храме вышел такой очень радостный человек, такой действительно похожий на Айболита. Это отец Иоанн был. Он так на меня очень как-то мимо, вскользь посмотрел, как будто меня нет, разговаривал с Гришей. Он говорит: вот у нас некрещённая. Он говорит: ну, надо её крестить к Преображению. И тогда же на меня не смотрят, говорят: как твоё имя? Я говорю, Мария. Ну, думаю, если уж креститься, то уж с именем Марии Магдалины. Он говорит: ну, какой у тебя день рождения? Я говорю, ну, ноябрь. Он говорит, ну, тогда у тебя Блаженная Мария будет. Вот думаю, ну, вот ещё. Вот тоже как-то я расстроилась. И вообще он сказал, чтобы меня покрестили, и я приехала в Печоры уже причащаться. И вот потом я поехала опять на работу, но уже как-то у меня уже радость такая была в сердце большая. Там какие-то находки, доделала дела, и обратно поехала в Порхов. Вот Рафаил меня исповедовал вечером, а утром меня покрестили. Вот, ну как-то всё, он очень много шутил, он такой очень был добрый человек. Ещё, что меня подкупило, в те годы была бедность большая, а он нас всё время угощал, он покупал ящиками фрукты, а там были ещё какие-то бедные дети жили, там много людей жило, какая-то женщина, ну вот её муж бросил с детьми, мы все поедали эти груши, персики, такой прям отец такой, каких-то собачек он ещё, кошечки, все у него там ели. Люди какие-то несчастные там было много. Потом всё время он подавал каким-то милостыню, за ним бежали. Такой очень любящий человек. Меня это поразило, конечно. Нигде такого не увидишь. Такая монашеская любящая душа, любящая всё живое. Он ещё мух не разрешал убивать, потому что это живая тварь, объезжал лягушек на машине. Какой-то удивительно такой нежный человек, добрый ко всему, живому, сострадательный. Видела после, как приезжал к нему отец Тихон, сейчас митрополит. Он был тогда ещё послушник, жил в Москве как-то, он унывал. И я видела, что отец Рафаил его утешал, очень как-то разговаривал с ним, и очень много за него молился. Вот мы видели, что он как-то поклоны много кладёт. Мы говорим, батюшка: за кого вы молитесь? Он говорит, вот за этого Георгия, чтобы он с пути не сбился. То есть он очень много вымаливал его.
Вот, наверное, благодаря ему и как-то его жизнь так сложилась. Ну, в общем, как бы меня покрестили, и я вечером... Такой ночной поезд был, поехала в Печоры. В Печорах была служба, я первый раз причастилась на Преображение. Такое было большое счастье. И потом отец Иоанн сказал, чтобы к нему пойти. А там очень много всяких женщин, на какой-то меня источник. Меня там уморили молениями, то есть я часа в три уже попала к отцу Иоанну. Отец Иоанн принимал при входе в братский корпус, там была комната, и он обнимал каждого человека, клал его голову на грудь. Это какое-то такое счастье, что даже описать невозможно. Встреча с таким человеком. Это, наверное, ни на что не похоже. У него огромные глаза. Он заглядывал тебе в твои глаза, и твоя душа просто таяла. Просто ты весь как ребёнок на ладони был. Это действительно такое усыновление было.
Конечно, кто видел такое, это человек никогда не забудет. Вообще большое счастье каждому увидеть такого человека. Можно описывать, но благодать, её невозможно описать. Как вот он с тобой молитвы читал, как говорил, это невозможно. Кто это видел, это на всю жизнь путь такой в жизни даёт, путь веры как бы. Вот, наверное, вера, она так и передаётся как бы из...
Диакон Игорь Цуканов:
— Из рук в руки, да. Вот, дорогие друзья, если кто-то сомневался, что, так сказать, задавался, может быть, вопросом, кто у нас сегодня в гостях, я думаю, даже потому, как Мария Олеговна рассказывает, мы можем понять, что это живописец, потому что ваша речь, она очень живописна, да. Себе просто представляешь очень живо вот всё то, о чём вы рассказываете. У нас в гостях сегодня доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Мария Олеговна Глебова. Также Мария Олеговна преподает в Суриковском институте, она преподаватель копирования. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов. Мы вернемся в студию буквально через несколько секунд. Пожалуйста, не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, у нас в гостях Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, вот хотел задать вам вопрос о ваших еще наставниках, потому что я прочитал в одном из ваших интервью, что вашим преподавателем по иконописи была такая Екатерина Сергеевна Чуракова, одна из ближайших учениц как раз матушки Иулиании Соколовой, которую вы уже упоминали. А благодаря матушке Иулиании мы вообще, как я понимаю, ну, может, я ошибаюсь, вы меня тогда поправьте, но мы имеем ту иконописную школу, которая, ну, вот это преемство дореволюционной такой старой классической иконописи, оно произошло в нашу жизнь уже как раз через матушку Иулианию во многом. И вот Екатерина Сергеевна была таким вашим преподавателем. Вот что вам помнится о ней и как, может быть, какую тоже роль она сыграла в вашей жизни?
Мария Глебова:
— Ну, Екатерина Сергеевна, я вообще из семьи художников, конечно. Самую большую роль во мне сыграла моя мама. Как бы она меня и наставляла. Но вот в иконописи, конечно, открыла иконопись моя преподавательница Екатерина Сергеевна Чиракова, как бы основной был завет: учитесь у древних икон. Мы очень много копировали, сама она тоже очень много копировала, реставрировала. Она была очень интересный человек, такая личность.
Она была чадом отца Иоанна Маслова. Она строгой жизни была, у неё был распорядок, хотя она была уже очень пожилой человек, но и до самой смерти она очень рано вставала, вела дневник каждый день. Она меня научила работать, ну, даже учиться — это тоже работа. То есть она говорила, что на день себе надо задачу ставить, и обязательно её выполнять. То есть распределять время. Но сама она так и работала. Она очень много сделала. Почти весь ЦАК и многие храмы в Лавре отреставрированы именно ею. Но в ЦАКе просто почти каждая икона отреставрирована ею. Это большой труд, и реставрация такой...
Диакон Игорь Цуканов:
— ЦАК — это церковно-археологический кабинет в Лавре.
Мария Глебова:
— Да, церковно-археологический кабинет. Ну, также, когда мы только поступили, мне, конечно, она не очень понравилась. Какая-то бабушка, вот у других молодые учителя, а у нас какая-то бабушка, и она всё время ходила по классу и говорила, мол, «положи, Господи, хранение устом моим». Мы её что-то спрашиваем, и она не всегда рассказывала.
То есть мы хотели её расспросить про матушку Иулианию. Она говорит: «Это для меня очень дорого, и я это на ветер не бросаю». Она вот не любила как бы выносить что-то так. То есть она очень такой сокровенный была человек. Ну, стихи она знала, даже пела нам. Она очень богата культурно была человек. Мне вот это очень было близко, потому что учиться я у неё училась, она очень приветствовала все мои начинания, я очень много ездила, копировала, даже вот к овчиннику ездила, она всё это поддерживала, мне это очень нравилось, разрешала всё, разные работы делать. То есть я такой человек активный, она меня как бы поддерживала в этом.
Вот я копировала в Кремле, очень много общалась с реставраторами. И, конечно, там я узнала, что у нас очень великий педагог, потому что она известная очень реставратор. И вообще их род, ну, как бы отец её, братья, они все реставраторы очень известные. Благодаря имени Екатерины Сергеевны открывались многие возможности по копированию. Вот, например, в Кремле мне давали прямо в руки Рублёва, и я копировала. Вот.
Также вот больше всего меня поразило, что она очень точно видит цвет. Вот тоже мы делали выкраски в Благовещенском соборе Московского Кремля, были на балконе, до икон метров 20-30, и она сделала выкраску. Мне показалось, что она ярковатая. Ну, я не сказала, но она мне дала её, я думаю: ну ладно. А когда спустили эти иконы, я приложила, этот цвет был один в один. То есть это очень, у неё точные были знания, древние иконы. Потом она сама была очень хороший художник. Я потом уже, когда бывала у неё в гостях, видела её зарисовки, альбомы. Вообще их семья, у неё папа учился у Серова.
К ним, ну, как бы друг их семьи, был Корин, и к ним часто приходил Нестеров, вот, советовался с ними о своих картинах, в доме остались какие-то памятные вещи об этом. Вообще, сам дом, они все его построили, разукрасили всей семьёй, все художники. Там резные были колонны у этого дома, все стулья были сделаны из каких-то коряг, столы, ложечки, всё выточено, потому что братья скульпторы были. В общем, весь дом был живой, всё было расписано. Это было просто какое-то торжество искусства. И вообще всё, что у Екатерины Сергеевны было, всё было живое, красивое, интересное. Она такая была, очень самобытный человек. И очень любила икону древнюю. Она мне сказала, вот держись, древней иконы, и тогда всё будет хорошо. Вот такой завет. И я тоже стараюсь своим ученикам это передавать, не придумывать, а держаться за традиции. Потому что вот тоже недавно была беседа с Евгением Николаевичем Максимовым. Он сказал, что он как бы понял, что
вот почему нам нужна традиция? Это как благодать передаётся от отца к сыну. Вообще вот что в церкви как бы. От старшего к меньшему. Так и мы вот от древней иконы мы перенимаем. Мы не своё что-то создаём, а мы вот как бы это воспринимаем то, что уже есть, и дальше это храним. Как благодать она передаётся, ты не можешь её придумать, но её обязательно надо получить.
Диакон Игорь Цуканов:
— Ну еще на Стоглавом соборе же было заповедано, что писать, как писал Андрей Рублев.
Мария Глебова:
— Это да, но это как бы слова такие каноничные, а вот как понять это изнутри? Вот тоже интересное такое наблюдение академика. Вот он говорит, что я сам до этого додумался. Тоже интересно.
Кира Лаврентьева:
— Я вот как раз на эту тему хотела спросить, Мария. Радостно, конечно, видеть вас в нашей студии сегодня, помимо того, что вы очень интересный многогранный человек, вы ещё очень благоговейно говорите об иконописи. Это уже так, наверное, нечасто встретишь, хотя я не каждый день общаюсь с иконописцами, художниками, но всё же пересекаюсь и по роду профессии, и просто среди знакомых есть такие люди. Да, тоже прекрасные и замечательные, но что я хочу спросить. Ведь раньше, прежде чем художник брался за образ, он же постился, молился, не разговаривал. Если он какой-то помысел в себе там допустил, не дай Боже, он бежал к старцу, потому что у него, например, мог не прописываться образ. Вот он видит, что у него не пишется образ так, как нужно, он начинает вспоминать, может быть, он что-то не исповедовал. Я так много читала об этом, что, может быть, это, конечно, гипертрофированно, я понимаю.
Мария Глебова:
— Может быть, сейчас это существует, но, может быть, в другом виде?
Кира Лаврентьева:
— Почему я спрашиваю? Какое-то вот это благоговейное отношение. Я понимаю, что невозможно, когда у тебя там семьи, дети, и ты иконописец, поститься перед написанием каждого образа 40 дней. Я понимаю. Но какая-то форма все-таки аскезы, она хотя бы проговаривается на уровне обучения?
Мария Глебова:
— Ну мы читаем молитвы перед началом всякого доброго дела, потом читаем молитвы Алипию Иконописцу и преподобному Андрею Рублеву. Ну, понимаете, благоговейные ученики, они так это и несут. Другие, ты их не проверишь. Но я молюсь перед работой. Стараюсь, когда ответственное что-то пишу, причаститься и писать. Ты сам образ не напишешь. Особенно, когда срисовать некогда. Это только особая благодать просто.
Ну, все по-разному, но вот я просто, ну, акафист читаешь или там слушаешь, как бы, сейчас получается, что ты пишешь и слушаешь. У нас, конечно, очень заняты руки. Руки, но я часто слушаю службу просто, акафист, канон там, песнопения кто-то слушает. Ну, кто как может. Ну, стараюсь на литургию ходить, вот, когда пишу часто.
Ну, конечно же, исповедоваться. Мы все ведём такую церковную жизнь. Да, это не искусство. Это всё-таки такая... Ты создаёшь святыню, конечно, иконописец обязан быть чистым человеком. Вот даже если человек живёт уже, он как бы грешит, всё равно молитву Иисусу творить стараешься. Я не знаю, мне еще помогает очень природа, но я стараюсь, в Москве ты пишешь — как-то это не так, я вот стараюсь писать на природе, у себя на даче мне нравится сидеть, там слушать что-то, писать, чтобы было тихо, спокойно, мне это очень важно. Я даже мастерские не очень люблю совместные, люблю одна писать, мне легче сконцентрироваться. Ну, конечно, общество — это прекрасно. Может, потому что я преподаватель, но мне нравится уединение.
Диакон Игорь Цуканов:
— Дорогие друзья, сегодня в гостях у «Вечера в воскресенья» Мария Олеговна Глебова, доцент кафедры и иконописи факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. У микрофона Кира Лаврентьева, я диакон Игорь Цуканов.
Кира Лаврентьева:
— Я просто почему спрашиваю? Ну, вопрос мой, наверное, наивен для вас, и вообще рассуждения такие детские, может быть, немножко, но всё же мне кажется, что благоговение нельзя терять. Всё-таки иконопись, да, это ведь не обычная живопись.
Мария Глебова:
— Да, это совсем разные вещи. Я не знаю, мне просто, я как бы не дорассказала, когда я крестилась, я сразу стала писать иконы, мне вот стало тягостно заниматься светским искусством. Да, я была очень счастлива, что я потом уже оставила всё светское. Хотя я часто пишу пейзажи, природа меня просто радует. И мне кажется, что в иконах очень много от природы красок. То есть вот так, сидя в серой Москве среди каких-то домов, ты не напишешь хорошо. Всё-таки природа — это такой, как бы, Дом Божий такой. И нам много можно, художникам, взять из этого творения Божьего, для своей работы. Конечно, мы не такие аскеты, как раньше, но мы как бы со смирением, с покаянием пишем иконы и как бы стараемся следовать поэтому святым этим образам, которые написали наши предшественники, которые были высокой духовной жизни, молиться. Вот я не знаю, для меня вот, ну и копирование, ты как бы постигаешь этот образ, это большое счастье, углубляешься в него. Я думаю, что такого нового что-то современный человек едва ли может прекрасного создать, хотя бы соприкасаться.
Диакон Игорь Цуканов:
— А вот как сегодня работает иконописец в том смысле, что очевидно, что он пишет иконы по заказу, я не знаю, храмов или каких-то благотворителей, но вот как это происходит? Вот приходит какой-то
проситель, то есть тот, кому нужна икона, говорит, что вот мне нужна икона, там, святителя Николая Чудотворца, например. Вот насколько иконописец, скажем, ну, свободен в том, чтобы, вот, существует же много, множество иконографических типов, допустим, иконы святителя Николая того же самого. Насколько иконописец свободен в том, чтобы написать конкретного святителя Николая, вот именно такого, а не какого-то другого? Или обычно вас ставят в какие-то жесткие рамки, что вот только так и никак иначе?
Мария Глебова:
— Да по-разному. Ну, я всегда беседую с заказчиками, и прислушиваются очень многие люди, объясняю, что там светленький лик такой живоподобный, что это, как бы, это времён упадка такое изображение. Как мы говорим о том, какой образ лучше. И вот часто заказчики прислушиваются, то, что они с уважением относятся, даёт то, что ты можешь как-то сделать достойный образ, выбрать образец хороший, доказать заказчику, что именно это хороший образец, и стоит его делать, что он и грамотный, и в традиции выполнен, что он духоносный этот образ, художественно прекрасен. Ну, объясняешь это, объясняешь почему. Некоторые прям не верят, но постепенно перестраиваются. Вот такой диалог, он сейчас почти повсеместный, потому что людям часто нравится, ну, как в музыке попса, так им нравятся такие какие-то слащавые образы, безвкусные из интернета, и вот получается, что заказчик, благодаря иконописцу, он образовывается тоже. Получается, что для иконописца сейчас необходимы знания, вот, в принципе, наш вот университет, он много знаний даёт, у нас немножко маловато практики, часов, но уж знаний у нас даётся более чем, то есть у нас очень грамотные выходят ребята. Некоторые даже искусствоведами начинают работать, кто не такой талантливый, потому что очень гуманитарное, достойное такое образование дается, и они вполне способны к диалогу.
Диакон Игорь Цуканов:
— А какое количество выпускников после того, как они уже заканчивают ПСТГУ, действительно остаются, иконописцами, становятся? Кто-то ведь уходит на какие-то другие стези, да?
Мария Глебова:
— Ну, понимаете, вот, например, я в своей мастерской. У меня, конечно, такое образование, такое, может быть, тяжёлое, я очень много заставляю заниматься, но вот мои почти все работают выпускники в профессии. Но тоже идут, например, в мастерскую ребята, которые действительно хотят учиться, работать, ну, как бы у нас очень жёсткий режим, я опаздывать не разрешаю, занятия начинаются, прогуливать не разрешаю. Как-то так.
Диакон Игорь Цуканов:
— А если прогуливают или опаздывают?
Мария Глебова:
— Ну, объяснительные пишут.
Диакон Игорь Цуканов:
— Но вы за это не отчисляете?
Мария Глебова:
— Нет, мы не отчисляем, но я просто стараюсь, чтобы была дисциплина. Вот, потому что...
Диакон Игорь Цуканов:
— Екатерина Сергеевна как раз, да?
Мария Глебова:
— Ну да, чтобы люди, чтобы мы успели пройти всё, потому что у нас очень много устных предметов, а если всё-таки быть иконописцем, надо очень много практически работать. И для этого надо много учиться, потому у нас ребята приходят часто вообще без художественного образования. И вот так, ну, как бы такая милость Божья, очень у нас хорошие есть преподаватели, окончившие Суриковский институт, они могут обучить рисунку, живописи, и вот получается, что многие ребята учатся и академическому, и иконописи, параллельно, но без этого нельзя. Вот, как отец Иоанн сказал, что надо научиться сначала рисунку, живописи, чтобы рука была верная и сердце верное, а потом уже начинать заниматься иконой. Вот отец Иоанн Крестьянкин, когда благословлял меня на учёбу по иконописи, он говорил, что обязательно надо, чтобы был хороший рисунок и живопись. То есть он меня благословлял учиться, чтобы я хорошо училась по этим предметам, потому что в иконописи это всё очень важно.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть можно ли сказать, что вся ваша деятельность, художественная жизнь, она проходит по благословению отца Иоанна? Так и получилось, да?
Мария Глебова:
— Ну, он очень помог, когда я поступала учиться, мы поступали с его благословения, учились, какие-то проблемы были. Потом уже батюшки не стало, у меня духовник, отец Владимир Воробьёв, какие-то я вещи спрашиваю. Человек должен трудиться, но Господь ведёт человека, у нас каждый день что-то происходит, какие-то задачи, какие-то события. Мы должны по-христиански проводить свою жизнь, освящаться молитвой, богослужением, таинствами. Вот такой труд благодатный, это, конечно, большое счастье. Трудиться и преподавать мне тоже нравится. Иногда, конечно, я устаю, потому что институт — это всё-таки некое заведение, там эти экзамены, просмотры всякие бывают сложные. Это не просто мастерская. График, какие-то сейчас всякие там требования такие бывают тяжёлые. Ну, всё равно очень приятно общаться с ребятами вот такими молодыми. Есть очень хорошие, искренние такие сердца, трепетные души. Очень приятно сталкиваться с такими вот ребятами.
Да все хорошие, и как бы радостно, когда как-то у них жизнь устраивается, работа. У нас не много уже выпускников, все, в принципе, даже кто многодетные мамы, но они даже всё равно ещё умудряются рисовать. Но это сформировало их как личности, вообще иконопись. Многие, прям, много детей, но у них очень творческие семьи, и дети все рисуют. Значит, даже если они сами мало рисуют, всё равно это то, как они освятились иконописанием, как дало благодать их семьям, их детям. Я тоже считаю, что это прекрасно.
Диакон Игорь Цуканов:
— Мария Олеговна, ну вот вы сказали, что вас благословил на занятие иконописью, на обучение в Лаврской иконописной школе отец Иоанн Крестьянкин, а вот дальше, после вашего первого знакомства в 1986 году, вы ведь продолжали с ним общаться, да?
Мария Глебова:
— Да, ну вот как раз батюшка очень следил, чтобы я хорошо училась в МСХШ, чтобы занималась рисунком, живописью хорошо, чтобы закончила хорошо. Он говорил, что всё это, за всё ты дашь ответ на Страшном суде, за каждое пропущенное занятие, за каждую несделанную работу, что очень важно, мастерство, чтобы было у художника, чтобы, если я собираюсь писать иконы, то моя рука должна быть крепкой, глаз верным, и сердце отдано Богу. Только тогда можно приступать к иконе. Говорил: неизвестно, вот как ты будешь учиться, выйдет из тебя иконописец, не выйдет. То есть иконопись — это уже какая-то награда такая художнику, вот, а не то, что это вот художник одолжение делает, что он занимается.
Диакон Игорь Цуканов:
— Не ремесло.
Мария Глебова:
— Не ремесло. Вот. Также всегда мы болели, когда там родственники у нас там... Я помню, что я ещё как бы батюшке написала помолиться, была какая-то опухоль у наших родных, вот. И мы просили его молитвы, и опухоль рассосалась. Вот такое чудо было у нас. Потом тоже вот часто, ну, как бы отец Иоанн участвует в жизни, мы чувствуем его молитвы, чувствуем какое-то особое присутствие его в своей жизни.
Диакон Игорь Цуканов:
— До сих пор?
Мария Глебова:
— До сих пор, да. Ну, советов очень много давал. Вот самое большое, что он для меня сделал, вот я, например, не очень слушалась свою маму, всё время куда-то уезжала, убегала, что-то искала где-то. А он очень следил, чтобы дети очень почитали своих родителей. Его была задача, чтобы в послушании рос человек. И он всегда спрашивал мнение, как вот мама думает. Вот как мама думает, так мы и поступим. И у всех моих друзей также отец Иоанн, он как бы вернул детей родителям. Это очень много, потому что действительно, что может быть без послушания, без почитания своих родителей. И вот он как бы всегда о своей маме рассказывал. Также я помню, что была тогда угроза в церкви. Пожилой митрополит Виталий, в Зарубежной церкви, он как-то не следил за действиями своей церкви. И началась такая, ну, как можно сказать, экспансия на нашу территорию. То есть начали организовываться приходы новые, каких-то священников сманивали в зарубежную юрисдикцию. Потому что он был старенький, и как бы, видимо, не мог за этим следить. И обычно не самые достойные священники шли, ну как бы предавали, ну как бы нарушали клятву, и образовывались новые приходы. И вот мы тоже ходили к такому священнику, который был чадом отца Иоанна, и постепенно он перешел в Зарубежную церковь. И вот отец Иоанн нас собрал тогда и стал с нами говорить. Им легко говорить зарубежом, что мы предали, что мы сотрудничали с властями, а сами бы они прожили? Говорит, меня Господь вёл через этапы. И Господь меня хранил. Он так трогал свои волосы, говорил, у меня даже волосы не тронули. Настолько Господь вот был со мной в тюрьме. Говорит, когда я шёл, в этапе было объявлено, в этапе священник — волосы не трогать. Говорит, и вот, разглаживал свои волосы, говорит, и вот я же назорей.
Диакон Игорь Цуканов:
— То есть его не остригли, как заключенных.
Мария Глебова:
— Не остригли, да. И он очень осердился на все эти события, что такое происходит в церкви, и поддерживал людей, чтобы они оставались в нашей церкви, не переходили в зарубежную юрисдикцию.
Но потом пришёл, сменил его митрополит Лавр, и как-то наши церкви воссоединились. Интересно, что я, как немножко пострадавшая от этого, от Зарубежной церкви, писала икону новомучеников на воссоединение церквей. Её дарил патриарх Алексей, тоже так интересно было. Ну вот новомученики, они очень близки, и вот отец Иоанн ушёл в День новомучеников, и писали мы на канонизацию эту икону. Как-то в моей жизни они особое участие обо мне принимают.
Кира Лаврентьева:
— Огромное спасибо за этот разговор. Мария, честно говоря, мы с отцом Игорем радостно удивлены. Спасибо вам большое, что вы пришли сегодня в нашу студию. Дорогие друзья, это был «Вечер воскресенья» на Радио ВЕРА, у нас в гостях была Мария Глебова, доцент кафедры иконописи факультета церковных художеств в Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете преподаватель копирования кафедры Суриковского института, мастерской реставрации, у микрофонов были диакон Игорь Цуканов и Кира Лаврентьева. Мы прощаемся с вами до следующего воскресенья, а вам, Мария, желаем помощи Божьей силы, радости.
Мария Глебова:
— Спасибо большое.
Диакон Игорь Цуканов:
—Спаси, Господи.
Кира Лаврентьева:
— Всего доброго. До свидания.
Все выпуски программы: Вечер Воскресенья
«Уверенность в себе». Протоиерей Алексей Батаногов, Елена Браун, Светлана Чехова
В этом выпуске «Клуба частных мнений» протоиерей Алексей Батаногов, юрист, подполковник внутренней службы в отставке Елена Браун и предприниматель Светлана Чехова размышляли о том, что может давать христианину уверенность в себе, как отличить это от ложной самоуверенности и как доверие Богу помогает в жизни.
Ведущая: Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Клуб частных мнений