«Битва при Вердене»

Константин Залесский

Гость программы — историк Константин Залесский.

Разговор шел о битве при Вердене французов и немцев во время Первой Мировой войны, известной как «Верденская мясорубка»: о её причинах, последствиях и значении в мировой истории.

Ведущий: Дмитрий Володихин

---

Д. Володихин:

— Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Это светлое радио — Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Сегодня мы поговорим об одной битве, которая случилась в рамках Первой мировой войны. Вообще говоря, в ряду громадного количества сражений, которые произошли на полях сражений этой войны, сражение, которое мы сегодня собираемся обозреть, не теряется. Оно, на мой взгляд, является наиболее известным из всех. Оно стало, что называется, притчей во языцех. И поэтому стоит о нём поговорить — что от этого сражения ожидали, что вышло, и чем оно стало в итоге. Итак, мы поговорим о великом и ужасном сражении за Верден, за французскую крепость Верден. И сегодня у нас вновь, как и в прошлый раз, специалист по истории военного дела первой половины ХХ столетия, замечательный историк, исторический публицист Константин Залесский. Здравствуйте.

К. Залесский:

— Здравствуйте.

Д. Володихин:

— Ну что ж, мы с вами начнём с разговора, скорее, христианского, чем политического, исторического. В начале ХХ века между европейцами, да, честно говоря, это задело отчасти и Российскую империю, была надежда, было доброе упование, заключавшееся в том, что народы мира накопили столь совершенное оружие, столь оно страшно и столь оно массовые жертвы может вызвать, если применить его, что, может быть, не стоит думать о новой большой войне — она стала невозможной. Действительно, до какой степени народы готовы были применить пулемёты, дальнобойные орудия, авиацию, дредноуты, или всё-таки считали, что само состояние вооружения, в конечном итоге, если и позволит войну, то сократит её до минимальных в хронологическом плане величин, и она вскоре кончится, в силу того, что нельзя с таким оружием долго воевать?

К. Залесский:

— Да, такие мнения были. И поэтому, кстати, когда началась Првая мировая война, ведь не только Россия — вот у нас очень часто любят говорить о снарядном голоде, — но это не только в России, это во всех странах, которые вступили в Первую мировую войну. Все были не готовы, что будет такой расход боеприпасов. Потому что все думали, что война на самом деле очень быстро закончится. Ведь начало Первой мировой войны вызвало энтузиазм во всех странах: в Германии, в России, во Франции тоже.

Д. Володихин:

— Опять-таки, это всё-таки православное радио, поэтому хочется объяснить. Общество к тому времени и в Европе, и в России было в значительной степени расхристанным — в том смысле, что идеалы христианства огромные массы людей покинули. Поэтому мыслили прагматично: ну, как же мы будем воевать? Мы же друг друга убьём в первые несколько дней.

К. Залесский:

— И на самом деле люди, которые шли на войну... Причём, например, в России был энтузиазм, потому что шли защищать свою страну, шли защищать своих православных братьев сербов. И в общем и целом везде, даже в той же самой Германии, все собирались вернуться домой к Рождеству. То есть 1 сентября, и все к декабрю, в общем, собирались домой.

Д. Володихин:

— Мы быстренько немного повоюем и покажем, что у нас-то оружие самое лучшее.

К. Залесский:

— Да, победим, и этом всё закончится. Да, конечно, Первая мировая война была не первой войной нового типа. Но все другие войны были какие-то периферийные. То есть была русско-японская война, но там ещё не было особой военной авиации, танков-то уж и подавно не было, да и пулемётов было немного.

Д. Володихин:

— Не было дредноутов.

К. Залесский:

— Ну, они туда не доплыли просто.

Д. Володихин:

— Нет, они ещё не существовали, ещё несколько лет до дредноутов было.

К. Залесский:

— Потом была, конечно же, англо-бурская война. Откуда идёт: на любой ваш вопрос наш ясный ответ — у нас есть «Максим», а у вас его нет.

Д. Володихин:

— Была ещё франко-прусская война.

К. Залесский:

— Нет, это война старого типа, ещё традиционная война — там всё нормально. То есть, в общем, войны нового типа — это с 1899 года.

Д. Володихин:

— То есть, иными словами, традиционная война — это война, на которой, если повезёт, то убьют не слишком много людей.

К. Залесский:

— Да, это когда и командир может впереди с саблей бежать, и кавалерийские атаки могут быть, и рейды кавалерии по тылам противника, и под барабанный бой, штыки наперевес, в атаку ходить — вот это старая война.

Д. Володихин:

— Ну что ж, все понимали, что будет новая война, принципиально иная. И все думали, что она продлится недолго. А собственно христианское чувство этот боевой энтузиазм подпитывало очень мало, скорее оно находилось в состоянии глубокой депрессии — это чувство. И люди радовались тому, что их государство могущественно, хорошо вооружено и готово сломать всем хребет — чувство абсолютно не христианское. Но вот в любом случае мы сейчас рассмотрим пик того нехристианского, что произошло во время Первой мировой войны. А пик — это сражение за французскую крепость Верден. Вот очень важно, может быть, стоит начать с конца: чем стала битва за Верден, крайне, чудовищно кровопролитная для двух сторон — сражались французы и немцы. И отношение их к этой битве очень разное.

К. Залесский:

— Да, и что с одной стороны, что с другой, эта битва превратилась в миф, превратилась в символ, превратилась в некую наднациональную идею. Для французов битва под Верденом, битва за Верден, Верденская битва, Верденская мясорубка, как её ещё называли, она превратилась в символ национальной гордости, в символ национальной стойкости.

Д. Володихин:

— «Мы не сдали эту крепость!»

К. Залесский:

— От французского лозунга произошёл испанский «но пасаран» — «они не пройдут». Этот лозунг был выбит на памятнике, который был поставлен французами на самом Верденском поле. И это значит, что мы, французы, мы смогли, мы выстояли. И после окончания войны Первой мировой эта легенда с каждым годом всё росла, росла, наливалась кровью, наливалась новым смыслом. Маршал Петен, который командовал французскими войсками при Вердене, стал национальным героем, стал маршалом Франции. А во Франции так очень скупо дают маршальские звания, там с ними очень сложно всё. Он стал маршалом Франции, он потом занял много высших военных постов, хотя он был абсолютно, в общем, к ним не готов совершенно ни политически, ни военно, ни по возрасту тоже. Неизвестный солдат, которого выкопали на Верденском поле, был захоронен у Триумфальной арки.

Д. Володихин:

— То есть наши советские неизвестные солдаты — это, в какой-то степени, калька со французских легенд.

К. Залесский:

— Именно с Вердена.

Д. Володихин:

— О, Господи!

К. Залесский:

— То есть солдат под Триумфальной аркой захоронен именно верденский. Именно под Верденом попал в плен раненый Шарль де Голль. То есть, понимаете, всё сводилось именно к Вердену, он заслонил собой всё, он стал символом Франции, символом национальной гордости.

Д. Володихин:

— Ну хорошо. А для немцев?

К. Залесский:

— Для немцев Верден не стал символом их поражения — ни в коем случае. Он для них стал символом другого. Для немцев Верден, который они, в общем, не выиграли, Верденскую битву, для них стал символом вот новой современной войны. То есть вот эта та самая война, через горнило который прошёл немецкий солдат. И он из этого верденского горнила, верденского ада...

Д. Володихин:

— Вышел Терминатором.

К. Залесский:

— Да, вы абсолютно точно сказали. Именно вышел вот этот закалённый в боях штурмовик, который может всё снести на своём пути. То есть этот вот образ немецкого солдата, солдата новой армии, армии нового типа, технологичной армии, которая засыпает всех снарядами, травит всех газами. Но этот человек идёт вперёд ради своей родины-Германии. То есть Верден стал символом, причём символом не отрицательным, для обеих, участвовавших в этом сражении, наций.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, вы послушали, что для одних — героизм, для других — совершенство солдата. И этот «дойчен зольдатен нихт капитулирен» — это символ военщины, которая, в общем, христианина не может обрадовать ни в коем случае в немецком варианте и, в общем, ужасает во французском варианте. И ради Бога, давайте сосредоточимся не на солдатской доблести, не на славе, а на том, что в общем русская историография вынесла из Вердена. Вот вы, Константин, сказали, произнесли это словосочетание «верденская мясорубка». Для России всё было предельно ясно: новая война, война нового типа — это, прежде всего, чудовищная, жрущая людей мясорубка. И Верден — её символ.

К. Залесский:

— Да, для нашей историографии именно Верден у нас вошёл в историю именно как «верденская мясорубка».

Д. Володихин:

— И, может быть, наблюдатель, который издалека обозревает всё, что там произошло, несколько более прав, чем те люди, которые столкнулись там и должны были это чудовищное кровопролитие как-то оправдать. Дорогие радиослушатели, несмотря на тему, которую мы обсуждаем, это всё-таки светлое радио — Радио ВЕРА, православное радио. У нас в эфире передача «Исторический час». И для того, чтобы понять, в какое противоречие входила старая Европа в Первую мировую войну, вот представьте себе, что на ваших глазах тысячи людей жестоко день за днём убивает друг друга. А в эфире звучит «Ода к радости» Бетховена — символ объединённой Европы. Послушайте и представьте себе: звучит эта музыка, трещат пулемёты, лупят со всех сил крупнокалиберные орудия, и пехота умирает с одной и с другой стороны. Прошу вас.

(Звучит музыка Бетховена.)

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, знаете, лучше композитора Бетховена, одного из живых средоточий европейской культуры и цивилизации, для озвучивания Первой мировой войны годится только Рихард Вагнер, но мы ещё до него доберёмся. А сейчас хочу сказать вам следующее. Понимаете, смерть тысяч, десятков тысяч, сотен тысяч людей ничего не значит для человека, который находится вдалеке. Но если только он посмотрит в лицо окровавленного трупа, который находится перед ним, даже если это будет один-единственный человек, не дошедший домой из госпиталя, упавший и скончавшийся от ран на Первой мировой войне — вот это будет ужасно для всякой войны. Наше радио всегда за мир, всегда против греха убийства. Вернёмся к греху убийства и рассмотрим его под лупой. Собственно, к Вердену вели тактические планы, которые не должны были привести к мясорубке. Но логика этой войны нового типа неизменно к ней приводит до настоящих времён. Прошу вас, Константин, расскажите, как всё-таки до этого дошли французы и немцы, совершенно не планируя такого ужаса?

К. Залесский:

— Крепости Верден, видимо, сам Бог велел, так сказать, предназначил судьбой стать центром грандиозного сражения. Дело всё в том, что само название «верден», или «вердуном» по-латыни, в переводе с кельтского означает «мощная крепость». И её герб, который до сих пор существует для Вердена — это золотая крепость на лазоревом фоне. Она всегда была мощной крепостью, мощным укрепрайоном. Правда, её два раза брали немцы ещё до Первой мировой войны. Но, в конце концов, к 1914 году это был достаточно мощный укреплённый пункт. Ну как мощный? Это был самый мощный укреплённый пункт на немецко-французской границе. Это пояс из 43 фортов. Причём из них 20 — это мощные форты, 23 — уже так, более мелкие. Но это был самый мощный укрепрайон. Хотя надо сказать, что с началом Первой мировой войны в сооружения фортификационные особо не верили, особенно после Мобежа. Когда выяснилось, что немецкие орудия, в общем, разносят в пух и прах эти все фортификационные сооружения, и они уже не являются такой скалой, за которой можно спрятаться и пересидеть войну.

Д. Володихин:

— Люди ещё не понимали, что если люди останутся в развалинах и у них будет пулемёт, они будут стоять там очень долго и убивать тех, кто атакует, огромными массами — это другая война. Запомните: подземелье. Запомните: пехота, которая сидит в этих бункерах. Запомните: огромные, массовые, можно сказать, жертвы. Запомните это.

К. Залесский:

— Да. А пока, перед Первой мировой войной, все делали ставку на то, чтобы увеличить стены, увеличить толщину стен. Сначала построили одни форты. Потом выяснилось, что у немцев есть сильная артиллерия. В результате, перед войной форты Вердена нарастили по направлению главного удара ещё на два с половиной метра бетона, а сверху ещё землёй позасыпали. То есть это были совершенно такие циклопические сооружения. Но вначале Первой мировой войны, в 1915 году, в общем и целом на сооружения крепостные стали смотреть сквозь пальцы. И даже в середине 1915 года крепость Верден была переименована в крепостной район Верден — её статус был понижен на целую позицию. И постепенно оттуда стали вывозить тяжёлую артиллерию. В результате, вывезли оттуда порядка сорока трёх батарей тяжёлой артиллерии, одиннадцать батарей лёгкой артиллерии и на фронт отправили. Тем более, что фельдмаршал Жоффр — прошу прощения, фельдмаршала он получил позже, тогда он ещё был генерал Жоффр — он присвоил участку Вердена статус спокойного участка фронта.

Д. Володихин:

— Здесь не будет большой войны, никто особенно не погибнет.

К. Залесский:

— Да, и никто особенно не пойдёт на эти сооружения, никому они, в общем-то, не нужны.

Д. Володихин:

— Мы профессионалы, мы понимаем, в этой войне никогда ничего не случится того, что мы не предскажем.

К. Залесский:

— Да. А в это время, после 1915 года, генерал Эрих фон Фалькенгайн, который возглавлял верховное командование Германии уже год, с конца 1914 года, вёл планирование новой операции на 1916 год. Перед немецким генштабом на 1916 год стояла задача закончить войну. Все планируют следующую кампанию, которая будет последней.

Д. Володихин:

— Прорваться и дойти до Парижа.

К. Залесский:

— Не совсем так. Дело всё в том, что Фалькенгайн провёл анализ сложившейся ситуации и пришёл к следующему выводу: главное — нужно вывести из войны Великобританию, потому что она является локомотивом войны. Почему локомотивом войны? Потому что до неё невозможно добраться по суше. У неё военная промышленность, до которой тоже нельзя добраться и которая является кузницей всего этого вооружения. У неё флот и деньги — всё предельно просто. Поэтому нужно вывести Англию из войны. Но как её можно вывести? Значит, Итальянский фронт можно забыть сразу, потому что Англии наплевать на Итальянский фронт. Русский фронт бесперспективен абсолютно, потому что, по мнению генерала Фалькенгайна — это, несмотря на то, что в 1915 году было так называемое великое отступление, то есть русские отошли, и такая как бы эйфория успеха некоего существовала. Но, по мнению Фалькенгайна, даже если немецкие войска возьмут Санкт-Петербург, то, во-первых, русские не выйдут из войны, а во-вторых, Англии на это наплевать.

Д. Володихин:

— То есть можно стараться, сколько угодно, и положить, сколько угодно, солдат на Русском фронте — это ничего не изменит.

К. Залесский:

— Не изменит абсолютно. Значит, нанести удар на фронте, который занимали британские армии, то есть это северный участок фронта — там Бельгия, тот участок — совершенно нецелесообразно, потому что тот участок просто состоит из траншей, колючей проволоки, то есть он укреплён очень сильно. И там уже в 1915 году атаки туда и сюда были проведены, и, в общем, они показали абсолютную бесперспективность, то есть там продвижение невозможно. И тогда Фалькенгайн пришёл к совершенно логичному, с точки зрения немецкого военачальника, выводу. Честно скажу, с моей точки зрения, не очень логичному, но, с точки зрения немецкого начальника, логичному.

Д. Володихин:

— Что же ты, немецкий гений, тактический? Помните генерала Фуля? Облическое движение?Одна колонна марширует, другая колонна марширует.

К. Залесский:

— Что же, какой вывод сделал немецкий гений? Немецкий гений сделал вывод, что если убедить Францию в том, что война бесперспективна, то Франция будет слабым звеном, и она опустит руки. И тем самым из рук Англии выпадет её главный разящий меч и приведёт Англию к тому, что одна она воевать не будет.

Д. Володихин:

— Так, разящий меч — это французы?

К. Залесский:

— Это французы, да.

Д. Володихин:

— Ну, хорошо, ладно. Я так понимаю, что «давайте ударим по Вердену, там нас не ждут, и мы сломаем Францию»?

К. Залесский:

— Да, мы пробьём французскую армию, окружим там порядка восьми дивизий, если, так сказать, получится. У нас будет открыта дорога на Париж — там 250 километров по прямой. Но, вообще-то, по меркам Первой мировой войны, 250 километров — это очень много.

Д. Володихин:

— «Ну, что вам сказать? Давайте пророем туннель до Бомбея». — «Зачем?» — «Ну, стратегически это величественный ход».

К. Залесский:

— Так вот, здесь как раз начинается та самая загадка, которая до сих пор мучает всех историков. Загадка заключается в том, что после войны генерал Фалькенгайн, карьеру которого сломал Верден, написал мемуары, в которых указал, что его главной целью наступления на Верден была политика истощения Франции. То есть цель была не разбить французов, а показать французскому обществу кошмар, ужас войны и бесперспективность ведения военных действий.
Д. Володихин

— Что вам сказать, дорогие радиослушатели? Прислушайтесь к этим словам — иной раз и дурак бывает мудрецом. Иной раз и мудрец бывает дураком. Иной раз эти понятия совместимы. Фалькенгайн одновременно дурак и мудрец, но в обоих случаях он — злой дурак и злой мудрец.
К. Залесский

— Да, конечно, злой. Потому что, в конце концов, с этой точкой зрения, которую он высказал в мемуарах, в общем и целом очень многие согласились. Потому что, с точки зрения оперативной логики, или тактической логики, наступление, которое было организовано, достаточно плохо спланировано было. Наступление было организовано по одному берегу Мааса, а не по двум. В общем и целом были созданы очень большие резервы для развития успеха, или неуспеха, но для подкрепления, но было мало вложено сил в прорыв. Были сосредоточены колоссальные запасы вооружения. То есть это вооружение, в общем, скорее как раз было использовано именно для борьбы на истощение.

Д. Володихин:

— В сущности, что это значит? «Дорогие немцы, мы бросим в огонь тысячи людей, мы засыплем их свинцом, засыплем их снарядами, мы уничтожим их артиллерией. Мы бросим столько народу, что они всё раздавят, уничтожат, раскрошат. Мы устроим им мясорубку». Запомните это слово — «мясорубка». Ну и французы видят, что немцы наступают, и решают: а не устроить ли им мясорубку?

К. Залесский:

— Да, ответную мясорубку. И вот здесь возникает вопрос: а что же хотел Фалькенгайн на самом деле? И, в принципе, можно сказать, что, наверное, был компромиссный вариант.

Д. Володихин:

— Дедушка потом писал мемуары и написал, что он хотел. А что он хотел в 1915 году — уже и сам забыл.

К. Залесский:

— Да, уже и сам забыл, потому как парадокс заключается в том, что задача истощения не была поставлена перед армией кронпринца, которая наступала как раз на этом участке.

Д. Володихин:

— «Идите и возьмите Верден».

К. Залесский:

— Причём как можно быстрее — ну, как обычно в войне.

Д. Володихин:

— «Там восемь дивизий — приведите их на аркане».

К. Залесский:

— Да. И как раз приказ по пятой армии немецкой как раз и звучал так: в кратчайшие сроки взять Верден. Но потом всё затянулось. На самом деле были не очень удачные приказы отданы — они были очень противоречивые. Первый приказ после наступления был занять территорию, которая подверглась бомбардировке, но не проявлять особой инициативы.

Д. Володихин:

— «Там, знаете, уже никого нет — займите эти места».

К. Залесский:

— Абсолютно правильно. Но некоторые немецкие историки утверждают, что если бы на следующий день был дан приказ: давайте-ка, ребята, в семь утра всеми силами рванём на Верден, — то Верден бы взяли.

Д. Володихин:

— Хорошая мысля бывает опосля.

К. Залесский:

— Да, но она не пришла никому. И в результате сложилась эта вот самая Верденская мясорубка. Причём слово «мясорубка», чем, скажем так, очень подходит к этому сражению? Это нашей историографией она так упоминается — в немецкой и французской обычно её так не упоминают. Там — «костоломка», но это мемуары солдат, то есть из солдатских мемуаров идёт.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. И мы обсуждаем страшные, тяжёлые темы, но тем не менее мы остаёмся светлым радио. Буквально ненадолго, на минуту, мы прерываем наш с вами диалог, чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, это светлое радио — Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я — Дмитрий Володихин. Наш гость, сегодня сидящий в нашей студии, замечательный историк военного дела Европы и России в первой половине ХХ века, исторический публицист Константин Залесский. Мы обсуждаем с ним битву-символ — Верденскую мясорубку времён Первой мировой войны. Насколько я понимаю, никто не хотел мясорубки, но немцы решили взять Верден влёгкую. Французы решили влёгкую положить немцев. И вот они так влёгкую убивали друг друга на протяжении многих месяцев.

К. Залесский:

— Операция началась 21 февраля 1916 года. В принципе, она должна была начаться на 10 дней раньше, но задержалась из-за погоды. И надо сказать, что начало этой операции уже говорило о том, на мой взгляд, что это будет такое. Дело всё в том, что наступлению немцев предшествовала десятичасовая артиллерийская подготовка. Причём порядка 1300 орудий участвовали в этой артподготовке. И надо подчеркнуть, что это очень небольшой участок фронта — это участок фронта всего одной армии. А на этом участке фронта в одном направлении главного удара на тот момент размещалось порядка трёх французских дивизий. И десятичасовая артподготовка, по примерным подсчётам, точных подсчётов, естественно, нет — каждый час на фронте было использовано сто тысяч артиллерийских снарядов. И так десять часов. Через девять часов вперёд пошли первые наблюдатели, разведчики, инженеры. И через десять часов, соответственно в 18 часов вечера, пошли в наступление немецкие войска. А надо сказать, что, естественно, первое наступление было достаточно успешным, потому что французов просто вколотили в землю. И до 25 февраля там шло достаточно неплохое наступление, но с самого начала оказалось, что немецкий план не просчитан. Такого сопротивления, которое оказали французы, которых, в общем-то, сравняли с землёй, никто не ожидал — немцы не ожидали. То есть французы оказали большое сопротивление. Генерал Петен, под командованием которого две армии были объединены, начал организовывать оборону всеми силами.

Д. Володихин:

— Ох, какие знакомые слова: оборона укреплённого района, бункеры, огромная, мощная артиллерийская подготовка, стрельба с земли и, наверное, ещё и была с воздуха — там всё-таки авиация была задействована.

К. Залесский:

— Заранее немцы подготовили всё, чтобы захватить в воздухе полное превосходство.

Д. Володихин:

— Абсолютно верно. Битва за руины, битва, которая не прекращается на протяжении очень долгого времени и приносит тяжёлые потери.

К. Залесский:

— Причём надо отметить, что у немцев в том числе были и так называемые «Длинные Гансы». Это 320-миллиметровые корабельные орудия.

Д. Володихин:

— И вот так, ради интереса: для того, чтобы поднять снаряд этого орудия, одного человека недостаточно.

К. Залесский:

— Там тележкой поднимали.

Д. Володихин:

— Следовательно, удар этого снаряда достаточен для того, чтобы снести здание любой этажности.

К. Залесский:

— Да были ещё «Большие Берты» — это миномёты.420-миллиметровые. То есть это совершенно кошмарное вооружение. Правда, их было немного, слава Богу, но в общем и целом они были. И 25 февраля был взят форт Дуомон. В Германии это было объявлено чуть ли не национальным днём победы, потому что форт Дуомон был лучшим фортом Франции и, соответственно, лучшим фортом мира. То есть это было выдающееся, так сказать, фортификационное сооружение, в принципе неприступное.

Д. Володихин:

— Ну, что сказать? Так проходит слава земная.

К. Залесский:

— Да, правда, единственное, что у него работало только одно орудие 155-миллиметровое, и в общем и целом никто не понимал, как его оборонять. В результате немцы прорвались внутрь и взяли его, причём они его взяли, потеряв 32 человека.

Д. Володихин:

— Но надо сказать, что вначале им было хорошо, но потом французы как-то опомнились.

К. Залесский:

— Французы опомнились, причём опомнились достаточно быстро. И с 27 февраля по 6 марта, то есть это дней за десять, в этот район было переброшено 190 тысяч французских солдат. Причём для этого был мобилизован автотранспорт со всей Франции, частный — конфискован. И это всё не прекращается. Причём выяснилось, что существует только одна дорога Бар-ле-Дюк, которая идёт во французский укрепрайон Верден, и она простреливается немцами. Правда, немцы почему-то не сообразили, что она простреливается, и не стали её закрывать постоянной артиллерийской канонадой.

Д. Володихин:

— Не все сразу поняли, что это война нового типа.

К. Залесский:

— Да. И вот представьте себе: вот эта дорога, так называемая «священная дорога» или «священный путь», как его назвали французы, Бар-ле-Дюк, по которой идёт непрерывный поток транспорта. Если машина заглохнет, её сталкивают с дороги, чтобы ни на минуту не было пробки. И идёт поток грузов по дороге. Пехота идёт рядом с дорогой, на дорогу пехоту никто не пускает, потому что там едут машины. И вот этот поток нескончаем, то есть он просто идёт, идёт и идёт.

Д. Володихин:

— А обратно, через некоторое время, гробы.

К. Залесский:

— Нет, гробы не вывозили.

Д. Володихин:

— Не так сразу, да? Или там прямо хоронили?

К. Залесский:

— Да, там. Кошмар Вердена был вот в чём: гибли ведь и на других участках фронта Первой мировой войны, и гибли тоже в очень значительном количестве солдаты. Много гибло на пулемётах. Пулемёты — это страшное изобретение, которое полностью выкашивает наступающие линии атакующих. Здесь ужас был вот в чём: Верденский укрепрайон, несмотря на то, что он как бы большой, тем не менее для такого количества артиллерийских орудий он слишком маленький. И всё это поле, которое стали называть «верденский ландшафт»...

Д. Володихин:

— Ох, мне напоминает это лунный пейзаж. Откуда бы это взялось?

К. Залесский:

— Абсолютно правильно. То есть это всё поле, покрытое воронками — воронка на воронке. Деревья отсутствуют, потому что от деревьев остались только щепки, торчащие из земли, потому что всё разрушено. В какие-то моменты до четырёх тысяч орудий с обоих сторон ведут артиллерийский огонь по этому участку фронта. На этом участке фронта часть, которая подходит из второго или третьего эшелона к фронту — в принципе, обычно доходит половина, а иногда меньше.

Д. Володихин:

— Но итог-то какой всего этого? Что за счастье выпало обеим сторонам?

К. Залесский:

— То есть вот получается такой Верденский ад. Причём под постоянным огнём невозможно постоянно меняться. Всё время идёт ротация — нельзя же оставлять... Могу привести пример: 80-й гессенский фузилерный полк немецкий с 21 февраля по 1 марта потерял 450 человек; со 2-го по 4 марта ещё 600 человек; с 9-го по 10 марта ещё 574.

Д. Володихин:

— Там вообще кто-то остался?

К. Залесский:

— Остались, но немного. Надо сказать, что когда мы смотрим статистику потерь дивизий, то некоторые дивизии потеряли убитыми и ранеными больше своего численного состава.

Д. Володихин:

— Это значит, что к ним пришли резервы, которые тоже были уничтожены.

К. Залесский:

— Абсолютно правильно.

Д. Володихин:

— Ну, что тут скажешь? Это как раз и есть война нового типа. И, как бы это правильно назвать? Ротация резервов приводит к расходу резервов на подходе и при занятии позиции.

К. Залесский:

— Да. Причём генерал, на тот момент, Жоффр придерживался атакующей тактики. Он считал, что нужно всё время атаковать, атаковать и атаковать. А Петен придерживался тактики борьбы на истощение, то есть надо занять оборону и уничтожать противника, который наступает, и потихоньку его перемалывать. И вот эти бои на Верденском плацдарме привели к тому, что постоянные встречные бои. Причём тот самый форт Дуомон, о котором мы с вами говорили, который был величайшим успехом немецкой армии, а французам он был, как кость в горле и национальный траур, французы пытались несколько раз вернуть — абсолютно не получилось. Это при том, что этот форт уже не использовался как оборонительное сооружение.

Д. Володихин:

— Ну, то есть это вопрос информационной войны. Давайте обеспечим продвижение, и позиции, которые важны для нас, не должны уйти к врагу. Если ушли, мы их попытаемся отбить. И так много раз с обеих сторон.

К. Залесский:

— Причём форт Дуомон стал таким моральным символом — надо его вернуть. А там что? Там склад, там госпиталь, там ничего. Там была одна башня со 155-миллиметровым орудием, о котором мы говорили. Так вот, французы, уходя, её заклинили и, соответственно, эта башня уже не работала. Но всё равно попытки были взять — не получилось, французы не смогли его взять. На тот момент, я имею, в виду, естественно. Плюс начались постоянные выматывающие бои за местные высоты. Там местность гористая и хребты идут. Например, «высота мертвеца», как она называлась, переходила из рук в руки бесконечное количество раз. И в том числе там гибло какое-то совершенно бесконечное количество солдат — на пулемётах.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, я хотел бы напомнить, что это светлое радио — Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». О каких бы кошмарах мы ни вещали, мы стараемся дать этому христианскую оценку. И пока мне хотелось бы показать вам эту самую христианскую оценку, сравнивая то, что происходит в Вердене, с определённого рода музыкой. Знаете, почувствуйте себя на какое-то время хоть немцами, хоть французами. Эти чувства будут прекрасно переданы «Полётом валькирий» Рихарда Вагнера: сейчас мы их победим. Вот они полетели.

(Звучит музыка Вагнера.)

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, мне хотелось бы напомнить вам о финише этой гигантской гекатомбы Первой мировой войны, символической гекатомбы: немцы не взяли Верден полностью, французы Верден полностью не отстояли.

К. Залесский:

— Дальше развивались события по-разному, с переменным успехом, но всё равно это был кошмар. 8 мая взлетел на воздух склад горючих материалов в форте Дуомон — внутри, по разгильдяйству солдат. Погибло 800 человек. С 1-го по 7 июня, в течение семи дней, шли ожесточённые бои за форт Во, причём они шли внутри форта Во, в этих подземных катакомбах. Там солдаты в полной темноте сражались друг с другом. Общие потери превысили три тысячи человек.

Д. Володихин:

— При том, по отзывам современников, пол был тотально залит кровью.

К. Залесский:

— Там было скользко просто ходить, строили баррикады из мертвецов. Но к чему всё пришло к концу? Фалькенгайн был снят с поста своего за провалы. И в октябре 1916 года немецкое командование, то есть раньше ещё, в августе, начало сворачивать Верденскую операцию. А в октябре 1916 года французские войска, собрав все силы, перешли в контрнаступление. Немцы уже не желали вести дальше эту операцию. В результате, 24 октября французские войска взяли обратно форт Дуомон, причём пробив его. Они поставили батарею четырёхсот миллиметровых орудий, которые били два дня в одну точку и разнесли этот форт их же собственной постройки. Немцы ушли из форта Дуомон, а потом просто ушли из форта Во. В результате, к концу наступления, к концу Верденской операции, которая, официально считается, закончилась 20 декабря 1916 года (на самом деле чуть раньше — в сентябре), оказалось, что войска вышли на те же самые позиции, с которых 21 февраля 1916 года немецкие войска перешли в наступление на Верден.

Д. Володихин:

— О, счастье! Взаимная мясорубка закончилась. И потеряли две стороны?

К. Залесский:

— Точных цифр, естественно, как положено, нет, но, по примерным подсчётам, французы потеряли 377 тысяч человек убитыми и ранеными — имеется в виду достаточно тяжело ранеными. А немцы потеряли 337 тысяч человек.

Д. Володихин:

— Дорогие радиослушатели, но что тут скажешь? А фронт в конечном итоге остался незыблем — вот она война нового типа.

К. Залесский:

— Да, именно эта война — нового типа. И символом этого стал вот этот вот самый бесцельный Верден. И мало того, что он стал бесцельный, эти жертвы — с чего мы начали передачу — их надо было как-то обосновать.

Д. Володихин:

— И обе стороны взялись за это с великим идеологическим азартом. Кто из них был прав — мы сейчас услышим.

К. Залесский:

— Да. И на тот момент Верден сыграл именно такую роль — он стал национальным символом для Франции, он стал символом войны для Германии. И в общем и целом это был один из эпизодов, который занял целый 1916 год, этой войны. Но Первая мировая война закончилась, сыграли победу — Франция. И подошло время Второй мировой войны. И вот тут оказалось, что потери Первой мировой войны — а символом потерь Первой мировой войны, символом бессмысленности этих потерь и была Верденская мясорубка. И вот здесь оказалось, что французская нация не хочет больше приносить такие жертвы.

Д. Володихин:

— Короче говоря: «Вот на второй Верден я, пожалуй, не пойду. В военкомате признайте меня за небольшую мзду несколько больным».

К. Залесский:

— Или не пойдёт в атаку дивизия.

Д. Володихин:

— «Мы, пожалуй, посидим в окопах, а вы, драгоценные командиры, можете, потрясая револьверами, идти вперёд».

К. Залесский:

— И в результате, что мы имеем? Мы имеем странную войну 1939-40 годов. Мы имеем летнюю кампанию 1940 года, когда германские войска в общем и целом без каких-то очень серьёзных потерь нанесли поражение великой французской армии и вошли в Париж.

Д. Володихин:

— Иначе говоря, если я правильно вас понимаю, то немецкая борьба за Верден Первой мировой войны надломила французский боевой дух.

К. Залесский:

— Да. То есть генерал Фалькенгайн, который просчитался во всём, во всех своих планах, которые он планировал на 1916 год, собираясь выиграть Первую мировую войну, он просчитался во всём — и выиграл кампанию 1940 года.

Д. Володихин:

— То есть в этом мире реализовалось безумие старика.

К. Залесский:

— Да, абсолютно правильно.

Д. Володихин:

— Что тут скажешь? Ну а французы ведь Верден чтили чрезвычайно долго, как героический подвиг, национальную... не хотел сказать «катастрофа» — национальную победу и так далее, да?

К. Залесский:

— Да. Там огромное количество воинских захоронений. Есть даже так называемый Дуомонский оссуарий. Там захоронено 130 тысяч солдат.

Д. Володихин:

— Французов или с обеих сторон?

К. Залесский:

— Всех. В основном французов, но там, естественно, и немецкие могилы, потому что немцы там хоронили большую часть периода военных действий — Дуомон-то у них был. И как раз вот у Дуомона тогда Миттеран с Фогелем собрались и преклонили колена.

Д. Володихин:

— Это когда произошло?

К. Залесский:

— Это был у нас юбилей войны, по-моему, не будут настаивать, но, по-моему, это был 1996 год. Они там преклонили колени, и сейчас там висит три флага, на Дуомоне: немецкий (современный), французский и флаг Евросоюза.

Д. Володихин:

— Ну что вам сказать? Хорошая мина при плохой игре очень помогает.

К. Залесский:

— Братская могила бессмысленной войны.

Д. Володихин:

— То есть гекатомба героизма. Два народа убивали друг друга на протяжении многих месяцев, героически, умело, искусно, применив всю мощь национального интеллектуалитета, французского и немецкого, использовав все изобретения этого самого интеллектуалитета в сфере артиллерии, авиации, стрелкового оружия, тактики, использовав всю мощь военной элиты, которая разрабатывала тактические планы. И — по нулям.

К. Залесский:

— Да, по нулям. Но это, к сожалению, по нулям только в тактическом смысле.

Д. Володихин:

— Но 700 тысяч мертвецов — это, конечно, результат. С двух сторон.

К. Залесский:

— Да, но это на самом деле сломило французскую нацию. А у немцев это дало другой эффект. Это дало эффект — то, о чём писал Юнгер — это вот стальные грозы, стальные ливни. Это вышедший оттуда солдат, который вернулся в Германию, не проиграв войну, потому что её проиграли те, кто в тылу наносил удар в спину, а вернулся непроигравший солдат, который проливал за родину кровь и который знает, как нужно управлять этой новой страной.

Д. Володихин:

— То есть, иными словами, немецкий солдат, превратившийся в Терминатора. Бей по нему хоть из крупнокалиберного пулемёта — он стоит, и пули отскакивают.

К. Залесский:

— И он ещё знает, какой должен быть порядок на родине, потому что он кровью заслужил право решать, что будет на родине, кого он поддержит — этих штатских штафирок из разных социал-демократов или подлинное национальное возрождение, которое ему предложил Адольф Гитлер.

Д. Володихин:

— Но что тут сказать? Вы знаете, мне кажется, что произошла ситуация погружения христианской Европы в глубокой язычество, поклонение языческим символам, языческим идеалам, чуть ли не языческим божествам. Языческие божества потребовали: а сделайте-ка вы для нас прекрасные жертвоприношения и принесите нам сотни тысяч прекрасных, могучих молодых мужчин. И две стороны решили: ну а что? — ради победы давайте принесём жертвоприношения языческим божествам, идеалам и так далее.

К. Залесский:

— И храмом их стал именно Верден.

Д. Володихин:

— Совершенно верно. Храм языческий — по смыслу пролитой крови. Да?

К. Залесский:

— Да, абсолютно правильно. И вот это как раз то самое значение Верденского сражения, которое пусть и является только эпизодом Первой мировой войны.

Д. Володихин:

— Что вам сказать, дорогие радиослушатели? Посмотрите на нынешний мир: война, война, война. Война, которую необходимо выигрывать, и здесь, и там, в разных местах мира — не будем сводить к одному месту. И христианин, всё-таки печалясь о том, что человек несовершенен, бес соблазняет его и ведёт его к смертоубийству и другим грехам, всё-таки пожелает: скорее бы закончилось миром. Может быть, не любой ценой — это слишком страшно. Может быть, нужен тот самый героизм, то самое самопожертвование — да, это верно, это так. Но христианский идеал — это обратная сторона Вердена. Ругайте меня, если я чего-то не понимаю. Константин рассказывал факты — я их интерпретировал. И, с точки зрения христианина, хорошо бы повсюду объявить корейский вариант: разграничить войска и сделать так, чтобы они не могли поразить друг друга ни одним видом вооружения. Потому что гекатомба — она везде гекатомба, и всегда. Мне осталось, дорогие радиослушатели, от вашего имени поблагодарить Константина Залесского и сказать вам: благодарю вас за внимание, до свидания.

К. Залесский:

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Исторический час

• «Кючук-Кайнарджийский мирный договор»
• «Образы эпохи в романах Ф.М. Достоевского»
• «Современный русский историк Олег Куц»

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов