"Бесплодная смоковница". Светлый вечер с иером. Феоктистом (Игумновым) (эф. 25.04.2016)

У нас в гостях был заместитель председателя Издательского совета Русской Православной Церкви, настоятель храма Рождества Христова в Митино иеромонах Феоктист (Игумнов).

В понедельник Страстной седмицы мы говорили о Евангельстой истории проклятия Спасителем бесплодной смоковницы, о смысле этого события и о начале пути Христа на Страсти.

 

______________________________________

А.Пичугин

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, друзья! Меня зовут Алексей Пичугин. У нас началась Страстная седмица. Вот эти ближайшие шесть дней самые тяжелые в плане поста. Ну, как тяжелые? Самые, наверное, постные со всего постного периода в течение года. Правильно, отец Феоктист? Спрашиваю я у отца Феоктиста (Игумнова), настоятеля храма Рождества Христова в Митино и заместителя председателя Издательского совета Русской Православной церкви. Во-первых, здравствуйте!

Ф.Игумнов

— Да. Здравствуйте!

А.Пичугин

— Правильно?

Ф.Игумнов

— Нет, неправильно.

А.Пичугин

— Неправильно? Вот как жалко.

Ф.Игумнов

— Извините. Если следовать строго букве Типикона, то самое строгая седмица, все же, первая.

А.Пичугин

— Первая?

Ф.Игумнов

— Да. На Страстной седмице есть один очень строгий день – это Великая пятница, и есть день, даже два дня есть - есть четверг и есть суббота, когда дозволяется пища с растительным маслом, поэтому…

А.Пичугин

— Ну, четверг – это день, когда мы вспоминаем Таинство Евхаристии.

Ф.Игумнов

— Да. Установление Таинства Евхаристии, Тайную вечерю, и связанные с этим события.

А.Пичугин

— Я думаю, что мы будем отдельно в течение вот этих нескольких дней каждый день Страстной седмицы разбирать отдельно в положенное время. Сегодня – понедельник, и мы отталкиваемся от евангельского чтения, от чтения Евангелия от Матфея, оно звучит в храмах на утрени. Это история евангельская, которая не так хорошо известна, как скажем, Воскрешение Лазаря, о котором говорилось несколько дней назад, Вход Господень в Иерусалим – вчерашний день. Мы говорим о событии, связанном со смоковницей: «…и увидев при дороге одну смоковницу, подошел к ней и, ничего не найдя на ней, кроме листьев одних, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода во век. И смоковница тотчас засохла. Увидев это, ученики удивились и говорили: как это вдруг засохла смоковница? Иисус же сказал им в ответ: истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но если и горе сей скажете: «поднимись и ввергнись в море», — будет; и все, чего ни попросите в молитве с верою, получите». Мы редко целиком читаем евангельские отрывки, которые обсуждаем, но в данном случае просто не самый известный сюжет, поэтому надо было его привести в полноте. У всех всегда много вопросов, связанных с этим событием: почему, зачем нужно было убивать бедную смоковницу? Что такое смоковница вообще? Что это за растение?

Ф.Игумнов

— Ficus carica.

А.Пичугин

— Ficus carica. Это открываем учебник биологии?

Ф.Игумнов

— Да.

А.Пичугин

— Ботаники.

Ф.Игумнов

— Ботаники, да. Мы знаем много названий смоковницы. Есть у нее много синонимичных названий: фиговое дерево, фига, инжир, который у нас – мы чаще называем его инжиром.

А.Пичугин

— Инжир – это и есть смоковница?

Ф.Игумнов

— Это все одно и то же растение - субтропическое растение, которое, в общем-то, растет в субтропиках. Ботаника, это, наверное, не то, ради чего мы здесь собрались. Да, это растение, оно очень популярно в тексте, как Нового Завета, так и Ветхого Завета. Особенно, конечно, Ветхого Завета. Популярно оно по одной простой причине, по той же причине, по которой, скажем, в русских сказках или в русских песнях, русской народной традиции популярна береза, или «Я спросил у ясеня», но у инжира в наших широтах никто не спрашивает, потому что для нашей полосы береза, хвойные какие-то растения, а для Палестины – это нормативное растение, и оно, помимо всего прочего, характерно тем, что отличается особой сочностью. Само по себе дерево сочное, оно редко иссыхает природным путем – такой важный момент. Потому что, скажем, святитель Иоанн Златоуст, он указывает на этот аспект, и говорит, что сила чуда еще и в том, что засохло именно смоковница, как такое дерево, наполненное жизненными соками.

А.Пичугин

— То есть для нашего представления, человека средней полосы России, это примерно так же, как если бы в один момент пересох ручеек.

Ф.Игумнов

— Возможно. Я не очень хорош в биологии.

А.Пичугин

— Не будем проводить аналогии. Здесь ключевой вопрос в том, для чего вообще нужно было уничтожать смоковницу.

Ф.Игумнов

— Вы сказали: «Жалко». А мне, знаете, вот это непонятно. Давайте, мы немножко с начала пойдем. Есть несколько различных толкований этого места: есть аллегорическое толкование, которого придерживались ряд авторов-толкователей, где под смоковницей понимается иудейский народ, синагога, храм Иерусалимский, Иерусалим сам по себе. Есть другие толкования, которых придерживается тот же святитель Иоанн Златоуст или Феофилакт Болгарский, и ряд других толкователей. Они говорят о том, что на смоковнице Господь показал свою силу и свою способность не только миловать, исцелять, воскрешать, оказывать какие-то благодеяния, но и наказывать, потому что это единственный случай, если Вы можете, может я ошибаюсь, Вы можете с разбегу или так вообще, из памяти какой-то другой случай евангельский, чтобы Господь кого-то наказывал. Здесь очень важный момент: он не кого-то наказывает, даже не котика или какую-то животинку бессловесную. Он показывает свою силу Бога, Бога карающего, на примере этого дерева. Причем, если мы разберемся с евангельским текстом, и повнимательнее посмотрим, и Апостол Матфей говорит о том, что Он взалкал, то есть захотел, есть Господь, но это мысли Апостола Матфея. Сам Господь Иисус Христос не говорит, и не говорил ученикам, что Я захотел есть, пойду поищу плодов на этой смоковнице. Он вырос в этой местности, и отлично понимал, сколько раз в году, и в какое именно время плодоносит смоковница, когда там появляются плоды. Он к ней подходит, и не обретает на ней совершенно никакого плода. Там нет ничего на ней, и это означает, само по себе означает, что эта смоковница уже перестала плодоносить, она стала неплодной, несмотря на то, что на ней были листья, на ней не было плодов, она была к этому по внутренним каким-то биологическим причинам неспособна. Это тоже очень важный момент. В принципе, Он показывает свою силу не только над деревом, бессловесным деревом, но над деревом, которое с точки зрения плодоношения стало уже бесполезным.

А.Пичугин

— А ведь еще говорится о том, что не время было для плодоношения, то есть, может быть, не сезон. Как бы, для яблок – июль.

Ф.Игумнов

— Вы знаете, сколько раз в Израиле за год собирают картошку? То же самое.

А.Пичугин

— Картошку не знаю, знаю, что некоторые два-три раза. Два в среднем.

Ф.Игумнов

— Да. Два-три раза. И это означает, что время…

А.Пичугин

— То есть она плодоносит?

Ф.Игумнов

— Там одни плоды уходят, довольно быстро появляются другие, начинают развиваться и вызревать, и этот процесс по кругу идет, то есть те моменты, когда дерево стоит без завязавшегося плода или без цветов, они очень краткие – это важный момент. И опять же, когда это все происходило? В какое время это происходило?

А.Пичугин

— Это была весна. Весенний месяц нисан, если точнее. Каждый помнит Булгакова.

Ф.Игумнов

— Вы бывали в это время в Израиле?

А.Пичугин

— Был.

Ф.Игумнов

— Вы представляете, как сейчас там все пышно цветет и плодоносит? То есть уже не цветет, уже плодоносит.

А.Пичугин

— Конечно. Я представляю даже как, вспоминая Сирию, как там все цветет и плодоносит в феврале.

Ф.Игумнов

— Да.

А.Пичугин

— В некоторых районах.

Ф.Игумнов

— В общем-то, если бы дерево было здоровым, на нем были бы плоды созревающие, возможно, они созрели бы чуть позже, через месяц, я не знаю, но они были бы там так или иначе представлены, но их не было.

А.Пичугин

— Но это все, на самом деле, не так важно. Важнее какие-то смысловые вещи, которые надо раскрыть. Во-первых, все-таки, отвлекаясь от самого сюжета и перенося его на литургическое, церковное восприятие, на наше время, почему именно история со смоковницей читается в первый день Страстной седмицы, когда, по идее, церковь вспоминает те мучения и страдания, которые претерпевал Христос в последние дни своей земной жизни.

Ф.Игумнов

— В последние дни, собственно, когда начнутся мучения, страдания, предательство, суд, и связанные с этим процессы, церковь будет о них говорить. Сейчас, в эти дни церковь идет последовательно, и евангельские чтения привязаны, по возможности, насколько это возможно, к тем последним дням. То есть это чудо смоковницы, оно было в понедельник, насколько позволяет текст Евангелия и исторический контекст определить.

А.Пичугин

— В чем особенность богослужения Страстного понедельника?

Ф.Игумнов

— Самое важное, пожалуй, то, что на утрени читается Евангелие - Вы с этого начали. Все уже мы знаем, что Евангелие на утрени, это признак торжественной службы, полиелейной, всенощного бдения, начиная от полиелея, и, собственно, постовые богослужения утренние, они не торжественные: там больше читается, чем поется. Здесь же чтение Евангелия всегда связано с определенной торжественностью, с отверстыми, открытыми Царскими вратами, и с определенными напевами, которые сопровождают чтение Евангелия – это первая особенность, знаковая и значимая, а вторая – это то, что в понедельник Страстной седмицы устав предписывает совершать литургию Преждеосвященных Даров.

 

А.Пичугин

— Напомню, что в гостях у нас сегодня иеромонах Феоктист (Игумнов), настоятель храма Рождества Христова в Митино и заместитель председателя Издательского совета Русской Православной церкви. Сегодня, в первый день Страстной седмицы мы говорим о чтении, которое на утрени происходит в этот день – чтение о смоковнице. Вы говорили о том, что это может прообразовать, быть таким прообразом истории иудейского народа, который был наполнен, который был очень, можно говорить, наполнен и Богообщением, и своим избранием, и при этом, при переходе из ветхозаветного в новозаветное состояние почти вмиг все это утратил. Вот как здесь быть с историей?

Ф.Игумнов

— Мне из всех толкований и пониманий этого места ближе всего святитель Иоанн Златоуст. Как-то внутреннего доверия к нему больше, и логика его, мне кажется, наиболее четкой, без сбоев. Он говорит: если мы прилагаем эту притчу, то есть вернее это чудо смоковницы к иудейскому народу, то тогда как быть с тем, что еще не настало время плодоношения, как упоминает апостол-евангелист, потому что иудейский народ он уже принес свой плод, и ожидать дальше от него чего-то не приходилось. Он принес свой плод, в первую очередь, в лице Божьей Матери, благодаря которой стало возможно Боговоплощение. Но, если все же так отбросить, не обращать внимания на это замечание святителя Иоанна, то действительно, есть толкование, которое Вы практически процитировали, это толкование, и поэтому я не знаю, стоит повторять или нет, что действительно иудейский народ, который был покрыт внешне добродетелями – листья на смоковнице были, но плода не принес или не приносил, и поэтому он был, но он не посечен, он, в общем-то, просто до поры до времени в рассеянии и вне церкви находится.

А.Пичугин

— А мы можем сравнивать вот эту притчу о смоковнице с другой, с той, которая… Вернее вот эту историю о смоковнице с притчей, где тоже упоминается это дерево, но Вы говорите, что, в общем, одно из самых известных и распространенных растений на Ближнем Востоке – инжир, когда в Евангелии от Луки говорится о человеке, приходящем в виноградник – там, видимо, тоже инжир рос, и не найдя на нем плодов, он срубает это дерево. Вот взаимосвязь же здесь как-то явно прослеживается.

Ф.Игумнов

— Да. Первое, то, что Вы отметили, используются одни и те же образы. То есть, во-первых, давайте мы с Вами определимся: здесь конкретные действия, которые мы сегодня обсуждаем в чтении Евангелия на утрени, а там притча. Можем ли мы сравнивать притчу – притча это выдуманная история, от начала до конца выдуманная история, но которая могла бы происходить или происходит где-то, то есть это взятые с реальности какие-то понятия, картинки, но на основании их выдуманная история, которая призвана показать что-то такое, что сложно выразить обычным языком или долго. Бывает, что притчей, как и стихами, быстрее выразить свои переживания, свои чувства или какую-то ситуацию – она так рельефней и глубже передается. Можем ли мы вообще так сравнивать действия Христа и его притчи? Я думаю, что это не вполне корректно, во-первых. Во-вторых, да, как Вы сказали, и мы с Вами повторили по разу о том, что смоковница, как и, скажем, дело пастуха – овцы, это то, что окружало иудеев, жителей Иудеи, и Галилеи, и Самарии в их повседневной жизни, и Господь берет свои образы для своих притч из повседневности точно так же, как и дело имеет он с повседневностью с этим деревом, которое повсеместно растет. Но все же, мне думается, несмотря на все это, если преодолеть эти небольшие такие… Невозможность состыковать притчу и действия, потому что нельзя говорить о них вот так, пытаясь приравнять и подвести к какому-то единому знаменателю. Притча она явно говорит, во-первых, об иудейском народе, которому посылал Господь неоднократно пророков, но они их не слушали, и в конечном итоге посылает Сына Своего Единородного, и после этого народ будет, скажем так, наказан - посечен, но не уничтожен.

А.Пичугин

— Давайте тогда вернемся к Страстной седмице, в которую мы сейчас вошли, которую мы обсуждаем при помощи вот этого чтения о смоковнице. Все равно, а почему тогда вся неделя, вся вернее, седмица, мы еще раз вспоминаем, что неделя – это воскресенье, день воскресный, а седмица – это как раз семь дней…

Ф.Игумнов

— Шесть.

А.Пичугин

— Шесть дней от воскресенья до воскресенья. Почему тогда именно седмица Страстная, а не последние несколько дней, когда реально вспоминает церковь, вот этот крестный путь Христа через страсти, через унижения, через оскорбления?

Ф.Игумнов

— Тут по-разному можно отвечать, но мне кажется, за счет особого, потому что все же, это такое название церковное. Есть недельные круги богослужения, и у нас традиционно церковный год делится на недели, и основное событие, с которого начинается или заканчивается, или находится оно, событие дает название для всей недели. Например, та неделя, которая была, предшествовала этому, называлась неделей вайи, то есть Вход Господень в Иерусалим. Он только будет, а вся неделя уже называется Седмицей ваий, и посвящена вот этому событию, которое будет только праздноваться в воскресенье, но при этом так или иначе, церковь к нему подготавливает, всю неделю богослужебную подготавливает к этому верующих, своих чад всю неделю.

А.Пичугин

— А что для Вас лично Страстная седмица? Ну, есть у человека – я почему спрашиваю об этом – есть у многих разные личные переживания какие-то внутренние, связанные с тем или иным церковным событием. Вот для многих Страстная седмица – это такое начало, квинтэссенция вообще всей евангельской истории, истории спасения человечества.

Ф.Игумнов

— Безусловно, это так, но мне каждый год, когда мне говорят Страстная седмица, и спрашивают, что вообще: я вот слышу слово Страстная седмица, в первую очередь вспоминается и ожидается – она ожидается весь год, и по большому счету, наверное, это самый для меня лично, главный день в году, который я больше всего жду, и который сильнее всего переживаю, и по этой причине мне о нем очень сложно говорить, а это Великая суббота, утро Великой субботы, когда совершается крестный ход с плащаницей, когда читается изумительное совершенно по своей силе и красоте пророчество Иезекииля «Воскресение мертвых», когда читается первое Пасхальное Евангелие, уже Пасхальное Евангелие, когда переоблачаются священнослужители, и весь храм переоблачается из черных риз в белые – это происходит посредине службы, и когда начинается уже пасхальное ликование, очень сдержанное еще, в тишине внутренней, но оно уже вот-вот может вырваться, сказать так, наружу. Связано, конечно, как и у любого человека, а тем более человека, который какое-то время прослужил в священном сане, но может, не такое долгое время, но 14 лет, вспоминается разные люди, и разные места, и разные связанные с этим переживания, привязанные к тем или иным дням Страстной седмицы. Лично мне, конечно, вспоминается богослужение Великого четверга, которые совершал почивший в прошлом году митрополит Ижевский и Удмуртский Николай в кафедральном соборе, когда я был клириком этого собора, и при этом Страстная седмица у меня еще очень связана сильно с его именем, с его образом, с его силой духа и силой молитвы. Но это отдельная история, тоже такая личностная, я не думаю, что стоит особо распространяться, потому что я боюсь, что если я начну говорить на тему блаженно почившего митрополита Николая, меня будет уже сложно остановить, и мы сорвем передачу.

А.Пичугин

— Может быть, мы как-нибудь отдельную программу посвятим – годовщина будет, например, Вас позовем, и Вы поделитесь воспоминаниями. Всегда меня, например, интересовал такой вопрос – я понимаю, что, скорее всего, это разница толкований и переводов – если мы говорим о страстях, то в первую очередь подразумеваем что-то такое похожее на грех или сродни греху, ну, вот я что-то такое, и вот это страсть, и в то же время мы говорим о страстях Христа, который проходит через унижения, через мучения, и это тоже называется страстью. Почему?

Ф.Игумнов

— Да. Это созвучные слова. В общем, это страсти, когда мы говорим Страсти Христовы по-славянски, мы на русский переводим, как Страдания Христовы.

А.Пичугин

— И только в этом и есть разница?

Ф.Игумнов

— Да. Просто созвучные слова. Мы можем много таких привести примеров.

А.Пичугин

— Я напомню, друзья, что сегодня в гостях в радио «Вера» иеромонах Феоктист (Игумнов), заместитель председателя Издательского совета Русской Православной церкви, настоятель храма Рождества Христова в Митино. Я, Алексей Пичугин, буквально через минуту снова здесь в этой студии встречаемся.

 

А.Пичугин

— И возвращаемся вновь сюда, в студию светлого радио, в программу «Светлый вечер», где с иеромонахом Феоктистом (Игумновым) сегодня говорим о Страстной неделе, о Страстной седмице, говорим о Страстном понедельнике, который уже практически завершился, но тем не менее. А почему в Страстной понедельник не служится обычная литургия? Мы уже неоднократно говорили о том, почему она в течение Великого поста не совершалась, но может быть, тоже не грех напомнить нашим слушателям из-за чего так происходит, казалось бы, ведь мы же все это творим как бы в воспоминание, а Спаситель заповедовал нам совершать вот эту трапезу святую, Евхаристию, в полном смысле этого слова, вроде бы, без всяких ограничений. Но, тем не менее, в постные дни, в дни Великого поста, мы служим только литургию Преждеосвященных Даров, за исключением некоторых праздничных и всех воскресных дней. Почему так происходит и на Страстную седмицу это тоже переносится?

Ф.Игумнов

— Я Вас поправлю. Не некоторых, а только одного праздничного дня, только один праздничный день позволяет нам служить полную литургию, в седмичные дни Великого поста.

А.Пичугин

— Это Благовещение?

Ф.Игумнов

— Да. Всему свое время. Литургия полная – это все же венец торжества, венец радости возможной, богослужебной радости. Сейчас просто не время так ликовать и так радоваться.

А.Пичугин

— Но ведь, еще раз возвращаясь к моему вопросу, мы же это совершаем в воспоминание, то есть Христос все равно воскрес две тысячи лет назад.

Ф.Игумнов

— Воскрес.

А.Пичугин

— Да. И в нашем христианском мире мы же уже живем в эпоху его воскресения, нашем земном мире. Что нам мешает совершать полную литургию, служить обыкновенные службы, славить Бога, так как мы его славим в другие, в обычные не постные дни?

Ф.Игумнов

— Я думаю, та же самая причина, по которой мы вынуждены поститься, как-то себя ограничивать, как-то бороться с тем грехом, который, несмотря на то, что мы омыты водами крещения, участвуем в Таинствах, в моем случае, это – рукоположен, пострижен, но, тем не менее, продолжаю грешить, и никак не могу избавиться от этого. Если мы говорим о себе, как о новом человечестве, в полном смысле, оно будет в полном смысле того, когда мы освободимся от этого состояния, пока же наше состояние все же искаженное, и, как мы знаем, в рамках нашей земной жизни преодолеть вот эту искаженность греховную, из которой мы рождаемся, и которую мы, к сожалению, зачастую в течение своей жизни только усугубляем, мало кто может. Поэтому говорить о том, что давайте… Вопрос на самом деле сродни вопросу: а зачем, ребята, Великий пост? Христос-то воскрес, зачем мы еще раз это все переживаем, ведь он уже воскрес. Зачем мы каждый год все это делаем, и почему мы Великим постом все же празднуем Воскресение Христово, только один раз в неделю, что нам мешает каждый день праздновать? Почему мы вообще, если Христос уничтожил грех, разрушил врата адовы, дал возможность нам достичь Царства Божьего, вывел праведников ветхозаветных из Ада, и вообще победил Денницу, почему тогда вот эта необходимость какого-то подвига и самоограничения? Почему мы не каждую секунду, не каждый день года следуем тому призыву, который будет, вот мы услышим в Воскресную ночь, то есть ночь с субботы на воскресенье, Светлую ночь светлого Христова Воскресения, призыву святителя Иоанна Златоуста, его огласительного условия на святую Пасху не плакать прегрешения, «прощение бо от гроба возсия» - оно ведь воссияло не на одну ночь, не на одну седмицу, а оно воссияло на каждую секунду, но при этом мы плачем на своих согрешениях. Я Вам тоже таким перепиныванием немножко, как Вы это объясните?

А.Пичугин

— Почему мы плачем?

Ф.Игумнов

— Почему мы плачем, когда Христос «прощение от гроба возсия», почему церковь устанавливает время для плача, почему мы не можем действовать так, жить, что…

А.Пичугин

— Отец Феоктист, я Вам могу, наверное, как плохой христианин ответить так, что мы, честно говоря, в Страстную седмицу, чем ближе она подходит к Пасхе, обычные светские люди, плачем редко, потому что кто-то красит яйца, кто-то несет в храм их святить, у всех уже, у тех людей, которые ожидают воскресенья Христова, настроение приподнято, особенно в пятницу и субботу, когда самые страшные дни.

Ф.Игумнов

— Самый страшный день, все же, если так говорить богослужебно, так по времени по нашему, это четверг вечер и пятница утра, пятница день.

А.Пичугин

— Согласен, но все равно мы уже вот эти все дни второй половины этой недели, в четверг установлено Таинство Евхаристии – христианин радуется по этому поводу, пятницу и субботу – мы тоже, наверняка, много людей, которые приходят на службы, на большинство служб этих дней, и так проникается их строем, их ходом, что действительно плачет и рыдает. Но у многих людей как раз уже радость о воскресении, радость о приближающейся Пасхе, радость о том, что дожили до очередной Пасхи, и что вот-вот мы уже пойдем и будем славить Бога, и «Христос воскресе» петь, я думаю, она эту боль и эти слезы вытесняет.

Ф.Игумнов

— Вы сейчас говорите о слезах покаяния? Я правильно понимаю?

А.Пичугин

— Нет. Я говорю…

Ф.Игумнов

— Мы с Вами начали о покаянии. То есть о том, что «Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия», мы с Вами с этого начали, и я думал, что Вы эту мысль продолжаете. Я ошибся? В том смысле, что Страстная седмица не предназначена для покаяния. Она действительно не предназначена дня покаяния, я с Вами совершенно согласен. Она предназначена для того, чтобы пройти, прожить, попытаться побыть.

А.Пичугин

— Да, естественно. Нет, вы не совсем правильно меня понимаете тогда. Я о том, что как раз наши слезы… Я абсолютно не о грехах и не о покаянии сейчас, а о том, что наши слезы, наше вот это какое-то горе о крестном пути Спасителя, оно заменяется радостью о том, что вот-вот уже Пасха наступит, и мы будем петь все «Христос воскресе», и радоваться его воскресению.

Ф.Игумнов

— Мне сложно комментировать. Почему? Потому что все же, как священник, я не чувствую, то есть я живу богослужебным этим кругом, и если есть какая-то проблема в этом смысле, проблема восприятия богослужебных текстов, смыслов и евангельского повествования, то она связана не с надвигающимися радостью, куличами и чем-то еще, а с суетливостью, потому что подготовка пасхальных торжеств - и Великой пятницы, и вообще, всех богослужений, особенно второй половины, она требует внимания, настоятельского внимания, в первую очередь - необходимо все учесть везде, всех простимулировать, все вопросы решить, и это немножко рассеивает, но говорить о том, что… Скорее, для меня большей проблемой является не нахлынувшая или начинающая…

А.Пичугин

— Которая начинает наступать и обступать со всех сторон.

Ф.Игумнов

— Да. У меня, скорее, погруженность в суету, но, а чужие переживания мне сложно комментировать все же.

А.Пичугин

— Это у каждого индивидуально, конечно. Но Вы – настоятель большого московского храма.

Ф.Игумнов

— Маленького московского храма.

А.Пичугин

— Но это московский храм, он все-таки.

Ф.Игумнов

— Московские храмы очень разные, конечно. До того, как Господь привел на это служение, у меня тоже были какие-то иллюзии по поводу московских храмов, сейчас узнал, что московские храмы бывают очень разные.

А.Пичугин

— Безусловно. Но все равно, хорошо, размерность убираем.

Ф.Игумнов

— Я как-то ближе познакомился сейчас, слава Богу, с приходской жизнью московской, и для меня открылось очень много интересного и нового.

А.Пичугин

— А чем она, кстати говоря, отличается сильно так от приходской жизни в других городах?

Ф.Игумнов

— Приходская жизнь, я думаю, если по серьезному говорить, на каждом приходе своя.

А.Пичугин

— Конечно.

Ф.Игумнов

— Потому что связана с конкретными людьми, с конкретным местом, и очень многое у нас, как всегда, завязано на личности. Если про наш приход говорить, так получилось, что там сложилось очень такая, я позволю себе… Не буду позволять себе этого слова… Очень серьезное такое этнографическое, если угодно, сообщество серьезных людей, которые занимаются профессионально, свои есть коллективы творческие, свои есть интересные проекты, но это у нас на приходе. У кого-то там могут быть шахматисты удивительные или кто-то еще. Поэтому все очень по-разному, и может быть, это разнообразие приходской жизни в Москве, потому что, не надо никому объяснять, что такое город Москва, сколько здесь самых разных удивительных людей живет, и они, естественно, приходя в церковь, вот это все разнообразие приносят с собой. Она разительно отличается в этом смысле от приходской жизни, условно, моего родного Ижевска. Там и людей поменьше, и нет такого диапазона характеров, или диапазона навыков.

А.Пичугин

— Но это, если говорить о приходской жизни в целом. Я свой вопрос, просто мы как-то перескочили на размеры храмов. У меня-то вопрос заключался в том, что Вы настоятель, хорошо, большого, маленького, но московского, храма в большом городе.

Ф.Игумнов

— Он рассчитан на четыреста человек у нас.

А.Пичугин

— Храма в большом городе, где все равно свои есть приходские особенности, но это в любом храме, а в монастыре вот эти службы Страстной седмицы, они по-другому ощущаются? Они по-другому? Понятно, что чинопоследование одно, но ощущение от них может быть совершенно разное, от их совершения, от формы совершения, от того, что все-таки богослужебный круг в монастырях в большей степени соблюдается, чем в приходских храмах.

Ф.Игумнов

— Но опять же, это очень все по-разному, есть разные монастыри, есть с разным количеством насельников. Разное количество насельников означает, что элементарно будут разные хоры, разное количество певчих, потому что какие-то песнопения, когда большой хор, вроде Лаврского хора, который создал отец Матфей (Мормыль), привычнее, и кажущиеся обыденными песнопения в исполнении этого хора звучат совершенно по-другому, и они производят, когда ты живьем слышишь, производят неизгладимое впечатление. Они дают по-другому почувствовать службу. Это, если говорить о Лавре, но есть монастыри совсем маленькие, где есть какие-то и где один-два насельника, они очень аскетично поют - там будут другие переживания.

А.Пичугин

— Я недавно был в большом монастыре, это не подворье, не скит, это большой монастырь, где один насельник, он же игумен, он же единственный служащий священник, он же и все на свете.

Ф.Игумнов

— Вот то же самое касается богослужебного Устава монастырского. В каждом монастыре свой устав. У меня один из моих близких друзей, иеромонах, он живет в скиту, который относится и принадлежит Даниловому монастырю нашему московскому, но они живут там по греческому уставу, по уставу монастыря святого Павла, по афонскому.

А.Пичугин

— А монастырь сам выбирает устав, по которому он живет?

Ф.Игумнов

— Навязать его никто ему не может, конечно.

А.Пичугин

— То есть, есть какой-то указ о создании монастыря…

Ф.Игумнов

— Я в этом смысле не являюсь специалистом, потому что я не создавал никогда монастырей, и, более того, собственно в монастыре я никогда не жил.

А.Пичугин

— Я понимаю, да. Я поэтому просто спрашиваю у Вас, как…

Ф.Игумнов

— Я жил, конечно, технически в Лавре, но относился к братству Академии московской духовной.

 

А.Пичугин

— Я напомню слушателям о том, что в гостях у нас сегодня иеромонах Феоктист (Игумнов), настоятель храма Рождества Христова в Митино и заместитель председателя Издательского совета Русской Православной церкви. Раз уж речь зашла о Троице-Сергиевой лавре, то хотелось бы, конечно, спросить, есть ли какие-то традиции у семинаристов и у академистов, относящиеся к Страстной седмице? Вообще к дням Великого поста, к дням, которые уже непосредственно предшествуют Пасхе.

Ф.Игумнов

— Традиции подразумевают наличие свободного времени, чтобы их как-то актуализировать.

А.Пичугин

— Но почему? Вот это несвободное время, например, оно тоже может быть частью…Способ проведения вот этого вот несвободного времени…

Ф.Игумнов

— Есть традиция, что все студенты и преподаватели посещают все службы, которые совершаются в течение этих дней.

А.Пичугин

— Это же каникулы, правильно?

Ф.Игумнов

— Нельзя назвать каникулами. Каникулы – это когда можно уехать.

А.Пичугин

— По крайней мере, это внеучебное время.

Ф.Игумнов

— Это не учебное время, да. Отменяются все занятия для того, чтобы участвовать в богослужении, молитвенно участвовать в богослужении. Либо студенты поют, те, кто не несет певческого послушания, они стоят и молятся.

А.Пичугин

— Но за этим следят, что они посещают в Страстные дни, в Великопостные дни, богослужение?

Ф.Игумнов

— Я допускаю, что есть студенты, которые попытаются увильнуть от этого. Наверное, они есть, но я не могу таких вспомнить.

А.Пичугин

— То есть это еще и…

Ф.Игумнов

— Я их не видел. Это надо говорить, конечно, с воспитательской частью, у них больше данных, и нверняка есть какие-то такие злокозненные нарушители, но я не помню. Я не видел таких людей.

А.Пичугин

— Но, когда читаешь воспоминания семинаристов или какие-нибудь книги о семинариях, или где-нибудь в соцсетях, в блогах, всегда вспоминают строгих дежурных помощников, инспекторов, которые следят за тем, чтобы… Следят, в первую очередь, за порядком, но и за тем, чтобы семинаристы, видимо, в такие дни не пропускали богослужение, и чуть ли не по спискам. Такого нет?

Ф.Игумнов

— Я никогда не был дежурным помощником и никогда не участвовал в деле воспитания, в воспитательной работе, но, по моему убеждению, как я вижу воспитательную работу – я могу ошибаться, мне кажется, меня, конечно, может, многие осудят, я знаю, что мое мнение непопулярно, но мне кажется, что, если говорить про существующую систему в нашей Московской духовной академии, она не идеальна, но она близка к идеалу.

А.Пичугин

— А к идеалу чего?

Ф.Игумнов

— К идеалу того, как необходимо воспитывать будущих священнослужителей.

А.Пичугин

— Именно священнослужителей? Не к идеалу какого-то общего образования?

Ф.Игумнов

— Нет. Мы говорим о воспитании священнослужителей. У нас ведь, у Московской духовной, в первую очередь, семинарии – сейчас там, конечно, другое деление: бакалавриат, магистратура, но, по-старому, семинария - у нее задача воспитать священнослужителя.

А.Пичугин

— У нас остается не так много времени, мы начали программу, отталкиваясь от чтения Евангелия о смоковнице, но не стоит, наверное, забывать, что в этот день служится литургия Преждеосвященных даров, которую мы тоже упомянули, а там-то читается совершенно другое Евангелие. Оно в больше степени, может быть понятно и увязано со временем. Это Евангелие о Втором пришествии от Матфея, кусок 24-й главы довольно обширный. Это как-то должно укреплять прихожан? Или почему оно здесь находится?

Ф.Игумнов

— Потому что часть этой речи Господь произносил в понедельник, по каким-то косвенным признакам. Я, к своему стыду, сейчас не возьмусь их описать и определить, но я знаю, что в Евангелии Апостола Матфея есть такая особенность: он берет изречения, высказывания, притчи Христа, имеющие отношение к определенной теме, и составляет из них большие блоки. Вот этот блок о Втором пришествии, и там же переплетено пророчество о разрушении Иерусалима в 70-м году римским военачальником Титом, ужасная осада, очень серьезная трагедия и совершенно жуткое зрелище – уничтожение Иерусалима, о котором также именно сегодня как раз сегодняшнее чтение литургическое было посвящено этой теме. Завтра чтения продолжатся, завтра оно будет еще больше: там будет вся 25-я глава, конец 14-й, и начало 26-й, но там будут притчи о том, как нам необходимо готовиться, как ожидать Второго пришествия.

А.Пичугин

— А нет никакого противоречия в том, что в разных частях разных Евангелистов говорится о том, что… Вернее, в одном месте говорится Спасителем о том, что многие из присутствующих при этих словах доживут до того, как оно случится, Второе пришествие. Где-то говорится, о том, что «о временах этих знать никому не дано, а только Отцу Моему Небесному». Здесь говорится о страшных довольно вещах, о том, что будут и болезни, и землетрясения, и голод, и то, что практически по всей земле будут гонения на христиан, но при этом в конце Евангелие будет проповедано. Вот все эти три отрывка из разных совершенно Евангелий не вступают в противоречие?

Ф.Игумнов

— Я противник все сваливать в одну кучу. Почему? Потому что с этим невозможно разобраться. Я повторюсь, этот отрывок, в нем переплетены два пророчества, то есть два предостережения: первое – об Иерусалиме, которое, действительно застали люди, которые жили во времена Христа, и второе, имеющее отношение к концу времени. Это очень важный момент, и в каждом конкретном случае…

А.Пичугин

— Но землетрясение, голод и гонения – это же непосредственно к Иерусалиму относящееся пророчество?

Ф.Игумнов

— В каждом конкретном случае надо разбираться, последовательно разбираться. Да, голод. Я не помню насчет землетрясения, надо это у Иосифа Флавия спросить, но голод там был жесткий, голод там был жестокий. Землетрясения просто я не помню.

А.Пичугин

— Гонения на христиан стали происходить, все-таки, чуть-чуть позднее, когда христианство стало распространяться, там дальше уже: те, кто знают историю, знают о том, как это происходило.

Ф.Игумнов

— Но я, честно говоря, не понимаю страха, потому что ведь Христос явно дает этот явный посыл о том, что да, это все будет. Но он призывает не ужасаться, потому что это не конец, это прелюдия не к кончине, а к восстановлению, к Пришествию Царствия Божия в силе, к грядущему веку, потому что, ну да, звучит страшновато, ужасно, но это всего лишь признак Пришествия Христова.

А.Пичугин

— А почему тогда, если тут уже мы не к конкретному отрывку обращаемся, а к другому, где говорится о том, что «О временах и сроках никто не знает…», но тем не менее, на протяжении всех новозаветной истории человечества последние две тысячи лет христиане все время ищут каких-то знамений, которые будут намекать на то, что все, уже теперь конец: и землетрясения, и гонения, опять-таки, мы к ним возвращаемся, и еще что-то, и вот родился и пришел какой-то человек, очередной, которого опять нарекли Христом, вот.

Ф.Игумнов

— Это христиане, точно? Потому что есть вот святоотеческая письменность у нас, как-то те люди, кого церковь почитает, как авторитетов, собственно учения своего, они об этом ничего не учитывают, ничего не пишут.

А.Пичугин

— Ну как не христиане, когда в каком-нибудь приходе обязательно найдется человек, который уверен, что грядут последние времена.

Ф.Игумнов

— Частные страхи одних людей нельзя переносить на всю церковь, какими бы они… Как Вы знаете, как какие-то грехи, которые у нас всех есть…

А.Пичугин

— Я про психологию возникновения этих страхов. Если сказано четко, что о временах и сроках ничего неизвестно, и даже не спрашивайте, все равно они у людей на таком низовом уровне проявляются.

Ф.Игумнов

— Для меня это тоже загадка, потому что я вспоминаю одну историю, когда я еще не жил в Лавре, а приезжал туда, я вечером сидел на лавочке и писал какую-то смс-ку в своем телефоне, подсела какая-то монахиня – таких я называю, простите, блудными монахинями, потому что, ну что они там делают, в мужском монастыре, она же должна быть, собственно, в женском – и вот эти вот, вечером, не на службе, во время богослужения, но много вопросов к этому человеку. Она подсела и говорит, что из-за таких, как ты скоро антихрист придет, наступит кончина мира. Я ее спрашиваю: вы мне можете ответить, какими словами заканчивается Новый Завет, какие последние слова, последняя строчка Нового Завета? Она хлопает глазами, это вопрос, который всех ставит в тупик. Можно я Вас тоже в тупик им поставлю?

А.Пичугин

— Можно, да. Какое Евангелие конкретно Вас интересует?

Ф.Игумнов

— Нет. Новый Завет, вот открываем мы с конца – какую фразу мы видим?

А.Пичугин

— Вы имеете в виду Апокалипсис?

Ф.Игумнов

— Да.

А.Пичугин

— Последние слова Апокалипсиса?

Ф.Игумнов

— Да, Откровение Иоанна Богослова.

А.Пичугин

— К сожалению, на вспомню сейчас.

Ф.Игумнов

— «Ей, гряди, Господи Иисусе!».

А.Пичугин

— А «Ей, гряди, Господи», да.

Ф.Игумнов

— То есть, это такое чаяние как можно более скорого Пришествия Христова. И она мне говорит: ты смс-ку пишешь – приближаешь конец мира. Я ей отвечаю: «Ей, гряди, Господи Иисусе», а она мне: а тебе не страшно встретиться? А я ей говорю, что я с ним встречаюсь, телесно приобщаюсь за каждой литургией. Да, мне страшновато. Мне страшновато, но при этом, если я согрешил перед своим Отцом, и все же как-то я об этом помню, и стараюсь исправить свою жизнь, то я все же рассчитываю на милосердие Отца, хотя при этом, конечно, понимаю, что я не достоин этого милосердия. Но так или иначе, мне кажется, что человек, который себя называет христианином, для него вот эти слова «Ей гряди Господи Иисусе», сказанные Апостолом-евангелистом Иоанном Богословом, должны быть, если угодно, на его таком знамени. Это чаяние, ожидание встречи с Христом, и вот конца этого нашего болезненного, и, на самом деле, довольно грустного состояния. Это какая-то минорная нота.

А.Пичугин

— Я слышу что-то минорное, сейчас мы на мажор быстренько переключим, поэтому в конце программы я предлагаю Вам буквально одну-две минуты поздравить наших слушателей в мажоре с тем, что приближается Пасха, но есть еще несколько вот этих дней тяжелых, которые надо пройти.

Ф.Игумнов

— Я не совсем понял задачу: поздравить с этими днями? Или как-то вот так…

А.Пичугин

— Христианская радость – христианин должен всегда радоваться.

Ф.Игумнов

— Да.

А.Пичугин

— Вот. И Вы улыбаетесь сейчас сидите, хотя у нас Страстная седмица.

Ф.Игумнов

— Но Христос-то воскрес. Я, конечно, радуюсь вот этому событию. Да, особо воспоминать мы будем через несколько дней, но событие то свершившееся уже, и имеющее, принесшее свои плоды, но как не радоваться? И чтобы ощутить и по-новому пережить, если угодно, возобновить в себе вот эти переживания и радость Воскресения Христова, нам необходимо пройти с ним весь путь, потому что без некоего труда не бывает, не скажу награды – неправильное слово, но если мы не потрудимся, мы в полной мере не ощутим плод.

А.Пичугин

— Спасибо! Иеромонах Феоктист (Игумнов), настоятель храма Рождества Христова в Митино, заместитель председателя Издательского совета Русской Православной церкви был сегодня у нас в эфире. Спасибо!

Ф.Игумнов

— Вам спасибо.

А.Пичугин

— Я, Алексей Пичугин. Всего доброго, будьте здоровы!

Ф.Игумнов

— До свидания.