«Академик Сергей Платонов». Исторический час с Дмитрием Володихиным. Гость программы — Татьяна Агейчева (09.09.2018)

Сергей Платонов

Гость программы: кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ Татьяна Агейчева.

Разговор шел о личности академика Сергея Платонова, о его пути в исторической науке, об изучении эпохи Смутного времени, а также о судьбе этого яркого ученого в советские годы.

Д. Володихин

— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И сегодня мы с вами обсуждаем судьбу одного из величайших русских историков. Какое-то время он фактически занимал положение невенчанного государя русской исторической науки, но завершение его жизни окрашено в трагические тона — он претерпел от советской власти и тяжело ему приходилось. Тем не менее сейчас мы обновляем славу этого имени, человека, который вошел в нашу науку как действительно один из серьезнейших авторитетов, в особенности по средневековой русской истории, по истории Московского царства. Итак, это академик Сергей Федорович Платонов. Я представляю вам сегодняшнего нашего гостя, специалиста по истории исторической науке, доцента исторического факультета МГУ, кандидата исторических наук, Татьяну Владимировну Агейчеву. Здравствуйте.

Т. Агейчева

— Здравствуйте.

Д. Володихин

— Ну что ж, для начала традиционный вопрос, касающийся своего рода визитной карточки человека, о котором мы сегодня будем говорить. Не могли бы вы буквально в трех-четырех фразах дать наиболее важные для восприятия этой личности черты или деяния. Вот мы говорим: Сергей Федорович Платонов — и что в первую очередь должны мы вспоминать из его характера, из его жизни, из его достижений, по вашему мнению, по мнению специалиста?

Т. Агейчева

— Ну давайте попробуем так сформулировать. Во-первых, Сергей Федорович Платонов крупнейший, во всяком случае в конце XIX — начале XX века, специалист по русскому Cсредневековью и по эпохе Смуты. И автор крупнейшего на тот момент сочинения.

Д. Володихин

— То есть иными словами, мы должны намертво связывать имя Сергея Федоровича Платонова и прояснение обстоятельств, создание обширной такой, панорамной реконструкции русской Смуты начала XVII века.

Т. Агейчева

— Совершенно верно. Кроме того Сергей Федорович Платонов один из главных фигурантов печально известного «академического дела».

Д. Володихин

— Да, жертва этого дела, жертва действий органов советской власти того времени. Я думаю, что сегодня мы об этом поговорим подробно. Итак, начнем теперь с истоков, с того как сформировался Сергей Федорович как ученый и с ранних этапов его карьеры.

Т. Агейчева

— Ну как всегда, мы начинаем с вами с даты и места рождения. Он родился в 1860 году в Чернигове. Хотя его родители коренные москвичи, а предки — крестьяне из Калужской губернии. И Сергей Федорович сам себя считал представителем южного элемента великорусского племени и тоже коренным москвичом, несмотря на то, что из Чернигова через некоторое время родители перевезли мальчика в Петербург.

Д. Володихин

— Ну ему приходилось бывать в Москве, он жил там у родственников.

Т. Агейчева

— У родственников, на каникулах, да, он приобщался к святыням московским, очень любил Москву.

Д. Володихин

— Да, знал и любил Москву.

Т. Агейчева

— Знал, любил, да.

Д. Володихин

— Душой был старомосковский человек...

Т. Агейчева

— Совершенно верно.

Д. Володихин

— Несмотря на какую-то петербуржскую строгость его научного метода.

Т. Агейчева

— Да. Но образование, карьера — все это складывалось в Петербурге, в Петрограде, в конце концов Ленинграде. И трагически завершилось там же, ну если не считать место ссылки.

Д. Володихин

— Но еще хотелось бы добавить, что, наверное, эта карьера могла бы и не состояться, если бы не определенные возможности, которые дали Сергею Федоровичу достижения его отца — тот уже в зрелом возрасте выслужил потомственное дворянство, то есть он вышел из крестьянского сословия. И вот этот статус давал сыну, как сейчас говорят, career opportunities — возможности карьеры.

Т. Агейчева

— Ну да, его отец дослужился до должности управляющего типографией Министерства внутренних дел, и он мог позволить дать и хорошее образование сыну, да и сам был человеком культурным, начитанным, что сам Сергей Федорович в своем отце очень ценил, это качество. И направлял сына, будучи таковым.

Д. Володихин

— Почему его направили в Петербург, почему не в Москву? То есть вот годы учебы и становления его как специалиста, вы сказали, связаны с Санкт-Петербургом. Ну а с вашей точки зрения, почему родня решила не отдавать его в учение в Московском университете, в какие-то учреждения московские?

Т. Агейчева

— Ну здесь я полагаю, можно говорить о том, что причиной было не очень крепкое здоровье Сергея Федоровича. Он много болел, пока был гимназистом, он перенес тиф тяжелейший. Будучи студентом, он тоже, в общем, перенес тяжелое заболевание, вплоть до того, что он на третьем курсе даже и не посещал практически занятия, и его переводили условно на следующий курс. И конечно, он нуждался в попечении родителей. Кроме того он был единственным ребенком в семье, поэтому, конечно, они его от себя отпускать не хотели, что вполне понятно.

Д. Володихин

— То есть понятно, семья живет в Санкт-Петербурге, и отпускать хотя и в любимую Москву, на родину родителей, к родне все-таки представлялось неудобным и опасным для здоровья. Лучше пускай побудет под присмотром.

Т. Агейчева

— Конечно. А потом у отца все-таки связи были. Вот, например, Сергей Федорович учился в частной гимназии, что, конечно, было удобно. Родители думали о карьере своего сына, а Петербург — столица.

Д. Володихин

— Ну да, это можно понять. Что ж, Сергей Федорович переступает порог историко-филологического факультета...

Т. Агейчева

— И предполагает стать литератором, потому что пишет стихи, мечтает о карьере профессионального литератора.

Д. Володихин

— Но вся эта трепетность...

Т. Агейчева

— Проходит, когда он начинает слушать лекции.

Д. Володихин

— И лекции ему что-то не очень нравятся.

Т. Агейчева

— Уровень по дисциплинам филологическим его категорически не устраивает. Но он попадает на лекции к Бестужеву-Рюмину...

Д. Володихин

— А это историк.

Т. Агейчева

— Это историк. Он слушает лекции Сергиевича, Васильевского, Градовского...

Д. Володихин

— А это тоже все историки.

Т. Агейчева

— Преподавателей по истории, по истории права. И меняет решение.

Д. Володихин

— Притом надо сказать, что вот персоны, которых вы перечислили — тот же Сергиевич, Градовский — это ведь, насколько я понимаю, такой цвет юридической государственной школы в русской исторической науке. Это настоящие лидеры науки, люди с именем. И присутствовать рядом с ними, слушать их, читать их...

Т. Агейчева

— Совершенно верно, да.

Д. Володихин

— Это имело серьезное воздействие моральное и научное.

Т. Агейчева

— И собственно научное мировоззрение Платонова формируется при непосредственном влиянии всех этих преподавателей.

Д. Володихин

— А в чем оно состояло? Каковы, скажем так, характерные черты стиля, который перенял у них Сергей Федорович?

Т. Агейчева

— Ну во-первых, это критичность. Это ориентация на источник, на факт. Это стремление аргументировать позицию.

Д. Володихин

— Такой достаточно строгий академизм.

Т. Агейчева

— Строгий академизм, совершенно верно. Это ориентация на государство как безусловную ценность. Это представление о том, что вообще эволюция народа и общества связана с эволюцией государства. И качество народа, если хотите, да, это отражается в состоянии государственности.

Д. Володихин

— Ну что ж, это, можно сказать, позиция здравомыслящего человека, но по тем временам она еще и была частью философии истории.

Т. Агейчева

— Правда, здесь надо еще что добавить, что помимо непосредственных учителей, Платонов определял своими учителями людей, у которых учиться не мог. Ну например, Николай Михайлович Карамзин.

Д. Володихин

— Ну он умер задолго до рождения Платонова, да.

Т. Агейчева

— Сочинения Карамзина были едва ли не первой книгой, которую Сергей Федорович, еще будучи юношей, прочел. Эту книгу ему подарил отец. И Карамзин был образцом стиля. Вот впоследствии Сергей Федорович читал, например, лекции, и его ученики вспоминали о том, что вот они слушают лекцию, и если только на слух определять, им кажется, что ну кто-то читает литературный текст — очень качественный, очень хороший. Потом поднимают глаза и видят, что человек просто разговаривает. То есть стиль Платонова, вот неслучайно он хотел быть литератором. Он же был в этом смысле непревзойденный и настоящей литературы, настоящий, качественный стиль.

Д. Володихин

— Потом надо сказать, что как лектор он бы именно таков, когда он писал историко-популярные очерки, а мы о них потом поговорим, посвященные русским государям, он тоже был таков. А вот когда он писал монографический текст, там он был гораздо строже, суше и, можно сказать, ну в традиции такой науки, в самом узком понимании этого слова. Действительно критицизм, рационализм, логика, определенная такая поджарость текста.

Т. Агейчева

— Он хорошо понимал просто, для кого он пишет и для чего он пишет и что именно он пишет. Поэтому да, это для него очень характерно. И еще был у него один учитель, опять же из тех, кого Платонов сам себе в учителя определил, но у кого не учился непосредственно — Василий Осипович Ключевский.

Д. Володихин

— Ну вот это как раз звезда московская.

Т. Агейчева

— Да. Но Ключевского он ценил за широту взгляда, за бесконечную эрудицию, за присутствие, за независимость от каких-либо заданных исторических схем. И, кстати говоря, с течением времени он считал, что и методологически он больше ученик Ключевского, чем кого бы то ни было. Даже чем своего непосредственного учителя, Бестужева-Рюмина.

Д. Володихин

— Но Ключевский был хорош именно как человек, который блистательно владеет языком и как профессор, который претендует на то, чтобы влиять на умы. То есть он как раз выходил за пределы строгой науки достаточно далеко и вот был сладкоречивым ритором — человеком, который завоевывает аудиторию, человеком, который выходит за пределы университета и действительно он может воспитывать общество своими словами. Вероятно, это привлекало в нем Сергея Федоровича.

Т. Агейчева

— Нет, я думаю, что все-таки больше его привлекала методология Ключевского.

Д. Володихин

— А что именно?

Т. Агейчева

— Возможности Ключевского работать с историческим материалом. Ну это вот позитивистская философия в переработке Ключевского.

Д. Володихин

— А вот давайте поподробнее об этом.

Т. Агейчева

— Давайте попробуем. Вот что такое позитивистская философия в переложении на историческую науку? Это работа с историческим фактом, который формируется из работы с источником. Это представление об историческом процессе как о постоянно меняющемся, где нет четких, раз и навсегда заданных схем, в которые нужно уложить факты. Это живое явление, где события связаны непосредственными причинно-следственными связями. Соответственно установление этих связей позволяет показать исторический процесс как ну вот действительно такое живое явление, развитие живого организма.

Д. Володихин

— То есть меньше идей и больше фактов, больше реальной исторической жизни.

Т. Агейчева

— Конечно. И это свобода для историка. Потому что такая методология позволяет работать с неограниченным количеством источников, не отбрасывать то, что не укладывается в схему, например, а работать со всем материалом, который в распоряжении историка оказывается. Конечно, это привлекало. Платонов вообще говорил, что вот в чем смысл настоящего исторического исследования — от широкой исторической идеи прийти к другой широкой исторической идее.

Д. Володихин

— Вместе с тем, насколько я понимаю, позитивизм в исторической науке это ведь в какой-то степени прославление ученого вклада. До того писали истории от начала Руси и до того момента, пока историк живет. Позитивист может взять и ограничить себя какой-то строгой темой с определенными, четко взятыми рамками, хорошенько отработать ее и дать картину реконструкции какого-то участка истории. И вот этот вклад позитивного ценного знания в копилку исторических фактов, в копилку исторического знания в целом, он является целью работы историка. Это отличает там от времен, скажем, того же Карамзина и Соловьева. Отличает выгодно по другим возможностям работы.

Т. Агейчева

— Это верно отчасти. Верно, еще раз, да, но отчасти. Ну потому что вот например Сергей Федорович Платонов ведь не ставил целей себе таких — работать с отдельно взятыми кусочками исторического процесса. Для него было важно понять логику, например, русской национальной истории. Да, через отдельные этапы, но это уже другой вопрос несколько.

Д. Володихин

— Ну все же историю всей России он писать новую не стал.

Д. Володихин

— В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы с замечательным нашим гостем, кандидатом исторических наук, Татьяной Владимировной Агейчевой обсуждаем и так это даже слегка полемизируем по поводу методологии, по поводу философии истории одного из величайших русских ученых в сфере исторической науки, по поводу Сергея Федоровича Платонова. И я думаю, сейчас самое время посмотреть на то, как он продвигался в науке. В 80-е годы, насколько я помню, он заканчивает историко-филологический факультет и приступает к созданию диссертации и к собственно научной карьере.

Т. Агейчева

— Совершенно верно. Ну вот научная карьера его начинает развиваться очень успешно, очень активно и последовательно, без каких-то переломов или перерывов. Уже в конце обучения, где-то примерно с третьего, четвертого курса университета, когда он готовит сочинение о московских земских соборах, которое рассчитывает защитить сразу же, как кандидатское, ну то есть выпускное сочинение по нынешним временам.

Д. Володихин

— Ну да, по нынешней терминологии это дипломное сочинение.

Т. Агейчева

— Дипломное сочинение, да. Это дало бы ему возможность работать и помогать семье. Потому что после смерти отца ситуация в семье была очень нелегкая финансовая. После этого, несмотря на то, что он сразу же начинает подрабатывать и работает довольно много, и он получает за свою работу кандидатскую степень, остается при университете, причисляется для подготовки к профессорскому званию. И, опять же работает сначала над магистерской диссертацией, для того чтобы...

Д. Володихин

— Значит, поясним. Магистерская диссертация для конца XIX века это примерно то, что сейчас кандидатская.

Т. Агейчева

— Кандидат исторических наук, да. И защищает эту диссертацию в 1888 году. Опять же работает много, работает в университете, проходит путь от приват-доцента до экстраординарного профессора. По ходу дела работает над магистерской диссертацией, которую благополучно тоже защищает.

Д. Володихин

— А потом и над докторской.

Т. Агейчева

— Над докторской, да. И получает искомую степень доктора, да, закрепляется в университете.

Д. Володихин

— Когда это произошло, когда он сделался доктором?

Т. Агейчева

— В 99-м году.

Д. Володихин

— 1899 году. Хорошо. А давайте вот сейчас взглянем на его научное творчество. Его монографии, его книги выросли прежде всего из тех материалов, которые он готовил для диссертаций.

Т. Агейчева

— Совершенно верно, да.

Д. Володихин

— Скажем, из истории земских сборов вышло отдельной небольшой книжечкой, это такое не очень крупное сочинение, оно не принесло ему славы. Хотя недавно переизданное, оно, по мнению специалистов, сохранило серьезную научную ценность. А вот что касается тех трудов, которые действительно прославили Сергея Федоровича, вот об этом поподробнее. Они выросли из его диссертацией, но изучают их сейчас не как какие-то квалификационные сочинения, а именно в виде книжек.

Т. Агейчева

— Да. Ну вот магистерская диссертация выросла в монографию «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века» — это работа источниковедческая, которая и теперь она сохраняет, конечно, значение, но она была чрезвычайно важна именно в тот момент, когда была написана и издана. Потому что Платонов ввел в оборот очень большое количество исторических источников по Смутному времени и периода вокруг Смутного времени, которые до него были ну либо вообще не введены в оборот, либо очень мало изучены.

Д. Володихин

— Ну если я правильно помню, то Платонов взял десятки разнообразных сочинений и, что очень важно, дал всем им характеристику: вот это более достоверно, это менее достоверно.

Т. Агейчева

— Совершенно верно. Он провел серьезную источниковедческую работу.

Д. Володихин

— Здесь можно чему-то доверять, тут, пожалуйста, черезполосно, а вот это все, извините, вранье.

Т. Агейчева

— Да. Другая его работа это докторская диссертация «Очерки по истории Смутного времени в России», которая и по сию пору не утратила своего научного значения...

Д. Володихин

— Это такая классика.

Т. Агейчева

— Это классика сегодня. Но опять же, когда она была написана, это была абсолютно новаторская работа. Не только по обилию источников, привлеченных для нее, но еще и потому, что Платонов одним из первых всерьез исследовал влияние, например, географического фактора на обстоятельства Смуты, рассмотрел экономические моменты Смуты, дал периодизацию и разные ее стороны, рассмотрел предпосылки к Смуте. Не просто рассказал о событиях, а вот разложил по полочкам, как разные явление — социального, политического, внешние случайные явления и так далее — сошлись в одну точку и дали вот этот невероятный переворот всей русской жизни.

Д. Володихин

— Ну и, конечно, заслугой его большой стало чрезвычайно подробное, фактически не то что год за годом, а месяц за месяцем реконструирование событий, которые тогда происходили. Позднее, в общем, люди, которые писали о Смуте популярные книги, а иногда и научные, к сожалению, надо это признать, полной пригоршней черпали у Соловьева и у Платонова, у Платонова и у Соловьева, рассказывая о Смуте. Насколько я помню, также пользовался большой популярностью и учебник Платонова, вышедший вот уже где-то в начале XX века.

Д. Володихин

— Да, в 1909 году. Но до этого, и они пользовались тоже большой популярностью, увидели свет лекции по русской истории, которые Платонов читал и в университете, и в разных учебных заведениях, где он работал. Здесь примечательно то, что лекции его были очень популярны. Сам Платонов не предполагал их издавать единым курсом. Но слушатели разных учебных заведений подробно конспектировали, потом литографировали эти лекции, а потом, с разрешения и при редакторском участии автора, в конце концов выпустили. Эти лекции увидели свет единой книгой и претерпели десять изданий. И издавались в том числе...

Д. Володихин

— Заметим, десять изданий до революции.

Т. Агейчева

— Да, последнее было в 1917 году.

Д. Володихин

— А последнее до революции. Потому что в девяностых и нулевых они вновь несколько раз изданы.

Т. Агейчева

— Совершенно верно. И опять стали очень популярны среди учащейся молодежи.

Д. Володихин

— Но я бы сказал, что не только среди молодежи. Популярность их действительно велика, потому что Платонов как в начале XX века прославился в качестве звезды первой величины на небосклоне русской исторической науки, так таковым и остался и в девяностых, и в нулевых. Его имя претерпело новый взлет известности.

Т. Агейчева

— Это правда, так оно и было.

Д. Володихин

— И вот собственно после выхода основных его трудов и после выхода учебника ведь встал вопрос о том, что пора университетскому профессору уже вступать на академическую скамью.

Т. Агейчева

— Да. И в 1909 год он был избран членом-корреспондентом Академии наук.

Д. Володихин

— Ну я думаю, что в тот момент ни одна живая душа не усомнилась бы в том, что это настоящий ученый, достойный своего места.

Т. Агейчева

— Да, он уже к тому моменту был очень известным и очень влиятельным человеком в научных кругах. Он был известен и как популяризатор, и как исследователь, и конечно, как источниковед. Потому что огромное количество его работ это публикации, он работал еще и в археографической комиссии, и публиковал, и анализировал, и критически разбирал огромное количество источников.

Д. Володихин

— То есть через его руки проходили рукописи, которые впоследствии увидели свет впервые, впервые им именно были введены в научный оборот.

Т. Агейчева

— Да, это и кабальные книги, и документы приказов, и например, Никоновская летопись, и Новый Летописец. И например, сочинение дьяка Грибоедова, и многие-многие другие — например книга о чудесах Сергия Преподобного, и сказание о восстании 1648 года — ну здесь перечислять можно бесконечно долго.

Д. Володихин

— Ну то есть иными словами, он завоевал авторитет в науке не только как профессор, не только как ученый-академист, но и человек, который делает очень важное доброе дело для своих коллег: извлекает из архивов, из библиотек разного рода документы, рукописи старинных литературных произведений и так называемых сказаний и, прилагая очень серьезные усилия, потому что это работа кропотливая, тяжелая, можно сказать, подвижническая, доводит их до печатного станка.

Т. Агейчева

— Да, и вводит в научный оборот.

Т. Агейчева

— И вводит в научный оборот. А давайте на секундочку задержимся на его положении в академической науке в предреволюционные годы. Он профессор Петербургского, впоследствии Петроградского университета, он член Академии наук, он входит в археографическую комиссию...

Т. Агейчева

— Он директор женского педагогического института...

Д. Володихин

— И об этом стоит сказать несколько слов отдельно, потому что это очень необычное учреждение.

Т. Агейчева

— Который открылся, ну там разнятся немножко данные, в 3-м или 4-м году. И Платонову удалось из этого учебного заведения сделать настоящее высшее учебное заведение, по университетскому образцу.

Д. Володихин

— То есть поднять уровень его.

Т. Агейчева

— Совершенно верно. Да, и он также преподавал в археологическом институте, в Александровском лицее. Он преподавал, но, правда, это был в годы его молодости еще научной, у детей Августейшей Семьи.

Д. Володихин

— Вот об этом мы поговорим подробнее чуть позже. А сейчас я хотел бы отметить одну чрезвычайно важную вещь. Вы перечислили его должности — это было чем-то вроде телефонной книги — запомнить невозможно. Если кто-то хочет всерьез изучать Платонова, он должен в это окунуться самостоятельно. Но хотя бы мы создали правильное впечатление. Сергей Федорович был труженик такой, что можно только позавидовать его энергии...

Т. Агейчева

— Это правда.

Д. Володихин

— Его воле и его страсти к науке. Ну что же, я думаю, что будет правильным, если в память о его главных сочинениях, монографиях, а они посвящены именно русской Смуте, сейчас в эфире прозвучит вальс из оперы Михаила Ивановича Глинки «Жизнь за царя», которая в советское время была переименована в «Ивана Сусанина». Но, знаете, ведь слово из песни не выкинешь. «Жизнь за царя». Вальс.

Ну что ж, после этой приятной музыки приятно напомнить приятной аудитории, что здесь у нас светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы буквально на минутку прерываем нашу беседу, для того чтобы вскоре вновь встретиться в эфире.

Д. Володихин

— Это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас замечательный гость, великолепный знаток истории, исторической науки в России, преподаватель исторического факультета МГУ, Татьяна Владимировна Агейчева. И мы обсуждаем с ней перипетии судьбы одного из столпов русской науки, академика Сергея Федоровича Платонова. Думается, в тот момент, когда мы вместе с ним въезжаем в 1917 год, в трагические обстоятельства судьбы нашей страны, стоит поговорить о том, кто он был по мировидению своему, по вере своей, по общественным взглядам. Потому что ему, как никому иному в русской науке, тяжело пришлось в советское время.

Т. Агейчева

— Ну не все так просто с его мировоззрением. Давайте попробуем в этом разобраться. Ну во-первых, Сергей Федорович Платонов принадлежал к поколению восьмидесятников — есть такое определение, которое очень отличается качественно от поколения шестидесятников и даже семидесятников тем, что ориентируется на созидательную деятельность. Не на революцию, не на какие-то серьезные радикальные преобразования...

Д. Володихин

— Не на катаклизмы, скажем так.

Т. Агейчева

— Не на катаклизмы, да, а вот когда каждый на своем месте работает...

Д. Володихин

— Делает свой вклад.

Т. Агейчева

— На умножение качества. И Сергей Федорович Платонов уже с юности никогда не участвовал ни в каких революционных кружках, чурался любой партийной деятельности и, конечно, не приветствовал никакой и ни в каких видах революционности. Сам не участвовал и по возможности другим не позволял.

Д. Володихин

— Ну насколько я помню, вы уже начали говорить, что он был преподавателем у детей-подростков из Царствующего дома.

Т. Агейчева

— Да, совершенно верно. Но собственно вот даже сам по себе этот факт, он ну не настолько для характеристики Платонова важен, ну кроме того, что он свидетельствует о его лояльности Царствующему дому.

Д. Володихин

— Нет, он мог отказаться — не отказался. Его приглашали неоднократно. И могли пригласить только такого человека, который не навредит детям каким-нибудь разрушительным мировоззрением.

Т. Агейчева

— Это правда. Ну он и сам всегда признавался в том, что он монархист и в течение жизни не менял своих позиций. Он признавал душой и сердцем династию Романовых. Вот неслучайно он интересовался Смутным временем, потому что для него итоги Смутного времени и появление новой династии это качественный момент в русской истории, когда общество и власть сошлись в единых ценностях в отношении государства. Когда власть и народ наконец-то начали смотреть и в одну сторону и друг на друга одновременно, и друг друга замечать. Поэтому, конечно, для него это было очень важно. Он был монархист, но его идеалом, вот видите, вот эта вот была формула все-таки после Смутного времени — земский собор, то есть власть ограниченная.

Д. Володихин

— То есть чтобы власть слышала мнение народа.

Т. Агейчева

— Слышала мнение общества, да. Для XX века, ну конечно, это уже представлялось как конституционная монархия.

Д. Володихин

— И кого он видел в качестве возможного, скажем так, будущего государя?

Т. Агейчева

— Ну до революции вообще вопрос так не стоял.

Д. Володихин

— Это понятно. Но мы все-таки въезжаем в 17-й год, и вопрос встанет сразу после огромной зловонной ямищи февраля.

Т. Агейчева

— Да. Ну вот поскольку его учеником был один из великих князей, Андрей Владимирович, то он как-то вот к нему и приглядывался, в связи с перспективами.

Д. Володихин

— Ну насколько я помню, Платонову пришлось преподавать еще также и у детей императора Александра III, у брата и у сестры царствующего правителя, Николая II.

Т. Агейчева

— Да, Ольга Александровна была среди его учеников, Михаил Александрович, там была у него группа учеников.

Д. Володихин

— Ну что ж, вот, так сказать, человек представлял себе земское устройство монархии, то есть при котором власть слушает общество и, тем не менее, именно что монархия, а не чего-нибудь другого. Был вот, скажем, такой, из коренной толщи великорусского народа. Вопрос еще и в том, кто он был по вероисповеданию?

Т. Агейчева

— Он был православным человеком, но не воцерковленным.

Д. Володихин

— То есть для него, скажем так, быт церковный был все-таки чем-то несколько отдаленно стоящим от его жизни.

Т. Агейчева

— А давайте обратимся к самому Сергею Федоровичу...

Д. Володихин

— Давайте.

Т. Агейчева

— Потому что о своем мировоззрении он писал. И не только писал, но еще и на допросах в ГПУ потом вынужден был говорить подробно. Так вот он таким образом выражался, что его мировоззрение базируется на христианской этике и христианской морали, позитивистской философии и эволюционной научной теории — вот такой компот.

Д. Володихин

— Ну что ж, для начала XX века это еще очень, можно сказать, хороший вариант.

Т. Агейчева

— Неплохой.

Д. Володихин

— Близкий к тому, что было нормой такой для того времени. Что ж, вот он приходит в 17-й год с таким комплексом взглядов. И для подавляющего большинства своих коллег, принявших новую власть революционную, он, конечно, слишком правый. Но тем не менее его пребывание в науке не только не исчезает, но и в какой-то степени укрепляется — как можно этот парадокс объяснить?

Т. Агейчева

— Объясняется он проще, чем может показаться. Платонов считал, что народ и государство, и текущая власть, актуальная власть не совпадают на сто процентов. То есть властителя приходят и уходят...

Д. Володихин

— А народ остается.

Т. Агейчева

— А народ остается. И на самом деле именно народ является носителем вот базовых идей. Поэтому он очень рассчитывал на то, что время поправит вот эту вот печальную историю.

Д. Володихин

— Я бы сказал, что его выручало еще и то, что он был именно, как мы говорили, великий труженик...

Т. Агейчева

— И великий патриот.

Д. Володихин

— И порой брал на себя черную работу страшную. Там когда разоряли архивы, старенький старичок — заметим, родился в 1860 году, в 18-м году ему, стало быть, 56–58...

Т. Агейчева

— К 60-ти.

Д. Володихин

— Да, а потом еще и старше. Так вот он ходит по снегу с саночками, собирает эти бумаги, чтобы спасти их от гибели, по заснеженному Санкт-Петербургу. Не щадит себя, хотя уже не того звания человек, чтобы брать на себя работу разнорабочего.

Т. Агейчева

— Ну он бросился спасать науку, вот ни больше ни меньше. И он окунулся во всю эту историю, потому что ну а если не он, то кто же?

Д. Володихин

— Действительно так.

Т. Агейчева

— И это, кстати, не только он, но еще собрал вокруг себя единомышленников, он вокруг себя собрал своих учеников, коллег. И вот он именно в это время, после революции стал действительным организатором науки и действительным лидером академического сообщества исторического.

Д. Володихин

— То есть в какой-то мере спасителем науки.

Т. Агейчева

— Да, потому что вот здесь была его воля, его стремление во что бы то ни стало, опять же наука выше, родина выше, чем текущие власти, народ выше — вот этому надо служить. И он служил до конца своих дней, по мере возможности.

Д. Володихин

— Сохранить документы, сохранить преподавание, сохранить кадры, сохранить определенный уровень.

Т. Агейчева

— Учреждения, да.

Д. Володихин

— Он, помнится, возглавлял несколько журналов, для того чтобы какая-то жизнь академическая шла вокруг него.

Т. Агейчева

— Да, он был главным редактором «Русского исторического журнала», «Вестника знаний». Там вообще огромный список журналов, в которых он участвовал — «Дела и дни», «Анналы» — и тоже можно довольно долго перечислять наименования. А уж в каком количестве научных учреждений он работал — ну это, в общем, не всякое сознание способно переварить такую массу.

Д. Володихин

— Ну а для новой власти оно, может, и хорошо. От нее отвернулось такое количество людей по принципиальным соображениям, и тут специалист первого класса говорит: можете на меня грузить, я повезу. Ну что ж, кто везет, на того и грузят.

Т. Агейчева

— Да.

Д. Володихин

— Вопрос иного рода. Вот его монархические взгляды тогда были, ну мягко говоря, неприняты. Он сделал три популярные, блистательные по языку монографии — о Борисе Годунове, об Иване Грозном и о Петре Великом, да?

Т. Агейчева

— Да.

Д. Володихин

— В начале 20-х годов они принесли ему славу, но ведь насколько я понимаю, власть на все это превознесение государей смотрела довольно косо. Как к нему относились вот люди из вышестоящего начальства?

Т. Агейчева

— До поры до времени, вот в силу того, что новая структура марксистской науки еще не сложилась, приходилось терпеть. Вот Платонову удалось в Академии наук, а в 20-м году он стал действительным членом Академии наук, был избран, ему удалось сохранять вот подлинно академическую среду и даже некое такое вот ощущение и атмосферу независимости, когда академики продолжали делать свое дело, а марксисты еще не выросли.

Д. Володихин

— Ну что ж, ну там из марксистов-то стоящих людей в русской исторической науке было раз, два и обчелся. И признаться, когда они вырастут, они тоже не скоро станут кем-то понимающим в научных делах. Думаю, что будет правильным, если сейчас в память об этом искреннем, зрелом и разумном монархизме Сергея Федоровича Платонова, земском, можно сказать, монархизме, прозвучит «Торжественный коронационный марш» Петра Ильича Чайковского, созданный в 1883 году.

Д. Володихин

— Этот марш впервые прозвучал в России в те годы, когда Сергей Федорович Платонов был молод, полон надежд. И, я думаю, впоследствии он вспоминал его с доброй ностальгией. Ну что ж, и нам пришло время вспомнить, что это светлое радио, радио «Вера». В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. И мы обсуждаем биографию и творчество Сергея Федоровича Платонова, обсуждаем ее с нашим замечательным гостем, историком, знатоком русской исторической науки, Татьяной Владимировной Агейчевой. Что ж, я хотел бы подвести вас, дорогие слушатели, к драматическому узлу в судьбе Сергея Федоровича Платонова. По характеру своему он был из тех историков, которые хоть и служат по необходимости новой власти, но оказывают, что называется, пассивное сопротивление, как бы это сказать, с высоты своего научного авторитета не одобряя идеологические нововведения в науке. Тем не менее несколько лет после того как Платонов становится академиком, он сохраняет мощные рычаги влияния в науке. Впоследствии он подпадает под волну «спецеедства», но уже не на заводе, а именно в научной сфере «спецеедства».

Т. Агейчева

— Ну в общем, это история длинная довольно. Вот если говорить о Сергее Федоровиче Платонове, терзали его с начала 20-х годов. Но сначала терзали понемножку и нечасто, а к 28-му году взялись основательно за Сергея Федоровича Платонова.

Д. Володихин

— Заметим, ему 68 лет.

Т. Агейчева

— Вот Сергей Федорович Платонов серди многих должностей, которые на себя взвалил, исполнял еще и должность заведующего Петроградским отделением Главархива. И целью нападок впервые всерьез он стал в 1923 году, когда вот как раз ведущий и глава историков-марксистов...

Д. Володихин

— Невенчанный государь русской исторической науки.

Т. Агейчева

— Михаил Николаевич Покровский решил прибрать к рукам всю систему архивную в молодом государстве.

Д. Володихин

— Я вот к этому: если Сергей Федорович, как я сказал, невенчанный государь русской исторической науки, то Михаил Николаевич Покровский это своего рода вожак советской исторической науки — две личности, на высшем уровне сталкивающиеся.

Т. Агейчева

— Да. И он предъявил Сергею Федоровичу претензии по части хранения документов. Он хотел, чтобы те документы, которые хранятся в библиотеке Академии наук, перешли — а это документы политических партий, целый ряд социально значимых, экономически значимых документов...

Д. Володихин

— Политически значимых.

Т. Агейчева

— Политически, да, все перешли в Центрархив. Платонов, конечно, сопротивлялся этой перспективе. Разгорелся большой скандал. Покровский собрал все марксистские силы, которые были в его распоряжении...

Д. Володихин

— И сказал: ату его!

Т. Агейчева

— Именно так и было. И это «ату» выразилось в подаче коллективного заявления в прокуратуру по поводу незаконных действий Сергея Федоровича Платонова: дескать, не те документы он списывал в архиве и из архива. В 23-м году, таким образом, Покровскому удалось вынудить Платонова подать в отставку с должности от заведующего Петроградской частью Главархива. Но Платонов при этом оставался главой пока еще...

Д. Володихин

— Библиотеки Академии наук.

Т. Агейчева

— Библиотеки Академии наук, да. И пришло время, когда и здесь ему был нанесен удар. Точнее даже, скажем так, сначала Покровский нанес еще один превентивный удар в академическую часть деятельности Платонова.

Д. Володихин

— То есть Платонову досталось вместе с другими людьми, но ему прежде всего.

Т. Агейчева

— Ему прежде всего. А потому что он был неформальный глава ученого сообщества, так называемой «буржуазной» историографии, которую, было решено, пора уже списывать со счетов.

Д. Володихин

— То есть расшифруем: нормальной историографии.

Т. Агейчева

— Да. И ну вот один из скандалов, который, конечно, сыграл свою роль в дальнейшем развитии событий, был скандал, который развернулся в 28-м году, в связи с попыткой провести в ряды Академии наук марксистов, историков-марксистов, среди которых был в том числе и Покровский. А кроме историков еще ну и просто партийные деятели, вроде Бухарина например.

Д. Володихин

— Ну надо сказать, что Академия наук очень вежливо себя повела — тех, у кого были ну хоть какие-то труды в науке, она провела в свои ряды.

Т. Агейчева

— С минимальным количеством голосов.

Д. Володихин

— Но там были, ну скажем так, некоторые люди, из предложенных партией и правительством, были бесконечно далеки от науки.

Т. Агейчева

— И соответственно не прошли в состав Академии наук. Вот разгорелся скандал. Платонов решил пойти на компромисс, в академии было организовано переголосование. В общем, всех кого нужно, в академию приняли.

Д. Володихин

— Под давлением, заметим.

Т. Агейчева

— Под давлением, да. Но вот этот компромисс к положительным результатам не привел, потому что стал, как раз наоборот, поводом для еще большего давления. И вот следующий этап развернулся осенью 1929 года, когда в Академии наук и в библиотеке Академии наук проводилось так называемая чистка. И выяснилось, что в Академии наук хранятся, в библиотеке Академии наук хранятся подлинники документов, например, об отречении Николая II и его брата Михаила. Выяснилось, что там хранятся документы партии эсеров и кадетов, ну и еще целый ряд таких социально и политически значимых документов.

Д. Володихин

— Я сюда добавлю. А понимаете, какая вещь: в библиотеке Академии наук накопились документы, которые к Академии наук не имеют ни малейшего отношения. Потому что когда-то, за десятилетия до того по всему Петрограду Платонов и его ученики эти документы спасали. И они брали документы буквально из горящих домов жандармского корпуса, различных органов охраны правопорядка, забирали их от лидеров общественных партий, которые подвергались разгрому. И у них помещения библиотеки Академии наук стопками документов были загружены аж по самые своды — никому не было до этого дела. В 29-м году представители органов, скажем так, победивший власти начали говорить: а зачем это вы храните и нам не даете? почему специально не доложили? Да вам же все это неинтересно было. Ну как, ну тут же отречение, тут же жандармерия и так далее... До сих пор не очень понятно, тот документ, который сохранился в библиотеке Академии наук — подлинник это отречения или, скажем так, некая фальшивка — об этом идут споры, и я не думаю, что стоит их сейчас поднимать. Но надо просто сказать, что Платонов, как честный ученый, хранил все, что потом потребуется науке. А следователи, как честные офицеры органов, говорили: отобрать и наказать, потому что хранили, не доложив по команде — вот так.

Т. Агейчева

— Так дело в том, что докладывал Платонов, с известной периодичностью — и в 23-м году, и в 26-м году, и во ВЦИК докладывали о наличии этих документов. Но действительно до поры до времени вот не надо было никому.

Д. Володихин

— Ощущение такое, что, что там, старичок-то нам, да господи, вот сидел бы тихо.

Т. Агейчева

— А здесь, поскольку нужен был повод, вот этот повод был и найден. В итоге Платонова обвинили как раз в незаконном хранении документов и опять вынудили уйти в отставку. Теперь уже из библиотеки Академии наук.

Д. Володихин

— Но он все еще академик.

Т. Агейчева

— Он пока еще да, был академиком. И в 30-м году его арестовали. Вот по этому самому «академическому делу», то есть по делу о незаконном хранении документов.

Д. Володихин

— То есть, по большому счету, по делу о разгроме старой исторической науки.

Т. Агейчева

— Вот поэтому сразу же давайте скажем, что по этому делу академическому проходило вообще 115 человек, в общей сложности — и все это представители старой русской исторической науки, академики и бывшие петербуржцы, и москвичи...

Д. Володихин

— Участники разного рода исторических обществ.

Т. Агейчева

— Это и академики, и профессора, и участники разных научных обществ.

Д. Володихин

— И ученики этих профессоров.

Т. Агейчева

— И ученики этих профессоров, совершенно верно. То есть компания подобралась очень и очень солидная. Но это все были представители вот так называемой буржуазной науки — просто пришло время от них избавиться. И вот здесь ну все, что можно было достать из биографии Платонова, для того чтобы пополнить дело, потому что незаконного хранения документов было, конечно, маловато для серьезного процесса, вот ему все припомнили. Ему припомнили, например, что он преподавал у детей Царствующего дома. Ему припомнили, что он имел семь орденов...

Д. Володихин

— Российской империи.

Т. Агейчева

— Российской империи. Ему припомнили его монархические настроения, участие в юбилейных сборниках.

Д. Володихин

— На что он сказал как честный человек: да, я монархист.

Т. Агейчева

— Да, именно так он говорили и отвечал. Ему припомнили его связи с эмигрантами. В 28-м году Платонов выезжал за границу в Берлин, а потом в Париж. И за границей встречался вот и со своими учениками из Царствующего дома...

Д. Володихин

— Андрей Владимирович был одним из них.

Т. Агейчева

— С Андреем Владимировичем, да, совершенно верно. И с Павлом Николаевичем Милюковым. И письма хранились Павла Николаевича у него дома, которые были при обыске конфискованы. Вот все это вместе и вспомнили Платонову.

Д. Володихин

— Но заметим: разговоров о свержении власти он не заводил. Этого ничего за ним не нашли, он не был мятежником по натуре своей.

Т. Агейчева

— Власти царской, вы имеете в виду? Или власти большевистской?

Д. Володихин

— Советской, конечно.

Т. Агейчева

— Потому что нашли. Вот это необходимо...

Д. Володихин

— А что нашли?

Т. Агейчева

— Дело в том, что ведь помимо вот этих всяких разысканий в деле присутствовали доносы...

Д. Володихин

— А, ну это не нашли. Это сказали, что говорить.

Т. Агейчева

— И вот в этих доносах была информация о том, что в частных разговорах Платонов ругает советскую власть. А он ее действительно ругал и критически очень к ней относился.

Д. Володихин

— Ну как и большинство населения страны.

Т. Агейчева

— И что в некоем частном разговоре — один из доносчиков вспомнил, — ну кто-то вот выдвигал, предполагал, что лучшей кандидатурой при восстановлении монархии будет Кирилл Владимирович. А Платонов сказал: нет, ну уж тогда лучше Андрей Владимирович.

Д. Володихин

— Да, я его хорошо знаю.

Т. Агейчева

— И вот тут созрела блестящая идея — это ж заговор!

Д. Володихин

— Там же монархисты.

Т. Агейчева

— Это же монархический заговор.

Д. Володихин

— У них там винтовки, золото, пулеметы, заграница, линкоры английские.

Т. Агейчева

— И поэтому у Платонова, кстати, при обыске на квартире нашли еще и револьвер иностранного производства — ну конечно, заговорщик, конечно.

Д. Володихин

— С 17-го года хранил.

Т. Агейчева

— И вспомнили, как он студентов наказывал, в том числе за участие в революционных всевозможных мероприятиях, заставлял их на лекции ходить.

Д. Володихин

— Что нельзя не одобрить.

Т. Агейчева

— Да. И вот сложилось новое дело — о всенародном союзе борьбы за возрождение свободной России.

Д. Володихин

— Хотелось бы добавить бочку меда к этой капле дегтя. Дело-то дело, но когда ужасающему мятежнику-монархисту дали всего-навсего ссылку, стало понятным, что нужно было просто выкинуть...

Т. Агейчева

— Выдавить.

Д. Володихин

— Старое авторитетное руководство науки и посадить своих, которые, конкурируя со старыми учеными, проигрывали и по уровню интеллекта, по уровню знаний, по уровню понимания, что такое академическая культура.

Т. Агейчева

— О чем, кстати, следователи очень откровенно и говорили в процессе так называемого расследования.

Д. Володихин

— Ну что ж, у нас осталось совсем немного времени, буквально минутка. Опустим занавес печали над последними годами в жизни Сергея Федоровича. Он был выслан в Поволжье...

Т. Агейчева

— В Самару. На пять лет вместе с двумя дочерьми.

Д. Володихин

— И там в 1933 году скончался.

Т. Агейчева

— Скончался от сердечного приступа. Там же и похоронен.

Д. Володихин

— Он был немолод, но если бы остался в столичном центре и мог бы работать, еще мог бы принести огромную пользу для науки. Но что с ним сделали, то сделали. Впоследствии его, конечно, советская власть реабилитировала. И может быть, сам Сергей Федорович был бы не особенно доволен этой реабилитацией, потому что сам он ее никогда не уважал. Для нас важно другое — то, что этот человек честно прошел весь свой жизненный путь, как великий труженик, как талантливый ученый и как общественный деятель, не предававший своих идеалов. И нам остается отдать поклон его памяти. И после этого я поблагодарю от вашего имени Татьяну Владимировну. Большое спасибо.

Т. Агейчева

— Спасибо вам.

Д. Володихин

— Скажу вам: благодарю за внимание, до свидания.

Т. Агейчева

— Всего хорошего.

Другие программы

Пайдейя

«Молодежь и медиа». Священник Николай Катан, Андрей Черкашин

Скачать

Гостями программы «Пайдейя» были клирик храма Введения во храм Пресвятой Богородицы в Вешняках священник Николай Катан и художественный руководитель Молодежного медиафорума Восточного викариатства города Москвы Андрей Черкашин.

Наши гости рассказали, как через вовлечение молодых людей в творчество, создание современных медиа-продуктов, удается говорить о нравственности и вере.

Молодежный медиафорум Восточного викариатства собрал молодежные объединения храмов Восточного и Северо-Восточного викариатств, а также Московской митрополии.

Медиафорум был организован молодежным объединением при храме Введения во храм Пресвятой Богородицы в Вешняках. Он стал площадкой для развития православной молодежной медиакультуры и поддержки приходских медиагрупп. Цель площадки — помочь молодым людям более профессионально использовать медиа для проповеди в современном обществе.

Программа форума включала лекции и мастер-классы по сценарному мастерству, режиссуре, операторскому искусству, монтажу, репортажу и блогерству. Особое внимание уделялось вопросу, как делать православный контент понятным и интересным для молодежи.

(По материалам Восточного викариатства)

Читать полностью

Другие программы

Богослужения вечера

Тексты богослужений праздничных и воскресных дней. Всенощное Бдение. 21 декабря (вечер 20 декабря) 2025г.

Вечер 20.12.25

Неде́ля 28-я по Пятидеся́тнице, святы́х отцо́в.

Прп. Пата́пия.

Глас 3.

ВСЕНО́ЩНОЕ БДЕ́НИЕ

Вели́кая Вече́рня

Диакон: Воста́ните!

Хор: Благослови́.

Иерей: Сла́ва Святе́й и Единосу́щней и Животворя́щей и Неразде́льней Тро́ице всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Священнослужители в алтаре:

Прииди́те, поклони́мся Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Христу́ Царе́ви на́шему Бо́гу.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Самому́ Христу́, Царе́ви и Бо́гу на́шему.

Прииди́те, поклони́мся и припаде́м Ему́.

Псало́м 103, предначина́тельный:

Хор: Благослови́, душе́ моя́, Го́спода./ Благослове́н еси́, Го́споди./ Го́споди, Бо́же мой, возвели́чился еси́ зело́./ Благослове́н еси́, Го́споди./ … / Вся прему́дростию сотвори́л еси́./ Сла́ва Ти, Го́споди, сотвори́вшему вся.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Вели́кая ектения́:

Диакон: Ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй. (На каждое прошение)

Диакон: О Свы́шнем ми́ре и спасе́нии душ на́ших, Го́споду помо́лимся.

О ми́ре всего́ ми́ра, благостоя́нии Святы́х Бо́жиих Церкве́й и соедине́нии всех, Го́споду помо́лимся.

О святе́м хра́ме сем и с ве́рою, благогове́нием и стра́хом Бо́жиим входя́щих в онь, Го́споду помо́лимся.

О вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем, Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, честне́м пресви́терстве, во Христе́ диа́констве, о всем при́чте и лю́дех, Го́споду помо́лимся.

О Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, Го́споду помо́лимся.

О гра́де сем (или: О ве́си сей), вся́ком гра́де, стране́ и ве́рою живу́щих в них, Го́споду помо́лимся.

О благорастворе́нии возду́хов, о изоби́лии плодо́в земны́х и вре́менех ми́рных, Го́споду помо́лимся.

О пла́вающих, путеше́ствующих, неду́гующих, стра́ждущих, плене́нных и о спасе́нии их. Го́споду помо́лимся.

О изба́витися нам от вся́кия ско́рби, гне́ва и ну́жды, Го́споду помо́лимся.

Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко подоба́ет Тебе́ вся́кая сла́ва честь и поклоне́ние, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Блаже́н муж:

Хор: Блаже́н муж, и́же не и́де на сове́т нечести́вых.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Я́ко весть Госпо́дь путь пра́ведных, и путь нечести́вых поги́бнет.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Рабо́тайте Го́сподеви со стра́хом и ра́дуйтеся Ему́ с тре́петом.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Блаже́ни вси наде́ющиися Нань.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

И ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Ектения́ ма́лая:

Диакон: Па́ки и па́ки ми́ром Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́ и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Твоя́ держа́ва, и Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Го́споди, воззва́х, глас 3:

Хор: Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя./ Услы́ши мя, Го́споди./ Го́споди, воззва́х к Тебе́, услы́ши мя:/ вонми́ гла́су моле́ния моего́,/ внегда́ воззва́ти ми к Тебе́.// Услы́ши мя, Го́споди.

Да испра́вится моли́тва моя́,/ я́ко кади́ло пред Тобо́ю,/ воздея́ние руку́ мое́ю/ – же́ртва вече́рняя.// Услы́ши мя, Го́споди.

Стихиры воскресные, глас 3:

На 10. Стих: Изведи́ из темни́цы ду́шу мою́,// испове́датися и́мени Твоему́.

Стихира: Твои́м Кресто́м, Христе́ Спа́се,/ сме́рти держа́ва разруши́ся,/ и диа́воля пре́лесть упраздни́ся,/ род же челове́ческий, ве́рою спаса́емый,// песнь Тебе́ всегда́ прино́сит.

Стих: Мене́ ждут пра́ведницы,// до́ндеже возда́си мне.

Стихира: Просвети́шася вся́ческая/ Воскресе́нием Твои́м, Го́споди,/ и рай па́ки отве́рзеся,/ вся же тварь восхваля́ющи Тя,// песнь Тебе́ всегда́ прино́сит.

На 8. Стих: Из глубины́ воззва́х к Тебе́, Го́споди,// Го́споди, услы́ши глас мой.

Стихира: Сла́влю Отца́ и Сы́на си́лу,/ и Свята́го Ду́ха пою́ власть,/ неразде́льное, несозда́нное Божество́,/ Тро́ицу Единосу́щную,// ца́рствующую в век ве́ка.

Стих: Да бу́дут у́ши Твои́// вне́млюще гла́су моле́ния моего́.

Стихира: Кресту́ Твоему́ честно́му покланя́емся, Христе́,/ и Воскресе́ние Твое́ пое́м и сла́вим.// Ра́ною бо Твое́ю мы вси исцеле́хом и́.

На 6. Стих: А́ще беззако́ния на́зриши, Го́споди, Го́споди, кто постои́т?// Я́ко у Тебе́ очище́ние есть.

Стихира: Пое́м Спа́са от Де́вы вопло́щшагося./ Нас бо ра́ди распя́тся,/ и в тре́тий день воскре́се,// да́руя нам ве́лию ми́лость.

Стих: И́мене ра́ди Твоего́ потерпе́х Тя, Го́споди, потерпе́ душа́ моя́ в сло́во Твое́,// упова́ душа́ моя́ на Го́спода.

Стихира: Су́щим во а́де сшед Христо́с благовести́:/ дерза́йте, глаго́ля, ны́не победи́х,/ Аз есмь Воскресе́ние, Аз вы возведу́,// разруши́в сме́ртная врата́.

На 4. Стих: От стра́жи у́тренния до но́щи, от стра́жи у́тренния,// да упова́ет Изра́иль на Го́спода.

Стихира: Недосто́йно стоя́ще в пречи́стом дому́ Твое́м,/ вече́рнюю песнь возсыла́ем,/ из глубины́ взыва́юще, Христе́ Бо́же:/ просвети́вый мир тридне́вным воскресе́нием Твои́м,// изми́ лю́ди Твоя́ от руки́ враго́в Твои́х, Человеколю́бче.

Стихиры прп. Патапия, глас 1, подобен: «Всехва́льнии му́ченицы…»:

Стих: Я́ко у Го́спода ми́лость, и мно́гое у Него́ избавле́ние,// и Той изба́вит Изра́иля от всех беззако́ний его́.

Стихира: О́тче Пата́пие,/ пло́ти стремле́ния воздержа́нием увяди́в разжже́ние,/ в пусты́ню всели́лся еси́,/ я́ко Или́я дре́вле,/ ум очища́я непреста́нными к Бо́гу моли́твами./ И ны́не моли́ дарова́ти душа́м на́шим// мир и ве́лию ми́лость.

На 2. Стих: Хвали́те Го́спода вси язы́цы,// похвали́те Его́ вси лю́дие.

Стихира: О́тче Пата́пие,/ лико́м по́стническим причи́слился еси́,/ безстра́стием украша́яся,/ и всели́лся еси́ во оби́телех преподо́бных,/ иде́же Свет незаходи́мый,/ иде́же есть дре́во жи́зни./ И ны́не моли́ дарова́ти душа́м на́шим// мир и ве́лию ми́лость.

Стих: Я́ко утверди́ся ми́лость Его́ на нас,// и и́стина Госпо́дня пребыва́ет во век.

Стихира: О́тче Пата́пие,/ свети́льник из Еги́пта возсия́л еси́,/ просвеща́я подсо́лнечную чуде́с светлостьми́,/ душетле́нных неду́г отгоня́я мрак,/ де́монов охужда́я тьму./ И ны́не моли́ Христа́/ дарова́ти душа́м на́шим// мир и ве́лию ми́лость.

Догматик, глас 3:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Догматик: Ка́ко не диви́мся/ Богому́жному Рождеству́ Твоему́, Пречестна́я?/ Искуше́ния бо му́жескаго не прие́мши, Всенепоро́чная,/ родила́ еси́ без Отца́ Сы́на пло́тию./ Пре́жде век от Отца́ рожде́ннаго без ма́тере,/ ника́коже претерпе́вшаго измене́ния,/ или́ смеше́ния, или́ разделе́ния,/ но обою́ существу́ сво́йство це́ло сохра́ншаго./ Те́мже, Ма́ти Де́во Влады́чице,/ Того́ моли́ спасти́ся душа́м,// правосла́вно Богоро́дицу испове́дающих Тя.

Вход с кади́лом:

Диакон: Прему́дрость, про́сти.

Све́те Ти́хий:

Хор: Све́те Ти́хий святы́я сла́вы Безсме́ртнаго Отца́ Небе́снаго, Свята́го, Блаже́ннаго, Иису́се Христе́! Прише́дше на за́пад со́лнца, ви́девше свет вече́рний, пое́м Отца́, Сы́на и Свята́го Ду́ха, Бо́га. Досто́ин еси́ во вся времена́ пет бы́ти гла́сы преподо́бными, Сы́не Бо́жий, живо́т дая́й; те́мже мир Тя сла́вит.

Диакон: Во́нмем.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Проки́мен воскре́сный, глас 6:

Диакон: Прему́дрость во́нмем. Проки́мен, глас шесты́й: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся.

Хор: Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся. (На каждый стих)

Диакон: Облече́ся Госпо́дь в си́лу, и препоя́сася.

Стих 2: И́бо утверди́ вселе́нную, я́же не подви́жится.

Стих 3: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня, Го́споди, в долготу́ дний.

Диакон: Госпо́дь воцари́ся.

Хор: В ле́поту облече́ся.

Ектения́ сугу́бая:

Диакон: Рцем вси от всея́ души́, и от всего́ помышле́ния на́шего рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Го́споди Вседержи́телю, Бо́же оте́ц на́ших, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Поми́луй нас, Бо́же, по вели́цей ми́лости Твое́й, мо́лим Ти ся, услы́ши и поми́луй.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды, на каждое прошение)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и Отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о Господи́не на́шем Высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к, и всей во Христе́ бра́тии на́шей.

Еще́ мо́лимся о Богохрани́мей стране́ на́шей, власте́х и во́инстве ея́, да ти́хое и безмо́лвное житие́ поживе́м во вся́ком благоче́стии и чистоте́.

Еще́ мо́лимся о блаже́нных и приснопа́мятных созда́телех свята́го хра́ма сего́, и о всех преждепочи́вших отце́х и бра́тиях, зде лежа́щих и повсю́ду, правосла́вных.

Еще́ мо́лимся о ми́лости, жи́зни, ми́ре, здра́вии, спасе́нии, посеще́нии, проще́нии и оставле́нии грехо́в рабо́в Бо́жиих настоя́теля, бра́тии и прихо́жан свята́го хра́ма сего́.

Еще́ мо́лимся о плодонося́щих и доброде́ющих во святе́м и всечестне́м хра́ме сем, тружда́ющихся, пою́щих и предстоя́щих лю́дех, ожида́ющих от Тебе́ вели́кия и бога́тыя ми́лости.

Иерей: Я́ко Ми́лостив и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Сподо́би, Го́споди:

Хор: Сподо́би, Го́споди, в ве́чер сей без греха́ сохрани́тися нам. Благослове́н еси́, Го́споди, Бо́же оте́ц на́ших, и хва́льно и просла́влено и́мя Твое́ во ве́ки. Ами́нь.

Бу́ди, Го́споди, ми́лость Твоя́ на нас, я́коже упова́хом на Тя. Благослове́н еси́, Го́споди, научи́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Влады́ко, вразуми́ мя оправда́нием Твои́м. Благослове́н еси́, Святы́й, просвети́ мя оправда́нии Твои́ми.

Го́споди, ми́лость Твоя́ во век, дел руку́ Твое́ю не пре́зри. Тебе́ подоба́ет хвала́, Тебе́ подоба́ет пе́ние, Тебе́ сла́ва подоба́ет. Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Ектения́ проси́тельная:

Диакон: Испо́лним вече́рнюю моли́тву на́шу Го́сподеви.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Заступи́, спаси́, поми́луй и сохрани́ нас, Бо́же, Твое́ю благода́тию.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Диакон: Ве́чера всего́ соверше́нна, свя́та, ми́рна и безгре́шна у Го́спода про́сим.

Хор: Пода́й, Го́споди. (На каждое прошение)

Диакон: А́нгела ми́рна, ве́рна наста́вника, храни́теля душ и теле́с на́ших, у Го́спода про́сим.

Проще́ния и оставле́ния грехо́в и прегреше́ний на́ших у Го́спода про́сим.

До́брых и поле́зных душа́м на́шим и ми́ра ми́рови у Го́спода про́сим.

Про́чее вре́мя живота́ на́шего в ми́ре и покая́нии сконча́ти у Го́спода про́сим.

Христиа́нския кончи́ны живота́ на́шего, безболе́знены, непосты́дны, ми́рны и до́браго отве́та на Стра́шнем Суди́щи Христо́ве про́сим.

Пресвяту́ю, Пречи́стую, Преблагослове́нную, Сла́вную Влады́чицу на́шу Богоро́дицу и Присноде́ву Мари́ю, со все́ми святы́ми помяну́вше, са́ми себе́, и друг дру́га, и весь живо́т наш Христу́ Бо́гу предади́м.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Я́ко Благ и Человеколю́бец Бог еси́ и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Бу́ди держа́ва Ца́рствия Твоего́ благослове́на и препросла́влена. Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Лития́: (В приходской практике может опускаться)

Поется стихира храма [1] , затем:

Богородичные стихиры Павла Аморрейского, глас 7, подобен: «Днесь бдит Иу́да…»:

Стихира: Ми́лостива, благопребы́тна мне, Де́во,/ и благопослу́шна яви́ся призыва́ющу Боже́ственную Твою́ благода́ть/ во всех вои́стинну случа́ющих ми ся:/ всю бо наде́жду души́ моея́ возложи́х к Тебе́,/ и во всех упова́ю на Боже́ственный про́мысл Твой,/ Ты и бу́дущия мя сла́вы,// и живота́ Боже́ственнаго сподо́би.

Стихира: У́глие во мне, Богоро́дице, страсте́й мои́х возгоре́шася,/ от гне́ва же и я́рости,/ от пия́нства и блуда́,/ от сребролю́бия и же́стости се́рдца,/ умерщвле́ния лю́таго,/ от уны́ния и смуще́ния,/ от тщесла́вия же и попра́ния со́вестнаго,// от ни́хже изба́ви ду́шу мою́, молю́ся, Влады́чице, и спаси́ мя.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Стихира: Вси чи́стою со́вестию Богоро́дице припаде́м,/ вопию́ще непреста́нно от среды́ серде́чныя:/ Влады́чице Свята́я, спаси́ всех от гне́ва и озлобле́ния, бед и паде́жей:/ я́ко Тебе́ стяжа́хом сте́ну, и утвержде́ние,// Тобо́ю спаса́еми под кров Твой притека́юще.

Диакон: Спаси́, Бо́же, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́, посети́ мир Твой ми́лостию и щедро́тами, возвы́си рог христиа́н правосла́вных и низпосли́ на ны ми́лости Твоя́ бога́тыя, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день), и всех святы́х. Мо́лим Тя, многоми́лостиве Го́споди, услы́ши нас, гре́шных, моля́щихся Тебе́, и поми́луй нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (40 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о Вели́ком Господи́не и отце́ на́шем Святе́йшем Патриа́рхе Кири́лле, и о господи́не на́шем высокопреосвяще́ннейшем митрополи́те (или: архиепи́скопе, или: Преосвяще́ннейшем епи́скопе) имяре́к и о всем во Христе́ бра́тстве на́шем, и о вся́кой души́ христиа́нстей, скорбя́щей же и озло́бленней, ми́лости Бо́жия и по́мощи тре́бующей; о покрове́нии гра́да сего́, и живу́щих в нем, о ми́ре, и состоя́нии всего́ ми́ра; о благостоя́нии святы́х Бо́жиих церкве́й; о спасе́нии и по́мощи со тща́нием и стра́хом Бо́жиим тружда́ющихся и служа́щих оте́ц и бра́тий на́ших; о оста́вльшихся и во отше́ствии су́щих; о исцеле́нии в не́мощех лежа́щих; о успе́нии, осла́бе, блаже́нней па́мяти и о оставле́нии грехо́в всех преждеотше́дших оте́ц и бра́тий на́ших, зде лежа́щих и повсю́ду правосла́вных; о избавле́нии плене́нных, и о бра́тиях на́ших во слу́жбах су́щих, и о всех служа́щих и служи́вших во святе́м хра́ме сем рцем.

Хор: Го́споди, поми́луй. (50 раз)

Диакон: Еще́ мо́лимся о е́же сохрани́тися гра́ду сему́, и свято́му хра́му сему́, и вся́кому гра́ду и стране́, от гла́да, губи́тельства, тру́са, пото́па, огня́, меча́, наше́ствия иноплеме́нников и междоусо́бныя бра́ни; о е́же ми́лостиву и благоуве́тливу бы́ти благо́му и человеколюби́вому Бо́гу на́шему, отврати́ти вся́кий гнев на ны дви́жимый, и изба́вити ны от належа́щаго и пра́веднаго Своего́ преще́ния и поми́ловати ны.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Диакон: Еще́ мо́лимся и о е́же услы́шати Го́споду Бо́гу глас моле́ния нас, гре́шных, и поми́ловати нас.

Хор: Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Иерей: Услы́ши ны, Бо́же, Спаси́телю наш, упова́ние всех конце́в земли́ и су́щих в мо́ри дале́че, и ми́лостив, ми́лостив бу́ди, Влады́ко, о гресе́х на́ших, и поми́луй ны. Ми́лостив бо и человеколю́бец Бог еси́, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, Отцу́, и Сы́ну, и Свято́му Ду́ху, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Иерей: Мир всем.

Хор: И ду́хови твоему́.

Диакон: Главы́ на́ша Го́сподеви прикло́ним.

Хор: Тебе́, Го́споди.

Иерей: Влады́ко многоми́лостиве, Го́споди Иису́се Христе́, Бо́же наш, моли́твами всепречи́стыя Влады́чицы на́шея Богоро́дицы и Присноде́вы Мари́и, си́лою Честна́го и Животворя́щаго Креста́, предста́тельствы честны́х Небе́сных Сил безпло́тных, честна́го, сла́внаго проро́ка, Предте́чи и Крести́теля Иоа́нна, святы́х сла́вных и всехва́льных Апо́стол, и́же во святы́х оте́ц на́ших и вселе́нских вели́ких учи́телей и святи́телей, Васи́лия Вели́каго, Григо́рия Богосло́ва и Иоа́нна Златоу́стаго, и́же во святы́х отца́ на́шего Никола́я, архиепи́скопа Мирлики́йскаго, чудотво́рца, святы́х равноапо́стольных Мефо́дия и Кири́лла, учи́телей слове́нских, святы́х равноапо́стольных вели́каго кня́зя Влади́мира и вели́кия княги́ни О́льги, и́же во святы́х оте́ц на́ших: святи́теля Михаи́ла, пе́рвого митрополи́та Ки́евскаго, первосвяти́телей Моско́вских и всея́ Руси́: Петра́, Алекси́я, Ио́ны, Мака́рия, Фили́ппа, И́ова, Ермоге́на и Ти́хона, митрополи́тов Моско́вских Филаре́та, Инноке́нтия и Мака́рия. Святы́х, сла́вных и добропобе́дных му́чеников, новому́чеников и испове́дников Це́ркве Ру́сския: Влади́мира, митрополи́та Ки́евскаго, Вениами́на, митрополи́та Петрогра́дского, Петра́, митрополи́та Крути́цкаго, Иларио́на, архиепи́скопа Вере́йскаго, святы́х ца́рственных страстоте́рпцев, преподобному́чениц вели́кия княги́ни Елисаве́ты и и́нокини Варва́ры, преподо́бных и богоно́сных оте́ц на́ших, преподо́бных оте́ц ста́рцев О́птинских, святы́х пра́ведных Иоа́нна Кроншта́дтскаго и Алекси́я Моско́вскаго, святы́х блаже́нных Ксе́нии Петербу́ржския и Матро́ны Моско́вския, святы́х и пра́ведных богооте́ц Иоаки́ма и А́нны (и свята́го имяре́к, егоже есть храм и егоже есть день) и всех святы́х. благоприя́тну сотвори́ моли́тву на́шу, да́руй нам оставле́ние прегреше́ний на́ших, покры́й нас кро́вом крилу́ Твое́ю, отжени́ от нас вся́каго врага́ и супоста́та, умири́ на́шу жизнь. Го́споди, поми́луй нас и мир Твой, и спаси́ ду́ши на́ша, я́ко благ и человеколю́бец.

Хор: Ами́нь.

Стихи́ры на стихо́вне:

Стихиры воскресные, глас 3:

Стихира: Стра́стию Твое́ю, Христе́,/ омрачи́вый со́лнце/ и све́том Твоего́ Воскресе́ния,/ просвети́вый вся́ческая,// приими́ на́шу вече́рнюю песнь, Человеколю́бче.

Стих: Госпо́дь воцари́ся,// в ле́поту облече́ся.

Стихира: Живоприе́мное Твое́ воста́ние, Го́споди,/ вселе́нную всю просвети́,/ и Твое́ созда́ние истле́вшее призва́./ Те́мже кля́твы Ада́мовы изме́ншеся, вопие́м:// Всеси́льне Го́споди, сла́ва Тебе́.

Стих: И́бо утверди́ вселе́нную,// я́же не подви́жится.

Стихира: Бог сый неизме́нен,/ пло́тию стражда́ измени́лся еси́,/ Его́же тварь не терпя́щи ви́сяща зре́ти,/ стра́хом прекланя́шеся,/ и стеня́щи пое́т Твое́ долготерпе́ние:/ соше́д же во ад, тридне́вен воскре́сл еси́,// жизнь да́руя ми́рови, и ве́лию ми́лость.

Стих: До́му Твоему́ подоба́ет святы́ня,// Го́споди, в долготу́ дний.

Стихира: Да род наш от сме́рти, Христе́, изба́виши,/ смерть претепе́л еси́:/ и тридне́вен из ме́ртвых воскре́с,/ с Собо́ю воскреси́л еси́,/ и́же Тя Бо́га позна́вших:/ и мир просвети́л еси́.// Го́споди, сла́ва Тебе́.

Богородичен воскресный, глас 3:

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Стихира: Без се́мене от Боже́ственнаго Ду́ха,/ во́лею же О́тчею зачала́ еси́ Сы́на Бо́жия,/ от Отца́ без ма́тере пре́жде век су́ща:/ нас же ра́ди, из Тебе́ без отца́ бы́вша,/ пло́тию родила́ еси́,/ и Младе́нца млеко́м пита́ла еси́./ Те́мже не преста́й моли́ти,// изба́витися от бед душа́м на́шим.

Моли́тва свято́го Симео́на Богоприи́мца:

Хор: Ны́не отпуща́еши раба́ Твоего́, Влады́ко,/ по глаго́лу Твоему́, с ми́ром;/ я́ко ви́деста о́чи мои́ спасе́ние Твое́,/ е́же еси́ угото́вал пред лице́м всех люде́й,/ свет во открове́ние язы́ков,// и сла́ву люде́й Твои́х Изра́иля.

Трисвято́е по О́тче наш:

Чтец: Святы́й Бо́же, Святы́й Кре́пкий, Святы́й Безсме́ртный, поми́луй нас. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Пресвята́я Тро́ице, поми́луй нас; Го́споди, очи́сти грехи́ на́ша; Влады́ко, прости́ беззако́ния на́ша; Святы́й, посети́ и исцели́ не́мощи на́ша, и́мене Твоего́ ра́ди.

Го́споди, поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

О́тче наш, И́же еси́ на Небесе́х, да святи́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́рствие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на Небеси́ и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго.

Иерей: Я́ко Твое́ есть Ца́рство и си́ла и сла́ва, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

Тропа́рь, глас 4:

Хор: Богоро́дице Де́во, ра́дуйся,/ Благода́тная Мари́е, Госпо́дь с Тобо́ю:/ благослове́на Ты в жена́х/ и благослове́н Плод чре́ва Твоего́,// я́ко Спа́са родила́ еси́ душ на́ших. (Трижды)

Благослове́ние хле́бов:

Диакон: Го́споду помо́лимся.

Хор: Го́споди, поми́луй.

Иерей: Го́споди Иису́се Христе́ Бо́же наш, благослови́вый пять хле́бов и пять ты́сящ насы́тивый, Сам благослови́ и хле́бы сия́, пшени́цу, вино́ и еле́й; и умно́жи сия́ во гра́де сем и во всем ми́ре Твое́м; и вкуша́ющия от них ве́рныя освяти́. Я́ко Ты еси́ благословля́яй и освяща́яй вся́ческая, Христе́ Бо́же наш, и Тебе́ сла́ву возсыла́ем, со Безнача́льным Твои́м Отце́м, и Всесвяты́м, и Благи́м, и Животворя́щим Твои́м Ду́хом, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь. Бу́ди И́мя Госпо́дне благослове́но от ны́не и до ве́ка. (Трижды)

Псало́м 33:

Иерей: Благослове́ние Госпо́дне на вас, Того́ благода́тию и человеколю́бием, всегда́, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в.

Хор: Ами́нь.

У́треня

Шестопса́лмие:

Хор: Сла́ва в вы́шних Бо́гу, и на земли́ мир, в челове́цех благоволе́ние. (Трижды)

Го́споди, устне́ мои́ отве́рзеши, и уста́ моя́ возвестя́т хвалу́ Твою́. (Дважды)

Псало́м 3:

Чтец: Го́споди, что ся умно́жиша стужа́ющии ми? Мно́зи востаю́т на мя, мно́зи глаго́лют души́ мое́й: несть спасе́ния ему́ в Бо́зе его́. Ты же, Го́споди, Засту́пник мой еси́, сла́ва моя́ и вознося́й главу́ мою́. Гла́сом мои́м ко Го́споду воззва́х, и услы́ша мя от горы́ святы́я Своея́. Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя. Не убою́ся от тем люде́й, о́крест напа́дающих на мя. Воскресни́, Го́споди, спаси́ мя, Бо́же мой, я́ко Ты порази́л еси́ вся вражду́ющия ми всу́е: зу́бы гре́шников сокруши́л еси́. Госпо́дне есть спасе́ние, и на лю́дех Твои́х благослове́ние Твое́.

Аз усну́х, и спах, воста́х, я́ко Госпо́дь засту́пит мя.

Псало́м 37:

Го́споди, да не я́ростию Твое́ю обличи́ши мене́, ниже́ гне́вом Твои́м нака́жеши мене́. Я́ко стре́лы Твоя́ унзо́ша во мне, и утверди́л еси́ на мне ру́ку Твою́. Несть исцеле́ния в пло́ти мое́й от лица́ гне́ва Твоего́, несть ми́ра в косте́х мои́х от лица́ грех мои́х. Я́ко беззако́ния моя́ превзыдо́ша главу́ мою́, я́ко бре́мя тя́жкое отяготе́ша на мне. Возсмерде́ша и согни́ша ра́ны моя́ от лица́ безу́мия моего́. Пострада́х и сляко́хся до конца́, весь день се́туя хожда́х. Я́ко ля́двия моя́ напо́лнишася поруга́ний, и несть исцеле́ния в пло́ти мое́й. Озло́блен бых и смири́хся до зела́, рыка́х от воздыха́ния се́рдца моего́. Го́споди, пред Тобо́ю все жела́ние мое́ и воздыха́ние мое́ от Тебе́ не утаи́ся. Се́рдце мое́ смяте́ся, оста́ви мя си́ла моя́, и свет о́чию мое́ю, и той несть со мно́ю. Дру́зи мои́ и и́скреннии мои́ пря́мо мне прибли́жишася и ста́ша, и бли́жнии мои́ отдале́че мене́ ста́ша и нужда́хуся и́щущии ду́шу мою́, и и́щущии зла́я мне глаго́лаху су́етная и льсти́вным весь день поуча́хуся. Аз же я́ко глух не слы́шах и я́ко нем не отверза́яй уст свои́х. И бых я́ко челове́к не слы́шай и не имы́й во усте́х свои́х обличе́ния. Я́ко на Тя, Го́споди, упова́х, Ты услы́шиши, Го́споди Бо́же мой. Я́ко рех: да не когда́ пора́дуют ми ся врази́ мои́: и внегда́ подвижа́тися нога́м мои́м, на мя велере́чеваша. Я́ко аз на ра́ны гото́в, и боле́знь моя́ предо мно́ю есть вы́ну. Я́ко беззако́ние мое́ аз возвещу́ и попеку́ся о гресе́ мое́м. Врази́ же мои́ живу́т и укрепи́шася па́че мене́, и умно́жишася ненави́дящии мя без пра́вды. Воздаю́щии ми зла́я возблага́я оболга́ху мя, зане́ гоня́х благосты́ню. Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Не оста́ви мене́, Го́споди Бо́же мой, не отступи́ от мене́. Вонми́ в по́мощь мою́, Го́споди спасе́ния моего́.

Псало́м 62:

Бо́же, Бо́же мой, к Тебе́ у́тренюю, возжада́ Тебе́ душа́ моя́, коль мно́жицею Тебе́ плоть моя́, в земли́ пу́сте и непрохо́дне, и безво́дне. Та́ко во святе́м яви́хся Тебе́, ви́дети си́лу Твою́ и сла́ву Твою́. Я́ко лу́чши ми́лость Твоя́ па́че живо́т, устне́ мои́ похвали́те Тя. Та́ко благословлю́ Тя в животе́ мое́м, о и́мени Твое́м воздежу́ ру́це мои́. Я́ко от ту́ка и ма́сти да испо́лнится душа́ моя́, и устна́ма ра́дости восхва́лят Тя уста́ моя́. А́ще помина́х Тя на посте́ли мое́й, на у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́. Ти́и же всу́е иска́ша ду́шу мою́, вни́дут в преиспо́дняя земли́, предадя́тся в ру́ки ору́жия, ча́сти ли́совом бу́дут. Царь же возвесели́тся о Бо́зе, похва́лится всяк клены́йся Им, я́ко загради́шася уста́ глаго́лющих непра́ведная.

На у́тренних поуча́хся в Тя. Я́ко был еси́ Помо́щник мой, и в кро́ве крилу́ Твое́ю возра́дуюся. Прильпе́ душа́ моя́ по Тебе́, мене́ же прия́т десни́ца Твоя́.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

Го́споди поми́луй. (Трижды)

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Псало́м 87:

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́, я́ко испо́лнися зол душа́ моя́, и живо́т мой а́ду прибли́жися. Привмене́н бых с низходя́щими в ров, бых я́ко челове́к без по́мощи, в ме́ртвых свобо́дь, я́ко я́звеннии спя́щии во гро́бе, и́хже не помяну́л еси́ ктому́, и ти́и от руки́ Твоея́ отринове́ни бы́ша. Положи́ша мя в ро́ве преиспо́днем, в те́мных и се́ни сме́ртней. На мне утверди́ся я́рость Твоя́, и вся во́лны Твоя́ наве́л еси́ на мя. Уда́лил еси́ зна́емых мои́х от мене́, положи́ша мя ме́рзость себе́: пре́дан бых и не исхожда́х. О́чи мои́ изнемого́сте от нищеты́, воззва́х к Тебе́, Го́споди, весь день, возде́х к Тебе́ ру́це мои́. Еда́ ме́ртвыми твори́ши чудеса́? Или́ вра́чеве воскреся́т, и испове́дятся Тебе́? Еда́ пове́сть кто во гро́бе ми́лость Твою́, и и́стину Твою́ в поги́бели? Еда́ позна́на бу́дут во тьме чудеса́ Твоя́, и пра́вда Твоя́ в земли́ забве́нней? И аз к Тебе́, Го́споди, воззва́х и у́тро моли́тва моя́ предвари́т Тя. Вску́ю, Го́споди, отре́еши ду́шу мою́, отвраща́еши лице́ Твое́ от мене́? Нищ есмь аз, и в труде́х от ю́ности моея́; возне́с же ся, смири́хся, и изнемого́х. На мне преидо́ша гне́ви Твои́, устраше́ния Твоя́ возмути́ша мя, обыдо́ша мя я́ко вода́, весь день одержа́ша мя вку́пе. Уда́лил еси́ от мене́ дру́га и и́скренняго, и зна́емых мои́х от страсте́й.

Го́споди Бо́же спасе́ния моего́, во дни воззва́х, и в нощи́ пред Тобо́ю. Да вни́дет пред Тя моли́тва моя́: приклони́ у́хо Твое́ к моле́нию моему́.

Псало́м 102:

Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и вся вну́тренняя моя́ и́мя свя́тое Его́. Благослови́, душе́ моя́, Го́спода, и не забыва́й всех воздая́ний Его́, очища́ющаго вся беззако́ния твоя́, исцеля́ющаго вся неду́ги твоя́, избавля́ющаго от истле́ния живо́т твой, венча́ющаго тя ми́лостию и щедро́тами, исполня́ющаго во благи́х жела́ние твое́: обнови́тся я́ко о́рля ю́ность твоя́. Творя́й ми́лостыни Госпо́дь, и судьбу́ всем оби́димым. Сказа́ пути́ Своя́ Моисе́ови, сыново́м Изра́илевым хоте́ния Своя́: Щедр и Ми́лостив Госпо́дь, Долготерпели́в и Многоми́лостив. Не до конца́ прогне́вается, ниже́ в век вражду́ет, не по беззако́нием на́шим сотвори́л есть нам, ниже́ по грехо́м на́шим возда́л есть нам. Я́ко по высоте́ небе́сней от земли́, утверди́л есть Госпо́дь ми́лость Свою́ на боя́щихся Его́. Ели́ко отстоя́т восто́цы от за́пад, уда́лил есть от нас беззако́ния на́ша. Я́коже ще́дрит оте́ц сы́ны, уще́дри Госпо́дь боя́щихся Его́. Я́ко Той позна́ созда́ние на́ше, помяну́, я́ко персть есмы́. Челове́к, я́ко трава́ дни́е его́, я́ко цвет се́льный, та́ко оцвете́т, я́ко дух про́йде в нем, и не бу́дет, и не позна́ет ктому́ ме́ста своего́. Ми́лость же Госпо́дня от ве́ка и до ве́ка на боя́щихся Его́, и пра́вда Его́ на сыне́х сыно́в, храня́щих заве́т Его́, и по́мнящих за́поведи Его́ твори́ти я́. Госпо́дь на Небеси́ угото́ва Престо́л Свой, и Ца́рство Его́ все́ми облада́ет. Благослови́те Го́спода вси А́нгели Его́, си́льнии кре́постию, творя́щии сло́во Его́, услы́шати глас слове́с Его́. Благослови́те Го́спода вся Си́лы Его́, слуги́ Его́, творя́щии во́лю Его́. Благослови́те Го́спода вся дела́ Его́, на вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

На вся́ком ме́сте влады́чествия Его́, благослови́, душе́ моя́, Го́спода.

Псало́м 142:

Го́споди, услы́ши моли́тву мою́, внуши́ моле́ние мое́ во и́стине Твое́й, услы́ши мя в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м, я́ко не оправди́тся пред Тобо́ю всяк живы́й. Я́ко погна́ враг ду́шу мою́, смири́л есть в зе́млю живо́т мой, посади́л мя есть в те́мных, я́ко ме́ртвыя ве́ка. И уны́ во мне дух мой, во мне смяте́ся се́рдце мое́. Помяну́х дни дре́вния, поучи́хся во всех де́лех Твои́х, в творе́ниих руку́ Твое́ю поуча́хся. Возде́х к Тебе́ ру́це мои́, душа́ моя́, я́ко земля́ безво́дная Тебе́. Ско́ро услы́ши мя, Го́споди, исчезе́ дух мой, не отврати́ лица́ Твоего́ от мене́, и уподо́блюся низходя́щим в ров. Слы́шану сотвори́ мне зау́тра ми́лость Твою́, я́ко на Тя упова́х. Скажи́ мне, Го́споди, путь во́ньже пойду́, я́ко к Тебе́ взях ду́шу мою́. Изми́ мя от враг мои́х, Го́споди, к Тебе́ прибего́х. Научи́ мя твори́ти во́лю Твою́, я́ко Ты еси́ Бог мой. Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву. И́мене Твоего́ ра́ди, Го́споди, живи́ши мя, пра́вдою Твое́ю изведе́ши от печа́ли ду́шу мою́. И ми́лостию Твое́ю потреби́ши враги́ моя́ и погуби́ши вся стужа́ющия души́ мое́й, я́ко аз раб Твой есмь.

Услы́ши мя, Го́споди, в пра́вде Твое́й и не вни́ди в суд с рабо́м Твои́м.

Дух Твой Благи́й наста́вит мя на зе́млю пра́ву.

Сла́ва Отцу́ и Сы́ну и Свято́му Ду́ху и ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.

Аллилу́иа, аллилу́иа, аллилу́иа, сла́ва Тебе́ Бо́же. (Трижды)

После Шестопсалмия