У нас в гостях была настоятельница монастыря святителя Тихона Московского в Торопце игуменья Иоанна (Калашникова).
Мы говорили об особенностях монашеской жизни и о том, как обустраивается и обживается монастырь в Торопце.
А. Пичугин
— В студии Светлого радио приветствуем Вас мы, Лиза Горская...
Л. Горская ...Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— Сегодня у нас в гостях ближайший час вместе с нами и с Вами проведет настоятельница Свято-Тихоновско
И. Калашникова
— Добрый вечер! Божьего Вам благословения всем, кто слушает нас сегодня.
А. Пичугин
— Благодарим Вас. Сегодня поговорим о Вашей обители.
Свято-Тихоновски
И. Калашникова
— Ну, история монастыря очень интересная, потому что его рождение символично — он учрежден Синодом в 2005 году, это был год 80-летия со дня рождения Патриарха Тихона. И когда я познакомилась с этим городом (это промысел Божий, я москвичка), приехала, узнала, что в этом городе, где жил, подвизался Святой Патриарх Тихон и где похоронены его родители, нет ни храма, ничто не напоминает о том, что здесь жил такой подвижник благочестия. И в тот момент у нас и в стране не было ни одного монастыря, который бы носил имя Святого Патриарха Тихона. И я предложила владыке переименовать Никольский (Николаевский особный) монастырь, который мне предложили поднимать и спасаться...
А. Пичугин
— Но это не тот, о котором мы сегодня говорим?
И. Калашникова
— Это тот монастырь.
А. Пичугин
— Тот?
И. Калашникова
— Это тот, да. Это вообще редкий случай в истории Церкви, когда старый намоленный монастырь — речь идет о монастыре XI века, который имел уже свой статус, понимаете, этот храм входит в число памятников федерального значения — переименовываетс
В то время был святейший патриарх Алексий. На Синоде оно было рассмотрено, и было принято решение дать новое имя.
Но мы сохранили название храмов. Храмы как были исторически Никольский и Покровский, так они и остались с этими именами, ничего не поменялось.
Л. Горская Это вообще обычная практика — переименование монастырей?
И. Калашникова
— Вы знаете, я первый раз с этим столкнулась. Это был чисто, будем говорить, такой вот голос души. Потому что я сама — выпускница Свято-Тихоновско
А. Пичугин
— У Вас три высший образования, кстати, я прочитал.
И. Калашникова
— Ну да, есть такая проблема...
А. Пичугин
— Проблема? (Смеется.) Всем бы такие проблемы! (Смеется.)
И. Калашникова
— Ну, проблема, потому что, конечно, образование и послушание — они диаметрально противоположные вещи, как Вы знаете.
Л. Горская А вот расскажите подробнее.
А. Пичугин
— А почему?
Л. Горская Почему это диаметрально противоположные вещи?
И. Калашникова
— Ну, вся сложность, наверное, Вы знаете в чем? Потому что много знания приводит к гордыне, оно противоположно тому состоянию, которого мы стремимся достичь в монастыре — смирения, послушания. И единственное, что я поняла, уже будучи в зрелом возрасте, — что те знания, которые я получила, получила от Бога, видимо, те таланты, которые были даны Им, они уже сейчас не так востребованы в мире. И возникло внутреннее желание все то, что я получила от Бога, посвятить Ему — именно в той сфере, в той области, где это наиболее востребовано. Вот таким образом, понимаете... И когда пришло вот это внутреннее понимание, то тогда и открылись каналы реализации всего того, что было получено. Ну, это как бы притча о талантах — вот возвращаем таланты те, которые получили. Но возвращаем уже на другой, будем говорить, такой социальной, духовной, душевной площадке.
А. Пичугин
— Всегда интересно: Вы приехали в первый раз в Торопец — ну, вернее, когда Вас уже назначили игуменьей монастыря... Два храма — они были полуразрушены, или там уже начиналась какая-то церковная жизнь? И почему это все-таки было решено сделать монастырем? Я так понимаю, что в XI веке был Никольский монастырь, до какого-то времени он просуществовал, а потом это были просто два приходских храма. Почему в итоге было решено возродить их именно как монастырь?
И. Калашникова
— Ну, это было предложение нашего священноначалия. В первую очередь, это была их идея. И искали момент — это 2004-2005 годы, искали людей, которые могли бы это поднять. Ну, мое знакомство с архимандритом Аркадием Губановым...
А. Пичугин
— Данилова пустынь?
И. Калашникова
— Да, в Даниловой пустыни. Потом знакомство с нашим сегодняшним владыкой — епископом Андрианом Ульяновым, длительные беседы... Потому что все... Вот мой путь, путь игуменства — это чистый промысел Божий, понимаете? Это не по чьей-то рекомендации, у меня нет в роду священников. Понимаете, это воля Божья. Вот Господь сказал: «Вот ты будешь служить», и дальше появились люди, которые благословляли, направляли. У меня за спиной три благословения, и старцев, в том числе, и внутренние искания и сомнения, сомнения личностные, сомнения достоинства и возможности нести это дело, этот крест. А решение, конечно, было принято зародить монастырь, потому что... Ну, наверное, это связано с предыдущим каким-нибудь образованием и знанием, потому что когда я увидела состояние храмов, они были разрозненны. Первое, чем я занялась, это, конечно, создание юридического лица и регистрация монастыря. Это логично.
А. Пичугин
— А где это находится?
И. Калашникова
— В центре города.
А. Пичугин
— Нет, город Торопец… Я когда смотрю на карту Тверской области...
И. Калашникова
— ...на месте бывшего Николаевского особного монастыря. То есть...
А. Пичугин
— Нет-нет-нет, я когда смотрю на карту Тверской области...
Л. Горская Карту России Алексей имеет в виду.
А. Пичугин
— Да.
И. Калашникова
— Это левый угол. Если смотреть на карту Тверской области...
А. Пичугин
— Она же огромная.
И. Калашникова
— Она огромная, она напоминает немножко Францию. Вот это Юго-Запад. Юго-Запад, если (нрзб.)...
А. Пичугин
— Граница с Псковской уже областью?
И. Калашникова
— Да. В 80 километрах от Псковской области мы находимся.
Л. Горская А вот Вы сказали, что у Вас в роду нет священников. Вы можете это так уверенно утверждать? Вы прямо хорошо знаете свою родословную? Может быть, и есть, просто Вы не знаете?
И. Калашникова
— Не знаю, Лизавета. Не знаю... Ну вот, по крайней мере, из того, что мне известно, три поколения — не было. Я думаю, что знаете как? Это тот случай, когда промысел Божий касается души какого-то человека. Я, кстати, писала дипломную работу об Иоанне Максимовиче, митрополите Тобольском. И вот эта его работа — «Илиотропион» — она очень много... большую роль сыграла в моей духовной жизни. «Илиотропион», или «Соотношение воли Божественной и человеческой».
А. Пичугин
— А как Вам из Москвы было в 2000-е годы?.. Это же после 90-х, а я так понимаю, что в соседних с Москвой областях, в глубинке... Тут до Москвы, наверное, километров 200, больше даже...
Л. Горская Ну, бывают и глубже глубинки.
А. Пичугин
— Бывают гораздо глубже, но это та самая Центральная Россия, о которой мы часто говорим здесь, и говорим о том, что она приходит... упадок продолжается. Как Вам после Москвы было переехать в маленький городок и погрузиться во всю эту даже, наверное, не монастырскую, а, в первую очередь, хозяйственную жизнь? Вы об этом имели какое-то представление до пострига, как это все делается?
И. Калашникова
— Да, у меня был большой и серьезный опыт руководящей работы в миру. Я работала начальником отдела в крупной компании, в советско-датской и в российской компании. То есть у меня был опыт руководящей работы, опыт менеджерской такой деятельности. На производстве мне приходилось работать.
А. Пичугин
— Это помогло?
И. Калашникова
— Да, конечно, помогло. То есть все знания, которые были, практические знания, накопленные в миру, там оказались востребованы. Буквально даже те, которые, мне казалось, вообще никогда не понадобятся. Сработали все те три высших образования, о которых Вы говорили.
А. Пичугин
— Вы туда пришли — у Вас... Вы на протяжении уже 10 лет, насколько я понял из нашего с Вами небольшого разговора до эфира, Вы практически в одиночку всем занимаетесь. У Вас есть служащие священники, которые приезжают в монастырь. Ну, естественно, монастырь женский — не являются его насельниками. И есть... Какое-то количество насельников есть, помимо Вас?
И. Калашникова
— Практически нет. Помощники только. Приезжаю люди на какое-то время, но они приезжают в качестве паломников. Были насельники, которые жили там два-три года, но не больше.
А. Пичугин
— Как Вы считаете, что сейчас заставляет людей уходить в монастырь, какие, в первую очередь, внутренние или социальные причины, и почему люди в итоге оттуда уходят?
И. Калашникова
— И из монастыря в монастырь, и из...
А. Пичугин
— И в монастырь, и из монастыря, да.
И. Калашникова
— Скажу, скажу. «В...», «в...», «в...»– едут все. Потому что это связано с внутренними проблемами, внутренними и внешними проблемами человека. Это, собственно, то, чем я занимаюсь. Вот, наверное, тут имеет смысл вспомнить мое первое образование — я инженер-исследов
Л. Горская Следователь?
И. Калашникова
— Исследователь. Я получила... МЭИ, да. Это прочнист, это королёвская специальность. Это ракеты, пластины, оболочки, корпуса.
Л. Горская Ну, казалось бы, где ракеты — и где человеческая душа!
И. Калашникова
— Там же! Все там же, Лиза. Все там. Понимаете? Потому что прочность души, ее надежность, ее умение противостоять ударам судьбы — все одинаково. Понимаете, бьет мир, бьет судьба, бьет искушение человека. И душа должна выстоять. И не только выстоять, но и подняться по ступени, по этой лествице спасения. То есть математический анализ, которым я занималась в институте и сейчас, духовный анализ проблем, — это то, что привлекает людей в обители. А почему они уезжают через какое-то время — а) они решают свои проблемы, б) неустроенность. Неустроенность. Вот за 10... за 11 лет, которые я нахожусь, удалось очень много сделать в части восстановления храмов, но мы не занимались — к сожалению, видимо, это моя какая-то недоработка — вопросами благоустройства жилья. И вот только сейчас... У нас в этом году было два пожара, после которых возникла промыслом Божьим Гефсимания у нас, временное жилье, такая деревня летняя. И я подошла к келейному корпусу, создана инициативная группа. И вот я сейчас поняла, что это как бы необходимо.
А. Пичугин
— Напомню, что в гостях у нас сегодня настоятельница Свято-Тихоновско
И. Калашникова
— Нам построили домики, которые мы оборудовали, на шесть человек. Деревянные вагончики, оборудованные двухэтажными такими спальными местами. Полностью там постельные принадлежности. Есть еще один вагончик — санитарный блок, где туалет, душевая, умывальник, все с горячей водой. Ну, так...
А. Пичугин
— Так а все-таки, вот сейчас, на конец 2016 года, сколько у Вас вместе с Вами человек подвизается постоянно?
И. Калашникова
— По-разному. На Рождество сейчас мы ждем 40.
А. Пичугин
— Ну, понятно, на службу приедут, конечно.
И. Калашникова
— Это праздник, да.
А. Пичугин
— А в будние дни, в обычные, Ваши помощники? Вы говорите, люди приезжают — я так понимаю, что они приезжают из Москвы, из Твери, может быть, из Ржева...
И. Калашникова
— Три-четыре человека.
А. Пичугин
— Три-четыре человека... А как вообще люди узнают про Ваш монастырь, если они едут из довольно далеких городов?
И. Калашникова
— Из уст в уста уже. Из уст в уста и через Интернет.
А. Пичугин
— Но у Вас, кстати, очень хороший сайт. Он, может быть, не так часто обновляется, как я вот обнаружил, погуляв по нему, но он так вот правильно сделан. Здесь такое наполнение, из которого можно почерпнуть всю необходимую информацию.
И. Калашникова
— Ну вот люди выходят на сайт, узнают о нашем духовном потенциале, пишут на почту. Очень многие пишут мне на почту. Я отвечаю — регулярно смотрю почту, отвечаю на письма. И вот это, наверное, тоже мотивирует людей — на то, что я внимательно отношусь. Мне не хватает времени на то, чтобы писать письма в обычном варианте, но на электронные письма я отвечаю четко.
Л. Горская А вот Вы сказали, что человеческая душа — она как ракета, упрощая, да? Что те же законы физики на нее воздействуют — ну, другие, но таким же образом. А я вот думаю, что, наверное, не стоит это вот так вот впроброс говорить в программе, потому что вот у меня, например, возник вопрос. Во взаимоотношениях людей и, в том числе, применительно к душе конкретного человека, очень важную роль играют такие силы, явления, как любовь, как доброта, как тепло. Вот такие категории сложнопередаваем
И. Калашникова
— Вы, наверное, меня не так услышали, или, может быть, не совсем четко выразилась. Я имела в виду, что душа — она же не материальная субстанция. Так же, как и материальные какие-то вещи, они подвергаются механическому, физическому воздействию. Мне в этом плане очень импонирует работа Луки Войно-Ясенецкого «Дух, душа и тело». Всегда ее, когда начинаю разговаривать с людьми, с тем чтобы рассказать им о том, где находится, собственно говоря, проблема. Вот они приходят и говорят: «Вот помогите, вот там что-то болит». А я говорю: «Надо выходить на верхний уровень этого треугольника, пирамидки на души(?). Мы хотим лечить тело, а начните с того, что устройте себе Прощеное Воскресенье, попросите у всех прощения. В частности, Вы же знаете, сейчас проблема онкологии — номер один у нас. И вот к нам обращаются те, кто уже отчаялись получить исцеление. Вы знаете, сколько людей по монастырским молитвам, страдающих онкозаболеванием 3-4 степени, исцелилось у нас, начав с покаяния? Прощеное Воскресенье, исповедь, покаяние. Понимаете? То есть вот этот подход, именно такой вот, к природе человека, как вот... Такое сложное, многогранное... Поэтому... И я-то имела в виду, что от научения, воспитания, укрепления... Понимаете, вот эти вот вещи — они происходят в результате тренировки. Тренировки умения держать удар. А по-другому не бывает. Посмотрите, я всегда говорю, когда приходят люди, говорят о сложностях семейной жизни, я говорю: «Вспомните ситуацию Голгофы. Голгофское поведение Спасителя. «Прости им. они не ведают...» Он же молчал и молился о врагах своих». Вот это вот высшее состояние души. Поэтому вот здесь вот любовь, здесь — смирение, здесь прощение. Но выйти на этот уровень... Можно к нему только стремиться, правда ведь?
Л. Горская Ну да.
И. Калашникова
— Но понять, как высшую планку, вот об этом идет речь.
А. Пичугин
— Матушка, а много ли вообще вот так людей приезжают за духовным советом?
И. Калашникова
— Очень много.
А. Пичугин
— И почему именно в женский монастырь? Почему не к священнику, а к игуменье монастыря?
И. Калашникова
— А Вы знаете, вот именно с этим вопросом приезжают очень много людей, даже приезжают группы к нам. Из Солнечногорска очень часто приезжают, из Петербурга.
А. Пичугин
— Священники к Вам отправляют людей?
И. Калашникова
— Приезжают... И даже священники. И даже священники. У нас два священника отправляли за помощью в чадородии, было успешное вот это. У нас чудотворная икона находится в монастыре — «Моление о чаше». Ну, вот так вот, по рекомендации одного священника, отца Сергия из Солнечногорска приехал другой батюшка, и тоже положительный результат. Ну, это как бы уже другое. Помощь приходит... Знаете, направляют людей, видимо, по той причине, что конкретно люди получают помощь и собираются, и приезжают. И говорят, что с ней... Но их мы выслушиваем, чтоб... Ну, может быть, более внимательнее, более такое вот индивидуальное отношение. Оно и понятно, потому что в большом городе большая загрузка.
А. Пичугин
— У меня, знаете, такой вопрос, я давно его хотел кому-то задать. Вот сейчас такой случай выдался. Мы с Вами говорили о том, почему люди приходят в монастырь. Ну, с разными целями ведь приходят. Кто-то хочет принять постриг, остаться в монастыре, кто-то хочет пожить, поработать какое-то время. Есть ли разница вообще? Может быть, это психология какая-то, разница мужская и женская? Отчего люди приходят, уходят... Женщины уходят в монастырь, и чего мужчины уходят в монастырь? И разница между монастырями вообще значима?
Л. Горская Вот это задал вопрос!
И. Калашникова
— Принципиальная, конечно, разница. Вообще, все наши поступки — они носят мотивационный характер. И женщины — они не приходят в монастырь, чтобы принять постриг. Они приходят с тем, чтобы решить свои проблемы.
А. Пичугин
— А вот это очень интересное, кстати, замечание.
И. Калашникова
— Да. Потому что...
А. Пичугин
— Но кто-то же принимает постриг в итоге?
И. Калашникова
— Да. Но это обычно... Вот сегодня решением Синода не менее трех лет — не менее трех лет, и по нашему уставу...
А. Пичугин
— А три года редко кто выдерживает.
И. Калашникова
— Но и год сейчас чтобы выдержать, нужно тоже определенные силы духовные. Люди приходят, понимаете, чтобы по-быстренькому, так вот по-быстренькому решить свои проблемы. А так ведь не получается. Ведь люди приезжают, приходят в духовной хронике. Согласны со мной?
Л. Горская Да, я думаю просто, что стоит пояснить для наших слушателей, что это за три года, которые, как минимум, нужны для пострига. Это три года, когда человек должен жить в монастыре, быть насельником монастыря, или он может в течение этих трех лет приезжать в монастырь время от времени, к нему будут присматриваться? Как вот это все происходит?
И. Калашникова
— Вы знаете, на самом деле это индивидуально. Речь идет о духовной готовности понести Крест и внутреннем желании человека быть о Христом. Знаете вот, когда есть как бы две части жизни — жизнь до и жизнь после. И человек уже не уподобляется Лотовой жене, он не оглядывается назад. Он только использует то, что там наработано, в этой жизни, но он все время смотрит уже вперед. Понимаете, он принял решение, и для него предпочтительно быть со Христом все время. Не только эпизодически — в субботу, в воскресенье, на вечерней и на утренней службе, а постоянно. И вся жизнь — с Ним. Вот это внутреннее решение, оно должно возникнуть в душе человека. И его никто не может... Как бы этому нельзя научить. Это, с одной стороны, призыв Господа, но ведь Господь, простите, и Иуду призвал — он ведь тоже был на Тайной вечере. Вопрос — как он распорядился этой ситуацией, понимаете? Много званых — мало избранных. Поэтому тут вот такой момент, конечно.
А. Пичугин
— А Вы сами пришли в Церковь еще в советское время или уже в 90-е годы?
И. Калашникова
— Я уже в зрелом возрасте пришла. Но у меня тоже... Вот мой постриг — он уникален. Потому что, наверное, это тот самый случай, когда Господь вот так сказал — пальчик: «Вот ты мне нужна».
А. Пичугин
— Вы это почувствовали?
И. Калашникова
— Да, почувствовала. Очень конкретно.
А. Пичугин
— Понятно. Давайте поговорим про хозяйственную деятельность. Потому что у многих слушателей есть такое, наверное, ощущение, когда, если они приходят на православные ярмарки, в еще какие-то места, где монастырь как-то может быть представлен, то складывается впечатление, что монастырь, помимо духовной жизни, любой монастырь — мужской, женский, не важно, где он расположен, — занимается большой хозяйственной деятельностью. Наши гости, которые к нам сюда, в эту студи, приходят, настоятели разных российских монастырей, эту мысль подтверждают. Потому что обычно у всех есть какое-то хозяйство, которое, с одной стороны, помогает жить монастырю, с другой стороны, ну, как-то тоже делает свой вклад в обеспечение продуктами людей, которые рядом живут или возят все на ярмарки. А у Вас как с этим дела обстоят?
И. Калашникова
— Ну вот, учитывая тот факт, что монастырь малонаселенный, конечно, мы не занимаемся хозяйственной деятельностью в таких промышленных масштабах. То, что у нас есть огород, есть своя земля, которую мы обрабатываем, но это только для нужд монастыря и для нужд насельников и паломников, которые к нам приезжают летом. В основном мы упор делаем именно на молитвенное дело, на молитвенное делание, на то, что принимаем паломников, проводим духовные беседы. Большая работа у нас ведется социальная еще. Мы окормляем психоневрологиче
А. Пичугин
— А у Вас Свято-Тихоновски
И. Калашникова
— Нет, нету названия. Вот это тоже такая вещь интересная. То есть монастырь носит название патриарха Тихона. Первый тропарь... Вот на Великом Входе поются тропари, посвященные престолам, в честь которых освящен храм, которые в храме. У нас он получается виртуальный престол.
Л. Горская Тропарь — это краткое молитвословие святому или празднику.
И. Калашникова
— Да, поется тропарь патриарху Тихону, святителю Николаю, Покрову Божьей Матери, Сергию Радонежскому. И царским страстотерпцам, которых мы очень почитаем.
А. Пичугин
— Но Вы планируете устроить какой-то престол, может быть, отдельный, в маленькой комнатке, но чтобы он был просто в монастыре не виртуально, а реально присутствовал?
И. Калашникова
— Да, конечно, обязательно.
А. Пичугин
— А престол — ну да, раз Лиза пояснила, что такое тропарь, наверное, стоит пояснить, что такое престол. Это храм, освященный в честь определенного святого или определенной значимой христианской даты. В храме в одном может быть несколько престолов, и, по сути, это в одном здании три разных храма, если три престола, например, или два, если два. Ну, и так далее, по их количеству.
Напомню, дорогие слушатели, что сегодня мы здесь, в студии Светлого радио, беседуем (Лиза Горская и я, Алексей Пичугин) с игуменьей Иоанной Калашниковой, настоятельницей Свято-Тихоновско
Снова возвращаемся в студию Светлого радио, где сегодня мы беседуем с игуменьей Иоанной Калашниковой, настоятельницей Свято-Тихоновско
И. Калашникова
— Да, мы 29-го декабря в Нелидово и в Андреаполе проводим две встречи…
А. Пичугин
— Это города в Тверской области.
И. Калашникова
— Да, это города, которые входят в состав Ржевской епархии. По благословению нашего владыки Андриана Ульянова, при поддержке грантового конкурса «Православная инициатива», грантополучателя
А. Пичугин
— А для чего? Цель встречи какая?
И. Калашникова
— Цель встречи — рассказать, провести мультимедийную презентацию об истории монастыря. Чрезвычайно интересно. У нас сейчас проходит в министре выставка, которую открывал замгубернатора на международных Свято-Тихоновски
А. Пичугин
— А какие вообще сейчас у монастыря первостепенные нужды?
И. Калашникова
— Три, наверное, если так говорить по рангу: это продолжить прерванные, приостановленные реставрационные работы. У нас с 2008 года ведутся в монастыре реставрационные работы активно. Мы попали в Федерально-целев
И, конечно, инфраструктура. Инфраструктура — это ограда, келейный корпус, трапезная.
Л. Горская Но Вы говорите про такие разовые работы. А вот, в принципе, в целом внутренняя хозяйственная жизнь монастыря — она вот в чем нуждается сейчас?
И. Калашникова
— Самое главное, наверное, Лиза, это келейный корпус.
Л. Горская Келейный корпус...
И. Калашникова
— Келейный корпус нужен, да. Потому что лето начнется — люди приедут, они будут жить в домиках. Но вот зима сейчас, и проблема — приезжают люди... Вот зимой, конечно, очень сложно. Мы арендуем помещения, мы арендуем квартиры в соседних домах, чтобы люди могли приехать, остановиться. И насельники, конечно — те люди, которые помогут. Ну, я не говорю о средствах, потому что это как бы вытекает из всего этого дела. Государственная программа финансирования «Культура России», о которой я говорила, предполагает финансирование памятников федерального и регионального значения. Ну, в основном федерального значения. К сожалению, келейный корпус не входит в состав, поэтому этот объект будет предполагать уже поиск инвестиций.
Л. Горская А как вообще устроена жизнь монастыря вот сейчас у Вас, на практике, и как она должна быть устроена в идеале? Сейчас человек, паломник приезжает, его селят зимой где-то на съемной квартире, где живет много людей, либо, если это летом происходит, в неотапливаемом домике.
И. Калашникова
— Да.
Л. Горская Он ходит на службы, он... Что еще делает?
И. Калашникова
— Несет послушание. Ну, любой монастырь всегда состоит из двух вещей — проживание в монастыре предполагает послушание и молитву. Как бы Вы знаете известное высказывание — «Послушания выше простая молитва». Но мы никогда не... ну, по крайней мере, стараемся, чтобы люди, которые приезжали в обитель, имели возможность максимальное время уделить богообщению. Ну, у нас это получается.
Л. Горская А какого рода послушание?
И. Калашникова
— Трудовые, в основном, хозяйственные послушания.
Л. Горская Ну это кухня, это уборка?
И. Калашникова
— Кухня, уборка. Летом если.. У нас очень много цветов, монастырь очень красивый. Если Вы скажете, откуда вот у нас 30-метровая аллея цветочная...
Л. Горская Откуда? (Смеется.)
И. Калашникова
— Не знаю. Приезжают с рассадой, сажают рассаду, уже высаживают. Потом приезжают — окучивают. У нас в этом году было очень интересное такое мероприятие — оно духовно-нравстве
Л. Горская Это чьи останки, каких времен?
И. Калашникова
— Мы делали анализы, отправляли их в Институт экспертизы...
А. Пичугин
— Антропологии?
И. Калашникова
— Да, в Тверской. Вызывали прокуратуру и все как бы органы, потому что... Ну, более 60 останков, и некоторые были совершенно целые. Нас смутил только тот факт, что они были в хаотическом состоянии. И когда мы начали общаться с местными жителями, выяснили, что на территории монастыря и города немцы были с октября 1941-го по февраль 1942-го. Злобствовали, они много совершили.
А. Пичугин
— То есть это расстрелянные и убитые во время войны?
И. Калашникова
— Вот понимаете как... Сложный момент. То есть не было следов от расстрелянных оружий... Такое ощущение, что люди умирали естественной смертью просто от голода. Потому что, как нам сказали, был мини-концлагерь на территории монастыря за храмом, где люди просто... Октябрь — можете себе представить? Октябрь, холодно уже. Они находились осенью на улице, они просто без еды, без воды. И я разговаривала с людьми, которые помнят то время, были еще в детском возрасте, приносили туда еду, бросали через забор. Но можно предположить, что в октябре-ноябре ночевать на улице холодно. Можно просто заболеть и через какое-то время умереть. Вот тогда понятно, почему вот эти братские могилы, которые мы находили, они в таком большом количестве. То есть где бы мы ни копнули... А приходилось вести земляные работы под фундамент, потому что по проекту даже вот тоже мы крыльцо меняли в непосредственной близости от храма. И вот я не закончила свою мысль: у нас мы создали мемориальный центр, поставили Поклонный крест, сделали такую аллею Памяти, где захоронили вот эти останки, обретенные там по благословению нашего владыки. Администрация города предложила сохранить на кладбище, но я обратилась к владыке, у меня было какое-то внутреннее ощущение, что где люди нашли смерть, здесь, так они и должны быть. Перезахоронили просто, и какое-то как бы облагороженное место. Но оно требует еще немножко доработки. Видимо, там какую-то стелу памятную поставим вместе с крестом, с тем чтобы дети могли прийти и все им поклониться, и знать, что здесь было.
Л. Горская А личности, конечно, установить не получится?
И. Калашникова
— Мы ничего не нашли, ничего абсолютно. Работали поисковые отряды. У нас есть фотографии — интересно, кстати, — на той же выставке, которые нам рассказывают хронику вот этих поисковых действий. Но ни одного предмета, который бы сказал, кто здесь похоронен, — нет, ничего не удалось найти.
А. Пичугин
— А Вы собираетесь продолжать развивать какие-то социальные программы для?.. Ну вот как Вы выиграли «Православную инициативу», в смысле, получили грант — Вы собираетесь продолжать какие-то новые проекты развивать?
И. Калашникова
— Мы этим занимаемся независимо от гранта. Просто впервые за 11 лет... Вот у нас три раза мы выигрывали грант по социальным программам, проектам. А программы у нас идут постоянно. И в этом году вот у нас, как Вы знаете, будет Столетие со дня восстановления патриаршества. У нас первый монастырь в честь патриарха Тихона.
А. Пичугин
— Вообще первый в России?
И. Калашникова
— Первый в России, да. 7 января, с 6-го на 7-е, к нам приезжает из Санкт-Петербурга
Понимаете, какая вещь — социальное служение, оно ведь не прибыльная вещь. Это та вещь, когда... Это от избытка сердца, говорят, это желание что-то, понимаете, сделать доброе. Поэтому тут... У нас постоянно проходят выставки, постоянно проходим какие-то вещи...
А. Пичугин
— Напомню, что в гостях у нас сегодня игуменья Иоанна Калашникова, настоятельница Свято-Тихоновско
И. Калашникова
— Ну, у нас есть икона, которую мало кто знает. Называется она «Харбинская». Эта икона явленная — явленная в 1930 году. На иконе изображены патриарх Тихон и царь Николай. В Харбине в 1930 году она была явлена с указанием ее написать украинскому иконописцу Володченко. Я ее впервые увидела в храме Николы в Пыжах, у отца Александра Шергунова, который занимался вопросом прославления царской семьи. И меня эта икона очень заинтересовала — по той причине, что, ну, во-первых, у нас монастырь в честь патриарха Тихона, а во-вторых, в командировочном удостоверении 2005 года, которое было написано мне владыкой Виктором (тогда он возглавлял нашу епархию), было написано: «Благословляется монахиня Иоанния (тогда еще была инокиня Маргарита) в создании общины Свято-Тихоновско
У нас много интересных икон. У нас «Моление о чаше» наша чтимая икона, чудотворная икона. Мы очень почитаем икону преподобного Сергия Радонежского, которая подарена в монастырь была в 2005 году, она мироточит. И, кстати, наверное, такая вещь, о которой никогда Вы даже не слышали, — вот дважды, у нас два раза уже повторился такой случай, это до ремонта и после ремонта храма — вербочки, которыми украшается на Вербное воскресенье храм, отпечатались на стенах. Ну, как у фотографии есть негатив и позитив, да? Вот они отпечатались. То есть там уже вечные вербочки. Сейчас, когда мы уже сдвинули, следы от этих верб остались как фотография на стенах. Ну вот такая благодать действует в храме. Как Вы знаете, предваряющая, преображающая, исцеляющая, укрепляющая.
Л. Горская А вот Вы говорите «мы», «мы», «у нас», а при этом говорите, что нет насельников постоянных в монастыре. Ну кто эти «мы»? Существует какая-то община все равно вокруг монастыря?
И. Калашникова
— Ну, конечно.
Л. Горская Расскажите про людей.
И. Калашникова
— Ну конечно, понимаете, потому что то, что я говорю, невозможно сделать одному. Вы же понимаете — два храма, миссионерское служение, выставки. Ну вот у нас на 700-летие преподобного Сергия в 2014 году было только девять проектов. Как Вы считаете, это возможно? Это же нереально, правда?
Л. Горская Ну да.
И. Калашникова
— Но Господь посылает ангелов — людей, которые помогают.
Л. Горская А откуда они приезжают? Из окрестных городов?
И. Калашникова
— Нет, нет, это Москва и Петербург, в основном. Как-то так. Очень много сейчас у меня друзей именно в Петербурге получилось, хотя сама я москвичка.
Л. Горская А города, которые поближе?
А. Пичугин
— Ближе — Белоруссия!
И. Калашникова
— Которые поближе? Нет, с Белоруссией вообще у нас мало как-то получается, такой слабый контакт. Ближе — Великие Луки, они нас очень любят и часто приезжают. Но это приезжают знаете как? Как паломники — помолиться. Нелидово, Андреаполь, Ржев — они к нам приезжают как паломники, приезжают к нашим святыням. А вот какие-то конкретные проекты, какие-то, вот знаете, серьезные программы, которые на выходе имеют не личностные плоды, а общественные плоды, — это вот Петербург, Москва. То есть люди приезжают за духовным плодом, личностным, для решения своих проблем, либо приезжают для того, чтобы помочь что-то монастырю сделать. Они при этом тоже получают личностный плод, естественно. Как Вы уже знаете, самая высокая молитва какая? Не прошение...
Л. Горская А какая?
И. Калашникова
— А славословие. «Слава Тебе, Боже Наш, Слава Тебе!» Поэтому самая большая... Я всегда говорю — вот мы поднимаемся, самая сильная жертва — это жертва — просто кирпичик. Когда люди жертвуют на кирпичик просто. вот ничего не просят взамен, а Господь Сам ведает, что человеку надо.
Л. Горская А у меня такой вот вопрос — не хотите, не отвечайте: у Вас такая бурная разноплановая деятельность, которая требует Вашего времени, энергии как организатора, продюсера всяких процессов, говоря таким немножко утрированным бизнес-языком, которые происходят вокруг монастыря и в самом монастыре. Но при этом Вам нужны постоянные насельники. А вот когда они появятся, это же тоже очень сложное дело — управляться внутри... управлять коллективом... Ну, не управлять, я не знаю, как вот деятельность игуменьи называется. Чтобы был мир, чтобы не было противоречий, у каждого свои проблемы, вот это монастырское притирание... Вы не боитесь, что это тогда отвлечет Вас от развития монастыря внешнего? Такой вот вопрос.
И. Калашникова
— Наоборот. Наоборот, я уже сейчас, последние годы, учусь делегировать. Хороший руководитель, если он хороший руководитель, всегда строит команду и учится делегировать полномочия. Но в чем сложность в монастыре? Сложность тут в том, что для того, чтобы решать духовные вопросы в монастыре, нужно все-таки иметь в себе не только профессиональный навык в какой-то области — нужно все-таки иметь еще и какую-то духовную составляющую: для чего, зачем и для кого это делается. Потому что все-таки базовый вектор во всем этом целеполагании — это служение Богу. Когда я училась в Свято-Тихоновско
Л. Горская Но это же сложно. Как это совместить?
И. Калашникова
— Ну, как совместить? Вот как получается. Потому что вопросы о финансовом благополучии, решение всех... Это же тоже приходится все вопросы решать мне. Помимо того, что монастырь — духовная структура, это еще и юридическая структура.
Л. Горская А какие полномочия Вы хотели бы делегировать?
И. Калашникова
— Во-первых, все социальное проектирование, конечно, то, что касается социальных проектов. Хозяйственные вопросы чтобы полностью отдать, реставрационные.
Л. Горская А реставрация — там уже какой-то обозримый край или нет, или непочатый край?
И. Калашникова
— Непочатый.
Л. Горская Непочатый, да? Вот то, что мы перечисляли: келейный корпус — его надо построить. Отреставрировать — я запомнила — гранитное крыльцо, причем, срочно, пока не разрушился фундамент, уже сделанный под это крыльцо. Что еще?
И. Калашникова
— Не закончены вопросы по отоплению. Сделана разводка, повесили батареи в Никольском храме, а источника тепла так и не нашли, не смогли в проекте решить этот вопрос.
Л. Горская Каким образом?..
И. Калашников В городе нету газа, все очень просто. Город такой — не газифицирован. В центре города...
А. Пичугин
— Вообще в городе нету газа?
И. Калашникова
— Да, вообще нету газа.
А. Пичугин
— В газоносной державе?
И. Калашникова
— Да. Вот парадокс. Поэтому, наверное, имеет смысл вот в нашей с Вами встрече обратиться к людям, у которых есть технические знания (строители, проектировщики, газификаторы — те, которым небезразлична память патриарха Тихона, святителя Николая, царских мучеников, это все те святые, которые особо почитаемы в нашем монастыре), — помочь обители в решении вот этих организационных вопросов.
Л. Горская Каким образом решается проблема с газификацией? Откуда куда вообще нужно газ, трубу вести, чтобы?..
И. Калашникова
— Ближайший газ в Нелидово находится сейчас, 80 километров от нас.
Л. Горская Это по дороге через лес, как вот?..
И. Калашникова
— Нет, это не через лес. Это есть трасса. Но просто до Нелидово довели газ, а дальше — нет. Я недавно разговаривала с бывшим главой района, Николаем Васильевичем Авакумовым, буквально два дня тому назад. Говорю: «Николай Васильевич, что же так?» Он говорит: «Ну вот видите как...» И, причем, говорит, это... Я говорю: «А почему?» Он говорит: «Это «Газпром» решает, это даже не мы». Ну, и, тем не менее, я знаю, что очень многие вопросы, когда лично сам Владимир Владимирович подключается, решаются на совершенно другом уровне. Ну что, к Владимиру Владимировичу обращаться?
Л. Горская Ну, Владимира Владимировича на все вопросы не хватит.
И. Калашникова
— (Смеется.) Конечно.
А. Пичугин
— Это уже какое-то ручное управление, получается.
Л. Горская Вопросов много, а Владимир Владимирович один. По поводу газа — я вот знаю на опыте проведения трубы, которая гораздо короче, чем 80 километров, на порядок короче, — это очень трудоемкая задача. Одни согласования чего стоят. Там просто согласований, по-моему, больше, чем надо. Про деньги я уже молчу. Суммы какие-то заоблачные. Реально вообще 80 километров?
И. Калашникова
— Но это же задача не монастыря — это задача области.
Л. Горская Для целого города. Целый город сидит без газа.
А. Пичугин
— Ну, безусловно, да.
И. Калашникова
— Да, для района.
А. Пичугин
— Но Вы же как-то в этом участвуете? Или, по крайней мере, наблюдаете, как это происходит?
И. Калашникова
— Мы участвуем. К нам приезжают инвесторы, которые заинтересованы в этом вопросе, и просят нашей молитвы. Потому что я в теме. Я в теме, и, более того, знаю тех людей, которые этим занимаются. Знаю, что это все непросто. Поэтому я перед собой ставлю задачи конкретные — те, которые я могу решать. И я бы хотела сейчас говорить здесь об этих задачах. Мои задачи, которые в моем обозримом виде. Это генеральный план согласования монастыря. Это согласование дополнительных площадей, потому что нам выделяли землю кадастрами. Ну, Вы знаете, как сейчас земля выделяется. Храм в безвозмездное, бессрочное пользование, или в срочное пользование — по-разному. Нам бессрочно(?) выделена. Выделяли разными кадастрами. Их надо объединить. Вот для того, чтобы построить монастырь, возродить Генплан, нужно, чтобы эти все кусочки (их восемь или девять кусочков) были объединены в один кусок.
Л. Горская А это надо как сделать? В Росреестр подают заявление, да?
И. Калашникова
— Да, это нужно снова заплатить деньги, это нужно снова сделать. То есть мы уже раз заплатили, теперь снова должны заплатить. (Смеется.)
Л. Горская Потом налог заплатить...
И. Калашникова
— Да-да-да. То есть вот так.
А. Пичугин
— Хозяйственные дела отнимают больше времени, чем непосредственно монашеские, молитвенные?
И. Калашникова
— К сожалению, да.
А. Пичугин
— И поэтому Вы бы, конечно, часть полномочий кому-то делегировали, если бы нашлись такие люди, которые захотели бы себя?..
И. Калашникова
— Так всегда бывает. И тот факт, что приходится вопросы решать... Чтобы делегировать, нужны люди-профессиона
Л. Горская А профессионалы дефицит сейчас.
И. Калашникова
— Профессионалы — дефицит, да. Вот и получается пока вот так, как получается.
Л. Горская Мы очертили круг хозяйственных вопросов...
А. Пичугин
— Ну, это важно. У нас одна из задач, наверное, — рассказать людям о том, как живут провинциальные монастыри.
Л. Горская Я вот что хотела спросить. Вот если бы... В порядке приоритета, вот если бы Вам сейчас сказали: вот три хозяйственных вопроса Вам, матушка, решаем, Вы бы какие выбрали?
И. Калашникова
— Закладку фундамента келейного корпуса.
Л. Горская (Смеется.)
А. Пичугин
— У Вас келейный корпус — это да, действительно, судя по всему, самое...
Л. Горская Раз. Два? (Смеется.)
И. Калашникова
— Люди. Мне нужны четыре человека, профессиональных помощника. Я была бы счастлива на этом этапе.
Л. Горская В каких сферах?
И. Калашникова
— Один — строитель с опытом строительства. Причем, не нужны молодые люди, потому что нужны люди... Знаете, жизнь показывает, что вот уже где-то после сорока, ближе к пятидесяти — те, которые много попробовали, что-то прожили и как-то немножко с приоритетами уже разобрались. Понимаете? Когда внутреннее становится большим приоритетом, чем внешнее. То есть когда человек уходит на сознательное служение. Вот таких людей я ищу. То есть это уже после сорока по возрасту.
Л. Горская В сфере строительства. Еще в какой сфере?
И. Калашникова
— Общехозяйственна
Л. Горская Ну, фактически быть правой рукой?
И. Калашникова
— Да, да. Это не просто написать письмо — это надо уже понимать, созвониться...
Л. Горская А я еще слышала, что это нужно особое смирение какое-то, экстраординарное
И. Калашникова
— Смирение перед настоятелем и смелость перед внешними структурами, организациями, с которыми приходится входить в контакт.
Л. Горская Да, то есть такое сочетание...
И. Калашникова
— Дерзновение.
Л. Горская А просто люди Вам нужны? Я, конечно, понимаю, что хороший человек — не профессия, как сейчас принято говорить, но вот если человек зрелый, и он принял решение или ему кажется, что он хочет, стремится к монашеской жизни, но при этом у него, допустим, нет высшего специального образования, а есть просто образование, и вот он хочет попробовать пожить в монастыре год, два, три, Вы таких людей примете к себе?
И. Калашникова
— Лиза, я когда принимаю людей, я не спрашиваю об их образовании.
Л. Горская Вот. Я знаю. Я хотела уточнить. Потому что вдруг кто-то не знает...
И. Калашникова
— Никогда не задаю этого вопроса. Я только, знаете, задаю вопрос, когда мне человек начинает, звонит и спрашивает: «А какие у Вас есть послушания?», тогда я говорю: «А что Вы ждете?». Вот тут я сразу вижу, что человек не ориентирован на смирение, на послушание, а ориентирован немножко на другое. Поэтому я никогда не спрашиваю об образовании — я спрашиваю о намерениях человека и о сроках, сколько он хочет побыть. А дальше уже все, как говорится, возникает по ходу дела.
Л. Горская Третье желание мы не перечислили... Фундамент келейного корпуса — это первое желание. Второе — люди. Третье?..
И. Калашникова
— Деньги, наверное, без которых ничего не сделаешь. Средства для решения этих вопросов.
Л. Горская А вот если кто-то захотел так или иначе Вам помочь в каком-то из тех вопросов, которые мы перечислили, это как сделать? Это найти сайт, связаться с Вами через сайт?
И. Калашникова
— Ну, наверное, самое простое сейчас — сайт, потому что это... Вы же не будете давать какие-то реквизиты или телефоны по эфиру, это же не делается. Сайт монастыря — «Свято-Тихоновск
Л. Горская А чтобы приехать, что надо сделать?
И. Калашникова
— Либо позвонить — там написаны тоже телефоны, либо написать письмо — там написан электронный адрес, и согласовать время приезда. Все очень просто.
А. Пичугин
— Спасибо! Будем заканчивать нашу программу. Напомним, что в гостях сегодня у нас была игуменья Иоанна Калашникова, настоятельница Свято-Тихоновско
Л. Горская ...Алексей Пичугин...
А. Пичугин
— Всего хорошего!
И. Калашникова
— Храни Вас Господь!
Подарить осуждённым людям в ЛНР возможность слышать Евангелие
Самарский Благотворительный фонд просвещения «Вера», в рамках проекта «Апрель», занимается тюремным служением. Команда фонда организует в местах лишения свободы курсы иконописи, проводит разные встречи и лекции. А ещё запускает в исправительных учреждениях вещание Радио ВЕРА. У осуждённых людей появляется возможность слушать Священное писание, слова святых и не только. В том числе благодаря этому в жизни многих из них происходят добрые перемены.
Недавно сотрудники самарского фонда с поддержкой десятков отзывчивых людей организовали вещание Радио ВЕРА в колонии города Брянка Луганской Народной Республики. И теперь хотят поддержать другие исправительные учреждения, расположенные на новых территориях. «Мы видели эти колонии, местных осуждённых и сотрудников. Они живут очень бедно, но вместе умудряются преображать пространство вокруг себя, — рассказывает Константин Бобылев, участник проекта „Апрель“. Особенно хочется отметить работу сотрудников — это простые, надёжные русские парни, семейные, верующие, многие из них побывали на передовой. Им важно, чтобы осуждённые люди, которые находятся под их началом, меняли свою жизнь, обретали добрые ценности».
Благодаря Радио ВЕРА люди могут слушать Слово Божее, которое утешает и даёт надежду. «Заполнить пустоту в душе и помочь преодолеть внутренние терзания, которые испытывают многие осуждённые, может лишь Бог, вера, надежда и любовь» — говорит Константин.
Если вы хотите поддержать проект по тюремному служению «Апрель» и помочь запустить вещание Светлого радио в колониях Луганской Народной Республики, переходите на сайт самарского фонда просвещения «Вера»: bfpvera.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воспитание детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития». Светлана Шифрина
У нас в гостях была директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребенка Светлана Шифрина.
Мы говорили о воспитании и поддержке детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития.
Ведущая: Анна Леонтьева
Анна Леонтьева:
— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребенка. Фонд «Искусство быть рядом» помогает семьям детей с аутизмом и другими особенностями ментального развития. Добрый вечер, Светлана.
Светлана Шифрина:
— Добрый вечер.
Анна Леонтьева:
— Светлана, вот мы часто говорим здесь, когда образовывается какой-то фонд, это, ну, прямо вот в 90 процентов, ну, нет такой статистики, но в большинстве случаев это как-то начинается с личной истории. Вот как образовался ваш фонд? Тоже началось с личной истории?
Светлана Шифрина:
— Да. Ну, это была даже не совсем моя личная история, это была личная история учредителя фонда Елизаветы Борисовны Фокиной, которая тоже мама особенного ребёнка, у неё сын с аутизмом, и которая, в общем, приняла для себя решение о том, что нужно помогать не только своему сыну, но именно объединившись с родителями, объединившись все вместе, можно делать что-то нужное, полезное для того, чтобы детям с аутизмом жилось полегче, и семьям самое главное.
Анна Леонтьева:
— В шестнадцатом году, да, как я понимаю?
Светлана Шифрина:
— Да, сам юридический фонд образовался в 2016 году, потому что это была группа родителей, которые ходили вместе в детский садик, которые там познакомились, вот у них у всех детки с аутизмом, и настаёт время, что нужно идти в школу, а, к сожалению, сегодня, ну, ещё, то есть у нас задекларировано инклюзивное образование, но, к сожалению, еще не везде оно реализуется или обеспечивает ту необходимую помощь и поддержку, в которой нуждаются именно дети с аутизмом. И для того, чтобы его можно было реализовать, родители поняли, что им нужно объединяться, иметь какой-то юридический статус для того, чтобы можно было добиваться тех условий, которые хотели родители создать для своих детей, поэтому объединились, создали фонд. И первая самая программа, для чего он, в общем-то, собственно, создавался, его цель, это были ресурсные классы в общеобразовательных школах. 18 детей в 2016 году в трех школах пошли первый раз в первый класс. Это был первый такой проект фонда, так и назывался «Первый раз в первый класс».
Анна Леонтьева:
— А что такое ресурсные классы?
Светлана Шифрина:
— Ресурсный класс — это такая модель инклюзивного образования, которая в обычной школе, где учатся самые обычные дети, создается такая ресурсная зона, в которой могут найти поддержку дети с особенностями, детям, которым нужна определенная поддержка, детям с аутизмом, очень нужно тьюторское сопровождение, очень нужны специалисты прикладного анализа поведения, потому что аутизм, он проявляется в первую очередь внешне именно поведенческими, да, какими-то особенностями, и для того, чтобы детям помогать учиться, чему-то научаться, нужны специальные специалисты. В 2016 году, ну, их, на самом деле, и сегодня еще нет в школе, и нет такого даже в списке квалификации такой специальности, как специалист прикладного анализа поведения, но они уже больше десяти лет есть в нашей стране, уже очень много людей этому обучились, сертифицировались. Это золотой стандарт помощи детям с аутизмом, и вот для того, чтобы помочь школе создать вот эти именно условия, да, вот фонд. И в этой ресурсной зоне, да, есть специальный учитель, есть сестринское сопровождение, есть супервизор, куратор прикладного анализа поведения, где ребенок адаптируется к тем новым для себя условиям. Какие-то дети проводят больше времени в этой ресурсной зоне, какие-то дети больше включаются в инклюзивное образование с обычными сверстниками. Вот здесь вот это та возможность выстроить индивидуальный маршрут под каждого ребенка в зависимости от его потребностей.
Анна Леонтьева:
— А вот эта зона, это какое-то физическое пространство, да?
Светлана Шифрина:
— Да, это обычно какой-то кабинет. В идеальном случае это ещё два кабинета, когда ещё есть сенсорная зона, потому что дети с аутизмом часто у них бывают сенсорные перегрузки, у них повышенная сенсорная чувствительность, им иногда нужно побыть одному или там попрыгать на мячике, покачаться на качели, это вообще такой идеальный вариант, либо это в самом классе, да, там может быть тоже выделено, вот, потому что они могут какую-то часть предметов или там каких-то навыков, знаний получать в этой, вот именно, поэтому нужна она физически, там есть парты. Мы начинали с того, что есть парты с перегородками, которые отгораживают детей друг от друга.
Анна Леонтьева:
— Им больше нужно личного пространства? Они более защищённые должны быть.
Светлана Шифрина:
— Потому что он работает напрямую с тьюторами один на один. Допустим, есть фронтальный урок, когда дети садятся перед доской, и учитель даёт. Но это тоже очень сложный навык, которому обучались дети постепенно. И к концу первого класса они стали уже сидеть перед доской и воспринимать инструкцию учителя. А возможность вот такого отдельного, такой зоны еще внутри зоны, она дает возможность отрабатывать индивидуальные навыки, потому что у каждого своя индивидуальная программа.
Анна Леонтьева:
— Вот если, Светлана, вернуться к вашей семье, у вас средняя дочка с диагнозом аутизм, да? Как вообще, как это всё начиналось? Обычно, когда рождается особенный ребёнок, не такой, как, как говорится, заказывали, заказывали нормотипичного, как вот такое выражение есть, а рождается ребёнок особенный, первая реакция родителей всегда, в общем-то, шок, всегда... Ну, обида, не знаю, вот самая распространённая.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я бы, наверное, сказала, что до того, как происходит шок или обида, сначала ты избегаешь вообще мыслей о том, что что-то не так. Ну, по крайней мере, да, вот у меня это был второй ребёнок, и видя и как бы наблюдая какие-то особенности и странности, ты думаешь: ну нет, все дети разные. Это вот почему-то там, ну...
Анна Леонтьева:
— Это не сразу, да, видно, когда ребёнок рождается?
Светлана Шифрина:
— Ну, это зависит тоже от индивидуального случая, да, у кого-то диагноз проявляется очень рано и в тяжёлой форме, и там, наверное, сложнее закрывать глаза на проблему. У нас в этом смысле был такой момент, что мы всегда были где-то по границе нормы. Ну, чуть позже пошли, чуть позже сели, чуть позже поползли, вот тут какая-то аутостимуляция, а врач сказал: «Да ничего страшного, мир познает», да, то есть вот этот вот еще не вовремя поставленный диагноз, он как бы, к сожалению, был упущен на время раннего вмешательства, ранней помощи. И здесь очень важно, наверное, я бы хотела сказать родителям, другим, что если что-то беспокоит, не нужно закрывать глаза. Лучше 10 раз сходить к другим врачам, пройти какие-то тесты, потому что чем раньше заметить вот эту особенность, сложности, поставить диагноз, тем раньше можно начать оказывать помощь. А когда уже нам в три года сказали, да, вот это аутизм, да, конечно, это шок, это, как я говорю, я проплакала три дня, потому что полезла, естественно, в интернет за информацией, что такое аутизм, как это проявляется, чем это нам грозит? И все очень разные информации происходят, и ты вообще не понимаешь. Естественно, строишь самые худшие прогнозы.
Анна Леонтьева:
— Ну да, все говорят, что отсутствие информации очень тяжелое.
Светлана Шифрина:
— Да, в этот момент тебе, конечно, очень страшно все это. Но потом немножко проходит принятие, все наши стадии горя, все это мы тоже через это проходим. Еще очень такой момент, вы знаете, вот тоже хотелось, наверное, поделиться из своего опыта, когда... то есть принятие всей семьи. То есть мама, например, уже приняла, а папа еще не готов, а бабушки, дедушки, они вообще, в общем, как бы хотят быть в стороне от всей этой истории. Это действительно психологическая травма как бы для всех, стресс, который семья проживает и потом преодолевает его. Преодолевает, да, все-таки объединяется.
Анна Леонтьева:
— Бабушки, дедушки тоже уже как-то вот срослись, да?
Светлана Шифрина:
— Ну да, в нашей семье, в общем, конечно. Вы знаете, здесь есть еще такой момент. Ребенок растет, и, наверное, как обычный самый любой другой ребёнок, да, как говорят: «Маленькие бедки, маленькие детки, а большие дети...» То же самое и особенный ребёнок. И задачи новые, и новое принятие, принятие всё время каких-то новых условий, новых сложностей, оно происходит всё время. Вот сказать, что вот нам поставили диагноз, вот мы как бы с ним и теперь вроде бы вот идём понятным нам маршрутом — нет. Что там за поворотом с очередным годом рождения или с очередным периодом взросления, никто не знает, и ты всегда готовишься, ждёшь, надеешься на лучшее, готовишься, надеваешь бронежилет и броню, да, и как бы, да, набираешься сил.
Анна Леонтьева:
— Светлана, но всё равно я не могу не сказать, что есть люди, может быть, которые нас слушают, у которых подобные проблемы, и они находятся всё ещё в состоянии такого уныния. И есть люди, которые уже что-то делают, вот вы уже директор фонда, и даже помогают другим, помогая другим, помогают и себе.
Светлана Шифрина:
— Да, и в этом смысле, знаете, сообщество аутичных детей, вот родители аутичных детей, мне кажется, на сегодня одно из самых достаточно таких прогрессивных, и, может быть, скажем так, именно диагноз аутизм, расстройство аутистического спектра, оно очень сильно даёт прогрессию с точки зрения увеличения детей с данным диагнозом за последние годы. И с каждым годом эта тенденция увеличивается, количество таких детей всё время и людей растёт всё больше и больше.
Анна Леонтьева:
— Ну я прочитала, что типа один на сто — это очень много.
Светлана Шифрина:
— 1 на 100 — это по Всемирной организации здравоохранения. Да, у нас, к сожалению, в России нет официальной статистики вот такой, сложно её у нас получить. Если брать, я не знаю, насколько это уместно приводить статистику Соединённых Штатов, просто там достаточно серьёзно к этому подходят и проводят каждый год очень такое полномасштабное исследование по количеству. Вот последние данные — это 1 из 36 детей, которые имеют диагноз аутизм.
Анна Леонтьева:
— Это ещё больше.
Светлана Шифрина:
— К сожалению, да. И все исследования говорят, что это не зависит ни от страны проживания, ни от национальности, ни от состава семьи, ни от социального статуса. И, конечно, вот родители, так как вот очень сильно увеличивается популяция, к сожалению, не всегда система, государственная система помощи, успевает за таким, тем более стремительным таким ростом. В общем, здесь, наверное, есть и объективные на это причины. Ну а родители, мы самые заинтересованные люди в этом, конечно, и всегда есть кто-то, кто берет на себя ответственность, вот эту роль, идти впереди и, во-первых, пробивать вот эту дорожку, протоптать эту дорожку помощи и показать её другим, и мы вот на своём фонде, я сама, мы всегда очень делимся, мы всегда очень открыты, мы всегда говорим, да, мне очень часто, на самом деле, вот бывает, что звонят и спрашивают, и говорят, спрашивают, а можно ли взять телефон, и вот просто поговоришь, оказываешь, что это психологическую помощь, поддержку, что это не приговор, что да, с этим можно жить, но нужно, главное, сделать правильный маршрут, дойти до правильной помощи. И здесь родители объединяются, конечно.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мама особенного ребёнка. Светлана, а вот как вы первый раз нашли соратников у врача, в детском саду? Вот как находят люди друг друга в этой ситуации?
Светлана Шифрина:
— Ну, у меня было... Да, первый раз сейчас думаю про то, что я пошла на простор интернета, в социальные сети, то есть до того, до момента постановки всего этого диагноза, я, в общем, у меня не было ни аккаунта в соцсетях, на тот момент были одни, сегодня, да, там у нас другие, я, в общем, как бы особо этим не интересовалась, а здесь, да, ты начинаешь гуглить, начинаешь смотреть, идешь в поисковик. И как раз мне очень помогли два родительских сообщества, которые на тот момент были, да, это был 2012 год, да, нам было три года, они уже тогда существовали, хотя они тоже только буквально там были несколько лет, но вот уже на тот момент родители объединялись, это были группы, в которых можно было прочитать очень много информации о методах помощи, о том, вот куда идти, какие садики, как получить диагноз, как получить инвалидность, если она нужна, а нужно ли получать инвалидность, да, про вот эти ресурсные группы, ресурсные классы. Это все оттуда, это все родительское сообщество, это, ну, если это можно упомянуть, да, это Центр проблемы аутизма и родительская общественная организация «Контакт», в которых на сегодня, да, они тоже существуют, у них есть сайты, и там просто, ну, кладезь информации вот для родителей.
Анна Леонтьева:
— Не можно, а нужно упомянуть.
Светлана Шифрина:
— Да, да, то есть там всё это есть, там есть статьи, которые рассказывают про, ну, вот разные, вот, всё, с чем может столкнуться родитель. Я лично всё-всё взяла оттуда, конечно.
Анна Леонтьева:
— Но давайте немножко всё-таки расскажем, вот вы говорите, что особенности и так далее, вот с чего начинаются особенности, как с этим вообще быть? Вот в детском саду, можно ли пойти в обычный детский сад такому ребёнку, что нужно учитывать?
Светлана Шифрина:
— Ребенку можно пойти в детский сад, я бы сказала, наверное, нужно пойти в детский сад. Но особенности расстройства аутистического спектра — это нарушение коммуникации, социализации и стереотипно повторяющиеся действия. Если иногда говорят каким-то упрощённым языком для понимания, это когда ребёнок больше замкнут в себе, меньше взаимодействует, меньше разговаривает, отвечает на какие-то вопросы, у него нет зрительного контакта с собеседником, он маму-папу не слышит. И вот это нарушение коммуникации, оно за собой ведёт, к сожалению, поведенческие проблемы. То есть когда ты не понимаешь, не всегда дети понимают обращённую речь, они не могут иногда... Ну вот мы им говорим, нам кажется, что они нас понимают, а на самом деле вот я сегодня, вспоминая свою дочку, уже потом, получив вот эту информацию, как бы всё это обработав и пройдя этот период, я потом поняла, в чём была проблема-то. Она не понимала, что я ей говорю, простые элементарные бытовые вещи, да, идёт задержка речевого развития, идёт задержка понимания, да, и плюс у неё было нарушение своей речи, да, и когда ты не понимаешь, и тебя не понимают, и ты ещё не можешь сказать, что ты хочешь, что остаётся делать? Кричать, плакать, не знаю, биться головой об стену, да всё, что угодно, потому что хоть как-то донести до самых близких мамы и папы, что там со мной что-то не так, я чего-то хочу, да, там ещё что-то. Вот, соответственно, ребенку нужна помощь в преодолении вот этого дефицита, и здесь, конечно, нужна помощь логопедов, психологов, дефектологов, это детский сад, да, это наши психолого-педагогические комиссии, в которые нужно обращаться, которые дадут заключение маршрута, если это дошкольные учреждения, мы потом идем с ним в детский садик.
Анна Леонтьева:
— Есть список садов, куда можно пойти?
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, сегодня как бы по закону мы можем пойти в любой детский сад, у нас инклюзивное образование, и по прописке нас обязаны взять. И в любую школу, родители выбирают место обучения своего ребенка. Другое дело, что школа может быть не готова, там может не хватать тьюторов, но вот это заключение психолого-педагогической комиссии, оно обязательно к исполнению образовательного учреждения. Соответственно, мы туда с ним приходим, то есть вот мы получили диагноз, прошли врачебную комиссию, пошли на психолого-педагогическую комиссию, она сказала, что ребенку нужны особые образовательные потребности в дошкольном или в школьном учреждении. И с этим заключением мы идём, соответственно, в детский садик, в школу и говорим, что ребёнку нужен психолог, с которым должны в учреждении заниматься, логопед, дополнять вот эти вот дефициты все. Если ребёнку нужно тьюторское сопровождение, оно может быть как в детском саду, не только в школе, там тоже может быть тьютор, ему нужна, например, поддержка. Если он там не поддерживает групповой формат каких-то активностей, какого-то там, ну, пока в детском саду это не совсем обучение, какое-то взаимодействие, школа, детский сад, они тоже должны выделить такого тьютора, наставника, который будет помогать ребёнку. Но самое главное, всё-таки ещё раз повторюсь, это золотой стандарт, это прикладной анализ поведения, это специалисты прикладного анализа поведения. Сегодня всё-таки, к сожалению, их можно получить либо в рамках благотворительной помощи, вот в фонды обращаясь. Я вот знаю, что фонд «Милосердие», они оплачивают даже вот эти вот курсы прикладного анализа поведения и вмешательства для ребенка, там целые протоколы, которые нужно пройти, ну, либо коммерческие услуги.
Анна Леонтьева:
— Ну вот, простите, вы приходите в ближайший к дому детский садик, да, вот с этим заключением, и говорите: «Вот, пожалуйста, возьмите моего ребёнка», но мы же понимаем с вами, да, что мы не так действуем, да, мы всё равно будем искать даже для самых, как говорится, нормотипичных детей мы перебираем миллион садиков, школ, находим какие-то свои. Вот с таким ребёнком куда пойти? Как найти этот садик, где не повредят ему, в первую очередь, его психике, где к нему будут гуманно, хорошо относиться, где выстроят так поведение детей, которые с ним будут, так выстроят их поведение, чтобы это было нормальное детское общение? Вот у нас в программе были родители «солнечных» деток, деток с синдромом Дауна, и они рассказывали, что дети вот очень любят таких «солнечных детей», потому что они как бы немножко больше дети, и с ними можно играть в дочки-матери и так далее.
Светлана Шифрина:
— Вы знаете, я сейчас сижу, думаю, наверное, у меня нет прям ответа на вопрос, как найти вот этот садик, потому что, ну, да...
Анна Леонтьева:
— Как вы нашли?
Светлана Шифрина:
— Мы не ходили в садик. Мы сразу пошли в школу, наверное, здесь мне будет сложнее чем-то поделиться. Смотрите, я, наверное, думаю здесь так. Во-первых, ну вот то, что я сказала, есть у нас официальная как бы маршрутизация, да, маршрут, который можно получить той помощи от государства, которая полагается.
Анна Леонтьева:
— Она везде есть, она есть и в регионах, да, везде?
Светлана Шифрина:
— А вот я уже упоминала сегодня родительскую общественную организацию «Контакт». У них есть такая родительская приёмная, в которой можно онлайн записаться, это совершенно бесплатно. Там, правда, достаточно большая... Ну, иногда бывает очередь, там нужно подождать, может быть, там пару недель или месяц, вот. Но они помогают, консультируют родителей по всей стране вот именно с поиском или с получением тех условий, которые нужны ребенку. Как разговаривать с образовательной организацией, как получить тьютора, какое заявление нужно написать. Вот они здесь помогают. Я, со своей стороны, из нашего опыта поддержки ресурсных классов и взаимодействия со школой. Ну, у меня как бы рецепт такой. Нужно быть в диалоге. Мы общаемся со школами, мы общаемся с администрацией, мы общаемся с учителями, мы доносим, что нужно нашим детям. И мы всегда в позиции еще помощников. То есть я никогда не встаю в позицию, что вот мне теперь должны. Ну, это вот у меня как-то так, да. То есть я считаю, что это действительно должна быть совместная как бы история. И мы всегда спрашиваем школу: что мы можем сделать, чем помочь, да. Вот вы говорите, что там как к детям относятся. Вот мы, когда создали ресурсный класс, и дети пошли в школу, мы каждый год проводили в школе уроки доброты, толерантности. Мы готовили специальные мероприятия.
Анна Леонтьева:
— Ваш фонд, да, проводил, как родители?
Светлана Шифрина:
— Фонд, но мы же родители, для этого не обязательно быть фондом. То есть даже если ваш ребенок пошел, его взяла школа, вы наладили контакт с администрацией, есть учитель школы, да, эти все есть сейчас, уроки в доступе, их можно все найти, какие-то плакаты, презентации, это, в общем, не такая проблема. Можно поговорить с учителем, чтобы, может быть, он сам расскажет детям, что такое аутизм, почему этот ребенок в нашем классе, как с ним лучше взаимодействовать. Я сама лично, да, вот у нас были родительские собрания, вот первый класс, первое родительское собрание, и я попросила учителя, дайте мне даже не как, вот я тогда не была директором фонда, я была родителем, говорю, дайте, пожалуйста, мне пять минут, я немножко расскажу родителям, что не надо нас бояться, что это не заразное, что мы здесь не для того, чтобы ущемить чьи-то права детей. То есть это вопрос налаживания отношений, это работа со всем сообществом, которое сталкивается, куда попал вот такой особенный ребенок. И мы начинаем создавать среду, которая будет к нему максимально открыта, которая его примет. И здесь приходится родителям тоже прикладывать определенные усилия.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева, а у нас в гостях Светлана Шифрина, директор фонда «Искусство быть рядом», мать особенного ребёнка. Мы вернёмся к вам через минуту, не переключайтесь.
Анна Леонтьева:
— Сегодня у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребёнка, у микрофона Анна Леонтьева. Вот мы в первой части программы, очень важные вы сказали вещи, что родители, мне кажется, они очень важны, что родители не просто требуют от организации, от государства, от школы, чтобы им шли навстречу, но они тоже включаются и хотят тоже как-то помогать этому процессу, и безусловно, без этого никак. Светлана, скажите, вот какая... Ну, во-первых, ребёнок, когда идёт в школу аутичную, я так понимаю, что первое, что нужно преодолеть, это его тревогу перед школой, потому что вы сказали, что это очень чувствительный ребёнок, гораздо более чувствительный, который в то же время не может все свои мысли сразу донести. Вот как это происходит сначала? Что нужно иметь в виду родителям?
Светлана Шифрина:
— Ну, это опять вот мы возвращаемся к вопросу про среду, про подготовку. Как подготовить ребёнка, ну и даже не только к школе, а в принципе к коллективу какому-то детскому? Мы приходили, мы договаривались, ну так как у нас была, конечно, ресурсная зона, но опять-таки, например, наши дети, они включались и в обычный класс, ну и включаются сегодня, могут его посещать. То есть мы договаривались с учителем о том, что мы придём до 1 сентября заранее, пройдём по школе, посмотрим класс. В идеале, если нам скажут, где будет сидеть ребёнок, потому что мы тоже проговорили, есть особенности восприятия информации, как звуковой, зрительной информации. Может быть, ему нужно сидеть именно перед учителем, чтобы учитель всегда мог обращаться к нему, и ребёнок его слышал, а не, естественно, там где-то на последней парте. У нас тьюторское сопровождение, есть тьютор, значит, нужно сесть так, чтобы тютер тоже где-то был рядом, при этом не мешал учебному процессу другим детям. Посидели за партой, познакомились заранее учителем в спокойной тихой обстановке, когда в школе еще нет вот этого гула, шума. Дальнейшее. 1 сентября. То есть социальная история. Что такое социальная история? Это такой метод, который помогает детям. Он на самом деле применим ко всему. К школе, к посещению музея, парка, любого мероприятия, театра. То есть это когда родитель готовит для ребенка такую историю, делает фотографии, например, школы, фотографию класса, садится, и несколько дней заранее. Но здесь, смотрите, здесь такой момент. Кому-то нужно несколько дней, кому-то достаточно только накануне. Это тоже всегда очень индивидуальный процесс. Вот. И ребенку мы рассказываем. Мы с тобой пойдем вот туда. Вот у нас здесь 1 сентября. Вот ты принесешь там, не знаю, цветы в школу учителю, которые ты подаришь учительнице. У тебя будет столько-то уроков. То есть очень важно понимание вообще, я туда на всю жизнь теперь пришёл или меня отсюда заберут через какое-то время, чтобы донести до ребёнка вот это понимание. Конечно, так, как и обычные дети, у которых, мы все знаем, 1 сентября начинается особенно первый класс сокращённых временных уроков, сокращённых количество уроков, то же самое относится и к аутичному. Даже больше. И в том числе здесь нет универсального решения. Кто-то сразу будет выдерживать 4 урока, а кого-то нужно будет привести на один урок, а кого-то на 10 минут от первого урока. И это будет уже для него его задача, цель, которую он выполнит, а потом придет на 15 минут. А потом, да, если вот есть ресурсная зона, как у нас, да, вот он посидит 10 минут в обычном классе, а потом идет в ресурсную зону. Родители его заберут там через час, а потом через два. И вот этот вот процесс вот этого индивидуального маршрута, индивидуального включения, он такой вот постепенный, как бы достигается, да, тех целей, которые ставятся под конкретно в это ребёнка.
Анна Леонтьева:
— Скажите, Светлана, а вот какие ещё виды деятельности, творчества, занятий, развивающих вы применяете с особенными детишками аутичными? Чем они могут заниматься? Какая динамика во время этих занятий? Мне кажется, это важно услышать родителям, чтобы была какая-то перспектива.
Светлана Шифрина:
— Только вчера как раз слушала доклад, точнее, не доклад, а дискуссию специалистов как раз про дополнительное образование. Он проходил в рамках Всемирной Всероссийской недели информирования о проблеме об аутизме Федерального ресурсного центра, и там говорили про специалистов. Поэтому сейчас даже не своими словами буду говорить. Ссылаясь на очень авторитетных людей, и там как раз тоже задавался этот вопрос. А, во-первых, дополнительное образование, вот вы сейчас говорите, творческое, но это же, в принципе, дополнительное образование. Вопрос, нужно ли, нужно ли всем? Конечно, в первую очередь ставятся цели какие-то академические, обязательные образования нашего общего образования. Дополнительное образование, давайте так, вот даже обычный ребенок, который без аутизма, не все же ходят на кружки. Кто-то ходит, кто-то занимается спортом, а кто-то вообще никуда не ходит, вот ему достаточно этого, или родители считают, что ему это не нужно. Но, в принципе, аутичный ребенок — это примерно так же. То есть здесь вопрос, как правильно говорят: зачем? Зачем мы туда пойдем? Мы туда можем пойти за дополнительной социализацией, потому что школа, к сожалению, не всегда решает вот эту самую проблему социальной адаптации ребенка, социального опыта, потому что хорошо, ребенок пошел в школу, он адаптировался, он учится, на уроке он учится, он смотрит на доску, взаимодействует с учителем, он не общается. Короткая перемена, успели перебежать из одного класса в другой, покушали. То есть нет вот этого социального контакта того, который нужен был бы. Его и обычным детям не хватает вот этой школьной, почему они все хотят потом погулять, поиграть, задержаться, да, там еще что-то. И, конечно, в этом смысле дополнительное образование, посещение каких-то кружков, творческих студий, оно дает возможность восполнить вот этот дефицит. И здесь, наверное, подойдет любое... Ну, во-первых, я бы исходила, в первую очередь, из интересов ребенка. Ну, если, например, ему нравится рисовать, наверное, можно подумать в эту сторону, да, или там, если ему нравится музыка, или, наоборот, ему плохо от музыки. Если у него сенсорный перегруз, если он не выдерживает там громко... Такое тоже бывает. Зачем его водить на музыку, да, конечно, ему нужно там, например, более тихое, да, какое-то... Может быть, ему не нужна большая группа. Да, хочется, чтобы он социализировался и дружил со всеми. Может быть, он будет ходить в маленькую группу, где будет 3-4 ребёнка, но они станут настоящими друзьями и будут друг друга поддерживать. И для него это будет его круг общения, его связи, которые будут его поддерживать, помогать. И мама, например, или папа с другими такими же родителями. Вот они тут подружатся, у них там будет какая-то коммуникация и взаимодействие.
Анна Леонтьева:
— А я знаете, о чём хотела, на самом деле, выяснить? Какие-то истории. Я зацепила у вас на сайте мальчик, который любил музыку, и вот через музыку пошло такое развитие своего младшего сына, который был гиперактивный, и он вообще не мог сидеть. То есть мы первые три класса, мы вообще не могли сидеть, нас все ругали постоянно. И потом появилась учительница музыки, и вот поскольку у него оказались способности, то она усадила его наконец. Вот. А у вас есть какие-то примеры, истории, когда особенные детки, детки с аутизмом, вот именно их зацепляли за какую-то творческую способность? Или это я фантазирую?
Светлана Шифрина:
— Нет, почему? Ну, вы знаете, у нас самое, наверное, как раз такое посещаемое занятие — это как раз музыкальное занятие. Ну, я думаю, что еще очень многое зависит. Хотя нет, знаете, вот как сказать, посещаемость с точки зрения наполняемости группы. А вообще, конечно, самые востребованные — это коммуникативные группы, да, это вот как раз про социализацию, где ребята учатся просто общаться друг с другом.
Анна Леонтьева:
— Общаться на какие-то темы, да?
Светлана Шифрина:
— По-разному, да. На темы или просто общаться, потому что, опять-таки, аутизм — это же нарушение коммуникации, и то, чему обычные дети их в этом не учат, они набираются этого социального опыта просто по жизни, общаясь с мамой, с папой, получив такую реакцию, сякую реакцию, они там что-то себе какие-то паттерны поведения вырабатывают, а ребёнка с аутизмом это нужно учить прицельно. Поэтому музыка у нас, скажем так, у нас не музыкальная школа, мы не ставим перед собой каких-то высот или вот именно задач с точки зрения овладевания мастерством, музыкой, вокалом или игрой на каких-то инструментах. Вот, но для нас, например, вот три года у нас существует наш ресурсный центр «Добрый», и там у нас есть ансамбль «Добрый», и в этом году наши ребята первый раз вышли на сцену. И у нас там...
Анна Леонтьева:
— Это потрясающее достижение.
Светлана Шифрина:
— Мы считаем, что да, у них было два небольших номера, они пели, один был вокальный и второй инструментальный оркестр. Мы специально создали дополнительно, мы начинали только с ансамбля, а потом создали еще оркестр, потому что мы поняли, у нас есть ребята, которые не могут, вот они не могут петь, они невербально или маловерно практически не разговаривают. Но им нравится музыка, и мы стали искать для них возможность включения, чтобы они были вместе с нами, они там играют на инструментах, поддерживают немножко ритм. Может быть, с точки зрения...
Анна Леонтьева:
— Академической музыки.
Светлана Шифрина:
— Какой-то, да. Это совсем не про тот, да, вот он тут что-то стучит палочкой, но они вышли, каждый стоял на своем месте, никто не убежал со сцены, никто не упал, извините, в истерике, не закатился, не закричал, не завокализировал. То есть на самом деле мы просто восхищены нашими ребятами, потому что мы считаем, что вот зная, какие они пришли к нам три года назад, и то, что они сегодня стоят на сцене, там поют, играют, поклонились и ушли, ну для нас это большой успех, и я считаю, для них это в первую очередь большой успех.
Анна Леонтьева:
— Огромный успех. Я видела вообще в ваших роликах, которые Вы мне прислали, про фонд, как каждое действие, вот как вы про школу рассказывали, каждое действие нужно сначала отрепетировать. Вот как даже в общественном транспорте, как им пользоваться. Это как бы длительная такая подготовка, да?
Светлана Шифрина:
— Ну, может, не длительная.
Анна Леонтьева:
— Сначала вы сажаете их на кресла в помещении.
Светлана Шифрина:
— Давайте расскажу. Это наш проект, он называется «Путь к взрослению». Это как раз про взросление. Опять-таки, аутичный ребенок, которому, да, которого нужно научить пользоваться элементарными такими социальными навыками, без которых мы просто не можем быть самостоятельными и жить в этом мире, да, пользоваться общественным транспортом, ходить в магазин, да, вот у нас... Мы даже были победителями в таком конкурсе «Объективная благотворительность» фотографии, которая называется «Просто купил колбасы». Потому что, да, действительно, фотографии ребенка в магазине, держат кусок колбасы, сканируют, расплачиваются, заберут, как бы уходят с ним. Но сколько лет труда стоит за тем, чтобы вот ребенок смог вот туда прийти, по списку найти в магазине нужную полку, найти вот эту самую колбасу, не такую, а вот такую, которую нужно, да, подойти, найти кассу, достать карту, заплатить, положить это в пакет и выйти из магазина, да, ну это вот, а там внутри еще очень много-много-много маленьких, может быть, действий цепочек, которые были прописаны, которые вы обучали, которые там определенным образом ребенка, чтобы, не сбился где-то, не стал платить, не взяв колбасы, да, вот, то есть это же тоже нужно вот это вот все-все-все выдерживать. И мы вот этому, ребят, учим, да. И вот, как вы сказали, вот транспорт, да, это целая технология, на самом деле, которую мы разработали, которая есть у нас на сайте. Если это вот специалисты педагогии, кто-то слышит, на самом деле родители могут этим воспользоваться. Если родитель, скажем так, пытливый и готов, и у него есть ресурс самостоятельно обучать своего ребенка, у нас это всё есть, там есть эти методические пособия, ролики можно посмотреть, взять эти чек-листы.
Анна Леонтьева:
— И самостоятельно, да, это всё?
Светлана Шифрина:
— Да, мы специально для этого и делали, да, для того, чтобы дать инструменты родителям, помощи своему ребёнку. Вот как с ним, например, проиграть? Сначала рассказать про транспорт, потом проиграть с ним, вот поставить стулья, вешалку, да, вот тут мы держимся, тут мы прикладываем карту, вот так мы едем, так мы выходим, потом там начать уже это делать на практике.
Анна Леонтьева:
— Это потрясающе, конечно, какая большая работа стоит за этим всем, но такой вопрос, а есть ли у вас случаи, когда вот ребенок с такой особенностью становился полностью самостоятельным?
Светлана Шифрина:
— Ну, мы работаем пока еще с детьми.
Анна Леонтьева:
— Вы не доросли?
Светлана Шифрина:
— Да-да, у нас до, как бы, возраст до 18 лет пока, вот, и вот даже вот про этот общественный транспорт, да, мы не ставили себе целью, сейчас задачу, потому что понимаем, хотя у нас есть дети, которые ездят самостоятельно и приезжают в наш центр самостоятельно. То есть есть, абсолютно. Ну, я знаю, не из наших подопечных, естественно, много примеров, когда люди становятся самостоятельными, им, да, либо им нужна минимальная поддержка. Конечно, есть такие случаи.
Анна Леонтьева:
— Напомню, что у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда искусства «Быть рядом», мама особенного ребенка. Вот насчет самостоятельности. Вы рассказывали историю в нашей беседе, как мальчик совсем не владел искусством, как это, обращения с деньгами.
Светлана Шифрина:
— Финансовой грамотностью.
Анна Леонтьева:
— Да, и что произошло?
Светлана Шифрина:
— Мне рассказали тоже эту историю, что взрослый аутичный человек, который поступил, как бы устроился на работу, стал работать, жил отдельно, стал жить отдельно, получил первую зарплату и потратил её в два дня.
Анна Леонтьева:
— На вкусненькое, да?
Светлана Шифрина:
— Да, на то, что ему нравилось, на то, что хорошо, потому что вот этот вот момент, да, он отделился от родителей, он как бы переехал, но вот это умение планирования, да, на самом деле планирование своей жизни, вот это и для обычных-то людей, для многих, это целая проблема, да, и иногда...
Анна Леонтьева:
— Лет до 40, да.
Светлана Шифрина:
— А долго учишься и набиваешь шишки, да, то есть, естественно, ну а как бы люди с особенностями, да, у них есть свои какие-то дефициты. А вот, вы знаете, можно я вернусь к транспорту, вот расскажу вам тоже просто пример вот, ну, что называется, успеха, да, что хочется поделиться с аудиторией. Вот мы, у нас, да, была группа, мы обучали ребят пользоваться общественным транспортом. И одна мама с ребенком говорит: вы знаете, можно мне как-то посмотреть и вот как раз научиться со своим ребенком ездить в метро, потому что когда вот он был помладше, мы были то ли в метро, то ли в автобусе, сейчас уже даже это не суть, и у него там случилась какая-то истерика, в общем, всё было очень плохо, и мама получила такой травмирующий опыт вот этой поездки, что они перестали пользоваться общественным транспортом. Ну хорошо, вот у неё там была машина, да, либо они перестали вообще куда-то...
Анна Леонтьева:
— То есть она решила, что это ему противопоказано?
Светлана Шифрина:
— Нет, она боялась повторения, да, у мамы тяжело, у неё нет сил прожить вот эту ситуацию, которая может случиться, да, с ребёнком. И вот в нашем проекте мы как бы с ребёнком стали ездить, мы его научили, потом мы подключили маму, они проехали сами, и они стали пользоваться общественным транспортом. И она говорит: вы знаете, для нас он не стал самостоятельным пока, он ещё, ну, пока и по возрасту там, но для них совершенно другие возможности открылись.
Анна Леонтьева:
— Это же другая жизнь.
Светлана Шифрина:
— Да, потому что мы живем в Москве, у нас в Москве без общественного транспорта очень сложно, потому что есть места, куда ты просто по-другому не доберешься, ну такси далеко не все себе могут позволить. И для них, конечно, совершенно другие возможности стали. И вот тоже результат. Да, он, может быть, не стал абсолютно самостоятельным, но маме стало с ним справляться легче.
Анна Леонтьева:
— Потрясающий результат, да. Я знаю, что вы также учите детей таким, в общем-то, простым, но тоже непростым для учительных детей вещам, как готовить, считать денежку, да, финансирование, как это, финансовые навыки. У вас есть клуб кибернетики, как вы сказали, зло превращаете в добро. Вот скажите, может быть, пару слов. Как зло, о котором мы постоянно говорим, что гаджеты — это плохо, что все сидят в гаджетах, что они высасывают из ребёнка жизнь. А тут, оказывается, у них есть какая-то положительная роль, потому что многие дети не могут донести свои мысли, и многие говорить-то толком не могут.
Светлана Шифрина:
— Да, у нас это наш проект коммуникативный клуб кибернетики. Идея его родилась из того, что вот как вот я сказала, да, что надо из зла сделать добро, да, то есть сегодня, конечно, такой неотъемлемый атрибут нашей жизни — это телефон, какой-то смартфон, планшет, у всех по-разному, и все возможные коммуникативные мессенджеры, которые мы пользуемся, всякие WhatsApp, Telegram, которые позволяют нам обмениваться информацией. И мы подумали, раз у ребят есть нарушение коммуникации, обмена информацией, так почему бы нам не попробовать использовать современные технологии для того, чтобы они могли между собой взаимодействовать. И мы создали вот такой клуб, наши педагоги разработали целую программу обучения, как ребятам пользоваться, здесь тоже зависит от ребят, от уровня их навыков, от их возможностей взаимодействия, ну, как бы работы в самом в цифровом формате, но у нас тоже из опыта девочка, она не разговаривает, она абсолютно невербальная, она не может говорить, мы учили её, она применяет язык жестов, но её научили пользоваться через WhatsApp, то есть если ей написать вопрос «где ты?», она сфотографирует место и отправит фотографию родителю. Это же вопрос безопасности. Ну вот так, не дай Бог, что-то, где-то что-то случилось, да? Или у нас ребята там, они кто-то... Вот он не хочет, да? Вот ты ему говоришь, он очень мало тебе отвечает. А вдруг на коммуникативном клубе задают вопрос, и он первый начинает тут же печатать, отвечать на вопрос. Потому что ему так легче. Для него такой способ коммуникации удобнее и более доступен. И вот на этом клубе, ребята, они уже вышли за рамки. Тоже для нас такой очень хороший результат, что они вышли за рамки этого времени, когда они приходят на занятия, они уже в этом чате могут написать там: «Аркадия, ты где?» «Ой, а я вот здесь», или там кто-то поделился чем-то. И это уже, да, это как раз опять-таки про коммуникацию, про дружбу, про общение, про социализацию, про то, что ты не один, да.
Анна Леонтьева:
— Светлана, мы всю программу говорим о том, что какая большая работа стоит вот за тем, чтобы дети развивались, получали необходимые навыки. Вот вы как родитель, что бы вы сказали, как сделать так, чтобы к 18 годам родитель просто уже не пришел к такому выгоранию или, может быть, даже раньше?
Светлана Шифрина:
— Ну, вы знаете, по поводу того, как сделать, конечно, обратиться в наш фонд. Ну, здесь, знаете, ну, к сожалению, мы тоже не сможем объять необъятное. Мы начинали нашу передачу с того количества людей с аутизмом, да, аутичных детей, которые сегодня... Я бы, наверное, сказала, найти обязательно, во-первых, вот то самое поддерживающее ресурсное место, в котором будет комфортно вашему ребенку и родителю. А сегодня, ну, мне кажется, всё-таки они появляются, и вот опять-таки, например, наш фонд, мы недавно вступили в ассоциацию «Аутизм-Регионы», в которой порядка 86, по-моему, сейчас уже организаций по всей стране, то есть, ну, практически во всех крупных городах, и там и не очень крупных городах, есть родительские организации, некоммерческие, которые оказывают вот эту самую поддержку, она не всегда может быть там какой-то прямой, там адресной или там про какие-то финансовые ресурсы, ну уж по крайней мере информационные однозначно, да, и про вот это вот про сообщество или про помощь, про инструменты, которые можно получить, взять, про консультацию. Этого действительно очень много сегодня у нас по всей стране, далеко не только в Москве. Вот мне кажется, нужно найти вот эту точку.
Анна Леонтьева:
— Просто найти помощь.
Светлана Шифрина:
— Да, на самом деле элементарно. Если зайти в ассоциацию «Аутизм-Регионы» и там будет весь список, и можно посмотреть, где вы, если находитесь в каком-то регионе, и зайти на уже информационные ресурсы этой организации, связаться с ними, спросить, да, вот там, мне нужна вот такая-то помощь, да, нужно... Вы знаете, вот это вот я сейчас сказала, вот мне нужна такая помощь, вот это вот попросить помощи, это же тоже определенный шаг.
Анна Леонтьева:
— Да, совершенно верно.
Светлана Шифрина:
— Или, да, самому себе признать, что мне нужна помощь, но это не значит, что я слабый, тут вот неумеха, не справляюсь, и все так плохо, нет.
Анна Леонтьева:
— Вот это очень важная вещь, вы говорите. Да. Не геройствовать.
Светлана Шифрина:
— Не надо, да, потому что это действительно сложно, это действительно, вот как мы тоже, я часто говорю, аутизм — это не спринт, это марафон на всю жизнь, аутизм не лечится, это диагноз, который, ну, как бы остается с человеком на всю жизнь, да, мы можем максимально адаптировать, максимально сделать самостоятельным, чтобы человек подошел ко взрослому возрасту, сняв нагрузку, да, там, с стареющих родителей, да, как бы снять вот эту обеспокоенность родителя, а что будет с моим ребенком, когда не будет меня, да, мы все про это думаем, родители. И вот это вот, вот это сказать, да, мне вот нужна такая-то помощь, да, как бы поискать ее, попросить, это абсолютно нормально, здесь в общем. Но это тоже, это шаг, это тоже, наверное, может быть, через то, что проходит...
Анна Леонтьева:
— Ну, какое-то усилие, да, какое-то желание. Каждый родитель, да. Как говорят, волеизъявление.
Светлана Шифрина:
— Да, и вот, опять-таки, наши специалисты, они тоже все так говорят, да, сначала маска на себя, потом маска помощи ребенку, да, вот это бы... Конечно, нельзя загоняться. Я очень желаю этого родителям. Вот этот ресурс, сохранять баланс, конечно, не забыть про ребёнка, не сказать уже всё, расти, как трава, но и не загнать самого себя, ставить правильно цели. Потому что, ну вот знаете, тоже хочется поделиться таким личным каким-то откровением, наверное, своим. Вот когда я вам начинала говорить, что у меня ребёнок, да, она такая пограничная вроде бы как бы была маленькой, да, и там не сразу нам поставили диагноз, и вот им всегда были очень хорошие перспективы. Вот вам надо сделать ещё вот это, и вот это, и вот это. И всё будет... И вот вы всё нагоните. И я всё время вот бежала впереди этого паровоза или толкала это бесчисленное количество вот этих вот вагонов, да, вот потому что цель, цель пойти в школу, цель, извините, избежать умственной отсталости, да, не понизить программу, это отдельная боль родителя, да, здесь же ещё вот эти вот этапы принятия, которые проходят родители, это можно отдельно ещё сейчас про это сказать, вот. И сегодня я понимаю, что я подошла к какому-то моменту, когда я понимаю, что ну вот те цели, которые я ставила для своего ребёнка тогда, они были для него недостижимы. Они были целями, ну, скажем так, нашего какого-то среза линии общества, да, или то, к чему вот, как вот то, что вы сказали, каких мы детей там ждём, да, или там мечтаем, когда их только планируем, вот, и там далеко не всегда они вписываются в наши реальности. И вот эту вот свою амбицию родительскую чуть-чуть опустить, когда мы реализовываемся за счёт детей, вот этот момент тоже присутствует. И когда мы вот это понимаем, что, если мы ребёнку поставили правильные цели, мы не будем тогда лишних усилий, лишних ресурсов тратить, это очень важно. И здесь очень в помощь, конечно, специалисты-педагоги, которые могут помочь и рассказать. И ещё, мне кажется, очень важно, но, к сожалению, наверное, сегодня в наших реалиях всё-таки родителю быть включённым, получать информацию, анализировать информацию не всегда сказали, вам поможет вот это, как голубетерапия, дельфины, еще что-то это, и вот мы сейчас все последние деньги, все последние ресурсы, нам надо туда... посмотреть, почитайте, что действительно, какие доказанные.
Анна Леонтьева:
— Все по-разному индивидуально, я так понимаю.
Светлана Шифрина:
— Есть научно доказанные методы, которые работают, а есть тот, что будет приятно, будет хорошо, вреда не будет, но оно не вылечит аутизм. Вот, и поддерживающие ресурсы для родителей, психологическая помощь, психологическая поддержка, группы, опять-таки, да, вот если нет помощи психолога, нет специализированных, в тех же НКО, почему-то я начала, да, с этого, родительские организации, вот эта вот группа самопомощи, да, общение, когда ты не один в поле воин, оно всегда даёт силы.
Анна Леонтьева:
— А я вообще, Светлана, заметила, что особенные дети, с каким бы диагнозом они ни рождались, если родители, если они проявляют волю к победе, волю к тому, чтобы вступить в какое-то сообщество, развиваться, трудиться, они очень объединяют людей. То есть невозможно с таким ребёнком быть в одиночестве, в замкнутом каком-то пространстве. Лучше идти, искать единомышленников, фонды и уже дружить с ними всю жизнь, потому что, да, правильно?
Светлана Шифрина:
— Ну, одному быть очень сложно, конечно, это же можно и выгореть, это уже у тебя не будет сил, ресурсов, и можно какие-то, может быть, не самые правильные решения принимать, когда все истощены, когда нет.
Анна Леонтьева:
— Но, к сожалению, наш интереснейший разговор подходит к концу, очень полезный для многих родителей, не только аутичных детей, а просто родителей, у которых что-то пошло по-особенному, да, у детей. И хотела спросить, Светлана, вот напоследок, что бы вы сказали родителям особенных детей, чтобы не впадать в уныние, не отчаиваться? Ну, наверное, это в самом начале происходит, но всё равно.
Светлана Шифрина:
— Ну, мой опыт — это опыт особенного родительства, именно связанного с аутизмом, да, и здесь я могу сказать, что точно, чтобы ни было, аутизм — это не приговор, да, это сложно, это требует определенных усилий, но, вы знаете, вот я сейчас ещё о чём подумала, что даже когда ты видишь маленький миллиметровый результат у своего ребёнка, он тебе дает такой заряд силы и энергии, и веры, ты видишь маленький, миллиметровый, результат у своего ребёнка, он тебе даёт такой заряд силы, энергии и веры. И радости, да. И веры в то, что всё, может быть, будет не так, как мы загадывали, но точно что-то получится хорошее, если не опускать руки, если двигаться в этом направлении, и это помогает. Это такой вот замкнутый круг, ты прикладываешь усилия, видишь вот эту какую-то искорку надежды и продолжаешь двигаться вперед.
Анна Леонтьева:
— Спасибо огромное. Я тоже напоследок скажу, что родители, у которых что-то пошло не так, вот были родители там и с онкологическими, детишками с онкологическими заболеваниями, но это люди, которые настолько научаются радоваться, настолько научаются благодарить, спасибо вам большое за этот очень поддерживающий, очень полезный разговор. Напомню, что сегодня у микрофона Анны Леонтьева, у нас в гостях Светлана Шифрина, директор Фонда «Искусство быть рядом», мать-ребёнка с диагнозом «аутизм». Спасибо вам, Светлана.
— Спасибо, что пригласили.
Анна Леонтьева:
Светлана Шифрина:
— Спасибо. Всего доброго.
Все выпуски программы Светлый вечер
«Страдания и вера»
В этом выпуске ведущие Радио ВЕРА Кира Лаврентьева, Анна Леонтьева, Алла Митрофанова, а также наш гость — протоиерей Александр Дьяченко — поделились своими личными историями о том, как испытания приблизили к Богу, или как вера помогла преодолеть непростые жизненные ситуации.