Зайдя в Благовещенский собор Московского Кремля, вы сможете увидеть интересное настенное изображение так называемых «христиан до Христа». Начиная с четвертого века данное именование закрепилось за выдающимися представителями античной философии: Платоном, Сократом, Аристотелем, Вергилием и иными. Называя мудрецов древности «христианами до Христа», Церковь подчеркивает, что им Бог, пусть не полностью, но открыл тайны мироздания и устройства человека. Многие достижения античных философов в области логики, этики, методологии христианство сделало своим. Впрочем, отношения между Церковью и древнегреческой культурой не стоит идеализировать. Некоторые элементы эллинской философии христианство полностью отвергло. Например, Церковь решительно не приняла Платоновское учение о теле как гробнице души. Платон и его последователи учили, что якобы жизненной задачей человека является освободить тонкую, бессмертную душу от оков грубого и тленного тела посредством борьбы с желаниями. В этом и состояла причина того, почему интеллектуальная элита Греции вплоть до пятого века, когда Платоновская академия была закрыта, активно сопротивлялась распространению христианства. Адепты античной философии считали невозможным поверить в Сына Божия, принявшего человеческую плоть и воскресшего из мертвых опять же во плоти. В библейской книге Деяний имеется описание того, как апостол Павел не нашел понимания в афинском Ареопаге, верховном судилище и совете Греции. Стоило апостолу только заикнуться о вере христиан в воскресение из мертвых, как члены Ареопага его прервали и сказали: «Послушаем тебя в следующий раз!» Свойственное Эллинам презрение к телу вскоре проникло и в Церковь. С сомнением в воскресение всех людей в конце времен апостол Павел вскоре столкнулся в христианской общине города Коринф. Некоторые из местных христиан стали говорить о невозможности воскресения. Апостол Павел посчитал своим долгом развеять данные сомнения и посвятил теме воскресения часть своего первого послания к христианам Коринфа.
Братья, 15.39 Не всякая плоть такая же плоть; но иная плоть у человеков, иная плоть у скотов, иная у рыб, иная у птиц. 15.40 Есть тела небесные и тела земные; но иная слава небесных, иная земных. 15.41 Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе. 15.42 Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении; 15.43 сеется в уничижении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе; 15.44 сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное. 15.45 Так и написано: первый человек Адам стал душою живущею; а последний Адам есть дух животворящий.
Сначала апостол Павел обращает внимание читателя на то, что созданные Богом существа не одинаковы. Одно тело свойственно птицам, иное - рыбам, значительно сложнее устроены животные. Вершиной творения Божия является человек. Когда Господь сотворил первого человека, Адама, его естество было совершеннее нашего сегодняшнего. Плоть первых людей до грехопадения не была подвержена болезням и страданиям. После грехопадения Адама естество человека огрубело. Грех исказил человеческую природу, привнеся в нее боль, страдания и тление. Если до грехопадения Адам властвовал над своим телом, то после него – тело стало диктовать ему свою волю. Христос, придя на землю, дал людям возможность преобразить свое естество, вернуть ему первозданное совершенство, в том числе избавить плоть от последствий греха Адама. Нынешнее состояние человека и то, которое возможно достичь во Христе, Павел сравнивает с землей и небом. Через крещение и благочестивую жизнь христианин способен обрести радость в Боге. «Обменять тление на нетление», - как говорит апостол. Павел при этом имеет в виду не только жизнь будущего века (состояние после воскресения), но и теперешнее существование человека. При помощи Спасителя, которого апостол именует «новым Адамом», «духом животворящим», человек преодолеет все немощи и изъяны своего естества, достигает гармонии, внутреннего покоя и духовного совершенства.
«Журнал от 09.05.2025». Алексей Соколов, Арсений Федоров

Каждую пятницу ведущие, друзья и сотрудники радиостанции обсуждают темы, которые показались особенно интересными, важными или волнующими на прошедшей неделе.
В этот раз ведущие Константин Мацан и Наталия Лангаммер, а также Исполнительный директор журнала «Фома» Алексей Соколов и заместитель Главного редактора Радио ВЕРА Арсений Федоров вынесли на обсуждение темы, связанные с 80-летием победы в Великой Отечественной войне.
Ведущий: Константин Мацан, Наталия Лангаммер
Все выпуски программы Журнал
Единственная

В давние времена жили в деревушке две семьи. В одной был сын— звали его Шан, в другой — дочь по имени Мэйли, что значит «прекрасная слива». Дети дружили с малолетства, а когда выросли — полюбили друг друга и поклялись никогда в жизни не разлучаться.
Пошёл Шан в дом к любимой девушке свататься, но родители отказали юноше из-за его бедности. Хотелось им отдать дочь с выгодой, за Вана-богача.
Наступил день свадьбы. Громко заиграли трубы, носильщики подняли украшенный цветами свадебный паланкин и понесли Мэйли к дому жениха. Сидит она в паланкине, горько плачет. Полпути прошли, вдруг что-то зашумело, засвистело, поднялся сильный ветер, паланкин с невестой в воронку закрутило, и унесло неведомо куда.
Узнал об этом Шан и решил во что бы то ни стало найти Мэйли.
— Зачем тебе чужую невесту искать? Как бы самому не пропасть, — уговаривали его друзья, — В деревне и других красивых девушек много...
— Мэйли для меня — единственная, — сказал Шан, и отправился в дальний путь.
Много дорог он прошёл, но никто нигде не слышал о пропавшей девушке. Печаль одолела однажды юношу: сел он у дороги и заплакал.
Вдруг откуда ни возьмись явился перед ним белобородый старец.
— Отчего ты плачешь, юноша? Кто тебя обидел?
Рассказал ему Шан про свою печаль, а старец ему в ответ:
— Пойдем со мной. Я знаю, где она.
Шли они, шли, и повстречали ещё одного путника. Спрашивает его старец:
— Кто ты и куда путь держишь, юноша?
— Зовут меня Ван Лан, я ищу свою невесту, которая исчезла в день свадьбы.
— Идём с нами. Я знаю, где она, — сказал старец.
Пошли они дальше втроем: Шан, Ван Лан и белобородый незнакомец. Привёл старец юношей к большому дому и пригласил войти, чтобы немного подкрепиться и передохнуть.
Хозяйка дома для гостей богатый стол накрыла, усадила всех за стол, и говорит:
— Хочу я с вами заодно, юноши, об одном деле потолковать. Муж мой давно умер, живу я вдвоём с дочкой. Вот и решила я в дом зятя принять, чтобы кормил меня на старости лет. Кто из вас двоих хочет здесь остаться?
Вышла из-за ширмы девушка — нарядная, красивая как цветок ириса. Понравилась она сразу Ван Лану, да и богатый дом приглянулся.
— Я останусь, — обрадовался он. — Такая невеста мне подходит.
— А я должен свою Мэйли найти, — сказал Шан.
Говорит ему тогда белобородый старец:
— Иди домой, там тебя твоя невеста ждёт. Тысячи лет живу на земле, а всё никак не могу к человеческим слезам привыкнуть... Уж так она в паланкине слезами обливалась, что я её похитил, чтобы проверить, кто из вас её по-настоящему любит...
— Кто ты, дедушка? — спросил Шан.
Но волшебник ничего не ответил и исчез. Зато он помог соединиться двум любящим сердцам.
(по мотивам китайской сказки)
Все выпуски программы Пересказки
Псалом 124. Богослужебные чтения

Вы никогда не задумывались, почему горы — такие манящие? Причём любые: и совсем невысокие, до километра, и пятитысячники — не говоря уже о самых высоких, недостижимых для неподготовленного вершинах. Как сказал поэт, «Сколько слов и надежд, сколько песен и тем // Горы будят у нас — и зовут нас остаться!» 124-й псалом, который сегодня звучит в храмах за богослужением, многократно обращается именно к глубокой символичности гор для верующего человека. Давайте послушаем этот псалом.
Псалом 124.
Песнь восхождения.
1 Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек.
2 Горы окрест Иерусалима, а Господь окрест народа Своего отныне и вовек.
3 Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием праведных, дабы праведные не простёрли рук своих к беззаконию.
4 Благотвори, Господи, добрым и правым в сердцах своих;
5 а совращающихся на кривые пути свои да оставит Господь ходить с делающими беззаконие. Мир на Израиля!
Нет ничего удивительного в том, что уже на самой заре человечества гора воспринималась как особое, священное пространство, где происходит соприкосновение небесного и земного. На горе Синай Моисей получает от Бога заповеди; на горе Фавор преображается Христос перед учениками; да и про Олимп как не вспомнить.
Сама по себе гора очень многозначительна: с одной стороны, её огромное, мощное основание — «подошва» — придаёт ей устойчивость, непоколеблемость. С другой стороны, тонкая, словно игла, вершина, буквально впивается в небо. Тот, кто хотя бы раз в жизни стоял на такой вершине, никогда не забудет абсолютно ни с чем несравнимого ощущения одновременной устойчивости — и воздушности, невесомости — когда перед твоим взором открываются величественные горизонты.
Удивительная вещь: казалось бы, когда мы летим на самолёте, мы видим ещё более далёкий горизонт — а всё же это вообще не то: только стоя ногами на вершине, ты испытываешь исключительный, всеобъемлющий восторг особого предстояния перед бытием.
Для многих древних культур гора — это axis mundi, космическая ось мира, соединяющая высшие и низшие миры. И именно поэтому на вершинах гор строились храмы, организовывались те или иные святилища.
Если мы вспомним самые древние жертвенники, о которых повествует книга Бытия, — это тоже будут «микро-горы», сложенные из камней — на вершинах которых и совершались жертвоприношения.
Прозвучавший сейчас 124-й псалом ещё глубже развивает тему символизма горы: он говорит о том, что «надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек». Гора для верующего становится не только внешним образом духовного вдохновения, но и наглядным примером того, как может ощущать себя сам человек, когда его голова, его мысли — всё то, что и отличает его от животного, — устремлены к Небу. И неспроста греческое слово «ἄνθρωπος» — состоит из двух основ: ἄνω означает «вверх» и θρώσκω — «смотреть, устремляться, прыгать». Смотря на гору, мы словно бы снова и снова задаём себе вопрос: а есть ли во мне задор подняться на вершину — или я всего лишь хочу так и остаться распластанным у её подножия?..