У нас в гостях был епископ Горноалтайский и Чемальский Каллистрат.
Наша встреча состоялась накануне праздника Покрова Пресвятой Богородицы, поэтому беседа началась с разговора об истории и значении этого праздника, а еще наш гость рассказывал о своем пути к монашеству, о жизни на соловецком острове Анзер, о зимовках на антарктических исследовательских станциях, о строительстве храма в Антарктиде и о епископском служении в Алтайском крае.
Ведущие: Алексей Пичугин и Алла Митрофанова.
А. Пичугин
— Дорогие слушатели радио «Вера», здравствуйте! Программа «Светлый вечер». Здесь, в этой студии Алла Митрофанова —
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— Сегодня мы выходим в эфир накануне праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Поговорим о празднике, но большую часть нашей программы посвятим общению с нашим гостем, который удивительный человек.
А. Митрофанова
— Абсолютно уникальный!
А. Пичугин
— Да. Он, например, дважды зимовал в Антарктиде.
А. Митрофанова
— И после этого переехал в Горно-Алтайск, устроил там пасеку и монашеский скит.
А. Пичугин
— И теперь, собственно говоря, возглавляет Горноалтайскую епархию. У нас в гостях епископ Горноалтайский и Чемальский Каллистрат. Владыка, здравствуйте!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Здравствуйте!
А. Митрофанова
— Здравствуйте! Владыка, когда мы вас представляли, вы сидели с таким лицом, как будто: ой, ну надо же — и это раскопали, и это раскопали! Это какие-то факты, которые вам... Мне кажется, это же здорово — вы и в Антарктиде были, и сейчас в Горно-Алтайске. Не каждому человеку так в жизни довелось попутешествовать.
А. Пичугин
— А родились, выросли вы в Москве? Вот география какая!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Всё верно. Я вижу, вы ознакомились с моей биографией!
А. Пичугин
— Но давайте начнём с праздника Покрова. Это такой тоже довольно необычный для православного мира праздник. Появился он именно у нас, на Руси, изначально. Первый храм, который был посвящён этому празднику, тоже появился у нас здесь. Его все знают, он на всех открытках изображён, в календарях — храм Покрова на Нерли. Тот самый знаменитый, недалеко от Владимира находящийся. И появление праздника тоже связано со славянскими странами. И все предания, которые мы знаем о возникновении этого праздника, о Покрове самом Богородицы, тоже так или иначе, косвенно или прямо связан со славянами.
А. Митрофанова
— Нет, не все! Я знаю, например, историю, которая связана с франками, связана с норманнами.
А. Пичугин
— Вот, хорошо! Видите, сколько всего интересного!
А. Митрофанова
— Богатая география у праздника!
А. Пичугин
— Давайте поговорим о том, что же это за праздник. Владыка, расскажите нам, вот чем так он важен. Ведь это же праздник, который идёт не из глубины веков, прям совсем из глубины. Всё-таки он такой, средневековый.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Конечно! Дело в том, что если мы празднуем, скажем, Рождество Христово, то этому событию
более двух тысяч лет. Если мы празднуем Воздвижение Честнаго Креста, то оно на три столетия моложе, правильно? А Покров, он насколько лет моложе? Поэтому и празднование его установилось позднее. Мне кажется, это логично.
А. Пичугин
— А чем он так важен в череде праздников — Покров Пресвятой Богородицы?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Перед началом эфира мы уже немножко коснулись этой темы. Мне очень сложно сказать, чем он важен, какой в нём смысл. Это такие вопросы, на которые мне сложно дать ответ. Я вам скажу, как я воспринимаю такие вещи.
А. Пичугин
— Скажите.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Что суть церковный праздник? Почему то или иное событие становится празднуемым и входит в церковные календари, ему устанавливаются службы и совершаются молитвы? Какое-либо проявление божественной помощи, божественной благодати, либо Божественное вмешательство в нашу жизнь. Момент Таинства, момент участия Бога в нашей жизни. Это свято, это сакрально и это вызывает и уважение, и поклонение, и воспоминание, и даёт всем молитвенную помощь и молитвенный покров.
А. Митрофанова
— Надо, наверное, напомнить кратко события, которые были связаны с праздником Покрова Пресвятой Богородицы.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да. Что мы вспоминаем? Что какое-то войско, по одной из версий, это были наши с вами предки — русичи, осадили Константинополь. И Константинополь был близок к тому, чтобы пасть и подвергнутся разграблению. И священнослужители, и все жители собрались по храмам и молились о заступлении, о помощи.
А. Митрофанова
— Что им ещё оставалось, в общем, в этой ситуации?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Кто мог держать копьё, вышли на стены, или меч, или лук. Кто мог ещё как-то участвовать — участвовали, очевидно. Кто мог молиться — шли молиться. Не могли сделать что-то ещё — шли и молились. По-моему, это нормальная, очевидная реакция — делать то, что каждый может. И во время богослужения во Влахернской церкви...
А. Пичугин
— В Константинополе, да.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— В Константинополе... Христа ради юродивый Андрей увидел Божию Матерь, которая простирала свой омофор над городом и покрывала его от врагов. И последующие события это видение подтвердили — налетела буря, корабли этой бурей как-то разбило, разогнало, и приплывшие на этих кораблях воины, которые захватывали город, они вынуждены были ретироваться. Это такое не ожидаемое вмешательство было расценено людьми, как проявление заступления Божией Матери. Поэтому это событие люди помнят и празднуют.
А. Пичугин
— Спасибо! Ну, а такое личное ведь есть отношение к празднику Покров. Вот у меня оно двойное: с одной стороны, у нас очень много в России храмов, посвящённых Покрову Пресвятой Богородицы, этому празднику. Это, наверное, показывает то, что люди... ну, почитание Богородицы, это показывает именно какое-то вот такое желание заступничества, мы говорим: «Покрый нас честным Твоим омофором». Это с одной стороны, а с другой стороны — праздник Покрова такой очень красивый, с точки зрения времени своего празднования — октябрь.
А. Митрофанова
— Снег первый.
А. Пичугин
— Да, на Покров первый снег иногда. Говорят, с этим какие-то приметы связаны. С другой стороны, ещё пока где-то отголоски золотой осени. Почему так много ещё покровских храмов? Потому что у нас же страна была аграрная. И очень много в сёлах храмов, которые посвящены тем церковным событиям, которые отмечаются после или до начала всех посевных, уборочных, полевых работ. И с этим ещё он связан. То есть он такой — во всех смыслах очень русский, родной, трогательный такой, домашний праздник. И с природой он связан, и с какими-то традиционными деланиями народа. Вот это личное отношение.
А. Митрофанова
— У меня личное отношение с праздником Покрова тоже есть определённое: у меня всегда ощущение, что речь идёт о каком-то таком одеяльце, которым тебя, как мама в детстве, накрывает. Вот точно также Покров — это такая очень какая-то уютная такая метафора, которая обозначает, каким образом о нас заботятся там, наверху. И на протяжении истории в жизни разных народов, не только с Константинополем связанная история, когда Божия Матерь защищала город. Но есть предание, например, связанное с городом Шартром — почему я упомянула франков и норманнов: норманны наступали на Шартр, и, в общем, городу было не устоять. И в решающий момент... там, в городе святыня находилась — собственно, плат Богородицы. И жители города обратились к Ней... и было явление предводителю норманнов, которого звали Хрольф Пешеход — такое очень смешное имя. Он был «Пешеходом» прозван из-за того, что был гигантского роста, ни одна лошадь несчастная не могла его понести. И он увидел святящуюся Деву над городом, понял, что не может в этот город зайти, что он находится под покровом — под чьей-то защитой. Норманны развернулись и ушли, причём предание гласит, что некоторое время спустя Хрольф Пешеход, которого, видимо, настолько поразило это зрелище — да, он стал христианином, с франками подружился. Провинция Нормандия, она образована его народом. Он присоединился к королевству Франков, дальше там у них были совершенно другие отношения, хотя, в общем, тоже очень высокие. Но смысл в том, что на протяжении всей человеческой истории мы можем видеть, как Божия Матерь непосредственно участвует в человеческой жизни. Вот это, конечно, удивительно, от этого соприкосновения просто внутри как-то начинает всё замирать.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Вот это и есть православная вера и православная церковная жизнь — когда Господь Сам прежде всего, Пречистая Дева Богородица, святые угодники Божьи участвуют в наших каких-то делах.
А. Митрофанова
— Совершенно неожиданным образом.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Неожиданным или, может быть, ожидаемым. Я уверен, что те, кто в городе, наверняка молились Пречистой Деве и молились с упованием, ожидая в ответ на свои молитвы заступления.
А. Митрофанова
— Здесь возникает вопрос: почему, если раньше были такие чудеса, то где же они теперь?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Во-первых, я не уверен, что раньше они проходили по расписанию: раз в году обязательно.
А. Митрофанова
— Это точно нет!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Во-вторых, и теперь много таких чудес. Прям сегодня, может быть, нет, но вчера были, завтра будут. Вот известный случай... когда это было? Во времена Андрея Боголюбского — какой это год?
А. Пичугин
— Это двенадцатый век, середина двенадцатого века.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Ну, тоже достаточно давно. Но был случай, когда Новгород осаждали войска святого благоверного князя Андрея Боголюбского, хотя самого его в тот момент не было в его войске. И новгородцы молились Божией Матери перед иконой — у них чтимая «Знамение». И чудесным образом они избегли разорения и захвата. И у нас сохраняется церковный праздник, который мы празднуем — день Пресвятой Богородицы ради образа её «Знамение» — в честь того, что Она защитила свой город от разорения. И удивительно, что и с той стороны были православные, и с этой. То же самое, как с Покровом, — что это наши предки осаждали греков, — мы чтим этот день, а греки не очень. Удивительный такой ход событий очень интересен, потому что, если было какое-то проявление Божией милости, то для нас, особенно для русского сердца, это, конечно, важно. И уже не суть важно, что наших предков отогнали греки, главное, что Господь проявил милость. И Он проявляет её ко всем, кто прибегает к Нему.
А. Пичугин
— Епископ Каллистрат Горноалтайский и Чемальский сегодня в гостях у радио «Вера». Это программа «Светлый вечер». Мы поговорили о празднике Покрова. Теперь давайте, владыка, поговорим о вашем служении. Меня заинтересовало в первую очередь из вашей биографии, когда я её читал... Я вот не знаю, вы выросли в церковной семье? Вы всё-таки, как и мы все, родились в Советском Союзе. А вот у вас в миру тоже имя Каллистрат — добрый воин, греческий воин.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Нет, у меня имя было до монашеского пострига Владимир. Меня назвали в честь моего деда Владимира Матвеевича Романенко.
А. Пичугин
— А, то есть это везде ошибка в интернете, видимо.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Нет, не ошибка. У меня сейчас официальное имя Каллистрат — я поменял паспорт.
А. Пичугин
— А! Понятно.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— После монашеского пострига я поменял паспорт.
А. Митрофанова
— А так делается?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да. Я могу вам рассказать, почему я так поступил.
А. Митрофанова
— Почему? Расскажите!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Потому что, где ни приходилось общаться в какой-то не церковной среде, меня начинали спрашивать: как зовут? Я говорил: «Каллистрат». Они говорят: «Нет-нет, это чего-то ваше, церковное, а по-настоящему, настоящее какое имя?» Я говорил: «Настоящее — Каллистрат». У меня таких было несколько бесед. И вот однажды я лежал в больнице здесь, в Москве, у меня был лечащий врач грузин — Гоча Раиндович — интересное такое имя. И он: «Как тебя зовут?» — опять всё это повторяется. Потом паспорт смотрит: «Что ты мне врёшь? Вот по-настоящему тебя зовут Владимир». И я не сумел ему тогда объяснить, что по-настоящему меня зовут Каллистрат. И в последствии, когда я выписался из этой больницы, я пошёл к батюшке, к отцу Кириллу — к духовнику нашему. Я говорю: «Батюшка, вот я хочу поменять имя в паспорте». Он так заулыбался, говорит: «А зачем тебе?» Я говорю: «Вот так и так». Но он говорит: «Пожалуйста, иди, поменяй». Я написал заявление в ЗАГС, получил свидетельство о перемене имени. Там надо было анкету заполнять, и среди всего прочего написать причину, по которой вы хотите поменять имя.
А. Митрофанова
— И что вы написали?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Как образцы там было, что какие-то, может быть, неприличные или неудобопроизносимые в имени. Я написал, что желаю, чтобы в паспорте стояло имя, данное мне в монашеском постриге. Это, соответственно, рассматривала какая-то комиссия, мне разрешили поменять имя, я его поменял, получил новый паспорт.
А. Пичугин
— У нас же, мне кажется, сейчас в анкетах есть такая графа «в случае изменения имени по религиозному убеждению»?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Тогда не было этого. Не помню, какой это был год — 99-й или 98-й год. И в последствии мне это помогло как раз в такой ситуации, когда впервые я прибыл на антарктическую научную станцию Беллинсгаузен. Мы шли на пароходе из Калининграда два месяца, везли храм.
А. Митрофанова
— Из Калининграда в Беллинсгаузен?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да, из Калининграда. Это судно «Академик Сергей Вавилов» Института океанологии Российской академии наук. И директор — ныне покойный — этого института Сергей Сергеевич Лаппо, это он оказал такую помощь Церкви, что безвозмездно пароход Института океанологии перевёз все материалы будущего храма в Антарктиду. Там целая история, как всё это мы везли, как разгружали. Если это интересно, могу рассказать.
А. Митрофанова
— Интересно!
А. Пичугин
— Мы обязательно чуть попозже к этой истории перейдём!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Хорошо, тогда закончу. Когда я на станции вышел знакомиться с экипажем, с кем мне зимовать, меня спросили: «Как вас зовут?» Я говорю: «Каллистрат зовут». — «А как обращаться?» А я был иеромонахом, говорю: «Обычно «батюшкой» называют». Они там: «Какой ты мне «батюшка»? Ты меня в два раза моложе!» Я говорю: «Ну, как хочешь, так и называй!» — «А какое настоящее?» — «Каллистрат». — «Но это ваше!» А я паспорт достаю: «Вот видишь?!» Он читает: Каллистрат Сергеевич. Но выкрутились — каждое утро ко мне подходил, протягивал руку и говорил: «Здравствуйте, Каллистрат Сергеевич!»
А. Пичугин
— Мне просто ещё интересно: вы же с детства в храме. Это конец 70-х — начало 80-х, 80-е годы ещё, в общем, советское время.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Немножко не так. Меня крестили в 78-м году, всех нас. Нас трое в семье детей: старшая моя сестра Светлана, младший брат Фёдор — он священник, служит здесь, в Москве, в Коломенском. И нас всех крестили в один день. Это было 12 апреля. Почему это было известно, потому что это был День космонавтики, а у меня дедушка — на тот момент он был такой воинствующий атеист. Он лётчик, он потом работал в конструкторском бюро Туполева, он потом участвовал в разработке каких-то космических систем. Он считал День космонавтики своим днём. И он очень был зол, что покрестили внуков в его день, в День космонавтики, поэтому это событие запомнилось у нас в семье. Но мы тогда не сказать, что очень сильно ходили в церковь. Ходили и меня водили, я помню. И я, будучи ребёнком 5-6 лет, причащался. Мы жили в Бирюлёво и ходили в церковь святителя Николая в Бирюлёво. Но в последствии я перестал так часто в храм ходить, ходил изредка. И уже совсем постоянно стал, наверное, ходить в классе девятом-десятом школы, когда старшая моя сестра пошла петь — поступила в музыкальное училище Ипполитова-Иванова и пошла петь вместе со своими какими-то согруппницами в храме в честь Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы в селе Алексеевском у метро «ВДНХ». Затем я туда пришёл, стал пономарить там, и брат мой туда пришёл, и мама наша тоже. Она ушла со светской работы — она инженер была — и стала там тоже при храме трудиться. Вот собственно, такое воцерковление произошло. Хотя и раньше мы тоже исповедовались и причащались, но...
А. Пичугин
— Но уже с полным погружением, как говорят.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да, уже с полным погружением вот с этого возраста.
А. Пичугин
— Соответственно, вы поступили в семинарию?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да, сразу после школы я поступил в семинарию. В третьем классе семинарии ушёл в братию Троице-Сергиевой лавры. И затем закончил академию.
А. Пичугин
— А дальше начинаются ваши очень интересные странствия. То есть до Антарктиды вы, например, служили на Соловках, в Троицком скиту на Анзере.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да, я зимовал там. Поэтому именно меня и отправили в Антарктиду, потому что у меня был опыт зимовки.
А. Пичугин
— А на Соловки вы по собственному желанию поехали?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да, можно сказать, что по собственному, но по предложению владыки-наместника. Тогда он ещё не был владыкой, был ещё архимандрит. Он предложил мне. Я пришёл к нему по одному моему личному вопросу. Он меня выслушал, отнёсся со всегдашнем его терпением и пониманием к каким-то нашим немощам. Затем говорит: «Вы не хотите поехать на Анзер?» А я слышал, что на трапезе объявляли: «Братия, хотим скит. Кто хочет? Есть добровольцы?» Но когда кто-то где-то объявляет на трапезе, это не воспринимается. А здесь он говорит: «Вы не хотите поехать на Анзер?» Я говорю: «Это где вообще такое?» Он говорит: «Вы не знаете, что такое Анзер?» Я говорю: «Нет, не знаю». Он мне дал книжечку: «Вот, почитайте!» Я прочёл и я понял, что это земля святая. Увидел там фотографии — это отец Евлогий, сейчас он игумен, тогда был иеромонах Евлогий, который служит в Голгофо-Распятском скиту на Анзере, он издавал эту книжку, и там были фотографии. Одна из фотографий содержала изображение берёзы, которая растёт... просто берёза с горизонтальными ветвями — вы, наверняка, знаете, есть в интернете.
А. Пичугин
— Да-да, видели!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Что на горе, названной Голгофа, стоял Голгофо-Распятский храм в честь... очень интересно, но его престольный праздник — это Великий Пяток, это в честь Распятия Господня храм. Я единственный такой знаю.
А. Митрофанова
— Единственный, по-моему, в своём роде.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да. И там когда-то, когда снесли все купола и кресты во время лагеря особого назначения, там был тифозный барак. И многие... там и хоронили, и многие умирали, множество людей... И не было ни одного креста ни над храмом, ни надгробного. И у меня сложилось впечатление, что Господь Сам поставил этот крест нерукотворенный в виде вот такой берёзы на этой горе Голгофа, на месте кончины многих и многих свидетелей Христовых.
А. Пичугин
— А какие у вас были ощущения от служения, от зимовки на Соловках? Вы ощущали какую-то особенность этого места не только из-за его истории вот этой многовековой — Соловки, а из-за его печальной истории гулаговской?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Понимаете, кто чего, конечно, мог там ощущать, не ощущать. Мне тогда лет было чуть меньше, чем сейчас. Это был 2002 год. Соответственно, мне было 27 лет, когда я туда поехал. Меня рукоположили. Рукоположили меня в память князя Даниила в Свято-Даниловом монастыре. Это было Прощёное Воскресенье. Соответственно, те, кого рукополагают постом, начинают служить свой сорокоуст с Великой Субботы. Я тоже думал, что я послужу сорокоуст. Ни одного дня мне не удалось его послужить. И на Светлой Седмице мы отправились... Тоже очень интересно, если вам интересно, могу рассказать, как мы отправились с отцом Лазарем — иеродиаконом тогда, а сейчас иеромонахом — на Соловки. И там много было разных ощущений, много было разных тех или иных событий. Но не все эти ощущения были верные, правильные. Какие-то давали только сомнения, какие-то были, может быть, искушения. Всё было не очень просто, начиная с бытовых условий. Потому что я москвич — я начал топить печь, а она дымит. Я сутки топлю, двое, а она дымит. Отца Лазаря позвал — а он в соседнем домике жил. Говорю: «Батюшка, чего она у меня такая?» Он задвижку выдвинул и говорит: «Теперь топи! Теперь дымить не будет». Вот вам смешно...
А. Пичугин
— Нет, как смешно? Мы тоже городские жители...
Еп. Каллистрат (Романенко)
— А я с этим столкнулся уже тогда, когда поздно. О том, что дрова надо было летом готовить, я понял в ноябре, и так далее. Могу рассказать подробнее, если будет интересно. Так вот...
А. Митрофанова
— Мы вас на отдельную программу пригласим, которая будет посвящена быту горожанина на Соловках.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Пожалуйста! И кроме всего прочего, какие-то были, наваливались ощущения душевные — какие-то были сомнения, какие-то были решения, может быть, не самые правильные. Я берегу письмо, которое в ответ на моё письмо, написал мне батюшка отец Кирилл, когда я сомневался во многих вещах и говорил: «Наверное, я в какой-то прелести, но мне так так-то видится, так-то или так-то». Вот я такое написал батюшке: «Почему, когда я все выполняю правила, все кладу поклоны, все чётки, всё-всё-всё, всё полностью, все каноны, то я начинаю ко всем людям относится несколько свысока, презрительно? И понимаю, что это неправильно. А когда где-то чего-то там унываешь или забудешь чего-то читать, или чего-то не выполняешь, то сразу как-то и к другим относишься, как к людям. Что это такое?»
А. Митрофанова
— А что он ответил вам на это? Просто понимаете, да, что вопрос очень острый?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да, я задавал батюшке этот вопрос: «Что мне делать? Может быть, тогда надо вообще ничего не читать, чтобы по-человечески к людям относиться? Или я в какой-то прелести? Понять не могу». И он мне написал очень хорошие строки, я берегу их: «Ты всё рассуждаешь правильно. Даже не думай о какой-то прелести. Ты всё рассуждаешь правильно. Но к людям, да, надо относиться по-человечески, но и молитвы надо читать хотя бы понемножку». Вот так вот он мне написал, что хоть чуть-чуть, хоть немножечко, но читать. Я это так и воспринял, что надо сохранять правильное какое-то отношение, строение, а формальное выполнение правила, конечно, нужно, но это уже, в данном случае, вторично, хотя, несомненно, нужно.
А. Митрофанова
— Но всё-таки отношение к человеку на первом месте.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да. Я для себя такие акценты расставил.
А. Митрофанова
— Это же очень важный момент, потому что часто сегодня можно услышать жалобы на людей, которые, казалось бы, всё делают правильно — молятся, постятся, ходят в храм. И при этом могут сорваться, например, на человека, который совершенно этого не заслуживает и не ожидает. И вот в такие моменты становится действительно очень не по себе, потому что мы вроде бы христиане, мы стараемся делать вот то и это, и пятое-десятое, и должны быть по идее лучше, чем другие. А на самом деле, всё наоборот. И очень часто бывает так, что...
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Не наоборот! Не соглашусь с вами, Алла, абсолютно, категорически не соглашусь.
А. Митрофанова
— Хорошо, не согласитесь! Мне это будет важно услышать.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Если позволите, я поясню свою точку зрения. Дело в том, что... Вот поясню на примере. Мы с одним батюшкой беседовали, он говорит: «Ну вот как в монастырях: бывает, что сестры, которые, действительно, всё, как надо — с детства пришли, не знавшие ни замужества, ничего, сохранившие свою телесную чистоту, но с ними очень сложно. Они всегда какие-то — на всех срываются, неспокойные, завистливые, очень с ними сложно. А вот есть такие, кто где-то были, где-то там и замужем, и где-то обожглись в жизни, но вот пришли, как-то в монастыре прижились и спокойные — ко всем с улыбкой, с добродушием...» Вот они, на взгляд этого моего собеседника священника, более правильные монахи, с более правильным устроением. Я говорю: «Ты рассуждаешь всё верно, но ты забываешь один аспект: те, кто когда-то замужем были, им физиологически проще, а тем, кто девственницы, их борят многие какие-то даже просто физиологические процессы, которые с ними происходят. И им тяжелее, они несут больший крест, поэтому они нуждаются в большей помощи, большим к ним терпении. И соответственно, если бы над ними не довлело вот это всё, что довлеет, они бы были, может, и более простыми, терпеливыми, открытыми, чем те, кто этого не несёт — они в подвиге находятся. И соответственно, те из них, кто это пронесёт, они больше увенчаются. Нам надо это понимать!» То же самое все, кто приходят в храм. Вот вроде бы нормальный, как говорят, человек, спокойный, никогда не это... Вот он пошёл, воцерковился, стал священником. И вот сразу — с ним толком не поговоришь, на всех срывается... Потому что на него накладывается определённый духовный груз, если позволите так сказать, ему тяжелее, он не привык нести.
А. Митрофанова
— Это не всегда можно объяснить людям, которые рядом, которые нуждаются в том, чтобы с ними обращались...
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Я не хочу оправдывать тех, кто ведёт себя, может быть, грубо и неприлично в церкви. Но я призываю всех к пониманию того, что Господь посылает каждому свой крест. И если мы пришли в храм, как потребители: а вот дайте мне то, дайте мне сё, расскажите мне это — это один аспект. А если мы всё равно помним, что здесь тоже люди, и хоть мы сюда пришли, а, может быть, они в нашей поддержке нуждаются — где-то просто в терпении и понимании какого-то священника, который позднюю отслужил, потом отпевал, потом поехал куда-то там причастил и ещё ничего не кушал, а уже четыре часа дня, он приезжает, и вот к нему давайте там домогаться. У него, может, просто тоже не очень, может быть, крепкого священника, достаточно молодого, несмотря на возраст, как священника, у него, может, просто где-то не хватить собственного терпения. И здесь мы должны — те, кто впервые пришли в храм, проявить терпение.
А. Митрофанова
— Спасибо!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— И обратно, конечно, мы тоже должны проявить терпение. Здесь везде и всегда надо понимать, что у каждого свой путь, у каждого свой крест. И кто-то может вот так поступить, а кому-то это непосильно. Этого нельзя требовать — непосильного — ни от кого: ни от того, кто в храме, ни от того, кто пришёл в храм.
А. Пичугин
— Епископ Горноалтайский и Чемальский Каллистрат сегодня у нас в гостях в программе «Светлый вечер». Здесь Алла Митрофанова, я — Алексей Пичугин. И через минуту мы вернёмся.
А. Митрофанова
— Ещё раз добрый вечер, дорогие слушатели! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова. И у нас в гостях, напоминаем, епископ Горноалтайский и Чемальский Каллистрат. Владыка служил на Соловках, служил в Антарктиде, сейчас служит в Горно-Алтайске. На самом деле, это такая богатая биография, что хотелось бы на этих пунктах остановиться чуть подробнее.
А. Пичугин
— Географических точках.
А. Митрофанова
— Вы про Соловки нам уже немного рассказали. А что касается Антарктиды, вы знаете, ведь это же место, которое у многих из нас... не знаю, мне кажется, что абсолютное большинство наших слушателей в Антарктиде не были, а вы там были.
А. Пичугин
— Как вы туда попали?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— По благословению священноначалия.
А. Митрофанова
— Хороший ответ — универсальный!
А. Пичугин
— То есть когда рассматривали кандидатуры для служения в Антарктиде, посмотрели: а, вот у нас отец Каллистрат, он служил на Соловках в таких условиях в скиту Анзер, зимовал...
А. Митрофанова
— Там тоже холодно! Печку топить уже умеет!
А. Пичугин
— Да. Давайте его туда?!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Если начать, как говорится, от Адама...
А. Пичугин
— Давайте, от Адама!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— … То в 90-е годы страна переживала известные, понятные сложности. Финансирование сокращалось, госучреждения закрывались и так далее, и тому подобное. И сокращалось значительно финансирование ААНИИ — это Арктический и антарктический научно-исследовательский институт, который имеет до сегодняшнего дня пять зимовочных станций в Антарктиде. Это станции «Беллинсгаузен», «Новолазаревская», «Прогресс», «Мирный», «Восток». Такие названия взяты из речи, которую произнёс император, отправляя четыре новых построенных шлюпа в экспедицию. По-моему, это император Павел Первый произнёс, что «наши мирные намерения положат начало открытиям на Востоке». И четыре новых шлюпа получили названия «Мирный», «Восток», «Открытие» и «Благонамеренный». И два из этих шлюпа под командой Крузенштерна ушли к Русской Америке, а два пошли на самый юг, там, где была ими впоследствии, в 1821 году, открыта Антарктида. Этими двумя шлюпами «Восток» и «Мирный» командовали соответственно Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен и Михаил Петрович Лазарев.
А. Митрофанова
— Понятно. Отсюда названия.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— И поэтому, когда строили эти станции, даже в советское время, чтобы поддержать, подкрепить, сделать наглядной идею и тот факт, что русские моряки открыли Антарктиду, то четыре наших станции назвали: две именами шлюпов — это «Мирный» и «Восток»; и две именами капитанов этих шлюпов — это Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена и Михаила Петровича Лазарева.
А. Митрофанова
— Владыка, а вы, когда туда приплыли служить, вы понимали, зачем там нужна церковь? Вот она там, в принципе нужна была?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— По поводу храма: в 90-е годы сокращалось финансирование, и под угрозой было закрытие одной из станций. И один полярник — Сахаров Олег Петрович, который принимал большое участие в жизни станции «Беллинсгаузен», участие, которое выходило за рамки его должностных полномочий. Он, например, договаривался с какими-то людьми, с какими-то экологами, с какими-то группами, они привлекали технику, целые делали экспедиции в Антарктиду в сезон, вывозили мусор — там экологическая целая проблема, — не имея на это финансирования. Он умел участвовать в этих вопросах, организовать эти вопросы. И он переживал: что же будет, если станцию закроют? И тогда ему пришла в голову идея: надо построить церковь. Он решил, что если построить церковь, тогда станцию не закроют.
А. Митрофанова
— Почему? Очень неожиданное решение! Какая логика?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Ну вот такая у него появилась идея. Он считал, что храм не могут закрыть: если поставить храм, значит, всё — станцию обязательно уже не закроют.
А. Митрофанова
— То есть это заслон такой?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Это вот такое у него было представление. И он эту идею как-то озвучил, она продолжения тогда не получила, но в головах осталась. И в последствии... такой есть Пётр Иванович Задиров — человек удивительной судьбы. Он в советское время входил в команду парашютистов-испытателей, не лётчиков, а парашютистов-испытателей.
А. Пичугин
— Новые парашюты испытывал?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да.
А. Пичугин
— Ух ты!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Их было 15 человек на весь Советский Союз — 8 военных, 7 гражданских.
А. Митрофанова
— Это очень опасное мероприятие, мне кажется!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да. И с ним произошла такая история: ему приснился сон, что он прыгает, у него отказывает парашют и он падает. Он понимает, что он падает и должен разбиться — это сон он видит, — и видит точку какую-то на земле. Значит, с секундами падения, приближаясь к этой точке, он понимает, что это стоит его мама-покойница, которая подпоясана крест-накрест оренбургской шалью. Она этот платок-шаль снимает и его в эту шаль ловит. Ну такой сон. Ну сон и сон — глупость, кажется. Он и забыл бы его. Но ему в этот день надо делать прыжок. Условия совершенно скверные, он прыгал — это Владимирская область, город Киржач. А парашют надо сдавать госкомиссии, там сроки и планы, и надо прыгать. Он прыгает, у него нераскрытие. И замки обледенели, он на них дует, он их трёт, но так и не смог их раскрыть, он с 800 метров упал в сугроб, диагноз: ушиб бедра. Понимаете? И он тут же вспомнил.
А. Митрофанова
— Ничего себе!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да, вот такая была история! Вот вы говорили, что чудес нет, заступлений нет...
А. Митрофанова
— Я не говорила, что нет, я задавала провокационный вопрос: где же они теперь? И вот вы нам рассказываете, где!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— А, значит, от вас можно ждать провокационных вопросов! Так и запишем.
А. Митрофанова
— Очень правильно, да.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Он сразу вспомнил этот сон, сразу вспомнил, что мама его ребёнком водила — там церкви уже не было, но собирались бабушки какие-то, которые когда-то на Соловках за веру сидели. Они там, в избе как-то молились. Он вспомнил, что мама его туда водила, мама за него всегда молилась. И он это воспринял, как заступление и помощь Божию по молитвам матери своей. И он построил храм в селе Новоникольское Оренбургской области, в своём родном селе. И к нему туда однажды приехал руководитель российской антарктической экспедиции Валерий Владимирович Лукин. И вот сидя на лавочке, на завалинке Лукин говорит Петру: «Вот ты построил здесь храм у себя в селе. А вот есть идея поставить храм в Антарктиде. Может быть, ты возьмёшься?» И Пётр Иванович взялся за эту идею. На тот момент у него «Антэкс-Полюс Холдинг» был, и сейчас есть. Этот холдинг занимался тем, что доставлял грузы в условиях Арктики и Антарктики вертолётами и парашютами. Поскольку он имеет богатый опыт, он такую работу проводил. И создали фонд, сделали конкурс. Конкурс выиграли барнаульские архитекторы — вот Анисифоров такой Пётр Иванович.
А. Пичугин
— Вот уже Алтай на горизонте замаячил!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да-да, Алтай, правильно! И там автор проекта Светлана Рыбак. Они этот храм спроектировали, группа строителей там его срубили. Там такой Хромов Кирилл Владиславович был — руководитель этой группы. В селе Кызыл-Озёк близ Горно-Алтайска срубили этот храм антарктический.
А. Митрофанова
— Срубили, потом разобрали на части? То есть сначала собрали, потом разобрали?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да, его ставят без фундамента. Просто рубят, собирают, нумеруют и, как конструктор, разбирают. Для того, чтобы где-то на месте собрать быстрее, уже из готового, прирубленного друг к другу леса.
А. Митрофанова
— А везли вы его при этом из Калининграда?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да. Но давайте по порядку! Вот на этой стадии руководство российской антарктической экспедиции — это Лукин Валерий Владимирович и Задиров Пётр Иванович, они пришли к Святейшему Патриарху Алексию. Их туда привёл владыка Валентин — митрополит, который на тот момент занимал как раз кафедру Оренбургскую. И поскольку первый храм в его кафедре построили, то и со вторым пришли к Святейшему Патриарху, сказали: «Вот у нас есть инициатива — мы хотим поставить храм, вот он уже практически готов, на антарктической научной станции!» Святейший Патриарх благословил это доброе намерение и издал указ, согласно которому в Антарктиде учреждается Патриаршее подворье, духовное окормление которого возлагается на Свято-Троицкую Сергиеву лавру. И пришла бумага владыке Феогносту с тем, что он должен подобрать священника и отправить его в Антарктиду.
А. Митрофанова
— Подобрали вас.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да. И тут с Соловков на четыре дня приехал ваш покорный слуга. Приехал по какой причине: мы когда перезимовали, встретили Пасху, мы на Пасху разговелись тем, что наловили из-подо льда Святого озера окуньков.
А. Пичугин
— Сами ловили?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Ну, понятно, да, если остров необитаемый! Там только Голгофо-Распятский скит и Троицкий, больше нет никого. И навигация начинается 15 июня. Поэтому на Пасху у нас не было ни молока, ни яиц. Я решил, что так не пойдёт.
А. Митрофанова
— А чем вы там питались вообще тогда?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Это другой вопрос. И на тот момент я привёз из Архангельска козу с козлом, чтобы у нас было молоко. И договорился... мне наш добрый один знакомый — предприниматель из Подольска Степанов Юрий Евгениевич пообещал, что он даст мне цыплят, чтобы у меня были на Пасху свои яйца. Я за этим приехал, съездил к нему в Подольск. Он говорит: «Каллистрат, мы в Кемь машину отправляем. Ну чего одних цыплят? Давай мы тебе мебели какой-то своей, ещё чего-то...» В общем, полную машину мне загрузили. Я приехал к владыке Феогносту, рассказываю, что вот сейчас повезу цыплят и так далее. Он говорит: «Не надо так делать!» У него такой голос, вы знаете, низкий. Я говорю: «Владыка, вы не понимаете! Надо!» Он говорит: «Я вам говорю: не надо!» Я понять не могу, что происходит, говорю: «Как не надо? Почему не надо?» Он говорит: «Мы дадим вам новое послушание». Я понимать ничего не понимаю, я говорю: «Какое новое послушание?» Владыка говорит: «Ну вы — монах?» Я говорю осторожно так: «Обеты давал». Он говорит: «Новое послушание, понятно?» Но мне ничего не понятно, киваю, говорю: «Хорошо, понятно». — «Поедете в Антарктиду». Я говорю: «Куда?» Он говорит: «В Антарктиду». Я плечами пожал, говорю: «Хорошо, поеду!» Он: «Что, вы согласны?» Я говорю: «Да!» — «Поедете?» Я говорю: «Да, поеду». Он говорит: «Хорошо, завтра в 9 утра ко мне!» Если бы он сказал, что придётся лететь в Барнаул — храм затомаживать, я бы хоть зубную щётку взял. А то он сказал: «С паспортом в 9 утра ко мне!» Я с паспортом и пришёл. Вот так с одним паспортом в Барнаул и улетел. Так я впервые попал на Алтай. Мы там помогали затоможить этот храм. С нами был человек от Кравцова. Кравцов, по-моему, Владимир Александрович — это руководитель группы компаний «Руян», который единственный отозвался на призыв Задирова. И они вдвоём пополам взяли расходы на себя. Вот Задиров - «Антэкс-Полюс Холдинг» и Кравцов — это группа компаний «Руян». Вы наверняка знаете вот этот бренд «Экспедиция» — оранжевый такой: «Дороги хватит на всех».
А. Митрофанова
— Да.
А. Пичугин
— Да-да-да!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Вот это они, это Кравцов. Они помогли и до сих пор помогают, какие у нас есть нужды по храму в Антарктиде.
А. Митрофанова
— Молодцы! Что касается храма в Антарктиде, владыка, вы уж простите мне моё любопытство, видимо, чисто женское, я когда себе представляю это место, я представляю себе сразу пингвинов, которые, видимо, там вокруг храма гуляют, которые у вас теперь вместо цыплят стали.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Это правда, так и есть.
А. Митрофанова
— Да? То есть вы выходите из храма, а там пингвины?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Прям возле храма нету, потому что он на таком небольшом пригорке, гора Ирина называется место, где стоит храм. А вот спуститься к станции собственно, к корпусам, когда на обед идёшь, то да, есть пингвины стайками — всё, как надо.
А. Митрофанова
— А правда, что когда летит вертолёт, они задирают голову, падают на спину и потом им трудно переворачиваться снова на лапы?
А. Пичугин
— Я тоже где-то про это читал.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Нет, такого я не видел.
А. Митрофанова
— Я так и думала, что врут! Спасибо, что вы меня успокоили!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Я не знаю, может быть, не врут, может быть, это какие-то другие пингвины, потому что пингвинов много разных. Может быть, в каких-то ещё местах это встречается, но на острове Ватерлоо — это русское название острова, где находится российская антарктическая научная станция «Беллинсгаузен», — такого я не наблюдал.
А. Пичугин
— Епископ Каллистрат Горноалтайский и Чемальский сегодня в гостях программы «Светлый вечер» здесь, на радио «Вера».
А. Митрофанова
— Владыка, а можно ещё по поводу Антарктиды несколько вопросов, а потом мы уже поговорим с вами о Горно-Алтайске? Вот скажите, когда вы оказались там в храме, он деревянный, насколько я понимаю, да?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Для начала, мы его привезли. Потом мы его 36 часов разгружали.
А. Митрофанова
— На морозе, в Антарктиде, всё, как положено?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Это был декабрь, это было лето.
А. Пичугин
— У них там лето, с той стороны шарика.
А. Митрофанова
— Лето — это сколько?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Это ноль.
А. Митрофанова
— А, это ноль! В Антарктиде бывает ноль градусов?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Вот на этом острове бывает.
А. Пичугин
— Это не самый полюс просто.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Поэтому такие матёрые полярники говорят, что «Беллинсгаузен» — это не Антарктида, это — так...
А. Митрофанова
— Курорт?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Ну, курорт не курорт — свои есть особенности: там сыро, ветра сильные.
А. Митрофанова
— И вы тоже разгружали храм?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Храм разгружали все. Это отдельная история. Распределили разгрузку храма следующим образом: экипаж судна отвечал за выгрузку всех брёвен, цемента — там сколько-то тонн, уже не помню, сколько — всех материалов на... такая самоходная баржочка на станции была с гордым названием «Амдерма». Это тоже отдельная история, почему она так называется. Её сняли с научно-экспедиционного судна «Академик Фёдоров» — это научно-экспедиционное судно Института Арктики и Антарктики — и оставили на «Беллинсгаузене». И начальник станции «Беллинсгаузен», тот самый, который стоял у основания, от рождения идеи храма в Антарктиде, он сам уроженец этого города Амдермы. И в честь своей родины он назвал эту баржу «Амдермой».
А. Пичугин
— Это Архангельская область где-то?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Так точно! И на эту «Амдерму» стрелами с судна спускали все грузы, за это отвечал экипаж парохода. Затем уже с этой баржи, она подходила, в песок упиралась, опускала аппарель, и с неё всё это разгружали вручную. Здесь участвовали: экипаж станции — полярники — достаточно немногочисленные; и участвовала научная группа Института Океанологии, которая в тот момент находилась на борту судна «Сергей Вавилов». И эти люди, как их экипаж называл «научники», они, конечно, с неохотой участвовали в этих работах. И они, наверное, час бы поработали и бросили, потихонечку куда-нибудь бы испарились, если бы не личный пример их руководителя Морозова Евгения Георгиевича. Вот низкий ему поклон до земли. Он не ушёл ни час в течение 36 часов. Но только когда судно стояло под погрузкой, он мог где-то там отдохнуть или кофе попить. Он сорвал спину, но он своим личным примером послужил тому, что все из научной группы участвовали в разгрузке судна. И там я впервые посмотрел на тех, с кем мне предстояло зимовать, посмотрел в их глаза, ужаснулся и думаю: «Как же так?» У меня просто пример был на Соловках, что после скольких-то месяцев зимовки отец Лазарь, с кем мы зимовали вместе, просто подошёл ко мне и, как сканером, вот про меня рассказал всё то, что я сам от себя прятал, не понимал, не признавался самому себе, стыдился каких-то своих черт. И я понял, что находясь вот так вот тесно, бок о бок, на зимовке ты ничего не скроешь, ничего не утаишь. И вот я смотрел на этих людей, с кем мне придётся зимовать — интересных, разнообразных, но совершенно нецерковных, — и не знал, как мне себя с ними вести. Вот первая же встреча была... такой Игорь Желдыбин — хороший человек, мы с ним дружим. Это тот, чья дочь потом первая венчалась в храме в Антарктиде. Она вышла замуж за чилийца.
А. Митрофанова
— В храме в Антарктиде было венчание?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Не одно уже. Это, вообще, отдельная история.
А. Пичугин
— А Чили, я знаю, потому что самолёт единственный Ил-76 летает на Южный полюс из Чили как раз, наш, советский.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Неверно!
А. Пичугин
— Неверно?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Во-первых, на Южный полюс самолёты не летают. На станцию «Беллинсгаузен» летают, но не саму станцию, а на аэродром, который находится близ чилийской военно-воздушной базы. У них есть своя взлётно-посадочная полоса, она находится в четырёх километрах от нашей станции. Наша станция с чилийской находятся вообще в 30 метрах друг от друга. И туда садятся самолёты. И туда садился Ил-76-й, последний раз, может, уже и не последний, когда была группа, они летали на Южный полюс. Дальше они летали на вертолётах, а досюда на самолётах. Это был Артур Николаевич Чилингаров, Николай Платонович Патрушев, Владимир Егорович Пронычев, Шестов Сергей Семёнович и многие другие, целая группа была.
А. Митрофанова
— Звёздная команда такая.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Не знаю, может быть, звёздная, когда руководители летали на Южный полюс, в преддверии 50-летия освоения Антарктиды. Там был антарктический год объявлен. Артур Николаевич Чилингаров был представителем Президента по этому году. И вот была такая акция, потому что договор по Антарктиде был подписан на 50 лет, надо было его переписывать, надо было показать лишний раз заинтересованность нашей страны, наше присутствие там, в Антарктиде. Не знаю, какие ещё были мотивы, но мы встречали на станции этих людей. Вот тогда да, был 76-й борт. А так 76-е летают из Кейптауна на аэродром «Новолазаревский» станции.
А. Митрофанова
— Я прошу прощения, владыка, вы венчание упомянули в Антарктиде. Вы могли бы просто в двух словах...
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Давайте я завершу то, о чём я говорил! Вот меня встречает Игорь Желдыбин. Я ему даю две канистры с лампадным маслом, литров по 25 они, наверное, были. И вот я ему с аппарели подаю, а чем там полярникам заниматься? Они сидят, друг на друга смотрят. Там разных развлечений достаточно много — играют. Такая игрушка вырезана, называется «Прыг-скок», вырезанная из «Мурзилки» была в одной из первых экспедиций: кубик бросаешь, фишками ходишь. Вся Антарктида в неё играет 50 лет. И делают причёски себе. Вот у Желдыбина тогда была борода до пояса, а голова была бритая.
А. Митрофанова
— Не очень богатая фантазия для причёски!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— И вот такой полярник меня встречает. Я ему подаю эти две канистры, он говорит: «Что, батюшка, кагорчик? Причащаться будем?» Я говорю: «Да нет, это масло!» Он так расстроено: «А кагорчик-то где?» Я ему говорю: «Нету!» А я не купил вообще, потому что по согласованию с руководителем станции, он сказал, что можно будет потом закупить — из Чили привезти вино для богослужения. Я говорю: «Нет вообще!» — «А чего, в следующей партии что ли?» Говорю: «Да вообще нету!» Он: «Как нету?» — «Так нету!» Он мне эти канистры обратно: «Забирай! Езжай отсюда! Зачем нам такой нужен без вина здесь!» Шутка, конечно. Но вот это была моя первая встреча с полярниками. Я переживал по поводу того, как они отнесутся, как у нас с ними будет. И вот тогда я такое принял решение, что не надо из себя ничего изображать — какой ты есть, такой и будь. Это, конечно, решение мне далось не сразу. Но я считаю, очень правильное решение. И жизнь показала, что общий язык мне удалось найти с полярниками, завоевать даже какой-то свой авторитет. Я дружу со всеми, с кем там сталкивался.
А. Пичугин
— И к вам приезжали на Алтай?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Приезжали. И руководитель приезжал Олег Сергеевич Сахаров. И сейчас у меня сотрудник Епархиального управления человек такой — Михаил Александрович Маслов, он был не в 49-й, когда первая была моя зима, а в 51-й он был врачом на станции «Беллинсгаузен», он хирург. И вот теперь он приехал ко мне, у меня трудится. Может быть, и семья его вся переедет на Алтай, будет у нас трудиться. Такие вот у нас дружеские связи сохраняются.
А. Пичугин
— Да, здорово!
А. Митрофанова
— А где проще служить — в Антарктиде или в Горно-Алтайске, на Алтае?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Я думаю, что сложно везде. И каждому Господь даёт ту ступеньку, на которую сейчас ты способен стать. Поэтому сейчас мне сложнее в Горно-Алтайске, потому что уже и уровень другой, и нагрузки другие, и ответственность другая.
А. Пичугин
— Но вы уже правящий архиерей. А вот когда вы приехали обустраивать на Алтае скит очередной, вы ощущали, что это, как курорт, после Антарктиды?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Курорта точно не ощущал.
А. Митрофанова
— Почему? Вроде условия менее суровые?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Для меня главная была причина, которая была очень трудно преодолима мною, это то, что там не было регулярного питания, и мне придётся самому учиться. Я на тот момент, после всего, что у меня было и на Соловках, и везде, я не умел готовить.
А. Пичугин
— А на Соловках-то вы готовили, наверняка?
А. Митрофанова
— Рыбку ловили.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Наверняка, да. Был момент однажды. Просто, как прошёл один мой день на Соловках. Я решил сделать блины. Мука была, в принципе, не так сложно: накрутил, сделал блины. Это сейчас у нас в скиту, который построили в Усть-Коксинском районе Республики Алтай, чтобы не было наколотых дров на зиму вперёд, такого не бывает. А тогда немножко иначе я ко всему относился. Пошёл, какая-то есть у меня чурочка, расколол её, затопил печку, намесил муки, развёл тесто, поставил на печку, начал жарить блины. Первый блин получился комом.
А. Митрофанова
— Классика жанра.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Второй тоже, третий тоже...
А. Митрофанова
— А, да?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Пятнадцатый тоже. К концу дня я взял, все эти комки покушал, у меня так день и прошёл. Такой маленький эпизод.
А. Митрофанова
— Это было на Соловках?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да.
А. Митрофанова
— А как же было в Антарктиде? Или там было централизовано как-то?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— В Антарктиде регулярно всех кормили, там был повар.
А. Митрофанова
— Всё понятно, вопрос снимается! А на Алтае?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— А когда я приехал на Алтай, то я понимал, что надо выдумывать что готовить, на чём готовить и как готовить.
А. Митрофанова
— К блинам придётся вернуться, да?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— В конце концов, я просто разозлился на эту ситуацию и научился готовить.
А. Митрофанова
— И какое у вас сейчас коронное блюдо?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Паэлья с морепродуктами.
А. Митрофанова
— Вау! Ничего себе! Очень хорошо!
А. Пичугин
— Да, на Алтае, нормально так!
А. Митрофанова
— Владыка, можно к вам в гости как-нибудь на паэлью зайти?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Не знаю, отдельно обсудим!
А. Митрофанова
— Хорошо. А когда вы приехали, вы же там занимались ещё пасекой на Алтае, да?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да.
А. Митрофанова
— Почему пасека? Вот монашеский скит и вдруг внезапно пчёлы...
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Владыка Феогност поставил мне задачу, выбор: либо едешь в Карелию, открывать какую-то нашу точку-подворье, чтобы мы могли собирать грибы и снабжать ими лавру; либо открываешь пасеку на Алтае, чтобы снабжать лавру мёдом. Потому что мёд лавра закупала и закупает, и на тот момент какой-то купили мёд в Краснодаре дорого и не очень хороший. И встал вопрос, подробно со мной его не обсуждали, я так догадываюсь, вопрос, что надо иметь свой мёд, свои даже грибы и всё остальное. И вот мне предложили на выбор: или в Карелию грибы собирать, или на Алтай на пасеку.
А. Пичугин
— Судя по тому, что вы столько поездили по северам, я думаю, что вы должны были выбрать Карелию, нет?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Нет. Просто у нас была накануне беседа, когда мы проговорили что надо выбрать, как надо выбрать. Поэтому я всё выбрал правильно. Но суть не в этом. Всё это очевидно для меня было от Бога. Я прямо ощущал всё это всем сердцем, что это Божий Промысл, который меня ведёт определённым путём. И у меня есть подтверждение этому. Вот был такой случай, когда храм строили. Значит, привезли его на пароходе, сопровождал его такой Александр Борисович Шмидт, который отвечал тоже за архитектурную часть, за сохранность. А все остальные строители прилетели позже самолётами. Руководил ими, как я уже сказал, Хромов Кирилл Владиславович. И был среди них ещё Отришко Василий Василиевич, он когда-то был главным архитектором Горно-Алтайска, потом жил в Усть-Коксе. И им не хватило места. Они жили тогда в домике от бывшей АГП, который потом стал церковным домиком. Его отселили в тот домик, где я тогда жил. И как-то вечером с ним сидели, чуть-чуть усугубляли. И он говорит: «Каллистрат, приезжай ко мне в Усть-Коксу!» Я ударил себя в грудь, говорю: «Василич, обязательно приеду!» Выпили ещё чуть-чуть. Я думаю: «Чего я человека обманываю?» Говорю: «Василич, зачем мне, вообще, твоя Усть-Кокса нужна — край географии? Чего туда ехать?» Он мне говорит как-то так, что говорите обидно. Я говорю: «А чего тебя обманывать?» Он говорит: «Ну, а как?» Я говорю: «Ну, а так — было бы какое-нибудь благословение, отправили бы меня какой-нибудь скит строить, я бы приехал! А так, зачем я туда поеду?» Он расстроился, говорит: «А если скит строить отправят, приедешь?» Я говорю: «Понимаешь, это фантастика! Но конечно, приеду!» И забыли. И потом, когда я приехал в Усть-Коксу строить скит, мне говорят: «А у нас есть один полярник тоже!» Я говорю: «Кто?» Отвечают, что такой-то. Я говорю: «Да я же его знаю!» Я с ним встретился, мы, конечно, обрадовались друг другу. И вот этот разговор вспомнился. Я говорю: «Помогай мне теперь!» Потому что на тот момент, вот вы читали мою биографию — я никаких строительных не заканчивал организаций. И опыта работы на стройке у меня не было. Я знал, что стены сбоку с окнами, вверху крыша и есть там ещё потолок, а снизу пол и какой-то под ним должен быть страшный объект «фундамент». Я поехал, приехал, говорю: «Василич, помогай мне, ты обещал!» А он — старовер, им нельзя. Но из Белокриницкого вот этого...
А. Пичугин
— Священнического...
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Да. Он ездил к священнику, спрашивал благословения. Ему благословили. И он мне первый год всё помогал, всё делал. Вплоть до того, где чего купить, у кого что заказать: вот с этим не договаривайся — он обманет; а этот гнилой материал тебе даст. И он мне всё делал, всё помогал. Сейчас он уже преставился, уже три года, как его нет. Но вот был у него такой в жизни момент, когда он был для меня однозначно, явно орудием помощи Божией, Промысла Божия в строительстве Сергиевского скита Свято-Троицкой Сергиевой лавры в Республике Алтай. Это, конечно, лишний знак того, что это Божий Промысл привёл меня туда, и Господь помогает со всех сторон.
А. Пичугин
— Жалко, что мы сегодня не успели с вами поговорить про Алтай в целом, но я думаю, что не в последний раз вы к нам приходите. Это только знакомство было, потому что до эфира мы с вами обсуждали какие-то интересные вещи из алтайской жизни. Давайте договоримся, что вы нам пообещаете, что ещё раз придёте, расскажите и про Алтай, и про все его красоты, и про трудности, радости, которые там есть.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Я должен перед всеми радиослушателями вам дать обещание?
А. Пичугин
— Ну... как? Промысл Божий, как вы говорите, вот в строительстве скита, видите, проявился.
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Давайте так: я вам не буду ничего обещать. Я только пообещаю, что я не буду уклоняться от таких встреч!
А. Пичугин
— Вот, договорились! Спасибо большое!
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Вам спасибо!
А. Митрофанова
— С нами сегодня был епископ Горноалтайский и Чемальский Каллистрат — человек, который сначала побывал на Крайнем Севере, потом на Крайнем Юге. Я до сих пор, вот знаете, владыка, всё-таки хочу вас спросить, вы уж простите, воспользуюсь правом микрофона: когда венчание-то было в Антарктиде, в чём невеста была одета?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Откройте интернет! Она была в свадебном платье. И есть фотографии, где они с мужем на фоне пингвинов, после выхода из церкви. Они подготовили всё: они подготовили свадебные платья, они подготовили свадебный танец. Это была свадьба, как она должна быть.
А. Митрофанова
— На коньках?
Еп. Каллистрат (Романенко)
— Нет, зачем? В здании, там, где столовая станционная.
А. Митрофанова
— Спасибо, владыка! Епископ Горноалтайский и Чемальский Каллистрат был сегодня у нас в эфире. Алексей Пичугин и Алла Митрофанова. Это была программа «Светлый вечер». До встречи!
А. Пичугин
— До встречи!
Алексей Корин. «Бабушка и внучка»
— Здесь, в Пермской художественной галерее, меня всегда накрывают воспоминания.
— Почему, мама?
— Потому что меня сюда в детстве водила бабушка. Точнее сказать, прабабушка. Елена Кондратьевна. Я ребёнком часто жила у неё подолгу. Баба Лена говорила тихо, ласково, никогда не ругала и охотно откликалась на мои затеи. Мы жили, как две подружки, старая и малая.
— Как на картине Алексея Корина? Смотри, она так и называется — «Бабушка и внучка». Старушка сидит в кресле, а напротив неё устроилась на скамеечке девочка лет шести. С косичкой, в розовом платьице, держит открытую книжку на коленях.
— Действительно, похоже. Мы так же коротали вечера — я читаю вслух, баба Лена вяжет носки. Слушает, слушает, да и задремлет. А я смеюсь, как эта малышка на картине: «Бабушка, ты опять уснула!».
— На старушке чепец интересный — с рюшами, ленты завязаны в бант у подбородка. У твоей бабушки тоже такой был?
— Нет, это старинный головной убор, в годы моего детства такие уже никто не носил. Видишь, тут указано, что картина была написана аж в 1893 году. Хотя многие детали интерьера как в нашей пермской квартире — ковёр на стене, подушки на кровати уложены пирамидкой одна на другую, обои в цветок. Старинные иконы в углу.
— Интересно, а художник здесь, в Перми, свою картину написал?
— Не знаю. Я даже не слышала такую фамилию раньше — Корин. Придём домой, почитаем про него в интернете.
— Стоил ли откладывать? Я мог бы вам прямо сейчас рассказать об этом замечательном живописце.
— Вот это удача!
— Расскажите, пожалуйста! Алексей Корин — малоизвестный художник.
— Скорее, забытый. До революции 1917 года имена всех участников Товарищества передвижных художественных выставок были на слуху.
— Так он из передвижников?
— Да. Правда, в отличие от других участников творческого объединения, остросоциальным темам предпочитал тёплые семейные сюжеты. Подобные тому, что представлено на полотне «Бабушка и внучка».
— А скажите, это наши землячки на картине? Сам художник из Перми?
— Нет, он родился во Владимирской губернии, в селе Палех. А большую часть жизни провёл в столице — окончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества, позднее там же преподавал. Так что на полотне «Бабушка и внучка», скорее всего, мы видим москвичек.
— А как картина оказалась в нашем городе?
— О, это интересная история! Полотно приобрёл у художника московский меценат Иван Цветков. Его коллекция русских полотен могла сравниться со знаменитой Третьяковской, но была разорена после революции 1917 года. Картина «Бабушка и внучка» попала в государственный музейный фонд. А в 1928-ом стала достоянием Пермской галереи — первого художественного музея на Урале.
— Что очень отрадно!
— А мне жаль, что героини картины не из Перми! Так хотелось, чтоб это были наши родственницы!
— Такое чувство понятно! У всякого, кто смотрит на картину Алексея Корина «Бабушка и внучка», теплеет на душе. И хочется ощутить причастность к той любви, которой дышит старое полотно.
Картину Алексея Корина «Бабушка и внучка» можно увидеть в Пермской государственной художественной галерее
Все выпуски программы: Краски России
24 ноября. О нательном кресте как символе Креста Господня
В 6-й главе Послания апостола Павла к галатам есть слова: «Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа».
О нательном кресте как символе Креста Господня, — протоиерей Максим Горожанкин.
24 ноября. О личности Александра Суворова
Сегодня 24 ноября. В этот день в 1729 году родился русский полководец Александр Суворов.
О его личности, — протоиерей Артемий Владимиров.