«Как приход в Церковь меняет жизнь». Иеромонах Геннадий (Войтишко)

У нас в гостях был руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации иеромонах Геннадий (Войтишко). 

Разговор шел о том, как меняется жизнь человека после прихода к вере и в Церковь.

---

М. Борисова

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова, и сегодня этот час «Светлого вечера» с нами поведет иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации. Добрый вечер, отец Геннадий!

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Добрый вечер!

М. Борисова

— Вот много лет просветительские усилия Церкви направлены на то, чтобы, по большей части, объяснить новоначальным (и не только новоначальным), что «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей», как говорило «наше всё».

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.)

М. Борисова

— То есть, мы сами стараемся с помощью наших гостей, и вот журнал «Фома» старается на протяжении уже многих и многих лет, и подобные нам издания и ресурсы пытаются объяснить, что вера — это не страшно, и быть церковным человеком — это не означает надеть власяницу, облачиться в вериги и совершенно уйти от привычного образа жизни. И, в общем, у всех у нас с Божьей помощью это неплохо получается.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.) Не носить власяницу?

М. Борисова

— Да, ну, это само собой, но убедить людей, что в Церкви не страшно и можно это сочетать чуть ли не с любым светским занятием, нам удается. Мы, главное дело, и себя тоже убедили уже почти. Но вот есть некоторый диссонанс, который наступает, когда мы начинаем читать Священное Писание. Ну что пишет, скажем, апостол Петр в Первом Послании? Он пишет: «Вы — народ избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенство Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет». И все, и дальше остается только замолчать, потому что никаким образом отнести это все к себе мы не в состоянии. Ни по одному параметру мы под это определение подвести себя даже в самых смелых своих мечтаниях не можем. Мне как-то на заре моего церковного «детства», скажем так, довелось почувствовать, что такое люди церковные другой формации — те, которые из верующих или тех, которые в юности сами в очень неподходящих для этого условиях, в 40-е годы, приходили к вере, приходили в Церковь и отстаивали право быть верующим в окружении, которое не подразумевало способность вот вжиться в это, или же люди верующие из верующих семей, но прошедшие все времена гонений и вынужденные адаптироваться уже в более, ну, как мы бы сказали, вегетарианском варианте, когда в 70 — 80-е годы, но все равно когда все окружающее тебя пространство пропитано духом, отталкивающим тебя как верующего человека. И смотря на этих людей, ты понимал, что да, совершенно не обязательно выключаться из социума, но жить так, как ты жил до того, как ты вошел в церковные врата, невозможно. Иначе не получается — либо там, либо там. Я имею в виду, внутри себя ты либо выбираешь путь особенный, либо ты как вошел, так и вышел. Мне кажется, что мы очень немного думаем вот в наши дни о том, что мы призваны быть другими. Это очень трудно. И позволите, если я приведу цитату одной из проповедей отца Александра Шмемана? Он писал: многие христиане удовлетворены тем, что им с презрением позволяют исполнять свои «обряды», лишь бы они вели себя тихо и послушно и не мешали миру строить свою жизнь без Бога, без Христа, без веры, без молитвы. Они, эти усталые христиане, уже почти не помнят, что сказал Христос в ночь, когда шел к распятию: «В мире печальны будете, но мужайтесь, ибо Я победил мир». Вот как сочетать несочетаемое? Как быть иным и оставаться в социуме таком, каков он есть сейчас?

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Вы знаете, ох, сколько вопросов, опять же, вы поставили, и трудных вопросов. Во-первых, для меня, знаете, вопросом на вопрос: а зачем сочетать несочетаемое? Я уверен, что невозможно масло поженить с водой — как бы мы ни старались, одно будет одним, второе оставаться другим. И в этом смысле, мне кажется... Тут, понимаете, ведь у каждого явления есть свое измерение. Ну, скажем, если мы говорим о человеке современном, в чем должны быть его изменения, когда он приходит в Евангелию и становится евангельским человеком, членом Церкви? Какая это перемена должна с ним произойти? И понятно, что все об этом мы читаем в Евангелии — это какие-то внутренние ориентиры, ценности, как бы это примитивно ни звучало. Он должен быть другим, он должен стать другим — не просто религиозно-обрядовым. Человек способен к перемене в сторону доброго своего состояния, прощающего, любящего, жертвенного служения ближним и дальним. И при этом он может быть вполне себе современным с точки зрения технологии, одежды, деятельности. Хотя вот вы в самом начале сказали, что можно заниматься практически любой светской деятельностью — я думаю, что не любой. Это вот становится перед тобой очевидным, когда все больше, со все более нарастающей силой в тебе становится заметна эта перемена, когда нечто мира сего как бы исторгается из границ нормальности в твоем понимании. Ну, скажем... Ну, проблема текущего дня, не будем далеко ходить: ну сколько берут откатов сейчас в тех или иных бюджетных проявлениях, и в частных, и не в частных! И в какой-то момент становится для человека очевидным, что немыслимо оставаться христианином и при этом участвовать в откатных схемах! Потому что это воровство, потому что это грех Иуды. Но, опять же, изначально можно как-то это проговорить, то человеку это внутренне будет непонятно. И вот эта перемена, которая случается с человеком, какой-то иной способ мышления, который он обретает, наверное, в этом и есть суть того слова, которое часто звучит на страницах или в эфирах — покаяния, перемены того самого ума, когда то, что было приемлемо из мира сего, становится невозможным для тебя текущего. Но — делаем еще одну оговорочку — можно стать религиозным человеком и ничего не поменять. Я знаю прекрасных людей — беру сейчас в кавычках или не в кавычках, — которые абсолютно убеждены, что, там, скачать ворованный софт — это ок, «а что они нам не позволяют в виде санкций? — мы сейчас будем, извините за русский язык (цитата), «тырить это все». Ну, это... ну как бы... Или, там, «зачем я буду платить за проезд в общественном транспорте? — государство мне должно». Вот таких вот вещей, с которыми я вот за последний год сталкиваюсь неоднократно, и вызывает это у меня удивление, а как это можно совместить в этой голове? Вот тебе... Вот только недавно, буквально в это воскресенье люди причащались и вполне себе с серьезным лицом шли на исповедь и искренне убеждены, что не надо платить за проезд в общественном транспорте, потому что государство (ну, в данном случае это не государство, а муниципалитет) тебе обязано. И для меня это как бы... в голове это не укладывается, как это можно совместить. В моей голове это не совмещается.

Следующий аспект. Вот вы процитировали отца Александра. Это некоторый иной ракурс нашего разговора. Действительно, это было очень заметно в советское время — то, что описал отец Александр, но надо признать, это заметно и сейчас — удобное христианство, которым можно пользоваться в контексте своих общественно-политических и каких угодно конъюнктур. Это трудный вопрос, ой какой трудный вопрос. Но, мне кажется, с этим чуть-чуть как-то наладилось в нашей «филармонии». У меня такое ощущение: наладилось, как-то полегче стало.

И третий ракурс, мне кажется, нашего разговора. Вы процитировали апостола Петра. И вот здесь я вижу очень ну прямо серьезный пробел в нашей проповеди и, может быть, в каком-то действительно личном пастырском участии. Мы очень много говорим о Царствии Божием, которое где-то там или уже здесь, мы говорим о недостоинстве человека, мы говорим о его грехах. А ведь слова апостола Петра — о величайшем призвании достоинства человека как христианина. Царственный священник! Ты — царственный священник. Это и ответственность, и высота, и красота, и призвание, и при этом вовлеченность в этот мир, потому что священник призван к освящению того, перед чем он поставлен — в данном случае, если мы говорим о мире. И вот об этом мы говорим очень мало. Не просто говорим — делаем еще меньше. Делаем еще меньше. Но сколько вы вопросов поставили в самом начале! Давайте разгребать это все по порядку! (Смеется.)

М. Борисова

— Ну, давайте по порядку. Итак, человек живет в предложенных, не им созданных зачастую обстоятельствах...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— И да, и нет. И да, и нет.

М. Борисова

— Ну, возьмем для начала как условие задачки: вот он попадает в некоторую житейскую ситуацию, и вначале он больше всего озабочен тем, чтобы решить какие-то свои насущные ежедневные проблемы, с которыми он в эту ситуацию вошел.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ну, в общем, бывает, да.

М. Борисова

— Но разобравшись с этими текущими проблемами, он в этой ситуации застревает, и в какой-то момент он понимает, что эта система... Весь мир состоит из больших и малых систем, и мы только перемещаемся из одной в другую, и меняются их названия, меняются их условия, но несистемное существование — это существование инока, отшельника. Ну, а как иначе? Вне системы ты должен уйти не только от мира, а вообще от всего, потому что, так или иначе, в любом варианте, будь то даже религиозное сообщество, мы все равно попадаем в систему. Она по-другому может быть совершенно построена, на других основах, но неизбежно любое строение — оно состоит из кирпичей, цемента, из всего, иначе получится как в мультфильме про Чиполлино, когда они строили домик Тыквы.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.)

М. Борисова

— Вот. Но в этом... внутри этой системы он видит, что система построена на принципах, которые полностью опровергают евангельские.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Такое бывает, и даже в религиозных коллективах.

М. Борисова

— Но ему там уже комфортно, он в нее встроился. И проблемы свои решил. И вот человек оказывается перед выбором, о котором мы поподробнее поговорим через паузу...

Напомню нашим радиослушателям, что иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер».

И вот оказывается человек перед выбором. Он видит, что пребывание в этой системе помогает ему жить с точки зрения вот житейской логики.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Угу.

М. Борисова

— И не только ему, а его близким, семье...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Конечно...

М. Борисова

— Но он видит, что чем дальше, тем больше он будет нарушать заповеди, потому что так устроена эта система, в которой он оказался. И ему надо либо уйти, и на него опять свалится весь груз нерешенных проблем, обязательства перед родными и близкими, и так далее, и так далее, и так далее...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Да.

М. Борисова

— ...или оставаться, но при этом постоянно понимать, что он с каждым шагом все больше и больше уходит от Христа.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Угу. Смотрите, как мне думается, здесь несколько альтернатив, вариантов развития событий. С одной стороны, действительно, так, как вы описали, человек понимает...

Давайте с другого конца. Это не конфликт человека и какой-то конкретной системы. Это конфликт систем. И ты имеешь возможность выбрать, на чьей ты стороне. Есть так называемая — ну, назовем широко, широкими такими мазками обрисуем — система координат мира сего (что бы это ни значило), не на евангельских каких-то принципах построенная. Есть евангельский императив, есть евангельский ориентир — все то, что читаем мы и в заповедях, и в словах Христа, и в каких-то рассказах святых, их жизненный опыт, опыт Церкви в широком смысле, да? И, с одной стороны, человек может вполне себе сохранять свою религиозность, обрядовость, схематичность своего бытия в рамках некоей формы и при этом абсолютно быть в рамках ценностных векторов мира сего. Вы посмотрите, сколько людей с набитыми куполами на своих чреслах — и вполне себе готовых порешать вопрос «мокрым» способом — «нет человека — нет проблемы». То же самое со всей вот той или иной криминальной сущностью. Но это может быть не только прямо вот ультра- такая —сюжетная линия выстроена таким жестким способом, это вполне себе в бытовом контексте может быть — человек может позволять себе орать, бить свою жену и, кстати, может быть даже, мужа, абсолютно мерзко относиться к своим детям и наоборот. Все бывает в этой жизни, и человек вполне себе убежден, что крестик на его шее, груди, там, еще где-то и, там, какой-то ежевоскресный поход в Церковь вполне себе делает его христианином. Может быть ситуация и та, которую вы описали, — человек действительно оказался вот в каком-то моменте в той житейской схеме, абсолютно далекой от Евангелия и, очнувшись, как Блудный сын, понимает, что так жить дальше невозможно. Но он не знает, куда идти. Вернее, знает, что не надо делать вот то, что делал он до этого, а выйти из этого Ура халдейского страшно, потому что, во-первых, неизвестно, куда ты придешь, а во-вторых, это сопряжено с ценой, которую ты уплатишь в любом случае. И это дорого, это больно, это неприятно, потому что, фактически, придется сбросить с себя вот эту старую кожу.

М. Борисова

— Но поскольку мы как-то очень завуалированно с вами рассуждаем, я хочу для наших радиослушателей привести конкретный житейский пример. В 90-е годы, кто помнит еще, там были большие проблемы заработать деньги — во-первых, никто не умел это делать, а во-вторых, встроиться в условия зарабатывания было не очень просто. И моя подруга, проработавшая много лет в медицинских различных учреждениях, у нее родились внуки, с зарплатами было очень все плохо, сын не мог найти работу, и она быстро закончила курсы ускоренные для кассиров и валютных кассиров, и она пошла работать в обменник с одной конкретной целью — нужно было помочь сыну с двумя погодками, маленькими детьми. И в обменнике она проработала несколько лет, пока у сына не появилась стабильная нормальная работа. Но что это были за муки для человека, который сознательно во взрослом возрасте крестился, вошел в церковную жизнь, очень многое переменил и даже сломал буквально об колено в своем прошлом! И, оказавшись в этой ситуации, она... ну она просто рыдала. Она говорила: «Ты понимаешь, я не могу сейчас уйти оттуда, но я все время работаю как стрелочник, то есть, я занимаюсь... помимо непосредственных своих функций, я занимаюсь «черным налом» для хозяина, но нужно быть сумасшедшей — подставляться под статью и ничего не брать для себя, ну, в смысле, для семьи.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.) Да...

М. Борисова

— Так устроена была вся вот эта система, работавшая на обменниках. И она несколько лет, каждый раз идя на риск... то есть, она просто не знала, что ей делать, потому что она понимала, что в данный момент она идет на компромисс со своей совестью, но она идет, исповедуется. А как, если она исповедует этот грех, и завтра она выйдет на работу? Это была просто ситуация, когда она раздиралась внутри себя постоянно вот, что называется, на две половинки.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ох, как-то тяжело... Давайте я вам расскажу буквально историю этого воскресения — без имен и фамилий, естественно. Замечательный человек, работает в одной прекрасной организации, и этот прекрасный человек тоже занимался организацией выездов для сотрудников обеспечения разного рода... ресурсное, размещение в гостинице — решение вот таких вот вопросов. И группа сотрудников компании регулярно куда-то выезжает. У одного из этих сотрудников есть прекрасная жена, но изюминка на этом торте заключается в том, что у него есть и любовница, которую, в силу начальственных обстоятельств, необходимо включать в качестве одного из участников этой командировки и селить в конкретный один номер. И этот человек, которого я сейчас имею в виду, с которым мы разговаривали, действительно ровно в такой же внутренне больной ситуации, как вы сейчас рассказали о той женщине, работавшей в обменнике... Эта история в разных реинкарнациях повторяется под разными ракурсами постоянно. Что делать этому человеку, который занимается обеспечением вот этих всех поездок, как их селить? Человек может сказать: «Я вас никогда не поселю никуда, потому что, ребята, вы творите беззаконие». С точки зрения каких-то формально юридических аспектов — ну, какое беззаконие? Если корпоративная этика это допускает, казалось бы, да. Но человек-то с христианской этикой, а не просто корпоративной. И вот этот разрыв реальности и твоих убеждений — вот это сложная история. Знаете, тут еще и трудность в том, чтобы давать советы. Конечно, ты должна встать и сказать: «Ребята, прекратите, я не буду вас селить, потому что мои религиозные, там, убеждения мешают это делать». Ну, наверное, да. Но тот, кто сносил эти тапки, тот, наверное, и может об этом говорить. Знаете, умереть за идею — это одна история, а призвать кого-то другого умереть за идею — это другой разговор. И вот в этом вся и трудность. В том числе, и разговор священника в этой ситуации с человеком, который делится с тобою этой конкретной болью. Сам к себе ты можешь предъявить какую-то высокую планку, которой ты можешь следовать и благодаря которой, этому идеалу, ты можешь разорвать свои предыдущие узы.

Знаю другие примеры, когда человек, занимаясь маркетингом, в один прекрасный момент осознал, прочитал статью о проекте тогда, по-моему, еще архимандрита Тихона Шевкунова «Общее дело» о борьбе с алкоголизацией нашего народа. И вдруг он осознал, что клиенты его — это алкогольные компании, которым он помогает продвигаться на рынке. Будучи верующим человеком, он пришел с этим на исповедь. Священник задал ему один простой вопрос: «Это ключевые твои клиенты? Есть на что жить, если вдруг они не будут платить?» Он сказал: «Ну, в общем, сейчас никого нет, кроме них». — «Тогда, пожалуйста, давай без радикализма — подумай, походи, помолись».

Вот этот человек, выйдя из исповеди, как-то так в сердцах даже хлопнул ногой — а что же это за батюшка такой, весь евангельский, правильный, с хорошей репутацией, и вдруг такое говорит! Почему он не согласился с тем, что с этим надо немедленно порвать? Это был разговор в пятницу, а в понедельник по той или иной причине разные клиенты начинают звонить герою нашего рассказа и разные вещи говорить: «Ты знаешь, у нас тут вот какая-то трудность — мы пока приостановим платежи», «Знаешь, а у нас акционеры поссорились между собой, поэтому до проведения аудита мы платежи с Кипра осуществлять не будем», и так далее, и так далее. В течение недели перезвонили все. (Смеется.) И вот герой нашего рассказа поднимает голову вверх и говорит Богу: «Это только Ты мог устроить. Но коль Ты это сделал, дальше просто скажи: как жить?» И сам дальше, видите...

Вот такая может быть реальная история. И то, и другое, и ваш рассказ — это абсолютно жизненные ситуации. Знаете, выход, как говорил отец Дмитрий Смирнов, только один — Бог. С Богом надо поговорить на эту тему, даже не со священником. Священник может дать житейский совет, помолиться, поддержать, вместе поплакать, если нужно. Но прежде всего с Богом надо говорить.

М. Борисова

— Иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». В студии Марина Борисова. Мы ненадолго прервемся и вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.

«Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Марина Борисова и наш сегодняшний гость — иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации.

Отец Геннадий, я помню, когда я начала как-то входить в церковную жизнь, размышлять на темы, которые до того не приходили мне в голову, я споткнулась о такой камень преткновения. Думаю: что ж такое, почему меня отовсюду — со всех амвонов, проповеди, книги — все меня призывают к подвигу?

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.)

М. Борисова

— Нет, я, конечно, не против, и в этом, конечно, есть очень много привлекательного! (Смеется.)

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ну да, ну да.

М. Борисова

— Но я нормальный обыкновенный среднестатистический человек, я не могу все время совершать подвиги! (Смеется.)

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ну, не прибедняйтесь, пожалуйста! Не совсем среднестатистический! Есть нюансы!

М. Борисова

— Я не могу все время совершать подвиги и, главное дело, не хочу! (Смеется.) Почему вы меня за уши тянете все время?..

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ой, а потому что все объясняется легко и просто: «есть женщины в русских селеньях», «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Вот, пожалуйста.

М. Борисова

— Спасибо! (Смеется.)

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.)

М. Борисова

— Спасибо за доверие! (Смеется.)

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Вы же в России живете! (Смеется.)

М. Борисова

— (Смеется.) Ну да, ну да... Так вот, это смещение акцентов — оно действительно иногда производит впечатление такое, что вот все время только на плаху. Что не сочетается вот, с одной стороны, призыв «всегда радуйтесь», и тут же тебе все время долбят, что вот надо все время подвиг. А у нас в нашем сознании (ну, в особенности, там, мое поколение) подвиг — это Александр Матросов, это грудью на амбразуру...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Конечно, так и есть.

М. Борисова

— Ну как, какой еще может быть подвиг? Других вариантов не рассматривается. А на самом деле, другие варианты — на каждом шагу.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Сплошь и рядом, конечно!

М. Борисова

— И, на мой сегодняшний взгляд, быть другим, как призывает Евангелие, это уже само по себе подвиг. Но снизим немножко пафос... Я помню очень хорошо ситуации, когда ты оказываешься... Ну, предположим, вот как у меня в жизни было, когда по не зависящим, отчасти не зависящим от меня причинам я оказывалась в ситуации, где люди вокруг были все верующие и церковные и стремящиеся к определенному движению в этом направлении, но так складывалось, что в тот момент я оказывалась человеком с наибольшей суммой опыта — то есть, и приходская жизнь, и клирос, и работа в издательском отделе... То есть, комплекс вот каких-то знаний и навыков приводил к тому, что во мне видели, как... ну, как я тогда определяла, «старшую пионервожатую».

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Есть хорошее слово — «наставник».

М. Борисова

— Это слишком высоко.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Да?

М. Борисова

— Да. Вот «старшая пионервожатая» — это то самое. Но вся штука в том, что в совершенно в тот момент не осознавала, что это требует. Мне в какой-то момент стало обидно, почему все могут, помимо подвигов, которые там по расписанию намечены на сегодняшний день...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.) Слушайте, какое-то литературное произведение мне напоминает...

М. Борисова

— Да, это...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— «Так, у нас сегодня по расписанию подвиг!» (Смеется.)

М. Борисова

— Да! Да, это то самое... «Тот самый Мюнхгаузен», да...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Да-да-да! (Смеется.)

М. Борисова

— Так вот, когда подвиги уже все по расписанию совершены, но, естественно, люди могут пообщаться неформально на самые дурацкие житейско-бытовые темы. Но меня к этому общению не приглашают.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ай.

М. Борисова

— И я думаю: ну как же так, я же нормальный человек, почему? И до меня доходит, что они видят во мне другого.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ммм!

М. Борисова

— И эта вот инаковость — она как бы подразумевает, что я не могу допустить себя до тех слабостей, которые они охотно позволяют сами себе.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Охотно...

М. Борисова

— И я подумала, что это же, практически, путь любого искренне верующего человека, который ставит себе задачу — движение. Не просто статику религиозную, а движение, попытка продвигаться ко Христу хоть как-то.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Интересно.

М. Борисова

— И вот осознание этого меня повергло в недоумение. Думаю: а как же мне жить? Я должна внутренне совершенно перестроиться. То есть, как, с одной стороны, быть в нутрии религиозного сообщества, а с другой стороны, понимать меру ответственности?

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Я с вами согласен в том, что с изменением вообще ценностной системы у человека меняется и круг его общения, вот даже в широком таком смысле. И я много раз видел, когда у людей, приходящих в Церковь, к Евангелию и считавших для себя и считающих для себя Евангелие основой, ориентиром своим жизненным, менялся круг общения. Это не значит, что люди из прежней, так называемой прежней жизни отпадали, но так часто бывало, что круг действительно менялся. Какие-то единичные истории сохранялись. Могу по себе сказать тоже, действительно, как это произошло. И при этом формируется новый круг общения. Человек не переходит из какого-то многолюдного пространства в какой-то вакуум, где он созерцает фаворский свет, и только. Хотя есть, наверное, и такие, я не знаю. Наверняка, такие есть. Просто вариативность жизни с Богом и в Боге — она такая прекрасная, что есть что выбрать, действительно. Христианское содружество, братство, общность и общение, и община — это все то, что сопровождает эту христианскую жизнь. Человеку все равно нужен человек. Это только какие-то великие могли уходить надолго и оставаться не просто в одиночестве, а в созерцании Бога и в молитве перед ним, но при этом они все равно возвращались к братскому общению. Несмотря на свое какое-нибудь отшельничество, все равно возвращались к этому общению. Круг меняется, это правда. И это нормально.

Смотрите, тут еще есть какой ракурс. Когда говорят, опять же, приводят цитату из апостола Петра «вы — народ святой», вот здесь очень важно сейчас нам проговорить, что стоит за этим словом «святой», потому что многие думают, что это человек безгрешный, какой-то такой вообще небожитель, исключительно, там, я не знаю, просфорками питающийся, в лучшем случае, а так, вообще-то, он на небе живет каждый день. Не так. Дело в том, что слово «святой» означает «выделенный для Бога», «принадлежащий Богу». Вот это еврейское слово «кадеш», «кадош» (его по-разному можно прочитать в контексте, в зависимости от контекста) означает «отобранный для Бога и принадлежащий только Богу, и только Его». И вот осознание того, что ты — только Божий, человека, на самом деле, делает свободным. Но это же трудно — донести себе, что теперь, с этого момента я только Божий, и твоя эта свобода не начинает хлестать других людей по лицу. Но тут, опять же, тоже вот эти балансы правильного устроения духовной жизни. Поэтому так важно правильное духовное руководство у человека, осознание того, что ты — отобранный для Бога. «Поэтому, — говорит апостол Петр, — вы — народ избранный, вы — народ святой, царственное священство». Осознание этого и есть самая великая трудность. С одной стороны, это... Знаете, как в том смешном полуанекдоте: девочка была красивой, беда ее была в том, что она об этом знала. Так вот, «я такой святой, что ко мне на какой-то там козе не подъедь» — это может быть так, вполне себе, и таких персонажей я видел неоднократно. Но может быть и понимание того, что, «слушайте, а что вы мне со своими компромиссами мира, если я понимаю, что любить — это высшая ценность, относиться к другому человеку нужно так, а никак иначе, как это сказал Христос». Именно в таких ситуациях святость та самая и избранность проявляется. Вот отец Иоанн Крестьянкин — неоднократно в этой студии, в том числе в разговорах с вами, приходилось его вспоминать. Человека просто жесточайшими пытками заставляют отказаться от веры, в том числе, свидетельствовать на своих собратьев. При всех пытках, при всем понимании, что донос-то на него написал его же собрат, он все равно остается христианином, потому что в его голове не укладывается, а как же можно иначе-то в этой жизни? Вот он осознает, что он вот иначе смотрит на мир, чем этот мир глазами сотрудника НКВД, присутствующего с ним на допросе. У них разное отношение к жизни, и при этом он не меняет своего взгляда любящего Бога и любящего человека, и даже этого энкавэдэшника, который применяет по отношению к нему, ну, там, скажем... ну давайте прямо скажем — пытки. Пытки. В чем... Вернее, так: как дойти до этого состояния? Можно ли себя «накрутить» (беру в кавычках это слово, «накрутить»), и я вот сейчас святой и ко всем буду с любовью относиться? Ну попадешь ты в любую кризисную ситуацию — не надо далеко ходить, на какой-нибудь трамвайной остановке или в своем рабочем коллективе, а еще проще, в семье — сразу из тебя выползет все то, что ты пытаешься замаскировать религиозной шелухой. Религиозной, а не настоящими отношениями со Христом, с Богом. И тогда становится понятным: ты Христов, то есть, ты на самом деле избранный. То есть, ты действительно отдал себя и принадлежишь Богу, и никому иначе, или же ты продолжаешь оставаться в своей светской парадигме человеческих отношений, построенных на грехе, в широком смысле грехе. Где непринятие другого человека, способность отвечать грубо, и так далее, и так далее, быть неэмпатичным — все то, что есть и было в предыдущие годы. Но сейчас это завернуто в какой-то религиозный фантик, все это всплывает в моменте. И может быть, человек сам этого не увидит. Но находящийся рядом посмотрит-посмотрит на это и скажет: «Вот, брат ты мой, а зачем нам ваше это всё — вот эта вот религия? Зачем нам ваши вот эти вот золотые купола, да исповеди, да проповеди, если ты как был исчадие ада, так и остался?» Вот она, сермяжная правда жизни. Можно чувствовать свое избранничество и даже постоянно слышать про подвиги...

Вот про подвиги еще тоже мысль пришла. Понимаете, если стоит задача совершать подвиги, то они, конечно, будут совершаться, потому что — ну как же, стоит задача совершать, значит, будем совершать. Вопрос — зачем? А кому это надо? Тот, кто ведет учет и контроль подвигов? Ну, да, можно циркуляр даже выписать: «Такое-то количество подвигов совершить нам и обеспечить» — и отчитаться. Я это вижу, к сожалению, тоже вот сплошь и рядом — и в том числе, в нашей церковной действительности.

А есть другая реальность — вот простой человек перед тобой или сложный человек, простая ситуация бытовых отношений или каких-то высоких, в том числе государственных, задач. И в этих ситуациях от мала до велика перед тобой простой выбор: поступить так, как говорит Христос, или поступить по логике «ветра головы твоея», или же, ну, скажем так, некоей «целесообразности», начиная от политической, общественной, семейной, финансовой и даже церковной, и... или по Евангелию. И вот там, где «целесообразность» — да там, кстати, и подвигов можно тоже навешать сколько хотите. А если ты поступаешь в реальности, как будто ты... не «как будто», а потому что ты перед лицом Христа живешь и сейчас выбор твой происходит — отречься от Христа, я не знаю... Давайте по логике мира сего поступим, давайте сделаем «целесообразненько» — или же как-то иначе? Вот весь и подвиг. Вот такой маленький, а такой большой одновременно.

М. Борисова

— Иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного отдела и катехизации проводит с нами сегодня этот «Светлый вечер». Отец Геннадий, а как же нам тогда быть с апостолом Петром?

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Любить, молиться.

М. Борисова

— Три раза... Три раза отрекся...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Да в том-то все и дело, что это нормальный человек. Ведь, опять же, когда вы говорите о подвигах (ну, в том смысле, что постоянно мы с этих амвонов слышим), мы видим софринское золото, которое вот непрошибаемо и как статуя, которую можно только обнести заборчиком и стоять наблюдать. Не так это все. Реальная жизнь — она и простая, и сложная одновременно. Апостол Петр — и простой, и сложный человек. Простой — в том, что он боится (или боялся), простой — в том, что он эмоционален, он горяч, можно, наверное, сказать, вспыльчив в каком-то моменте. Но, с другой стороны, он сложный, потому что он идет до конца за Христом. И даже если мы читаем житие и знаем это даже из великих произведений, он решает уйти из Рима, из места гонений христиан, и встречает на дороге человека, который ему задает простой вопрос: «Куда ты идешь?» («Quo vadis?»). «Quo vadis?» — «Камо грядеши?». И он возвращается. То есть, это... Знаете, это так нормально — быть человеком! В том числе, уходить из Рима, когда убивают. Ну вот в этом в это... опять же, слово «подвиг» скажем... В этом и чуткость, и... Давайте по-другому скажем, не «подвиг»... В этом какая-то настоящесть преданности отношений и верность в любви, чтобы в этот Рим вернуться и оставаться в нем христианином, быть начальником христианской общины, в том числе. Оставаться проповедующим Евангелие тогда, когда, ну, это невозможно, невозможно. Вот он, и простой, и такой сложный выбор. Вот он, подвиг. Он не высокопарный — он просто развернулся и пошел назад. В нашей обыденной ситуации это все так порой кажется приземленно и банально, а в итоге оказывается большой и красивой историей твоей верности Христу.

М. Борисова

— Ну, поскольку вы профессионально занимаетесь катехизацией...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.)

М. Борисова

— (Смеется.) ...вот и объясните, как человеку новоначальному растолковать, что он сейчас делает свой прекрасный, замечательный выбор, который потребует у него не подвига по разнарядке, а перестроить всю свою жизнь, что она ему, с его старой колокольни будет вся казаться подвигом, а внутри ее оказавшись, он не будет это ощущать как что-то экстраординарное.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Потому что «иго мое лигко», да?

М. Борисова

— Да.

А. Митрофанова Ответить на ваш вопрос невозможно ни в какой... в контексте никакой схемы и какого-то, знаете, правила. Ответить можно, только ответив на вопрос «А какие у тетбя отношения с Господом, и Богом, и Спасителем нашим Иисусом Христом? Вот в этой точке сборки происходит все то самое настоящее, о чем мы с вами говорим. До тех пор, пока для человека не будет выстроен и ответ, и понимание, и какая-то... какое-то даже вообще, в принципе, рассуждение о том, какие у тебя отношения со Христом, кто Он для тебя и ты для Него. Вот в реальности, вот не по высокой вот этого богословия, теологии, какой-то вот амвонной, из амвонной проповеди о подвигах и каких-то высоких вещах — про нормальность твоего «ежедня», ежедневного взаимоотношения с Богом. Кто ты, где Христос, точка. И вся суть этой катехизации направлена на то, чтобы помочь выстроить эти отношения. А уже исходя из этих отношений, исходя из ответа на вопрос, кто для тебя Христос, выстраивается все остальное. И, в том числе, почему ты приходишь на литургию — потому что Он тебя позвал и пригласил («Придите, примите, сие есть тело Мое, сие есть кровь Моя») или потому что тебе нужно раз в месяц или два раза в месяц, или даже раз в неделю причащаться во оставление грехов, в исцеление души и тела и в Жизнь Вечную? Христос-то где в этой ситуации? Или же ты в рабочем своем коллективе — как ты общаешься с людьми, если ты Христов, если у тебя с Ним отношения, которые твоим аморальным или полуморальным отношением к другому человеку просто разрушаются? Что для тебя важно? Вот и весь... вот и вся катехизация, если хотите, вот и все духовничество и все наставление в вере. Вот. Это хорошо сказать об этом, потому что с каждым отдельным человеком, когда ты общаешься и говоришь об этом, и побуждаешь к этим отношениям со Христом в реальной живой жизни, вот тут все эти, знаете, нюансы и подводные камни всплывают.

Но что важно сделать, еще одну важную вещь сделать? Помочь увидеть неискаженный облик, образ Христа, образ Бога как такового, чтобы самому человеку открыться перед лицом Божиим, перед светом Его для того, чтобы этот образ Божий в тебе самом засиял. И вот в этом то самое достоинство человека, избранного царского священства. Все эти прекрасные слова, которые мы слышали, — из апостола Петра сейчас в приведенной вами цитате.

М. Борисова

— Ну это все можно объяснить. Но мы, когда разговариваем на любую тему, касающуюся морально-нравственных категорий, мы...

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— А я не знаю таких, простите.

М. Борисова

— Ну называются они так, ну как хотите!

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ну не знаю. Вот по всей теме меня прямо коробит... Ну вот морально-нравственные ценности с какими-нибудь ребятами из Амазонки или из какой-нибудь секты в Айдахо — ну у нас разные ценности. У нас разные морально-нравственные ценности... У человека, который выступает с трибуны государственного какого-то института, какой-то государственной институции, при этом, он знает, как украсть или уже украл какое-то количество миллиардов. Какие у нас морально-нравственные ценности? Поэтому мне проще говорить о Евангелии — если хотите, давайте в светский дискурс это завернем, о религиозно-нравственных ценностях, основанных на евангельском императиве... Боже мой, сейчас там вечер, и людей напугаем этими словами. Ну просто — Евангелие или не Евангелие, все остальное не имеет значения. Да, простите, вас перебил... наглым образом. (Смеется.)

М. Борисова

— (Смеется.) Вы так замечательно и пафосно говорили, что я даже забыла, о чем хотела у вас спросить. Но на самом деле не совсем забыла... (Смеется.)

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— (Смеется.)

М. Борисова

— Но есть нюанс, который постоянно ускользает от нашего внимания, — это мера ответственности. Мы забываем о достоинстве христианина, и мы забываем об ответственности христианина. Причем, на мой-то взгляд, ответственность христианина — она максимальная. То есть, все разговоры, что человек должен нести ответственность по отношению, там, к семье, обществу и государству, ни в какое сравнение не идут с той ответственностью, которую ты берешь на себя, назвавшись христианином.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ну все так, да.

М. Борисова

— Но об этом не говорится, или если говорится, то в каком-то таком контексте, что человек не ощущает, что он в принципе ответственен.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ох, не знаю. Вы знаете, как мне это видится? Вот когда ты кого-то любишь, действительно любишь, это на уровне какого-то, знаете, присутствующего воздуха, какой-то нормальности, — что с тем, кого ты любишь (это может быть мама-папа, может быть муж-жена, не имеет значения в этом случае), ты и дышишь таким же образом, наполненным какой-то... я не знаю, слово «ответственность» здесь уместно? Ну, во всяком случае, что ты не можешь разрушить вот эту ткань этих отношений. Вернее, это даже слово «не можешь» неверное, оно неточное... Что как-то... всё возможно, да? — и разрушить это всё, и забыть, и наплевать, и растоптать — всё возможно. Но вот когда ты чувствуешь красоту и наполненность этими отношениями, то и не хочется это всё рушить, просто не хочется, нет потребности какой-то, какой-то действительно потребности это всё крушить ловким или неловким действием. Да, мы можем споткнуться, но при этом есть способность или возможность попросить прощения. В этом смысле тоже отношения с Богом — они про это же все. И это вот вопрос ответственности. Да, с одной стороны, мы понимаем, что у нас есть некий объем этих отношений с Богом, и нам хорошо быть в них и не хочется их портить, эти отношения. С Его стороны никогда они не портятся — с нашей стороны что-то не так идёт, ну, в нашей «филармонии». Есть другой ракурс этой ситуации, когда очевидно, что на христиан смотрят. Это тот самый подсвечник со свечой, с огнём, который не может быть поставлен под кроватью, он всегда на горе стоит, он вверху, и на него смотрят. Очевидно, что на христиан смотрят, и поэтому отсюда все эти тезисы: «А-а, посмотрите на этих, там, на «мерседесах» (уже как бы угасший этот тезис, но когда-то звучавший), «А-а, посмотрите, сейчас вот то-то и то-то». Это, знаете, меня постоянно бьющая по ушам фраза в СМИ: «В РПЦ сказали» или «в РПЦ решили», «в «РПЦ сделали то...» (отблагословили, отменили, наказали и так далее, и так далее). Смотрят! Очевидно, что есть некий, если хотите, вызов этому миру, и, соответственно, у этого мира немой или гласный вопрос: «Что вы хотите сказать своей жизнью или своими словами?» Но самое главное — я вот не знаю, сейчас вот то, как я слышу вас про ответственность: «Насколько ваши декларации соответствуют вашей реальности, вашей реальной жизни? Насколько ваши декларации о любви, о трудности богатому войти в Царствие Небесное, о прощении, милосердии, принятии, молитве, заботе, не-мести и так далее, и так далее соответствуют вашей жизни? И если вы утверждаете, что так можно жить, то покажите, как вы живете». И в этом смысле, конечно, мера ответственности заключается, ну, еще в таком ракурсе: прежде, чем вы заикнётесь о Евангелии, это Евангелие должны прочитать сначала по вашей жизни, по вашему сердцу, по вашей голове, по вашим устам, глазам, а уж потом по каким-то содержательным контекстам, нарративам... И «дискурс» — еще такое безумное слово вспомнил. Вот она, ответственность.

М. Борисова

— «И прочие безумные глаголы».

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— «И прочие безумные глаголы».

М. Борисова

— Но на самом деле часто бывает — ну, даёт человек слабину. Если уж апостол Пётр дал слабину, то что уж про нас грешных говорить! И часто бывает, что человек либо на работе, либо в каких-то других обстоятельствах подстраивается под тот тон общения, который принят в этом сообществе, и убирает какие-то характерные для христианина особенности реакции на то, что происходит вокруг него, или же подстраивается под стандартные реакции, принятые в данном коллективе людей.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ну, так бывает. Так бывает, но вот, знаете, это тоже, может быть, не очень христианская мысль, но она абсолютно понятная: дурные компании разрушают добрые нравы. Ну это правда. Ну вот смотрите... А с другой стороны, «с преподобными и преподобным станешь», это уже прямо христианский контекст.

М. Борисова

— Одним словом, «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». (Смеется.)

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Ну вот в этом и смысл христианина — сохраняться... сохраниться, спастись, если хотите, как христианину, в любых обстоятельствах жизни.

И, знаете, еще одна вещь. Знаете, можно бить пяткой в грудь, много доказывать, какой ты весь из себя евангельский и правильный... Это какая-то такая проблемка есть, особенно у новоначальных и таких вот очень пассионарных людей. И это замечательно, что вот эта пассионарность существует, и, в том числе, и свидетельства Евангелия — даже в обычной общеобразовательной школе, когда ребята не прячутся, а могут перекреститься перед едой. Это редкость на сегодняшний момент, к сожалению. Но при этом есть одна важная вещь здесь: как важно увидеть в человеке человека, с его ранимостью, с его хрупкостью, с его способностью споткнуться, преткнуться. И, с одной стороны, такое отношение чуткое к человеку не означает поощрения его, например, греха, а с другой стороны, понимание того, что каждый из нас очень хрупок и уязвим, и потому так мы призваны друг для друга быть рядом — помогающими, поддерживающими, молящимися друг за друга.

Возвращаемся к самому началу, к тому, что мы говорили, — человеку нужен человек для того, чтобы, видя даже его хрупкость, поддержать его.

М. Борисова

— Спасибо огромное за эту беседу. Иеромонах Геннадий Войтишко, руководитель сектора приходского просвещения Синодального отдела религиозного образования и катехизации, был сегодня с нами в этот «Светлый вечер». С вами была Марина Борисова, до свидания, до новых встреч.

Иеромонах Геннадий (Войтишко)

— Всего вам доброго.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Религия — церковный и светский взгляды». Константин Антонов
• «Святой исповедник Иоанн Летников». Михаил Воробьев
• «Советская ученая — тайная монахиня». Алексей Беглов

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов