«Путь к священству». Священник Федор Лукьянов

У нас в гостях был настоятель храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке, председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства священник Федор Лукьянов.

Мы говорили с нашим гостем о его пути к вере, как крещение в подростковом возрасте изменило отношение к жизни и почему после учебы в разных престижных ВУЗах всё-таки выбрал для себя священническое служение.

Ведущая: Кира Лаврентьева

---

К. Лаврентьева

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА, здравствуйте, дорогие наши слушатели! Меня зовут Кира Лаврентьева, и сегодня у нас потрясающий гость. Мы его очень давно звали и ждали, и вот отец Федор нашел время, слава Богу, приехал к нам, в студию Светлого радио. Священник Федор Лукьянов — клирик Московской епархии, председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке и храма святителя Митрофана Воронежского в Москве. Здравствуйте, отец Федор.

о. Федор

— Здравствуйте, дорогая Кира и дорогие радиослушатели.

К. Лаврентьева

— Наверное, наши радиослушатели привыкли к тому, что если мы отца Федора приглашаем или вообще куда-то отца Федора приглашают, то говорят с ним, конечно, про биоэтику, говорят про детей, про семью, о пролайферских каких-то движениях, организациях, но сегодня у нас необычный разговор. Сегодня мы с отцом Федором говорим о его пути к священству, а путь этот, дорогие друзья, очень интересный, очень многогранный. Честно говоря, я сама удивилась, когда открыла биографию отца Федора, сколько у него разных могло быть путей интереснейших в жизни, сколько могло быть ответвлений интересных, и где он только не учился, куда только не путешествовал, но сегодня отец Федор сидит перед нами в облачении, мы видим, что он священнослужитель, он выбрал вот такой путь. И, конечно, главный вопрос этого интервью, отче — как так сложилось чудесным образом, действительно, что вы выбрали такой самый высокий, наверное, путь предстояния перед престолом?

о. Федор

— Вы очень точно сказали. Интересных путей много, но священнический путь, — и я это абсолютно подтверждаю своим ощущением внутренним, — это самое интересное на свете. Даже бывшие мои однокурсники, с которыми мы вместе учились на дипломатов, мне говорят: «Федор, мы тебе завидуем, потому что у тебя удивительная жизнь». И сочетание того, что я получил в жизни, образования и каких-то жизненных открытий своих личных, оно именно в Боге обретает вот эту полноту. Знаете, вот как есть листья, есть ветви, но все равно чего-то не хватает, а когда произошла эта радость и встречи со Христом, и рукоположения потом по благословению Святейшего Патриарха, вот это действительно всему тому, что было заложено и приобретено, дало ствол, как основание этим листьям, древо человеческой жизни. Вот я так это воспринимаю, и действительно благодарю Бога за каждый день, когда Он дает Ему послужить.

К. Лаврентьева

— Как вы начали в храм ходить? Как это всё начиналось?

о. Федор

— Семья у нас была, не скажу, чтобы достаточно церковная, архитекторы — мама, отец, такая интеллигенция. При этом, конечно, у нас было очень много книг по искусству и слава Богу, на меня смотрели лики наших прекрасных икон, а я смотрел на них и напитывался благодатью этой, пусть и через репродукции. Я до сих пор помню икону Владимирской Божией Матери, это был ещё советский сборник, и естественно, что у архитекторов на полке он стоял, я помню Её прекрасный лик и как это на меня действовало. Я сейчас родителям рекомендую: пожалуйста, своим детям над кроваткой или на кухне, где они кушают, вешайте большой образ Христа, большой образ Божией Матери, чтобы они всегда смотрели глаза своему Отцу Небесному, Его Пречистой Матери. Иногда считают, что ребенок должен сам определиться. Я говорю: ребята, сегодня дети растут в такой токсичной среде, что, конечно, сразу нужно знакомить ребёнка с Богом. Мы ведь сразу ребёнка начинаем медицински обслуживать, а не ждём, пока он выработает до конца иммунитет, мы помогаем ему вылечиться, и здесь надо помогать, это функция родителей. Поэтому я очень благодарен и папе моему покойному, и мамочке моей, здравствующей ныне, за вот эту глубину, культуру, это действительно очень сильную сыграло роль потом в моём воцерковлении. Потом уже крестились мы вместе с матерью, мне было 13 лет, она уже совсем во взрослом возрасте, и это был такой сознательный выбор в жизни.

К. Лаврентьева

— То есть мама пришла к вере?

о. Федор

— Мама пришла к вере, и я пришёл к вере, это было как-то вместе у нас воцерковление такое. Ну, опять же, первый шаг ко крещению, это лишь начало прекрасного пути. Я выступаю перед студентами, перед семинаристами и говорю им, что нет прекрасней пути, чем путь, освящённый с детства Богом. Вот очень важно ребёнка всё-таки заранее познакомить с Отцом Небесным, тогда очень много ошибок в жизни и каких-то проблем можно избежать. Главное, лет до шести — до семи, пока ещё воля не сформировалась, надо обязательно ребёночка научить: мы не можем тебе дать то, что Господь Бог может дать. Он — твой Отец Небесный, так обращайся же к Нему в минуты радости, в минуты печали, когда у тебя вопросы такие, которые не может тебе разрешить ни земной отец, ни земная мама. Это надо понимать, мы не должны стоять просто на месте. Я вот чувствовал, что Он не только есть, но и что Он мой отец. И у меня было ощущение в детском саду и в школе, что мне очень много не договаривают окружающие. Как будто все, знаете, как на день рождения, так отвернулись и обычный день, а потом все вдруг поворачиваются и — вот тебе подарок, с днём рождения! И у меня было ощущение, что действительно чего-то не хватает для полноты жизни —а это было Крещение Святое, конечно. Я только потом это понял уже, после Крещения самого.

К. Лаврентьева

— Интересно, что в этом возрасте дети из верующих семей порой отходят от Церкви, испытывают какие-то кризисы, у них появляются какие-то вопросы, сомнения, а у вас, наоборот, вы пришли в это время к Церкви. То есть это все-таки говорит о том, что это возраст такого поиска.

о. Федор

— Кризис бывает часто от того, что, честно скажем, родители часто обманывают детей. Мы, родители, иногда пытаемся у ребёнка встать на место Бога. И ребёнок нас склонен обожествлять, это правда: пока маленький, кто рядом тот, и вся вселенная. Но надо же честно сказать, надо уступить место, сказать: «Сыночек, вот Отец твой Небесный, вот мы, твои земные брат и сестра, скажем, старшие, но мы не можем тебе дать то, что может дать только Отец Небесный». Если ребёнок это понимает, удивительные вещи происходят. Мои родители в этом плане были очень тактичны, они к церкви хорошо относились, не ходили регулярно, но с очень большим уважением, таким даже трепетом относились к православию и к Самому Богу. Вот они на место Бога у меня не вставали, старались не занимать Его место. Действительно, это очень важно, потому что потом, если родители пытаются встать на это место, то лет в двенадцать мы начинаем прозревать и видим, что мама и папа — хорошие люди, конечно, но не боги. Они действительно могут ошибаться, могут иногда быть несправедливыми, все мы такие. И ребёнок испытывает искушение уже от духа зла, который говорит: «Видишь, родители тебя обманули, так поставь же себя на место Бога». То есть понятно, что агитировать лукавый дух не будет за то, чтобы Бог вернулся на это место, он будет это место пытаться занять нашим собственным «я», которое должно быть на третьем месте. Бог, ближний и «я». А лукавый его пихает, говорит: «Поставь себя на первое место». И когда человек это делает, вот мы почему видим этот возраст такой переходный, как его называют, вообще по секрету скажу: его нет. Есть неправильное воспитание, когда дети фактически нам мстят за то, что мы им не дали связи с Богом, встали на это место сами, а потом говорят: «Хорошо, мамочка, дай мне встречу с любимым человеком, дай мне, мама, счастливую жизнь, организуй тут всё». А мы говорим: «Но мы не можем». — «Ах, не можете!..» И получается, ребёнок как бы в протест, почему у него кумиры появляются в этом возрасте, почему он начинает поклоняться всяким, как мы считаем, просто каким-то ужасным идолам, почему в аниме уходит ребёнок? Почему у него такой кризис? Это мы его плохо воспитали. Мы не дали ему вот этой связи. И поэтому очень важно нам уступить Господу, чтобы к этому возрасту ребёнок сказал: «Мама, папа, я только сейчас прозрел, как вас надо жалеть, что вы такие же, как я». И вот в этом возрасте они начинают жалеть тебя — если у них Бог на первом месте. То есть он начинают давать, они начинают становиться дающими, а не берущими. А когда вот как раз протест, то ребёнок уходит в эту свою «яшку» и субкультуры различные, эгоизм всячески свой выставляет, даже вызывающий такой: «ну, поругайте меня», то есть прямо вот яркое-яркое доминирование собственного «я». Естественно, это обращается только в скорбь и печаль, и уныние, и последующие страшные грехи, потому что без Бога на первом месте, на престоле сердца мы умираем.

К. Лаврентьева

— Отец Фёдор, это очень интересная мысль. Ещё, если позволите, вопрос: а как верующие родители, например, могут встать на место Бога? Вот если приводить какой-то конкретный пример, как это выглядит?

о. Федор

— Очень легко. Когда, например, про Отца Небесного ничего не рассказывают, а рассказывают про себя любимых. Это часто очень бывает.

К. Лаврентьева

— То есть родители верующие, но в пример приводят самих себя.

о. Федор

— Часто священникам говорят: «Батюшка, ну мы же водили в храм!..» Я говорю: «Вы водили, а он должен ходить». Конечно, ребёнок повреждён сразу. Любой ребёнок рождается духовным инвалидом, это надо понимать. У него, как правило, уже эта «яшка» достаточно близко к этому месту, к престолу сердца, ведь там должен быть Бог, а у него там собственное Ребёнок уже поврежден. Поэтому всё воспитание в чём заключается: «Ну подожди, давай поделимся игрушкой с этой девочкой». «Ну что ж ты всё на себя? Вот почему ты сразу агрессивно так относишься? Давай получим удовольствие от любви, от того, что можно отдавать другому». Всё воспитание в этом — уйди с первого места, ты не божество. Вот день рождения — хороший праздник. Поздравь маму с папой — они тебя родили, а потом себя поздравь. Здесь тоже очень важный момент. И верующие родители могут тоже ошибаться, потому что про Бога не рассказывают. А как ребёнку вообще объяснить, кто такой Господь? Надо просто сесть с ним рядышком, посмотреть ему в глазки и сказать: «Сыночек, у тебя есть более совершенный Отец. Такой совершенный, что даже трудно представить, какой Он любящий, какой Он прекрасный. Он сотворил мир этот. Он сотворил и дал нам тебя, а тебя — нам. Он всемогущий, всеведущий, всеблагой». Вот эти все вещи, и он должен «влюбиться» в Бога, но это задача родителей. Ребёнок очень просто устроен: он кого видит, того чувствует. И удивительно: когда ты научаешь его помолиться, обратиться к Богу, он начинает чувствовать ответ, и тогда завязываются вот эти отношения. Это наш прямой долг. И самое интересное, что мы облегчаем так себе работу воспитательную, потому что тогда Бог снимает с нас очень много воспитательных задач.

К. Лаврентьева

— Отец Фёдор, ну это, конечно, оригинальная мысль, честно говоря. Вот что я только не слышала, не читала, сама к чему только не приходила, но вот к этому — нет. Правда, была мысль у одной нашей гостьи, Анны Сапрыкиной, многодетная тоже мама, вот она говорила о том, что — «Понимаете, когда вы ставите на первое место себя, и у детей случается кризис, они понимают, что ваш образ не соответствует тому, о чём вы говорите, и всё, они теряют веру. А вот если вы говорите: «Ребят, мы тут все собраны вокруг Христа, давайте всё-таки на Него свой взор повернём». И вы сейчас говорите то же самое, и это очень-очень глубокая правильная мысль.

о. Федор

— То же самое, как в браке. Ведь подчиняться человеку очень тяжело. Вот как можно? Иногда такое бывает, но это непрочно. А если оба во Христе друг другу любят друг и служат друг другу, то это вообще другие отношения. То есть, есть общий знаменатель, общий критерий, поэтому, если муж закон Божий соблюдает, ну как его не слушаться? Если он жизнь свою готов за тебя отдать — ну как не сказать ему: «Милый, как скажешь»? Конечно, вопрос снимается с послушанием. И то же самое в отношении жены: конечно, ей хочется ему высказать то и это, и покомандовать ещё хочется, но там, кажется, написано: «да слушается мужа своего» — хорошо, ладно, ради Христа. А ради Христа это делать в тысячу раз легче.

К. Лаврентьева

— Да, и ещё такая мысль, что никто же нам не даст любви, которую мы ищем. Вот мы цепляемся к людям, к мужу, к жене, чтобы они нам дали ту любовь, которую мы ждём, но человек не может её дать.

о. Федор

— Очень интересную вы затронули тему. Вообще очень важно всегда понимать, кто от кого питается. Мы же все без пищи-то не живём, и без духовной пищи тоже. Надо понимать, что дети питаются от матери не только молоком, но они от неё духовно питаются. Пока мужа дома нет, кто напитает ребёночка? Значит, все будут бегать, как к источнику воды, к мамочке: «Мамочка, дай! Мамочка, дай!» Мама, конечно, раздаёт это в течение дня, а маму-то кто потом восполнит? Кто маме это даст? Муж, по закону. Оказывается, муж должен прийти, представьте себе — уставший с работы, умотанный. Начальство замучило, например, его на какой-то офисной работе. А он должен обнять свою жену не меньше 30 секунд, не меньше, и отдать ей не только своё внимание, но и духовно её накормить. Это очень же правильный принцип. Ты младенцу можешь лекцию прочитать про пользу молока. Но если ты его перед этим не накормишь этим молоком, можешь представить себе результат. То же самое многие мужчины говорят: «Ну, я же общаюсь, рассказываю ей...» Хорошо. Жена, конечно, ушами тоже любит. Но ты обними, отдай себя ей, по закону ты обязан это делать. Мужчины говорят: «Батюшка, вот вы всё говорите на мужчин. А мужчины откуда возьмут силу?» Для вас всё написано, мужчины. Шесть дней работай, а седьмой — Господу Богу твоему. Это для мужчин было особенно написано, потому что работали в основном мужчины. То есть мы за неделю умираем, в воскресенье воскресаем. Без воскресенья нет спасенья. Приходишь, от Бога получаешь, восполняешь это своё потерянное, а Господь даёт не мерою, а сверхмерою. Он тебе даст и на жену, и на детей, и на сослуживцев, и себе останется. Вот я всем мужчинам говорю: «Поменяйте свой образ жизни: в воскресенье не отсыпайтесь, идите в храм Божий, к Отцу Небесному обратитесь, и вы почувствуете, как к вам сила вашей жизни вернулась, и уйдёт ваша тревожность, депрессия». У психологов любимое: депрессия, тревожность. У нас тысячелетний рецепт — это воскресный день. Лечит от тревожности отлично просто, потому что силы возвращаются. Вот такой закон, то есть питается от Бога муж, жена питается от мужа, дети — от жены. В храме сегодня вы видите огромное количество голодных женщин, которых мужчины не кормят. Они приходят сами к Отцу Небесному ну и, конечно, Господь даёт напрямую. Но вообще положено, чтобы мужчина это делал.

К. Лаврентьева

— Отец Фёдор, когда с вами поговоришь, то кажется, что всё сразу понятно, просто, чего люди бегают, ищут какие-то ответы, когда всё на поверхности.

о. Федор

— Всё в Евангелии написано.

К. Лаврентьева

— Да. Отец Фёдор, ещё раз давайте, наверное, вернёмся в ваше детство. Вот вы приняли Крещение, вам 13 лет, мама приняла Крещение. А как это всё дальше развивалось? Можно же покреститься и дальше уйти, в свою жизнь.

о. Федор

— Да, многие говорят, что вот жил себе спокойно, а тут принял Крещение. Ты что этим делаешь? Ты вступаешь в армию Христову, бросаешь вызов этим силам. Все помнят: мы отрекаемся от сатаны, сочетаемся со Христом. И вот, действительно, я почувствовал эту битву, что она началась, потому что это был такой возраст, когда ты выбираешь. Ты постоянно вообще выбираешь в жизни, но очень важно не делать маленьких компромиссов, маленьких таких вот отступлений. Ну, спрашивают тебя, например, верующий ты человек или нет? А почему? Ты что, религиозный фанатик? Объясни, какой ты фанатик. Я всегда говорю: можно сказать, что муж фанатично любит свою жену? Да нет. Любовь, она и есть любовь. Мне кажется, что подлинная любовь всегда выше логики, она всегда даже выше справедливости, потому что это настоящая любовь. Так же Бог нас любит. Если по справедливости, то гореть нам ясным пламенем, а Он нас любит. Поэтому и здесь тоже нельзя немножко любить Бога. А значит, надо отказываться от тех искушений, которые приходят в подростковом возрасте. И вот такой у меня был период, уже ближе к окончанию школы, я стал готовиться поступать в МГИМО, и два года там фактически было затворничество: я учился и ходил в храм. А на первом курсе института, когда поступил, там же, понятно, молодежь золотая, жизнь бурлящая. И вот я очень помню, что всегда просил Господа: «Я же знаю Господи, что Ты видишь будущее, Ты видишь нашу книгу жизни, и я хочу, чтобы Ты все-таки моей жизнью управлял, не по своей самости». И прихожу как-то в театр студенческий, а такие мысли — ну, первый курс, я думаю: гуляем, поступили! И прихожу в студенческий театр, думаю: сейчас будем веселиться, веселая молодежная жизнь будет... Выходит режиссер и говорит: «Здравствуйте! Я православный режиссер, мы будем играть в православные спектакли». Думаю: Господи, Ты меня не оставляешь. И вот так удивительно совершенно было. И на первом курсе тоже интересно: я ходил в алтарь, храм Архангела Михаила в Тропарево, это который рядом с МГИМО. Я понимал, что не могу раздвоиться, либо я Христов, либо нет, и нельзя быть в институте одним, а в храме быть другим. Поэтому службу в алтаре я сохранил через эти все молодежные искушения, слава богу. И я понимал, что я там, моя душа там, мое сердце там. Скорее, в светской среде я в каком-то смысле чужой, потому что действительно не привлекали вещи, которые привлекали тогда многих. Но я чувствовал удивительную радость, когда каждый воскресный день приходил. Знаете, как будто на родину приезжаешь или приходишь, встречаешь приход, любящих христиан встречаешь, и совершенно иное было чувство. А вот на дискотеках, например, в институте, хотя мы тоже ходили на них, но было ощущение, что какой-то спектакль дурной, и какое-то ощущение, что все в поиске и никак не могут найти вот что-то. Может быть, даже не кого-то, а что-то.

К. Лаврентьева

— Счастья какого-то?

о. Федор

— Да, да. То есть все находятся в каком-то очень опустошённом состоянии. У меня вот никогда не было ощущения, что там настоящее. Я сейчас семинаристам говорю, когда в Лавре бываю: «Ребята, сегодня вы находитесь в самом лучшем учебном заведении, здесь жизнь! В этом светском мире, где бизнес, где какие-то увлечения, там нет настоящей жизни. Наоборот, эти люди смотрят на вас, как на оплот будущей нравственности, наших ценностей традиционных и так далее, то есть вы — спецназ. Вы должны быть православным спецназом, вы должны быть яркими, светлыми, солёными, как положено быть христианину, не пресными абсолютно, потому что Бог дал вам учиться в самом лучшем учебном заведении». Хотя я, конечно, с уважением отношусь к своей альма-матер, к МГИМО. После него ещё закончил Университет дружбы народов, по экономической уже специальности. Но однозначно сердце получило именно духовное образование, оно дало полноту ту самую, которая нам нужна для формирования личности.

К. Лаврентьева

— Да, отец Фёдор, конечно, вы многогранно рассказываете, сразу всю оптику подсвечиваете. Спасибо огромное. Отче, но такой вопрос, конечно, про священство возникает, логичный, в общем-то, в этом разговоре. Понятное дело, что вы были молодым человеком, который пришел к Богу, который горел этим и понял, где есть суть, вся истина, это понятно. Но можно же в миру остаться, а можно не остаться. И вот вы, вопреки всем своим образованиям, специальностям, интересным поездкам и разнообразным прочим ветвям развития, о которых мы как раз сегодня уже говорили, выбрали такой путь. Всё-таки что на это повлияло?

о. Федор

— Вы знаете, если уж идти, так идти до конца, определённость такая. Потому что мы же не можем, увидев сокровище, немножко посмотреть на него и отвернуться. Увидев чистую воду, повернуться к какой-то луже. Нет, абсолютно. Конечно, я имею в виду не просто светскую жизнь. Но, вы знаете, настолько храм и жизнь храмовая, жизнь православная, она настолько была чистой, настолько светлой, настолько наполненной смыслом, что для меня было очевидно, что чем ближе ко Христу, тем лучше. Но здесь и то, что меня позвали: меня позвали служить в алтаре, а я как-то не дерзал вообще. Даже первые разы, когда приходил, то батюшка, который меня позвал в алтарь, в храм в Тропарёво, мне всё время говорил: «Ну что ж ты опять стоишь около двери? Ну заходи уже в алтарь-то». А мне каждый раз было так боязно, такое ощущение, что к Царю тебя позвали — так оно и было, на самом деле. Я очень благодарен своему первому настоятелю, отцу Георгию Студёнову, за то время прекрасное, которое я в храме провёл, в алтаре. И алтарь — это же образ сердца человека. В алтаре есть место для Бога — это престол, это центральное место. И не зря тело человеческое уподобляют храму, потому что мы видим сразу: вот она, первая заповедь — это престол. На престоле ничего не должно находиться, кроме Евангелия и Святых Даров. Там Сам Господь Духом Своим Святым пребывает. Вокруг престола уже мы стоим — священство, миряне. В принципе, мы все собираемся вокруг престола. Перегородка в каком-то смысле условна, конечно. Потому что, скажем, в Греции есть традиция: на Святую Пасху все целуют престол, потому что Христос Один для всех. Но очень важно, что все мы вокруг престола, а это уже вторая заповедь — ближние, то есть это образ сердца, как там должно всё быть расположено: Бог, ближние, ну и почётное третье место мне самому. Кто говорит, что христиане себя не любят — ничего подобного. Именно христиане по-настоящему себя любят, потому что, если себя любишь по-настоящему, будешь заботиться о своей вечной участи, о своём спасении, о близости к источнику жизни, к Господу — это и есть подлинная любовь. Вот это очень важно понимать, потому что мы путаем немножко, говорим: грех самолюбия. Да, но это не любовь. Вот сатана, например, он потерял любовь. Он никого не любит, и себя в том числе. Поэтому, кстати, те люди, которые попадают под действие вот этих деструктивных субкультур, вот заметьте: они начинают с отрицания Бога, с отрицания Церкви, переходят к отрицанию родителей, то есть начинают с отрицания первой заповеди, отрицают вторую заповедь про ближнего своего, и в конце концов переходят уже на себя самих и свою человечность отрицают, расчеловечиваются. Почему эти группы смерти всё время раздробляют личность человека, начиная со звериного образа, заканчивая образом смерти, эти вечные образы черепа — в том-то и дело, что там, где нет любви, нет и жизни. У дьявола нет любви и не будет никогда, поэтому то, к чему он прикасается, умирает, и если человек дозволяет прикасаться. Поэтому здесь очень важно, что алтарь — это образ Вечного Царства, это посольство Божие на земле. И поэтому, когда ты уже к этому вечному гражданству прикоснулся, то чувствуешь себя везде представителем Царства Небесного и не хочешь менять гражданство совершенно. Недавно была очень хорошая дискуссия на «Днях Достоевского» в Оптиной пустыни о том, что Святая Русь — это уникальное понятие, именно потому, что в нас не разделялось понятие Царствие Божие, и, как продолжение этого — земное царство, исполняющее законы Царства Божия. А я сказал своим коллегам по дискуссии: «Я с удовольствием увижу Святую Германию, Святую Англию, если бы они вернулись ко Христу, вот в чём дело. Ни для кого это не закрыто, но важно свой внутренний храм беречь и беречь там главное место». Поэтому алтарь стал таким образом жизни и очень сильно повлиял, конечно, на последующие все движения.

К. Лаврентьева

— Программа «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается и сегодня у нас в студии священник Федор Лукьянов, клирик Московской епархии, председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке и храма святителя Митрофана Воронежского в городе Москве. Меня зовут Кира Лаврентьева. Да, отче, про алтарь удивительные вещи вы рассказываете, конечно, и вы оттуда решили не уходить?

о. Федор

— Да, да, потому что как можно уходить, когда Господь позвал? Вот когда священник меня позвал, я понял, что это один раз делается предложение.

К. Лаврентьева

— Так и есть: некоторые предложения делаются один раз. Никто уговаривать тут тебя не будет.

о. Федор

— Да. И мне все говорили, такое было искушение: «Ну что же ты! У тебя такие перспективы, китайский язык, интересное очень образование, экономическое еще образование, и куда же ты это все денешь-то?» И интересно получилось, что, когда я потом уже, по благословению Святейшего Патриарха, занимался его пресс-службой, Господь дал возможность в Китае принимать участие в подготовке визита Святейшего Патриарха, и даже послужить в Китае удалось на русском языке. А в храме Христа Спасителя я много лет, будучи диаконом, читал Евангелие на китайском. То есть у нас — на китайском, в Китае — на русском, так получилось. Все пригодилось в итоге, и китайский язык, конечно, потому что при подготовке визита, работе со СМИ это было очень нужно, очень востребовано, то есть ничто у Бога не бывает напрасно.

К. Лаврентьева

— Ну и, соответственно, иностранные делегации тоже увидели, что у нас священники ого-го, в грязь лицом не ударили.

о. Федор

— Мы тоже должны держать определенную планку. Я считаю, что сегодня, действительно, священник — это спецназ, он должен уметь говорить с разными людьми разных социальных сфер, при этом быть откровенным и цельным для них, и не двуликим, просто язык нужно каждый раз выбирать, но говорить об одном и том же. Конечно, для этого очень важно хорошее образование. И нам сегодня очень нужна миссия и внутренняя, и внешняя, но внутренняя не меньше, потому что люди сегодня, они правда, как дети. У нас, знаете, такая в храме была мысль, мы ее воплотили. Обычно бывает, что нельзя делать то-то, то-то и то-то, а мы написали большой плакат с навигацией по территории храма и написали: «В нашем храме МОЖНО: (большими буквами) поговорить с священником в таком-то месте, в такое-то время, записаться в молодежный клуб, детский сад православный, гимназия «Свет...» Все то, что отец Дмитрий Смирнов передал, что мы сейчас развиваем. Но люди же не знают об этом. Мы-то живем в своих «посольствах», в этих наших приходах, а приход — это ведь сердце района. Это сердце района, по которому должна течь кровь. А кровь прихода — это кто? Люди. То есть надо открыть со всех сторон, чтобы по всем артериям шло, чтобы у нас не было кислородного голодания. Очень удобно замкнуться в свою общинку такую, удобненько чаечек пить и говорить: «Кто это пришел-то там? А зачем?» Потому что все привыкают, и есть такая тенденция, но это не наше время и не нам таким образом роскошествовать. Мы сегодня должны быть открыты для всех, чтобы люди могли просто пройти через территорию храма, почувствовать его красоту. От эстетики внешней до буквально плакатов, рассказывающих понятным языком о том, что такое христианская вера. Вот мы тоже так сделали и видим, что люди посторонние, которые, может быть, далеки пока, читают, вчитываются, спорят между собой. Мне больше всего понравилось, что молодежь стоит у моего плаката, который мы сделали про истоки зла, его происхождение, как, Господь сверг Денницу с небес, а молодежь спорила стояла, им интересно, они понимают, что эта борьба идет в самом человеке и, значит, это нужно, мы должны это делать. Очень важно, чтобы в храме уголок жизни был, это чтобы обязательно люди понимали, как опасен и страшен грех аборта, как он убивает жизнь в нас во всех, в народе нашем, в нашей Церкви, потому что православные люди тоже не все понимают, к сожалению. Бывают случаи, когда люди, считающие себя православными, и мама говорит: «Ну, куда тебе еще?» Казалось бы...

К. Лаврентьева

— Ну, советские мамы, которые пришли к вере, они еще никак не могут перестроиться.

о. Федор

— Да, да, которые не понимают, что у Бога лишних детей нет вообще, и дети не только наши, а больше того, братья рождаются для сестер, а сестры для братьев, и наоборот, дети друг для друга еще живут, то есть они дают полноценную жизнь друг другу. Многие жалуются, что «вот, батюшка, у меня двое, и не так что-то у нас там». Я спрашиваю: «А сколько должно было быть?» — «Ну, больше, а осталось только двое». — «Ну, видишь, вы взяли из фотографии семейной и вырезали силуэты — что вы хотите? Бог предусмотрел, что не будет у вашего сына или наркомании, потому что у него будет братик младший, и этот братик ему дается как противоядие от всего этого, и он на этом брате станет другим человеком, он научится отдавать, он научится быть подобным Богу, и будет его жизнь по-другому строиться. А так вырастет эгоистом, начнет пить и так далее». Здесь не надо на Бога говорить: «Вот какие мне испытания Господь послал» — ты сам себе их послал. Бог тебе красивый путь показал, прямой, но человек говорит: «Нет, а можно я через болото?» Господь говорит: «Ну, если хочешь... Твоя свободная воля».

К. Лаврентьева

— Страшные вещи, отец Федор, это ведь страшные вещи.

о. Федор

— Страшные, но правдивые. Правда освобождает, на самом деле. Она, может быть, и неприятна, но, как совесть, она говорит о том, что объективно в нашей жизни надо законы эти знать. Поэтому наша задача сегодня — просвещать, конечно, людей всем: жизнью, делом, словом, помышлением. У нас обязательно нужно лекции читать прихожанам на приходе, элементарные, в рамках не только подготовки ко крещению или к венчанию, но и в рамках просто, вот, например, постом, есть очень хорошая традиция: в некоторых храмах проводятся исповедальные беседы, разбор грехов человеческих, как с ними бороться, как преподобный Иоанн Лествичник учил, другие святые отцы. Это нужно сегодня. Мы как-то в этом живем, мы это все читали, знаем...

К. Лаврентьева

— Да, нам привычно потому что.

о. Федор

— Ну да, а 80% людей об этом не слышали даже, сегодня такое у нас общество. Новая катехизация нашего общества должна быть православная.

К. Лаврентьева

— Да, отец Федор, спасибо вам огромное, вы такие вещи интересные рассказываете. Я понимаю, почему вас зовут везде и спрашивают про семью, про воспитание, про возрастание в вере, это, конечно, все пропитано собственным опытом, но еще и пастырское наблюдение постоянное за людьми, и это очень ценно.

о. Федор

— И очень важно вечером тоже понимать: вот у нас есть суббота, храм закрывается, тогда, когда уходит последний человек. Есть дни, когда люди должны понимать, что их выслушают. Понятно, что есть исповедь, есть пастырская беседа, но иногда, если честно говорить, человек не пойдет специально на беседу, вот он пришел на исповедь, у него сердце позвало и даже зашел просто, бывают случаи, особенно в субботний вечер, поэтому должен быть такой день, когда человек будет выслушан — не формально, а это тоже очень важно для нашего служения. И, как Святейший Патриарх всегда нам советует, это просто прекрасная практика — иметь личный контакт, возможность всегда личного контакта, в том числе и свой телефон. Нельзя прятать свой телефон от прихожан. Понятно, что не всегда можешь ответить, это все понимают, но могут написать тебе. Ведь бывают случаи, когда твой ответ, даже просто через мессенджер, может спасти жизнь. А бывает, просто, знаете, неудобно, бывают люди, которые очень стесняются спросить, а там вопрос жизни и смерти, там попадание человека в секту, вопрос рождения ребенка, сохранения жизни ребенка. Надо понимать, как слово священническое значимо для людей сегодня, поэтому надо быть максимально открытым своим прихожанам.

К. Лаврентьева

— Отец Федор, как биоэтика пришла в вашу жизнь? Вот неожиданно: МГИМО, РУДН, и тут вы — председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, и член Комиссии по биоэтике, вы не чуждый этой теме человек.

о. Федор

— Ну, конечно, потому что биоэтика — это на самом деле продолжение богословия, продолжение антропологии православной. Недавно буквально на Санкт-Петербургском юридическом форуме догадались некоторые люди поднять вопрос: а эмбрион — кто или что? Если Церковь здесь не заявляет свою позицию, в обществе появляются вот такие вопросы: а может быть, ребенок во чреве матери — это просто объект, который можно купить, продать, экспортировать, импортировать, заложить, спорить как из-за вещи, из-за собственности. Ведь на полном серьезе нам государственные некоторые деятели предлагают сегодня поставить вопрос о вечном праве в отношении ребенка. Ну, естественно, Церковь должна возвышать свой голос. И пришло это через осознание беды с абортами в мире. Это, конечно, страшная беда, ведь каждый год 55 миллионов человек гибнет от абортов, это целая страна умирает. Как Господь еще терпит рот человеческий, я не знаю, это загадка, тайна милости Божьей. В нашей стране то, что называет нам сегодня официально Минздрав, не соответствует действительности, потому что много лет мы эту тему подробно изучаем и прекрасно понимаем, что цифры, которые сейчас есть, надо умножать в несколько раз, потому что, прежде всего, частные клиники скрывают и будут скрывать эту статистику в силу того, что это коммерческие учреждения, которые, во-первых, минимизируют всегда налогообложение, а во-вторых, конечно, никогда не будут заниматься отговариванием женщин от абортов, никогда не будут неделю тишины предлагать, потому что у них в уставе стоит не здоровье, а извлечение прибыли, как у коммерческой организации. Именно поэтому Святейший Патриарх призвал наших парламентариев максимально быстро принять закон о запрете абортов в частных клиниках, за это мы боремся. Сейчас уже больше 750 клиник в Российской Федерации добровольно, при содействии местных властей, отказались от производства абортов. И как раз в эту область, в биоэтику я пришел через тему противодействия абортам, так мы познакомились с отцом Дмитрием Смирновым, который впоследствии меня уже пригласил в Комиссию по семье.

К. Лаврентьева

— Путь понятен, да. Отец Федор, у вас очень много, конечно, послушаний церковных и нужно делать очень много дел, и детей у вас много. Вот скажите, пожалуйста, в этом свете, когда действительно времени, наверное, нет ни на что, быть священнослужителем в полном смысле этого слова, сердцем пребывать перед Богом, служить литургии вдумчиво. Вот хватает ли ресурса? Простите за такой вопрос, но он жизненный.

о. Федор

— Я просто сошлюсь на святых отцов. Мы, конечно, не можем охватить все, и нам трудно ответить будет, если мы, например, разделяемся внутри себя. Если мы говорим: «Вот Тебе, Господи, утром двадцать минут, вот Тебе вечером, даже — вот Тебе служба...» Давайте померяем это время, сколько мы себе посвящаем, еде, сну, и сколько Отцу Небесному. Так вопрос, кого же мы все-таки любим? Как выйти из этой ситуации? Непрестанно памятование о Боге. Вот если мы непрестанно о Боге помним, а лучше всего — молимся Ему: про себя, во время литургии, в мирских послушаниях, в семейных вопросах, если мы имеем памятование о Нем, то мы и это время тоже Ему посвящаем. То есть хотя бы освящать все свои дела молитвой. Мне сказали это на совете епархиальном Москвы наши уважаемые пастыри, опытные духовно люди. Я до сих пор помню, отец говорит: «Ты всему научишься, только не забывай, не оставляй молитву». Поэтому многое можно успеть, если мы не оставляем молитву. Если молитва все освящает, тогда мы можем вовремя сделать правильный акцент. Ну, например, вопрос: поговорить с женой или навести порядок? Поговорить с женой, потому что это тоже порядок. А потом навести вместе порядок, когда она уже успокоится, наконец насытится твоим присутствием, выяснит все важные вопросы. То есть утешить ближнего своего, а потом уже заниматься внешними вещами. Конечно, это приоритеты определенные, но нас же Господь за жену спросит, правда? Потом уже за все остальное.

К. Лаврентьева

— Отец Федор, как это мудро. Спасибо большое. Действительно, так. Как и самый трудный ребенок: он ведет себя вызывающе, потому что ждет твоего внимания.

о. Федор

— Да. И наша задача — научить наших детей, наших ближних также иметь непосредственную связь со Христом, чтобы они уже сами становились дающими, потому что хорошо всех кормить, но еще лучше, если другие тоже способны давать, а для этого — дела милосердия обязательно, волонтерство. Я вот замечаю: когда люди почувствовали красоту благотворения, им уже ничего объяснять не нужно, потому что они знают, что Господь всегда воздаёт. Ты даешь, а Господь даже больше дает за это. Вот детям надо обязательно это знать, чтобы они переставали быть только принимающими и становились уже сами дающими.

К. Лаврентьева

— Ну, опять же, мы приходим к тому, что над собой надо работать: будешь сам дающий, и дети научатся давать.

о. Федор

— Конечно. А это Евангелие, оно должно быть в сердце, только так.

К. Лаврентьева

— Отец Федор, еще вот такой вопрос. Я спрашиваю про ваше ощущение себя священнослужителем среди множества послушаний, потому что мне кажется, что, если ты выбираешь пастырский путь (мне может только казаться, потому что я его, естественно, как женщина, выбрать не могу), но мы много общаемся со священниками, и если ты выбираешь пастырский путь, то никакие другие, не то что послушания (ладно — послушания, тебя Святейший Патриарх на них поставил), а вот какие-то увлечения, психотерапия или музыка, или еще что-то, что может у священника так или иначе как-то проскальзывать в жизни, не должны занимать какое-то главенствующее место, как мне кажется, в жизни священнослужителя.

о. Федор

— Ну уж место Божье-то они точно не должны занимать.

К. Лаврентьева

— То есть ты с ним общаешься, и ты все равно должен чувствовать, что это не психолог перед тобой, а священник все-таки. Вот это очень важный момент.

о. Федор

— Я считаю, что психолог никогда не может заменить священника, и, конечно, нам надо просто лучше преподавать православную антропологию. У нас есть своя антропология, это не психология, а пастырская православная антропология, там все законы духовные прописаны. И, конечно, когда сегодня некоторые школы психологические учат жить с грехом. Они говорят: «А зачем прогонять эту силу? Договорись с ней».

К. Лаврентьева

— «Это мои границы».

о. Федор

— Так в том-то и дело, абсолютизация собственного «я». Когда говорят: «Ты не могла поступить по-другому. Ты должна простить себя». Вопрос такой: ты — Бог, чтобы прощать себя? Прямой вопрос. Получается, что учат-то совсем другому, и об этом говорил наш Святейший Патриарх на епархиальном собрании, что это портит священника, если он ставит приоритет на психологическую дисциплину. Очень надо быть осторожным в этом, потому наука заканчивается там, где начинается уже то, что наука объяснить не может, а объяснить может как раз православная антропология, где духовная сфера начинается. Вот надо честно быть. Есть психосоматика, есть психиатрия, но всё-таки вот священник — это прежде всего священник, а не психолог. Надо об этом всем пастырям помнить и не уходить в эти термины, эти понятия, они уводят, на самом деле, от подлинного исцеления человека, потому что они купируют симптомы, они уничтожают корень, который у нас прекрасно уничтожается только через аскезу, через то, чему учат святые отцы, а это всё у нас написано — пожалуйста, Иоанн Лествичник, Максим Исповедник, наши великие отцы.

К. Лаврентьева

— А Василий Великий вообще объяснил всю суть человека ещё в IV веке.

о. Федор

— Да, поэтому на этом сегодня нужно делать акцент и обязательно помнить, что человек — это целостное существо, в нём нет каких-то там отдельных эго, второго эго, третьего эго, это святые отцы сразу нам идентифицировали, что это за второе альтер эго: это не альтер эго, это другая сила совсем, которая себя выдает за вторую личность твою. На самом деле это враг спасения, который создаёт в человеке площадку удобную для последующего занятия этого плацдарма.

К. Лаврентьева

— У меня подруга пришла на исповедь, начала что-то рассказывать, и ей священник говорит: «Так, всё, это к психологу, ты мне грехи говори». Отец Фёдор, вы понимаете, что для женского мозга это просто взрыв, потому что разделить там, где к психологу, где к священнику — невозможно, мы же одна душа, у нас одни переживания тянут за собой грехи, грехи тянут переживания и так далее, это всё очень тесно переплетено.

о. Федор

— Конечно. У нас было психологическое тоже образование, психология, но она точно совершенно не может, во-первых, всё объяснить, во-вторых, она не может всё исцелить.

К. Лаврентьева

— Конечно, это просто инструмент.

о. Федор

— Инструмент, и очень надо осторожно его использовать, особенно в пастырской деятельности.

К. Лаврентьева

— Да, тем более как человек сам разделит, где ему к психологу, где ему к священнику? Это какая-то внутренняя шизофрения начинается, ты очень сильно начинаешь разделять: так, вот это мне для Бога, а вот это мне уже для работы над собой. Получается, у Бога очень маленькая такая часть, где Он может действовать.

о. Федор

— А законы-то одни и те же, на самом деле, одни и те же. Иногда я слышу, когда кто-то что-то открывает, думаю: ребят, ну это всё давно уже было сказано, всё было написано, просто вы читали западных авторов, которые всё это к тому же очень плоско интерпретируют, а в святоотеческой литературе очень хорошо раскрыта аскеза, борьба со страстями основными, внутренняя иерархия в человеке, соотношение его ума и сердца. Там есть глубочайшие вещи, которых даже близко нет в этих прикладных психологических трудах. И именно когда глубоко основы преподаются, тогда священник может помочь по-настоящему, то есть, чтобы из тебя вышло это зло, а не примириться с ним, договориться, как сегодня призывают современные психологи.

К. Лаврентьева

— Отец Фёдор, мы начали наш разговор с того, что ваша мама, не будучи воцерковлённым человеком до определённого момента, сумела отойти в сторону и уступить как-то в вашей семье место Богу, и папа то же самое сделал, то есть они не главенствовали, они не брали на себя роль ваших кумиров. И я сразу вспомнила одного святого отца, не скажу, кто это, но мне очень понравилась его мысль, он говорит: «Задача родителей — быстренько взять ребёнка, быстренько зацепить его за Христа и бежать, следующего уже вести, цеплять». То есть быстренько зацепил — всё, значит, тут можно быть более-менее спокойным, дальше побежал, вот этого зацепил. И вот я сейчас разговариваю с вами, и понимаю, что у пастыря, наверное, та же задача — зацепил и отошёл.

о. Федор

— Совершенно верно. Больше того, многие священники изнемогают от количества людей — на себя не замыкай. На себя не надо замыкать. Передай Христу этого человека, научи его быть с Господом. Задача-то какая пастырская, это как учитель хороший, когда не собой пытаешься заслонить Бога, а когда ты прозрачен, через тебя видна благость Божия, вот наша задача — быть такими. Это я описываю, конечно, идеал, к которому мы должны стремиться, как пастыри, но здесь именно так, чтобы не было лжестарчества вот этого псевдо, когда духовных авторитетов, бывает, люди из себя строят, но это приводит-то не к тому. Просто к тебе потом приходят и говорят: «Так, хорошо, ты за Господа Бога — значит, я должен каждый вопрос тебе задавать. Пошёл в магазин, я, предположим, или пошёл гулять — ты должен меня благословить на это, раз ты уж мой старец». Я понимаю, в монастыре отношения, это совсем другое, когда есть авва, есть послушник, который волю отдал, там конечно, но это монастырская духовная жизнь. Если это в миру делается, то мы знаем, и Святейший тоже об этом говорил, чтобы не решали судьбы людей, надо научить людей самостоятельно к Богу обращаться, это задача номер один. Тогда наша задача — скорректировать, помочь там, где человек, предположим, сомневается в чём-то и так далее. Вообще, если говорить про образ священника, мне очень нравится, так глубоко зашли в душу слова Иоанна Крестителя, что «есть жених, а есть друг жениха, который радуется, и ему предстоит умаляться, а жениху возвышаться». Вот так и в душе человека пастырь должен радоваться, когда Христос возвышается, а сам он, этот человек, умаляется, и это хорошо, прекрасно, когда ты видишь человека, идущего за Христом.

К. Лаврентьева

— Спасибо, отец Фёдор, за вашу мудрость, спасибо огромное за этот разговор. Дорогие друзья, напомню, что в этом часе с нами был священник Фёдор Лукьянов, клирик Московской епархии, председатель Патриаршей комиссии по вопросам семьи, защиты материнства и детства, настоятель храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Петровском парке и храма святителя Митрофана Воронежского в городе Москве. Меня зовут Кира Лаврентьева. Отче, вам помощи Божией, приходите к нам, пожалуйста, мы вас очень всегда ждём.

о. Федор

— Храни вас Господь, во славу Божию.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Иосиф Муньос-Кортес». Ксения Волкова
• «Апокалипсис — образы в иконописи». Кирилл Вах, Вероника Андросова
• «Путь к вере, жизнь в Церкви». Екатерина и Денис Архиповы

---

Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов