Еф., 224 зач., IV, 1-6.
Комментирует священник Стефан Домусчи.
Здравствуйте, дорогие радиослушатели! С вами доцент МДА, священник Стефан Домусчи. Люди нередко считают, что уговаривать другого ниже их достоинства. Все мы взрослые и свободные, и сами разберёмся, чего хотеть и что делать. И всё же ни для кого не секрет, что бывают ситуации, в которых мы не стесняемся убеждать и упрашивать, но делаем это искренне, не жалея времени и сил. Почему же это происходит? Ответ на этот вопрос мы можем услышать в отрывке из 4-й главы послания апостола Павла к Ефесянам, который звучит сегодня в храмах во время богослужения. Давайте его послушаем.
Глава 4.
1 Итак я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны,
2 со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью,
3 стараясь сохранять единство духа в союзе мира.
4 Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания;
5 один Господь, одна вера, одно крещение,
6 один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас.
Задумавшись над тем, в каких ситуациях мы не стесняемся уговаривать других, не считаем это унижением и не связываем с потерей собственного достоинства, мы поймём, что для большинства из нас речь может идти о спасении другого и его благополучии. Мы можем посчитать чем-то недостойным себя уговаривать другого провести с нами время, сходить в кино, куда-нибудь поехать... Не хочет и не надо, зачем навязываться! Но когда речь идёт о здоровье и безопасности, когда вопросы, которые мы обсуждаем, — это вопросы жизни и смерти, мы не жалеем ничего, никаких слов для того, чтобы уговорить ближнего проверить здоровье или лечиться, потому что мы понимаем, что вопрос этот слишком серьёзный, чтобы пустить всё на самотёк.
Чтение, которое мы сегодня услышали, начинается с того, что апостол Павел уговаривает Ефесян поступать достойно звания, в которое они призваны. О чём это может говорить? О том, что для него это крайне важно. Он понимает, что иначе они погибнут. И так же, как мы бросились бы упрашивать обратиться к врачу того, кто явно находится в опасности, Павел обращается к своим ученикам.
Назвать себя христианином может каждый. Согласен со Христом, считаешь Его учение интересным, почему бы не считать себя Его последователем? Так могли думать и некоторые члены Ефесской общины. Но субъективные ощущения одно, а реальность — другое, почему Павел и просит их поступать достойно, то есть на деле соответствовать тому имени, которым они решили называться. Именно христианские поступки, а не просто слова делают человека живой и полноценной частью Тела Христова.
Конечно, как ученикам, читателям или слушателям послания следовало бы знать, чему именно они должны соответствовать. Но апостол всё же не оставляет своей просьбы без уточнения. Он утверждает, что поступать соответственно имени христианин — это поступать со всяким смиренномудрием, кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу с любовью.... Удивительная просьба, в которой всё направлено против самости, переполняющей человека. Людям часто хочется самим быть в центре внимания, хочется всем и всеми управлять, а тут смиренномудрие как рассудительное осознание своего места перед Богом и людьми, кротость как способность не выходить за рамки своей меры... Да ещё и долготерпение, при том, что у нас в принципе проблемы с тем, чтобы терпеть ближнего, а уж долго и подавно. Далее по тексту в синодальном переводе стоит слово «снисходить», но его можно перевести так же и как «переносить». То есть, говоря о долготерпении, апостол предписывает переносить друг друга с любовью. Ближний для нас — тяжёлая ноша, и без любви человек не может её нести. Понимая всю трудность предписанного, апостол не говорит «сохраняя», но «стараясь сохранять единство духа в союзе мира». Он ждёт от учеников не столько совершенства, сколько старания, стремления к нему.
Звучит всё это, может быть, очень возвышенно, но возникает вопрос, чего ради все эти усилия предпринимать? Ладно бы ещё сам апостол был бы очень успешным, можно было бы задуматься. Но Павел пишет из тюрьмы, в которую попал из-за того, что оказался верен Христу, и это совершенно не похоже на успех. Или похоже? Смотря, что считать успехом. Ведь верность Спасителю открывает перед апостолом совершенно неземные перспективы. Ему трудно здесь, но эта трудность с лихвой перекрывается надеждой.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Сто стихотворений о Москве»
«Москва! Как много в этом звуке \ Для сердца русского слилось,\ Как много в нём отозвалось!» — строки из романа «Евгений Онегин» знакомы нам со школьной скамьи. Но не только Пушкин восхищался красотой и древним духом Первопрестольной. В творчестве многих русских поэтов найдётся стихотворение, и даже не одно, посвящённое древнему городу на семи холмах. Найти их можно под обложкой книги «Сто стихотворений о Москве».
Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин, Анна Ахматова, Николай Заболоцкий, Булат Окуджава, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Владимир Высоцкий — такие не похожие друг на друга поэты, жившие в разные эпохи, с одинаковой любовью воспевают Москву. Вот Михаил Юрьевич Лермонтов в ранний утренний час с восхищением взирает на величественный Кремль в своём известном четверостишии: «Кто видел Кремль в час утра золотой, \ Когда лежит над городом туман, \ Когда меж храмов с гордой простотой, \ Как царь, белеет башня-великан?». Читаешь эти строки, и словно ощущаешь холодок туманного утра, и видишь, как первые лучи солнца играют на куполах кремлёвских соборов...
Проникновенные, поэтичные слова посвятил Москве знаменитый поэт серебряного века Валерий Брюсов. В стихотворении «Стародавняя Москва» он вспоминает историю славного города, который многое повидал и пережил: «Нет тебе на свете равных, \ Стародавняя Москва! \Блеском дней, вовеки славных, \ Будешь ты всегда жива!»
Константин Бальмонт делится ощущением счастья и праздника в стихотворении «Благовещение в Москве». И вместе с поэтом проникаешься благоговением, слышишь звон колоколов московских храмов, и улыбаешься весеннему солнцу: «Вижу старую Москву \ В молодом уборе. \ Я смеюсь и я живу, \ Солнце в каждом взоре. \ В чуть пробившейся траве \ Сон весны и лета. \ Благовещенье в Москве, \ Это праздник света!».
Книга «Сто стихотворений о Москве» перенесёт нас и в суету столичных улиц, и в тихие московские переулки. Вместе с Робертом Рождественским мы прогуляемся по Арбату, а с поэтом-фронтовиком Константином Ваншенкиным — по Тверскому бульвару. И вместе с Фёдором Глинкой прославим древний город Сорока Сороков: «Процветай же славой вечной, \ Город храмов и палат! \Град срединный, град сердечный, \ Коренной России град!»
Все выпуски программы Литературный навигатор
Николай Гамалея
Во время пандемии коронавируса всемирную известность приобрёл российский Национальный исследовательский центр имени Гамалеи. В его лабораториях специалисты в кратчайшие сроки разработали первую вакцину от новой, неизвестной болезни. Центр носит имя выдающегося русского врача Николая Фёдоровича Гамалеи, одного из основателей русской эпидемиологической школы. Николай Гамалея посвятил жизнь борьбе с эпидемиями, и не раз смертельно рисковал ради спасения людей.
В ранней юности он думал пойти по стопам отца — военного, отставного полковника, ветерана войны 1812-го года, участника Бородинского сражения. В то же время, рассказы матери про деда-врача, который ещё в 18 веке боролся с сибирской язвой, пробуждали в юном Николае стремление связать жизнь с медициной. В итоге, в 1880 году Гамалея поступил в Петербургскую военно-медицинскую академию. Вернулся домой с дипломом врача и устроился на работу в неврологическое отделение Одесской городской больницы. Правда, молодой доктор признавался самому себе в том, что неврология его не слишком увлекает. Иное дело — биохимия! Этой медицинской дисциплиной Гамалею заинтересовал его университетский преподаватель, знаменитый микробиолог, профессор Илья Ильич Мечников. Вскоре, к радости Николая, профессор из Петербурга перебрался на жительство в Одессу. Дома у Гамалеи они оборудовали небольшую лабораторию, где проводили бактериологические опыты. Именно по совету Мечникова, в 1886 году Николай отправился в Париж — перенять опыт учёного Луи Пастера, который работал тогда над вакциной против бешенства. Дома усовершенствовал пастеровскую формулу. И после ряда успешных экспериментов на кроликах, ввёл вакцину самому себе. Опасность была огромная — человеческому организму могла не подойти дозировка. Ошибись Николай хоть на микрограмм — и он бы не привил, а заразил себя. Но ради благополучия людей врач с готовностью пошёл на этот риск. Расчёты врача оказались точными. Вакцина сработала! Вскоре после этого Гамалея открыл в Одессе первую в Российской Империи Пастеровскую станцию — медицинский центр по борьбе с бешенством и его профилактике. Впоследствии стараниями Гамалеи на базе одесской Пастеровской станции вырос исследовательский институт по изучению бактериологии.
В 1888 году Николай Фёдорович снова совершил медицинский подвиг. Он привил себе холеру — принял препарат из холерных бактерий собственного изобретения. Этот опыт тоже оказался успешным. А главное, своевременным — холера тогда бушевала едва ли не по всей стране. Эпидемия охватила Юг России, Поволжье, Среднюю Азию и даже Петербург. Гамалея предложил не только вакцину от болезни. Он выяснил, что источником распространения холеры служат сточные воды. И представил правительству план борьбы с распространением болезни. Приблизительно в то же время Николай Фёдорович избавил от чумы родную Одессу, где эпидемия в одночасье унесла жизни трети городского населения. Гамалея организовал волонтёрские группы по истреблению крыс — разносчиков заразы. В результате меньше, чем за две недели ему удалось свести на нет страшную эпидемию.
Николай Гамалея считал гигиену самым действенным способом профилактики заболеваний. На личные средства он издавал научно-популярный журнал «Гигиена и санитария» — своего рода гигиенический ликбез для медиков и населения. Николай Фёдорович создал общественную организацию «Совещание ночлежных врачей», которая занималась улучшением санитарно-гигиенических условий в приютах для бездомных. В годы Великой Отечественной войны меры, предпринятые Гамалеей, позволили избежать вспышек эпидемий тифа и холеры как на фронте, так и в тылу.
Более трёхсот научных работ, учебники для медицинских вузов, по которым и сегодня учатся врачи — таково наследие Николая Фёдоровича Гамалеи. Но главное — миллионы спасённых жизней. В одной из своих последних научных статей Гамалея писал: «Высшая радость для учёного — сознавать, что его труды приносят пользу человеку!»
Все выпуски программы Жизнь как служение
Мир на душе. Анастасия Коваленкова
Как трудно, как тревожно бывает жить в нашем мире!
Размотает все нервы городская суета, рабочая гонка... Не знаешь, как и притормозить. Наметишь отдых в выходной, да и то — как наметишь?
«Туда съезжу — на выставку, оттуда — в парк прогуляться, потом — с подругой встречусь!» Опять круговерть...
Как же остановить эту «белку в колесе»? Озадачилась я.
И вспомнился мне один деревенский мужик из моего детства, Боря Мазаев, по прозвищу Мазай.
Случилось это летним полднем, давным-давно, я тогда ещё девчонкой была. Шла как-то по тропинке, за деревней. Смотрю, в траве — дядя Мазай лежит. Лежит он на животе и то приподнимется на локтях, то снова к земле прижмётся, то голову вверх, в небо закинет. «Странно, — думаю, — что же это он делает?» Спросила. А он поманил меня рукой, мол, рядом садись, и говорит:
— Вот, смотри туда, — и указал на деревню, — видишь — целый мир там наш, жилища, огороды человеческие. И звуки там свои, слушай.
Дядя Мазай замер. Я прислушалась.
— Вон, — шепнул Мазай, — колодец дребезжит цепью, воду берут. Пес Полкан лает, видно, чужие идут. Точно, чужие, во — куры расшумелись. А теперь...
Он лёг в траву, перевернулся на живот.
— Сюда гляди: муравья видишь? Во-он лезет по стеблю, ему ещё лезть и лезть, там-то наверху тля пасётся, коровки их муравьиные. А вот там, травинка, вон-вон она, гляди, укорачивается, и слышишь, — шептал Мазай, — хруст? Это её мышь подгрызает.— А теперь — вон туда гляди-слушай. — Он перевернулся на спину и махнул рукой в небо.
И тогда, давно, в детстве, мы с дядей Мазаем лежали в траве и глядели вверх. Там, высоко-высоко, чертили по воздуху ласточки
— Ещё мир... — вздохнул Мазай. По его голосу слышно было, что он улыбается. — Вот прихожу сюда, гляжу, слушаю — и через это соединяюсь с ними, с мирами этими. Понимаешь? Смиряюсь я тут. И потом — всё это уже во мне живёт. И на душе спокойно. Ровно на душе — понимаешь?
Да, теперь, много лет спустя, я поняла, о чём говорил Боря Мазаев.
И что он там делал поняла. Этот мудрый человек, там, в траве, уравновешивал душу. Он находил Божью гармонию мира и сливался с ней. Это соединение он и называл «Смирение». Просто? А как мудро.
Знаете, вспомнив ту историю, я решила сразу же сама попробовать.
Я тогда у моря жила. Так вот, спустилась к морю. День холодный, пляж пустой. Села на гальку, прислонилась к валуну... затихла я. Волны сердятся, набегают, бьют о камни. Чайки мечутся, кричат. Стая голубей кружит над пляжем. Беспокойно. Но я решила быть тихой, как Мазай, тогда, в траве. Достала краюшку хлеба, покрошила рядом. Голуби приметили, спустились. Сперва остерегались, потом осмелели, стали клевать. Чайки тоже подтянулись, осторожно подошли, я им куски покрупнее наломала.. А сама всё медленно делаю, мягко, будто растворяюсь среди них. В руке крошки голубям протянула — жду...
Через несколько минут голуби стали осторожно клевать с руки, чайки наевшись, замерли, глядя в даль. Шум моря превратился в шорох. А ещё, пришла серая кошка, аккуратно устроилась на полотенце рядом со мной, зажмурилась и замурчала. Я тоже закрыла глаза.
И вот так мы все, голуби, кошка, чайки, море и я — тихо были вместе. А я лежала и думала: «Господи, ведь ты всё дал. А я просто пользоваться не умею. Вот — учусь, когда уже пол жизни позади. Должно быть, вот так жили люди в раю — с птицами на плечах, со зверями у ног...»
И ещё думалось: как хорошо, что встретился мне Боря Мазаев. Он, небось, теперь уже там, у Бога. Спасибо, дядя Мазай. За урок смирения, за покой души. Царствия тебе Небесного, Божий человек.
Автор: Анастасия Коваленкова
Все выпуски программы Частное мнение