«Вера, семья и литературное творчество». Светлана Зайцева

У нас в гостях была писательница, многодетная мама, педагог Светлана Зайцева.

Наша гостья поделилась своим опытом воспитания восьмерых детей, включая двух особенных, и рассказала, как ей удается преодолевать возникающие трудности и разногласия в семье, что помогает сохранять радость и как ей удается совмещать семейные заботы, преподавание и литературное творчество.

Ведущая: Анна Леонтьева

---

Анна Леонтьева

— Добрый светлый вечер. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях матушка Светлана Зайцева. Добрый вечер, Светлана.

Светлана Зайцева

— Привет.

Анна Леонтьева

— Матушка Светлана — преподаватель испанского, русского языка и литературы, мама восьмерых детей, двое из которых особенные, жена Протоиерея Михаила Зайцева, настоятеля храма Покрова на Десне. Вот, и, я бы сказала, частый гость нашей программы, потому что у матушки миллион подписчиков, и они все очень радуются, когда им удается задавать вопросы, порассуждать на какие-то темы семьи, воспитание детей, отношения с мужем. И я должна сказать, такой был эпизод у нас недавно, была у меня на программе замечательная Ольга Оводова, которая абсолютно поразила меня. Это человек, у которого куча приёмных детей, все особенные.

Светлана Зайцева

— Мы дружим.

Анна Леонтьева

— Вот. И вот то, что я хотела сказать, собственно, что в конце программы она сказала о том, что вот ее девочка слепорожденная, очень одаренная в литературе, и какая у нее чудесная учительница! Как она ее раскрепостила, как она ее ведет, как она ее вдохновляет. И потом, когда программа кончилась, она говорит, что это матушка Светлана Зайцева. И очень я сокрушалось, что мы не проговорили это в программе. Ольга, привет, если ты нас слушаешь. В общем, это чудесная учительница литературы, это как раз непосредственно наша матушка Светлана, которая перед нами. Люблю свою работу. Поводом для сегодняшней программы была книга, которую матушка Светлана издала в издательстве «Вольный странник». Книга называется «Подорожник для разбитого сердца». Рассказы. Но я сегодня буду говорить в формате, я эту книгу не читала, но всё равно скажу, да? Хотелось немножечко поговорить. Я прочитала первый рассказ этой книги, «Толстые пятки», или один из рассказов. Прорыдала весь вечер, естественно. Он, собственно, о том, ну, Вас уже все, наверное, знают и помнят, и слушают программы о том, как родился восьмой очень особенный ребёнок. Как был вот этот вот момент между тем, как матери сказали, что он мёртв, и тот момент, когда мы узнали, что он просто очень-очень особенный. И какое-то время ещё, не очень недолгое, проживёт. Сколько сейчас Семёну?

Светлана Зайцева

— Десять лет исполнилось в июле, да.

Анна Леонтьева

— Вот, ну вот так вот очень хочу почитать эту книгу, правда, всем советую. Матушка, как вы написали? Мне уже нравится само название, потому что «Разбитое сердце» — это то, что часто я вижу в жизни. И как раз вот «Подорожник» — это то, что ему нужно.

Светлана Зайцева

— Ну, это нужно сказать большое спасибо моим подписчикам и друзьям. Это название было сгенерировано в ходе какого-то обсуждения, и оно мне так понравилось. То есть это не мне в голову даже пришло. А так как эти все рассказы или основы, скажем так, для этих рассказов, они появляются у меня на страничке в социальной сети. И с ней произошла такая парадоксальная вещь. Я её начала просто как домохозяйка и мама, которая нужна помощь с особенным ребёнком. Писала-писала, и вдруг поняла, что это читает очень много народу.

Анна Леонтьева

— Это да.

Светлана Зайцева

— Да, что это, да, прям вот так получилось. И мне не захотелось закрываться, то есть участие было таким! И поддержка, которую я получаю, она была такая важная для меня, когда 200 человек тебе пишут, что твой ребенок очень красивый, ты приободряешься. Это для меня бесценный ресурс, я обожаю интернет. И, соответственно, вот так возникло это название. И, собственно, знаешь, есть такой поэтический цикл «Набережная неисцелимых». И я вот, в частности, об этом думала, о том, что нет неисцелимых для Господа. И как бы ты ни был сокрушён в этой жизни, ты можешь выйти к радости. Господь оставляет тайные пути, по которым ты можешь выйти к радости из совершенно любой ситуации. Потому что если ты в этой ситуации принимаешь промысел и открываешься Богу, причем именно любовью и доверием, как вот дети открываются родителям, то любая скорбь станет для тебя источником сил. Не, что из серии «что не убьет нас, то сделает сильнее», а именно в смысле перерождения. Мы вот всегда задаемся вопросом о том, как же так могло быть, что Мария Египетская из блудницы, по призванию с детских лет, вдруг становится праведницей и предается аскезе в пустыне? Или апостол Павел, который шел побивать христиан, вдруг принимает на себя апостольское служение. А на самом деле есть такой момент, и как бы мы ни были отдалены от подробности реальной жизни и жития, этот момент сохраняется. Момент преткновения. То есть апостол Павел был ослеплен, Мария там не могла войти в храм. Бывает такое, ты натыкаешься на что-то, через что-то не можешь перейти, сердцем ли, умом ли, да? И у тебя, может быть, вот буквально возникает ощущение, что Господь тебя придержал, сказал: «Подожди, осмотрись, здесь есть ступенька, по которой ты можешь подняться наверх, не двигаться куда-нибудь, не ползти куда-нибудь».

Анна Леонтьева

— Не пройти мимо.

Светлана Зайцева

— Да, да. И поэтому я решила написать эту книгу. Я смотрю отзывы, и я вижу, что перевешивает количество людей, которые пишут, что они все время плакали. Я немножко чувствую себя виноватой в этом смысле. Отвезла вот своей лучшей подруге эту книгу. Подруге-духовной матери, Юля, привет! В общем, в этой жизни она меня много направляет. Я до сих пор советуюсь по поводу детей, с ней. Очень мудрый человек. И она тоже, я, ну, то есть она профессиональный филолог. И для меня ее отзыв о моей книге был очень-очень важен, и вот она тоже позвонила, всё-таки рыдала.

Анна Леонтьева

— Ну, Светланочка, люди же рыдают. Просто вот я, например, рыдаю, когда я просто читаю очень пронзительный текст. Можно по мне сразу определять, насколько он пронзительный.

Светлана Зайцева

— А мне кажется, что в нашей жизни происходит так, что мы пытаемся отвернуться и поскорее забыть плохое. Вообще человеческий мозг, он так устроен, что у нас есть так называемый мешок Юма, куда наш мозг вытесняет отрицательные переживания. Почему их восстанавливают? С психологом. Не потому, что мы о них не говорим, а потому что мы о них не помним.

Анна Леонтьева

— Мы их вытесняем.

Светлана Зайцева

— Да. И вот этот момент, а у меня такое, как бы произошло такое застревание. То есть если я это не осмыслю, то я просто сойду с ума. Мне надо понять, в чем я нахожусь. И когда это прописываю, кто-то читает, мне кажется, что он бежит по-своему вот этому кругу. То есть очень многим, даже у кого нет особенных детей. У всякой мамы был момент, когда он очень сильно переживал за своего ребёнка. Поэтому все, у кого есть дети, они, конечно, моментально отзываются сердцем. Потому что да, нам остаётся красивая фотография, наши выросшие дети, всякое человеческое счастье. И потом, когда дети говорят: «А что вы для нас такого сделали, почему мы должны вас уважать»? Мы порой даже затрудняемся с ответом, потому что вот это всё тяжёлое, оно забыто, просто отодвинуто в тень. А это ведь не только просто что-то плохое, это, в общем, тренажер нашей души. И поэтому, наверное, эти рассказы, они находят что-то созвучное, что-то такое тайное, отброшенное в свое время. Мы же сейчас такая эпоха, все хотят зафиксироваться на положительном. И у меня ко мне были претензии как чернушнице. Почему Вы тут всякую чернуху... Я не пишу всякую чернуху, но это тоже моя жизнь. Моя счастливая жизнь имеет такую же ценность, как и моя жизнь в скорби. Не будем обесценивать этот период.

Анна Леонтьева

— Замечательно, ты сказала.

Светлана Зайцева

— Соответственно, в этой книге есть рассказы, которые не только посвящены Семену. Вообще, опять же, эта книга возникла из социальных сетей. Это совершенно низкий поклон издательству «Вольные странники». Огромное им спасибо за их труд. Редактор Татьяна Никольская собрала мои рассказы и предложила мне их как-то причесать и сделать из них книгу. То есть это такая суперсовременная книга, которая возникла как набор каких-то текстов в сети.

Анна Леонтьева

— Я, собственно, когда с тобой познакомилась, я была поражена текстами, поэтому начала тоже следить.

Светлана Зайцева

— Видишь, а тут к моим переживаниям подключилось полученное образование. А вот интересно, да, забавно, нельзя сказать, что что-то со мной происходило первый раз. Очень многие люди это уже пережили, да? Кстати, были претензии, что ходишь, что размахиваешься своим больным ребенком, кому это нужно, все это видели, ну и что? А вот, не все это легализуют! В общем, дискриминация инвалидов, она и начинается с того, что они попадают в это парадигму родительского горя, а дальше они не могут из него просто выбраться.

Анна Леонтьева

— Оно остается горем, не переходит в радость.

Светлана Зайцева

— Да, а это человек, он должен жить свою жизнь. Раз он должен жить свою жизнь, его нам дал Господь, значит, там тоже есть зерна радости, надо дать им прорасти. И, собственно, эта книга, она отчасти началась с того, что я общаюсь с мамами особенных детей. И я помню, что я увидела заметку своей приятельницы, она написала: «Все, я больше не могу». То есть мы с ней договорились, когда с ней разговаривали о том, что наши дети прекрасны, и она стеснялась с ним гулять, своим сыном. И она мне написала, что все, я больше не могу, я буду гулять с ним ночью! Не могу выдерживать эти взгляды. Но это, опять же, отчасти это реакция окружающих, но они входят в мощнейший резонанс с нашими собственными триггерами, с собственными страданиями. То есть они там запускают. Ты вот это всё замёл под ковёр и вышел такой весь ну вполне ничего, с хорошей, удобной, лёгкой коляской и со своим ребёнком. А вот этот взгляд, может быть, если бы ты всё честно прожил, во всём открылся Богу, то может быть, тебе не было бы так больно от того, что на твоего ребёнка смотрят. Я об этом думала в связи со своими переживаниями. То есть они на тебя смотрят, но ты же это как-то истолковываешь, ты же это как-то принимаешь, и тут мы...

Анна Леонтьева

— Или не принимаешь. Да, «Записки из подполья» вспомним, да, искусство трактовки. Если ты в состоянии душевного смятения, тебе все кажется враждебным, да. И, ну, у меня, в принципе, был такой еще предваряющий опыт, такой лайт тренажер, У меня все-таки много детей, и у меня не могли мне помогать бабушки и дедушки, и я везде с ними таскалась. И, естественно, периодически оказывалась в эпицентре, спрашивали: «А все ли они ваши»? И я хотел футболку такую себе с принтом: «Да, это все мои. Я справляюсь нормально». И так далее." Я сама их родила«. Ну, как бы несколько ответов на самые популярные вопросы. Я сначала как-то дергалась, а потом я поняла, что это не токсичное любопытство. Но люди этого не видят, они этого не знают. Они не хотят уязвить. Они спрашивают, что это, а почему? А почему они с тобой, а не в поликлинике для опытов там сданы? А почему у тебя много детей?

Анна Леонтьева

— Искренне интересуются.

Светлана Зайцева

— Да, да. И я, когда стала выходить на разговор, прямо останавливаться, говорить6 «Да, это мои дети, я очень гожусь, знаете, как их много» И в 99Светлана Зайцева — случаев это был интерес здоровый, особенно если это дети или подростки.

Анна Леонтьева

— Сегодня у нас в гостях матушка Светлана Зайцева, преподаватель испанского и русского языка и литературы, мама восьмерых детей, двое из которых особенные. Светлана, я вот думаю, что вообще в последнее время склоняюсь к мысли, вот, может быть, ты поправишь, что практически всё исходит из нашего внутреннего состояния. Я имею в виду отстраивание этого окружающего мира вокруг себя. Потому что вот в каком ты, собственно, состоянии вышел из дома, такое на тебя и придёт. То есть если это какая-то неуверенность в себе, растерянность, страх, то ты увидишь, чего ты от чего можно бояться. И, правда, я не очень знаю, как с этим бороться.

Светлана Зайцева

— Ну тут надо такое провести прям водораздел, то есть эти усилия, да, вот, есть просто какая-то жизнь, да, не манифестационная. Мне нужно пойти туда-то, и я пойду туда с своим ребенком, потому что мне его не с кем оставить. Ну там будут какие-то реакции, он будет кричать. Мне, будут делать замечания, мы будем это обсуждать, да. Но это просто рабочая ситуация. Специально я никуда не полезу, да. Я пойду и поведу, как мне говорили: «А вы отдайте туда своего ребенка. Пусть люди привыкают к инвалидам». А вдруг они к этому не готовы, вдруг они испугаются или проявят агрессию. Почему я должна в заложники «чужому невежеству» отдавать собственное дитя? Это, собственно, будет тот же самый бисер перед свиньями. То есть другое дело, если сообщество обращается: «Мы готовы, мы хотим». А я же вот регулярно бываю с ним в специальной школе в Центре поддержки слепоглухих. Мы с ним посещаем занятия. И я поняла, что я там абсолютно счастлива. Я там несколько раз засыпала, вот настолько расслабляющее место. И я поняла, зачем они сообществу. Зачем он мне- я его любят, это мой ребёнок. А иногда задают вопрос: «Почему мы должны их содержать, инвалидов». Или вот федеральная программа, нам не дали сделать Симе кохлеарную имплантацию, она дорогая, слухопротезировать её специальным этим агрегатом, который встраивается в голову, потому что возможно её инвалидность не снимут. То есть государство помогает постольку, поскольку эти люди смогут быть полезны для общества. А есть такие, как Семён, они полезны не будут. Значит, они что будут? Вредны что ли для общества? А Господь их тогда зачем посылает, если они вредны для общества? И я, когда была в этом центре, я поняла, что только с этими детьми мы вырабатываем нормальный подход к людям вообще.

Анна Леонтьева

— Открывается сердце?

Светлана Зайцева

— Во-первых, это очень полезный навык невербального общения. Он мне в педагогической работе очень помогает, в общении с моими детьми. Не всё человек может сформулировать, не всё он говорит в лоб, но ты можешь его читать. Если у тебя алалия, ребёнок не говорит, тебя этому учат. Это бесценный опыт. И потом вот сам подход, то есть ты с ребёнком делаешь что-то, чтобы у него были подвижки очень бережно к его здоровью. Да этому можно только позавидовать. А почему с здоровыми детьми обязательно нужно какой-то там мясорубку этого общего образования головой засовывать? Да, ну, у ребенка там, когда он перегружен- у него истерики. Ну, да, вот как-то если бы инклюзия была обширнее, это бы очень помогло педагогам, это и помогло бы и детям. Лучше понять себя, лучше понять других. Мы общаемся не только словами. Да, человек- инвалид глубокий, но там у него такая же душа, как у обычного человека. Значит, она так или иначе себя выражает. А если мы научимся прислушиваться, у меня, например, это не может показаться, что, знаешь, типа я шаманю тут, а что-то там сверхчувствительный человек там с дельфинами разговаривает, ничего подобного. Все мои дети знают, чего хочет мой сын. Я недавно специально прямо за руку ловила, спрашивала, как? «Как вот ты узнаешь?». Ну, просто он настроился. Вот когда-то давно настроился...

Анна Леонтьева

— Сонастрой такой существует, да.

Светлана Зайцева

— Да, и вот он там как-то определенным образом плачет — это он хочет есть, а это пить, а это памперс менять. И все прекрасно с ним справляются.

Анна Леонтьева

— Потрясающе.

Светлана Зайцева

— Да, при том, что он не говорит.

Анна Леонтьева

— Светлана, у меня к тебе вопрос. Как ты представляешь себе читателя своей книги? Кому бы ты порекомендовала её читать без ложной скромности?

Светлана Зайцева

— Вы знаете, мне будет очень приятно, если люди будут её вообще в принципе читать. Точнее, нет каких-то определённых категорий. Потому что, видишь, там предисловие мне написал писатель Павел Селуков, такой прекрасный писатель, лауреат литературных премий. Сам он родом из Перми. И он пишет божественно совершенно. И как-то я его ощущаю как такого брата по разуму. И вот он написал там, что это... я сейчас уже дословно не помню...

Анна Леонтьева

— Можно я процитирую? «Не секрет, что в нашем обществе есть пропасть между людьми веры и людьми, скажем так, светскими. В этом смысле книга Светланы Зайцевой похожа на мостик, потому что людей светских она знакомит с людьми веры, а людям веры напоминает о любви. Ибо есть вера, надежда и любовь, но любовь среди них больше». Прекрасное предисловие. Я хочу ещё, знаешь, зачитать, мне очень понравились названия рассказов: «Как сделать свой апокалипсис незабываемым», «Давай покрасим холодильник в чёрный цвет». Ну и всё такое вот очень интересное. Светлана, вот у меня, знаешь, какой вопрос. Ты очень много сейчас давала удивительных интервью, мне, ну вот, по крайней мере, мне они были все очень интересны, полезны, как и моё любимое слово, полезны. И часто я видела, что твой собеседник говорит о тебе, ну ты же мама восьмерых детей, двоих особенных, как о герое. Это нормально. Особенно для людей, которые через это, конечно, не прошли. Таких людей не так много, которые прошли. Но вот как тебе вот эта героизация? Ведь каждый раз, когда в семье рождается ребенок, в семье рождает еще одно счастье. И это счастье, оно как бы настолько больше вот всего остального, что я помню, как ты сказала, что «ну не герой я, не герой!». А по лицу собеседника было видно, что нет, не скромничайте, вы герой.

Светлана Зайцева

— Ну, знаешь, это было полно таких смешных историй, когда по работе там разговариваем о текстах. Там, по-моему, о сценарии. И вдруг кто-то говорит, а вот, между прочим, у Светланы восемь детей! И все, работа останавливается. «Как, да что, и что»? «Да вы там на масле-то себе не жарьте, берегите печень», и так далее. Это прям смешная ситуация, потому что у нас есть некое традиционное представление о том, что такое семья, да. Что такое вообще социабельные нормальные люди? Вот, например, наш дедушка, он дико переживал эту ситуацию, что у нас много детей. Он всё это спрашивал: «Зачем, почему». Кстати... Знаешь, как он получил ответ на этот вопрос? Детский дом, где он работал сантехником, перешёл под попечение отца Дмитрия Смирнова. Отец Дмитрий Смирнов стал осматривать персонал. Да, дедушка вообще не церковный человек. Он стал разговаривать с дедушкой. Дедушка ему сказал, что у меня все хорошо, но у внука очень много детей. Отец Дмитрий Смирнов спросил: «А кто твой внук»? Он сказал: «Священник». Он сказал: «Так это ему так положено», и все, абсолютно спокоил.

Анна Леонтьева

— Убедил, да.

Светлана Зайцева

— Да, прямо, знаешь, Господь накрыл нашего дедушку попечением своим. Да, и это, конечно, вне представления о том, что такое есть счастье. То есть тут еще есть такой момент, что дети, они как постоянно присутствующие существа в жизни социума, они, например, где-то, где рожают много, там всегда у людей на руках ребёнок. Если ты летишь на самолёте в ту же Турцию, все в теме, что делать. Если ты им протягиваешь ребёнка, проблем не будет. И если их много, это никого не смутит. То есть ты туда приезжаешь, и ты как бы ежишься от того, что они побежали, какие-то стаканы побили. А там много, там у всех, так! И у всех побили. И они на это уже не обращают внимания. Или там летит, падает какая-то шишка на лбу, тут же какой-то человек, который не должен это делать, бармен уже собрал в мешочек лед и прикладывает ко лбу. Все знают, что делать с детьми. А здесь пространство социализации и счастья, оно как раз вот такое бездетное. Никто не должен мешать, мы там находимся одни. И очень трудно в наши, например, московские карьеры, встроить детей. Вписать столько детей. И относительно героизма, ну, я понимаю, что и всё время идёт такое метание. То, значит, писали, что мы все многодетные-это алкоголики. Помнишь? Мы писали, был такой хэштег «мы не алкоголики» и фотографии многодетных семей. Что это когда очень много детей? Они что вообще ни о чём не думают?

Анна Леонтьева

— Это про вас.

Светлана Зайцева

— Да, да, да. А мы просто, может быть, с мужем думаем друг о друге. И поэтому у нас есть дети. Нам нравятся такие отношения, такие, когда мы друг от друга ничем не предохраняемся вообще. То есть мы открыты друг другу, и мы готовы принимать... Ведь я могу сказать, что не то, что я призываю, давайте мы все родим 8 детей. Но если детей ты рождаешь, какие бы они ни были, ты всегда им рад. В конечном итоге, что бы они не отчебучивали. Даже, может быть, в угаре, в ссоре, когда подросток тебе предъявляет там список претензий и травм, ты думаешь: «Да ёлки, что это такое!». Все равно ты никогда всерьёз об этом не пожалеешь, что родил. Потому что это какая-то действительно Божья работа. И действительно это Божие благословение. И вот это вот метание, или мы алкоголики, или мы герои, или мы социально безответственные, или мы, наоборот, супер ответственные. Я больше всего люблю, когда говорят, ну, вы хотели поправить демографию. Да, пожалуйста. Мы такие сели с батюшкой, смотри, график падает, да, падает, давай скорей детей!" Это всё смешно, конечно. И я всегда очень прошу моих собеседников обратить внимание на цементирующую роль особого ребёнка. Мне всегда хочется его вынести как Симбу на руках. Вот, как левша, который говорил: «Да просто не чистите ружье кирпичом». Вот он, этот секрет теперешнего состояния семьи, потому что это были тектонические сдвиги. Начался момент, когда дети взрослеют, все друг другом недовольны, какое-то разобщение, мы там что-то собачимся по мелочам с батюшкой. И вдруг это происходит, и буквально семья срастается в монолит! Там все вместе молятся. То есть он такой, это был такой цемент на яичном белке. Понятно, что это семья. И я специально тоже спрашивала, причем детей, которые такие, ну, они рационально мыслят, и они не хотят всё представить как «чудеса в решете», и они все сказали: «С его рождением в семье стало лучше, и они все его очень любят». А вот, опять же, Евдокия, она даже не понимает, собственно, в чём проблема. И ты иногда, знаешь, иногда пугаешься. Вот она сидит с ним на руках, он там делает что-то ужасное, там, кока-колу льёт на стол. А у нас гости, причём такие студенты, и она им говорит: «Ну что, хотите такого братика, да, типа завидно вам»? И у меня всегда как бы замирает сердце, ну что они ответят? А, ну, конечно, мы хотим тоже. То есть, ну, это уже новая генерация.

Анна Леонтьева

— Напомню, что сегодня с вами Анна Леонтьева. Я имею радость говорить о семье с матушкой Светланой Зайцевой, преподавателем испанского, русского языка и литературы, мамой восьмерых детей, двое из которых особенные. Не уходите от нас, мы вернемся через минуту.

Сегодня с вами Анна Леонтьева. Мы говорим о семье с матушкой Светланой Зайцевой, преподавателем испанского и русского языка и литературы, мамой восьмерых детей, двое из которых особенные. Также, наверное, надо добавить, что матушка Светлана — жена протоиерея Михаила Зайцева, настоятеля храма Покрова на Десне. Я, кстати, знаешь... Я тоже, матушка, помню, как мне дочь сказала, мы лечили её депрессию, и много всего пережили, и в психушках каких-то побывали. И, в общем, такое себе. И вот наш разговор, когда она мне говорит: «Слушай, ну, дети, это же столько проблем». Ну, вот такая молодая, и она говорит, это же столько проблем, сколько я из тебя нервов-то уже вымотала. А я говорю: «Слушай, вот сейчас я к себе прислушиваюсь, подожди, нет, счастья гораздо больше!».

Светлана Зайцева

— Не то чтобы даже счастья, а это для меня абсолютно безвариантный вариант. Знаете, надо говорить, а как же вот, неужели нельзя там спастись, да, вот жена там спасается чадородием, а если у неё там детей Господь не дал, что жена не спасётся? Все своим сердцем чувствуют свой путь. Мы это уже вот обсуждали. Что я как-то чувствовала, у меня были какие-то знаки от Господа, что у меня будут дети, что их будет много. У меня там в подростковом возрасте снились какие-то сны на эту тему удивительные. И я чувствовала, ощущала всегда, что это правильный, такой мой путь. Может быть, поэтому я всегда думаю, почему я не пошла в кулинарный техникум. Ну да, вот педагогическое образование, чтобы что-то понимать о них, как-то помогать себе и им. И для меня жизнь с детьми, а что значит без детей — это как без ног или без рук. То есть это настолько естественное продолжение, я не знаю, как правильно сказать, нашей любви, нашей интимной жизни. Нашей семейной жизни. Вот для меня, например, вопрос: «А хочешь ты этого ребенка, или ты, может быть, его не хочешь?» это для меня вот прям какой-то кощунственный вопрос. То есть я их вот как бы ощущала, чувствовала. Это были люди с самого начала. Вот этот момент: «Да ёлки, а он уже и вырос!» — это как раз и возникает, когда ты немножко не понимаешь, что происходит, когда ребенок рождается. А вот отец Михаил, он с молодых лет понимал! Ему говорили: «А скажи, с кем ты будешь общаться? Ты вот такой тут верующий, тебе вот с нами некогда водку пить. А с кем ты будешь общаться»? И он отвечал: «Я нарожаю детей и буду с ними тусоваться». Вот. Нарожаю. Да. И это отличная, отличная мысль. То есть если ты их воспринимаешь как «курзы мои», «мурзы мои», те, кто будут рядом с тобой, это вот хороший ход. Это помогает не уйти с головой в какую-то проблему, которая вот сейчас. Вот сейчас он грызет ногти, и ты там за это убиваешься, и ходишь, и там лечишь то нервы, то еще чего-нибудь. И ты прямо уходишь в это, и тебе прям тяжело-тяжело. Но если ты подумаешь хотя бы чуть-чуть на перспективу, что прислушиваешься к себе, то там будет больше радости! А ведь ужас-то в том, что можно вообще не слышать никакой радости. У меня же было и я тоже об этом писала. Давние были рассказы, когда моя старшая дочка выходила замуж. Я занялась старыми фотографиями. Они еще, значит, не цифровые, там, на пленках. И вдруг я понимаю, что она была красивая! И я понимаю, что мы этого не видели! Нам сказали, что она слабослышащая, вот мы бегали и спасали. Мы лечили, мы какой-то иглоукалывание. Она у нас всегда была пациент такой маленький. И я поняла, что вот этот кусок жизни мог бы быть намного радостнее и счастливее! И для нее, и для нас. Если бы нам не уперлась эта тугоухость, как краеугольный камень жизни. А человек, он может быть особенным и разособенным. Это не повод не быть счастливым, понимаешь? А мы это расцениваем именно так.

Анна Леонтьева

— Я знаю очень много людей, у которых дети совершенно не особенные, но вот счастья тоже нет.

Светлана Зайцева

— Вот почему мы говорим о счастье сейчас, потому что дети — это такой специальный гаджет, генератор счастья. Любые дети. И если это не так, значит, надо что-то чинить вообще вокруг, думать, как что-то поменять. В душе. Потому что эта радость, да, вот как выяснили, что, когда ребенок рождается, если его положить на тело матери, у нее взрыв гормональный! Начинается эйфория, вот та самая радость, от которой она забывает боль. Вот этот фокус надо проделывать над собой все время. Ты все время что-то такое рождаешь, а потом, если ты не переживешь радость, ты застрянешь в боли. Если ты там, допустим, поддашься унынию, ты просто... а они быстро вырастут, ты проворонишь кусок детской жизни. Я ни о чем так не жалею, как о том, что я унывала. Вот унывать было точно не надо.

Анна Леонтьева

— Я тебя очень понимаю.

Светлана Зайцева

— Это было впустую потраченное время.

Анна Леонтьева

— Я хотела, знаешь, тебе такой ещё непростой вопрос задать. Ты много звучишь, и я видела подкаст с твоей дочерью. Да, с моей дорогой коллегой Кирой Лаврентьевой. Вот мне безумно понравился подкаст, все дети, твоя дочь. Ну и под ним мы читаем там кучу комментариев, какие детки там. Ну и, естественно, обязательно ложка дегтя какая-нибудь в виде какого-то, как говорят, хейтера, который что-нибудь как гадость напишет. И я вижу твой ответ. Знаешь, я вспомнила мультик мой любимый, Маугли, когда Багира говорит: «Человеческий детёныш будет жить». Вот. И вот примерно такая же реакция у тебя. Вот что ты в этот момент чувствуешь, что ты должна защищать своих детёнышей?

Светлана Зайцева

— Ты знаешь, они уже не нуждаются в моей защите, слава Богу. Но мне бы не хотелось, чтобы люди...Там основная генеральная линия была, о которой мы там... в общем, там разговор был очень откровенный. Ставка была на то, что это будет просто всё честно, как есть. Это было просто предельно честно. Понимаешь?

Анна Леонтьева

— Очень круто.

Светлана Зайцева

— Ни регламента, ничего. Пускай, да, перебивают друг друга, что-то вспомнили и говорят. Пусть это будет честно. А, я вспомнила комментарий: «Все перебивают друг друга, какие-то не воспитанные».

Анна Леонтьева

— Да, да, что-то.

Светлана Зайцева

— Вот. Это была концепция, мне кажется, она была гениальная. Это была передача важна. Мне очень было интересно ее смотреть. Понимаешь? Потому что девчонки согласились. Они при этом, ты видишь, что они все такие спокойные, умиротворенные. И в них как раз нет ненависти, да?

Анна Леонтьева

— Да.

Светлана Зайцева

— И в конечном итоге каждая из них говорит. «Очень люблю маму, очень люблю братьев, очень люблю сестер». Они все на это выходят так или иначе, так легко, так естественно. И все. А больше ничего не надо. Пускай будет между нами любовь такая настоящая. А остальное, оно будет регулироваться так или иначе. И, собственно, я там вступилась, потому что я хотела сказать, что это не невоспитанность. И что мне просто неприятно это слышать. Потому что, ну что, они будут писать какие-то гадости о моей дочке, а я буду молчать, что ли? Я, конечно, отвечу.

Анна Леонтьева

— Ты всегда так защищаешь своих детей? Перед вот школой, например, вот очень часто же, не знаю, я очень часто мне приходилось защищать детей от школы, когда мы попадали не на того педагога, или вообще вот школу, которая не была близка нам.

Светлана Зайцева

— Ну, с Люсей-то была вот эта история. Она рассказала про нее? Нет? Вот я в подкасте, не помню, рассказывали она о ней.

Анна Леонтьева

— Ну расскажи.

Светлана Зайцева

— Ну она же заканчивала школу со всеми пятерками, а у них там уходила одна учительница, она как-то поссорилась с классом. И всем поставила двойки, и у нее портилась оценка. Она пришла в учительнице и сказала, вот так и так, у меня, в общем, ну как бы отличная аттестат. И я переживаю, что здесь вот у меня вот по предмету стоит двойка. И ей сказали: «Мы тебе все исправим, только не зови маму».

Анна Леонтьева

— Ну вот я и говорю: «Багира!».

Светлана Зайцева

— То есть мне всегда казалось, что я ничего особенного не делаю... И батюшка говорит мне: «Да, успокойся ты». Но у нас в школе, где они учились...Все-таки наша любимая школа в Пучково, там просто прекраснейшая школа. Я говорила, что для меня высокий уровень инклюзии обозначает то, что школа хорошая. Потому что, если школа готова принять особенных детей, значит, она готова принять любых детей. Понимаешь?

Анна Леонтьева

— Потому что все дети немножко особенные.

Светлана Зайцева

— Если педагоги готовы подстроить педагогический процесс под ребенка, который не ходит, у которого ДЦП, значит, и под ребенка, которому душно в классе, уж тем более они приспособятся. Правильно? Вот что делает инклюзия. Она не дает сделать из школы как в музыкальной табаке. Человечки, по которым стучат молоточки. Механическое всё уходит. И вот Пучково — это школа с высочайшим уровнем инклюзии. Это просто несколько приходов объединилось. И вот дети из верующих семей слепили школу для того, чтобы просто продолжить нашу жизнь. Нашу общину, скажем так. И там, конечно, единомыслие. И если возникают какие-то трудности, это, в общем, как в советском фильме, борьба хорошего с лучшим в основном. И, конечно, ни в какой другой школе я бы не решилась прийти ругаться. Серьезно. Потому что я знаю, что там никто не затаил обиды. И там все, когда я ушла, повернул спину, и все за меня помолились: «Господи, помилуй болящую работу твою».

Анна Леонтьева

— Идеально просто.

Светлана Зайцева

— Да, конечно. И там вот и духовник прекрасный. Там дети могут обучаться жестовому языку для общения с глухими. Там есть при этом на этом приходе рядом со школой дом слепоглухих, дом сопровождаемого проживания, дети могут во всё вливаться, понимаешь? Там такое совершенно гениальное место. Поэтому как я там распоясывавшись, но я, опять же, когда я туда прихожу, мне тут же какой-то бутерброд с котлетой, с компотом...Я знаю, что меня там все любят, и моих детей тоже все любят. Это не история, что я просто пришла в школу, открыла дверь ногой, я не знаю, как бы себя вела, не знаю. Это, конечно, православная школа. Такая православная школа, которая все время над собой работает. Не застывшая там какая-то форма, а вот там всё время что-то происходит, жизнь кипит.

Анна Леонтьева

— Тема вот этих счетов, которые мы с тобой подняли, которые подростки иногда тебе выставляют, тоже для меня всегда, ну для меня достаточно острая. Бывало ли, что приходилось просить прощения за что-то у детей?

Светлана Зайцева

— Ну я у них обязана просить прощения, я же ужасная мать-то, на самом деле. Я, во-первых, очень ранимый сама человек, то есть обидчивый. На меня влияют настроения. И у меня, например, была совершенно чудовищная тоже история моя личная. Когда, ну, то есть мы жили-жили-жили, я думала, что всё хорошо, все прекрасно, потом я как-то в разговоре с своей дочерью вдруг узнаю... То есть мне казалось, что я с Семеном прикрыла их от своих отрицательных эмоций по этому поводу. Оказалось, что, когда я там с ним сидела и плакала, а через стену меня слушала моя дочь. То она плакала там обо мне. И она стеснялась пойти. Она такой деликатный человек, она стеснялась пойти, или утешить меня. То есть она там сидела, плакала и молилась все ночи. Пока плакала и молилась я. Представляешь, что они получили там. И если бы, например, переигрывать все с самого начала, да, много чего бы я поменяла. И я думаю, что младшим своим детям я причиняю меньше вреда, чем первым. Моим «пилотным» проектам.

Анна Леонтьева

— Напомню, что у нас в гостях матушка Светлана Зайцева, преподаватель испанского, русского языка и литературы, мама восьмерых детей, двое из которых особенные. Сейчас мы пришли к четвертой части нашей программы. Сейчас давайте попробуем успеть что-то такое проговорить о том, о чем матушку Светлану спрашивают подписчики. Вот у меня такой вопрос. Мы уже говорили о радости. О том, что без радости просто никак человеческое существо не живёт. Без радости, да? И я помню, был такой вебинар тоже Матушки, но я не буду её сейчас рассказывать, о ней очень хорошая Матушка. Огненная. Тоже была в программе, после которой мы писали желательно 100, но как бы можно больше причин для радости. Вот я такая села, так, подсмотрю-ка я у других, потому что вот я написала там 5 каких-то основных, а где ещё 95-то взять. И я смотрю, люди пишут: «Какао на солнечной веранде». Думаю: «О, поехали, если так всё...». Вот у тебя были такие размышления вообще?

Светлана Зайцева

— А я участвовала в таком проекте, он был не православный, а там просто это вообще как бы рекламщики, что-то такое. Я брала интервью по поводу счастья, и тверже всех отвечала женщина, которая был 101 год. Такой, как бы, такой, сталинист. Ну, в общем, это был прикол, да. Там были разновозрастные группы: до 7 лет, так сказать, старшие и совсем, значит, уже пожилые старички. И это действительно, человеческое счастье — это поэзия. Ты узнаешь, например, что кто-то любит нечаянно заснуть, сидя на стуле! И ты думаешь: «Прикольно же, правда»? А кто-то любит вот наткнуть гриб на вилку и вот так вот тянуть. И чтобы вот так тянулась за ним такая сопелька. И ты как бы ты погружаешься. Это на самом деле, когда человек рассказывает о своём счастье, он им делится, да?

Анна Леонтьева

— Да-да-да-да. Ну, я, знаешь, вот тебя тут прерву. Я помню период просто ужасного горя в моей семье. Когда случилась наша трагедия, когда погиб муж. И когда мы все как бы выживали-выживали. И в какой-то момент, ну, во-первых, я в это время почему-то ужасно ухаживала за своими ногтями и волосами. Что мне вообще не свойственно, прокрашивала там все эти волосы, чтобы у меня всё было... Ну, наверное, это вот стремление, чтобы внешне было идеально, чтобы люди тебя не жалели. А ещё я помню. Ну, как бы ко мне стали возвращаться радости, и я стала им очень радоваться. Вот этот самый грибочек, да, вот этот самый кусочек бисквита на солнечной веранде. И я стала этому тоже очень радоваться, что, понимаешь, я как бы становилась полноценным человеком. И отмечала при себя вот эти маленькие вехи, что вот сегодня я обрадовалась вообще тому, что я проснулась, и так далее. Вот было у тебя такое, когда был тяжелый период, и когда надо было вот выгребать в сторону все-таки радости?

Светлана Зайцева

— Ну, давай мы... Такое, значит, проясняющее составляющее стресс — это переживание, и это не всегда наша воля. Когда нам отрезают ногу трамваем, нам больно не потому, что мы расстроились. Есть как бы объективное страдание человеческое. Почему, собственно, в русской традиции есть понятие «вопля» и «вопленицы»? Почему есть традиция «плакать», кричать по покойнику? Должен быть регламент нагревания. Мне очень мешает тема, что «вы будьте на позитиве». Да нет, спасибо. А как это получается, мое горе обесценивают? У меня случилась такая трагедия. Мой ребенок чуть не погиб, он тяжело болен. Я имею право поплакать по этому поводу. Причем у меня был такой специальный разрешающий человек, ко мне приехала моя кума и сказала, а у нее тоже было в свое время большое горе, она говорит: «Ты знаешь, а я вот тебе разрешаю, тебе хочется? Плачь! Вот просто такое, значит, разрешила.

Анна Леонтьева

— Ага, какая мудрая.

Светлана Зайцева

— Надо дать себе волю. Не надо себя корить за то, что тебе больно, горько, и твой мир стал чёрно-белым. И надо понимать, что это не постоянное состояние, а это реакция нормальная. Вот если бы ничего не изменилось, вот это было бы странно. А это нормальная реакция нервной системы! Дальше ты себя пытаешься уже как-то вытаскивать. Твоя воля в чём? Застрять в этом, да, в посыпании головы пеплом, а жизнь там понесется вперед. Или ты готов из этого потихонечку выбираться, да, сотрудничать с кем угодно. С психологами кризисных ситуаций, со священниками, которые, да. Вдруг тебе там полезло в голову, что может быть, вот зайти за эти грехи, да, вдруг тебе там полезло в голову, что, может быть, вот зайдите за эти грехи, да, пойди исповедуйся скорее, да, поработай здесь на себя. То есть у нас есть уныние — это грех. Это когда, знаешь, опять же, я вспоминала недавно, да, фильм „Формула любви“.» А что такое ипохондрия, дедушка"? «Ипохондрия, Фимка, делается на закате от глупых сомнений в завтрашним днем. Сидит человек, смотрит на солнышко и думает: «А ну как оно завтра не взойдет». Вот это вот уныние, когда ты просто вот из чего-то вдруг себя наковырял, и, значит, такой сидишь в позе такого мыслителя Родена сидишь и тоскуешь. Другое дело, когда действительно, да, меня, кстати, очень... Мне кажется очень несправедливым, когда ты говоришь, вот у меня там с ребенком случилось-то горе, а тебе говорят, а это грех уныния. Да какой же это грех уныния? Это естественная, по-моему, реакция. Горевание — это естественная реакция. А почему нет? Если мы не дадим себе наплакаться, это горе уйдет внутрь. И оно будет долгое-долгое, оно будет там тебе... все как будто ты проглотил радиоактивные отходы. В конце концов у тебя что-нибудь заболит соматическое. Пусть это выплеснется, проговорится. Почему, собственно, опять же, вот я это текст, пишу и плачу, и все читают и плачут. Ты как бы выплеснул это, и всё. И мы можем жить дальше.

Анна Леонтьева

— Эти тексты, кстати, вот они тот самый выплеск?

Светлана Зайцева

— Ну, не всегда, там есть какие-то просто всякие смешные истории. Но, в общем-то, вот то, что касается горевания, да, наверное, скорее всего. И, может быть, они получились с таким эффектом слезоточивым именно потому, что они прям сразу писались, то есть они вот оттуда прям...

Анна Леонтьева

— Ну я говорю, с глубины души.

Светлана Зайцева

— Я понимаю, что я сейчас уже... вот если бы, например... А вот вы вспомните и напишите. Я бы, наверное, не очень-то справилась. Они вот именно хороши, потому что это вот как бы по мотивам... Это то, что все сейчас любят, это нон-фикшн, отчасти, да. Какие-то рассказы... Это, ну, такая компиляция из нескольких историй, которые я слышала. Ну, так или иначе, вот, фантазия у меня плохая, обычно это какие-то реальные истории.

Анна Леонтьева

— Ну, потому что невозможно придумывать такие истории.

Светлана Зайцева

— И, знаете, ребята, я, конечно, учитель, но я сейчас больше всего я писатель. Да?

Анна Леонтьева

— Да, мы, кстати, про писателя.

Светлана Зайцева

— .. Да, почему-то мы презентуем меня... Да, мать, жена и всё на свете.

Анна Леонтьева

— Такой еще вопрос, который, может быть, успеем обсудить, матушка Светлана. Когда ты долго живешь вместе с человеком, в котором ты когда-то был, ну, супруги живут долго, когда была влюблённость, и всё, каждая черта характера была достоинством. Я помню это. И потом в процессе жизни бывает так, что то, что было достоинством, вдруг становится недостатком. Ну, не знаю, я полюбила своего мужа за спокойствие такое вот мирное, а потом мы приехали в Москву через несколько лет, и я вижу, что скорости недостаточно. Что он не берёт вот эти мои скорости, и начинаю уже как-то его пихать, дескать «давай, давай». Вот как в семье избежать вот этого вот замыливания. Чтобы вот эти вот достоинства, они также светились и не превращались в какую-то вот такую вот обыденность?

Светлана Зайцева

— А давай вот этот вопрос подключим Фёдора Михайловича, Ф.М. Достоевского. Ф.М. Сейчас как раз прям читала «Кроткую», мне там было нужно по работе. И что говорит протагонист? Что делает женская любовь? Она облагородит что угодно. Почему женщины любят плохих? Потому что в их глазах они прекрасные. И вот в этом фишка. Если ты любишь, устраивает всё. А если не любишь, не устраивает ничего. И мне вот проще, у меня такой характер, что вот уже столько времени я всегда удивляюсь, боже мой, я вот влюблена в отца Михаила, как овца, все 25 лет.

Анна Леонтьева

— Как прекрасно.

Светлана Зайцева

— Да, да. Потому что, ну, это такой вот, наверное, мой человек. Может быть, вот прям правильный прилет. Я не ошиблась, да.

Анна Леонтьева

— Я думала, ты же скажешь что-нибудь высокое, что вот увидишь там образ Божий, что вот что-нибудь такое.

Светлана Зайцева

— Нет, я как бы, вот именно у меня влюблённость, она у меня... у меня отец Михаил говорит, что его чувства ко мне более духовные, а мои к нему более плотские. Да, и они у меня не кончились, то есть вот это вот умиление, и не то, что там не образ Божий, а вообще кроме него в общем ничего вокруг не вижу. Да там не образ Божий, а вообще, кроме него, в общем, я ничего вокруг не вижу. Может быть, это его даже уже на каком-то этапе раздражает. Но у меня-то чувства такие... Я, кстати, немножко переживаю, потому что никакого роста и трансформации я не вижу. Мы, конечно, ругались, потому что у нас абсолютно такой вот темперамент. Ну, как бы мы такая итальянская семья, просто кричать там, кидаться. Ну, сейчас уже меньше, так им бы старше становиться, мы становимся мудрее. Мы понимаем, что и это мы переживали, и это мы переживали, да. Но мне кажется, что даже вот в тех вот вопросах, сейчас немножечко этого коснусь. Когда там муж верующий, жена неверующая, любовь из них большая. Вот там было. Тоже подписчики задавали такой вопрос. Любовь, она всё урегулирует. Не любовь в понимании плотском, а вот в этом, когда ты видишь человека, и ты не видишь никого, кроме него, и это человек, без которого ты не мыслишь своей жизни. Да, Лев Николаевич Толстой: «Вы спрашивали, у меня есть девушка, жениться ли мне на ней? Если возник такой вопрос, значит, не надо!». Когда ты любишь, у тебя вопроса такого не возникает. Ты просто человека любишь, и всё. И ресурс прощать, и ресурс там рожать от него. Это всё, это любовь. И вот, мне кажется, самая страшная ошибка — это начинать там вычислять. А вы знаете, вот у меня вот он неверующий, а у меня вот он какой-то не идеальный. Нет-нет-нет, в другую сторону надо двигаться, в другую. И всё возможно, если есть любовь. Всё возможно. И долго быть в браке, и быть счастливым, когда нет денег. И потом порой люди вспоминают. Ты помнишь, мы тут вспоминали, когда у нас там было 600 рублей в месяц на четверых. И так было весело, так было весело. Опять же, как бы людям скажешь, а они: «Ну, нет, это несерьёзно как-то всё». Да?

Анна Леонтьева

— Это несерьёзно.

Светлана Зайцева

— Несерьёзно. И на самом деле это вот тоже потом уже с опытом понимаешь, что то, что ты переживаешь, вот он брак! Его благословил Господь, и всё, что ты там происходит, тоже может стать радостью, и ты к этому готов. Если сохранять брак, и это так называемое «честное супружество», когда ты не предаёшь. Вот эта вот агломерация, семья — это такое соединение людей, где нет Иуда Искариотского. Ты на всех можешь положиться. И это такой маленький, не то что малая церковь, а такой малый рай на земле. И ты в этом находишься, ты такой энергичный, распахнутый. Откуда ваша энергия? Потому что она там есть, она там кипит. Вот я писала об этом, спрашивали про 25 лет брака. Если муж и жена хотят обнять друг друга, они обнимают весь мир. Весь мир улучшается, становится счастливее. А не то, что они поворачиваются друг от друга и думают, что, если я заработаю столько-то или накрашу себе какое-то место тем-то, и наши отношения наше отношение улучшится. Наоборот, все работает, наоборот. И мне проще, ну, как человеку такому, ну, экстатическому, залипающему на всем на свете, да, мне вот как раз в этом плане, может быть, кстати, сказать, то, что вот житейское у меня всю жизнь валилось из рук, может быть, это меня и спасало отчасти.

Анна Леонтьева

— Аминь, спасибо большое. Сегодня с вами Анна Леонтьева. У нас в гостях матушка Светлана Зайцева. Писатель. Мама восьмерых детей, двое из которых особенные. Преподаватель испанского, русского языка и литературы, жена протоиереи Михаила Зайцева, настоятель храма Покрова на Десне. Матушка, спасибо за такой светлый и очень пронзительный разговор. Половина истории подписчиков у нас не прошла, так что будем еще встречаться.

Светлана Зайцева

— Да, очень рада была с вами еще раз встретиться. Пишите ваши вопросы, мы с удовольствием вам ответим.

Анна Леонтьева

— Спасибо. Напомню, что книжку Светланы Зайцевой «Подорожник для разбитого сердца» можно приобрести. Это издательство «Вольный странник». Ну, думаю, что никаких проблем не будет с ее поиском. Матушка, спасибо большое. И за книжку тоже.

Светлана Зайцева

— Да. И вам тоже спасибо. И на этой литературной ноте мы прощаемся с вами. До новых встреч.

Анна Леонтьева

— Всего доброго.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Святой праведный Иоанн Кронштадтский». Александр Абросимов
• «Жизнь семьи священника». Священник Георгий Узун, Юлия Узун
• «Святитель Феофан Затворник». Священник Павел Каледа