У нас в гостях был помощник настоятеля храма Воскресения Словущего на Успенском Вражке Дмитрий Захаров.
Разговор шел о том, каким образом организованное при храме социальное служение может способствовать объединению и сближению людей прихода, и почему это важно. Наш гость поделился, как он начал осуществлять различные инициативы помощи нуждающимся, и как это стало главным делом его жизни.
Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
Т. Ларсен
— Здравствуйте, друзья. Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА. Я — Тутта Ларсен.
В. Рулинский
— Я — пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский. Мы говорим с людьми, которые вдохновляются и вдохновляют других на служение милосердия по евангельскому слову Спасителя. И сегодня у нас в гостях Дмитрий Захаров — помощник настоятеля по социальной работе храма Воскресения Словущего на Успенском Вражке города Москвы. Дмитрий, добрый день.
Д. Захаров
— Добрый день.
В. Рулинский
— Я Дмитрия пригласил не случайно. Он на самом деле не только помощник настоятеля по социальной работе, но и ведущий достаточно популярного Telegram-канала «Изолента live».
Д. Захаров
— Информационного канала «Изолента live» — наверное, так я бы сказал.
В. Рулинский
— Да, информационного, потому что много где присутствует Дмитрий, у него есть регулярно выходящая каждую неделю программа получасовая про социальное служение Церкви.
Д. Захаров
— Да, это была еженедельная программа на час. Это не про социальное служение Церкви, это просто... знаете, это такая же программа, как и ваша. Но наша программа вышла раньше. И мне кажется, кто-то у кого-то подсмотрел.
В. Рулинский
— Конкуренция.
Д. Захаров
— С другой стороны, в информационном мире так всё и происходит. А с третьей стороны, наша программа сейчас на паузе, потому что у нас сократилось вещание, к сожалению. Но мы думаем о том, чтобы сделать что-то новое, потому что моё мнение, что про людей, которые занимаются добрыми делами, нужно рассказывать. Без этого рассказа никакое доброе дело не работает.
В. Рулинский
— Ну, мы об этом поговорим — о твоём радийном таком, и не только, по-моему, и телевизионном ещё опыте. Я хотел бы на самом деле такой вот важный, как мне кажется, факт обозначить: храм, который Дмитрий представляет, и та активность социальная, которую Дмитрий там с Божьей помощью и благодаря отцу настоятелю развил, это, конечно, во многом пример, как вообще должно быть построено приходское социальное служение. Какое оно активное, какое оно вовлекающее внешних людей, насколько это яркие дела, интересные проект. И про это очень хотелось бы узнать. Потому что мы иногда часто вот говорим, что есть проект какой-то важный, он занимается какой-то важной проблематикой, помогает конкретным людям. Но часто он оторван от приходской деятельности. А Церковь и церковно-социальное служение, наверное, большей частью должно произрастать из приходской социальной деятельности. Ты с этим согласен?
Д. Захаров
— Я бы сказал, что дело вот в чём: в приходской деятельности, в том, что мы делаем на приходе, мы преследуем несколько задач. То есть у меня как у помощника настоятеля по социальной работе есть несколько задач, я их вижу следующим образом.
Т. Ларсен
— А тебе эти задачи настоятель ставит, или ты сам их себе определяешь?
Д. Захаров
— Это хороший вопрос.
В. Рулинский
— Творческий синтез?
Д. Захаров
— Да, спасибо, Василий. Конечно, мне ставит задачи настоятель. Я пришёл в храм работать семь лет назад, в храм в Брюсовом переулке я хожу ещё больше. Давайте, наверное, начнём с того, как я там оказался. Я ходил-ходил в храм, ни о чём не думал, хотя, если немножко покопаться в прошлом, наверное, у меня было обращение к Богу, что я хочу вот этим заниматься, я хочу помогать с добрыми делами, но оно как-то повисло...
В. Рулинский
— А вначале было обращение к Богу? Или вместе прям?
Д. Захаров
— Нет, вначале. Всегда должен быть какой-то временной лаг. То есть вот: Господи, помоги мне, пожалуйста, с чем-то. Это же не сразу вот так приходит — по крайней мере, у меня опыт такой. Это проходит потом через некоторое время, но ты понимаешь что: а, так это вон то вот было на самом деле. Ну вот, и в какой-то момент ко мне подошёл мой нынешний шеф, протоиерей Николай Балашов, и говорит: «Дмитрий, давайте поговорим. Не хотите ли вы попробовать себя в социальной деятельности?»
Т. Ларсен
— А почему именно к тебе?
Д. Захаров
— Не знаю, я у него не спрашивал. И, наверное, я не буду спрашивать. Хотя, знаете, наверное, я запомнился тем, что я участвовал тоже в приходской жизни. У нас, когда начиналась воскресная школа, я как родитель приходил, какие-то давал замечания, наверное, может быть, советы, что сделать, пожелания. И отец Николай предложил, а я такой: социальная деятельность? — да ну, какой-то социальный работник, это что такое вообще?
В. Рулинский
— Не вдохновился?
Д. Захаров
— Наверное, это не то, к чему меня жизнь готовила.
Т. Ларсен
— Не подвиг.
Д. Захаров
— Да. Но я не отказался, я сказал, что надо подумать. Я подумал пару дней, потом подумал, что если как-то меня Господь к этому подталкивает, наверное, стоит попробовать. Я пришёл и говорю: хорошо, давайте я попробую. Но вот я семь лет пробую, и в принципе, это оказалось очень интересное дело, интересное занятие, интересное служение, интересная работа, которая мне так жизнь с разных сторон раскрыла.
В. Рулинский
— А что собой представляет это служение? Ну вот давай как-то попытаемся это визуализировать, чтобы понять.
Д. Захаров
— Я сейчас прямо ощутил, что сейчас должен начать презентацию приходской службы помощи.
Т. Ларсен
— Просто интересно. Мне кажется, что ведь этих сфер социального служения огромное количество. Просто реально интересно, как люди выбирают свою нишу, как определяют, в чём они будут максимально эффективны.
Д. Захаров
— Я рассуждал следующим образом: зачем я всё это делаю? Я это делаю, во-первых, для того, чтобы порадовать Бога. То есть мне кажется, Господь всех нас создал для того, чтобы мы Его радовали.
В. Рулинский
— Это очень интересная мысль.
Д. Захаров
— И этот смысл как-то мне наполняет всю мою деятельность — это раз. А во-вторых, мне нужно, даже мне как просто Дмитрию Захарову, не как приходскому сотруднику, мне важно исполнить, опять же, завет нашего Бога. Он простой: накорми голодного, одень нагого, посети человека в темнице — в общем, как-то помоги ближнему. Этим способом я этот завет исполняю. Пониже опустимся: вот есть такое понятие как приход, как приходская община. Это разные люди, которые пришли к Богу помолиться. Вот все они вокруг Чаши объединились. Но вообще хорошо бы сделать так, чтобы как-то этих людей вместе сплотить.
Т. Ларсен
— Чтобы они и за дверьми храма как-то общались, да?
Д. Захаров
— Чтобы как-то вот организовалось та самая приходская община. Потому что, как бывает — я так сам ходил в храм — я пришёл, помолился, в лучшем случае причастился, к примеру, и всё, домой приехал, поспал — Литургия рано — в понедельник пошёл работать. И опять воскресный день, в лучшем случае, и опять то же самое всё. Какой я член общины? Да никакой, наверное, на самом деле. Да, я как-то вот вижу людей, я в другой храм ходил, там очень известные люди, они сейчас выполняют ответственные задачи в руководстве нашего государства, в правительстве. Но мы же не приход. А вот в Брюсовом переулке мы стали работать как раз над тем, чтобы из людей собрать общину. Что лучше собирает, что работает на сплочение? Это какая-то совместная деятельность. Ну, наверное, можно сказать, что ничего не сближает людей так, как совместное мытьё унитаза у какой-нибудь бабушки. У нас был был случай, у нас была прихожанка, очень давнишняя, она сейчас уже скончалась. Квартиру свою она запустила, такое бывает у одиноких людей, и нам нужно было приехать к ней убраться. То есть мы собрали прихожан, и вот метаморфоза и какое-то изменение человека. То есть мы в квартиру зашли как-то по отдельности, а потом, когда мы 6-7 часов всё это приводили в порядок, конечно, вышли таким сплочённым коллективом.
И так оно и работает. То есть мы говорим, что мы едем помогать бездомным. Собрались, поехали, помогли — раз команда съездила, два. Вернее, не так: съездили отдельные прихожане, вернулись уже командой. У нас региональный проект в городе Кашин. Мы, пока в Кашин доехали, три часа в машине поговорили, пока там все добрые дела сделали, обратно вернулись — вот всё оно собралось. То есть, получается, с одной стороны, мы помогаем людям. С другой стороны, мы делаем общину сильнее. Это, в принципе, мне кажется, такие две равновесные задачи. То есть для меня как приходского сотрудника важно и людям помочь — это вот то, что я делаю, это моя обязанность прямая. Вторая моя обязанность — это сделать так, чтобы из разных людей собрать общину прихода через добрые дела.
В. Рулинский
— Дима, вот ты получил, можно сказать, благословение, согласился: вот давай делай. А у тебя же опыта как такового — вряд ли он серьёзный был, ты же не заканчивал ГСУ по социальной работе, ты, наверно, не был волонтёром какого-нибудь благотворительного фонда долго. Хотя, не знаю, может быть, и был.
Д. Захаров
— Был опыт волонтёрской деятельности — он небольшой.
В. Рулинский
— Ну да, и вот надо начинать, но страшно, непонятно, с чего начинать.
Т. Ларсен
— Да, вот мы будем кормить бездомных: чем кормить, где кормить, как кормить, как это всё организовать так, чтобы они пришли, поели, не передрались или вас там без штанов не оставили и так далее?
Д. Захаров
— Несколько месяцев назад в Твери было одно такое церковное собрание как раз по поводу добрых дел. И там я рассказывал следующую историю, то есть с чего начать добровольческую деятельность. До того, как я стал работать в храме, мы в том же храме пытались собрать молодёжное движение. Значит, собрались такие седобородые люди, восемь человек, причём такие люди, наверное, не обременённые какими то навыками и, наоборот, обременённые жизненными проблемами. Думали: давайте что-то делать, что лучше всего? Лучше всех напоить после Литургии чаем с пирожками. Что нужно сделать нужно? Нужен чай, нужен чайник, нужно всё — ну давайте мы будем покупать чайник. И всё — и все разошлись покупать чайник. У этого денег нет, у этого ещё чего-то нет, у этого времени нет, и всё — и чайник мы так и не купили. А потом, когда через несколько лет я уже в статусе помощника настоятеля тоже организовывал добровольческое движение, я это вспомнил. Я понял, что надо взять и просто купить чайник. Мы купили чайник, мы купили пирожки, и когда мы уже обращались к людям, мы говорили: слушайте, у нас есть чайник, у нас есть вода, у нас есть пирожки, у нас стол есть, вы придите и просто это всё соберите. И вот так это работает. Поэтому с чего надо начать? Ну, купить чайник, и тогда вот оно всё... другой вопрос, что потом чайник надо поменять. А иногда бывает так, что ресурсы, даже не иногда бывает, а всегда так бывает, что ресурсы начинают заканчиваться, они пропадают. И тут отдельное внимание нужно выделять тому, где их брать. Такая история в ковид была. Потому что до ковида у нас всё было хорошо, всё устойчиво, а в ковид храмы закрылись, и вот эта ресурсная база сразу опустилась. А тут сработала информационная история. То есть это вот про то, что нужен рассказ про добрые дела. Если есть рассказ, то люди знают, что ты делаешь, и когда у тебя какие-то проблемы, они к тебе приходят и помогают.
В. Рулинский
— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы говорим с помощником настоятеля по социальной работе в храме Воскресения Словущего на Успенском Вражке Дмитрием Захаровым. Дмитрий, вот есть люди, вполне себя считающие воцерковлёнными, они ходят, причащаются, исповедуются, они иногда даже десятилетиями ходят в храм, у них духовник, у них всё замечательно. При этом у них отношение к социальной работе... я так скажу, что достаточно нередкие случаи, когда достаточно прохладное такое отношение. Они так вот в целом как-то относятся к этому как к протестантскому нововведению. Что бы ты сказал этим людям — зачем вообще православным-то помогать?
Д. Захаров
— Я бы сказал, что вот помрёте и узнаете, зачем. Но, с другой стороны, сейчас у них такое мнение — вот они думают, что это совсем всё не нужно. Это не значит, что через пять минут, может быть, через день это всё поменяется. Потому что, смотрите, на практике за последние три-четыре года было же несколько моментов подъёма вот такого добровольчества в обществе. То есть первый, например, с ковидом. Хорошо, что мы в ковид уже пришли подготовленные. Как раз вот эта наша приходская служба помощи, наша команда добровольцев, которая и бабушкам помогала... то есть мы сделали какой-то задел вот в этом в спокойном времени, который, когда наступила война с ковидом, мы смогли реализовать, и был подъём в обществе. То есть большая часть вот этих людей, которые рассуждали, например, как ты сказал, мне кажется, в тот момент у них что-то щёлкнуло: да, ой, надо помогать. Человек говорит, что хочет помогать. И он знает, что вот здесь можно эту потребность реализовать. С ковидом был подъём, потом немножко он поутих, потом тоже разный был, как бы охладели все вначале к одному виду помощи, потом подорвались на другой вид помощи. Я к чему? — меняется взгляд человека вообще. И если сейчас есть люди, которые считают, что социальная деятельность — это что-то такое там не нужное, это не значит, что у них не поменяется эта точка зрения через некоторое время.
В. Рулинский
— Я вот для себя, например, всегда думаю о том, что, если человек воцерковлённый, он, наверное, знает Евангелие. Он, наверное, знает, что есть две главных заповеди — о любви к Богу и о любви к ближнему. И Христос, когда говорит про это Своим ученикам, говорит, что эти заповеди равнозначны. Просто по порядку: первая — о любви к Богу, и о любви к ближнему — как некое такое дополнение, следствие, но обе важны. И для меня больше доказательств и аргументов вообще не нужно. Я для себя, например, не могу понять, почему это не работает иногда.
Т. Ларсен
— Да иногда просто времени элементарно не хватает. Я вот слушала твоё интервью — у нас же здесь, на Радио ВЕРА. И ты сказал, что сейчас социальная деятельность занимает у тебя всё рабочее время. Ну, а у кого есть такая роскошь? Не у всех есть роскошь всё рабочее время тратить на дела милосердия.
В. Рулинский
— Наверное. Но всё-таки мы же не в XIX веке, когда 12-14 часовой рабочий день и выходной — едва половину воскресенья. Сейчас всё-таки чуть больше времени у людей.
Д. Захаров
— Но тут разница есть. То есть, да, у меня социальная деятельность — это сейчас большая часть моей жизни, но я работаю в Церкви, я получаю за это деньги. А мы же говорим про добровольцев. Добровольчество — это такая тонкая материя. То есть плохо, например, если придёт ко мне некий человек, скажет, что хочет что-то делать. И в процессе этого делания он забьёт на семью, забьёт на родственников, забьёт на детей, вообще забьёт на всё и будет только заниматься добрыми делами — тут какой-то перекос есть. Моя задача как человека, который организовывает вот это социальное дело, сделать так, чтобы доброволец мог комфортно в этом участвовать, чтобы у него оставалось время ещё на всё остальное, а вот в свободное время он мог сделать доброе дело. Причём чтобы он нашёл дело себе по своему жизненному складу, по складу характера. Например, с бездомными — кому-то страшно подойти к бездомному. Мы уличной помощью занимаемся — чувство брезгливости, разные люди, плохо пахнут, наверное, с каким-то большим набором болезней заразных, ругаются, агрессивно настроены — с ними нужен, наверное, определённый склад души, чтобы работать. А кто-то не может приготовить еду, например. И одни готовят суп, другие занимаются социальной работой на улице, и все вместе мы затыкаем вот эту дыру людского горя. То есть моя задача как организатора предложить человеку возможность свою потребность помощи ближнему реализовать. Если он не хочет сделать что-то одно, мне ему надо предложить что-то другое, и тогда всё оно устойчивое, всё работает.
Более того, я должен сделать всё так, что я понимаю: доброволец в любой момент может отвалиться. Ну, к примеру: ходит одинокая девушка, участвует в добрых делах, вот ходит, ходит, ходит. Вышла замуж. Потому что лучший способ проверить отношения, будущего супруга — вот как раз то самое мытьё сантехники где-то у бабушки: потянет он или не потянет? Проверила — стоящий человек, всё, они поженились и ушли из добровольцев. Но это же нормально, что они ушли из добровольцев, что они стали строить семью. У мужа, наверное, больше работы стало, ей, наверное, тоже хорошо работать, потом — дети. И им ещё и бездомным помогать? — нет. И я должен всё так организовать, что даже если они выпадут, во-первых, чтобы они не почувствовали, что они плохие, что они ушли, но чтобы они захотели вернуться. И когда у них время есть, то они вернулись. И, может быть, они стали не эту тарелку супа бездомным давать, а помогать как-то нам по-другому. Может быть, информационно работать, дистанционно, в конце концов финансово, ещё как-то. И из всех этих разных нитей надо сплести большой ковёр, и это очень интересно.
Т. Ларсен
— Мне очень интересна тема объединения прихода. Потому что, мне кажется, это вообще самая больная на самом деле проблема современной городской церкви, современного городского храма. С одной стороны, у нас есть какие-то просто удивительные храмы с харизматичными отцами, вокруг которых собираются люди и просто автоматически объединяются в сообщество. Но всё-таки в большей степени вот так всё происходит, как ты описывал: люди приходят, какие-то свои духовные вопросы решают, причащаются...
В. Рулинский
— И чай даже не могут купить.
Д. Захаров
— Но мы же потом купили.
Т. Ларсен
— И даже кофе вместе не попьют после службы с пирожками. И что, вообще, первично: сначала община, а потом добрые дела? Или вот, как ты говоришь, что совместное делание добрых дел и общину создаёт.
Д. Захаров
— Есть ответ у меня, но он не поможет. То есть первичен, конечно, Христос, то есть все приходят в храм ко Христу.
В. Рулинский
— Как «не поможет»? Очень даже поможет.
Д. Захаров
— Нет, Он поможет — ответ не поможет. Христос сто процентов поможет, иначе бы я всё это не делал. Тут же тоже риск есть, что собирать вот эту общину, собирать какую-то группу, какую-то собирать, даже так немножко пожёстче скажу, партию вокруг конкретной какой-то личности — священника, мирянина, ещё кого-то...
Т. Ларсен
— Как правило, так и есть.
Д. Захаров
— Но мне кажется, что всё-таки некоторые риски есть, потому что люди собираются вокруг Христа. И следующая сложность в том, что люди же разные приходят в храм, и это же не какая-то партия. Приходят люди и одной политической направленности, и другой политической направленности, и это вообще не про это — это какой-то более высокий слой. И нам нужно взять и найти что-то общее, чтобы их соединить — это сложная задача. Первично всё-таки, да, что люди приходят в храм ко Христу, всех собирает Чаша. А дальше мы делаем что-то, что может быть людям ещё интересно, помимо этого. Другой разговор, что аудитория тоже, наверное, колется на разные вещи. Потому что большую часть, наверное, в добровольчестве проводят всё-таки люди одинокие. Потому что если у тебя семья, то ты после службы поехал к семье, или ты вместе с женой пришёл, вы потом домой поехали, и всё — вы из этого всего выпали. Но тем не менее какие-то «активности» (какое-то слово дурацкое), какие-то дела после службы всех и собирают. То есть, чем я занимаюсь? Это приходская служба помощи — раз, то есть это именно как раз добрые дела. Это вот кто-то пришёл в храм, попросил помочь — вот мы помогаем. Разные виды деятельности: бездомные, региональный проект — но всё это социальная деятельность. Помимо этого, большой такой куст — это приходские мероприятия. То есть каждое воскресенье после службы у нас какое-то мероприятие — это после чая уже.
В. Рулинский
— Которые друг от друга отличаются, всегда разные.
Т. Ларсен
— Культурные?
Д. Захаров
— По большей части — да. Потому что у нас, во-первых, храм такой специфичный.
Т. Ларсен
— Артистичный.
В. Рулинский
— Ну, надо описать место — это практически за мэрией Москвы, возле Тверской.
Д. Захаров
— Я бы не привязывал к мэрии Москвы. Это между, например, Домом работников Большого театра и Домом композиторов.
В. Рулинский
— Я думаю, для большинства радиослушателей мэрия Москвы более понятный ориентир, дорогой Дмитрий.
Т. Ларсен
— Подожди, там же ещё и несколько театров вокруг.
Д. Захаров
— Там и мэрия рядом, там, в конце концов, и Кремль тоже совсем недалеко. В общем, я к чему? То есть у нас есть концерты, мы проводим музыкальные концерты, мы следим за очень таким высоким уровнем. Нам планку нельзя снижать, потому что какие-то старые прихожане сразу скажут: что это вы там сделали?
Т. Ларсен
— В конце концов, консерватория тоже рядом.
Д. Захаров
— Консерватории рядом. Потом, у нас есть приходской киноклуб. Мой товарищ, наш прихожанин, человек, который снял «Ликвидацию», он организовал приходской киноклуб с просмотром фильмов и потом дальнейшим их обсуждением.
В. Рулинский
— Дмитрий, мне кажется, далеко не каждый приход может похвастать таким.
Д. Захаров
— Ну, конечно, один из лучших Москвы. Вот, например, приход в Брюсовом переулке — это мы — вот у нас получается похвастаться. Киноклуб, встречи с разными интересными людьми. Вот надо вас, конечно, позвать — это два воскресенья можно закрыть.
В. Рулинский
— Мы готовы.
Д. Захаров
— С ковида мы стали пробовать такой формат, потому что всё ушло в онлайн, и мы организовали чай с настоятелям. То есть это был ежевоскресный разговор на два часа в Zoom, где присутствовал отец Николай, и вот как раз обсуждение разных вопросов — вообще всех. Мы это всё делали не под запись, мы это делали, в общем, в такой свободной форме.
В. Рулинский
— Доверительная такая беседа.
Д. Захаров
— Да, доверительная. И после ковида мы решили сохранить этот формат. И у нас с осени, наверное, будут раз в два месяца встречи с настоятелем, тоже с ответами на вопросы. Кроме этого у нас образовательные курсы, библейские курсы — это вторник, четверг, воскресенье. Причём они разные по направленности, разные по стилистике. Одна группа больше такая академическая, с лекциями. Другая группа другого формата, где взаимодействие преподавателя со слушателями более такое живое. У нас ещё молодёжное движение большое. До лета у нас было спортивное движение, сейчас мы его будем как-то перезапускать, если получится — не знаю, посмотрим. То есть я к чему? Есть куча разных активностей, вот как была куча разных добрых дел, где человек может себя применить, так и тут: много всего разного, где человек может тоже что-то получить. Это и образование, новые знания, это и общение... а вот ещё: мой коллега, отец Димитрий Богута, который занимается молодёжным движением, он, например, организовал что-то типа школы живописи, то есть может каждый прийти и попробовать что-то нарисовать. И, конечно, это всё для участников бесплатно. То есть вы хотите научиться рисовать? — приходите, мы научим. Вы хотите прокачать свои знания в Писании? — пожалуйста, у нас есть. Вам не нравится академический стиль преподавания? у нас есть другое. Вы хотите про кино пообсуждать? — пожалуйста. Вот практически всё.
Т. Ларсен
— Идеальная картина просто.
В. Рулинский
— Да, здорово. Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы говорим с помощником настоятеля по социальной работе храма Воскресения Словущего на Успенском Вражке города Москвы Дмитрием Захаровым. Вернёмся после короткой паузы.
Т. Ларсен
— Вы слушаете проект «Делатели» на Радио ВЕРА. Я — Тутта Ларсен.
В. Рулинский
— Я — Василий Рулинский. У нас в гостях Дмитрий Захаров, помощник настоятеля по социальной работе храма Воскресения Словущего на Успенском Вражке города Москвы. Дмитрий, мы поговорили в первой части программы о том, как начинался путь непосредственно в храме. Как ты стал заниматься вот этим всем социальным служением замечательным, уже семь лет. Но был путь до этого, и, как я понимаю, ничто не предвещало, да?
Д. Захаров
— Ничего не предвещало. Тут, наверное, интересно будет рассказать вообще, как я покрестился.
Т. Ларсен
— Это в сознательном возрасте произошло?
Д. Захаров
— В 10 лет уже сознание как присутствует?
В. Рулинский
— Нормально присутствует, отлично.
Д. Захаров
— 1976-86 год — это первые послабления. Я ездил к бабушке через метро «Сокол», где есть Всехсвятская церковь, которая так же, как наш храм, никогда не закрывалась Божией милостью. И постоянно мы ездили, и в какой-то момент бабушка мне говорит, что надо меня покрестить. Десять лет мальчику, пионеру. Пионер говорит, что я туда не пойду креститься, они там вообще вино пьют — я видел, я алкоголиком быть не хочу. Не пойду и всё, ни в какую. Но как-то бабушка с подружкой тётей Катей, которая, кстати, крёстная была, меня как-то уломали в конце концов, нашли подход. Я не помню, какие аргументы были, но по факту, да, меня покрестили. Это было такое большое крещение. Как я понимаю, в те времена крестили по сто человек одновременно. Шеф мне как-то говорил, что в Череповце было какое-то крещение чуть ли ни несколько сотен человек — я могу напутать, но вот это тогда было. Меня покрестили, и всё — на этом всё как бы и закончилось. Потом был первый, наверное, какой-то этап воцерковления. Я на первых курсах института спортом занимался. У меня тренер был как раз мало того, что человек военный, полковник, он ещё был человек верующий. И он в какой-то момент директивно так и сказал, что, значит, как бы ты, ты и Захаров — в воскресенье в храм. Храм был отца Димитрия Смирнова — Рождества Богородицы, на «Динамо». Там тоже такая была интересная община. И вот в таком директивном порядке я туда стал ходить.
В. Рулинский
— Но как-то молодой человек — не было протеста?
Д. Захаров
— Ну как поспоришь с вторым даном по каратэ, полковником Генерального штаба и вообще авторитетным в том время для меня человеком?
В. Рулинский
— То есть просто из чувства уважения к человеку, да?
Д. Захаров
— Да, то есть, наверное, уважение для того, чтобы пойти. Но то, что я там увидел, конечно, очень меня впечатлило. Во-первых, меня очень тронуло церковное пение. У отца Димитрия тогда хор был... это, знаете, как послы князя Владимира в Константинополе: непонятно, где я был — на небесах или ещё где-то. Это меня очень впечатлило. Плюс мы участвовали в добром деле. Есть такой храм, если не ошибаюсь, Георгия Победоносца в Лубянском проезде, и тогда его только передали Церкви. И там надо было разобрать какие-то завалы, потому что в нём была, якобы, фабрика КГБ по производству обуви. Это когда каблуки на носу делаются — там даже такое находили. Вот это надо было всё разобрать. А мы, молодые, спортивные и, в общем, тогда ещё очень такие сильные и бодрые, приезжали и всё там разбирали, всё делали. Я походил, наверное, в храм полгода, может быть больше, и потом как-то всё заглохло, но какой-то задел всё равно был. Следующий этап воцерковления уже был после 30 лет. Мне надо было посоветоваться по поводу моего друга одного. Я приехал в храм села Уборы. И прежде, чем к батюшке подойти, я понял, что я на Литургию приехал — надо как-то помолиться. Я Литургию отмолился, потом с батюшкой поговорил, вопрос этот мы как-то не решили, но я стал туда ходить. Я стал ходить туда, потом как-то жизнь поменялась, уже туда ездить не мог, и так я оказался в Брюсовом переулке.
В. Рулинский
— Но профессионально — это был какой-то бизнес?
Д. Захаров
— Да, конечно, это была коммерческая деятельность, она никоим образом с социальной не пересекалась.
Т. Ларсен
— Просто интересно: наверное, для среднестатистического такого мужчины в современном мире быть социальным работником... даже не социальный работник, а помощник.
Д. Захаров
— Подождите, это другая совсем разница, то есть одно дело социальный работник, а другое — помощник настоятеля по социальной деятельности.
В. Рулинский
— Тем более у отца Николая Балашова — советника Патриарха. То есть ты помощник советника Патриарха — можно и так сказать?
Д. Захаров
— Нет, всё-таки я бы так говорить не стал.
Т. Ларсен
— Скажем, словом «карьера» это довольно сложно назвать.
Д. Захаров
— Да, это конечно, так оно и есть.
Т. Ларсен
— А тебя поняли близкие? Не говорили: ну что же ты не состоялся?
Д. Захаров
— Были, конечно, такие разговоры, что чем я там занимаюсь вообще, что это такое? Потому что, конечно, глядя в лицо правде, тот человек, который занимается социальной деятельностью в Церкви, должен иметь вторую работу. Потому что вот на эти доходы... оно так одно с другим как-то не работает, увы. Несколько лет назад было какое-то собрание в ПСТГУ, тоже по социальной деятельности. И обсуждался портрет человека, который занимается социальной деятельностью в Церкви. И вот по тому, что коллеги обсуждали, я потом сказал, что, судя по тому, что они говорили, у этого человека должен быть или богатый муж, или богатая жена. И тогда вот весь пазл как бы складывается.
В. Рулинский
— Просто в Церкви мало платят — да, по этой причине?
Д. Захаров
— Наверное, можно сказать и так. Просто это работа, которая занимает всё время, и она материально не компенсируется. Она, конечно, компенсируется другими делами, но...
В. Рулинский
— Такого самоотречения требует.
Д. Захаров
— Да, разумеется. Но если у тебя есть семья, если у тебя есть дети, то, конечно, задача мужчины — их обеспечивать. Тут получается, что нужно как бы также опять формировать своё рабочее время, чтоб выкраивать время на другую работу, которая тебе тоже приносит деньги.
Т. Ларсен
— Да, твоя ситуация ещё ничего себе. Потому что у меня, например, сестра моя жила в Австралии. У них на Западе вообще широко распространена практика, когда священник имеет вторую работу. Потому что вот он пришёл в воскресенье, отпер двери послужил и ушёл опять каким-нибудь клерком сидеть в банке.
В. Рулинский
— И это не только в Австралии. Это действительно по всему миру Западному. В общем, везде, по всему миру у нас православные батюшки, наверное, в большинстве случаев где-то подрабатывают, потому что приход просто не может содержать. Сами все достаточно бедные, не могут большое количество пожертвований делать.
Д. Захаров
— Я к тому, что это сложная тема, очень сложный материал.
Т. Ларсен
— Ну а что тебя держит там тогда? Ты говоришь, что есть другие вещи, которые компенсируют.
Д. Захаров
— Во-первых, я хочу порадовать Бога. Во-вторых, я хочу исполнить завет Бога. Это как раз вот Василий сказал про Евангелие, чуть глубже копнуть — это притча о Страшном суде. Там, кстати, не спрашивается, кто сколько молился, как часто ходил в церковь. Там всё просто: накормить, обуть, утешить, посетить — вот всё. И, может быть, это мой какой-то здоровый эгоизм, но я хочу спасти свою душу. У меня есть инструкция от Бога.
В. Рулинский
— Инструкция, причём очень короткая, и там только про это сказано.
Д. Захаров
— И всё, давайте это делать. И мало того, что я делаю это сам, ещё и помогаю людям. То есть что я делаю? Служба помощи — это что? Это же не Дмитрий Захаров — помощник и так далее. Служба помощи — это люди. Люди, которые взяли и пришли, и им важно вот частичку себя отдать какому-то человеку в беде, своему ближнему. И моя задача — помочь им помочь другим. И вот это всё меня, конечно, поддерживает. У меня тут разговор был несколько дней назад — мне кажется, я люблю людей.
Т. Ларсен
— Это очень самонадеянно, ха-ха.
Д. Захаров
— Без этого у меня ничего бы не работало, потому что мне интересно с человеком общаться, мне интересно с ним разговаривать, мне интересно в нём попробовать разглядеть тот самый образ Христов, который, несомненно, моё глубокое убеждение, в каждом человеке есть. Какой бы он ни был: вонючий, пьяный, врёт, ещё что-то нехорошее делает — вот за ним есть человек. И вот мне как-то интересно повзаимодействовать с ним и это постараться разглядеть. Это тоже меня поддерживает.
В. Рулинский
— А всё-таки не тянет в какие-то, может быть, особые периоды вернуться в светскую такую деятельность, не знаю, на вторую работу?
Д. Захаров
— Конечно, тянет. Но я понимаю, что я не могу бросить вот это.
Т. Ларсен
— Но у тебя есть «Изолента». Это, в принципе, тоже такая, наверное, отдушина.
Д. Захаров
— Да, это как бы часть, которая занимает моё рабочее время. Но за эти семь лет было несколько предложений таких коммерческих, причём очень таких весомых, явно больше, чем церковная зарплата. Я от них отказался, потому что я не хочу бросить то, что я здесь делаю.
Т. Ларсен
— А давай ещё немножечко поподробнее расскажешь про то, какой именно социальной деятельностью вы занимаетесь? Я так поняла, что это помощь бездомным. Но интересно ты сказал, что со временем меняется род социальной деятельности, который востребован? Как вот за эти годы, вообще, скажем так, этот портфель твоего милосердия — чем, какими он наполняется продуктами?
Д. Захаров
— Я бы добавил про портфель милосердия, что вот у нас есть бутик добрых дел.
В. Рулинский
— Достойный ответ на портфель милосердия.
Д. Захаров
— Приходят люди разные, говорят, что хотят сделать доброе дело. Мы их спрашиваем: а что вы хотите? Пока не забуду — по поводу, как меняется со временем — потом про портфель расскажу подробнее. Мне кажется, меняется фокус внимания. То есть вот ковид: все дома, есть какие-то разные несчастные люди, которые не могут купить продукты. И вообще это какой-то момент истины, требующий какого-то героизма. То есть вот можно же что-то делать. Я вот прям вспоминаю: пустая Москва, я по Тверской еду на машине по каким-то делам, то есть когда абсолютно безлюдный город. И я нужен вот тем людям, к которым я приеду. Это вот какой-то геройский поступок, вообще, он так сильно поддерживал. То есть фокус внимания общества, в ковид один, потом фокус внимания на помощь пострадавшим, прям вот вообще очень мощный. Это беженцы, пострадавшие от войны. Этот до, собственно говоря, ещё было 24 февраля. Потом — где-то май, начало лета это тоже как-то вот затухает, начинается большой фокус на помощь военным. Потом мобилизация, помощь мобилизованным. Сейчас там дальше ещё что-то получится.
То есть всё равно как бы такая волновая история. Но, война с ковидом, война не с ковидом — бездомные никуда не делись, многодетные никуда не делись, несчастные люди в регионах никуда не делись. То есть фокус внимания общества как-то меняется, но все остальные остаются. Чем занимается приходская служба? Помните, про этих самых людей, которые хотят помогать? То есть первое — это работа с теми, кто пришёл в храм и сказал «помогите». Тут тоже как бы интересная история, потому что раньше официальным языком, таким социальным, это «работа со случаем». Потом мне шеф несколько раз говорил: слушай, какой «случай»? И я такой понимаю, что, слушайте, мы же не со случаем работаем, мы работаем с человеком. Даже не то что работаем, то есть мы взаимодействуем, к нам пришёл человек, а не случай совсем. Вот какой-то Вася, Дима, Татьяна — вот мы пытаемся ему помочь. Работа с людьми, которые в беде. Потом — это вещевой и продуктовый склад, но это как бы стандартная история, она вообще везде есть, потому что люди жертвуют вещи, продукты.
В. Рулинский
— Мы посчитали — у нас только крупных таких 260 на территории России.
Д. Захаров
— Мне кажется, даже ещё больше.
В. Рулинский
— Больше, потому что есть непосчитанные приходские.
Д. Захаров
— Да, сто процентов. Мы тут ничем не отличаемся. То есть вот Василий Васильевич лестно говорит, что вот у нас там такая деятельность. Мы одни из — есть куча всяких приходов, других организаций, которые делают намного всё круче и ярче, сто процентов. Работа с людьми, которые в беде, продуктовый и вещевой склад, уличная помощь бездомным — это мы выезжаем на одну точку в Москве два раза в неделю, раздаём людям еду и пытаемся вести какую-то уличную социальную работу. Чтобы это не было просто вот такой бездумной раздачей тарелок с горячим супом. У нас есть региональный проект в городе Кашин. Там тоже такая интересная история. Во-первых, Анна Кашинская нам близка — у нас икона есть. И лет, наверное, восемь или девять назад была большая поездка в Кашин за частичкой мощей. А потом один из прихожан нашего храма, Александр Булдаков, он уже умер, к сожалению, он в инициативном порядке там оказывал помощь. То есть они собирались как раз волонтёрской командой, привозили продукты, вещи. Это город на востоке Тверской области — всё так это грустненько, всё так сложненько. А потом, когда Александр умер, причём вот тоже история: у нас было с ним много планов, а потом раз — у него сердце, и он скоропостижно скончался. Я понимаю, что я как-то всё планировал, откладывал, что мы ещё сделаем — всё, человека нет, ничего не сделаешь. И я подумал, что это какое-то наше, наверное, наследство от него, что вот надо это делать. Мы съездили туда, там договорились. По факту у нас уже несколько лет этот есть проект, что мы в регионе помогаем, плюс это возможность для прихожан и не только прихожан, вообще для любого человека, совершить паломничество к Анне Кашинской, по дороге ещё познакомиться друг с другом, ещё сделать доброе дело. Плюс там ещё вкусно покормят в разных местах.
В. Рулинский
— В общем, полный фарш, как говорится.
Д. Захаров
— Полный, да, пакет. Потом у нас группа есть по заботе о старичках, то есть это прихожане, которые уже храм ходить не могут. И тут, конечно, для меня есть такой личный интерес, потому что я хочу всё это наладить так, что когда мне, дай Бог, станет 80 лет и я до этого года доживу, что будет ко мне кто-то приходить, чтобы вот эта связь с храмом как бы не рушилась — приходить, навещать, разговаривать, в храм привозить тоже, чтобы это всё работало. В продолжение этого мы заботимся о могилах священников, которые в Москве захоронены, которые у нас в храме служили. Плюс ещё мы стараемся выяснить какие-то новые захоронения, чтобы это всё-таки взять под свой контроль. Здорово, когда могилка в порядке.
В. Рулинский
— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА. Мы говорим с помощником настоятеля по социальной работе храма Воскресения Словущего на Успенском Вражке, на самом деле это Брюсов переулок, тоже такая важная точка на карте, Дмитрием Захаровым. Дмитрий, вопрос по поводу того, как ты привлекаешь волонтёров. Вот мы узнали, я так понимаю, что достаточно подробно ты уже рассказал нам по поводу именно работы приходских вот этих разных активностей, служб, как люди вовлекаются из прихода. А часто вовлекаются люди, которые вообще не являются прихожанами и даже к Церкви относятся прохладно?
Д. Захаров
— В последнее время — да, в последние года три-четыре. Дело в том, что служба помощи как бы находится на ограде церкви. То есть если у нас, например, богословские курсы, библейские курсы, если у нас воскресная школа — это всё внутри ограды, соответственно богослужение внутри ограды, — то служба помощи где-то вот на границе. И мы стараемся этим пользоваться. Потому что у нас есть доступ, с одной стороны, как ко внутрицерковной аудитории, так и ко внешней. Мне кажется, в этом ничего плохого нет. Потому что, может быть, я так себя тешу такими надеждами, хотя случаи были, но их немного, но это не значит, что не надо этим заниматься, что люди, придя в доброе дело, потом, может быть, найдут и тропинку в храм, и по ней придут. Даже если это сейчас не произойдёт, это, может быть, произойдёт когда-нибудь потом — главное, чтобы эта тропинка была. Поэтому мы как служба, которая на ограде, мы обращаемся и к той, и к той аудитории. В добрых делах у нас участвуют и прихожане, и светские люди, там даже некрещёные есть. Более того, у нас, если не ошибаюсь, храму помогает одна семья, где глава семьи вообще мусульманин. То есть это опять же про то, что делать какое-то дело — мы не выбираем... оно должно быть интересное, должно быть полезное, интересное и привлекательное. И мы говорим: приходите все. Вы хотите помогать бездомным? Главное — ваше желание помочь. Я же не спрашиваю: а вы в храм ходите? а сколько раз вы причащались? а кто у вас духовный отец? а благословение у вас есть? Нет. То есть я говорю, что если вы хотите помогать бездомным, потратить своё время, то есть такая инструкция, что нужно делать. Если человек адекватный, то он находит потом в этом место. Хотя адекватность эта, в общем, такая.
Т. Ларсен
— Но ты тем не менее в течение всей нашей беседы уже несколько раз упомянул своего шефа. Какова всё-таки роль настоятеля храма, скажем так, в инициативах, в принятии решений делать или не делать тот или иной проект? Наверняка же это всё должно им благословляться, как бы там ни было.
Д. Захаров
— Ну, разумеется, шеф несёт за всё это ответственность. И, конечно, часто мне попадает от него за какие-то инициативы.
Т. Ларсен
— За самоуправство?
Д. Захаров
— Нет, тут, наверное, надо какое-то другое слово придумать. Мне от него попадает, но я думаю, что если я здесь работаю и продолжаю что-то делать, то в большей части я хотя бы попадаю в тот вектор, куда мы движемся. То есть первое — это помощь людям, это милосердие. Второе — это образование, работа над приходской общиной.
В. Рулинский
— Дмитрий, мужчины часто, вот мне кажется, и это отличие такое, одно из, от женского подхода именно, наверное, в социальном служении, но и не только в нём, часто думают о каких-то масштабных вещах. То есть они как-то про спасение Отечества, ну как минимум города, района, мира. Я не говорю, что так всегда, все мужчины и все женщины — я не обобщаю, но достаточно часто так бывает. И мужчинам свойственно как раз вот достаточно часто именно думать о том, как бы шире взглянуть на эту проблему. Не знаю, не просто помочь конкретному человеку, но вообще всю проблематику эту понять, проникнуть в глубины всего этого процесса, чтобы всё там подкрутить, чтобы вообще этой проблемы больше не было. Ну, условно: не бездомному тарелку супа дать, а бездомность искоренить как само явление. Вот ты в связи с этим как-то не тяготишься, что у тебя масштаб твоей деятельности — только храм один?
Д. Захаров
— Нет у меня тега по этому вопросу, но я спасаюсь вот чем: дыра людского горя, вообще, такая безразмерная, то есть за семь лет я это прямо прямо увидел. И тут её заткнуть, взять и решить в одиночку вообще невозможно — одному человеку, одному храму, одному, может быть, даже отделу. Это вот такая бездонная какая-то бочка, куда будешь отдавать и отдавать, и она никогда не закончится. И тут важно выстраивать взаимодействие с коллегами. Это одна из моих задач, которую я должен исполнить, чтобы эффективно делать своё дело. Ты говоришь про масштабность, и как раз выход для меня в масштабности — это выстроить взаимодействие с коллегами, чтобы мы вместе могли вот эту дыру немножко побольше заткнуть. А взаимодействие — это большая проблема в благотворительном секторе, даже это не про церковное. Помните историю, этот «Ералаш» про эту бабку: это не наша бабка, бросайте её, наша вон там — и все побежали туда. Это вот наши бездомные, только мы их кормим, пожалуйста, вы сюда не лезьте, и вообще, всё — отвалите отсюда. Это вот наши какие-то бабушки, только мы им помогаем. Это наши добровольцы, мы их никому не отдадим. Не работает это так.
То есть мы взаимодействуем с разными организациями. У нас по проекту помощи бездомным несколько организаций в проекте. Это наша приходская, точно церковная, есть православное движение «Курский вокзал. Бездомные, дети». Они очень давно этим занимаются, они такие как бы околоцерковные. Есть благотворительная организация «Дом друзей» Ланы Журкиной — нецерковная. Есть информационный канал «Изолента live» — совсем нецерковный. И все вместе мы это вот делаем. Моя задача как человека, который это организовывает, вот это взаимодействие выстраивать. В Москве сейчас в очередной раз, наверное, вспомнили про проблему бездомности и пытаются как-то её встроить в систему городской помощи. И там тоже очень много вопросов: вот как взаимодействовать некоммерческим организациям, церковным, светским с городскими, потому что без городских ресурсов ничего не сделаешь. Тут надо всем уметь договариваться, причём договариваться как-то... вы знаете, мы как бы со всеми взаимодействуем без размытия собственной идентичности. Потому что у меня же есть задача эту приходскую общину... и я не могу Васю, ещё кого-то отдать: вот вы туда идите, мы там что-то делаем. Мы со всеми взаимодействуем как приход, как сообщество или приходская служба помощи. И так оно работает. А если кто-то хочет у нас как бы что-то выдернуть, то мы отказываем в этом. То есть какое-то взаимовыгодное, взаимоуважительное взаимодействие — это сложно организовать в благотворительном секторе.
В. Рулинский
— Ну и, по-моему, единственный такой случай, когда вы согласились своих волонтёров предоставить куда-то, это, по-моему, «красная зона» была, да?
Д. Захаров
— Да, мы тут не могли пойти против вышестоящей организации — Синодального отдела по социальному служению. Да, мы со всеми взаимодействуем только как команда. Но когда был проект по помощи в красных зонах, там мы не смогли быстро организовать. Хотя, если был бы запас по времени, мы бы это организовали. Вот, например, как сейчас мы хотим взаимодействовать с Синодальным отделом в проекте по ремонту домов в Мариуполе. Топ-проект просто очень интересный.
В. Рулинский
— Да, мы обязательно пригласим в студию организаторов проекта. Уже 80 домов восстановили, 300 человек съездили в Мариуполь с марта.
Д. Захаров
— Дорогие радиослушатели, обязательно послушайте. Это прям очень такой несложный и очень интересный способ поучаствовать в добром деле. И мы вот две недели назад этим занялись. И в сентябре мы туда отправляем уже нашу бригаду. И мы как раз взаимодействуем с отделом как именно вот бригада от Брюсова переулка — всё к этому идёт. «Красная зона» — было такое время супервоенное, и тут нету как-то вот заниматься вот этими нюансами. Поэтому была задача пойти в красные зоны. От нас добровольцы пошли в красные зоны. Я там лично был, потому что я не могу послать людей туда, где не был сам — мне надо сходить. Добровольцы наши туда были, сделали намного больше меня. После этого они в Мариуполе были, и как-то они вошли в эту систему добровольцев Синодального отдела по благотворительности. Ну, как бы, что бывает — вот так мы отдали людей.
Т. Ларсен
— А у тебя хватает за этим всем вообще времени вот просто на себя — на свою духовную жизнь, на какое-то своё личное развитие, просто даже на отдохнуть?
Д. Захаров
— Про духовную жизнь мне постоянно напоминает шеф. Я, наверное, дальше как бы говорить не буду, воспользуюсь этим как бы без комментариев. Но, в общем, да, он мне намекает. Если серьёзно, то, конечно, с этим проблема. То есть, во-первых, риск для человека, который работает в Церкви, он следующий: одно дело, когда я прихожу в храм Богу помолиться, другое дело, когда я прихожу туда работать. Причём я как бы делаю богоугодное дело, я занимаюсь там добрыми делами, но я прихожу туда на работу. Это вот моё служение как-то, как служба помощи, на ограде, а не внутри храма, всё-таки вот ближе туда. И в какой-то момент, наверное, есть риск потери сакральности места, куда ты приходишь. То есть одно дело, если ты пришёл помолиться, вот это всё, другое дело, если ты уже в другом формате туда приходишь. У меня разное было за эти семь лет. То есть, наверное, честно сказать — это прямо сейчас такой акт покаяния — я намного больше ходил в храм и молился, пока я в храме не работал — это факт. С другой стороны, можно сказать на сейчас, последние несколько месяцев, я регулярно хожу на литургии по воскресеньям.
И как-то жизнь нормализуется в этом плане. Потому что, конечно, если нет вот этой духовной составляющей, то начинает всё валиться из рук. Как бы ты себя не оправдывал тем, что ты всё равно делаешь добрые дела, это всё интересно организовать, тут постоянно вместо службы есть какая-то бабушка, с которой надо поговорить. Если бабушки нет, с которой надо поговорить, есть ещё какой-то проситель, с кем надо пообщаться. Но надо время выделять на духовную жизнь. Меня спасает наличие ранней Литургии. К семи хожу — отлично вообще. Потому что если я, например, проспал и не попал в семь, то всё — я в десять пришёл на службу, но меня уже начинают там задёргивать какими-то задачами, и всё, и я уже в это не погружаюсь. У меня получилось как-то себя отдрессировать. Вот несколько месяцев уже, такой хороший срок, уже привычка даже сформировалась. Было время, да, когда я мало ходил.
В. Рулинский
— Владыка Пантелеимон, когда встречается с добровольцами, со всеми, кто занимается социальным служением — меня это в своё время прям даже немножко удивляло — он практически очень мало говорит про само социальное служение и практически всегда говорит, там 80% своего времени, о духовной жизни — о том, как важно ставить приоритет, на первое место Литургию, участия именно в Евхаристии, и от этого всё дальше.
Д. Захаров
— Сложно и неправильно комментировать слова владыки. Я это вижу следующим образом, у меня как раз разговор был за несколько часов до этого, что есть какое-то горизонтальное измерение и есть вертикальное измерение. И моя задача как мирянина в Церкви, который занимается организацией этой, выстроить вот это горизонтальное измерение. Но я не смогу работать без священника, который будет выстраивать вот эту вертикаль. Только работая вместе, мы сможем получить полную, многомерную картину. Одно без другого не сильно работает. Конечно, да, в приоритете — все пришли ко Христу. Это то, о чём я говорил, это данность, вот это так есть. Но вот одна вертикаль не работает. Должна быть ещё горизонталь, тогда это всё будет устойчивым, и наоборот то же самое. Несколько лет назад, погрузившись в эту рутину административной работы и забыв вообще про всё это, я в конце концов оказался в таком сложном положении, и мне надо было опять это всё выстраивать.
В. Рулинский
— Дмитрий, как помочь твоим проектам?
Д. Захаров
— Есть Telegram-канал «Брюсов и помощь» — вот подписывайтесь на него, читайте, что мы делаем. Там есть обратная связь, пишите. Если вы хотите поучаствовать, если вы хотите помочь, если вам нужна помощь, то мы всегда побеседуем. Если вы откуда-то издалека нам пишете, то мы вас, конечно, отправим в нашу вышестоящую организацию — в Синодальный отдел по благотворительности, который занимается помощью в масштабах Церкви.
В. Рулинский
— Раз Дмитрий сказал, как Синодальный отдел может помочь — у нас есть федеральный телефон: 8-800-70-70-222. Он на всю страну, в любой точке нашей страны можно позвонить и попросить о помощи, и предложить свою помощь. И обязательно найдём те варианты, как это можно сделать в ближайшем храме, в ближайшем Социальном отделе вашей конкретной епархии, откуда вы звоните. Спасибо большое, Дмитрий, это был очень важный эфир. Очень приятно, что ты занимаешься такими добрыми делами хорошими.
Т. Ларсен
— Да, спасибо, было интересно. И даже захотелось присоединиться.
В. Рулинский
— У нас в гостях был помощник настоятеля по социальной работе храма Воскресения Словущего на Успенском Вражке Дмитрий Захаров. Это были «Делатели». Тута Ларсен —
Т. Ларсен
— И Василий Рулинский.
Д. Захаров
— И гость — Дмитрий Захаров.
Т. Ларсен
— Да, всего доброго.
В. Рулинский
— До свидания.
Все выпуски программы Делатели
- «Социальная помощь в Лисичанске». Дарья Ткач
- «Женское служение в Церкви». о. Андрей Постернак
- «Помощь в детских больницах». о. Иоанн Захаров, Татьяна Андроняк
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Метафоры, которые мы не замечаем
Из школьного курса многие помнят, что есть такое выразительное средство — Метафора. Это скрытое сравнение, которое использует переносное значение слов. Метафора называет один предмет вместо другого, схожего по форме или качеству. Например, огонь горит в прямом смысле, а глаза горят в переносном. Вы, наверное, удивитесь, но мы постоянно используем метафоры в речи.
Мелодия льётся, волна ощущений, взлететь по карьерной лестнице, поплыть на экзамене, стоять в хвосте очереди.
От частого употребления многие метафоры как бы стёрлись, поэтому мы их не замечаем. Однако их употребление влияет на коммуникацию. Метафора помогает более ярко выразить мысль, но может и помешать общению.
Иногда мы чувствуем дискомфорт в разговоре, но не в силах объяснить, почему: вроде бы собеседник не сказал ничего плохого. Однако он просто мог произнести негативные или слишком эмоциональные метафоры, которые вызывают тревогу или уныние. С другой стороны, красивая метафора украсит беседу и поможет погрузиться в море удовольствия от общения.
Давайте же порадуемся богатству нашего языка, создавшего такое прекрасное выразительное средство.
Автор: Нина Резник
Все выпуски программы: Сила слова
23 ноября. Об историческом гербе Москвы
Сегодня 23 ноября. В этот день в 1993 году Москве официально возвращён исторический герб, утверждённый в 1781 году.
О его истории, — протоиерей Василий Гелеван.
23 ноября. О неверном и развращённом человеческом роде
В 9-й главе Евангелия от Луки есть слова Христа: «О, род неверный и развращённый! доколе буду с вами и буду терпеть вас?».
О неверном и развращённом человеческом роде, — священник Стефан Чайковский.