Поделиться
У нас в гостях был отец 16 приемных детей, руководитель центра приемных семей «Умиление», руководитель координационного центра по работе с детьми-сиротами отдела по церковной благотворительности и социальному служению Санкт-Петербургской епархии священник Феодосий Амбарцумов.
Разговор шел о поддержке детей из детских домов, о значении усыновления для сирот и о том, как можно помочь тем детям и подросткам, главное желание которых — обрести семью.
Ведущие программы: Тутта Ларсен и пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский
В. Рулинский
— Добрый день, это Радио ВЕРА, программа «Делатели», с вами в студии Тутта Ларсен...
Т. Ларсен
— И пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский.
В. Рулинский
— У нас замечательный гость, священник Феодосий Амбарцумов, отец Феодосий приехал к нам из Петербурга. И я позволю себе представить этого прекрасного гостя, должностей у него очень много, это и руководитель православной «Детской миссии» преподобного Серафима Вырицкого, директор центра приемных семей «Умиление», руководитель православной школой приемных родителей при Александро-Невской лавре, ну и еще отец шестнадцати приемных детей с инвалидностью. Все правильно, отец Феодосий?
о. Феодосий
— Добрый день. Немножко подкорректирую: у нас школа приемных родителей находится не при Александро-Невской лавре, хотя и на территории, а при Отделе по церковной благотворительности и социальному служению Санкт-Петербургской епархии. И стоит упомянуть, что еще одна должность, она так долго звучит: руководитель Координационного центра по работе с детьми-сиротами Отдела по церковной благотворительности Санкт-Петербургской епархии.
Т. Ларсен
— Можно сразу про «Детскую миссию» рассказать, потому что когда ты сказал «Детская миссия», я так понимаю, что это, наверное, миссия заботы о детях, но в то же время мне почему-то вдруг представилось, что это какая-то особая миссия ребенка в Церкви и, может быть, это (сейчас глупость какую-то скажу), но почему-то мне представилось, что это вроде такого отряда маленьких тимуровцев христианских, которые что-то тоже с младых ногтей, из своих детских возможностей чему-то учатся и что-то делают, но, наверное, это я сочиняю.
о. Феодосий
— Ну, отчасти, потому что изначально, конечно, это не тимуровцы, по крайней мере не маленькие тимуровцы, у нас все так спонтанно получилось, зародилась «Детская миссия» в Духовной академии Санкт-Петербургской, как волонтерское движение семинаристов.
Т. Ларсен
— Помощь детям.
о. Феодосий
— Сиротам, детдомовцам даже, прямо вот именно воспитанникам детского дома. И с этого все началось, то есть мы стали работать с одним детским домом в Ленинградской области, познакомились с детьми, ну и это все перевернуло, в результате мы в какой-то момент, когда у нас уже было несколько детских домов, с которыми мы работали и много волонтеров, мы поняли, что Духовная академия это ...ну, уже пора что-то такое делать самостоятельно, то есть все-таки Духовная академия — это учебное заведение со своей направленностью, там есть социальное аспекты, работа социальная, но не до такой степени, потому что в нашей жизни «Детская миссия», она всю эту нашу жизнь и заполнила, меня и моих близких, помощников, товарищей, и тогда мы создали уже благотворительный православный детский фонд.
В. Рулинский
— Я так понимаю, отец Феодосий, что все начиналось с вашей еще учебы в семинарии, когда образовалось какое-то сообщество людей, которые хотели как-то помогать?
о. Феодосий
— Не учебы, я закончил Академию духовную и был оставлен преподавателем, и вот молодой преподаватель, мне было 25 лет тогда, даже, знаете, я всегда люблю об этом говорить: мне никогда социальные темы не были близки вообще, то есть вот до 25 лет, я восемь лет учился в духовных школах, я никогда в жизни, можно сказать, старушку через дорогу не перевел, я не посетил ни одно социальное учреждение...
Т. Ларсен
— А что случилось в 25 лет?
о. Феодосий
— Вот сейчас скажу. И жил исключительно вот этой семинарско-богословской жизнью, книгами, учебой. А в 25 лет я остался преподавать, но преподавал и кроме этого был референтом ректора владыки Константина, и мне стали поручать разные задания по этой линии от ректора. Однажды он пригласил меня в свой кабинет, там были какие-то люди, и он сказал: «Вот это межвузовская ассоциация „Покров“, (может быть, слышали, в Петербурге такая есть) и вот, — я тогда был Феодосий Николаевич — Феодосий Николаевич будет у вас координатором от Духовной академии в этой ассоциации». Ну как-то мы так поговорили, у нас был долгий разговор, меня очень вдохновила их деятельность, они занимались разными направлениями по работе с молодежью и в частности там была работа с Лопухинским детским домом в Ломоносовском районе Ленинградской области. И мы так подсоединились к этой работе, стали принимать детей в Духовной академии, они приезжали к нам, и вот эта встреча, они к нам пришли первые...
Т. Ларсен
— Они в гости к вам приезжали, на экскурсии?
о. Феодосий
— Экскурсии, да, там целая программа была, бывало, даже на два дня приезжали с ночевкой, мы организовывали в гостинице Академии ночевку для них.
Т. Ларсен
— Расскажите про первую встречу с детьми.
о. Феодосий
— А первая встреча: мне сказали, что вот приезжают дети из Лопухинского детского дома, их привозит межвузовская организация «Покров», вы должны организовать встречу.
Т. Ларсен
— Вам не страшно было с кучей детей неизвестных встречаться?
о. Феодосий
— Нет, что вы, никакого страха никогда не было, потому что я уже тогда был дежурным помощником проректора по воспитательной работе и семинаристы, они пострашнее, чем дети, то есть все это было гораздо проще, как мне казалось. И нужно было организовать трапезу в трапезной Духовной академии, нужно было организовать экскурсию по Академии, посещение богослужения, тоже такое умеренное, чтобы они не устали, и потом у них была экскурсия по городу. Отрезок времени, который они провели в Академии духовной — это то, что перевернуло всю мою жизнь, если кратко сказать. Я когда их увидел, встретился, познакомился, я тогда не думал, что это так будет, но это было настолько как-то потрясающе, знаете, это была действительно встреча.
Т. Ларсен
— Ну а что, вам стало их жаль, или вы испытали к ним какую-то нежность, или вы поняли, что вам хочется взять на себя за них ответственность, что это было за чувство?
о. Феодосий
— Все вместе, но самое, наверное, глубокое было какое-то ощущение — вот у человека нет одежды, тебе его жалко, хочется купить ему одежду, нет пищи, ты беженцам помогаешь и так далее, а здесь ты видишь, что он человек одинокий именно в каком-то глубоком таком онтологическом смысле, вот эта брошенность, сиротство, собственно, вот это сиротство, оно так глубоко резануло, и...У меня отец умер, мне было шесть лет, нас мама воспитывала с сестрой, но я не переживал такого ощущения, потому что все-таки у нас был дом, семейный очаг, мама о нас заботилась, а они были хорошо одеты, хотя это был областной детский дом, у них были телефоны лучше чем у меня, то есть они были в каком-то плане в комфорте, но вот ощущение, что они, знаете, есть какие-то пласты жизни, семинария своей жизнью живет, а детский дом — это как что-то между мирами, где находятся те, которые никуда не встроены, и вот эта невстроенность никуда, что: да-да-да, мы их накормим, напоим, но они не войдут в нашу жизнь, они будут там, где наши налоги организовывают нашу защищенность от того чтобы их взять как-то поближе. И вот само это ощущение: не хотелось расставаться, именно расставаться не хотелось, да, и отсюда, наверное, все и пошло, и это было никакое не умственное представление, ни какие-то умозаключения, это было именно глубокое переживание. И это привело к тому, что постепенно-постепенно, знаете, как поток неудержимо сметает все на своем пути, так и здесь, то есть когда... как «вкусивши сладкое, не захочешь горького», и вот вкусив этой работы, этого общения, этой жизни даже, нам хотелось больше, больше, у нас команда была несколько человек, и преподаватели, и студенты, и мы начали...слово «помогать, наверное, не очень хорошее здесь...
Т. Ларсен
— В них участвовать.
о. Феодосий
— Да, участвовали во всем, где можно было, везде мы были, начиная от церковных составляющих: поездок, крещений, причастия, заканчивая копанием картошки, игр в футбол и так далее, в самой жизни и проблемах их, которые были очень большие на ту пору у некоторых. И потихонечку, знаете, как солнце всходит, все остальное, и звезды тускнеют — тускнело богословское образование, тускнело референство, все это тускнело и остались только они.
В. Рулинский
— Я правильно понимаю, что, получается, вы начинали с какого-то такого подхода, попытки рассказать о православии детям, но потом поняли, что им надо давать больше и вот этот переход именно к тому, что надо давать больше...
Т. Ларсен
— И главное, что давать.
В. Рулинский
— Да, и что давать, это же такой очень важный переход, да?
о. Феодосий
— Конечно, но там видите, какая была история: действительно, когда я начал думать, то...Может быть, специфика семинарская такая, долгая, традиционная, основательная и мне казалось, что наша задача — научить, то есть когда у нас уже было несколько детских домов, я думаю: ну, всех не заберешь, мы люди церковные, кто еще, как не мы, можем им донести основы церковной жизни, дать им, даже мы так говорили: дать им в жизни духовно-нравственный фундамент, чтобы, почувствовав Церковь, они вкус ощутили к церковной жизни и выйдя из учреждения, уже имели под ногами такое церковное основание. Но все это, конечно, было теорией, в реальной жизни все было по-другому и в конечном итоге, с одной стороны, мы видели, что идет работа, то есть ездят волонтеры, семинаристы, рассказывают, но я помню, был случай, мы знали там одного ребенка в одном детском доме тоже питерском, она маленькой девочкой поступила в детский дом, родители погибли в автокатастрофе, вот такая ситуация, именно сирота-сирота, в основном у них есть родственники, родители, а вот здесь не было. И ей было годика четыре, такая маленькая, несчастненькая, через годик она приезжает, такая же маленькая, несчастненькая, но кроет матом уже вокруг, это что-то такое было, я думаю: надо же как, и волонтеры там работают с ними, и в храм они ездили, но вот сама среда, раз в неделю, два раза в неделю если ты ездишь...
В. Рулинский
— Все равно не поможет.
о. Феодосий
— Да, а потом случились события, которые повернули нас на путь опекунства, приемной семьи.
В. Рулинский
— События, я так понимаю, связанные с Анечкой, да?
о. Феодосий
— И с Анечкой, и с некоторыми потом другими детьми, но вообще да.
Т. Ларсен
— Расскажите, я не знаю про Анечку.
В. Рулинский
— Самый известный ребенок «Детской миссии», самый любимый.
о. Феодосий
— Человек-легенда, которая, там даже у нее был эпизод: встреча с Владимиром Путиным и вот эта встреча, там именно характерно, про нее все рассказывали, рассказывали, и приезжали телеканалы, снимали ее в Вырице, она давала интервью на своем тарабарском языке, пока еще говорить не умела, и к какому сознанию это ее привело в конечном итоге, сейчас я вам это скажу, а прежде в двух словах, я много об этом говорил: в одном детском доме мы очень хорошо сотрудничали, там работа шла, а почему хорошо — потому что воспитатели и руководство было настроено на такое тесное взаимодействие с Церковью, когда есть такой настрой, тогда все шло как по маслу. Я помню, воспитательница говорила: «Дети после посещения храма как святой водой умытые, на них вот эта накипь всеозлобленности, досады, чувства предательства, вот это все уходит и они какое-то время как просветленные». И однажды мы с ней встретились, и она говорит, что: «Вы знаете, сейчас и государство у нас, и Церковь настроены, чтобы детей всех в семьи раздавать, детские дома сокращать (но это правда), а вот к нам сейчас девочку перевели из дошкольного детского дома, которую никто никогда не заберет». Вот так вот.
В. Рулинский
— А что случилось после, мы узнаем после короткой паузы.
В. Рулинский
— Это программа «Делатели» на Радио ВЕРА, с вами в студии Тутта Ларсен...
Т. Ларсен
— Василий Рулинский.
В. Рулинский
— И у нас в гостях священник Феодосий Амбарцумов, руководитель православной «Детской миссии» преподобного Серафима Вырицкого, руководитель центра «Умиление» в городе Вырица. И мы хотели бы предложить всем нашим радиослушателям поддержать центр приемных семей «Умиление», для этого нужно перевести на номер 3434 сумму пожертвования, написав слово «центр», поставив пробел и написав сумму, например: «центр» пробел «300», а если вы хотите стать приемным родителем в Санкт-Петербурге, то вы можете зайти на сайт центра umilenie.ru. А что было дальше, отец Феодосий нам расскажет прямо сейчас.
Т. Ларсен
— Да, итак, девочка, которую никто никогда не возьмет, это почему же?
о. Феодосий
— А вы знаете, после этого была встреча, но до этой встречи, просто как факт, у меня как-то внутренне было, сразу думаю: а мы заберем. Хотя мы ее не видели и не знали, в чем дело, но настолько этот приговор прозвучал как удар колокола, думаю: как же так? Причем у них был уже интернат, то есть с семи лет дети там находились, раз только перевели, значит, ей было семь лет, это еще маленький ребенок, сколько лет у нее впереди, либо она проведет их в детском доме, либо в семье, ну и как-то кольнуло сердце, сильно причем, а с сердцем много чего потом было связано в отношении этого ребенка. И тут сыграл еще свою роль отец Иоанн Миронов, наш старец, такой духовный покровитель, который очень сильно возлюбил эту Аню Яковлеву. Мы познакомились с ней, действительно, девочка, звали Аня, фамилия Яковлева, ей было семь лет, она не могла говорить и была крайне агрессивная, крайне, то есть она была маленькая, худенькая и очень, невероятно агрессивная в плане того, что она царапалась, кусалась, бороды для нее были вообще как красная тряпка, она драла их с невероятной силой и все наши батюшки, они все пострадали от нее очень сильно, это не было игрой или шалостью, это было очень больно, невероятно, отца Иоанна она дернула так, что у него слезы на глазах выступили. И вот это был первый период.
В. Рулинский
— По-моему, она очень сильно ругалась еще.
о. Феодосий
— Ругалась матом, коротеньким словечком, но часто, она много не говорила, не могла говорить. И, вы знаете, вместе с тем было ощущение какой-то невероятной трагичности у нее, то есть она была для нас, как вот символ сиротства, а отец Иоанн Миронов, как символ Церкви, и вот когда они встретились, для меня это было, как Церковь навстречу детям, то есть один из самых маститых, опытных священнослужителей, ему 96 лет сейчас будет, встретил маленькую сиротку и возлюбил ее просто невероятно, история их отношений это можно отдельную книгу написать. Началось все с того, что он тогда ее увидел, она его дернула за бороду, он мне сказал, что самым хорошим ребенком будет, и я не поверил, конечно, тогда, много раз об этом говорил, что: ну а что тут еще скажешь, когда мы вдвоем ее держали, чтобы она батюшку не искусала совсем, что еще скажешь в такой ситуации, ну, утешение такое. Но прошло два года, и Аня Яковлева пошла в школу, поступила в иконописную мастерскую, и сейчас я смотрю, мы с ней разговариваем, общаемся, ей 19 лет, вся эта жизнь, 12 лет прошло, они прошли под покровом, под епитрахилью отца Иоанна, причем бывали ситуации, когда он прямо говорил, «моя профессорша» он ее называл, потому что она в очочках была, и для него вот есть Аня, есть все остальные дети, вот он так и говорил всегда. Я помню, мы однажды приехали: я, еще со мной два священника было, и мы позвонили помощнику отца Иоанна, можно ли батюшкам зайти и я говорю, что вот три батюшки и девочка, и он так: «ну батюшки — да, а вот девочку...» Ну, думаю, возьму, я же знаю, какой батюшка. И вот мы подходим к домику, отец Иоанн открывает калитку: «Заходи, Анечка, к отцу своему духовному», обнимает ее и поворачивается к нам спиной, и они уходят вместе, а мы как втроем стояли, так и остались стоять. И я говорю: вот, понимаете, что такое для него...И были случаи, когда: «Там дети приехали? — Приехали, в алтаре». Встает: «А Анечка приехала? — Нет, Анечка заболела. — Ну так я и выходить не буду». Садился и не выходил, вот так даже. И много чего, и в конечном итоге он ее исцелил в полном смысле слова, конечно, у нее какие-то вещи остались, то есть нельзя сказать, что она здоровый человек.
В. Рулинский
— Я видел ее иконы, это фантастические, замечательные иконы.
о. Феодосий
— Да, в наш храм на Гжатской она написала икону «Умиление» под руководством педагога, но это она сделала, это не то что ее рукой водили или вообще педагог рисовал. И вот это был поворот, но там даже еще хуже было, ее мы стали привозить к отцу Иоанну, просто по-волонтерски так, забирая на гостевом таком режиме на службу, а потом ее в Сергиевскую больницу отправили, немудрено, что она творила, ее любимым занятием было: она ходила, раскачивала тапок на ноге и швыряла его в люстру, желательно чтобы попал и разбил, и с успехом все это у нее было. Она могла подойти, взять тарелку со стола, раз, куда-нибудь там ее.
Т. Ларсен
— Слушайте, но это удивительная история, это просто какое-то чудо, но ведь наверняка же бывали ситуации с другим финалом за все эти годы. Вот у людей, которые занимаются профессионально благотворительностью есть такой процесс и такой термин, как «выгорание», мне кажется, что человек светский, может, я ошибусь, но он как-то больше права имеет на это выгорание, на то, чтобы разувериться в людях или на то, чтобы устать, в какой-то момент отступить, а может быть, вообще отступиться, а священник, мы от священника ждем какого-то суперменства, какого-то сверхчеловеческого терпения, внимания, доверия, веры в нас, в людей, но ведь у вас, наверное, тоже были, я понимаю, что Аня — это просто символ и смысл служения, каждый раз, когда ты думаешь о выгорании, наверное, ты думаешь: а вот Аня пишет икону «Умиление». Но как сохранить ту же любовь к детям, когда эти дети ведут себя хуже многих взрослых, например, есть же такое?
о. Феодосий
— Разные категории детей, есть подростки такие, все это да, и были ситуации потяжелее, чем с Аней в плане таком, социальном. Знаете, во-первых, профессиональная благотворительность это получается что не совсем и ко мне, мы всегда старались, была стерта грань между жизнью и работой всегда, это не было работой, мы не уходили в свой мир, оставляя детей. Не то что это гордость какая-то и ни в коем случае мы не хотим никого обидеть, но это как-то шло изнутри, хотелось жить так, одной жизнью. Что было, было какое-то, вот сердце сжимается, сильно болит, когда были такие ситуации, что вот слезы сдерживаешь прямо физически, потому что чувствуешь, что когда с такими детьми сталкиваешься, видишь его поведение, что он говорит, как он себя ведет и понимаешь, что вот эта беззащитность, смешанная с тем, что сколько вложено зла у этого ребенка, сколько его...
Т. Ларсен
— Предали.
о. Феодосий
— Не только предали, но и...ой, это просто эмоциональная такая буря, знаете. Но вот здесь знаете, как старец Софроний (Сахаров) говорил, что боль души рождает энергию, это не то, что ты садишься, каждый день пишешь одинаковые письма, еще что-то, это то, что не дает тебе утонуть в каких-то будничных рутинных делах.
Т. Ларсен
— Ну, это как когда говорят, что ты не любишь грех, но ты любишь человека, из того что вы говорите, у вас есть способность даже за каким-то отвратительным поступком или образом жизни человека увидеть его беззащитность и его тоску, что ли, по любви, вот эту оставленность, жалость к нему, сострадание перевешивает возмущение и гнев его дурным поведением.
о. Феодосий
— Да, и так, но и даже не гнев, гнев — это обычно уже такие сформировавшиеся подростки, там другая история, там нужно уже такое кропотливое, духовная больше собственная работа, потому что ты ему какое-нибудь слово говоришь, чтобы оно проросло, но ты не можешь это делать, если ты сам его не тянешь на своих плечах при этом, так чтобы он этого не осознавал, потому что подростки — это отдельная категория такая, которая очень остро все переживает, а здесь нет, это из такого момента, когда ты видишь, засыпает ребенок и слышишь тихо, как вот она: «Где моя мама? Где моя мама?» и так много раз и ты знаешь, где и что, ну вот ты даешь все что можно, стараешься, а все равно вот горькая тоска такая, а ее нету, понимаете, ничего ты с этим не сделаешь. Ну вот так все.
В. Рулинский
— Да, я знаю, что дети переживают вот эти все события очень тяжело и это даже выражается в каких-то физических проявлениях, в раскачивании, известное, может быть, кто-то помнит такие видео, многие фильмы про это сняты, как дети в детских домах просто раскачиваются из стороны в сторону, потому что их недолюбили, их недообняли, они не получили того, что получают от папы и мамы каждый из нас в свои первые годы и, это, конечно потом ложится травмой на всю жизнь. И я знаю, для меня удивительная история была, что супруга отца Феодосия Надежда, еще до того, как они поженились, она уже двух взяла детей и сама воспитывала, одна детей с инвалидностью взяла как волонтер. Вот эту историю про то, как она стала вашей супругой, как потом дальше развивалось все, мы узнаем спустя некоторую паузу.
Т. Ларсен
— Вы слушаете программу «Делатели» на Радио ВЕРА, с вами пресс-секретарь Синодального отдела по благотворительности Василий Рулинский...
В. Рулинский
— И Тутта Ларсен. И наш замечательный гость, отец Феодосий Амбарцумов, гость из Петербурга, отец 16 приемных детей с инвалидностью, руководитель социального центра «Умиление», если вы хотите поддержать центр приемных семей «Умиление», необходимо отправить смс на номер 3434 со словом «центр», поставить пробел и написать сумму, например, «центр пробел 300», а если вы хотите стать приемным родителем в городе Санкт-Петербург, то можно зайти на сайт центра umilenie.ru и там вы сможете узнать всю информацию.
Т. Ларсен
— Расскажите про вашу семью.
В. Рулинский
— И про Надежду, которая фантастическим образом одна решила воспитывать двух детей с инвалидностью, а потом стала вашей супругой.
о. Феодосий
— Здесь, видите, так это все с волонтерства начиналось, волонтерство было основой нашей встречи...
Т. Ларсен
— Когда вы познакомились, у нее уже были дети, да?
о. Феодосий
— Нет-нет, это все произошло уже в процессе, когда она уже стала волонтером, стала активно посещать детский дом и так вот просветилась именно на этом поприще волонтерском, если говорить таким языком, активный волонтер, который был в состоянии организовать работу в крупном достаточно детском доме со сложными детьми, инвалиды там были, подростки, ну вот, пожалуй, самые такие категории, и тогда я обратил на нее внимание. Но это была комплексность такая, то есть, с одной стороны, отец Иоанн Миронов, который нас благословил и окормлял, но с другой стороны, это не было ни в коем случае таким, по благословению, это действительно шло из глубины, и встретились на профессиональной такой почве: и я, и она занимались работой с детьми-сиротами. И как-то все ближе, ближе и в конечном итоге таким естественным образом у нас создалась семья. А потом было так, что мы не планировали создавать многодетную семью, приемные дети, не было никаких планов, как шло, так и шло, но постоянно были какие-то ситуации, когда перед нами стоял выбор, забирать ребенка или не забирать.
В. Рулинский
— Я помню очень четко, что когда я впервые познакомился с отцом Феодосием, у отца Феодосия было, мне кажется, восемь детей с инвалидностью, вот сейчас прошло не знаю сколько лет, но сейчас уже шестнадцать, я все как-то спрашиваю батюшку: а когда, собственно, вы остановитесь?
Т. Ларсен
— Когда вы спите?
о. Феодосий
— Отец Иоанн Миронов, встречаю, говорит: «двадцать два», но здесь о цифрах не хочется говорить, тут разные формы, одно дело — 26-летний парень, который инвалид и вышел уже в состояние такое, это уже подопечный скорее, другое дело — дети, которые ходят в школу, в кружки и так далее. Всегда с каждым ребенком связана своя история, мы даже говорили с Надеждой о том, что у нас самые вот эти разные срезы сиротской проблемы, кто-то возвращенный вторично...
В. Рулинский
— Причем и третично тоже бывает, да?
о. Феодосий
— Да, и третично, чтобы не сказать даже еще больше, то есть прошедший четыре семьи было.
В. Рулинский
— Это же ужасно травмирует детей.
о. Феодосий
— Ну вот так, да. И это же все хорошие люди, по большому счету, не справляется, не может. Одна женщина, помню, возвратила ребенка, мальчика со словами: «ему нужно очень много любви», понимаете, хотя мы брали даже благословение отца Иоанна, подводили и так далее. Потом инвалиды, подростки, братья и сестры возвращенные и еще же направление, которое связано с отношением с родственниками, например, детей, которые находятся в детском доме. В общем, это целый большой пласт, входя в который ты понимаешь, что это вся жизнь, здесь нельзя какой-то кусочек, какую-то полочку выделить и сказать: вот я этим занимаюсь, а плюс еще тем-то и тем-то.
В. Рулинский
— Отец Феодосий, а что такое вообще сегодня центр «Умиление», потому что, по-моему, мы про это сегодня не говорили, надо просто как-то, наверное, описать, кто эти люди, кто живет, я так понимаю, что это деревня такая, можно сказать, компактного проживания, да?
о. Феодосий
— Да, центр приемных семей — это сообщество православных приемных семей, взявших на воспитание из детских домов детей-сирот, детей, оставшихся без попечения родителей, в том числе детей-инвалидов, не исключительно, есть представление такое, что у нас вот инвалиды в основном, ну действительно, есть инвалиды, немало, у нас на сегодняшний день 43 всего подопечных, из них, наверное, 25 с инвалидностью.
В. Рулинский
— И все вот эти семьи, которые живут в Вырице — это семьи волонтеров, правильно?
о. Феодосий
— Бывших волонтеров. Все-таки, когда волонтер становится опекуном, по большей части он перестает быть волонтером, может быть, это и нормально, потому что это другой совершенно формат и ты ребенка этого забрал, новый этап жизни наступает. И да, подавляющее большинство — это бывшие волонтеры.
Т. Ларсен
— Мне хотелось вернуться к понятию «Детская миссия», вы уже объяснили, что «Детская миссия» — это участие в детях, но ведь дети вырастают и, наверное, благодаря тому, что в них вложено волонтерами и вами, они тоже, может быть, приобретают какую-то миссию и в жизни, а может быть, в участии в других таких же детях, как они. Ваши воспитанники, вырастая, они возвращаются в волонтерскую деятельность, они помогают, они поддерживают?
о. Феодосий
— Ну нет, еще рановато об этом говорить, мы большей частью то, что касается инвалидов, все-таки это скорее такое внедрение в церковную среду, кто-то алтарник, кто-то охранник при храме, кто-то свечница, иконописец и хор, вот так, то есть наша задача дать им возможность по мере сил, социализация фактически, но в церковной ограде. Что касается волонтерства, то среди выпускников «Умиления», может быть, там два-три человека максимум, у нас первая волна все-таки была практически инвалиды одни, именно первая, начали мы с этого и поэтому да, они подросли, но именно волонтерство в полной мере...
Т. Ларсен
— Да, у них другие задачи.
В. Рулинский
— А вот вопрос здесь такой, достаточно важный, мне кажется, особенно для любого человека, у которого есть ребенок с инвалидностью: что ждет сегодня ребенка с инвалидностью, когда он станет взрослым и дальше, понятно, что мы все не вечные, и этот вопрос, понятно, что когда они дети, можно плюс-минус совладать с ними, когда они взрослые это уже сложнее, здесь вопрос: как вы для себя видите дальнейшую перспективу и, может быть, не только в отношении конкретно «Детской миссии» и «Умиления», а в отношении всех людей, кто сейчас в такой ситуации находится, кто воспитывает ребенка с инвалидностью.
о. Феодосий
— Это же проблема проблем, если говорить всех людей, так, слушайте — психоневрологические интернаты, пожалуйста, вот и все, о чем говорить. Тяжелая такая тема, и с психоневрологическими интернатами мы знакомы и общались, и даже пара человек у нас оттуда есть. Если из детских домов еще кто-то кого-то забирает, то вот из психоневрологических интернатов уйти в семью уже взрослым таким инвалидом, которому тоже нужна семья...
В. Рулинский
— И никого у него нет.
о. Феодосий
— И наоборот, туда отправляют родственники, чтобы доживали свою жизнь. У нас все-таки тут два аспекта, один аспект — что никто не вечен, вот вы говорите, все-таки у нас, слава Богу, организация есть, много людей и вот это сообщество приемных семей, оно во всех смыслах помогает, то есть не получится так, вторичное сиротство у нас практически исключено, то есть в детский дом они не попадут, если только сами, конечно, не захотят, такое тоже не исключено, не сложившиеся отношения с опекунами и так далее, это один момент. А что касается социализации, то все-таки пока мы видим это, как такое стратегическое направление в рамках нашего прихода, там хозяйство монастырское в Псковской области отец Иоанн Миронов создает, там они встраиваются потихонечку, именно потихонечку, но встраиваются и слава Богу, и им нравится, и их там ценят, и то количество, которое пока у нас есть, оно вполне трудоустроится по этим направлениям. При этом мы, конечно, не закрываем дорогу тем, кто хочет уйти в мир, но это пока единицы.
В. Рулинский
— Это же действительно очень точечная работа, то что мировая практика показывает — это всегда такие инициативы на местах конкретных людей для определенного количества людей, вот совсем небольшого и тогда это может прорасти, если это действительно такой семейного типа проект.
о. Феодосий
— Но это должно все-таки прорасти, потому что, знаете, 43 ребенка — это хорошо, но недостаточно.
В. Рулинский
— Да, а в стране у нас больше ста тысяч детей, людей в психоневрологических интернатах.
о. Феодосий
— Да, здесь, конечно, должна быть система, прежде всего система церковная, которая могла бы...
В. Рулинский
— А вот в связи с этим вопросом еще один такой, достаточно часто звучащая тема — это церковные детские дома, часто возникает такая тема, что люди собираются, какие-то подарки собирают, думают: сейчас отвезу, привезу, помогу, детские дома при монастыре. У вас совсем другого типа проект, у вас центр приемных семей, почему в семье лучше, чем в детском доме, даже в церковном?
о. Феодосий
— Ой, слушайте, ну это же, что тут сказать, Бог детских домов не создавал, — мы обычно говорили в свое время, это создало человеческое стремление как-то отгородиться от тех проблем, которые эти дети с собой приносят, вот и все, поэтому ну вот мы читаем Священное Писание и особенно Ветхий Завет, там же кровь льется рекой, там какие геноциды фактически, сколько должно было быть сирот, и мы нигде не встречаем никаких аналогов детских домов, вот так. Поэтому мне кажется, что мы Аню когда взяли, она говорила в одно слово: «мамапапа», то есть не разделяла, «мамапапа» было для нее одно.
В. Рулинский
— Что-то типа воспитателя единого, да?
о. Феодосий
— Нет, «мамапапа» — это все и если в детском доме есть все, но нет «мамапапа», значит это личность развивается совершенно по-другому, ничем не заменишь присутствие родителей и хотя бы одного родителя приемного, биологического, конечно, в первую очередь, но если этого нет, то...это идет на уровне таком, можно купить хороший костюм, обучить музыке, нанять хороших репетиторов и выйдет что-то такое, неплохое, но при этом самое главное что нужно — это, конечно, семья, поэтому они хотят уйти в семью.
Т. Ларсен
— Это проект «Делатели» на Радио ВЕРА.
В. Рулинский
— С вами Тутта Ларсен...
Т. Ларсен
— И Василий Рулинский. У нас в гостях священник Феодосий Амбарцумов, мы говорили о том, почему семья лучше детского дома. Мне кажется, даже если мы говорим просто о бытовой стороне жизни, человек в детском доме не может научиться очень большому количеству вещей: как платить коммунальные платежи, правила дорожного движения, есть очень многие вещи.
В. Рулинский
— Но главное, у него нет того, что говорит отец Феодосий — у него нет любви матери и отца и это самое главное, в связи с этим вопрос по поводу школы приемных родителей: вы взяли на себя такой действительно ответственный труд — создать лицензированную государством православную школу приемных родителей, она, я так понимаю, вторая сегодня в России после московской при Марфо-Мариинском монастыре. У вас вторая школа и как пришла эта мысль, и много ли людей сейчас вообще к вам обращаются, и что вы можете сказать тем людям, которые хотят и думают о том, чтобы стать приемными родителями?
о. Феодосий
— Нам всегда хотелось расширить эту деятельность, был вопрос у нас, что были и отрицательные примеры, когда надо было забрать, а не находилось кому или как-то замыливалась ситуация, потом ты видишь, этому ребенку 16 лет уже, а ты не забрал, забыл, не успел, какие-то обстоятельства сложились, еще что-то, ну вот так вот, руки не дошли, как это ни безумно звучит, но когда ты находишься в этой теме, в какой-то момент, и это наша была такая мечта, желание, стремление, мне всегда казалось, исходя из нашего опыта работы с волонтерами нашими, что очень много людей в церковной ограде, в церковном мире, которые стали бы прекрасными приемными родителями и опекунами, замечательными волонтерами, но не хватает информации, мы живем в мире, где социальная проповедь в церковном плане звучит слабовато, по крайней мере по сравнению с проповедью как таковой, когда говорим мы, в общем-то, что «Господь наш Иисус Христос исцелял бесноватых, воскрешал мертвых, питал голодных, и вы делайте также», а надо говорить: «У вас за углом есть детский дом, адрес такой-то, мы завтра в два часа идем и там проводим детский праздник», понимаете, не то что надо, хорошо бы чтобы и это тоже было, это и есть, но не в той мере, потому что есть учреждения такие, где, к сожалению, там нога волонтера православного мало ступала, я уж не говорю о том, чтобы забрать этих детей...
В. Рулинский
— ...хотя бы на гостевой режим.
о. Феодосий
— Да. Ведь если посмотреть даже в цифрах, населенный пункт, сколько там населения тысяч? И двадцать детей в детском доме, почему они в детском доме, неужели среди этих тысяч семьи не найдутся? Конечно, найдутся, просто жизнь так организована, что ты проходишь мимо, как вот я до 25 лет жил и не думал совершенно об этом, ну разные причины.
Т. Ларсен
— А если вы говорите человеку с амвона: «Вот за углом детский дом, сходи», а человек говорит: «Я боюсь»?
о. Феодосий
— Нельзя говорить «сходи», надо говорить «пойдем вместе», когда есть приходская жизнь, это все...
Т. Ларсен
— Само собой.
о. Феодосий
— Да, решается, просто надо это сделать, а это, оказывается, трудно, когда у тебя один выходной, например, ты работаешь, один выходной в воскресенье, встать и пойти в детский дом, ну на следующей неделе, ладно, еще что-то. И поэтому мы хотели создать школу приемных родителей для того, чтобы искать для детей родителей, вот и все, особенно для детей-инвалидов.
В. Рулинский
— Тогда получается, у вас единственная школа в России, именно ориентированная на детей с инвалидностью.
о. Феодосий
— Да, но это сложный вопрос, все-таки когда речь идет о школе православной, то в первую очередь ориентируются на то, что это православная школа приемных родителей, люди приходят поэтому. Что касается — забрать инвалидов, это уже такая индивидуальная работа с человеком, она параллельная, это немножко другое, процент тех, кто берет детей с инвалидностью очень незначительный у нас, к сожалению, как оно, собственно, и вообще на сегодняшний день.
Т. Ларсен
— Слушайте, ну вот у вас 16 детей с инвалидностью, вот у меня трое здоровых детей, и то я ничего не успеваю.
о. Феодосий
— Нет, не все 16 с инвалидностью, у нас четверо сохранных.
Т. Ларсен
— Ну хорошо, много детей с особенностями, которые нуждаются в большем внимании, чем обычные дети, которые нуждаются даже в каких-то компетенциях, вам надо что-то узнать и как-то освоить, потому что кому-то надо какие-то аппараты, кто-то, может, на аппарате, кого-то надо специальной гимнастикой и так далее — откуда силы и время на это берутся?
о. Феодосий
— Так нет, это все время и все силы, большей частью моя супруга, конечно, я все-таки в силу совершения богослужений или организационно-административных дел, может быть, но даже эти дела, они тоже все направлены на них в итоге. Ели бы мы занимались каким-то направлением жизни другим, можно было бы сказать, откуда берется время, так а оно вот оно, время есть, вот оно и...Но конечно, у нас есть благотворительный фонд, есть социальный центр, есть помощники.
Т. Ларсен
— Я просто даже, знаете, абсолютно с житейской точки зрения, очень часто слышишь от родителей: хотим родить третьего-четвертого ребенка и я боюсь, что мне не хватит на всех внимания, не хватит на всех сил, я боюсь, что один ребенок получит от меня меньше любви и вот это вот все, а у вас шестнадцать.
о. Феодосий
— Да, все правильно, но, видите, ну так я и говорю всегда, что это плохо, плохо что 16...
Т. Ларсен
— Надо 22.
о. Феодосий
— Нет, надо гораздо меньше, но тут нет вопроса «надо-не надо», мы теоретически это понимаем, практически, когда складывается ситуация, ну вот как, когда конкретного человека, которого ты знаешь, ты понимаешь, что от твоего решения сейчас зависит его жизнь. Да, все в руках Божиих, да, мы доверяем Богу, но сейчас это правда и было бы лицемерием и лукавством сказать, что от тебя сейчас ничего не зависит — все зависит, и в этот момент ты не можешь сказать, что: «знаете, у меня уже вот столько есть, больше я не могу брать», поэтому это именно ситуации такие, когда буквально к тебе ребенок подкатывается и что ты будешь делать? Что ты будешь делать, как ты можешь не брать? И по каждому ребенку можно рассказывать такие истории, ну вот девочка шесть лет ждала, ну можно не взять? Даже мы говорили с Надеждой, я говорю: «Слушай, ну переполненная лодка ты знаешь, что идет на дно?» Она говорит: «Мы вот сейчас ее возьмем и все, больше никого не возьмем».
В. Рулинский
— Это какой по счету был ребенок?
о. Феодосий
— Это вот последний.
В. Рулинский
— Ну, отче, я же знаю, что сейчас семнадцатый появится, да?
о. Феодосий
— Да нет. Еще раз скажу: конечно, это неправильно с точки зрения организации обычной нормальной семьи, у нас ненормальная семья и поэтому ее нельзя рассматривать как образец для подражания или еще что-то, так сложилось. Что сможем сделать, то сделаем, но даже если бы все повторилось сначала, мы бы приняли то же самое решение.
Т. Ларсен
— Вот вы сказали про лодку, и я вспомнила и мне кажется, уже не раз эту цитату говорила, но она, мне кажется, опять уместна, наш духовник, когда мы ему что-то жалуемся на жизнь, он говорит: «Будь как Ной, греби и не ной».
В. Рулинский
— Очень правильные слова.
Т. Ларсен
— И лодка не переворачивается, плывет каким-то чудом.
В. Рулинский
— Я вот слышал такие страшные слова, произносят их иногда те люди, которые оправдывают аборты, они говорят: «не надо рожать, зачем плодить нищету?» Есть еще такие мнения, что когда узи показывает инвалидность у ребенка, тоже говорят: «иди делай аборт» и как-то оправдывают это. Вот у вас 16 детей и большинство с инвалидностью, вот что бы вы сказали этим людям?
о. Феодосий
— Знаете, это такие распространенные вопросы: что сказать таким людям, что сказать другим. Если бы были какие-то слова, которыми можно было бы какие-то проблемы решить, они бы давно были бы решены, наверное. К сожалению, часто, знаете, Спаситель как сказал: если даже из мертвых воскреснет и придет, скажет, все равно реакции-то не будет никакой, поэтому какие слова можно говорить человеку, который решается на такое? Конечно, для кого-то это не человек еще на этом уровне, здесь дело не в том, что, конечно, никто не скажет: «я иду убивать моего ребенка и не надо стоять у меня на пути», есть, наверное, и такие, но это исключения такие, изуверства, здесь речь идет о работе с человеком, как с человеком, чтобы не пришлось ловить его на том состоянии, когда он делает аборт, если до этого уже дошло, то значит дело плохо и каким-то словом волшебным ты не сделаешь ничего, здесь уже сила духовная нужна, вот как старцы, как святые люди, которые говорили, как вот отец Иоанн наш говорит какие-то простые слова, а у человека жизнь переворачивается, потому что это не просто слова, это благодать Божия, сила Божия, которая подается человеку, которая не его, но с помощью которой Бог останавливает это, мы своей силой ничего этого сделать не можем вот и все. А что касается конкретно когда это будет ребенок-инвалид... Знаете, нам приходилось видеть ситуации в детских домах, когда дети живут в детских домах, к ним родители приезжают навестить, к инвалидам, посидят: чаек, конфетки, и уезжают. Вот так. То есть это колоссальная проблема вообще, касающаяся инвалидов, начиная от абортов, продолжая их жизнью и заканчивая их жизнью, когда они уже не дети становятся, а взрослые инвалиды, на всех этих уровнях человек оказывается вне социума, вне жизни, ну это своего рода фашизм такой, когда ты, была в фашистской Германии программа по уничтожению инвалидов, потому что от него толку никакого нет, он обуза для общества, то есть если он что-то не производит, то соответственно... И таким образом можно же дойти до очень плохих результатов, до чего, собственно, и доходим в результате, поэтому, честно говоря, я не знаю что сказать человеку, который хочет сделать аборт, мы говорим в таких случаях: роди, пожалуйста, и отдай нам, мы его воспитаем.
В. Рулинский
— Действительно, этот замечательный проект отца Феодосия и его матушки Надежды, и огромного числа помощников, вобрал в себя, мне кажется, такое число людей неравнодушных, я просто поражаюсь, как много людей в Петербурге и в области помогают в разных совершенно ипостасях: и как помощники в сфере пиара, и как специалисты, которые просто ездят со своими представлениями, с какими-то конкурсами в детские дома, и те люди, которые берут детей на гостевой режим и потом берут в семью, и огромное число людей, и замечательно что отец Феодосий всех их как-то пытается объединить, молитвами отца Иоанна. У нас сегодня был замечательный гость, руководитель центра «Умиление» в Вырице и школы приемных родителей в Санкт-Петербурге отец Феодосий Амбарцумов, если у вас есть желание поддержать работу центра «Умиление», то это можно сделать, переведя пожертвование на номер 3434 со словом «центр», поставив пробел и написав сумму, например: «центр» пробел «300». А если вы хотите стать приемным родителем в Санкт-Петербурге, то можете зайти на сайт umilenie.ru и там прочитать всю информацию. С вами были Тутта Ларсен...
Т. Ларсен
— И Василий Рулинский.
В. Рулинский
— Спасибо большое отец Феодосий.
о. Феодосий
— Спасибо вам, благодарю.
Все выпуски программы Делатели
Второе послание к Коринфянам святого апостола Павла
Поделиться
2 Кор., 171 зач., II, 3-15.
Комментирует священник Антоний Борисов.
Духовная жизнь с точки зрения христианства предполагает не только радость, но и терпеливое, мужественное несение порученного Богом служения. Чтобы понять это, достаточно обратиться к текстам, написанным одним из самых горячих проповедников Евангелия всех времен и народов — апостолом Павлом. О непростом характере своего служения, он, в частности, пишет в отрывке из 2-й главы своего 2-го послания к коринфянам, что читается сегодня во время богослужения. Давайте послушаем.
Глава 2.
3 Это самое и писал я вам, дабы, придя, не иметь огорчения от тех, о которых мне надлежало радоваться: ибо я во всех вас уверен, что моя радость есть радость и для всех вас.
4 От великой скорби и стесненного сердца я писал вам со многими слезами, не для того, чтобы огорчить вас, но чтобы вы познали любовь, какую я в избытке имею к вам.
5 Если же кто огорчил, то не меня огорчил, но частью,- чтобы не сказать много, и всех вас.
6 Для такого довольно сего наказания от многих,
7 так что вам лучше уже простить его и утешить, дабы он не был поглощен чрезмерною печалью.
8 И потому прошу вас оказать ему любовь.
9 Ибо я для того и писал, чтобы узнать на опыте, во всем ли вы послушны.
10 А кого вы в чем прощаете, того и я; ибо и я, если в чем простил кого, простил для вас от лица Христова,
11 чтобы не сделал нам ущерба сатана, ибо нам не безызвестны его умыслы.
12 Придя в Троаду для благовествования о Христе, хотя мне и отверста была дверь Господом,
13 я не имел покоя духу моему, потому что не нашел там брата моего Тита; но, простившись с ними, я пошел в Македонию.
14 Но благодарение Богу, Который всегда дает нам торжествовать во Христе и благоухание познания о Себе распространяет нами во всяком месте.
15 Ибо мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих:
Православная Церковь в Символе веры — кратком тексте, в котором изложены основы православного вероучения — именуется единой, святой, соборной и апостольской. Каждое из этих определений вызывает вопросы, но лидером, наверное, является всё же прилагательное «апостольская». Почему? Всё очень просто. Как может Православная Церковь именоваться апостольской, если апостолы умерли уже две тысячи лет назад. И новых как будто им на смену на появилось.
Даже с исторической точки зрения такой скепсис не заслуживает уважения. Дело в том, что наряду с апостолами Церковью почитаются так называемые «равноапостольные» христиане и христианки, чьими трудами образовались и на первом этапе развивались новые поместные Церкви. Тут можно вспомнить и святую Нину, просветительницу Грузии, святого Патрика, просветителя Ирландии, святителя Николая (Касаткина), основателя Японской Православной Церкви. Таким образом, апостольское служение в Церкви живет. Но это ещё не всё.
Когда Господь Иисус Христос поручил перед Вознесением на Небо Своим ученикам идти и проповедовать всем народам, он дал им это поручение не как избранным специалистам по проповеди, а как Церкви, Которая на тот момент представляла собой группу из одиннадцати человек. Со временем община учеников Христовых значительно расширилась, умножилась. Но данное Спасителем поручение осталось в силе и оказалось обращено всё так же — ко всей Церкви. А значит — и к каждому из нас.
Да. Всё обстоит именно так. Каждый православный христианин, рукоположенный и нерукоположенный, призван нести апостольское служение, которое заключается в свидетельстве о Евангелии словом и делом. Это важно помнить и осознавать. Но вполне правомерно может возникнуть вопрос — а готов ли я? Может ли у меня что-то в плане апостольского служения получиться? Не встречу ли я на данном пути исключительно горечь разочарования.
Давайте посмотрим на то, как в прозвучавшем отрывке из первого послания к коринфянам рассуждает апостол Павел. Неужели кто-то полагает, что перед нами речь самоуверенного героя-победителя? Вовсе нет. Святой Павел фактически расписывается в собственной неудаче. Он долго и упорно проповедовал коринфянам, а они (стоило ему только уехать из города) начали делиться на группировки, выяснять, кто из них более правильный и духовный христианин. В результате Коринфская церковь оказалась на грани исчезновения.
Апостол, с одной стороны, выражает самое настоящее разочарование, а с другой, постоянно напоминает и себе, и читателям, что выполняет он служение, не человеком ему порученное, а Богом. И это значит, что Бог будет помогать и поддерживать. Прежде всего, тогда, когда никакой надежды уже не останется. И апостольское служение обязательно принесёт плоды. Пусть небольшие, но всё же принесёт. И из малого потом обязательно разовьется что-то большее. Как случилось это с апостольской общиной в своё время. Потому не будем падать духом, но будем просить у Христа вдохновения, чтобы, несмотря на все наши слабости и недостатки, Он помогал нам нести апостольское служение. Не в свою славу, а во славу Божию.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
Фонд «Хранители детства» помогает подросткам сделать осознанный выбор профессии и пройти стажировки
Поделиться
Фонд «Хранители детства» более 10 лет поддерживает молодых людей из уязвимых групп: сирот, ребят с инвалидностью, подростков из приёмных, опекунских и кризисных семей. Фонд помогает им осознанно подойти к выбору будущей профессии, получить необходимые знания и первый трудовой опыт под руководством наставников.
Максиму 16 лет, он из Донецка. Молодой человек живёт и обучается в подмосковном Православном центре образования имени Преподобного Сергия Радонежского.
В прошлом году при участии фонда «Хранители детства» парень прошёл тестирование на профориентацию, а затем обучение и стажировку в Музее архитектуры в миниатюре. Он посвящён православным достопримечательностям Золотого кольца России. Максим участвовал в организации экскурсий и сам побывал в роли экскурсовода. За три недели наставники, подготовленные фондом, помогли ему раскрыть творческий потенциал, выявить профессиональные качества и определиться, куда двигаться дальше.
Фонд «Хранители детства» работает в 20 регионах России. Он знакомит молодёжь с современными, востребованными профессиями и устраивает на стажировки в различные партнёрские организации. Благодаря этому ребята из детских домов, приёмных, опекунских и кризисных семей, а также подростки с инвалидностью обретают уверенность, самостоятельность и могут попробовать себя в профессии.
Поучаствовать в проекте фонда «Хранители детства» можете и вы. Например, в качестве наставника рассказать ребятам о своей профессии, либо организовать для них стажировку. Подробнее об участии делами тут.
Кроме того, есть возможность поддержать проект и его подопечных финансово на сайте фонда «Хранители детства».
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Присоединение Астрахани к России». Александр Музафаров
Поделиться
Гостем программы «Исторический час» был преподаватель Университета имени Разумовского Александр Музафаров.
Разговор шел о присоединении Астраханской земли к России в 50-х годах 16-го века, о предпосылках и последствиях этого события и о его основных участниках.
Ведущий: Дмитрий Володихин
Д. Володихин
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели! Это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический Час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и сегодня мы поговорим об одном крупном историческом событии, которое отбрасывает тень на многие века вперед, до нашей с вами современности. Я имею в виду присоединение Астрахани и Астраханской земли, которое состоялось в середине 1550-х годов при первом русском царе Иване IV. Для того, чтобы обсудить эту ситуацию, достаточно непростую (мы, условно говоря, присоединяли Астрахань в два приёма, это был непростой процесс), так вот, для того чтобы со знанием дела обсудить её, мы пригласили к нам в студию историка, исторического публициста, преподавателя Московского университета имени Разумовского Александра Азизовича Музафарова. Здравствуйте.
А. Музафаров
— Здравствуйте.
Д. Володихин
— Ну, прежде всего, я думаю, нам стоит обсудить, в какой обстановке происходило присоединение Астрахани и Астраханской земли. Изначально, в общем, астраханцы не были враждебны к России, не совершали на неё походов, да и, в общем, им далековато эти походы совершать. Для того чтобы собраться с силами и напасть на Россию, им пришлось бы пройти через земли Ногайских орд, Казанского ханства, и, в общем, Астрахань богатела в большей степени не рейдами на соседей, а торговлей. Это был богатейший в торговле город. Туда приходили товары со всего Востока, из Турции, из Ирана, из государств-осколков Золотой Орды, с русских земель, и из дальних мест проходил товар европейский. И, конечно, город, где работал монетный двор, чеканивший монету из серебра, явно брал средства не из грабительских набегов на соседей. То есть, в общем, причин для войны вроде бы было относительно немного, но тем не менее ситуация сложилась так, что Россия буквально была вынуждена послать войско.
А. Музафаров
— Итак, для того, чтобы понять мотивы присоединения Астраханского ханства и самого города Астрахань, который тогда, кстати, назывался Хаджи-Тархан, нам необходимо бросить такой ретроспективный взгляд на события, последовавшие в первую половину XVI века после падения Большой Орды. Надо отметить, что сам город Хаджи-Тархан возникает в конце XIII века на землях Улуса Джучи, который мы называем Золотой Ордой, и действительно это торговый центр в Нижней Волге, где пересекаются караванные пути из Великой степи и волжско-каспийские торговые пути, т.е. это такой транзитный город. Он был жестоко разорен Тимуром в конце XIV века, но возродился. И вот что важно: изначально этот город находился в составе большого государства Улуса Джучи. После распада Улуса Джучи образуется маленькое ханство Хаджи-Тархана. И оно становится такой разменной игрушкой среди других наследников Большой Орды. И здесь надо учитывать, что в Южном регионе сложилась очень сложная ситуация. Наиболее мощным наследником Орды объявлялось Крымское ханство династии Гираев.
Д. Володихин
— После того, как рухнула Большая Орда, которая долгое время была наиболее крупным, наиболее могущественным государственным образованием, Крымское ханство, в общем, взяло на себя идею: давайте восстановим Большой Юрт, соединим все прежние земли, которые входили в Золотую Орду.
А. Музафаров
— Совершенно верно, поэтому Крымское ханство стремится взять под контроль Казань, что вызывает серию русско-казанских войн и, собственно, последний поход 1552 года, подчинить себе Ногайскую Орду, кочующую в степях Северного Предкавказья, и проявляет свой интерес к Хаджи-Тархану. То есть, вот это маленькое ханство, невраждебное само по себе России, становится игрушкой в руках противоборствующих ханов-наследников большой орды.
Д. Володихин
— То есть, по большому счёту, это драгоценная жемчужина, которая, по сути своей, никому не враг, но слишком дорого стоит, чтобы быть ничьей.
А. Музафаров
— Да, ну и к тому же, когда мы говорим, что астраханские татары не совершали набегов на Русь, ну, с одной стороны, да, с другой стороны, русские купцы от них порой весьма жестоко страдали. Мы вспомним хождение за три моря Афанасия Никитина — его ограбили именно под Хаджи-Тарханом. То есть, именно люди Хаджи-Тарханского хана. Поэтому обеспечение важнейшего для Руси волжского торгового пути тоже требовало, как минимум, нормальных отношений с этим ханством. И до поры до времени у Руси просто не доходили до этого руки, но после присоединения Казани в голову русскому царю и его боярам приходит такой очень дерзкий замысел. Почему дерзкий? Дело в том, что если посмотреть историю войны Руси с Казанским ханством, можно увидеть, что здесь Иван Грозный следовал по пути отца, деда и прадеда. С Казанью воевал ещё и его прадед Василий II Тёмный. Неудачно, в плен попадал, но тем не менее. Воевал дед Иван III, более удачно. Воевал отец Василий III. Тут он как бы продолжатель по дорогам отца, деда и прадеда, вёл свои полки на Казань.
Д. Володихин
— Он наследовал направление внешней политики, довёл дело до конца. В 1552 году Казань взял, Казанскую землю присоединил.
А. Музафаров
— А вот воинских походов на Нижнюю Волгу русские люди никогда не совершали. То есть, дорога была известна, русские купцы пользовались этим путём, то есть, знали. На Волге существовали отряды волжских казаков, таких лихих людей, которые, когда охраняли купцов за умеренную плату, когда предавались лихости и грабили купцов. Но в целом были людьми такими православными, тоже существовали на Волге. Но вот государевы воинские люди на юг никогда прежде не ходили. И вот для того, чтобы послать полки на юг, требовалась определённая дерзость. В 1552 году к московскому государю прибыли послы от ногаев. А, напомню, Ногайская Орда не хотела подчиняться Крыму и, соответственно, искала союза с теми, кто Крыму не подчинён, т.е. с Москвой. И ногайцы предложили Ивану Грозному следующую комбинацию. Они ему сказали: у тебя вот, Иоанн Васильевич, живёт такой хан Дервиш-Али, когда-то он правил Хаджи-Тарханом, его оттуда изгнал злобный Ямгурчи. Он у тебя тут живёт, ты ему там один город пожаловал, Звенигород пожаловал, он у тебя тут правит, давай посадим его в Хаджи-Тархан, и крымских людей оттуда выбьем.
Д. Володихин
— При том, что Ямгурчи был скорее противником Москвы, не мог нанести действенный вред издалека, но всё-таки вредил московской политике и московскому купечеству.
А. Музафаров
— Безусловно. Плюс здесь был ещё один важный момент. Противостояние с Крымским ханством становится одним из главных направлений внешней политики русского государства. Это борьба за Дикое поле, борьба за плодороднейшие чернозёмные степи. Но за спиной Крыма стоял его покровитель — Османская империя. А вот у Османской империи на востоке был противник — персидский шах, который поддерживал отношения с Москвой, и вот для того, чтобы вступить с ним в более прочные отношения, надо было выбить вот эту астраханскую пробку.
Д. Володихин
— И даже более того, в Москве очень ценили персидские товары не только частного, но и стратегического назначения. Брали доспехи, шлемы, оружие персидской работы, они на Руси очень ценились. Вот представьте себе, дорогие радиослушатели, между Москвой и союзным, ну во всяком случае, более-менее дружественным Ираном находится Астрахань. Астрахань — это очень серьезный экономический ресурс, торговый город. И если крымский хан (а к этому все идет) захватит Астрахань или посадит туда цепкого ставленника, который удержится надолго, то связь между Москвой и Ираном будет разорвана, весь этот огромный экономический ресурс будет подпитывать вражеское воинство, начнутся набеги, прежде всего на Казанскую землю, которую крымский хан мечтает вернуть вооружённой силой, да вообще любым способом. То есть, иными словами, Астрахань могла быть либо Крыма, либо Москвы. Худший вариант — если она станет турецкой, этого ни Крым, ни Москва не хотели. И надо было как-то этот процесс потери приостановить и повернуть вспять.
А. Музафаров
— Да. Поэтому в 1554 году Иван Грозный принимает решение, дерзкое решение, — послать рать на Астрахань. Подчёркиваю, до этого русские воинские люди так далеко вниз по Волге не ходили, и посадить в Хаджитархане на трон вот этого самого Дервиш-Али, который многие годы уже прожил на Руси и как бы считался, ну, в какой-то степени, своим. Тем более вроде и ногайцы говорили, что он с ними дружен. То есть возникало такое желание создать вассальное русское ханство на Нижней Волге, которое бы обеспечивало интересы Руси.
Д. Володихин
— То есть, заметьте, дорогие радиослушатели, в походе на Астрахань были воинства наполовину русские, наполовину татарские, может быть, в какой-то степени, ногайские, и здесь Чингизид служил русскому царю.
А. Музафаров
— Да, совершенно верно, потому что в поход на Хаджи-Тархан отправляется хан Дервиш-Али и великокняжеский воевода, князь Юрий Иванович Шемякин-Пронский, представитель династии рязанских Рюриковичей. Служил и московский аристократ.
Д. Володихин
— Причём достаточно знатный статус этого человека внутри русской знати показывает, что походу придаётся большое значение. Послали на Нижнюю Волгу значимого человека, вельможу.
А. Музафаров
— В состав его войск вошли: главная сила русской армии, служилая поместная конница, дворяне, стрельцы и казаки. По некоторым сведениям, казаками командовал рязанский воинский голова Чулков, представитель старинного тоже рязанского служилого рода, не княжеского, но дворянского, который, собственно, и командовал этим вот казачьим отрядом. По дороге к Царицыну присоединялись волжские казаки, которые тоже, во-первых, могли оказать им помощь как проводники и знатоки окрестных мест, во-вторых, они видели в этом возможность поступить на службу к русскому царю, что, в общем, тогда ценилось очень и очень высоко. Итак, русское войско спускается по Волге, и здесь тоже надо отметить такой момент: мы привыкли представлять русское войско XVI века как конницу, первичную там дворянскую конницу, казаков мы вообще привыкли видеть исключительно на лошадях, но надо помнить, что в XVI веке русский дворянин — это такой универсальный человек, он мог воевать и на коне, а мог воевать и в судовой рати. То же самое казачество. Казачество окончательно образ всадника обретёт только на рубеже XVII–XVIII веков, а до этого основным средством передвижения казаков были ладьи, струги и прочие речные суда. То есть это был поход такой русской судовой рати на юг, которая спускается вниз, проходит Переволоку, входит в Низовье Волги, и вот здесь очевидно, что русские воеводы достаточно хорошо владели обстановкой, т.е. русская разведка выяснила, что самого хана Ямгурчи в городе нет, что город занят малым гарнизоном. Они атаковали передовой отряд хаджитарханского войска, разгромили его, и потом берут штурмом сам Хаджи-Тархан. Хаджи-Тархан располагался чуть выше по Волге, чем центр современной Астрахани. Сейчас эта территория тоже города Астрахани, застроена там разными посёлками, хотя археологи нашли городище Хаджи-Тархана и находили там очень интересные находки.
Д. Володихин
— Ну вот здесь очень важный момент. Не столько брали штурмом Астрахань, а, собственно, преодолели незначительное сопротивление, поскольку хан не защищал Астрахань. Ему вообще, видимо, было это не очень характерно — проживать внутри города, они кочевали рядом с Хаджи-Тарханом. Важный момент, что выясняется, кто именно возглавлял казачьи лёгкие силы. Это атаман Фёдор Павлов, герой войн за Астрахань, очень крупный, видимо, для того региона военачальник.
Дорогие радиослушатели, напоминаю вам, что это Светлое радио. Приятно напомнить тот момент, когда одержана важная победа, взята под контроль Астрахань. Так вот, это Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин, и замечательный историк, преподаватель университета имени Разумовского Александр Азизович Музафаров рассказывает нам о том, как была присоединена к России Астрахань. Итак, Ямгурчи потерпел поражение, Астрахань попала под контроль русских войск, но вот это ещё не всё. Эпизод, который характеризует это взятие Астрахани, очень интересный. Судьба семьи Ямгурчи.
А. Музафаров
— Да, значит, дело в том, что Ямгурчи не принял боя с русской ратью, он просто бежал, причём бежал стремительно, бросив жён и дочерей. Казаки перебили охрану этого каравана, советников, хатуней и ханш взяли в плен и обращались с ними почётно, это был почётный трофей. То есть женщин не обидели, а, напротив, отправили к Иоанну Васильевичу в доказательство, что вот смотри, государь, мы пленили семью вражеского военачальника. Ну и, кстати, это был хороший знак для татарского населения Хаджи-Тархана: ну посмотрите, какой хан Ямгурчи, он собственную семью защитить не смог, чего, так сказать, вы от него ждёте. Таким образом, летом 1554-го Хаджи-Тархан был взят, и на его престол был возведён хан Дервиш-Али из московской руки.
Д. Володихин
— И надо сказать, что поскольку в Астрахани покупали русских пленников как рабов, то какое-то количество их, людей, томившихся в неволе, освободили и отвезли на Русь.
А. Музафаров
— Да, и это было не такое уж маленькое количество, было несколько тысяч человек. То есть несколько тысяч русских полоняников получили свободу, когда русские казаки, стрельцы и дворяне взяли Хаджи-Тархан и посадили там законного хана на престол. При этом главная часть русских войск во главе с воеводой ушла на север, а в Хаджи-Тархане остался сам Дервиш-Али с ним казаки, стрельцы и дворянский голова Пётр Тургенев.
Д. Володихин
— Невеликий человек, не столь значительный, как Шемякин-Пронский, но и не рядовой дворянин.
А. Музафаров
— Да, т.е. такой знатный дворянский род. Ямгурчи, воспользовавшись этим, привлёк на помощь какие-то отряды крымцев и попытался отбить свой улус, но ничего не получилось. Попытки татар взять штурмом Хаджи-Тархан были отражены оружейным и артиллерийским огнём. Русская рать хорошо владела огненным боем, и против огня русских пищалей и пушек крымцы ничего не могли противопоставить. Они ушли, и Ямгурчи исчез из окрестностей Хаджи-Тархана и из истории. Однако, через некоторое время возникли проблемы с самим Дервиш-Али, потому что этот хан провёл несколько лет на Руси, то есть он понимал, что такое русское государство, но, оказавшись в Хаджи-Тархане, стал слушать разных советников, местных уважаемых людей, и задумал отложиться от Москвы. Он начал переговоры с Крымом о возможном вассалитете по отношению к Крымскому хану. А Крымский хан в этот момент — злейший враг Москвы, ведёт против Москвы активные боевые действия. Однако, русское государство могло противопоставить не только воинские силы, но и работу протоспецслужб, потому что переписка астраханского хана с крымским была перехвачена. Небольшой русский отряд во главе со стрелецким головой Григорием Ковтырёвым и атаманом Фёдором Павловым с казаками, пришёл в Хаджи-Тарханы привёл Дервиша-Али к послушанию.
Д. Володихин:
— Ковтырёв, вообще говоря, выдающийся боец, участвовал во многих делах. Сам он не был стрельцом, он был из дворянского рода. Так что достаточно известные люди поучаствовали в ликвидации опасности мятежа.
А. Музафаров:
— На первый взгляд, Дервиш-Али всё понял, но оказалось, что недостаточно. Стоило Ковтырёву с Павловым уйти, он опять, как писали в Москве, «заворовал», стал общаться с крымским ханом. Слово «воровство» в русском языке XVI-XVII веков означало, в первую очередь, «измену». Крамола, измена. Он «заворовал» и напал на приехавшего из Москвы русского посла Леонтия Мансурова. Изначально это было обставлено как нападение степных разбойников. Но казаки и стрельцы отбились, и из пленных стало понятно, что речь идёт о спланированной операции. Это повлекло большие потери русского отряда — до полутора сотен русских воинов погибло в бою. Это говорит о том, что это не случайная банда, рискнувшая напасть на посольский поезд, а очень крупные силы.
Д. Володихин:
— Но вот заметим, стрельцы и казаки сделали своё дело, Леонтий Мансуров выжил, вернулся на Русь и сообщил, что Дервишу-Али доверять нельзя.
А. Музафаров:
— В Москве, после этих двух измен Дервиш-Али, решили, что дело надо менять радикально. На низ Волги отправляется войско. Поскольку силы русского государства были заняты в основном на других направлениях, ударный костяк этого войска составили казаки во главе с атаманом Ляпун Филимоновым. Были ещё отряды во главе с воинским главой Михаилом Колупаевым и вольные волжские казаки во главе с лихим атаманом Архипом.
Д. Володихин:
— Здесь надо сказать несколько слов для того, чтобы было понятно, как различались русские казаки того времени. Казаки-служилые. Их чаще всего отдавали под команду невеликой знатности детям боярским, т.е. дворянам. И голова казачья — это не казак. Вот Михаил Колупаев — это, скорее всего, из не очень знатных дворян человек. Что касается вольных казаков, то они не подчинялись воеводам, они не подчинялись головам, их, ну можно так сказать, брали на службу, нанимали. Нанимали их на условиях, в рамках которых вольными казаками командовали атаманы. Атаман — человек, который возглавляет казачье воинство и является еще и должностным лицом, которое общается с нанимателем. Казаки, конечно же, будучи русскими, православными в большинстве своем, искали службы у русского царя, потому что это было естественно для них, договориться было легче и они сражались в сущности в войсках русского царя против своих же противников против тех, кто представлял собой опасность для них на территории осколков Золотой орды, Казанское ханство, Астраханское ханство, Крымское ханство против турок И, конечно же, для них было нормально то, что они присоединяются к войску. Другое дело, что у них была значительная территория для проявления вольности. И они могли просто уйти с поля боя, они могли поддержать активно или достаточно пассивно. Речь шла об их лихости, азарте, об их храбрости. И, конечно, очень многое зависело от их настроения. Вот во время смуты появились ещё казаки бунтовские, гулящие. Это был всякий сброд, который просто бандитствовал, называя себя казаками. В данном случае мы видим Колупаев ведёт служилых казаков, Ляпун Филимонов, видимо, очень серьёзный лидер по тем временам, ведёт казаков вольных и, как вы сказали, ещё более вольных, самых вольных, неприручаемых казаков, видимо, ведёт некий атаман Архип. Казаки сделались фактически главной решающей силой для очередного похода.
А. Музафаров:
— Итак, русские войска подходят к Хаджи-Тархану, атакуют войско и наносят поражение передовому отряду, который сообщил, что на помощь Хаджи-Тархану подходит войско Крымского хана. Русские воеводы ускоряют движение, сходу атакуют Хаджи-Тархан. Дервиш-Али бежит из города, не дождавшись крымцев, уехал в Крым, а потом где-то там на чужбине сгинул. Казаки берут Хаджи-Тархан и приводят его под великую государеву руку. Туда приезжают государевы воинские люди, осматривают крепость и решают, что она какая-то неправильная. Решают, что крепость должна быть крепкая, каменная, прикидывают, что в 12 верстах ниже по течению места поудобнее, и там строится русский город, получающий название Астрахань.
Д. Володихин:
— Дорогие радиослушатели, напоминаем, что у нас здесь Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час» с вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, исторический публицист, преподаватель университета имени Розумовского Александр Азизович Музафаров. Мы выходим из эфира буквально на минуту, не переключайтесь.
Д. Володихин
— Дорогие радиослушатели! Напоминаем, что у нас здесь Светлое радио, Радио ВЕРА, в эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, исторический публицист, преподаватель университета имени Разумовского Александр Азизович Музафаров. Мы ведём беседу о присоединении Астраханской земли к России в середине 50-х годов XVI века. Изгнание теперь уже враждебного хана Дервиш-Али из Астрахани — это 1556 год, и с этого момента в Астрахани сидят русские воеводы, и никакой Чингизид там больше ханом не будет. Вот стоит поговорить о том, что принесла Астрахани и Астраханской земле русская победа. Там построили великолепный Кремль, который стал источником выгод для современной Астрахани, приток туристов не иссякает. Там построили православные храмы и распространили на Астрахань территорию Казанской епархии. Впоследствии появилась собственно Астраханская епархия. Туда распространилось духовное православное просвещение. И там торговля не иссякала, поскольку татарский город или русский торговая жизнь всё равно бьёт ключом, да и вообще границ между областями в России нет, это сделало Волжский путь единым, да и вообще границ в России между областями нет, позволило сделать эту торговлю местному населению получать хорошие прибыли от неё.
А. Музафаров
— Присоединение к России всего Нижневолжского региона, то есть присоединение Средней Волги, оказало благотворнейшее воздействие на этот край. Почему? Дело здесь не только в безопасности купеческих караванов, которые действительно пошли по Волге от Москвы до Персии и обратно, но и в том, что этот край стал заселяться и возделываться русскими людьми.
Д. Володихин
— Надо сказать, что угроза тех вольных казаков, которые промышляли грабежом, была достаточно быстро ликвидирована. То есть тех казаков, которые бандитствовали, оттуда изгнали.
А. Музафаров
— Да, вдоль Волги появились русские крепости: Царицын, Саратов, Симбирск, Самара, Верхний Ломов, Нижний Ломов и так далее. И вокруг этих крепостей стали селиться ремесленники, крестьяне, волжские степи стали распахиваться, превращая их в тот цивилизованный цветущий край, которым он является сейчас, в наши дни. То есть Волга становится не просто торговым путем, она становится житницей страны. Здесь начинают выращивать хлеб, здесь строят города, сёла, храмы Божьи, то есть сюда приходит цивилизация, то есть бывший дикий край оживает под русской властью. И Астрахань становится одним из крупнейших центров этого освоения. Напомню, в XVII веке Алексей Михайлович повелит астраханскому воеводе освоить выращивание специальных растений и разведение шелковичного червя. Первый русский шелк пойдет из Астрахани. Присоединение Волги к России сделает эту реку центром цивилизованного, цветущего, обработанного, развитого края. Присоединение этих земель к России для них было безусловным благом. Никогда еще Волга не была такой населённой, плодородной, обустроенной, какой она стала под властью русских государей. Это важный момент. Русские государи двигались вниз по течению реки не просто захватывать территорию, защищать торговые интересы, но неся туда созидательную цивилизацию, которая эти земли, как тогда говорили, расплодила.
Д. Володихин
— Ну да, с этим не поспоришь. Действительно, Нижнее Поволжье расцветает. С другой стороны, давайте посмотрим на контекст международных отношений того времени. Ведь, насколько я понимаю, Крым не успокоился после потери Астрахани. Это создавало постоянную угрозу для региона. Часть Астраханской знати, вот бывший хан Дервиш-Али и его приближённые, оказались в стане крымского хана Девлет-Гирея и участвовали в походах на Россию, и даже более того, Астрахань стала мишенью для ударов султанской Турции, ведь был же масштабный поход на Астрахань совершён.
А. Музафаров
— Да, был поход турецкого султана, причём такой масштабный, то есть они поднялись по Дону до Переволоки, султан приказал было прорыть канал из Дона в Волгу, но что-то там у них не сложилось, всё-таки перебрались они в Волгу, подступили к стенам Астрахани, но здесь оказалось, что русские мастера умеют строить хорошие крепости. Астрахань отбилась.
Д. Володихин
— Но в данном случае даже, может быть, дело в том, что вассал и союзник султанской Турции, крымский хан, очень сильно не желал того, чтобы в регионе утвердился твердой ногой его сеньор, и что-то не особенно помогал его силам.
А. Музафаров
— Да, не помогал, но в любом случае, если бы не храбрость русских воинов и не умение русских городовых дел мастеров, турки бы смогли взять город, и крымский хан бы им не помешал. Всё-таки, да, не желал, не помогал, но противостоять османам он всё-таки не мог. А вот русские смогли.
Д. Володихин
— Да-да-да. Османы не взяли Астрахань, это было поражение, и отступление сопровождалось большими потерями.
А. Музафаров
— Да, потому что вот здесь как раз крымский хан сыграл свою роль, просто бросив своих союзников на произвол судьбы, и да, значит, он превратил это поражение в разгром фактически. Надо отметить, что присутствие сильных русских сил в Нижнем Поволжье оказало влияние на весь этот регион. К России стали прибывать государи Северного Кавказа, проситься в подданство, просить союза. Русские люди, в первую очередь казаки, начинают появляться на Тереке. Именно с той поры начинается ранняя история терского казачьего войска. Возникает крепость Терки в северном Прикаспии, внизу Терека, терский городок, так называемый. То есть идет проникновение Руси дальше на юг. Это тоже новая перспектива, которая открывается как раз при присоединении Астрахани. И, конечно, это дает в руки русского государства гораздо больше элементов для влияния на Ногаев. Не случайно Ногайская орда потом всё-таки отколется от Крымской и присягнёт на верность России. Потом это облегчит русским проникновение на Кавказ, установление связи Закавказьем. То есть это даст в руки русским государям колоссальные возможности, которые они с толком используют. Но это будет уже в будущем, в XVII-XVIII веках.
Д. Володихин
— Но здесь мне хотелось бы поговорить ещё вот о чём. Ну хорошо, вот султан попробовал на зуб астраханскую землю, убедился, что коммуникация длинноватая, говоря современным языком, добраться туда сложно, нанести удар сложно, обороняют эту землю крепко. Отказался от этой мысли, бросил свои силы на другие направления. Но крымский-то хан, ему-то поближе, он, можно сказать, по соседству находится, и он очень хочет Астрахань отбить. Предпринимал ли он какие-нибудь действия, направленные на то, чтобы вернуть себе вожделенную Астрахань?
А. Музафаров
— Несколько набегов крымцев было. Крымцы несколько раз пытались, но здесь была та же проблема, с которой сталкивались крымцы, наступая на русские земли. По большому счёту, крымские воины не умели брать крепости.
Д. Володихин
— Они хороши были в поле, вы имеете в виду.
А. Музафаров
— А вот против каменной крепости, так сказать, и они были бессильны. К тому же, низовья Волги — не лучшая климатическая зона для действий конницы. Многочисленные протоки, реки, часто меняющие русло, густые заросли камыша, плавни. Для крымцев это совершенно непривычный ландшафт, зато хорошо привычный для русских казаков, которые играли здесь очень важную роль в предупреждении нападений. То есть, единственный шанс крымцев взять Астрахань — это взять город, что называется, изгоном, с налёту. Вот налететь, пока не успели закрыть ворота, ворваться, и вот такого шанса им никогда не дали. Астраханские воеводы и казаки несли свою службу очень хорошо.
Д. Володихин
— Был ещё один шанс, о котором я хотел бы поговорить. Этот шанс выпал через 15 лет после того, как Астрахань стала частью России со всеми окрестными землями. Я имею в виду нападение Девлет-Гирея, крымского хана, на коренные земли России, его атака на Москву, которая в 1571 году отчасти увенчалась успехом, тогда Москва сгорела. И после этого велись переговоры о том, что мир должен быть установлен ценой значительных территориальных потерь для России. Россия колебалась в разорённой, обугленной Москве, обсуждался вопрос о том, можно ли пожертвовать Астраханью, и, в общем, правительство Ивана IV было близко к этой мысли. Но Девлет-Гирей этим не хотел удовлетвориться, хотел большего: отдайте мне ещё и Казань, и, в общем, неплохо бы и дань платить. Таким образом желал захватить и нижнее, и среднее Поволжье и обогатиться. Это было уже слишком много, и, видимо, в Москве пришли к мудрой мысли, что если повадится волк ходить в овчарню, то не успокоится, пока всех овец не перетаскает. Решили, несмотря на достаточно тяжёлое положение, ему противостать. И в следующем году, в 1572, в большой битве у Молодей, южнее Москвы, ему нанесли поражение. В том походе, кстати говоря, астраханская знать участвовала. Это не принесло никакой удачи Девлет-Гирею, он вынужден был отступить, и в дальнейшем всякие переговоры «отдайте Казань», «отдайте Астрахань» опирались на твёрдую позицию Москвы. Проиграл — отступи. И Девлет-Гирей должен был отступить.
Д. Володихин
— Ну что ж, дорогие радиослушатели, мне важно напомнить на фоне вот этих побед, успехов о свете. Свет у нас тут на радио так силён, что мы называем себя Светлое радио, Радио ВЕРА. В эфире передача «Исторический час». С вами в студии я, Дмитрий Володихин. У нас в гостях замечательный историк, исторический публицист Александр Азизович Музафаров. Мы беседуем о том, как Астрахань и Астраханская земля были присоединены к России. У нас есть важный повод поговорить не только об Астрахани, но и об Иване IV. Сам он в походах, которые отдали России Астрахань, не участвовал. Участвовали его воеводы, воинские головы, атаманы казачьи. Но, тем не менее, всё это происходило по его воле и по его планам. Действительно, это был смелый план. Атака на очень дальней дистанции. Она увенчалась успехом. И вот в наши дни вопрос о том, чтобы увековечить память Ивана IV, провести уместную мемориализацию, пришёл в голову региональному руководству, это, наверное, разумно. И буквально несколько дней назад в Астрахани прошёл научный форум. Вот Александр Азизович как раз участвовал в нём. В Астрахани было сказано, что город украсится памятником Ивану IV. Это, так сказать, решённый вопрос. Любопытно порассуждать на тему, каким может быть этот памятник. Собственно, вот вопрос, что может составлять этот памятник, сейчас еще не решён и стоит, ну, если не поспорить, то уж во всяком случае рассмотреть варианты, какие версии памятника Ивана IV для Астрахани будут естественны и благоприятны. Мы живём в России, мы её граждане. Безусловно, для нашей страны присоединение Астрахани — это большой успех России, который был на пользу и самой Астрахани, и всей нашей стране. А вот вопрос о мемориализации тех лет, он, конечно, важный. Вот ваше мнение, Александр Азизович, как можно устроить мемориал памяти Ивана IV, а, следовательно, и тех времен, когда он присоединял Астрахань в этом городе?
А. Музафаров
— Ну, прежде всего, хотелось бы, чтобы памятник был не банальным, чтобы это была не очередная конная статуя или не очередной бюст. И второе, что хотелось бы, чтобы создатели памятника ушли от навязчивых образов ещё советского времени, от того чудовищного портрета Ивана Грозного, который слепил реконструктор Герасимов, и от того образа, которого сыграл актёр Николай Черкасов в одноимённом фильме Эйзенштейна. Мне кажется, было бы интересно изобразить Иоанна Васильевича, во-первых, молодым. Напомню, во время присоединения Астрахани ему было 26 лет примерно.
Д. Володихин
— Но в первом акте присоединения в 1554 году ещё 24 года.
А. Музафаров
— Да, то есть он совсем молодой, но уже что-то испытавший, он уже взял Казань. И в то же время это ещё не тот царь, который устроит опричнину, устроит походы на Новгород, ввяжется в Ливонскую войну. Это молодой государь. Вот эту молодость хотелось бы в памятнике воплотить. Молодость, силу, надежду. Во-вторых, мне кажется, будет, наверное, уместно, если государь на памятнике будет не один. Если рядом с ним будет стоять и воевода Юрий Иванович Шемякин-Пронский, и казачий атаман Ляпун Филимонов, и воинский глава Михаил Колупаев, и казачий атаман Фёдор Павлов, и Григорий Ковтырёв, то есть все те, кто присоединил Астрахань к России. Ему принадлежит замысел, им принадлежит исполнение.
Д. Володихин
— То есть, как минимум 4 человека, 4 знатных бойца, 1 вельможа, один стрелецкий офицер и два казака.
А. Музафаров
— Да, то есть это могла быть такая композиция, причём не обязательно, говорю, изображать Иоанна Васильевича на коне, то есть он может стоять и показывать им либо вручать указ, либо, может быть, даже, как там скульптор изобразит, показать что-то вроде карты, на которой он показывает им, что надо сделать. Да, и вот так появится вот такая, а на какой-нибудь бронзовой доске, которая может быть украшена, постамент, написать историю Астраханского похода, и дерзость решения, и перечислить имена русских воевод, которые вели русские рати вниз по Волге, и показать, как это произошло в коротком, ёмком, исторически выверенном тексте. И тогда этот памятник будет памятник вот этой эпохе, создателям, тех, кто, так сказать, пришёл на Волгу вслед за государевыми воинскими людьми, построил прекрасный город Астрахань, распахал окрестные земли и сделал их вот такими цивилизованным, процветающим, цветущим краем. Да, может быть, можно в каком-нибудь виде барельефа показать и фигуры других людей: казаков, стрельцов, служилых татар, крестьян, купцов, всех тех, кому открыл дорогу на Волгу вот этот вот поход. То есть, может быть, это... То есть, мне кажется, должна быть сложная композиция, которая вот покажет саму суть присоединения Астрахани к России, и ту роль, которую здесь сыграл и дерзновенный замысел Иоанна Васильевича, и исполнение, которое сделали его воеводы и русские воинские люди.
Д. Володихин
— То есть, иными словами, памятник Иоанну IV в Астрахани — это не памятник личности первого русского царя в её совокупности, его деяниям на протяжении всей жизни, это памятник, прежде всего, тому региональному контексту, который связан с его деятельностью. То есть это памятник фактически государю, присоединяющему Астрахань, и тем плюсам в истории Астраханской земли, которые реализовались благодаря его воле. Мы не говорим о том, что было там, условно говоря, в юности Ивана IV, мы не говорим о том, что было в старости Ивана IV, мы говорим: при Иване Четвёртом Россия стала твёрдой ногой в Нижнем Поволжье. Давайте вспомним об этом, поскольку это великое деяние, поскольку оно, безусловно, полезно для России, и государь, совершивший его, уместен как фигура, нуждающаяся в мемориализации. Это вы имеете в виду?
А. Музафаров
— Да, безусловно. То есть я хотел бы показать на этом памятнике Ивана IV как вдохновителя и организатора похода, присоединившего к России эти земли, как дерзкого человека, рискнувшего и выигравшего, присоединившего к России вот эти земли и положившего начало превращению в процветающий край, чтобы было видно, чем Астрахань обязана Иоанну Васильевичу.
Д. Володихин
— Где бы вы хотели видеть этот памятник, Александр Азизович? Вы хотите его видеть на городище Хаджи-Тархан? Вы хотите его видеть в Астраханском кремле, который был позднее построен русскими зодчими? Вы хотите его видеть на одной из главных площадей Астрахани, в каком-нибудь парке? Что вам подсказывает ваша историческая эрудиция?
А. Музафаров
— Ну, сразу надо отвергнуть городище Хаджи-Тархан, потому что сейчас оно застроено, и памятник там просто затеряется среди жилых кварталов, никто не будет знать, почему он здесь поставлен. Ну, конечно, там всё сильно зависит от художественного воплощения и масштаба памятника. Возможно, он может быть уместен в Астраханском кремле, там есть для этого место. Может быть, он будет уместен на набережной Волги. Может быть, он будет уместен на одной из новых площадей Астрахани. В конце концов, не обязательно его ставить где-то в историческом центре, а можно поставить, показать, что русские люди продолжают дело Иоанна Васильевича, его строят, дальше новый город. И это как раз будет значимо и цено. Но здесь, конечно, в первую очередь должны высказываться сами астраханцы, которые знают свой город и знают, где будет наиболее удобное место. И это сильно зависит от того замысла, художественного замысла, который предложат скульпторы, архитекторы, то есть творцы-создатели этого монумента.
Д. Володихин
— Ну, хотелось бы вложить свои пять копеек на эту тему. Моя точка зрения, что, конечно, наиболее удачная точка для размещения памятника — это Астраханский кремль или, во всяком случае, какая-то точка перед входом в него. Всё-таки правление Ивана IV, его походы, присоединение Поволжья, боевые действия по защите Астрахани связаны с работой русских зодчих. Та крепость, которая была в Хаджи-Тархане до их работы, вот то самое Хаджи-Тарханское городище, она намного скромнее того, что было там создано.
А. Музафаров
— Да, от неё ничего не осталось, в сущности.
Д. Володихин
— И наш современный Кремль — это, конечно, и гордость Астрахани, и, что немаловажно, статья прибыли в городской бюджет. Это важный момент. Таким образом, связать память Ивана IV с Кремлём было бы, на мой взгляд, важно. А вот кого поставить на этот памятник? А вы предлагаете героев присоединения, то есть князя Шемякина-Пронского, стрелецкого голову Ковтырева, казачьего голову Михаила Колупаева, казачьего атамана Ляпуна Филимонова и ещё другого атамана Фёдора Павлова. Может быть, может быть. Такой получится настоящий многофигурный мемориал. Мне кажется, что, может быть, это разумно, но есть другая идея — сделать обобщенные символические фигуры тех, кто сражался тогда за Астрахань. Государь сам по себе как человек, который постоянно поддерживал замысел по присоединению Астраханской земли. Конечно, стрелец, который поборолся за Астрахань, русский стрелец. Конечно, казак, без которого присоединение Астрахани было вообще делом невозможным, и, может быть, служил и татарин, как вы помните, в 1554 году присоединение Астрахани это было в не меньшей степени татарское дело, чем русское. В России жило огромное количество татар, многие из них служили Ивану IV, как знатные люди, условно говоря, царевичи, даже цари-чингизиды, так и знать, так и простые татары, они участвовали в походах по присоединению Астрахани, внесли свой вклад, ну, давайте почтим память и татарских удальцов, которые в этом важном деле для истории нашего государства поучаствовали. Вот может быть три фигуры плюс государь. Конечно же мы не пытаемся здесь с Александром Азизовичем заменить мнение астраханцев, населения города, населения области и тем более руководства астраханского, мы в данном случае просто обсуждаем, как можно было бы поступить, что здесь уместно, что здесь неуместно, что было бы наиболее очевидными идеями для такого памятника. АлександрАзизович, вы полагаете, что вообще в целом Астрахань — это город, который до сих пор процветает, когда-то он был южными воротами русской торговли, сейчас он на Каспии связан опять же с Каспийской торговлей. Вы видите, что в рамках России у Астрахани есть доброе будущее?
А. Музафаров
— Безусловно, как и у всей России в целом. Безусловно, и потом, понимаете, Астрахань открывает для себя новые грани, зайдите на любой форум рыбаков-любителей, Астрахань — это Мекка, куда стремятся рыбаки со всей России ловить волжскую рыбу, да, и это тоже еще одна новая грань жизни этого города, которая открывается вот буквально на ваших глазах, да, то есть множество, и я уверен, что это не последнее. Город может открыть себе много нового, интересного, и город, расположенный в этом месте, будет процветать.
Д. Володихин
— С моей точки зрения, Астрахань ещё и жемчужина русской архитектуры дореволюционных времён. Последние два царствования представлены в ней просто блистательно, и турист, который едет из любого уголка России в Астрахань, он не прогадает. Там исторический контекст так силён, что призраки истории буквально ходят с тобой рука об руку по набережной Волги и по старинным кварталам этого города. Дорогие радиослушатели, время нашей передачи подошло к концу. От вашего имени я хотел бы поблагодарить Александра Азизовича Музафарова за его сегодняшнюю просветительскую деятельность. И мне остается сказать вам спасибо за внимание. До свидания.
Все выпуски программы Исторический час
- «Присоединение Астрахани к России». Александр Музафаров
- «Константин Николаевич Леонтьев». Дмитрий Володихин
- «Патриарх Тихон». Глеб Елисеев
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
