У нас в гостях был композитор Антон Висков.
Разговор шел о духовной музыке русских композиторов, а также о юбилейном концерте Московского хорового ансамбля «Благовест».
Ведущий: Константин Мацан
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. А в гостях у нас сегодня, не в первый раз уже на Радио ВЕРА в «Светлом вечере», уже традиция такая говорить о музыке и о прекрасном с Антоном Висковым, композитором. Здравствуйте.
Антон Висков:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— Я в качестве маленького анонса скажу, что у Радио ВЕРА с вами, Антон, отношения продолжительные, в моем доме постоянно ваша музыка звучит, потому что мои дети постоянно слушают аудио энциклопедию «Вопросы Веры и Фомы», для которой главную тему музыкальную, песню, которая в начале звучит, сочинили вы.
Антон Висков:
— Спаси Господи. Очень приятно.
Константин Мацан:
— Поэтому мои дети вашу музыку слушают постоянно, и я думаю, что многие слушатели Радио ВЕРА, чьи дети также слушают аудио энциклопедию «Вопросы Веры и Фомы», сегодня порадуются, что у нас в гостях композитор, чьим произведением открывается каждый выпуск. Вот Антон Висков сегодня у нас в программе «Светлый вечер». И повод замечательный поговорить о музыке, о том, с чем вы работаете, в связи с концертом, который 2 октября пройдет, ни много ни мало, в Большом зале консерватории. Концерт называется «Москва. Как много в этом звуке». В концерте будет принимать участие Московский ансамбль духовной музыки «Благовест» под руководством Галины Кольцовой, и на сцене будет тоже частый гость Радио ВЕРА протоиерей Артемий Владимиров со своим произведением. Как мы знаем, отец Артемий не только пастырь, педагог, публицист, но еще и поэт. У него есть произведение, поэтическая поэма под названием «Молчание преподобного Сергия», на которую наш сегодняшний гость написал музыку. Правильно я понимаю?
Антон Висков:
— Сотрудничество с отцом Артемием явилось для ансамбля «Благовест» очень важной, можно сказать судьбоносной вехой в судьбе. Этот концерт, который состоится 2 октября днем в Большом зале консерватории, в воскресенье будет.
Константин Мацан:
— Начало в 14-00.
Антон Висков:
— Да, в 14-00. Этот концерт приурочен к 35-летию коллектива. Я не знаю, можно спорить круглая дата, не круглая, но все-таки определенная веха.
Константин Мацан:
— Земную жизнь пройдя до половины, до середины.
Антон Висков:
— Я думаю, что у «Благовеста» это не половина жизни пройдена, это только самое начало. И, кроме того, это пятилетие сотрудничества с выдающимся пастырем, проповедником, духовным поэтом отцом Артемием Владимировым. Это уже третий концерт, каждый год проходит такой концерт в Большом зале консерватории совместный. Там принимает участие симфонический оркестр Московской консерватории под руководством маэстро Валеева, замечательный дирижер, весь состав хора, солисты. И помимо этого концерта пятилетие сотрудничества с отцом Артемием проходит в нескольких залах. Это камерный зал Московского международного Дома музыки, Рахманиновский зал Московской консерватории — идут целые циклы концертов тематических. «Великие люди Святой Руси», например, праздники, двунадесятые праздники. Это интересное направление, потому что 35 лет своей деятельности ансамбль «Благовест» занимается духовно-музыкальным просветительством. Это открытие целого пласта отечественного песнетворчества, старинные песнопения, огромный список, плеяда замечательных имен композиторов Московской Синодальной школы начала 20-го века: Павел и Александр Чесноковы, Александр Тихонович Гречанинов, Сергей Рахманинов, Александр Никольский, Александр Кастальский — их очень много.
Константин Мацан:
— Вы называете имена, мне кажется, сейчас у любого, кто в детстве пел в хоре, сердце немножко вибрирует, потому что это такие знакомые с детства фамилии, имена. Особенно первые, Гречанинов, Кастальский, Чесноков. Я вспоминаю голоса руководителей хора, когда они эти фамилии произносят: так открываем партии, Чеснокова сейчас будем петь, Гречанинова — это прям такая классика-классика, наверное, на всю жизнь в сердце сохранившаяся.
Антон Висков:
— Конечно. А вы тоже пели в хоре?
Константин Мацан:
— Да, было дело.
Антон Висков:
— Приятно ведь, мы из одного круга, из одной области. Ансамбль «Благовест» открыл огромное количество замечательных произведений, еще в 90-е годы все начиналось. До 90-х годов эти произведения были запрещены для исполнения, в концертах просто невозможно было услышать русскую духовную музыку. Пели Баха духовного, Генделя, Вивальди, Перголези — это можно было, то есть латинская традиция почему-то...
Константин Мацан:
— Перголези... В хоре тоже пели.
Антон Висков:
— Это потрясающая музыка, но она ничем не лучше чем русская духовная музыка. Вот «Благовест» одним из первых коллективов стал исполнять в концертах, в тематических циклах, которые целиком посвящались антологии русской музыки. Это не только начало 20-го века, это была эпоха классицизма, более ранние произведения, русское барокко, русский партес, Василий Титов, Николай Дилецкий, замечательная плеяда авторов. И надо сказать, что «Благовест» по сей день, тридцать пять лет прошло, единственный профессиональный коллектив не церковный, светский коллектив, который специализируется только на духовной музыке, притом не только на русской духовной музыке, но и на музыке мировой духовной. Потому что в репертуаре коллектива все крупные формы — оратория Баха, Генделя, Моцарта. И надо сказать, что 35 лет, мы пришли к этому сроку, я являюсь артистическим директором, ответственным за репертуар ансамбля. Мы уже лет тридцать сотрудничаем с потрясающим художественным руководителем ансамбля, его основателем заслуженной артисткой России Галиной Кольцовой, на которой, собственно говоря, и зиждется вся деятельность коллектива, она его основала, она придала ему какое-то определенное направление, и по сей день она возглавляет, является вдохновителем коллектива, его организатором. Сейчас, когда мы пришли к этой планке, оглядываясь на прошедшее, даже не знаешь, то ли подводить итоги, то ли ностальгировать по тому, что было, то ли смотреть вперед, потому что такое ощущение, что «Благовест сейчас только родился. Несмотря на тот огромный багаж, который он накопил, который он передал людям, который он передал слушателям, он стоит на пороге чего-то нового. И как будто бы мы начинаем все сначала, на самом деле, это продолжение. И мне кажется, что основное ощущение новизны, ощущение пути к новым берегам нам придало сотрудничество с Артемием Владимировым, который поистине для каждого из нас: для артистов хора, и для меня, и для художественного руководителя — является духовным отцом. Мы ждем эти встречи, мы готовимся к ним. И когда мы встречаемся в концертных залах, он к каждому подойдет, найдет какое-то слово ему сказать, такое теплое, которое потом отзывается очень долго. Он придает нашему коллективу какую-то невиданную духовную энергию. И мы, конечно, счастливы, что пять лет уже сотрудничества, очень много создано программ, новых программ, в частности, большое количество концертов, в которых были омузыкалены стихотворения самого отца Артемия. Я думаю, что мы сегодня послушаем некоторые из них в исполнении ансамбля «Благовест» и его солистов.
Константин Мацан:
— Давайте прямо сейчас.
Антон Висков:
— Я предлагаю послушать одно из песнопений цикла «Великие люди Святой Руси». Это уже целая кантата, она посвящена музыкальному воплощению стихотворений отца Артемия, посвященных различным русским святым. Я предлагаю вначале послушать песнопение, это молитва равноапостольной княгини Ольги, солист — замечательный солист ансамбля «Благовест» Дмитрий Степано́вич, дирижирует главный хормейстер ансамбля Денис Анзигитов.
Звучит песнопение
Константин Мацан:
— Композитор Антон Висков сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Мы говорим о концерте «Москва. Как много в этом звуке», который пройдет 2 октября в большом зале Московской консерватории днем в воскресенье, начало его в 14-00, и где прозвучит еще одно, новое произведение нашего гостя на стихи протоиерея Артемия Владимирова «Молчание преподобного Сергия». Это поэма и немаленькая, надо сказать, поэма отца Артемия, слагающая путь, подвиг, грубо говоря, житие преподобного Сергия. На афише концерта значится премьера, то есть первое исполнение. Расскажите об этом новом произведении, из чего выросла его идея, как оно создавалось, почему именно к этой поэме отца Артемия вы обратились?
Антон Висков:
— Отец Артемий умеет исподволь управлять жизнью всех, благотворно влиять на жизнь всех, с кем он общается. Даже, можно сказать, дистанционно. Его полунамеки, даже он может ничего не говорить, он может улыбнуться и это дает человеку определенное направление. Как-то на одном из концертов он дал мне книжку, будто бы мимоходом, подарил книжку и говорит: а вот это источник для вашего дальнейшего вдохновения. Это, в общем, было благословение, понятно, что не написать я не мог. Едва я открыл, это замечательно изданная книга, там прекрасные иллюстрации, которые, кстати говоря, черно-белые, их можно раскрашивать. Иллюстрации в иконописном средневековом стиле, и как только начал читать слова отца Артемия, я почувствовал, что там уже заложена музыка в них. Мне как композитору нужно было эти звуки записать, потому что его поэзия настолько музыкальна, что уже предполагает звучание некоего музыкального образа. Сама поэма очень интересна, состоит из шести частей, каждая из которых является эпизодом из жития преподобного. Можно сказать, что это такие клеймы, если проводить аналогию с иконописными образцами, клеймы — жития вокруг образа святого. Это шесть эпизодов его земной жизни: видение отрока Варфоломея, юность преподобного Сергия, уход из монастыря, благословение князя Дмитрия на Куликовскую битву с Мамаем, с его ордой, явление Пречистой Девы Марии преподобному и заключение — кончина преподобного. Можно сказать, что это поэтическое переложение жития в шести клеймах. Я поэтому называл это — музыкальные клеймы жития преподобного. Само строение стихотворения отца Артемия очень напоминает словами воплощенную иконописную технику, если можно так сказать. Потому что есть в них некая графичность, с одной стороны, которая присуща средневековой иконописи. А с другой стороны, очень глубокий и многообразный объем этих поэтических строк, подобных тому, как на старинных иконах. Это не столько живопись, сколько мозаика, как мы знаем, мозаика красок, а здесь мозаика слов, которая создает и обратную перспективу, и большой возможности уйти вглубь и почувствовать эти образы. Кроме того, это вообще интересная вещь, для меня все то, что я читал в строках отца Артемия, было в реальности воплощено в тех местах, где совершал подвиг преподобный, я имею в виду Радонежье. Это удивительное место на севере от Москвы, где святой провел свою юность, где он начал совершать многие свои подвиги и где до сих пор земля и вся местность овеяна его пребыванием. До сих пор, уже сколько веков прошло, там совершаются чудеса, и до сих пор там можно увидеть крест, который воздвиг преподобный на месте поверженного идола. Там есть такое урочище Белые боги, там есть священная языческая роща, там бил священный языческий источник с живой водой, который сейчас молитвами преподобного преобразован в источник святой во имя Казанской Божией Матери. Рядом стоит крест на месте древнего языческого идола, который был сокрушен преподобным, там дубы, там ели, и обо всем этом я прочитал у отца Артемия.
«Лишь только сумрачные ели
И вековечные дубы
Смотрели на Варфоломея
С той неприступной высоты».
Все это можно увидеть, можно увидеть эту часовню, это не та же часовня, которую срубил в свое время преподобный, но она очень похожа, такое ощущение, что ты попадаешь в то время и незримо присутствуешь. В этой часовне я встретил одного мальчика удивительного. Часовня сделана, как купель для благочестивого погружения в воду этого Казанского святого источника. Там обычно никого не бывает, там очень мало народа, туда трудно доехать, и я там увидел мальчика. Мальчик белобрысый, который убирал. Там утварь некая есть, он ходил, вытирал тряпочкой стекло. Я с ним заговорил, откуда он, он мне так и не сказал, он говорил на очень старинном языке. Откуда это был мальчик, может быть, с каких-то дач, но кто это будет отпускать маленького ребенка. Никогда я его там не видел, и конечно, мне приятно думать, что, может быть, в виде образа этого мальчика были даны какие-то знаки. Моим поэтическим, романтическим восприятием это был тот отрок Варфоломей, который молил в свое время.
Константин Мацан:
— Интересно.
Антон Висков:
— Да, там очень интересно. Вдруг в поле я нашел огромный резной посох. Там нет дорог, а посох лежал в поле. Я его чуть-чуть спрятал листьями, он до сих пор лежит, мой, можно сказать не по православному, талисман.
Константин Мацан:
— Клад.
Антон Висков:
— Клад. Но я верю, что это действительно посох не простой, потому что, кто с таким посохом ходит сейчас и кто его там оставляет? Там есть удивительная, как я называю, горка философов. Я сейчас скажу, это открытие искусствоведческое. Мы все знаем картину Михаила Нестерова «Философы», на которой изображены отец Павел Флоренский и Сергий Булгаков, они стоят и куда-то смотрят. Я случайно совершенно нашел то место, на котором они стоят. Они смотрят на Радонеж, на древний Радонеж, где прошла юность преподобного. И эта картина тогда сразу имеет другой смысл — они пришли поклониться преподобному. Тот фон, который за ними, речка Пажа, овраг, точно абсолютно этот пейзаж сейчас сохранился, я его случайно увидел, нашел то место, в котором поместил Михаил Васильевич своих персонажей. Действительно, там такие есть совершенно удивительные места, и всякий раз, когда туда приезжаешь, с тобой что-то случается приятное. В частности, некоторые части этой поэмы, которые у меня музыкально не получались, вдруг внезапно после посещения Радонежа буквально под чью-то диктовку я записывал, уже совершенно не так, как я это предполагал. Затем какие-то желания, что тебе хочется, обязательно, ты туда приезжаешь, и вдруг тебе звонит телефон, и это желание исполняется, это было много раз. Места удивительные, призываю всех наших уважаемых радиослушателей прийти не только на концерт 2 октября в Большой зал Московской консерватории в 14 часов, но и почаще приезжать в Радонежье. Я действительно уверен, что многие из вас обретут там благодать.
Константин Мацан:
— Вы сказали интересно, что были части поэмы, которые не получались, части партитуры, и потом получились. Что испытывает композитор, когда не получается?
Антон Висков:
— Все, видимо, испытывают по-разному, у каждого есть способы это избежать и способы это преодолеть. Я могу сказать, что поскольку мне приходится параллельно заниматься разными проектами, самый простой способ избежать затруднений в одном проекте, переключиться на другой. И тогда само собой Божиим соизволением произойдет так, как это и должно быть. Эта поэма, которая положена на музыку с благословения отца Артемия, прозвучит во втором отделении концерта, будет участвовать оркестр Московской консерватории, весь хор, солист наш замечательный Дмитрий Степанович. Сейчас мы как раз вместе с Галиной Васильевной работаем по подготовке исполнения этого сочинения, впервые будет оно исполнено. Мы внутренне трепещем, потому что отец Артемий будет на сцене, он наверняка что-то будет рассказывать о жизни преподобного, о своей поэме. Он прочитает из нее строки, а затем мы должны исполнить это так, чтобы это было приятно, интересно не только слушателям, но и самому автору поэтического текста отцу Артемию.
Константин Мацан:
— Давайте еще что-нибудь послушаем.
Антон Висков:
— Опять же из цикла «Великие люди Святой Руси», это молитва святому равноапостольному князю Владимиру. Солист — наш замечательный солист, тенор Александр Кирюшин.
Звучит молитва
Константин Мацан:
— Антон Висков, композитор, в том числе, автор только что прозвучавшего музыкального фрагмента, сегодня у нас в гостях в программе «Светлый вечер». У микрофона Константин Мацан. Мы скоро вернемся. Не переключайтесь.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня композитор Антон Висков. Мы говорим о концерте, который называется «Москва. Как много в этом звуке», который состоится 2 октября в 14-00 в Большом зале консерватории и на котором прозвучит премьера произведения под названием «Молчание преподобного Сергия» на стихи протоиерея Артемия Владимирова. Это кантата, то есть ее будут исполнять хор и солисты, а именно Московский ансамбль духовной музыки «Благовест». Хочу вас спросить вот о чем. Духовная музыка, с которой вы работаете, которую вы сами пишите, с которой вы работаете как музыковед, историк музыки, какого отношения к себе требует? Сочинить кантату о преподобном Сергии и сочинить песню для проекта «Вопросы Веры и Фомы», с чего мы начали, это для вас как для композитора задачи одного порядка, или все-таки тема диктует какое-то особенное отношение?
Антон Висков:
— Детская музыка мне позволяет почувствовать себя ребенком, вернуться в детство. Это чувство такое...
Константин Мацан:
— Ценное.
Антон Висков:
— Ценное, да. Поэтому детская тематика у меня очень широко представлена, потому что я долгое время сотрудничал с каналом «Радость моя», огромное количество проектов там было создано, там и мультфильмы, и сериалы целые. Даже сейчас какие-то новые есть интересные начинания, где приходится писать песни, какие-то инструментальные, где ты погружаешься в детство. Это направление для меня очень ценно, потому что сохранить в себе непосредственность детских ощущений, полноту детства мне помогает музыка. Духовная музыка это определенная зрелость, это основное направление моей музыкально-композиторской деятельности, потому что в жизни у меня как-то так случилось, что бы я не начинал помимо этого, у меня оно быстро заканчивалось. И я все равно возвращался на дорогу, которая связана с духовной музыкой, для меня наиболее ценно, что есть в тех дарах Божественных, которые во мне заложены. И поэтому когда я начинаю заниматься не духовной музыкой, чем-то другим, мне кажется, что я зря теряю время. Для меня это главное, это приоритетное, это самое важное в жизни, что мне нужно сделать, поэтому я это делаю с огромным удовольствием. Но это не я делаю. На самом деле, я всегда считал, по крайней мере, что касается моего творчества, я просто являюсь неким проводником. То, что Бог закладывает, что Бог транслирует, мне приходится записывать. Ведь, собственно говоря, особых трудов, скажем так, я не прилагаю, скажу честно перед всеми, каюсь, что я не мучаюсь ночами, у меня все это происходит очень легко, как будто кто-то за меня это делает, а я просто записываю. То есть я использую то, что мне положено, мне главное выполнить эту волю, это записать. С огромным интересом я воплощаю в музыке эти образы. Образ Сергия это, конечно, совершенно потрясающе. Сейчас, немножко забегаю вперед, у нас тоже будет совместный концерт, посвященный новомученице святой княгине Елизавете Федоровне. Батюшка предложил стихотворное изложение основных вех ее святой жизни. Сейчас у меня получается музыка, это будет, скорей всего, тоже кантата большая, оратория, я думал сначала, что будет несколько стихотворений для концерта. Но это у нас следующий концерт, мы сейчас не будем забегать вперед. Патриотическая тематика меня очень интересует. Наряду с духовной музыкой у меня много сочинений таких. Оратория «На поле Куликовом» или полное музыкальное переложение «Слова о полку Игореве», притом на древнерусском языке. Над «Задонщиной» я работаю, почти уже законченное сочинение. Кантата «Александр Невский». Нельзя сказать, что совсем только духовная музыка, хотя если сказать в процентном отношении, она занимает очень большое место, примерно половину. Вторая половина это музыка для детей. Как-то так существуем, между взрослостью и детскостью пребываем в этом прекрасном мире.
Константин Мацан:
— У вас прозвучала мысль, которую нередко можно услышать у композиторов, поэтов, что мне диктуют, а я записываю. Вообще-то это серьезный философский вопрос, потому что тогда получается что лучший композитор или поэт это такой медиум с совершенно отключенным сознанием, который даже сам не вполне понимает, что он делает, но из-под его пера как какое-то пророчество вышел некий материал. Но все равно есть же ваша личность, есть же ваш профессионализм. То, что диктуют, еще надо расслышать, понять и не расплескать и не испортить, может быть.
Антон Висков:
— Да, конечно, конечно. Но даже техника совершенствуется, так и мозг совершенствуется со временем. Как спортсмены мускулы наращивают, так композиторы наращивают свой аппарат для приема Божественных посланий.
Константин Мацан:
— Помните, есть афоризм, который, по-моему, Чайковскому приписывают, что музы приходят к трудолюбивым. И когда вы говорите, что Господь помогает и диктует, сидит композитор, мучается. Что, надо пойти помолиться, и тогда муза придет? А если не придет? Что, Господь не слышит, не помогает, может быть, не надо тогда эту песню писать?
Антон Висков:
— Значит, не надо.
Константин Мацан:
— Да? У вас такое было?
Антон Висков:
— Да мне всегда помогает, не знаю.
Константин Мацан:
— Хороший ответ.
Антон Висков:
— Дело в том, что о Чайковском я много читал. В литературе всех интересует его личная жизнь, был он таким, не был таким, его дневники, что он там в основном только хныкал, гулял, объедался, плохо спал, пил коньяк, чтобы уснуть, и его слуга чесал ему голову, чтоб тот уснул. Но когда начинаешь смотреть, сколько он создал, то понимаешь, что то, что он записывал это такой маленький эпизод. Он в основном только работал, даже по количеству написанного. Я был в музее в Клину и смотрел эскизы его 6-й симфонии, которую он предполагал, что она будет 6-й, но потом бросил ее писать, он ее забраковал. Так вот, это действительно медиум, эта страница, передо мной сейчас лежит тетрадка, вы ее видите, она примерно такая, она исписана целиком, видимо, на огромной скорости он писал, не задумываясь. Это был поток невероятной силы мысли. И он это все записал.
Константин Мацан:
— Интересно.
Антон Висков:
— И у него все такие эскизы, он это делал мгновенно. Конечно, он говорил, что муза не приходит к ленивым. С другой стороны, когда у него спросили, как писать музыку, он говорил: как Бог на душу положит. У него техника феноменальная, и эта техника отточена именно каждодневной работой. Этот поток у тебя не пойдет просто так без того, что до этого ты не будешь себя мучить и насиловать, писать, как сказал Гоголь в свое время, без тренировки спортивной, мыслительной ничего не получится. А вот почему концерт называется «Москва. Как много в этом звуке» 2 октября? Это название предложил отец Артемий. В первом отделении прозвучит замечательное знаменитое произведение — кантата Петра Ильича Чайковского «Москва» на стихи Аполлона Майкова. В этой кантате, пожалуй, с самой силой художественного выражения музыкального звучит знаменитый тезис философский, религиозный, который пришел к нам еще из средних веков, из Московской Руси: Москва — Третий Рим старца Филофея. Первый Рим пал, Второй пал, Третий стоит, а Четвертому не быть. Именно это сочинение было включено Галиной Васильевной, ансамблем «Благовест» в свою юбилейную программу, потому что это дань уважения, любви, благодарности нашей дорогой столице. Это место рождения ансамбля «Благовест» — Московский ансамбль духовной музыки «Благовест». Это место всех трудов, всех репетиций, всех концертов. В основном же это в Москве происходит. Затем эта идея Третьего Рима освещает путь нашего искусства, в своей основе, это еще Георгий Васильевич Свиридов постоянно подчеркивал: русское искусство — религиозное искусство, искусство христианское и православное. Ну, и наконец, музыка Чайковского это просто потрясающая музыка, которую необходимо исполнять, слушать, она доставляет удовольствие всем, и нам поющим и тем, кто будет ее слушать. «Москва. Как много в этом звуке», еще ассоциация здесь с Пушкиным Александром Сергеевичем. Я думаю, что отец Артемий будет очень много, интересно, образно, поэтично, с какой-то совершенно непередаваемой оригинальностью выражать эти мысли. Действительно, все концерты ансамбля «Благовест» с отцом Артемием превращаются в действо, где и драматургия и музыка соединены воедино. И совершенно какой-то новый жанр возник, потому что я не знаю, какие еще коллективы работают сейчас в этом направлении, когда пастырь, священник выходит на сцену в одеянии своем и начинает проповедовать, и тут же музыкальный звуки. Это, действительно, свидетельство того, что и искусство и религия это две дороги, два пути параллельных познания Бога. А когда они соединяются вместе, тем более на сцене замечательных залов, то это потрясающий синтез, он никого не оставляет равнодушным. Так что советую нашим радиослушателям поспешить с покупкой билетов, потому что мест уже, наверное, скоро не будет.
Константин Мацан:
— Давайте еще что-нибудь послушаем.
Антон Висков:
— Опять же этот цикл «Великие люди Святой Руси». Это песнопение на слова отца Артемия посвящено фреске Андрея Рублева и Даниила Черного, Андрей Рублев — святой иконописец. В кафедральном Успенском соборе города Владимира фреска Страшного Суда. Это действительно поэтическая фреска Страшного Суда в передаче, в редакции, в изложении протоиерея Артемия Владимирова.
Звучит песнопение.
Константин Мацан:
— Композитор Антон Висков сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Вы сказали такую вещь, очень важную, очень интересную, что искусство и религия — два пути к познанию Бога. В определенном контексте очень понятно, о чем вы говорите, но я по-журналистски эту проблему конкретизирую. Мне интересно, что вы об этом думаете. Мы же знаем, что для кого-то, особенно для людей искусства, бывает, что в принципе искусство собой как бы затеняет религию, не нужна уже никакая религия, когда есть вдохновение, я служу своим искусством или я служу искусству, говорит человек, и тогда возникает конфликт в этом смысле. Как вы, будучи, с одной стороны, служителем муз и искусства, а с другой стороны, человеком церковным, на это смотрите?
Антон Висков:
— Жизнь любого человека, любой профессии, любого призвания без Церкви теряет смысл. А в Церкви главное — покаяние, причастие, соблюдение обрядов, поэтому абсолютное искусство не может заменить соблюдение этих обрядов. Но, идя по пути искусства, мы все равно приближаемся к каким-то высшим ценностям, приближаемся к познанию Божественных истин, потому что великое искусство, несомненно, это свидетельство Божьего существования. Мы не знаем, как будет в раю, может быть, там будет звучать музыка Баха, но когда мы ее слушаем здесь на земле, то Господь нам дает знак того, что и Он существует, Господь, раз Он такую нам музыку дает через Баха. И то, что действительно, может, за нашу достойную жизнь здесь ожидать нас там. Безграничная Божественная красота, которая заключена в великих полотнах, в поэтических произведениях, в архитектуре, в музыкальных произведениях — конечно, это отблеск того нетварного Божественного света, образ Горнего Иерусалима, который может нас всех ожидать при нашей достойной и праведной жизни сегодняшнего дня.
Константин Мацан:
— Я, знаете, о чем все время задумываюсь, и мне интересно было бы, чтобы вы на это ответили именно как практикующий композитор и как историк музыки, человек, погруженный в историю культуры. Мы знаем произведения выдающихся композиторов, того же Чайковского или Рахманинова, церковные. Литургия и всенощные бдения у Рахманинова, Чайковского, у таких величин, которые прославились не столько духовной музыкой, а музыкой симфонической, оперной. Мне всегда было интересно понять, если угодно, психологию композитора. Понятно, что мы не можем влезть в голову другого человека, к тому же уже ушедшего. Но может быть, вы как человек, который той же профессией занимается, что-то об этом скажете. Или может, вы знаете, читали, для того же Чайковского или Рахманинова обращение именно к литургии и всенощному бдению чем было? Просто еще одним жанром, сегодня я пишу симфонию, потом концерт для фортепиано, потом балет, вот еще можно написать, интересно было бы себя попробовать всенощную написать или литургию, завтра будут симфонические танцы и чудо-картины. Или все-таки это какая-то особенная внутренняя потребность обратиться именно к этому? Это не нечто в ряду жанров, а что-то, может быть, стоящее в чем-то особняком?
Антон Висков:
— В европейском искусстве нового времени христианские религиозные мотивы пронизывают не только чисто церковную музыку, но и музыку светскую, симфоническую музыку, оперную, естественно, оратории. В частности, если взять творчество Сергея Васильевича Рахманинова, его симфонии, симфонические танцы или, например, вариации на тему Паганини, пронизаны идеей победы добра над злом, света над тьмой. Например, мотив латинского песнопения «День гнева», который у Рахманинова встречается чаще, чем у всех композиторов, всегда предшествует заключительным финальным ослепительным мажорным аккордам. Движение образов, постепенное расцвечивание этих образов от полного мрака и безысходности к какому-то действительно ослепительному триумфу добра, триумфу света это та тенденция, которая и у Рахманинова, и у Чайковского, по существу и у Бетховена, у многих композиторов. Исследователи современные обращают на это внимание, что христианская парадигма заложена практически в творчестве всех выдающихся европейских, в том числе и русских, композиторов. Что касается обращения Сергея Васильевича Рахманинова к литургии и всенощному бдению, это связано с эстетикой и вообще с той аурой, которая существовала в Серебряный век именно в Москве, здесь же возникла Московская Синодальная школа новая, вокруг Синодального училища церковного пения был замечательный человек, Смоленский, палеограф, собиратель старинных рукописей. Он всячески способствовал тому, чтобы современные ему композиторы обращались к старинным средневековым распевам церковным и претворяли их в новом времени, в новый век, то есть обрабатывали. В том числе он обращался и к Рахманинову, и Рахманинов и создал в этом направлении одни из величайших произведений русской духовной музыки. В первую очередь это всенощное бдение, литургия, как раз там присутствуют старинные распевы, которые Рахманинов с неподражаемой его техникой, фантазией, глубиной постижения претворил в этих удивительных хоровых звучностях. Так же как и другие композиторы, современники Рахманинова — Кастальский, Чесноков, Никольский. Что касается Чайковского, то его образная сфера более субъективна, чем духовная музыка, и его литургия и всенощные бдения были написаны в канве развития русской духовной музыки того времени. Надо сказать, на мой взгляд, они отражают глубокую религиозность Чайковского. Если мы почитаем его дневники, он человек, который постоянно искал Бога, он пытался с ним разговаривать. Не всегда это ему удавалось, он очень сожалеет, что не может найти те точки соприкосновения, при которых он мог бы с Богом говорить откровенно. Он боялся найти Бога в чем-то, он боялся грехов своих. Это наложило отпечаток, покаяние, которое пронизывает все его великие произведения. Фатум, который его преследует, это фатум невозможности соединиться с Божеством, это трагедия Чайковского, но эта трагедия отражена в его всех великих произведениях. Может быть, не было бы этих произведений в назидание всем нам, не в устрашение, а как раз в свидетельство этого Божественного присутствия и того, что каждый человек должен искать Бога и пройти путь покаяния. Этот путь покаяния через творчество Петра Ильича Чайковского указывает нам Сам Господь.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу.
Антон Висков:
— Спасибо.
Константин Мацан:
— Композитор Антон Висков был сегодня в программе «Светлый вечер». Еще раз под занавес нашего разговора напомню, что 2 октября в 2 часа дня, это воскресенье, в большом зале Московской консерватории пройдет концерт под названием «Москва. Как много в этом звуке». В первом отделении прозвучит кантата «Москва» Петра Ильича Чайковского, во втором отделении премьера на стихи протоиерея Артемия Владимирова, произведение под названием «Молчание преподобного Сергия», музыка Антона Вискова, исполнять будет Московский ансамбль духовной музыки «Благовест». В концерте принимает участие симфонический оркестр Московской консерватории под руководством маэстро Вячеслава Валеева. И сам отец Артемий Владимиров тоже будет на сцене. Давайте под конец еще музыкальный фрагмент послушаем. Что это будет?
Антон Висков:
— Чтобы немножко поменять тематику, мне хотелось сказать, что отец Артемий в поэтическом своем творчестве обращается к различным темам. В частности, он предложил цикл, который посвящен грозным годам Великой Отечественной войны. У него есть и такие стихи. В заключении песня уже не религиозного содержания, а песня «22 июня», о том, как люди, которые живут обычной повседневной жизнью, не ценят красоту этой жизни. А когда совершаются какие-то бедствия, начинают ценить то, на что прежде не обращали внимания, что, может быть, прежде раздражало. Но об этом уже, собственно говоря, поэтические строки, которые будет исполнять в музыкальном виде наш замечательный солист Дмитрий Степанович в сопровождении ансамбля «Благовест».
Константин Мацан:
— Слушаем. А я, Константин Мацан, прощаюсь с вами. До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер
Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.
По всем вопросам обращайтесь в фонд:
+7 (916) 165-82-77, e-mail: info@my-friends.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.
Священник Сергий Лабунский:
— Да это так и есть.
Константин Мацан:
— Действующий или бывший?
Кира Лаврентьева:
— Или бывший католик.
Константин Мацан:
— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.
Священник Сергий Лабунский:
— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.
Константин Мацан:
— И член Императорского православного палестинского общества.
Священник Сергий Лабунский:
— Так и есть.
Константин Мацан:
— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.
Священник Сергий Лабунский:
— Весьма.
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.
Священник Сергий Лабунский:
— Да-а.
Кира Лаврентьева:
— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.
Кира Лаврентьева:
— Это хорошо. Это нам подходит.
Священник Сергий Лабунский:
— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.
Кира Лаврентьева:
— Да, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.
Кира Лаврентьева:
— Несистемный вы человек, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.
Константин Мацан:
— Читали или просто сидели?
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.
Кира Лаврентьева:
— Мыслить. Размышлять.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...
Константин Мацан:
— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.
Священник Сергий Лабунский:
— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.
Константин Мацан:
— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?
Священник Сергий Лабунский:
— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.
Константин Мацан:
— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.
Константин Мацан:
— Я поэтому спрашиваю.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.
Константин Мацан:
— Целибат — это обет безбрачия.
Священник Сергий Лабунский:
— Совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Для священнослужителя.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.
Константин Мацан:
— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.
Кира Лаврентьева:
— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.
Кира Лаврентьева:
— Не став его началом.
Священник Сергий Лабунский:
— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы уже первую какую-то стадию...
Священник Сергий Лабунский:
— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.
Константин Мацан:
— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?
Кира Лаврентьева:
— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.
Константин Мацан:
— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.
Священник Сергий Лабунский:
— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Сергий Лабунский:
— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.
Константин Мацан:
— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.
Константин Мацан:
— Это уже интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.
Кира Лаврентьева:
— Он не слепой?
Священник Сергий Лабунский:
— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.
Кира Лаврентьева:
-Чего только нет.
Священник Сергий Лабунский:
— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.
Константин Мацан:
— Легендарный храм.
Священник Сергий Лабунский:
— Легендарный абсолютно храм.
Константин Мацан:
— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.
Кира Лаврентьева:
— Надо же.
Священник Сергий Лабунский:
— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.
Кира Лаврентьева:
— Надо, так надо.
Священник Сергий Лабунский:
— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...
Кира Лаврентьева:
— Скитание.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Сергий Лабунский:
— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...
Кира Лаврентьева:
— Изощрений.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.
Константин Мацан:
— К байкерству.
Кира Лаврентьева:
— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.
Священник Сергий Лабунский:
— Он участвовал молитвенно.
Кира Лаврентьева:
— Очевидно, это очевидно.
Священник Сергий Лабунский:
— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.
Кира Лаврентьева:
— Что, где, когда?
Священник Сергий Лабунский:
— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...
Кира Лаврентьева:
— Невозможно вообще смотреть.
Священник Сергий Лабунский:
— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.
Кира Лаврентьева:
— Пытали.
Священник Сергий Лабунский:
— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Священник Сергий Лабунский:
— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.
Константин Мацан:
— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?
Кира Лаврентьева:
— Новая страница.
Священник Сергий Лабунский:
— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?
Священник Сергий Лабунский:
— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...
Кира Лаврентьева:
— Это мы уже поняли.
Священник Сергий Лабунский:
— ...как я воцерковился.
Кира Лаврентьева:
— А, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.
Кира Лаврентьева:
— Нет, нет. Не кажется так.
Священник Сергий Лабунский:
— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.
Кира Лаврентьева:
— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.
Кира Лаврентьева:
— Слава Богу.
Священник Сергий Лабунский:
— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.
Кира Лаврентьева:
— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, отнюдь, я искренне за.
Кира Лаврентьева:
— Да? Наоборот?
Священник Сергий Лабунский:
— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...
Константин Мацан:
— А на самом деле...
Священник Сергий Лабунский:
— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?
Кира Лаврентьева:
— Константин, ну ты закрутил.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.
Константин Мацан:
— Спасибо. Я стараюсь.
Священник Сергий Лабунский:
— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.
Константин Мацан:
— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, нет, этого никогда не бывает.
Константин Мацан:
— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?
Священник Сергий Лабунский:
— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.
Константин Мацан:
— Какая яичница? Пост сейчас идет.
Священник Сергий Лабунский:
— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.
Константин Мацан:
— Да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.
Константин Мацан:
— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...
Константин Мацан:
— В приоритете.
Священник Сергий Лабунский:
— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.
Константин Мацан:
— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?
Священник Сергий Лабунский:
— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.
Константин Мацан:
— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».
Священник Сергий Лабунский:
— Прекрасно, золотые слова.
Константин Мацан:
— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.
Константин Мацан:
— Диалогос, да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.
Константин Мацан:
— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Сергий Лабунский:
— До свиданья.
«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.
Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.