В этом выпуске своими светлыми воспоминаниями, связанными с памятным в их жизни богослужением, поделились ведущие радио ВЕРА Алла Митрофанова, Александр Ананьев, Алексей Пичугин, а также наш гость — настоятель храма священномученика Власия в Старой Конюшенной Слободе города Москвы иеромонах Никандр (Пилишин).
Алла Митрофанова:
— «Светлые истории» на радио «Вера», здравствуйте, дорогие друзья, традиционно уже наш новый проект на радио «Вера», когда можно не только слушать светлое радио, но и смотреть. То есть фактически у вас есть возможность стать участником нашего разговора, присоединиться к происходящему в студии через YouTube канал радио «Вера». «Светлые истории» — это наш новый проект, где мы, коллеги наши, гости делимся друг с другом и с вами ну, наверное, самыми запоминающимися событиями из нашей жизни и своими переживаниями, размышлениями в связи с этими событиями. Я Алла Митрофанова и с удовольствием представляю: в нашей студии сегодня иеромонах Никандр (Пилишин) настоятель храма священномученика Власия в Староконюшенной слободе. Отец Никандр, здравствуйте!
Отец Никандр:
— Добрый вечер!
Алла Митрофанова:
— Александр Ананьев, Алексей Пичугин — наши коллеги, голоса которых знают, по-моему, уже все. Вот сейчас есть возможность увидеть, как же мы все выглядим.
Алексей Пичугин:
— Надо как-то голос изменить, наверное. Не так, как все привыкли, даже не знаю, у меня не получится. Саша, наверное, сможет.
Александр Ананьев:
— К «Светлым историям» прекрасные девушки надевают новые платья, а мужчины делают другой голос, пониже, покрасивее. Кстати, друзья, если вы действительно слушаете, но не видите пока, заглядывайте в оставшиеся пока какие-то социальные сети, цифровые платформы, лишь для того, чтобы посмотреть какое красивое новое платье у ведущей радио «Вера» Аллы Митрофановой. Здравствуйте!
Алла Митрофанова:
— Спасибо. Вы знаете, сегодня у нас тема, поскольку продолжается Великий пост, мы решили сконцентрироваться, поразмышлять о богослужении в нашей жизни. Богослужение как значимая часть того про что мы живём, как мы живём, что с нами будет, и вообще. И, наверное, у каждого из нас есть какие-то особо запомнившиеся моменты, связанные именно с переживанием службы. Богослужения бывают самые разные. Великопостные — это особая тема. И есть и обычные литургии или всенощные бдения, которые в течение нашей жизни мы неоднократно переживаем. Что это такое для нас? И почему нам так важно в это состояние погружаться? И вы знаете, рискну сказать, что, наверное, не только непосредственно в церкви мы можем почувствовать себя на богослужении. Наверное, и за рамками, за церковной оградой тоже, наверное, это бывает. А в идеале мы как христиане, наверное, призваны к тому, чтобы вся наша жизнь была богослужением. К сожалению, не всегда так получается и не у всех так получается.
Александр Ананьев:
— Насколько есть основа под тем, что говорит Алечка, отец Никандр? Богослужение можно пережить не только на непосредственно богослужении? Для меня это сейчас прозвучало странно.
Отец Никандр:
— Ну для начала тогда нам нужно определиться в терминах, знаете, когда собираются люди, то прежде чем начать разговор нужно дать определение, что мы здесь и сейчас и наши слушатели понимают под словом богослужение. Если это служение Богу, не только литургическое, не только таинственное в рамках жизни, формальной жизни церкви, то безусловно, вся жизнь христианина — это служение Богу. Безусловно.
Алла Митрофанова:
— Нет, под словом богослужение мы сегодня будем понимать самое распространённое представление — церковную службу.
Отец Никандр:
— Да, ну тогда, мне кажется, это укладывается в рамках именно в жизни человека, когда он находится в церкви.
Александр Ананьев:
— Открыв тяжелую дверь храма.
Отец Никандр:
— Либо лёгкую.
Алла Митрофанова:
— Александр Владимирович, а начните, пожалуйста. Расскажите вашу историю, которая связана с богослужением, которая самая, может быть, пронзительная, важная, ну вот как часть твоей жизни важная.
Александр Ананьев:
— Друзья, я сразу признаюсь вам в очень важном: сегодня в студии радио «Вера» собрались три человека, три очень хороших человека, которые имеют огромный опыт богослужений, которым есть о чем рассказать, у которых есть свои глубинные переживания в этом. И я. Я крестился четыре года назад. И сказать, что я теперь все знаю про богослужение, сказать, что у меня есть богатый спектр переживаний на сей счёт, было бы очень большим самомнением. У меня нет этого опыта, и при этом у меня есть понимание того, как это может быть. И я к этому, с одной стороны иду, как-то так стараюсь идти. А с другой стороны, я понимаю, что моя лень, какая-то занятость, какая-то суета праздноделание, которым заполнены все мои дни, они не дают мне сделать то, чего хочется. Чего мне хочется? Мне хочется проснуться рано утром и пойти на Литургии читать часы. Мне хочется проснуться рано утром и пойти алтарничать. Мне хочется стать частью этой жизни, стать частью этой жизни. У меня к моим 44 годам жизни и четырём годам жизни в церкви у меня пока не получилось.
Отец Никандр:
— Мы вас приглашаем, Александр, в наш храм, где вы можете каждое воскресное утро читать часы и быть алтарником. Проблем нет.
Александр Ананьев:
— Я знаю. Я пока этого не сделал. Вот почему я этого не сделал, отец Никандр? Кто меня держит? Что меня держит? Мне очень хочется, но я этого не сделал. Однако у меня есть два эпизода в моей жизни, которые, буквально, жемчужинами я храню, и которые для меня имеют невероятную ценность. Во-первых, помните ли вы Великий пост двухлетней давности? Тот самый.
Алла Митрофанова:
— Кто же его не помнит?
Александр Ананьев:
— Тот самый, когда нас всех закрыли дома. Я сейчас вспоминаю его с теплотой, сравниваю его с тем, что происходит сейчас. Тогда было неожиданно, тогда было жутковато. Вот именно не жутко, а жутковато, потому что не понятно, что делать дальше, тебе выдали какой-то QR-код, с которым ты можешь выйти погулять с собакой или ещё что-то. Но самое главное, закрылись двери храмов. И вот это, а у меня ну сколько было опыта тогда? Всего ничего. Вот это стало для меня, пожалуй, самым неожиданным, самым болезненным. В первую очередь, потому что я сочувствовал жене, которая реально плакала. Плакала от того, что её не пускают в храм. Вот для неё это было болезненно, а я сопереживал ей. И тут Великим постом замечательный священник протоиерей Игорь Фомин звонит и говорит: «Саш, скоро чин выноса плащаницы будет, мы договорились, и у нас будет один из центральных федеральных, что характерно спортивных каналов, пригонят огромное количество пэтээсок.
Алексей Пичугин:
— Это уже нужно расшифровать теперь.
Александр Ананьев:
— Спортивный канал, пэтээски.
Алексей Пичугин:
— Я знаю, что такое пэтээски, я знаю. Ты знаешь. Вы знаете, что такое пэтээски, отец Никандр?
Отец Никандр:
— Я не знаю.
Алексей Пичугин:
— Вот. И наши слушатели, я думаю тоже.
Александр Ананьев:
— Это огромные фургоны с надписью TV, «телевижн» и там вот это трансляционные оборудование.
Алексей Пичугин:
— Передвижная телестудия.
Александр Ананьев:
— Передвижная телестудия, да. И из нашего храма, храма Александра Невского при МГИМО на Лобачевского будет вестись прямая трансляция чина выноса плащаницы. Помолчав, отец Игорь добавил: я очень хочу попросить тебя, чтобы ты подготовился и выступил в роли комментатора в телетрансляции. Вот здесь надо как-то объяснить, описать всё моё смятение в тот момент, когда я услышал. Я понимаю, отец Игорь из тех изумительных священников, которые не предлагают что-то абы что, если он что-то предлагает, значит: а) он знает, что я справлюсь, б) он знает, что мне это нужно, с) он знает, что это важно и всё получится. Но при этом я в литургике не просто ноль, я ниже планки ноль, и где-то глубоко ниже в районе нуля. Но я сказал: конечно, отец Игорь, если вы благословляете и если вы мне верите, если вы допускаете, что у меня все получится, я сделаю всё. Целую неделю мы с Алечкой сидели, с моей женой, смотрели записи трансляций, читали описание, читали значение каждого шага, каждого эпизода. Я выписывал, составлял какие-то таблицы.
Алла Митрофанова:
— Тут ещё очень важно пояснить, что Саша никогда не был на этой службе.
Александр Ананьев:
— Да я никогда не был на этой службе.
Алла Митрофанова:
— Потому что к тому моменту ты в церкви, наверное, был второй год всего. И у тебя так получилось, что тот год, когда ты уже крестился, но при этом вот эту службу ты пропустил в связи с работой, потому что работа светская была, там что-то такое. В общем, да.
Александр Ананьев:
— В общем, я подготовился. У меня был, по-моему, 60-страничный фолиант в ноутбуке с текстом, с описанием, того чтобы я видел, что происходит всё. А потом за, буквально, несколько часов до этой службы мы с Алечкой сели, и она говорит: слушай, здесь очень важный момент. В этой трансляции в твоих комментариях не должно быть тебя. Здесь должен быть только Господь, должна быть только служба, должен быть только Христос, будь очень деликатен, будь очень лаконичен, будь очень неэмоционален, будь точен и будь молодцом. Она благословила, я поехал. Пустой город, ни одной машины на Кутузовском проспекте, на парковке храма ни одной машины прихожанина, но, по-моему, штук семь вот этих вот огромных фур с надписью Television. В храме соответственно, ни в одном храме не было прихожан, были только собственно священники ну и там с десяток молчаливых ребят, которые выставляют камеры. Как меня трясло, вы себе даже не представляете. Мы сели в трапезную, ну как мы сели? Сел я, в трапезной тоже никого не было, там восемь мониторов, какие-то пульты и микрофон. И вот это богослужение, которое я провёл не в храме, а в трапезной при храме перед мониторами, вглядываясь в выражение лица отца Игоря на мониторе, каждого священника, всего, что происходит. Оно началось, я вздохнул, и оно закончилось, и я выдохнул.
Алексей Пичугин:
— А это служба с выносом плащаницы?
Александр Ананьев:
— Да, с выносом плащаницы.
Алла Митрофанова:
— А она довольно короткая.
Алексей Пичугин:
— Она короткая.
Алла Митрофанова:
— Вместе с тем она настолько.
Александр Ананьев:
— У меня было 60 страниц текста, вы себе не представляете. Выключилось — и я в панике абсолютно: я все испортил, я сделал всё не так и позвонил Илзе Лиепа, нашей знакомой. И она сказала: я смотрела трансляцию богослужения из нашего храма, там был такой замечательный комментарий. Отец Игорь мне не слова не сказал тогда, ну мы как бы об этом больше не говорили. Но из его молчаливой улыбки я понял, что всё хорошо.
Алла Митрофанова:
— А он и не слышал твой комментарий, потому что, естественно, он служил, и он бы как? Он, естественно, только впоследствии отсмотрел всё это, и он потом, он сказал.
Александр Ананьев:
— Да, вот это богослужение, оно, конечно, просто... Было ещё одно, но я о нём сегодня уже не успею рассказать, может быть, однажды расскажу, но я очень благодарен и отцу Игорю, и всем священникам храма Александра Невского, и Алечке, и Богу за то, что мне подарили такой опыт, я знаю, что это маленький первый шаг на каком-то большом пути, я знаю, что по благословлению отца Никандра и по собственному как бы волеизъявлению я обязательно буду читать часы в храме, мы в деревне дом купили, у нас рядом с домом недалеко храм 17-го века. У меня вот мечта — жить под Суздалем вот там вот, и по утрам ездить в этот храм замечательный. Но вот это богослужение, конечно, запало в душу, и друзья, если у вас есть возможность и желание убедиться в том, что все это правда, что это не придуманные истории, зайдите в YouTube, пока его не закрыли, и наберите в поиске чин выноса плащаницы 2020 г., храм Александра Невского. Он там сохранился вместе с моими комментариями, его можно посмотреть.
Алла Митрофанова:
— «Светлые истории» на радио «Вера» продолжаются, и напомню: сегодня мы говорим, размышляем, вспоминаем те богослужения или события, которые были с нами во время богослужения, которые стали значимый частью нашей жизни, значимыми событиями для нас. И можно не только слушать нас, но и смотреть в ютубе радио «Вера». Здесь в этой студии иеромонах Никандр (Пилишин) настоятель храма священномученика Власия в Староконюшенной слободе, Александр Ананьев, Алексей Пичугин — наши коллеги ну и я Алла Митрофанова. Алексей Пичугин, наверное, слово тебе.
Алексей Пичугин:
— Когда мы обсуждали тему программы, я думал: неужели может быть какое-то богослужение, которое на меня повлияло больше всего, которое мне запомнилось больше всего? Потом подумал, что, наверное, да, есть такое богослужение, возможно оно не одно, это такая череда, целый период в моей жизни, краткие, краткий, но очень важный для христианского самосознания, становления. Мне было, наверное, лет 17. Я незадолго до этого стал ходить в церковь, до этого я, конечно, бывал, меня раза два в год мама водила причащаться, мы жили возле Елоховского собора, и я сейчас там относительно недалеко живу. И мы бывали, бывали в Елоховском соборе и бывали в небольшой церкви рядом с дачей. Но все это для меня было какой-то громадой, невыносимо долгим временем, ну я маленький, что я там могу понять? Ну поют, ну служат, Елоховский собор там патриарх обычно служил, мы ходили, по крайней мере.
Александр Ананьев:
— Маленькие не понимают, маленькие чувствуют.
Алексей Пичугин:
— Я и не чувствовал.
Александр Ананьев:
— Вот ты обратил внимание на минувшей Литургии в нашем храме на Трёх горах, там вот этот вот амвон, и вот эти ступеньки и на самой нижней ступеньке стоит мальчик лет пяти.
Алексей Пичугин:
— Но мне было больше лет пяти, но я не чувствовал.
Александр Ананьев:
— И он повторяет всё за священниками в алтаре, жестами, улыбками, вот крестится точно также, и у него такая же стать священническая, пять лет пацану.
Алексей Пичугин:
— Я ждал, когда все это закончится. Как и большинство детей, ну привели, ну большой храм.
Алла Митрофанова:
— Ничего не происходит.
Алексей Пичугин:
— Ничего не происходит. Потом, спустя много лет, когда мне было лет 15 или 16, у меня появилась внутренняя потребность. Я, мне кажется, часть этой истории когда-то уже даже в начале наших «Светлых историй» рассказывал, но это именно тот момент, те богослужения, которые действительно мне запомнились и как-то, наверное, по-настоящему повлияли. Храм, куда я начал ходить сам, самостоятельно сделав этот выбор, был за городом в Подольском районе. Но это была деревня, и туда сложно было добираться, надо было ехать больше часа на электричке от Курского вокзала, а потом ехать на автобусе, ещё где-то минут 40, автобус не доходил до храма, доходил только до края села, а иногда на трассе останавливался, и надо было идти. На литургии я не ездил по воскресеньям, я ездил по субботам, у нас школа была шестидневка, она заканчивалась, я учился на Баумановской, проезжал одну станцию на метро и ехал до окраины Подольска что ли. И там у меня был ещё примерно час-полтора до автобуса, это ещё помимо моего воцерковления пришлось на моё контркультурное отрочество, когда я, денег-то особенно у школьника нет, но музыка мне нужна, а там в это время было огромное количество всяких пиратских кассет, дисков было немного, но были пиратские кассеты, в том числе с моей тогда любимой группой «Гражданская оборона». И можно было потратить деньги, которые у меня были, на пиратские кассеты, они здесь стоили сильно дешевле, чем в Москве, и вот я сразу двух зайцев, кассету «Гражданской обороны» и в храм. Я на автобусе доезжал...
Александр Ананьев:
— Вот ты шиковал, вот ты шиковал. Я в те времена, прости, я тебя перебью, для меня это просто тоже очень тёплые воспоминания, у нас была дача в 60 км от Нижнего Новгорода в посёлке Ильино.
Алексей Пичугин:
— Это в какую сторону?
Александр Ананьев:
— Это в сторону Москвы от Нижнего Новгорода. Ильино, вот туда это на Клязьме. И там был пункт приема этого, рябины, всего вот этого, чего там собирать? И я узнал, что за 4 или 3 кг сушеной рябины дают аудиокассету МК 60. Я всё лето собирал рябину, я её сушил, а осенью получил эту кассету. Не мог себе позволить купить кассету с записью, но в промтоварном магазине рядом с домом был пункт записи на аудиокассеты, и я записал себе два альбома группы «Кино».
Алексей Пичугин:
— Но это было чуть раньше всё-таки. Дело в том, в том храме, куда я ходил, всенощные бдения не служили, народу было мало, вот на Литургии полный храм в воскресенье, а вечером накануне просто вечерние службы и всё, и разъезжались, и расходились. Я всегда приезжал незадолго до, если кто-то хорошо знает чинопоследование вечерней службы, есть там момент — вход с кадилом, а после чего поется «Свете тихий». И это была осень, и вот, наверное, больше всего, если мы говорим о богослужении, вот этот период где-то октябрь, когда начинается служба, и уже солнце садится, и вот это ощущение от песнопения «Свете тихий», ещё не стемнело до конца, если ясная погода, как раз в этот момент садится солнце и поет хор «Свете тихий», у нас тогда практиковали знаменное пение. Это дополнительно ещё было каким-то таким фактором, который тебя накрывал, знаменное пение, «Свете тихий», садившееся солнце, абсолютно визуальное восприятие. Наверное, в этом ничего, на первый взгляд, такого мистически-духовного не было, но на первый взгляд. Наверное, благодаря вот этим ощущениям и переживаниям в этот момент, каких-то, может быть, четырёх — пяти служб, я старался не пропускать, я ездил всегда по субботам и никогда по воскресеньям, по воскресеньям крайне редко, раз в несколько месяцев, но вот в субботу всегда. И меня настолько поражал вот именно этот момент, что мне хотелось снова и снова его переживать, для этого можно было проехать, ну ещё кассеты, там, конечно же, были. Но можно было проехать и вот этот час на электричке больше даже, 40 минут на автобусе, причём полтора часа его подождать, а потом обратно на перекладных добираться назад домой. Вот это, наверное, и было тем самым ярким запоминающимся богослужением, которое было в моей жизни, потом я уже стал пытаться сам во всём разбираться, потом уже было духовное учебное заведение, литургика и такое количество служб, что в них что-то найти или вспомнить, если постараться, наверно, да, но вот я не сумел.
Александр Ананьев:
— Нет, нет, нет, не спугни, это прекрасно. Мне это знаешь, что напоминает? Мне это напоминает какую-то ненаписанную, но лучшую сказку Сергея Козлова, вот то, что ты сейчас рассказал.
Алексей Пичугин:
— Ну визуально, Козлов очень визуален.
Александр Ананьев:
— Вот человек далёкий от церкви, ну даже мне она не так понятна, как тебе, Алечке, отцу Никандру. Я ездил, сейчас я расскажу вам историю о самом запомнившемся богослужении. Я далеко-далеко уехал в храм, я приехал, а там за окном светило солнце, оно садилось, я такой: вау. Потрясающая история. Вот не описать словами, это очень круто.
Алексей Пичугин:
— Это уже, наверное, Звягинцев, скорее, а не Козлов.
Александр Ананьев:
— Нет, нет, нет. Это абсолютно вот ёжик медвежонку рассказывает: за окном было солнце, и оно садилось. Это просто невероятно, это очень сильно.
Алла Митрофанова:
— И если я правильно понимаю, то в богослужении вот эти все слова, которые в том числе и со светом связаны, глубоко не случайны, и в идеале соответствуют каким-то астрономическим событиям. Ну то есть: слава Тебе, показавшему нам свет, то что звучит на всенощном бдении, это то, что в идеале должно совпадать с первыми лучами рассвета, встающего солнца?
Отец Никандр:
— Ну где-то оно и совпадает.
Алла Митрофанова:
— Где совпадает? Расскажите.
Отец Никандр:
— Нет, но если мы выберем, например, храм или монастырь, где совершается утреня утром, то, конечно, желательно устраивать её в зависимости от времени года во столько, утром, когда ты подходишь к моменту славословия, с этими словами, да, это первые лучи должны быть в окнах храма.
Алексей Пичугин:
— А помните, русская классика, если идёт какое-то описание, мы уже по инерции начинаем, ну плохо себе представляем: заутреня, обедня. Ведь для людей, живших до революции, живших церковной жизнью, все было понятно — заутреня — это как раз утреня, которая совершается утром, обедня — между ними перерыв, это не сразу там «Благословенно царство», и литургия началась после утрени. Нет, там был некоторый перерыв, и кто-то ходил на утреню, кто-то ходил на обедню, на Литургию из дворянства в основном.
Алла Митрофанова:
— Это правда, да.
Алексей Пичугин:
— Ну там есть целое исследование про этот момент, но я думаю, что сейчас не будем погружаться.
Алла Митрофанова:
— «Светлые истории» на радио «Вера», дорогие радиослушатели, напомню, нас можно ещё и смотреть, этот наш проект выходит в ютубе радио «Вера», найти нас в ютубе легко, нужно просто в строке поиска ввести радио «Вера» увидеть там наш круглый голубой логотип, проходите, все наши программы, «Светлые истории» там выложены. Сегодня у нас в студии иеромонах Никандр (Пилишин), отец Никандр, в следующей части программы как раз сразу к вам и перейдём. Настоятель храма священномученика Власия в Староконюшенной слободе, Александр Ананьев, Алексей Пичугин — наши коллеги — и я Алла Митрофанова, буквально, через минуту продолжим.
Алла Митрофанова:
— «Светлые истории» на радио «Вера» продолжаются, дорогие друзья, напоминаю, это наш новый проект, который можно не только слушать, но и смотреть в ютубе радио «Вера». Иеромонах Никандр (Пилишин) сегодня в нашей студии, настоятель храма священномученика Власия в Староконюшенной слободе, Александр Ананьев, Алексей Пичугин, я Алла Митрофанова, мы делимся историями из нашей жизни, которые связаны с самыми яркими переживаниями богослужения. Богослужение как значимая часть нашей жизни. Отец Никандр, думаю, что вам больше всех из нас есть что в этом случае рассказать.
Отец Никандр:
— Да, я думаю, если бы у нас передача не была бы ограничена по времени, мы сидели бы очень долго, долго и до утра рассказывали истории, которые происходили. Поскольку жизнь священника, безусловно, неразрывно связана с богослужением. То есть невозможно представить себе жизнь без этого. Ну уж поскольку я оказался здесь, я не только священник, но и монах, именно «Светлые истории», то я бы хотел предложить для вас и для всех слушающих нас сейчас и смотрящих зрителей, пожалуй, самую главную историю, которая произошла в жизни моей, это история принятия монашества. Потому что чин пострига в монашество, это тоже богослужение.
Алла Митрофанова:
— Через это никто из нас не проходил.
Александр Ананьев:
— Не проходил, в фильме «Где ты Адам?» — это самое яркое воспоминание у меня.
Алла Митрофанова:
— Это да, мы только в кино это видели.
Отец Никандр:
— Сейчас идёт период Великого поста, и пожалуйста, можно приехать в монастырь, потому что в период постов, как правило, совершаются постриги.
Алла Митрофанова:
— А можно присутствовать на постриге посторонним людям?
Отец Никандр:
— В зависимости от устава монастыря, в некоторых монастырях это позволяют.
Алексей Пичугин:
— А я, кстати, простите, что перебиваю, буквально, одно предложение, я сколько-то лет назад побывал на постриге одного знакомого, меня позвали фотографировать, дело было ночью, там как-то все это происходило ночью, это тоже мне очень запомнилась сама служба и близкие люди, которые служили, которые были там, я все это снимал, снял плохо очень, но тем не менее само богослужение и сам постриг очень запомнились.
Отец Никандр:
— Да, мне постриг тоже запомнился для меня, поскольку это событие происходит один раз в жизни, и конечно, ты к нему идёшь, готовишься осознанно, и это большие переживания, и это сильные искушения, возникающие на пути к этому. И я принимал постриг, обучаясь в Московской духовной академии, я был студентом магистратуры, меня постригал ректор академии нынешний митрополит Таллинский Евгений в Троицком соборе Лавры у мощей преподобного Сергия, то есть как бы всё сходилось воедино. И у владыки Евгения была такая традиция, он называл, при постриге дается новое имя, поскольку постриг это умирание старого человека и рождение нового человека в жизнь, и как у любого человека в семье рождается ребёнок, ему нарекают имя, так и здесь рождается в новую жизнь человек, ему нарекают имя в знак и символ новой жизни после монашеского пострига. И Владыка всегда давал имена, связанные либо с профессий, например, иконописец Лука, врач Пантелеймон, такая была традиция, либо у него довольно часто была традиция называть в честь тех святых, которые празднуют свой юбилей. И вот в тот год, когда я принимал постриг, был юбилей князя Владимира, я был настолько уверен, что я буду Владимиром, прям с этой мыслью сжился.
Александр Ананьев:
— А вы до последнего не знаете?
Отец Никандр:
-Нет, не знал, владыка это держал в тайне, и он сам молился, эти имена готовил, нас было трое, он на листочке написал эти три имени, чтобы не забыть, и прикрепил к чиновнику, чтобы во время чина пострига не забыть эти имена, назвать. А мне так не хотелось обычного имени, ну то есть, если монашеский постриг, то должно быть монашеское имя, такой как Ксенофонт, Елевферий, ну что такое, думаю, Алексей, Александр, Иван? Ну нет, думаю, и так в мире много таких людей, хочется монашеское имя, думаю: Владимир. Я расстроенный иду на постриг, начинается постриг, мы ползём, потому что в начале пострига в знак умерщвления и прощания со старой жизнью, человек ползёт, и когда мы уже встали, совершается чин пострига, подходит момент первого, нас было трое, я был вторым по очереди, и первого брата постригают и говорят: брат наш Григорий, ну думаю, имя-то какое — Григорий, хорошо, что не я, третьего назвали Борисом, в честь Бориса и Глеба, и моё имя, подходит моя очередь, я склоняю свою голову, и владыка подносит ножницы к моим волосам, постригают и говорит: брат наш Никандр. Я так обрадовался, думаю, вот это имя монашеское, нигде я не встречал такого имени. А владыка ошибся, потому что он хотел назвать меня Никанором, и на этом листочке написал имя Никанор, но когда он прикреплял его к чиновнику, то скрепка слилась с буквой О, и он в темноте прочитал Никандр вместо Никанора.
Алексей Пичугин:
— Но Никанор тоже было бы монашеским именем.
Отец Никандр:
— Ну, конечно, но Никандр мне больше нравится, чем Никанор.
Алла Митрофанова:
— Вот это да.
Отец Никандр:
— Да, и владыке говорят: владыка, не то имя, что делать? Он говорит: я что, еже писах, писах, сказал, значит сказал, всё, будет теперь Никандром. И вы знаете, такая посетила меня радость непередаваемая. Я стою и улыбаюсь, такой лучезарный человек, мне все говорят: что ты смеешься? Я говорю: да мне радостно, потому что совершается, во-первых, постриг, а во-вторых, имя монашеское. И нас потом повели в алтарь Покровского академического храма, где мы пребывали 3 дня и 3 ночи, не выходя из алтаря, такая традиция есть. И мне все говорили, вот знаете, есть такая традиция: как проведёшь первую седмицу, так проведёшь и пост, как проведёшь пост, так и год проведёшь, а нам говорили: как ты проведёшь первую ночь, такая и будет твоя монашеская жизнь. Поэтому мы не спали, мы читали Псалтирь, читали заново, читали не прерываясь, и конечно, было очень важно не заснуть. Ну как это? Твоя первая ночь, ты в новом жизненном статусе, ты новый человек с новым именем. Я единственное попросил, принесите мне житие прочитать, что за святой вообще? И мне принесли жития, которые составил святитель Димитрий Ростовский, вот такой абзац совершенно маленький про моего святого. Он египетский мученик, я был в Египте, искал, расскажите мне что-нибудь, никто не знает такого святого в Египте. Только русская церковь его знает.
Алексей Пичугин:
— У меня также с моим небесным покровителем. Мучеником Алексеем Константинопольским. Никто про него особо не знает, там три строчки.
Отец Никандр:
— Но знаете, что самое поразительное, помимо этой ситуации с именем, после пострига все подходят поздравляют тебя, и ко мне подошёл профессор, он, буквально, недавно преставился, Константин Ефимович Скурат, и он подошел ко мне и говорит: я поздравляю тебя, Господь вмешался, Господь дал тебе имя, не Владика, это вообще какой-то знак. И мы были в алтаре, мы искренне молились и переживали, радовались новой жизни. И было первое причастие утром, потом мы сходили на завтрак, нас покормили, мы вернулись в алтарь, и такое наступило какое-то ощущение, что время вообще отсутствует, невероятные переживания легкости новой жизни, как будто бы всё, что было до этого просто все смыло. И вот я, то, о чем сейчас хочу рассказать, наверное, это можно пережить только через ну каждого в своей жизни. Но это было со мной. Я сидел на стуле в алтаре, потому что было очень тяжело стоять после ночи, после литургии, я сел отдохнуть, и вы знаете, я понял, что Христос рядом. Просто если бы я рукой вот так сделал, я бы почувствовал, что Он сидит рядом, то есть настолько было сильное переживание присутствия Бога в этот момент, в начале этого своего пути, об этом все потом рассказывают монашествующие, что в первые дни после пострига, как неофитство, как после крещения, это были настолько сильные переживания присутствия Бога, что передать словами я их не могу, но я точно знаю, что Христос рядом. Это, конечно, в это можно верить или не верить, но я делюсь тем, что я чувствовал. И вот это переживание Его рядом... А потом это чувство, оно, конечно, ушло, и началась сложная жизнь, наполненная испытаниями, искушениями на монашеском пути, ну вот та память присутствия Отца рядом, то тепло, которое я испытывал, оно сейчас всякий раз меня возгревает и даёт мне силы дальше жить и служить, это невероятное ощущение, которое я пережил в своей жизни после монашеского пострига.
Александр Ананьев:
— Каждый раз, когда нас с Алечкой спрашивают: а когда у вас было венчание? Я говорю: что значит было? Оно продолжается. И вот это как раз то переживание, которое продолжается, вы переживаете его, буквально, каждую минуту своей жизни. Но для вас оно продолжается, но не закончилась.
Отец Никандр:
— Нет, конечно, не закончилось, и оно будет продолжаться и после смерти.
Алла Митрофанова:
— Вот, кстати, венчание, пожалуй, это хорошая аналогия, которая может быть понятна светскому человеку. Я имею в виду, мы же миряне, мы через постриг не проходили и с трудом можем понять, что это такое, но венчание, когда ощущение присутствия Бога.
Отец Никандр:
— Либо крещение во взрослом возрасте, я вот не знаю, Александр переживал ли это чувство или нет, но когда человек осознанно готовится и приходит...
Александр Ананьев:
— Вы знаете, я готовился, я готовился, я ждал, я очень этого хотел, но вот сейчас, слушая вас, я поймал себя на лёгком сожалении, знаешь на каком, Алечка? Недостаточно готовился. Нет, серьёзно, это должен был быть серьезный пост, это должна быть серьезная молитвенная какая-то, а мы же с тобой что? Мы же с тобой радовались, как дети.
Отец Никандр:
— Ну и прекрасно, Саша.
Александр Ананьев:
— Дурака валяли, арендовали кабриолет синий, по Москве катались.
Алла Митрофанова:
— Сашенька, ты имеешь ввиду, сейчас про венчание или про крещение ты сейчас рассказываешь?
Александр Ананьев:
— Я сейчас про венчание говорю.
Алла Митрофанова:
— Про венчание.
Отец Никандр:
— А я про крещение говорю.
Алла Митрофанова:
— Отец Никандр-то как раз про крещение у тебя спросил.
Александр Ананьев:
— Про крещение — я волновался, волновался, переживал, но я не могу сказать, что я тоже там постился перед крещением как-то серьёзно, знаешь.
Алла Митрофанова:
— Перед твоим крещением, вы не представляете, что со мной было, там же ещё, понимаете, как, Саша крестился 15 февраля на Сретенье, а накануне, это 14 февраля, вроде как у нас теперь есть такой праздник, что вот вроде как день всех влюблённых и все такое. И я его держала дома, просто умоляла, пожалуйста, только не выходи никуда, потому что понимаешь на здоровую голову, что может случиться с человеком накануне крещения, когда принимается такое важнейшее решение, какие силы сопротивления, какой сопромат может проявить себя во внешнем мире, умоляла: пожалуйста, не ходи никуда. Но он же хотел своей девушке, ещё пока тогда не жене, а невесте, он хотел своей девушке привезти цветы, какой-то подарок, что-то там ещё, Господи, помилуй, Господи, помилуй.
Александр Ананьев:
— Я зашёл, она испереживалась вся.
Алла Митрофанова:
— Только: спаси и сохрани, понимаете? Вот так вот я тряслась, и пока мы не дошли до храма, я не выдохнула, пока Саша не погрузился в купель. Вот со мной такое было, потому что я действительно до последнего боялась, чтобы, ну то есть надеялась, что Господь принимает, и доведёт, и защитит и поможет дойти, и если что, доползти. Я сама готова была тащить на себе, лишь бы только вот все получилось. Но вот это переживание — оно было очень сильным, это правда, когда ты шёл креститься.
Александр Ананьев:
— Оно было сильным, но вот по сравнению с переживанием отца Никандра, которые вообще в сравнение не идут, у меня, я помню, мне было очень спокойно, вот в сам этот момент у меня было ощущение, что я домой пришел. Не было какого-то острого переживания.
Отец Никандр:
— Саша, помните тот момент, когда пророк Илия, он хотел услышать Бога, и ему Господь являлся в виде сильного ветра, затем дождя, сильных явлений природных, потом было тонкое дуновение ветра, вот то, о чем говорится, в этом Господь, приход домой — это и есть мир на душе.
Александр Ананьев:
— Мне было спокойно и радостно.
Отец Никандр:
— Мир на душе. Мне так посчастливилось, что у меня был и есть, но он сейчас уже отошел ко Господу, но я всё равно продолжаю как бы считать, что он у меня есть, духовник мой, наместник Оптиной пустыни архимандрит Венедикт, он всегда говорил о том, что самый явный признак того, что ты идёшь на верном пути, это мир в душе. Вот имей мир в душе, чувствуешь, что он ушёл, что ты его потерял, ищи его, проси у Бога, чтобы он вернулся. Вот то, о чем говорил Саша. И перед постригом, я же принимал постриг в академии, а батюшка был в Оптиной. И я ему позвонил, говорю: батюшка, что делать, постриг? Он говорит: что бы ни было, принимай с радостью. Вот чтобы ни было, какой бы тебе имя ни дали, какие бы ни были испытания, искушения, просто обо всём забудь и радуйся. И вот это все сработало. И слава Богу, я рад, что эти были наставления. Если можно, на правах гостя ещё одну историю расскажу.
Алла Митрофанова:
— Конечно.
Отец Никандр:
— Это связано уже с Оптиной пустынью. Время у нас позволяет? Нашей передачи?
Алла Митрофанова:
— Для вас все что угодно.
Отец Никандр:
— Спасибо большое. Я ездил в Оптину Пустынь на протяжении последних семи лет жизни отца Венедикта, и там, можно сказать, вырос возле старца, и мне посчастливилось слышать его слова, видеть его жизнь, это, конечно, для меня великое, великое благо, что он у меня есть. И этот рассказ хотел бы я посвятить таким нашим профессиональным православным. У нас в церкви есть профессиональные православные, это люди, которые ходят очень много лет в храмы, и считают, что они все знают. Имеют право как-то осуждать других, которые не знают, я же человек воцерковленный, я уже имею право что-то кому-то советовать, рассказывать, что правильно, что неправильно, где стоять, где не стоять, где свечку ставить.
Александр Ананьев:
— Я много слышал о таких людях, но никогда их не видел.
Отец Никандр:
— Я вас познакомлю, Александр, приходите.
Алла Митрофанова:
— Как бы самим такими не стать, не оказаться такими людьми, вот чего я все время боюсь.
Отец Никандр:
— Да, и они есть и в храмах, и в монастырях. Такие опытные люди, которые давно паломничествуют в монастырях, либо кто-то давно трудничает в монастырях, они тоже становятся солидными, бронзовыми прихожанами или паломниками. А в Оптиной пустыни, там очень много людей приезжает трудничать. И могут тебе дать либо послушание, связанное с твоей профессией, в саду там или быть может книгами заниматься, ещё что-то. А иногда бывает, когда не могут куда-то тебя поставить, то самое простое послушание — это на трапезной. На трапезной или на мойке, то есть мыть посуду, это самое обычное, я, например, рыбу чистил, кого-то на мойку посылают, ну и такой сложился стереотип, он не оправдан, что если ты никуда не пригодился, то на мойку, иди на мойку. И все понимали, что если человек на мойке, значит, он простецкий человек. И вот совершается всенощное бдение, стоят две женщины, отец Венедикт совершает каждение в начале всенощного бдения, он невысокого роста, и одна другой, увидела в первый раз его, она приехала издалека, из Петербурга, чтобы посмотреть, и она спрашивает у соседки: кто это? кто совершает каждение? Она так посмотрела на эту женщину, ты что, говорит, не знаешь? Это отец Венедикт. Та говорит: я не знаю. А ты что, говорит, с мойки что ли? Нет, почему с Мойки? Я с Фонтанки. Она настолько искренне не поняла, что такое мойка. Я не с Мойки, я с Фонтанки. Она живет на Фонтанке в Петербурге. Вот иногда такие случаются истории на богослужении.
Алла Митрофанова:
— «Светлые истории» на радио «Вера» продолжаются, напомню, что сегодня в этой студии мы делимся друг с другом своими переживаниями, впечатлениями, воспоминаниями, историями, связанными с богослужением как значимой частью нашей жизни. Иеромонах Никандр Пилишин настоятель храма священномученика Власия в Староконюшенной слободе, Алексей Пичугин, Александр Ананьев и я Алла Митрофанова. Вы знаете, дорогие друзья, со своей стороны у меня тоже есть несколько историй, которыми бы хотелось поделиться. И когда ехала сюда, была уверена, что буду рассказывать, наверное, о той самой пасхальной службе 2020 г., когда, как ребёнок, на руках у мужа сидела перед смартфоном и рыдала.
Александр Ананьев:
— Позволь, я ноутбук поставил.
Алла Митрофанова:
— Ноутбук, глядя в ноутбук, рыдала, дистанционно проживая пасхальную службу, действительно, как ребёнок, которого родители оставили дома, а сами ушли на праздник. Притом, что были у нас эти QR-коды журналистские, мы могли с ними куда-то поехать, но просто как-то было, как, все сидят дома, а мы такие сейчас с чёрного хода, что-то мы подумали, что нет, и я об этом тоже и жалела, что мы не поехали, и думала, что вдруг Господь давал возможность, а мы этим не воспользовались, ну не знаю, но мне казалось, что это не совсем будет правильно. И вот эта служба пасхальная, я была вся в слезах. Я думала, что расскажу об этом, но нет, конечно, там было продолжение тоже хорошее, под впечатлением от рассказа отца Никандра, наверное, расскажу о нашем венчании, тем более Александр Владимирович уже в нескольких словах упомянули, как мы радовались, как дети, так беспечно, наверно, радовались, как дети. Знаете, действительно, может быть, и есть смысл к венчанию готовиться каким-то сугубым постом и молитвой, а мы все сделали не так. Но милость Божья в том, что даже...
Александр Ананьев:
— Все равно сработало.
Алла Митрофанова:
— Да, вот это удивительно, понимаете. И может быть, нет каких-то универсальных рецептов, действительно мы настолько были рады тому, что мы идём венчаться. А ещё нас наш духовник отец Игорь Фомин благословил венчаться в такой интересный день, Саша очень хотел какую-то значимую дату, мы вообще ни разу не нумерологи, мы не верим не в эти числовые совпадения, ничего, но просто нам очень по-детски хотелось, что когда мы будем писать, подписывать приглашение нашим гостям, чтобы там стояла какая-то красивая дата. А это был 18-й год, 2018 г. И вот Саша говорит, что вот может быть, пусть это будет как-то не знаю, 20.18.18.20, но как-то не клеится, потому что нет 20-го месяца, и 18-го месяца в году тоже нет.
Александр Ананьев:
— Я в свой день рождения хотел.
Алла Митрофанова:
— Ты в свой день рождения хотел венчаться, я говорю: ну понимаешь, тогда у нас будет вместо двух праздников один. Саша говорит: тогда он будет двойной праздник. Но отец Игорь рассудил иначе.
Александр Ананьев:
— Женщины ничего не понимают в экономии.
Алла Митрофанова:
— В общем, в итоге отец Игорь благословил нас венчаться 1 августа. И у нас получилось там с точки зрения циферок, у нас получилось первое ноль восьмое и дальше 2018, ну то есть тоже как-то вот очень сочетание да, пусть не полное, но оно всё равно есть, и всё равно это очень красиво.
Александр Ананьев:
— 1.8.18.
Алексей Пичугин:
— 01.08.2018.
Алла Митрофанова:
— Нет, нет, нет, 1.8.18 вот так вот, это все подписал.
Александр Ананьев:
— Причём восьмерочки выложил в фотошопе в виде обручальных колец. Знаю, что пошло, знаю, что грубо, но от души.
Алла Митрофанова:
— Да ладно, это детская радость такая просто. И Господь как будто бы просто, вы понимаете, как будто бы мы взялись за руки и бежим навстречу Богу, а он такой стоит: деточки наконец-то, как Я вас долго ждал, идите сюда, Я вас обниму. И вот всё венчание оно прошло в этом состоянии: деточки, как же Я рад, дайте Я вас обниму. Как будто бы Господь обнимает. И вот это действительно таинство венчания как Таинство, когда из отдельных двух людей создаётся не то чтобы там 1 + 1 = 2.
Александр Ананьев:
— Единая плоть.
Алла Митрофанова:
— А появляется новый, совершенно новый организм появляется, и ты физически чувствуешь, как обнимает Господь, это трепет такой, когда у тебя сердце колотится, вас там обводят вокруг аналоя, сколько раз мы все это видели, и в жизни наших друзей, которые приглашали на венчание, и в кино это можно наблюдать, об этом можно прочитать 1 000 000 каких-то книг и статей, но пока это не происходит с тобой, ты до конца не осознаешь всей глубины, трансформации твоей жизни, что-то такое запредельно прекрасное, где у тебя появляются какие-то новые возможности.
Александр Ананьев:
— Я просто хочу ещё один штришок к рассказу Аллы. Я профессионально занимаюсь видео и фотографией, моя задача — сделать так, чтобы и видео и фотографии максимально соответствовали реальности. И вот есть один момент в жизни, когда они никогда не будут соответствовать реальности, никогда не смогут отобразить её, сколько бы ты ни пытался снять вот этот момент, когда священник ведёт по кругу мужа и жену.
Алла Митрофанова:
— И хор поет: «Исайя, ликуй».
Александр Ананьев:
— Да, да. Невозможно сфотографировать вот это ощущение, всё равно на фотографии... Я смотрел наше видео, это мы, оно плоское.
Алла Митрофанова:
— Оно прекрасное, но оно правда всё равно не передает.
Александр Ананьев:
— Не передает, вообще не передает. Самый яркий момент, когда я ощущаю несоответствие картинки на экране и того, что ты реально переживал.
Алла Митрофанова:
— Больше даже скажу, несоответствие нашего вообще в принципе земного измерения тому, в чем ты находишься сейчас, потому что в этот момент ты как никогда себя ощущаешь, может быть, в Причастии, когда бывают такие Причастия, когда ты понимаешь, как в твою жизнь врывается вечность. Вот это вертикальное измерение, которое в горизонталь врывается. И это, знаете как, ты в такие моменты действительно понимаешь, чем венчание отличается от регистрации в ЗАГСе. Это правда приглашение Бога в свою жизнь, в нашу жизнь. Вот пожалуйста, будь нами, и можно, мы будем с тобой, вот где-нибудь с краешку постоим. Просто там где-нибудь, не знаю, за оборку одежды зацепимся, но просто будем вместе и с Тобой. А Ты, пожалуйста, будь с нами. И это что-то невероятное, дорогие друзья, кто задумывается о Таинстве венчания...
Отец Никандр:
— Или постриге.
Алла Митрофанова:
— Или постриге, да, постом не венчают.
Отец Никандр:
— Зато постригают.
Алла Митрофанова:
— Да, зато постригают, а на Красную горку, конечно, уже и венчают, это первое воскресенье после Пасхи. Подумайте, это такая невероятная возможность дать Богу действовать в нашей жизни и в нашей семейной жизни тоже.
Отец Никандр:
— Алла, можно я внесу коррективы? Вы просто сейчас так романтично рассказываете, и люди могут вдохновиться, и это очень здорово, да? Но я очень хочу сказать о том, что далеко не каждое Причастие, например, как вы говорите — это врывание в вечность, оно происходит, но мы не всегда это чувствуем. И Господь иногда скрывает от нас это, и далеко не каждое венчание может быть этим переживанием. И это не значит, что оно не совершилось. Это не значит, что оно не произошло. Иногда наши чувства не позволяют, иногда Господь скрывает от нас что-то, потому что он хочет, может быть, более глубокого взгляда, мы не знаем до конца. И ориентироваться на чувства — это важно, но не всегда если этого нет, значит что-то не случилось, нет-нет. Всегда случается, просто нужно доверять Богу и искать ответ в сердце. То есть если мы идём за Богом, мы доверяем ему, даже если мы что-то не почувствовали, значит так надо, значит мы почувствуем это потом, обязательно это случится.
Алла Митрофанова:
— Спасибо огромное за это замечание, это правда. Это действительно так. И вообще, искать даже каких-то острых ощущений, наверное, не очень правильно, потому что действительно вот эти удивительные слова из тропаря Преображения: «якоже можаху», то есть настолько, насколько можем вместить, Господь нам это дает.
Отец Никандр:
— Даже традиции разные, например, если мы возьмём традицию богослужения возьмём греческую традицию и русскую традицию. В греческой традиции все наполнено чувствами, переживаниями, явлениями, ангелы, Богородица везде. Читаем русскую традицию, например, письмо Оптинских старцев одна женщина пишет старцу Макарию или Антонию, не помню: я сподобилась видеть ангела. Он отвечает: такое может быть, но забудь об этом, не посчитай себя достойной, что ангел явился тебе. Потому что можно дальше пойти, и уйти не туда. Вот разные традиции, и когда мы читаем греческих отцов, например, вдохновляемся, раз, а тут нет, потому что нужно всегда быть в адекватности, в трезвости, и понимать, где ты находишься.
Алла Митрофанова:
— А вот как быть, если, к примеру, ну там я не знаю, сейчас мы, конечно, через такие времена проходим.
Отец Никандр:
— Очень хорошо, что мы проходим через эти времена. Это очень хорошо, потому что сейчас момент истины, сейчас очень... Легко верить в Бога, когда все благополучно, и очень здорово, очень радостно, а вот поверить в Бога, когда не всё благополучно, в этом и есть вера.
Алексей Пичугин:
— Помните, у отца Георгия Чистякова есть замечательное эссе, называется «Нисхождение во ад». Оно начинается, там оно основано на двух моментах его жизни, он окормлял больницу для больных раком детей, он параллельно ещё пишет о войне в Чечне первой, когда она разгоралась как раз. И вот он пишет количество жертв, которая у него есть статистика по войне, и количество умерших детей, которые вот сейчас умирают в больницах. И дальше эта фраза, как цитату её помню: «Как легко верить в Бога, когда ты идёшь по цветущему полю летом в прекрасную погоду и как...», ну и дальше, дальше ... И дальше вопрос: почему? Богу. Вопрос почему. И дальше он объясняет почему. Я всегда всем, когда кто-то подобный вопрос задаёт советую вот эссе отца Георгия Чистякова «Нисхождение во ад» называется.
Отец Никандр:
— Ну либо вспомни страдания Христа в Гефсиманском саду.
Алла Митрофанова:
— Да.
Отец Никандр:
— И после этого страшные события Креста и невозможная радость Воскресенья. Вот надо всегда помнить о том, что всегда будет Воскресенье, чтобы ни было, как бы ни было тяжело, всегда наступит воскресенье. Вот этот свет Воскресенья, который горит где-то там, он должен быть таким мощным якорем, который никогда не даст тебе сойти с пусти, никогда.
Алла Митрофанова:
— Даже если кажется, что всё, свет уже погас, «но свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Напомню, что есть эта пронзительная строчка одного из поэтов, переживших в России 17-й,18-й год, Гражданскую, эти страшные чудовищные события, и крик из нутра, «но в ту весну Христос не воскресал». И эмоционально понимаю его состояние, но вы знаете, как-то всё равно на каком-то глубинном уровне не могу принять, что была хоть одна весна...
Отец Никандр:
— Не было.
Алла Митрофанова:
— ... когда Христос не воскресал. И не будет такого никогда.
И как бы нам ни было больно, наверно, здесь можно только, наверное, правда, плакать с плачущими, с одной стороны, а с другой стороны, всё-таки помнить, что «свет во тьме светит, и тьма не объяла его», и Пасха навсегда. Она просто уже есть и всё. Это факт, с которым мы живём. Пусть так и будет. Спасибо вам большое за этот разговор. «Светлые истории» на радио «Вера», напомню, можно не только слушать, но и смотреть в ютубе. Сегодня в этой студии были иеромонах Никандр (Пилишин) настоятель храма священномученика Власия в Староконюшенной слободе, Алексей Пичугин, Александр Ананьев, я Алла Митрофанова, до встречи через неделю, как хорошо, что мы сейчас вот так встречаемся в нашей студии и рассказываем друг другу о том самом сокровенном, что произошло с нами в жизни, и что, надеюсь, дорогие слушатели и зрители, и вам тоже, может быть, помогает в трудную минуту. Спасибо!
Александр Ананьев:
— Спасибо, всего доброго.
Алексей Пичугин:
— До свидания!
Деяния святых апостолов
Деян., 1 зач., I, 1-8.
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Если мы внимательно читали Евангелие, то могли заметить, что Господь постоянно говорит Своим ученикам о тайне Царства Небесного. Церковь утверждает, что хранит эту тайну до сих пор. О чём же идёт речь? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 1-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 1.
1 Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала
2 до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал,
3 которым и явил Себя живым, по страдании Своем, со многими верными доказательствами, в продолжение сорока дней являясь им и говоря о Царствии Божием.
4 И, собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня,
5 ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым.
6 Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?
7 Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти,
8 но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли.
После Светлого Воскресения Христос продолжает являться Своим ученикам на протяжении сорока дней. Как слышим мы сегодня из чтения книги Деяний святых апостолов, Спаситель рассказывает им о Царствии Божием. Может показаться, что Христос передаёт апостолам какое-то особое учение, которое не вошло в Евангелие и которое доступно лишь узкому кругу посвящённых. Благодаря этому тайному знанию ученики становятся сверхлюдьми, в распоряжении которых оказываются какие-то сверхспособности. Однако дальнейшее повествование свидетельствует, что это не так.
После того как Христос призывает апостолов не уходить из Иерусалима и дожидаться сошествия Святого Духа, они в недоумении спрашивают: «не сейчас ли, Господи, ты восстановишь Израильское царство?» Очень показательный вопрос. Апостолы задавали его Спасителю с самого начала их совместного путешествия. С самого момента своего призвания они ждали, что Христос прогонит римлян и вернёт еврейскому государству былую славу.
Однако, посмотрите, как Господь милостив. Как Он терпелив. С какой кротостью Он переносит это невежество Своих учеников. Он видит, что несмотря на всё произошедшее, ложные представления о Мессии всё ещё сидят в их головах. Суть Его учения о Царстве Небесном до сих пор ими не усвоена. А потому Он и отвечает им уклончиво: «не ваше дело знать времена или сроки». Иными словами, ваше дело дождаться сошествия Духа, получить от Него силу, начать проповедь и тогда вы всё поймете сами. Вы получите все необходимые ответы.
Так и случилось. Пришёл обещанный Дух, апостолы начали свидетельствовать о Христе людям, и ложные ожидания в их голове испарились. Потребность учеников в грандиозных внешних преобразованиях исчезла, будто её и не было. Великая духовная реальность, которую они до этого ощущали лишь смутно, в полноте открылась в их сердцах. Уже во время своей жизни они стали полноценными участниками Царства Мессии.
В той или иной степени каждый из нас исполнен ложных представлений и предрассудков о духовной жизни. И, пожалуй, не самый последний из них — это постоянное ожидание значимых изменений. Я словно всё время жду, что однажды Господь откроет мне какую-то тайну. Тогда моя жизнь изменится. Всё резко станет лучше. Евангелие напоминает нам сегодня: все грандиозные изменения уже произошли. Дух Святой уже сошёл. А потому великая тайна христианства заключается в том, что нет на самом деле никакой тайны. Евангелие Христово предельно просто — каждый день ищи волю Бога и старайся принести пользу тем людям, которые тебя окружают. Иными словами, преврати свою жизнь в служение. В той мере, в какой это исполняем, нас наполняет благодать Святого Духа. Всё вокруг нас и в нас самих оказывается на своих местах, и в нашем сердце загорается пасхальная радость.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Воскресение Христово и Светлая седмица». Прот. Максим Первозванский
В нашей студии был клирик московского храма Сорока Севастийских мучеников протоиерей Максим Первозванский.
Разговор шел о светлом Христовом Воскресении, о богослужениях пасхальной недели, о праздновании в честь Иверской иконы Богородицы, а также иконы «Живоносный источник».
«Семья в жизни вечной». Священник Александр Сатомский
У нас в гостях был настоятель Богоявленского храма в Ярославле священник Александр Сатомский.
Мы говорили о том, какими будут отношения людей после всеобщего воскресения и сохранится ли любовь супругов и родственников в вечной жизни.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— Великая Суббота, вечер, когда, наверное, правильнее всего было бы ничего не говорить, ни о чем не рассуждать, уж тем более легко смеяться в приятной компании. Надеюсь, что мы сегодня постараемся выдержать вот эту вот важную, несколько напряженную, но очень ответственную атмосферу Великой Субботы в программе «Семейный час». Но программа «Семейный час» все-таки выйдет, потому что в студии Радио ВЕРА все-таки появилась ведущая программы «Семейный час» — моя жена Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— Что значит «все-таки появилась»?
А. Ананьев:
— Потому что Великая Суббота и предполагается, что ты в храме должна быть.
А. Митрофанова:
— Ну, сейчас поедем, конечно.
А. Ананьев:
— Я Александр Ананьев, и сегодня мы долго думали с Аллой, о чем стоит поговорить в эти 60 минут, и после недолгих рассуждений мы поняли, что нам действительно интересно и важно, уж не знаю, насколько возможно, получить ответ на этот вопрос, узнать: а что будет там, в загробной жизни? Действительно ли мы, прожив здесь долгую счастливую жизнь, по возможности сделаем все, чтобы умереть в один день, и там больше никогда не увидимся, потому что нет там ни мужеского пола, ни женского, ни мужа, ни жены, ни ипотеки, ни дома, ни кухни, ни гардероба, там все совершенно иначе, и вся наша семейная жизнь закончится могильным камнем? Или же, «что Бог сочетал, того человек не разлучает», и неспроста Господь свел нас — семью, мужа, жену, детей вместе на одних квадратных метрах общей жилплощади, чтобы и потом мы тоже как-то держались вместе? Согласитесь, это интересно, и это важно. И я не знаю, насколько получится у нашего сегодняшнего собеседника дать ответ на этот вопрос, но учитывая то, что сегодня мы пригласили настоятеля храма Богоявления в Ярославле, нашего дорогого друга, священника Александра Сатомского, какой-то очень важный ответ мы обязательно получим. Добрый вечер, отец Александр, здравствуйте, с Великой вас Субботой.
о. Александр:
— Добрый вечер.
А. Митрофанова:
— Вообще, Великая Суббота — это такой, с одной стороны, день тишины, а с другой стороны, внутри уже всё клокочет от радости, потому что ты понимаешь, в общем-то — ну, Пасха, она наступает.
А. Ананьев:
— Я в прошлом году помню утро Великой Субботы: я проснулся и понял, что Христа нету. Ну, вот, Он вчера умер, а сегодня Его нету.
А. Митрофанова:
— Ты понимаешь, когда в этот момент стоишь на Литургии, то всё несколько иначе. Впервые в жизни, кстати, помню, как узнала о содержании Великой Субботы, я несколько лет уже в храм ходила, пришла в храм, меня попросили помочь с цветами, цветами к Пасхе украсить храм. Я говорю: «А во сколько?» — «Ну, украшать будем часов с 12-ти, так что хочешь, останься там после службы». И я думаю: «ну, здрасьте, на ночное богослужение надо идти ещё, значит, в Великую Субботу там утром...нет-нет», я пришла к 12-ти. И когда я попала вот в это храмовое пространство...
А. Ананьев:
— Это Татьянинский храм был.
А. Митрофанова:
— Это был Татьянинский храм, весь залитый светом, покоем, радостью, но пока тихой такой, не ликующей и, вы знаете, у меня было ощущение, что я, может быть, что-то самое важное только что пропустила, ну, просто потому, что тупо решила: извините, я посплю. И пропустила что-то такое, от чего...вообще-то, чего люди ждут целый год, как потом выяснилось. И естественно, в следующем году я уже, опережая собственный вопль, подскочила, помчалась на Литургию Великой Субботы, и вот это состояние, когда на самом деле Христос жив, и об этом пока ещё не знают вокруг, а Он жив, и Он из-за ада выводит тех, кто хочет выйти вместе с Ним, всех. Всех, кто захочет! Он их будет за запястье выдёргивать оттуда, как на иконе знаменитой Воскресения Христова в монастыре Хора. Ну, это потрясающе. Потом, ведь икона Воскресения Христова — это икона Великой Субботы, и Евангелие о Воскресении Христовом читается на Литургии в Великую Субботу, то есть это и есть, по сути, пасхальная служба, поэтому у меня вот с тех пор несколько иное отношение к этому дню, может быть, даже, знаете, оно сливается в единое — и пасхальная радость, и радость Великой Субботы, какой-то нераздельный такой календарный фрагмент.
А. Ананьев:
— Слушайте, отец Александр, прежде чем мы начнём вас действительно мучить семейными передрягами, а я сейчас понял вообще, в чём трагедия происходящего, я хочу спросить вас: а что для вас Великая Суббота?
о. Александр:
— Вот, вы знаете, за достаточно небольшой период времени, который я, собственно, служу священником, вот всё это восприятие достаточно сильно менялось, и на каком-то этапе вот от того акцента, который вы предлагаете, я ушёл, в каком смысле: мы проживаем календарь таким образом, как будто эти события случаются прямо сейчас, а на каком-то этапе ко мне пришло это совершенно чёткое ощущение и понимание, что Христос всегда Воскрес. То есть мы Страстную неделю на самом деле проживаем ведь в свете Воскресшего Христа, Он уже победил, в этом смысле даже вот византийские авторы, которые написали соответствующего рода тексты, очень чётко это улавливают: с одной стороны, конечно, они давят на психологическую «педаль» сострадания, что мы с Христом проживаем, переживаем всё это, но, с другой стороны, там время от времени проскакивают вот эти тезисы, что победа уже осуществлена. Собственно, «Не рыдай, Мене, Мати, зрящи во гробе», это известнейшее песнопение, то есть как «не рыдай», если всё, вся история завершена? Я восстану и прославлюсь, и Тебя возвеличу, и Тебя не забуду«. Или: «вот они вложили в мою руку жезл (как бы не зная), что Я сокрушу их, как горшечник сосуды», и много-много-много вот такого рода тезисов. И вот в этом смысле я уже достаточно давненько вхожу в Страстную с этим чётким пониманием — Христос победил. То есть это история про когда-то сгущавшуюся тьму, которая так ничего и не смогла. То есть победа Христова абсолютно однозначна, в этом смысле она в Великую Пятницу ничуть не менее очевидна, чем в Субботу и Воскресенье.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА, священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, с вами Алла Митрофанова, Александр Ананьев, мы в Великую Субботу говорим... О чём можно говорить в «Семейном часе»? О семье, о муже, жене, детях. Алечка сейчас сказала удивительную штуку: до нашего знакомства, до нашего венчания, до нашей свадьбы она вела благочестивую жизнь, она ходила в Великую Субботу украшать храм цветами, она чаще бывала на службах, она была прихожанкой семнадцати-двадцати храмов...
А. Митрофанова:
— Да ладно тебе, что ты преувеличиваешь-то? (смеется)
А. Ананьев:
— ...сейчас её жизнь, и я виню себя в этом, не то чтобы я делал это специально, вовсе нет, но акцент её внимания сместился с церкви на мужа.
А. Митрофанова:
— Ну нет, ну...
А. Ананьев:
— Когда последний раз, дорогая жена, ты украшала Татьянинский храм цветами? Внимание, вопрос! Минута на размышление. Ответ: «до нашего знакомства». Я, ещё раз, я тебя очень хорошо понимаю, я тебе очень благодарен, но штука в том, что муж для жены — преграда. Давайте начистоту. Муж для жены — не путь к Богу, муж для жены — преграда. И в этом смысле могу ли я, несчастный, рассчитывать на то, что по ту сторону земной жизни мы сохраним какую-то связь?
А. Митрофанова:
— Понимаешь, какая штука, от того, украшу я или не украшу храм цветами, мне кажется, гораздо в меньшей степени зависит моя посмертная участь, чем от того, сумею ли я или не сумею прокачать любовь внутри себя.
А. Ананьев
— «Марфа, Марфа, о многом заботишься ты, но не о главном». Отец Александр, рассудите. По-моему, здесь как раз очень тяжёлая на самом деле картина нарисуется.
о. Александр:
— В общем-то, во-первых и главных, абсолютно верен тезис про то, что не столько от украшения храма цветами, сколько как от украшения себя добродетелями и совершенствами в общении с вами преуспевает ваша жена, безусловно, то есть вы в этом смысле — главная лестница, ведущая её к Богу семимильными шагами. Равно, как и наоборот.
А. Ананьев:
— То есть работы больше, удовольствия меньше, от этого и награда выше?
о. Александр:
— Ну, не то чтобы, я это никак не оцениваю, но это очевидный факт. Более того, в эту сторону у нас ведь совершенно однозначно смотрят и все традиционные религиозные формы. Вспомним, например, соседний нам иудаизм, который предписывает мужчине в день субботний посещение синагоги просто абсолютно однозначно, это его прямой долг, не в смысле там он хотел-не хотел, полезно-не полезно, он должен там быть. Женщине он не предписывает ничего абсолютно. Эффектнейшим способом, выруливая эту ситуацию не темой детей и кухни, а тем, что Адам, сотворенный из земли, нуждается в продолжении возделывания, а Ева, сотворенная из Адама — это лучшее из всего того, что сотворил Бог, потому что вот уже ничего более совершенного, как из человека произведенное, уже сделать нельзя, поэтому ее учить — только портить. Соответственно, как бы собрание в синагоге — это собрание научения, поэтому все прекрасно, она уже готова к Царству Небесному, пусть спокойно занимается кухней, то есть в этом, конечно, есть определенного рода манипуляция. (смеется)
А. Митрофанова:
— Конечно.
о. Александр:
— Очевидно. Но если серьезно, ведь Древняя Церковь совершенно неслучайно выделяла даже среди женщин совершенно определенные типы служений, например, отдельно говоря о девицах, отдельно говоря о вдовах, которые вот внутри церковного собрания несут какое-то большее число трудов и послушаний, потому что почтенные матроны, обремененные семьями и мужьями, вот самой волей Господней к ним и приставлены, к этим семьям и мужьям, равно как и наоборот.
А. Митрофанова:
— И это твой путь, условно говоря. Я знаю ситуации, когда, ну немного, но знаю такие случаи, когда женщина начинает отдаляться даже от семьи, потому что есть какое-то церковное или социальное служение, очевидное для нее, и очень благородное, и социально одобряемое — страдает семья, в этих случаях страдает семья вплоть до даже вот каких-то глубоких кризисов, и не уверена, что, может быть, в каких-то ситуациях это такой вполне допустимый вариант. Однако есть вообще мужья потрясающие, я вспоминаю историю доктора Лизы, Елизаветы Петровны Глинки, вот Глеб Глебович — как он понимал, что делает его жена! Он был здесь, в нашей студии, это человек, который у меня вызывает глубочайшее почтение. Но это, скорее, редкость. Поэтому для женщины, мне кажется, если мы не берем такие исключения, как Елизавета Петровна, которая, наверное, все-таки подтверждает правило, то для среднестатистической гражданки типа меня вполне естественно, что главное — это муж-семья. Остальное — ну вот, по силам и по времени.
А. Ананьев:
— Ну, ты как раз пытаешься найти какой-то баланс, какое-то равновесие в этих вопросах, но в том, что вот это противоречие, оно все-таки имеет место — это правда, либо ты с Церковью, с верой, со Христом, либо ты с мужем с готовкой, с уборкой. Иначе не было бы монахов, которые поняли, что вот семья будет мешать, семья будет мешать моему служению Богу. И семья всегда мешает служению Богу.
А. Митрофанова:
— У тебя какое-то чувство вины, что ли, я не пойму? Ты все время как-то: «а как бы тебе было хорошо, если бы ты сейчас была бы в храме, а ты вот со мной...»
А. Ананьев:
— Солнце, да, да, у меня чувство вины, потому что я понимаю, что до нашего знакомства ты чаще, ты просто чаще была в храме, и Великим постом, и на Страстной неделе, ты каждый день была в храме...
А. Митрофанова:
— Посмотри на лицо отца Александра.
А. Ананьев:
— ...а сейчас я понимаю, что и молитвы стало меньше по моей вине, и в храме ты стала бывать меньше по моей вине. На отца Александра я вообще стараюсь не смотреть, потому что вот все, что я говорю, отец Александр опровергает своей собственной жизнью, своим собственным примером, потому что, казалось бы, откуда у священника Великим постом может быть свободное время, чтобы украшать печеньки для куличей для своей жены, которая печет? Тем не менее, вот ночами отец Александр Великим постом занимался тем, что выписывал кремом на этих печеньках поздравления со Светлой Пасхой. Да, да, так и было, я знаю, что так и было, я видел эти куличи своими глазами, я нисколько в этом не сомневаюсь. То есть вы опровергаете вообще все, что я говорю, но то, что я говорю — это тоже правда.
о. Александр:
— Здесь, наверное, это не вопрос про правду-неправду, это вопрос про оценку. Ну как бы про оценку, и вот именно как совершенно верно заметили мы про расстановку приоритетности, то есть совершенно нормально и естественно находиться внутри семейных отношений вовлеченно, апостол Павел говорит, и говорит это мужчине, кстати, что «Тот, кто оставил попечение о своих ближних, о своей семье — отрекся от веры и хуже неверного, хуже язычника». То есть, опять же, Христос говорит в Евангелии, что «тот, кто сказал родителям: «Дар Богу то, чем бы ты пользовался от меня», как бы и с вашей точки зрения он вообще молодец и не повинен — вообще-то преступает заповедь, то есть здесь соподчиненность этих вещей на самом деле очевидна. Семья — это малая Церковь, община — это большая Церковь, вот, соответственно, мы движемся от меньшего к большему, это совершенно нормально, естественно и очевидно. Мы взращиваем что-то сначала в меньшем объеме, потом можем экстраполировать это куда-то шире, вывести это в больший объем, никак наоборот оно вообще никогда не работает. Нельзя где-то там набраться нравственных совершенств на стороне, а потом прийти их и внедрять в семью.
А. Ананьев:
— Ну, точнее всего и однозначнее всего о расстановке приоритетов Спаситель говорит вот в Евангелии от Матфея, в главе 10-й: «Враги человеку домашние его, и кто любит отца или мать более, чем Меня, не достоин Меня, и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня». О жене он не говорит, но имеет это в виду в первую очередь, и уж если кто любит жену или мужа больше, чем Меня и предпочитает мужа тому, чтобы прийти ко Мне в церковь, тот вообще грешник-грешник ужасный.
о. Александр:
— Я замечу, что это уже экзегеза, то есть на этом этапе вы уже толкуете, а не пересказываете текст.
А. Ананьев:
— Ну, разве это не очевидно?
о. Александр:
— Ну, вообще никакая экзегеза не очевидна, это всегда усилие в той или иной степени тяжести.
А. Ананьев:
— Как говорит наш дорогой друг, психолог Кристина Корочка: «В очевидности собственных высказываний есть первый признак недалёкости и необразованности».
А. Митрофанова:
— Поясните, отец Александр.
о. Александр:
— Нет, здесь простая вещь, она не то что простая, на каком-то этапе у меня как-то вот случилось такое, как мне кажется, понимание этого фрагмента, то есть я всю жизнь как-то ходил мимо него и его сознательно избегал, а как-то раз вот он прямо взял и внутренне прожился. То есть нам кажется, что Христос противопоставляет: либо-либо, а вот на каком-то этапе мне вдруг стало как-то внутренне очевидно — я не настаиваю на этом опыте и не говорю, что это как раз единственно верная экзегеза этого фрагмента — что Он указывает на правильную и неправильную последовательность, что вот любовь к Богу и любовь к ближнему взаимосвязаны, вот их как раз нельзя дробить и рвать, что — нет, если ты любишь Бога, будь любезен, люби Бога. Если ты тут вот с ближними как-то, значит, у тебя с Богом недостача, и наоборот. Нет, в свете любви к Христу нормализуются наши отношения и наша любовь вот к этим самым ближним, а вне этих отношений — ну, понятно, что на том этапе это вообще как бы про Бога в широком смысле слова, но тем не менее, уже из нашего контекста можем и так говорить, а вне этого они как бы бессмысленны, то есть там на самом деле ничего не рождается, и мы тоже знаем кучу этих примеров любовных любовей, которые вообще недалеки от самых нездоровых форм, в плане любви как обладания, как бы жажда поглощения другого и полного введения его, как аппендикса, в свою жизнь, как бы приращивания к себе насмерть, ну и другие удивительные вещи. То есть вот здесь через любовь Христову ты имеешь нормальную любовь ко всем остальным, в противном случае там какой-то жуть и ужас.
А. Ананьев:
— Это надо, конечно, прожить вот это понимание, которым вы сейчас поделились, потому что мне пока доступно только очень такое лобовое и банальное объяснение, что вот, мол, если муж тебя не пускает в церковь — бросай такого мужа и иди в церковь, и в этом контексте я, конечно, ужасно переживаю по поводу того, что происходит у нас, но надеюсь, что ситуация изменится. И вообще, муж должен вести жену в церковь, как вы вот говорите в традиции иудаизма, да и в исламе тоже, там именно мужчина идет к Богу, а женщина там следует за ним или не следует за ним, уже дело десятое, но благополучие семьи в отношениях с Богом зависит именно от мужчины. У нас почему-то, если мы не принимаем во внимание семьи священников, в остальных семьях, как правило, в 99 процентах случаев именно жена тащит семью в церковь, хоть как-то на своих плечах, буквально или образно, но все сама, а мужчины почему-то нет, и как это исправить тоже не совсем понятно. Даже по нашей семье непонятно.
А. Митрофанова:
— Слушай, всему свое время. Мне кажется, что Господь же людей-то не кидает.
А. Ананьев:
— К людям больше вопросов, конечно. Сейчас мы прервемся на минуту, у нас полезная информация на Радио ВЕРА, а через минуту мы вернемся к разговору и все-таки попробуем выяснить, так что же нас ожидает по ту сторону земной жизни? Действительно ли мы будем вместе? Что об этом говорит Священное Писание? Что об этом говорят церковные предания? Или же нас там ожидает нечто совершенно иное, и рассчитывать на это не придется? Что значит семья с точки зрения вечности? Это программа «Семейный час», не переключайтесь.
А. Ананьев:
— Что ожидает нас по ту сторону земной жизни? Это программа «Семейный час на Радио ВЕРА», с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— ... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И в Великую субботу мы пригласили к разговору нашего гостя из Ярославля, настоятеля храма Богоявления в самом центре Ярославля, священника Александра Сатомского. Кстати, в Ярославле сейчас должно быть очень красиво, там весна гораздо более отчетлива, чем в Москве. Все-таки город, такое впечатление, что он чуть ли не южнее находится, хотя на самом деле он находится севернее Москвы, но сколько раз мы там ни были, все время ощущение, что там какой-то курорт-курорт, и весной там, наверное, особенно хорошо, да?
о. Александр:
— Мне кажется, это все происходит из общей логики: хорошо там, где нет нас, и, соответственно, куда мы приезжаем по какому-то иному поводу, нежели чем ежедневную работу работать, там, конечно, удивительно. Это как бы, скорее, про угол зрения, чем про географию.
А. Ананьев:
— Но объективно, объективно уютный город. Итак, отец Александр, давайте разбираться, что мы знаем о загробной жизни в контексте семьи?
о. Александр:
— Правильный ответ — «ничего». Пойдемте домой.
А. Митрофанова:
— Готовиться к пасхальной службе.
о. Александр:
— Да. В том смысле, что мы и в целом, не в контексте семьи, имеем очень маленькое, очень ограниченное представление о каких-либо реалиях вот такого типа бытования. Более того, тоже сразу важный тезис, который нам должен развести в стороны две вещи: в целом в ряде случаев Новый Завет вообще ничего не предлагает по поводу так называемого «посмертия», он не теоретизирует на тему самостоятельного бытования души в отделенности от тела, а говорит про свет вечного дня, то есть про Царство Божие, пришедшее в силе, явленное в мире, новое небо и новую землю, Небесный Иерусалим, сошедший в нашу реальность, и, соответственно, про жизнь вечную, а не про какую-то посмертную, то есть про ситуацию, в которой смерть побеждена.
А. Ананьев:
— Какое-то общение доказано по ту сторону земной жизни после смерти?
А. Митрофанова:
— А как это можно доказать?
А. Ананьев:
— Ты знаешь, очень часто я встречаю в откровениях святых — людей, которым я доверяю, рассказы о том, что «к ним пришел тот», «к ним пришел этот», то есть личность там сохраняется.
А. Митрофанова:
— Конечно.
А. Ананьев:
— Личность человека, которого ты любишь, там, по крайней мере, ближе к тебе, чем личность человека, к которому ты равнодушен. Стало быть, я вправе ожидать от загробной жизни того, что я там тебя не потеряю, да? Что муж не потеряет свою жену, а дети не потеряют любимых родителей и встретят их там, но мы на это надеемся, правильно?
А. Митрофанова:
— Очень.
А. Ананьева
— И свидетельства святых тому доказательство. И вот вопрос: будет оно так или нет, и на что мы в праве рассчитывать?
о. Александр:
— Ну вот здесь хороший тезис про опыт святости в том смысле, что вообще церковное почитание святых как таковых, это вот первый положительный тезис в данную копилку, то есть он не от Писания в основном, хотя Писание тоже указывает нам, почему мы почитаем святых, каким образом, в чем почитание верное, в чем ложное, но просто как церковная практика, это и очень обнадеживающе, а с другой стороны, и очень доказательно. Обнадеживающе в том смысле, что дает нам какую-то вот эту надежду на сохранение личности, а с другой стороны, доказательно, потому что у нас есть огромный объем материала, как раз, как Александр сказал, который и указывает на то, что человек помнит, кто он, знает, кто те, к кому по той или иной причине он явился, то есть он имеет отношение, он не явлен, как, условно, какой-нибудь абстрактный вестник, как сила небесная, которая сошла ровно для того, чтобы сообщить нечто, ну, собственно, как мы видим ангелов в Ветхом Завете, то есть вот они явили волю Господню, это вообще никак не обозначает их отношение, ни положительное, ни отрицательное, никакое, они выполнили функцию, всё. Со святыми не так — они её хотя и выполняют, но это всегда какая-то очень личная история. Можем вспомнить массу случаев с явлениями Богородицы тому или иному, вот там какой-нибудь страдающий, обезножевший пьяница, которому является, например, преподобный Варлаам, если не ошибаюсь, Серпуховской, и, значит, настаивает, чтобы тот шёл и исцелялся от такой-то иконы Богородичной, и он, соответственно, находит, вот вам Неупиваемая Чаша. Ситуации, когда Богородица лично является и настаивает на похожих же вещах, то есть там ряд менее известных святынь, тоже как бы вот вполне понятные темы. И вот такого рода свидетельства убеждают нас достаточно доказательно в сохранении и личности, и отношения, а мы понимаем, что вообще отношение, как таковое, является важной частью личности.
А. Митрофанова:
— Меня вообще, знаете, в историях святых всегда, а в последнее время особенно, больше всего поражает их включённость в наши жизни, в наши дела. Мы с ними лично чаще всего всё-таки незнакомы, ну если вот, допустим, может быть, кто из святых ближе всего на линейке времени к нам — святитель Лука (Войно-Ясенецкий), может быть, новомученики XX века, есть люди, которые, может быть, их знали лично, хотя их сейчас тоже по понятным причинам крайне мало, однако вот такие люди есть, в большинстве своём молимся ли мы святым, чьи имена носим, или просто святым, с которыми у нас какие-то свои тёплые личные отношения, меня это поражает. Ну, какое, казалось бы, им дело могло бы быть до нас? А им есть дело! Ну, это вот, условно говоря, если бы там, если проецировать на себя: меня бы ежедневно забрасывали тысячами писем с просьбами о помощи — я бы выгорела, ну, просто потому, что я любить не умею по-настоящему, понимаете, ну, не умею, сколько бы я там ни говорила о любви, я не умею. У меня сердце не в том состоянии, чтобы вместить в себя такое количество людей, их боли, их обстоятельств, их слёз, их радостей! Нет, нет, я вполне эгоцентричная гражданка, а святые — это люди, которые себя в земной жизни раздают и в вечности продолжают себя раздавать, сохраняя при этом себя, вот поразительным образом сохраняя при этом себя. И, может быть, как раз, вот почему и говорится, что «саван не имеет карманов», единственное, что мы можем взять с собой в вечную жизнь — это состояние сердечной мышцы, вот сколько в неё любви уместилось, сколько в меня любви уместилось — вот это мой единственный, на самом деле, будет багаж, который, между прочим, вот при этом переходе, он абсолютно может быть безлимитным, то есть никто там с тебя не спросит, что вот больше такого-то, пожалуйста, на борт не пускаем — нет, наоборот, чем больше, тем лучше. И в этом контексте как раз семейная жизнь, мне кажется, это очень важный этап, потому что где ещё мы можем настолько глубоко вот эту самую любовь друг к другу прокачать. И вообще, а если любовь друг к другу, как у нас любят в наших подкастах говорить: научишься одного человека любить, будет проще научиться любить и более широкий круг ближних, хотя бы одного научись любить. Вот поэтому, мне кажется, что как раз семейная жизнь, она наш проводник в каком-то смысле.
о. Александр:
— В первейшем, то есть здесь даже не в каком-то, а в первейшем. Собственно, нам от книги Бытия рассказана эта история про то, что человек не ощущает свою целостность до этапа, пока не вступит вот в такого рода отношения, пока там не появится второй, и вот тогда вот этот мужчина и эта женщина родят то единство, в котором они задуманы, потому что вне этого мы видим, что, как сказать, Адам не успокоен.
А. Ананьев:
— И остался в раю.
о. Александр:
— Далеко не факт. Это же, мы же знаем, история не имеет сослагательных наклонений, как бы эта история рассказывалась бы, если бы не случился вот этот эпизод, мы и представления не имеем.
А. Митрофанова:
— Отец Александр, ну вот смотрите, действительно, да, муж и жена — полнота в этом смысле, поодиночке в нас этой полноты нет, но почему тогда в Царствии Небесном не будут ни жениться, ни замуж выходить, не будет ни мужеского пола, ни женского? Почему не будут там создавать семьи, это, ну, более-менее как-то, как мне кажется, я себе понимаю, представляю.
А. Ананьев:
— Но, кстати, не факт. А почему, если ты там не встретишь какую-то прекрасную душу, ты не захочешь быть с ней вместе, одним единым, целым, почему нет? Там такая же жизнь, как и здесь, просто немножко про другое.
А. Митрофанова:
— А мне кажется, там просто уже полнота вот какая-то. Я не знаю, ну это из области фантастики, но почему не будет мужеского пола и женского? Как же мы тогда будем друг с другом взаимодействовать, как ангелы? Это как?
о. Александр:
— Смотрите, вот здесь важный тезис. Во-первых, апостол Павел, говоря, что «в Христе нет мужского пола и женского», не имеет в виду обнуление пола как характеристики, он указывает лишь на то, что социальной значимости, которую он имеет во всех отношениях внутри Церкви, он не имеет — пол, то есть и мужчина, и женщина абсолютно равно успешны в строительстве отношений с Богом, вот в чём идея. Вот как раз это и обнуляет вот эту чудесную иудейскую идею про то, что «ты настолько совершенна, что сиди дома». Все призваны. Все призваны, все царское священство, все люди, взятые в удел, вот в этом смысле ни мужского, ни женского, безусловно. Соответственно, мы можем, рассуждая по аналогии, привлечь несколько фрагментов к пониманию, так как мы ведь ходим с вами в принципе вокруг текста собеседования Христа с саддукеями...
А. Митрофанова:
— ...которые пытаются его подловить и говорят: «Вот женщина, у которой по очереди умерли семеро мужей, семеро братьев, кому же она в вечной жизни, кому она будет женой?»
о. Александр:
— Да, это совершенно чётко криминальная хроника... Знаете, там надо было состав борща-то как-то систематически изучать. (смеются) Ну да ладно.
А. Митрофанова:
— Но это они же гипотетически рассказывают историю.
о. Александр:
— Я понимаю, гипотетически умерли, гипотетический состав. Но Христос в этой ситуации, мне кажется, предлагает не описание, ведь Он же во всех остальных случаях прибегает к притче, когда живописует реалии Царства, то есть, притча подчёркивает какой-то важный аспект, но не учительно, а описательно: «это похоже на», но «похоже» и «равно» — это две большие разницы. Царство Небесное похоже на женщину, которая потеряла деньги, ковырялась полдня по дому, всё подняла, перекопала, нашла и пошла, всем рассказала. Интересно, если проводить прямые аналогии, то тут рисуется вообще очень оригинальный образ, но оно ощутительная аналогия. Так же и тут: хотя Церковь достаточно активно интерпретировала этот материал как прямой, но мы можем посмотреть на него чуть-чуть шире. Ну, как бы тезис по поводу того, что понятно, почему в Царствии Небесном не будут появляться новые люди, не был понятен целому ряду ранних христианских авторов, но даже смотреть в эту сторону не будем, здесь у нас только сослагательное наклонение, его слишком много. По поводу того, что, во-первых, все половые константы однозначно нами сохраняются и наследуются, опять же, это пример святых, которые остались ровно теми, кем они были. А во-вторых, у нас есть совершенно конкретный пример собственно Христа, Которого мы видим в момент Преображения и в момент по Воскресении, а мы знаем, что вот Христос, что Преобразившийся, что Воскресший — это полнота в том числе человеческой природы, как она задумана, и как она будет реализована в свете дня вечности, то есть мы должны стать подобны Ему. И ни одну из своих человеческих характеристик Он не теряет, Он остался Иудеем, то есть семитом, мужчиной, в абсолютно конкретной возрастной категории и со всеми теми признаками, вплоть до ран на теле, черт лица и всего остального, которые были присущи Ему всегда, отсюда мы должны сделать однозначный вывод, что мы воскресаем в том же самом теле и банально, в том же самом поле, в котором мы всю жизнь и жили, ни в каком другом.
А. Ананьев:
— В котором нас запомнили те, кто нас любят.
о. Александр:
— Ну, как бы в котором мы находились во всей той обойме социальных вот этих отношений, и в котором мы их построили так, как построили.
А. Ананьев:
— Интересно, а для Богородицы Христос воскрес младенцем?
о. Александр:
— Не думаю. Я думаю, что Он для всех воскрес одинаково.
А. Ананьев:
— Она просто, ну как любая мама, как мне кажется, она помнит и любит Его родившимся младенцем. Почему она на иконах изображается, вот мне сейчас пришло в голову, Богородица с Младенцем? Она увидела Его именно таким.
о. Александр:
— Ну, здесь, скорее, про догматическую мысль о Боговоплощении, о том, что Творец всяческих в конкретный момент времени лежал на руках и питался материнским молоком, отсюда у нас даже икона «Млекопитательница», на самом деле это догматический образ, то есть он посвящен не вскармливанию детей и помощи матерям в соответствующих ситуациях, как на него смотрят сейчас, а он рождается из догматического соображения подчеркнуть человеческую природу Христа, то есть что вот Он был вскормлен так же, как все остальные, вообще никаким отличным образом.
А. Ананьев:
— Да, вот апостолы запомнили Его таким и увидели Его таким... Кто его знает...
о. Александр:
— Не знаю, не знаю, увидели они Его тоже все-таки и несколько отличным, то есть Христа не узнают, но и узнают, потому что вот случай на Тивериадском озере, когда Иоанн говорит Петру «Это Господь». То есть вот тут такая не вполне однозначная ситуация, у нас как бы здесь больше сослагательных наклонений.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, я Александр Ананьев и с вами ведущая Алла Митрофанова.
А. Митрофанова:
— А действительно, вот по пути в Эммаус Господь является двум апостолам, и они — да, как будто бы говорят с кем-то другим и не с Ним, что это — преображение? Вот Он является преображенным по воскресении, или, может быть, я не знаю, или они настолько в этот момент внутри своих переживаний, что не способны Его распознать?
о. Александр:
— Вполне возможно и то, и другое, и равно, как и интерпретация той вечери, в рамках которой Христос был узнан, Он познался ими в преломлении хлеба, и вот толкователи по этому поводу замечают, что это либо обозначает духовный опыт, ну, то есть, что просто в какой-то момент времени Он взял и открылся им, вот как бы с их очей пала та пелена, которая находилась там, либо же произошло простое узнавание, что вот этот человек вроде как бы не очень знакомый, а не очень знакомый просто потому, что он умер, ну, то есть всё, он настолько выключен из их сознания и настолько не существует...
А. Митрофанова:
— Но у Петра-то нет! Он-то говорит: «Это же Господь!»
о. Александр:
— Ну, это случай, который происходит уже по Воскресении, то есть и они уже видели Христа Воскресшего, они поэтому и здесь Его узнают, а эти двое считают, что всё, там, на Кресте всё закончено, и поэтому какие бы ассоциации не вызывал у них этот человек, вот, видимо, конечно, они к этому принятию не приходят, и в моменте, когда Он преломляет хлеб, Он делает это каким-то таким особенным образом, которым всегда делал Сам Христос, и по жесту они просто узнали Его. Вот у нас как бы две интерпретации, какая из них лучшая и правильная, я думаю, что никто не скажет.
А. Митрофанова:
— А что делать нам-то, чтобы друг друга узнать? А то окажемся, понимаете, и... Хотя я в это не очень верю, всё-таки и правда, если есть внутри вот это самая сердечная мышца, ну, всё-таки подскажет, вот это даже внутреннее наше что-то, что взращивается на протяжении лет совместной жизни, оно подскажет, даже если внешне мы будем неузнаваемы.
А. Ананьев:
— Прежде чем отец Александр даст ответ, я тебе дам свой ответ: жить здесь и сейчас, надеясь на то, что завтра в этой земной жизни ты узнаешь своего мужа тем же самым человеком, за которого вышла замуж, потому что, согласно официальной статистике в Российской Федерации, 98 процентов на это не способны, и на следующий день они не узнают своего мужа и расстаются с ним. О, как трагично!
А. Митрофанова:
— Ну, ладно, почему 98-то, ну что ты? Ты сгущаешь краски.
А. Ананьев:
— Ну, немножко сгущая краски, 74,5 процентов, какая разница? Много, трагически много! Отец Александр?..
о. Александр:
— Опять же, с одной стороны, к тезису об узнавании, о сохранении союза нас подводит и Ветхий Завет, который, говоря о том, что двое становятся одной плотью, а в данном случае это обозначает максимальную степень этого союза, а параллельно мы имеем в виду, что весь наш жизненный путь, собственно, и ценен в очах Божьих, то есть Бог и дает нам жить историю, потому что она есть для нас история возрастания в отношениях с Ним и с людьми, и эта история ни на каком этапе не обнуляется. То есть, собственно, из этих соображений и человечество в истории, и каждый человек в истории, то есть с момента грехопадения Бог не уничтожил всё и не построил ещё раз, вот Он как бы весь этот процесс ведёт, и каждый из его этапов ценен. Так уж если все те этапы ценны, то неужели же менее ценен самый главный и основной? Со всеми остальными мы не образуем единство, как одна плоть, ну вот не образуем, как угодно, образуем его вот с этим кем-то одним. Здесь, конечно, рождается много и совершенно трагических вопросов про то, что происходит с людьми, которые вступали в брак неоднократно, какие из этих отношений тогда будут ценнее, какие менее ценнее?
А. Митрофанова:
— Ну, собственно, это вопрос саддукеев к Христу: «женщина-то, у неё семь мужей было, что ж теперь?»
о. Александр:
— Вполне возможно, поэтому Христос и обнуляет этот вопрос, что вы вообще заблуждаетесь, вы вообще не знаете Писание, вы смотрите не в ту сторону. Но повторяюсь, что вот мне кажется, что суть этого ответа в притчевом образе о том, что Царство инаково и отношения в нём инаковы. Наверное, это не значит, что их там нет, что их суть и смысл, и тип не таков, но это не значит, что их нет или они хуже, а наоборот, они есть и только глубже и лучше.
А. Ананьев:
— А в догматическом смысле что такое христианский брак? Ведь это не только единение тел, это ещё и единение душ, и причём, не побоюсь этого слова, в вечности.
о. Александр:
— Безусловно. Но здесь мы не можем сказать об этом ничего догматически, потому что наша догматическая рамка на самом деле очень маленькая...
А. Ананьев:
— Но во время венчания же там произносятся какие-то тексты на этот счёт?
о. Александр:
— Но во время венчания узловым текстом является учительство как раз апостола Павла о типе взаимоотношений между мужем и женой, и этот тип, как между Христом и Церковью. Христос воскресший не забыл про Церковь в свете полученного опыта, как то, что Он настолько велик и превосходящ, что-то его земная община как-то сразу отложилась, нет. Он, собственно, ради неё на Крест всходил и ей плоды Воскресения принёс, вот как бы вся идея, соответственно, между мужем и женой отношения строятся вот по такому принципу. А отсюда соответствующий вывод: так как не разорвались отношения между Христом Воскресшим и Его телом, пребывающим здесь и сейчас на земле, значит, по всей видимости, у нас не рвутся отношения между теми супругами, один из которых в вечности, а другой ещё длит своё земное существование, и, безусловно, они не должны разорваться и на этапе, когда оба окажутся в свете вечности.
А. Ананьев:
— Внимание, неожиданный вопрос: если муж и жена хотят быть вместе не только здесь, но и (глубокомысленная пауза) — там, им следует быть похороненными только вместе.
А. Митрофанова:
— Это вопрос или утверждение?
А. Ананьев:
— Это утверждение. А вот теперь вопрос — да?
о. Александр:
— Нет. Нет, отнюдь. В этом смысле наши переживания по поводу мест захоронений, с одной стороны, очень понятны, с другой стороны, скажем так, в ряде случаев преувеличены. Тело, безусловно — храм и святыня. Тело, безусловно, должно быть погребено должным образом и с соответствующим почтением. Но близость, дальность вот этого захоронения там, друг от друга или ещё, не играет никакой роли. Здесь вопрос про то, что в воскресении мы все окажемся в единстве, то есть вот не будем мы разбросаны по разным местам, и, соответственно, если кто-то захоронен в Нью-Йорке, а кто-то в Антверпене, то, извините, но как бы нет. Как бы отнюдь, отнюдь. Это всё принадлежность века нынешнего, а для вечности всё это не играет никакой роли, опять же, по примеру тех святых, которые слышат через Христа и в Христе, и Христом действуют везде и всюду, вне какой-либо привязки к какой-либо географии.
А. Митрофанова:
— Мне вообще кажется, что география так же, как и время: мы настолько привыкли внутри них и в этих рамках мыслить, нам очень сложно представить себе мир без времени и пространства, когда и то, и другое отменяются, упраздняется уже всё, за ненадобностью, по Второму Пришествию, по воскресению как сложно понять, что такое вечность, потому что мы целиком полностью заточены на линейку времени, точно так же сложно и бесконечность понять, и что это за мир, где непонятно, что там, где вверх, где низ, где близко, где далеко, а оно всё иначе, оно просто всё иначе. И это ещё, знаете, простите, профессиональный травматизм — у Пастернака, я очень люблю роман «Доктор Живаго», единственный момент, который меня там вот прям очень смущает, это размышления Пастернака как раз о воскресении мёртвых, где он говорит: «Я не верю в воскресение мёртвых в том виде, как оно описано, что вот все восстанут — где вы разместите эти миллиарды, миллиарды людей?» И у меня каждый раз внутренний вопрос: но ведь их же не надо размещать на планете Земля или других планетах Солнечной системы, это всё будет как-то иначе, просто мы не представляем, как! И, наверное, в этом смысле действительно не так-то важно, насколько далеко друг от друга похоронены супруги, а бывает так, что останков нет.
А. Ананьев:
— И тут на сцену выходит предание о Петре и Февронии.
А. Митрофанова:
— Но это же предание. Да, мы чтим его, но оно...
А. Ананьев:
— Понимаешь, в любой истории, особенно вот такой важной, как предание о Петре Февронии, есть зерно здравого смысла какого-то, и если уж в загробной жизни Пётр и Феврония, святые, стремились быть вместе телами здесь, на Земле, то явно это о чём-то свидетельствует, не может же быть это просто так.
о. Александр:
— Ну, я подозреваю, что здесь, на самом деле, и очень простой дидактический ход автора текста, опять же, я не к тому, что так не случилось, так и случилось — да, и захоронены они вместе.
А. Ананьев:
— А как вы считаете, так случилось или так не случилось?
о. Александр:
— Ну, то, что они захоронены вместе и вместе в одной раке пребывают, я видел прямо двумя своими глазами, и все, кто были в Муроме. Ничего ранее я не видел, потому что родился несколько позже, чем произошла вся эта история, но факт остаётся фактом — вот они двое в этой одной раке пребывают. И здесь, мне кажется, как раз простая дидактика, то есть простое научение именно как раз про то, что свет этих отношений никуда не угас с моментом их смерти, а при том, что ещё оба монашествующие, оба в постриге, уж казалось бы, ты отложился от одной семьи, от малой своей вот этой церкви, приложился к другой, потому что та твоя община монашеская — это твоя новая семья, и вроде бы теперь ты должен красиво пребывать там, жена твоя в другом месте, и так вот уж и повелось — нет ничего подобного, то есть вот эта идентичность оказывается важнее, чем вот это новоприобретённое.
А. Ананьев:
— У нас осталась минута до конца «Семейного часа», за эту минуту я хочу попросить вас дать совет тем, кто хочет и после смерти сохранять связь друг с другом. Может быть, есть что-то, на ваш взгляд, что мы можем сделать сейчас?
о. Александр:
— Да мне кажется, всё то, что мы можем сделать сейчас, мы должны сделать и не в свете этого вопроса, то есть беречь, любить друг друга и взращивать отношения мы должны и в свете мысли о том, что всё конечно, ничто никуда не длится, и с закрытием глаз заканчивается всякая история, и в свете нашей твёрдой христианской уверенности, что на самом деле — нет, это не так, и вечность нас ждёт, мы должны делать одни и те же вещи.
А. Ананьев:
— То есть не надо бросать мужа и идти в храм, и просить Господа, чтобы нас это как-то не разделили?
о. Александр:
— Наверное, нужно, этапно взращиваясь внутри брака, на каких-то этапах оказываться в этом храме вместе.
А. Ананьев:
— Аминь. Спасибо вам большое за этот разговор, простите нас за путанные вопросы, тема такая, знаете, что даже не знаешь, как вопросы формулировать, но ответы мы получили более чем убедительные, понятные и яркие. Священник Александр Сатомский, настоятель храма Богоявления в Ярославле, был этой Великой Субботой в светлой студии Радио ВЕРА. Спасибо, отец Александр.
о. Александр:
— Спасибо вам.
А. Ананьев:
— А мы с Аллой Сергеевной отправляемся в любимый храм. Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
-... Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Пасха будет. С наступающей Пасхой! С наступающим Христовым Воскресением! Услышимся через неделю, пока.
Все выпуски программы Семейный час