Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.
Темы беседы:
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан. На связи сегодня с нами и с вами в этом часе «Светлого вечера» Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО. Добрый вечер, Владимир Романович.
В. Легойда
— Добрый вечер.
К. Мацан
— С праздником поздравляю я вас и наших дорогих радиослушателей, сегодня в церковном календаре праздник Обрезания Господня и, вы знаете, хотел бы именно с этой темы начать, не предлагаю обсуждать детали и историю праздника, об этом можно прочитать, но мне кажется, что само название, сама тема для современного человека может показаться странной, необычной, почему это празднуется, да, древний иудейский обычай, обычай ветхозаветного иудаизма — обрезать у младенцев крайнюю плоть на восьмой день от рождения, и мы празднуем это событие в жизни Спасителя, но для современного человека это кажется немножко странным, вам не кажется, что такой праздник в Церкви, как-то немножко, может, неловко о таких вещах говорить и праздновать, что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Современный человек, мне кажется, говорит о таких вещах сегодня, что вряд ли празднование этого события, о котором мы с вами говорим, для него является неловкостью, скорее, может быть, действительно непонятно, но непонятно, как мне представляется, только тем, кто незнаком с символизмом обрезания в Ветхом Завете, это связано с Заветом, с Богом и с избранностью народа, я думаю, что не хотел бы тут отнимать хлеб у богословов, тем более что могу что-то сказать не точно, но в данном случае, как мне представляется, речь идет о том, Спаситель будет говорить, что Он пришел не нарушить Завет, а исполнить и поэтому, конечно, все то, что следовало исполнять согласно закону, который мы сейчас называем Ветхим, оно было исполнено и в земной жизни Иисуса, и поэтому это подчеркивается в Евангелии и в традиции церковной и в церковном предании есть такой праздник.
К. Мацан
— Ну вот если более широко на эту тему посмотреть, мы же часто в наших беседах говорим об этой проблеме, нужно ли или не нужно Церкви идти в ногу со временем и в каком смысле мы говорим «идти в ногу со временем»: я нередко встречаюсь с мнениями, что Церковь должна меняться, например, самый такой пример, который часто возникает в разговорах: вот язык богослужения, вот если его поменять, говорит человек, если изложить на русском языке, то больше же людей придет в Церковь, больше же людей смогут понять, заинтересоваться и так далее и это касается, язык богослужения такая тема отдельная, хотя и об этом можно поговорить, но ведь эта логика о том, что если что-то в Церкви осовременить, может быть, убрать непонятные слова или календарь, календарь посмотреть и в нем увидеть то, что уже сегодня неактуально, ненужно и не отпугивает непонятными словами и праздниками людей, то, может быть, больше людей в Церкви будет, что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Вы знаете, я, естественно, на эту тему размышляю давно, может быть, даже с момента не прихода в Церковь, а и раньше начал размышлять, но мне сегодня представляется, что вот этот тезис о том, что Церкви надо идти в ногу со временем, а она не идет, мы исходим из этого, если говорим, что надо, он чрезвычайно поверхностный, и он показывает незнание человеком, который об этом говорит, ни состояния Церкви сегодня, ни жизни Церкви, ни истории Церкви, я имею ввиду вот что: с одной стороны, наивно полагать, что Церковь за две тысячи лет никак не изменилась, и Церковь постоянно меняется, нельзя думать, что в церковном богослужении или еще в чем-то за тысячи лет существования ничего не поменялось, это, конечно, не так, многое меняется в церковной жизни, а самое главное, что вот я смотрю, например, на современных семинаристов и молодых священников или не молодых священников, понятно, что мы все существуем в том, что именуется культурно-историческим контекстом, мы не существуем вне его, понятно, что есть какой-то свой круг общения и прочее, но в принципе это современные люди, есть люди несовременные, конечно же, но это не зависит от их веры, это может зависеть от их образа жизни, вот недавно у меня был в «Парсуне» замечательный историк-антиковед Игорь Евгеньевич Суриков, вот он себя определил, как несовременного человека, но он несовременный не потому, что он верующий православный христианин, а потому что вот он такой, по типу, может быть, по предмету научного изучения, хотя скорее всего даже не потому, потому что не все антиковеды несовременные люди, он вот несовременный, потому что ему комфортнее, уютнее в таком несовременном культурном измерении, а верующие люди очень разные и говорить о том, что Церковь несовременная — это немножко странно, потому что Церковь существует в традиции, это что-то другое, здесь вот приходим с другой стороны, конечно, при всем том, что Церковь постоянно меняется, скажем, содержание богослужения, смысл богослужения, догматы церковные, об этом совсем не говорим, они действительно неизменны с момента формулировки, если мы говорим про догматы, про церковное богослужение, с момента, когда сложились основы, вот мы говорим" литургия Иоанна Златоустого«, «литургия Василия Великого», понятно, что вот это богослужебные тексты, которые претерпели минимум изменений или основа совсем не менялась, но в этом не слабость Церкви, а ее сила, потому что это все равно что требовать, чтобы какие-то сферы искусства, — такую параллель можно провести, она не абсолютна, как любая параллель, — но чтобы искусство, театр, чтобы они непременно все время менялись до неузнаваемости, что сегодня существуют разные виды театрального искусства и есть те, которые постоянно действительно что-то новое предлагают, а есть те, которые ищут эту новизну в классических формах и мы же не говорим, что это плохо, это просто разные вещи. И для традиции вот это сохранение каких-то вещей важных, более-менее в привычном таком обрамлении, скажем так, это действительно важно, но если делить что-то на форму и содержание, здесь нет зависимости от формы, здесь просто форма существует в том виде, в котором она позволяет сохранить, передать, перенести и обратить к современному человеку, безусловно, содержание. И вот много раз говорили, ссылаясь на этот аргумент, что люди, пришедшие в Церковь, находящиеся в Церкви и пытающиеся жить церковной жизнью, они не испытывают никакого дискомфорта ни от языка, наоборот, это некий такой остров, когда ты вырываешься из обыденной жизни, в конце концов, один из вариантов, о котором и ученые говорят, это сакральное и профанное отношение к миру, к нашей жизни и определение двух измерений: сакрального и профанного, и вот если мы из этого исходим, то Церковь — это всегда сакральное измерение, оно не может не отличаться от обыденности, дело не в его несовременности, а в его сакральности, то есть критерием является не несовременность, а инаковость, то есть что-то, что в любом случае отличается от того, что за окном. Повторяю, оно может отличаться и от сакральности тысячелетней давности и тому тоже очень много есть примеров по всем параметрам, начиная от того, как это было и заканчивая тем, как к этому относилась Церковь. Феофан Затворник в 19-м веке писал, что «если к нашим прихожанам относиться так, как относились в ранней Церкви, то из Церкви надо выгнать всех», я сейчас не цитирую, но близко к тексту, то есть постоянно какие-то изменения происходят, и они тоже исходят из современной обстановки, состояния человека духовного, культурной обусловленности какой-то, поэтому, простите за такую длинную, может быть, не вполне ясную мысль, но возвращаясь к тому, с чего я начал, мне представляется такая оценка очень поверхностной, она сводит жизнь Церкви к каким-то нескольким внешним формам: язык, еще что-то и говорят, что вот это надо все поменять, причем когда говорят поменять — нет, видимо, ясной картины, чего, что священники должны выходить в джинсах и от этого увеличится количество верующих? Да обратный будет эффект. Это знаете как, еще одну параллель себе позволю на этом, как говорил Козьма Прутков, что «Есть фонтан, заткни его; дай помолчать и фонтану», эту такую параллель с преподаванием, преподаватель может иногда позволить себе перейти на молодежный сленг, но если преподаватель заговорит на молодежном сленге и будет читать на нем лекции и вести семинары, то, как мне представляется, я исхожу из той реакции, которую вижу у студентов, это скорее вызовет обратную реакцию, а не привлечет студентов к такому преподавателю.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер». Вот я бы еще вот с какой стороны предложил бы и попросил бы вас прокомментировать и посмотреть на эту тему: недавно у вас в «Парсуне» был епископ Угличский и Переяславский Феоктист, хорошо известный нашим радиослушателям, он один из авторов программы «Евангелие день за днем» на радио «Вера», и когда он был гостем программы «Светлый вечер», рассказывал о своем пути к священству, мне очень запомнилось, что он, как один такой из важных моментов на своем пути к Церкви, сказал о церковной культуре, он говорит: мне вообще все нравилось в церковной культуре: пение, музыка, архитектура, убранство храма, культ, красота культа, по крайней мере, я это так услышал, что помимо, вовсе, конечно, не исключая всей глубины богословских вещей, учения Церкви о Спасении и Евангелии, вот такая, в чем-то, может быть, просто по-человечески эмоциональная сторона, любовь быть погруженным в это пространство была для человека тоже важной, ее тоже не стоит списывать со счетов, повторюсь, ни в коем случае не умаляя значимости всех остальных аспектов, интеллектуальных аспектов церковного христианства. Что вы об этом думаете? Ведь, с одной стороны, понятны эмоции, с другой стороны, нередко мы встречаем (сейчас я говорю вовсе не про владыку Феоктиста, а вообще про каких-то людей), встречаем такую ситуацию, когда именно эмоциональное, вот любовь к службе, к красоте пения, к тем чувствам, которые возникают при этом, главенствуют в человеческом сердце, это для него и есть Церковь. С третьей стороны: а что в этом плохого, через это Господь может касаться. А для вас как вот эта культурно-музыкально-художественно-историческая сторона христианства какое значение представляет лично?
В. Легойда
— Это можно назвать, с одной стороны, субкультурной составляющей и в этом есть определенная доля опасности, по-моему, тот же владыка Феоктист или кто-то из других моих недавних монашествующих гостей говорил, что человек, который намеревается стать монахом, его можно постригать и соглашаться с его решением после того, как у него пройдет этот романтический период, он даже проводил в отношении к монашеству, что «черные одежды вот будут развеваться», «красиво буду ходить», вот такой внешний субкультурный элемент, даже, по-моему, его иногда сравнивают с тем, что называют конфетно-букетным периодом в отношениях мужчины и женщины перед тем, как они вступают в брак, вот этого мало и в одном, и в другом случае и поэтому, с одной стороны, это надо иметь ввиду, что, конечно, вот эта сфера сакрального, о чем мы с вами стали говорить, она иная и этим она привлекает человека, не каждого, конечно, но в принципе, когда у человека есть интерес и когда он проникается этим, то она тоже его сильно привлекает именно потому, что она его погружает в другой мир, но в этом есть, с одной стороны, какой-то свой такой риск, а с другой стороны, вот вы сказали, что для человека это становится главным, а как это измерить, что для него является главным? Человек может действительно находить какую-то особую радость в церковном пении, в окружении и прочем и, как вы справедливо тоже сказали, в этом нет ничего плохого, вопрос в том, что для него является главным? Наверное, здесь критерием является то, меняется ли его сердце, становится ли он другим по отношению к людям и в этом смысле, если он стоит и наслаждается церковным пением, молитвами, со слезами на глазах причащается, а потом выходит и всех собак спускает на ближних и продолжает жить той жизнью, которая была до этого, то, наверное, конечно, для него не являются главным евангельские призывы. Но это немножко такая упрощенная ситуация, в жизни так не бывает, да и отношение к внешней стороне богослужения, оно тоже у человека может меняться, но с другой стороны, это как все равно, что сказать: что у человека главное, что в нем главное, в человеке, в человеческом теле или душе, тут тоже это такой вопрос, с одной стороны, с всегда встающий, с другой стороны, он не всегда легко разрешим, потому что в человеке все связано, это знаете, как в последней серии во второй части фильма, не помню, это в книге есть или нет, в книге «Дары смерти», по-моему, называется, когда Гарри Поттер попадает в некое, после того, как его убивает или пытается убить Волан-де-Морт, он попадает в такое светлое пространство, встречает там погибшего Дамблдора, общается и вот уже, прощаясь, Гарри спрашивает: «А это в действительности происходит или это только в моей голове?» Дамблдор ему гениально отвечает: «Конечно Гарри, это в твоей голове, но кто сказал, что это не значит, что это не в действительности?» Это, конечно, такой образ, такая фигура речи, но она при этом вполне себе субстантивная, вполне себе очень даже содержательная, поэтому здесь как это отделить, твое переживание службы. Или я вспоминаю потрясающую историю, которую Эдуард Николаевич Артемьев рассказывал и у нас в «Парсуне», которая еще не вышла, и несколько раз до этого, как он, оказавшись на Валааме, услышал хор «миллиона монахов», как он это назвал, то есть он слышал пение, которого в реальности, как он говорит, просто не может быть, но он его услышал физически, потому что его, так сказать, пригнуло к земле, вот это я думаю, что Дамблдор тоже сказал бы, что, конечно, Эдуард Николаевич, это было у вас в голове, но кто посмеет сказать, что это нереально? Я думаю, как-то так.
К. Мацан
— Но вот по поводу того, что для человека главное, я тему продолжил бы, ведь один из способов понять, что для тебя главное или является ли вот это для тебя главным или второстепенным — это попробовать это что-то мысленно убрать: вот я в храме, а если в этом храме будет другой священник или батюшка, а не этот, я останусь в этом храме или мне станет неуютно и плохо? Если вместо этого священника придет другой, может, не такой милый и добрый, не такой знакомый, но тоже канонически полноценный священник, который также будет преподносить тебе Таинства, то есть будет давать тебе возможность причащаться Тела и Крови Христовых, но будет эмоционально от тебя более далек, ты останешься, ты будешь чувствовать себя на месте, ты будешь, скажем так, удовлетворен или тебе будет плохо, и ты будешь не знать себе места, и служба уже будет не служба. И также можно сказать про церковное пение: вот хор тут красиво поет, а тут не так, тут такие люди, а тут такие люди, то есть все это важно, является ли это только определяющим для тебя, и не является ли в итоге случайное и второстепенное для тебя главным, я скорее вот об этом говорю, что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Вы знаете, я не очень люблю такие эксперименты мысленные в данном случае, мне кажется, в них есть некоторая искусственность, во-первых, потому что мы можем только предполагать, как мы поступим, в реальности мы, как правило, поступим иначе, поэтому вот такая продуктивность научная подобных экспериментов, — а мы ставим фактически мысленно научный эксперимент, — она, мне кажется, имеет ограниченную ценность такую. Потом, мне кажется, опять же, что это вопрос, по крайне мере, так как вы описали, он такой, немножко тоже еще ранних этапов, что ли, скорее мне кажется, что реальные проблемы возникают, с которыми я в жизни сталкивался, это уход духовника, например, когда человек много лет с духовником, и вот духовник, допустим, умирает или он куда-то уезжает и человек лишается возможности общения, и он переживает определенные сложности, это, наверное, неизбежно, с одной стороны, а с другой стороны, я не встречал ситуации, когда бы это становилось причиной отказа от веры или еще чего-то, скорее, если говорить о тех мыслях, которые меня посещают, я иногда думал, что вот, допустим, не будет возможности общаться с духовником, с которым я общаюсь, это что-то поменяет? Опять же, я не знаю, как оно будет на практике, здесь не буду сам себе противоречить, но вот мне лично кажется, что нет, и мне совершенно неважно, при том, что есть храмы, где мне больше нравится просто пение, обстановка, люди, естественно, здесь не надо лукавить, но в принципе, мне неважно, я думаю, что в любом случае если что-то поменяется и надо будет ходить в какой-то конкретный храм, который мне сейчас нравится меньше всего, меня это как-то совершенно не волнует, и я думаю, что, не хочу сказать, что это какая-то определенная зрелость, но это все-таки, может быть, какое-то наконец от понимания к такому полному приятию того, что есть вещи определяющие в твоей вере, то есть я понимаю, что моя близость к Богу, не потому что я такой хороший стал, может быть, наоборот, я понимаю, что это все лишь вспомогательные вещи в моем стремлении быть христианином, я понимаю, что даже если все идеально, я автоматически не становлюсь от этого ближе к Богу, что это требует моих усилий все равно, что это требует изменения моего сердца к людям, к себе, это требует искоренения привычек греховных, никакое самое красивое пение и самый замечательный духовник, будучи помощниками, но они не могут за тебя сделать эту работу, вот никак, и вот это понимание у меня есть, в этом смысле зрелость, она такая, тоже умозрительная, не в том смысле, что я достиг вот этого освобождения от страстей, а в том смысле, что я понимаю, что то, что мне душевно ближе, оно само по себе меня не исправит без моих каких-то постоянных неизменных последовательных усилий.
К. Мацан
— А вы упомянули Игоря Евгеньевича Сурикова, историка-антиковеда, исследователя Античности и Древней Греции, он был недавно у вас в «Парсуне» гостем, и я тоже хотел к этому обратиться, в том числе, к его такому замечательному самопредставлению: «несовременный человек», и вы уже упомянули, как он это раскрывал, говоря о том, что ему комфортнее, удобнее быть в Древней Греции, в своем мире, мире научных штудий в самом высоком смысле этого слова, в той эпохе, которую он любит, не знаю, укрывается он в ней от современности или не укрывается, а просто там пребывает и ему там хорошо и при этом современность не обесценивается, а вам сам вот этот подход: где-то от современности укрыться лично вам близок?
В. Легойда
— Вы знаете, я тут должен все-таки некоторую внести коррекцию: Игорь Евгеньевич как раз сказал, что он себя не считает несовременным человеком потому что ему не близки современные какие-то вещи, а близко ему примерно время 100-150 лет назад, я даже уточнил, я сказал, что я думал, что вы себя отнесете в Древнюю Грецию, он говорит: «Да нет, какой из меня древний грек?» Он как раз, как человек хорошо понимающий и изучавший именно то, что мы сегодня называем менталитетом и особенности культуры того времени, он понимает, что греки могут быть для нас понятными, но они другие и в этом смысле он как раз-таки себя, это важно уточнить, он не относит себя на две с половиной тысячи лет назад во время, которое он изучает и даже больше, поэтому я бы не сказал, что здесь он укрывается, он просто говорит о комфорте, хотя, наверное, мы с ним дальше эту мысль не развивали, здесь есть такой элемент предположительности, потому что он же не жил 150 лет назад и его представление, оно тоже книжное, о том что было 150 лет назад, хотя, конечно, мы реальность 150-летнюю можем реконструировать намного лучше, чем ту, которой Игорь Евгеньевич занимается как ученый, поэтому у нас намного более ясное представление о том, что было тогда, начиная от бытового уровня и заканчивая какими-то другим сферами культуры. Но как форма побега...Сложно сказать, мне кажется, все-таки главной формой эскапизма для такого человека среднестатистического, что ли, является искусство. Я могу сказать, что когда я читаю книги или смотрю фильмы, я, конечно, туда ухожу в этот мир, и я использую это как форму отдыха, форму побега, форму того, чтобы не думать о существующих каких-то проблемах и как-то это соединяется, это так, безусловно.
К. Мацан
— А не больно потом возвращаться?
В. Легойда
— Не больно, вообще бывает по-разному, потому что если ты возвращаешься к реальности, которая тоже увлекает, то почему нет, к любимому преподаванию, еще чему-то, но есть какие-то вещи, которые ты должен выполнить, в этом тоже уже сила привычки работать, ну и потом, понимаете, ты же всегда знаешь, что ты в этом мир можешь окунуться, вот мне лично, если я понимаю, что через время я могу к этому вернуться, кстати, это связано не только с искусством, а почему относительно свободно у меня проходят посты в плане пищевых ограничений — я понимаю разумом, что это не навсегда, месяц, полтора, меньше и потом, ради бога, опять, если тебе что-то захочется, можешь съесть, и я довольно спокойно переживаю в этом смысле, мне удается соединить понимание с тем, как оно в реальности преломляется, поэтому здесь такой же психологический механизм. Бывает, конечно, скорее, сложно бывает вырваться, когда какие-нибудь такие, либо книга большая и хочется дочитать непременно или сериал какой-нибудь интересный и тут в этом смысле сложно, а когда ты вышел, ты понимаешь, что: ну, вечером посмотришь или завтра, или в воскресенье, как-то так.
К. Мацан
Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО. У микрофона Константин Мацан, мы скоро вернемся, не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан. На связи сегодня с нами и с вами в этом часе «Светлого вечера» Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО. Ну вот к еще одному гостю недавнему в вашей «Парсуне», к интервью с ним хочу обратиться, это главный редактор «Православной энциклопедии» Сергей Кравец, вы с ним говорили о его приходе к вере и вообще приходе к вере вашего поколения, когда в 80-е годы интеллигенция советская стала открывать для себя религиозную философию, религиозную литературу, а вот из тех лет, 80-е годы, Крещение Руси, 1000-летие, подъем, на волне которого многие пришли к вере и в Церковь, какие тексты, какие авторы, какие книги для вас были определяющими тогда?
В. Легойда
— Вы знаете, все-таки Сергей Леонидович постарше и потом, он жил в Москве и со многим людьми общался, я, что касается Алексея Федоровича Лосева, то только по книгам знал и другого варианта не было чисто хронологически, но я прекрасно помню, что касается нас, в самом конце 80-х и в начале 90-х приходивших, ступивших на дорогу поиска, то, конечно, тут нелегко вспоминать, потому что эти публикации были на вес золота, что называется, но они были подвластны даже для какого-то прочтения сразу, что ли, это прежде всего была серия «Из истории отечественной философской мысли», которая выходила в качестве приложения к журналу «Вопросы философии», тогда очень много было такой, советская была такая, не знаю даже, как правильно это назвать, традиция не традиция, но книжное приложение к журналам толстым, была библиотека толстых журналов литературных, была библиотека журнала «Огонек», библиотека издательства «Правда», это такие собрания сочинений русской классики и вот «Вопросы философии» издавали, по-моему, 88-й, 89-й, 90-й, если я не ошибаюсь, была «История отечественной философской мысли», собственно, тогда мы всех тех людей, которых либо не знали, либо знали бы их по именам, впервые за много лет стали появляться тексты, это Бердяев и Владимир Сергеевич Соловьев, и Флоренский, многие другие, Шпет, Франк, и вот это все те имена, которые выходили, вышли их книги, выходили в каких-то других журналах, в толстых журналах выходили статьи или в тех же «Вопросах философии» и философское наследие, до сих пор существует такая книжная серия основная, вот там был двухтомник Владимира Сергеевича Соловьева вышел, по-моему, в 90-м году или в 91-м и также там кто-то еще из русских философов, это, конечно, были книги, которые тут же сметались и это не был репринт, поскольку, собственно, в такой религиозной литературе, не в религиозно-философской, а в религиозной начала 90-х годов это все-таки преимущественно репринтные издания отцов Церкви, чуть позже и других авторов, а вот это были академические издания, подготовленные, с комментариями, «Философское наследие» — основательная такая серия, там все было по всем правилам и по законам научным издано.
К. Мацан
Вот вы сказали, что сметали все это, а как вам кажется, с чем это было связано, сметали, только ли с небольшими тиражами или с тем, что не так просто эту книгу было достать? Ну и здесь, конечно, сразу же возникает вопрос, вернее такое сетование, которое сегодня часто слышится: сегодня все доступно, везде пятнадцать вариантов изданий, интернет, PDF, «читалки», но не читают, не сметают — время изменилось, запросы изменились, это понятно, но что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Давайте последовательно попробую ответить на вопрос, почему: потому что там много с чем было связано, кстати, тиражей я сейчас не вспомню, не факт, что по нынешним меркам они были небольшими, поскольку все-таки советские книгоиздательства то, что тогда считалось небольшим тиражом — это десять тысяч экземпляров могло, сегодня это большие тиражи, даже для художественной литературы, хотя понятно, что есть издания с гораздо большими тиражами, но обычно это печатки, все это намного сильнее завязано на реализацию. Но что касается вот этих приложений к журналам, они по подпискам были, они, по-моему, сразу в начале даже не продавались, ты их кажется получал в книжном магазине, но тебе надо было быть подписанным, там карточки всякие и прочее, то есть это был еще элемент того, что уже современному молодому человеку непонятно, это так называемый «книжный дефицит», как мне объяснить моим детям, которые уже не просто видели, а даже прочитали, успели вплоть до уничтожения несколько изданий «Незнайки на луне», что вот в моем классе, когда я был в возрасте моих детей, книжка «Незнайка на луне» из тридцати человек была у одного мальчика, у которого мама работала продавцом в книжном магазине в нашем городе Кустанай в Северном Казахстане, больше ни у кого этой книги в классе не было, это был такой абсолютный книжный дефицит, хотя тиражи, наверное, были большие, но были книги, которые сразу разбегались по продавцам книжных магазинов и прочее. С философской литературой там заведомо были меньше тиражи, но был интерес колоссальный, и она довольно быстро, насколько я помню, уходила, не залеживалась на полках. Что касается тезиса, о котором вы сейчас сказали, это, видите, оборотная сторона такого современного информационного пространства в самом широком смысле этого слова, включая какие-то тексты фундаментальные, которые действительно доступны и, в общем, почти все, наверное, книжного дефицита, как такового не существует, просто есть книги, скорее, даже либо переводы какие-то, если мы про русский говорим книжный мир, каких-то таких текстов специальных, либо современных авторов, важные тексты, которые выходят совсем небольшими тиражами от ста до тысячи экземпляров, может, даже меньше и вот эти тексты, конечно, быстро довольно расходятся, но в принципе практически все доступно, а для читающих на иностранных языках так еще в большей степени. Но вот эта доступность, она действительно оборачивается невостребованностью, не полной, конечно, не тотальной невостребованностью, а невостребованностью такого широкого читателя, в том числе, наверное, и потому, что существует намного больше информации по теме, она скорее всего не просто менее академична, менее значима, она даже, может быть, настолько непопулярная, именно попсовая, содержит много погрешностей, ошибок и прочее, но легче находится, более привлекательна. Кстати, я долгое время считал, что все важные ссылки, может, это факт моей биографии, но мне казалось, что все важные ссылки в первой десятке, в первой двадцатке по запросу выходят, а недавно с коллегами общались, и один очень серьезный ученый сказал, что очень часто как раз-таки первая десятка, двадцатка, даже, может первые тридцать-сорок ссылок, которые ты по запросу получаешь, они, в общем, не содержат в себе самые серьезные и самые важные исследования в той или иной теме, наверное, это еще от поиска зависит, как ты его задаешь и от темы, но тем не менее иногда, чтобы найти какую-то стоящую вещь, надо просмотреть от пятидесяти до ста ссылок, которые выскочили по твоему запросу и поэтому до этого просто еще иногда мало кто добирается, здесь тоже надо иметь ввиду, что вот эта невостребованность именно нужных текстов иногда связана с более легкой доступностью того, что по теме и быстрее попадается на глаза и неискушенным читателем сразу принимается, как какой-то авторитетный источник.
К. Мацан
— А вот неслучайно мы сейчас с вами заговорили о русской религиозной философии, но об этом и Сергей Кравец как раз говорил в программе «Парсуна», вы сейчас, перечисляя авторов книги, которые тогда, в эпоху прихода к вере и открытия для себя религиозной литературы были важны, вы упоминаете именно русскую религиозную философию, я встречаю разные мнения об этом феномене именно в церковной среде и для кого-то это едва ли не конкурирующий проект с православным богословием, со святыми отцами, я даже такие слышал высказывания, мнения, что «зачем нам вот эта философия, русская религиозная философия, если у нас есть свое уважаемое, стопроцентное — вот святые отцы». Ну и напомню, что у вас когда в программе «Парсуна» был Алексей Ильич Осипов, вы обсуждали понимание веры у Бердяева, например, и сошлись на том, что, конечно, это очень интересно, наверное, на первоначальном каком-то этапе для человека, который в веру погружается, но когда человек уже идет глубже, то, что пишет Бердяев, может показаться достаточно очевидным и, в общем-то, уже не столь значимым, что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Я сейчас немножко иначе на это смотрю, честно говоря, для меня споры о русской религиозной философии, они понятны, там, где есть серьезная постановка вопроса: «Софиология» отца Сергия Булгакова, какие-то воззрения Бердяева, Владимира Сергеевича Соловьева, его стремление к непременному специфическому объединению всех христианских конфессий, все эти постановки вопросов понятны и у меня эпоха, когда они тревожили, она прошла, то есть я к ним определился как-то, это не меняет моего отношения к авторам, к ценности их текстов и так далее, но просто я не делаю из этих текстов и никто, я думаю, не делает чего-то соответствующего по важности и ценности Священному Писанию или главным текстом святоотеческим, это философские тексты, в определенное время написанные, у них есть своя ценность, поэтому я такой вот остроты не вижу, скорее для меня те, кто остро это воспринимает, это люди, которые, например, настаивают на буквальности прочтения «Шестоднева», что за шесть дней по 24 часа мир был сотворен, ему семь с половиной тысяч лет, а все, кто думают иначе — еретики, вот в каком-то смысле мне кажется, это из этой области, но это какие-то несерьезные совершенно мысли и как-то тут полемизировать сложно, и время и силы тратить на это не хочется. А что касается такого вот отношения к Бердяеву, которого вы сейчас озвучили, мне кажется, что вот Алексей Ильич Осипов, наверное, может себе позволить это, но покажите мне тех людей, какой это должен быть начальный этап, чтобы Бердяев был для них интересен на начальном этапе? Ведь Бердяев это тоже не, понимаете, какой-то 17-летний юноша, который свои околорелигиозные переживания положил на бумагу, это зрелый мыслитель, который свое восприятие христианства таким образом выразил, поэтому мы можем с ним, безусловно, быть с чем-то несогласными, но считать, что «Бердяев, что называется, пройденный этап для меня, великого интеллектуала», мне кажется, это какая-то непозволительная интеллектуальная гордость. Я не очень хорошо знаком с Бердяевым, давно его не читал, все собираюсь как-то пересмотреть, он, что называется, «в списке», очередь у меня есть, я стою в очереди к разным авторам, к которым хочу вернуться, пока просто не получается, но если я правильно понял вашу постановку вопроса, мне она кажется такой снобистской, псевдоинтеллектуальной и псевдодуховной, я, скорее в каком смысле соглашусь: что для человека, ищущего спасение, чтение Бердяева, оно совершенно необязательно, в принципе вообще мало что является безусловным обязательным чтением, но вот в таком отношении к русской религиозной философии мне видится, напоминает мне отношение к Достоевскому, как, зачем читать Достоевского, если ты уже вкусил глубину и душеспасительность «Добротолюбия», это из этой же серии, мне на сегодняшний день эта позиция совершенно не близка, я вообще мало встречал живущих в миру людей, которые прониклись «Добротолюбием», это просто заметно в их жизни, но много встречал таких, которые, зная что есть «Добротолюбие» и, может быть, дважды или трижды его открыв, с пафосом говорили о том, что ну как после этого читать Достоевского.
К. Мацан
— Вот смотрите, я думаю, что для тех, кто как-то интересовался, вопросов нет в том, что и в Церкви, даже и в православных семинариях, в гуманитарных богословских институтах изучают русскую религиозную философию и сдают сборники и это такая часть традиции православной культуры во многом, которая под сомнение не ставится, можно вспомнить, что вплоть до того, что Бердяев до конца жизни был прихожанином Церкви Московского Патриархата, именно «советской Церкви», как говорили, «московской Церкви», а не зарубежных юрисдикций, также, как и во многом Семен Людвигович Франк, например, до конца осознавал себя членом именно этой общины именно Московского Патриархата Русской Православной Церкви. С другой стороны, для людей, смотрящих со стороны, иногда представляется дело так, что вот есть в Церкви святые отцы, богословие, которое одобряется, которое изучается, которое авторитетно, а вот все эти философские умствования, все эти свободные философы, которые мыслят, как хотят, это немножко Церковью не поощряется, вот как вы это видите, что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Есть такая точка зрения, но тут вопрос: а кто из людей так думающих читали и святых отцов, и русских философов? Здесь же мы неизбежно приходим к позиции: «вот я Пастернака не читал, но скажу», хотя мне кажется, что на сегодняшний день это не является такой проблемой, может, я ошибаюсь, но всерьез это было частью дискуссии такого вот круга относительно небольшого все-таки или, может быть, кругов по воде, которые от этого круга расходились, людей, которые в 90-е годы получили к этому доступ, когда формировались и тогда более-менее все это читали, у них есть какое-то представление о людях, об именах, которые мы говорим, не только из словарных статей и вот они и круги, которые от них пошли, они составляют позиции те, которые вы сейчас обозначили. Сегодня, мне кажется, и остроты этих позиций нет, вот я не вижу, я специально не смотрел, но отголоски же видны были. Вот я общаюсь с семинаристами, там другие проблемы, острие восприятия жизни, веры, соединения веры, культуры, богословия, оно по другим линиям проходит, вот я недавно, я не помню, говорили мы с вами на эту тему или нет, по-моему, кратко очень, я был, имел честь состоять в жюри риторического конкурса, который прошел, ораторского искусства в Московской духовной академии, и вот что я там заметил, реальные не то чтобы проблемы, а состояние сегодня: ребята в возрасте от 19 до 22-23 лет, вот они выступали на конкурсе ораторского искусства, большинство, там было девять выступающих в финале, пять выступлений было посвящено проблеме времени, одно из этих пяти целиком строилось на терминологии: «тайм-менеджмент», «управление временем» и так далее, классическую проповедь, хотя это не конкурс проповедей был, тут надо подчеркнуть это, такую проповедь, связанную с отсылкой к текстам вообще было только одно выступление, оно, кстати, победило, этот парень победил, но не потому что не по теме выбрано, а потому что оно действительно было довольно, можно сказать, безукоризненно сделано. А отсылки к культурной, не то что к русской философии, их не было, они были к «Обществу мертвых поэтов», к фильму, замечательному, прекрасному, но для меня несколько неожиданное было такое открытие, не потому что я против, я сам этот фильм очень люблю. Поэтому, мне кажется, то, что вы сейчас говорите, это все-таки для современного такого в широком смысле церковного сообщества не является такой живой проблемой, это все-таки отголоски отгремевших боев и сражений, сегодня, скорее, это связано с пространством культуры так более широко, и мы невольно тоже опираемся на них, вот я сегодня, видите, вспомнил «Гарри Поттера», еще чего-то такое, а не смысл жизни Франка или его же «Крушение кумиров», хотя эти тексты в свое время на меня очень большое произвели впечатление, я к ним периодически возвращаюсь.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер». Я давно хотел вас спросить, именно сейчас это приходится к слову: вы упомянули работу Семена Людвиговича Франка «Крушение кумиров», это его выступление, которое позже стало текстом 1924 года, перед молодыми людьми, слушателями курсов или участниками собраний русского студенческого христианского движения, где Франк признается в этом крушении кумиров: кумир политики, кумир культуры, кумир идеализма — это те кумиры, которые были в свое время у его поколения, то есть кумир политики заключался в том, что вот если мы поменяем царя, то все станет хорошо. Кумир нравственного идеализма заключался в том, что если мы верили, что если человека просто просвещать, его воспитывать в добре, то он будет добрым и жизнь будет мирной. Даже кумир культуры тоже рухнул, как представление о том, что просто общество, живущее гуманистическими идеалами, способно развиваться, быть тоже мирным и строить свое будущее, а вот как вам кажется, какие сегодня кумиры есть и, может быть, какие кумиры уже разрушились за последнее время?
В. Легойда
— Ну вот по поводу Франка я только замечу, что там еще был кумир революции, самый первый, это очень как раз важно, и я недавно возвращался к каким-то цитатам из этой части из этой первой главы и более чем актуально, по-моему, сегодня. Сейчас я, наверное, так системно не изложу, но мне кажется, что, конечно, никуда мы не денемся от кумира технологий, связанный с ним это кумир здоровья, вот эта тема, которая звучала недавно в рождественском интервью Святейшего Патриарха, когда коллега Кондрашов задал ему вопрос о том, что сегодня тема бессмертия такого физического приобретает все большее такое значение, звучание часто встречающееся, и вот Святейший очень, мне кажется, четко и внятно ответил, что эта тема звучит и в Священном Писании — бессмертия, но только это, конечно, бессмертие человеческой души, а вот дьявол всегда переворачивает истину, всегда с ней в этом смысле грязно играет, это я своими словами передаю, и вот мы сегодня стремимся к такому цифровому, и возникает философия трансгуманизма, вот один из современных кумиров, на мой взгляд, безусловно, то есть это нечто, связанное с теми возможностями, которые дает культура и цивилизация. Ну, о кумире политики говорить сегодня сложно, поскольку мы недолго обсуждали «Конец истории» Фукуямы, который, видимо, предлагал в каком-то смысле, наверное, победу кумира демократии, но вот события конца 20-го века развивались так, а уж сам 20-й век, что просто, мне кажется, крушение кумира политики он очевидным сделал, я имею ввиду, что если ты правильным образом выстраиваешь политические институты, то у тебя настраиваются политические процессы, все это всем 20-м веком и началом 21-го, мне кажется, опровергнуто, мы видим, что ничего не выдерживает испытаний временем, никакие системы демократические безболезненно точно не выдерживают. Ну и, конечно, нынешняя пандемия это такой в каком-то смысле для обывателя, безусловно, мне кажется, это удар по кумиру технологий, здоровья, победы науки над существующими проблемами, это то, что сейчас принято называть вызовом, на который пока, мы видим с вами, нет ответа. Нам, правда, сейчас говорят, что волна «омикрона» будет большой, но последней, но уверенно мы можем сказать пока только то, что ни один из прогнозов по поводу ковида, он пока не сбылся, поэтому хотелось бы, чтобы этот оказался верным, но посмотрим.
К. Мацан
— Мы сегодня много говорили про богословие, но вот сегодня, на самом деле, помимо Обрезания Господня, с чего мы начали, день памяти святителя Василия Великого, одного из величайших богословов в истории Церкви и в частности восточной Церкви, даже, по-моему, в Католической Церкви он признается одним из великих учителей Церкви, как и другие три святителя, в числе других святителей: Григория Богослова и Иоанна Златоуста, и это как-то связано и с тем, что мы говорили сегодня и про современные отсылки к культуре, и про философию религиозную, и про технологии тоже. Вот еще недавно вы в одной из бесед замечали, что современное богословие в Церкви сегодня — это очень часто в большей степени богословие историческое, то есть изучение отцов и богословской рефлексии о современных насущных проблемах, как может показаться, может быть, это все не так уже сегодня, в Церкви заняты меньше, вот как вам кажется, что в этом плане происходит, как ситуация меняется, если меняется?
В. Легойда
— Я не очень в эту тему погружен, но могу сказать, что, конечно, у нас, может быть, не так быстро, как хотелось бы меняется, и здесь есть существенная, конечно, мне кажется, нехватка, недостаток, не знаю, как правильное слово подобрать сходу, каких-то богословских исследований его апологетического плана и вообще богословской рефлексии по поводу современных вызовов, если уж говорить таким привычным сегодня языком, потому что многие проблемы, по которым даже сформирована позиция церковная, они требуют не для изменения позиции, а для ее как раз уточнения и большего фундирования, если угодно, они требуют более глубокой богословской рефлексии, то же отношение к суррогатному материнству, мне кажется, что оно может быть отрефлексировано глубже на богословском уровне и позиция Церкви, я повторяю, даже есть церковные документы на эту тему, но они могли бы быть более основательными на мой взгляд, тем более что очень быстро все меняется, поэтому, конечно, тут много еще предстоит работы и в этом смысле мы даже как-то отстаем от каких-то богословских центров, в том числе, и православных, которые есть в англоязычном мире, но тут, повторяю, я скорее совсем со стороны смотрю, не являюсь специалистом, могу не совсем точно какие-то вещи называть, поэтому не хотел бы здесь ошибиться.
К. Мацан
— Спасибо за нашу сегодняшнюю беседу, время ее завершать. Я напомню, сегодня с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер» был Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО. У микрофона был Константин Мацан, до новых встреч на радио «Вера», до свидания.
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.