У нас в гостях были режиссер, руководитель центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс» Алексей Свиридов и журналист, телеведущая Регина Парпиева.
Разговор шел о том, как через обучение киноискусству можно прививать молодежи духовные и нравственные ценности.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— Светлый вечер на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Алексей Свиридов, режиссер, руководитель центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс». Добрый вечер.
А. Свиридов
— Добрый вечер.
К. Мацан
— И Регина Парпиева, журналист, я думаю, хорошо известный нашим радиослушателям, ведущая программы «Белые ночи» на телеканале «Спас». Добрый вечер.
Р. Парпиева
— Здравствуйте.
К. Мацан
— Такая у нас сегодня компания необычная. Давайте мы сразу начнем рассказывать, что нас всех здесь вместе собрало. Вот я сказал, что, наверное, большинству из наших слушателей Регина известна как ведущая программы на «Спасе», а сейчас мы говорим о проекте центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс», проекте под названием «Киновоспитание». Вот, Алексей, расскажите, что это за проект. А потом Регина расскажет, какое отношение Регина имеет вот к этому прекрасному делу.
А. Свиридов
— «Киновоспитание» — проект, который родился на базе нашей киномастерской «Апостол Филмс». Мы поняли, просто нет смысла обучать людей только профессиональным навыкам, компетенциям. И что любое искусство, оно как бы должно зиждиться, как вот птица, да, на двух крыльях. Если есть профессиональное, но нет какого-то духовно-нравственного, какого-то базового хотя бы понимания жизни, то человек начинает там эпатировать, пытаться там как бы быстрее привлечь внимание — то есть у него как бы такие координаты нарушаются. Мы поняли, что нужно что-то создавать для молодежи, через искусство давать им какие-то вот такие фундаментальные знания о духовно-нравственном, разговаривать на вот эти вещи. И вот так родился проект «Киновоспитание», который, в принципе, зарождался еще, можно сказать, даже на опыте театральной студии, которой мы в школе преподавали — то есть опыт очень большой у нас, и там в международных студенческих всяких киношных историях там и так далее. То есть мы видели, как отклик идет большой, когда с ребятами начинаешь разговаривать на темы там сценариев, обсуждаешь какие-то темы, жизненные ситуации, и они говорят про свои жизни. И вроде говорим о искусстве, но каждый хочет рассказать свою болевую точку, и здесь начинаются вот такие вот открытия...
К. Мацан
— А какой возраст у вас? Для вечных студентов уже.
А. Свиридов
— Ну как бы старший класс, но в основном целевая аудитория это, конечно же, студенты, и даже выпускники. И на самом деле очень много сейчас педагогов к нам идет, и они тоже хотят найти вот этот, взять этот инструмент. Потому что они говорят, мы не знаем, как с молодежью разговаривать, ну через что разговаривать с ними и воспитывать их, нет инструментов сейчас. А говорят, что возьмите инструмент, а где его взять, кто может обучить этому? И не просто профессиональному инструменту, а как через него общаться с человеком о его ценностях, о его запросах жизненных.
К. Мацан
— Но это студенты не из творческих вузов — то есть это просто люди разных там занятий, которые вот еще решили для себя кинопроизводство и киноискусство освоить, поинтересоваться этой темой.
А. Свиридов
— Да, как мы видим, молодежь сейчас находится в поисках и, когда заканчивают один вуз, это часто бывает запрос от родителей: закончи вот этот вуз. И здесь еще очень много от профориентирования: да, ребята приходят, с удовольствием пробуют операторское, сценарное, актерское, режиссуру и так далее. И они с удовольствием потом понимают: а, я хочу с музыкой, мне с музыкой так нравится кино, это так вот сочиняет атмосферу. И каждый что-то ищет для себя.
К. Мацан
— Так, Регина, а вы как в этот проект попали и какую роль в нем выполняете?
Р. Парпиева
— Я и есть та самая молодежь.
К. Мацан
— А, то есть вы пришли учиться киноискусству.
Р. Парпиева
— Да, я пошла учиться киноискусству, мне это очень интересно. Потому что я студентка журфака МГУ, и я удивлением поняла, что нас учат на проекте «Киновоспитание» именно тому, чему должен научиться журналист — писать сценарии, мыслить в действии. Например, каждый журналист, ну я думаю, вы знаете, чтобы написать репортаж, он должен мыслить, как в действии. А также и каждый, кто снимает кино, должен думать, как нам рассказывали на одном из мастер-классов...
К. Мацан
— Так, раскройте секрет мастерства.
Р. Парпиева
— Неинтересно снимать, сидит человек и думает — снимайте его. Вот он думает — два часа снимайте. Интересно вам за этим будет наблюдать? Нет. Каждому интересно будет наблюдать за действием. Если у человека болит живот — значит, нужно это показать: он выпил таблетку, он держится за живот, он ходит с постной миной — это самое главное. А самое главное, чему нас учат еще в проекте — это правильному мышлению. Не лепить пирожки из мусора, как любит выражаться сидящий рядом со мной режиссер.
К. Мацан
— Так. Что это значит?
Р. Парпиева
— Это значит делать непотребный контент в кино — то есть всякое, то что засоряет умы молодежи. Лучше всего снимать доброе кино, а доброго кино уже нет давно.
А. Свиридов
— Ну не то что нет, конечно, да...
Р. Парпиева
— Мало.
А. Свиридов
— Да, мало. Ну как бы сейчас поясню, что имела в виду Регина. Потому что не все были на мастерской, поэтому про действие, да, то что, безусловно, сейчас молодежь не знает даже, как ставить задачу. Когда снимают кино молодые ребята, они там блоги свои делают или еще что-то, они с актером вообще не умеют работать. И через действие — то есть мы хотим видеть действие, мы хотим видеть конфликт. мы хотим видеть события. А вот этими категориями ребята не умеют еще мыслить. Они делают, называется, показывание, показывание жизни, и получается все очень примитивно. И здесь они расстраиваются и потом не хотят к этому возвращаться, потому что попытки неудачные. Им нужно просто дать вот эти инструменты. У нас, ну можно сказать, что методики взяты из лучших, можно сказать, что через два рукопожатия от Станиславского — вот в ГИТИСе я магистратуру, как раз защищал диссертацию вот по теме на стыке кино и театра. Потому что даже во ВГИКе сейчас многие вещи утеряны, а в ГИТИСе они сохранены, вот эти все методики. И мы это объединили с кино, и передаем сейчас молодежи, ну можно сказать, квинтэссенцию того, что есть это вот в российской режиссуре, в работе с актером и так далее, вот что касается действия. Поэтому Регина говорит правильно, что если человек внутри кадра не действует, то это, ну как сказать, это показывание, это не жизнь, да, там нет пульса. Что касается вот «пирожков из мусора» — такая вот метафора была у Регины, причем именно так выразилась Регина, потому что у нее родился такой образ, да, то есть это такое блюдо. А если брать сценаристов, они выражаются о кино, что это «консервы» эмоциональные, поэтому здесь недалеко как бы Регине пришла такая хорошая ассоциация, да, что мы говорим про позитивный контент.
К. Мацан
— А вот, минуточку, я вклинюсь все-таки. А вот то, что кино — это эмоциональные «консервы», вы это приводите, как бы вы к этому критически относитесь, это не так?
А. Свиридов
— Нет, нет...
К. Мацан
— Или это правильно?
А. Свиридов
— Нет, наоборот, сказали, что это я сейчас процитировал сценаристов. То есть и сценаристы в этом правы, что эмоция — это то, что размягчает вообще сердце, если переводить на наш язык.
К. Мацан
— Слово «консервы», оно такое какое-то: несвежий продукт, вот какое-то что-то такое уже вторичное.
А. Свиридов
— Вторичное, безусловно. То есть это, ну мы же согласимся, что кино — это не совсем жизнь, да?
К. Мацан
— Ну совсем не жизнь, я бы сказал.
А. Свиридов
— Мы пытаемся воспроизвести жизнь, но если там, ну это все равно такая, можно сказать, что некая метафора, да, не те консервы, что можно придраться там к этому слову, а это именно то, что запаковано, где запакована настоящая эмоция.
К. Мацан
— Понятно, да.
А. Свиридов
— Если она откликается в нас, то через это мы можем как раз таки и дать что-то зрителю. Потому что нет эмоций — ну нам не нужны простые какие-то трактовки там, сообщения, месседжи и так далее. А позитивный контент — это с чего мы начали, про пирожки, — это не тот контент, как многие подумают: а, ну ребята создают там какое-то радужное, веселенькое такое, добренькое детское кино — нет, ни в коем случае. А суть вообще, смысл позитивного кино, контента в том, что в его воздействии на зрителя, что воспринимает зритель. Он выходит с надеждой? Он выходит с размышлением? Ему задан вопрос, о котором он хочет подумать? Это что-то рождает в нем — какую-то борьбу, какое-то размышление, именно рождает действенное такое движение — он хочет об этом подумать, он хочет двигаться куда-то именно вверх. Это именно позитивный контент. Ни в коем случае это не детские какие-то веселушки там и комедии.
К. Мацан
— Регина, а вот мы говорим о том, что здесь, в этой мастерской, поставлена высокая задача: учить не только ремеслу, но еще в таком каком-то смысле воспитывать. Я говорю «в каком-то смысле», потому что слово «воспитание» обросло давно такими ассоциациями — какой-то назидательности, какого-то дидактизма, морализаторства. Вот мы как-то в нашем разговоре все эти ассоциации отбросим и будем под словом «воспитание» понимать разговор о ценностях, о важном. А вот этому можно научить? Чему здесь учиться? Кто-то скажет: ну это либо есть в человеке от семьи, либо нет. Что вы об этом думаете?
Р. Парпиева
— Я считаю, что сейчас очень не хватает в наше время воспитания. Часто встречаешь людей... Я еду в метро, я устала и я, ввиду того что перенесла две пересадки костного мозга, ну у меня здоровье немного послабее, да, я это признаю, как бы ни печально это было, и мне иногда хочется присесть. Ну я утомляюсь, бывает. И захожу в метро — и там все сидят в наушниках, ну видимо, тоже устали сильно. И воспитания в наше время действительно не хватает. Потому что ладно я, но старенькая бабушка зашла или, допустим, проходит мимо человек, который нуждается в помощи. Этому действительно можно научить, и может научить кино. Потому что молодежь действительно смотрит эти «пирожки из мусора» и учится плохому. Если будет смотреть более позитивный контент или даже, как Алексей правильно сказал, правильный контент, который заставит задуматься, испытать какие-то эмоции. Ведь мы учимся через опыт. Даже во время кино мы проходим какой-то и отрицательный опыт — кульминация, она всегда в минусе, всегда что-то происходит в кульминацию плохое, что заставит задуматься. А потом все сглаживается и становится лучше, и хочется, чтобы в жизни было так же хорошо.
К. Мацан
— А расскажите, что вы конкретно делаете? Вот занятия проходят как? Вы приходите, что вы уже сняли? Я не знаю, что вы уже для себя узнали как сценарист, как будущий деятель киноискусства или нынешний деятель киноискусства?
Р. Парпиева
— Мы готовимся. Мы готовимся к съемке короткометражек. На первом занятии мы разделились на команды, в нашей команде смешались и журналисты, и актеры, то есть студенты. И еще мы обязательно в рамках проекта пишем сценарии, отбираем среди них самый лучший, и по нему будем снимать короткометражку. Дальше эти короткометражки отправятся на конкурс. И я надеюсь, что мы займем, как минимум, первое место.
К. Мацан
— Ну да, дорогу осилит идущий.
Р. Парпиева
— Конечно.
К. Мацан
— А вот, Алексей, вы сказали о том, что приходят люди, подростки или студенты, и вы начинаете с ними говорить о киноискусстве, а в итоге в разговоре они обнажают какую-то свою боль, делятся какими-то своими историями, своими переживаниями о жизни, о текущем моменте. А вот что вы для себя узнали в этом смысле нового, я не знаю, о чем болит у современной молодежи? Какой ваш вот в этом смысле срез, какую картину дает срез вот ваших студентов?
А. Свиридов
— Если даже не брать за пределами киномастерской, с чего начинали, что много проходило, вот говорю, там разных и фестивалей, и так далее, с молодежью мастерских очень много провели, как международных, так и всероссийских. И видно, уже накопилось понимание, о чем молодежь, о чем у них болит. У них прежде всего, они даже не понимают, где искать информацию — то есть они все берут с первых полок, ну скажем так, желтой прессы, интернета. И когда они поднимают вопрос, у нас, допустим, там были ролики в предыдущих занятиях, и там из разных городов девочки говорили: вот, мы хотим снять про то, что аборт — это нормально. Я задаю вопрос: а почему вы так считаете? И мы с ними разговаривали где-то полтора часа на эту тему, чтобы просто поговорить. То есть как раз вот этот метод, он не говорит, что мы запрещаем что-то делать молодежи. Нет, мы просто спрашиваем, поднимаем вопросы и какие-то темы, которые их волнуют, они их предлагают для темы, именно для съемочного, для сценария, для работы над сценарием. И вот мы полтора часа разговаривали. Вначале мы пришли к тому, что они говорят: у нас в школах нет полового воспитания. А потом мы поняли, что у них, оказывается, нет, просто отсутствует нравственное воспитание. То есть что как бы половое воспитание это уже, как бы сказать, это уже там, где уже поздно, то есть, наверное, начинать с нравственного воспитания.
К. Мацан
— А им бы хотелось, чтобы у них в школе был такой предмет?
А. Свиридов
— Они хотели, чтобы с ними об этом кто-то вообще говорил. Они говорят, что с нами об этом ни в школе, ни дома, и поэтому они берут информацию друг у друга. А, как правило, находятся те, кто просто ее где-то в интернете набирает. Потом я разговаривал с ребятами в каких-то школах, в вузах, там кто-то говорит про чайлдфри — и они вообще не понимают, о чем они говорят. Они говорят: а я читал. Они начинают говорить про эти — ну простите, темы такие, которые поднимать мне не очень бы хотелось, но вот это говорит молодежь. Они говорят: я считаю, что ЛГБТ нормально, я читал о том, что вот даже есть это в животном мире там и так далее. Они начинают себя сравнивать с животным миром и говорят, что это нормально, что это в природу уже заложено. И это им никто не говорит. Причем ребята в очень образованных вузах, в образованных школах, то есть это такие школы, которые центральные.
К. Мацан
— Алексей Свиридов, режиссер, руководитель центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс», и Регина Парпиева, журналист, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». А вот что вы, как руководитель, на вот эти в кавычках «вызовы», которые вот обращают к вам ваши собеседники, студенты, можете ответить им? Вот я сейчас фантазирую, условно говоря, например, девушка, режиссер будущий, хочет снять короткометражку о том, что аборт — это норма. Что вы ей скажете? Вы ей посоветуете, не знаю, в сценарий внести сюжетную линию, не знаю, о девушке, которая сделала аборт, и потом мучается? Чтобы это было как-то потом потихонечку в сознание режиссера зашло через сценарную работу? Вот как ваша работа строится?
А. Свиридов
— Ну вот мы обсуждали, что такой разговор, я говорю, очень долгий, потому что здесь идет через примеры из жизни. Как бы я родился вообще в Петербурге и проходил 90-е — знаете, как это обычно, когда так говорят, сразу такая какая-то всплывает, такой визуальный ряд, да, — 90-е Петербург. И я честно могу сказать, что я видел все ситуация жизненные, которые только возможны. И я им рассказываю просто из того, что вот видел, как молодежь, я же был, я говорю: я такой же как вы, ну немножко постарше. Но я, говорю, все это проходил, говорю, и ребят, которые вот бежали за какой-то славой, за какой-то свободой жизни — я им рассказывал эти жизненные ситуации, мы их обсуждали вместе. Я забрасывал, и они вместе между собой начинали эти темы обговаривать, обговаривать. И потом как бы мы расставались там до следующей встречи, мастерской. И они приходили с другой темой. То есть я им не запрещал вообще никогда ничего. И они приходили с другой темой...
К. Мацан
— С более позитивной?
А. Свиридов
— Ну что-то они находили, что их трогает, но что как-то было действительно в каком-то позитивном ключе, где есть выход, где есть надежда. Допустим, говорят, есть еще работа с педагогами. И вот педагогу передать это очень сложно. Потому что это должно быть вашей болевой точкой — вам должно хотеться поговорить с молодежью на их языке. И вот кино — это то, что помогает как раз таки ну соединиться, да, через искусство. Но потом вы должны не быть педагогом, который где-то за другой партой, за другим столом. Нет, вы должны вместе с ними просто как друг поговорить, привести примеры, правильно найти какие-то метафоры, какие-то ссылки на истории — то есть подсказать им и задать им почву для размышления. И отпустить их.
Р. Парпиева
— Но кино должно дарить надежду. И мне, честно говоря, очень страшно жить в мире, где аборт — это нормально. Я не представляю себе, как это возможно.
К. Мацан
— А о чем бы вам хотелось сделать фильм, не знаю, написать сценарий? Вот для вас какая тема сейчас важна? Может быть, не одна, может быть, на будущее. Говорят, что у режиссера должен быть портфель тем на будущее. Регина.
Р. Парпиева
— Мне бы очень хотелось снять фильм о том, как бороться с трудностями и как преодолевать их. И о том, что такое действительно трудности. Я, как незрячий человек, каждый день сталкиваюсь с какими-то ситуациями, над которыми даже не задумываюсь. Еду, например, на учебу. Чтобы доехать до учебы, мне нужно чтобы собака меня довела до остановки, но собака не знает номер автобуса. И поэтому я спрашиваю у людей. И я вижу, как много хороших, добрых людей на остановке стоит, которые готовы чуть ли не довести меня до метро, хотя это не надо, нужно просто назвать номер автобуса. Или, если они едут в ту же сторону, помочь сесть на него. И я бы хотела как раз снять фильм о том, что в мире гораздо больше более серьезных трудностей и нужно уметь улыбаться. Улыбаться как... как Полианна, я обожаю эту книжку. Радоваться всему в жизни, даже костылям, которые тебе не нужны.
К. Мацан
— А я, повинуясь долгу журналиста, не могу вас не спросить — я надеюсь, что вы меня правильно поймете. Кино — искусство визуальное. Вы только что сами произнесли слова, что вы незрячий человек. Вы себя в кино в этом смысле кем видите: сценаристом, продюсером? Или это будет такой прорыв в вами же изобретенную профессию режиссера нового типа, который снимает кино на ощущениях, на интуиции?
Р. Парпиева
— Я в последнее время замечаю, что в кино не хватает хороших звукорежиссеров. Но в кино я вижу себя в качестве сценариста. Написать хороший сценарий как журналист или как сценарист в кино я бы могла, думаю.
К. Мацан
— Мне кажется, у вас большой путь. Потому что даже по опыту даже моих наблюдений за собратьями по профессии, очень многие из журналистов идут именно в сценарное дело, потому что это тоже работа со словом, со смыслами, с драматургией и это в чем-то действительно близко, вы правы, к репортажу, к тому, как развиваются события, как их передать динамично, интересно. И главное, что вот то, с чего мы начали, что показывать в кадре, да, что не просто изображение чего-то, а действие — то есть когда человек преодолевает препятствия, решает проблемы, идет к цели, у него есть препятствия перед этой целью, вот он и начинает действовать. Да, завет режиссуры: как начать действовать на сцене? Выстроить систему препятствий. Тогда актер начинает действовать. Ведь очень близкие вещи говорят и студентам-журналистам на первом курсе. Не пишите: была превосходная погода. Опишите погоду так, чтобы люди сами почувствовали, что она была превосходная. Сам читатель чтобы это почувствовал, а не чтобы вы ему эту информацию сообщали. Очень да, близкие, наверное, области деятельности.
Р. Парпиева
— И самое главное, чтобы кино задевало струны души, чтобы обнажало чувства и как-то помогало понять, понять жизнь и что есть на самом деле. Ну я не вижу — вы правильно заметили, но это ничуть не мешает мне смотреть кино.
К. Мацан
— Вы прямо интригу сейчас подвесили. Мы к этой теме сейчас вернемся, к этому разговору, после небольшой паузы.
Р. Парпиева
— Хорошо.
К. Мацан
— Я напомню, сегодня у нас в гостях Регина Парпиева, журналист, и Алексей Свиридов, режиссер, руководитель центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс». У микрофона Константин Мацан. Мы скоро вернемся, не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Еще раз здравствуйте, уважаемые друзья. У микрофона Константин Мацан. В гостях у нас сегодня Регина Парпиева, журналист, и Алексей Свиридов, режиссер, руководитель центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс». И мы говорим о очень необычном любопытном проекте киномастерской «Апостол Филмс» — это проект «Киновоспитание». Поправьте меня, если я сейчас неточно сформулирую, что это серия мастер-классов, обучающих уроков, семинаров, встреч по созданию фильма. Вы работаете с молодыми людьми, вы с ними обсуждаете темы, снимаете короткометражки или какие-то телевизионные жанры, интервью. И вот они учатся и ремеслу, и одновременно ваша задача, поскольку это «Киновоспитание», как-то поделиться с вашими слушателями представлением, я бы сказал, о миссии кинематографа.
А. Свиридов
— Да, совершенно верно.
К. Мацан
— Вот в одном из таких материалов демонстрационных на вашем сайте есть отрывочек из интервью Николая Петровича Бурляева, его знаменитая фраза, когда он цитирует Тарковского, что задача кино — возвышать душу человека. И вот, может быть, все что мы говорим о воспитании, о правильных ценностях, укладывается в этой формулу, чтобы после кино хотелось там не зарыться в подушку, отвернуться к стене и уйти в депрессию, а чтобы душа как-то возвысилась.
А. Свиридов
— Совершенно верно.
Р. Парпиева
— Встать и пойти.
К. Мацан
— Встать и пойти, да. Ну вот, Регина, вы потрясающе сказали, и меня это очень заинтриговало, что несмотря на то что вы незрячий человек, вы смотрите кино. Вот о чем здесь речь, как это происходит?
Р. Парпиева
— Ну во-первых, я знаю, что скоро у нас должен быть мастер-класс по звукорежиссуре — звуки часто помогают нам, незрячим, соориентироваться в кино, узнать, что кто-то идет, потому что звук шагов, или о том, что человек бежит, он волнуется, ему страшно, потому что сердце стучит, что машины едут — это все звукоряд, делает звукорежиссер. Но о некоторых моментах все-таки невозможно догадаться, а все рассказывать в кино невозможно. Для этого и существует замечательная профессия, замечательные люди, которые читают тифлокомментарии. Мы, незрячие, надеваем наушники во время просмотра кино и, никому не мешая, слушаем что-то вроде аудиокниги в формате фильма.
А. Свиридов
— Ну это аудиотранскрипция того, что происходит на экране вне диалогов. И у нас как раз на занятии есть тоже тифлокомментирование.
Р. Парпиева
— Без этого никуда.
А. Свиридов
— Да. У нас ребята тоже, они как бы рассказывают, что если, допустим, у нас показывают какую-то картину, у нас очень много разборов живописи, потому что в основе любого кино, конечно, идет живопись — и разбираем прямо полотна, там какие символы, метафоры. И тифлокомментатор сообщает ребятам через наушник, что там изображено.
К. Мацан
— Вообще интересно, я о такой технологии не знал, как раз хотел спросить. У вас на сайте написано, что Ирина Безрукова занимается тифлокомментированием, и как раз вот хотел спросить, что же такое тифлокомментирование. Вы рассказали: то есть это прямо в ухо, в микрофон идет как бы описание того, что на экране.
Р. Парпиева
— Это большое искусство.
К. Мацан
— Да, видимо.
А. Свиридов
— Потому что надо успеть попасть вне диалога актеров, чтобы не нарушить другие звуки.
К. Мацан
— Текст заранее пишется человеку, да?
Р. Парпиева
— Конечно. Чаще всего самим человеком. Потому что прочитать тифлокомментарии, написанные чужим, кем-то другим, думаю, это очень тяжело.
А. Свиридов
— Ну то есть если ну тифлокомментарии, вообще как бы как дорожка создается. И вот у нас, допустим, сейчас фильм скоро выйдет — «Сикера», короткометражный, как раз Ирина Безрукова снималась там, Виторган Эммануил Гедионович. И там мы к фильму сделали тифлокомментарии, которые, да, ребята смогут также посмотреть и незрячие этот фильм.
Р. Парпиева
— Я знаю, что тифлокомментарии пишутся около трех недель. И вообще сейчас даже вышел закон, что любой фильм не может выйти просто в прокат, если к нему не написан тифлокомментарий.
К. Мацан
— Интересно. Я этого тоже не знал. Алексей, а вот сама идея работать со студентами вот такими особенными, для которых нужно, например, тифлокомментирование, из чего для вас выросло? Вот это же это наверняка неспроста, неслучайно, в этом тоже есть какая-то ваша миссия, ваше желание, ваша потребность обратиться еще к этой сфере работы?
А. Свиридов
— Ну как бы все приходит как-то естественно, когда приходит какой-то, не знаю, там не запрос, а как ты встречаешься с чем-то, да. Вот мы встретились когда с Ириной Безруковой, я как бы узнал о тифлокомментировании от нее. Потом как бы мы сделали тифлокомментирование, мы стали знакомиться с ребятами тоже незрячими. И потом мы решили мастерскую: а почему, давайте сделаем, что у нас тоже все фильмы будут, которые сейчас студенты сделают, на все сделаем тифлокомментирование. И давайте, чтобы у нас ребята незрячие как раз пришли, и мы попробуем, чтобы в мастерской же нашли профориентирование — там же столько всего идет, как мы говорили: сценарное, звуковое. И мне кажется, даже вот сейчас, вчера буквально мне прислали сообщение от незрячих ребят, которые говорят: а мы хотим попробовать вообще режиссуру, чтобы незрячий человек мог. Я думаю, что можно найти какие-то вот пути.
К. Мацан
— А как?
А. Свиридов
— Допустим, с человеком будет какой-то профессиональный вот тоже как тифлокомментатор, который ему будет, ну как называется, «читать с листа» — он может кадр переводить сразу же человеку незрячему, режиссеру. И если будет такой верный человек-профессионал, то режиссеру может повезти. Там, в принципе, если есть оператор хороший, актеры, то есть в принципе, я думаю, что он может справиться.
Р. Парпиева
— Тогда это получается тандем.
А. Свиридов
— Да, это будет тандем. Конечно же, это будет тандем, безусловно, ему кто-то должен помогать. Ну я думаю, что это несложно. Потому что вообще режиссерам многим, даже театральным, опыт такой есть, не все знают об этом, особенно когда именитые режиссеры большие, то приходит помощник режиссера, ставит спектакль сырой — просто раскидывает мизансцены такие, а потом приходит профессионал и сделает уже все на чистовой. Это как, помните, с живописью: то есть когда ученики пишут все, а уже там кисти рук, самое сложное там, и уже глаза там, лицо дописывает мастер. Ну вот что-то такое есть.
К. Мацан
— Интересно, да. Ну вот мы заговорили, в общем, вещь известная, что важен звук в кино. Но вот Регина, вы таким опытом делитесь, насколько он важен. То есть мы как-то, люди, смотрящие кино, иногда думаем: ну что, звукорежиссер — это так, служебная функция. А на самом деле какой объем зависит от того, как фильм озвучен и как он сделан, как и что мы слышим. Я думаю, что для нас, сотрудников радио, это тоже такой важный момент. И приятно, что про звук говорим и внимание на это обращаем.
А. Свиридов
— Как говорил Сократ: заговори, и я тебя увижу. Ну здесь тоже, да: прозвучит фильм, и я тебя увижу.
Р. Парпиева
— Вы еще затронули такую тему: а кем бы я могла быть в кино. В кино я ведь могу быть не только сценаристом, актером или режиссером в тандеме, но я еще могу быть кинокритиком. Есть в некоторых странах, я знаю, самый лучший кинокритик — это незрячий кинокритик. Потому что он видит фильм по-другому. Он знает, что если выключить картинку и оставить только звук, то в плохом фильме будет непонятная какофония звуков.
К. Мацан
— А в хорошем звук очень многое расскажет, да?
Р. Парпиева
— Да. И на самом деле я полностью согласна с Алексеем, что картинка — это самое главное в кино. Но если звук плохой, то никто даже не посмотрит, что картинка хороша. Все просто заткнут уши и выбегут из комнаты, потому что это будет бить по нервам.
А. Свиридов
— Ну да, это когда вот говорят, работы молодых режиссеров часто, вот молодежь, когда пробует — ну плохо, там звук не записан профессиональными петличками и так далее, они вот не знают каких-то технологий, как с телефона это сделать. И говорят, но не слышно — все, это вот хуже нету. Вот лучше вообще не говорить в кадре, чем говорить и тебя не слышно. Потому что это все сразу — зритель начинает чувствовать дискомфорт и отключаться вниманием.
К. Мацан
— А мы на радио «Вера», поэтому не могу не спросить. Вот вы общаетесь с молодыми людьми, и у нас есть мнение о молодежи как о, с одной стороны, бунтарях, с другой стороны, мы понимаем, что мы живем в секулярной культуре, светской культуре, где, наверное, более естественно (казалось бы, это странно) быть неверующим. Когда ты неверующий, тебя не спрашивают: а почему ты неверующий? А вот если ты верующий, и ты свою веру исповедуешь как-то — не знаю, постишься или перед едой крестишься, например, если это видно кому-то, то сразу так спросят: а ты что, в Бога веришь? И надо как-то обосновать дополнительно, как будто бы это не может быть само собой разумеющимся. Что вы об этом думаете? Вы видите, что эта тема, не знаю, важна, находится в числе тем, над которыми молодыми люди рассуждают и задумываются? А вот, может быть, протестно задумываются, с отторжением или проверяют на прочность.
А. Свиридов
— Да, конечно. И даже когда видят название — «Апостол Филмс», то первое, ну бывает, что вопрос. И было даже, кто-то не подписался, там что-то на Ютубе: нет, нет, я не могу, у вас религиозное там что-то, я вообще как бы сторонник всего этого, но против. И спрашивают часто: а у вас что, мы будем короткометражки снимать про веру, да? Ну то есть как бы сразу какой-то такой страх идет. То есть у людей не то что как бы спокойно отнестись, поразмышлять там о чем-то, а сразу вот: а не будут нас загонять во что-то, навязывать? То есть все боятся вот этих уже каких-то таких жестких рамок, да, религиозных. Это уже молодежь вот этого боится, потому что молодежь, все-таки как бы она свободная, ищущая, да. И вообще искусство — это все-таки, вот как и у Сергея Васильевича Женовача там в мастерской — это исследование. То есть исследование себя, то есть через себя как бы мы исследуем жизнь, отношения людей какие, да, вот все — это исследование в первую очередь. Хоть вопрос, как говорит Эфрос, да, задача искусства. Но вчера я просто был на предпремьерном показе нового фильма, который там как сериал. И там как раз... хотел сказать: наша тема, православная тема. И там очень снято все на грани, да, и как дальше, снимать или не снимать такой фильм, и мы обсуждали. И вот прозвучал такой как бы момент, что искусство задает вопросы. Но я тоже для себя проанализировал, понял, что а какой вопрос задаешь — это очень важно. То есть мы же можем вопрос задать касаемо души, касаемо жизни, смысла жизни. А можно задать вопрос какой-то ну грубый, пошлый, нечестный, нечистый. И человек после этого, он будет еще ходить в таких вот в тоске, муках, и его куда-то это загонит в какую-то глубь-печаль. Поэтому задать вопрос — это еще не значит, что мы имеем право задавать любой вопрос молодежи. Потому что это их может ввести, наоборот, вот в искушение.
К. Мацан
— А вы знаете, вот вы произнесли фразу: и мы имеем право или не имеем право задавать вопрос любой. Вот я думаю, что на эту как раз вот формулировку — имеем или не имеем право, — люди очень сегодня молодые остро среагируют: как это не имеем? Имеем право, то есть право имеем. А вопрос: а надо ли? Вот стоит ли вопрос так, что я имею право, в принципе, задать любой вопрос — это любой фильм снять, любую книгу написать или не писать. Но право-то имею, но не все, на что имею право, нужно тут же бросаться исполнять. Есть еще какие-то другие факторы, видимо. Право-то я имею, но надо ли? А полезно ли это будет? А для чего я это делаю, даже если у меня это право есть. Как вы думаете?
А. Свиридов
— Да, вот мы как раз ведем ребят к сверхзадаче, да. То есть это вот как Станиславский говорил: там, где есть цель, там есть задачи, которые идут на эту цель у актера вообще, у режиссера и у действующего персонажа. Но есть еще сверхзадача: а вообще зачем я добиваюсь этой цели? Вот я там приобрел это, приобрел то, а зачем в итоге я это сделал? И вот молодежь часто не отвечает себе и не задает себе вот эти вопросы: а для чего я хочу это? Просто для того, чтобы доказать всем, что я вот так могу? То есть, как правило, когда мы вот разговариваем, это обсуждаем, получается, что да. И у нас очень замечательные педагоги, там Александр Архангельский, который как раз вот по символам, метафорам, и про икону даже говорят, ну то есть как бы внутри там Третьяковку разбираем, анализируем с молодежью. И там про веру очень хорошо как бы сказано, и нет таких назидательных вещей, а просто молодежь так начинает как бы об этом хотя бы думать. И в итоге они говорят: да нет, мы не неверующие, просто мы не религиозны, да. И этот момент, они как бы соглашаются, и что действительно им как бы это, ну они чувствуют это сердцем, просто не надо им это навязывать, они зреют. Они зреют.
К. Мацан
— Я у одного нашего известного кинокритика такую мысль в лекции слышал, что в фильмах Сергея Эйзенштейна от «Троицы» Рублева больше, чем даже в фильме «Андрей Рублев» Тарковского. То есть вот это просто пример того, как через на самом деле любое высокое, глубокое искусство мы можем прийти к Евангелию, если мы умеем читать символы, если мы умеем видеть, как они там работают, эти символы. Регина, а для вас кто любимые режиссеры, вот на которых вы, не знаю, ориентируетесь или которые вас вдохновляют? Русские или зарубежные.
Р. Парпиева
— Я больше, наверное, писателями интересуюсь.
К. Мацан
— Так, писатели — это тоже близко. Кто?
Р. Парпиева
— Мне очень нравится Шекспир, основатель драматургии.
К. Мацан
— Вот как.
Р. Парпиева
— Да. И я увлекаюсь всеми его пьесами. И пройдя уже половину курса киношколы, заметила, что у Шекспира очень много действия. В каждой его пьесе есть действие, есть кульминация, в которой самый напряженный момент в его пьесе, самый отрицательный, и потом все изменяется.
К. Мацан
— Кульминация переходит к развязке.
Р. Парпиева
— Да. Развязка всегда с плюсом. Неважно, может быть, там герой умирает, но он побеждает. Кульминация всегда с минусом, а развязка всегда с плюсом.
К. Мацан
— Но Шекспир страстный драматург. И кто-то сейчас нас, может быть, слушает и скажет: ну как вот, люди собрались такие, православной культуры, православные, вроде как нужно со страстями бороться. А драматургия, особенно такая великая, она же страсти как-то пестует, как-то вот их как раз таки исследует, но можно в этом исследовании очень увлечься страстями. Что вы об этом думаете?
Р. Парпиева
— В этом плане я очень люблю одно произведение, тоже, к сожалению, зарубежное.
К. Мацан
— Почему же, к сожалению? Ненаказуемо, как было в фильме «Тот самый Мюнхгаузен».
Р. Парпиева
— «Жизнь есть сон». Очень хорошая книга, и в ней описано о борьбе со страстями, о понимании, что человек не зверь. Только зверь, он чувствует и не контролирует чувства разумом. Не нужно превращаться в зверей, не нужно. А то в последнее время иногда посмотришь на зверя, и у него больше человеческого внутри.
К. Мацан
— Был такой знаменитый философ, и социолог, и культуролог испанский — Хосе Ортега-и-Гассет. Такая двойная фамилия: Ортега-и-Гассет. По-моему, это у него, если я не путаю, есть такая чеканная формулировка, что посмотрите, как интересно, вот мы говорим: человек, человек, человек — выше животного, казалось бы, да. Но вот тигр не может растигрироваться, детигрироваться, а человек может расчеловечиться и стать даже ниже животного в своих каких-то поступках. Потому что те ужасы, которые творит человек в истории, не снились никаким животным. Есть о чем подумать.
Р. Парпиева
— Я запомню это.
К. Мацан
— Алексей Свиридов, режиссер, руководитель центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс», и Регина Парпиева, журналист, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Вот мы говорим об этом проекте киномастерской «Апостол Филмс» — «Киновоспитание». А на какой сейчас стадии проект? То есть если нас сейчас слушают люди, можно ли к вам присоединиться или набор уже закрыт? Будут ли дальше другие наборы, как вы планируете работать?
А. Свиридов
— Ну сейчас вообще можно сейчас присоединиться ребятам, которые немножко как бы уже пробовали себя на этом поприще. Потому что сейчас мы подходим к работе над сценарием, выбор сценариев, выбор идей и тем. И ну начинаем работать уже с подготовкой, подготовка у нас идет к съемке короткометражек. Потом лучшие и самые активные студенты будут участвовать в профессиональной сьемке короткометражки, тоже на социальную какую-то, нравственную тему. Вот уже то есть в ноябре можно будет присоединиться, если вот какой-то опыт есть, хотя бы силы какие-то — человек говорит, что да, сценарии пишу, либо оператор, пробовал уже себя. А в декабре лучших ребят мы приглашаем там уже на съемку, профессионально поучаствовать, посмотреть, как весь этот весь процесс от начала до конца проходит. То есть сейчас этап самый сложный как бы, когда мы уже подошли к сценариям — и тут все увидели свои это, как есть такое выражение у киношников: экран покажет, да. То что можно много говорить, а Хичкок говорил всегда: чтобы снять кино, нужно три вещи: сценарий, сценарий и еще раз сценарий. И поэтому, если сейчас мы сценарий, мы как раз пришли к этому этапу, вот сейчас проявятся все наши слабые, сильные или какие-то такие, да, шаткие стороны — увидим сейчас, чему мы научились, к чему подошли. Ну я думаю, что команды как бы, как осилит дорогу идущий, да? Будем осиливать это дело.
К. Мацан
— Регина, о чем наш сценарий?
Р. Парпиева
— Мы пока еще пишем, выбираем. Но я написала сценарий об одной притче... Не буду раскрывать секрет.
К. Мацан
— Не будем делать спойлер, сделаем тизер.
А. Свиридов
— Ну мы там помогаем, конечно.
Р. Парпиева
— Ну я могу сказать, что очень удобно — во время проекта можно повторить любую информацию, посмотрев в записи занятия на Ютуб или где-то еще, можно прочитать конспекты. И вообще самое главное — это выполнять домашние задания обязательно. Потому что если не выполнять домашнее задание, тогда ты ничему не научишься на проекте. Да, мы даже разбираем.
А. Свиридов
— Да, Региночка правильно говорит, что у нас практикоориентированная мастерская, мы не даем лекцию, лекцию, потом такие — раз, и в бой бросились. То есть у нас, вот опять же из ГИТИСа, из старой школы мы взяли как бы этюдный метод, перевели его из театрального в киношный. И у нас ребята делают этюды там, где-то около четырех видеоэтюдов надо было сдать в течение этой мастерской, которые проявляют сразу понимание твое, что такое действие через предметный мир, умение анализировать живопись и придумывать к нему события — финальные, кульминационные и так далее. И там с вариативностью, у нас там по креативному мышлению много было всякого тоже — уроков, занятий. И ребята пересматривают и на видео, совершенно верно, кто не успевает, у нас есть ребята, пропускают, потому что все в вузах учатся, что могут пересматривать, и это, конечно, тоже удобно. Но именно практика. Потому что без практики вообще, как бы сегодня это все такое вот, ну теоретическое, и в кино тебе нечего делать, если ты просто теоретик.
К. Мацан
— Ну да, на сайте у вас, когда вы описываете проект и описываете миссию, есть такие слова, что мы занимаемся киновоспитанием, говорим о ценностях, и потом важная оговорка: без назидания и спекуляций.
А. Свиридов
— Да.
К. Мацан
— Вот эта всегда опасность есть, когда мы говорим о каком-то проекте, где мы хотим сказать о важном, о чем-то глубоком, не просто сделать ради развлечения, а сделать вот именно то, о чем говорил Николай Петрович Бурляев, цитируя Тарковского, что кино должно возвышать душу человека. Но вот я сам много раз замечал, что как только вот на эту тему начинаешь разговаривать с человеком, во многом из такого, светского мира, секулярной культуры, сразу любой разговор о морали и религии воспринимается очень настороженно. То есть для многих, я думаю, и наших слушателей тоже, вот так в современном контексте вот разговор о ценностях — это то же самое, что назидание. Вот вы что, будете проповедовать? Что это будет как бы, какое-то поучение? И приходится доказывать или, как минимум, убеждать, что можно о важном, о высоком говорить в другом ключе. А вот как, где эти флажки, как не скатиться в назидание, в спекуляции, о чем вы сами сказали на сайте. Вот что вы об этом думаете, что вы об этом говорите своим ученикам?
А. Свиридов
— Получается, что мы, вот опять же если пересмотреть занятия, да, то есть мы говорим о простых вещах вроде бы — о действии, допустим, да, там о конфликте, что такое кульминация. Но мы приводим в пример, опять берем там даже мультфильмы, берем в пример какие-то отрывки из фильмов. И там ситуация, где, допустим, бабушка осуждает молодого человека, а потом оказывается, что она просто перепутала и осудила неправильно, да. И мы говорим: кто вообще осуждал когда-нибудь в своей жизни? И ребята такие: ну я. Да, а какой месседж в этом мультфильме? Там месседж в том, что у бабушки просто поезд уезжает, а бабушка хочет извиниться перед парнем, она поняла, что просто была неправа, она ошиблась, а уже нельзя. Как называется это главное событие, которое организовано через процесс? И все понимают: стань добрым, перестань осуждать, пока твой поезд не ушел. И все как бы воспринимают это классно, легко, через драматургию. Мы проговорили про драматургию, но в ней зашита вот эта ситуация: не осуждай. И вот мы ее как бы прошли через все вот эти этапы, через все вот эти вот скрепы событий, мы поняли, мы поставили себя на их место, все подняли руку и сказали: да, мы все раз-другой там, да, где-то, но осудили своего друга, ближнего, и были потом, оказалось, неправы. И вот такими маленькими шажками мы идем по разным... Или человек — там мультфильм был, — там руки в карманах держит, да, и он как бы ничего доброго не делает, пока не происходит с ним такая ситуация аварийная. Ну и тоже как бы: живи, вынув руки из карманов, ты можешь делать хоть одно доброе дело в день. И вот драматургию разобрали — разобрали, что-то положили на подкорочку. Это работает вот таким образом.
К. Мацан
— Регина, а вам вот в этом процессе, в котором вы участвуете как студент, как ученик, что самое важное, что самое интересное, что вы от себя привносите? Вот что нового узнаете в процессе вот такого разбора сцены, фильма, сценария? Именно там не о кино узнаете, а о себе, о жизни, о вере, о ценностях?
Р. Парпиева
— Ответы участников. Я слушаю, как с каждым занятием меняются ответы. И в первое время, честно говоря, были немного даже страшные ответы, которые заставляли смутиться, чуть ли не выйти из зала и спрятаться под одеяло от жизни, от мира. Потому что такие ответы не должны быть в головах у студентов вот семнадцатилетних.
К. Мацан
— А например? Вы можете вспомнить что-то?
Р. Парпиева
— Это неприличные ответы.
К. Мацан
— С матом что ли?
А. Свиридов
— Нет, не с матом, там Регина говорит, что действительно...
Р. Парпиева
— А сейчас все изменилось.
А. Свиридов
— Да, что ребята отвечали там. Владимир Григорьевич Байчер — у нас вот из ГИТИСа тоже педагог, про действие там давал мастер-классы и задавал вопросы опять же, да. И что такое вот ну какое-то событие, привести пример, да, что такое вот конфликт, что такое событие произошло. И вот ребята из жизни приводили свои — а как, здесь вот ассоциации. Мы работаем, у нас одна мастерская была посвящена ассоциациям, креативному мышлению. Ведь ассоциации рождаются из нашего жизненного опыта, и зона наших интересов, она пробуждает вот эти ассоциативные связи с тем, что нам действительно интересно, и выбрасывает это вовне. И молодежь вначале выкидывала какие-то ответы, ну действительно некоторые, я не говорю про всех...
Р. Парпиева
— Про нетрадиционные отношения...
А. Свиридов
— Да, и думаешь: неужели вам это интересно? Но потом как-то, да, Регина правильно сказала, что действительно со временем ответы стали как-то вот меняться. Как-то чувствуется, как атмосфера как бы перетягивает, да, атмосфера начинает очищаться как будто бы...
Р. Парпиева
— Особенно сильное очищение я почувствовала после того, как мы посмотрели все вместе мультик «Большой секрет о маленькой компании». Это просто...
А. Свиридов
— С разбором, да, на два часа было. Серьезно очень.
Р. Парпиева
— Разбирали все образы, и столько оказалось — ни единого кадра, даже, по-моему, не единого полукадра не было без какого-то образа.
К. Мацан
— Как интересно. Нужно вот научиться вообще так кино и мультики смотреть. А что там в этом мультике-то вот, казалось бы, что там два часа обсуждать? Поделитесь наблюдениями.
А. Свиридов
— Ну когда вот есть драматургические законы, которым ты когда учишься, ты можешь потом понять и сформулировать сообщение. То есть без законов ты даже, вот как сказать, вот Архангельский у нас вот, Александр, он как раз специалист по раскрытию вот этих — живописи там, да, вот по мультфильмам какие-то вещи, кто-то у нас по драматургии, и мы как бы с разных сторон заходим. И молодежь потом говорит: ну мы вообще никогда бы не подумали, что вот это значит вот это, да, и что есть такие смыслы. Мы просто смотрели, получали удовольствие, а там скрывается еще очень много пластов. И они стали так увлекаться — стали перечитывать, пересматривать, им даешь там: посмотрите вот это, посмотрите вот это, попробуйте проанализировать. Потом мы «Сталкера» еще, ну какие-то онлайн-занятия там стали добавлять и вот тоже. Но ребята очень действительно поняли, что мир, он гораздо глубже, чем на первый взгляд, и все гораздо интереснее.
Р. Парпиева
— И гораздо светлее.
А. Свиридов
— Да, и на позитиве на самом деле. Просто надо это заметить, увидеть и постараться как-то в сознании, как это Паисий Святогорец вроде говорил, да, что в сознании пчелы там или сознании мухи — с каким сознанием мы сегодня просыпаемся. Вот раньше просто, к сожалению, молодежь, как мы говорили чуть выше, что просто не встречалась с этими ответами, не встречалась с этим направлением, что можно так. И когда им подсказываешь как бы, они попробовали — это как некий вкус: ты попробовал мед — ну я не хочу больше вот пробовать что-то вот это вот невкусное, горькое, пресное, я не знаю там, какое-то вот. Это как мед, да, — это что-то позитивное, настоящее, верное, честное, оно как мед. Ты не хочешь больше менять этот вкус уже.
К. Мацан
— Да, Регина, вы хотели то-то сказать?
Р. Парпиева
— Я хотела сказать, что когда мы пришли на занятия смотреть мультик, было же домашнее задание просмотреть сначала мультик самим. И когда зашли, там все пели, пели песни из этого мультика, разные песни. И про лошадей: «Но только лошади летают вдохновенно...» И вот да, кстати, хотя бы эта песня. Лошадь, она же улетела от своих друзей, летала в облаках. Ведь многие замечают, что есть какой-то творческий человек в своей компании, который улетает, который гонится за карьерой. Но потом обязательно прилетает на землю. Снова к друзьям.
К. Мацан
— Очень интересно.
А. Свиридов
— Да, еще вот хотел добавить, пока не забыл, что почему как бы изменились, у молодежи стали происходить. Мы поделились, вот как Регина сказала вначале, на команды — и вот тут началась, конечно, самая большая работа, внутренняя работа. Потому что многие считали там, что я буду сценаристом, каждый про себя, либо я буду режиссер — каждый про себя, да. А тут началось командная работа, когда ты начинаешь понимать, что надо учиться взаимодействовать, надо учиться чем-то пожертвовать, бывает, там своим сценарием — кто-то написал интереснее, лучше, ты попробуй с ним. Вот и здесь пошли какие-то такие откровения, да, то есть каждый, вот стали делиться с нами наставники. У нас в каждой группе еще пришли добровольцы — ребята из сферы там из кино, даже просто из бизнеса ребята, которые умеют организовывать процессы — там продюсеры и так далее, и каждый взял какую-то себе группу. У нас очень много еще онлайн-групп — там из Петербурга даже. И девочка из Лондона, она очень ответственная, русская, она организовала столько ребят там онлайн вокруг. Потому что кто-то не мог там из Нижнего Новгорода или Новосибирска там как-то объединиться, и она всех объединила, там подгруппа у нас есть онлайн. И вот эта работа самая сложная, самая интересная. Потому что научиться, кино, всегда кинопроцесс — это не один человек, это всегда команда. Мы видим, какие большие титры всегда после фильма. Ну никто их не смотрит, правда, к сожалению, но там как раз вот те, кто стоит за производством. И это — научиться работать в команде, это одно из важных тоже вот таких вот дел, которые учит нас. Во-первых, ребята очень сдруживаются. У нас команды начинают ходить там на какие-то квесты вместе, вместе просто сидят в кафешке там, общаются, то есть пошло какое-то такое движение. И как бы еще вот опять этих реализаций, когда с молодежью разговариваешь, есть там упражнения, когда в командах уже, не все вместе в зале сидят, а когда по команде небольшой. И как бы есть как бы о себе, да, каждый может рассказать о себе то, что он стесняется рассказать. В том плане, что я вот, к сожалению, не могу преодолеть какой-то, может быть, страх там, да, и как-то делится, чтобы в команде вместе дружно что-то проговорить и двигаться куда-то дальше. Да, то есть какое-то такое, не знаю, как это назвать, но это одно из упражнений, которое вот команду объединяют очень, и все начинают доверять, какое-то доверие появляется, рост какой-то. Да, люди говорят: а я вот раньше почему-то думал, что я всем не нравлюсь. Вот такие даже бывают. И действительно молодежь, оказывается. Причем смотришь — он такой там, с вызовом, там есть такой. Или девушка вся такая, она говорит: а я думала, что я всем не нравлюсь в команде. И когда вот эти вещи проговаривают, потом как бы все прямо готовы обняться, такие: всё, вместе, в бой! Мы все вместе! И уже ответственность появляется: мы сделаем это, мы это сделаем и так далее. Вот такие вот штуки, очень здоровские.
К. Мацан
— Соборность. Множество в единстве, единство во множественности. Когда человек понимает, что он раскрывается как личность, именно сам как личность, именно потому, что часть коллектива. И этот коллектив его питает, и он, благодаря этому коллективу, раскрывается сам и одновременно себя дарит общей идее, общему делу. Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, мы сегодня говорили о проекте киномастерской «Апостол Филмс», «Киновоспитание». Я думаю, что всю информацию можно найти в интернете. Давайте, может быть, сайт ваш объявим, если он есть.
А. Свиридов
— Давайте: https://www.apostolfilms.ru/ — и там есть киномастерская — отдел, в который можно зайти и попасть туда вот. Либо в Ютубе набрать просто, и там посмотреть мастерские. Если просто хотят так для себя взять, кто-то поступает в ВГИК или в ГИТИС там, что-то для себя взять, какую-то информацию.
К. Мацан
— Алексей Свиридов, режиссер и руководитель центра культуры и киноискусства «Апостол Филмс», и Регина Парпиева, журналист, слушатель курсов «Апостол Филмс», были сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Спасибо огромное. У микрофона был Константин Мацан. До свидания.
А. Свиридов
— Спасибо большое.
Р. Парпиева
— Спасибо большое.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (08.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 5 зач., II, 22-36
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Есть ли в наше время люди, подобные апостолам? Или же это служение — атрибут исключительно древней Церкви? Ответ на этот вопрос содержится в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
22 Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете,
23 Сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили;
24 но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его.
25 Ибо Давид говорит о Нем: видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался.
26 Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже и плоть моя упокоится в уповании,
27 ибо Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тления.
28 Ты дал мне познать путь жизни, Ты исполнишь меня радостью пред лицем Твоим.
29 Мужи братия! да будет позволено с дерзновением сказать вам о праотце Давиде, что он и умер и погребен, и гроб его у нас до сего дня.
30 Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его,
31 Он прежде сказал о воскресении Христа, что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления.
32 Сего Иисуса Бог воскресил, чему все мы свидетели.
33 Итак Он, быв вознесен десницею Божиею и приняв от Отца обетование Святаго Духа, излил то, что вы ныне видите и слышите.
34 Ибо Давид не восшел на небеса; но сам говорит: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
35 доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
36 Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли.
Книгу Деяний апостольских иногда называют Евангелием воскресения. С такой силой в ней делается акцент на том, что Иисус Христос действительно умер и восстал из мёртвых. Эта мысль выходит на первый план не столько благодаря многочисленным рассуждениям, сколько деяниям апостолов. Другими словами, если бы не было Пасхи Христовой, ученики Спасителя не смогли бы совершить тех дел, о которых говорится в книге. Они не пошли бы проповедовать Евангелие. Скорее всего они просто перестали бы существовать как группа. Разбежались бы. Каждый пошёл бы по жизни своей дорогой.
Вместо этого мы видим небывалый энтузиазм и воодушевление. Не слишком образованные, провинциальные, без всякой финансовой и административной поддержки, вопреки запретам сильных мира сего, не обращая внимание на угрозу потерять свободу, здоровье и саму жизнь, апостолы говорят о Христе. О том, что Он воскрес. Само по себе это действие — яркое свидетельство истины их слов. Это яркое свидетельство того, что их вера живая. Её подпитывает мощный источник. Сердце апостолов будто наполнено огнём, жар от которого чувствуют и они сами, и о окружающие. Это энергия божественной благодати. Она побуждает учеников говорить о Своём Учителе, а людей слушать их и принимать всё сказанное с доверием.
Бог устроил человеческое существо таким образом, что, если Божественная благодать наполняет наше сердце, её невозможно скрыть. Её невозможно спрятать от окружающих и сделать своим личным достоянием. Она жаждет излиться наружу — побуждает нас делиться этой радостью с другими. И этому позыву невозможно противиться. Даже если существует угроза физической расправы или смерти, сила Божия такова, что её невозможно удержать. Древний пророк Иеремия очень красноречиво свидетельствует об этом: «Ты влёк меня, Господи, — и я увлечён; Ты сильнее меня — и превозмог, и я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною... И подумал я: не буду я напоминать о Нём и не буду более говорить во имя Его; но было в сердце моём, как бы горящий огонь, заключённый в костях моих, и я истомился, удерживая его, и не мог». Не мог пророк не говорить о Боге своим соплеменникам. Несмотря на то, что они смеялись над ним и гнали его. Как говорил Христос в Евангелии, «Никто, зажегши свечу, не ставит её в сокровенном месте, ни под сосудом, но [ставит её] на подсвечнике, чтобы входящие видели свет».
Важный духовный принцип следует из этого. Если мы Божии, если Его благодать живёт в нас, мы не можем не свидетельствовать о Нём. Это не означает, что мы должны с каждым встречным говорить о Боге, доказывая истинность христианства. Внешне наша жизнь может быть волне обычной. Работа, семья, бытовые обязанности. Однако если человек стремится, подобно апостолам, не просто говорить о Евангелии, но исполнять Его, жить им, искать волю Божию и служить своим ближним, даже самые привычные и рутинные дела, которые он совершает, преображаются. Господь наполняет каждую нашу мысль, каждое наше слово и поступок светом Своей благодати. И так делает нас живыми свидетелями и проповедниками Своего Небесного Царства.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Иеромонах Давид (Кургузов)
У нас в студии был клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань иеромонах Давид Кургузов.
Наш гость рассказал о своем пути к вере и о том, как после работы программистом и эстрадным режиссером пришел к решению стать монахом и священником.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником Святой Пасхи. Это «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. В студии приветствуем вас мы, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. Добрый вечер.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Здравствуйте.
Константин Мацан:
— Я вам, отец Давид, напомню и нашим слушателям, что в этой программе, которую мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере, о том, какая цепь событий привела к тому, что человек, мужчина, дерзает служить алтарю и видит это своим главным и единственным служением. Это всегда, как нам кажется, путь вопросов, путь поиска, иногда сомнений или преодоления каких-то сомнений. И, наверное, на этом пути есть не только вопросы, но и ответы. Какие размышления, какой опыт о Боге, о жизни, о церкви на этом пути возникал, это очень интересно. И нам представляется, что это может войти в резонанс с теми вопросами о жизни, которые есть у наших слушателей. А они разной степени церковности, кто-то уже ходит в церковь, кто-то, может быть, только присматривается к религиозной традиции со стороны. Вот об этом поговорим. Мы до начала нашей программы с вами начали уже о вашей биографии рассуждать, вы стали рассказывать. Там виражи крутые, достаточно сказать, что по первому образованию вы программист, а по второму — режиссер эстрады, вы закончили ГИТИС эстрадный факультет как режиссер. Если переход из программирования в творчество в принципе не такой уж редкий в нашей жизни, то ваш следующий переход после эстрадного факультета ГИТИСа через какие-то, видимо, этапы к священству и к монашеству — вот это уже вираж. Это уже само по себе интересно. Расскажите, как это получилось, каким путем вы в этом смысле шли, на какие важные, может быть, вехи и этапы этот путь для вас распадается.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, в конце обучения, это был четвертый-пятый курс, всего пять лет всего мы учились...
Константин Мацан:
— В ГИТИСе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Четыре года актера и пятый год режиссера. И на четвертом курсе как-то так сложилось, что я стал замечать явно, что Бог принимает личное участие в моей жизни. Встречались какие-то люди, появилась одна театральная постановка по христианским мотивам. Мой друг, тоже выпускник этого же факультета, Читрани Николай поставил с нами по книге «Школа для дураков» Саши Соколова спектакль, «Те, кто пришли» мы его назвали. Он длился четыре часа, три отделения, ни разу не уходишь со сцены, такой современный был спектакль. И там было очень много христианских смыслов, там были даже цитаты из апостола Павла. И уже стал, я помню, о чем-то задумываться и стал видеть, как совершенно из ниоткуда в моей жизни появляются люди точно, как мне нужно. Совершенно ясно я понимал, что это невозможно, я не мог бы это сделать сам по какому-то заказу. В очередной раз сел и крепко задумался, что, наверное, я бы хотел с Богом как-то познакомиться.
Константин Мацан:
— А до этого вы никакого отношения к религиозному мировоззрению не имели?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— До 27 лет я абсолютно трезво считал, что все священники это толстые негодяи на больших черных джипах, которые обирают народ, а церковь это какая-то организация по тому, как этот весь отъем денег у населения официально оформить.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас многие у радиоприемников стали прислушиваться особенно к дальнейшему ходу нашего разговора.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это была ясная формулировка, это был ни какой-то стереотип. Понятно, что, может быть, из интернета, но тем не менее. Некое воспитание, конечно, большей частью заложила мама. Когда я задумывался, я думал, что что-то, наверное, есть. Были какие-то маленькие попытки всяких практик, думал, читал какие-то книжки, может быть, больше про восточную религиозную традицию. Но когда уже сел и понял, что Бог лично принимает участие в моей жизни, я крепко задумался, и сложилось несколько важных вещей. Первое: мама все детство нас возила по Золотому Кольцу, хочешь — не хочешь два раза в год мы ехали во Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский. Очень забавно, как она все время вспоминает: помнишь, когда тебе было два года... Я говорю: мама, это невозможно вспомнить, когда мне было два года. Видимо, это пространство храма, иконы. Мы раз в год обязательно ходили смотреть иконы Рублева в Третьяковскую галерею. Это было обязательно.
Кира Лаврентьева:
— Интересно.
Константин Мацан:
— То есть мама была человеком церковным?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она воцерковилась позже.
Кира Лаврентьева:
— Она была культурным человеком.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Она все время искала, всю жизнь, и всю жизнь, что она живет в Москве, даже еще в Подмосковье когда жила, она ездила смотреть иконы Рублева. Это у нее была такая тяга, просто она была не оформлена, но этот культурный аспект вообще не был никаким препятствием. Когда я первый раз зашел в храм, чтобы в каком-то смысле молиться Богу, у меня не было какого-то препятствия от обстановки. Немножко стыдно было перекреститься по первой. А иконы, архитектура — совершенно никаких проблем. Потом эти христианские смыслы и спектакли. А потом я понимал, что я крещенный человек, в шесть лет меня крестили в 91-м году. Один из ста я был крещенных.
Константин Мацан:
— У меня та же история в том же году.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Храм Всех святых на Соколе, довольно известный храм, я помню, что мы с братом, ему было одиннадцать, мне шесть, вышли во время крещения, потому что ничего не понимали, идет совершенная не ясная процессия. И когда пришло время окунать в купель, бежали за нами на улицу, чтобы нас забрать. Это сыграло свою роль. И эти встречи. Еще была такая мысль, что Церковь на Руси существует тысячу лет и уже неоднократно ее пытались каким-то образом разрушить, то внешними, то внутренними силами. Я подумал, что, наверное, надо с Церковью познакомиться поближе. И первое, что я сделал, я начал поститься. Проходил Великий пост, и как человек высокоорганизованный, я решил согласно монастырскому календарю пройти этот пост. Открыл его записал, надел крестик, церемониально, заходя в какое-то кафе, спрашивал, есть ли у вас постное меню, пожалуйста. Когда увидел у какого-то моего собеседника крестик на шее, а он ел что-то непостное, я очень акцентировано делал ему замечание. Ужасное фарисейское поведение. Посередине поста даже умудрился попасть первый раз на богослужение, это была литургия Преждеосвященных Даров на Подворье Троице-Сергиевой лавры на Цветном бульваре, шесть часов, ничего не понятно, очень долго. Я то сидел, то стоял, то выходил, то еще что-то, но мне понравилось. Может быть, кстати, я понимал, что происходит что-то мне близкое. Я понимаю, что вообще богослужение в православной церкви выросло в чем-то из каких-то античных мистерий, в том числе. Мне понятна механика, как режиссеру.
Константин Мацан:
— А смотрите, важный момент. Вы так легко сказали, что в какой-то момент события стали легко происходить, все одно к другому как будто подходит, и это дает идею, мысль того, что Бог здесь действует. Но можно же все это и без Бога было бы проинтерпретировать. То есть была, видимо, настроенность сознания на то, чтобы, через идею Бога, через участие Бога это объяснить. Ведь это вовсе не обязательно. Или и в правду что-то заставляло вас подумать, поверить, что именно Бог, Личность здесь действует, что это не стечение обстоятельств? Или это чувствовалось как-то, что возникает кто-то новый в жизни, а не просто стечение событий?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— На тот момент я могу так вспомнить, мне кажется, я стал потихонечку встречаться с отдельными частями Евангельского учения. И их высота показалась мне совершенно невозможной и безличностной. Не может человек подставить другую щеку, исходя из каких-то будущих выгод. Я вот сейчас смирюсь, и вселенная мне пошлет...
Кира Лаврентьева:
— Вселенная.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Она же такая добрая, пошлет что-то, что мне поможет в жизни. То есть эта высота, которую я не встречал нигде и никогда, противоречила всему, что происходит вокруг. Как это вообще возможно? Зачем это делать? И я понимал, что это безличностно невозможно. Это только возможно в каком-то общении человека с Богом. Я тогда никак не мог его называть, даже боялся как-то обратиться. И этот первый пост я не обращался к Богу, вообще никак не молился, ничего не делал, даже не крестился — ничего. Я просто соблюдал определенные правила питания. Наверное, эта мысль была самая главная. Самое главное событие, которое произошло, которое вообще все перевернуло — это была Пасха.
Константин Мацан:
— После того первого поста.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно верно. Я все время жалею, что много людей приходят к Богу оттого, что у них произошла какая-то трагедия, болезнь, утрата близкого, что-то такое. Наверное, Бог видит мое малодушие и привел меня в церковь через радость. Не было никаких событий. Когда люди узнают, что я монах, священник, особенно раньше, когда я был чуть-чуть моложе, говорят: а что случилось? Все прекрасно. Я пришел на первую Пасху, подумал, что я постился, мне надо как-то завершить этот пост. Как-то. И решил, что надо сходить на ночную службу в храм. Это Благовещенский храм в Петровском парке покойного отца Дмитрия Смирнова. Я первый раз в жизни его тогда увидел. С точки зрения обычного человека это было ужасно, было душно, много людей, ходила какая-то бесноватая между людьми, заглядывала всем в глаза в широкой шляпе с белыми полями. Все плохо.
Кира Лаврентьева:
— Как режиссер вы все это, конечно, тонко заметили?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, конечно, я же смотрю, кто где движется, что делается. Это автоматически происходит, даже сейчас, может, даже к сожалению. Но в конце, даже в середине этого процесса, а во время службы отец Дмитрий вышел и что-то грозно с амвона всем говорил, я, к сожалению, не слышал, далеко очень стоял, но я вдруг понял одну мысль, самую главную, — я дома.
Кира Лаврентьева:
— Потрясающе.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я даже хотел дерзнуть пойти причаститься Святых Христовых тайн, ничего не понимая, три раза вставал в очередь, складывал ручки на груди, пытался петь тропарь Пасхи, не понимая до конца, что там за слова, и три раза выходил, думая, что-то я не то делаю. И понял, что там истина, там Тот, с Кем я хочу быть, мне надо туда. И дальше этот процесс пошел как по маслу.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Дорогие друзья, мы еще раз поздравляем вас с праздником Светлого Христова Воскресения. Христос Воскресе! Сегодня у нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Как символично мы сегодня в нашем разговоре тоже подошли к Пасхе и к входу в лоно святой Церкви отца Давида, и это действительно чудо. Как дальше продолжался ваш путь? К причастию, как я понимаю, вы не подошли?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нет. Слава Богу, не дерзнул. Причем, там были знакомые мои люди, это было в районе, где я вырос практически. Метро Динамо, а я вырос на метро Аэропорт.
Кира Лаврентьева:
— Это где отец Дмитрий Смирнов покойный как раз был?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно, он самый. Самый ближайший храм это был для меня. Потом у меня встал вопрос, что делать дальше, он встал ребром. Я думал, все я понимаю, что дом здесь, что нам делать? Естественно, пошел разговор о том, как первый раз исповедоваться. Мой друг подсказал, есть такой священник отец Александр Борисов, он на протяжении лета, или может быть не только лета, вечером в пятницу принимает всех желающих, доступный батюшка, кто с вопросом, кто с исповедью. Так как, наверное, не было больше никаких вариантов, я в один из пятничных вечеров, предварительно что-то почитав, написав небольшой списочек, к нему пришел. Он совершенно не пытался никак меня вразумить, просто сказал: вот это надо читать. После этого была первая подготовка ко причастию. Наверное, я не могу сказать, что это было какое-то особое впечатление, потому что Пасха уже была до этого, потом это стало некой нормой. Причащаться я стал практически сразу каждое воскресенье, это стало чем-то совершенно необходимым в жизни. Без этого невозможно было жить.
Кира Лаврентьева:
— Как на все это ваше окружение отреагировало?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Так как человек, который быстро воцерковляется, пытается всех окружающих заставить заняться тем же самым, некоторые мои друзья хотели отвести меня к психиатру либо к какому-то такому специалисту, говоря, что ты в секте, все с тобой понятно, надо тебя лечить. Потому что ты начинаешь всем эту радость пытаться передать и говоришь достаточно резко. Ты же познал истину, надо всем ее донести. В той сфере, в которой я тогда работал, а это организация, режиссура мероприятий частных, больших, разных, это достаточно контрастно выглядело, везде ты начинаешь искать повод заявить что-то из того, что ты узнал.
Константин Мацан:
— Помиссионерствовать.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. И поэтому первый год прошел с боями. Мама моя, тогда еще не воцерковилась, она не очень приняла то, что происходило. Она через год-два воцерковилась и тогда...
Кира Лаврентьева:
— То есть вслед за вами.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, но я не повлиял никакими своими словами. Наверное, сам факт повлиял как-то на нее, что это произошло. И, наверное, она из-за этого задумалась, в разговоре это звучит так, по крайней мере. И потом постепенно сами собой стали шаги складываться. Естественно, когда молодой мужчина, тогда мне было 28 лет, встает вопрос о семинарии, наверное, ты сможешь стать священником. Практически все молодые мужчины или ребята, все такого возраста, скажем, старше восемнадцати, и, наверное, до пятидесяти, задают себе вопрос: наверное, ты сможешь стать священником. Потому что священников у нас нехватка в Русской Православной Церкви.
Константин Мацан:
— А этот вопрос для вас изнутри рос, или человек, попадая в окружение, молодой верующий...
Кира Лаврентьева:
— Горящий неофит.
Константин Мацан:
— Да, горящий, почему бы не в семинарию, не в священство. Сразу по умолчанию предполагается, а куда еще, только туда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это с двух сторон. С одной стороны, об этом говорят, а с другой стороны, появляется некая тяга к богослужению. Я практически сразу в себе это обнаружил, я очень быстро научился читать на церковно-славянском языке. Следующий пост меня потерпели мои, как назвать этих любезных людей — клирошане. Я-то не был, а они были, они давали мне читать псалтирь на Великий пост, но это было ужасно. Но они меня терпели пару недель, потом достаточно быстро стало все получаться. Тяга у меня точно сразу появилась, она до сих пор не остывает, это, наверное, это был один из поводов задуматься о монашестве серьезно. Эта тяга с одной стороны, непосредственно каким-то предметом, потому что хочется быть перед престолом Божиим, какое-то необъяснимое желание, хочется находиться внутри этого пространства, когда оно не наполнено ничем, кроме славословия Бога, молитв покаяния, спокойствием людей, их личной молитвой, соединенной с церковной. Все это, наверное, одно из лучших дел, которые по моей душе. Наверное. И плюс об этом говорят, напоминают тебе все время: ой, наверное, был бы хороший батюшка. И в этом ты находишься все время. Поэтому мысль сама собой появляется.
Кира Лаврентьева:
— Тут отец Давид, какая грань, у вас же очень хорошая профессия была. Вы же уже были состоявшимся человеком, вам не было ни 17, ни 18, вы не думали о выборе жизненного пути.
Константин Мацан:
— Даже не 19.
Кира Лаврентьева:
— Выбор жизненного пути, как некая проблема, вообще не стояла в вашей жизни на тот момент.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Совершенно.
Кира Лаврентьева:
— Поэтому вот тут-то и вся загвоздка, как вы отошли от такой хорошей успешной профессии, в которой вы были не последним человеком, как вы отошли от этого, полностью отказались? И мало того, что вы стали священником, вы же монахом стали — вот гвоздь нашего вопроса, нашей программы сегодняшней?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Кстати, как интересно, когда отказываешься от этой профессии, от жизни в Москве, достаточно сыто живешь, и приходишь в православную церковь, и вдруг твой стереотип, что все священники богатые, толстые негодяи на больших черных джипах...
Кира Лаврентьева:
— Развеивается моментально.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Абсолютно разбивается.
Кира Лаврентьева:
— Особенно, если по России поездить, посмотреть, как живут священники, с поминального стола питаясь, и собирая по копейке на ремонт храма.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Наверное, внутри работы произошел такой перелом. Так как режиссер эстрады и вся эта профессия подразумевает большое количество неоправданного праздненства, это постепенно стало так неинтересно. Я все время в этом что-то искал, я помню, что пытался наполнить смыслом какие-то эстрадные постановки, праздники. Но когда ты с начала октября по конец февраля какого-то года каждую неделю говоришь: с Новым 2013 годом! Или что-нибудь такое. А потом ты приходишь на литургию или открываешь Евангелие или молитвослов, и там какой-то смысл, а здесь он не очень находится. Наверное, это постепенно стало вытеснять, и я просто перестал понимать, что я делаю и зачем, и деньги перестали играть какую-то роль. Был какой-то страх, как же я откажусь от работы. Именно поэтому так получилось, что я оказался в Сызрани, потому что я не мог отказаться от работы. Московские духовные школы на заочное брали только либо уже священников, либо монашествующих. А я вроде и молодой, мог бы поучиться на очном, но я не стал, поэтому поехал учиться в Самару по знакомству. Наверное, нет такого красивого момента, что я отказался от всего. Просто мир стал терять свой смысл: а зачем? Зачем слушать вот эту музыку. Мне иногда попадается, что я слушал в студенчестве, думаю: зачем я вообще этим занимался? Все так неинтересно. На страницах Евангелия, внутри богослужебных текстов, в участии в социальных делах, в участии в каком-то чужом горе столько насыщенности, столько наполненности. Например, люди спросят: смотрите вы какой-нибудь сериал? У нас монастырь в городе, каждый Божий день к нам приходит какой-то человек с совершенно тупиковой ситуацией, полностью. Зачем мне какие-то выдуманные истории, если я постоянно нахожусь в том, что у людей такие проблемы.
Константин Мацан:
— Это как-то, по-моему, одного митрополита пригласили посмотреть филь Николая Досталя «Монах и бес» про жизнь монаха в монастыре, и митрополит ответил: да нет, я смотреть не пойду, я этот фильм и так каждый день смотрю у себя в монастыре просто по жизни — монах и бес.
Кира Лаврентьева:
— Так и есть. Мы, конечно, не будем спрашивать о тайнах внутреннего выбора, Промысла Божия.
Константин Мацан:
— Ну, а все-таки спросим.
Кира Лаврентьева:
— Прикровенная история. В нашей программе крайне сложно иногда эту черту соблюсти, не переборщить с вопросами. Отец Давид, этот выбор радикальный действительно осуществился потому, что кроме Христа и церкви вам перестало быть что-то интересным. Правильно я понимаю наш разговор?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Это было бы смело так говорить.
Кира Лаврентьева:
— Зато это правда.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Что насколько святоотеческим был выбор. Наверное, толчком был следующий эпизод. Почти когда мне исполнилось 30 лет, на тот момент я уже уехал из Москвы к другу священнику в Подмосковье, чтобы помогать ему восстанавливать приход, был там три года. Я уже учился в Самарской семинарии на заочном, ездил на учебу и все время задавал себе вопрос, надо как-то определиться, либо жениться, либо монашеский путь. Достаточно утомительно, появляется на приходе какая-нибудь молодая барышня в длинной юбке, глазки в пол, такая кроткая. Тогда я еще не знал, что, по святителю Василию Великому, миловидность обманчива, а красота суетна — эту истину надо юношам вешать над выходом из дома или из своей комнаты обязательно. Ты все время, раз в несколько месяцев ты влюбляешься или какие-то переживания романтические испытываешь. Мне это очень надоело, и я сказал: давайте этот вопрос как-то решать, надо понять, либо жениться, либо все-таки монашество.
Константин Мацан:
— Вы сказали это кому?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Священнику, у которого я был, который мне помог в Самарской семинарии, меня туда наставил, что мне надо туда. Он помог, сказал: хорошо, давайте решим тогда, что надо попробовать монашескую жизнь. Я же не был до этого ни разу в монастыре, не жил, не послушался. И меня отправили в Сызранский монастырь, месяц побыть, посмотреть, что как. И оказалось, что это опять что-то родное и опять же дома, и все замечательно. Не в смысле, что какой-то курорт. Ты самый последний человек, тебе надо со всем смиряться, вроде как ты образованный из Москвы, такой весь умный. Сызрань. А это дом. И это очень повлияло на выбор.
Константин Мацан:
— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в Сызрани. У микрофона Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА продолжается. Дорогие друзья, Христос Воскресе!
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Кира Лаврентьева:
— У нас в гостях иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы сегодня говорим о пути к священству и к монашеству отца Давида, и разговор этот необычайно интересен, как нам кажется.
Константин Мацан:
— Как мама среагировала на такое увлечение монашеством?
Кира Лаврентьева:
— Радикальное увлечение.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Я не ставил ее в известность, если честно.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Принимая иноческий постриг, я ее не предупредил. Я знал, что я не готов к этому разговору. На тот момент она уже была воцерковленным человеком, она вообще стала очень верующим человеком. Но я понимал, что для нее это очень тяжелое решение. Тем более представлял себе картину, что все, мы расстаемся навсегда. Сейчас я стараюсь ее достаточно часто навещать по разным поводам, то Рождественские чтения, то еще что-то. Поэтому она говорит потом, что я чувствовала, что что-то происходит, но разговор состоялся после. И это какая-то радость сквозь слезы, катарсис, выражаясь театральным языком. То есть она это полностью приняла сейчас, естественно, немножечко хвалится этим в среде своих друзей церковных, что вот у нее сын священник, монах. Но это был процесс. Когда был переход, она восприняла это с трудом, но с радостью.
Константин Мацан:
— А был момент, когда первые неофитские розовые очки спали и начались?.. Как сказал один мой знакомый священник про другого молодого на тот момент, только-только рукоположившегося священника, который по сорок минут исповедовал каждого к нему пришедшего. И опытный священник на это сказал: это пройдет, у него еще просто поповские будни не начались.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да. Я не помню этого момента. Я сейчас сравниваю с тем, что ты испытываешь в начале священства. Есть разные воззрения на то, что Бог дает какую-то излишнюю благодать, чтобы ты мог нестись, летать и все делать. Я думаю, что Господь очень доходчиво мне объяснил, что надо немножечко сбавить болезнь спины и поэтому нет никакой возможности исповедовать людей целыми сутками, надо себя немножко беречь, потому что можно потом и не встать. Я думаю, это такой технический у нас с Ним был разговор, Он знает, что я человек конкретный и мне надо конкретно объяснять: это делай, это не делай. И Он меня так вразумил, это, может быть, не духовный момент был, но, мне кажется, очень доходчиво.
Кира Лаврентьева:
— Кстати, отец Давид, в этом смысле сразу у меня вопрос возник один. Вы сказали, что вы вообще принимали решение о монашестве, я так понимаю, что это был ваш духовник, с человеком, который помогал вам устраиваться в Самарскую семинарию. Мы знаем, что есть несколько разных видов окормления, есть Лаврская традиция отца Кирилла Павлова, есть еще разные традиции, есть строгие, есть нестрогие. Вы так упомянули, что вы человек конкретный. Получается, что вам ближе конкретные благословения, конкретные указания? Или нет? Или вам скажут, делай, как делал отец Кирилл Павлов. Его спрашивают: батюшка, как мне поступить? А он говорит: а ты как хочешь поступить? Вашей душе, как ближе и как ближе вашей пастве, которая ходит к вам на исповедь? Какая традиция ближе вам в исповеди других людей? Что логично?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Думаю, что и мне и людям, которые считают, что я могу что-то посоветовать, все-таки надо давать свободу. Наверное, в этой конкретике, скорее, это мои личные отношения с Богом, не в смысле, что я требую от Него что-то конкретное.
Кира Лаврентьева:
— Я понимаю, о чем вы говорите.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Но этот разговор наш с Ним происходит через конкретные события. В течение жизни, когда я сейчас вспоминаю, что происходило, я понимаю, что все событийно.
Кира Лаврентьева:
— Все очень четко.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Режиссер, что поделать, профессиональная деформация. Но в разговоре с человеком нужно давать свободу. Когда я думал, что я хочу в монастырь, отец Иоанн Депутатов из Шатуры не говорил, что я выбираю тебе, благословляю, такого не было. Мы думали, даже был какой-то жребий, думали, в какой монастырь. Но как-то так случилось... Я помню, он меня сам спросил, вы мне доверяете, если я вам скажу, куда ехать? И мой был выбор, доверять, не доверять. Я мог сказать, что нет, я хочу в Оптину, там такие старцы, меня всему научат. Он меня спросил, я помню этот разговор: вы доверитесь моему выбору. Я сказал, что да, я доверюсь. И доверился. У нас почему-то такая есть школа, что должна быть какая-то инструкция, что священник это человек, который тебе дает пророчество, что не священник это человек, который эти пророчества должен воспринимать и выполнять. Это очень часто происходит.
Кира Лаврентьева:
— Знаете, отец Давид, все-таки тут традиция исихии, которая церкви нашей не чужда, стала основополагающей.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— В монашестве.
Кира Лаврентьева:
— Вспомним отца Иосифа Исихаста, у него настолько было все строго. Читаешь «Моя жизнь со старцем Иосифом» архимандрита Ефрема Катунакского, у тебя просто волосы встают дыбом. Но на самом деле ты видишь в этом тоже благодать, «дай кровь, прими дух», это тоже некоторая соль земли горстка его послушников. В итоге они разошлись по миру и основали множество монастырей, принесли огромный, сторичный плод за свое окормление строжайшее. То есть все-таки кому-то, возможно, это нужно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно. Абсолютно. Но у каждого креста свой размер, нельзя взваливать на человека крест. Кому-то, например, нужно читать Иосифа Исихаста, а кому-то, например... Мы с друзьями-священниками сделали в телеграмме канал «Соборяне», и мы просто делимся кружочками, обсуждаем какие-то нас волнующие тему. Многие люди пишут, что мы слушаем ваших соборян и сами начинаем о чем-то думать. То есть человек должен думать, смысл пути исихаста не в том, что это обязательная дорожка, которая тебя гарантированно приведет.
Кира Лаврентьева:
— Приведет к спасению.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— А в том, что ты будешь смиряться. Ведь смирение не в том, что человек должен себя в рубище одеть. Самый простой путь смирения это семья, в этом послушании. В монастыре та же самая семья. Когда я приехал в монастырь, у меня был такой искус, наверное, редкий из опытов исихии, когда садишься в электричку Самара-Сызрань после сессии в семинарии и уезжаешь в Сызрань, как бы навсегда, вроде бы. Я садился в эту электричку, и мне внутренний голос, понятно, от кого, говорит: какая Сызрань, ты москвич, у тебя два высших образования, ты зарабатывал такие деньги, Сызрань. Я вцепился руками в сумки, просто вцепился, сел в эту электричку, и как только двери захлопнулись, все пропало. Всё, я спокойно поехал. Такой опыт тоже нужен. Но ты приезжаешь, ты с образованиями, а там монастырь провинциальный, и ты там последний человек, смиряйся, иначе ты просто без Бога ходишь там, нос подняв, что эти все ничего не знают, по-славянски толком не читают, что они там знают. Нет, будь добр смиряйся, если ты хочешь любить, смиряйся.
Кира Лаврентьева:
— Получается, что истинное смирение для монаха понятно, в монастыре, а для семейного человека, в семье. Вопрос усмирения собственной самости, о том, чтобы отойти от ветхого человека в общении с каким-то строгим или нестрогим духовником, для семейного человека не стоит. Правильно? При правильном подходе человек и сам от собственной самости освободится, если он будет служить ближнему своему. Так ли это?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не сам. Бог точно определяет человека.
Кира Лаврентьева:
— Конечно, все это с помощью Божией, естественно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У нас в монастыре сейчас четыре священника монаха, игумен и трое иеромонаха. Мы очень разные, один строгий, серьезный такой; один мягкий; один просто ничего не говорит на исповеди никому; один пытается добиться результата психологически. Мы очень разные.
Константин Мацан:
— А вы какой? Кто вы из этих трех?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Не буду рассказывать. Мы меняемся периодически.
Константин Мацан:
— Ротация происходит.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И получается, что когда Великий пост или какой-то промежуток, человек решил, что ему надо попасть на исповедь, я вижу, как человек двигается, куда ему нужно, как Бог его двигает, я видел это много раз. Человек пришел... Мне сами говорили люди, что они пришли, знают, что вот этот строгий и не хотели к нему попадать, хотели к мягонькому, чтобы он по головке погладил и все простил. А так выходит, что к нему надо, как-то и не стояли туда, но что-то кто-то ушел, кто-то застрял, и надо к нему идти, и они идут и потом счастливы, говорят: это то, что мне было нужно. Это и было для меня самое главное открытие, что Бог не набор правил, не книга, Он Личность, Он с нами общается, Он с нами взаимодействует, ты только руку протяни. Я помню, как я сидел под Сикстинской капеллой в Риме и смотрел на эти нестыкующиеся пальцы Адама и Бога полчаса, потом только понял, что это и есть то место, когда человек выбирает Бога или грех. И это самая важная иллюстрация. Мой выбор, я выбираю, моя свобода, но я могу не выбрать. Если эту свободу отнять, то не имеет вообще ничего смысла. А приобретение этих качеств — путь, вы сказали все правильно, и в семье можно и на работе, и в армии, и где угодно, куда Бог тебя поставит. Если ты сам пришел, напросился на крест... Как детям, хороший фильм «Мой крест», напросил себе крест, ну, извини, пожалуйста, попробовал, лучше свой, какой у тебя есть. Самый желанный и любимый крест тот, который на тебе.
Константин Мацан:
— А то, что вы рассказали про искушение, когда какой-то голос, понятно, что не чувственный, не физический голос вы в себе слышали, а мысль приходит, куда я еду, у меня два высших образования, я состоявшийся человек — и Сызрань. Даже слово в этом контексте не привлекательное, какое-то провинциальное. Так можно почувствовать, понятно, что замечательный город и тут нет никаких иных коннотаций. А как определить, что этот голос не сверху, а снизу? Кто-то скажет, что это же здравый смысл?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— У меня такой критерий выработался. Я не могу быть на первом месте. Как только мой внутренний голос или мои собственные мысли или то, что я делаю, является тем, где я на первом месте, это точно не от Бога. Потому что я не может быть первым, это невозможно.. Мы может быть вместе с Богом, а я невозможно. И Сызрань действительно замечательный город, прекрасные люди там.
Константин Мацан:
— Здесь никаких сомнений.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Особенный юмор, я убеждаюсь, что юмор это что-то Божественное. Полюности я шутил над тем, что Сызрань это в глубине глубинки.
Константин Мацан:
— Серьезно?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Сейчас жители Сызрани не поняли, конечно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— С жителями Сызрани мы с большинством знакомы, у нас небольшой город, всего сто пятьдесят тысяч.
Константин Мацан:
— Есть города, у которых в самом названии есть что-то ироничное.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, да, да. Если вы помните, какое-то количество лет была Караганда из анекдота, потом еще что-то, а потом в начале, в середине нулевых по телевизору в КВН, если хотели про глубинку сказать, стали говорить Сызрань. Мы это подхватили. И о чудо, именно Сызрань стала тем городом, где я подвизаюсь. Это Божественно, это почти как жираф или гиппопотам, настолько же здорово и Божественно.
Константин Мацан:
— Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в городе Сызрань, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Помню, была на позднем советском телевидении программа «Веселые ребята», которую делал Андрей Кнышев. В тот момент везде гремела песня «Комарово», и авторы этой программы, как бы пародируя жанр соцопроса на улицах, подходили к какому-то человеку на улице, который, само собой разумеется, был актером, это не скрывалось, это была игра. И человек говорил: что из каждого утюга Комарово, Комарово, Комарово, что, нет других городов, я вот, например, из Сызрани. Я помню, что это название города меня тогда вдохновило, я тогда впервые его услышал и запомнил. Какие в этом смысле особенные искушения преодолевает священник и монах? Вы рассказали о первом искушении, ехать — не ехать, и мы заговорили о розовых очках, которые спадают. В чем вы сегодня не равны себе десять лет назад, как священник и христианин.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наверное, одно из самых тяжелых искушений для священника и монаха это не вдаваться сильно в какие-то утешения.
Константин Мацан:
— Это как?
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Ну, например, я знаю, что я очень сластолюбив. У меня даже есть такая маленькая болезнь, если я открываю шоколадку и начинаю ее есть, следующее, что я помню, как я доедаю последний кусочек.
Кира Лаврентьева:
— О, точно.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо не открывать шоколадку. Это для священника и монаха довольно тяжело, потому что народ у нас очень добрый. Сызрань — город, наполненный верующими людьми, которые хотят подбодрить и сладкое приносят, каноны у нас наполнены сладостями, и сладкое в доступе. Если его даже чуть-чуть каждый день есть — это катастрофа, это достаточно тяжело. Хочется как-то утешиться, ты наслушался за день чужих проблем, включился в какие-то всем сердцем, в какие-то не всем сердцем. Потом...
Константин Мацан:
— Эндорфины нужны.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Нужны не эндорфины, а дофамин, который лучше, да?
Кира Лаврентьева:
— Там целая система.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Наоборот дофамин это легкий, который шоколадки, а эндорфин это занятия спортом, еще что-то, которые лучше.
Кира Лаврентьева:
— Они вырабатывают серотонин, гормон счастья.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И поэтому надо себя понуждать каждый день не скатываться в это простое утешение. Оно может быть и разным для церковных людей и это легко: побольше поспать, с кем-то побольше поговорить, поболтать. Постоянно ты с этим сталкиваешься, потому что хочется облегчить вроде, а на самом деле это иллюзии. Каждодневный труд, сизифов труд, наверное, одно из самых сложных искушений. Как отец Дмитрий Смирнов, мой очень горячо любимый человек, мы с ним немножко были знакомы, говорил, что из ста людей тебя услышат двое, ты увидишь это собственными глазами. Почему многие священник перестают так активно проповедовать, проводить длинные беседы? Потому что действительно из ста человек тебя услышат только двое. За пять лет огласительных бесед, последний год я не так интенсивно их веду, а четыре года я вел в монастыре огласительные беседы. Монастырь у нас один в городе, крестим мы треть людей в городе. Соответственно, я посчитал, за четыре года я побеседовал на огласительных беседах где-то с тремя с половиной — четырьмя тысячами людей. Как вы думаете, сколько из них я еще видел в храме?
Кира Лаврентьева:
— Ну да.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— По пальцам рук, ног, чуть больше, то есть меньше одного процента. Руки могут опуститься, и все время приходится себе напоминать, что ты делаешь это не для того, чтобы у тебя показатели росли, а потому что Бог тебе сказал это делать. Он сказал: делай, ты можешь говорить, говори, можешь молиться, молись, делай. Не важно, что будет дальше. Это для священника, наверное, самое сложное испытание.
Константин Мацан:
— Мне кажется это вообще универсальный рецепт для любой деятельности по жизни. Делай дело Божие, а Бог сделает твое дело. Кто-то об этом тоже часто говорит, что надо прилагать усилие, делать свое дело, а результаты, количество просмотров и прослушиваний оставить Богу.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Да, если ты на себя трезво взглянешь... Я знаю, что я человек тщеславный, потому что в ГИТИСе это все разрослось, это профессиональная болезнь актерствующих и творческих людей.
Константин Мацан:
— И режиссерствующих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И режиссерствующих и поющих.
Кира Лаврентьева:
— И говорящих.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И я через день на неделе слышу: а, отец Давид, какой у вас голос замечательный. Могу на службе что-то такое спеть из Византийского, мы перешли как раз. Если ты понимаешь, что ты тщеславный, то ты понимаешь, что Бог, любя тебя, не пошлет смотреть на твой результат, потому что ты его примешь на свой счет: я провожу огласительные беседы, храм наполнился, я молодец. Зачем это? Поэтому, видя свои недостатки, ты понимаешь, как Бог действует. Вроде как простые слова, звучит слишком просто, но это очень помогает, каждый раз взбадриваться, что Бог работает, и ты работай.
Кира Лаврентьева:
— Это очень интересно. Правда. Отец Давид, а есть ли такой момент, когда люди приходят в монастырь и хотят поговорить с вами, не как со священником, которому нужно приносить по сути свои грехи, может быть, спрашивать каких-то духовных советов, а на часы пытаются развести с вами психологическую беседу, по сути дела, бесплотную совершенно, как мне кажется. И что вы советуете в таких случаях другим священникам, может быть? И что бы вы посоветовали молодым священникам, семинаристам? Тут же тоже две крайности. Одна это младостарчество, когда нам кажется, что мы вообще все знаем, синдром молодого специалиста, как говорит Костя, исповедь на сорок минут. Ты с любовью ко всем, тебе кажется, что именно ты сейчас послан этим людям, чтобы наставить их на путь истинный. Это потрясающее, наверное, тоже состояние. А другая крайность, когда кажется, я вообще ничего хорошего тут сказать не могу, я буду молчать, прости, благослови, иди, больше не греши. Где здесь грань преломления? Знаю еще, что некоторые духовники и священники на исповеди, когда совсем не знают, что нужно человеку, что ему посоветовать, что сказать, просто стоят и за него молятся. И как показывает их практика, это самое эффективное средство коммуникации с человеком, между духовником и человеком на исповеди.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Доброе слово серебро, а молчание золото однозначно. Святой человек сказал. Промолчать всегда хорошо, лучше даже промолчать. Я поначалу, когда был молодым священником, ой, стыдно даже как, пытался все всем объяснить, второй неофитский был период. А потом я понял такую вещь, что человек из разговора с тобой вынесет, скорее всего, одну мысль. Да, не факт, что тебе нужно ее только сказать и больше ничего не говорить, так только такие подвижники духа, как в будущем, скорее всего, канонизированный Иоанн (Крестьянкин) тоже так делал, как его называли «скорый поезд со всеми остановками». Он всем говорил одну вещь и всё. Сравнивать нельзя и поэтому больше приходится что-то говорить. Очень важно, мне кажется, любому священнику понимать, что Бог через него действует. У меня был такой случай. Когда я вспоминаю его, убеждаюсь, что мои слова Бог в ушах другого человека исправит на нужные, если я не буду при этом пытаться повлиять на мир. У меня знакомая, я из общения с ней знаю, что она очень чувствительна на запахи, очень сильно. В каком-то разговоре несколько лет назад она мне стала жаловаться, что вот, я никак не могу выйти замуж, в этом то не так, в этом сё не так. Я тогда, еще будучи обычным мирянином, сказал ей: если тебе Бог пошлет такого жениха, в котором все будет как надо, как ты мечтала, но у него будут ужасно пахнуть ноги, пойдешь ты за него замуж или нет? И она задумалась. Проходит три года, и она мне пишет, тогда я уже стал священником: отец Давид, я так тебе благодарна, помнишь, мы с тобой говорили, что если мне Бог пошлет жениха, а у него все будет прекрасно, только у него будут кривые зубы, смогу ли я выйти за него замуж? Так вот я решилась, и он за месяц до свадьбы пошел и все зубы переделал, спасибо тебе. Я точно помню, что я говорил про один недостаток, она точно помнит, что я говорил про другой. Вот так. Смысловых слов в нашем мире два: Христос Воскресе. Все остальное это комментарии. В этих комментариях, мне кажется, Господь способен нас немножечко подправить.
Константин Мацан:
— Как-то была на Радио ВЕРА и не раз в программе замечательная психолог, заслуженная, очень опытная учитель и педагог Татьяна Воробьева. Всегда с потрясающими советами. Из последнего общения с ней я запомнил, она подсказывала родителям, как общаться с детьми, и мне кажется, это универсальный совет вообще для общения с людьми. Она говорит: не говорите долго, мысль свою выскажите кратко, дети долго не слушают, не воспринимают и не запомнят. Сказал два слова, повторил и забыл. Не повторяй еще раз, не разжевывай, не комментируй, без подробностей. Это может остаться где-то в сердце, в памяти, в душе. Это первое. А второе, что все обязательно с любовью. Начинать любой разговор с ребенком, как я ее услышал: слушай, что я тебе сейчас скажу, потому что я тебя люблю и я хочу, чтобы тебе было лучше, удобнее, благо. Эту мысль можно выразить разными словами, но главное, чтобы посыл был, а дальше коротко свою мысль. И всё, отстаньте от ребенка. Мне показалось, что это универсальный совет для общения со всеми людьми.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— И детей точно приобнять надо при этом, сто процентов. В воскресной школе, у меня миссия такая, я ее руководитель, но я понимаю, что я прихожу туда для того, чтобы их обнять и послушать, это самое главное. Остальное само собой получается, разговоры и какие-то важные истины. Но это самое главное.
Константин Мацан:
— Последний вопрос, время наше подходит к концу, но очень интересно спросить. Вы как режиссер какое-то особое измерение богослужения видите? Потому что складывается ощущение, что человек, который ставил на сцене спектакли, потом и Богослужение созерцает как действие, но священнодействие, и видит, грубо говоря, в том некий архетип для любого театра вообще, но все-таки священный архетип.
Иеромонах Давид (Кургузов):
— Поначалу, когда воцерковлялся, я немножко все делил, само таинство меня очень сильно вдохновляло. Евхаристия стала важнейшим элементом жизни, но при этом все было немножко отдельно. Я расстраивался из-за того, когда священник ошибался в богослужении, делал даже замечания, такой был ретивый. А потом со временем это стало единым целым. Безусловно, есть вечернее богослужение, есть литургия, есть великопостное богослужение, но это стало каким-то единым и неделимым. Вроде можно выделить отдельно, есть иконы, есть текст, есть пение, есть возглас, есть ответ народа, лик, который сейчас заменяет хор. Но оно стало совершенно неделимым, единым целым. Мы же с вами знаем, что богослужение на земле совершается непрерывно, целый день. А спектакль, постановка, фильм имеет начало и конец, драматургия, развитие, потом схождение. В богослужении, если его понимать, если в нем немножко разбираться, если это твоя форма общения с Богом в том числе, она тебе близка, то нет начала и конец. Оно прерывается на время для того, чтобы мы могли не сойти с ума, и чтобы ноги наши выжили, мы могли на них стоять. Всё. А остальное всё непрерывно, единое целое.
Константин Мацан:
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Иеромонах Давид (Кургузов), клирик Вознесенского мужского монастыря в замечательном городе Сызрани был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». В студии у микрофона была Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Христос Воскресе!
Кира Лаврентьева и Иеромонах Давид (Кургузов):
— Воистину Воскресе!
Константин Мацан:
— До новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
Все выпуски программы Светлый вечер