Гость программы — Владимир Легойда, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.
Темы беседы:
- Трагедия в Казани;
- Распространение информации в современных СМИ;
- Изучение религий молодыми людьми;
- Поиск своего предназначения и самореализация — христианский взгляд.
Ведущий: Константин Мацан
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера», здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан, а с нами на связи сегодня в этом часе «Светлого вечера», как обычно по пятницам, Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО. Добрый вечер.
В. Легойда
— Добрый вечер.
К. Мацан
— Говорим мы с вами в продолжающиеся дни пасхальные до Вознесения, до Пятидесятницы даже в каком-то смысле мы этот праздник продолжаем в сердце нести, но начинать приходится с темы трагической, о которой не нужно говорить долго и мусолить, но вовсе о ней не сказать невозможно, я имею ввиду, конечно, трагедию в Казани 11 мая, в результате школьной стрельбы в одной из школ Казани погибли 9 человек и более 20 пострадали, как вы можете, не то, что даже это прокомментировать, у вас был комментарий на эту тему, а как раз о том, что слишком много об этом говорить в СМИ не следует, но о чем вы в этой связи можете сказать?
В. Легойда
— Вы знаете, я, может быть, его бы повторил, поскольку не думаю, что все наши уважаемые слушатели читали, я, собственно, о двух вещах хотел сказать по поводу этой ужасной трагедии, безусловно, и выражая еще и еще раз соболезнования родственникам и близким погибших и желая скорейшего выздоровления тем, кто пострадал, я могу сказать, когда все бросились обсуждать, причем на эмоциях, в первый же день с утра до вечера во всех соцсетях, что «как ужасно, наши школьники не находятся в безопасности, это чудовищно, надо срочно вооруженную охрану» и прочее, вот насколько я понимаю, в этой школе была охрана, была тревожная кнопка, все это успели нажать и вызвать полицию, мне все-таки кажется, что трагедия в Казани обнаружила не проблему отсутствия безопасности в школах, поскольку ведь этот стрелок мог пойти в больницу, он мог пойти в торговый центр, мог пойти на спортивную площадку, куда угодно, она обнаружила проблему все-таки в первую очередь к доступу на разрешение приобретения оружия психически нездоровых людей или еще более сложную: людей, которые в принципе приобретают разрешение на оружие, пройдя все процедуры, а потом вот у них что-то с головой случается и это вообще проблема, которую непонятно, как решать, но вот в первую очередь все-таки, чтобы решить проблему, нужно найти ее подлинные причины, потому что можно укреплять, потратить много сил и средств, посадить в каждой школе вооруженную охрану, а в следующий раз стрелок пойдет в больницу, и что мы тогда будем делать? А вот что касается доступа к получению разрешения на оружие, то здесь я могу сказать, что так случилось, что мне пришлось на охотничье ружье получать разрешение, и я его получал в Москве в 15-м году и в 20-м, и я могу сказать, что, конечно, некоторые изменения произошли, в 15-м году просто все справки покупались, не в том смысле, что я не хотел ничего проходить, а не надо было ничего проходить, ты приходишь, говоришь: «Мне нужна справка от психиатра», тебе говорят: «Вот здесь заплатите, вам выпишут» или просто выписывали, и единственный врач, с которым в 2015 году я общался, был окулист, вот я помню, окулист меня смотрел. В 2020 году это уже была более такая сложная процедура, пару дней пришлось этим заниматься, чтобы собрать все справки, есть некая форма, и окулист, и на обнаружение наркотических веществ в моче надо было сдавать анализ, и было собеседование с психиатром: по твоему месту жительства в поликлинику ты приходишь, там очередь живая большая к психиатру, причем она такая двойная, потому что надо заплатить и надо побеседовать, молодая врач, я думаю, что не более пяти минут я с ней беседовал, она спросила: «Зачем приобретаете оружие?» Я сказал, что вот охотничье ружье — «А на кого вы собираетесь охотиться?» и вопрос такой, который, наверное, непосредственно связанный с состоянием был один, насколько я помню: «не слышу ли я какие-то голоса в голове?» Но повторяю, тут несколько минут, я не специалист, я не знаю, может быть, врачу достаточно этих нескольких минут, чтобы посмотреть на человека и, задав эти три, четыре, пять вопросов, понять, что он в порядке, никаких тестов я не выполнял многочисленных, просто отвечал, может быть, этого достаточно. Хотя я, честно говоря, на обывательском уровне сомневаюсь в этом, поэтому понятно, что надо ужесточать вот эту процедуру — это первое, но при этом, кстати, я об этом тоже писал, я уверен, что часть из этих людей, кто сегодня говорит о том, что «надо ужесточать, как так случилось?» — вот когда ужесточат, они будут говорить: «что это за страна, невозможно получить разрешение, бегаешь по врачам», хотя, конечно, это какую-то проблему вызовет, потому что просто много людей, я видел это в живой очереди, там почти все были за подобными справками. А вторая важная вещь, которая мне представляется, об этом, кстати, я не писал, она связана с тем, что, конечно, наше информационное поле, наше культурное поле, оно насыщено образами, связанными с насилием, об этом писали какие-то наши православные общественники, многие, точнее, приводили примеры из песен, рэп-песен и прочее. Я не сторонник того, чтобы буквально воспринимать это и считать, что коль скоро в культурном пространстве попсы или еще чего-то есть всякие такие примеры, то это линейно отражается на наших детях, я не считаю, что это так, но это безусловно отражается, точно также, как в свое время, когда появился первый фильм «Тарзан», то дети стали делать «тарзанки», прыгать и ломали руки и ноги, и любой травматолог скажет, что количество обращений в травмпункты, оно тогда возросло, поэтому это нельзя ни преувеличивать, ни недооценивать. Понятно, что мы все из тех, кто в каком-нибудь «Тик-Токе» повторяет эти строчки, сейчас уже печально знаменитые, поскольку их часто цитируют, там что-то про «а-ка» — автомат Калашникова, еще что-то, я даже сам видел, какие-то девчонки это поют, понятно, что вряд ли эти девчонки возьмут оружие, но то, что для кого-то это, как сейчас принято говорить, станет триггером — это очевидно, мне кажется, потому что это дополнительная такая атмосферная, что ли, помощь людям, в том числе, с неустойчивой психикой, которые что-то в этом могут услышать, как обращение к ним лично и прочее, хотя, конечно, тут специалисты должны говорить, но мне кажется, что общая атмосфера, она, конечно, важна и поэтому вопрос воспитания — это важный вопрос, тем более, что стрелок — вчерашний школьник. Ну и третий момент, о котором я тоже писал, с чего мы начали — это то, насколько об этом нужно говорить. Вот посмотрите, я там привожу известный пример, для любого человека, который занимался этой проблемой терроризма и так далее, в каких обществах практических нет террористических актов — в обществах тоталитарных, ну, во-первых, там проще какие-то вещи отслеживать, а во-вторых в тоталитарном обществе, даже если теракт произойдет, о нем никогда не расскажут. Теракт имеет две цели, первая — это непосредственно уничтожение людей или какого-то здания и так далее, и, может быть, не менее важная цель вторая — это резонанс, который сеет панику, страх, который прославляет этих людей в зависимости от мотивации и поскольку этого нет, то, собственно, обессмысливается во многом сам этот акт. Понятно, что это не повод сегодня отказываться от демократии и призывать к возвращению или к построению тоталитарного общества, это я хочу подчеркнуть, конечно, не повод, но у демократии есть своя цена и надо следить хотя бы за тем, чтобы эта цена не была слишком высокой, а для этого важно понимать, что не нужно особенно непроверенной информации, особенно каждому, у кого есть свой блог, я представляю, человека переполняют эмоции, ему хочется что-то написать, там: «Казань, мы с тобой!» дальше начинаются перепосты каких-то записей: «там было три человека, два человека, все в панике, ужас», все это начинает нагнетаться, огромное количество непроверенной информации тут же вбрасывается и мгновенно везде рассылается, самое главное, что для людей, которые никогда не решатся на подобные террористические акты или связанные с психическими отклонениями поступки, для людей, которые никогда не решатся, эта информация исключительно служит к запугиванию или преимущественно она пугает нас, нормального человека это пугает или возмущает, никакой пользы от этого ни обществу, ни для конкретного дела нет, а для тех людей, которые способны на это — это только дополнительная мотивация: «вот смотрите, какой парень пошел и вот про него целый день говорят не только на всех каналах, не только на всех больших сайтах, но и в каждом блоге про это пишут» — вот этого делать просто не нужно, я, естественно, далеко не первый, кто об этом говорит, но я глубоко убежден, хотя многие, наверное, с этим не согласятся, что этого делать не нужно, нужно себя сдерживать любому блогеру, особенно чем больше у тебя подписчиков, тем более аккуратно нужно об этом говорить. Мне кажется, что вполне можно ограничиться выражением соболезнований.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» на связи. Продолжая эту тему, которую вы начали и уже несколько, может, отвлекаясь от самого содержания этой чудовищной трагедии в Казани, как вам кажется, то, что вы озвучили про некоторое такое самоограничение блогеров в распространении на эмоциях в первые часы информации какой-то, каких-то даже, может, благих призывов к солидарности, публичном выражении сочувствия, это касается лично людей, нас, каждого у которых есть свой блог в той или иной социальной сети. С другой стороны, вы говорите и про медиа, про СМИ, и в вашем комментарии, который вы уже опубликовали в письменном виде у себя в «Телеграме», на сайте журнала «Фома» был призыв и к медиа, к какой-то более взвешенной редакционной политике в дни таких трагедий, выразить соболезнование, сообщить о количестве жертв, пострадавших, что требует профессия журналиста, но не крутить постоянно, не говорить об этом весь день. С одной стороны, мысль понятна, с другой стороны, также понятно, как устроены медиа, вот как вам кажется, это не слишком такая пустая надежда, что в какой-то редакции телеканала, редакторы же, знаете: вот есть главная новость дня, но мы о ней будем говорить очень ограниченно, мы не будем с ней перебирать, хоть это объективно главная новость дня.
В. Легойда
— Я не хочу сейчас вдаваться в дискуссию о том, что значит объективно главная новость дня, но вот смотрите, я вам просто приведу пример, чтобы было понятно, что я имею ввиду: вот недавно многие, наверное, знают, читали об этом, слышали — в своем доме закрылся в Подмосковье где-то, если я не ошибаюсь, и открыл стрельбу по приехавшим к нему проверить законность хранения оружия полицейским хозяин этого дома и так случилось, поскольку я смотрю социальные сети, «Телеграм» и прочее, то мне все время эта новость в течение нескольких часов, почти полдня, если я не ошибаюсь, мне попадались сообщения на эту тему, причем из вполне себе известных авторитетных средств массовой информации самых-самых разных. Я до сих пор не понимаю, что там произошло, хотя в какой-то момент я даже попытался в этом разобраться и посмотреть. Огромное количество совершенно противоречивой информации, в моменте, пока это все происходило, практически ежечасно последующая информация опровергала предыдущую, об окончании операции силовиков я прочитал несколько раз, то есть «закончилась — нет, не закончилась, продолжается» и так далее — вот это все для чего? Я сейчас говорю, условно говоря, в идеальном мире: есть некая ситуация, приехали силовики, работают, ситуация завершена, выдана информация: вот сегодня то-то, то-то произошло и выдана корректная информация, когда это все завершено — на месте работают камеры, чуть ли онлайн репортажи, которые не могут содержать достоверную информацию, потому что люди, которые занимаются штурмом забаррикадировавшегося преступника не будут давать никаких интервью, все остальное — это догадки, разговоры: «А вот вы здесь живете, в этом поселке? — Да. — Ага. А вот что вы увидели? — А я увидел, что вот в два часа кто-то начал стрельбу» — а рядом идущий человек говорит: «Да не в два, а в полтретьего» — вот это все зрителю для чего? Что это нам дает, кроме того, что это безусловно щекочет нервы, потому что ты понимаешь, что в данный момент где-то в доме сидит человек, который, видимо, из разных видов автоматического оружия, а также с использованием гранаты отбивается от приехавших силовиков. Вот какая в этом общественная польза? Никакой. Вред совершенно очевиден. Приведу хрестоматийный пример о том, как один из журналистов в прямом эфире, который могли видеть террористы, сказал о том, что спецслужбы собираются штурмовать захваченное ими здание, понимаете, он просто принес очевидный совершенно вред находившимся там заложникам, вот и все, а можно сказать: «а что такого, он выполнял свою работу» — нет, он ее выполнял плохо и мне все равно, что там будут говорить и думать, я категорически с этим не согласен, не нужно об этом говорить, в этом нет общественно значимой информации, вот пример, который я вам привел с человеком, который в своем доме отстреливался от силовиков, он очевидный: целый день огромное количество журналистов было занято тем, чтобы об этом писать, информация не проверялась и не могла быть проверена на достоверность, просто не было возможности, но зато мы все это читали очень много и совершенно разной, повторяю, недостоверной, пустой информации. В чем вы правы и что самое грустное здесь: то, что изменить эту ситуацию радикально практически невозможно, поэтому я и говорю только о сознании, если хотите, о совести и о профессионализме каждого отдельно взятого журналиста, редактора, главного редактора. На слова о том, что «мы не можем молчать о том, что объективно является главной новостью» могу сказать одно: можете, это вопрос редакторской политики и это вопрос воли. Да, конечно, вы можете молчать, вы просто на этом что-то потеряете: вы потеряете трафик, вы потеряете в этот день, в этот момент какое-то количество читателей и зрителей, это так, к сожалению, но вы приобретете, может быть, нечто большее: какую-то спокойную совесть и спокойное состояние души, что вы не внесли еще больше страха, раздрая и зла в наш и без того страшный и злой мир.
К. Мацан
— Да, спасибо вам за эти слова. Еще одно измерение этой ситуации, о котором я не могу вас не спросить, как культуролога, как человека, который с миром религиозных тем плотно соприкасается и в работе на церковной должности: человек, который открыл стрельбу, отчисленный студент, юноша в своем «Телеграм-канале», в своих соцсетях назвал себя «богом». Меня очень порадовало, что я не видел после этой трагедии комментариев каких-то, знаете, разыгрывающих религиозную карту, понятно, что это мысль нездорового человека, но я вот о чем хотел бы здесь спросить: как вам кажется, эта ситуация, этот факт, что здесь как-то имя Божие было привлечено, какой-то религиозный мотив был привлечен, ведет ли это, должно ли вести к обсуждению, дискуссии о все-таки необходимости преподавания религии в школах о том, что вот именно для исключения подобных ситуаций, для профилактики подобных вещей даже не среди людей нездоровых ментально, а среди вот воспринимающих нужно и должно детям знать, что такое религия и чем она отличается от фанатизма, от просто каких-то извращенных своих форм, что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Я думаю, что если отталкиваться от вашего примера, связанного с этой ситуацией, то ответ: нет, этот вывод не следует, потому что, как вы сами сказали совершенно справедливо: из всего, что мы знаем, по крайней мере. на сегодняшний день, на данный момент — это человек психически нездоровый, а значит, он мог себя назвать кем угодно и если предположить, что у него не было, а вот если бы был бы курс истории религии или основы религиозной культуры, то он бы этого не сделал, то, в общем, это предположение практически пустое, потому что психическое отклонение, оно все это сметает, все ваше полученное образование. А вот если вернуться к тому, о чем я сказал чуть раньше, об общекультурной атмосфере, вспомнить о том, что рамки культуры определяются существующей в любой культуре системе табу, то здесь, конечно, размытость вот этих табу и неких запретов, чтобы, может быть, здесь не пахло каким-то фрейдизмом, скажу, что дело не в том, что это можно не называть табу, но это просто шкала ценностей, можно и нельзя, вот за эту черту я заступаю, за эту нет, в доме повешенного не говорят о веревке и так далее, то есть все эти вещи, которые испокон веков культуру конструировали, и вот здесь, конечно, очень важно, но повторяю, не применительно к тому, что этот юноша себя так назвал, а применительно вообще к сложной картине мира, к понимаю, что есть что в этой жизни, это, конечно, очень важно. Я могу сказать, что это всегда находит благодарный отклик, вот я, например, с огромным удовольствием занимаюсь с нынешними первокурсниками культурологией и, вы знаете, я могу сказать, что интерес только нарастает, понятно, что тут очень сложно делать какие-то обобщения и год на год не приходится, но в этом году у меня исключительно положительные впечатления от студентов первого курса, которым я читаю культурологию и от магистрантов уже на шесть лет их старше, которым я читал, мы это обсуждали, курс «Политические коммуникации современной Церкви», но некое направление вот этого интереса выраженного я вижу, и я думаю, что просто очень важно, у меня такое впечатление, что отчасти этот интерес и жадность даже по поводу этой информации и знаний, которые мы пытаемся получить с ребятами, он связан как с тем, что это человеку свойственно — вопросами задаваться такими, связанными с религией, но также это связано и с тем, что они этого ничего не знают.
К. Мацан
— То, что вы говорите, для меня интересным образом рифмуется с тем, о чем в вашей последней программе «Парсуна» говорил академик Александр Чучалин: что он поражен современными студентами, своими студентами, с которыми он работает во Втором медицинском университете, студентам же, как я понял из его интервью, запретили во время пандемии приходить в больницы на практики какие-то, и студенты стали устраиваться в больницы санитарами, медбратьями, чтобы быть там, чтобы помогать, с одной стороны, а с другой стороны, стали организовываться в какие-то группы, проводить такие в кафе сами с собой мини какие-то конференции, делать доклады друг для друга, чтобы держать руку на пульсе, чтобы в этой ситуации себя активно проявлять и учиться, и вот такая активность, которую он связывает с той ситуацией пандемии, в которой врачи оказались именно как врачи, как люди, с вызовом столкнувшиеся, его очень сильно порадовала, и вот вы сейчас говорите про студентов, которые активизируются в изучении какой-то темы.
В. Легойда
— Да, безусловно, и спасибо большое, что вы вспомнили этот пример, который привел Александр Григорьевич, замечательный, удивительный человек, выдающийся ученый, легендарный врач, мне тоже этот пример запомнился очень, и я так и вижу этих студентов, которые собираются в кафе, и один рассказывает, чуть ли не лекцию читает по какому-то интересующему их вопросу, они все это обсуждают — это очень здорово, это очень сильно вселяет надежду, но это не значит, что мы решили все проблемы с образованием и так далее, я как раз-таки вижу, что этот интерес, возвращаясь к своим примерам, он есть некий индикатор серьезных пробелов образовательных, потому что это интересно, в том числе, и потому моим студентам, что для них, для тех, кто интересуется, конечно, это не сто процентов аудитории, но для них это очень интересно, потому что они всего этого не знают, им никогда про это не рассказывали и это как раз проблема.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». У микрофона Константин Мацан, мы вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается, еще раз здравствуйте, уважаемые друзья, у микрофона Константин Мацан, на связи сегодня с нами и с вами в этом часе «Светлого вечера», как всегда по пятницам, Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО, мы продолжаем наш разговор. Вы в конце прошлой части нашей программы заговорили про своих студентов, про то, что вы в них отмечаете такой живой активный интерес к изучению религий, о каких-то аспектах культурологических, социологических, связанных с институтом религии, с Церковью современной, я вот о чем еще хотел спросить, я почему-то сейчас вспомнил, когда я еще учился в институте с одной моей однокурсницей у нас был такой разговор: она сказала, что мне бы было интересно поизучать историю религий, но именно общую, чтобы в курсе были разные религии, чтобы я получила какую-то общую картину, а вот не просто про свою традицию, про свою культуру, про Церковь, про православие, и эти отзывы я встречал нередко, и в этом есть некоторый такой симптом и общая черта, что вот про свое мы вроде как все понимаем, это как-то так, учебник истории, в школе преподавали, как минимум, Средневековую Русь, это такое, вроде бы известное, а вот чтобы про все, про весь мир, про разные религии, чтобы увидеть общую картину — это интереснее и за этим, как мне показалось и кажется до сих пор, читается, во-первых, такое желание быть толерантным, желание показать свою какую-то не узость, готовность принять все, а еще, может быть, следующим таким фоновым моментом: представление о том, что, в принципе, вот это все об одном, все религии примерно об одном и хорошо бы иметь общую картину, и это уже то, что я очень часто слышу даже от атеистов, которые были собеседниками моими в программе «Не верю!» что давайте отовсюду возьмем лучшее, это будет такой правильный рациональный подход и это будет такое здравое отношение к религиозному вопросу, что вы об этому думаете?
В. Легойда
— Я думаю, что вывод о том, что религия об одном, он может, так и не следует из того, что вы сказали и следует он, наверное, в том смысле, в чем религия действительно об одном, я не вижу в самом по себе этом тезисе большой проблемы, религия об одном, но только в том плане, что они отвечают на одни и те же вопросы, что разные религии пытаются решить главные вопросы человеческого бытия: кто мы такие, что такое жизнь и смерть, что нас ждет после смерти, ждет ли нас что-то после смерти, если ждет, то что мы должны делать здесь и сейчас ввиду того, что нас ждет то-то и то-то? Вот это все так огрубляя, вот это основной круг религиозных вопросов, который любая религия решает, в этом смысле религия об одном, все религии решают их по-разному и поэтому здесь, когда люди говорят: «мы хотим изучать разные религии», они как раз-таки этим самым и говорят, что религии не об одном, а точнее, что они разные, потому что если религии одинаковые, то можно изучить одну, больше ничего можно не изучать, но это какое-то совсем странный вывод, а как раз, когда люди говорят, что мы хотели бы разные изучать, они понимают, что они, даже если об одном, то пор-разному об одном. Другое дело, что, в чем, я думаю, справедливо было ваше замечание, что есть такое представление, на мой взгляд, для большинства людей обманчивое, то есть они сами себя здесь неверно оценивают, что они про свою традицию уж так или иначе все знают и знают неплохо, а вот надо изучать другие традиции, вот если такой подход, он, как правило, свойственен человеку, который в действительности знает мало, и я могу сказать, что, конечно, если считать, что для большинства из нас своей традицией является православное христианство, то, конечно, в массе я каких-то знаний серьезных об этом не вижу и даже простые факты о том, что православных церквей много в мире и что есть не только Сербская Православная Церковь, но и Американская Православная Церковь, есть древний Патриархат, есть национальные Церкви — это все для большинства студентов, конечно, является совершенно таким откровением.
К. Мацан
— А момент вот этой кажущейся такой толерантности, что если я как-то интересуюсь, считаю, что нужно свою культуру изучить — это такой момент, узко зашоренный такой, а вот принять все — это взять себе лучшее, охватить взглядом и иметь такое представление совмещенное обо всех религиях — это вот проявление такого здравого взгляда на вещи.
В. Легойда
— Я думаю, что это не толерантность, понятно, что мы традиционно это слово «толерантность» не любим, но не надо придавать ему тех значений, которых в нем нет. Что такое толерантность все-таки изначально ну и вообще — это терпимость к другим взглядам при наличии своего, ни больше, ни меньше, толерантность, терпимость предполагает, что если у меня, вот я придерживаюсь каких-то взглядов, я их фиксирую в отличии от взглядов других и говорю, что мои взгляды не похожи на другие, отличаются от других, но эти другие взгляды не являются поводом для агрессии и прочее, в широком смысле толерантность значит именно это, потому что если мне все равно, какие взгляды у кого, то это не толерантность, это индифферентность. Толерантность может превращаться в индифферентность, потому что она, по сути, может становиться, доводить до потери собственного взгляда, а вот, о чем вы говорите, мне кажется, это в большей степени такой культурный релятивизм, то есть когда ты исходишь из того, что нет никакой абсолютной точки зрения, во-первых, а во-вторых, или тоже во-первых, ты считаешь, что твоя точка зрения, вот она твоя, она у тебя такая, она, может быть, от других отличается, но в принципе она ничем не лучше всех остальных — вот это уже, конечно, не только толерантность и не столько толерантность, сколько релятивизм, то есть относительность ценности любой из точек зрения, потому что толерантным может быть вполне себе убежденный сторонник той или иной идеи, религиозной идеи, в том числе, то есть христианин может быть абсолютно убежден в истинности своих взглядов, но он терпимо относится к тому, что рядом с ним находится атеист, он понимает, как это произошло, почему люди стали атеистами или становятся, и он к этому относится терпимо, дальше надо обсуждать, в чем эта его терпимость проявляется, на каком уровне и так далее. А все-таки тот пример, который вы привели — это уже релятивизм, когда ты считаешь, что вот ни одна из этих точек зрения не содержит в себе истины, либо дальше вы делаете вид, что ее и нет и не может быть никакой истины, либо вы говорите, что надо вот от всего взять лучшее, что-то такое построить, это уже синкретизм, то есть тут терминологические уточнения требуются, но понятно, что это, конечно, подход далекий от христианства и хотя здесь и у христиан тоже, безусловно, могут быть разные точки зрения, разные воззрения на это, и мы видим и богословские дискуссии и прошлого, и настоящего, где какие-то вещи уточняются в рамках даже одного конфессионального подхода, конечно же, но глобально, естественно, в любом случае человек религиозный исходит из того, что в его религии содержится в том виде, в котором это возможно человеку знать главные истины.
К. Мацан
— Будет толерантными и обратимся теперь к прекрасному — к Данте. Вы в своем «Телеграм-канале», вернее, не в вашем авторском, а в «Телеграм-канале» «Ум чужой», где вы аккумулируете разные прекрасные мысли, афоризмы, изречения из книг, которые читаете, поделились цитатой из книги Франко Нембрини, книга называется «Данте, который видел Бога», вот такие слова: «Единственная пища человека — мудрость, истина, то, что отличает нас от нашей собаки, от нашей кошки, страсть к поиску своего предназначения, к наслаждению окружающим, назовем эту истину именем счастье, путь к свершению самого себя, своих судеб». Гигантское количество пластов и оттенков в этой фразе, я бы хотел сначала вот к чему обратиться: вот у автора Франко Нембрини в этом отрывке, который вы приводите, через запятую идет два обозначения, два явления: «поиск своего предназначения», «наслаждение окружающим». Вы согласны, что это синонимы, что это об одном и том же?
В. Легойда
— Я согласен с тем, что это очень непривычно и мне понятно, почему вы задаете этот вопрос, и тут я хочу обратить внимание наших уважаемых слушателей на то, что в оригинале эта книга называется «Данте — поэт желания», я не знаю по какой причине было решено поменять название при переводе, может быть, переводчики сочли, что оно более точно отражает мысль автора, может быть, они сочли, что именно вот по той причине, по которой мы с вами сейчас об этом говорим, лучше здесь не провоцировать ненужные представления, но в оригинале, повторяю, книга называется «Данте — поэт желания» и для Нембрини, как он считает и для Данте желание — ключевая такая потребность, собственно, желание, оно же потребность и есть движущая сила жизни, которая устремляет человека к счастью, но к счастью, естественно в его глубинном христианском понимании, то есть о чем это — это о том, о чем нам говорит последняя строчка «Божественной комедии»: «Любовь, что движет солнце и светила», то есть любовь есть движущая сила всего, повторяю, для Данте — это не метафора, точнее, и метафора, и буквальное, то есть любовь движет все, и планеты движутся, потому что Бог есть Любовь, и люди стремятся к счастью, потому что Бог есть Любовь. Поэтому в таком прочтении я в приведенной вами цитате, точнее, мною цитате, вами обращенной на это внимание, я не вижу никакой проблемы, просто это требует пояснения, потому что мы, конечно, часто немножко по-другому это видим. Недавно одна из моих гостей в «Парсуне» сказала, что «вот ей счастья никто не обещал», и это тоже распространенный среди христиан взгляд о том, что нас Господь не призывает к счастью, тут в каком-то смысле это вопрос договоренности о терминах, и тут, кстати, парадоксальным, может быть, образом пересекается Данте Нембрини с еще моим недавним гостем, с Петром Николаевичем Мамоновым, который многократно в своих разных интервью говорил, о том, что он не просто желал какой-то радости и счастья, а он всегда искал блаженства. И мы, может быть, под влиянием харизмы Петра Николаевича принимаем это, понимаем, о чем он, что он всю жизнь искал блаженства, но просто он его искал сначала не там, в реализации разных страстей, а потом вот нашел подлинное блаженство в Боге, вот и Данте ровно об этом, вот та цитата, которую вы привели, она ровно об этом, почему Данте — поэт желания — потому что Данте воспевает вот это человеческое желание блаженства, то есть Бога.
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Но вот эта цитата, которую мы обсуждаем, почему я еще именно к этим двум ее частям, двум ее положениям обратился, что через запятую идет поиск своего предназначения и наслаждения окружающим, с одной стороны, вот поиск своего предназначения, мы часто от современных психологов, мотивационных ораторов слышим мысль, что вот нужно найти себя, самореализацию, мы все, я про себя говорю, не буду за всех, я понимаю, что это желание самореализации, может быть, одно из самых сильных внутренних желаний и двигателей чего бы то ни было, насколько это желание страстное в таком в негативном смысле христианской аскетики и как его сделать не вредным, а полезным — это отдельный вопрос, но вот есть некий поиск самореализации. Тут же через запятую Нембрини пишет: «наслаждение окружающим», то есть как будто перестать стремиться к чему-то из себя, чему-то в себе, а впустить в себя то, что вокруг тебя есть и наслаждаться окружающим, как будто это два противоположных направления воли я здесь услышал, нет, вам так не кажется?
В. Легойда
— Мне так не кажется, я, как мне кажется, понимаю о чем вы говорите, но я думаю, что здесь для меня очень интересно то, с чего вы начали, и я вижу в этих всех тренингах многочисленных именно такую секулярную версию в каком-то смысле, конечно, обескровленную именно того поиска человеком Бога, о котором говорит христианство, о котором говорит Библия, о котором пишет Августин, о котором пишут святые отцы другие нашей Церкви, о котором пишет Данте, и в чем отличие: в том, что вот эти многочисленные тренинги и консультанты, которые сегодня хорошо зарабатывают на вот этом естественном человеческом желании, они говорят, что вот да, человек должен найти себя, а что значит найти себя — значит, получается, ведь никто не задается этим вопросом: значит есть некий план о тебе, значит вот это вот «найти себя», либо оно должно тебя привести к пониманию того, что раз ты что-то ищешь, значит, оно где-то есть, и тогда это нечто здесь легко объясняется тем, что ты и есть образ Божий, который мы пытаемся максимально раскрыть и, собственно, исцелить, поскольку он поврежден грехопадением, либо это, если это путь не выбирается такой, тогда выбирается путь, что найти себя — это значит делай все, что хочешь, но в конечном итоге это приводит к саморазрушению или просто к тому, что чего бы ты не достигал, тебя это не удовлетворяет. Почему я говорю о том, что это секулярная версия этого поиска религиозного, а точнее даже христианского — а потому что в других культурах этого нет, не может в буддистской культуре быть поиск себя, потому что буддизм начинается с того, что жизнь есть страдание, первая благородная истина буддизма, она как раз и говорит о том, что никакой поиск, достижение ничего, ни одной из целей, которые ты себе поставил, не приведет тебя к нирване, а только от нее отдалит и четыре благородные истины, они просто не оставляют ни одного шанса всем этим тренингам, коучам и прочее, ни одного, потому что они на корню уничтожают саму цель всех этих тренингов, это все, конечно, секулярные перепевы христианских смыслов, точнее, уже выхолощенные эти смыслы, когда остается инструмент, который ты оттачиваешь и прочее, но ты просто не понимаешь для чего он нужен, то есть у тебя есть телескоп, допустим, ты как-то его обхаживаешь, протираешь и прочее, но только ты смотришь не туда, вместо того, чтобы смотреть на небо, ты почему-то рассматриваешь в нем, как в микроскопе, свои пальцы или еще что-то, надеясь, что там что-то ты найдешь — ничего ты там не найдешь, потому что смотреть нужно правильно, поэтому я вот это здесь вижу, а то, что вы сказали, собственно, ваш вопрос о том, что два разных подхода, может быть, здесь как раз такие смыкания от двух направлений, потому что вторая часть — «впустить в себя», она скорее свойственна религиям не христианским, но те, которые принято называть восточными и здесь, может быть попытка соединить вот эти два момента в каком-то плане, хотя я не уверен, что это именно она, но, опять же, в логике Нембрини, в логике Данте, в той логике, которую я сегодня попытался обозначить, здесь нет вообще никакого противоречия, потому что Августин пишет: «Боже, Ты создал нас для себя, не успокоится сердце наше, пока не найдет Тебя» -" создал для себя" не в смысле себе сделал игрушки какие-то или рабов, а вложил в нас себя, Ты вложил в нас себя, это образ и подобие, поэтому поиск себя — это поиск себя настоящего, это поиск любви, ты и есть то, что ты любишь, как Марион, автор французский, мы с вами его часто вспоминаем, пишет, размышляя над Августином, поиск себя — это поиск своей любви, но не любви к трем апельсинам или еще к чему-то, а любви глубинной этой сущности, в противном случае это не тот поиск, он тоже таит в себе некую опасность, потому что если ты идешь не по тому пути, то ты, пытаясь найти свою любовь, ты находишь только свое гипертрофированное «я», которое начисто эту любовь уничтожает.
К. Мацан
— Ну вот как раз к вопросу об этой опасности я бы тоже хотел здесь обратиться: вы сказали об этой главной такой интуиции, которую и в книге Нембрини все повествование направляет — о том, что человек ищет, желает блаженства, наслаждения высшего. Но такого, не плотского, не страстного, а глубоко духовного — этой встречи с Богом, этого бытия с Богом, это мысль вами озвучена очень понятно, при этом я допускаю, что и вы наверняка сталкивались с реакциями со стороны людей церковных, верующих, укорененных в православную культуру, реакций таких, где любые слова о некоем наслаждении, о поиске себя в этом смысле, они воспринимаются с очень большой осторожностью в лучшем случае, а скорее скепсисом и на это, допустим, в комментариях, я это встречал нередко, такая мысль спикеру возвращается, что главное — это покаяние, главное — борьба со страстями, вот что такое путь христианина. И понятно, что здесь нет противоречия «либо-либо», с православной точки зрения аскетика есть путь и средство достижения, того самого достижения себя подлинного в Боге, но вот когда человек этой второй части этой большой цели как бы про нее не слышит и концентрируется на аскетике, на каком-то самоуничижении, самоумалении и, грубо говоря, дальше этого либо не хочет смотреть, либо не привык смотреть, вот вы с такими реакциями сталкивались, что вы об этом думаете?
В. Легойда
— Конечно же, сталкивался, но здесь, понимаете, как, человек все время дальше не хочет смотреть либо в одном направлении, либо в другом, можно и в поиске подлинного наслаждения себя начать за все прощать и в конечном итоге прийти совсем не к тому наслаждению, здесь причин много такого отношения, кто-то просто считает неприемлемым слово «наслаждение», это значит, что человек укоренен либо не глубоко, либо не в той традиции, потому что, опять же, при хорошем знакомстве с текстами святых отцов или с нашей литургической литературой, там много всего можно встретить подобного, и понимание подлинного устремления христианина, это первое. Второе — конечно, покаяние важно, безусловно, для того же Данте, посмотрите, там вообще вся концепция «Чистилища» из этого вырастает, из своеобразного понимания покаяния, и это важнейшая составляющая вот этого пути христианского, но это вопрос, опять же, цели. Вот у Ларше́, современного богослова, психолога, человека, принявшего православие сознательно совершенно, француза, есть книжка «Бог не хочет страданий людей», я встречал такую реакцию, даже как-то спотыкается, то есть как? Ну потому что можно себя загнать мыслями о покаянии, потому что что — Господь хочет, чтобы ты страдал? Нет, конечно, не надо превращать Бога в какие-то свои представления о Нем, конечно, не хочет, это же очевидно, Бог не хочет страданий людей, это важнейшая мысль, без нее мы просто не двинемся никуда, мы себя можем просто загнать этим, вот таким подходом, что вот, надо мучиться, получается, что Господь хочет, чтобы страдали, но покаяние — это освобождение, а не страдание, покаяние не должно восприниматься как причинение самому себе боли, покаяние — это как раз освобождение от этого страдания, но естественно не из-за невыносимой легкости бытия ее практикуемости, а от такого глубинного переосмысления жизни, я думаю, как-то так.
К. Мацан
— Ну вот чтобы себя не загонять не туда, наша программа называется «Светлый вечер», чтобы свет, надежда и позитив, и все-таки стремление к какой-то большой радости христианства у нас оставалась и была такой руководящей линией и путеводной звездой для нас. Спасибо огромное, Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главный редактор журнала «Фома» и профессор МГИМО сегодня был с нами и с вами на связи в программе «Светлый вечер», как всегда, каждую пятницу. У микрофона был Константин Мацан, спасибо, до свидания, Христос Воскресе!
Стать добровольцем и помочь жителям Мариуполя
Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви организует поездки волонтёров-ремонтников в город Мариуполь. Там добровольцы помогают восстанавливать дома местных жителей, тех, кто не в силах справиться сам.
Тагир — один из волонтёров. Он — майор в отставке, живёт в Омске. Однажды из новостей по телевизору мужчина узнал о том, что идёт набор добровольцев для помощи нуждающимся в Мариуполе. Тагир увидел, в каких ужасных условиях живут многие люди и твёрдо решил — надо помочь. Хотя сам мужчина — мусульманин, его ничуть не смутило, что волонтёрские поездки организует Православная Церковь. Он очень хотел поддержать людей.
Тагир, как и задумал, отправился в Мариуполь. Там доброволец ремонтировал жильё бабушкам и дедушкам, людям с инвалидностью. После окончания смены приехал домой с твёрдым желанием вернуться обратно. Остановил его — инфаркт. Полгода врач не разрешал Тагиру выполнять тяжёлую работу. А мужчина с нетерпением ждал возможности приехать в Мариуполь. И вот спустя время, он вновь отправился помогать местным жителям. Сегодня мужчина находится в Омске, проходит обследование, и, если здоровье позволит — снова будет трудиться добровольцем.
Тагир — один из тех, кто не может оставаться в стороне, когда так много людей нуждаются в помощи. Если вы тоже хотите присоединиться к волонтёрам-ремонтникам, заполните анкету на сайте: Помочьвбеде.рф
Или позвоните по телефону горячей линии церковной социальной помощи «Милосердие»: 8 800 70 70 222.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
У нас в гостях была заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» Елена Бреднева.
Мы говорили о разных возможных подходах к образованию и разговору с детьми и подростками о нравственности и христианских ценностях.
Ведущие: Кира Лаврентьева, Константин Мацан
К. Лаврентьева
— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Меня зовут Кира Лаврентьева, у микрофона Константин Мацан. И у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора Фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Здравствуйте, Елена.
Е. Бреднева
— Здравствуйте, Кира и Константин.
К. Лаврентьева
— Сегодня мы говорим об образовании, об образовании и воспитании, о раскрытии личности ребёнка. И для вас образовательная функция, образование является основной деятельностью в жизни, вы преподаете в Московской духовной академии, у вас есть собственный проект — образовательные поездки, и, конечно, об этом обо всём хотелось бы сегодня поговорить. Расскажите, пожалуйста, с чего начиналась эта идея начать образовывать детей путём вот таких вот интеллектуальных экскурсий?
Е. Бреднева
— Десять лет назад я училась сама в Московской духовной академии, я там закончила высшие богословские курсы, мы три с половиной года там учились, у меня есть диплом: «специалист в сфере духовного просвещения». И когда мы с педагогами стали думать, какие проекты лучше запускать, мы в таком экспериментальном режиме сделали площадку — нам благотворители построили десять летних домиков, часовню в честь старца Паисия, это всё у нас в Брянской области, и мы там попробовали летом собрать педагогов, родителей и детей, и посмотреть, что вообще детям интересно. И уже буквально в первый год мы поняли то, что дети у нас в телефонах, то, что у них идёт самообучение, потому что они сами снимают, сами выкладывают, сами придумывают, что им выкладывать, и тем самым формируют друг у друга сознание. А педагогов там не было практически ни одного, потому что, когда появились телефоны, были киностудии, но они были дорогие, и вообще по старинке все думают, что кино снимать дорого, нужно огромное оборудование, и даже в киношколу себе не каждый мог позволить записаться, записать ребёнка. И мы поняли то, что появился такой запрос, скажем так, от детей, что нужен такой кинокружок в школу, потому что раньше какие предметы в школе, они до сих пор есть: есть музыка, есть фортепиано, есть учитель подготовленный, который может преподавать, и ребёнок поёт, небольшой процент становится там прямо музыкантом, но для развития это хорошо, все понимают. Также рисование: есть предмет, краски всегда были, были карандаши, был педагог подготовленный, дети рисовали, тоже развиваются, правильно? Но кино почему не было в школе? Потому что действительно, было оборудование и всё остальное недоступно. А тут, получается, стало доступно, у нас у каждого телефон, и является синтезом вообще это направление — кино, там у нас и живопись, и музыка, там много, скажем так, даже профессий, которые мог бы выбрать себе ребёнок: это оператор, может монтировать, может рисовать художник, если это анимационный фильм. Получается, что есть такой вид интересной деятельности для ребёнка, но нет подготовленных педагогов, потому что те режиссёры, которые есть, они работают или на телевидении, или они умеют снимать, монтировать, но не могут преподавать это детям, именно вот в воспитательной части. И что мы сделали: первый год мы организовали фестиваль, и дети сами стали присылать нам всякие видео, стали работы нам присылать. Ну вот не совсем всякие, мы, конечно же, сделали положение о фестивале, и мы взяли за основу короткометражный фильм, кинопритчу, чтобы было понятно, что вот формат — это короткометражное кино и обязательно работа со смыслом. И дали им образцы — это сказки, притчи, истории, где есть уже мораль, потому что сложнее всего, наверное, это написать сценарий, а здесь мы как бы сразу из первого в десятый класс попадаем, когда даём им идею. Расскажу: мы берём часто притчи старца Паисия, например, вот о пчеле и мухе и говорим: «пролетает маленькая пчёлка над полем, ищет цветочки, встречает муху и говорит: «Я слышала, что здесь у нас есть цветы». Муха насупилась и говорит: «Я здесь ничего такого не видела, но я могу показать здесь и консервные банки, и где много мусора». И тут пролетала как раз пчёлка постарше, которая тоже там жила и говорит: «Удивительно! Я тоже столько лет здесь живу и летаю, но я могу показать, где гиацинты, где лилии, где множество цветов». «Так и люди делятся на две категории, — говорит старец Паисий, — одни во всём видят дурное, а другие во всём ищут хорошее и радость посылают». И мы начинаем обсуждать с детьми эту притчу, они говорят мораль, и мы говорим: «А давайте, мы на современный лад снимем историю?» Они говорят: «О, давайте! У нас тоже, например, в школе так бывает, вот там один мальчик, он ходит из школы в школу, ему всё плохо, куда не придёт, там драка, ещё что-то. А есть, наоборот, кто придёт и сразу с ним дружить хочется». И дети снимают такие современные истории, сами формулируя мысли и добродетели, которые получаются в ненавязчивой форме, в интересной их форме, потому что им нравится снимать, они это всё производят и транслируют на большую публику, потому что мы это выкладываем в соцсетях ещё и на портале нашем.
К. Лаврентьева
— Елена, смотрите, правильно ли я поняла: то есть дети в летние каникулы приезжают на площадку в Брянской области, началось всё с Брянской области, как бы отдыхать, и вы увидели, что они в телефонах все, что их интерес, он в зоне вот этих гаджетов находится, и вы адаптировали этот интерес, и, в общем, решили это всё дело пустить в пользу и начали снимать с ними кино как раз через вот эту их заинтересованность гаджетами?
Е. Бреднева
— Да, мы вот попробовали, организовали такой фестиваль, и они стали присылать нам эти притчи, эти истории, сказки в разных формах: и игровое кино, и анимационные фильмы, и репортажи, и мы поняли то, что они снимают, да, но хорошо бы в школе иметь такое тоже направление наряду с музыкой, с рисованием, даже с литературой, потому что сейчас больше дети смотрят даже, чем читают, поэтому надо это правильно доносить зрителю идею, и чтобы зритель смотрел это всё в коротком формате, и эту телеграмму, которую передаёт там ребёнок или взрослый, визуальная вот эта картинка, она была красивой, и мы поняли, что надо запускать всё-таки эти кинокружки. Так как педагогов нет, мы создали из этих режиссёров, нашли их по крупинке со всей России, которые именно могут работать с детьми, у которых свои там киностудии, у которых есть опыт, и которые хорошо снимают, монтируют и пишут сценарии. Мы их объединили в одну команду, прописали курсы. Значит, у нас сейчас три курса прописанных, то есть это по созданию игрового кино, анимационного — это отдельное, по созданию анимационных фильмов, 144 часа у нас идёт, мы выдаём удостоверение о повышении квалификации. И игровое кино, 72 академических часа. И разработали уже вот совсем недавно, наверное, год назад — по образовательному туризму, курс называется «Духовно-нравственное воспитание средствами историко-культурного туризма». Мы собрали такую команду режиссёров, сценаристов, педагогов и создали курс. Сейчас мы его преподаем в Московской духовной академии, и мы его утвердили ещё в нескольких институтах, даже я бы сказала, во многих, то есть это Московский педагогический государственный университет, это Российский государственный социальный университет, институты региональные тоже, развития и образования. Так как это направление было новое, таких курсов не было, мы сделали такой курс и утверждаем его успешно на базах разных университетов.
К. Лаврентьева
— А из чего он состоит? В чём его главная суть, этого курса?
Е. Бреднева
— У нас там идёт педагогическая часть, где и доктора наук, и как раз преподаватели Московского педагогического университета рассказывают, как взаимодействовать с детьми, учитывая их возрастные особенности. У нас ведут представители Синодального отдела отец Геннадий (Войтишко), Дарья Кочкина, в этом курсе они как раз тоже рассказывают свою часть, предмета тоже два ведут у нас. У нас большой блок именно по созданию видео, то есть у нас они изучают технологию съёмки, монтажа и написания сценария, потому что в основном, кто начинает вести кинокружки в школах, они уже педагоги, то есть вот как обсудить духовную часть, они в принципе знают, они всё равно ведут классные часы, они там, например, если это преподаватель или Закона Божия, или просто классный руководитель, для них это в помощь идёт, например, они хотят обсудить тему дружбы или какую-то добродетель — помощь ближнему, и они подбирают или первый вариант, как раньше было: смотришь кино и обсуждаешь — это старый формат, а так как сейчас дети сами снимают уже, мы предлагаем формат и учим этому формату, чтобы они говорили: «а давайте с вами снимем на эту тему дружбы», а чтобы снять фильм, надо написать сценарий, распределить роли, обсудить героев, поведение, и педагог грамотно, когда с ними обсуждает модель вот этих поведений, он выстраивает, ну, например, он знает, что есть хулиганистый Петя, и он хочет, чтобы он всё-таки научился не жадничать, к примеру, и он берёт сценарий и говорит: «а вот хорошо бы было ему вот так дать», и этот Петя проигрывает, и получает радость от того, что он даёт, например, он играет эту роль и получается, педагог в рамках таких съёмок, он детей подводит к правильной идее, к нашим добродетелям, которые мы изучаем, наши православные, там вера, надежда, любовь и так далее, то есть через действие, через проигрывание вот этих ролей. И вот образовательный туризм, который сейчас мы ведём, он включает следующие предметы: это экскурсионный метод освоения знаний, методика составления маршрута, разработка региональной программы историко-культурного туризма для детей, репортажная съёмка как средство усвоения экскурсионных программ, ну и технология монтажа и съёмки тоже. Почему мы начали ещё в поездках снимать — потому что это тоже оказалось одним из лучших способов, чтобы усвоил ребёнок экскурсию, потому что чаще всего там: «ну, вот стул Пушкина, стол там», он слушает, что-то запомнит, там высоту колокольни, вот я сколько раз была, не всегда вспомню даже её высоту, а когда ребёнку даётся задание снять репортаж, то есть у него своё интересное дело — снять репортаж, ему нужно составить вопросы, чтобы взять интервью, ему надо написать сценарий — это значит прочитать об этом месте, куда он едет, потом он это снимает, монтирует, и когда он показывает это на большую аудиторию, он несколько раз эту информацию пропускает через себя, и он это и запоминает, и проживает, и как личность, там же и командная работа, и он чувствует себя, действительно, творцом, то есть как взрослый, вот мы передачу ведём, рассказываем зрителю, а дети уже в юном возрасте начинают через фильмы тоже рассказывать свою историю, которую они хотят донести зрителю.
К. Лаврентьева
— В гостях у «Светлого вечера» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение», у микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Елена, а расскажите, пожалуйста, про вот эти поездки, я так понимаю, если они выделены в отдельный проект вашего преподавания Московской духовной академии, они выделены в отдельный курс, то это не просто паломнические поездки, которые знакомы и понятны более-менее всем, не просто какие-то туристические обзоры, а, наверное, в них есть ещё что-то очень важное, есть какая-то образовательная функция, о которой хотелось бы сейчас поговорить подробнее.
Е. Бреднева
— Да, ну вот у нас такая система: у нас курсы сами проходят в Московской духовной академии, мы выдаем удостоверение о повышении квалификации, но мы предлагаем ещё, кто хочет попрактиковаться, потому что курсы у нас онлайн, встречаемся мы в основном в конце, чтобы выдать удостоверение о повышении квалификации и проводим круглый стол тоже по этому направлению кинопедагогики и образовательного туризма. И это у нас, скажем так, параллельный проект ещё, то есть, пока мы это всё разрабатывали, у нас образовалось много площадок, куда можно выехать, это, например, Свято-Никольский Черноостровский монастырь в городе Малоярославец, вот у нас будет на осенних каникулах как раз туда поездка, я вот могу рассказать на примере этого замечательного места. Мы вообще, когда разрабатываем маршруты, мы смотрим, что в регионе исторического есть, какие достопримечательности, музеи, что связано с историей, и православные, потому что у нас наша история, естественно, связана неразрывно с православием. И приезжая вот в Малоярославец, мы посещаем Музей 1812 года, потому что это именно то место, где развернулся Наполеон со своей армией, там у нас и образовательный комплекс «Ильинские рубежи», мы там с детьми проводим спортивно-военную игру, мы взаимодействуем со спортивным клубом в городе Малоярославец, они приезжают, учат там и военному делу, то есть в игре дети ещё занимаются спортом, но, естественная составляющая, как я говорила, у нас — кино, у нас вся группа детей, она сразу делится, кто снимает, кто монтирует, кто пишет сценарий, то есть мы полностью снимаем все дни, и в конце поездки у нас кинопоказ всегда. У нас в Малоярославце будет проходить кинофестиваль «София», это тоже наш проект большой, он ежегодный, мы его проводим от фонда «Медиа просвещение» совместно со Свято-Никольским Черноостровским монастырём. Игумения Николая поддерживает этот проект, монастырь участвует, они нас принимают, расселяют, и у них есть замечательная и гостиница, и питание, кафе.
К. Лаврентьева
— К этому можно как-то присоединиться, если сейчас кто-то услышит и захочет как-то узнать подробнее?
Е. Бреднева
— Да, можно к этому присоединиться, у нас буквально сейчас записались тоже из Саратова, из Самары, туда приезжают из разных регионов педагоги, дети, родители, привозят свои фильмы, то есть если кто-то уже снимает. Если кто-то не снимает, у нас снимают обязательно там, потому что у нас там пять дней идёт программа, в первые четыре дня как раз идёт обучение съёмке, репортажной съёмки, и дети делятся на команды, то есть кто-то снимает игровое кино, кто постарше, а кто помладше, например, начальная школа, они снимают анимационные фильмы, им полепить, порисовать, они берут за основу притчу, сказку, и на этот сюжет делают раскадровку, то есть рисуют разных героев, лепят, снимают и озвучивают, это интересная такая тоже проектная игра. Кто постарше, вот они уже у нас монтируют, репортажи снимают, учатся задавать вопросы, у нас там блок по журналистике присутствует. Там ещё с нами в партнёрстве проводит Российский государственный социальный университет, у них там находится филиал его, то есть основной у нас в Москве, и как раз вот выпускницы приюта, там есть приют ещё на базе монастыря замечательный, и как раз выпускницы, кто желает, он идёт дальше учиться на журналистов у них вот такая система. И у них там есть киностудия на базе университета, они нам как раз предоставляют оборудование, кабинеты, и нам очень удобно вот так деток в рамках этой поездки делить на команды, у каждого свой кабинет, аппаратура, к нам приезжают режиссёры из разных регионов, которых мы знаем, которые замечательно работают с детьми, и мы снимаем с ними видео. Даже если без подготовки приезжает ребёнок, он к последнему дню уже на экране видит своё творчество, это немаловажно, чтобы сразу видеть результат. Награждаем всех, конечно, у нас все дети всегда с дипломами, со вкусными подарками, и получается вот такая насыщенная программа, то есть обучение, экскурсии и общение, у нас приезжают ребята, играют вечером на гитаре, у них такая добрая атмосфера, где можно поговорить как раз и о духовном, потому что во всех наших поездках всегда есть экскурсия, или в монастырь, например, обязательно будет по Свято-Никольскому Черноостровскому монастырю. Если мы выезжаем в Псков, то на базе Спасо-Елеазаровского монастыря мы проводили тоже наши программы, там есть игумения Мария, предоставляют они нам, там у них свой дом культуры, наверное, правильно назвать, который при монастыре находится, и тоже помогают нам с проживанием, питанием, и мы организовываем. Если это Псков, то, например, там музей «Ледовое побоище», то есть мы тоже берём какие-то исторические места, и даже вокруг этого мы снимаем часто фильмы, мультфильмы. Или вот, например, мы ездили летом в Мордовию, там проходило в честь Фёдора Ушакова мероприятие, день памяти его был, и как раз мы представили свой мультфильм, который сняли в Малоярославце, про Фёдора Ушакова, и там, конечно, все были в восторге, потому что туда приезжали разные военные училища, и они представляли спектакли, то есть на сцену выходили, мы говорим: «а ещё можно номинацию „кино“ сделать». Администрации, естественно, понравилось, они поддержали идею, поэтому вот мы приезжаем и снимаем. И ещё один важный момент хочу сказать, что в рамках этого курса по образовательному туризму наши участники курса, он идет полтора месяца, получают задание: в течение этого курса составить свой маршрут своего региона или деревни, города, который бы включал достопримечательности, храмы, что бы они хотели рассказать всей России. Они составляют этот маршрут, проводят экскурсию и снимают репортаж, то есть с помощью детей, берут школьников или где они работают, там воскресная школа, они снимают репортаж и нам его присылают. Мы это сейчас планируем выкладывать на нашем портале, мы ещё портал создали «Святые Online», от фонда «Медиа просвещение», там по направлению нас география России, и мы там выкладываем наши видео, и этими маршрутами могут пользоваться и из других регионов, например, школа в Курске хочет поехать и посмотреть Воронеж, а вот какой маршрут взять? Потому что, я помню, в Иерусалим мы полетели, и экскурсовод, там, если ты не знаешь православие, то понимаете, да? То есть это нужно быть уверенным в экскурсоводе или составить самому программу, если ты хочешь, чтобы дети услышали именно то, что надо. Поэтому, естественно, те площадки, локации для съёмок, которые мы выбираем, мы уже знаем экскурсоводов, как и что они скажут, для какой аудитории, потому что для детей это одно у них, один подход, для взрослых тоже, воцерковлённые, невоцерковлённые, это тоже надо всё понимать, учитывать эти особенности.
К. Мацан
— Дети иногда вообще раскрывают взрослым глаза на какие-то вещи, которые сами взрослые, может быть, никогда бы так не раскрыли бы. Вот я помню, когда в юности работал вожатым в детском лагере, мы тоже там смотрели кино, не снимали, хотя и снимали тоже, но у меня почему-то в памяти остался эпизод, когда мы смотрели кино, и решили мы, взрослые, так детям показать из любимого «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова. И я помню, что потом мы обсуждали, и один мальчик размышлял о последних кадрах фильма, когда, я напомню: Мюнхгаузена по сюжету, по идее, вот сейчас должны запихнуть в пушку и выстрелить им, чтобы он доказал, что он может на ядре полететь на Луну, мы понимаем, что, в общем-то, это всё метафора, что после такого не выживают, но вот кадр Мюнхгаузена заканчивается тем, что Мюнхгаузен по лестнице такой верёвочной лезет аккуратно вверх, ну вот якобы в эту пушку, но он лезет очень долго, и это в такую метафору превращается. И вот мне один мальчик лет 13-ти говорит: «Ну, вот как интересно, ведь он же может наверх полететь легко на ядре, но он выбирает путь усилия, потому что лезть вверх по верёвочной лестнице — это путь приложения усилий, он не выбирает лёгкий путь. Мюнхгаузен выбирает такой путь тяжёлый». Я никогда так об этом не думал, вот об этом эпизоде, хотя миллион раз его смотрел. И дети иногда неожиданно дают какой-то свой угол зрения. Наверняка у вас тоже множество историй о том, как дети, снимая, обсуждая будущий фильм или мультфильм, как-то так сумели на тему святого, добродетели посмотреть, что вас само это как-то заставило подумать: а ведь действительно, как интересно. Были такие примеры, можете привести?
Е. Бреднева
— Да, у нас много интересных разных случаев, вот вы сейчас рассказываете, да, это в принципе, мы первоначально когда с детьми общаемся, мы им даём первое знание — это по драматургии, и там как раз, если в сценарии не будет перипетий, не будет изменения героя, то это будет скучный фильм, есть же определенная такая вот, мы её называем «арка драматургическая». И всегда мы просто объясняем, на примере Колобка: вот есть у нас герой, и он бы сидел там на окошке, и, может быть, никуда не двигался, если бы что? И дети сразу понимают: если бы его не хотели съесть. Он понимает, что его хотят съесть, и вот появляется инициирующее событие, его заставляют двигаться, и всё по нарастающей, по нарастающей, он же не встречает сначала медведя и лису, ему потом бы неинтересен заяц был, поэтому он сначала он встречает зайчика, потом волка, и раскручивается. И всегда есть кульминация тоже, и мы всегда обсуждаем, конечно, с детьми — да, она может в фильме по-разному восприниматься абсолютно, кульминация, самый такой момент переживания в фильме, что будет дальше. Ну и в конце развязка — это изменение героя вот как раз. И дети, да, они по-разному подходят. Например, вот тоже одну из притч, мы за основу которую даём, расскажу вам её: один монах был в монастыре, который ни с кем ничем не делился, и его прозвали жадным. То есть, все обычно приносят там яблоки, детям раздают, деньги дают, и все раздают, а он нет. И вот когда этот монах умирает, к нему приходит там вся деревня. А монах говорит: «А что вы к нему пришли, что он такого сделал?» Они говорят: «Вы знаете, вот он нам вола купил, ещё что-то», то есть большие суммы он скапливал и помогал семьям конкретно, к нему, может быть, кто-то на исповедь ходил, и он знал, что ему нужно, и он вот покупал и дарил это. И мы говорим: в чём же мораль? И вот здесь дети тоже по-разному, кто-то говорит: «вот, осуждать нельзя, грех осуждения, и я хочу снять фильм, чтобы не осуждать». А кто-то говорит: «а я здесь вижу мораль: надо втайне свои дела делать». То есть здесь можно раскрыть какой-то момент, выбрать о чём-то смысл, и её снять уже на современный лад. Вот такие мы берём притчи, сказки и, взяв мораль, потому что нового ничего уже о добре и зле не придумаешь, мы все это знаем, с точки зрения духовной, вот есть жадность, её надо снять, чтобы её избежать, надо научиться жертвовать, и мы снимаем фильмы, как там жадный стал добрым и так далее.
К. Мацан
— Вернёмся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». В студии Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
К. Лаврентьева
— Ещё раз здравствуйте, дорогие друзья! «Светлый вечер на Радио ВЕРА продолжается, напоминаем, что у нас в гостях Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Так, Елена, это очень интересно, такая вот мораль воспитательная. А какие ещё поездки у вас были в вашей памяти самые яркие? О каких бы вы могли рассказать?
Е. Бреднева
— Мы сейчас вот приехали, последняя поездка наша была Валаам-Санкт-Петербург. Мы познакомились с замечательным игуменом Варлаамом, это на базе Свято-Троицкой Сергиевой пустыни, и этот монастырь восстанавливал Игнатий Брянчанинов. И у нас сейчас, когда мы там побывали, мы рассказали об этой поездке, и у нас очень много желающих туда прямо просят на каждые выходные: «давайте, давайте, давайте!» Вот поэтому сейчас, наверное, мы этот маршрут возьмём, будем туда тоже возить школьников.
К. Лаврентьева
— А как присоединиться? Как можно вас найти, о вас узнать?
Е. Бреднева
— Я контакты оставлю, у нас вся информация бывает на наших ресурсах: «Святые Online», это фонд «Медиа просвещение». Оформляем мы поездки: трансфер, питание, проживание через ООО «Гридница». А по проектам через нас, через «Медиа просвещение». И, соответственно, мы туда приезжаем и будем изучать, в том числе, Игнатия Брянчанинова, его труды, может быть, что-то также читать, что он писал, и с детьми на современный лад, скажем так, обсуждать и снимать простые вот эти их мысли. Как в Оптиной пустыни, например, мы когда приезжаем, у нас в Калужскую область маршрут, вот я говорила, и Малоярославец тоже в Калужской области, но мы выезжаем ещё и в Оптину пустынь, там в Музей космонавтики. Естественно, если мы выезжаем в Калужскую область, мы стараемся снимать фильмы, чтобы изучить именно святых и героев этой земли, например, там была Пелагея Брагина, которая в годы войны раненых у себя держала, и немец, придя, увидел там 18 человек, он ей поклонился и ушёл, вот был такой случай известный, и мы о нём сняли мультфильм замечательный, дети сами вырезали, делали фигурки, делали героев. Соответственно, когда мы в Оптиной пустыни, мы с ними говорим, читаем Оптинских старцев, говорим: «давайте снимем», и дети уже вдумываются — а как лучше это выразить? Они же это всё прочувствовали. Приезжая в Троице-Сергиеву лавру, мы там тоже проводили много раз фестивали, нам там даже город давал, и дворец Гагарина, то есть мы не только с Церковью, мы и с государством взаимодействуем, и с епархиями, когда в регион приезжаем, потому что всё-таки не только в рамках Церкви, но ещё много и школьников, которых хотелось бы тоже привлечь к нашим проектам, и они приходят, они участвуют, им очень нравится. Вот даже из Алтая приезжала одна команда, они приезжают на кинофестиваль, представляют свою работу и им предлагается ещё посетить храм. И они вот посетили, и потом мне Яна, знакомая говорит: «А я проходила всегда мимо храма, никогда не заходила, а сейчас, после вашей поездки вернулась, и вот зашла в свой в своём городе». То есть люди приобщаются, скажем так, к духовному через интересный такой формат, когда такая насыщенная программа в городе, они изучают историю, православие, дети у нас все радуются. Ну, какие ещё у нас? Ну, вот Санкт-Петербург из последних, потом Калужская область, Подмосковье. Сейчас, на этих выходных мы поедем в Борисоглебский монастырь, это в Аносино, тоже там интересная своя история, и мы будем снимать репортаж, посвящённый 200-летию монастыря. Там есть такое место — Тютчево, вот семья Тютчевых была, скажем так, у первоистоков создания монастыря. Это вот на этих выходных мы поедем, приедет там режиссёр наш, Павел Морозов, мы планируем снять репортаж.
К. Мацан
— Какой возраст детей?
Е. Бреднева
— Приезжает начальная школа, вот они с сопровождающими, у нас не как форма детского лагеря, потому что мы программу предоставляем, и у нас компания, которая помогает организовать, если надо, трансфер, питание, проживание. То есть они приезжают с сопровождающими, или с родителями, или с педагогами. Если это начальная школа, то вот я говорю то, что мы смотрим, чтобы это всё было им интересно, они снимают в основном мультфильмы. Если кто постарше, работа уже посерьёзнее.
К. Мацан
— То есть если, допустим, кто-то заинтересовался из наших слушателей, чтобы поехать, то это не просто вот как частное лицо вам звонишь, заполняешь заявку, едешь, а должна быть какая-то группа организованная, там от школы или как-то вот коллектив родителей?
Е. Бреднева
— Нет, они могут и сами приехать. Вот у нас будет Малоярославец, мы им организуем приезд. И родители приезжают с детьми, у нас даже с маленькими детьми приезжают, например, двое-трое детей в семье, и чтобы старшие участвовали в смене, учились снимать, посещали экскурсии, а мама, с ребёнком просто, например, гуляет, где-то присоединяется, ребенок маленький, двух-трёхлетний, он где-то и полепить может, просто она с ним может там подойти, отойти, то есть семейные такие поездки.
К. Лаврентьева
— Но требование такое, что у ребёнка должен быть гаджет, я так понимаю, телефон?
Е. Бреднева
— Не обязательно. У нас командная работа, вот, например, сейчас Павел приедет, у нас выезд будет в Борисоглебский монастырь, там для воскресной школы, они попросили приехать, их обучить, чтобы тоже, может быть, запустить это направление у себя, чтобы снимать в воскресной школе фильмы, мультики делать, их присылать на фестивали. И мы приезжаем, чтобы в практике с режиссёром, с их детьми, их родителями снять вот такой репортаж и подарить монастырю к 200-летию.
К. Лаврентьева
— Как интересно.
Е. Бреднева
— И они там приходят и с маленькими, и постарше.
К. Лаврентьева
— А есть такое, что ребёнок приезжает, например, вообще ничего не зная о церкви, ничего не зная о храме, но присоединяется к такой поездке, и вот в течение поездки, съёмок он знакомится таким образом?
Е. Бреднева
— Конечно! Он ещё там больше всех говорит о храме. Отвечу на вопрос: у нас вот приезжает Павел, и он привозит несколько камер, и мы их делим на команды, то есть не каждому нужен телефон. А когда у нас идёт именно практическая часть, когда мы вместе, они получают задания, то есть у каждой команды обязательно должен быть оператор, мы распределяемся, и мы сопровождаем, то есть режиссёр, например, на команде там, или одну, или две команды курирует, говорит, как снять правильно планы, потому что планы есть крупные, средние, и как правильно это соединить. И они прямо в практике, им не скучно, как вот в киношколах часто бывало, ты год или два только лекции слушаешь, а потом только тебе камеру дадут, вот у нас нет, у нас, так как дети все уже и так снимают, мы говорим: давайте снимать. Но когда, например, экскурсия, они получают задания снять, если для наших соцсетей «Святые Online», мы им говорим формат, например: надо нам вертикально, до минуты. И они, вот в Петербург мы выезжали, музей Пушкина посещали, и каждый делает на свой телефон, потому что здесь уже не командная, чтобы экскурсоводу не мешать, когда они получают индивидуальные задания, то могут уже на свои телефончики поснимать. Если у кого-то нет, то мама ему даст или преподаватель, или мы, а так в основном командная работа.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно. Но это такая история, как, знаете, если ребёнок чрезмерно увлекается гаджетами — отдайте его на курсы программистов, там нужно столько писать вот эти коды, что он очень устает от экрана, и у него нет сил в оставшееся время опять сидеть в телефоне, потому что очень устает нервная система, глаза, пальцы, и, в общем-то, хочется отдохнуть. А тут получается, что ты фильм снимаешь, и ты и так уже вот эту потребность покопаться, понажимать кнопочки, ты уже как-то реализуешь, ещё и с пользой, то есть пока ты снимаешь, ты же запоминаешь очень то, что тебе говорят, ты сам ретранслируешь, соответственно, всю услышанную информацию.
Е. Бреднева
— На 80 процентов больше запоминаешь это по статистике в педагогике, а когда ты сам об этом говоришь, тогда и усваиваешь. Ну, вот о педагогах ещё тогда хочу сказать, о детях поговорили, вот как они могут развиться, пройдя наши курсы. У нас педагоги, которые прошли курсы, они в своих регионах уже запустили тоже, кто-то кинофестиваль, кто-то киношколу. Бывает разное даже по характеру, например, они закончили, направление интересное, потому что по работе с детьми именно духовно-нравственное воспитание — это один из лучших, вот сколько мы взаимодействуем со школами, с детьми работаем, потому что, когда спрашиваешь: «кто будет снимать фильм?», все руки поднимают из детей. Ну и всё, и педагог грамотный начинает обсуждать уже темы, добродетели и прочее. И вот у нас, например, Катя из города Воронеж, закончила Московскую духовную академию и сейчас разработала свой маршрут по Воронежу, и буквально уже к ней записываются люди. Вот у нас будет первый пилотный, планируем, может быть, через неделю или через две, к ней выезд. Она составила, там и собор кафедральный, там же много, и Митрофан Воронежский, а если мы на микроавтобусе, то к Тихону Задонскому можно заехать. Ну и, естественно, для детей «Петровские корабли», шикарный интерактивный музей, то есть они будут снимать историю, опять же, и православие. И там она на месте уже договаривается, где расселить, покормить, чтобы это всё было по нормам. Вот к ней поедет первая группа такая. Катя запустила ещё по анимации курс, ее сразу и школы стали приглашать, потому что это востребованное направление не только для воскресных школ, а ещё и для школ, чтобы там запускать кинокружки. И люди даже готовы это оплачивать, то есть для педагога, который немного даже получает, для него это может быть как дополнительная работа, потому что, набрав десять человек в школе, он может раз в неделю вести этот кинокружок, и у него очень хороший может быть заработок, это плюс педагогу в помощь. И кто у нас не научился, не то чтобы не научился, вот научился он снимать и монтировать, говорит: «классное направление, я у себя сделаю региональный фестиваль». И он начинает взаимодействовать у себя уже, например, вот сейчас из Саратова ко мне приезжали, у них там новая епархия образовалась, и вот владыка их направил на повышение квалификации, на наш обучающий курс, они приезжали в Валаам, в Санкт-Петербург, и они приедут ещё в Малоярославец. Мы их ещё поддерживаем, мы им будем торжественно вручать анимационную студию, с камерой, на которой они работают, так уже мы очень многих наградили в областях, то есть кто хочет развиваться, мы как-то тоже их поддерживаем. И вот сейчас они приедут, уже привезут фильм свой, представят в Малоярославце и получат такую от нас анимационную студию, это «Сиреневая мультстудия», наши партнёры, Дмитрий Шубин тоже нам помогает награждать этих педагогов. И они хотят дальше сделать свой, может быть, фестиваль, маршрут разработать, и также мы будем выкладывать, пожалуйста, можно вот Саратов, там тоже очень красивые места. И так вот, кто выпускается, кто подключается к этому, он у себя в регионе начинает развивать эту деятельность — или фестиваль, или образовательный маршрут, или просто пойдёт в школу учителем работать, а вокруг него тоже образуются люди и вот это направление. Недавно из Алтая мне позвонила выпускница, они взяли грант сейчас, вот их поддержали, Движение первых«, первый раз грант сейчас давали, вот это наши выпускники, очень приятно, им дали миллион, и они уже покупают оборудование, это ещё поддерживается и государством, и есть грант «Православная инициатива», тоже это направление поддерживает. Поэтому это будет и педагогам, и родителям интересно, я думаю, будут развивать у себя на базе школ, воскресных школ.
К. Мацан
— Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение» сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А были ли случаи, когда ребёнок, погрузившись в такую кинематографическую деятельность, для себя выбирал бы потом профессию кинематографиста? Всё, ребёнок решил, что он будет режиссёром, оператором. Спрашиваю, потому что, с одной стороны, это здорово, когда ребёнок чем-то загорается и начинает о чем-то мечтать, например, о профессии режиссёра. С другой стороны, мы всё знаем, насколько этот мир творческих профессий зыбок, ненадёжен, связан с искушениями и, в общем, единицы на самом деле там по-настоящему могут чего-то добиться и пройти вот так вот с счастьем этот путь. Кто-то разочаровывается, кто-то так вечно мечтает о большой карьере в киноиндустрии, например, но так ничего и не получается, не потому что человек не талантлив, просто потому что разная конъюнктура. Как вы на это смотрите? Есть ли перед вами какая-то ответственность, если угодно, за то, что человек увлечётся творческим делом и потом и жизнь свою в эту область направит?
Е. Бреднева
— Как говорится, наше дело сеять, а взращивать будет Господь. Всё-таки мы больше о смыслах, и когда мы создавали вот это кинонаправление, мы в первую и единственную очередь были педагоги и думали о педагогике, и мы взяли этот инструмент именно как средство воспитания детей. А если кто-то из них будет, у нас были такие случаи, вот в Сочи был случай, я привожу этот пример часто, когда девочка, школьница, прислала несколько фильмов, но направление их было: готы, в черном, такого направления очень много снимают дети, которые, конечно, на фестиваль не пойдут. Но среди пяти фильмов, которые она прислала, был один со смыслом, он о том, как мальчику нравилась девочка, и он всё под неё подстраивался, и прической, и всем, а она не обращала внимания. А потом он встал с собой, и она его заметила. Он стал с собой и подумал: ну, не нужен я ей и не нужен. Стал собой, и вот просто идёт, и всё. И там такая развязка, что девушка подходит к нему и знакомится на такой, на доброй ноте там. Концовка очень-очень хорошо снята была, прямо вот талант. И мы в зимнем театре награждали, помню, детишек, и она пришла вся такая, преобразилась.
К. Мацан
— Гот стал человеком.
Е. Бреднева
— Ну, чтобы не обидеть это направление... Но она изменилась, преобразилась, был вид один, стал другой — в платье, красивая девушка. И мне потом говорили, она поступила как раз на режиссёрский, по-моему, даже в Москву. Это я к чему говорю — к тому, что нужна мотивация, понимаете? Ты можешь снимать и выкладывать там абы что, чтобы себя как-то проявить, и это идёт всё во вред, часто даже в плачевные случаи, а можно, наоборот, сказать: «да, ребят, давайте, вот у нас фестиваль, мы там наградим вас, можете поехать потом отдохнуть, повысить свой уровень с режиссёрами», и мы награждаем ребят, награждаем педагогов, и они вот так вот приходят, меняются, выходят на сцену. Поэтому мы ищем площадки, взаимодействуем с органами власти, нам предоставляют площадки, чтобы детей наградить, чтобы они чувствовали, что надо снимать позитивное, доброе, мы стараемся вот в этом направлении идти.
К. Мацан
— А есть ли такая у педагогов, не знаю, проблема или не проблема, связанная, собственно, с требованиями к художественному уровню того, что снимается? Я объясню, о чём спрашиваю: с одной стороны, я понимаю, тоже имея какой-то опыт преподавания в детском лагере, допустим, мы кино снимали, музыку писали, монтировали, снимали всё-всё-всё, и есть две крайности: одна крайность, когда ты, как педагог, в общем, восхищаешься, умиляешься, даёшь зелёный свет всему, что ребёнок делает, просто потому, что он это делает, это прекрасно. Но показывать это потом далеко не всегда станешь, потому что это очень просто, это иногда плохо, но ребёнок постарался, во всяком случае. Другая крайность — это чтобы сделать прямо хорошо и педагогу было не стыдно, тогда многое нужно делать самому. Я понимаю, что очень часто в таких профессиях, как журналистика, режиссура, во взрослой жизни обучение какое — «сиди рядом, смотри, что я делаю, через полгода начнёшь делать сам» и так далее. И вот тут педагог должен искать какой-то баланс, чтобы, с одной стороны, это было всё-таки не его произведение, а ребёнка, но чтобы оно было художественно качественное. Какие здесь лайфхаки есть?
Е. Бреднева
— Это примерно точно так же, как с уроками рисования и музыки: ребёнок приходит на кружок в школу рисовать, сначала у него не будет сразу качественный рисунок, и он не должен смотреть год, как рисует учитель, вы согласны, да? Ему нужно самому рисовать, пробовать, ошибаться, учитель должен подправлять там линии. Сначала это будет школьная выставка, потом уже, может быть, какой-то районный, потом фестиваль. Абсолютно то же самое и с кино у нас. Когда мы только запустили, проводили круглые столы, и я помню, там великие режиссёры, кто-то сначала там смотрел и думал: что это тут в наше вторглись, что из кино будет?! А мы объясняем: нет, дети должны развиваться, они уже снимают, и мы должны им помочь, они будут делать ошибки, мы им говорим, как планы снимать, как сценарии писать, сначала они составляют простые сценарии, школьные. У нас очень много школьных кинофестивалей проходит. Вот мы, на примере сейчас скажу: гимназия Александра Невского, она очень большая, может быть, даже одна из самых больших, в Нижнем Новгороде, известная, мы два раза к ним приезжали, провели курсы для педагогов и родителей, и дети присутствовали, и сразу тоже в практику. Трёхдневный такой актив был, то есть преподаем, сразу раздаём камеры и снимаем. Они до сих пор, уже несколько лет прошло, они уже в международных фестивалях участвуют. А первый год был, конечно... То есть они поняли, как планами, как звук, где-то ошибка, потом звонят, какую камеру купить, какую петличку. Сейчас они мне звонят, присылают фильмы уже очень высокого уровня, если я не ошибаюсь, участвуют в международных фестивалях, им дипломы приходят, и у них ежегодно приходит владыка, тоже их награждает. Этот проект они внедрили в программу, каждый класс, с 1-го по 11-й, снимает фильмы. И они говорят: у нас такой прямо активный период лета, мы уже думаем, что мы будем снимать, уже интересно. Это командная работа, они год там снимают, думают, каждый класс, и в мае, к Пасхе, по-моему, приурочен фестиваль, они представляют эти работы. Поэтому здесь это как кинокружок, мы не на телевидении представляем эти работы, чтобы конкурировать с великими режиссёрами, нет. Оно должно быть и как киноискусство, мы должны смотреть образцы, и дай Бог, чтобы снимались хорошие фильмы, и дети их будут смотреть, да, но это как композитор, и ребёнок, когда он приходит, он же не умеет сразу петь и играть, он учится постепенно. Так и здесь, это школьный кинокружок, кто-то из них станет, может быть, какой-то процент режиссёром, сценаристом, а кто-то просто свободное время потратит с пользой. Понимаете, педагог через вот это творчество, просто с ним поговорит, может быть, на какую-то тему. У нас даже было в одном городе, когда мы снимали, пример приведу: мы разбились на команды и пошли снимать по темам, и вот у одной из команд была тема буллинга, то есть отношений в классе. И потом, на следующий день, когда представляли свои работы, педагоги и родители говорят: «если бы мы вчера не снимали этот фильм, мы не знаем, что было бы», там это очень нужно было... Они со слезами на глазах, как сейчас помню, говорят, что «вчера мы разрешили такую важную проблему», и дети стали говорить, когда писали сценарий, на такие темы, и получилось, что они разрешили очень важную проблему отношений в классе, снимая просто вот по этой теме фильм, понимаете, да?
К. Лаврентьева
— Да, это важно.
Е. Бреднева
— Поэтому кино — это очень сильное такое средство. Сейчас для детей запускаются всякие соблазны, которые идут им в пагубу, в интернете очень много этих программ, игр, которые на разрушение идут, и надо, обязательно педагогу включаться, чтобы спасти их свободное время, занять позитивным, чтобы они снимали и как можно больше вот такого доброго выкладывали, поэтому мы вот по этой части, а не для того, чтобы их сделать великими режиссёрами. Если они захотят, они пойдут, мы им скажем, что есть ВГИК, есть ещё там замечательные, там туда-туда-туда. Но мы всё-таки боремся за свободное время, чтобы дети снимали позитивное, доброе, и воспитательный момент вот этот присутствовал, поэтому мы работаем с педагогами.
К. Мацан
— Спасибо огромное за нашу сегодняшнюю беседу. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» была Елена Бреднева, заместитель директора фонда культурного наследия и образовательных технологий «Медиа просвещение». Давайте под занавес беседы ещё раз напомним, где вас искать, вот тем, кто сейчас заинтересовался, на какой сайт заходить и что делать — «Святые Online», да?
Е. Бреднева
— Да. И вы также можете присылать нам туда и видео мы размещаем. У нас есть молодёжная редакция, это студенты МГУ, МГИМО, тоже мы с ними выезжаем, вот недавно проводили круглый стол с владыкой Московской духовной академии, в Общественной палате, то есть у нас есть на любой возраст. Приезжайте и с маленькими детьми, и с детьми постарше, и со студентами, у нас очень хорошая, добрая атмосфера, программы, поездки.
К. Лаврентьева
— Это очень интересно, спасибо большое.
К. Мацан
— Спасибо огромное. Кира Лаврентьев и я, Константин Мацан, были в студии вместе с вами. До свидания, до новых встреч на волнах Радио ВЕРА.
К. Лаврентьева
— Всего хорошего.
Е. Бреднева
— До свидания.
Все выпуски программы Светлый вечер
- «Разговор с подростками о христианских ценностях». Елена Бреднева
- «Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
- «Смыслы Страстной седмицы». Прот. Павел Великанов
Все выпуски программы Светлый вечер
«Фрески Макарьева Свято-Троицкого монастыря в Калязине». Юлия Ратомская
У нас в гостях была ученый секретарь государственного музея архитектуры имени А. В. Щусева Юлия Ратомская.
Мы говорили об истории фресок некогда затопленного Макарьева Свято-Троицкого мужского монастыря в Калязине, о том, как они были сохранены и где их можно увидеть сейчас.