В нашей студии был настоятель храма святых бессребреников Космы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин.
Разговор шел о смыслах и особенностях богослужения в ближайшее воскресенье, а также о памяти святых 20 000 мучеников Никомедийских, 14 000 младенцев, в Вифлееме избиенных, мученицы Анисии Солунской, святителя Василия Великого и преподобного Серафима Саровского. Также мы говорили о значении праздника Обрезания Господня и о Субботе перед Богоявлением. Отец Федор объяснил, в чем смысл Евангельского чтения и отрывка из Деяний святых апостолов в воскресный день.
М. Борисова
— Добрый вечер, дорогие друзья, в эфире программа «Седмица», в которой мы каждую субботу говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей недели. Сегодня со мной в студии настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин и с его помощью мы постараемся разобраться, что ждет нас в церкви завтра, в 31-е воскресенье после Пятидесятницы и на наступающей седмице. Ну, как всегда, по традиции, мы стараемся понять смысл наступающего воскресенья, а это воскресенье называется «Неделя по Рождестве Христовом», исходя из отрывков из апостольских посланий и Евангелий, которые мы услышим завтра за литургией и завтра чтение, посвященное как раз неделе по Рождестве Христовом — это отрывок из Послания апостола Павла к Галатам из первой главы, 11-й, 19-й стихи и в нем сразу вот меня лично останавливает несколько мыслей, которые не совсем укладываются в традиционное восприятие самого Послания, вот буквально в самом начале этого отрывка есть фраза: «Я принял его и научился не от человека» — речь идет об учении Евангельском, «Я принял его и научился не от человека, но через откровение Иисуса Христа», и дальше апостол несколько раз подчеркивает, что именно по откровению от самого Христа он воспринял это послание, а не от его учеников. Дальше он говорит: «Я не стал тогда же советоваться, потом, спустя три года ходил я в Иерусалим видеться с Петром, другого же из апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня». И у меня возникает вопрос: почему апостолу Павлу так важно подчеркнуть, что он не воспринял учение через апостолов?
о. Федор
— Дело в том, что Книга Деяний вообще говорит нам, в основном, о трудах двух апостолов, в первой половине — Петра, во второй — Павла, и очень многие святые отцы, толкователи, рассуждая о том, почему так мало или почти ничего не сказано об остальных апостолах, приходили к выводу, что Петр занимался проповедью среди иудеев и обращенных в иудейство язычников, то есть прозелитов, а Павел Богом был призван проповедовать среди язычников, которые не переходили в иудаизм. И вот то, что Павлу было открыто, Павел называет это то Евангелие, то есть та благая весть, которую он возвещает, вызывала отторжение и неприятие, в том числе, у очень многих апостолов и уважаемых христиан иерусалимской общины и не только иерусалимской общины, именно поэтому Павлу очень важно подчеркнуть, что ему это открыл Сам Господь, явившись ему, Воскресший Господь повелел ему проповедовать именно так и именно этой аудитории, это было соблазном в течение всей практически жизни апостола Павла. Послание к Галатам не очень понятно, когда написано, но есть такая распространенная точка зрения, что оно написано еще до Собора 52-го года Апостольского, тогда, когда такое открытое неприятие линии проповеди, которую он избрал, которую для него избрал Господь, точнее, оно вызывало в нем очень тяжелое огорчение, и он вынужден был достаточно резко в этом Послании отзываться о других апостолах, что после достижения консенсуса и согласия, наверное, трудно себе представить и здесь поэтому очень важно для него, что ему отдельно явился Христос и направил его именно вот на такую уникальную миссию, которая, в общем-то, иначе не состоялась бы, если бы Павел, сидя в Иерусалиме, как остальные апостолы, думал, что надо сначала принять ветхий закон, а потом уже принимать святое крещение.
М. Борисова
— Ну он-то был ревнителем ветхого закона и даже гонителем христианства, поэтому, собственно, ему-то принимать было нечего, ему нужно было полностью измениться внутри, чтобы выйти на проповедь.
о. Федор
— Надо сказать, что тогда, когда его душа и сердце этого требовали, он оставался ревнителем закона, известно, например, что перед последним своим посещением Иерусалима, где он будет арестован, он давал обет назорейства — это типичная ветхозаветная форма поклонения Богу и известно, что он обрезал Тимофея, то есть тогда, когда это было надо аудитории, в которой он проповедовал и в этом не было никакого лукавства, никакого релятивизма, он брал какие-то части и исполнял из ветхого закона, тогда, когда это мешало, он их не исполнял. Но здесь важно, что Павел, поскольку все это и так знают, он это декларирует, показывает, что он это не скрывает, он сам об этом помнит, что он был противником, даже гонителем Господа Иисуса Христа, и он жалеет об этом, он говорит: «Мне, как некоему извергу (в другом Послании, то есть выкидышу буквально) такому уроду, Господь явился, но от того, что я был так плох и так страшен, от этого суть этого явления не меняется». Мне в этом отрывке, в начале Послания к Галатам всегда удивительны слова, которые он избирает для обозначения своего призвания: «Итак, Бог, избравший меня от утробы матери моей благоволил открыть во мне Сына Своего» — вот интересно, мы можем прийти к вере во Христа, допустим, через красоту иконы, через историю России, через чтение Достоевского и это будет важно, это будет хорошо, но суть этого явления — это когда Бог открывает в человеке своего Сына, то есть вот как бы Христос рождается в душе этого человека, из неважного Он становится самым важным, самым близким, самым родным. Интересно себя проверять по этим словам: а во мне открылся Иисус Христос или нет? Или Он не виден, Он закрыт, Он непонятен, Он так и остался где-то на периферии? Вот такие слова, они, с одной стороны, очень прекрасны, с другой стороны, такие обличительные очень для многих современных христиан.
М. Борисова
— Обратимся теперь к отрывку из Евангелия от Матфея из второй главы, стихи 13-й и 23-й, которые тоже завтра будут звучать за литургией, и там, естественно, речь идет о бегстве святого семейства в Египет, но помимо того, что сам сюжет, он достаточно известен, когда Ангел Господень, уберегая святое семейство от мести Ирода, повелевшего истребить в Вифлееме всех младенцев, отправляет их в Египет, чтобы там укрыться, пока не пройдет опасность, там есть ссылки на ветхозаветные сюжеты, которые нам, по нашему невежеству в области Ветхого Завета особенно, не всегда понятны, вот, в частности, евангелист пишет: «Тогда сбылось реченное через пророка Иеремию, который говорит: «Глас в Раме слышен, плач и рыдание, и вопль великий, Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет» — вот что означает эта отсылка к пророчеству Иеремии?
о. Федор
— Вифлеем в переводе: «Город хлеба» — это место, где любимая жена Иакова Рахиль умерла родами, она родила двоих детей, Иосифа и Вениамина, и вот Вениамин выжил, а Рахиль умерла, и это было страшное горе для Иакова, мы помним, что он любил ее больше, чем Лию. И вот в память об этом как бы город этот считал Рахиль своей покровительницей, она святая, она праматерь для них и для нас. И поэтому те дети, которые в этом городе, они воспринимались, как дети ее, можно сказать, духовные дети ее, и поэтому она рыдает о тех убитых детях, которые по повелению вот этого чудовища Ирода, они умерщвлены.
М. Борисова
— И есть еще один тоже не совсем понятный пассаж, это слова: «И, придя, поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное через пророков, что Он Назореем наречется» — вот что за пророчество имеется ввиду?
о. Федор
— Вы знаете, в прямом смысле это пророчество не сохранилось, в Библии нет параллельного места из Ветхого Завета прямого, вполне возможно, что Матфей ссылается на какого-то пророка, на какую-то книгу, которая тогда была в ходу и была доступна. Мы из самого текста Ветхого Завета знаем, что очень многие книги были утеряны, были периоды, когда священные книги были в огромном пренебрежении и известно, что, допустим, Книгу Закона приходилось очень долго искать для того, чтобы ее переписать и объявить заново после возвращения из плена вавилонского для того, чтобы просто научить народ и пришлось искать, ее не было. Также могло быть с другими книгами, поэтому нам трудно сказать, если сейчас в тех книгах, которые входят в канон Ветхого Завета этой книги нет, это не значит, что эта ссылка не была понятна для слушателей, но с другой стороны, назорейство — это такая практика или, как часто называется у исследователей: «протомонашество» — это брались определенные обеты, но брались они на время, вот назорей не стриг волос, мы все помним историю с волосами Самсона, бритва не должна была касаться его волос, и он не мог вкушать не только вина, но ничего, связанного с виноградом, даже изюма, касаться даже отжатых плодов, и третье — он не должен был касаться мертвых ни при каких обстоятельствах, даже отца или матери, если они умирали, то вот никакого осквернения — это воспринималось, как осквернение, быть не должно. Назорейство не предполагало отказ от семейной жизни, но, видимо, были еще какие-то молитвенные практики, которых мы не знаем, по крайней мере упоминавшийся сегодня уже обет назорейства, взятый на себя апостолом Павлом, он говорит о том, что в конце этого периода должны были быть отстрижены волосы, и они сжигались при специальной молитве, по-моему, во дворе Иерусалимского храма, если не ошибаюсь, там в определенном жертвеннике вот как символ некоего послушания, духовного труда, самоограничения, такого даже, скажем так, подвижничества, которое этот человек ради Господа три года, пять лет, год, несколько месяцев понес, поэтому назорей, происходящий от слова «Назарет» или, видимо, сродное ему Назарет, по-моему, происходит от слова «назир», что значит «выделенный», отделенный для Господа буквально святой, то есть принадлежащий Богу, это о Иисусе Христе говорится, как о том, кто полностью принадлежит Богу, вот он нарекается назореем, то есть даже не берет на себя короткий период, а вся его жизни становится назорейством.
М. Борисова
— Напомню нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица», со мной настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин, и мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Вот казалось бы, у нас сейчас самое такое праздничное, радостное время — Святки, приподнятое настроение, и вот именно в этот момент Церковь напоминает нам о самых таких тяжелых примерах, примерах мученичества, мы уже завтра, в воскресенье, будем вспоминать 20 тысяч мучеников Никомидийских, потом, в понедельник 11 января мы будем вспоминать 14 тысяч младенцев Вифлеемских и 12 января мученицу Анисию Солунскую, пострадавшую, как и 20 тысяч мучеников Никомидийских, во времена великого гонения времен императора Диоклетиана. Вот почему в разгар праздника, посвященного Рождению мы вспоминаем вот такую ужасную смерть?
о. Федор
— Дело в том, что само Рождество Христово, оно несет в себе напоминание, форма Рождества Христова не в городе, в хлеву, в скотском загоне, когда нет места ни в одном доме, когда свидетелями становятся пастухи и животные — это уже мы начинаем говорить о том, что начинается то, что в богословии называется «кенозис» — самоумаление, самоуничижение Бога, Бог нисходит к человеку и становится одним из нас, и Вифлеем таким образом — это начало Голгофы, потому что путь от уничижения к Голгофе — это путь все более и более глубокого уничижения, погружения в человеческую ненависть, неприязнь, мстительность, зависть, которая будет окружать Господа Иисуса Христа в течение всех трех лет его земного служения и в конце концов предательства, страшная, чудовищная смерть через распятие, поэтому мученичество, как соучастие в страданиях Христовых, как обозначает это апостол Павел или дополнение даже, у него есть такая мысль о том, что он восполняет страдания Христа своими страданиями, то есть участвует в этом, входит в некую меру, вот оно — это то, что забыть нельзя даже на фоне праздника.
М. Борисова
— Вот по поводу огромного числа мучеников, вспоминаемых в эти дни, начнем с 14 тысяч Вифлеемских младенцев, многие такие, критически настроенные исследователи говорят, что это невозможно себе представить, что имеется ввиду именно такое число, потому что в маленьком Вифлееме такого количества младенцев в те времена просто не могло быть. Есть версия, что это просто некий символ, а если это символ, то символ чего?
о. Федор
— Вы знаете, вообще, конечно, для древнего человека было очень важно, 40 лет хождения в пустыне, 70 лет Вавилонского плена — это могло быть не обязательно ровно 70 лет действительно, и сейчас мы уже так не мыслим, мы мыслим точными цифрами, точными периодами, потому что у нас есть к этому возможность, история с какого-то периода начала записываться и поэтому для нас это не приемлемо немножко. Но вообще, когда погибает огромное количество людей, то выбирается близкая символическая цифра, вот, например, 100 тысяч мучеников Тбилисских, убитых на мосту, где завоеватель положил иконы и предложил им пройтись по ликам святых и любимых икон и остаться в живых, и практически все население города, которое было поймано, они отказались, и поэтому река под мостом вскипела просто кровью от количества убитых тел. Также и здесь, к этому не надо относиться так прямолинейно, конечно, просто все были убиты, мы можем себе это представить, даже, наверное, не можем: горе и страх и ужас перед этой личностью, который весь уже Израиль ненавидел страшно и который совершил еще и вот какое злодеяние — убить беззащитных, невинных ни в чем младенцев только из опасения, что пророчество сбудется и среди них есть тот, кто может претендовать в его старости на престол, то есть в некотором смысле это чудовищно извращенная религиозность, он боится этого пророчества, но он верит, но вот ради этого приносится такая кровавая жертва страшная.
М. Борисова
— А вот что касается Никомидийских мучеников — ведь вот эти массовые казни христиан, тем более во времена великого гонения — достаточно такое распространенное явление, почему из этого огромного сонма память церковная выделила именно тех, кто пострадал в Никомидии? Я напомню тем радиослушателям, которые не знают подробности жития этих мучеников: в городе Никомидии сгорел императорский дворец и, как тогда часто бывало, в этом поджоге обвинили христиан и решили воздать око за око и сожгли их, заперев в церкви, вместе с церковью.
о. Федор
— Речь идет о 303 годе, когда такого размера христианских церквей не существовало, их и сейчас очень мало, которые могут вместить такое количество людей, позднее, уже после Миланского эдикта, Константина в некоторых больших городах центральные строения, которые назывались «базилики», то есть посвященные царю Василевсу, от этого слова «базилика», были переданы в церкви, поэтому ранние церкви и строятся в форме базилики, но все равно вряд ли там могло вместиться 20 тысяч, это тоже опять образ, просто в Никомидии гонение было особо лютое, особо свирепое, там это Диоклетианово гонение, если о нем почитать, то христиане успокоились, и Церковь расслабилась, даже историк Евсевий об этом говорит, начались сплетни, начались интриги, началась борьба за власть, клевета друг на друга и христиан было очень много, известно, например, что в Египте жаловались императору продавцы мяса в Александрии, потому что город перестал покупать мясо, потому что оно все было связано с принесением жертв животных, как-то все участвовало так или иначе, вся мясная продукция участвовала в этих ритуалах, просто вот целая отрасль народного хозяйства, она входила в жесточайший кризис, то есть христиан было очень много. Видимо, просто это сожжение, как месть, оно было наиболее распространенной и страшной казнью принятия мученичества в Никомидии, в ее окрестностях, это же такой сюжет очень известный, еще начиная с Нерона, когда есть подозрение, что сам Нерон поджигает Рим, а потом обвиняет в этом христиан, то есть Диоклетиан ничего нового не придумал.
М. Борисова
— Ну вообще это такая странная история, то есть она много раз описана и истолкована, но от этого она не перестает быть столь странной, потому что ведь гонение Диоклетиана началось в последние годы его жизни, он достаточно долго был на троне, и христиане чувствовали себя прекрасно, было очень много придворных-христиан, было много военачальников-христиан, по одной из версий даже жена Диоклетиана и его сестра были христианками, это при том, что у него достаточно приличная историческая репутация, никто не говорит, что это был какой-то изверг, что это был какой-то не очень умный правитель — напротив, историки воспевают ему панегирики именно, как вполне разумному и дальновидному императору Римской империи, и вдруг вот такое дикое изуверство спровоцировать в последние годы своего правления — как мне ни объясняют, я понять не могу.
о. Федор
— Может быть, для начала надо вспомнить, что большинство императоров за первые три века существования Церкви, которые были хороши, как, скажем так, правители и менеджеры, они были противниками христианства, потому что они в нем безошибочно чувствовали угрозу империи, как высшей ценности, все-таки для римлянина империя была высшей ценностью, это формировало все остальную шкалу ценностей и выразителем, и как бы сосредоточием этого, знаменем этого был император, именно поэтому ему приносили жертву, это было несколько кусочков ладана, но это говорило о том, что человек относится лояльно к власти и не собирается с ней воевать, а в христианстве, как в совершенно другой системе, где главный — Христос, а не человек-император, думающие императоры совершенно справедливо чувствовали огромную угрозу для существования самой Римской империи, поэтому те, кто царствовали для себя, правили — им было все равно, а те, кто пытался навести порядок, чувствовал угрозу, внутренние проблемы Римской империи нарастали, их очень много описано историками, сейчас не об этом разговор, и все факторы, которые могли «опрокинуть» империю, они увеличивались в глазах человека, высшего чиновника, и вот он с ними так боролся.
М. Борисова
— А что значат в принципе гонения в жизни Церкви? Ведь это тоже не без воли Божьей попускается, они же иногда без внешней причины возникают и, как правило, несмотря на очень такую дорогую цену, они оживляют веру, если можно так выразиться.
о. Федор
— Да, есть слова о том, что Церковь оживает во время гонений, я не дерзну их повторять, наверное, их можно услышать в устах человека, который что-то подобное пережил. Действительно, время, когда за христианство надо дорого платить, оно отсекает от Церкви лишних людей сразу, это естественно, но есть какая-то внутренняя глубинная ненависть у людей к праведникам, ко Христу у язычников, «да мерзок для человека праведного человек нечестивый и мерзок праведник для человека, идущего кривым путем», по-моему, вот так у Соломона, то есть есть некоторая мерзость, отторжение от святости, она неприятна, она мозолит глаза, надо смотреть, надо меняться, поэтому, понимаете в центре Москвы не может стоять видный отовсюду храм Христа Спасителя, он напоминает о Христе, его надо взорвать...
М. Борисова
— Пусть там лучше будет бассейн.
о. Федор
— Да, пусть там будет яма с водой, поэтому вот это неприятие, а христианство, его очень много, они живут по другим законам, да, у них есть грехи, у нас у всех есть грехи, но все-таки они — граждане Неба, это вызывает вопросы: почему ты продолжаешь так жить, если вот вокруг тебя люди твоего сословия, христиане были из всех сословий, как вы сейчас упомянули, даже из императорского дома, если они сделали этот выбор, может быть, и тебе пора? Или надо убрать их, чтобы они не обличали. Поэтому всегда было много людей, которые включались в это гонение.
М. Борисова
— В эфире радио «Вера» программа «Седмица», с вами Марина Борисова и настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Мы ненадолго прервемся, вернемся к вам буквально через минуту, не переключайтесь.
М. Борисова
— Еще раз здравствуйте, дорогие друзья, в эфире наша еженедельная программа «Седмица», с вами Марина Борисова и настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. И, как всегда по субботам, мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. В череде наших рождественско-новогодних праздников особое место занимает 13 января, в народе «Щедрый вечер», в таком советском и постсоветском народе это Старый Новый год, а на самом деле это праздник Отдания праздника Рождества Христова 13-го и сам праздник Обрезания Господня и памяти святителя Василия Великого 14 января. Вот давайте поговорим о празднике Обрезания — в общем-то, совершенно ветхозаветная традиция, оставшаяся в современном иудействе, почему мы, христиане, отдельно выделяем это, как праздник православной христианской Церкви?
о. Федор
— Во-первых, это описано в Евангелии, именно поэтому надо относиться к этому внимательно. Описано это в Евангелии, потому что для благовестия апостолов было очень важно, что Христос соблюл все нормы ветхозаветного закона, это было принципиально важно, чтобы были принесены жертвы, чтобы было совершено обрезание, которое и вводило мальчика в наследие Авраама, во-вторых, потому что в Древней Церкви христиане столкнулись с различными гностическими учениями и после с различными еретиками, которые акцентировались на Божестве Иисуса Христа, забывая или отвергая Его человечество, не считая Его человеком, считая, что плоть Его была призрачна или естество человека было не полностью в нем, вариантов было очень много, но так или иначе этот дух, условно, монофизитства, то есть «монофизис» — одна природа, он, на самом деле, искушает человека, который не может принять глубины христианства и сейчас, до сих пор, когда отвергается все, что связано с обычной жизнью человека, и оно объявляется нечистым или неправедным — это тоже своего рода такое монофизитство, поэтому праздник был установлен для того, чтобы противостоять вот этому неправильному пониманию христианства.
М. Борисова
— Мне очень нравится такая чеканная красивая формулировка отца Вячеслава Резникова, он писал: «Мы исповедуем веру в Господа Иисуса Христа, воплотившегося и вочеловечшася, и если праздник Рождества — это праздник воплощения, то праздник Обрезания — праздник Его вочеловечивания».
о. Федор
— Да, именно поэтому у христиан такое бережное и благоговейное отношение, допустим, к погребению человеческой плоти после успения человека, обратите внимание, Иоанн Дамаскин, один из самых великих богослов, знаменитая стихира на отпевание: «Плачу и рыдаю, и вижу во гробе лежащу по образу Божию созданную нашу красоту, безобразную и бесславную» — это он говорит о плоти, не о душе, то есть он утверждает, что печать похожести на Бога, образ Бога есть и в человеческом теле, человеческой плоти, поэтому для нас, конечно, этот праздник тоже очень важен.
М. Борисова
— Народная традиция православная такая, сохранившаяся в каких-то свидетельствах 19-го века, в воспоминаниях — это, конечно, Новый год и память святителя Василия Великого. Вот почему в ощущении церковном совпали вот эти две памяти, почему Новый год совпал с празднованием памяти Василия Великого и что вообще значит Василий Великий в нашей церковной традиции?
о. Федор
— Вообще Новолетие Русской Церкви до Петра праздновалось в сентябре, как известно, и только начиная с Петра Первого в угоду подражания Европе было перенесено на 1 января.
М. Борисова
— Но за несколько веков в православном церковном сознании было время каким-то образом приспособить это, влить в это какое-то церковное значение.
о. Федор
— Он не был таким значимым, как сейчас, до революции, основное, конечно, событие — это было Рождество Христово, его праздновали, он просто состоял в ряду других праздничных светлых дней во время Святок. А вот память святителя Василия Великого — это память удивительного святого, удивительного интеллектуала, богословские труды которого оставили след вообще во всех сферах богословия Церкви, везде. Вот вы знаете, что в Европе есть монашествующие, которые живут по уставу Франциска, Доминика, бенедиктинцы есть, а у нас ведь все монахи, они базилиане, если по европейской такой шкале деления, они живут, в общем-то, по уставу, восходящему к уставу Василия Великого, то есть вместе с Григорием Богословом, будучи еще достаточно молодыми людьми, еще до епископства, они удалились в пустыню и разработали вот такой устав для сожития христиан, который лег в эту основу. Потом его толкование на Священное Писание, его богословские труды, его письма и сам образ этого человека...
М. Борисова
— Он составил чин Литургии, которая у нас по великим праздникам служится.
о. Федор
— Да, конечно, уже по его образцу этот чин был несколько сокращен и переделан Иоанном Златоустом. То есть это человек, который понял, что литургию надо фиксировать, ведь до него литургию совершал предстоятель так, как ему Господь на душу положит, человек начинал хвалить Бога и только некоторая формула, видимо, произносимая над хлебом и вином в момент, когда они становятся Телом и Кровью были общие или имели какие-то традиционные рамки, вот почувствовать, что эта способность творить, она исчерпывается и надо фиксировать для того, чтобы не происходило чего-то не должного — это же тоже может только очень великий ум.
М. Борисова
— Но мы обычно, когда вспоминаем святых отцов, мы говорим об их аскетических подвигах, об их подвигах, как святителей, вот удивительно то, что вы подчеркнули в самом начале — то, что это был интеллектуал, но мы, что греха таить, зачастую светскую ученость не адаптируем к каким-то духовным глубинам, обычно мы как-то воспринимаем ученых отдельно, а святых отцов и духовников отдельно, вот святитель Василий, он как-то в себе все гармонично сочетал.
о. Федор
— Да, и он учился в Афинской академии, это был период уже, конечно, упадка этого великого учебного заведения, основанного Платоном, но тем не менее это было самое высокое образование того времени, и он впитал в себя всю эту мудрость, он был великолепным ритором, он знал все философские учения, тонкости своего времени и философов, которые были до него, и это придавало огромный авторитет его слову, не будем забывать, что во время проповеди Василия Великого было еще очень много язычников и были и еретики, с которыми надо было разговаривать, и это все послужило ему. Мы сейчас, конечно, не все научные знания можем адаптировать для Церкви, их слишком много, а тогда их было значительно меньше и, кстати, пример Василия Великого, он в этом смысле нас иногда и предостерегает, потому что его «Шестоднев», куда он включил общераспространенные тогда естественно-научные взгляды, иногда сейчас просто вызывают улыбку, например, то, что насекомые рождаются из грязи или какие-то другие вещи, и даже иногда упрекают: «ну посмотрите, что ваши святые писали!» глядя из опыта уже сегодняшней науки. Поэтому мне кажется, что, основываясь как раз на Василии Великом, на его опыте тогда, когда богослов пытается придать какое-то точное научное толкование, допустим, рассказу о днях творения в первой главе Книги Бытия надо быть очень осторожным, потому что пройдет какое-то время, ученые скажут, что это было совсем не так, уж через 17 веков точно, если вообще будет живо человечество, а это будет как бы подчеркнуто авторитетом Церкви, вот надо быть осторожным здесь.
М. Борисова
— А как тогда нам вообще относиться к наследию святых отцов, ведь они в разные эпохи творили и их исторический контекст неизбежно отражался в том, что они писали?
о. Федор
— Надо расти и понимать, что воплощение веры в Господа Иисуса Христа — это сложно, понимаете, это не прямолинейно и это нормально, мы сами не тождественны себе вчерашним, уверовав 30 лет назад или 20 лет назад сейчас человек может стоять перед очень острыми и совершенно другими вопросами, которые тогда для него не были актуальны и если бы давно воцерковленный человек с ним бы поделился, он просто не понял, о чем бы речь. Конечно, и Церковь, живя в разных культурных контекстах исторических, конечно, она реагирует на них, частично она впускает их в себя, например, рабовладельчество первых веков истории Церкви — Церковь, как известно, с этим открыто нигде не боролась, хотя вот у Макария Великого, например, в его одном обращении к человеку он говорит: «Ты можешь быть добродетелен, ты можешь мало есть, не блудить и даже отпускать рабов на волю», то есть он упоминает об этой привычной, распространенной среди христиан добродетели, как о чем-то нормальном, но никаких энциклик, никаких указов, никаких канонов не принималось, просто человек переделывался изнутри, становилось невозможным человеку причащаться от одной чаши, а потом владеть своим братом, который тоже к этой чаше подходил, поэтому христианство это преодолевало, но все это было сложно, сейчас, когда человек, не понимающий сложности сегодняшней и, соответственно, и вчерашней, он может выдвигать это в качестве обвинений, но самый такой пример, который сейчас у всех на виду — это когда феминистки обвиняет Церковь — за историю человечества никто столько не сделал для освобождения женщины, сколько сделал Христос, после знаменитых слов апостола Павла о том, что во Христе нет ни мужского пола, ни женского...
М. Борисова
— Да, собственно, там сразу и дела начались, мы вспоминаем каждый год равноапостольную Марию Магдалину.
о. Федор
— Да. Вся та архаика, которая связана с домашним насилием над женщиной, которая иногда кажется, что она принадлежит христианству — нет, эта архаика, она общечеловеческая. Конечно, семья православного человека, она невозможна, не осуществляется, как Церковь там, где есть насилие, но для этого иногда, для понимания этого должны пройти века, чтобы часть проповеди Христовой воплощалась в то, в чем раньше она совершенно, как, допустим, в рабовладении, туда ее просто не пускали.
М. Борисова
— Напомню нашим радиослушателям: сегодня, как всегда по субботам, в эфире радио «Вера» программа «Седмица», со мной настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин, и мы говорим о смысле и особенностях богослужения наступающего воскресенья и предстоящей седмицы. Неделя эта у нас завершается еще одним таким праздником ожидания праздника, потому что она даже называется так: «Суббота перед Богоявлением», это 16 января. Но 15 января — день тоже для нас особенный, потому что мы вспоминаем очень любимого нами святого, мы его не один раз в году вспоминаем — это преподобный Серафим Саровский. Ну вот только произносишь его имя и сразу как-то очень тепло на душе, потому что к нему какое-то особое, родственное, по-моему, отношение у всех русских православных.
о. Федор
— Вы знаете, не только у русских православных и это утешает, вот я был в паломничестве два года назад в Грузию и там в древней столице Мцхета есть храм, который называется Антиохия, это храм чуть ли не 4-го века, маленький, построенный на берегу реки в том месте, где по преданию первые антиохийские священнослужители крестили в 4-м веке грузин. Храм маленький, стен мало, но чуть ли не половину возможного пространства занимает огромная икона Серафима Саровского, вот из этих лесов мордовских почему в Грузию — вот он так любим, в Греции почти в любом храме есть его икона. То есть 19-й век — век, может быть, формализации веры, отшествия народа в сторону светского развития, утрата традиций, Серафим Саровский явил, что святость как была возможной, так и остается, причем святость такого, какого-то сияющего, сверкающего, опрокидывающего масштаба, вот именно чудотворная прозорливая, пронизанная Божественным, вот этим Фаворским светом, который он показал Мотовилову и поэтому это человек, за которого люди, скажем так, схватились, что нет, это не все в прошлом, это не ушло, это здесь с нами, это возможно, это есть.
М. Борисова
— А еще он очень персонифицированный святой, потому что все его иконы написаны с его портрета, который художник Серебряков сделал за пять лет до кончины старца, и вот этот узнаваемый лик до того, как в 20-м веке мы смогли просто смотреть на фотографии святых, но это было все-таки задолго до и вот удивительное узнавание, может быть, поэтому он такой близкий.
о. Федор
— Да, о нем много известно, трудами священномученика Серафима Чичагова, составителя Серафимо-Дивеевской летописи, которая, кстати, и послужила отправной точкой желания царя-государя святого Николая Второго прославить его вот эти огромные труды. Конечно, о нем много известно, он близок нам, потому что это большой том Серафимо-Дивеевской летописи, он понятен, много его слов, описание чудес, его поступки и мы знаем о том, что ему Матерь Божия 12 раз являлась, как минимум, понимаете, это то, о чем известно. А еще мы знаем о том, что через Серафима Саровского через, по-моему, 8 или 9 лет последних его жизни, когда он вышел из затвора и принимал людей, мы знаем, что Господь святость и проявление святости дает не просто так, а дает кому-то ради людей, потому что я напомню, он был в затворе, это был обет, он бы его не нарушил, если бы не прямое повеление Божие, а вот из своих вот этих удивительных видений, своей молитвы, своего такого жительства уже на небе и удивительных откровений Господь его призвал прийти вот к нам, грешным, склочным, страстным, такие же, как мы были люди, и принимать их десятками в день, и во все это погружаться и делать людей причастниками и свидетелями той любви, в которой он жил, вот это удивительно совершенно. Поэтому то, что он не умер там, в затворе — это тоже большое очень утешение было для всех и остается сейчас.
М. Борисова
— Ну теперь поговорим о субботе перед Богоявлением, в этот день на литургии будет читаться отрывок из Евангелия от Матфея из 3-й главы, стихи с 1-го по 11-й, где говорится о том, как Иоанн Креститель вышел на проповедь в иудейской пустыне. И там есть слова Предтечи, которые вызывают некоторые вопросы, евангелист пишет: «Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев, идущих к нему креститься, казал им: «Порождения ехиднины, кто внушил вам бежать от будущего гнева?» И у меня возникает вопрос: вот эти самые фарисеи — это ревнители закона ветхозаветного, это люди благочестивые, почему пророк их так обличает и почему он говорит, как бы лишая их права бежать от будущего гнева, называя их «порождениями ехидниными», ведь, собственно говоря, следующий шаг — это крещение, которое смывает этот предыдущий период заблуждений и ошибок.
о. Федор
— Книжники пришли проверять Иоанна Пророка, кто его уполномочил, говорит ли он все и делает ли он все так, как принято и как, скажем так, храмовая или околохрамовая элита считает, что должен говорить пророк, поэтому эти люди не пришли, чтобы совершить свое покаяние через омовение, как пришли все остальные, и Иоанн Предтеча, на мой взгляд, мне так кажется, он ведет себя, как потрясающий совершенно духовный педагог: он обостряет ситуацию, что такое ехидна — это змея, он смотрит в лицо человеку, который считается учителем закона и говорит: «Слушай, ты, змееныш...» буквально. После этого человек, который закрыт для Бога, он разворачивается и в гневе уходит, или он остается, потому что ему сказали о том, что идет будущий гнев, то есть его все-таки напугали, чей гнев — Божий гнев, поэтому мне кажется, что здесь такой прием, который иногда современные батюшки тоже применяют, не имея, может быть, даров Святого духа, который есть у Иоанна, но он был очень суров к ним, с остальными, даже с воинами он так суров не был, вот это «змееныш» — это очень крепко.
М. Борисова
— А вот почему иудеи прощали своим пророкам гневные обличения, а Спасителю не прощали даже вполне спокойных и доброжелательных слов?
о. Федор
— Вы знаете, они прощали гневные обличения уже после того, как пророки были убиты, в основном. Если посмотреть жития или сведения и жизни великих пророков, например, Иеремии, или предание говорит, что Исайя был перепилен деревянной пилой, это казнь, медленное умирание такое и посмотрите на остальных пророков — ничего подобного, никому не нравилось, когда пророки обличали, потому что пророки, я напомню, это не тот, кто говорит о будущем, а тот, кто прорекает о том, как ты сейчас должен исправиться и жить, поэтому при царях всегда были пророческие школы, они были и правильные, и те, которые проповедовали мир и спасение тогда, когда уже, допустим, нависла угроза вторжения Ассирии или Навуходоносора, и у царя, и у элиты всегда была возможность слушаться этого человека или этого, в Книгах Царств очень много описано таких случаев, а уже потом люди начинают, как Христос говорит, строить гробы праведникам, не отказываясь, не меняясь, оставаясь такими же, как те, кто их убил и гнал, почему это обличение, они строят такие памятные какие-то знаки над местом, где они были убиты или были похоронены. Почему нельзя было закрыть рот Иоанну Крестителю — потому что весь народ почитал его, мы помним, как они, подходя искушать Христа: какой властью ты это делаешь? Когда Христос задает им вопрос о пророчествах, о Иоанне Крестителе, и они боятся дать ответ, потому что и так нельзя, и так нельзя.
М. Борисова
— Ну вот по поводу того, что «все почитали» и вспомнив фразу евангелиста: «Тогда Иерусалим и вся Иудея, и вся окрестность Иорданская выходили к Нему», вот опять я напомню слова из проповеди отца Вячеслава Резникова, он пишет: «Почему все — все чувствовали, что одно кончилось, а другое еще не началось, все понимали, что так дальше жить нельзя, или все взорвется, или окончательно потеряет смысл, и у всех была потребность смыть наконец-то с себя нечто, некую вековую нечистоту». Мне кажется, вот такой взгляд не евангельский текст делает его ужасно современным, потому что вот это ощущение, что одно кончилось, а другое еще не началось, оно, по-моему, преследует наших современников уже не первый год.
о. Федор
— Надо сказать, что ко времени проповеди Иоанна Крестителя действительно исполнились некоторые пророчества о временах прихода Мессии, и все это знали, во-первых, «семьдесят седмин» Даниила Пророка и во-вторых, пророчество, которое изрекает Иаков о том, что «не оскудеет царь от Иуды, и вождь от чресл его, дондеже не придет Избавитель», «да оскудел», потому что Ирод — это идумеянин, это первый правитель не потомок Иакова, то есть пророчество праотца, оно исполнилось, поэтому все и ожидали, поэтому Иоанна Предтечу и спрашивают: «Ты Христос или нет?» Он говорит: «Я недостоин развязать ремень на обуви Его». Иоанн Предтеча начинает свою проповедь теми же словами, которые говорит Христос в начале: «Покайтесь, потому что приблизилось Царство Небесное», вот мне кажется, что два эти тезиса о покаянии, о приближении Царства Небесного, нам никогда не надо о них забывать, когда человек кается, он становится ближе к Царству Небесному и приближение благодати, радости Христовой, Его Царства, оно приводит человека к покаянию.
М. Борисова
— Спасибо огромное за эту беседу. В эфире была программа «Седмица», с вами были Марина Борисова и настоятель храма святых бессребренников Косьмы и Дамиана на Маросейке протоиерей Федор Бородин. Слушайте нас каждую субботу, с праздниками, до свидания.
о. Федор
— С праздниками, до свидания.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер