У нас в гостях была координатор добровольческой службы Марфо-Мариинской обители Александра Правосуд.
Мы говорили с нашей гостьей о её пути к Богу и социальному служению, а также об истории добровольческого объединения при Марфо-Мариинской обители и о том, какие социальные проекты развиваются здесь в настоящее время. Александра поделилась, в чем сейчас особенно нужна помощь, и как каждый желающий может присоединиться к дружной команде волонтеров.
Ведущий: Алексей Пичугин
А. Пичугин
— Дорогие слушатели, здравствуйте! Это «Светлый вечер» на Светлом радио. Меня зовут Алексей Пичугин, рад вас приветствовать. С удовольствием представляю гостью. В ближайший час здесь, в этой студии вместе с нами и вместе с вами проведет Александра Правосуд, координатор добровольческой службы Марфо-Мариинской обители. Здравствуйте.
А. Правосуд
— Здравствуйте, Алексей!
А. Пичугин
— Александра, мы уже много достаточно здесь, в этой студии говорили про Марфо-Мариинскую обитель, про ее историю, про Елизавету Федоровну, про социальные проекты, которые сейчас в обители продолжаются, таким образом продолжая начатое больше 100 лет назад самой Елизаветой Федоровной. Но я думаю, что аудитория меняется, люди нас слушают тоже не постоянно. Кто-то слышал — ну и хорошо, мы напомним, для кого-то это вообще будет новая информация. Давайте немного про Марфо-Мариинскую обитель поговорим. Нас слушают в разных городах. Наверное, стоит сразу же отметить, что место это совершенно чудесное — московское, старомосковское. Обитель была построена архитектором Щусевым в начале ХХ века в старом-старом московском районе Замоскворечье.
А. Правосуд
— Да, Алексей, я с радостью еще раз, конечно, расскажу о создании Марфо-Мариинской обители. Это интересный монастырь в том плане, что его создала Елизавета Федоровна. Она после смерти своего мужа Сергея Александровича выкупила несколько зданий в Замоскворечье и, что примечательно, создала такую общину, куда приглашались сестры милосердия, девушки, которые брали определенные обеты в жизни, но при этом этот монастырь с самого начала занимался социальным служением, скажем так. И сама Елизавета Федоровна с сестрами ходила на Хитров рынок, также она помогала страждущим. Что очень интересно, даже такие исторические справки: у нас недавно была экскурсия, и мы узнали, что рядом с входом в Покровский храм находятся такие маленькие ячейки. Мы сначала не могли понять, что это за такие ячейки, куда можно опускать письма. А оказывается, это историческое основание нашей совмещенной со службой милосердия группы работы с просителями.
А. Пичугин
— То есть, это было задумано еще Щусевым? Возможно, там, совместные разработки, может быть даже, с Елизаветой Федоровной?
А. Правосуд
— Да, да.
А. Пичугин
— Вот это очень интересно. Потому что... Тут маленький такой экскурс, наверное, в краеведение, в историю архитектуры. Когда в начале ХХ века у нас стал господствовать стиль модерн и многие храмы строились в этом стиле, именно в этом стиле, в Москве появился целый ряд очень интересных церквей, которые были построены, ну, как бы мы сейчас сказали, наверное, «под ключ». Недалеко от метро «Бауманская», например, есть замечательная старообрядческая церковь, которую недавно отдали обратно старообрядцам, построенная по проекту архитектора Бондаренко тоже в начале ХХ века, примерно тогда же, когда и строилась Марфо-Мариинская обитель. И вот мне как-то раз человек, который имел отношение к старообрядческой общине, показывал эту церковь. Я много лет прожил неподалеку от нее, много лет ходил мимо, но она была закрыта, там находилось спортивное общество много десятилетий. Но выяснилось, что за все эти годы снаружи сохранились элементы, которые задумал Бондаренко, и каждый из этих элементов — он нес какую-то функцию. Там, маленький светильничек, который за прошедшие 90 или 100 лет никто не сломал, не оторвал. Это маленькие табличечки, ручки от дверей, ящик для писем тоже, почтовый ящик. И очень много-много таких элементов, которые, казалось бы, за прошедшие сто... Вообще не очевидно, что они должны быть на храме, их могут отдельно повесить. Но это все было разработано единым комплексом.
Вот, извините... Я сразу же чего-то вас прервал...
А. Правосуд
— Да. Да, спасибо за тоже интересную информацию.
И там, в этих ячейках каждый нуждающийся любого вероисповедания мог оставить записку, попросить какой-то помощи. И так интересно, что те чеки тоже до сих пор есть, а вот сейчас такой большой проект группы работы с просителями, куда тоже может прийти любой страждущий. Нужно позвонить в справочную и попросить какой-то помощи.
А. Пичугин
— А в ячейку ничего нельзя бросить?
А. Правосуд
— Ну, туда сейчас больше оставляют записки. Они иногда путают, люди, могут оставить записки об упокоении, о здравии — именно церковные, да.
А. Пичугин
— А! Ну они все равно попадают по адресу, я думаю. Зная, что они там лежат, люди их вынимают и относят в церковь.
На протяжении долгих лет Марфо-Мариинская обитель была частью реставрационных мастерских Грабаря, и я хорошо ее помню еще... Я хорошо помню: в 90-е и 2000-е годы, когда еще Центр Грабаря там работал, и вот кто бы что ни говорил, я знаю и уверен на сто процентов, что благодаря Центру Грабаря, собственно говоря, Марфо-Мариинская обитель сохранилась. И, выехав оттуда, передав эти помещения Церкви, люди, которые восстанавливали обитель, попали в целые помещения, где сохранялись фрески, мозаика, где сохранилось полностью литургическое пространство храма. Просто оттуда вывезли всю утварь, которая принадлежала Центру Грабаря, и было очень... В отличие от других учреждений, которые занимали в советские годы храмы и строили, там, городили этажи... И до сих пор в Москве в центре города есть церкви, где попросту нет никаких ни сил, ни денег, ни возможностей пять этажей внутри храма разобрать. В Марфо-Мариинской обители все по-другому.
И я еще помню сад замечательный, которого... Сейчас вот того самого сада, все-таки посаженного при Елизавете Федоровне, к сожалению, нет. Ну, и не знаю, насколько можно было его сохранять, потому что он уже такой заглохший был, но... А это вот был — идешь в центре Москвы, по Ордынке, поворачиваешь и попадаешь как будто в какой-то далекий-далекий загород — все в деревьях, в цветах...
А. Правосуд
— Да, сейчас тоже так. Этот сад восстановлен очень подробно из архивных документов. Там есть садовницы, которые очень так трепетно занимаются им. И, конечно, он... Что интересно, он благоухает круглый год. То есть одни цветы отходят — другие расцветают. Очень прекрасно...
А. Пичугин
— Даже зимой что-то там как-то растет, неувядающее, вечнозеленое. А при этом долгое время Марфо-Мариинская обитель не была монастырем. Она, собственно говоря, и задумывалась ведь Елизаветой Федоровной как не монастырь...
А. Правосуд
— Как община.
А. Пичугин
— Как обитель милосердия, как община. Это тот формат, который был популярен в те годы. Там и Первая мировая война, когда вот это общинное служение было наиболее востребовано. Первые годы она и существовала как такая община, обитель, обитель милосердия. И, конечно же, сразу начали восстанавливаться социальные проекты, которые наследовали тем проектам, которые когда-то задумывала Елизавета Федоровна.
А. Правосуд
— Да, это так. Но она стала восстанавливаться сразу как монастырь, женский монастырь. И второй игуменьей этого монастыря вот сейчас стала матушка Елизавета. Уже можно сказать, что она с самого начала, но вторая. И благодаря тоже вот... Как говорят, поставь нужного человека на нужное место, и все может расцвести. И действительно, так произошло — как-то достаточно все быстро за, можно сказать, 15 лет, прибавилось очень много сотрудников, и также вот возникла наша добровольческая служба, которой пять лет. И тоже очень интересно, как она за пятилетие — я так сразу перешла к нашей службе...
А. Пичугин
— Ну хорошо, да.
А. Правосуд
— Просто тоже совпадает с данной темой. Потому что вначале было десять человек, пять лет назад. И добровольцами занималась сестра, инокиня. Она тогда была сестрой милосердия, не приняла постриг, и это была просто небольшая группа людей, которая иногда что-то делала. Не было никаких проектов, в которых бы мы принимали такое активное участие. Ездили в скит на картошку, и все. А потом вот, за пять лет... То есть сейчас у нас 250 человек. То есть, это увеличение, такая пропорция происходит очень быстро.
А. Пичугин
— А как вы попали в общину?
А. Правосуд
— Я... Видимо, Господь каждого ведет по-Своему. Я... Вот мы начали с фресок Нестерова, можно сказать, с Щусева. Я пришла посмотреть здания в стиле модерн.
А. Пичугин
— И вы тогда к Церкви ведь никакого отношения не имели, как я понимаю?
А. Правосуд
— Относительно. Немного я захаживала, даже у меня был духовник, но с которым мы так общались, но это все равно не было такого воцерковления, как я понимаю сейчас, что это такое. Я пришла полюбоваться фресками, потому что я уже тогда любила русскую живопись передвижников, увлекалась ими...
А. Пичугин
— Ну, а это, в общем, не передвижники, это же модерн, они наследовали, да...
А. Правосуд
— Ну, модерн... Ну...
А. Пичугин
— Но это все равно то время.
А. Правосуд
— В то время, да. Вот область, скажем, одна и та же.
И, я еще помню, пришла — у меня был в сумочке кофе, и я должна была посмотреть фрески и поехать в Театр Гоголя на спектакль. (Смеется.) И мне даже подружка звонила.
Я говорю: «Саша, ты где?» И когда я зашла на территорию, зашла в храм, и услышала службу. И я хочу отметить, что до сих пор наш хор для меня — один, наверное, из лучших, которых я вообще слышала, и я не смогла оттуда выйти. Я осталась на службе...
А. Пичугин
— Не пошли в театр...
А. Правосуд
— Не пошла в театр. Телефон разрывался, а я написала, что «не ждите меня». И на следующий день пришла на литургию, познакомилась с отцом Тихоном Кречетовым, который один из батюшек, которые там служат. Ну, как — познакомилась? Пошла к нему на исповедь.
И потом прошло время, и я стала ходить в обитель и увидела, что есть некие люди в храме, это такие девушки примерно моего возраста, которые что-то делают. Они как-то ходят группками небольшими, общаются. И я увидела в них какую-то похожесть на себя, какие-то схожие черты во внешности, в какой-то, не знаю... может быть, возраст совпал. И я поняла, что мне они очень интересны. Вот это самое интересное, наверное, когда привлекают люди, человек.
И потом была Пасха, и обитель — она радушная, Она всегда... Самым первым нужно все время всех накормить. (Смеется.) И после Пасхальной Всенощной ночи в саду всегда организовывается такое небольшое чаепитие с яичками, с куличами. И я помню, когда я подошла к тоже скромно (потому что все время как будто неудобно, когда тебе что-то просто так дают) к этому столу, и, вы знаете, меня поразило опять... Девочки, которые там были, и одна из них, которая сейчас уже является моей близкой подругой, она сказала: «Возьмите яичко!» (Смеется.) И в этом слове было столько любви и внимания...
А. Пичугин
— А какой год это был?
А. Правосуд
— Это было четыре года назад.
А. Пичугин
— Угу. Ну, в общем, совсем недавно.
А. Правосуд
— Да. И в этом было столько, ну, не просто, там: «Подходите люди, берите, там!.. Много не берите — в одни руки одно яйцо», а именно в этом было столько нежности и участия. И я поняла, что вообще в обители так все. Вот переступаешь порог — и чувствуешь внимание к мелочам и внимание к человеку.
И после этого я заинтересовалась службой, но мне было сложно сделать шаг к добровольчеству, потому что тяжело тратить свое время куда-то не в себя. Я была увлечена своей профессией — у меня творческая профессия...
А. Пичугин
— А вы театром занимаетесь?
А. Правосуд
— Да, я режиссер театральный...
А. Пичугин
— И продолжаете заниматься7
А. Правосуд
— Сейчас меньше. Я сейчас ищу, где бы мое нынешнее духовное состояние нашло бы применение именно в этой сфере, которая подходит сейчас мне. Потому что все подряд уже я не могу, во все включаться.
А. Пичугин
— Но вы можете для себя допустить, что вы, занимаясь тем, чем вы занимаетесь сейчас в обители, все равно будете продолжать режиссерскую деятельность?
А. Правосуд
— Да, конечно! Я...
А. Пичугин
— Ведь это же не что-то такое несопоставимое...
А. Правосуд
— Я думаю, что это, наоборот, соединяющее одно и другое, да. Главное — найти эту точку.
А. Пичугин
— Ну это очень здорово, конечно. Хорошо бы, конечно, чтобы получилось...
Я напомню, что Александра Правосуд, координатор добровольцев Марфо-Мариинской обители, сегодня в гостях у Светлого радио, и мы говорим про социальные проекты обители. И вот вы начали помогать...
А. Правосуд
— Да, я решила, что все-таки мне как-то скучно все время тратить время на себя, хотя мне казалось, что я делаю все... То есть, я не просто, там, прогуливаю свою жизнь. Я действительно читала всегда много книг, я занималась своим развитием внутренним, творческим, вот. Но поняла, что все равно как-то тоскливо и скучно. Вот тяжело жить. А когда я увидела вот это тепло от девочек, и поняла, что нужно все-таки решиться и потратить когда-то свое время не на себя. (Смеется.) Это было решающим моментом...
А. Пичугин
— А у вас были какие-то попытки прийти в фонды, может быть, уже четыре года назад? Ведь как раз активно начинала развиваться история с разными фондами благотворительными. То есть как-то себя вот в таком благотворительном социальном служении найти?
А. Правосуд
— Нет, не было. Я думаю, что...
А. Пичугин
— То есть, Бог вас привел...
А. Правосуд
— ...именно в обитель. И именно в обители я увидела добровольцев. И вообще как бы задумалась о том, что, наверное, это можно делать.
Да, и я стала немного помогать, по чуть-чуть. Еще была такая небольшая история, да — что... Как последняя была капля, когда я спасала очень долго котенка — сутки я не могла... (Смеется.) Я решила, что мне нужно спасти бездомного кота, который от меня все время убегал. Вот. И когда я уже вечером, изможденная, пришла к отцу Тихону и сказала об этом, он посоветовал мне: «Может быть, пора людьми заниматься?» (Смеется.) Вот. И тогда вот было, действительно, последней каплей... И я стала помогать, и помогала год. И во время... Что очень интересно, что во время моего первого года помощи было для меня очень ценным опять это общение. Общение именно с добровольцами, с этими девочками, которые были уже воцерковлены, которые ходили для службы, и для них это было достаточно так легко — приходить на раннюю, в 6:50 утра, потом в восемь утра начинают накрывать чай для прихожан, потом бежать по каким-то своим делам или тут же общаться и опять обедать... То есть как бы вот это вот включение... Потому что это меняется образ жизни. И изменения эти были для меня вместе с ними не так сложны. Я как бы тянулась за ними.
И еще было очень важно для меня... Я боялась, что меня будут ругать, почему-то. (Смеется.) Что я что-то не то сделаю. Или иногда я просыпала на вот этот чай, который в восемь утра нужно накрывать. В общем, какие-то были у меня сложности. И очень для меня было важно, что вот и Евсевия, и девочки — ну, которые вот старые добровольцы — они меня, наоборот, поддерживали. Они говорили: «Что ты, ничего страшного! Все хорошо!»
А. Пичугин
— Посмотрите, достаточно символично еще и то, что сегодня такой праздник — Введение во храм Пресвятой Богородицы. И мы с вами сегодня говорим про обитель милосердия. Я понимаю, что Марфа и Мария — это люди Евангелия. Но, тем не менее, всегда вот эта связь с Богородицей — она прослеживалась и будет прослеживаться в любых христианских проектах, связанных с благотворительностью, делами милосердия. И вот маленькая совсем, будущая еще только Богородица входит в этот большой храм, в это большое храмовое пространство. И с этого во многом начинается ее путь. И вот мы с вами тоже сегодня встречаемся здесь и говорим о том, как люди внутри такой необычной обители милосердия работают и помогают ближним. Тоже какой-то такой символизм и связь в этом есть.
А. Правосуд
— Ну, наверное. В том, что иногда нужно сделать какие-то усилия, наверное, вот нам, светским людям, для того, чтобы начать в своей жизни делать что-то новое. Это правда бывает сложно.
Ну, а потом, интересно, что происходит такой обмен... То есть ты получаешь настолько много... У меня действительно появилась такая радость... И я еще тогда жила в Павловском Посаде. И, я помню, приезжала на трудничество в храм за... Ну, дорога там два с половиной часа, но мне было легко тратить это время. И я помню, что... Сейчас вот тоже есть некоторые новые девочки, которые пришли, они тоже, многие, живут в Подмосковье, и они приезжают мыть посуду тоже, преодолевая какие-то препятствия. Они говорят: «Мы бежим сюда, как на праздник — мыть посуду», И я понимаю, что да, вот когда ты делаешь просто так простые вещи — помыл пол, помыл посуду... Прекрасная у нас там такая в обители... Горчица — моют с таким большим мешком. Это тоже так атмосферно... (Смеется.)
А. Пичугин
— Да, это прямо по старинке — горчицей?
А. Правосуд
— Да, да.
А. Пичугин
— Ничего себе! А почему?
А. Правосуд
— Ну, мне кажется...
А. Пичугин
— Не потому, что так дороги средства для мытья пола? Они все-таки сейчас есть на любой кошелек.
А. Правосуд
— Ну, это на посуду... Я думаю, что она просто не такая вредная, как... Многие сейчас даже в семьях используют больше горчицу, потому что много химии в моющих средствах, а в ней нет.
А. Пичугин
— Слушайте, надо попробовать.
Какие проекты?.. Вот давайте перечислим проекты, которые сейчас развиваются в обители.
А. Правосуд
— Да. Ну, в первую очередь, я бы сказала о социальных направлениях, о которых еще мне не удалось сказать. Это Елизаветинский детский дом, детский сад для детей с ДЦП. Это патронажная помощь одиноким старикам, пожилым людям, инвалидам. Вообще, патронажная служба — это служба, которой занимается старшая сестра сестричества Митичкина Любовь Геннадьевна, и вот тоже под ее крылышком очень приятно находиться. Это СИЗО № 6, дом милосердия «Домик доктора Лизы». Потом, есть такой проект, совмещенный со службой милосердия — «Дети.pro». Также адресная помощь одиноким людям, группа работы с просителями (это тоже совмещенный проект с адресной помощью), Центр семейного устройства, в котором тоже помогают добровольцы. И дальше это внутренние подразделения — благотворительные мероприятия. Я думаю, все бывали на «Белом цветке» и на других таких больших праздниках, которые организуются в обители. И там более 100 добровольцев всегда принимают участие. И также уборка храма, кухни, трапезной.
А. Пичугин
— Помощь продуктами, я знаю.
А. Правосуд
— Продуктами — это вот группа работы с просителями. Адресная помощь, да, мы можем подробнее тоже об этом поговорить, потому что это в данной нашей такой эпидемиологической ситуации одно из самых основных направлений.
А. Пичугин
— Да, потому что люди-то многие пожилые сидят дома. И даже, наверное, те из них, кто раньше мог сам спокойно ходить в магазин, им сейчас ходить в магазин нежелательно и вообще выходить из дома, пожилым людям. Вот тут вы им можете тоже помогать.
А давайте, правда, поговорим о том, как в период карантина, самоизоляции... Сейчас у нас в Москве как таковой самоизоляции особо нет, но время все равно сложное, и, естественно, ежедневно огромное количество заболевших. А надо беречь себя, и люди стараются тое лишний раз никуда не ходить. Наверное, из-за этого, в какой-то мере, и, с одной стороны, страдают проекты, которые раньше активно развивались, с другой стороны, есть дополнительный фронт работ.
А. Правосуд
— Да. Именно эти направления сейчас одни из самых важных. И я хочу еще сказать, что во время вот пандемии, которая была прямо в начале марта, апрель, когда нас всех закрыли, это было немножко страшно. И действительно, огромное было напряжение в адресной помощи. Ну, чтобы было понятно слушателям, это такая служба, которая... Такая дверь на Большой Ордынке, в которую надо...
А. Пичугин
— Рядом.
А. Правосуд
— Да. Прямо в монастыре, но она со стороны улицы находится. В нее может постучаться каждый нуждающийся и попросить еду, попросить как-то помочь ему с билетом или помочь финансово оплатить хостел на одну ночь, ну, и так далее. В основном, конечно, просят вот такую помощь продуктовую.
И бывает в день сейчас — 60 человек могут прийти. Но в пандемию это увеличилось во многие разы.
И также появилось очень много заявок, которые звонили в справочную службу обители. Опять же, напомню, что это совмещенный проект службы милосердия. И сдавали заявки о том, что нужна тоже помощь именно... Есть люди, которые приходят в обитель, а есть те, которые не могут прийти, им нужно доставить. И вот есть такая адресная помощь, которая вот развозит продуктовые наборы этим людям.
И это было, конечно, в пандемию... Когда ребятам выдали СИЗ, вот эти вот...
А. Пичугин
— ...средства индивидуальной защиты.
А. Правосуд
— ...да, они фотографировались, и, конечно, на всех...
А. Пичугин
— ...с эпидемиологического в переводе на русский.
А. Правосуд
— (Смеется.) Да. И они говорили... Они были очень забавные, конечно, с юмором, наши добровольцы, слава Богу. Потому что они были в очках, в маске и говорили: «Нам еще ласт не хватает». И действительно, это было смешно, когда уже все сидят дома, ну, невозможно выйти. Там, даже мы делали эти постоянно пропуска — каждую неделю. Это было очень сложно — все время их переделывать. И ребята, некоторые не на машинах, пешком, ездили, развозили эти продукты.
Также вот и сейчас нужна в этих направлениях помощь как и добровольцев, которые бы помогали сотрудникам во время... Вот дневные, вечерние дежурства группы работы с просителями, когда поток людей. Потому что сотрудники иногда не могут даже выйти на обед — то есть насколько такая большая загрузка. И вот там нужны люди. Потом, вечерние дежурные нужны. Когда сотрудник уходит домой, у него заканчивается рабочий день, приходит доброволец. Нужен каждый день вечером человек, который бы тоже вел такой прием, если кто-то приходит, если нет, то помогал сортировать продукты, лекарства и так далее.
А еще у нас очень интересный сейчас...
А. Пичугин
— Ну, то есть можно сказать, что все-таки пандемию, вот ту весеннюю «самоизоляцию» вы пережили нормально? Ну, вот даже не знаю, какое слово тут подобрать, чтобы оно не обидно прозвучало. Потому что всем было тяжело. Но вы пережили ее без потерь?
А. Правосуд
— Да, да. Все было, да, слава Богу. И у нас были постоянно поддерживающие встречи в Zoom’е с матушкой, со всеми сотрудниками, у нас все время был контакт. И тогда тоже матушка сказала: могут закрыться вообще сейчас все проекты, одна адресная помощь останется. Вот бывают такие какие-то виды помощи, которые в какой-то момент начинают выходить на передовую. Вот они и вышли.
на самом деле, сейчас вот говоришь — как-то это воспринимается просто. Но тогда это было действительно... Я думала: кто поедет вообще, когда были все настолько напуганы, и пропуска, и так далее. И, конечно, вызывало большое уважение, что все добровольцы как бы бросились именно туда и это выполняли. И ездили, и многие, опять же, скажу — своим ходом. Брали по три продуктовых набора, а мальчики по четыре — в рюкзак, на метро — и развозили.
А. Пичугин
— Я напомню, что сегодня в гостях у Светлого радио Александра Правосуд, координатор добровольцев, добровольческой службы Марфо-Мариинской обители. Я — Алексей Пичугин. Мы через минуту вернемся к нашему разговору.
Возвращаемся в студию Светлого радио. Напомню, что сегодня здесь вместе с нами и с вами Александра Правосуд, координатор добровольческой службы Марфо-Мариинской обители. Сегодня, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, мы говорим о социальных проектах обители. И с праздником мы, кстати, тоже вас, дорогие слушатели, поздравляем, с этим замечательным! А вот как можно... Вот нас сейчас слушают разные люди, и уже по опыту наших программ, можно говорить, что на них хороший отклик, и люди отзываются. Если попросить кого-то помочь, находятся те, кто может это сделать.
Вот сейчас, в данный момент в условиях пандемии какая помощь и каким проектам, в первую очередь, вам нужна? И чем помощь?
А. Правосуд
— Да, спасибо за вопрос. Вот группа работы с просителями, о которой я сказала выше, и наш прекрасный добрый проект под названием «Домашним бабушке». В обители есть где-то 35 одиноких стариков на попечении. Это, в основном, бабушки, которые проживают в своих домах, но у них нет родных, или же у них взрослые дети — инвалиды, которым тоже нужна помощь. И вот сейчас мы, конечно, все увидели, насколько уязвимо это поколение. А еще для нас, добровольцев, можно сказать, что это для нас они бабушки, а в принципе, в общей как бы уже временной позиции это, наверное, они прабабушки, это дети войны. И это поколение, которое уходит и которое вот несет за собой вот это время, ту эпоху, конечно, сейчас для нас является тем, которому хочется проявить свое внимание сердечное, потому что их становится все меньше и меньше. Мы там можем помогать в каком плане? Сейчас действительно не хватает в этом направлении добровольцев, потому что мы активно им занялись и пытаемся его расширять.
Что мы делаем? Можно приходить помогать бабушке по хозяйству — по запросу. Можно навещать ее просто, раз в месяц. У меня, допустим, есть такая одна бабушка — поделюсь своим опытом... Когда я к ней прихожу, я не знаю, кто больше получает радости — я или она. Потому что, слушая... Вот как раз она ходила в больницу, которая при Марфо-Мариинской обители была, ее отец видел Маяковского с Есениным, она видела, как танцевала Уланова, и так далее... То есть, как бы разговаривая с ней, я, конечно, тоже прочувствую еще раз это время, о котором я могу узнать...
А. Пичугин
— А это те самые старые москвичи, которых уже так мало осталось в Замоскворечье, которые десятилетиями, многими десятилетиями, по семь-восемь десятилетий живут там и помнят все эти традиции, еще Старую Москву. И с ними безумно приятно общаться. И очень жалко, что их мало — и потому, что их просто уже мало, и мало, потому что они в свое время активно оттуда переезжали.
А. Правосуд
— Да, и эта бабушка — она тоже живет уже не в Замоскворечье, а тоже переехала, но она это все помнит. И обмен информацией — наверное, я ей тоже даю какое-то ощущение, может быть, радости, потому что она мне звонит, ей интересно со мной поговорить. Видимо, все-таки вот молодость — она немножечко старость и одиночество стариков скрашивает. И я думаю, что это самое основное.
Потом, организовывается вот очень много разных мероприятий. Ну это раньше, до пандемии, но, дай Бог, мы вернемся в здания... Бабушки очень любопытные. Они любят поехать куда-то вместе — в музей вот ездили, в Клин, в Музей Чайковского вместе.
А. Пичугин
— А эти экскурсии тоже вы им организовываете?
А. Правосуд
— Да, это организовывает обитель. И поэтому нужны добровольцы, которые будут...
А. Пичугин
— Ну, и нужны средства, я думаю, тоже на все это?
А. Правосуд
— Именно. И нужны и средства, и этот месяц вообще в обители обозначен как месяц благотворительности, и добровольчество — благотворительность. Но если, допустим, слушатели не могут и вы не можете помочь именно таким временем, делом, то, конечно, все вообще проекты в обители — они существуют за счет частных пожертвований.
И даже вот эти вот бабушки... Вот чтобы отвезти бабушек даже пять в Новый Иерусалим, который в Подмосковье, или вот в Клин... Да даже мы в парк выезжали, они занимались там спортивной ходьбой — нужно их вывезти, кому-то взять такси, потому что не все могут добраться, далеко. Потом, нужен обед какой-то, кафе, их покормить, входные билеты. Это все достаточно определенные деньги.
А еще многие из них просят помочь с лекарствами, потому что, на самом деле, у многих пенсия — ну, это понятно — маленькая, а лекарства нужны каждый месяц. И действительно, вот как-то посодействовать еще в этом — очень отрадно, и добро пожаловать в этом принимать участие, так же, как и абсолютно во всех других проектах обители.
А. Пичугин
— Мы от себя только добавим, что есть сайт Марфо-Мариинской обители — очень простой в Интернете адрес: http://mmom.ru — «Марфо-Мариинская обитель милосердия». И вот зайдя на этот сайт http://mmom.ru, вы можете найти все возможные способы, как помочь обители. Там же есть и контакт, там есть и возможность помочь деньгами, и есть возможность предложить свои услуги в качестве волонтера, что тоже сейчас, конечно, наверное, сопряжено с определенными сложностями из-за пандемии (ведь люди, наверняка, должны какие-то тесты сдавать на коронавирус, на его отсутствие)...
А. Правосуд
— Это в медицинских учреждениях — да. Допустим, в проекте «Дети. pro»...
А. Пичугин
— А те, кто к бабушкам ходит?
А. Правосуд
— Те, кто к бабушкам, нет.
А. Пичугин
— Но ведь это тоже неизвестно — какой-то пошел человек, а у него бессимптомное...
А. Правосуд
— Ну, вы знаете, это, на самом деле... Вот как моя бабушка, к которой я хожу... Я ей сказала, что я не пойду, потому что такая ситуация, «я боюсь вас заразить». Она говорит: «Нет, нет. Все равно ты приходи — я не боюсь. Я хочу, чтобы ты пришла».
А. Пичугин
— Да, но бабушки, видите, они часто не боятся.
А. Правосуд
— Ну пока мы здоровы все — я и моя бабушка! (Смеется.)
А. Пичугин
— Слава Богу, да, мы надеемся, что оно так и будет.
А. Правосуд
— Ну во всех... Понимаете, если сдавать вот эти тесты, то сейчас, конечно, помощь бабушкам — в принципе, она уменьшилась. Мало кто ходит. Может быть, я и еще какой-то человек. Вот. А вообще мало такого именно посещения дома.
А в медицинских учреждениях, конечно, в этом есть остановка. Вот в проекте «Дети.pro» и садик, и дом — нужно сдавать тест, и еще его нужно сдавать часто.
Но что касается, хочу сказать... Вообще, обитель не закрыта, и можно приходить — у нас есть встречи с новыми добровольцами, мы принимаем добровольцев. Просто мероприятия — они ограничены до 20 человек. И пока включаться в какую-то жизнь монастыря внутреннюю, помогать в уборках (что тоже для новых добровольцев очень важно)... Раньше вообще было вначале такое: нужно пройти, как тоже девочки шутят, когда в «Макдональдсе»" на кассе постоять, так и в обители — быть на чаепитии, быть вот внутри жизни...
А. Пичугин
— Помогать. Ну, все, в общем, пройти с самого начала.
А. Правосуд
— А потом уже, конечно, идти к подопечным. Потому что все-таки контакт с подопечным — это надо обладать определенным ресурсом самому добровольцу. Даже в группе работы с просителями, когда приходит большое количество людей, и хотя кажется, что они должны прийти такие все интеллигентные, добрые, сказать: «Помогите, дайте мне, пожалуйста, какую-то продуктовую помощь», — нет, далеко... Люди приходят абсолютно разные, часто в агрессивном состоянии, и поэтому уметь справляться со стрессом — это важно.
Мы, конечно, стараемся помогать, организовывать какие-то встречи с психологами и проводить консультации, но все равно это личный уже ресурс каждого человека.
А. Пичугин
— А добровольцы, насколько я понимаю, работают и в «красных зонах» в больницах ковидных?
А. Правосуд
— Наши, может быть, работают, но не от обители.
А. Пичугин
— Ну возможность вы вот настолько непосредственно в больницы не вхожи сейчас?
А. Правосуд
— Есть больница Святителя Алексия, и «Домик доктора Лизы», и клиника Рошаля. И там есть очень ограниченный вход добровольцев. Мы там, в основном, сейчас можем передавать какую-то еду, приготовленную пациентам, или оказывать какие-то такие поручения... Тоже у нас была там одна наша подопечная бабушка, которую мы передавали, поздравляли с днем рождения, цветы ей какие-то, подарки. А так — да, ограниченный вход пока.
А. Пичугин
— А расскажите, что за проект — «Домик доктора Лизы». Он так звучит трогательно.
А. Правосуд
— Это общежитие, в котором проживают семьи, состоящие из родителя и больного ребенка. Дети, эти семьи — из Восточной Украины. Дети или имеют тяжелое заболевание разного характера и получают квоту на лечение в Москве, или же которые получили серьезные травмы во время боевых действий. Но вот, допустим, есть подопечный, у которого... Они с приятелем были во дворе и просто там играли, у него взорвалась граната, и он получил большие травмы. А это общежитие — то есть они лечатся, но не проживают в этом помещении. И, как во многих тоже таких направлениях, они получают медицинскую помощь, но они изолированы со своей бедой от окружающего мира. И включение в этот... в это общежитие в их жизни волонтеров — допустим, сопровождение... Вот была такая мама, которая боялась спускаться в метро, естественно. Потому что есть травмы от бомбоубежищ. И нужно было помочь ее сопроводить.
Или мы все время поздравляем их с разными праздниками, организовываем вечера творческие. Еще у нас традиционно всегда был в обители Рождественский вечерок, где участвовали и прихожане, и подопечные, и добровольцы, и сотрудники — такое объединяющее интересное мероприятие. И туда приходили тоже вот эти вот дети. Для них вот этот выезд в свет, конечно, является поддерживающим.
Также есть у нас прекрасная одна подопечная — Ангелинка, которая делает прекрасные интересные броши. Это правда талантливая работа. И вот мы с добровольцами эти броши с радостью раскупили и носим. Вот. Она нам хочет сейчас даже сделать таких... У нас в нашей службе эмблема — голубь в руке. И она вот сейчас хочет сделать таких голубков нам тоже.
Но также добровольцы и решают какие-то текущие юридические проблемы. Ну, помогают решать, в смысле, помогают разобраться, ну, то есть оказать какую-то поддержку.
А. Пичугин
— Я напомню, что сегодня в гостях у Светлого радио Александра Правосуд, координатор добровольцев Марфо-Мариинской обители.
А что входит — вот я вас представляю: «координатор», «координатор добровольческой службы», «...добровольцев». А что непосредственно входит в ваши обязанности?
А. Правосуд
— У нас есть группа кураторов... Вот те проекты, которые я назвала, в каждом есть один или несколько человек, добровольцев, которые непосредственно занимаются этим направлением, а я помогаю всем координировать их работу. В основном, все просьбы идут уже к ним, не ко мне, некоторые проходят через меня.
Также я помогаю, с Божьей помощью, службе как бы стратегически развиваться, то есть организовываю... Разные мероприятия мы организовываем. Также за это время у нас появилась форма, эмблема. То есть мы налаживаем контакт с внешней деятельностью, то есть сотрудничество с другими службами.
А. Пичугин
— То есть, фактически, и пиар тоже входит в сферу вашей ответственности?
А. Правосуд
— Да, входит. (Смеется.) Это уже...
А. Пичугин
— Вы так вздохнули... А как вообще люди узнают про Марфо-Мариинскую обитель и про то, что там происходит?
А. Правосуд
— Вот какк раз можно сюда и отнести тему помощи онлайн, о которой вы очень много говорили, Алексей — о том, что действительно есть много препятствий сейчас вхождения добровольцев в разные такие социальные направления...
А. Пичугин
— А вот, кстати, да. Чего-то я, простите, даже забыл про это спросить. Да.
А. Правосуд
— А вот мы сейчас вместе можем об этом сказать, потому что в основном люди узнают с разных ресурсов, но один из них — это социальные сети, которые есть в обители, сети, а есть конкретно у добровольцев, которые ведут девочки просто так, вот как бы волонтеры там. И у многих это бывает одно из основных таких направлений помощи, зон, там, где они помогают. Потому что, наверное, люди, которые профессионалы — вот эти вот SMN-щики... как они называются?
А. Пичугин
— SMM-щики.
А. Правосуд
— SMM-щики, да, спасибо — они, наверное, знают, насколько это большой труд. И вот девочки включены именно в то, чтобы наши сети были живыми и интересными, потому что многие ребята говорили, что «я лежал вечером на диване, опять мне было грустно, плохо, и у меня выскочила ваша сеть, и я увидел, что там идет жизнь». То есть это публикация последняя не была за месяц каких-то скучных людей, а действительно там придумываем и новые рубрики — там, «Читая книгу». Мы делимся интересными книгами, которые мы прочли. Потом, есть девочка, которая умеет делать разные такие видео. То есть у нас теперь не просто посты идут, и не просто мы должны... туда умеем вставлять наши эмблемки, а еще какой-то есть видеоряд.
То есть как бы можно включиться в эту работу. Она и творческая. Потому что мы также пишем очень текстов.
Также ведем прямые эфиры — тоже это можно включаться, помогать...
А. Пичугин
— У вас каналы на YouTube, еще где-то...
А. Правосуд
— Это в обители, и добровольцы мне помогают уже на территории обители. Вот есть такой «Центр семейного устройства», в котором есть прямые эфиры с психологом. И вот наша девочка-доброволец — она ведет, помогает как ведущая. Тоже можно это делать.
И много также такой помощи на расстоянии — не только в социальных сетях, а также отслеживать, допустим — вот социальное направление — дни рождения бабушек, собирать документы. И мы хотим сделать сейчас истории наших бабушек, собрать их как бы такие истории жизни, оформить как-то, чтобы это все осталось в памяти и не ушло просто так. Потому что время уходит, и они тоже. То есть, можно этим заниматься.
А. Пичугин
— Мы с вами еще хотели поговорить про то, какие формы вам подарила пандемия. Ну вот это все, что вы можете сделать в онлайн-режиме?
А. Правосуд
— Да, это включение... Я могу сказать, что я это и перечислила... То есть включение в организацию на расстоянии. Также есть некоторые, допустим... У нас целый блок добровольцев, которые занимаются нами самими. То есть, чтобы служба существовала, мы не можем просто делать какие-то дела, параллельно не давая добровольцам взамен какой-то площадки для общего общения.
Также у нас есть паломнические поездки, разные занятия по рисунку. Опять же, ребята могут проявляться. Они могут, кто хорошо рисует... У нас доброволец ведет вот эти вот занятия для нас по рисунку нам самим.
То есть... И есть... Также необходимо внимание проявлять к волонтерам, и нужны люди — вот, допустим, вот сейчас есть огромная база добровольцев — 250 человек, и есть две девушки, которые будут заниматься днями рождениями. То есть можно даже вот так помогать — то есть, помогать тем людям, которые уже помогают, как-то радовать их. Потому что все-таки нам друг от друга вот это вот сердечное внимание, мне кажется, очень важно.
А. Пичугин
— А вы общаетесь с другими волонтерами? Вот, например, замечательные совершенно наши... хотел бы очень назвать их друзьями — даниловцы с Юрия Белановского, которые тоже много где ездят, и... Ну вот Белановский — это прямо... прямо одно из лучших, что у нас есть.
А. Правосуд
— Я думаю, что мы не тесно еще общаемся — так, точечно. И, если я не ошибаюсь...
А. Пичугин
— То есть такая межволонтерская деятельность, проекты какие-то, возможно, совместные — это же, наверное, могло бы помочь еще и развитию каждого в отдельности?
А. Правосуд
— Да, спасибо за предложение, за такую наводку. Я думаю, что да, нужно еще более подробно в это включиться.
Единственное наше общение... Насколько я понимаю, наша девочка — она, кажется, вышла замуж за добровольца из даниловцев. (Смеется.)
А. Пичугин
— Вот, вполне, видите! Вот уже и развивается междобровольческая коммуникация.
А. Правосуд
— Да. (Смеется.) Если я не ошибаюсь, из Донского, точно не помню.
Мы приглашаем всегда добровольцев — вот «Сорок сороков», «Православных добровольцев», с «Влахернами» мы общаемся. На разные наши праздники на помощь они очень много, конечно, откликаются. Когда вот эти большие, объемные праздники были до пандемии, они приезжали и да, участвовали в помощи.
А. Пичугин
— А в регионах вы не думали как-то проявиться? Я вот за много лет ведения программы «Светлый вечер» общался с большим количеством людей, которые работают в фондах, и в этих фондах... Вот, к сожалению, все чаще они представлены в больших городах, но, конечно же, как фонды работают и с регионами. И часто, в первую очередь, с регионами. А когда речь заходит о добровольцах, то чаще всего это большие города, города-миллионники. Да и вообще, в основном, Москва, Петербург, а дальше вот, к сожалению, по нисходящей. И мне почему-то подумалось, что Марфо-Мариинская обитель как очень известное место, как такой (извините, может быть, не очень уместно) добровольческий бренд, уже за годы сделавший себе имя, мог бы участвовать... ну, набирать каких-нибудь добровольцев, координаторов в регионах, которые вокруг себя бы под вашей эгидой тоже собирали людей и помогали.
А. Правосуд
— Я чувствую, что не зря я попала на этот эфир, потому что тоже очень интересная мысль, спасибо за нее. Но единственное, что вот передача опыта у нас случается... Есть тоже такая организация — Фонд Андрея Первозванного и на основе ее — Школа общественного действия, которую ведет Паша Федосов. И там он как раз объединяет это вот на уровне Москвы. Ну, может быть, я не помню, кто-то и приезжал из регионов.
А. Пичугин
— Но это Москва, видите? А у нас больше 80 регионов.
А. Правосуд
— Да, передача... Да. Но он сам туда ездит, куда-то в регионы, да. У нас такого не было. Единственное было, что приходили какие-то частные случаи — из региона. Ну, спасибо за мысль. Это... У меня это тоже было где-то, крутилось в голове, вот вы озвучили.
А. Пичугин
— А у вас есть еще скит, и там тоже какая-то работа происходит?
А. Правосуд
— Да, до сих пор. В эту субботу также можно поехать и поколоть дрова.
А. Пичугин
— Завтра, то бишь. Далеко?
А. Правосуд
— Около... где-то... Волоколамский район, деревня Каменки — примерно около двух часов езды от Москвы.
А. Пичугин
— А надо уже туда самому приехать, да? Или организовано из Москвы?
А. Правосуд
— Организовано, да. Есть куратор направления...
А. Пичугин
— Как это сделать?.. Ну смотрите: это завтра. Вдруг сейчас вот сидит человек, слушает, думает: «Чем бы мне завтра заняться? Съездить куда-нибудь? Выходной день... Чего б поделать?», а тут — оба! — дрова можно поколоть. «А поеду-ка я!» Куда надо обращаться?
А. Правосуд
— Да, заходите, пожалуйста, в наши сети — Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), Фейсбук (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), там вот есть последняя публикация как раз об этом подробно — откуда выезд, какой фронт работ. И напишите в комментариях, что вы готовы поехать, и с вами свяжется координатор.
И да, это скит — вот можно сказать, что оттуда началась вообще тоже вся эта служба. И вся наша служба, и... Недавно тоже вот Лиля прислала фотографию — так такая красивая зима, снег, и ребята колют дрова! Я думаю: ну вот где офисные мальчишки могут еще вот так вот насладиться радостью вообще жизни, природы? (Смеется.)
А. Пичугин
— Подмечено давно, что офисные мальчишки, когда выезжают за город и видят колун и гору дров, каждый пытается себя попробовать в этом, а потом начинается. Куда — еще раз давайте напомним — куда обращаться, если люди почувствовали в себе необходимость попробовать свои силы в добровольчестве и волонтерстве?
А. Правосуд
— Если в целом вы хотите стать добровольцем обители, можно зайти на сайт обители, там есть раздел «Добровольцы». Необходимо будет заполнить анкету — там есть ссылочка на анкету, и отправить на адрес, там тоже он обозначен. И вам придет письмо с датой ближайшей встречи. Мы проводим встречи по субботам раз в месяц, иногда два раза в месяц. И на ней мы познакомимся, и потом дальше можно будет понять, насколько возможно наше общее сотрудничество, и насколько вам все-таки подойдет, и насколько будут силы участвовать во всех этих наших делах.
А. Пичугин
— Ну, осталось, наверное, поговорить еще о совместном времяпровождении. Понятно, что люди, которые работают, как-то объединены общей целью. Они, наверное, и часто отдыхают вместе?
А. Правосуд
— Да, отдыхают!
А. Пичугин
— Как вы праздники проводите?
А. Правосуд
— Ну, у нас есть, знаете, две области нашего содружества. Есть такая организованная — вот, допустим, у нас проходят раз в месяц так называемые «добровольческие литургии». Они ранние, в 6:50 утра в храме Марфы и Марии. (Смеется.)
А. Пичугин
— Да, это вы говорили уже — про 6:50.
А. Правосуд
— (Смеется.) Да, и мы там... Да, можем помолиться. Потом общий завтрак, знакомство, и мы после него читаем Канон Елизавете Федоровне.
И сейчас у нас, допустим, организовывается еще игра «Тайный ангел» на Рождество.
Но есть еще, учитывая, опять же, паломнические поездки, повторюсь, потому что это очень тоже важно для нас, — бывают однодневные, еще есть экскурсии по монастырям Москвы. Мы за этот год обошли до пандемии монастыри Москвы и поняли, насколько наш город духовно насыщен, и это было удивительно. То есть, как бы открыть глаза вообще на то, что вокруг тебя находится.
Но также у нас постепенно формируется такой близкий круг общения, и мы отмечаем День ангела вместе. Допустим, у нас 7 декабря будет вот Екатерина, и у нас очень много Кать, и поэтому мы собираемся у нашего добровольца дома за широким столом (иногда постным, иногда нет), играем в игры, играем на пианино, поем, иногда читаем письма Елизаветы Федоровны или стихи. То есть, ну это правда очень интересное времяпровождение, потому что вот эти вот застолья — они тоже давно ушли, в основном, какие-то такие встречи в кафе-ресторанах. И очень нам будет здорово, что вот мы можем собраться по-семейному.
И также у нас уже... Мы крестим друг у друга, конечно, деток, мы участвуем на венчании друг у друга. Постепенно наши девочки создают семьи. И потом... Вот в этом году мы отдыхали в Крыму — практически все вместе поехали туда, большими группами, и там тоже проводили время.
Но я хочу сказать, что, наверное, мы все-таки друг другу... не «наверное» — мы интересны. Это тоже очень важно — что мы нашли здесь не только как бы свое применение сил и духовное возрастание, потому что все-таки помощь при монастыре, но и при этом мы находим здесь друзей, которые... и вообще круг общения, который становится впоследствии основным.
А. Пичугин
— Здорово.
А. Правосуд
— Да.
А. Пичугин
— И давайте еще раз напомним, что в Марфо-Мариинской обители, про которую и про все, что там происходит, нам так интересно рассказывала Александра Правосуд, есть сайт: http://mmom.ru (Марфо-Мариинская обитель милосердия), и там вы можете найти всю необходимую информацию — как помочь волонтерам, как самим стать волонтером. Если вдруг вам нужна помощь, то можно тоже сюда обратиться.
А может быть, есть какой-то телефон короткий, который мы сейчас бы могли назвать? Номер телефона, вернее, по которому люди, которые нуждаются в помощи и которые могли бы вот, послушав нашу программу, понимают, ее от вас получить, по этому телефону позвонить и обратиться?
А. Правосуд
— Я так сразу не скажу... Там есть раздел на сайте — тоже Группа работы с просителями, и там есть контакты, внутренний номер, и можно позвонить, и вам обязательно ответят.
А. Пичугин
— И вот да, я нашел этот номер на сайте. Давайте сейчас его назовем: 8 (495) — это код Москвы — 542-00-00. С 10 утра до 7 вечера или в выходные с 11 дня до 4 часов вечера вы можете звонить по этому номеру и говорить о своих нуждах, и, скорее всего, вам помогут.
Мы благодарим Александру за то, что она сегодня к нам пришла. Александра, спасибо большое! Александра Правосуд, координатор добровольцев, добровольческой службы Марфо-Мариинской обители в программе «Светлый вечер» на Светлом радио. Еще раз поздравляем вас с праздником Введения во храм Пресвятой Богородицы. Я, Алексей Пичугин, прощаюсь — до свидания, всего хорошего!
Храму Всех святых, в земле Российской просиявших, необходима помощь
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, в городе Дубне объединяет много добрых сердец, поэтому и атмосфера в нём радушная. На приходе стараются помогать всем, кто нуждается. Здесь работает благотворительная столовая, где всегда накормят и обогреют тех, кто оказался в беде. Некоторые прихожане храма трудятся в православном сестричестве милосердия города Дубны. Они навещают стариков в доме-интернате «Рождественский», пациентов в больницах и немощных одиноких людей на дому.
Храм Всех святых, в земле Российской просиявших, ещё долгие годы может принимать, утешать и объединять людей для добрых дел. Только сейчас он оказался под угрозой разрушения. Сильно протекает крыша и появились трещины на несущих конструкциях. Необходим качественный ремонт. Собрать на него средства приходу помогает фонд «Мои друзья». Присоединиться к фонду и поддержать храм в городе Дубне может любой желающий. Сделать это просто – можно зайти на страницу «Моих друзей» my-friends.ru и оставить благотворительный взнос, либо передать для храма стройматериалы или помочь своим трудом.
По всем вопросам обращайтесь в фонд:
+7 (916) 165-82-77, e-mail: info@my-friends.ru
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Путь к священству». Священник Сергий Лабунский
У нас в гостях был клирик Елизаветинского храма города Красногорска священник Сергий Лабунский.
Наш гость рассказал о своем пути к вере, о духовных поисках, которые сначала привели его в Католичество, как и почему позднее он пришел к Православию и выбрал для себя священническое служение.
Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева.
Константин Мацан:
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии моя коллега, Кира Лаврентьева.
Кира Лаврентьева:
— Добрый вечер.
Константин Мацан:
— И я Константин Мацан. Добрый вечер. В гостях у нас сегодня священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска и еще множество есть регалий, как вас можно было бы представить, например, вы байкер.
Священник Сергий Лабунский:
— Да это так и есть.
Константин Мацан:
— Действующий или бывший?
Кира Лаврентьева:
— Или бывший католик.
Константин Мацан:
— Или бывших байкеров не бывает? Бывший католик.
Священник Сергий Лабунский:
— Бывший католик, да, это уже действительно бывший, здесь уже никаких сомнений. А байкер я действующий, да, действительно, я езжу на мотоцикле уже, пожалуй, восемь лет, как езжу на мотоцикле, и не собираюсь это бросать.
Константин Мацан:
— И член Императорского православного палестинского общества.
Священник Сергий Лабунский:
— Так и есть.
Константин Мацан:
— Много регалий, мы обо всем сегодня поговорим в том контексте, в котором мы обычно с Кирой эти беседы ведем. Я нашим слушателям напомню и вам, что мы говорим о пути человека к священству, к вере, в вере и к священству. То есть такой разговор о пути, о тех событиях, о тех вопросах, которые возникают на этом пути, о тех ответах, которые человек для себя находит. Нам кажется, что те ответы, которые, допустим, есть у вас как у человека, пришедшего к православному священству, могут так или иначе срезонировать с теми вопрошаниями, которые есть у нас радиослушателях, любого человека, который задумывается о своих отношениях с Богом и о своем пути. Вот об этом бы сегодня хотелось поговорить.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергий, путь у вас извилистый, что уж греха таить.
Священник Сергий Лабунский:
— Весьма.
Кира Лаврентьева:
— Мы сегодня обязательно об этом поговорим. Но я предлагаю начать с интересной, поворотной точки вашей биографии, когда вы, поглотив буддистскую литературу, поглотив мусульманскую литературу, пришли к полной внутренней каше. И вывел вас из этой каши свет европейской истории, которую вы горячо любили, и благодаря ей, вы все-таки обратились к христианству, но в католичество.
Священник Сергий Лабунский:
— Да-а.
Кира Лаврентьева:
— Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее. Как вообще протекала вся ваша история религиозного поиска, и почему католичество и почему вы все-таки из католичества-то потом ушли? Вот очень нам интересно, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, я согласен, любопытная история. И, увы, не краткая совсем.
Кира Лаврентьева:
— Это хорошо. Это нам подходит.
Священник Сергий Лабунский:
— Я постараюсь короче. Дело в том, что в подростковость, как это у многих бывает, начался какой-то религиозный поиск. Вопросы, зачем я здесь, откуда я здесь, какой в этом вообще смысл существует. Мне кажется, что большинство людей с этим сталкиваются и, так или иначе, для себя на эти вопросы отвечают. В моем случае получилось так, что я из совершенно неверующей семьи, никто моим религиозным образованием никогда не занимался, и поэтому мир религии для меня был принципиально иным миром. Не тем, что я видел каждый день вокруг себя. И я прекрасно помню, как еще в детстве, в достаточно далеком детстве, в глубокие 80-е годы, в начале 80-х меня моя бабушка водила в храм Всех святых на Соколе. Водила она меня всего раза три за все мое детство, то есть она не была тоже воцерковленным верующим глубоко человеком. Но просто ей казалось, что надо это сделать хоть немножечко, хоть несколько раз. Тогда еще маленьким детенком я приходил в этот храм на Соколе и попадал буквально в сказку, я помню эти мерцающие лампадки в полутьме, я помню очередь людей на исповедь, эти строгие вдохновленные и спокойные при этом лица, я помню размеренный ритм богослужения. И все это настолько глубокое впечатление тогда на меня произвело, и произвело именно непохожестью на повсеместную, повседневную жизнь. Я это запомнил. Тогда, конечно, это никакого эффекта видимого не дало в моей жизни. Естественно, я был маленьким ребенком, что родители скажут, то я и делаю, пытаюсь, по крайней мере. А в последствие, когда в подростковый возраст пришел, подростковость наступила, возник этот религиозный поиск, возникли вопросы, зачем, откуда, и что, и куда. И я вспомнил вот эту радость от общения с Богом из того детства. Обычно в подростковость у человека формируется критическое мышление, человек отрицает все, что ему раньше говорили, пытается свою позицию выработать. И здесь это сыграло на руку, потому что, повторюсь еще раз, у меня семья была неверующая абсолютно, мы о религии, как правило, не говорили вообще. И мой бунт подростковый вылился в интерес к религии. Я сейчас обратное явление наблюдаю среди детей верующих родителей.
Кира Лаврентьева:
— Да, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Потому что у них как раз бунт выражается в отрицании религии. То, чем их кормили все детство, порой бывает даже чрезмерно, ломая их волю, принуждая их, и в подростковость их бунт выражается в поступках против религии. А у меня наоборот получилось, изначально не было никакой религиозности. Я прекрасно понимаю, что если бы мои родители были верующие и, не дай Бог, они бы пихнули меня в какую-нибудь воскресную школу... Вы знаете, что со школой у меня были тяжелые отношения в свое время, я ее не очень любил, она меня тоже, прогуливал активно. Даже само слово «школа», да еще и воскресная, когда вроде бы не должно быть никакой школы, а она есть, я думаю, меня бы очень сильно оттолкнуло.
Кира Лаврентьева:
— Несистемный вы человек, отец Сергий.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Слава Богу, что этого в моей жизни никогда не было. Возвращаясь к подростковости моей, к этому бунту моему, получается то, что мне стало интересно духовность, пока так общим словом назовем, без конкретики, без деталей, просто духовность. И действительно, прогуливая школу, я прогуливал ее в основном в библиотеке, потому что там тепло, сухо, можно было посидеть и никто не спрашивал, что я тут вообще делаю в середине буднего дня.
Константин Мацан:
— Читали или просто сидели?
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, читал, а что там еще делать-то? Конечно, читал.
Кира Лаврентьева:
— Мыслить. Размышлять.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет. Вначале началось все с каких-то таких легких книжечек, конечно же. Но потом они мне очень быстро наскучили, а интерес был — здесь мы подходим к вопросу истории — интерес был у меня всегда к европейской истории, мне она очень нравилась, как, наверное, всякому мальчишке нравятся солдатики, войнушки, и мне это тоже очень нравилось. А поскольку я очень любил, не знаю, помните вы — не вспомните, был такой в 90-е годы сериал «Горец» по телевизору с — Господи, как его звали-то? Фильм был с Кристофером Ламбертом, а сериал...
Константин Мацан:
— Я помню, да, был такой сериал, а актера тоже не помню.
Священник Сергий Лабунский:
— Сериал не помню кто, но там главного героя звали Курган Маклауд. Мне это безумно нравилось. Я обожал этот сериал, потому что в нем сочеталось и одно и другое, там замечательные флешбэки в историю, показывали, как они в истории бегали друг другу головы рубили, там была мистика, почему эти люди бессмертные и почему они продолжают рубить друг другу головы в двадцатом тогда еще веке. То есть здесь все сочеталось, и меня тогда этот сериал очень увлек. С него начался мой интерес к истории, именно к европейской истории, поскольку на ней был сфокусирован сюжет этого сериала. Я начал копаться и меня безумно увлекли крестовые походы, потому что это опять войнушка, мальчишки любят мечами махать. Крестовые походы. Сплав мистики и истории прекрасно здесь ложился в контекст военно-монашеских орденов, которыми я тоже увлекся, там тамплиеры, госпитальеры, меченосцы и прочие тевтонцы — военно-монашеские ордена. Конечно, это все привило мне огромную любовь к европейской старине. И вот эта европейская старина, вплотную связанная с христианской духовностью, естественно, в латинском его изводе, в латинском варианте, и привела меня в итоге где-то к концу 90-х к приходу в католическую церковь. То есть я тогда, когда читал все эти книжки в библиотеке по свободомыслию, даже по эзотерике, иудаизму, исламу, что там только не было, все в куче было. Но христианство для меня всегда было чем-то особенным. Во-первых, потому что была эта память из детства, переживание иного мира, прикосновение к иному миру через бытие в церкви. На самом деле разовое прикосновение, не постоянное, буквально разовое, три раза, может быть, четыре за все мое детство меня бабушка водила в храм, с одной стороны. И с другой стороны, это увлечение войнушкой, войнами, все как-то сложилось и вот вышло, получилось так.
Константин Мацан:
— А что заставило потом все-таки из католичества перейти в православие?
Священник Сергий Лабунский:
— В первую очередь, глубокое разочарование в католичестве, хотя бы просто потому, что когда католик живет в России, он на самом деле с католичеством в его бытовом виде никогда не сталкивается, никогда не видит этого. Он находится в неком стеклянном пузыре, отделенном от общего мира католического. Находясь в России, католичество находится под сильным влиянием Православной Церкви. Поэтому католичество в России достаточно консервативно. И, находясь в России, русский католик, как правило, не видит всего того ужаса обновленчества, которое на самом деле присутствует в католической церкви сейчас в той же Европе. Мне посчастливилось вплотную столкнуться с обновленчеством, потому что я некоторое время жил в посталантуре Доминиканского ордена в Фастове на Украине. Я некоторое время был в Польше и там — Польша это традиционная католическая страна — и там я сталкивался напрямую с бытовым католичеством. Не с каким-то его рафинированным изводом, которое здесь у нас в России есть под сильным влиянием православия, а именно с таким католичеством, каким оно вообще в принципе и является на бытовом уровне. И я видел все модерновые совершенно каких-то невообразимых конструкций храмы, которые от амбара сложно отличить. Я видел, как были изуродованы древние храмы под новый обновленческий манер, как старые алтари ломались. Это, кстати говоря, история нашей Москвы, для этого не нужно даже в Польшу ехать. В Москве католический храм святого Людовига, это старейший действующий католический храм на территории России, он не закрывался никогда в советское время. И там были прекрасные престолы, там были три каменных престола и один сбоку посвященный святому Иосифу деревянный престол. И когда 90-е годы пришли к нам сюда в Россию и когда рухнул железный занавес, когда появилась возможность коммуникации более свободной католиков в России с католиками европейскими, получилось, что этот деревянный престол — пришли веяния Второго Ватиканского Собора в Россию — это деревянный престол оказался никому не нужен, его разломали и выбросили на помойку.
Константин Мацан:
— А помимо отторжения католичества, какая была положительная мотивация перехода в православие для вас?
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо вам большое за этот вопрос, это очень правильно. В первую очередь, я считаю, что человек должен не уходить от чего-то, а приходить к чему-то.
Константин Мацан:
— Я поэтому спрашиваю.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Здесь тоже надо ввести определенную последовательность событий. Первое, был мой отказ от идеи монашества. Потому что в принципе в католичестве обязателен целибат для любого священника, поэтому по большей части без разницы, будешь ли ты монахом, будешь ли ты приходским священником.
Константин Мацан:
— Целибат — это обет безбрачия.
Священник Сергий Лабунский:
— Совершенно верно.
Кира Лаврентьева:
— Для священнослужителя.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Совершенно верно. Таким образом, не столь важно, будешь ли ты обычным мирским священником, будешь ли ты монахом, база одна и та же остается. Естественно, мне было интересно тогда попробовать себя не в приходском служении, а именно в монашеском ордене, я пошел в доминиканцы. В доминиканцы я пошел, потому что это один из известнейших орденов католической церкви, орден проповедников, он же занимался инквизицией в свое время. А вы уже знаете, что я любил Крестовые походы.
Константин Мацан:
— Я думал, вы скажете, что я любил инквизицию.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, инквизицию я, конечно, не любил, но это отдельная история, это целый отдельный пласт, отдельный часовой разговор. И первое, что послужило к моему уходу из католичества, во-первых, я решил, что монашество не для меня. А решил я это очень интересным таким способом. Я помню, что был тогда в Фастове в монастыре, по-моему в честь Воздвижения Креста, там монастырь Доминиканского ордена, и сидел смотрел во двор, а во дворе дети играли местных жителей, какой-то там частный сектор кругом, и с этого частного сектора детишки приходили поиграть во двор монастыря. Я сидел смотрел на этих ребятишек и понял, что я буду глубоко несчастлив, если я не увижу своих детей на этом свете, как они ходят своими ножками, топчут этот мир, как они радуются, улыбаются, возятся, дерутся в том числе.
Кира Лаврентьева:
— Но тогда вы могли бы стать прихожанином католической церкви, который бы создал семью. Это ведь не основная причина, конечно?
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнения. Конечно, нет. Мне всегда хотелось как можно глубже погрузиться в то, чем я занимаюсь. Мне в принципе не очень нравятся люди, которые сбивают только верхушки и не уходят на глубину какой-либо темы, которой они интересуются или занимаются. Поэтому когда я заинтересовался христианством, а здесь надо очень четко тоже это проговорить, что я пришел в христианство потому, что мне было интересно. Не потому что у меня случилось какое-то счастье или наоборот какая-то беда в жизни случилась, и это меня привело. Нет, мне просто стало интересно. Я взял книжки и читал, мне стало еще более интересно, я своими ногами пошел, мне стало еще более интересно. Я все более углублялся-углублялся-углублялся и доуглублялся до того, что пришел к идее священства, потому что это максимальное погружение, эта максимальная интеграция из всех возможных. Естественно, когда я стал католиком, для меня вообще вопроса не стояло, кем я буду, конечно, я буду священником. Монахом или приходским это уже другой вопрос, уже как я сказал, не столь принципиально в католичестве, потому что примерно все одно и то же. Монашество давало больше интересных возможностей, нежели приходское священство, возможность, в частности, в том числе прикоснуться к истории древнего ордена католического, Доминиканского в частности, куда я пошел.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера», дорогие радиослушатели. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы сегодня беседуем со священником Сергием Лабунским, клириком Елисаветинского храма города Красногорска. Да, отец Сергий, продолжайте. Про детей.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. И вот, сидя во дворе этого монастыря, я увидел детей, которые играли, и понял, что я буду глубоко несчастлив, если не увижу собственных детей. Это стало концом моего монашеского пути.
Кира Лаврентьева:
— Не став его началом.
Священник Сергий Лабунский:
— Не, я положил ему начало. Я был в постулантуре.
Кира Лаврентьева:
— То есть вы уже первую какую-то стадию...
Священник Сергий Лабунский:
— Послушник, по-русски это послушник. Я был в послушниках Доминиканского ордена, дальше я не продвинулся, никаких обетов я не приносил, то есть монахом я так и не был никогда, и слава Богу. Тем не менее, какие-то первые шаги были сделаны. В этот момент я понял, что все, монашество для меня закрыто, закрыто и католическое священство. Потому что я не могу быть с детьми католическим священником. Собственно говоря, и ладно, на этом я успокоился, спокойно уехал домой. Какое-то время, год или два во мне это еще оставалось, католичество, но я уже получил от него определенную прививку, потому что увидел обновленчество католической церкви, увидел не только на Украине, особенно в Польше, где это было очевидно, где это было просто вопиюще, я бы сказал.
Константин Мацан:
— Вы от этого отошли, а к чему вы пришли?
Кира Лаврентьева:
— Костя все хочет узнать, к чему вы пришли.
Константин Мацан:
— Я все хочу узнать, как вы отошли от католичества и пришли в православие.
Священник Сергий Лабунский:
— Так подождите, подождите, тут же длинная история, она на этом не начинается даже.
Константин Мацан:
— Хорошо.
Священник Сергий Лабунский:
— Подождите, пока предисловие. И когда я разочаровался в католичестве в том виде, в каком оно есть, прийти мне было особенно не к кому и не к чему. Надо еще отметить, что у католиков, особенно русских католиков, как людей, живущих, не скажу что во враждебном окружении, но тем не менее в каком-то окружении, от которого они себя отделяют, у них есть ощущение собственного элитизма. Мы некая элита, и спасибо Тебе, Боже, что я не как какая-нибудь бабушка в этой православной церкви, в э-той РПЦ. Это очень характерная черта для русских католиков, которую я сам неоднократно видел, да и, что скрывать, которой сам был заражен.
Константин Мацан:
— Вообще, я бы сказал, для русских интеллигентов.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. Поэтому когда пришел к мысли, что мне в католичестве делать нечего и что мне нужно куда-то уходить, для меня возникла трудная проблема, я не мог переступить через себя и прийти в э-ту РПЦ.
Константин Мацан:
— Это уже интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, да. Представляете? Это состояние потерянности примерно год длилось, я пытался найти какие-то альтернативы, возможности, узнал, что существуют какие-то альтернативные православные, даже пришел к ним на службу, ужаснулся, честное слово, и больше никогда не приходил, и вам не советую, честное слово, это было ужасно. Это был патриархийный священник, который бросил свое служение в Русской Православной Церкви. Где-то кто-то, не пойми кто, его рукоположил в епископы. И он при живой жене — хотя формально он говорит, что с ней не живет, хотя они живут в одном доме — при живой жене стал епископом, у себя на участке построил церковь деревянненькую такую, типа шалашика.
Кира Лаврентьева:
— Он не слепой?
Священник Сергий Лабунский:
— Не-не-не, это был зрячий. Не знаю, может быть, сейчас что-то изменилось.
Кира Лаврентьева:
-Чего только нет.
Священник Сергий Лабунский:
— Там была какая-то церковь альтернативная, якобы православная, и он меня пригласил, приходи к нам на службу пасхальную. Пасхальная служба это была. Я пришел, выяснилось, что нет никого больше. К нему там еще должны были приехать другие иерархи этой церкви, но никто не приехал, он был просто один. Первый звоночек, что все иерархи альтернативной церкви проигнорировали пасхальное богослужение. Следующий звоночек, когда не нашлось никого, кому бы служить, он ко мне подходил, Сергей — я тогда еще не был, естественно священником, я был мирянин — Сергей, вы не хотите ли попономарить. — Слушайте, я вообще не в курсе, что делать, вообще никогда в жизни. Он говорит, да ничего, я там расскажу вам, все расскажу. Но я отказался тогда, никуда не стал идти. Я говорю, не-не, я тут постою. И третий звоночек был, когда в середине службы он ко мне выходил из алтаря и спрашивал, посылать ли за водкой сейчас или после службы? Ну, типа праздновать. Я, честное слово, настолько был глубоко разочарован всей этой альтернативщиной, что тоже оставил ее в стороне, даже не погрузившись в нее. Целый год я находился в каком-то состоянии потерянности, не знал, куда мне идти, вот так просто взять и прийти в Русскую Православную Церковь, для меня какой-то внутренний барьер существовал. Альтернатив, по сути, не было, а те, которые были, это было что-то страшное, упаси Боже. Целый год я был в каком-то вакууме, я прекрасно помню этот момент. Я тогда работал вебдизайнером, и мне надо было приехать на Китай-город к нашему клиенту что-то с ним обсудить. И я помню это свое тяжелое чувство от потерянности, от невозможности не то, что реализовать себя в духовном плане, а именно это было для меня всегда гораздо важнее, чем какая-либо светская работа, я всегда себя видел только служителем Церкви, в любом случае как-то с нею соприкасающимся плотно. И вот целый год этого у меня нет. Я помню это чувство потерянности, отчаяния, я иду и думаю, все хватит, мне надоело, просто первый храм, который я увижу, я туда зайду и останусь. Я выхожу из Китай-города, первый храм, который я вижу, это Никола в Кленниках на Маросейке.
Константин Мацан:
— Легендарный храм.
Священник Сергий Лабунский:
— Легендарный абсолютно храм.
Константин Мацан:
— Отца Алексея Мечева и Сергия Мечева потом.
Кира Лаврентьева:
— Надо же.
Священник Сергий Лабунский:
— Я туда захожу, там стоит отец Николай Чернышев, служит молебен. Я тогда еще не знал, что это так называется, думаю, ладно, постою. Как раз молебен у раки мощей праведного Алексея Мечева. После этого молебна я торможу батюшку, отче, мне очень надо исповедаться. Он говорит, ну, давай, ладно.
Кира Лаврентьева:
— Надо, так надо.
Священник Сергий Лабунский:
— Надо, так надо. И я два часа ему вот это все, что у меня накопилось, что у меня наболело, просто на него вываливаю. Пикантность ситуации еще заключается в том, что отец Николай Чернышев, не знаю, как сейчас, но на тот момент он был плотно связан с факультетом иконописи в Свято-Тихоновском институте. Как я потом узнал, ему в это время надо было ехать принимать экзамен или, по крайней мере, как-то участвовать в принятии экзамена в Свято-Тихоновском институте, а я его тут тормознул и два часа ему все это рассказывал. Надо отдать ему должное, он безропотно абсолютно меня выслушал, выдал несколько рекомендаций, и предложил еще приходить, дальше не отрываться, не уходить. А вы знаете, когда я исповедался, у меня было настолько прекрасное внутреннее состояние духа, я настолько воспарил буквально, я просто почувствовал себя дома, что наконец-то. Вот это длительное...
Кира Лаврентьева:
— Скитание.
Священник Сергий Лабунский:
— Спасибо. Вот это длительное скитание закончилось, я просто пришел домой, я выдохнул, мне не нужно с кем-то бороться, мне не нужно никому чего-то доказывать, я могу спокойно приходить в храм, причащаться и быть частью обычной общины христианской.
Кира Лаврентьева:
— Прекрасно.
Священник Сергий Лабунский:
— Без каких-то выпендрежей, без каких-то, не знаю...
Кира Лаврентьева:
— Изощрений.
Священник Сергий Лабунский:
— Да, без каких-то изощрений. Просто приходить и просто причащаться в окружении таких же христиан, таких же людей. Вот она, настоящая община молитвенная, которая собирается вокруг единой Чаши. Этого мне безумно не хватало, и это я получил в храме Николы в Кленниках, и до сих пор я себя считаю частью Маросейской общины. Потому что отец Николая стал моим духовным отцом, он же мне давал рекомендацию на поступление в семинарию несколько лет спустя. То есть все мое дальнейшее, уже православное воцерковление или, скажем, ревоцерковление после католичества происходило в храме Николы в Кленниках на Маросейке под водительством отца Александра Куликова, настоятеля, и вот отца Николая Чернышева, моего духовника.
Константин Мацан:
— Вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер» священник Сергей Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске. У микрофонов Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Не переключайтесь.
Кира Лаврентьева:
— «Светлый вечер» на радио «Вера» вновь приветствует вас, дорогие радиослушатели. В этом часе с нами священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска. У микрофона Константин Мацан и я, Кира Лаврентьева. Мы продолжаем наш разговор о пути отца Сергия к священству, но не только к священству, дорогие радиослушатели, но также к католичеству, из католичества, к православию, к храму.
Константин Мацан:
— К байкерству.
Кира Лаврентьева:
— К байкерству. И мне кажется, много еще путей у отца Сергия откроется. Но что я хочу процитировать, дорогие радиослушатели и дорогой отец Сергий. «Сейчас с высоты прожитых лет я могу оценить свой путь как извилистый и тернистый. Но на этом пути мне помогал мой добрый предок, прапрадед священномученик Федор Крюков, который вымаливал меня и вытаскивал из очень многих жизненных передряг». Итак, мы открываем новую страницу великолепной книги, открываем новый узор переплетений тонких линий вашей жизни, и спросим вас, откуда взялся этот прекрасный священномученик, знали ли вы об этом с детства, и как он участвовал непосредственно в вашей жизни.
Священник Сергий Лабунский:
— Он участвовал молитвенно.
Кира Лаврентьева:
— Очевидно, это очевидно.
Священник Сергий Лабунский:
— Ох, откуда взялся. Честно сказать, я никогда в детстве не знал, что у меня кто-то есть в роду в священном сане, тем более в лике мучеников. Естественно, тогда он не был прославлен как новомученик, потому что в советское время это было принято скрывать. Меня крестили, к счастью, не на дому, в церкви, но все равно церковь выбирали как можно дальше от дома и старались, чтобы нигде никаких следов не оставалось от этого крещения. А тем более, у меня там всякие дедушки, бабушки, родители партийными работниками были, тоже было не так хорошо, чтобы кто-то у них на работе узнал о моем крещении. Естественно, все это скрывалось. Никто ничего не рассказывал. И я помню, что у моей прабабушке, дочери как раз отца Федора Крюкова всегда в комнате ее были иконы, но всегда они были в уголочке, завешенные шторой. То есть в том уголочке, где окно, на той же стене, где окно, шторы от окна раздвигались в стороны и полностью закрывали эту иконную полочку. Заходишь в комнату, ее просто не видно вообще, но стоит отодвинуть шторку и вот она замечательная классическая иконная полочка советского человека. Я прекрасно помню этот момент. Все это всегда скрывалось, это было не принято афишировать и, конечно, я в детстве ничего об этом не знал. Узнал я об этом, когда пошло мое... воцерковление не правильно сказать тогда, но какой-то повышенный интерес к религии, и вот тогда мне рассказали: а кто-то у нас был где-то там. Опять же родители у меня были неверующие особенно тогда были. В принципе, хорошо относились к церкви, но не сказать, что как-то... никогда верующими не были. Поэтому они тоже не могли мне рассказать деталей, подробностей, ничего, просто сказали, что-то у нас было такое. Я поинтересовался, что, где, кто был, откуда это известно.
Кира Лаврентьева:
— Что, где, когда?
Священник Сергий Лабунский:
— Выяснил, что вот так его звали, где он, что он. И дальше начал разыскивать любую информацию, какую только возможно. Это были уже двухтысячные годы, уже появился интернет, пусть в сравнительно зачаточном состоянии, но тем не менее, он уже был, уже можно было в интернете какую-то информацию искать. Я так нашел отца Ианнуария (Недачина), тогда он был, если я не путаю, настоятелем подворья Соловецкого монастыря в Москве. Затем он был благочинным храмов Соловецкого монастыря, сейчас, честно говоря, не знаю где. Но выяснилось, что мой предок, отец Федор Крюков дьяконом служил в одном храме с его предком, тоже новомучеником, вот этого игумена Ианнуария (Недачина). Я связался с отцом Ианнуарием, мы с ним пообщались, он мне рассказал немножечко, откуда он взял эту информацию. Благодаря его наводке я смог выйти на архив ФСБ по Смоленской области и через наш Центральный архив УФСБ в Москве на метро Кузнецкий мост. Там я уже ознакомился с подлинным делом расстрельным отца Федора. Специально для меня его привезли из Смоленска в Москву, меня пригласили в этот архив и я действительно сел наедине, тет-а-тет с этим расстрельным делом моего предка и посмотрел, полистал. Сложно сейчас передать те чувства, те эмоции, которые я испытывал, меня очень поразило, до сих пор это помню, как я листаю стенограммы допроса, и в конце стенограмм всегда стоит подпись допрашиваемого. И я вижу, что в начале рука твердая у отца Федора, а чем дальше я листаю, тем она все-е...
Кира Лаврентьева:
— Невозможно вообще смотреть.
Священник Сергий Лабунский:
— Ужасно, ужасно. Видно, что рука дрожит. Я понимаю, насколько ему тяжело было. Может быть, его били.
Кира Лаврентьева:
— Пытали.
Священник Сергий Лабунский:
— Пытали, издевались над ним, в каких условиях он содержался. И я понимаю, что этот кусочек живой истории, кровоточащей истории, моей истории, истории моей семьи — ничем не передаваемое ощущение. В этот момент я особенно глубоко влюбился в новомучеников, для меня подвиг новомучеников это, пожалуй, самая яркая страница вообще в церковной истории не только даже последних лет, но вообще в принципе в церковной истории, пожалуй, самая яркая страница. И может быть, она для меня такая потому, что есть вот эта связь, прикосновение, физическое буквально прикосновение, через это дело из архива ФСБ. Удивительная на самом деле история. И, конечно, отец Федор для меня стал путеводной звездочкой, его икона у меня стоит дома, у всех моих родных она теперь стоит тоже дома. Мы заказывали разным иконописцам, у нас несколько вариантов его икон рукописных есть, Конечно, я каждый раз молюсь ему обязательно и прошу его помощи и заступления. Даже когда я не знал о нем, и когда мои мытарства проходили через католичество и потом через пропасть неприкаянности моей после католичества, до того, как я пришел в православную церковь, я абсолютно уверен, что он меня вел, что он за меня молился перед престолом Божиим, и он меня вымолил. Потому что не было кого-то, кто бы за меня вздохнул и помолился. Наверное, мама, без сомнения, но она человеком была не особо верующим, поэтому, видимо ее молитва... Нет материнскую молитву не надо, наверное, сбрасывать со счетов.
Кира Лаврентьева:
— Конечно.
Священник Сергий Лабунский:
— Она меня тоже, я думаю, вымолила, хоть своими словами, может быть, не умея, не зная, но думаю, что она тоже вложила очень много своих молитв в меня. Вот она и отец Федор.
Константин Мацан:
— Так, хорошо, а байкерство священнику зачем?
Кира Лаврентьева:
— Новая страница.
Священник Сергий Лабунский:
— Новая странница, да. Байкерство. Это отдельная история, напрямую никак с церковью и священством не связанная, и связавшаяся с ней только под конец, потому что я два в одном, я и то и другое в одной личности. С подростковости опять же люблю мотоциклы, нравятся они мне, красивые, хорошие. Как-то никогда не вставал передо мной вопрос покупки собственного мотоцикла, хотя и хотелось, но это всегда было достаточно умозрительное желание, никогда не воплощаемое в действительности. Никогда у меня не было дядюшек с Явами, Планетами, Ижами, которые меня катали, ничего подобного у меня не было, это всегда было умозрительное увлечение. В конце концов, я уже став священником, познакомился с таким феноменом, как христианские мотоклубы. То есть мотоклубы, но состоящие из христиан, подчеркивающие свое христианство и использующие свое участие в этой байкерской среде для проповеди христианства. Насколько я знал, тогда уже существовал христианский мотоклуб, это орден Преображения в Кирове созданный, он тоже себя прямо не позиционировал как христианский мотоклуб, но он был создан священником еще в начале нулевых, двухтысячных годов. Но я о нем тогда ничего не знал абсолютно. И первый христианский мотоклуб, с которым я столкнулся, это God’s Squad, это зарубежный основанный, по-моему, в 1972 году мотоклуб, основан в Австралии был, и сейчас распространившийся по всему миру. К сегодняшнему дню у него, по-моему, больше пятнадцати стран открыто, где есть представительство этого мотоклуба, чаптеры они называются, как отделения этого мотоклуба. Я познакомился в первую очередь с ними, сдружился, с’общался, узнал, что на Украине есть чаптер, отделение этого мотоклуба. Раз они на Украине, значит, они говорят по-русски, я с ними связался, у нас пошло общение, мы подружились. Вот, собственно говоря, мои первые прикосновения к байкерской теме, физическое прикосновения. Не просто умозрительно, а буквально я прикоснулся физически, я увидел этих людей, я увидел эти мотоциклы, я увидел возможность не просто кататься на мотоцикле, проветривая свое лицо на подмосковных трассах, а я увидел за этим возможность какого-то делания, в том числе для Бога и ради Бога. Меня это очень вдохновило. Поэтому первое мое осознанное решение приобрести себе мотоцикл связано было именно с этим клубом. Я просто захотел в него вступить, я захотел быть частью этого движения, и я тогда впервые предметно задумался о покупке своего мотоцикла, и купил его себе на восьмое марта. Э-ге. Так получилось, совпали даты.
Кира Лаврентьева:
— Отец Сергей, а если немножко вернуться к тому моменту, когда вы оказались в храме, где находятся мощи праведного Алексея Мечева, в храме святителя Николая в Кленниках. Вы с радостью вошли в эту общину, мы начали развиваться, вы поняли, что вы дома. Все это очень откликается, такое с силой сказанное слово, ты всегда чувствуешь правду. Я думаю, наши радиослушатели также чувствуют ее, как мы с Костей. А момент священства? Вы также решили углубляться в православие, как вы углублялись в католичество, «во всем хочу дойти до самой сути». Вы и тут решили дойти до сути и стать священником. И как отнеслось к этому священноначалие, конкретно ваш священник, который вас исповедовал?
Священник Сергий Лабунский:
— Надо здесь сделать маленькую ремарку и сказать, что идея священства у меня появилась еще до того...
Кира Лаврентьева:
— Это мы уже поняли.
Священник Сергий Лабунский:
— ...как я воцерковился.
Кира Лаврентьева:
— А, это интересно.
Священник Сергий Лабунский:
— Когда мне в принципе стало это интересно, я понял, что вот, священство это наверняка то, что нужно. Мне сразу захотелось... Я тогда подростком был, сделайте на это скидку, пожалуйста, мне сразу захотелось все по-максимуму. Поэтому естественно, даже не зная, что это такое, еще не перейдя в католичество, я крещен-то было в православии, и в католичество я перешел уже, будучи в достаточно сознательном возрасте, не имея никакого опыта воцерковления. Но даже еще до этого перехода, когда я только задумывался об этом, когда мне это только стало интересно, когда я только начинал что-то читать какие-то книжки, я уже думал, что священство это наверняка, то, что нужно, я ничего про это не знаю, но мне это нравится. И я помню прекрасно момент, когда я пришел в ближайший к своему дому храм, это храм Сергия Радонежского в Гусиново, и с порога к батюшке. Я даже не знаю, что там за батюшка был, такой с рыжей бородой, не знаю, как его зовут. Я с порога к батюшке: отче, я хочу в семинарию поступать. А он меня первый раз видит, он как-то замялся, говорит: ну, ты знаешь, надо как-то на службы походить порегулярнее, у нас еще воскресная школа есть. Все, сразу тут для меня стояла точка, воскресная школа не рассматривалась в принципе. И все, это мимолетное прикосновение, первое мое высказанное желание стать священником, не зная еще ничего абсолютно, здесь закончилось. И дальше я немножко отступил назад, углубился в свои интересы в виде истории европейской и различной религиозной мысли. И тут постепенно начало выкристаллизовываться католичество потихонечку. Но я уже на тот момент хотел быть священником. Став католиком, естественно, а куда мне еще, конечно, священство. Поэтому уйдя из католичества в православие, идея священства никуда не делась, оно, как сияла для меня маяком, путеводной звездой, так оно у меня и сияло все это время. И со стороны, это любопытно тоже отметить, может показаться, что мой путь это какое-то метание из одной крайности в другую.
Кира Лаврентьева:
— Нет, нет. Не кажется так.
Священник Сергий Лабунский:
— А на самом деле, я хочу это подчеркнуть, всегда была очень прямая дорога, потому что всегда передо мной была вот эта путеводная звезда — служение Богу, служение именно с полной самоотдачей на полной глубине. Оно меня всегда вело. Да, я ошибался дверью в своей жизни, я заходил немножечко не туда. К счастью я оттуда вышел и пошел правильной дорогой.
Кира Лаврентьева:
— Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма города Красногорска, байкер, член Императорского православного палестинского общества, бывший католик, вот так мы под конец вас представим по полной программе, отец Сергий, проводит с нами этот «Светлый вечер». Отец Сергий, могли бы вы сказать, что вы припали к долгожданному источнику, священству, вы таки достигли того, чего искали, углубились, спустились на глубину? Просто ведь священство это сложная вещь, это опаляющая вещь, это то, к чему надо быть готовым, как говорит Иоанн Шанхайский, иначе оно тебя просто сожжет как солому.
Священник Сергий Лабунский:
— Без сомнений. Я честно совершенно скажу, что я ощущаю себя абсолютно на своем месте. Абсолютно.
Кира Лаврентьева:
— Слава Богу.
Священник Сергий Лабунский:
— Мне настолько нравится то, чем я занимаюсь, я настолько искренне люблю свое дело, служение у престола. Даже когда меня раньше спрашивали, чего тебе от жизни надо, я говорил, мне нужны всего три вещи, это приход, матушка и борода лопатой. Вот только с бородой лопатой у меня не очень получилось, у меня совочек такой. Все остальное у меня все замечательно.
Кира Лаврентьева:
— Вы такой мыслитель, как-то борода лопатой сюда никак не цепляется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, отнюдь, я искренне за.
Кира Лаврентьева:
— Да? Наоборот?
Священник Сергий Лабунский:
— Может быть, вид-то интеллигентный у меня достаточно, но на самом деле я очень даже...
Константин Мацан:
— А на самом деле...
Священник Сергий Лабунский:
— Промолчим о том, что я брутальный байкер, не надо, в частности я уже говорил вам еще до того, как начался эфир, что я увлекаюсь старым обрядом, мне очень нравится старина русская. Мне вообще нравится старина, осязать пыль веков для меня исключительно важно внезапно. И если я не чувствую связи с древностью, а древность как лакмусовая бумажка, которая позволяет отличить истину от наносного и временного, в церкви является вечность и прикоснуться этой вечности дорогого стоит. Когда я занимаюсь тем, что я люблю, занимаюсь служением у престола, мне интересно, а как это было раньше? И мне хочется прикоснуться и здесь тоже к какой-то старине. Так я пришел к интересу к нашим дореформенным обрядам, старым, принятым еще до патриарха Никона при первых пяти русских патриархах. И постепенно этот интерес еще с нулевых у меня зародился, развивался. И сейчас, я надеюсь, мы пришли к той точке, когда в рамках нашего прихода начнутся богослужения по старым обрядам. Честно скажу, что пока еще нет благословения правящего архиерея, но мой рапорт на столе у него уже лежит. Я надеюсь получить это ответ и надеюсь, что после Пасхи у нас начнутся эти службы. Это процесс, который длился ни один год, я, пожалуй, даже скажу, что не одно десятилетие.
Константин Мацан:
— Я бы хотел спросить еще немножко о байкерстве. Не о самом байкерстве, а о том, что, предвижу, что может быть, у наших слушателей ваш рассказ такой простой — захотелось купить мотоцикл, купил — может вызвать даже вопросы. Есть некоторое представление, может быть, стереотипное, то есть ложное и неверное, но все же оно есть, что вообще-то не должно священнику иметь мирские сильные увлечения. Ну ладно священник историк, археолог, ученый, а вот священник, который сердцем привязывается к какому-то яркому, страстному, в каком-то смысле, хобби, это что-то не то. Что бы вы таким критикам ответили?
Кира Лаврентьева:
— Константин, ну ты закрутил.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, а что? Очень интересный вопрос, вообще молодец.
Константин Мацан:
— Спасибо. Я стараюсь.
Священник Сергий Лабунский:
— Молодец. На самом-то деле я могу согласиться с этими критиками. Действительно, когда у человека возникает что-то, что излишне его увлекает, это может очень легко отвлечь его от главного дела его жизни, в частности в данном случае, от священства. И более того, у меня есть примеры таких священников перед глазами, которые излишне ушли в эту область. Я не единственный как вы понимаете, священник, который на мотоцикле ездит. На данный момент у нас есть сообщество в интернете, мы не можем порой встречаться физически, потому что география очень большая этого сообщества, но в интернете оно существует. Оно так и называется «Мотосообщество православного духовенства». На данном момент в нем состоит больше восьмидесяти человек. И туда принимают только в священном сане, ни один мирянин не может войти в это сообщество. Больше восьмидесяти человек в священном сане Русской Православной Церкви или других канонических церквей, в основном, конечно, Русской Православной Церкви, являются байкерами, являются мотоциклистами увлеченными. И конечно, среди всего этого сообщества есть примеры, когда человек переступал какую-то тонкую невидимую границу и уходил, излишне увлекался этой байкерской темой, стереотипной, подчеркну, байкерской темой. Знаете, как это обычно выглядит, когда что-то такое в коже, с кучей цепей, заклепок, с огромным или громким ревом двигателя, такое что-то нарочито брутальное.
Константин Мацан:
— Я себе воображаю картину, что по дороге несется Харлей-Дэвидсон мотоцикл, от него такая ряса развивается, на воздухе трепещется.
Священник Сергий Лабунский:
— Нет, нет, этого никогда не бывает.
Константин Мацан:
— Вы не в подряснике, нет, катаетесь?
Священник Сергий Лабунский:
— Ни в коем случае, нет. Не надо путать Божий дар с яичницей. В церкви надо в рясе, на мотоцикле в рясе не надо.
Константин Мацан:
— Какая яичница? Пост сейчас идет.
Священник Сергий Лабунский:
— Тем более. Нет, на мотоцикле в рясе, конечно, не нужно. Это, во-первых, просто банально опасно, если уж на то пошло, она может в колесо там куда-то залезть.
Константин Мацан:
— Да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— С другой стороны, я предпочитаю все-таки разделять. Есть понятие уместности. В храме уместно быть в духовной одежде. На мотоцикле уместно быть в защите, в специальной дорожной защите. Я не умаляю силу веры, но ряса все-таки плохая защита.
Константин Мацан:
— Собственно, мой вопрос был о том, что когда у человека есть сильное увлечение, как правило, он в себе стремится лакуну заполнить. Со стороны кажется, ну, какая у священника лакуна может быть внутри? Перед престолом человек предстоит, его руками таинства совершаются. Какие еще увлечения нужны вообще? А с другой стороны все мы люди и священник не перестает быть человеком, и ничто человеческое ему не чуждо, и почему не может быть у священника хобби, увлечения и так далее? Я хочу, чтобы вы что-то об этом сказали.
Священник Сергий Лабунский:
— Конечно, может быть и хобби, и увлечения, и плохого в этом нет ничего. Оно не должно быть на первом месте, на первом месте всегда служба у престола, это однозначно, это не обсуждается и не может обсуждаться в данном случае. Всегда священство в основе, как в базе...
Константин Мацан:
— В приоритете.
Священник Сергий Лабунский:
— В приоритете, спасибо. Конечно, священство всегда в приоритете. Но хобби естественно, может быть. Главное, чтобы человек не увлекался темной стороной того мотоциклизма, байкерства. Потому что темная сторона в этом есть, без сомнения. И, кстати говоря, что мне еще нравилось в христианских мотоклубах, в них эта темная сторона отсекается. Я прихожу на мероприятие христианского мотоклуба, я понимаю, что здесь никто не будет в алкогольном подпитии, что не будет никакого мата, стриптиза и еще чего-то в этом роде. Это действительно, верующие, воцерковленные люди здесь собрались. И нам есть о чем поговорить, у нас общие интересы, у нас общие взгляды на жизнь. Естественно, что человек ищет себе подобных, с кем его взгляды совпадают, с кем его интересы совпадают. В байкерской среде есть, это удивительное, уникальное, по сути, сообщество православных мотоциклистов, которые собираются вместе и которые даже совместные проекты реализуют. Это не только благотворительные проекты, как мы недавно в 2018 году, например, выпустили благотворительный календарь, где несколько священников сфотографировались рядом со своими мотоциклами. И мы этот календарь выпустили, все вырученные деньги, которые мы за него получили, были отправлены на помощь малоимущим приходам, которые только восстанавливаются, реконструируются, нуждаются в помощи. И в принципе идея была в том, чтобы привлечь внимание людей к тому, что где-то рядышком, не где-то далеко, а буквально рядышком с тобой, есть храмы нуждающиеся, есть семьи священников, которые нуждаются, помоги им, пожалуйста. Может быть посильная помощь волонтерская. Это, может быть, и денежкой где-то помочь, поддержать. Это, может быть, где-то распространить информацию о том, что такой храм есть, и в чем он нуждается. Если не ты поможешь, то кто-то другой поможет, но ты хотя бы расскажешь об этом. Так или иначе, мы столкнулись в нашем «Мотосообществе православного духовенства», мы физически с этим лицом к лицу столкнулись, и у нас возникла идея как-то помочь, как-то решить эту проблему. Какими силами мы можем это делать? Конечно, священник на мотоцикле это определенный вау-эффект и мы решили его использовать. Мы выпустили этот календарь, где сфотографировались несколько священников рядом со своим мотоциклом, я естественно, тоже есть в этом календаре рядом со своим теперь уже прежним мотоциклом, я его продал, но тем не менее. Мы этот календарь распространяли, не было никаких спонсоров, никто нам не помогал, мы просто сами скинулись и сами выпустили, и просто раздавали всем желающим, всем, кто хотел. А они донатили, жертвовали на храмы, там целый список был этих храмов.
Константин Мацан:
— У нас мало времени остается, у меня последний вопрос. Но мне, правда, очень интересно задать его. Возвращаясь к вашему интересу к западной истории, средневековой, я очень, как мне кажется, понимаю этот интерес. Может быть, меня не интересовала история как таковая, но книги про мушкетеров, западная архитектура, замки, рыцари, живопись, готика — все это такое красивое, такая сокровищница, что, кажется, хочется к этой западной христианской культуре принадлежать. На этом фоне обращаешься на Восток в православие и думаешь, как-то скучно здесь, нет того размаха. Где мушкетеры, где рыцари? Какие-то иконы, старинные храмы и романтики нет. И нужно, чтобы какая-то зрелость была, не духовная, но какая-то жизненная, чтобы оценить красоту иконы, чтобы поставить Владимирскую икону даже чисто художественно в один ряд с шедеврами, не знаю, Рафаэля и понять, что это просто другое искусство, оно такое же захватывающее. Как вы это чувствуете? При вашем интересе к западной культуре обращение к культуре православной?
Священник Сергий Лабунский:
— Ох. Когда только происходил мой переход из католичества в православие, когда я начинал к нему прикасаться, мне, конечно, было очень тяжело. Я искренне люблю, подождите, я сформулирую это... Как есть человек визуал, ему важно как это выглядит, кто-то на слух лучше воспринимает. Я воспринимаю лучше глазами, и для меня искусство визуальное, осязаемое, видимое искусство, всегда играло большую роль. Я искренне люблю, например, готику. Я считаю, это просто вершиной архитектуры, абсолютной вершиной, и ничто до сих пор не поднялось до таких же высот и красоты, как готика. До сих пор мой любимый храм — готический храм. Да простят меня наши радиослушатели, но тем не менее. Это храм Архангела Михаила в Киеве, совсем недалеко от Московского вокзала, если пройти, очень люблю этот храм, он в неоготическом стиле, из красного кирпича и немножечко камня, потрясающе красивый, до сих пор один из любимых моих храмов. Конечно, когда я приходил в православие, мне было эстетически очень тяжело, потому что я привык к другому, я люблю другое. Поначалу мне было непонятно, как вообще можно молиться носом в стенку, я имею в виду иконостас. Ну как же, я же привык к тому, что алтарная часть открыта, что я вижу престол, что я вижу духовенство, я как бы соучаствую в том, что происходит. А тут я стою перед закрытой стеной с закрытыми дверями, и вот такая духовность. Конечно, мне поначалу было очень тяжело. Но на самом деле вы правы, нужна какая-то зрелость, если уж не духовная, то годами определенная, но на Востоке есть своя красота. Эта красота уникальна. Конечно, она отличается от западной, естественно, но она по-своему прекрасна, удивительна и завораживает не меньше, чем красота западная. Если западная красота во многом очень рациональна, то красота Востока христианского во многом очень субъективно переживаемая, и во многом очень мистична, я бы так сказал. Я надеюсь, вы меня понимаете, что я имею в виду.
Константин Мацан:
— Я надеюсь, что понимаю, думаю, что понимаю, и вспоминаю знаменитый афоризм отца Павла Флоренского, который, как известно, придумал свое эстетическое доказательство бытия Бога: «Есть Троица Рублева, значит, есть Бог».
Священник Сергий Лабунский:
— Прекрасно, золотые слова.
Константин Мацан:
— Потому что настолько совершенна эта икона, что не может не быть Того, Кто вдохновил иконописца.
Священник Сергий Лабунский:
— Да. А кстати, извините, я еще вас перебью немножечко. Но хотел бы еще здесь пять копеек довставить. О том, что Западная культура, Западная эстетика может быть православной. И есть, я, может быть, для кого-то из наших радиослушателей открою новый материк, тем не менее, есть православные общины Западного обряда. Это настоящие православные люди, исповедующие православное вероучение, но служащие по Западным обрядам, по старинной древней Римской мессе, которая помнит аромат катакомб. Вот эта старинная латинская месса помнит аромат катакомб, действительно, она из тех дальних времен идет. И папа Римский Григорий Первый, Двоеслов в православии, хотя на самом деле он не двоеслов, он беседник, потому что двоеслов это диалогос, неверно перевели.
Константин Мацан:
— Диалогос, да, да.
Священник Сергий Лабунский:
— Он же кодофицировал, то есть утвердил уже существующий до него чин мессы. Та древняя, не современная, я подчеркиваю, не обновленческая латинская нынешняя месса нового сорта, а та древняя, которую чаще всего называют Тридентской по более позднему собору, это подлинное православное наследие православного Запада. Это удивительно на самом деле, и я рад, что такие общины существуют. Я рад, что есть люди, которые любят латинскую эстетику, западную эстетику и при этом действительно вспоминают, что ее истоки в православии, а не расколе. И возвращаются к этим православным истокам. На Западе есть общины латинообрядные православных церквей. Это Антиохийской Православной Церкви, это достаточно много общин в рамках Русской Православной Зарубежной Церкви, еще нескольких поместных православных церквей, такие даже целые диоцезы тоже есть, благочиние даже есть западнообрядных приходов православных. Я считаю это прекрасно, потрясающе, что это есть. И на Западе это востребовано.
Константин Мацан:
— Интереснейшая тема, задел на большую передачу на будущее. Спасибо огромное за наш сегодняшний разговор. Священник Сергий Лабунский, клирик Елисаветинского храма в городе Красногорске был сегодня с нами и с вами в программе «Светлый вечер». Программу вели Кира Лаврентьева и я, Константин Мацан. Спасибо. До свиданья.
Кира Лаврентьева:
— Всего хорошего.
Священник Сергий Лабунский:
— До свиданья.
«Истоки и современность православной журналистики: личный путь». Николай Державин
У нас в гостях был заместитель руководителя пресс-службы Патриарха Николай Державин.
Мы говорили с нашим гостем об истоках и современности православной журналистики, а также об особенностях работы комментатора праздничных богослужений в прямой трансляции.