У нас в гостях были представители фонда «Дорога жизни» Анна Котельникова, Наталья Гортаева и Алексей Рыкунов.
Наши гости рассказали о том, как и почему они занимаются медицинскими обследованиями детей в детских домах, как удается пересматривать ошибочно поставленные диагнозы и проводить лечение, что кардинально меняет жизнь детей и их перспективы на будущее.
А. Пичугин
— Здравствуйте, дорогие слушатели, меня зовут Алексей Пичугин. Приветствую вас в студии светлого радио. И сегодня с удовольствием представляю наших гостей. «Светлый вечер» этот вместе с нами и с вами ближайший час проведут руководитель фонда «Дорога жизни», Анна Котельникова, Добрый вечер.
А. Котельникова
— Здравствуйте.
А. Пичугин
— Старший педиатр выездной медицинской бригады фонда «Дорога жизни», Наталья Гартаева. Здравствуйте.
Н. Гартаева
— Добрый день.
А. Пичугин
— Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. Здравствуйте.
А. Рыкунов
— Добрый вечер.
А. Пичугин
— Как вы уже поняли, сегодня мы говорим о фонде «Дорога жизни». Очень мне нравится, что обычно, когда к нам приходят представители различных фондов, мы с ними знакомимся, и потом это перерастает в такое сотрудничество продолжительное. Почти все фонды, которые у нас были за годы существования нашей радиостанции, к нам возвращаются, рассказывают про свои проекты, про отдельных подопечных, про то что у них интересного происходит. Фонд «Дорога жизни» первый раз у нас в программе, насколько я помню.
А. Котельникова
— Да, верно.
А. Пичугин
— Не все программы «Светлого вечера» веду, поэтому могу что-то не знать. Первый раз, очень хорошо, значит, мы с вами сегодня знакомимся. Ну и первое слово, наверное, Анне Котельниковой, руководителю фонда «Дорога жизни». Анна, расскажите про фонд, чем вы занимаетесь, кому помогаете и почему так вышло.
А. Котельникова
— Да, спасибо огромное, что пригласили нас. На самом деле фонд наш занимается такой уникальной деятельностью, потому что мы собрали мультидисциплинарную команду медиков, которые работают в стационарах Москвы, и поставили себе задачей попробовать помочь тем детям-сиротам, которые живут в отдаленных районах России. Каждый месяц наши врачи выезжают в поселки, в села, в области и помогают воспитанникам детских интернатов, чаще всего это интернаты для детей-инвалидов. И проводят, скажем так, консультации для этих детей, проводятся обследования. То есть бригада выезжает, берет с собой портативное оборудование и помогает каждому ребенку попробовать стать чуточку здоровее, скажем так. Потому что ситуация, с которой мы сталкиваемся, отсутствие реальной качественной хорошей медицины в регионах...
А. Пичугин
— Да и не только в регионах, честно говоря.
А. Котельникова
— Ну да, не только в регионах, но к сожалению, дети-сироты, которые живут конкретно в отдаленных регионах, у них, к сожалению, возможности действительно пройти качественное обследование и получить хорошую консультацию у грамотного специалиста, к сожалению, такого шанса у них практически нет. Детей, которых возможно прооперировать, детей, которым можно помочь, мы стараемся их привезти в Москву на лечение. Они у нас в больницах живут вместе с круглосуточными нянями и проходят реабилитацию. И конечно же основная наша задача, чтобы эти дети, помимо того что они будут прооперированы и так далее, чтобы эти дети нашли самого главного человека в своей жизни — это, конечно же, их мама, приемная мама. И в силу того, что наши дети это особые дети, дети с какими-то патологиями развития, но с прекрасными, светлыми головами, дети, которые хорошо соображают, дети, у которых есть прекрасный шанс на социализацию, нам, конечно, очень важно, чтобы эти дети не потерялись, скажем так, в стенах интернатов, а чтобы эти дети стали полноценными такими вот гражданами нашей страны.
А. Пичугин
— Давайте разберемся. Если 30 лет назад, еще в советское время, у нас в основном, когда говорили «дети-сироты», мы себе представляли детей, у которых родители умерли, то сейчас, я так понимаю, что в основном в интернатах находятся социальные сироты, чьи родители чаще всего живы или один из родителей, но по тем или иным причинам не могут заниматься их воспитанием.
А. Котельникова
— Если смотреть на статистику, то практически половина детей, которые живут в интернатах, это дети, которые живут там по заявлению своих родителей. То есть при живых родителях...
А. Пичугин
— То есть их отдали.
А. Котельникова
— Да, при живых родителях эти дети являются насельниками интерната. Но проблема в том, что этот ребенок конкретно, который находится по заявлению, он не может уйти в семью приемную.
А. Пичугин
— Почему?
А. Котельникова
— Потому что у него есть официальный родитель, опекун, то есть мама....
А. Пичугин
— А, то есть она не лишена прав.
А. Котельникова
— Она не лишена родительских прав, она помещает этого ребенка, скажем так, на воспитание в интернат. И кто-то приходит, навещает этих детей, но это, конечно, очень маленький процент.
А. Пичугин
— Не все знают про такую форму, потому что опять же такого, ну тут надо подробней объяснить. Потому что общее представление, что если вот, скажем, родители пьют, например, ну разные причины, почему они не могут заниматься ребенком, они просто его отдают или у них там опека забирает, они лишаются родительских прав, и дальше ребенок уже находится в интернате, но с возможностью быть отданным в семью. То есть а я вот, например, не знал: получается так, что они могут находиться в интернате, но при этом родители остаются официально, по документам родителями, в любой момент могут их забрать. Ну а дальше вопрос: если кому-то, в какую-то семью ребенка могут определить, сложная процедура согласования — это с его кровными родителями?
А. Котельникова
— Ну да, к сожалению, так и происходит. То есть обычно история вся эта начинается в роддоме, когда у мамы рождается ребенок с какой-либо инвалидностью, да, чаще всего это дети-инвалиды. Соответственно чаще всего маму уговаривают написать отказ, мотивируя тем, что ребенок у нее будет нетрудоспособным.
А. Пичугин
— А будет еще другой, трудоспособный.
А. Котельникова
— Да, вот. И у нас очень много было, кстати, случаев, когда мы приезжали в интернат и сталкивались, находили там детей, которые по факту, из-за того, что в роддоме от них отказалась мама, и прогнозы у них были очень плохие, у этих детей якобы, они потом в этих же интернатах очень сильно запускались. То есть по факту, если бы ребенку была изначально оказана помощь первая, еще на базе роддома, если бы маму не запугивали, а помогли бы ей, этот ребенок бы сейчас там, не знаю, ходил в детский сад и спокойно бы рос и ничем не уступал бы своим сверстникам. То есть процент таких детей, к сожалению, в интернатах он довольно велик. Поэтому это самая такая опасная, как я называю, форма нахождения ребенка в интернате. Потому что по факту эти родители, к сожалению, не приходят и не навещают своих детей, но являются официальными их представителями, опекунами. То есть по факту этот ребенок, например, не может получить лечение. Потому что чаще всего, когда вот, у нас тоже были случаи, когда нам надо было везти ребенка на операцию, мы не могли этого сделать, потому что опека не могла найти маму ребенка.
А. Пичугин
— И что делать в таком случае? А разве угроза жизни человеку, она в данном случае...
А. Котельникова
— И без официального, вот директор, например, интерната не взяла на себя ответственность, и соответственно ребенок не смог приехать на лечение.
А. Пичугин
— И чем все кончилось?
А. Котельникова
— Ну летально кончилось.
А. Пичугин
— Ну об этом надо говорить, что это кончилось летально, потому что...
А. Котельникова
— Это большая проблема.
А. Пичугин
— Нас могут слышать сейчас и люди, у которых такая ситуация и которых, может быть, не может найти опека.
А. Котельникова
— Возможно. Это на самом деле проблема больше касается детей. Потому что у нас в данном случае в законодательстве не прописано, сколько раз мама может переписывать такое заявление. Поэтому вот, конечно же, для детей это отсутствие шанса быть устроенными в другую семью, там где их смогут полюбить и там где смогут ими заниматься, их здоровьем.
А. Пичугин
— Вы говорите, что вы ездите — у нас в студии Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады. И, судя по тому, что я вижу на сайте, им нужна помощь, есть раздел, сразу давайте адрес сайта назовем благотворительного фонда «Дорога жизни», о котором мы сегодня говорим с сотрудниками этого фонда — https://doroga-zhizni.org/. Ну или в любом поисковике: благотворительный фонд «Дорога жизни», — и сразу будут все контакты. И на сайте есть раздел «Им нужна помощь», и смотрим, что действительно география очень широкая здесь — Абакан, Хакасия, Находка, Камчатка, Петровск-Забайкальский. Это все, что я называю, это все очень далеко.
А. Котельникова
— Это все удаленные, да, очень удаленные.
А. Пичугин
— То есть, Наталья, вы действительно с коллегами ездите так далеко от Москвы?
Н. Гартаева
— Само по себе учреждение, детский интернат — это, как правило, градообразующие предприятие, я бы так сказала, в очень удаленном месте от центрального города. Это 200–300 километров, иногда 700.
А. Пичугин
— В лесу где-то.
Н. Гартаева
— Да, на свежем воздухе. То есть это очень удаленно даже от районного центра, имеющее не очень хорошую коммуникацию, связь с городом. То есть, как правило, добираться нам тоже туда приходится достаточно долго. И когда мы это проделываем, то есть едем на машине, да, от аэропорта там больше трех часов, я всегда думаю о том, как можно транспортировать ребенка, допустим, с тяжелой травмой или с тяжелым поражением центральной нервной системы, с выраженным нарушением нутритивного статуса, так далеко.
А. Пичугин
— А нутритивный статус, что это?
Н. Гартаева
— А это когда ребенку не хватает веса, сил и непосредственно правильного питания для того, чтобы выполнять свою самую маленькую функцию — это просто жить. Это, к сожалению, основная проблема. И когда мы приезжаем в дома-интернаты, для меня, например, каждое такое учреждение это прямо хороший такой стационар, то есть большая больница, где очень много детей с абсолютно различной патологией. От тяжелых исходно детей, до орфанных редких заболеваний, генетических заболеваний, тяжелых проблем, связанных с патологий центральной нервной системы, гидроцефалии, спинобифида, детский церебральный паралич и все остальные, которые в обычном стационаре даже для обычного врача являются немножко редкими. В домах интернатах они как бы скапливаются в одном месте. И так как, наверное, можно сказать, что детские интернаты это учреждения социальной защиты, чаще всего врачи обслуживают это учреждение как совместители. То есть они приходят из поликлиники, редко навещая этих детей. И основной функцией интерната является уход, обеспечение, кормление и попытки обучать этих детей.
А. Пичугин
— А как вы находите, во-первых, самих детей и учреждения? География огромная, и учреждений тоже, наверное, в России таких немало. Как вы узнаете, куда надо ехать?
А. Котельникова
— Вот, наверное, я...
Н. Гартаева
— Анна Сергеевна лучше расскажет.
А. Котельникова
— Я расскажу. Когда мы только начинали нашу вот такую деятельность, мы слали, скажем, такие письма с предложением помочь интернатам. То есть у нас координаторы составили базу по всем округам данных интернатов.
А. Пичугин
— Федеральных, в смысле.
А. Котельникова
— Да, по федеральным. И мы выбрали, скажем так, такое понятие как удаленность, да, и для нас оно было ключевым. То есть мы отправляли такие письма о помощи в самые удаленные интернаты и говорили, что вот есть доктора, которые готовы к вам приехать из Москвы, обследовать ваших детей, Давайте вот вместе как-то подумаем, как можно им помочь. Сначала с опаской очень относились, потому что, во-первых, никто не верил, что из Москвы могут приехать и просто помочь, а чаще всего это воспринималось как какая-то проверка, которая приедет и, соответственно, потом настучит по голове.
А. Пичугин
— В любой области из Москвы, мне кажется, так воспринимается сейчас.
А. Котельникова
— Да, и у нас даже был случай, когда мы приехали в Башкирию, в город Белорецк, в Дом ребенка. И директор вышел, нас встречал и сказал: вы знаете, я не думал, что вы приедете так быстро. То есть мы там, ну две недели прошло с согласования. Он говорит: честно говоря, я думал, что это шутка, что, значит, никакие врачи из Москвы точно не приедут. Очень был удивлен. А сейчас на самом деле у нас уже, ну скажем так, включилось работу сарафанное радио, у нас интернаты между собой все равно все общаются, и сейчас у нас уже сами интернаты звонят, просят о помощи. И просят, чтобы мы приехали, чтобы мы помогли в консультации их воспитанников. Но если говорить про приоритетность опять же, мы, конечно, удаленность рассматриваем как самый такой основной фактор. Поэтому вот выбираем конкретно, чем дальше, тем, мы понимаем, хуже, к сожалению, медицина, поэтому туда точно едем.
А. Пичугин
— Я напомню, что сегодня в гостях радио «Вера» представители благотворительного фонда «Дорога жизни»: руководитель Анна Котельникова, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда, Наталья Гартаева, Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. Я так понимаю, что если вы врач травматолог-ортопед, Алексей, то очень много как раз по вашему профилю детей проходит.
А. Рыкунов
— Да, к сожалению, в интернатах довольно большое количество детей с запущенной ортопедической патологией. И тяжело, конечно, вообще это сознавать, что в XXI веке дети, которые могли быть пролечены на ранних этапах жизни, потому что ну ортопедия, в общем, область медицины, которая занимается правильным, так сказать, формированием ребенка, и все эти вещи, как правило, видны в детском возрасте. Но, к сожалению, так как, вот как Аня сказала, очень тяжело с органами опеки и вообще со всей этой социальной организованностью и законодательной, то ли по незнанию, то ли просто от какого-то такого нежеланная, мы часто сталкиваемся с тем, что в регионах есть два момента. Первый момент — помощь не оказывается, ну совсем, то есть просто ну ее можно не решать, и пусть ребенок как-то растет, без всякой помощи. А другие моменты, ну все знают, что довольно развито сейчас квотирование в государственном здравоохранении, и ортопедия одна из высокотехнологичных областей...
А. Пичугин
— А в данном случае квотирование это благо?
А. Рыкунов
— В данном случае квотирование, знаете, это палка о двух концах. То есть с одной стороны, это благо, кому-то это помогает. Но, к сожалению, не очень люблю говорить о коллегах в каком-то негативном тоне, но мы часто, ну не часто, но как сказать, нередко за время посещении интернатов видели детей, пролеченных в федеральных медицинских центрах, которые были прооперированы абсолютно без показаний. Вот последняя ситуация, с которой мы столкнулись в интернате, который посещали, ребенок... Ну в каждом интернате есть отделение милосердия. Милосердие, в принципе, занимается лежачими пациентами, которые...
А. Пичугин
— Ну паллиатив такой своеобразный.
А. Рыкунов
— Ну по сути паллиатив, но он такой условный паллиатив, понимаете, этот паллиатив длиной во всю жизнь.
А. Пичугин
— Ну да, паллиативная служба же не говорит о том, что ее пациент умирает в течение нескольких недель. Это могут быть и годы. Это могут быть вполне себе заболевания, которые не несут риска для жизни, вот конкретно сейчас, но качество ее.
Н. Гартаева
— Ну если можно, я поясню. Паллиативная служба и отделение милосердия в домах-интернатах это абсолютно разные по понятию, да. Основная задача паллиатива — это сделать качество жизни достойным. А задача милосердия — это живем, как можем — ухоженные, чистые, накормленные. Ну наверное, можно так сказать.
А. Котельникова
— Это да, это абсолютно. Просто даже в этих отделениях милосердия, мы сколько раз сталкивались, мы находим там детей реально с сохранным интеллектом. Они, например, имеют какие-то там те же самые ортопедические да, проблемы, но они вынуждены находиться с детьми реально лежачими и с тяжелыми каким-то умственными проблемами. Потому что просто в группе, где есть, например, ползающие или там ходячие...
Н. Гартаева
— Ну потому что они не могут ходить.
А. Котельникова
— Да, они не могут ходить
А. Пичугин
— Отношение, тут самое главное еще отношение. Алексей говорит, что не любит критиковать коллег, но тут в данном случае дело же не о критике коллег. Тем более, что сотрудники интернатов, они далеко не всегда коллеги ваши. Но отношение к детям какое? Один не говорит, другой не ходит, у третьего какие-то расстройства психики — они все вместе, потому что такое отношение или потому что нет возможности их разделить по направлениям?
А. Рыкунов
— Ну скорее всего, нет возможности разделить по направлениям. И это, правда, ресурсоемкая вещь, которая требует просто банально больших человеческих ресурсов. И, к сожалению, разделять детей по группам, вот тут вот такой момент, как вот сказали мои коллеги: в интернатах нет врачей, как правило. И местные, то есть по факту эти учреждения относятся к каким-то территориальным органам там...
А. Котельникова
— Страховых, поликлиники, да.
А. Рыкунов
— Но по факту, при попытке обращения в эти органы здравоохранения, ну к сожалению, большинство, все зависит, конечно, от ментальности конкретного места и людей, живущих там. Но многие сотрудники социальных служб и интернатов жаловались на то, что когда они приводят детей в больницу, ну к ним относятся, как к прокаженным. То есть стоит большая очередь. Как только они привозят там двух-трех детей на колясках, то вся очередь оказывается в коридоре, либо на улице. Как будто все болезни, которыми они там болеют, они передаются воздушно-капельным путем, и все должны уйти.
А. Пичугин
— Удивительно. Я всегда думал, что у нас все же в обществе отношение к таким людям со зримыми проблемами достаточно милосердное. Но коллеги с одной из радиостанций проводили программу, я совершенно случайно услышал, позвонил человек, на полном серьезе в прямой эфир позвонил человек, который сказал: доколе?! Мы там с семьей улетали куда-то отдыхать, и, видимо, в зале ожидания в аэропорту куда-то везли детей на лечение с явными какими-то проблемами. И у человека был вопрос — ведущие были в шоке, — я помню, что вопрос именно так и звучал: почему мои дети здоровые должны видеть вот этих? И тут я понял, что все-таки у нас в обществе есть проблема, и она большая
А. Рыкунов
— Да, она большая.
А. Пичугин
— Серьезная.
А. Рыкунов
— К сожалению, в европейских городах или в более высокоцивилизованных обществах отношение к инвалидам немножко другое. Да, тут многие начинают вспоминать евгенику, что это очень неправильно, что вы сами плодите этих детей неполноценных, не надо им помогать. Но на самом деле, понимаете, я так всегда вспоминаю те же времена Чехова и тех людей, которые тогда жили, все умирали от туберкулеза. Это что, означало, что тогда надо было людей никак не лечить, не придумывать препаратов? То есть вся наша помощь заключается в том, что на каком-то этапе развития медицины может появиться средство, способ, который поможет им. Если их оставлять просто, никак не делать, то тогда, в принципе, зачем медицина? Я довольно плотно занимаюсь орфанным заболеванием несовершенным остеогенезом, и ну это такая, вот такое заболевание, которое характеризуется повышенной ломкостью костей. И, к сожалению...
Н. Гартаева
— Хрупкие дети.
Н. Гартаева
— Хрупкие дети, хрупкие люди. И собственно говоря...
А. Пичугин
— Приходили люди, которые этим занимаются тоже.
А. Рыкунов
— Да, я знаю хорошо этих людей, мы сотрудничаем. Ну просто так как это редкое заболевание, поэтому в принципе дружим все. И вот мы еще лет 20 назад этих детей не то что не лечили, в принципе к ним относились, как будто это ну такие вот, совсем не нужные люди, которым никак не надо помогать. А вот как раз в последнем интернате, который мы посетили, я обнаружил в отделении милосердия девочку 14 лет, причем как бы ну я слышал о том, что у них есть где-то девочка с несовершенным остеогенезом. Я в принципе, так как много этим занимаюсь, я увидел сразу. И понимаете, дети с несовершенным остеогенезом абсолютно интеллектуально сохранны. Беда 14-летней девочки в том, что она десять лет провела в этом интернате. Так как она постоянно ломалась, а лечения специфического не получала, нянечки просто ее ну так закутывают и не трогают. И она получилась такая, социально депривированная.
А. Котельникова
— Маугли такая.
А. Рыкунов
— Девочка-маугли настоящая.
А. Пичугин
— Хотя ей 14 лет. И она не учится.
А. Рыкунов
— Она не сможет больше учиться, как бы страшно это ни звучало.
Н. Гартаева
— Она даже не гуляет.
А. Рыкунов
— Потому что она в принципе не обучена ни речи, то есть она реагирует только на еду. Вот понимаете, это видеть человека... А у меня много таких пациентов, они очень одаренные. Есть довольно много известных людей. Ну то есть Тулуз-Лотрек, художник, страдал несовершенным остеогенезом. Был такой хороший французский джазовый пианист, Мишель Петруччиани, который прекрасно, с самым тяжелым типом несовершенного остеогенеза, он играл джаз так, как не играют люди с обычными, так сказать, возможностями. Поэтому вот это вот страшные вещи. И если бы мы не взялись за лечение, а честно могу сказать, что я работаю в той команде и с тем человеком, который все это начал, Наталья Александровна Белова, которая единственный человек в России, которая в принципе обратил на это внимание. И проблема ею была поднята на другой уровень, и она действительно очень много сделала для этого лечения. И сейчас мы получаем детей ходячих, социализированных абсолютно, то есть у них интеллект полностью сохранен. Но в самом начале лечения этого заболевания большинство из этих детей, в силу того что о них никто не заботился никак — то есть их боялись брать на руки, общаться с ними, так как они часто ломались, — они вырастали дерпривированными социально. То есть они не могли говорить, сидеть, писать. Хотя от природы с их интеллектом все в порядке, это не те люди, которых мы можем, это не умственно отсталые дети в силу там поражения центральной нервной системы, это не так. И это вот к разговору о том, что стоит ли лечить и помогать кому-то, страдающему какими-то орфанными заболеваниями. Ну конечно, стоит, потому что мы никогда не знаем, на каком этапе мы окажемся завтра, то что завтра могут придумать средство, которое меняет течение заболевания полностью.
А. Пичугин
— Ну получается, что дело даже не только в орфанных заболеваниях, но в принципе это комплексная проблема отношения к таким детям, не только в регионах, наверное, но и в Москве. Мы сейчас подробнее об этом поговорим, чрез минуту. Напомню, что в гостях у нас сегодня представители фонда «Дорога жизни»: Анна Котельникова, руководитель фонда, Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда, Алексей Рыкунов, врач травматолог и ортопед. Снова здесь через несколько мгновений.
А. Пичугин
— Возвращаемся в студию светлого радио. Напомню, что сегодня в нашей программе мы говорим с сотрудниками благотворительного фонда «Дорога жизни». Это руководитель Анна Котельникова. Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда, Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. Ну несколько минут назад я говорил о том, что судя вот по всему тому, что вы рассказываете, в особенности о том, что сейчас рассказал Алексей, проблема в отношении к таким детям еще. Во многом сформировалось — может быть, я не прав, вы поправите, — но сформировалось отношение именно как к лишним людям, которые где-то там, на периферии, далеко, подальше от людских глаз живут, доживают и без всякой надежды на какое-либо изменение.
Н. Гартаева
— Ну я бы не назвала отношение к детям сотрудников, да, этих учреждений вот именно таким безнадежным. Они да, есть такое, наверное, понятие как там несчастные, обездоленные — вот как бы они как к ним так и относятся в большинстве своем, как к детям, которым они, в силу своих возможностей, могут помочь. Но для таких детей определенно не хватает только там человеческого внимания, человеческого какого-то участия, да.
А. Котельникова
— Ну да, то есть кормить и переодевать этих детей это не самое... Ну то есть это важно для них, но чтобы они жили, развивались, не отставая от своих сверстников, надо еще дополнительно давать помощь.
Н. Гартаева
— Мы вот остановились, да, на редких каких-то заболеваниях. А ведь очень много детей имеют так называемое низкое качество жизни, в силу того что в силу своего заболевания они, например, не могут сидеть. Если ребенок не может сидеть, он не может транспортироваться на коляске, допустим, на улицу выходить — то есть его качество жизни уже страдает. Если ребенок по каким-то причинам, в силу там длительного напряжения мышц из-за поражения центральной нервной системы, имеет деформацию тазобедренных суставов, то он может даже испытывать боль, длительную хроническую боль, правильно. Или имеет хрупкость повышенную, ломкость костей в связи с тем, что ему недостаточно солнца, его организм не получает достаточно не просто питания. То есть нет, никто не голодает, всех кормят — очень системно, красиво. Но у детей с особенностями развития есть проблемы с глотанием, с перевариванием, пищеварения. Часто диагнозы, например, не установлены, да, по которым ребенок имеете целиакию, допустим, то же самое заболевание, да, продолжает получать питание, которое ему не подходит, испытывает из-за этого физические трудности. Но диагноз не устанавливается на протяжении длительного времени, ну естественно, его кормят. То есть часто мы еще сталкиваемся с необходимостью именно лечебного питания. Поэтому боль, питание, движение, качество жизни — это основные проблемы, которые, наверное, для интерната всегда актуальны.
А. Котельникова
— Ну да, то есть нельзя сказать, вот опять же, что эти дети, вот вы сказали, что они никому не нужны — они нужны, нужны тем людям, которые работают в этих интернатах. Но эти люди просто порой они не знают, что сделать еще для этих детей. То есть мы сталкиваемся часто с тем, что сами сотрудники интернатов, грубо говоря, ходят вот по пятам за докторами, когда мы приезжаем, да, и спрашивают, задают массу вопросов: а как помочь тут, а как помочь так. У них, у некоторых есть какие-то свои любимчики, скажем так, которых они также хотят устроить в семью. Но они понимают, что ребенок с ограниченными возможностями, что, может быть, как-то что-то можно исправить, то есть у них есть заинтересованность в этом. Но в силу того что опять же, они находятся действительно, вот эти интернаты, на отшибе, да, то есть действительно там поселки, области и так далее. У нас вот случай был — Забайкальский край, доктора летали, у них ближайший стационар вот такой качественный, где можно провести там полноценно КТ, МРТ — 600 километров от интерната. Соответственно для того, чтобы доехать и нормально...
А. Пичугин
— Просто представьте: от Москвы до Петербурга.
А. Котельникова
— Да, и с учетом того, что там это какой-то небольшой «пазик» от интерната, да, не очень хорошие дороги, мягко говоря, соответственно даже вот те обследования, которые нужны, полагается им сделать, они этого просто физически не могут сделать.
А. Пичугин
— И что в этом случае возможно? Вы приезжаете, у вас есть набор, такой транспортируемый набор оборудования, которым вы можете провести исследования. Но МРТ вы, наверное, не сделаете.
А. Котельникова
— Нет, мы делаем ультразвук обязательно, делаем энцефалограмму головного мозга. Но, например, те же самые рентгеновские снимки, МРТ не можем седлать. Да, те дети, которые собственно имеют реальный шанс на социализацию, то есть дети с сохранным интеллектом, мы привозим их в Москву и здесь уже, в Москве, проводим эти обследования.
А. Пичугин
— А где они живут в Москве?
А. Котельникова
— А в Москве они обычно у нас сразу ложатся в федеральный стационар, откуда направление получаем. Либо еще у нас есть два прекрасных места от наших партнеров — это «Дом милосердия» от фонда «Русская береза» в Жуковском, и у нас еще есть Елизаветинский детский хоспис, это в Истринском районе, которые тоже нам помогают всячески, скажем так, с реабилитацией деток наших. Но если говорить опять же про тех детей, которых, например, не нужно оперировать, но при этом нужно стабильно делать те или иные обследования, по факту эти дети эти обследование не могут получить, потому что они находятся за 600 километров от них.
А. Пичугин
— Как вы уже поняли, дорогие слушатели, все о чем рассказывают наши гости, это очень затратные вещи. Потому что ездить... Я правильно понимаю, что ездите вы за счет пожертвований фонда?
А. Котельникова
— Да, все верно. Ну то есть вот данная программа, последний год мы ездили в рамках гранта президента. Сейчас время очень быстро пролетело, грант закончился. Естественно, мы будем подавать на новый, но вот тот период, пока мы подаем заявку и пока мы ждем ответа — это четыре месяца, соответственно в рамках этих четырех месяцев мы на пожертвования существуем.
А. Пичугин
— И у нас в гостях люди, которые занимаются важнейшим делом. Причем вот чтобы это дело качественно не страдало, потому что одно дело президентский грант, а все равно ведь есть и текущие какие-то расходы, на которые грант не предусмотрен. Я понимаю, что грант на текущую деятельность обычно не дается, что он под какие-то определенные проекты.
А. Котельникова
— Ну вот конкретно грант, который мы в 2018 году выиграли, это вот на программу выезды.
А. Пичугин
— Вот.
А. Котельникова
— Но даже в рамках этой программы есть еще незапланированные расходы. То есть когда мы приезжаем в конкретный интернат, мы сталкиваемся с тем, что нужно здесь и сейчас привезти лекарства. То есть у нас координатор, который находится вместе с врачами, он объезжает аптеки, он покупает те необходимые срочные лекарства. Кому-то из детей нужно привезти то же самое специализированное питание, когда у ребенка анемия, когда он весь бледный и худой, и ему вот здесь и сейчас нужно это. Соответственно вот эти расходы, они не предусматриваются под финансирование грантовское.
А. Пичугин
— Давайте сразу поэтому контакты фонда назовем, как можно помочь. Здесь на сайте «Дорога жизни», https://doroga-zhizni.org/ — это адрес интернет-сайта фонда «Дорога жизни», есть плашка: «Чем я могу помочь» — здесь несколько вариантов: это традиционно СМС на короткий номер «3434». Здесь можно отправить сообщение с текстом «тынужен» — в одно слово — пробел и сумму от одного рубля до 40 тысяч — это разовый перевод возможен. Или тот же номер «3434», тоже в одно слово: «мылюди», пробел и сумма — это вариант с коротким номером. Можно сделать банковский перевод, все реквизиты банковского перевода вы можете найти там же на сайте https://doroga-zhizni.org/. Через Сбербанк Онлайн можно также перевести. И перевод онлайн на сайте «Дорога жизни». Вот четыре варианта, как вы можете помочь, если хотите, фонду. Потому что, еще раз надо повториться, все чем занимаются наши сегодняшние гости, очень затратное дело. Мы все прекрасно понимаем, сколько стоит ездить по стране по нашей. Когда билет на самолет до относительно недалекого от Москвы города стоит примерно столько же, сколько перелет через океан.
А. Котельникова
— Ну да, с учетом того, что команда докторов у нас тоже немаленькая сейчас — одиннадцать врачей, плюс координатор. Соответственно да, расходы действительно велики.
А. Пичугин
— Но вы не только, я так понимаю, ездите в очень далекие интернаты, которые находятся на отшибе, но и относительно близко к Москве и даже московские, тоже с ними работаете?
А. Котельникова
— Нет, с Москвой мы не работали, мы изначально нацеливались именно на регионы, да.
А. Пичугин
— Но соседние — Ярославская, Владимирская — области туда входят.
А. Котельникова
— Да, конечно, да.
Н. Гартаева
— Тула наша любимая.
А. Пичугин
— А почему Тула любимая?
Н. Гартаева
— Там очень интересные учреждения, там замечательный руководящий состав, там очень много мы там были повторно, там очень много детей, которые имеют ну такие хорошие, социальные хорошие перспективы, и он находится рядом.
А. Котельникова
— Но даже притом что он находится рядом, дети которые живут там, они точно так же, к сожалению, нуждаются иногда очень остро в той помощи, которую, к сожалению, почему не получается оказывать местными врачами.
Н. Гартаева
— Они говорят: до Москвы ближе, чем до Тулы.
А. Пичугин
— А где он находится?
Н. Гартаева
— Это Тульская область.
А. Пичугин
— Большая Тульская область.
А. Котельникова
— Ну это в Головеньках, поселок Головеньковский.
А. Пичугин
— А район какой?
А. Котельникова
— Район не скажу сейчас.
А. Пичугин
— А ближайший горд большой?
А. Котельникова
— Ближайший город на самом деле Тула. Километров сто, наверное.
А. Пичугин
— Ну да, ладно, понятно, что Тульская область большая.
Н. Гартаева
— Да дело не только в расстоянии, удаленности, дело у нас в ощущении нашей официальной медицины и отношении к детям с умственной отсталостью, к детям-сиротам.
А. Пичугин
— Я бы тоже об этом хотел поговорить сейчас. Единственное, что уточнение такое: коллеги ваши из других городов, вы приезжаете, условно, в Новосибирскую область. Там, в Новосибирской области, вы работаете с местными врачами, которые могут в вашем отсутствии продолжать вести этого ребенка?
А. Котельникова
— Ну на определенном этапе мы поняли, что нам необходимо встречаться с представителями местной медицины для того, чтобы выяснить, во-первых, реальные возможности, что они могут, как они могут помочь, да. И иногда достаточно просто познакомить, допустим, представителей дома-интерната и представителей медицины. Хотя они живут достаточно рядом, но они друг о друге слышат только понаслышке, когда, допустим, нужно отправить бригаду врачей для проведений диспансеризации. Качество проведения диспансеризации это тоже отдельный разговор, и не хотелось бы сейчас ее касаться, это грустная тема. Поэтому мы встречаемся с представителями медицины. Не всегда они идут к нам на контакт. Иногда они как бы предпочитают ну сказать, что у них все хорошо, очень сложно решаются вопросы...
А. Пичугин
— Вы же из Москвы, они вас боятся.
Н. Гартаева
— Да, наверное.
А. Котельникова
— Ну тут подключается какой-то конкурирующий, не знаю, фактор...
Н. Гартаева
— На периферии как никогда. Мы, например, достаточно часто слышим ну разговоры на тему: ой, а вы москвичи, а вроде нормальные. Ну то есть как бы вот такого плана. То есть, а что это вы там не такие...
А. Рыкунов
— Не с пятью руками.
Н. Гартаева
— — Да, не звездные, что это вы разговариваете с нами как бы.
А. Котельникова
— И еще эти дети вам интересны вдруг — как это?
А. Пичугин
— Вам же, москвичам, ничего не должно быть интересно кроме себя и Москвы.
Н. Гартаева
— Да, ну вроде...
А. Пичугин
— А получается, что у нас, ну все мы сталкиваемся с какими-то медицинскими реалиями, и понятно, что наша гарантированная бесплатная медицина далеко не всегда справляется в последние годы и с количеством пациентов, и меняется отношение юридическое, появляются нормы на каждого пациента.
А. Котельникова
— Ну вот собственно почему мы и стали этим заниматься, потому что вот потребность в узких специалистах особенно, она действительно очень высока.
Н. Гартаева
— Один взрослый психиатр-совместитель на триста воспитанников дома-интерната, из которых большая половина имеет судорожные приступы. И терапия противосудорожная назначается по какому-то определенному протоколу, известному только доктору, без проведения соответствующего исследования — это реалии жизни абсолютно. Но я хочу сказать в защиту опять-таки государственной медицины, которая, конечно, трагедия с ней происходит. Очень часто эти дети из домов интернатов, они сложные коморбидные пациенты...
А. Пичугин
— Коморбидные, простите?
Н. Гартаева
— Это значит, у них много всяких патологий. То есть у одного ребенка могут быть проблемы и центральной нервной системы, тут же тяжелая патология почек, допустим, тяжелая ортопедическая патология, проблема...
А. Котельникова
— Симбиоз диагнозов, скажем.
Н. Гартаева
— То есть это много-много диагнозов. И опять-таки говоря о родителях, которые оставляют своих детей в домах-интернатах, это не только те родители, которые имеют там социально низкий такой фон. А это те родители, которые просто сдаются в борьбе с болезнью своего ребенка и понимают, что в государственном учреждении они ребенку смогут помочь больше. К сожалению, такие родители тоже есть и это тоже...
А. Котельникова
— Хотя там не предусмотрена именно медицинская часть, почему-то они действительно уверены. У нас был даже случай, значит, с Ростовской областью. У нас была девочка, и сейчас как раз тоже она в Москве, она родилась с определенной патологией желудочно-кишечного тракта. И мама, она была из бедной семьи, у нее было еще двое детей. И на маму надавили и сказали ей написать отказ. Но она отказ не стала писать, а она написала вот это временное заявление, о котором я в начале программы говорила. И по факту, значит, почему-то этой девочке провели безобразно совершенно, к сожалению, операцию. И потом, когда ей исполнилось четыре года, отправили в дом-интернат для детей инвалидов. Собственно мы там-то ее и нашли. И нашли в отделении милосердия, причем с диагнозом глубокой умственной отсталости, что она, в общем, бесперспективная абсолютно и так далее. Сейчас ребенок уже начал ходить, она говорит и она музыкально развивается. Это я к тому, что вот это вот незнание того, что, я не знаю, что послужило, почему к ней так отнеслись — то ли оттого что у нее мама была на пороге бедности, да, то ли в силу того что в принципе ребенок как бы сирота. Вот это вот штамп, который на нее был поставлен, он по факту, если бы мы ее просто не встретили, перечеркнул бы всю ее жизнь. Поэтому вот тут опять же сложно сказать, что движет людьми, когда они — то ли отсутствие опыта, то ли отсутствие ресурсов каких-то, то ли просто... Ну вот я все-таки из опыта хочу сказать, что, наверное, очень многие вещи, практически все, они построены на человеческом вот осознании...
А. Рыкунов
— Участии.
А. Котельникова
— Участии, да. То есть на человеческом факторе — то есть насколько ты можешь не иметь ресурсов, можешь не иметь там какого-то опыта, но у тебя есть желание помочь конкретному человеку.
А. Пичугин
— Я напомню, что в гостях у нас сегодня Анна Котельникова, руководитель фонда «Дорога жизни». Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда, Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. А есть как-то статистика по заболеваниям, с которыми приходится встречаться чаще всего? Кто расскажет? Наталья Гартаева.
Н. Гартаева
— Ну статистика дело такое сложное. Потому что не наша цель как бы провести полную комплексную оценку состояния здоровья каждого ребенка, то есть непосредственно для этой цели занимается диспансеризация — любимое слово. А наша цель немножечко в другом. Мы все-таки стараемся определить наиболее нуждающихся в помощи детей, детей, которым наиболее можно помочь и которые имеют очень хорошие потенциальные умственные способности. И они по каким-то причинам, в силу таких обстоятельств попали в эти интернаты. И естественно это те дети, которым, допустим, опять-таки сложно будет помочь в рамках обычной официальной медицины. Потому что ну к каждому ребенку мы стараемся подходить не стандартно, что вот есть протокол, его нужно лечить, а мы стараемся...
А. Котельникова
— Комплексно и индивидуально, скажем так. То есть то чего не хватает там в масштабе интернат на триста человек обычной государственной диспансеризации. То есть не под копирку вот, а именно про то чтобы каждому ребенку уделить внимание, только вот конкретно для него. То есть у нас есть такое понимание как консилиумная медицина, то есть то чего лишена государственная медицина конкретно, когда проводится диспансеризация в интернатах. Леш, расскажи.
А. Рыкунов
— По поводу консилиума — это принятая во всех госучреждениях система, фиксированная на бумаге. Но беда в чем: к сожалению, учреждений, которые занимаются комплексным лечением какой-то сложной патологии, довольно мало. Ну есть там центры неврологического профиля, ортопедического ну и так далее. А центр, где собраны специалисты, занимающиеся проблемой, но разных специальностей, их довольно мало. И в принципе, вот как Наташа сказала, что наша цель как раз отобрать детей, которых, по нашему мнению, понимаете, мы тоже, наверное, не все можем сделать...
Н. Гартаева
— Не претендуем на какую-то истинность.
А. Рыкунов
— Не претендуем на истину в последней инстанции. Но если мы видим ребенка, который, по нашему мнению, перспективен, у нас по большому счету такая земская медицина — то есть мы занимаемся тем, что приезжаем и смотрим глазами, трогаем руками, но мы это делаем и отбираем детей, которые могли бы, ну то есть по нашему мнению требуется дообследование. Основная цель — создать такую маршрутную карту для пациента. Что такое маршрутная карта? Это в принципе то есть четко прописать и организовать маршрут обследования этого пациента. Потому что когда человек знает, что делать, то есть как делать в итоге найдется. И консилиумы, которые проводятся ну чаще в Москве, то есть мы как раз привозим детей в Москву и собираем дополнительную группу уже более узких специалистов, которые занимаются фокусными проблемами в разных там сферах неврологии, генетики. Потому что у детей, правда, очень часто сочетанная патология. Эти консилиумы действительно дают очень большую такую пользу для дальнейшего лечения детей. Потому что только такой коллективный труд позволяет принять какое-то правильное решение и выработать стратегию дальнейшего развития этого ребенка.
А. Пичугин
— Но говорите: «перспективные дети» — так достаточно цинично звучит...
А. Рыкунов
— Но по поводу перспективности — перспективны в плане лечения. Понимаете, вот для доктора очень важно ну не тратить ресурсы на то, что в принципе не может быть сильно улучшено, несмотря на большое количество обследований.
А. Пичугин
— А что делать?
Н. Гартаева
— Скажи прямо: если ребенок, допустим, с деформацией конечностей, прекрасно ходит на руках, при этом он может ну как бы передвигаться по помещению, да, он может самостоятельно покинуть свое место, кровать свою, то нет смысла выпрямлять ему конечности. Потому что деформация настолько тяжелая, реабилитация настолько сложная, что...
А. Котельникова
— И такая запущенная уже.
А. Рыкунов
— Ну это как раз, да, взвешивание рисков.
Н. Гартаева
— Да, он находится в своем как бы комфортном, его качество жизни не страдает: он не испытывает боли, он двигательно активен. Если мы его закроем в гипс на какой-то период для того, чтобы у него были прямые ручки и ножки, соответственно его страдания гораздо будут серьезней, и его перспективы станут менее радужными.
А. Пичугин
— А перспективы в целом у таких детей, если их никто никуда не заберет, то это дождить до 18 или 16 лет в этом интернате...
А. Рыкунов
— И закончить...
А. Пичугин
— Уже в интернате взрослом, в ПНИ.
А. Котельникова
— Да, в ПНИ. Но не все, здесь статистика-то еще такая, что не все до этого ПНИ доживают.
Н. Гартаева
— И очень интересное качество, в котором они тоже перейдут в это ПНИ. Я сразу скажу про стоматологию, про свою любимую — к 18 годам у детей фактически не остается собственных зубов.
А. Пичугин
— А с чем это связано?
Н. Гартаева
— Ну с качеством оказания стоматологической помощи.
А. Пичугин
— Нет стоматологов?
А. Котельникова
— Нет стоматологов.
Н. Гартаева
— Есть регион Петрово-Забайкальский, у них нет в городе, в районе, в общем-то, просто нет детского стоматолога...
А. Котельникова
— Вообще.
Н. Гартаева
— Как факт. И естественно, стоматология это чаще всего коммерческая такая сторона медицины.
А. Пичугин
— А коммерческая есть?
Н. Гартаева
— Да, коммерческая есть, но она не всегда опять-таки доступна.
А. Котельникова
— Она не доступна, скажем так, для интерната, для госучреждений.
А. Пичугин
— Да, врачи из коммерческой детской стоматологии в том же Петровске-Забайкальском не пойдут бесплатно заниматься детьми.
А. Котельникова
— Конечно.
Н. Гартаева
— Ну мы об этом, к сожалению, их не спрашивали. Может быть, надо уточнить и дать шанс людям.
А. Пичугин
— Может быть, кто-то захочет действительно.
Н. Гартаева
— Да, но проблема в том, что детям с ментальными нарушениями лечение зубов чаще всего показано под общим обезболиванием. И здесь уже нужно найти больницу, нужно найти анестезиолога.
А. Котельникова
— То есть видите, все упирается в такое, опять же к разговору возвращаясь, в личностные какие-то такие вот моменты — то есть надо пойти, надо найти. И вот мы в своей практике как раз и сталкиваемся, даже если мы привозим, у нас очень часто, у нас есть отдел по работе с обращениями в фонде, и у нас очень часто приходят обращения просто вот обычных волонтеров, они высылают нам фотографии тех или иных детей...
А. Пичугин
— Мы сейчас про волонтеров еще поговорим.
А. Котельникова
— И они говорят, что вот, пожалуйста, помогите. И мы начинаем, то есть приходит ссылка там на федеральную базу детей-сирот, мы понимаем, что у ребенка да, есть какие-то проблемы и начинаем искать этого ребенка. Значит, находим интернат, где ребенок находится, а дальше с массой трудностей сталкиваемся. Прежде всего, конечно же, директор, например, интерната она в принципе не знает, как ему помочь. Потом если это, например, удаленный регион, соответственно у нее вопрос: а кто повезет их в Москву? А кто будет согласовывать трансфер? А кто будет оплачивать трансфер? А с кем я отпущу этого ребенка? Масса у нее, соответственно, вопросов. Потому что получается, если она отпускает своего сотрудника с этим ребенком в Москву, то лечение — это не один день, не одна неделя, это иногда два-три месяца, а иногда и полгода. А на группу в 18 детей — два воспитателя, две нянечки. Соответственно если она дну отпускает, одна остается, соответственно дети в интернате...
А. Пичугин
— И вот тут волонтеры как раз.
А. Котельникова
— Ну волонтеры, тут у нас, скажем так, не все еще интернаты готовы с волонтерами работать. В том смысле, что они закрытые учреждения. У нас с детьми находятся в Москве профессиональные няни больничные, да, то есть на это они соглашаются, интернаты. Если говорить про волонтеров, они больше помогают координаторам по направлению, да. То есть помогают какие-то нужности необходимые привезти там, средства гигиены, и так далее. Но очень часто фактор того, что интернату нужно помочь реально, вот за них многие вещи сделать, то есть подсказать, именно не подсказать даже как, а именно вот направить, заполнить миллион бумаг и так далее — это все делает наш координатор. И я вот анализирую и понимаю, что если нет вот этого какого-то третьего лица, которое будет стоять между интернатом и между больницей, то чаще всего ребенок и не попадет как раз на это лечение. Потому что не будет третьего человека, который это все сделает.
Н. Гартаева
— Да, и, по-моему, у нас был очень удачный опыт в Уфе. Когда мы именно непосредственно связались с волонтерами...
А. Котельникова
— Да, у нас сейчас внедрилась такая практика вот в рамках работы программы выездов — мы привлекаем ответственных кураторов, волонтеров на местах. То есть у нас между интернатами, между нашими докторами, которые потом после выезда уезжают обратно в Москву, такая вот постоянная связь. То есть куратор отслеживает, помогает, скажем так, интернату выполнить те рекомендации, которые наши врачи соответственно назначают. Потому что это дополнительные какие-то обследования...
Н. Гартаева
— Средства.
А. Котельникова
— Опять же госмедицина не берется, это над договариваться с какими-то коммерческими, значит, структурами медицинскими. И волонтер на себя все это берет. То есть это покупка опять же тех же самых лекарств. То есть человек, который на месте, он помогает внедрить то, что наши доктора рассказывают и то что они дополнительно помогают.
А. Пичугин
— Здесь на сайте вашем «Дорога жизни», есть раздел, еще раз напоминаю, что есть раздел «Чем я могу помочь». И там есть пункт: «Вы можете стать нашим волонтером». Вы можете заполнить табличку — здесь надо указать свои данные: возраст, регион, телефон, почтовый ящик, вкратце рассказать о себе и как я могу помочь: стать координатором помощи в конкретном регионе России или детском доме, стать организатором выездной консультации в регион или в детский дом. Привлечь общественные ресурсы для развития и поддержки фонда — это СМИ могут быть, крупные компании, бизнес, музыкантов — в общем, публичных персон. Только такая вот, в основном вот именно это волонтерская помощь требуется вам от, скажем, наших слушателей, которые деньгами не помогут, но участием каким-то.
А. Котельникова
— Ну у нас еще всегда очень нужны люди на колесах, да, то есть передвижение и помощь в перевозе детей из больницы там, соответственно, в тот же «Дом милосердия» и встреча в аэропортах, то есть это тоже всегда приветствуется. Но мы с волонтерами столкнулись еще с такой проблемой, когда у нас очень большой поток был, когда все готовы были помогать здесь и сейчас. Но вот, например, был случай, когда у нас позвонил волонтер, сказал, что я привезу обязательно там памперсы в больницу. Договорились. Няня позвонила на следующий день, говорит, так и не привезли памперсы. Перезвонили, узнали — выяснилось, что какая-то там проблема была. В общем, памперсы ехали практически неделю до ребенка. И здесь нужно понимать, что это не просто помощь какая-то, да, когда ты ее осуществляешь в свое свободное время, а все-таки это помощь, которая завязана на конкретного человека, на конкретного больного ребенка. То есть дети, они не могут ждать. И помощь, если они просят, она нужна здесь и сейчас.
А. Пичугин
— И на это нужно всегда обращать внимание, если вы хотите стать волонтером не только там в фонде «Дорога жизни», но и в других фондах. Это постоянное выделение какого-то времени именно на эту работу. Это все-таки практически работа, пускай она там финансово никак не компенсируется, но это работа такая же, как там работа в офисе, на которую люди ходят каждый день. То же самое вот и с волонтерством.
А. Котельникова
— Это главное регулярность. Качество и регулярность.
А. Пичугин
— Да, вот тот пример с памерсами, он очень показателен. И да, конечно, хорошо, и очень вряд ли кто-то может осудить человека за его благой порыв помочь детям, стать волонтером фонда...
А. Котельникова
— Нет, мы очень радуемся.
А. Пичугин
— Да, но дело в том, что к этому нужно относиться так же, как к работе своей.
А. Котельникова
— Да.
Н. Гартаева
— А я бы еще призвала волонтеров, тех людей, которые сами как бы имеют возможность что-то творить, я имею в виду творчески относиться к своему делу, там гончарное дело, какие-то рисование, еще что-то. Эти увлеченные люди могли бы очень помочь, потому что занятость для детей, особенно для подростков, ну занятость непосредственно каким-то действием, она очень важна в этой сфере. Поэтому если вы талантливый гончар, научите этому детей...
А. Рыкунов
— Да, потому что мелкая моторика хорошо формирует речь.
Н. Гартаева
— Прежде всего.
А. Пичугин
— Кстати говоря, да. Будем заканчивать программу. Спасибо вам большое. Под конец напомним контакты фонда: https://doroga-zhizni.org/ — это сайт, здесь можно найти радел «Чем я могу помочь». СМС-пожертвование, наши любимые короткие номера, в данном случае это «3434». Туда можно послать сообщение, СМС-сообщение с текстом «тынужен» — в одно слово, — пробел и сумму пожертвования от рубля до сорока тысяч. Или же текст «мылюди» — в одно слово, — пробел и тоже сумма от рубля до сорока тысяч. И это пойдет в помощь фонду «Дорога жизни». Ну все возможности помощи можете найти на сайте — это банковский перевод, СбербанОнлайн, перевод онлайн на сайте. А я напомню, что сегодня мы говорили с представителями фонда «Дорога жизни». Фонд уже существует три года, помогает детям, которые находятся в интернатах не в Москве, а в регионах. Сотрудники фонда выезжают, в первую очередь врачи, и постараются детишкам, которые в этих интернатах находятся, помочь. Сегодня здесь, в этой студии были руководитель фонда «Дорога жизни», Анна Котельникова. Наталья Гартаева, старший педиатр выездной медицинской бригады фонда. Алексей Рыкунов, врач травматолог-ортопед. Спасибо вам большое за то, что вы сегодня к нам пришли и за то, что вы этим занимаетесь.
А. Котельникова
— Вам спасибо.
А. Пичугин
— Всего хорошего. До свидания.
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер