У нас в гостях был настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское протоиерей Игорь Гагарин.
Мы говорили о смысле праздника Преображения, о том, как вера может изменить жизнь, о радости общения с Богом и о духовном преображении.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья! В студии Константин Мацан. Сегодня пятница, завтра, в субботу и воскресенье, Церковь начинает праздновать и праздновать такое событие, как Преображение Господне. Это один из двунадесятых праздников Церкви, то есть один из двенадцати самых главных, самых значимых праздников, одна из самых значимых дат церковного календаря. Вот об этом даже не столько празднике, сколько событии Евангелия, как Преображение Господне, мы сегодня поговорим, и у нас в студии протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское. Добрый вечер, отец Игорь!
Протоиерей И. Гагарин
— Добрый вечер!
К. Мацан
— Ну, давайте для тех, кто, может быть, не помнит, или забыл, или просто хочет в памяти еще раз пролистать события, напомним, что это за событие, что произошло в Евангелии описанного такого, что мы сегодня почитаем как Праздник Преображения Господня. И сразу хочу Вас попросить для Вас как для пастыря расставить вот в этой истории те акценты, которые нужны нам, простым людям, читая ее. Вот мы открываем Евангелие, мы вспоминаем это событие — о чем? Вот что, Вам кажется, нас должно как-то вот кольнуть в сердце или как-то вот особенно обратить внимание применимо к нашей жизни, может быть?
Протоиерей И. Гагарин
— Ну, событие описано у трех евангелистов — Луки, Матфея и Марка. В общем-то, описано очень похоже. Однажды Господь ночью взял с собой трех учеников — Петра, Иакова, Иоанна, поднялся с ними на высокую гору и преобразился перед ними. И лицо Его стало белое, как свет, и одежды Его стали белые, и от него стал исходить необыкновенный какой-то свет. Лицо Его просветилось, как солнце. У Марка даже есть такая интересная фраза — он сказал, что «одежды Его стали белыми, как белильщик не может выбелить на земле», то есть что это не совсем белый цвет, а просто белый — наиболее близкий...
К. Мацан
— Нечто большее, чем белый.
Протоиерей И. Гагарин
— Нечто гораздо белее белого. И апостолы, конечно, были восхищены этим. И они увидели, как явились два величайших пророка Ветхого Завета — пророк Моисей и пророк Илья — и разговаривали с Господом. И как Петр сказал: «Господи, хорошо вот здесь быть. Давай сделаем здесь три кущи» — ну, то есть шалаша или, там, палатки, что-то вроде. И было как сказано: «Сам не ведал, что говорил». И затем их окутало облако, и из этого облака раздался голос: «Се есть Сын Мой возлюбленный, Ему Мое благоволение». Ну, потом уже, постепенно, постепенно все это видение исчезло. Вот такое событие описывают нам евангелисты. И, вообще-то, я думаю, что, может быть, не возник вопрос, почему вот это событие дало основания для установления такого великого праздника. Да, конечно, событие удивительное, но много же было и других удивительных...
К. Мацан
— Хороший вопрос, да.
Протоиерей И. Гагарин
— Да. Много было чудес. Вот, там, Крещение — понятно, Рождество — понятно, это действительно ключевые события, которые все изменили, после которых все изменилось. А вот тут три человека вместе с Господом поднялись на гору и вдруг увидели, судя по всему, нечто необыкновенно прекрасное. Ну да, можно об этом сказать, но установить праздник, который в одном ряду с величайшими праздниками, — может сначала это показаться не очень понятно. Хотя, на самом деле, чем больше об этом размышляешь и читаешь отцов, тем больше понимаешь, что это событие имеет огромнейшее значение, потому что оно говорит о самом, может быть, самом главным в нашей жизни, самой высшей цели в нашей жизни, о том стремлении, о той цели, к которой должен стремиться человек. К чему вообще любой человек стремится? Ну, спросите любого человека, к чему он стремится.
К. Мацан
— К счастью.
Протоиерей И. Гагарин
— К счастью, конечно! К счастью! Так вот это и есть ответ на вопрос, а что такое счастье. Потому что вот эти слова, мне кажется, меня эти слова как-то в сердце всегда... трогают мое сердце. «Вот хорошо нам здесь быть». Вроде, простые слова: ну, хорошо — и хорошо. Нет, они, конечно, эти слова отражают то, что апостол Петр и, конечно, не только он, и оба его товарища переживают состояние, выше которого никогда не переживали в жизни, переживают ту полноту бытия, которая и есть, собственно, счастье. Вот мы говорим о том, когда спросили человека, а что такое счастье, да? Вот, наверное, человек может сказать так вот, по-простому, что счастье — это когда тебе настолько прекрасно, настолько хорошо, что тебе уже больше ничего не надо. Вот как сейчас есть, вот пусть так вот оно и будет. Помним мы все, да, читали «Фауста» Гете, когда Мефистофель вместе с Фаустом... Вот задача-то какая у Мефистофеля — в том, что, в конце концов, они должны с Фаустом все-таки найти нечто такое, чтобы вот он сказал: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Потому что когда все, чего достигает человек, ему кажется, что пока он этого не достиг, это будет ну, вот просто вершина счастья, а чаще всего когда человек этого достигает, он понимает: «Ну и что? Ну да, здорово, да, прекрасно, но не это высшее». Сердце подсказывает, что в жизни есть нечто гораздо более ценное. Что еще недавно ему казалось самым ценным, но теперь, когда я этого достиг, я вижу, что это далеко не самое ценное и самое прекрасное. И вот найти в жизни что-то такое, чтобы сказать: «Все, а вот больше мне ничего искать не надо, потому что мне понятно, что выше и прекраснее этого ничего на свете нет». Вот Петр говорит: «Давай сделаем здесь три кущи!». Что значит «три кущи»? Значит, не будем никуда отсюда уходить. Все, он забыл уже — забыл, что там внизу ждут ученики, забыл, что... Это невозможно просто — ну как такое, никуда не уходить, остаться здесь и жить? Не для того Господь пришел, понятно. Но то состояние, которое он переживает, вот это состояние такой полноты, такой радости, такого блаженства, что вот у него из сердца вырываются эти слова. Хотя мы понимаем, что это было явлено апостолу лишь совсем-совсем на короткое время. Это как некий такой задаток, наверное, того, что ожидает человека в жизни будущего века, где это уже будет постоянным состоянием — пребывание в этом Свете, постоянным состоянием того, кто удостоится, конечно...
К. Мацан
— Смотрите, правильно я помню, что Христос потом повелевает апостолам никому не рассказывать об увиденном? А почему, если эти люди пережили такое счастье? Ну, я думаю, что мы о христианском понимании счастья сегодня еще поговорим, потому что это очень важная тема, — о его отличии от такого, может быть, нерелигиозного понимания. Но вот люди пережили какой-то миг какого-то совершенно особенного богообщения и радости от этого богообщения. Почему же не бежать, всем не рассказывать, не благовествовать об этом? Почему Христос говорит: «Никому не рассказывайте»?
Протоиерей И. Гагарин
— Ну, во-первых, я немножечко сейчас с другого боку зайду, ладно? Но, я думаю, к этому мы придем.
К. Мацан
— Как Вам удобно.
Протоиерей И. Гагарин
— Ага. Во-первых, мы должны помнить еще, о чем разговаривали Моисей и Илья с Господом. А разговаривали они о грядущих страданиях Господа. То есть вот эта вот полнота счастья, которую пережили апостолы... Вы знаете, я думаю, очень хорошо говорит старец оптинский Варсонофий. У него есть проповедь «На Преображение Господне», и он говорит, что они находятся на горе, которая есть Фавор. Ну, во всяком случае, так принято считать в традиции. Это, на самом деле, ученые спорят, и некоторые думают, что это был не Фавор, но это не так важно — для нас пусть это будет Фавор, как уже принято считать. Вот они говорят: «На горе Фавор», но они говорят о другой горе, они говорят о Голгофе. И если Фавор — это величайшее счастье, то Голгофа — мы с Вами знаем — величайшее страдание. И, как говорит старец Варсонофий, он говорит: «Хорошо с Господом на Фаворе, но сначала побудь с Ним на Голгофе».
К. Мацан
— Потрясающе.
Протоиерей И. Гагарин
— Вот невозможно, наверное, оказаться окончательно на Фаворе, пока в твоей жизни не будет участия в Голгофе, своей Голгофы или участия в той Голгофе, которая была у Господа Иисуса Христа. Вот. Ну, а Господь ведь не сказал вообще об этом не говорить. Он сказал: до того, как Он воскреснет из мертвых. Значит, Он, конечно, и хотел, чтобы они об этом рассказывали, и это было нужно, но всему свое время. Впереди все-таки Голгофа, впереди страдания, впереди смерть, муки. Пока еще не надо знать об этом всем остальным. Хотя, конечно, для самих апостолов, лично для них самих, это было очень важно, потому что это должно было их укрепить тоже, вот когда они узнают, увидят все те... Ну, увидел, на самом деле, только Иоанн, один из них, те все муки и страдания, которые пришлось пережить Господу.
К. Мацан
— Вот Христос на гору с собой берет только трех апостолов — Петра, Иакова, Иоанна. Насколько в этом факте есть для нас — опять-таки, вот таких простых читателей Евангелия — какой-то особенный смысл? Или на этом не надо как-то заострять внимание, это просто ну вот факт — ну вот трех взял, а остальных не взял?
Протоиерей И. Гагарин
— Нет, ну, у нас есть такое всем хорошо известное слово, по-моему, это слово известно всем, слово «фавориты», да? Вот. Но далеко не все знают происхождение...
К. Мацан
— Так это от Фавора произошло?
Протоиерей И. Гагарин
— Конечно!
К. Мацан
— Я не знал! Здорово!
Протоиерей И. Гагарин
— Конечно! Так вот вообще этимология очень многих наших слов — она удивительна. То есть когда говорят «фавориты» — ну, то есть любимчики какие-то, особенно приближенные, и откуда вообще само слово — «фаворит»? А вот фавориты — это как раз... Вот первыми фаворитами, в самом буквальном смысле слова фаворитами, были Иаков, Иоанн и Петр. Да, Господь их — ну, я не побоюсь этого слова — любил больше, чем остальных. Это, вообще-то, может кого-то смутить — что как это, он, значит, кого-то больше любит, кого-то меньше? Я помню, как-то один человек... Это была встреча с одним священником, и один сказал: «Вот, батюшка, вот я своих детей... Вот грех, наверное, какой-то вот — одного я люблю чуть больше. Я всех люблю, конечно, но кого-то больше». И он, по-моему, тогда просто ответил: «Это нормально, по-человечески. Главное — чтобы мы их всех любили. Но раз мы люди, в любом случае, наше сердце кому-то ближе, кому-то дальше». Мы отлично с Вами знаем, что из всех... Всех двенадцать он любил, Иуду тоже любил. Но из всех двенадцати учеников одного называют любимым учеником — это Иоанн, да? И о нем прямо и четко сказано, что «ученик, которого любил Господь». Это не значит, что Он других не любил. Но когда говорится, что «которого любил», подчеркивается, что он был особенно Ему близок, он был... Он лежал у него на персях, на Тайной Вечере — может быть, вот представить, как это... Вот когда зрительно представляешь эту картину, когда вот они возлежат на Тайной Вечере, и головой своей к груди Иисуса прильнул Иоанн, Тот, видимо, обнимает его... То есть как-то это вот очень трогательно... Насколько он для Него был дорог. Вот поэтому мы говорим, что из всех двенадцати самый любимый был Иоанн. Если идти дальше, то мы назовем еще двоих — Петр и Иаков. И, кстати, это ведь не единственное место, где эти трое выделяются. Во-первых, помните, когда воскрешали дочь Иаира, Господь всех удалил, взял с собой только Иоанна, Петра и Иакова и при них воскресил. Ну и, конечно, Гефсиманский сад, когда Господь именно их троих просил: «Побудьте здесь, душа Моя скорбит смертельно. Побудьте здесь и бодрствуйте со Мной». То есть этих троих он взял. Видимо... Почему — мы понять этого, наверное, не сможем, потому что это всегда тайна, но вот эти трое были ему особенно близки, и на Фавор тоже берет Он именно их.
К. Мацан
— Протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Вот мы уже заговорили о — Вы это слово сами произнесли — счастье. Слово, которое всегда открывает некоторую дискуссию, потому что человек нерелигиозный скажет: «Ну, я тоже переживаю моменты полноты бытия вот встречи с добрым другом, от общения с семьей, от наслаждения, допустим, произведением искусства. Или в какой-то любой момент, необъяснимо, я это переживаю». Нам Евангелие говорит, что вот для такого предельного счастья, как Вы это назвали, требуется экстраординарное событие — Преображение Господне. Вот как здесь разделить? Это просто как бы разные градации счастья? Или есть все-таки нечто особенное вот в этом счастье именно как в такой, если угодно, религиозной, евангельской категории? В чем оно заключается, по сравнению с обычным нашим светским пониманием этого слова?
Протоиерей И. Гагарин
— Ну, мне кажется, что когда люди неверующие или же, там...
К. Мацан
— Сомневающиеся, со стороны смотрящие на Церковь...
Протоиерей И. Гагарин
— ...как-то по-другому верующие переживают какие-то прекрасные мгновения своей жизни, то это тоже здорово, конечно.
К. Мацан
— Безусловно.
Протоиерей И. Гагарин
— И я не сомневаюсь, что эти люди... Ну когда они говорят: «Вот я счастлив»... Ну, вот встретился он со своей невестой, в конце концов...
К. Мацан
— ...не лукавят?
Протоиерей И. Гагарин
— Да. ...что это все так. Но Вы правильно сказали слово «градация». Что — что такое счастье? Ну, наверное, это высшая степень радости. Вот есть слово «радость», да? Радость — она может быть очень-очень разная — я имею в виду, не по своему характеру, а по своей интенсивности. И вот, наверное, высшая степень радости — это и то, что мы называем «счастьем», но в Церкви используется еще другое слово — слово «блаженство», которое еще больше, чем счастье. Поэтому мы часто как раз-то слова «счастье», практически, по-моему, там и не увидим нигде, там слово «блаженство» употребляется. Но это, я думаю, почти синонимы, только блаженство подразумевает нечто гораздо большее. Так вот, какая бы ни была радость, наверное, можно сказать, что, вероятно, есть в жизни что-то еще более радостное. Человек может достигнуть чего-то еще более... Я уже не говорю про то, что бывает обманчивая радость — это очень часто бывает. Все оборачивается вот... Я думаю, очень хорошо об этом говорят наши, кстати, русские писатели — тот же самый Лев Николаевич Толстой в своей «Исповеди» говорит о том, как много у него в жизни было того, к чему он стремился, и казалось, что когда ты этого достигнешь, то ты будешь счастлив, и тебе уже больше ничего не надо будет. И в какой-то момент, действительно, когда достигал, какое-то время казалось, что так оно и есть, больше уже ничего не надо, — вот в его дневниках, когда он женится на Софье Андреевне... И потом проходит какое-то время, и человек чувствует не то чтобы разочарование, но чувствует, что ну не то все это, что, как говорит поэт, «только этого мало». Только этого мало, еще что-то, что-то большее есть. И я думаю, что вот те мгновения счастья, которые переживает человек, вот земного счастья, — какие-то встречи, какие-то произведения искусства и так далее, — все это не может насытить до конца человеческую душу. Это может действительно дать возможность пережить что-то прекрасное и возвышенное, но все равно, я в этом убежден, в какой-то момент человек почувствует, что есть еще нечто большее. А вот то, что пережили апостолы на Фаворе, вот я думаю, большего уже ничего нет на свете. И вот это, как мы надеемся с Вами, и ожидает, собственно, во всей полноте человека в Царстве Божием.
К. Мацан
— Вот тут Вы, наверное, подходите, мне кажется, к, может быть, самой такой острой и такой важной по-человечески нам теме... Были апостолы, которые пережили это счастье на горе Фавор. А вот есть мы. Мы не апостолы, мы живем 2 тысячи лет спустя. И как нам к этому опыту приобщиться? Можем ли мы — ну, наверное, можем, раз Вы так говорите, — вот дерзать, надеяться, что мы переживем что-то такое же? А как, что нам для этого делать? Как, если угодно, жить? И вот Вы говорите, что нас ждет в Царстве Небесном. Мы же нередко, вполне в духе нормальной такой, как бы нормальной логики человеческой думаем о Царстве Небесном как о загробной жизни. «Вот когда-то вот мы отмучаемся на этой земле, и наступит блаженство» — вот есть абсолютно такая бытовая, вот понятная логика. Может быть, она неверная, но она очень понятная. Вот как нам здесь быть?
Протоиерей И. Гагарин
— Ну, я думаю, что, во-первых, как достигнуть этого состояния, да? Что сделать, чтоб достигн6уть? Надо сразу сказать, что оно не от нас, это состояние, зависит. Во-первых, апостолы Петр, Иаков и Иоанн его никак не достигали — Господь им открыл глаза и дал им возможность увидеть то, что на самом деле уже было. Ведь я хочу обратить внимание, что этот свет, который исходил от Господа, он не засиял именно в тот момент. Вот не было так, что до этого он не сиял, а вот это вот как бы Господь сделал что-то, испустил этот свет, он просиял — и снова как бы приглушил. Ничего подобного. Свет этот всегда от Него исходил и исходит. Другое дело, что человеческое зрение, человеческие глаза после грехопадения утратили способность видеть этот Свет. Мы говорим о том, что, наверное, одной из самых больших трагедий, которые произошли с Адамом и Евой после грехопадения, было то, что они утратили возможность непосредственного общения с Господом. И, может быть, я дерзаю предположить, это как раз и было то, что вот этот Свет для них потух. Он не потух, но для них — потух. И они уже перестали быть способны видеть этот свет. Вы простите, я, может быть, сейчас приведу какие-то глупые, наивные примеры физического такого свойства... Вот мы знаем, что есть какие-то ультрафиолетовые лучи, ультракрасные, но мы их не видим, а они есть, да? А вот животные, мы с Вами знаем, какие-то птицы перелетные — по ним ориентируются, они их видят. Вот точно так же вот этот Свет — он и сейчас сияет вокруг нас и везде и всюду, этим светом пронизана вся Вселенная. Но мы, в силу утраты вот тех свойств, которые были в человеческой природе до грехопадения, утратили эту способность — видеть этот Свет. Что мы можем сделать? Конечно, нет ничего такого, что надо сделать то, то, то — и ты увидишь этот Свет, да? Но направление, в котором нам надо идти, нам очень четко указано в Заповедях блаженства: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». Вот апостолы увидели Бога. Иисус Христос — богочеловек, но мы с Вами знаем, что как человек Он был видим всеми вокруг. Так же, как мы с Вами видим друг друга, так же его видели все остальные как человека. Как Бог... Его Божественная природа была невидима. Вот в тот момент, когда они были на горе Фавор, Господь немножечко приоткрыл... И Иоанн Златоуст говорит, что тоже... Да это, кстати, не только Иоанн Златоуст, а в Тропаре поется: «Яко же можаху», то есть в той степени, в какой они были способны увидеть этот Свет. То есть, на самом деле, может быть, Свет-то еще в тысячу раз прекраснее и ярче, но для них даже было достаточно вот этого — «яко же можаху», насколько они были способны. Так вот, «блаженны чистые сердцем». Нам, вообще-то, вот сказано, и мне кажется, что это очень здорово, вот чтобы, может быть, не слишком даже распространяться, вот для себя решить, что у меня в этой жизни самая главная задача — очищение своего сердца. Вот чем чище будет мое сердце, тем в большей степени я приближаю возможность, способность видеть вот этот вот Свет Божественный. Все остальное... Ведь, на самом деле, все наши... все, что мы делаем в Церкви, — и молитва, и пост, и чтение, и богослужения — ведь это и призвано... Это имеет цену только тогда, когда благодаря этому очищается наше сердце. И вот это путь, я думаю, это путь.
К. Мацан
— Протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское, сегодня проводит с нами этот «Светлый вечер». В студии Константин Мацан. Мы прервемся и вернемся к Вам буквально через минуту.
«Светлый вечер» на Светлом радио продолжается. Еще раз здравствуйте, дорогие друзья. В студии Константин Мацан. И сегодня у нас в гостях протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское. И мы говорим про праздник Преображения Господня, который Церковь начинает праздновать завтра, и про самое евангельское событие, которое лежит в основе этого праздника. Отец Игорь, судя по тому, что Вы говорите, получается, это праздник не только Преображения Господня, но и преображения тех людей, которые увидели этот Свет?
Протоиерей И. Гагарин
— Конечно, конечно. Это очень важно. Потому что если наше стремление сводится к тому, чтобы увидеть вот это Преображение вне себя, увидеть Господа, и мы при этом не понимаем, что и мы призваны к Преображению, то мы ничего не понимаем, значит, в этом стабильности. Конечно же, человек призван преобразиться сам. И я думаю, что одного без другого просто не бывает. Одного без другого... Как говорит, кстати, апостол Иоанн, что «когда мы увидим Его, мы будем подобны Ему». И поэтому, конечно, самое, я думаю, правильное будет в этот день напоминать себе и о том преображении, к которому призван я. Вот, Вы знаете, мне сейчас вспомнилась так вот одна история, притча, я даже не знаю ее происхождение... Когда-то я ее читал, по-моему, когда еще даже не был толком воцерковлен, давно. Мне как-то она очень понравилась, очень восхитила, и я ее часто вспоминаю — вот как раз в связи с Преображением. Вот был человек в этой притче, был такой человек, который верующий, очень хороший вполне, порядочный, старался по мере сил не очень сильно грешить. Там, где грешил, то старался вовремя каяться. И вот наступает смерть. Он умирает. Ну, умирает достаточно спокойно, потому что понимает, что совесть его особо не обличает ни в чем. Нормально, в общем-то жил. Во всяком случае, гораздо лучше многих других. И вот первое, что он видит, когда он уже вышел из тела, его душа, она видит — навстречу ему какое-то необыкновенно прекрасное существо, сияющее, светящееся, необыкновенной красоты. И он спрашивает, говорит: «А ты кто?». Говорит: «А я — это ты. Но только не тот ты, который ты сейчас, а тот ты, каким ты должен был стать». Он поражен, потому что он видит такую красоту, такое великолепие. Он говорит: «Что, я действительно мог бы таким стать?». Говорит: «Не мог бы, а должен был таким стать. Ты к этому призван был. А ты не стал. Ты неплохо прожил эту жизнь, но ты не стал вот тем, кого ты сейчас видишь перед собою». Он говорит: «А могу я еще?..» — «Нет, вот земная эта жизнь тебе и была дана, чтобы вот вырасти вот в эту меру, чтобы стать именно таким. А теперь вот — ну, вечность, ты будешь вот такой, какой ты есть». Я понимаю, что эта притча — сказка, в какой-то степени, но для меня она очень помогает вот по этому поводу.
К. Мацан
— Вы знаете, мне кажется, она поднимает даже в рамках нашей беседы очень интересную проблему. Притча, в какой-то степени, я так ее назову, такая — она пессимистическая, потому что человек понял, что шансы упущены. И, в принципе, очень часто нами церковная жизнь воспринимается как вещь, в которой, скажем так, какого-то самопонуждения, самоукорения, такого вот самоназидания больше, чем какой-то вот такой легкой радости, которую мы могли бы уловить в словах апостола Петра «Господи, хорошо нам здесь быть!». Вот если апостол Петр говорит, как ему хорошо, то как это сочетается с тем, что в Церкви, мы, как это можно — можно так это увидеть, — как правило, пребываем в состоянии, ну, такого какого-то, скорее, повторюсь, такого покаяния, самоукорения такого... То, что в карикатурном варианте выражается как «я хуже всех, я хуже всех»? Вот как это сочетается с этими словами — «Господи, хорошо нам здесь быть»? Ведь и то, и то — две как бы реальности, если угодно. Как нам это все совместить?
Протоиерей И. Гагарин
— Ну, я, честно говоря, как-то вот не очень радуюсь, когда вижу такие вот мрачные лица, — покаянные в неправильном смысле этого слова. Потому что для меня покаяние — это очень радостное состояние. Покаяние — это стремление быть лучше. Покаяние — это не обращенность на то, какой ты плохой, а это вера в то, что ты можешь и должен быть гораздо лучше, чем ты есть сейчас, и усилия вот к этому росту. Я даже вот иногда такую высказывал мысль, которая может показаться, может быть, даже не совсем соответствующей тому, что читаем мы у отцов, хотя, я думаю, ничего кощунственного не скажу. Вот мне представляется, что даже подлинное смирение — это не когда «я хуже всех», а когда «все лучше меня». Вот на первый взгляд кажется...
К. Мацан
— Очень интересно!
Протоиерей И. Гагарин
— Да. Вот, на первый взгляд, все — одно и то же. Но, мне кажется, это не одно и то же. Потому что уже совершенно позитивно...
К. Мацан
— Разница колоссальная, на самом деле.
Протоиерей И. Гагарин
— Да. Потому что если «я хуже всех», можно сказать, что «все — дрянь, а я — всех дряннее». А если «все лучше меня», то тут уже все прекрасны. А я...
К. Мацан
— Как интересно! Я буду применять на практике.
Протоиерей И. Гагарин
— (Смеется.) Вот. И покаяние, как раз-то подлинное покаяние, правильное покаяние — оно должно быть радостным всегда. Вот есть икона — кстати, замечательная — «Нечаянная радость». Там, вообще-то, ни про какую радость, на первый взгляд, не говорится. Там, наоборот, ну, мы знаем, да? Я не буду пересказывать сюжет этой иконы. Там называется она «Нечаянная радость» — радость, которую человек не чаял. А потому что радость покаяния. Вот вообще всегда, когда мы делаем какое-то усилие подняться над тем, кто мы есть, это всегда радостно. И поэтому я думаю, что... Поэтому это не противоречит. Я вообще думал, что... Я даже когда вот... Вообще, христианство — это же такая радостная у нас религия! Я когда крещу человека взрослого, когда помазываю его перед тем, как погрузить в воду, помазываю елеем, и всегда объясняю... Мы вообще говорим: «Помазуется раб Божий такой-то елеем радования, елеем радости». Объясняем ему, что вот если вода — это знак чистоты, очищения, рождения нового, то елей — это символ радости. Эти вещи нераздельны друг с другом. Что если какой-то человек говорит Вам, что он верующий, и при этом угрюмый какой-то, унылый, — значит, врет. Или он неверующий, или он как-то совсем не так верит, как хочет, как Господь.. Кстати, Господь — в «Евангелии от Иоанна», в XVII главе мы читаем, Он говорит: «Хочу да имеют в себе радостью Мою совершенную». Вот это, опять же — вот совершенная радость. Это и есть счастье — совершенная радость. Вот эту совершенную радость пережили апостолы. Ну, как — она была, конечно, несовершенная, хотя бы в силу того, что она была очень кратковременная.
К. Мацан
— Совершенная из доступных на тот момент.
Протоиерей И. Гагарин
— Да, да.
К. Мацан
— А вот апостол Иоанн, кстати, в своем Евангелии, насколько я понимаю, не описывает...
Протоиерей И. Гагарин
— У евангелиста Иоанна вообще достаточно много мест. Его Евангелие сильно во многом отличается. И мы можем только предположить, что... Ну, может быть... Потому что Евангелие писалось значительно позже, чем все остальные Евангелия. Он, конечно, был знаком с текстами Евангелия. Может быть, он просто не посчитал нужным...
К. Мацан
— ...решил не повторяться.
Протоиерей И. Гагарин
— Да, уже то, что в трех Евангелиях сказано, тратить на это место, а сказать о том, о чем другие не сказали. Потому что у него очень много того, о чем другие не сказали.
К. Мацан
— Отец Игорь, а вот Вы сказали об этой Заповеди блаженств — «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» — как о том, что можно просто себе взять за правило, вот некое такое магистральное направление движения по жизни. Это может показаться очень такой высокой и серьезной планкой. А вот с чего начать? Вот как мне с завтрашнего дня начать уделять внимание очищению сердца?
Протоиерей И. Гагарин
— Ну, мне думается, что тут все как-то просто. Сказать это — по совести, жить по совести. Я думаю, что вот, пожалуй, это, может быть, самое главное, с чего, во-первых, вообще начинается духовная жизнь. Ведь неслучайно вообще встрече с Иисусом Христом предшествовала встреча с Иоанном Крестителем. И если для меня Иисус Христос — это воплощенная любовь, то Иоанн Креститель — это воплощенная совесть. И, наверное, мне очень часто даже люди говорили некоторые так вот, с горечью, что у них нет веры. Не потому, что они как-то против этого, а они как раз хотели бы. Я знаю, несколько раз встречался с людьми, которые говорили, что: «Вот знаете, вот я читаю Евангелие, я размышляю о святых, мне очень все это нравится, мне все это очень дорого, но я не верю, что это правда, вот для меня это все-таки сказка — очень хорошая сказка, может быть, самая лучшая сказка, какая есть на свете, но все-таки сказка. Я очень завидую по-доброму людям, для которых это правда, а вот у меня этого нету — ну чего я буду обманывать, приходить в Церковь и делать что-то вот?..» Что... Что посоветовать такому человеку? Ну, «а ты хочешь все-таки, чтобы это перестало быть для тебя сказкой, а чтобы ты в этой поверил?». Человек: «Конечно, хочу». — «Ну давай начнем все-таки вот с этого — с чего предлагал начать Иоанн Креститель: вот строго следовать велениям своей совести». И я думаю, что в той мере, в какой человек не допускает никаких компромиссов со своей совестью, в той мере его сердце становится доступно той благодати, которая даст уже увидеть в евангельской истории не прекрасную сказку, а самую что ни на есть истину. И этот же путь очищения сердца, собственно, мы... Ну, понятно, что внешне, формально все, казалось бы, ясно, что это особенно ярко выражено на исповеди — вот человек то, что у него на сердце есть грязное, что у него там уже мысли нехорошие какие-то, желания, воспоминания, фантазии, там, и все прочее, все, что там накопилось, вот он идет на исповедь, все это рассказывает честно и очищается. Понятно, что это очень важно, но не только это. Это, конечно, и молитва, это, конечно, и участие в богослужении. И, конечно же, в том числе и усилия воли — усилия воли от того, чтобы удержаться... У нас очень часто бывает в жизни что-то такое, что нам очень хочется сделать, но мы знаем, что это нас испачкает, что после того, как я это сделаю, сердце мое чистым уже не будет, и очищать его придется достаточно долго. А сопротивляться этому бывает очень, очень, очень трудно. Вот такая и есть, наверное, духовная жизнь и тот путь, которым мы идем для того, чтобы...
К. Мацан
— А как здесь связаны усилия самого человека и, скажем так, действия Бога? Вот Вы сказали, что Преображение было действием Бога, то есть апостолы не добивались как-то вот того, чтобы увидеть этот Свет, ничего такого специального с собой не делали. Это, в каком-то смысле, получается, был дар от Бога. Но не каждый же этот дар получает. То есть человек, получается, должен как-то к этому дару себя готовить? Вот в чем здесь как бы... Где здесь усилий вес усилий человеческих и просто Божьего действия в человеке?
Протоиерей И. Гагарин
— Ну вот я думаю, что ответить на этот вопрос до конца мы, наверное, не сможем. Мы можем сказать только одно — что... Есть такое понятие — синергия. Что вообще все, что в жизни человека происходит хорошего и доброго, все это результат сотрудничества, взаимодействия двух воль — воли человеческой и воли Божьей. А уже где та граница, где заканчивается мое и начинается Божье, наверное, это... оно очень по-разному, очень индивидуально. Я думаю, что инициатива всегда за Богом, инициатива. Но где Господь вот берет меня и ведет туда, куда... Ну, говорит — вот все, ведет просто, берет за руку и ведет. А где отпускает — это вот здесь ты должен сам пройти. Наверное, это очень по-разному. Потому что ну даже если мы почитаем с Вами и жития святых, увидим самые разные примеры. Увидим примеры, как люди обращались ко Христу, ну совершенно будучи к этому не предрасположены. И они сами удивлялись: «Откуда это у меня? Я этого не искал, я нашел того, чего не искал». Но, с другой стороны, говорить о том, что... Вот как, допустим, некоторые протестанты говорят, кальвинисты, что это полностью инициатива Бога, и что кого Господь вот захочет, Он захотел, вернее, еще до создания мира, Он вытащит из этого болота, в котором мы живем, и введет в Вечную жизнь, — они все... «Нету воли Божьей — сколько ни дергайся, ничего не будет»... У нас все-таки... Мы считаем, что очень многое зависит от нас. Но инициатива всегда все-таки с Богом, первый какой-то позыв всегда его. Ну, а, опять же, повторю, что разные случаи. С одной стороны, да, «не вы Меня избрали, а я вас избрал», говорит Он апостолам. «Мы потому возлюбили Бога, что Бог прежде возлюбил нас», — говорит Иоанн Богослов. Я даже, знаете, такой пример обычно привожу для себя. Вот любовь между человеком и Богом, да? Она в чем-то подобна любви между человеком и человеком. А вот когда два человека любят друг друга, ну, супружеская любовь — вот муж и жена, они очень любят друг друга, такое бывает иногда. И вот если когда спросить их, сказать: «Вот, Вы знаете, Вы много лет прожили вместе, Вы очень любите друг друга. Скажите, а кто первый начал? Ну не было же так, что вот как Вы увидели друг друга, сразу друг друга полюбили? Так бывает иногда, такое бывает. У Ромео и Джульетты было не так. Но чаще всего, почти всегда, бывает инициатива за кем-то одним — что один полюбил, а другой или другая об этом ничего не знает, на него, может быть, и внимания не обращает, а потом узнал, что «ага, он меня полюбил», и уже проявляет, начинает какой-то интерес, и в ответ тоже может появиться чувство. Поэтому, как правило, когда два человека любят друг друга, то кто-то полюбил первый, а кто-то ответил на эту любовь. Вот в отношениях с Богом то же самое, но только тут мы точно знаем, кто первый начал. Мы точно знаем, что мы никогда бы не полюбили Бога, если бы Он не полюбил прежде нас. И вот я думаю, что это во всем, что касается... Везде сначала благодать. Но, с другой стороны, это не значит, что... Сам же Господь сказал: «Стучите, просите, ищите — найдете. Простите — и дастся Вам, стучите, и отворят Вам». Значит, все-таки надо и стучать, и просить, и есть еще другие слова у святых отцов: «Даждь кровь — прими Дух». То есть все-таки подвиг, подвиг не в смысле героизма, а в смысле усилия, преодоления себя, всегда тоже очень-очень важен.
К. Мацан
— Протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». Отец Игорь, а вот я Вас хотел бы спросить — может быть, это не совсем прямо в тему Преображения, но мне вправду очень интересно, и Вы об этом заговорили, — о том, что инициатива за Богом. Сначала благодать. И часто мы такое выражение в разговоре о вере слышим, что «солнце светит на всех». То есть а вера человека — это ответ человека на призыв Бога. Но если, по логике вещей, этот призыв Бога обращен ко всем, а отвечают только некоторые, остаются неверующие, вот как мы должны тогда, если угодно, к этим неверующим относиться — даже чисто интеллектуально или мировоззренчески? Они специально не услышали? Они чуть-чуть глуховаты, подслеповаты, не увидели? Вот как здесь, как это работает? Как нам тогда освоиться с тем фактом, что есть те, кто на призыв не отвечает?
Протоиерей И. Гагарин
— Вот мы с Вами принадлежим к поколению людей, у большинства из которых детство прошло без веры. Я не знаю, как у Вас, я-то вообще в совершенно атеистической, можно сказать, среде и рос, и формировался...
К. Мацан
— У меня тоже.
Протоиерей И. Гагарин
— ...и поэтому мне понять неверующего очень легко. Это им нас понять... Я всегда, когда встречаюсь с людьми неверующими, иногда мне чего-то доказывают, говорю: «Слушай, что ты мне можешь доказать? Я в твоей шкуре был, а ты в моей — нет. Вот. Поэтому я могу сравнивать. И вот у меня вся моя жизнь делится на жизнь с Богом и без Бога. А у тебя не с чем сравнивать, потому что ты только там». Но я знаю одно — что, во-первых, я ни в коем случае, конечно, не могу как-то осуждать этих людей.
К. Мацан
— Речь вовсе не об этом, конечно.
Протоиерей И. Гагарин
— Понятно, да.
К. Мацан
— Просто почему это важно — потому что если я откликнулся на призыв Бога, а Он — нет, — а вдруг я обманулся? А вдруг это какое-то... Вдруг я не то подумал, не то почувствовал? Ну, по логике вот такой — чисто философской, интеллектуальной, — если бы... если солнце светит на всех, то все должны чувствовать его свет. Вот в чем тут проблема возникает.
Протоиерей И. Гагарин
— Но хочется надеяться, что и поскольку и я до поры до времени не чувствовал, а потом почувствовал, то хочется надеяться на то, что и тот, кто рядом со мной, тоже почувствует. Я, единственное, думаю, что поскольку таинственно то, что происходит в человеческой душе, и мы знаем немало случаев... Я вот, наблюдая за многими верующими людьми и за многими своими прихожанами, понимаю, что есть какая-то совершенно непостижимая тайна. Потому что — почему вот?.. Всегда бывает очень интересно разговаривать с людьми, как он пришел к вере. И видеть, что каждый... Ну, для меня это самая интересная тема, потому что всегда по-разному, у всех по-разному. Причем, люди совершенно разные: и очень интеллектуальные, и, в то же время, очень простые. Что произошло? Я знаю много случаев, когда к вере обращался человек, от которого меньше всего этого можно было ожидать, ну меньше всего — что вот этот станет когда-нибудь верующим. И вдруг что-то в нем происходило, он становился таким верующим. И, наоборот, человек, который, казалось бы, ну все, готовый, и он живет тоже почти как христианин, все, а вот не нужен ему Бог — ему и без Него как-то нормально. Поэтому я до конца этого, конечно, понять не могу, но я знаю, что мне надо делать. Это не значит, конечно, что у меня это получается. Мне очень нравятся слова владыки Антония Сурожского, конечно, которые все много раз слышали. Он говорит, что «никто никогда не уверует до конца, если не увидит хотя бы на одном лице сияние Вечной жизни». Вот я понимаю. что мое лицо должно стать тем лицом, на котором тот , кто рядом со мной, увидит сияние Вечной жизни. Это будет гораздо более убедительно. Все мои слова... Я же понимаю, что да, у меня есть друзья, есть родные, которым я в свое время даже как-то пытался и доказывал, приводил какие-то книжки, и в Церковь — «ну придите, посмотрите, как у нас хорошо, как прекрасно», книжку какую-то подсунешь, почитаешь, — но все это не то. Вот когда эта Вечная жизнь начнет отражаться... «Знаменася на нас свет лица Твоего, Господи»... Вот когда сияние Вечной жизни будет отражаться на моем лице, это будет убедительнее всех... вот всего, что я могу сделать. И поэтому, ну, как Серафим Саровский сказал, что «стяжай дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи»... Я думаю, что...
К. Мацан
— Отец Игорь, Вы прямо вот уже начинаете на мой следующий вопрос отвечать, хотя я его еще не задал. Но это действительно очень важная тема. Тот же митрополит Антоний Сурожский в одной из своих бесед приводит пример иконы Преображения, не помню точно, какой, но его как пастыря поразило то, что свет, исходящий от Христа на этой иконе, вот он... Икона так написана, что он пронизывает все, прямо всю природу вокруг, все травинки, всю землю. Он идет вот дальше, дальше и дальше, и как бы вся земля, весь мир светлеет вокруг этого Света Христа. И это перед нами ставит как раз тот самый вопрос, как мне кажется, о том, призваны ли мы... ну, не то, что призваны ли мы, а есть ли в празднике Преображения вот это измерение, этот, если угодно, какой-то завет — преображать дальше весь мир? Вот нам, пережившим... «нам» — это громко сказано, но христианин, каким-то образом мыслящий себя причастным к Преображению, если он этот праздник празднует, должен ли он дальше идти и пытаться преображать весь мир, и как?
Протоиерей И. Гагарин
— Вот — да, конечно. Сразу говорю: должно. Ну, а так вот я бы такое, может быть, привел бы, сравнение. Вот есть свет, да? Есть свет, есть источники света. Я бы сказал, наверное: существует, наверное, два типа света — это свет, который исходит от источника, и отраженный свет. Вот подлинным в духовном смысле слова, подлинным источником Света является только Господь. Но человеку дана возможность быть отражателем этого Света. Вот как можно — «отобразится сияние Вечной жизни». И вот... Ну вот как если представить, что у нас бы тут яркий какой-то светильник сиял, в нашей студии, и было бы много зеркал. Но эти зеркала были бы разные — одно бы все вообще черной краской замазанное, и поэтому оно ничего вообще не отражает, другое — пыльное, там, испорчено где-то, но что-то отражает, но не сильно. А какое-то — вот просто абсолютно чистое. Вот мне думается, что быть вот этим отражателем, быть зеркалом — это мое призвание и любого христианина. Ведь Господь говорит... С одной стороны, Он говорит: «Я — Свет миру», а в другом месте Он говорит: «Вы — Свет мира». То есть понятно, что Он — Свет в том смысле, что от Него исходит свет. Но я призван отражать Его Свет. И здесь, опять же, я возвращаюсь к чистоте сердца. Потому что в той мере, в какой чисто мое сердце, в той мере, наверное, Свет Христов не просто становится доступен моему сердцу, а уже отражается от меня и идет дальше, просвещает все вокруг. И это всегда чувствовалось. Мы же с Вами знаем, что всегда были и есть, слава Богу, люди — ну, Серафим Саровский, Сергий Радонежский (я первое, что вот особенно на слуху, сказал), — к которым тянулись другие люди, именно к тому, чтобы... от которых действительно исходило вот это сияние Вечной жизни. И человек, приходя к нему, он мог даже особо с ним ни о чем и не говорить — просто вот побыть рядом, услышать его, получить благословение, увидеть вот это вот лицо, на котором сияние Вечной жизни, и человек сам уходил просветленный и нес этот Свет куда-то еще. Вот, я думаю, так.
К. Мацан
— Помните, по-моему, тоже владыка Антоний Сурожский очень часто приводит этот эпизод в своем пересказе, — эпизод из беседы Серафима Саровского с Мотовиловым, с его учеником, когда Мотовилов говорит, что «от Вас, батюшка, такой свет исходит, что я не могу его воспринимать», на что Серафим Саровский ему говорит: «Вы бы не смогли этот свет видеть, если бы сами не были тоже этим светом просвещены». То есть это та самая синергия, о которой Вы говорите?
Протоиерей И. Гагарин
— Да, я думаю, что... Ну, в данный-то момент это по молитвам Серафима Саровского Мотовилов сам стал... Но я думаю, что, конечно, наши усилия, плюс... И благодать Божия, которая всегда стремится восполнить то, что недостает мне. Вот...
К. Мацан
— А Вы помните, как Вы, лично Вы впервые прочитали Евангелие о Преображении? Или какая-то первая служба Ваша как священника на Преображении? Вот как Преображение, как эта тема вошла в Вашу жизнь? Если такое было какое-то яркое воспоминание.
Протоиерей И. Гагарин
— Вы знаете, я сейчас даже, боюсь, слишком долго говорить буду, потому что не так много времени у нас осталось. Я очень хорошо помню, что для меня приход к вере — это было, конечно, важнейшим событием в моей жизни, потому что я, как и любой, наверное, мыслящий человек, искал ответы на вопрос о смысле жизни, и время от времени мне казалось, что я его находил, и потом выяснялось, что это совсем не то. И когда я пришел к вере, то, ну, я действительно понял, что вот это — да, это и есть истина, что истина — здесь. Это я понял. Но, видимо, не до конца. И был как раз... Мне очень хорошо вспоминается... Я еще не был священником, я работал учителем в школе. И я на Преображение пришел в храм — это было в Троице-Сергиевой лавре, в Академическом храме, на первом этаже, стоял в очереди на исповедь. А там много людей было на очереди. А там на втором этаже шла служба — уже должна была начаться служба в Покровском храме, а внизу шла исповедь. Людей было очень много. И была серьезная опасность даже опоздать на литургию, если даже не к своему причастию. И вот я стою — и так вот мне, помню, ну, какие-то... Так получилось, что люди какие-то были очень несимпатичные, что ли, какие-то стали... Они меня все обходили. А я — я же не буду спорить... Я хочу идти на исповедь, а кто-то меня обходит с той стороны, с той... И вообще, как-то вот... Это было одно из серьезных искушений. Я вдруг в какой-то момент начал сомневаться: «А может быть, я ошибаюсь? Может быть, истина-то... Может быть, я себе внушил вот это вот все? А может быть, истина и не здесь, а, может быть, истина, ну, просто?..» Я стал гнать от себя эти мысли — что глупость, здесь истина, и никаких там! Но, тем не менее, я ничего не могу поделать. И вот чем больше... Пока я подошел к священнику, который исповедовал, мне вот... я уже измучился от этого вопроса, что, может быть, вот да — читаешь книжки, вроде бы, да, истина, там. Читаешь святых отцов... А вот посмотришь — вот как-то все в Церкви... Чего-то люди какие-то, многие, вели себя не совсем так, как нужно, и что-то там — и нелюбезность какая-то, и недоброжелательность... Меня столкнули в этой очереди... Я думаю — может быть, это все игра какая-то? Я подошел тогда, сказал об этом, кстати, на исповеди священнику. Я говорю: «Вот, Вы знаете, такие сомнения»... Он: «Да, да, да. Ну, бывает, ну, ничего, пройдет». На меня как-то посмотрел: «Вот Вы сходите сейчас, причаститесь, у Вас все пройдет». Я потом поднялся — уже на следующую, на эту литургию уже опоздал. На следующую литургию... И я очень хорошо помню, что, ну, причастился — ну, немножечко отпустило. Но сказать, что совсем прошло, — нет. И тут я встретился с одним своим очень хорошим знакомым. Вы его, мне кажется, должны знать хорошо, потому что он в этой студии часто бывает, — отец Вячеслав Перевезенцев.
К. Мацан
— Конечно, да.
Протоиерей И. Гагарин
— Да. Но он тогда не был отец Вячеслав Перевезенцев, он был Слава, семинарист. Я с ним тогда познакомился. Я был учителем, а он учился в семинарии, и он меня встретил там. И говорит: «А ты был когда-нибудь в церковно-археологическом кабинете?». Я говорю: «Нет». В те времена это еще было сложно, туда только... не всех далеко пускали. Он говорит: «Приходи, я буду в два часа вести там экскурсию». Я пришел. И вот, Вы знаете, я пришел на эту экскурсию — меня еще не совсем это все отпустило. А он вел эту экскурсию. Я вот навсегда ему буду благодарен за это. Он вел эту экскурсию. ну, пришла группа людей, я к ним присоединился. Но это была, на самом деле, не столько экскурсия, сколько проповедь, наверное. И вот через несколько минут на меня нахлынуло такое чувство вот такой... ну, наверное, конечно, не такое, какое было у Петра, Иакова и Иоанна, но такой убежденности, что здесь, и только здесь, только со Христом, только во Христе вот ответ на все вопросы. Только здесь счастье, только здесь смысл. Причем, это было не в голове — это было в сердце. Вот это было как раз, помню, в день Преображения. Я еще тогда подумал: «У меня тоже какое-то сейчас внутри преображение такое происходит». Я потом еще поблагодарил его, говорю: «Слава, спасибо тебе. Ты вот... Сегодня вот я так мучился — и вот все, все это уже позади. И я благодарен тебе, что твоя вот эта проповедь, твоя вот эта экскурсия все во мне перевернула, и теперь, я надеюсь, уже сомнений больше никаких не будет».
К. Мацан
— Спасибо огромное, отец Игорь! Ну, и лучше, чем вот эта история, слов для завершения нашего разговора о Преображении не найти. Я напомню, что сегодня в студии Светлого радио был протоиерей Игорь Гагарин, настоятель Иоанно-Предтеченского храма села Ивановское. В студии также был Константин Мацан, и мы поздравляем Вас, дорогие радиослушатели, с наступающим праздником Преображения Господня. До свидания!
Протоиерей И. Гагарин
— Спасибо! До свидания!
Радио ВЕРА из России на Кипре. Ο ραδιοφωνικός σταθμός ΠΙΣΤΗ απο την Ρωσία στην Κύπρο (07.05.2024)
Деяния святых апостолов
Деян., 4 зач., II, 14-21
Комментирует священник Дмитрий Барицкий.
Библия — книга, которая содержит в себе множество таинственных пророчеств. Исполняются ли какие-то из них в настоящий момент? Ответ на этот вопрос находим в отрывке из 2-й главы книги Деяний святых апостолов, который звучит сегодня за богослужением в православных храмах. Давайте послушаем.
Глава 2.
14 Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим:
15 они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня;
16 но это есть предреченное пророком Иоилем:
17 И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
18 И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.
19 И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.
20 Солнце превратится во тьму, и луна - в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.
21 И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется.
«День Господень» — выражение, которое часто встречается в писаниях древнееврейских пророков. Оно указывает на период человеческой истории, когда Бог проявит Себя в ней с максимальной силой. Это отразится как на человеке, так и на всём окружающем мире. Особенно яркие предсказания на эту тему содержатся у пророка Иоиля. По его словам, люди исполнятся Духа Божия. У них появятся особые духовные дарования, самым ярким из которых является дар пророчества. Приближение этого удивительного преображения будут сопровождаться чудесами и знамениями, а также необычными природными явлениями, которые по описанию сродни катаклизмам.
Апостол Пётр, который прекрасно знает Писания древних пророков, уверен, что всё сказанное свершилось. Обращаясь к жителям Иерусалима, он утверждает, что пророчество Иоиля напрямую касается проповеди Христа. Это и был период, когда «день Господень» начал вступать в свою силу. Как и говорил Иоиль, Спаситель совершал чудеса и знамения на небе и на земле. На Голгофе пролилась Его кровь. Солнце покрыла тьма. Однако в полную силу этот день развернулся в момент Пятидесятницы. Дух Божий сошёл на апостолов. В их лице Церковь и всё человечество получили особые дары Божественной благодати. И самым очевидным из них стал пророческий дар. Пророческий в самом широком смысле этого слова. Ученики Христовы исполнились божественной силы и мудрости. У них появилась особая духовная интуиция и проницательность, ощущение непрестанного присутствия Творца. Иными словами, они стали видеть, что есть воля Божия, не своим умом, но ощущать её своим сердцем.
Этот новый опыт воодушевил апостолов, наполнил их веселием и радостью. Те тревоги и беспокойства, которые тяготили их до этого момента, внезапно исчезли. Они находились в состоянии необыкновенного внутреннего подъёма. Испытывали невероятную лёгкость. Эта перемена сразу стала очевидна всем окружающим. Самые равнодушные и скептически настроенные из них даже предположили, что они «напились сладкого вина». Так непринуждённо и беззаботно было их поведение.
Всё описанное касается не только того времени, когда христианство только зарождалось. «День Господень» — та реальность, в которой живёт Церковь до сих пор. Дух Божий до сих пор наполняет сердце тех, кто, как говорит апостол Пётр, «призывает имя Господне». То есть тех, кто старается во всех своих делах искать волю Бога, исполнять Евангельские заповеди, приносить пользу окружающим людям. Если мы проводим свой день с этими мыслями, то, чем бы мы ни занимались, наша жизнь превращается в служение Богу. А потому, несмотря на все тяготы, трудности и препятствия, она становится наполненной, осмысленной, полноценной.
Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов
«Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
У нас в гостях был руководитель Отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии иеромонах Макарий (Маркиш).
Разговор шел о церковных традициях, связанных с встречей и празднованием Пасхи.
Ведущий: Александр Ананьев
А. Ананьев
— Христос Воскресе, дорогие друзья! С праздником вас, слушатели радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Со мной в студии дорогой друг светлого радио — иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Добрый вечер, отец Макарий. Христос Воскресе! С праздником вас.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, дорогие друзья, дорогой Александр. Слава Богу, мы пришли к
этому замечательному времени.
А. Ананьев
— И вот то, что сегодня праздник — это главное. А то, что это «Вопросы неофита», уже немножко отходит на второй план. И у меня сразу вот к вам какой вопрос: вот в период поста я, как неофит, — а по большому счёту это был первый прожитый, прочувствованный, по крайней мере я старался, я знал зачем я делаю и что я делаю, — вот во время пост я знал, что делать, я знал, как поступать, чего не делать. А вот сейчас, когда праздник наступил, вот пуговицы расстёгиваются, все стараются себя больше не контролировать, приходит радость, но я, как неофит, не знаю что делать! Это, знаете, как на свободу отпустили, а что делать — не сказали.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вы теперь посмотрите на себя, неофит. Вот представьте себе: был ребёнок под
контролем родителей или, может быть, школьной администрации. А теперь он вырос,
получил аттестат зрелости и выходит действительно в каком-то смысле на свободу,
но это не значит, что стало хуже — стало лучше, потому что то, чему он
научился, он теперь реализует в своей нормальной жизни. И вот это ваше
соображение, что вы не знали, что делать — всё-таки это не очень
фундаментальное соображение. Да, Великим постом традиционно накладываются
разные грани, ограничения — их больше, они более заметные, они большую роль
играют в жизни человека. Но жизнь та же самая и Христос Тот же Самый, и вера
наша та же самая. И очень заметно — вот у иеромонаха Серафима (Роуза) в книжке,
которую я переводил, она вышла довольно давно уже, называлась «Американский
проповедник для русского народа» — кажется, вот такое немножко эпатажное
название, там заметки будущего иеромонаха Серафима, он ещё не был иеромонахом,
он писал в местную газету англоязычную
в Сан-Франциско. И вот одна из них о Великом посте, а другая — о пасхальной
поре, о пасхальном периоде. И вот он там цитирует кого-то из христианских
авторов, что период праздников налагает большую ответственность на человека.
А. Ананьев
— Вот я чувствовал, что всё не так просто!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну, оно вообще не очень просто, но и огорчаться тут не за что.
А. Ананьев
— Какую ответственность, отец Макарий?
Иером. Макарий (Маркиш)
— За своё поведение, за свои действия, за соблюдение нравственных норм — что-то
совершенно очевидное и лежащее на поверхности. Могу вам привести пример,
по-моему, даже когда-то рассказывал о нём в эфире, из моей переписки с разными
людьми: женщина пишет, что её муж несдержан на язык, мягко выражаясь, и
священник ему пригрозил, что Великим постом надо обязательно быть сдержанным,
ничего такого не произносить, и он слушался. И вот эта женщина пишет: «Сейчас
наступила Пасха, и муж снова стал ругаться. Вот расскажите, где это сказано,
что когда Пасха, то снова можно ругаться?»
А. Ананьев
— Нигде такого не сказано!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот именно. Вот вам типичнейший, простейший пример.
А. Ананьев
— Вообще вот эта вольность, которую приписывают минимум Светлой седмице, вот этой праздничной, счастливой, она же вообще не вяжется с моим неофитским представлением о христианских православных догматах. Ведь в Православии всё строго, посмотрите на себя: вы — строгий человек.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну я не строгий. Вот вы сказали, что вольность не вяжется, а я бы немножко
перевернул и смело бы сказал, что невольность — вот она не вяжется.
А. Ананьев
— Вот это хорошо!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И дисциплина поста — дисциплина в правильном смысле, то есть учение о посте —
участие в богослужениях, ограничение в питании, в поведении. Это тоже наша
вольность. Скажем, я студент, я прихожу в аудиторию, там веду себя подходящим
образом, не потому, что я невольник, а потому, что я вольно пришёл учиться и
должен участвовать в учебном процессе так, как это заведено. Вот то же самое и
в Церкви.
А. Ананьев
— Вот сегодня с самого утра я ловил себя на том, что рядом с радостью, рядом с счастьем, рядом со светом я испытываю какую-то растерянность. Это нормально или нет?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если бы вы были правящим архиереем, там можно было заботиться о
растерянности: что это я растерялся, когда у меня столько всяких дел? А что вам
растерянность? Понимаете, наши эмоции, наши переживания, наши чувства сердечные
какие-то нам не подконтрольны — они нами не должны управлять, и мы ими не
управляем. Они существуют и существуют — это то, что в обыденном языке
называется «настроением». Вот правильно, да?
А. Ананьев
— Вот у меня накануне было ощущение, что вот начнётся Светлая седмица...
Иером. Макарий (Маркиш)
— И что?
А. Ананьев
— А сейчас сижу, молчу, улыбаюсь и не знаю, что делать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что? У вас есть работа, у вас есть семья, у вас ведь множество всяких дел
добрых. У вас есть молитвенная жизнь — если есть свободный час или полтора, или
два, то пасхальные богослужения замечательные проходят, которые (вы, наверное,
это знали или не знаете ещё) повторяют по существу чин пасхальной Литургии,
пасхальной Утрени, пасхальная Вечерня очень красивая. Иными словами, дело
найдётся каждому.
А. Ананьев
— Я вот, кстати, прочитал по поводу богослужений вот в эту Светлую седмицу, что хорошо бы и нужно православному посетить все богослужения и причащаться каждый день, потому что это особенное время.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Особенное время — хорошо, я согласен, особенные богослужения. Как мы говорим
особенное время? — служба по особенному чину. Посетить все богослужения...
слово не очень хорошее — «посетить», участие в богослужениях. Но это всё-таки
скорее прерогатива монашества, потому что человек, живущий гражданской жизнью,
работающий на производстве, или он там находится, с семьёй, с женой, с детьми,
мамой, папой и соседями и всякими другими делами — ну это будет немножко
перебор, это будет перебор — посетить все богослужения. Или будет посещение —
тоже плохо. Лучше бы участие с причащением Святых Даров — в ту меру, которую позволяют ваши остальные все дела
вашей жизни. Если человек тратит своё время...
если он лоботряс, бездельник и играет в преферанс каждый вечер с
какими-то дураками, простите меня, то вместо этого хорошо бы ему действительно
быть на богослужении. Это не только в пасхальную седмицу, но и в любую другую.
А. Ананьев
— Просто очень хочется ничего не пропустить, очень хочется, чтобы ничто не прошло мимо.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, это немножко перебор. В Церкви каждый день праздник, церковные богослужения
все уникальные, любого периода: и триодного периода, и минейного периода, и
Триоди постной, и Триоди Цветной, и праздники, большие, средние, малые — всё
это уникально, всё это действительно человеку даётся, даруется для нашего
духовного возрастания, духовной пользы, но
принимать их надо умеренно.
А. Ананьев
— Прислушиваясь к своим ощущениям, я как-то заранее решил, что обязательно у отца Макария спрошу о его первой осознанной Пасхе.
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, дорогой Александр! Уже даже трудно и вспомнить. Я могу вам исповедоваться
в том, что это было ещё до того, как я стал православным, до моего принятия крещения. Крещение я принял уже в возрасте уже почти 32
лет в Зарубежной Церкви, когда из России уехал. А пасхальные дни я помню ещё с
советских времён.
А. Ананьев
— И для вас это была прямо настоящая Пасха.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как вот «настоящая»? Она была, я теперь это понимаю. Тогда это было какое-то приближение, приобщение,
какое-то робкое касание. И потом это как-то постепенно вошло в жизнь. Могу
рассказать вам, дорогие друзья, вот у нас радио-формат, но могу рассказать
короткую историю про Пасху. Примерно с тех времён, с момента моего вхождения в
Церковь, в моём сознании возник такой сценарий некоего фильма, который был бы построен
на музыке, на песнях, которые составляли интерес моих юных лет, и потом как эти
песнопения заменились совершенно иными песнопениями, на фоне некоторого
видеоряда, в котором ключевую позицию заняла бы Пасха. И мне было много лет, кстати, я был программистом,
кем я только не работал, до тех пор, пока вдруг недавно, пару лет назад, я не
осознал, что сценарий-то мой, идея осталась в голове, а техника дошла уже до такого состояния, что можно
теперь не сходя со стула это реализовать, что я и сделал. И получился небольшой
фильм, минут семь, что ли, который называется «Набросок», по аллюзии с
известным стихотворением Бродского. Можно его найти, если кто желает, на моём
сайте «Священникотвечает.рф» (http://www.convent.mrezha.ru)
— там есть раздел с видео, где его можно найти. И там действительно некоторые
фотоснимки, я их выбрал из интернета, вот они немножко напоминают, служат
отражением о моих воспоминаниях о пасхальных днях, которые были для меня
существенными.
А. Ананьев
— Я обязательно посмотрю, спасибо большое. «Священникотвечает» - одним словом, там в разделе видео.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, там будет ссылочка на видео наверху. И там много всяких фильмов, и в том
числе и этот.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я думаю, что такой шанс упускать не стоит, и вы обязательно загляните. Кстати, и к нашему разговору всегда вернуться, зайдя на наш сайт https://radiovera.ru. Я вспоминаю Пасху прошлого года, мы тогда с ещё будущей женой дважды, да по-моему, три раза забирались на колокольню храма святителя Николая в Кузнецах звонить в колокола. И для меня это было открытием. Она, помню, в понедельник сказала: «А ты знаешь, что можно?» — «Да ладно?!» — и как мальчишка просто, как школьник пошёл забираться на колокольню. Откуда взялась такая традиция?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Трудно сказать. Один из таких вопросов, который всерьёз нужно рассматривать
историкам.
А. Ананьев
— Возвестить всему миру о своей радости?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Колокольный звон сам по себе — вещь очень интересная, непростая. И разные
звоны, и разные уставы о звонах существуют. Мало того, колокол, который нам так
хорошо знаком, в общем-то, это изобретение... изобретение, не знаю уже каких
времён — в Китае колокола были уже в Бронзовом веке, — но вошёл он в русскую
жизнь сравнительно недавно. Если мы посмотрим церковный Устав как он
существует, взятый из практики средиземноморских монастырей, — колоколов-то там
нет, там так называемые клепала. Их кто-то, может быть, видел — это такие доски
или металлические брусья, которые дают достаточно резкий и отнюдь не столь
музыкальный звук, как мы привыкли. А колокол
вошёл в русскую жизнь в веке семнадцатом, никак не раньше, и вошёл музыкально.
Боюсь соврать, говоря совсем простым языком, но думаю, что я не совру , что
именно колокольная музыка — это особенность русской культуры. Поскольку за
рубежом я смотрел — звонниц как таковых я не видел, это обычно один или два
больших колокола, которые дают такой резкий, ритмичный звон. Разные колокола
могут разный звон давать, но мелодия колокольная — я думаю, что это специфика
если не русская, то славянская.
А. Ананьев
— А вот эта традиция, что в Светлую седмицу каждый может подняться на колокольню — это только в Православии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Если мы возьмём протестантскую какую-нибудь кирху, где тоже может быть
колокол или римо-католический костёл, то там и звонаря-то, в общем-то, не
будет. Там есть колесо некоторое, к которому привязан колокол — это колесо
приводится в движение, может быть, механизмом каким-то. А уж в последнее-то
время и вообще электронная система, которая красиво может воспроизвести что-то,
но всё-таки уже не совсем то.
А. Ананьев
— Признайтесь — забираетесь на колокольню на Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, кажется, в прошлом году я звонил тоже, но больше уже не сам, уже с
кем-то, каких-то там детей, подростков приведёшь, гостям что-нибудь покажешь. А
сам уже — как-то немножко всё сходит...
А. Ананьев
— Но это радость.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Но раньше, когда я жил в монастыре, вот в монастырской жизни — у нас
действительно там колокольня, куда надо было залезать, забираться. И конечно,
там уж это было как-то особенно в почёте.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Христос Воскресе, дорогие друзья! Христос Воскресе, дорогой отец Макарий! Скажите, пожалуйста, мне вот что: вот такое приветствие уместно ли, ведь Пасха была вчера? И на Пасху обычно говорят «Христос Воскресе». Я знаю, что вопрос неофитский, заранее просил у вас прощения.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не надо тут просить прощения. У каждого праздника есть своё попразднство —
продолжение праздника. У Пасхи, как самого великого праздника, это попразднство
сорок дней, вплоть до Вознесения. И обычай, который существует и многими
сохраняется — вплоть до Вознесения приветствовать друг друга «Христос
Воскресе!» А люди, мало знакомые с церковной
жизнью, немножко удивляются, когда месяц спустя слышат это приветствие.
А. Ананьев
— Вот мне сейчас супруга говорила, что Серафим Саровский круглый год приветствовал так людей, которые к нему приходили.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Совершенно верно. Вот вам разговор о вольности или невольности. Ну, как
хочешь, так и приветствуй — он же говорит доброе дело. Тем более каждое
воскресенье церковного периода мы торжествуем Воскресение Христово. Насколько я
понимаю, только в русском языке вот этот первый день недели по субботе
называется «воскресеньем». В других языках другие названия , а у нас —
«воскресенье».
А. Ананьев
— Правда ли?.. я вот это осознал тоже на днях буквально, по-моему, даже прочитал — в последнее время приходится много читать, чтобы всё понять. Правда ли, что в каждом воскресенье есть частичка Пасхи, а в каждой среде и пятнице есть частичка Великого поста?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну... правильно. Может быть, надо уточнить немножко: каждый воскресный день —
это день празднования Воскресения Христова, как только что мы поняли, а среда и
пятница — действительно, в Октоихе это праздники, события, посвящённые Кресту
Господню. Тропарь дня среды и пятницы: «Спаси, Боже, люди Твоя и благослови
достояние Твое» — тропарь Кресту.
А. Ананьев
— В пасхальную ночь на службе обратил внимание в очередной раз: есть традиция — и это, уж простите мне это вольное и даже неприличное слово...
Иером. Макарий (Маркиш)
— А что вы просите прощения?
А. Ананьев
— Ой, да я... Это вольное слово «шоу» — потому что это действительно красиво, это так красиво, что дух захватывает. Во время этой пасхальной ночи священники несколько раз переодеваются. И там так всё стремительно, там так всё быстро, там так всё красиво.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, есть такой обычай.
А. Ананьев
— И вот они в облачениях разных цветов. И ты только видел их в одно цвете — они уже в другом, потом в третьем. Что значит эта традиция с переодеваниями и откуда она тоже взялась?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, верно. Боюсь говорить, откуда взялась. Надо прежде всего понять, где она
распространена, и тогда можно будет изучать, откуда она взялась. Я не знаю, где
она распространена. Я видел и сам как-то даже участвовал в такой пасхальной
службе, когда нам алтарники быстренько-быстренько меняли эти фелони и
епитрахили. А другая сторона — скажем, где я служу, в Иванове, там мы не
переоблачаемся, там нет возможности такой, ни места, никак не расположишься, и
потому что мы не успеваем...
А. Ананьев
— То есть это тоже к разговору о той вольности и невольности.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Это обычай. Вот друзья мои, общее соображение, которое мы как-то уже
упоминали, по-моему, о том, что есть догмат — нечто базовое; есть канон — нечто
предписанное; и есть обычай — нечто, вошедшее в употребление. И дальше
четвёртый уровень ещё будет суеверием — чего не должно быть. Но это всё
постепенный такой переход: из догмата в канон, из канона в обычай, а обычай
потом становится более или менее распространён. Например, приветствие «Христос
Воскресе!» — очень распространённый обычай. Вот вы спрашивали меня о Пасхе, я
помню, что в 2000-м году мне довелось Пасху встречать в городе Иерусалиме. И
это было удивительное впечатление, когда я шёл потом утром по городу и
встречавшиеся люди, греки, арабы, все говорили6 «Христос Анести!» Конечно, это
запомнилось. По крайней мере я уже понял, что обычай этот общепризнан. А менять
цвета облачений — по обстановке. Вот какая тут символика — это тоже надо
ухватить, дорогие друзья, тоже не все это легко понимают.
А. Ананьев
— Сколько вообще цветов в этой палитре? Знаю, что есть белый, чёрный, жёлтый, зелёный...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный, кстати, не очень характерный. Я думаю, что чёрного не будет на Пасху.
А основные богослужебные цвета: белый и красный — пасхальные; голубой —
богородичный; зелёный — преподобнический; и золотой — просто обычный такой,
праздничный; ну и фиолетовый ещё может быть.
А. Ананьев
— То есть чёрный, который был во время Великого поста...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чёрный и сиреневый... сиреневый, может быть, тоже пойдёт как цвет. Чёрный — я
просто не помню, что бы был...
А. Ананьев
— И у каждого цвета есть свой смысл.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Я хотел сказать, что в смене цветов есть смысл, поскольку, друзья мои, вот
этот взгляд, оценку обычая... как мы говорим, обычая — нечто практическое, что
входит в жизнь, очень сильно зависит от практических условий. Догматы веры и
факты веры, будем говорить, они одинаковы, а обычаи очень разные и зависят от
технических средств. В частности, вот вспомните ветхозаветную историю про
Иосифа Прекрасного — Иосиф и его братья. У Томаса Манна есть роман целый, а в
Книге Бытия весь её конец посвящён именно этому. Иосифа его отец Иаков очень
любил, видимо, больше, чем братьев, они ему завидовали. И основное, что
подвигло этих братьев к тому, что они этого бедного Иосифа схватили и прождали
— это когда отец сделал или купил, я уж не знаю что там и как, сообразил для
него разноцветную одежду. Разноцветная одежда в те годы была признаком
исключительной роскоши и чего-то невиданного. По очень простой причине: эти
цвета, которые сегодня вы покупаете в магазине пигментов для тканей — это были
дикие деньги. Их где-то делали, какие-то специальные мастера занимались
набивкой вот этой краской тканей какими-то только им ведомыми секретами. Вот
подумайте об этом: сегодня мы покупаем, приходим в магазин тканей — висит
красный сатин, зелёный, в цветочек, в горошек, там какие-то картинки,
изображения — они одна цена. Вот для наших предков того времени это совершенно
немыслимо было. Чёрная наша одежда, которую мы носим, или тёмно-серая была —
простая одежда простых людей. А красная — уже либо повод для зависти, либо
нечто царское или сверхбогатого человека.
А. Ананьев
— Статусная вещь.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот такого статуса, которого у нас автомобилем «Мерседес» не добьёшься. И
смена этих облачений в традиционном восприятии — нечто очень соответствующее
великому празднику.
А. Ананьев
— Я вспоминаю с огромной радостью минувший Великий пост, потому что впервые в жизни я с амвона, по благословению батюшки нашего храма, читал во время Стояния Марии Египетской её житие. Это было такое счастье! Мне благословили надеть стихарь, и несмотря на то, что вот вы говорите, что ткань современная, мне казалось, что там такая вечность в каждой ниточке этого стихаря и это настолько особенное одеяние.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно. Это наше восприятие факта облачения. А я говорю о внешнем
восприятии: входит человек, который незнаком с церковной жизнью — что у
архиерея на голове митра, там стразы у него сверкают, тут у него сакос надет с
изображением — на него это не производит никакого впечатления, он включит
телевизор, он увидит каких-то дешёвых модниц, точно такими же финтифлюшками
украшенных. А для наших предков такое торжественное, драгоценное облачение было
фактом редкостнейшим — если он ходил всю жизнь в одном армяке каком-нибудь
домотканом.
А. Ананьев
— Это очень важное замечание, потому что я понимаю, что не все осознают вот этот исторический контекст вот этих одеяний, вот этих украшений. Ещё двести лет назад отношение к ним было совсем другое.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Правильно, совершенно верно. И поэтому для предков это было само по себе
впечатление от факта богатого облачения, а для наших современников и для нас —
это наш якорь, укоренённость в прошлом, в этой древней церковной жизни.
А. Ананьев
— Ну и тот же ладан стоил совсем других денег.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Абсолютно верно! Я припоминаю то ли у Плутарха, то ли у Светония: один
молодой царевич Македонии, по имени Александр, ваш тёзка, во время
богослужения, церемонии, понятно, что не христианской, клал на жертвенник этот
ладан. А его папа, царь Филипп, говорит: «Ты смотри, слишком не расщедряйся, ты
ещё пока не властелин Азии!» Вот когда он стал властелином Азии, уже стало
можно класть больше ладана.
А. Ананьев
— Вопрос, скорее, практический: мы внутренне как-то расстегнули, как я уже сказал, все пуговицы, освободились, почувствовали вольность. Но ведь есть что-то, чего на Пасху делать нельзя, вот в эти сорок дней.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Грешить нельзя! Ни в эти дни, ни в другие.
А. Ананьев
— Ну, грешить вообще нельзя, но есть какие-то каноны, по которым вот этого делать на Пасху не стоит?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не знаю. Не стоит так тут упираться в этом направлении. Грешить нельзя ни в
пост, ни в мясоед — это совершенно ясно. А дальше — что церковный Устав. Вот
говорят, что нельзя земные поклоны, нельзя коленопреклонения, нельзя ещё что-то
такое — всё на благоусмотрение. Понимаете, личная молитва, личная религиозная
практика остаётся всегда личной, а церковная движется церковным Уставом — что
там можно, что там нельзя. Есть Устав совершения служб периода Цветной Триоди,
всё совершается определённым образом, и что-то можно, что-то нельзя. А когда
люди пытаются какие-то фрагментики церковного, богослужебного Устава
перекладывать себе на свою жизнь, проецировать — это очень всё даже опасно,
потому что они тем самым сходят с магистральной линии такого христианского
благочестия. Кто-то вам скажет, что нельзя поститься, например. А вот как? Вот
ты ешь эти яйца, и всё. Вот у меня уже с печенью проблемы — нет, надо есть. Ну,
глупость очевидная.
А. Ананьев
— Я рад, что вы заговорили о кулинарной стороне этого светлого праздника: яйца, куличи, пасха, которую накануне готовили — буквально сутки я видел сам, как перетирали через мелкое сито этот творожок. Это безумно сложно, это настоящее искусство. Вот об этом я предлагаю поговорить с вами ровно через минуту.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера», в этот большой праздничный день. Меня зовут Александр Ананьев — я неофит. Но сегодня это абсолютно не важно — у меня в гостях иеромонах Макарий (Маркиш), руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Христос Воскресе, отец Макарий!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе!
А. Ананьев
— Какое счастье, что вы здесь, спасибо вам большое!
Иером. Макарий (Маркиш)
— И вам спасибо за приглашение.
А. Ананьев
— И как я обещал, мы переходим к кулинарной стороне вопроса, если вы мне позволите это сделать.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, разумеется.
А. Ананьев
— Во-первых, что вам больше всего нравится? Вот я лично буду откровенен: я весь пост скучал по холодным, свежеочищенным яйцам — это настолько для меня какое-то счастье. Это было первое, что я вкусил после Великого поста. А вот вам что нравится?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вы знаете, я покаюсь тоже — у нас говорят в Церкви, что покаяние тайное,
исповедь тайная, но иногда можно сделать исключение. За долгие годы, уже 20
лет, по существу, монастырской жизни и 10 лет до этого ещё такой
самостоятельной, как-то мои кулинарные интересы увяли. Вот ешь, что дают. Я
ведь сам себе не готовлю — я прихожу в трапезную либо семинарии, либо епархии,
Епархиального управления, и там замечательные угощения. И я благодарю поваров и
Господа, и ем, что дают. А когда был пост, я приходил и там угощения были, и
тоже благодарил поваров и Господа, и ел, что дают. Вспоминается один маленький
ребёночек, про которого мне рассказывали, который сидел и с огромным трудом ел
манную кашу — не знаю, что они там едят, эти дети. И кто-то из старших говорит:
«Видишь, в тебя уже не лезет, наверное, оставь...» На что ребёнок в ответ
посмотрел в глаза этому взрослому и говорит: «А у других-то ведь этого нет».
А. Ананьев
— Какой молодец, какой чудесный ребёнок. Правильное воспитание. Кстати, сейчас вы сказали это, а я вспомнил, что мне, по-моему, воспитательница в детском саду — какое-то туманное воспоминание из глубокого детства — говорила: «Дети в Африке голодают, а ты не доел!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, между прочим, точное соображение — не доел. Но взрослым, вообще-то,
надлежит умеривать — не свои аппетиты, а аппетиты детей, и не кормить их насильно.
А. Ананьев
— Откровенно говоря, я ещё тогда, в пятилетнем возрасте, не находил логики в её словах: ну что, если я доем, неужели от этого детям в Африке станет легче?
Иером. Макарий (Маркиш)
— У взрослого человека эта логика есть, и я сам, и люди вокруг меня — нам
как-то неудобно оставлять. Будем говорить проще, что это неуважительно по
отношению к хозяевам. Если хозяйка накладывает мне так много, я говорю: «Не
надо так много!» — «Батюшка, если вы не доедите — оставьте». Я говорю:
«Простите, я не могу на это пойти. Я вас очень ценю, я знаю, как вы вкусно
готовите, я просто не удержусь, я съем слишком много, это вредно, так что
давайте мне чуть-чуть поменьше».
А. Ананьев
— Глядя на внешнюю сторону этого праздника: на эти богато украшенные куличи, с любовью раскрашенные яйца, на эти фигурные пасхи, на всё на это — я смотрю и где-то внутренне у меня начинает скрестись какой-то червячок сомнения: а не грешим ли мы, превращая всё это, смещая акцент в сторону кухни, в сторону еды. Как в Великом посте, когда мы начинаем рассуждать: да, а креветки можно, а мидии можно, а вот рыбу? А какую рыбу? А вот если поросёнок плавает, является ли он морским гадом? То же самое и здесь. Нет ли перекоса в нашем отношении к еде? Потому что такое впечатление, что всё в конечном итоге, особенно если люди не воцерковлённые, но радостные, они начинают просто готовить, есть и считать своим долгом дарить друг другу эти яички, эти куличи, эти пасхи. Это, конечно, мило, но нет ли в этом какого-то перекоса?
Иером. Макарий (Маркиш)
— На дорогах перекос есть, уклон. Знаете, едешь по шоссе, а там знак
«Осторожно, скользкая дорога!» Вот точно так вот. Сама по себе дорога — это
дорога... причём здесь что нас поддерживает и вдохновляет? Люди делают это друг
ради друга — эти хозяйки и хозяева не себе пузо накалачивают, а угощают друг
друга. И это всё в целом правильно, но, конечно, опасность перекоса есть. И я
расскажу вам историю, которая звучит комично, а на самом деле она далеко не
комична. В монастыре опять, я не помню, в какой год, но день я прекрасно помню
— это был сам день Пасхи, пасхальное воскресенье, когда люди спят, в общем-то.
И стучат мне в дверь кельи, какой-то человек пришёл, спрашивает священника. Моя
келья была самая близкая к воротам, я выхожу — время, допустим, часов 10 утра.
Какой-то гражданин или господин в хорошем настроении говорит «Христос
Воскресе!» и начинает мне задавать кулинарные вопросы об изготовлении сырной
пасхи, что-то такое — такие серьёзные вопросы технологические. И я говорю: «Вы
знаете, я не специалист, я не повар. Куличи когда-то я пёк давным-давно, а
сырную эту пасху никогда не делал, так что извините, ничем вам помочь не могу.
Но вот праздник Пасхи, хотелось бы как-то вас поздравить. Вот у меня есть
Евангелие, давайте я вам подарю эту книгу просто». Он на меня смотрит с таким
видом и говорит: «А Евангелие — это что такое?» Я не стал сильно падать
навзничь от удивления, но смеха-то мало. Если он сырной пасхой был очень
заинтересован, а что такое Евангелие даже и не капельки не поинтересовался. Вот
так. И вот это, видите, вот вам демонстрация уклона, ухода. Похожий уход
бывает, когда на праздник Богоявления воду освящают: все эти люди идут за
водой, а всё остальное им по барабану. Ну и Пасха... к сожалению, это такие
признаки нашей религиозной слабости.
А. Ананьев
— У меня, в общем, таких вопросов не было, но теперь, благодаря моей жене есть. А вот у моей жены есть такой вопрос, и он для неё стоит очень остро, если бы мы жили в деревне, такого вопроса не было, а мы живём в большом городе, в центре, и такой вопрос стоит остро: остаётся вот эта бумага от куличей, остаются упаковочки от пасхи, остаётся скорлупа от яиц, пакетики, в которых могут быть крошки. И для неё вот эти пакетики, вот эта скорлупа, вот эти бумажные упаковочки становятся если не святыней, то она к ним очень-очень бережно относится.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Там могут быть и какие-то изображения икон...
А. Ананьев
— Да-да, безусловно. И для неё это очень важно. Она говорит, что это нужно сжечь, это нельзя просто выбросить. А где ты можешь чего-то сжечь в центре Москвы? Пожалуй, нигде — это надо дожидаться, пока кто-нибудь поедет в деревню. Во-первых, верно ли это отношение? А во-вторых, что мы ей посоветуем в этой ситуации?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Знаете, вы рассказывали, а если акцент сейчас правильно поставить, то всё
становится на свои места. Вы сказали, что это для неё — вот у неё такое
чувство. Неразумно было бы сказать ей: «Да брось, да это суеверия,
предрассудки...» — не нужно. Это тот же самый обычай, только её индивидуальный
и её индивидуальное переживание. Практическое отношение к делу такое,
безотносительно даже к Пасхе, к чему бы то ни было, очень разумный подход в
любом христианском доме: вот у вас есть помойное ведро, а рядом с ним вешайте
либо полиэтиленовый пакет, либо какой-то ящичек, куда вы складываете то, что вы
не хотите смешивать с общей помойкой — туда складываете, можно это дело
прессовать как-то, оно там накапливается. Потом какой-то момент наступит,
чего-то с этим сделаете: куда-то вынесете, сожжёте или вывезите, или что-то
захотите сделать. Во всяком случае, вам это не будет неприятно. При этом туда,
в этот второй пакет — вы получите, например, письмо от какого-то своего
близкого родственника и вы тоже не хотите бросать его вместе с тухлыми яйцами,
и вы тоже положите его в тот мешочек. Вот примерно так процесс и идёт, я, во
всяком случае, сам так поступал — мне тоже кто-то об этом рассказал разумном
подходе к делу, чтобы здесь не было фанатизма. Некоторые берут... опять-таки я
начну с того, что это их личное чувство, не стоит их за это укорять, но вот
есть газета, где сказано, как люди идут крестным ходом, есть фотография, как
они несут какие-нибудь хоругви или иконы. И вот он берёт ножницы и вырезывает
эту икону из газеты. Газета издаётся тиражом 50 тысяч экземпляров — как-то
немножко странно, что он вырезает. Но личное какое-то...
А. Ананьев
— Но всё равно кольнёт сердце, и вот чтобы не кольнуло...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот у него кольнёт, мы не будем его укорять. И хочешь не смешивать — не
смешивай, сложи отдельно.
А. Ананьев
— Я это очень хорошо понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И так жене и посоветуйте: возьмите мешок большой и туда всё это дело
складывайте.
А. Ананьев
— Ну да, она так и делает: у нас есть специальное место, где хранится всё это. И я, помню, говорил: «На Вербное воскресенье, смотри, у всех вербы, давай мы тоже пойдём вербу освятим!» Она говорит: «Я боюсь, потому что её потом выбрасывать нельзя, её надо будет хранить, а нам хранить уже негде».
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот хранить ничего не надо. Можете своей супруге сказать, что хранить не надо
ничего. Если ты не хочешь выбросить и у тебя нет возможности это как-то сделать
разумным образом, аккуратно эту вербу сомни, положи в тот же самый пакет —
будет момент, ты её сожжёшь или закопаешь. Бывает иногда, что люди просфоры из
церкви приносят и нет чтобы сразу съесть, они как-то к ним относятся так
благоговейно, что они через три-четыре дня превращаются в сухарь.
А. Ананьев
— Поделюсь друзья советом: если их хранить в холодильнике, то они не портятся, они не засыхают очень долгое время. Они потом очень легко режутся. И в течение недели они спокойно...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Верно, но лучше съесть их сразу, также и яйца пасхальные. Ну а тут уже
начинаются соображения здоровья — они тоже в холодильнике лежат, я помню, что
их хранил их тоже долго.
А. Ананьев
— Ещё один неофитский практический вопрос: можно ли дарить дорогим сердцу людям неосвящённые яйца и куличи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Почему бы и нет? Слово «освящённые» тоже здесь немножко двусмысленное — как
будто им придаётся некое качество. А если вы послушаете эту молитву на
благословение яиц и хлебов, то это всего-навсего молитва о людях, которые будут
эти продукты потреблять. Ну хорошо — вот помолились. От того, что на этот кулич
попала капелька святой воды, а на другой, который вы дома оставили, никаких
принципиальных воздействий, принципиальных изменений не произошло.
А. Ананьев
— Получатся, что они не отличаются.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Не должны. Рассуждать о каком-то новом качестве этих продуктов было бы
богословски неправильно. Если бы вы вообще не стали их благословлять, освящать,
сказали бы, что а зачем это нужно, я и так их съем — это было бы несколько
неразумно, потому что вы тем самым сами себя отделяете от церковного обихода,
от церковной жизни.
А. Ананьев
— Вы долгое время прожили в Соединённых Штатах Америки и там тоже, конечно, праздновали Пасху.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Было дело, да.
А. Ананьев
— Я так понимаю, что речь идёт о Восточном побережье США.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, это город Бостон, русская церковь.
А. Ананьев
— Вот в православной общине этого города так же отмечают Пасху?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, конечно, очень похоже. Это понятно, почему: потому что специфика этого
церковного строя была, и вероятно остаётся для людей, уехавших за границу, той
связью с Россией, которой они так дорожат. И если у нас, на территории самой
Великороссии или Украины, Белоруссии, это обычай всеобщий,
самовоспроизводящийся, то там он с особенною силою, подчёркнуто реализуется, в
том числе и в миссионерских приходах.
А. Ананьев
— А не заимствуются какие-то милые обычаи из Западной культуры? Допустим, родители переехали в Штаты, допустим, 15 лет назад, а ребёночку шесть лет, и он всю жизнь прожил в Штатах. И он-то знает, что на Пасху ищут и собирают вот эти спрятанные яички.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Чего-то я не припоминаю. Единственное, что там бывало — какая-то смесь
традиций разных православных народов, православных, но разных. Что-то от греков
там они брали, какие-то угощения греческие я помню. У греков принято есть
баранину на Пасху. У нас это как-то не вопрос, мясная пища может быть. Мы,
кстати сказать, не приносим в храм мясную пищу, хотя иногда возможно, когда
приходишь благословлять эти пасхальные угощения, там, раз — кусок ветчины
лежит, не скажешь же уносить. Но это не очень у нас принято, а у греков
принято. Ну вот такие вещи. А воздействие Западного, совсем не православного
образа поведения, как-то я не припоминаю. Может быть, это именно связано было с
тем, что русские особенно ревностно, особенно Зарубежная Церковь наша, которая
с тех пор опять вошла в состав Русской Церкви, ведь это очень существенно —
Поместных Православных Церквей немало, и разных, как это сказать, отделений от
русского Православия тоже немало: Православная Церковь Америки,
Западноевропейский экзархат — они не воссоединились с Русской Церковью. А
Зарубежная Церковь всё время заявляла о том, что это часть Русской Церкви,
которая ожидает своего момента воссоединения. И этот момент настал.
А. Ананьев
— Отец Макарий, я вам так благодарен, что вы сегодня здесь, в студии. С вами светло и свободно — во то слово, которое у меня в голове — просто свободно, и это какое-то счастье.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Полиция у вас тут бывает или что у вас тут бывает?
А. Ананьев
— Нет, но всё равно как-то внутренне ты у себя выстраиваешь какие-то границы, заборчики, чтобы вот... И тут приходит отец Макарий, и как-то так выдыхаешь, думаешь: «Господи, слава Тебе! Как же хорошо!»
Иером. Макарий (Маркиш)
— Мне кажется, что для радио «Вера» это нормально.
А. Ананьев
— Да. Вот во время Великого поста, особенно в Страстную седмицу, которая не относится к Великому посту — для меня это было открытием, я даже не знал об этом ещё год назад.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну да, понимаете, литургически она не относится, и то строй литургический
очень близок. А с точки зрения прихожан это практически одно и то же.
А. Ананьев
— Да а вот что касается Светлой седмицы, которая начинается сегодня. В Великом посте каждый день буквально под завязку, под самую макушку наполнен смыслами, значениями, особенными службами, особенными событиями. И ты с огромной важностью и с огромным уважением и любовью относишься к каждому дню и пытаешься всё про него понять, узнать и почувствовать. Что касается значения каждого дня Светлой седмицы?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот эти значения дня отражены... Почему возникают эти значения? Они
отображены в двух богослужебных книгах. Первая называется «Триодь постная», а
вторая «Триодь цветная». «Триодь» означает трипеснецы, то есть эти
богослужебные книги содержат каноны, в которых три или четыре песни, в отличие
от обычных восьми. Светлая седмица более-менее единообразна, ну под конец там
праздник Живоносного источника так называемый в честь великого чуда, связанного
с Пресвятой Богородицей, а остальные дни единообразны — это повторение или
реактуализация самого пасхального торжества. А дальше раскрываем Цветную Триодь
и видим, что каждая неделя, каждый воскресный день Цветной Триоди посвящён
какому-то событию, связанному с Евангелием. Читается Евангелие от Иоанна
читается до праздника Святой Троицы. И там будет у вас Неделя о Фоме — уверение
апостола Фомы; Неделя жён-мироносиц; Неделя о расслабленном и так далее. Вот
никакой тайны тут нет, и люди, которые следят за богослужением, за богослужебным
строем, конечно, это всё воспринимают совершенно естественно. Плюс там будут
праздники уже минейные, то есть неподвижные, в конце концов — праздник
Вознесения Христова.
А. Ананьев
— То есть я резюмирую для себя, что в эти семь дней наполненность смыслами сменяется наполненностью радостью и светом.
Иером. Макарий (Маркиш)
— И смысл никуда не уходит, просто пасхальное торжество, Воскресение Христово
продолжается. Вообще, всё это сорок дней, но сорок дней со своими
особенностями, а интенсивность попразднства или, будем говорить, влияние
пасхально-литургического обычая, пасхально-литургического строя на дни
попразднства со временем убывает. Если в первую седмицу это влияние очень
сильное, в основном это просто повторение пасхальной службы, то в остальные дни
до Вознесения — ну что, цвет облачения будет красный, как правило, поётся три
раза «Воскресение Христово видевше», приветствие «Христос Воскресе», начало
богослужения пасхальное: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его...» — тут
литургика — дело неисчерпаемое. Приходите в храм, дорогие слушатели, и сами
убедитесь.
А. Ананьев
— Вы слушаете светлое радио, радио «Вера». Меня зовут Александр Ананьев. Я не хочу даже говорить, что мы обсуждаем, мы празднуем вместе с иеромонахом Макарием (Маркишем) праздник Светлой Пасхи. И у меня под завязку вот этого часового разговора вопрос к вам будет на самом деле серьёзный. Вот в Пасху все люди в храме радостные, счастливые. Но потом проходит день, и работу никто не отменял — сегодня понедельник, завтра вторник. И у нас опять идёт вот эта круговерть — понедельник, вторник, дом, работа, дом, пробки. И у многих радость, которую они ждали весь год, улетучивается. Это не моя придумка, я об этом действительно читал — радость улетучивается. И возникает какой-то синдром, даже не то чтобы страх, растерять эту радость. Вот я хочу вас спросить: как можно сохранить в себе вот эту пасхальную радость? Это очень важно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да, важный действительно вопрос и не простой. Это вопрос подвига всей
христианской жизни. И пожалуй, ответ должен быть всё тот же самый — о нашей
зависимости, точнее независимости, от разных эмоциональных наших состояний. Да,
мы переживаем утрату подъёма этой радости. Безусловно, где есть подъём, там
должен быть и спуск. Если бы люди всё время шли на подъём, они бы стали бы,
наверное, какими-то летучими ангелами и сразу бы улетели от земли. А раз это не
так, то вслед за подъёмом обязательно должен идти спуск, вслед за периодом
нагнетания эмоционального обязательно будет период эмоционального спада. Я вам,
дорогие друзья, могу порекомендовать замечательную книгу английского
христианского писателя Клайва Льюиса под названием «Письма из преисподней», был
и другой перевод, но я его не могу рекомендовать — он плохой. Вы можете найти
на том же самом сайте «Священникотвечает.рф» «Письмо №8». У каждого письма есть
своё название в переводе... я забыл, какое название у восьмого... вспомнил —
«Маятник»! Аналогия понятна: с разными периодами — плюс-минус, подъём-спад. И
вот там персонаж этой переписки неплохо как раз раскрывает вот эту особенность
человеческого бытия. Всегда будут спады, всегда будут минусы вслед за плюсами.
И несмотря на то, что пишет из преисподней «товарищ», в общем-то чисто
по-христиански и очень трезво описывает вот эту диалектику человеческой
личности, человеческого жизненного пути.
А. Ананьев
— Спасибо вам большое. Я читал «Письма Баламута» и «Расторжение брака», а вот о «Письмах из преисподней» я, откровенно говоря, слышу впервые. Я с огромным удовольствием, конечно, её прочитаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну вот «Баламут»-то... И там в послесловии к этому же самому материалу
объяснено, какие у меня именно претензии к этому несчастному «Баламуту».
А. Ананьев
— А есть претензии?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Есть претензии.
А. Ананьев
— Я знаю, куда я направлюсь сразу после нашего разговора: с удовольствием на сайт «Священникотвечает.рф». Конечно, хочется и рекомендуется каждый день причащаться. Мы в начале программы говорили, что посещать каждый день — это будет лишком много, и если душа просит...
Иером. Макарий (Маркиш)
— Ну как можно... есть же пенсионеры...
А. Ананьев
— Однако Причастие, насколько я знаю, поправьте меня, если это не так, требует подготовки и поста. Как можно поститься в Светлую седмицу после Пасхи?
Иером. Макарий (Маркиш)
— Дело в том что говорить, что требует подготовки и поста — здесь не совсем
верное противопоставление, не совсем верная конъюнкция. Пост может представлять
собой часть подготовки, а подготовка диктуется, с одной стороны,
индивидуальными условиями, а с другой стороны — и периодом просто церковного
календаря. Значит, в период пасхальный, послепасхальный вполне естественно, что
священник даст вам совет, рекомендацию эту подготовку уменьшить, сделать менее
напряжённой, менее длительной, быть может.
А. Ананьев
— Вы обратили внимание? Это я опять пытаюсь вернуть вас к разговору о том, чего в Пасху и в Светлую седмицу делать нельзя.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Самое простое — вот подойти к священнику, в большинстве московских храмов
несколько священников, в большинстве больших храмов, и скажите: «Батюшка, есть
возможность у меня причаститься несколько раз. Вот что вы мне подскажете — как
мне подготовиться?» Скорее всего, священник вам даст совет — эта подготовка к
Причастию будет...
А. Ананьев
— К духовнику?
Иером. Макарий (Маркиш)
— А духовник и есть священник, который принимает вашу исповедь.
А. Ананьев
— У меня к вам большая просьба: вот сейчас люди, которые нас слушают, хотят тоже какое-то наставление получить от вас. Я вот сейчас смотрю на вас и понимаю, что я вам тихонько завидую, я объясню, почему. Со всей нашей суетой, со всеми нашими делами очень хочется прочувствовать и быть ближе к Господу. И тут понимаешь, что вот уж, наверное, кому хорошо, так это отцу Макарию.
Иером. Макарий (Маркиш)
— А вот тут я поправлю, потому что Бог-то один — людей очень много, а Бог один.
Строить такую конструкцию, что если человек надел на себя подрясник и крест, то
он, значит, тем самым куда-то забрался — это ошибка, так не нужно рассуждать,
это не верно. Каждому человеку Господь открывает дорогу к Себе Своим, быть
может, путём. Аналогия такая может быть географическая: вот гора высокая, и
люди стоят по периферии, по периметру этой горы. И у каждого там какая-то
тропиночка есть. Направление одно и то же, не надо думать, что они куда-то в
разные стороны лезут — это на одной и той же вершине. Но у каждого будет свой
жизненный путь. И совет, вот эта рекомендация, если можно так выразиться — вы
идите своим путём. Не смотрите по сторонам налево, направо у кого там чего — на
чужом дворе трава всегда будет зеленее расти и розы красивее, и всё остальное,
— а вы вот свой путь держите: семейный, трудовой, молитвенный, служебный, какой
угодно.
А. Ананьев
— Я помню свои размышления, думаю: «Вот бросить всё хотя бы на неделю и уехать в Оптину пустынь или в Троице-Сергиеву лавру. И вот там-то уж точно меня ничего не будет отвлекать».
Иером. Макарий (Маркиш)
— О, Боже мой! Можно коротенькую притчу, да? Она у меня в книжке есть.
А. Ананьев
— Конечно.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Монах один жил в монастыре — очень благочестивый, самый благочестивый во всём
монастыре. И они там ему не давали покоя, монахи-соседи с ним неправильно
обходились, не понимали его. Он сказал: «Всё, я ухожу», — и ушёл из монастыря.
Нашёл прекрасное место в одиночестве, там всё есть, избушку можно поставить,
всё великолепно — так обрадовался. Пошёл, кувшинчик взял набрать воды к речке.
Набрал, поднялся, и вода случайно разлилась. Он огорчился, снова пошёл, набрал,
опять поставил, поставил косо, она опять взяла и разлилась. Он уже так сильно
напрягся, конечно, думает, что же за безобразие какое, может быть, знак какой.
Пошёл, снова набрал и куда-то его понёс, споткнулся и вся вода разлилась. Он
как ногой даст по кувшину — кувшин вдребезги разбился. Он постоял над кувшином,
подумал и пошёл обратно в монастырь к своим этим самым несовершенным собратьям.
Вот вам, пожалуйста, всё тут как в капле воды отражается.
А. Ананьев
— Какая красота. Надо будет обязательно запомнить. Последний вопрос на сегодня — время, к сожалению, подходит к концу. Сегодня понедельник, и я знаю, что, ввиду работы или каких-то обстоятельств, среди наших слушателей есть те, кто не смог посетить пасхальную службу. Ведь Светлая седмица — это возможность прожить ещё раз эту службу.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Вот о чём мы с вами говорили: каждое утро и каждый вечер... может быть, не во
всех храмах, но, как правило, в большом числе храмов, если не сказать, что в
большинстве, каждый вечер и каждое утро совершается чин пасхального
богослужения — милости просим.
А. Ананьев
— Такой — сокращённый, я так понимаю.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Он немножко другой, там крестный ход совершается потом — после Литургии
пасхальной. Пасхальной полунощницы там нет. А так очень близкая она: и Утреня,
ну, Вечерня особым чином. Соответственно, и Литургия, а Литургия всегда одна и
та же.
А. Ананьев
— Дорогие друзья, я был бы очень счастлив, если бы мне удалось сегодня с помощью моего дорогого гостя поделиться с вами частичкой радости, света и, самое главное, вот этим ощущением абсолютной, настоящей светлой свободы, которую в моих глазах буквально олицетворяет сегодня иеромонах Макарий (Маркиш), наш дорогой гость, руководитель епархиального Отдела по взаимодействию Церкви с обществом и СМИ Иваново-Вознесенской епархии. Отец Макарий смотрит на меня так хмуро как-то. Ему не нравятся длинные эти регалии все.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Да ладно, не в этом дело. На добром слове спасибо.
А. Ананьев
— Спасибо вам огромное! Христос Воскресе!
Иером. Макарий (Маркиш)
— Воистину Воскресе, друзья. Продолжайте ваш добрый христианский путь. Спаси,
Господи.
А. Ананьев
— Я — Александр Ананьев. С праздником вас, до новых встреч.
Иером. Макарий (Маркиш)
— Спасибо.
Все выпуски программы Светлый вечер