«55-летний юбилей Владимира Гурболикова. 25-летие «Фомы». Владимир Гурболиков

Наш собеседник — первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков.

Владимир рассказал о своем пути от научного атеизма к вере и крещению, а также к созданию православного журнала «Фома», который в этом году будет праздновать 25-летие со дня выхода первого выпуска. Наш собеседник поделился, чем «Фома» ему особенно дорог, с какими сложностями ему приходится сталкиваться, в чем он находит для себя поддержку и утешение, и как каждый может помочь журналу в это непростое время, чтобы он продолжал радовать читателей новыми выпусками.

---

«Светлый вечер»

26.06.2020

В гостях — Владимир Гурболиков

Ведущая Алла Митрофанова

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие слушатели! Я — Алла Митрофанова, и, как мы анонсировали в нашем радиожурнале, с нами на связи в течение ближайшего часа — первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков. Володя, добрый вечер!

В. Гурболиков

— Добрый вечер, дорогие!

А. Митрофанова

— Еще раз с наступившим днем рождения! И, знаете, когда человеку исполняется 55 лет, то — многие через это проходили — не то, чтобы предварительные какие-то итоги вот первой половины пути подводят, но, тем не менее, оглядываясь назад, задумываются о самом существенном, что ли, что удалось сделать за тот активный период жизни, который начался, ну, что-нибудь там лет с семнадцати, наверное, да? Вот у Вас в какой период жизни это активное время стартовало? И, с Вашей точки зрения, что все-таки самое главное? Подозреваю, что журнал «Фома».

В. Гурболиков

— Все-таки журнал «Фома» являлся результатом того, что, пометавшись между своим образованием историческим, интересом к московской архитектуре, защите памятников, попытавшись в школе попреподавать, я все-таки, в конечном итоге, пришел к выводу, что я — редактор, профессиональный редактор. И работаю редактором с 1991 года. А «Фома» появился... Вот мне потребовалось редакторского стажа лет пять примерно, чтобы родился «Фома». И в тот же год — дочки, двойняшки. Естественно, как бы вот этот факт, конечно, он, наверное, главный в моей жизни. Его бы не было без профсоюзной газеты «Солидарность», где я начинал, без моих друзей, которые там помогали. Поэтому тоже это со счетов не скинешь. И, конечно, без святого помещения — это было чрезвычайно важно.

А. Митрофанова

— Расскажите об этом, Володь, подробнее — о создании журнала «Фома», о том, как появилось название издания. Вы с Владимиром Легойдой неоднократно делились и этими воспоминаниями, и своими соображениями. Но, вместе с тем, а вот Ваш личный путь к «Фоме» — к такому удивительному журналу, который, в принципе, фактом своего существования на протяжении последних 25 лет нарушает все законы периодической печати. С чего это началось? Вы упомянули крещение. Если я правильно помню, Ваш путь в христианство лежал через толстовство и через даже анархизм отчасти. Расскажите об этом.

В. Гурболиков

— Ну, я был... учился на историческом факультете. При этом, у меня еще есть и музыкальное образование, поэтому военную службу проходил в Ансамбле песни и пляски МВД, которым сейчас до сих пор руководит Елисеев, Виктор Елисеев. И до того я старался воспринимать мир — это мне очень плохо всегда удавалось, но старался — воспринимать его как научный атеист, вот как предлагалось. Я себя считал таковым. Ну, какое-то утешение находил в фантастике и теориях, которые можно было строить вокруг фантастических романов, поэтому я ими зачитывался. А когда попал на службу, то там я встретил верующих людей — не православных, но верующих. Неожиданно для себя осознал, что Бог есть. Причем, таким необычным образом осознал — через признание своих... своего греха, своих вин. Когда я вдруг понял, что в каких-то жизненных ситуациях виноват я сам, то я вдруг понял, что есть Бог. Как одно с другим связано, не пытайтесь у меня узнать, это невозможно. То есть это такой парадокс. А дальше был очень сложный путь, потому что Бога я всегда представлял очень абстрактно, через самые разные... мешанину разных взглядов — рериховских, толстовских и так далее. Параллельно с этим я понимал, что что-то в обществе не так, и пытался для себя понять, что где там не так, с точки зрения веры, и как, собственно, найти там путь. А с другой стороны, с точки зрения политики, поскольку историк — ну, очень тесно связана тема истории с политикой. И попал в круг людей, которые прошли... Вместе мы прошли такой путь — через поиски, через крайнее искание настоящего, подлинно социализма, какого-то вот такого правильного рецепта создания идеального общества. Потом потихоньку мы стали осознавать, что этот путь не ведет через революцию, что революция приводит к совершенно другим последствиям. А потом уже по-разному складывалось. То есть потом вдруг через какое-то время я стал сознавать, что ничего не получается в самой среде. Через само общение я вдруг увидел зарождение тех же отношений, какие революция потом доводит до своего логического конца, когда люди могут начать убивать — и других, и друг друга, и так далее. То есть я от вот этого всего стал отходить и в этот момент прочел книгу отца Александра Меня «Сын Человеческий». Я не очень уверен, что она сейчас всем подходит. Она написана в совершенно другую эпоху — в эпоху как раз, когда большинство людей числили себя научными атеистами, и пробиться к тексту Евангелия не могли. И для таких людей, мне кажется, она оказалась просто палочкой-выручалочкой. Я ее прочел дважды — и вдруг открыл Евангелие и понял, что я понимаю, что там написано. Потому что до этого не понимал просто. Просто не понимал — зачем там чудеса, какую мысль вообще... Евангелие..., Благая Весть. А так мой путь — это путь человека очень трусливого. Нерешительного, трусливого, который как бы, поняв, что православие — истинная вера (в какой-то момент я это понял), ходил и читал «Отче Наш», но в храм не заходил. Потом, когда попался священник... вот прямо встретился я со своим будущим крестным, своим священником, который крестил меня, то на вопрос «не хочешь ли креститься?» я сказал: «Так я ж не готов»... Он сказал: «Ну, значит, как только будешь готов, приходи». Месяца через два я пришел и крестился. Потом начались бесконечные разговоры в редакции «Солидарности». Ребята меня спрашивали: «Почему ты решил креститься? Что это такое? Разве религия — это не слабость, не удел слабых?» и так далее. И я очень невнятно им это объяснял, гугниво, и мечтал про себя о том, что «вот бы создать какой-то такой журнал, который бы можно было им дать в руки, и чтобы они там нашли ответы, потому что я плохо отвечаю. Пишу немножко лучше. И вот тот анархический опыт, когда мы выпускали много разных самиздатовских журналов, он весь вопил прямо, что нам нужен журнал. Но тут я опять себе сказал: «Нет, я вот один не могу, как же я один? Нет, нужен напарник». Всегда кто-то приходит ко мне и зовет за собой, как меня и в «Солидарность» позвал мой дорогой друг Андрей Исаев. Ну, тогда Господь — Он мне послал людей, через которых пришел ко мне тезка мой, Владимир Легойда дорогой, и сказал: «Вы не хотите делать вместе со мной (у меня благословение есть) миссионерский журнал для людей, которые хотят понять нашу веру?» Пришел прямо в храм, и в течение пяти минут вопрос... Бог вопрос закрыл, вот. (Смеется.) Нужен напарник — вот тебе напарник. Так все шло.

А. Митрофанова

— Володь, Вы сейчас очень важный вопрос озвучили, который... Знаете, по опыту общения с моими студентами я понимаю — его актуальность никуда не ушла. Христианство — это «вера слабых». Более того, Вы знаете, то, как сейчас понимают слово «смирение», одно из ключевых, наверное, понятий для христианина, и, в моем представлении, это такая высшая форма развития души — смирение, да? Вот смирение понимается как покорность. И в связи с этим и христианство воспринимается как путь людей, не нашедших в себе силы взять на себя ответственность за свою жизнь и пытающихся найти костыли в виде Бога, Церкви, батюшки. Может быть даже, знаете, в основном в виде Церкви и батюшки, потому что присутствие Бога в нашей жизни — в принципе, ну, многие люди догадываются или даже прямо верят в это. А вот зачем нужно вот это все — обряды, зачем нужны люди, к которым ты будешь ходить и рассказывать им о своей жизни, — вот эти вопросы остаются актуальны. Как Вы на них отвечаете сейчас? Не 25 лет назад...

В. Гурболиков

— Алечка, Алечка, это очень большое количество вопросов, да? На некоторые я отвечаю ровно так же, как и тогда, в 1992 году. Например, самый такой... Самое большое доказательство слабости — это то, что веру принимают из страха смерти. Но на этот простой вопрос... Ответ — не вопрос. Что, смерть — настолько вещь не важная, что мысль о смерти (не обязательно страх, а может быть, и страх) — это не достойная причина? Что, нам не надо думать о смерти? Мне кажется, что как раз христианство очень мужественное, потому что христианин — он, в общем-то, каждый день помнит о смерти. Я совершенно не... Мне очень сложно строить планы... В общем-то, все, кто меня хорошо знает, такую особенность замечали за мной, наверное, когда они говорят: «Ты завтра будешь там-то?», а я отвечаю: «Планирую быть». Это неслучайно. И большинство людей, мне кажется, они как раз, пугаясь, о смерти не думают. А христианину думать нужно, потому что речь идет о Вечной жизни и спасении души за гробом, хотя благодать уже и ощущение — оно может и тут возникать. Что касается Церкви, священника — а просто мне кажется, что... Во-первых, Церковь — очень многообразное понятие. Потому что одно дело — Церковь как причастность, сообщность общности такой, в которой Христос соприсутствует и все те, кто уже умерли, и те, кто живы, все составляют вот это единое Тело Христово. Это одно. Церковь как организация — это, конечно, нечто другое. А, например, Церковь как те таинства, те "костыли«...Вспомнили о чем-нибудь страшном — мы что, все здоровы, что ли, нам, никому не требуется никакая помощь? Я думаю, что вообще практически каждый из нас, как лекарства пьет и так далее, к врачам обращается. Если кто этого не делает — ну, он может и не знать, а тоже болеть. Соответственно, если воспринимать Церковь так, то да, она дает и людей опытных, более опытных, чем ты, и какие-то правила жизни, которые позволяют ну просто не улететь в кювет. У нас есть знаки дорожного движения — они же не зря расставлены, да? И дороги проложены. И чем они лучше, тем нам приятнее ехать. Так вот... Если смотреть с этой точки зрения на Церковь, то я ее воспринимаю — это, по-своему, инструмент. Это... Не надо в этом плане ее абсолютизировать. А Церковь как то, в чем присутствует Господь Бог, да, надо абсолютизировать... Это абсолютное для меня — это и мать, и отец, и Отчизна. Это надежда, все, что угодно.

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Напомню, что на связи с нами — первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков. Володь, Вы знаете, удивительная вещь: мы с Вами знакомы давно, и, сколько я помню наше с Вами общение, наверное, одна из самых частых фраз, которую я слышу от Вас, это то, как Вы просите прощения. Причем, Вы просите прощения как у людей, с которыми знакомы лично, так и вот сейчас, накануне еще Вашего 55-летия, накануне дня рождения, с которым мы Вас снова и снова поздравляем, 23 июня, этот замечательный день был. Вы обратились к читателям журнала «Фома» и там тоже просите прощения. За что? Откуда это вот внутреннее состояние? Чувство вины? Или что это такое, Володь?

В. Гурболиков

— Тут много причин. Прежде всего, то, что наш журнал — он существует, на мой взгляд, часто вопреки тому, что мы делаем сами. То есть мы, первый — и я сам, очень мало делаем и постоянно рискуем потерять, утратить само счастье быть редактором такого журнала...

А. Митрофанова

— Простите, я просто уточню. Работа у Вас начинается рано утром, а заканчивается глубоко за полночь. Это называется «мало делать». Это просто чтобы было понятно, о чем мы говорим. Вы считаете, что Вы мало делаете. Причем, Вы совершенно искренне так считаете.

В. Гурболиков

— Я говорю о том... не только о количестве, но и о качестве. Качество еще важно. С качеством моей работы все не очень хорошо. Я считаю, что я делаю мало и плохо, ну, и долго при этом. Поэтому график 24 на 7 получается. (Смеется.) За это время совершил огромное количество ошибок, которые.. Несколько — вот мне кажется, что только благодаря Господу Богу и терпению многих людей журнал продолжает выходить и выпускаться в самых разных форматах. Сейчас самый ключевой формат — это, конечно, наш Интернет-сайт, ну, и социальные сети. Бумажный журнал сохраняется тоже, само собой. Но в Интернете-то приходится ежечасно буквально работать, это постоянный «прямой эфир» такой. Вот тут, в этой работе особенно проявляются невнимательность, и допускаем — ну, и, в первую очередь, я сам их дослеживаю — многие ошибки, на которые нам читатели указывают. И кто виноват в этих ошибках? Я виноват. Поэтому я бы никому не советовал относиться к журналу «Фома» некритически. Потому что его делают люди, люди грешны, значит, ошибаться может каждый и, в первую очередь, я сам. Потом, мне очень совестно перед людьми, что моя жизнь совсем не всегда, вот точнее, как правило, не соответствует тому, что я считаю необходимым для христианина, то, о чем журнал пишет. Потому что журнал рисует картину такой, какой должна быть жизнь христианская. Но сам я — плохой христианин. Кстати, Вы заговорили о смирении в прошлой части нашего эфира. С моей точки зрения, смирение приходит именно от понимания того, что когда тебя критикуют, когда тебе кажется, что... в общем, на кого-то пытаешься переключить свое внимание, то смотришь-смотришь внимательно за собой — и понимаешь, что я хуже, на самом деле, действительно хуже этого человека. Или я просто не понимаю, не хочу понять, насколько ему больно и тяжело, либо не могу ничего сделать, чтобы ему помочь, и так далее, и так далее. То есть я ничтожный. А мне еще, к тому же, доверили такой журнал. Это же вот все свыше пришло, на меня обрушилось. И без этого я своей жизни не мыслю — что тоже, наверное, неправильно для христианина. Он должен уметь свою жизнь построить в любом случае, да? А я цепляюсь за журнал. Совестно, очень совестно, конечно, всегда просить денег. Это особая проблема. В принципе, сейчас — вообще всегда — журнал «Фома» выходил благодаря жертвователям. Просто кто-то об этом более агрессивно говорит, кто-то менее агрессивно, но это, в общем-то, вроде бы, и не должно вызывать... Я, например, директор фонда, некоммерческой организации, и журнал — ну, не журнал даже, а тот коллектив людей уникальный, который мы собрали, и которые получают, в общем-то, гроши, он, тем не менее, дорого стоит, без него не было бы «Фомы» тоже. Не я делаю «Фому», «Фому» делает большой коллектив людей, каждый из которых при этом несет, на самом деле, кучу трудностей и проблем. Нам, соответственно... Мы, соответственно, не коммерсанты. Всегда эта работа — это поиск жертвователей, поиск денег. Сколько времени это ни продолжается, столько времени мне совестно, потому что я прекрасно понимаю, в каких тяжелейших условиях, с одной стороны, находятся другие люди вокруг нас — те, к кому мы обращаемся, те, с кем мы переписываемся, и я переписываюсь лично с нашими дорогими читателями, переписываемся, кому мы пытаемся помочь. А с другой стороны, я прекрасно понимаю, что люди, которых все считают богатыми (а иногда и нас считают богатыми очень), зачастую у них может в данный момент рубля не быть. И как бы вот этот стереотип тоже очень вредный — стереотип о том, что человек, у которого есть некое положение, он обязательно богат и ты можешь вот так подойти к нему и сказать: «Слышь, дай денег! Ну чего тебе, жалко, что ли?». Мне просить совестно. И вообще все, кто связан с вот этими просьбами о деньгах, наверное, подтвердят — это очень, очень непростое занятие. И это всегда мука совести. Это всегда муки совести. И если упрек следует тебе — «как ты можешь меня просить?», ты это переживаешь глубоко.

А. Митрофанова

— Я хочу уточнить: Вы же не для себя лично просите эти деньги. Вы, насколько я знаю Ваше личное финансовое состояние, ну, где-то процентов 90 Вашей зарплаты (ну, это сейчас оставим без Ваших комментариев, пожалуйста) уходит на помощь другим людям. Это я просто знаю, поскольку мы давно знакомы. Вы просите не на себя, Вы просите для «Фомы», для того, чтобы журнал продолжал выходить. Почему совестно в таком случае? Из-за восприятия «Фомы», действительно, из-за его такого вполне парадного внешнего вида, как глянцевого издания, как издания вполне благополучного, у которого все хорошо, или почему? Или это еще с советских времен идет — вот такое интеллигентское, как это сказать, ну, чувство вины, когда просить действительно неловко?

В. Гурболиков

— Я просто думаю, что, наверное, мы все-таки действительно там не все, что могли, сделали. Может быть, надо иначе как-то действовать в некоторых случаях. А мы полагаемся на жертвователей. Сколько лет нас тянули буквально несколько наших близких друзей, и у меня ощущение, что мы им сели на шею, например, и, свесив ножки, радостно ездили. А так нельзя. И нам никто не обязан. Никто не обязан. Бывает вот такое часто, разговор возникает — вот, кто-то дает деньги на храм, а надо на православное просвещение давать деньги. Мы не имеем права говорить «надо», требуется и то, и другое. Требуется место молитвы, требуется православное просвещение. Мы не выше других. А здесь как бы каждый раз ты должен объяснять, вот почему именно ты, почему именно наше дело... Почему в то время, когда у кого-то болеют дети, кто-то... священник из последних сил сельский храм восстанавливает?.. В этом смысле, может быть, я прошу, а сам плохо, просто плохо работаю с теми средствами, какие дали? Не знаю. Трудный вопрос, да? Все равно все время думаешь о людях — о тех, кому хуже, чем тебе. О тех, кому хуже, чем нам. Таковых много. Еще совестно, конечно, очень тяжело бывает, когда приходится говорить человеку, что «прости, но мы с тобой расстаемся». Я никогда не привыкну быть начальником, хотя я много лет начальник. Но это происходит тоже, и каждый раз ты думаешь: «Господи, как же делать так, чтобы было дальше все благополучно?». Еще лучше — чтобы этот человек как-то остался с нами, как-то наша дружба и отношения продолжились. Потому что все неслучайно, с моей точки зрения, любые встречи в жизни. Это тоже зачастую очень как бы... страдание для людей. Работодатель — да, он приносит много печали в жизнь тех, кто работает с ним.

А. Митрофанова

— Первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Это разговор очень откровенный и непарадный, хотя, казалось бы, повод для него абсолютно юбилейный, потому что Володе исполнилось на днях 55 лет, а журналу «Фома» в ближайшем будущем будет 25 лет. И вот мы говорим о месте этого издания в нашей жизни, о тех вопросах, которые поднимаются там, и, собственно, о тех вопросах, которые стоят перед самими создателями журнала, прежде всего, перед нашим сегодняшним героем Владимиром Гурболиковым. Продолжим этот разговор буквально через минуту.

Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели! Я — Алла Митрофанова, и напоминаю, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня — первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков. Мы говорим сегодня на несколько важных тем. И, прежде всего, Володь, знаете, никогда не перестану удивляться, как Вы с себя спускаете три шкуры. Вот Вы для себя как-то проводите границу между ответственностью действительно за то дело, которое доверил Господь, журнал «Фома», и самобичеванием, когда Вы вешаете на себя все грехи, всех «собак» и ответственность за весь Земной шар, извините? Бывает ли у Вас представление, что вот здесь вот Вы сделали все, что могли? Или Вы всегда понимаете, что могли сделать больше? Я вот просто пытаюсь понять, как что устроено у Вас внутри. Может быть, это отчасти ответ на вопрос, почему «Фома» вопреки всем кризисам на протяжении 25 лет продолжает выходить.

В. Гурболиков

— Я человек, на самом деле, в каких-то вопросах очень, очень трусливый. Как раз это касается, мне кажется, того, что требуется, требует мой долг именно как ответственного за «Фому». Требуется иногда не раз и не два, и не пять раз, и не десять, от меня требовалось просто бить кулаком по столу. А я... Хотелось играть в кота Леопольда. За это меня тоже совесть мучает, потому что надо найти какую-то золотую середину. Нужно быть разумным, нужно уметь показать силу, в том числе, продемонстрировать силу и умение защитить свои убеждения, но одновременно никого не оскорбить и не впасть в какую-то истерику, не впасть в осуждение. Вот эта грань — очень сложная, и я на ней очень часто ломался, потому что мне хотелось, конечно, мне хотелось мира все время, да? Мне хотелось мира в коллективе и так далее. Но люди разные, люди могут по-разному относиться к делу. И если, в общем, ты несколько раз поныл, несколько раз сказал, что «вот, я так больше не могу», и прочее, но ничего не произошло, ничего ты не сделал, ты вовремя не стукнул кулаком по столу, условно говоря, то за это как бы... из-за этого дело может пострадать. И оно не столь успешно, как могло бы быть, с моей точки зрения. В этом есть моя вина. Мы могли бы сделать сейчас намного больше. Да, у нас сейчас сайт, который, по-моему, третий в рейтинге крупнейших христианских сайтов. У нас огромный, у нас 2 с половиной миллиона, в среднем, уникальных посетителей, читателей в месяц на сайте сейчас. У нас совокупно 250 или 300 тысяч подписчиков в социальных сетях. И у нас журнал на фоне того, сколько журналов погибло — и церковных, и светских, — перестало выходить. А он у нас выходит, и люди подписываются на него — новые и новые. Это все прекрасно, можно себя за это погладить по голове и подумать, что вот, Господь как благословил и, небось, в Царствие Небесное так и заберет. Нет, а может, Он спросит: «Ты где был, когда происходило вот это или вот это? Когда от Вас уплывал такой-то важный проект, какая-то Ваша часть, такие люди? Когда они ссорились между собой, и ты вовремя не поставил на место кого-то?». Ну, в общем, иногда и с коллегами, начальниками надо, на мой взгляд, спорить тоже очень серьезно. И мне кажется, что именно чудесным является то, что вот Легойда Володя и Володя Гурболиков — они... многие говорят — это батарейка такая, где «плюс» и «минус», разные совершенно. Мы часто друг друга... вообще логика прямо противоположная, и вопрос — там нам приходится друг друга терпеть тоже, договариваться. Как бы понимаешь, кто о чем мечтает, кто куда стремится. Это все отражается на журнале. И я от себя не в восторге, мягко сказать, вот.

А. Митрофанова

— Вот опять, Володь, Вы с себя три шкуры спустили, Вы уж меня простите. Я просто для слушателей вынуждена тут пояснять какие-то вещи, поскольку сама 14 лет работала в журнале «Фома».

В. Гурболиков

— Было такое!

А. Митрофанова

— Там в редакции, в коллективе большего авторитета, чем Гурболиков и Легойда, просто нету среди людей. Вот Володя Гурболиков — это первый авторитет, и что бы Вы там про себя ни говорили... Но мне очень интересно вернуться к Вашей реплике про то, а что с Вас спросит Господь. Это, знаете, как в финале «Золушки», помните? Там удивительные слова короля — вроде бы, в 40-е годы пьеса Шварцем написана, а абсолютно христианский смысл: «Однажды, когда-нибудь спросят: „А что Вы, собственно, можете предъявить?“. И тогда ничто не поможет сделать ножку маленькой, душу большой, а сердце справедливым». Когда это читаешь в сказке, там — да, понимаешь: вот Шварц — надо же, христианин, и понятно, что он христианин, сейчас нам понятно. Но в советское время это требовало определенной смелости. То, что говорите Вы, — ну, по идее, да, христианин призван постоянно думать о том, какую оценку его действиям или недействиям в свое время даст Господь. Но просто реальность жизни такова, что мы очень часто этот вопрос как-то за скобками оставляем. А Вы действительно с этим вопросом живете — вот в тех, ну, обыденных, житейских ситуациях, которые каждый день выпадают нам, и так далее. Это, извините, достоевщина такая получается, если это так.

В. Гурболиков

— Не ставил... Мне много приходится работать, это меня утешает и спасает одновременно все-таки, конечно. И помощь духовника — отца Игоря Фомина, безусловно, который вот... Вот против чего он борется насмерть всегда — это против уныния любого. Поэтому я-то себя грызу, но нету... У меня есть одно понимание — что... Я не знаю, какую роль в этом сыграет именно наш журнал «Фома»... Дело, может быть, все-таки здесь, когда мы говорим об отношениях с Богом, может принимать одно: нас на Земле будет все самое-самое дорогое для нас, оно удержать, к сожалению, а может быть, к радости, не может. Нам надо... Нас ждет... Вот Бог нас ждет, да? К сожалению, мы от Него ушли, и мы потеряли с Ним живую, подлинную связь, и пытаемся ее восстановить. Потому что это единственная протянутая рука, это единственная наша надежда. Что зачтется? Зачтутся чьи-то молитвы и благодарности. Или как бы то, что я кому-то удар нанес или не сделал что-то... Я не знаю. Но мне некуда идти, кроме как к Богу. Через Него я могу надеяться, что я встречусь со всем самым-самым родным, что у меня есть, и что я обязательно потеряю. Спасение — не абстрактная штука. Спасение — это единственная возможность обрести все, намного больше, чем имеешь, и, главное, то, что обычно не ценишь, пока не сталкиваешься, как вот мне вот довелось, с болезнью, от которой потом Господь исцелил. Поэтому я не знаю до конца это, но я знаю, что есть сфера моей ответственности — это я сам, моя семья и журнал. Везде у меня все очень плохо, лично я считаю. Журнал при этом я люблю и всем советую как бы, и буду стараться все сделать, чтобы он был лучше. Но сам я при этом — дурак дураком часто и не очень хороший руководитель. Почему мне доверяют, это чудо для меня такое как бы и спасение для меня, наверное. Но у меня нет альтернативы. Я как бы должен в какой-то момент предстать перед Богом, и я понимаю, что это и папа, и мама, и все вот Вы, мои любимые люди, и ты, и мы все, да? — мы все там... Вот там у нас у всех есть надежда там воссоединиться, и там, может быть, разрешатся очень многие жизненные вопросы болезненные. Ну мне же многое в жизни не нравится — в том, что происходит. Меня спрашивают: «Почему Вы не боретесь с тем-то, тем-то, тем-то?». Иногда потому, что я понимаю, что вот какие-то сражения, возможно, здесь, на земле, проиграны. Но через Спасение, если спасешься, то это все Господь как-то сумеет... Если спасешься, то Господь, возможно, все это тебе возвернет сторицей. И вот с юности еще, когда я совсем некрещеным человеком был, сон, явление такое о конце света случилось у меня. Я его даже тогда пытался зарисовать. И там как раз было очень хорошо показано мне, как, в общем... собственно, что нужно... что нужно готовиться. Что, с одной стороны, груз грехов — он будет, но его снять-то Бог может, но надо научиться жить так, чтобы уже как бы... чтобы в Раю удалось не оказаться гостем на чужом пиру. Я не знаю, понятно ли я говорю...

А. Митрофанова

— «Светлый вечер» на радио «Вера». Напомню еще раз, что на связи с нами первый заместитель главного редактора журнала «Фома» Владимир Гурболиков, и у нас очень исповедальный разговор получается. Володь, Вы знаете, слушаю Вас и все больше удивляюсь, какой все-таки парадокс сам по себе журнал «Фома» — не только как явление, которое, в общем-то, вопреки всем кризисам на рынке печати и финансовым кризисам, и прочему, продолжает успешно выходить, и подписчиков, действительно, все больше, но и парадокс в том, как Вы сами держите ту планку, которую Вы себе задали, которую Вы взяли. Я понимаю, что материальная составляющая — конечно, это один из ключевых вопросов, когда речь идет о периодическом издании, тем более, о целом холдинге, как «Фома». К тому же, все-таки это некоммерческий проект. Но при этом вот в каком сейчас положении Ваши дела? И почему, в связи с чем Вы начинаете такую активную, можно сказать, кампанию по обращению к читателям «Фомы» за помощью в сборе средств? Действительно, вот тот край пришел, когда очень-очень важно, чтобы сохранить проект, собирать вот так народным файндрайзингом?

В. Гурболиков

— Да, сейчас сложный момент, конечно, и часть жертвователей, которые многие годы могли, были в состоянии обеспечивать устойчивость и такое изобильное существование «Фомы», они уходят. И, кроме того, понимаете, все-таки, конечно, мы сохраняем журнал, но очень серьезно ощущается переход людей в Интернет, особенно на фоне всех последних кризисов и эпидемии тоже. Раньше бюджет «Фомы» строился как где-то 60 процентов — это то, что давали жертвователи, и гранты, может быть, еще какие-то, и так далее, а 40-45 процентов — это то, что мы зарабатывали, продавая журнал. Одна из главных статей. Ну, мы продавали ниже себестоимости — ниже себестоимости всего того, что мы делаем, в его цену невозможно все вобрать. И, тем не менее, покупки эти — они приносили серьезную часть возможностей. Меня сейчас волнует больше всего, что нужно постоянно, при этом оставаясь с людьми (потому что а люди заметались между самыми разными и формами получения информации, и разными способами их бытования в Интернете), с ними надо оставаться, иногда даже перемещаться вместе с ними, сохранять при этом бумажный журнал, но при этом учитывать то, что он во все большей степени — не для продажи, он все больше, наоборот, является такой частью помощи. Недаром благотворительную подписку уже несколько лет производим — для тех, кто не может купить вообще. Тем более, очень высоки цены на отправку, на почту, почтовые расходы. Вот. И сейчас где-то у нас бюджетный дефицит — где-то месяц... Вот скоро начнется момент, когда нам нужно будет полтора-два миллиона рублей в месяц. Это серьезные суммы, и для меня важнее всего здесь — чтобы не произошло такой лукавой подмены: вот обложка «Фомы», вот, вроде бы, тот же самый глянцевый журнал, но только, на самом деле, того уникального коллектива, который только и может вот это чудо сотворить, на самом деле-то его и нет. Потому что постоянно возникает идея, что, ну, а разве нет журналов, которые делаются силами одного-двух людей? А разве не может зарабатывать сайт миллионы? И так далее. У нас сайт зарабатывает, кстати, за последние две недели заработал 1 миллион 600 тысяч. Только это деньги не для нас, а для благотворительного фонда, который деткам эти деньги, инвалидам перечисляет, а не нам. Мы трудимся-то не для себя. А сами для себя заработать мы можем меньше. Но тогда в Интернете пока что. Соответственно, мне надо решить важнейшую задачу, главный капитал обеспечить — сохранение людей и даже приумножение людей. Потому что у нас нет программиста, у нас нет веб-дизайнера. Нам бы еще пять человек нужно, но об этом я умалчиваю, это как бы уже выше всех ожиданий. И, например, то, что я сейчас пытаюсь просить, вот те деньги — полтора миллиона, — ну, это те потери, которые неизбежны уже, я знаю, что до конца года это то, что недополучат наши сотрудники. Я не беру начальство — начальство, в первую очередь, отсечет себе все. Но для кого-то из людей это может сделать невозможной работу в журнале просто по чисто человеческим причинам. Например, человек снимает жилье, он не из Москвы. А благодаря этому человеку как бы половина всех — уникальная, да, там? — решений в «Фоме» существует. И так далее. То есть, есть житейские обстоятельства. Есть многодетные у нас родители. Ну, самые разные обстоятельства. И как бы для меня тяжелее всего все это время идет постоянная борьба за то, чтобы собирать людей и не разбрасываться людьми. И в этой вот схватке я часто проигрываю. Сейчас она во многом упирается в средства, во многом — да, сейчас момент такой, когда кризис, и вот мне очень стыдно, но я прошу, прошу как бы отметить эти юбилеи прямой помощью нам, материальной помощью. Мне не надо, там, подарков никаких, Боже упаси.

А. Митрофанова

— А как это сделать, Володь? На сайте «Фомы» есть какая-то форма, которую можно заполнить и перевести средства? Ну, посильно — кто сколько может.

В. Гурболиков

— Нет, на сайте «Фомы» сейчас моя такая исповедь-обращение. Форма — в наших социальных сетях и, в первую очередь, в моих блогах в Фейсбуке (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) и ВКонтакте, в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) можно найти ссылки на сбор. Сбор официальный, это не какая-то нелегальщина. Ну, и параллельно с этим, конечно, если кто-то со мной свяжется из людей, кто хочет оказать серьезную помощь, ну, я говорю, можно легко меня найти во всех социальных сетях и просто со мной списаться, созвониться, и мы подумаем, как можно помочь. И я готов какие-то направления рассказывать — ради чего, собственно, все это. Люди многие проекты наши, там, Инстаграм (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), предположим, который очень многим нравится, — это детище нескольких уникальных людей. Я сам не понимаю, как они это делают. Но это «Фома». Да, в Инстаграме (деятельность организации запрещена в Российской Федерации) он совершенно другой, чем «Фома» ВКонтакте, например, который я тоже очень люблю. Потому что его делают другие люди, которые поняли, что это такое. Вот каждый человек уникален. И каждый проект уникален. И кому что больше интересно, кто что в большей степени хотел бы поддержать... А я готов говорить с людьми, что ему ближе, чтобы он поддерживал то, что ему ближе, если человек располагает средствами. Кроме того, нужно помнить, что иногда требуются и суммы, и помочь могут суммы очень небольшие, главное — регулярные. Вот кто может регулярно помогать? Это могут быть несколько тысяч рублей в месяц, и это может, в общем, оказаться тоже очень важным. Поэтому я не обращаюсь только к людям, которые обеспеченные люди. Но я также ни в коем случае не хочу, чтобы на нас тратили, кто-то потратил последний рубль. Ни в коем случае я не обращаюсь к тем, кто сам сейчас в большой нужде. Таким людям, наоборот, мы должны как-то пытаться помочь. И будем пытаться, насколько это возможно.

А. Митрофанова

— Вы знаете, нам не так много времени остается в эфире. Но поскольку разговор у нас, хоть и непростой и исповедальный, все-таки он юбилейный, 55 лет Вам исполнилось, 25 лет скоро будет журналу «Фома», Вы знаете, принято о планах спрашивать. Вы уж простите, что это такой, ну, штампованный и традиционный вопрос, но я не могу его избежать, потому что я вижу, как, опять же, вопреки всем законам рынка развиваются дополнительные проекты, связанные с «Фомой». Например, у нас на радио «Вера» — блестящая детская программа «Вопросы Веры и Фомы». Не перестаю восхищаться, как Вы это делаете, и, без ложной скромности, всех могу отправить, кому актуально, у кого детки, на сайт http://deti.radiovera.ru. Пожалуйста, там бесплатно можно слушать, скачивать эти замечательные программы. Еще какие Вы для себя сферы деятельности на ближайшее время рассматриваете? Куда еще хочет расширяться или углубляться «Фома»?

В. Гурболиков

— Ну, в программе детской — мы тут, скорее, помощники для радио «Вера». То есть все-таки, в первую очередь, это наше такое общее детище, и это показывает степень нашей дружбы и глубоких взаимоотношений с радио «Вера», братских и сестринских. Что касается непосредственно «Фомы», я, конечно, прежде всего, мечтаю, чтобы мы успевали оказываться там, где православных изданий и, самое главное, самого способа общения часто еще не выработано. Вот, например, появился сейчас ТикТок — китайская платформа, которая, своего рода, такое продолжение Инстаграма (деятельность организации запрещена в Российской Федерации), но с еще более хитрыми условиями.

А. Митрофанова

— И Вы пойдете в ТикТок? Ну, просто, на мой взгляд, это совершенно несовместимо...

В. Гурболиков

— Мы уже пошли в ТикТок, и это другой язык и другие сложности, потому что как бы вот все эти платформы — они же при этом очень выдвигают свои жесткие условия, и там очень нелегко их все исполнить. И мы пытаемся — пытаемся понять, чего они от нас хотят, чтобы продолжать свою миссию, либо искать другие площадки. Сейчас появляются... Сейчас люди очень видео... переключились на видео. Специалисты говорят, что даже потеснен сектор, вот эта сфера компьютерных игр — потеснена интересом к живому человеческому видео. Вот это мне интересно. Потом, мне интересно... Я все равно человек книжной культуры. Но, возможно, и возрождать надо сейчас через электронную книгу, а потом уже идти назад — к распечатке книг по требованию. В этом вопросе как бы у меня почти нет таких вот крепких соратников, которые в это все верят. А мне говорят, что это одно из направлений, которым «Фома» обязательно тоже должен заниматься, потому что тексты становятся все короче, короче и короче, но книги-то... Вот тогда их надо собирать в книги, как у нас из фильма... в кино все романы ушли в сериалы, а кино стало, в основном, блокбастеры стали аттракционом, потеряли всякий смысл часто. Вот такие направления разнообразные. Потому что соцсети как таковые, журнал и другие вещи — они уже состоялись, и мы просто должны их сохранять, то, что уже сделано.

А. Митрофанова

— Спасибо Вам огромное за этот разговор. Вы знаете, хочу еще раз напомнить для всех слушателей, кто читает журнал «Фома» или, может быть, только сейчас открыл для себя это удивительное явление: на сайте http://foma.ru можно увидеть и все материалы, которые выходят в печатном издании, они дублируют друг друга, и там же можно найти форму, как поддержать журнал «Фома». И повторю слова нашего сегодняшнего собеседника, первого заместителя главного редактора журнала «Фома» Владимира Гурболикова: маленьких пожертвований не бывает. Конечно, речь идет не о том, чтобы отдать последние деньги, но если есть возможность, особенно регулярно, переводить какую-то небольшую сумму, посильную, это будет огромным подспорьем для всего коллектива журнала «Фома». И дай Бог, чтобы... Знаете, Володь, дай Бог, чтобы и этот кризис остался позади, а «Фома» процветал. Уж очень хочется слышать эту живую проповедь каждый раз. И спасибо огромное Вам за то, что Вы делаете.

В. Гурболиков

— Спасибо всем нашим читателям и пастырям, которые за нас молятся, и людям, которые так неравнодушны к нашему очень скромному труду.

А. Митрофанова

— Владимир Гурболиков и я, Алла Митрофанова, прощаемся с Вами. До свидания!

В. Гурболиков

— До свидания!