«Путь к священству». о. Михаил Дубовицкий

У нас в студии был клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках священник Михаил Дубовицкий.

Наш гость рассказал о своем приходе к вере и воцерковлении в 90-е годы прошлого века, как возрождалась тогда церковная жизни в нашей стране, а также о том, как и почему принял решение стать священником.

Ведущие: Константин Мацан, Кира Лаврентьева

---

К. Мацан

— «Светлый вечер» на Радио ВЕРА. Здравствуйте, уважаемые друзья. В студии у микрофона моя коллега Кира Лаврентьева...

К. Лаврентьева

— Добрый вечер.

К. Мацан

— И я, Константин Мацан. Добрый вечер. А в гостях у нас сегодня священник Михаил Дубовицкий, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках, в Москве. Добрый вечер.

Иерей Михаил

— Здравствуйте, дорогие друзья.

К. Мацан

— Батюшка, вам напомню и нашим слушателям, что в этих беседах, которые мы по вторникам в восемь вечера с Кирой на волнах Радио ВЕРА ведем, мы говорим со священником о его пути к вере и в вере — о том, какая цепь событий привела к тому, что человек для себя избрал это служение, это дело служения алтарю и преподнесения людям Таинства. Это путь — путь вопросов часто к себе, это путь поиска часто, путь иногда непростой, хотя с Божией помощью все преодолевается. Вот об этом нам сегодня с вами хотелось бы поговорить.

Иерей Михаил

— Да, очень хорошо. Всегда интересно.

К. Лаврентьева

— Отец Михаил, как у вас начинался путь к вере?

Иерей Михаил

— К вере именно, да?

К. Лаврентьева

— Ну сначала, наверное, да. Там все по очереди — к вере, к священству.

Иерей Михаил

— Ну видите, наверное, как у всех многих, кто пришел в те годы, в 90-х годах, все мы многие обратились, масса священства, вы знаете, духовенства сейчас —именно обращенные тогда. Ну наверное, на волне вообще вот этого второго Крещения Руси, когда это все началось, когда дали свободу Церкви, и ну как-то люди стали, наверное, более широко смотреть на все эти духовные вещи, а тем более представилась возможность больше узнать о вере, о православии. Ну и дело в том, что немножко тема для меня сложная в чем, что ну вы знаете, есть характеры какие у людей — вот интроверты, экстраверты, — то есть кто-то вот вовне, кто-то вот внутри себя. Я, наверное, все-таки как-то интроверт больше, поэтому такие глубинные вот эти мои какие-то переживания, впечатления, ну я не особо там люблю их рассказывать. И тем более вот ведь дело в том, что какой-то мой опыт, он, естественно, как живой опыт простого человека, он может быть кому-то полезен. Но как-то мы все приходили к вере через вот жития святых, опыт церковный людей праведных, благочестивых, которых мы читали. Вот действительно, наверное, это первый момент, когда стали выпускаться книги, литература. Ну то есть я помню, как я купил первую книгу где-то, по-моему, в Даниловом монастыре, аввы Дорофея, по-моему, или святителя Игнатия (Брянчанинова) — ну что-то такое. И как, во-первых, это все ужасно стоило дорого — ну я работал там, ползарплаты, наверное. Ну какое сокровище я нес, когда вот эту книгу — наверное, это неповторимые такие чувства. По сравнению с нынешним временем, когда кругом столько литературы, столько информации, что порой, наверное, человеку тоже трудно современному в ней разобраться. А раньше вот такая книга, она просто переворачивала. Вот аввы Дорофея — это одна из первых книг, наверное, которую я прочитал. И, естественно, там излагаются начатки христианского учения, духовной жизни — это, конечно, на меня произвело огромное впечатление. Поэтому, конечно же, ну какой там мой опыт, наверное, он обычный, так как и у многих других священников и просто людей, которые пришли тогда. Но он был именно через, наверное, чтение. И вот скажу, может быть, такую необычную какую-то вещь, потому что многие говорят: мы пришли через чтение Евангелия. Вот не знаю, удобно это сказать, неудобно, но вот я пришел не совсем через чтение Евангелия. Все-таки вот, признаюсь, Евангелие я прочитал уже через год, наверное, после того как стал вообще ходить в храм и на все службы. То есть скорее всего я пришел все-таки к Богу, то что меня поразило — это богослужение Православной Церкви. Вот то что храм — вообще как вот, как русский человек, наверное, это было заложено генетикой. Потому что вот что-то русское — условно говоря, русское поле, где-то там березка и вдали храм — ну вот такое. То есть я вот в Коломенское ходил, Казанский храм, я все смотрел, и меня это поражало, то есть эта архитектура древняя. Я стал слушать музыку, русскую музыку, которая вся она, русская музыка, русская литература, ну как-то вот до этого было, но как-то вот более осознанно. Тем более, когда стал читать писателей всех наших известных, да, там Федора Михайловича нашего особенно, я уж не говорю там и Гоголя, и других там писателей. Ну как-то это совершенно я стал понимать, что такая культура, и она вся основана на христианских каких-то вещах, постулатах. И эти люди были глубоко верующие — что Достоевский, что Гоголь там, что масса других наших писателей и композиторов. И что, наверное, такие великие люди, как они были пронизаны, и все их идеи, и сочинения, и их писания, основой их послужило христианство и православие. Ну наверное, это все очень глубоко и действительно меня захватывало, конечно, я читал это все. Вот, наверное, с этого началось. И постепенно-постепенно, значит, я стал ходить в храм. Православное богослужение, значит, захватывало просто, это было потрясающе. То есть каждую неделю, по всем праздникам, иногда и в будни просто даже. Помню, первый раз собрался там на причастие, на исповедь в Великом посту. Ну в общем, все это какой-то переворот был. То есть я пришел из армии, служил в рядах тогда — 86–88-й год, и уже тогда вот как-то. Ну а из армии пришел, там сами знаете, чего было, какой коловорот там, ну вот поэтому и всякие привычки и так далее — ну светский, обычный человек, я был сержантом там и все такое. Ну и пришлось как-то вот, целый жизненный такой переворот. Потому что я стал задумываться об этих вещах, стал читать, стал ходить в храм — это первая исповедь там и так далее, то есть это все побудило как-то перестроить, пересмотреть жизнь. В общем, жизнь так кардинально как-то поменялась. Вот там покаяние это или что это, особо, наверное, не думал. Ну наверное, что-то такое, да, если человек задумывается над собой и над своей жизнью. Ну сейчас я вижу, что действительно был переворот капитальный, потому что, в общем-то, у меня была в руках профессия...

К. Мацан

— А какая, кстати?

Иерей Михаил

— Я музыкант. В прошлом музыкант. У меня есть образование — Гнесинское училище, классическая гитара. То есть у меня отец был гитаристом, известным человеком в наших кругах. И, в общем-то, мы вместе выступали, и специальность уже была готова. Но на определенном там постепенно, значит, когда обучение продолжалось, постепенно я стал как раз ходить в храм, потом пришел в общину, где разрушенный храм, развалины. и как-то потихоньку- потихоньку. Я вообще даже не представлял. Ну сказали: раз музыкой занимаешься, ну приходи на клирос там, что-то попеть. Я думаю: ну что, раз в неделю приду, попою. Так, дозированно. Ну стал ходить, постепенно принимать в этом участие. Там и работали, естественно, как-то община, люди верующие, ну вот этими традициями всеми стал, так сказать. И богослужение, когда особенно на клиросе, значит, приходилось заниматься уставом — естественно, я ничего вообще в этом не смыслил. Раньше же не было как сейчас: открываешь книгу — и все на ряду. Это сейчас. А раньше вообще эти книги где-то доставались, старые какие-то приносили, там несколько, так обложишься ими и, значит, здесь одно, здесь другое, составляешь по частям — надо было готовиться как-то, все это комбинировать. Ну и, с другой стороны, значит, когда я начал этим заниматься уже непосредственно, то меня просто поразила красота и глубина церковного устава, вот эта архитектоника богослужения поразительная, как это все было составлено, продумано, как логично, и как это ну просто необыкновенно все. Еще больше хотелось копаться в этих книгах, размышлять об этом, находить всякие особенности богослужения — почему так, почему этак, какие праздники, тропари какие там надо — ну, в общем, вообще это очень серьезно, это такая целая наука.

К. Мацан

— Литургика.

Иерей Михаил

— Вот литургика, да, богослужение, устав богослужебный. Ну я вообще доволен, что с этой сферы началась моя служба, и мне пришлось вот непосредственно этим заняться. Хотя, конечно, это стресс определенный, когда ты там в Великом посту, помню, все позаболели, все куда-то уехали, остался один батюшка в развалинах в этих и я остался на клиросе — ничего не знаю. Особенно на Первой неделе Великого поста там или на Страстной, приходилось. А кто будет? Вот остался один, пришлось все это тянуть. Но одновременно и познавать этот смысл, это богослужение, эту красоту, эту логику — это потрясающие вещи, конечно. Вот, наверное, через это вот все-таки как-то, через богослужение. Ну, естественно, и потом сказали, говорят: ты Евангелие читал? Нет, ну я слышал, нет, естественно, и в храме читают, и какие-то цитаты, да, они, естественно, меня поражали, какие-то цитаты я слышал и раньше. Ну я взялся, раз надо — надо, прочитаю. Ну так необычно, наверное, немного, но говорю как есть. Надо, наверное, искренне все-таки рассказывать, что есть.

К. Лаврентьева

— Да.

Иерей Михаил

— Ну так. Ну и, естественно, когда прочитано было уже, это еще больше, так сказать, когда уже зная и богослужение, и какие-то моменты церковной жизни, церковного быта. И все это вот недаром, ведь как говорят, что Евангелие и Священное Писание вообще читается, оно читается делами и жизнью, и оно воспринимается в Православной Церкви именно как в контексте всей церковной жизни и покаяния. Потому что ну мы знаем, сектанты, да, они там замусолили все до дыр уже про это все, чуть ли не цитатам сыпят из Евангелия, из всего. Но там, где нет...

К. Лаврентьева

— Духа.

Иерей Михаил

— Духа и, главное, в контексте церковного Предания и покаяния, когда у человека все это, вот то, что дает Православная Церковь нам, когда это все в одном, вкупе происходит, вот тогда особенная глубина всего этого открывается. И через это, то есть через покаяние, через молитву вот, значит, постепенно человек приходит и к пониманию евангельских истин.

К. Лаврентьева

— В гостях у «Светлого вечера» священник Михаил Дубовицкий, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках. У микрофона Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Вы сказали: все что нам дает Православная Церковь. А что нам дает Православная Церковь, отец Михаил?

Иерей Михаил

— Ну как...

К. Лаврентьева

— Путь, истина...

Иерей Михаил

— Ну да, немножко я растерян, потому что...

К. Лаврентьева

— Путь, истина и жизнь — это понятно. Но если сейчас включил какой-что человек наше радио, да, и он услышал от вас эту фразу: все что дает Православная Церковь. А он до этого слышал только, может быть, что-то такое, знаете, на уровне просто разговоров. Если бы вы могли ответить такому человеку, если бы он сейчас как-то вот появился в нашей студии, спросил: батюшка, вот ты мне скажи так вот, по делу: мне зачем надо в церковь ходить? Что бы вы ему ответили?

Иерей Михаил

— Ну я был сказал, что как что вообще Православная Церковь, православная вера, она дает ту благодатную почву, на которой начинаются все эти процессы в душе, на мой взгляд, то есть вот эти покаянные процессы и познание Бога.

К. Лаврентьева

— Ну покаяние — это же в первую очередь взгляд на самого себя. И зачастую это больно. Не всегда это дается легко. И, возможно, люди боятся этого покаяния. Вот с чего начать, чтобы это не было каким-то диким стрессом, диким потрясением? Когда ты еще не знаешь, как к этому покаянию подступиться. Ты везде слышишь такие слова как «любовь», «покаяние», «смирение», а по факту вообще не понимаешь, что это такое. Можно даже всю жизнь, наверное, в храм проходить и так и не понять, не прожить покаяние, не понять смирение, не понять любовь. Вот это, наверное, страшно каждому из нас.

Иерей Михаил

— Ну это есть такое, да. Ну я думаю, что человек, который стремится к Богу, который ощутил в себе вот что-то, понимаете, что-то надмирное... Ну понимаете, если человек ни к чему не стремится, как ему скажешь? Начни ему говорить, сразу нагружать его какими-то там, что такое вот у светского человека понятие православие? Вот услышал от одного — так он слушал, мы разговаривали, он слушал-слушал. Потому что я стал говорить: ну вот это система богослужения, храм, это посты, это молитвы наши, это покаяние. А он сидел, слушал и говорит: да, я понял, ваша вера вам жить мешает.

К. Мацан

— А что он имел виду?

К. Лаврентьева

— Ну неудобно. Все неудобно, да.

Иерей Михаил

— Понимаете, хоть стой, хоть падай. Ну я понял, что, наверное, моя система, которую я ему объяснил, она провальной оказалась, то есть само изложение материла. Поэтому я, наверное, сейчас не буду это все, а наоборот, на мой взгляд, что если у человека все-таки есть, ну я не знаю, русскость какая-то, да, наша или зачаток стремления к чему-то высшему и сакральному, то я думаю, что мимо храма он никак не пройдет, надо это понимать. Вот я по себе. Когда я стал ходить, только начинал в 90-м году, вот в этот Коломенский Казанский храм. Ну вот что-то там найти — это давка, это духота страшная, там народа скапливалось вот, — и каждую неделю я ходил. Ничего практически не слышно, ничего не было — как сейчас вот везде стоят это усилители и акустические системы, ничего не было, духота, давка. Те самые бабушки, которые мы, это просто и не знаешь куда. А тогда как раз из советского времени ну на чем, на бабушках держалось все.

К. Лаврентьева

— Ну да.

Иерей Михаил

— Ну вот, ну и надо было как-то с ними...

К. Лаврентьева

— Договариваться.

Иерей Михаил

— Договариваться, и как-то там вообще. Ну дело в том, что сейчас я вижу это, ну вот как, на мой взгляд, сейчас у современною человека в наше время намного комфортней условия, чтобы познать православную веру через храм и обратиться к Богу. И мимо храма не пройдешь, это точно можно сказать. И настолько много храмов, и прекрасных храмов, и прекрасных священников, и столько литературы, что, на мой взгляд, что тот, кто ищет Бога, он может Его найти. Ну мимо храма не пройдешь. То есть, на мой взгляд, человек должен прийти в храм все-таки. Что там будет, как будет, но вот это вот стремление к высшему, мне кажется, даже в стенах храма, даже подходя к храму — уже эта архитектура, эта символика, я уж не говорю про внутреннее богослужение. Пусть человек пришел, он ничего не понимает, да, но захватывает сама атмосфера храма — необычность какая-то, сакральность, тайна. Вот я тоже через это пришел. Вот меня захватил, например, пост. У меня сосед был по лестничной клетке — ну он меня много катехизировал, так получилось, ходил часто, он меня там, все. Я пришел к нему, он говорит: сейчас пост, сейчас нельзя. А я и знать не знал о том, что сейчас пост какой-то, все. Ну дело в том, что я уже начинал ходить, я начинал об этом размышлять, и меня настолько это захватило, что пост, для меня это что-то сакральное было, вот несмотря на какие там, ну не знаю, что...

К. Лаврентьева

— Неудобства.

Иерей Михаил

— Наоборот, это было сакральное, я хотел взять пример. И тоже начал отказываться от того, от сего, испытывая давление родственников. Потому что они насторожились: ну куда, что с ним происходит? Были в растерянности: куда, в секту попал, что-то такое. Я просто начал поститься. И для меня это было сакральное дело, и вообще это меня, например, очень подвигло. Естественно, молитва — ну а куда от этого деваться. Например, я помню, как я первый раз вообще не как по православному, а просто сказали: Псалтирь читай. Ты читал? Я взял, просто открыл — там какие-то кафизмы, что это, сидя я читал его и все. И меня настолько это потрясло. И я его прочитал все-таки через какое-то время, по псалмам там, все. Ничего особо непонятно, но это меня настолько какой-то сакральностью вот потрясло, что это был переворот. А когда в храме что-то досталось, что-то мне сказали: иди, почитай, — там что-то там надо было прочитать в храме уже, на службе — ну Трисвятое или что-то такое. И тоже это меня настолько захватило, что я потом дома пришел, начал тоже вот так читать. Я читал там, мог целый час стоять, вслух читать. Вот я понимаю, что это, наверное, выглядело смешно, потому что ну и в храме там тоже — ну ни опыта, ничего нет, первый раз я читал. Но это настолько захватило, настолько это был какой-то переворот. Мне хотелось быть в храме, хотелось быть на этой всенощной, которую я вообще не знал, но настолько это тоже было таинственно, сакрально и глубоко, и что там происходило. Развалины кругом. Вот кругом развалины. И хор там какой-то, я не знаю, — «хор пустынников» я сейчас называю, пришли какие-то бабушки там еще, и среди этого мне батюшка сказал: вот давай, значит, регентуй здесь. И вот я вот эту всенощную, ничего не зная, с этими книгами, непонятно как. Ну а некому было. Ну некому. И начиналось только все. И поэтому вот, на мой взгляд, как-то современный человек, ему сложно почему, потому что пресыщенность, потому что кругом всего вот, всего — и информация, и интернет, и храмы все действуют, многие, ну восстановлено уже много храмов. И, наверное, некоторая элитарность что ли или как, избранность: раз этого всего много, информации много, я это изучу теоретически, да, православие, что это такое — ну вот у вас там посты. Потому что как это пост, что это такое — все время себя ущемлять, надо ходить в храм каждую неделю, вот там ничего непонятно, в храме. И ну да, вот такое есть. Но опять же, ну если человек стремится к Богу, то я думаю, что он Его найдет. А найти Бога через православие, через православный храм, на мой взгляд, ну это вообще просто, это вот путь. Это путь, который всем направлением дает человеку возможность познать Бога в православии. Я так познал Бога. И думаю, что и кто хочет познать, все условия и возможности для этого в православии есть, как нигде, на мой взгляд, в другой религии. Ну может быть, так, я не знаю. Может быть, как-то и по-другому кто-то.

К. Мацан

— А когда вы начали читать Евангелие, что вас больше всего вот, что называется, тронуло или перевернуло в этом тексте?

Иерей Михаил

— Ну вы знаете, значит, вот потрясающие слова Господа: если не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. Вот эта фраза.

К. Мацан

— А почему именно она, как вы потом это в себе анализировали, почему именно она так попала?

Иерей Михаил

— Ну вот, может быть, потому что когда приходишь в храм и, наверное, в то время я ощущал себя в храме и в вере, и в Церкви, еще совсем маленьким каким-то человечком таким. Может быть, поэтому. Но вообще меня это вот потрясло, что если не будете как дети — то есть нужно как-то преобразиться, нужно стать вот эти вот чистым ребенком, существом, которое совершенно ну оно неотмирное тоже, ребенок. Вот он мыслит другими категориями, он не так мыслит, как мы, он чистый, он весь наружу. И поэтому, конечно, эта фраза была. Ну потом Нагорная проповедь вся. Нагорная проповедь Спасителя, конечно, это вот: не судите, да не судимы будете, например. И сравнивая тогда с всем советским периодом и с богоборческой властью, как они эту власть устанавливали — а я много читал, и это тоже послужило, что гонения все вот эти. И понимал, что христианство совершенно другой путь, оно по-другому, другой путь дает человеку для познания Бога — это путь смирения, путь покаяния, путь неосуждения. То есть, наверное, вот так вот. Ну и вообще потом постепенно уже и все остальные вещи. И Апостольские Послания особенно, где уже как-то более просто расшифровываются какие-то наши, более советы что ли какие-то для церковной жизни, для духовной жизни. Вот Апостольские Послания, конечно, апостола Павла. Ну Апокалипсис потом, он вообще загадочный. Вот это постепенно. А так, значит, Книга Деяний. Все это книги Священного Писания Нового Завета, которые позволили как-то прийти к пониманию многих вещей. И к реальности, главное, церковной жизни — что не какой-то это там миф, как говорили у нас и как нас воспитывали. Я же из совершенно неверующей семьи, как обычная советская семья. И вот это все, эта реальность, что и Господь, и все события, и все. Потом я стал читать и святоотеческие книги, которые уже помогали осознать и понять, что вот, собственно говоря, конечно, святоотеческий опыт. Вообще все церковное Предание, оно нужно вкупе, то есть Священное Писание — это часть Священного Предания тоже. Было же время какое-то краткое, когда Евангелия не было.

К. Мацан

— Да, а Церковь уже была в первые века христианства.

Иерей Михаил

— Да, то есть вот как раз тоже повод задуматься. Не было же. Ну а общины были, а христианство было. Потом потребовалось, на мой взгляд, так уже потом, когда стало расширяться, потребовалось зафиксировать и письменно те или иные моменты, что и было собрано и изложено в Евангелиях. Причем они тоже ведь не сразу образовались, были апокрифические всякие сказания. Потом уже установился канон. Поэтому, так сказать, вот в процессе всего вот этого. А потом ведь, смотрите, богослужение, да, почему, там ведь действительно многие вещи, которые в богослужении, они же во многом объясняют и евангельские истины. Богослужебные тексты — это тоже святоотеческое Предание, золотое Предание, это потрясающее Предание. И какие-то события евангельские — ну возьмите там Страстную седмицу, например, это же как они обрисовываются, как они поэтически выражаются — какие образы, какая красота необыкновенная, и это все как в реальности. То есть это не где-то там чего-то кто-то, а это все создает атмосферу реальности происходящего, когда находишься в храме. Ну мы и все так, мы, в принципе, каждый, наверное, из нас, когда в храме мы находимся, мы участвуем непосредственно в тех событиях, которые происходят. Ну должны бы так. В реальности тех событий. Не как-то вспоминаем мы, а именно, значит, вот принимаем — ну это кто глубоко. Ну понятно, что нужно вот слушать внимательно. Понятно, что есть у нас недостатки с тем, что где-то что-то не слышно в храме бывает, где-то что-то непонятно. Ну для того и даны нам вот тексты. А сейчас вся возможность изучать тексты, богослужебные книги — вся эта есть возможность, подготовиться к службе там, допустим.

К. Мацан

— Мы вернемся к этому разговору после небольшой паузы. Я напомню, сегодня с нами в программе «Светлый вечер» священник Михаил Дубовицкий, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках, в Москве. В студии у микрофона Кира Лаврентьева, я Константин Мацан. Скоро вернемся, не переключайтесь.

К. Лаврентьева

— Еще раз приветствуем вас, дорогие наши слушатели. Напоминаем вам, что в гостях у «Светлого вечера» священник Михаил Дубовицкий, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках. У микрофонов Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы говорим о пути к священству отца Михаила. И, кстати говоря, вот как раз, наверное, к этому моменту мы и подходим. Отец Михаил, как вы все-таки решились стать священником? Ведь очень много мужчин и помогают в храме, и читают, и поют, и делают все что нужно, но они как-то эту вот дальше ступень, они уже на нее не ступают. А вы все-таки выбрали этот путь — путь очень ответственный, путь, наверное, самый серьезный, какой может быть в этом мире для мужчины.

Иерей Михаил

— Да, конечно.

К. Лаврентьева

— Поэтому вот, конечно, центральный вопрос нашей программы.

Иерей Михаил

— Ну вот переворот, который был и в жизни, связанный с приходом к вере, потом постепенно он произошел и, наверное, в плане выбора пути уже как профессионального. Поэтому, потому что в какой-то момент я понял, когда я стал участвовать вот уже в жизни общины там, прихода, восстанавливали храм, и восстанавливали, работали — я был и сторожем, и певчим, и регентом, и кем я только не был, практически я все время уже потом находился... Ну как, была учеба, была еще у меня работа, но практически дома я не находился, был вот, значит, в храме все время. И в какой-то момент я понял, что я уже не могу и быть вне храма. Ну самое простое, в какой-то момент. О священстве я вообще не мог даже подумать, ну как, не думал. Но потом, когда как-то все само собой сложилось, что я постоянно был в храме, и настолько все это интересно было, и так было интересно общаться. И батюшка, который там нас наставлял, это для меня был этим образцом и эталоном. И в какой-то момент я понял, что ну а что я, и в храме находиться все время — это мое счастье, я хочу все время быть в храме. Ну то есть понятно, что можно в разном качестве быть, но, наверное, так сложилось: молодой человек, в общем-то, такой ревностный...

К. Лаврентьева

— Вы уже были женаты на тот момент?

Иерей Михаил

— Нет.

К. Лаврентьева

— То есть вам надо было не только определяться с дальнейшей жизнью, но и со своим семейным положением.

Иерей Михаил

— Ну это, конечно, да, но я опять же все об этом сначала не думал. И понимал, что где-то все это как-то вдали и неопределенно. Нет, ну были мысли, когда я смотрел на служение священника — ну да, меня это поражало, это образ Христа, это алтарь опять же — это таинственность, это сакральность, что батюшка, как он там молится, эту литургию совершает — это все настолько было вообще невероятно и высоко, и необыкновенно, что мысли были: ну как это все. И потихоньку, потихоньку, когда уже стал постоянно на клиросе, в храме, на службе, потом понял, что вот я хочу тоже, тоже хочу вот взять, покрестить кого-нибудь там. Смотрю, батюшка, вот он, хотя нагрузка там была такая тогда, там священник просто все время и в храме, и в алтаре, и куда-то едет, и идет, и крестит, и вообще все. Ну почему-то я захотел вот подражать батюшке.

К. Мацан

— А вот это часто бывает, что вот человек воспламеняется желанием служить алтарю и быть священником, заражаясь примером какого-то достойного священника перед ним.

Иерей Михаил

— Да.

К. Мацан

— Это вообще всегда очень важно — видеть пример перед собой и, как правило, это и сподвигает человека тот или иной путь избирать. А вот как бы вы сформулировали, что такого вы увидели вот в своих наставниках, каким должен быть священник, чему вас этот пример учил?

К. Лаврентьева

— Ну вот в том-то и дело, да, вот как у нас, мы многие как приходили к вере вот тогда. Да, священников было не так много еще, и вот этот вот батюшка, к которому мы, ну кто-то, каждый из нас пришел в какой-то момент — наверное, это все похоже, похожая история, для нас вот этот батюшка, благочестивый, слава Богу, был ну как-то образцом и идеалом вот всей Церкви. Так, наверное, я могу себе представить. Я потом понимаю, что я идеализировал. Ну вот, например, когда я ходил в Коломенское, сначала еще, ну с самого начала 90-х годов, значит, батюшки — они как ангелы в алтаре. Для меня просто они там, это какие-то особые совершенно люди, надмирные, и не наши, не мирские. И я помню, как меня поразило, когда батюшка по-простому вышел из алтаря, прошелся, ну в лавку что ли — и я заметил у него ботинки. И я был потрясен.

К. Лаврентьева

— Откуда же ноги, там же должны быть крылья!

К. Мацан

— А до этого предполагалось, что батюшка просто по воздуху скользит.

Иерей Михаил

— Да, да, он идет он в этом облачении. А тут он вышел просто в подряснике, подрясник был коротковат, видимо, и ботинки. Вы понимаете, меня это потрясло все сначала.

К. Лаврентьева

— Отец Михаил, ну это прекрасно, это детское такое восприятие. Ну оно же, конечно, романтизировано очень. А не было ли вам тяжело потом как бы на землю-то спускаться после того, как вы батюшкой стали?

Иерей Михаил

— Сначала нет, потому что меня это настолько все захватило. И батюшка, во-первых, для меня был священник был образом Христа, в первую очередь, наверное, надо говорить, священник кто, как бы он там не был, что-то, но он — опять же сакральность, вот этот алтарь, вот открываются врата — батюшка стоит.

К. Лаврентьева

— Да, благодать священства.

Иерей Михаил

— Это что-то необыкновенное, когда открываются врата, и батюшка стоит перед престолом и произносит какие-то опять же сакральные, высшие слова Святой Троице, богослужение, все вот. Даже не столько проповедь, ну я помню, тогда проповедь как-то особо не читали что-то. А именно в алтаре — вот эта служба идет, и образ Христа — вот это первое значение. Ну а потом уже понятно, что он и человек, и все, и мы общались. И особенно когда в семинарию уже я поступил. Там вообще, в общем-то, как и коллектив, и все, и мы и с наставниками нашими общались как с людьми там, с первыми преподавателями, там с ректором, духовенством и так далее. Ну это потихоньку познание пришло к тому, что священники тоже люди, и тоже они нуждаются и в пище, и питании, и одежде, у них есть семьи. Я себе плохо представлял уже, какая будет семья у меня, и когда она вообще будет, и вообще, как ее содержать. Потому что я как, священник для меня был образом бессребреника такого, то есть который не за зарплату какую-то работает, а который высшим образом служит Богу, ничего не пытаясь взамен себе получить. Вот так я представлял себе. И в этой картине я не мог представить, а как же это, чтобы была жена и семья. А потом думаю: ну батюшки же многие живут как-то, ну ничего, живут они, нормальные семьи у них. И это как-то я, не вдаваясь в подробности, эта мысль меня успокаивала, что все живут же они. Все становятся батюшками, живут. Как они, что они там получают, я не знаю. Как-то живут. Проживу как-нибудь. Ну и, в общем-то, стезя священства для меня всегда была именно никогда ничего ни о каких заработках, ни о каких зарплатах — ничего. Вот что будет, вот на промысл Божий, на Бога, надежда на Бога, вот что будет, Господь даст, главное, чтобы исполнять свое служение, добросовестно служить Богу всей душой, все сердцем, и вот это главное. А там Господь, наверное, приложит. Ну, в общем, так и было всегда. Потому что ситуации разные были в жизни, в служении. Не всегда все было гладко и ровно, ну как и у любого, наверное, священника. Поэтому, наверное, я об этих вещах всех не думал, быв захвачен образом священника как Христа, как служителя вот в алтаре. Ну об этом я, наверное, да, не думал. Потом в семинарии да, как-то ничего. Потом тоже думал, где жену, как где надо что-то решать, уже подходит уже конец обучения. А все ребята у нас, ну не все, но многие женятся, принимают сан. То есть тоже надо было как-то проблему такую. Ну были там девушки, все у нас, регентский класс. Ну, в общем, там я нашел свою жену, с которой мы уже вот 27 лет. Поэтому все благополучно. В этом плане просто я не знаю, ну Господь, наверное, как-то нес меня на крыльях. Потому что если бы тогда бы показал бы все проблемы, которые вообще могут быть на этом пути — ну а ведь действительно у духовенства много проблем. Многие же, ну не то что многие, но есть случаи, когда вообще отходят люди, и есть такие случаи, отходят от служения. Не всегда все гладко. Отходят от служения даже батюшки, бывает.

К. Лаврентьева

— Ну это трагедия.

Иерей Михаил

— Трагедия, все. Вот если бы тогда мне навалил кто эти проблемы, может быть, я бы и задумался. Но тогда я был так увлечен вот служением, и храмом, и батюшкой, и всем, что вообще об этом не думал. Рукополагаются у нас ребята, все служат, где служить — все равно. В деревню — поеду в деревню, в Курской губернии, там я до семинарии. Мы с владыкой много ездили с хором по этим деревням. Поэтому я даже мечтал: вот дали бы развалины, я бы здесь как древний подвижник бы спасался, в холоде служил бы тут, с печкой, какой-то домик в лесу — ну как такие мечты, конечно.

К. Лаврентьева

— Ну да, это горение такое.

Иерей Михаил

— Да, то есть поначалу вот это все. Но промыслом опять же я оказался совершенно, хотя сам из Москвы, но я готов был там оставаться, например, в Курской епархии, где-то там, куда пошлют, как владыка. А получилось вот сюда, куда я ехал, меня сюда и прислали. Вот пришел в Патриархию. Потом рассказывали, говорит один алтарник, как он меня видел там, когда я пришел только устраиваться. А уже диаконом рукоположили. И, говорит, первое впечатление какое: смотрю, ну какой-то пришел, какой-то батюшка или кто, какой-то сельского такого вида. Матушка тоже такая вся, в платочке там, все. Молодые все какие-то, кто это, чего. А диаконом уже рукоположили, ну я, естественно, там в подряснике, в рясе. И потом уже дальше. Ну, в общем, вот такой путь. Ну я не знаю, он, наверное, обычный для многих священников. Ничего особенного, какого-то чего-то такого, наверное, нет, все так проходили, все шли тем или иным путем, все искали Бога. Все проходили, наверное, вот эти искания, разные религии. Я тоже вот, например, не сразу же пришел в православие. Баптисты активно в те годы — в конце 80-х, в 90-х сюда запустили, и они везде проповедовали свое. И тоже сначала я тем увлекался. Ну много. Я читал, ну я же, размышляет человек, почему православие, например. Это же человек не просто так вот в сознательном возрасте начинает сравнивать, искать: а почему вот там какие-то индуисты, какие-то там буддисты, какие-то китайцы, какие-то католики — почему такое вот? Вот то что православие на интуитивном таком уровне, а поскольку я русский человек, я на почве русской культуры для меня это было, ну как сказать, естественно что ли, другого я даже и не предполагал. Но все равно надо было к этому прийти, много же было терзаний, сомнений. Почему именно православие? А почему, тоже там те же мусульмане или кто-то, они тоже о Боге говорят, тоже единый Бог.

К. Мацан

— Священник Михаил Дубовицкий, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках, сегодня с нами в программе «Светлый вечер». А какие были сомнения, просто связанные с тем, что религий много? И что в итоге эти сомнения развеяло? Какие-то, если угодно, рациональные аргументы или вот живой опыт такой, который никак в понятиях не выражается, но вот чувствуешь, что здесь вот, в православном храме, я дома?

Иерей Михаил

— Ну сначала именно да, как вы говорите, живой опыт. То есть, в общем-то, не надо было никаких доказательств — вот здесь Бог, здесь служба, здесь храм — это, в общем, живой опыт, да. Ну и рационально, ну как, все равно же сомнения какие-то возникают. То есть опять же сомнения это могут по-разному, да, возникать. Одно дело, человек сомневается и ищет аргументы для этих сомнений, чтобы в них утвердиться, да, а другое дело, когда человек ищет разрешения этих сомнений, чтобы от них освободиться. Вот важно, в каком направлении работает. Если для него православие изначально что-то темное такое, темное, где там посты, молитвы, одни какие-то там поклоны, и это все неудобно это все — это одно. Он будет тогда выискивать всякие там, ну с чего начинается поиск претензий? Вот, там батюшки, они такие, там да у вас там в храме одни злые все, там батюшки на машинах ездят — ну и пошло. Сами все знаете, какой главный аргумент: батюшки все на Лексусах, Лексусы, Лексусы... И, хотя это совершенно не так, и у батюшек там порой жизнь, она просто подвижническая, сколько трудов несут, никаких там этих Лексусов. Ну бывают какие-то случаи там, не знаю. То есть вот это. А сомнения я решал именно в пользу, чтобы освободиться от них, чтобы доказать самому себе, именно то, что я выбрал православие, другого для меня не было просто.

К. Мацан

— И какие были сомнения, какие были, если угодно, аргументы, которые эти сомнения помогали преодолеть?

Иерей Михаил

— Ну аргументы, вот если чисто рационально, я прочитал книгу Серафима (Роуза). У него как же, ну известная книга, там он все исследует эти религии...

К. Лаврентьева

— Это очень известная книга.

К. Мацан

— «Духовная жизнь и как на нее настроиться»?

Иерей Михаил

— Нет, это Феофан Затворник. А Серафим (Роуз)...

К. Лаврентьева

— Он там рассказывает все свои перипетии. Он там рассказывает, как он ницшеанство проходил, то проходил, се проходил.

Иерей Михаил

— Да, это очень много.

К. Лаврентьева

— И это потрясающая книга, кстати говоря.

Иерей Михаил

— Потрясающая, да. И я подумал: ну если такой человек, он разобрался же как-то, пришел к этому, тоже через перипетии, много сомневался, обошел все религии. И для меня эта книга стала очень даже утверждающая, укрепляющая в православной вере. Ну и потом само по себе изучение православия, христианства, оно в конце концов, а особенно в семинарии, когда уже стали мы богословие изучать, и я понял, что вообще ничего подобного ни в каких других религиях не существует. То же учение о Святой Троице, где все это уникальное учение, христианство — ну откуда оно дано? Оно может только от Бога. Это, во-первых. Во-вторых, раз есть, значит, — ну кстати, эту мысль мне помог усвоить святой Игнатий (Брянчанинов), у него есть такое, что если Бог един, то и путь к Нему может быть только один. То есть как говорят: ну Бог один, а пути к Нему разные. Ну вот так называемый там экуменизм там все такое. А значит, вот я прочитал, я тоже искал разрешение этих сомнений, что если Бог един, и путь к Нему может быть только один правильный или православный, так скажем. Я вообще не делаю разницы между понятием христианство и православие, для меня это знак равенства. То есть православие просто это христианство в чистом виде, так думаю. Поэтому потом начал уже и с католиками разбираться. Тоже все понял. Ну было же сравнительное богословие у нас, там мы изучали. Ну и все, значит, так вот, уже теперь как меня не свернешь. Понятно, что наоборот, я должен убеждать других в том, чтобы они приняли христианство именно в православии. Потому что это и есть чистое христианство, идущее с древних времен и на основании Евангелия и апостольского учения и, естественно, а что может быть выше этого. Нам надо чистоту этого учения пронести оттуда. Только оно может быть спасительное, все остальное оно искаженно представляет христианство. Уж я не говорю уже там о других вообще религиях, а просто вот эти даже наши конфессии, так сказать, которые как бы вот...

К. Лаврентьева

— Отец Михаил, а что отделяет человека от Бога? Когда он уже ходит в храм, причащается, казалось бы, не делает ничего того, что вот прямо плохо-плохо.

Иерей Михаил

— Что отделяет?

К. Лаврентьева

— Да. Но в какой-то момент, например, понимает, что теряет с Ним контакт. Вот в течение своего вот этого духовного пути — пути в храме, пути в духе. Как вы думаете, что на это влияет, где искать?

Иерей Михаил

— Вы знаете, разные бывают, очень разные случаи, очень разные судьбы, разный поиск. Ну действительно иной раз поражаешься, думаешь: ну человек был церковный же, полностью церковный, то есть он в храм и, в общем, вся программа, вот как сказали — и углубленная, и исповедь, и переворот, и очищение, и причастие, и все таинства. Потом вдруг — бац, как что-то случается с человеком...

К. Лаврентьева

— Вот вопрос: что случается? С чего начинается, вот как вы думаете, вот как не пропустить эти моменты в себе, в близких?

Иерей Михаил

— Вы знаете, есть такое понятие — может быть, это не совсем подойдет, — это христианский атеизм. Это такое понятие, когда человек обращается к Богу за исполнением каких-то своих земных целей. Вроде бы он верующий, да, и много таких людей да, которые вот, допустим, они, как один человек говорит: вот у меня был сложный период в жизни, я очень верующий, я ходил в храм, все исполнял, вот молился о разрешении вот этого. Два года, он говорит, я молился о разрешении этой ситуации. Разрешилось, Бог все мне дал. Все, больше я не хожу в храм. Ну вот парадокс, понимаете. Ну вот как это, парадокс, нам понять этого невозможно.

К. Мацан

— Это как в этом прекрасном анекдоте: как человек едет, ищет место для парковки, никак нет этого места. И говорит: Господи, ну пошли мне, пожалуйста, место для парковки. Если Ты мне пошлешь свободное место, я вот буду Тебе верен. В этот момент машина отъезжает прямо, место освобождает. И человек говорит: да, спасибо, Господи, уже не надо.

К. Лаврентьева

— Я сам нашел.

К. Мацан

— Сам нашел.

Иерей Михаил

— Ну тут где-то есть, знаете, что, может быть, детская вера какая. Вот у меня же тоже дети, все это мы проходили. У ребенка-то, у него как вера — мы его, конечно, в храм водим, все, но у него вера такая, что, допустим, я молилась, чтобы, мне, говорит, сегодня, я не выучила там урок, чтобы мне не двойку поставили там, а четверку.

К. Лаврентьева

— Ну и хорошо.

Иерей Михаил

— И исполнилось. Приходит как-то, я помню, дочка: правда, пап, исполнилось.

К. Лаврентьева

— Это первый для нее опыт.

Иерей Михаил

— И говорит: да, я очень, говорит, была...

К. Лаврентьева

— Прониклась.

Иерей Михаил

— Прониклась, да, что я же молилась, и Господь мне дал.

К. Лаврентьева

— Вот, это интересно.

Иерей Михаил

— Вот то есть о чем тут, понимаете, вот такое, наверное. Потом что еще может быть. Ну может быть, знаете, во многом, конечно, влияет, на мой взгляд, образ священника как пастыря, который дает образ Церкви. Бывает, что человек углубляясь в общину — ну а что греха таить, ну мы же люди все, мы люди, и приход, он живой. Люди все, как правило, собираются какие, ну духовно покалеченные все мы, кто, то есть люди разные, это больница. Многие люди не могут понять, что храм и община — это здесь не святые. Мы — это больница, которая нам дана Господом, чтобы мы в нее пришли, изложили все свои раны, и чтобы нам их вылечили, исцелиться. А многие люди этого не понимают. Они пришли — для них это идеал, вот церковь тоже, вот в таком. А потом оказывается, что, внедряясь уже в глубину нашей жизни и сталкиваясь с разными там вещами — мы же не безгрешны, наоборот, мы греховны, и мы не можем избавиться от греховных страстей. Не выдерживают люди — кто-то нагрузок этих не выдерживают, кто-то не выдерживает взаимоотношений, какие-то бывают, может быть, ссоры, где-то и с духовенством иной раз расхождения получаются, где-то видят, возможно, что и образ не очень-то благочестивого священника, так мягко скажем. И я тогда думаю, что наносит удар именно внешний такой вот образ жизни приходской нашей вот общины. Но, на мой взгляд, это о чем говорит? Это говорит о слабости веры. Потому что человек, видимо, пришел ну не затем. Потому что, если его можно отвратить от Бога и от духовной жизни, ну я не знаю там, что где-то там кто-то с кем-то поругался или что-то, или какой-то конфликт — и вот человек не может понять: а как же так, как может такое происходить там в православном храме, например? Как могут люди себя так вести? Ну при чем здесь это. Ну Бог-то свят, и как глава свята, Христос как глава Церкви, Он свят. Един Свят, един Господь. А то, что люди мы все грешные — что тут может быть? Но психика не выдерживает, что человек вот смотрит... Ну на мой взгляд, это, наверное, первая причина. Ну кроме того, что вот о чем мы говорили: когда человек чисто приходит вот исполнить все это — своя есть какая-то задача земная: надо это сделать так, так и так. И, значит, все: сделал, Бог дал, я все исполнил — все. Это второе. А значит, что еще тут может быть? Ну наверное, вот эти вещи основные, когда человек приходит в храм. Ну если он пришел действительно для исцеления души, то я думаю, что его не отвратят вот эти все. А тем более, знаете, что еще. Многие люди, сосредотачиваясь на как бы духовной жизни, да, на своей, как они представляют, они абстрагируются от христианского вероучения и истории церковной. Очень важно. Очень важно знать, читать и углубляться в церковную историю, как все эти вещи происходили раньше.

К. Лаврентьева

— Огромное спасибо за этот разговор, как-то очень многого мы сегодня коснулись в течение этого часа. Друзья, в гостях у «Светлого вечера» был священник Михаил Дубовицкий, клирик храма Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках. У микрофона были Константин Мацан и Кира Лаврентьева. Мы говорили о пути к священству, пути к вере и в вере отца Михаила. Прощаемся с вами до следующего вторника. Всего вам доброго и до свидания.

Иерей Михаил

— Очень приятный был разговор. Спасибо ведущим.

К. Мацан

— До свидания. Спасибо.

К. Лаврентьева

— Спасибо, батюшка.

---

Все выпуски программы Светлый вечер

• «Празднование Пасхи». Светлый вечер с иером. Макарием (Маркишем)
• «Дети и музыка». Светлана Феодулова
• «Переяславская рада». Дмитрий Володихин