У нас в гостях был клирик храма иконы Божией Матери «Живоносный источник» в Царицыно священник Роман Федотов.
Разговор шел о том, почему в семьях зачастую есть трудности с пониманием друг друга и что может помочь наладить взаимопонимание.
Ведущие: Александр Ананьев, Алла Митрофанова
А. Ананьев:
— И снова здравствуйте, дорогие друзья! Пришла пора накрывать семейный стол и начинать «Семейный час» на Радио ВЕРА, что мы и делаем каждую субботу в одно и то же время. С вами сегодня ведущая программы семейный час — Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— И ведущий программы «Семейный час» Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— И наш сегодняшний дорогой гость — клирик храма иконы Божьей Матери «Живоносный источник» в Царицыно города Москвы, священник Роман Федотов. Отец Роман, добрый вечер, здравствуйте.
о. Роман:
— Добрый вечер, дорогой Александр, дорогая Алла, дорогие радиослушатели.
А. Ананьев:
— Как вы считаете, мужчина и женщина, они, ну понятно, что если я спрошу вас в лоб: они одинаковые? Вы, конечно, скажете: нет, Александр, мужчина и женщина, они разные в принципе и вообще. Но вот так вот, если, что называется, как говорит наш хороший священник и психолог: «а если по-честному» — а если по-честному, Господь же не разделяет там мужчину или женщину, священник не разделяет мужчину и женщину. Есть правила какие-то, да, которые выработаны исторически, там женщине нельзя заходить в алтарь условно, женщине нельзя стоять в правой стороне храма...
А. Митрофанова:
— Да ладно?
А. Ананьев:
— Серьезно! Мне бабушка одна так сказала: «Не гоже женщине стоять справа, женщина, стой слева, мужчина, стой справа!»
А. Митрофанова:
— ОБС, да, одна бабушка сказала.
А. Ананьев:
— Почему нет? Исторически так было бы правильно.
А. Митрофанова:
— Понятно, но это уже, как сказать, во всяком случае...
А. Ананьев:
— Почему ты со мной споришь, женщина? Ты должна почитать своего мужика и не спорить с ним. Шучу. Продолжай. Отец Роман, а вот если по-честному, ну ведь не такие уж мы разные, все люди одинаковые, у всех людей одинаковый набор грехов, а если мы разные в чем-то — ну так два мужика, они тоже разные, в той же степени, в которой мужчина разный с женщиной, условно говоря.
о. Роман:
— Вспоминаю стихию моря, какая она может быть разная: может быть спокойная гладь, штиль, а могут быть, действительно, высокие волны, особенно зимой, когда море находится в шторме, так, наверное, и в отношении мужчин и женщин, они могут быть совершенно разными, а могут быть очень близкими, могут даже, наверное, сливаться в одно целое. И в те или иные там даже периоды жизненные, обстоятельства, они могут проявлять себя как очень разными, так, наверное, очень похожими друг на друга. Это, на самом деле, дорогой Александр, дорогая Алла, очень сложная тема для разговора, я даже, честно говоря, боялся идти немножко на передачу и думаю: «что я наговорю?», потому что столько тут подводных камней, столько непростых вещей. Конечно, если взять Послание апостола к Галатам, он говорит: «Нет ни мужеского, ни женского пола, ибо все едины во Христе Иисусе», это вот самый такой камень преткновения, такая фраза. И вот мне легче посмотреть на это с точки зрения разделения природы человека на дух, на душу и на тело. Понятно, что телом мы, даже учитывая наши репродуктивные способности, очень разные, и это, с одной стороны, даже гармония самого тела и красота, она тоже соединяет нас. С другой стороны, дух — в духе, конечно, мы призваны быть едины во Христе для спасения. А вот более сложная история — это история с душой или с психологией, вот здесь можно говорить бесконечно.
А. Ананьев:
— А разве души не одинаковые? У души нет пола, у души даже гендера как такового нет. Душа, она ангелоподобная.
о. Роман:
— Если мы говорим с точки зрения психологии, наверное, здесь надо говорить о такой как бы гендерной психологии, психологии полов, вот она, конечно, разделяется, я говорю именно как вот о психике, о каких-то там качествах моральных, нравственных, и здесь все очень даже непросто.
А. Митрофанова:
— У меня есть иллюстрация на этот счет в «Гарри Поттере», когда они уже подростки. Ну, то есть, понятно, это такой роман-воспитание, дети растут, и растут у читателя на глазах. И в какой-то момент они уже подростки, и у них начинаются вот эти там всякие влюбленности, уже не просто дружба, а они обращают внимание на девчонок парни, девчонки на парней. И девочка, которая очень переживает из-за гибели своего молодого человека, ну как, они просто по-детски так встречались, и при этом ей нравится, собственно, другой мальчик — Гарри, она такая вся смущенная. И чтобы объяснить, что в этот момент происходит у нее внутри, почему она в смятении, подруга Гарри Гермиона начинает на пальцах объяснять: «значит, смотри, у нее внутри сейчас параллельно чувство утраты по поводу вот этого мальчика Седрика досада, что они не вместе. При этом ты ей нравишься, и она хотела бы быть с тобой, в смысле — с тобой дружить, но при этом она понимает, что она таким образом, может быть, предает память того мальчика. При этом ей очень интересно было бы с тобой общаться, но она сама себя останавливает...» И, в общем, дальше она перечисляет длинный-длинный-длинный спектр того, что другая девочка в этот момент чувствует и почему она в смятении. И парни смотрят на свою подругу, которую они знают сто лет, и они, я сейчас дословно не помню, как это всё там сформулировано, но — «Неужели у вас, у девчонок, одновременно внутри может происходить столько всего? Как это вообще может влезть в человека?» На что она говорит: «Ну, это у вас эмоциональный диапазон, как у зубочистки, а мы, девочки, вот такие».
А. Ананьев:
— Ужас. Взяла и обидела всех сразу.
А. Митрофанова:
— Это не я. (смеется)
А. Ананьев:
— Как ты могла так об отце Романе сказать?
А. Митрофанова:
— Я не имела в виду никого из конкретных мужчин, я просто процитировала, привела пример из книги, где, как мне кажется, очень наглядно подсвечивается тема сегодняшнего нашего разговора, действительно.
А. Ананьев:
— «Диапазон как у зубочистки», ужас какой...
А. Митрофанова:
— Это очень яркий эпитет, почему-то я его запомнила.
о. Роман:
— Да, если женщина не смотрит, это не значит, что она не видит.
А. Митрофанова:
— Да, да, да, примерно так. Если она спит, это не значит, что она ничего не замечает, не чувствует и так далее, естественно. Ну, что делать? Вот такие мы немножко разные.
А. Ананьев:
— К чему мы с Аллой Митрофановой затеяли сегодня этот разговор и предложили эту тему нашему дорогому гостю? Дело в том, что сегодня международный день языковых жестов. Не языков, а именно жестов. И мне кажется, что это профессиональный праздник всех женатых и замужних людей на свете. Объясню, почему: мужчине и женщине, как мне кажется, не дано понять друг друга в принципе вообще никогда, ни при каких обстоятельствах, никак.
А. Митрофанова:
— Ну почему же?
А. Ананьев:
— Ну потому что это невозможно. Я тебе объясню: мы можем сделать вид, что мы понимаем друг друга, мы можем постараться понять друг друга. Но, как это бывает чаще: мы, не понимая друг друга, говорим: «Слушай, я тебя люблю. Люблю тебя такая, какая ты есть. Я не все понимаю, но я все принимаю, со всеми твоими перепадами настроений, со всеми твоими необдуманными поступками, со всеми твоими дурацкими, простите меня, желаниями и фантазиями, я люблю и принимаю тебя такой, какая ты есть. Но не понимаю!» Почему нам не дано понять друг друга? Я объясню, как это происходит: допустим, у меня рождается желание... Человек современный и, наверное, вообще в принципе человек, не способен сформулировать свои чувства. Почему психологи заставляют нас писать дневники чувств, например, да? Потому что мы не умеем распознавать свои чувства, не умеем формулировать о том, что у меня вот такое чувство. Ну вот у меня возникает желание, я его, конечно же, интерпретирую как-то иначе. Условно говоря, я не чувствую в себе реализованность, реализованность какого-то своего таланта, а мне кажется, что я хочу жареную курицу, условно, да? Я утрирую, но примерно так и происходит. И я пытаюсь сказать об этом, допустим, своей жене: «Жена, я хочу жареную курицу». Но поскольку я еще и плохо говорю, я еще и произношу это как-то иначе. То есть я почувствовал одно, решил сказать другое, говорю третье. И тут жена такая слышит абсолютно четвертое, потому что человек понимает и воспринимает ситуацию в зависимости от погоды, от обстоятельств, от того, выспалась она или нет, от того, как она себя чувствует, от того, подстриглась ли она, сделала ли она маникюр, в зависимости от этого целого ряда обстоятельств она воспринимает информацию так. И вот она услышала это так, а поняла еще по четвертому. И получается, есть ли шанс у мужика передать вот это вот чувство, сделать так, чтобы его поняли? Да никакого. Понятно, что я сейчас где-то перегнул палку и слишком сильно утрировал все это, но понять нам друг друга невозможно, ибо мысль изреченная, — если верить Тютчеву, — есть ложь, любая мысль, понять невозможно. Отец Роман?..
о. Роман:
— Александр, ну вот сейчас вспомнили вы про маникюр, про прекрасно уложенные волосы, вот жена встретила мужа с работы, он так смотрит: ну и что? Ну, мы молчим. Вот, и ей так хочется, чтобы она была в наших устах самой красивой, самой прекрасной и чтобы мы что-то об этом сказали вообще, чтобы мы её обняли и сказали: «ты моя самая любимая, ты так прекрасно выглядишь сегодня». Кстати, некоторые психологи говорят о том, что если женщина чувствует себя спокойной со своим мужем, она чувствует его защиту, его ласковое слово, его поддержку, она действительно расцветает, она становится красивой. И поэтому как нас не понимают, так и мы тоже не понимаем, что нужно сказать: «вот что, ты не догадываешься что ли? Как тебе по-другому уже, на пальцах объяснить? Тебе дети даже подсказывают — посмотри, посмотри, что нужно сделать, маму пригласи куда-нибудь в театр, сколько ты не приглашал уже». И таких вот камней преткновений очень много. Или даже взять какую-то там кризисную ситуацию, состояние стресса — некоторые физиологи утверждают, что у нас там остаются участки мозга, которые способны контролировать ситуацию, у женщины в состоянии стресса правое, левое полушарие всё, как огнём объято, не способен в этот момент человек как-то проанализировать, как говорят: «немощный сосуд женщина». И потом, когда она успокоится, тогда можно как-то, может быть, сказать ей много-много-много таких вот, казалось бы, различий. Но при всём при этом есть и много общего, потому что мы сейчас опять возьмём слова там... Я так захотел вспомнить Антония Сурожского, он о браке говорил, что это то место, где вообще кончается рознь, где двое...
А. Ананьев:
— ... где кончается логика.
о. Роман:
— ... одной личностью становятся, где люди полюбили и приняли друг друга до конца. С другой стороны, понимаешь вот в раю, мы берём райские обители до грехопадения и знаем, что после того, как Адам и Ева согрешили, начали стихии проявляться везде, абсолютно во всех отношениях, и в отношениях между животным миром, и стихиями и человеком, между человеком и Богом, и между, конечно, человеком и человеком. И в каком-то смысле, наверное, наша миссия в том, чтобы восстановить то райское блаженство, Господь говорит: «Будьте совершенны, как Отец ваш совершен». И поэтому, конечно, тот же сам брак, то таинство, оно безусловно должно служить для того, чтобы мы стали, так, в общем-то, и говорится: «в плоть едину Господь сочетает».
А. Ананьев:
— Священник Роман Федотов, клирик храма иконы Божьей Матери «Живоносный источник» в Царицыно города Москвы, размышляет сегодня вместе с нами о том, почему мужчина и женщина с таким скрипом понимают друг друга, хотя, казалось бы, должны. Меня зовут Александр Ананьев и Алла Митрофанова, ведущая программы «Семейный час».
А. Митрофанова:
— Мне кажется, что если, Саш, вернуться к той цепочке передачи информации, о которой ты сказал буквально несколько минут назад: я хочу одного, интерпретирую свое желание по-другому, говорю третье, слышат меня вообще по-четвертому, ну и так далее...
А. Ананьев:
— И в итоге курица жареная тебе не достается в конечном итоге.
А. Митрофанова:
— А какая-нибудь, я не знаю, диетическая индейка на пару. Дело не в этом.
А. Ананьев:
— И то завтра, потому что сегодня среда.
А. Митрофанова:
— Мне кажется, что коммуникативный сбой самый главный ‒ это вот как раз первые два звена: не понимают того человека, который не понимает себя. Пока мы не научимся понимать самих себя, мы не сможем адекватно о своих желаниях говорить нашим мужьям, женам, близким, не сможем, правда. Это тогда и будет вот из серии: «ну неужели ты не видишь? А ты разве сам не видишь? А ты разве сам не догадываешься в чем дело?» Нам дан речевой аппарат для того, чтобы мы могли самым, я не знаю, это сложносочиненный, Господом Богом так устроенный, но для нас естественный способ передачи информации — ртом в ухо. Это так сложилось, для человека это естественно. И моя задача, моя ответственность в моей собственной жизни — сделать так, чтобы я сама понимала, что хочу сказать и максимально адекватно доносила до своих близких свои чувства, эмоции, переживания, если хочу рассчитывать в ответ на сочувствие, сопереживание, ну и так далее.
А. Ананьев:
— Замечательное наблюдение. И слушая тебя, я даже подумал, что, знаешь, что нам могло бы отчасти, а может быть, и во многом, помочь решить эту проблему с распознаванием своих чувств, с распознаванием своих эмоций, с диагностикой своей боли, хотя бы с диагностики просто: где болит, почему болит — исповедь, отец Роман, как вы считаете? Если подходить к исповеди действительно очень глубоко, въедливо, если разбираться со всем, ну и так внимательно, обстоятельно со всем, что происходит в твоей душе, то тебе будет и проще язык находить и с собой, и, как следствие, с людьми, которые живут рядом с тобой.
о. Роман:
— Исповедь, конечно, это метанойя — изменение сознания, но ведь вообще покаяние не заканчивается исповедью, это тяжелейшая работа, тяжелейший труд всей вообще жизни человека. И в святоотеческой такой практике есть такое пожелание, благословение, чтобы, например, супруги вместе ходили к одному, например, батюшке, к одному священнику, к одному духовнику своему, потому что он действительно, знает внутренний мир отчасти, проблемы этих людей. И, конечно, не надо забывать, что любое Таинство совершается благодатью Духа Святого, и в этот момент конечно священник в любом случае будет стараться примирить, например, враждующие стороны. Даже берём Социальную концепцию Русской Православной Церкви о браке, о разводах, вот это очень важно, чтобы это сильнейшее средство было использовано, чтобы мы не пренебрегали им, и люди часто, действительно, очень к этому внимательно относятся, очень стараются, но, с другой стороны, и пастырь, он тоже должен быть очень аккуратен, в его руках острейшее орудие, чтобы не навредить, не сделать чего плохого. А язык коммуникации, он действительно очень сложный, как вот в фильме: «они сами не знают, чего хотят», или как домовенок Кузя, он там говорит: «Что-то мне хочется такого...», а кот: «ремня, ремня ему» — говорит. Поэтому иногда действительно нам нужно, наверное, успокоить ход движений вокруг себя, прийти в какое-то состояние духовного равновесия, даже иногда мне жена говорит: «Слушай, ты вообще сам определись, чего ты хочешь, ты вот подумай как следует, а потом давай, сядем и будем говорить», потому что иногда чуть ли, как говорится, не слюной мне брызжешь в трубку телефона, пытаясь речитативом донести, я же словами говорю, я же четко тебе объясняю свою позицию, и человек на том конце провода так же четко тебе молчит или просто вешает трубку и бросает, и никакой коммуникации не получается.
А. Ананьев:
— Мне пришла в голову... ой, я люблю всякие радикальные мысли и утверждения такие, громкие заявления, и мне пришло в голову, что в основе христианской семьи лежит напрочь отсутствие необходимости мужчине и женщине, мужу и жене понимать друг друга — вообще не надо, ни к чему. Объясню свою мысль: мужчина должен понимать себя, свои желания, свои стремления, свои цели и соизмерять их с волей Бога. Вот у него возникло желание, он обратился к Богу, понял, что Богу это угодно, и он идет прямо, все! Все, что ему надо — это понимать себя, что ему надо. А женщине не надо понимать мужчину, вот почему он это захотел, чего он это решил, зачем? Он ей сказал: «Жена, ступай направо», и она, покорно опустив бровки, идет направо. «Жена, теперь ступай налево!», и она не задает вопрос мужу: «А чего это мы пошли налево, а зачем? А может, останемся на месте или пойдем назад?» Нет, она спокойно идет налево. Все, больше ничего не надо. Он не понимает ее, она не понимает его, она следует за ним, а он следует за Богом — идеальная концепция семьи православной.
о. Роман:
— Нет, ну это из той серии мультфильмов: «Тринадцатый, кого должен любить? — Самого себя».
А. Митрофанова:
— Да, «хочешь сахару?» там замечательный у него дракончик. (смеются)
о. Роман:
— Да-да. Потому что не только понимать, но и любить, любить и своих жен, как и Христос возлюбил Церковь, и предал Себя за нее. То есть не просто понимать, но вообще всем пожертвовать ради нее, ради семьи, даже если понадобится умереть. Я вот даже такой практический пример приведу: иногда вот жена моя, любимая...
А. Митрофанова:
— Красавица! Однажды вы приходили вместе с вашей супругой сюда, в студию, я до сих пор вспоминаю, такое ощущение было, что какое-то сияние от нее прям исходит, это удивительно! Мама восьмерых детей.
о. Роман:
— Девятерых.
А. Митрофанова:
— Девятерых, простите.
о. Роман:
— Но однажды я увидел, что она просто молчит великодушно, видя мой гнев, причем до этого она реагировала всегда как-то очень эмоционально, очень вспыльчиво, и мы, когда садились за стол переговоров, не находили общего языка. А здесь она так вот посмотрела на меня, как-то даже любящим таким взглядом, и мне самому стало чуть позже уже стыдно, я понял, что был неправ. И я увидел, что в человеке, с которым я уже давно нахожусь, происходят вот такие глобальные изменения, что она становится лучше, я вот эту вот красоту духовную, безусловно, оценил. Это стало обличением моего собственного безумия и мне как-то стало стыдно находиться, я-то должен вроде впереди, я «локомотив», за мной «вагоны», а тут меня кто-то даже в каком-то смысле опережает. Но, с другой стороны, это же наше общее дело, мы один какой-то мощный мотор, какой-то организм, и поэтому я и за неё начал радоваться, и за себя, что это особое приобретение нашей семьи, чего доселе я даже как-то не замечал, а вот уже по истечении тридцати практически лет супружеской жизни ты видишь какие-то моменты, которые переходят на тебя, тебя заражает великодушие, тебя заражают какие-то добродетели, которые есть в человеке, и это начинает работать, без слов иногда.
А. Митрофанова:
— Потрясающе.
А. Ананьев:
— Семья, как малая церковь, и глава этой церкви — это муж. Бог, вторым после Бога следует муж. Никто же не обязан его понимать, все обязаны его слушаться. Послушание — это как раз готовность последовать за человеком, даже если ты не понимаешь или даже не разделяешь его точки зрения, тебе не важно его понимать, тебе важно за ним следовать. Видите, даже в самой концепции семьи, как малой церкви, заложено отсутствие необходимости понимать друг друга.
А. Митрофанова:
— Ты сейчас очень сильно упростил, как ты говоришь: концепцию семьи, как малой церкви.
А. Ананьев:
— Я упростил почему — смотри, мне очень важно донести свою мысль. Мы не понимаем друг друга, это нормально...
А. Митрофанова:
— Почему это нормально-то?
А. Ананьев:
— Это нормально. Нам очень трудно понять друг друга и в самой системе заложено то, что мы не понимаем друг друга, и относитесь к этому спокойно.
А. Митрофанова:
— Да нет, в системе-то как раз заложено совсем другое. Если семья, как малая церковь, есть же еще один образ, понятно, что вот Христос и Церковь, но есть еще и образ Троицы. И вот это безмолвное, как на рублевской иконе этой гениальной, изумительной, правда, прорыв в вечность, такое озарение было у преподобного Андрея. Вот, пожалуйста — три Лица Пресвятой Троицы.
А. Ананьев:
— Это единое целое.
А. Митрофанова:
— Нераздельно и неслиянно. Они общаются друг с другом, и мы видим, что это общение, но при этом они безмолвно даже общаются друг с другом, но это полное взаимопонимание, взаимоприсутствие, взаимопроникновение — вот, вот это, понимаешь: «Сотворим человека по образу Нашему и подобию Нашему». Простите мое женское богословие, отец Роман, поправьте, если что.
А. Ананьев:
— Ты сейчас сравнила семью с Троицей, это очень смелое сравнение.
А. Митрофанова:
— Это то, к чему мы призваны, вот к этому стремиться. А ты говоришь, что в систему изначально заложено, что мы друг друга не понимаем. Ну, понятно, что есть грехопадение и мы от этого никуда не уйдем, но вектор-то, вот он такой должен быть, мне кажется.
о. Роман:
— Конечно, тайна святой Троицы, безусловно, есть и в семье, и в христианской семье, потому что Троица пребывает в Церкви, а домашняя церковь — это и есть семья. Мы, конечно, не передёргиваем, не говорим о том, что вот это молчание, месяц, неделя молчания, когда мы поссорились и просто не хотим говорить, и думаем, что так, может, как-то оно разрешится само собой. Знаете, иногда нам кажется, что мы «сдаём Москву», это плохо, но получаем даже какое-то стратегическое преимущество над «войском Наполеона», потому что есть силы там как-то укрепить обескровленную в сражениях «армию». Вот даже взять фигурки пазла, например, они же разные все, вот где-то выступ, где-то выемка такая, и вот они складываются в очень хорошую, красивую такую картинку и поэтому, мне кажется, вот эта вот тайна разности, она одновременно является тайной единения у каждого из нас, даже в каких-то вопросах воспитания это может проявляться, говоря там о настойчивости, о воле к победе мужа, отца, и о какой-то нежности матери, к которой, бывает, торопятся дети, наказанные отцом, или наоборот, у них совместная какая-то любовь, совместное общение, поездки, благотворно действуют. Кстати, вот общение детей, папы, например, с сыновьями, когда папа берет напильничек там или пилу, и они что-то начинают, хотя вот нет времени, нет места даже, где это сделать в городских условиях, но это так трогательно бывает, действительно, и женщина всегда это отмечает, говорит: «какие же вы у меня молодцы!» Или, например, папа приходит, а там мама на кухне с девчонками салат режет и учит, как картошечку пожарить, а то ведь все пеняют, что вот она вышла замуж и даже яичницу не сделает, и так гармонично это все работает, и так это по-разному, но для единого дела проявляется это вот.
А. Ананьев:
— Вот так и получается, что у нас сегодня в беседе такой радикальный я, который утверждает, что мужчина и женщина в принципе не способны понять друг друга, не менее радикальная Алла Сергеевна, которая утверждает, что мужчина и женщина — это единое целое, которые обязаны понимать друг друга вообще с полуслова...
А. Митрофанова:
— Да не обязаны, почему?
А. Ананьев:
— Перестань спорить с мужем. И отец Роман, который очень взвешенно и мудро как-то пытается нас рассудить, не вставая ни на чью сторону, но лишь вставая на сторону любви и света. А мы продолжим разговор через минуту, не переключайтесь, будет интересно, я вот через минуту собираюсь доказать, что мужчина и женщина, в принципе, по природе своей не способны друг друга понять, у них органы не совпадают. Не переключайтесь, будет интересно.
А. Ананьев:
— Семейный час на Радио ВЕРА, сегодня с вами Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Впрочем, как обычно, и наш дорогой гость, священник Роман Федотов, клирик храма иконы Божьей Матери «Живоносный источник» в Царицыно. Я обещал вам доказать, и я сейчас это сделаю, что мужчины и женщины настолько разные, что понять им друг друга невозможно. Отец Роман, вы, наверное, знаете, что у мужчины есть один цвет, допустим, синий, а у женщины есть много синих цветов, и она их прям реально разделяет, и для неё очень важно, то есть то, что для мужчины четыре синих платья, для женщины абсолютно разные платья, абсолютно разных цветов, там голубой, лазурный, цвет морской волны, индиго, прости меня, Господи, что бы это не значило, цвет индиго и так далее. Дело в том, что женщины реально воспринимают больше цветов и оттенков, чем мужчины, в мужском глазу объективно находится меньше клеток, отвечающих за цветовое распознавание. Что мужчина может понять о разнице между лазурным, цветом морской волны, индиго и голубом? Ничего! Он видит один и тот же цвет, у него нет столько клеток.
А. Митрофанова:
— Вот сейчас Ван Гог бы тебе ответил, будь он жив, наш современник, в этой студии.
А. Ананьев:
— Ван Гог безумен, он себе ухо отгрыз, не надо про Ван Гога!
А. Митрофанова:
— Ван Гог гениален.
А. Ананьев:
— Нормальный мужик не понимает разницы в цветах. Более того, я тебе скажу вот что: дальтонизм бывает только у мужиков, это британские учёные сказали, только у мужиков. Женщина-дальтоник — это исключение из правил, не бывает женщин-дальтоников, только мужчины. К чему это я? Мужчины и женщины не способны понять друг друга по своей природе, Господь их создал такими разными, что понять им друг друга нереально. Ваш комментарий, отец Роман.
о. Роман:
— Я всё-таки настаиваю на том, что при всей разности нашей мы всё-таки единое целое, потому что моя жена различает цвета очень хорошо, я зато нюхаю хорошо. И она, например, подбирает, действительно, замечательные платья для дочек, она замечательно...
А. Ананьев:
— Но вы же не пытаетесь понять, вы просто принимаете это всё как данность.
о. Роман:
— Да, я даже радуюсь тому, что она так всё может красиво сделать, украсить к пасхальному столу стол, такие прекрасные сделать там украшения на кулич, или оформить комнату, к дню рождения сына или дочери. Какая-то, действительно, красота, степенность, нежность, я даже не претендую на это, я вообще не заморачиваюсь насчёт палитры и гаммы всех этих цветов, я уже прихожу и наслаждаюсь картиной, говорю: «как хорошо!»
А. Ананьев:
— Так это же идеал, вот это то, о чём я говорю! Мужик не может понять вообще, красиво это или некрасиво. Жена возвращается из салона, там, где её подстригли только что и покрасили, мужик на неё смотрит так внимательно и говорит: «А погоди, вот это красиво, да, вот это?» Она говорит: «Да, это очень красиво», и он сразу: «Ой, как это красиво!» Всё.
о. Роман:
— Ну, попробуй сказать что-нибудь...
А. Ананьев:
— Да-да-да, то есть он не может понять вообще категорию «красиво-некрасиво», если жена сказала, что это красиво — всё, для него это красиво. Понять невозможно.
А. Митрофанова:
— А почему тогда ты у меня главный эксперт по эстетике и выбираешь мне гардероб?
А. Ананьев:
— А знаешь, как я стал главным экспертом по эстетике? Я просто тебя внимательно слушаю, и ты говоришь: «вот это красиво, вот это некрасиво», и всё, ты как-то начинаешь ориентироваться в этом сложном мире красоты — не понимаешь, но как-то вырабатываешь для себя ряд каких-то правил. Всё, тебе не надо даже пытаться понять, ты это не поймёшь никогда. Мужчина женщину понять не способен. У женщины гормонов в разы больше, чем у мужчин, ты знаешь об этом?
А. Митрофанова:
— Всё-таки настаиваю на том, что...
А. Ананьев:
— Мы можем играть в понимание. Вот отец Роман тоже говорит, что он не понимает, как это происходит, он не понимает, по каким правилам супруга создаёт эту красоту, этот уют, это всё, он просто радуется тому, что это происходит.
о. Роман:
— Много чего полезного вообще, такая галерея искусств происходит в семье, и у нас, и не только подбирает красивые цвета, но и вообще совестью даже моей иногда является, я, низко поджав хвост и уши, если что-то накосячил, прихожу домой, знаю, что сейчас меня действительно обличат, что я там так задерживаюсь, что я, может быть, там даже со своими друзьями поехал один куда-то там и знаю, что, наверное, это не совсем правильно, и это тоже для меня некоторый «стоп», потому что не всегда замечаешь знаки на дороге, может, темно и хорошо, если с тобой рядом сидит пассажир и подскажет тебе: «слушай, а ты поаккуратнее», твой штурман, и никакие вообще гонки, а мы действительно, по жизни так гоним, особенно вдвоём, что без доброго штурмана никак не обойтись, и в этом тоже некоторое единство в этих состязаниях, я держусь крепко за баранку, она смотрит по сторонам, у неё это очень хорошо получается, на 180 и на 360 обозревать всё.
А. Митрофанова:
— Здорово. (смеется) Ну, всё-таки, всё-таки, вы меня простите, но мне кажется, что непонимание возникает там, где человек не понимает самого себя. И вот в этом смысле помянутый вами, отец Роман, митрополит Сурожский Антоний, у него же потрясающее есть размышление о вот этом процессе самоуглубления человека: вмолчаться, да? Вглядеться в себя, вмолчаться. И замечательное его духовное чадо Фредерика де Грааф, рефлексотерапевт Первого московского хосписа, вот мы с ней общались, и она прямо очень, поскольку она человек напряжённейшей такой духовной жизни, она невероятно интересно и глубоко размышляет о важности вглядеться, вмолчаться просто, потому что только в этом случае, если человек может остаться наедине с собой на десять минут, на пятнадцать минут, вот просто помолчать, только тогда он может в глубине себя расслышать Бога, вот эта вот встреча с Богом тогда будет возможна, иначе мы захламляем просто своё пространство, и тогда и получается, что хочу я на самом деле порисовать, а мне кажется, что хочу жареной курицы, вот этот вот дисконнект, простите за неловкое слово, он происходит на внутреннем уровне. И мне кажется, что вот этот опыт тишины, пребывания в тишине, он может стать одним из инструментов для того, чтобы мы лучше и себя слышали, и друг друга как следствие. Ну и исповедь, конечно, тоже.
о. Роман:
— Да, вы знаете, тут ассоциация такая: мы заходим в какое-то важное место, например, в студию, где записывается передача, и говорят: «тихо, идёт запись».
А. Митрофанова:
— Да.
о. Роман:
— Вот, и нужно действительно, наверное, остановиться, задуматься, что даже супружество — это таинство, вот «Два в плоть едину сочетает Господь», это ведь уму даже непостижимо, какая там первая степень родства между родителями и детьми, или вторая степень родства между бабушками, а тут нулевая степень родства. И здесь, когда ты задумываешься, когда ты находишься в этой тишине, ты, наверное, прежде всего напоминаешь себе о той колоссальной ответственности, которая у тебя есть за того человека, который вручён тебе Промыслом Божьим, и о том, что любое слово, сказанное, опять же, тобой, может, как вот в тех американских фильмах: «против тебя быть использовано», о том, что ты в конце концов можешь соблазнить другого и горе тому, через кого соблазн приходит. И когда человек начинает, наверное, осознавая это, просить у Бога, даже в момент ссоры — помощи, например, жене, чтобы она успокоилась, чтобы она простила, не за себя даже сначала просит, хотя нужно, может быть, сначала действительно, пристегнуть ремни в кресле самолёта самому, а потом уже говоришь: Господи, ну и мне дай спокойствия, потому что мы нужны друг другу для того, чтобы стать лучше, чтобы стать единым целым, чтобы вернуться в Царство Небесное. И дьявол знает, дьявол знает, насколько велика эта ценность, насколько семья является действительно тайной. Господь же так и сказал: «ну нехорошо быть человеку одному, ну просто нехорошо», конечно, нехорошо быть разными, именно в том плане, когда мы расходимся, ссоримся, как в море корабли, вот так нехорошо, и поэтому для того, чтобы вот в этой тишине Божественного творения возникли «двое в плоть едину», чтобы эти двое, при всей их разности, помогали друг другу, чтобы они молились друг за друга, чтобы они любили друг друга, конечно, вот эта рознь, она должна быть закончена в семье.
А. Ананьев:
— Старец Паисий Афонский, иллюстрируя то, что муж и жена разные, но дополняют друг друга, и эта разность необходима им в динамике развития семейной жизни и движения к Богу, сравнивает мужа с педалью газа в автомобиле, а жену с педалью тормоза. Говорит: «Представьте, если бы в автомобиле была только педаль газа или только педаль тормоза, и то и другое привело бы к полному фиаско, автомобиль бы был не способен куда-то двигаться, и лишь потому, что там есть две педали, он как-то может безопасно двигаться». Я очень рад, Алла Сергеевна, что вы сказали про необходимость тишины и возможности вмолчаться в себя, я тут просто нашел подборку «британские ученые утверждают», просто это реальные факты, я буду оперировать фактами жестко.
А. Митрофанова:
— Британских ученых.
А. Ананьев:
— Да, да, да.
А. Митрофанова:
— Это важно, да.
А. Ананьев:
— В сутки женщина произносит до 21-й тысячи слов, мужчина — не более 7-8 тысяч слов в сутки. Женщины говорят в три раза больше, чем мужчины, именно поэтому мужчины считают женский пол болтливым.
о. Роман:
— Александр, ну в профессиональном нашем каком-то таком аспекте мы, бывает, так много говорим слов, я думаю, мы, и телеведущие или радиоведущие, и священники, а бывает, что мужчины такие, что не прочь поговорить, я вот сам по себе знаю, как в шутке: как женщина, с одним, с другим, с третьим.
А. Ананьев:
— Вам по работе надо, по служению.
о. Роман:
— Да, выход из ситуации ищешь, но иногда, знаете, вот этот вот лепет, вот эта поэзия меня даже немножечко успокаивает. Понятно, как в той шутке, может быть, стоит мужчине сказать сразу, что его сейчас не будут просить там что-то просверлить, или что он хороший, а просто с ним хотят поговорить, и он, может, и будет спокойно слушать, но я, наверное, ужаснулся больше, если бы оказался в полной изоляции, когда вокруг меня была тишина. Как, опять же, уже не английские учёные, а японские доказали, что да, эта суета города, это безумие офиса, и когда человека помещают в капсулу, наполнив её, например, маслом, и никакой звук туда не попадает, уже через час-через полтора он начинает ощущать какую-то тревогу, ему не хватает этого общения, как, в общем-то, и мужу, мужчине не хватает всегда общения с женщиной, как бы мы не утверждали противного.
А. Митрофанова:
— Ну не знаю, не знаю, Александр Владимирович были бы счастливы, если бы я держала рот на замке и говорила не даже семь тысяч слов в день, а тысячи полторы, и всё по делу.
А. Ананьев:
— Ну, хватит двух: «курицу будешь?» Всё, всё.
А. Митрофанова:
— Остальное — шум моря. Так что в принципе, словарный запас мой мог бы быть более скудным, чем у Эллочки из знаменитой книги, однако...
А. Ананьев:
— Ну, неспроста же она так привлекательна и хороша собой — она мало говорит, у неё запас слов маленький. Шучу, шучу.
А. Ананьев:
— «Семейный час» на Радио ВЕРА. Знающая много слов, обладающая огромным вокабуляром, ведущая Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— Вот даже не знаю, что сейчас сказать... Александр Ананьев, всегда умеющий видеть хорошее в человеке.
А. Ананьев:
— И, наш дорогой гость, священник Роман Федотов, клирик храма иконы Божьей Матери «Живоносный источник» в Царицыно. Ну что, шутки кончились, мы подбираемся к финалу программы, и мне очень хочется поговорить серьёзно. Допустим, к вам на исповедь приходит женщина, которую вы хорошо знаете, или мужчина, которого вы хорошо знаете, и говорит: «Моя семья разваливается, мы с женой не понимаем друг друга». Или они не приходят, но у них в душе бьётся вот это вот: «она меня не понимает» или «он меня не понимает». Откуда берётся вот это — «она меня не понимает»? Откуда берётся вот эта боль от того, что «я остаюсь в семье непонятой» или «непонятым»? А вообще бывало такое, что к вам приходили на исповедь с такой болью?
о. Роман:
— Конечно, к священнику, бывает, приходят с очень страшными словами: «Батюшка, развенчайте нас обратно, мы совершенно друг друга не понимаем, мы стали далёкими друг от друга, мы прожили в браке, совершенно разные цифры можно услышать: пять лет, иногда двадцать лет, и страшнее всего, когда ты слышишь: «Мы прожили в браке тридцать лет, у нас там шесть-семь-восемь детей», и случается какая-то трагедия. И, конечно, враг нашего спасения дьявол, он не дремлет, потому что для него цель номер один — это всегда семья. Почему так? Потому что семья — это домашняя церковь. И вот на таком мистическом уровне, прежде всего, надо воспринимать. Мы даже, когда вот венчаем людей, я в каком-то смысле напутствую их на войну, потому что, понимаете, сейчас может быть первый обстрел, вы можете рвануться в лесополосу, а там мины и вас разорвёт по частям. Или нужно как-то стратегически сгруппировать положение войск для того, чтобы отразить атаку сейчас, или нужно, может быть, отступить иногда, но это будет война, не будет легко. И даже сам смысл венчания — мы просим помощи у Бога. Зачем? Потому что брак — это тяжелейший крест, «претерпевый только до конца спасён будет». И поэтому во многом вот эта подготовка к браку, она очень важна. Я до сих пор с сожалением наблюдаю иногда, что люди приходят, говорят: «Нам надо быстро, вот мы решили, у нас роспись через две недели», и я говорю: «Слушайте, я вас даже не знаю, ребят, просто не знаю». Раньше можно было венчаться или только на приходе у мужа, или на приходе у жены, соответственно, священник знал и мог поговорить с ними, пообщаться с ними, рассказать о том вообще, что это такое, передать какой-то собственный опыт. Я вот так говорю: «Ребят, стоп, стоп, стоп, вот у нас в храме есть кафешка, там кофе замечательный, староста наш замечательный Дмитрий Александрович организовал всё в храме «Живоносный источник» в Царицыно, давайте мы там соберёмся за чашечкой кофе и просто поговорим. Я расскажу о том, какие у нас проблемы в семье, как мы их стараемся решать, вы расскажете, я выслушаю сразу две стороны, потому что просто приходят: «я развожусь с ним, потому что он такой-сякой», а когда приходит муж, а там вообще другая картина, другая история. И поэтому надо всегда, мне кажется, воспринимать это с точки зрения борьбы добра со злом, потому что дьявол прекрасно понимает, какие ставки, это ведь не только один несчастный человек, глубоко несчастный человек, который иногда даже хочет жизнь самоубийством закончить. Или вот в детской больнице, где я служу, приходят дети на исповедь и говорят: «Батюшка, я хочу умереть». Я говорю: «Стоп-стоп-стоп (там человеку 12 лет, 10), что случилось, миленький?» Он говорит: «У меня мама с папой разводятся», и ты понимаешь, какая вообще эта трагедия и какие страшные последствия потом. Как будут смотреть вот эти детки, например, «все мужчины, они ужасные, потому что папа нас бросил, и вообще там брат был ,так плохо себя вёл», и бес только радуется и потирает руки, такое глобальное разрушение, глобальная катастрофа. И поэтому, конечно, прежде всего, вот «Господи, верую, помоги моему неверию», если человек просто упадёт на колени, даст минуту тишины, и поедет, не знаю там, к святыне: «я не могу ничего сделать», такое же бывает, что грехах таить, в семьях священников есть большие, огромные проблемы, и об этом говорит и на епархиальных собраниях Святейший, и на викариатских собраниях в городе, например, Москве. И нужно обязательно помогать друг другу, не думать, что мы один на один оказались с этой проблемой, потому что таких людей много, я бы даже сказал, это такая битва сейчас идёт за семью, именно на неё обращают основной сейчас удар среди прочих каких-то там общественных институтов, и те процессы глобальные, секулярные процессы, они, безусловно, затрагивают сейчас институт семьи, и мы видим это в западном мире. Я совсем недавно, неделю назад встретился случайно с настоятелем католического прихода в городе Москве, отцом Майклом, и просто мне очень хотелось с носителем другой культуры, другого языка, хотя он хорошо говорит по-русски, но в чём проблема, я говорю: «Почему такое оскудение веры вот там в Ирландии происходит?» Он говорит: «Ну, ирландцы, да, они такие немножко язычники, они там вот любят смотреть на луну, на деревья, да, это наша проблема, но в основном, говорит, мы не сохраняем вот этой преемственности, передачи веры, семейных ценностей от родителей к детям», то есть дети смотрят на родителей и не видят вот этой красоты, это, опять же, вопрос ответственности, что будет с этими малышами, как они посмотрят, или вот это выражение: «ради детей сохранить семью», но они всё равно будут видеть эту ложь, это ваше отношение, вашу обиду взаимную и поэтому здесь надо на каком-то, действительно, особо глубинном уровне. Я иногда даже просто ухожу в алтарь и говорю: «Я не знаю, что вам сейчас сказать, я помолюсь сейчас, помолюсь за вас, давайте мы встретимся через неделю. Я вас очень прошу, не предпринимайте никаких шагов, не надо идти в ЗАГС и подавать заявление на развод, давайте подумаем, я попрошу других священников помолиться, я, может быть, как-то организую встречу с другими какими-то нашими прихожанами, у которых были семейные проблемы, давайте как-то встретимся за столом переговоров», нужно сделать всё, что только возможно, чтобы вот эту глобальную трагедию предотвратить.
А. Митрофанова:
— Вы знаете, мне кажется, что здесь вектор внимания и поиска тоже очень важен. Вот из того, что вы сейчас сказали, отец Роман — люди говорят «он меня не понимает, она меня не понимает», ну вот получается, человек в таком страдательном залоге оказывается. Нередко священники сетуют, что люди приходят на исповедь не лечиться от своих грехов, а пожаловаться: «меня обидели, меня не поняли, меня не услышали, вот он такой-то...» и начинается, естественно, никто тайны исповеди не разглашает, но вот то, что существует этот вектор, я просто так понимаю, это действительно реальность, потому что, ну правда, такие сетования можно услышать от отцов, опять же, повторюсь, без имён, без конкретики, без всего. Мы же понимаем, как это работает, что мы, если что-то можем изменить, то только самих себя, «меня обидели» — нет, я обиделась.
о. Роман:
— Обидел-ся, то есть обидел себя.
А. Митрофанова:
— Да, возвратный глагол, в том-то и дело, обидел себя — я обидел, да-да-да, и давай, я попытаюсь раскопать — а почему, почему мне было выгодно? Я, например, когда обижаюсь, мне вот прямо даже, знаете, бывает интересно найти ту точку, в которой я принимаю решение, что всё-таки я обижусь, потому что могу в какой-то момент среагировать шуткой, могу в какой-то момент переключиться на другое, на это просто не обратить внимания, а могу сфокусироваться на том, что, как мне кажется, по отношению ко мне сказали что-то несправедливо, меня неправильно поняли и прочее, и всё. И я таким образом, то есть ну вот, пожалуйста: прилог, да? Я его впускаю внутрь и понеслась, и всё.
о. Роман:
— Да, и получить от этого наслаждение, от того, что я обиделась.
А. Митрофанова:
— Да, да, да, потому что и вот я, значит, стою такая на табуретке вся в белом, понимаете, а вокруг меня такие нехорошие, и это лень души на самом деле, то есть мне не хочется работать над своими «косяками» и исправлять себя, мне проще залезть на табуретку, и я такая, значит, ещё и «Жанна д’Арк», понимаете?
о. Роман:
— Да, в белой скорлупе, потому что мы себя, действительно, в эту клеть такую погружаем, из которой потом тяжело просто выбраться из этой обиды, потому что в дальнейшем какие-то страшные там мысли о неправильных решениях, не дай Бог, о суициде и вот этих многолетних обидах, и человек не видит выхода, поэтому это страшно, это нарушает вот этот баланс, это нарушает божественную правду, которая хочет всех объять, примирить, это одна из проблем — обиды, которые связаны, как мы знаем, по отеческим учениям, и с гордостью, и с тщеславием, чем сильнее обижаемость, тем более гордые.
А. Ананьев:
— Я представил себе две картинки: на одной вот Алечка, со всеми этими переживаниями, когда она ищет, когда это началось, когда она на табуретке в белом, как и что... И соседняя картинка: мужчина, и у него так в голове: «надо блесну новую купить». (смеются) Всё. А на самом деле, так оно и происходит. У нас минутка осталась, даже меньше, наверное, я даже попрошу вас «да» или «нет» ответить: любить — значит понимать?
о. Роман:
— Однозначно: любить, понимать, сострадать, терпеть.
А. Ананьев:
— Второй вопрос будет риторическим и будет приглашением к следующей беседе: а как же любить Бога? Вот такую интригу подвесили в конце программы, спасибо вам большое, отец Роман! Священник Роман Федотов, клирик храма и иконы Божьей Матери «Живоносный источник» в Царицыно города Москвы, спасибо вам за беседу.
о. Роман:
— Спасибо вам, дорогие ведущие, дорогие радиослушатели.
А. Ананьев:
— С вами была Алла Митрофанова...
А. Митрофанова:
— Александр Ананьев.
А. Ананьев:
— Всего доброго.
Все выпуски программы Семейный час
Григорий Суров
В конце XIX-го — начале ХХ века врачи-офтальмологи, специалисты по глазным болезням, были в России на вес золота. Один из представителей этой редкой в то время специализации — Григорий Иванович Суров, окулист из Симбирской губернии — посвятил жизнь тому, чтобы сделать офтальмологию доступной для всех.
Уже в старших классах гимназии Григорий решил стать врачом. В 1881-м он успешно сдал вступительные экзамены на медицинский факультет Казанского университета. Первым местом работы Сурова была уездная больница в городе Спасске Казанской губернии. Там Григорий Иванович впервые обратил внимание, как широко распространены среди крестьян глазные болезни. У каждого второго пациента наблюдалась трахома — инфекционное заболевание, которое передаётся через предметы гигиены — например, полотенца, а распространителями являются мухи. Свои наблюдения и неутешительные выводы Суров записывал в дневник: «Эти болезни у нас в России распространены вследствие бедности, невежества, и малодоступной медицинской помощи». Офтальмологи, как уже говорилось, были в те годы большой редкостью. Поэтому Григорий Иванович решил специализироваться именно в этой области. За несколько лет работы в Спасской больнице он получил богатый практический опыт. Затем некоторое время Суров служил военным врачом. И опять же, занимался на этой должности преимущественно офтальмологией. В 1902-м он поступил в Петербургскую Военную Медицинскую академию — «для усовершенствования в медицинских науках по глазным болезням». Там с успехом защитил докторскую диссертацию.
А в 1906-м году Григорий Иванович вновь приехал в город Симбирск. Его назначили заведующим военного лазарета. Офтальмологического отделения в нём не было. И Суров его открыл. Сразу же к «глазному доктору» потянулся народ. «Главный контингент из страдающих болезнями глаз — крестьянство и необеспеченный рабочий люд», — отмечал Суров. С таких пациентов денег за лечение доктор не брал. Наоборот, помогал из собственного кармана — на лекарства, на изготовление очков. Вскоре Григорию Ивановичу удалось убедить местные власти выделить средства на глазной стационар в 50 коек. В 1911-м году стараниями Сурова в Симбирске открылась школа-приют для слепых детей.
А через несколько лет Россия стала Советской. Григорий Иванович не уехал за рубеж. Остался служить своей стране. В те годы о деятельном докторе нередко упоминали в прессе. Вот, например, как в 1923-м описывала его работу симбирская газета «Красный путь»: «Летом в разных районах губернии можно было увидеть фургон, в котором ехал доктор Суров. Он ездил обследовать сельское население. Оказывая помощь, он переезжал из села в село». После таких поездок и работы в госпитале, Суров принимал пациентов ещё и на дому, по вечерам. Симбирский учитель Алексей Ястребов в своих воспоминаниях писал: «Проходя по Беляевскому переулку, я вижу дом. И знаю: вечером у этого дома будет толпиться народ, потому что здесь живет замечательный врач, друг народа Григорий Иванович Суров».
Простой народ искренне любил своего доктора. Когда в 1920-м году большевики осудили Сурова и приговорили к году тюрьмы за то, что он взял на работу в госпиталь бывшего белогвардейского офицера — нищего больного старика, горожане встали на его защиту. Испугавшись волнений, власти восстановили доктора в правах. Впоследствии Григорий Иванович получил высокое государственное признание: в 1943-м году ему было присвоено звание Заслуженного врача РСФСР, а в победном 1945-м — орден Трудового Красного Знамени. Но не ради наград трудился доктор Суров. Однажды в своём дневнике он написал: «Я смотрю в мир глазами тысяч людей, которым помог избавиться от страданий».
Все выпуски программы Жизнь как служение
21 ноября. О пшенице и плевелах
В 13-й главе Евангелия от Матфея есть слова Христа: «Чтобы, выбирая плевелы, вы не выдергали вместе с ними пшеницы, оставьте расти вместе то и другое до жатвы».
О пшенице и плевелах, — епископ Тольяттинский и Жигулёвский Нестор.
21 ноября. Об отвергающих Слово Божие
Сегодня 21 ноября. В 10-й главе Евангелия от Луки есть слова Христа: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня».
Об отвергающих Слово Божие, — игумен Лука Степанов.