У нас в гостях был начальник управления по работе с общественными объединениями и организациями Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, настоятель храма святителя Николая на Трех горах протоиерей Дмитрий Рощин.
Мы говорили об Окружающей среде и о том, как Церковь может повлиять на изменение отношения людей к экологии.
______________________________________
А. Пичугин
— «Светлый вечер» на радио «Вера». Дорогие друзья, здравствуйте. Здесь в этой студии моя коллега Алла Митрофанова.
А. Митрофанова
— И Алексей Пичугин.
А. Пичугин
— И сегодня у нас в гостях протоиерей Димитрий Рощин, начальник Управления по работе с общественными организациями Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, а также настоятель Храма Святителя Николая на Трех Горах. Здравствуйте, отец Димитрий.
Протоиерей Д. Рощин
— Добрый вечер!
А. Пичугин
— Вы уже несколько месяцев работаете в Отделе по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, тем не менее с тех пор Вы у нас не были и поэтому давайте начнем программу с поздравлений, если можно Вас поздравить с новой должностью, то мы Вас с ней поздравляем.
Протоиерей Д. Рощин
— Спасибо большое, принимаю поздравления.
А. Пичугин
— Как Вам, кстати говоря в новой должности?
Протоиерей Д. Рощин
— Это очень сложный вопрос. Слава Богу за все! — я так бы ответил кратко на него, чтобы не распространяться
А. Митрофанова
— Я думаю, что всякая должность — это, конечно, прежде всего определенный вызов и испытание. Но знаете, говорят… не знаю, насколько это применимо к служению священника, что главное, чтобы это был не самодельный крест. Что если это так — поставили и нужно идти, то это одна история. А если это история, которая возникает по Вашей собственной инициативе, то по-другому уже прочитывается в жизни. Что это гораздо сложнее, что ли. Как это вообще происходит? Вы замечали справедливость или, может быть, несправедливость этих слов?
Протоиерей Д. Рощин
— Вы знаете, человеку свойственно чего-то желать. Христианину несвойственно, я думаю, что желать глобально, потому что желательно ему следовать воле Божией. И если мы молимся о воле Божией, то должны принимать то, что на нас сваливается сверху. Не помню, кто-то из отцов говорил, что когда мы читаем молитву «Отче наш» и произносим «Да будет воля Твоя», то мы призываем на свою голову всякую правду этого мира, то есть несчастья, болезни, испытания, скорби и так далее. Потому что это воля спасительная, которая ведет нас к вечности. Я никаких инициатив — лично я, я не буду говорить за других — не проявлял в смысле церковного какого-то продвижения своего либо карьерного. Меня окружало всегда много людей талантливых. И были какие-то проекты. Но мы пытались, конечно, что-то сделать. Но последние, во всяком случае, несколько лет я окончательно стал действовать и мыслить себя и жить как духовник, как пастырь. Это громко о себе говорить, что я — духовник… Да, как приходской священник, как настоятель. И окружающие меня люди прекрасно знали и знают, что я мечтал закончить свои дни в храме священномученика Антипы, настоятелем которого я являлся, который стал за 11 лет, с тех пор, как мы отобрали его у Пушкинского музея, одним из…
А. Пичугин
— Тоже Вы как-то так сказали «отобрали у Пушкинского музея»…
Протоиерей Д. Рощин
— Ну, воевали 10 лет за него, даже больше. Ну, это с того момента, как отец Владимир Волгин стал его настоятелем, это был 1996 год. А забрали мы его в 2005-м. Ну, это была война настоящая. Ну, как — война… Не война, но духовная война. Как за любой другой храм, который не… как это формулируется… «не освобожден прошлыми арендаторами» — вот такая формулировка есть. А с 2005 года, когда музей передал нам в конце концов здание храма, там началась очень активная приходская жизнь и реставрационные работы. Ирина Александровна Антонова, директор Пушкинского музея, когда общалась с нами, говорила: «Зачем вам этот храм? Кто будет сюда ходить? Ведь здесь рядом храм Христа Спасителя, такие замечательные приходы арбатские, которые не закрывались, здесь никто живет, вы не соберете здесь людей. Давайте лучше здесь будет музей икон…» или что-то еще она хотела сделать…
А. Пичугин
— Мы не будем критиковать Ирину Александровну…
Протоиерей Д. Рощин
— Не будем. А я не критикую. Я как раз и говорю о том, что…
А. Пичугин
— …Патриарх музейного дела…
Протоиерей Д. Рощин
— Я как раз и говорю о том, что у нее была логика определенная. Но на четвертую Пасху в храме священномученика Антипы причащалось 700 человек.
А. Митрофанова
— Ничего себе.
Протоиерей Д. Рощин
— Да, и по посещаемости этот храм до моего перехода в храм на Три Горы был одним из самых посещаемых храмов в Москве. То есть у нас было до 250-300 причастников в воскресный день, ну, а, соответственно, большие праздники собирали еще больше. В этом году, когда я уже переходил из храма в храм, удивительно, что 11 лет назад — такое маленькое чудо — в 2005 году Вербное воскресенье 24 апреля совпало с памятью священномученика Антипы. И тогда мы служили первую литургию, потому что храм забрали в феврале на Святителя Алексия Московского, на Иверскую 25 февраля. Святейший Патриарх Алексий был очень рад, потому что он принимал живое участие в этом храме, и это был такой для него подарок на именины. Да, а в этом году прошло 11 лет и тоже за 11 лет второй раз совпало Вербное воскресенье с памятью священномученика Антипы. И мы служили. Не было архиерейской службы, я служил сам. И я в первый раз понял, уже к этом времени де-факто, де-юре являясь настоятелем храма на Трех Горах, что храм Антипы уже стал маловат для нашего прихода, потому что это было настоящее столпотворение. Мы разделились на две части. В Антипе остался замечательный священник, мой — громко скажу — ученик, отец Андрей Щенников со своей частью паствы. И, слава Богу, там остались люди, а все мои прихожане вместе со мной перешли в храм на Трех Горах, так что теперь там. Но там не столпотворение, потому что храм на Трех Горах огромный. Если я не ошибаюсь, он пятый храм в Москве по размеру. Но во всяком случае там началась совсем другая жизнь, потому что у них причащалось там в воскресенье, ну, 130 человек, по словам священства, которое там служит. Ну, и на Пасху, может быть, 400. А теперь у нас на Пасху даже не помню, сколько было… порядка 800-850 человек. А в воскресный день около 350 причастников. То есть это такие послепасхальные летние воскресенья. Конечно, Великим постом было все гораздо плотнее. Так что в истории храма на Трех Горах есть одна страница, которая меня радует. Это уже были предреволюционны
А. Пичугин
— Это то, что мы с Вами тут в двух словах перед эфиром говорили, Вы сказали, что это был заводской храм. Более того, он был построен архитектором как продолжение фабричных строений и перекликался с такой очень замечательной архитектурой…
Протоиерей Д. Рощин
— «Лофтовой» так называемой…
А. Пичугин
— Ну, это мы сейчас говорим «лофт»… Промышленной архитектурой начала XX века.
Протоиерей Д. Рощин
— Так красиво сказать, может быть, менее понятно…
А. Митрофанова
— Промышленная архитектура. Вы знаете, мне кажется, что пройдет совсем немного времени и Вам снова будет не хватать пространства.
А. Пичугин
— Тем более Вы всегда же можете приехать в храм на Колымажном дворе…
Протоиерей Д. Рощин
— Ну, да, я могу приехать в храм на Колымажном дворе. Я с радостью бы туда приехал, но у меня совсем времени нет. Вы знаете, когда Святейший Патриарх назначал меня на эту должность и потом через какое-то время встал вопрос о настоятельстве на Трех Горах, то я был согласен, безусловно я со всем согласен, и говорю: «Да, Ваше Святейшество, конечно, я стану настоятелем храма на Трех Горах, но Вы оставьте мне Антипу, потому что это все-таки определенный бренд, хоть он и такой сокровенный бренд...»
А. Митрофанова
— Надо все-таки пояснить будет, в чем здесь брендовость, простите за это слово.
Протоиерей Д. Рощин
— Вы знаете, брендовость Антипы заключалась в том, что этот приход собрал в себя колоссальный… «колоссальный» нельзя говорить… значимое количество людей очень известных, которые этот приход и полюбили, потому что я всячески скрывал и укрывал этот приход от информационного пространства, что давало им возможность там спокойно молиться, жить и существовать. И в этом смысле для такой — назовем эту публику — «продвинутой», светской публики… там были имена, которые невозможно было услышать и подумать, поверить, что этот человек каждое воскресенье посещает церковь… Ну, и так далее. Не буду рассказывать все подробно…
А. Митрофанова
— Я просто картинку, если позволите, такую внесу в дополнение… Когда мы брали у Ильи Любимова, актера «Мастерской Петра Фоменко», интервью, он говорил, как само собой разумеющееся, что «мы, прихожане храма священномученика Антипы на Колымажном дворе»… и перечисляет имена являются прихожанами этого храма, что «такой-то человек у нас — звонарь, такой-то человек у нас — алтарник, такой-то то-то, то-то…» И понимаешь, что там, наверное, какая-то очень существенная часть актеров «Мастерской Петра Фоменко» и много других очень известных людей. И это действительно людьми не афишируется, что вполне нормально. Потому что есть какие-то вещи, которые не выставляют на показ, а проживают глубоко внутри. Но при этом, если людей об этом спрашивают напрямую, они готовы засвидетельствов
Протоиерей Д. Рощин
— Да, это было важно.
А. Митрофанова
— Для публичных людей это — проблема. Правда — проблема.
Протоиерей Д. Рощин
— Знаете, было важно оберегать приход. И вообще этот приход был удивительным в том смысле, что при своей какой-то камерности он огромное значение играл и большую играл роль и, на мой взгляд, нес очень важную миссионерскую составляющую в общество. Потому что он был настолько открыт, понятен для человека, который никогда не переступал порог храма, что… как Вам сказать… Знаете, там не было никакой миссионерской деятельности у нас, просто один человек приводил другого в храм и человек там оставался. Потому что ему практически нечего было возразить. То есть он приходил с ощущением, что он пришел к себе домой, в компанию единомышленников
А. Митрофанова
— И мимо, мимо.
Протоиерей Д. Рощин
— Да, мимо. И они говорят: «Как жалко, что они все мимо. Давайте придумаем какую-то идею, чтобы они все шли не мимо». А я им говорю: «Вы знаете, что Нобелевскую премию тому, кто придумает такую идею». Такие идеи есть, но эти идеи создаются серьезным трудом и серьезным осмыслением вообще церковно-обществ
А. Пичугин
— Где служит отец Димитрий…
Протоиерей Д. Рощин
— Из 500 человек, которые отслеживали, где и в какой день я служу. Это просто было невероятно тяжело. Надо было уже определяться.
А. Пичугин
— Напомним, друзья, что сегодня в программе «Светлый вечер» у нас настоятель храма Святителя Николая на Трех Горах, начальник управления по работе с общественными организациями синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ протоиерей Димитрий Рощин. Вообще, на самом деле, тема нашей сегодняшней программы… мы, кажется, ее уже называли, да?
А. Митрофанова
— Мы хотим сегодня попытаться поговорить о христианстве и христианском отношении к экологии, к окружающей среде. Есть… Ведь, с одной стороны, это немножко странное такое сочетание, а с другой стороны, наверное, вполне логично, что если христианство — это образ жизни, то оно касается абсолютно всего.
А. Пичугин
— И отношения к окружающей среде.
А. Митрофанова
— Отношения к окружающей среде тоже. И есть в Священном Писании обоснование этого… Адам… То есть какая была первая профессия человека? Самая древнейшая профессия человека — садовник. Он возделывал… призван был возделывать Эдемский сад. Я не знаю, честно говоря, насколько сегодня вообще, потому что, мне кажется, очень далеко сегодня ушли уже от этого первоначального человеческого призвания в большинстве своем. Судя по тому, какое количество людей у нас живет в городах. Далеко не каждый имеет возможность возделывать какой-то свой сад. Ну, а что касается экологии, то вопрос еще более сложный.
А. Пичугин
— Ну, тут еще есть информационный повод, потому что не так давно прошла конференция, которую проводил, собственно, отдел по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, который посвящен проблематике сохранения окружающей среды с точки зрения Церкви. Давайте сначала, может быть, начнем с того, что это было за мероприятие.
А. Митрофанова
— И зачем.
А. Пичугин
— У меня, на самом деле, в сознании это, наверное, какой-то пережиток такой советский, когда Церковь была вынуждена бороться за мир во всем мире, за сокращение ракет ближнего-среднег
веке все иначе.
Протоиерей Д. Рощин
— Да. Тема серьезная очень. И, как ни странно, была выбрана мной в моем новом обличии, в новой форме существования, как одна из первых. Их несколько — этих тем. Я все их озвучивать не буду, потому что это такое все-таки стратегическое планирование. И мы не будем все карты открывать того, что мы хотим делать. Но тема экологическая была заявлена. И я, если можно, начну не с круглого стола, который прошел в храме Христа Спасителя, потому что это было некое представление, заявка такая, что ли, такая проба, когда там боксеры или кто-то разминаются… это пока просто мы примеривались к этому. Хотя, это была видимая часть айсберга, а в невидимой части айсберга были какие-то размышления, переговоры, разговоры и поиски единомышленников
А. Митрофанова
— Ничего себе.
Протоиерей Д. Рощин
— Да, вот ему 86 лет. Он один. Я говорю: «Что Вы здесь делаете?» Он говорит: «Моя мама перед смертью пришла сюда (он там уже 20 лет подвизается, наверное, тогда было какое-то запустение или, может быть, во время реставрации, какие-то строительные работы и так далее, там же огромная хозяйственная территория) и говорит: «Ты должен здесь помочь. Если не ты, то никто не поможет». И вот он говорит: «Я тут копаюсь, ковыряюсь». Ни копейки денег практически ему от храма почему-то на это не выделяли. То есть это была в основном его личная инициатива. Я в общем ему верю. Где-то он показывал, что он бетонную плиту продолбил сам ломом, чтобы посадить туда кусты роз. Сам откуда-то привозил землю. Если где-то в каких-то точках, где торгуют растениями, что-то выбрасывали, что-то он сам привозил… В общем, все сам делал. Мы пришли и прониклись к нему. И стали помогать ему. Убрали все автомобили для начала, которые парковались на территории храма. Он не верил. Он говорит: «Я тут шланги разбрасываю, чтобы поливать. И автомобили все время их переезжают и рвут». Я говорю: «Здесь не будет больше машин». Он говорит: «Да не может этого быть». Я говорю: «Ну, я же Вам говорю. У нас теперь нет машин на территории храма совсем. Это неудобно всем, но ничего». И мы стали как-то помогать ему, ребята наши стали возить его на машинах куда-то, мы выделили ему какой-то небольшой, условно говоря, бюджет. И он говорит: «Да, интересно, тут за 3 месяца мы сделали больше… Или вообще что-то сделали, потому что последние годы просто никто ничего не делал». Я просто об этом говорю, потому что есть энтузиазм. И каждый храм в отличие от дворов, которые мы видим, где живут тоже люди, они тоже могу выйти и не ждать от какого-то ЖЭКа или еще от кого-то, что двор будет благоукрашен, там будут посажены цветы, деревья и дорожки сделаны… Они могут сделать это сами. И людей в любом дворе живет достаточно много, что этот двор мог стать райским садом. Но, тем не менее, этого не происходит. А вот храмы являются такими благоухающими оазисами. Но это я все рассказываю…
А. Митрофанова
— Отец Димитрий, а какая связь между внутренним миром человека, который он пытается возделывать, и внешним пространством? Потому что из того, что Вы говорите, получается, что эта связь есть. Но как это работает? Почему это так? Почему, если храм, то обязательно там благоустроена будет территория, там будет город-сад?
Протоиерей Д. Рощин
— Потому что пространство, в котором мы живем… ну, я, может быть, скажу несколько поэтично… Человек стремится к раю. Человек стремится к совершенству. А христианин стремится к совершенству в абсолютной степени. Мы же освящаем свои жилища. Вот люди освещают свои жилища. Они же не очень понимают, зачем они это делают. Ну, глобально, правда, я часто прихожу… конечно, это заработок для священства… и не это важно, а важно, что обычно повод поговорить. То есть ты входишь в дом человека, что такое достаточно сакральное действо. Поэтому мы используем это для беседы в первую очередь, для миссии. Но…
А. Пичугин
— Вы понимаете… Вы говорите, что храм — это всегда вокруг … пускай даже в городе… парк, сад красивый, цветы растут. Да, это так. Но ведь в школе тоже цветник, тоже парк, детский сад то же самое, у больниц.
Протоиерей Д. Рощин
— Не так все.
А. Пичугин
— Ну, где как, где как. Везде по-разному.
Протоиерей Д. Рощин
— Ну, нет, ну…
А. Пичугин
— Я вчера проходил мимо своего детского сада (смеется), а там все цветет, цветочки на клумбах, все хорошо.
Протоиерей Д. Рощин
— Так. Но не так. Мы можем, конечно, какой-то сравнительный небольшой анализ провести, но на мой взгляд, это далеко не так. Попытка… Нет, если это православный, допустим, детский сад…
А. Пичугин
— Нет, это обычный районный детский сад, ведомственный.
Протоиерей Д. Рощин
— Нет, Вы уж простите меня, но все-таки я считаю, что христианская православная форма жизни — это высшая форма жизни, которая вокруг себя, соответственно если ей дать возможность, насаждает, облагораживает все и все устремляет к этой высшей форме жизни и делает это осознанно или неосознанно, но делает. Это есть стремление к совершенству. Я вообще максималист. А в этом смысле, думаю, что каждый христианин — максималист. Это правда. Если ты не крайний аскет и тебе… ну, как правило, аскетизм отцов — мы сейчас видим это на примере Святой горы, где мы можем это видеть — он касается только внутреннего убранства кельи. А природу они никак не трогают. Они не сажают, может быть, цветов лишних, но…
А. Пичугин
— Ну, средиземноморска
Протоиерей Д. Рощин
— Но там жарковато бывает, поэтому есть, что возделывать. Можно какую-нибудь себе, как у пророка, тыкву, чтобы она еще тень давала посадить. Поэтому я говорю, что только аскеза не требует, а жизнь человека требует этого рая. Он необходим.
А. Пичугин
— Мы говорим, дорогие друзья, сегодня об окружающей среде, как христиане относятся к тому живому растущему миру, который их окружает. Говорим с отцом Димитрием Рощиным, настоятелем храма Святителя Николая на Трех Горах, начальником управления по работе с общественными организациями синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ. Здесь также Алла Митрофанова и я, Алексей Пичугин. И мы к Вам вернемся уже меньше, чем через минуту.
А. Митрофанова
— Еще раз добрый светлый вечер, дорогие слушатели! Алексей Пичугин, я — Алла Митрофанова и сегодня мы говорим о христианском отношении к окружающей среде. «Церковь и экология» — можно, наверное, и так сформулировать эту тему. Но тогда она гораздо менее понятна. А вот если говорить о том, что есть взаимосвязь между возделыванием внутреннего мира и внешнего пространства, то тут что-то уже более такое сакральное, глобальное при этом одновременно начинает обозначаться. Протоиерей Димитрий Рощин, начальник управления по работе с общественными организациями синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ в нашей студии. Мы продолжаем этот разговор. Отец Димитрий, очень интересно, что Вы эту связь обозначили — между стремлением человека-христиа
Протоиерей Д. Рощин
— Так… Давайте немножко, простите, я отойду в сторону чуть-чуть от вашего вопроса и, наверное, более точно обозначу, почему мы стали заниматься экологией. Потому что это очень-очень важно. Простите, что так резко делаю…
А. Митрофанова
— Да, конечно.
Протоиерей Д. Рощин
— Потому что Вы сказали, что интересно очень, насколько внутренний мир человека влияет на внешний мир, и что это такая тема. Но есть тема гораздо более серьезная, которая нас волнует как раз сейчас в данный момент. И из-за которой мы стали заниматься экологической проблематикой. Потому что как раз тема внутреннего и внешнего — это очень сложная тема. Самая сложная. У нас немножко попроще задача. Проблема следующая. Нам надо найти точки соприкосновения с людьми. Точки соприкосновения с обществом. По сути это моя первостатейная задача, которую как благословение я имею, которую я пытаюсь всячески осмыслить, понять, потому что для меня это совершенно новое дело.
А. Пичугин
— То есть Вы, можно сказать, начали просто с экологии, а дальше будете нащупывать возможные пути соприкосновения?
Протоиерей Д. Рощин
— Мы заявили экологию как то, что нам удалось быстрее всего собрать. Это не первая точно, не единственная и не последняя тема, которую мы будем пытаться развивать. Потому что мы пытаемся пробовать во всех областях. Чем нас привлекла экологическая тема? Попробую объяснить. Тем, что она самая нейтральная на сегодняшний день. Это раз. И охватывает… то есть не охватывает, а так скажем, имеет отношение практически к каждому человеку. Мы понимаем проблемы больших городов, в которых нечем дышать и некуда выйти гулять и так далее. Но это такой, наверное, второстепенный вопрос. А больше мы хотим понять… потому что люди сами едут в эти города. Это, собственно говоря, их крест. Вот Вы говорили в начале, кто какой крест на себя сам взваливает, да? Ведь это же безумие — ехать из потрясающего открытого чистого пространства в этот муравейник, жуткий, тяжелый во всех смыслах. Это же чистое безумие. Но люди делают это.
А. Пичугин
— У нас вся страна едет.
Протоиерей Д. Рощин
— Да. Ну, не только у нас. Все едут. Все бегут.
А. Пичугин
— Ну, это спорно. Это же экономические все штуки-то.
Протоиерей Д. Рощин
— Ну, Вы знаете… Даже если мы возьмем с Вами великую Америку и проедем ее с запада на восток или с востока на запад, как хотите, то мы в середине с Вами увидим пустынные…
А. Митрофанова
— Одноэтажную Америку…
Протоиерей Д. Рощин
— Да, одноэтажную Америку. Давайте не будем распространяться
А. Пичугин
— Можно Вас перебью буквально, простите…
Протоиерей Д. Рощин
— Да.
А. Пичугин
— Мне интересно — это все такие красивые слова, а что реально может сделать Русская православная церковь? Есть два проблемных региона, самых проблемных в России: это город Карабаш, который долгое время носил «почетное» звание самого грязного с точки зрения экологии города мира в Челябинской области, есть Норильск, например, в которым я сам как-то был. Там все очень плохо. Просто хуже некуда. Средняя продолжительност
Протоиерей Д. Рощин
— Вы знаете, если так ставить вопрос глобально, например, можно было бы поставить такой вопрос: «Вы не хотите заняться… Русская православная церковь не хочет ли заняться Байкалом?» И мы бы сказали: «Да, мы бы хотели заняться Байкалом, но мы не возьмем эту планку. Почему? Потому что мы совершенно точно знаем, что как бы мы не возвышали свой голос и что бы мы ни говорили, вопрос этого злосчастного комбината, который загрязняет это озеро, он не может быть решен общественным порядком. То есть любого общественного влияния, любого общественного нажима… ну, если только, я не знаю, вся страна встанет, какой-то референдум проведет, наверное… но никто не будет этот референдум проводить… Это вопрос, который решить на данный момент невозможно. Поэтому мы не будем говорить о самых загрязненных жутких городах и не будем говорить о том, как сделать воздух в Москве чище, потому что это немножко вопросы не нашей компетенции. Но начать делать там, где мы можем делать, надо. И чем обладает Церковь, чем не обладает на данный момент, наверное, никто другой? Церковь обладает сетью. Что такое сеть? Сеть — это епархия, епархиальное управление, это люди на местах. Если мы говорим о том, что допустим, такой же сетью обладает государство, у государства гораздо более разветвленные сети, во-первых, чиновничьего аппарата, сеть структур МВД, ФСБ, почты и всего, чего угодно, это колоссальные сети, которые охватывают собой все, то Церковь, наверное, вторая по распространеннос
А. Митрофанова
— А чем именно? Что может в этом смысле Церковь предложить в качестве помощи.
Протоиерей Д. Рощин
— Во-первых, Церковь может обратить внимание, так скажем, привлечь внимание людей, от власти которых зависит решение, допустим, на местах, к определенным проблемам, правда? Наше взаимодействие с властью сейчас в основном заключается в том, что мы просим чего-то: какой-то преференции для Церкви, построения храма или выделения каких-то участков. То есть этот круг вопросов достаточно понятен. И неплохо было бы его немного, во-первых, расширить, а потом все-таки показать и людям, и государству, что Церковь не только под себя все время хочет… я думаю, что у людей иногда может складываться такое впечатление, особенно у людей, которые не знают, что такое Церковь и для чего это она вдруг под себя все это… им же не объяснишь, что мы еще далеко-далеко не вернули себе то, что мы утратили. Этого людям не объяснишь.
А. Пичугин
— Ну, как, они видят и какие-то негативные примеры, согласитесь.
Протоиерей Д. Рощин
— Например?
А. Пичугин
— Ну, я не думаю, что мы сейчас в рамках нашей программы будем их обсуждать… Но согласитесь.
Протоиерей Д. Рощин
— Негативные примеры… Вы знаете, негативные примеры в смысле, я думаю, что такого хозяйствования нет, потому что… Именно хозяйствования… Церковь же являет пример хозяйствования. Есть монастырские какие-то хозяйства, есть храмовые хозяйства и так далее.
А. Митрофанова
— Экологически чистые продукты там производятся.
Протоиерей Д. Рощин
— Да. Кроме всего прочего. И, конечно, там есть тоже свои вопросы в смысле того, что трудится крестьянин, рядом с ним открылся монастырь. И крестьянин все достает своим трудом, а там какие-то жертвователи приехали. Он говорит: «Ну, конечно, им легко». Легко-нелегко — это уже время будет решать. Но тем не менее люди-то трудятся все-таки на земле. И пытаются не только себя содержать. В общем, это важная тема. Мы сейчас даже говорим — я бы постарался быть более точным — мы не говорим о той пользе в экологическом смысле, хотя, я думаю, что мы здесь много можем сделать. Просто уж тема очень непростая, поверьте. Особенно… Мы заявили на этом круглом столе условно три направления, которые бы Церковь выделила для себя как приоритетные для начала. То, что мы можем. Хотя, они огромны.
А. Митрофанова
— Какие?
Протоиерей Д. Рощин
— Это русский лес и все проблемы, связанные с русским лесом. Это связанная и тесно с русским лесом проблема рек. Мы остановились на Волге, потому что мы считаем, что Волга как великая артерия русская, как первая кровонесущая русская река — у нас есть более большие реки, но Волга — это не река, Волга — это…
А. Митрофанова
— Символ между прочим!
Протоиерей Д. Рощин
— Да, да.
А. Пичугин
— Национальная идея.
А. Митрофанова
— Это хорошее определение.
Протоиерей Д. Рощин
— Да, это национальная идея в каком-то смысле. И эта национальная идея находится, как и многое другое, что связано с нашей нацией, на сегодняшний день в таком запустении. Это я скажу очень мягко. На самом деле… Да, и…
А. Пичугин
— Русский лес, русские реки — Волга…
Протоиерей Д. Рощин
— И Арктика.
А. Пичугин
— Напомним, что у нас в гостях руководитель Управления по работе с общественными организациями Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, а также настоятель Храма Святителя Николая на Трех Горах протоиерей Димитрий Рощин. Давайте по порядку. Про русский лес, про Волгу.
А. Митрофанова
— И про Арктику. Очень интересно, что в этом смысле Церковь может, какую лепту может внести. Если мы, к примеру, о лесе говорим. Понятно, что лес у нас вырубается. Я помню, как летела на вертолете над карельской тайгой и мне показывали на проплешины. Я говорю: «Как это? Что это такое? Ведь здесь должен быть ровный лес!» Мне говорят: «Нет. Здесь все вырубается». Я говорю: «В каком смысле? Что, это какие-то есть указания по поводу того, что нужно такое количество леса?» Мне говорят: «Нет. Это браконьерами вырубается». Я говорю: «Простите, а что же тогда, как это происходит? Получается, что все об этом знают, но это все допускается?» Они говорят: «Обрати внимание, вот дорога, вдоль дороги по километру или какое-то количество леса сохраняют, а дальше все вырубается, чтобы если руководители ехали по дороге, то видели справа и слева карельскую тайгу, а дальше…»
Протоиерей Д. Рощин
— Руководители не ездят по дороге. Руководители летают на вертолетах. Нет, это Вам сказали все неточно.
А. Митрофанова
— Вот что можно сделать?
А. Пичугин
— Я только еще больше Аллу расстрою. У нас в России практически нет законной вырубки леса. То есть когда ты едешь по лесу в любом регионе России и ты видишь красиво уложенные бревна и лесовозы, которые с ними едут, это практически узаконенное браконьерство. Потому что у нас вырубки леса законно практически не производится.
Протоиерей Д. Рощин
— Нет, я не согласен с Вами. У Вас неточная информация.
А. Митрофанова
— Расскажите, отец Димитрий. И поясните, что в этом смысле может сделать Церковь.
Протоиерей Д. Рощин
— У нас проблема совсем другая. Времена незаконной вырубки леса давным-давно прошли. У нас все законно. Но это-то и есть самая главная проблема. Дело в том, что у нас есть некое такое, так скажем, «узаконенное беззаконие» и все сейчас, если Вы приедете куда-то, где люди рубят лес, и скажете: «Вы знаете, Вы это делаете незаконно», то Вы потерпите фиаско, потому что у них будут все разрешающие, все правоустанавлива
А. Пичугин
— Ага, а как они получены — это другой вопрос.
Протоиерей Д. Рощин
— Это вопрос… Нет! Они получены опять-таки законным путем. Просто Вы поймите, что проблема не в том, что что-то кто-то кому-то дал взятку и он ему разрешил за это вырубать лес. Нет. А в том, что это приняло такие масштабы, что это законно, но это не рационально. Понимаете, да? То есть экономика идет впереди всего остального. Вот, в чем проблема на сегодняшний день. Это правда так и есть. Сейчас это урегулировано, но для некоторых регионов, которые просто выживают за счет этого леса, экономика важнее всего. Действительно это так. И это делается законно. В этом нет ничего противозаконного
А. Пичугин
— Но у нас же в степях тоже есть реки.
Протоиерей Д. Рощин
— Дело в том, что там есть определенные законы, по которым они где-то набирают свою полноту, правильно?
А. Пичугин
— Я здесь не буду спорить, потому что я некомпетентен.
Протоиерей Д. Рощин
— Нет, нет, это серьезный вопрос. И как раз, что касается европейской части России и нашей несчастной (так я скажу) Волги, то это как раз первая проблема Волги. Поэтому эти проблемы очень связаны друг с другом. И вот как раз проблема вырубки леса вдоль рек — это проблема в принципе решаемая. И возобновление этого лесного хозяйства — это проблема решаемая. На эту проблему мы в первую очередь будем обращать внимание. Потому что, если представить себе, что Церковь может сейчас взять и подступиться к проблеме вырубки лесов, когда мы говорим о Хабаровском там… не буду называть никаких точных краев, чтоб сейчас никого так огульно не обвинять, но туда просто нельзя подойти. Потому что попытка вмешаться в эти дела карается просто, простите, смертью.
А. Митрофанова
— В отношении Волги как Вы собираетесь в это вмешиваться? Взывать к совести, здравому смыслу, показывать какие-то цифры, рассказывать об экологической системе средней полосы России?
Протоиерей Д. Рощин
— Вы знаете, что обо всем этом прекрасно говорят экологи. Если любой человек зайдет в интернет и наберет там «Волга, экологические проблемы», он в основном весь этот перечень экологических проблем увидит. Но! Я возвращаюсь к вопросу о сети… Какая-то шутка недавно была в интернете: «И они, оставив сети, последовали за ним». Ну, там была фотография сети «ВКонтакте».
(Смеются.)
Протоиерей Д. Рощин
— Тотчас последовали за ним. Так вот. Сети, да. Дело в том, что у нас мощные очень располагаются вдоль Волги епархии. И местные высокопреосвящен
А. Пичугин
— А я только что набрал. Вы знаете, что я прочитал? Я даже для слушателей процитирую: «Согласно исследованиям крупные притоки Волги, такие, как Ока и Кама, оцениваются как «очень грязные», а местами даже как «чрезвычайно грязные». Более того, устье Волги вошло в первую десятку списка самых загрязненных береговых зон в мире.
Протоиерей Д. Рощин
— Да, после Миссисипи.
А. Митрофанова
— В мире! Это очень тяжелая история.
Протоиерей Д. Рощин
— Вот Вы знаете, то, что мы сейчас с Вами об этом говорим здесь в эфире, это уже капелька чистой воды в эту Волгу, правда? Но там ситуация страшная, потому что Волга — это не только водоносная артерия, это еще и судоносная артерия. Мы сейчас в этом году сталкиваемся с обмелением Волги, которое может просто препятствовать, допустим, судоходству.
А. Пичугин
— Прямо настолько?
Протоиерей Д. Рощин
— Прямо настолько, да.
А. Пичугин
— То есть вся система каналов, которая была устроена 70 лет назад… и водохранилища…
Протоиерей Д. Рощин
— Каналы — это один разговор. Но есть же и другая река. Пароход, теплоход или баржа плывут же не только по этому каналу. Я уж не говорю о том, что… если Вы почитаете там дальше, Вы придете в ужас, потому что Волга категорически запрещена экологами и людьми, которые занимаются этим, для купания, например, людей…
А. Пичугин
— А простите, я Вам картинку нарисую сейчас. Я до определенного возраста никогда не купался в Волге, хотя у меня там часть предков и корней именно с Волги. У меня была мечта всю жизнь искупаться в Волге. И вот какое-то количество лет назад, довольно давно, я впервые приехал в замечательный, красивый, русский город Плес в Ивановской области. Это такая туристическая мекка сейчас. Один из красивейших городов на Волге с купеческими домами. И вот наконец жаркое лето, городской пляж, я захожу, плыву, доплываю до буйков, проплывает мимо какое-то судно и меня окатывает волной солярки. Вот так Леша поставил галочку, что он искупался в Волге. Больше пока не хочу.
А. Митрофанова
— Приезжай плавать к нам на Угру. Угра впадает в Оку, Ока впадает в Волгу, Волга, как известно, впадает далее по тексту…
Протоиерей Д. Рощин
— В Каспийское море.
А. Митрофанова
— Есть версия, что она впадает в Каму. Но это, что называется, спорный вопрос.
А. Пичугин
— Да, но это, на самом деле, вроде как официально учеными установленный факт.
А. Митрофанова
— Можешь в таком случае искупаться в Угре и считать, что ты искупался в Волге. Отец Димитрий, возвращаясь к этому серьезнейшему вопросу. Как Вы планируете, надеетесь повлиять на эту чудовищную ситуацию с помощью той сети церковных приходов и епархий — шире возьмем — которые имеют место сегодня, которые есть в наличии у Вас, к которым Вы имеете доступ?
Протоиерей Д. Рощин
— Вы знаете, надеюсь таким же образом, каким мы пытаемся влиять в целом на окружающий нас мир. Но вот единственное исключение. Опять-таки повторюсь, что пока мы через эту сеть влияем на мир духовно, а можем влиять еще и общественно. И еще раз повторю, что в смысле экологии, когда мы говорим об экологии, мы приобретаем множество доселе не близких нам союзников. Таким образом входим в большой серьезный диалог с обществом и с большим количеством общественных организаций, с которыми мы раньше никак не соприкасались, никак не вели никакого взаимодействия, никаким образом не были интересны друг другу. Это большой пласт — еще раз повторю — очень активных, социально активных, разумных людей, борцов за страну, за некую идею. И в этом взаимодействии мы надеемся донести до них нечто. Если хотите, это отчасти и миссионерская деятельность Церкви — донести до них определенным образом некий свой евангельский посыл, а в то же время показать им, что их деятельность, их труды нам не безразличны. Что Церковь занимается не только тем, что продает свечи, записки и разную другую литературу, крестит, венчает и отпевает, но пытается, хотя, не имеет пока таких уж глобальных сил, прямо скажем, возможностей, но пытается, тем не менее, сочувствовать, начинать сочувствовать обществу в проблемах, которые касаются всех и каждого.
А. Митрофанова
— То есть это такой момент преодоления разобщенности?
Протоиерей Д. Рощин
— В связи с тем, что самым страшным на сегодняшний день явлением нашего общества является разобщенность, то мы готовы делать шаги — еще раз повторяю — начиная с таких нейтральных вещей, как экологическая проблематика, для преодоления этой разобщенности. Это в том числе задача главная и первая. Потому что — опять-таки с чего мы начали — духовные вещи. Когда человек переступает порог храма, он все-таки начинает потихонечку по-другому думать. У него все-таки образуется другое мировоззрение. Потому что вера — это мировоззрение кроме всего прочего. И все-таки не думаю, что Церковь является разрушительницей природы. Хотя, конечно, нас обвиняют всякие безумные умы в том, что мы засушили смоковницу и вообще сделали много всяких других ужасных преступлений, но это совсем не так.
А. Пичугин
— Ну что ж, спасибо. Мы в конце вышли на очень интересную тему, которую, конечно, хотелось бы развить. Я думаю, что раз Церковь начала заниматься этими проблемами… мы выяснили, что русский лес, реки, а в частности Волга, Арктика… думаю, что по мере какого-то развития, может быть, диалога Церкви и общества, Церкви и власти по этим вопросам, мы тоже сможем выходить на интересные темы, обсуждать их у нас в эфире, может быть, и в какой-то мере наши программы могут стать площадкой для обсуждения вопросов, связанных с экологией.
Протоиерей Д. Рощин
— Это было бы замечательно.
А. Пичугин
— Просто потому что это — наше все. Волга, действительно, когда я сказал, национальная идея, это можно воспринимать как такую шуточку, а на деле-то, когда стоишь на берегу Волги, ты понимаешь, что это действительно национальная идея.
А. Митрофанова
— Мне кажется, Леш, ты как-то пальцем в небо попал очень точно, десять из десяти дал определение тому, что это такое, что это за река такая, учитывая, что все-таки Волга — это не только непосредственно ее русло, но и огромное количество рек, которые туда впадают, и территорий, которые этими реками, получается, объединены в один бассейн. А там, где территории, где река, возникает такое количество смыслов, которые нас в общем-то всех объединяют, что эта бесконечна для обсуждения.
Протоиерей Д. Рощин
— Простите, мне пришло сейчас в голову, что давайте выберем: у нас Волга — национальная идея или нефть — национальная идея.
(Общий смех)
Протоиерей Д. Рощин
— Что будет течь по этим артериям.
А. Пичугин
— Ну, когда кончится нефть, Волга, мы надеемся, что продолжит свое…
Протоиерей Д. Рощин
— Дай-то Бог…
А. Митрофанова
— Волги уже может не быть к тому моменту, Леш, если не обратить на нее внимания…
А. Пичугин
— Ну, это да, это тоже правда. Хорошо, спасибо большое, мы сегодня о взаимодействии христиан и окружающего их мира говорили с руководителем Управления по работе с общественными организациями Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, настоятелем Храма Святителя Николая на Трех Горах протоиереем Димитрием Рощиным. Спасибо!
Протоиерей Д. Рощин
— Спасибо Вам большое!
А. Пичугин
— Алла Митрофанова.
А. Митрофанова
— Алексей Пичугин. До свидания!
А. Пичугин
— Всего доброго и берегите Волгу!
Священномученик Владимир и Валентина Амбарцумовы
Священномученик Владимир Амбарцумов, говоря о своей жене Валентине, повторял, что не знает, где кончается он и где начинается она. Любовь супругов была столь крепка, потому что черпала силы в Евангелии. И хотя совместная жизнь Владимира и Валентины была очень короткой, созданная ими и расцветшая в ΧΧ веке семья Амбарцумовых стала украшением Русской Церкви.
Незадолго до начала Первой Мировой Войны Владимир Амбарцумов вступил в московский кружок Всемирного Студенческого Христианского Союза. В кружках, подобных этому, рассказывала дочь Амбарцумова Лидия, «витал дух общежитейства: общий дом, общая трапеза, общие заботы. В них проходила вся жизнь: здесь дружили, влюблялись, женились, родили и воспитывали детей». Здесь Амбарцумов познакомился со своей будущей супругой Валентиной. Оба они были протестантами: Владимир по рождению, а Валентина, которую в детстве крестили в православии, сделала осознанный выбор в пользу баптизма.
Молодые люди поклялись посвятить жизнь проповеди Евангелия. Они поженились в 1916 году. Через несколько месяцев после торжества Владимир писал Валентине: «Я очень привык к тебе, но всё же то, что ты у меня есть, для меня так же ново, как в первый день. Я чувствую себя совершенно иначе, чем раньше, и всё ещё удивляюсь этому, вернее, радуюсь. Всё-таки как отлична эта радость от всех других земных радостей, которые, и даже лучшие, так скоро проходят, хотя бы уже и потому, что к ним привыкаешь».
После революции христианские кружки подвергались притеснениям со стороны властей, но первые годы они продолжали работать. Владимир и Валентина не оставляли евангельской проповеди. Вместе с друзьями они приобрели и отремонтировали старый дом в центре Москвы, в одной половине которого разместились сами Амбарцумовы, а в другой — проходили занятия и собрания кружка. Супруги организовывали лекции, приглашая известных богословов, раздавали евангелия в больницах и тюрьмах, создали детский приют для сирот. Один из подопечных этого приюта — мальчик Никита — стал приёмным сыном Амбарцумовых. Они приняли его в семью, хотя у Владимира и Валентины уже было двое маленьких детей.
В 1920 году Владимира Амбарцумова и многих других кружковцев арестовали. Причиной ареста была их миссионерская деятельность. В это же время Амбарцумовы потеряли одного из сыновей — Витя умер от скарлатины. Родители утешали друг друга напоминанием о Господе. Владимир в одном из писем к супруге писал: «Будем же послушными и терпеливыми Его учениками. Ведь все испытания имеют исключительной целью закалить и воспитать нашего внутреннего человека для вечной жизни. Чем больше мы здесь переживём Господа и силу Его, тем ближе и роднее Он нам будет там. Будем охотно приносить в жертву временное, чтобы приобресть вечное».
Страшным испытанием для Владимира стала потеря Валентины, которая скоропостижно скончалась от пищевого отравления в 1923 году. Перед смертью она сказала мужу: «Я умираю, но ты не очень скорби обо мне. Я только прошу тебя: будь для детей не только отцом, но и матерью. Времена будут трудные. Много скорби будет. Гонения будут. Но Бог даст сил вам, и всё выдержите». Во время похорон Валентины — они проходили по протестантскому обряду — царила возвышенная, просветлённая радость. Спустя несколько лет Валентину заочно отпел православным чином владыка Мануил Лемешевский. Владимир в середине 1920-х годов сблизился с протоиереем Валентином Свенцицким и стал его духовным сыном. Отец Валентин крестил Амбарцумова и двух его детей, а затем благословил Владимира стать священником...
Когда-то супруги Амбарцумовы мечтали о 12 детях — по числу апостолов. Их чаяние оправдалось во внуках и правнуках. У старшего сына Евгения, настоятеля Князь-Владимирского собора в Ленинграде, родилось восемь детей, у дочери Лидии — шесть. Среди потомков Амбарцумовых — множество, куда больше двенадцати, православных священников.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Преподобные Сергий и Варвара Островские и их сын – преподобный Александр Свирский
В 1830 году в приладожском селе Мандеры построили часовню. В ней находились образа святых — преподобных Сергия и Варвары Островских и их сына — преподобного Александра Сварского. Часовня стояла на месте, где в пятнадцатом веке был дом, в котором жили Сергий и Варвара — в миру Стефан и Васса — и где у них родился сын Амос — будущий святой Александр Свирский.
Супруги считались зажиточными людьми. Они трудились, растили детей, ни в чём не нуждались и не собирались менять вполне счастливый образ жизни. Своего третьего и последнего ребёнка — Амоса они буквально вымолили у Бога. И относились к мальчику, как к дару небес и утешению в старости. Когда Амос вырос, родители стали искать ему невесту. Но юноша мечтал только об одном: он хотел уйти в монастырь. Амос строго соблюдал посты и посвящал ночи молитвам.
Однажды он познакомился с монахами из Валаамского монастыря, пришедшими в село по хозяйственным нуждам. Узнав про отдалённую обитель, расположенную на Ладожском озере, Амос был заворожён рассказами о подвижнической жизни иноков и решился уйти на Валаам. Понимая, что родители его не отпустят, юноша пошёл на хитрость: сказал отцу и матери, что идёт по делам в соседнюю деревню и просил не беспокоиться, если ему придётся задержаться. А сам преодолел 180 километров и, явившись в Валаамский монастырь, принял постриг с именем Александр.
Три года Стефан и Васса искали сына. Ходили по городам и сёлам, опрашивали людей, обещали щедрое вознаграждение тому, кто сообщит им о местонахождении Амоса. Всё было безуспешно. Но родители не теряли надежды. Никто не видел их сына живым, но ведь и мёртвым не видели тоже. Когда же до супругов дошла весть о том, где живёт Амос, Стефан собрался и отправился на Валаам. Александр не хотел выходить к отцу, понимая, что тот будет уговаривать его вернуться. И согласился поговорить только после того, как Стефан пригрозил, что убьёт себя. Сын выслушал отца, и хоть ему было нестерпимо видеть его слёзы, ответил: «Одно тебе хочу сказать: придя в монастырь Пресвятой Богородицы в Остров, постригись там, и спасение души своей получишь. А если этого не сотворишь, больше лица моего не увидишь». Стефан в гневе ушёл, но любовь к сыну заставила его вернуться и пообещать Александру сделать так, как он хочет.
Стефан сдержал слово. Он продал свой дом, раздал имущество бедным и вместе с женой ушёл в Введенский монастырь, где они приняли монашество. Стефан постригся с именем Сергий, а Васса с именем Варвара. К тому времени они были уже пожилыми людьми. И прожили совсем недолго, скончавшись в своей тихой обители. Александр, никогда не забывавший об отце с матерью и опекавший их монастырь, так и называл его: «монастырь моих родителей». И царь Фёдор Иоаннович говорил о нём: «Введенский монастырь, где лежат родители чудотворца Александра Свирскаго». Супруги были канонизированы Церковью и прославлены в чине преподобных.
Сам Александр покинул Валаам и построив хижину на берегу Рощинского озера, несколько лет жил там в одиночестве. Слух о том, что у озера живёт святой, распространился по окрестностям, к Александру стали приезжать паломники. Жить им было негде, и Александр основал на берегу монастырь Живоначальной Троицы, а чуть позже недалеко от него — Александро-Свирскую обитель, игуменом которой и стал. Он прожил 85 лет и умер в августе 1533 года. Церковь канонизировала его спустя 14 лет после кончины.
Сегодня великое множество людей молится Александру Свирскому о рождении ребёнка, как когда-то молились о том же святые Сергий и Варвара. За помощью к Преподобному обращаются и родители, чьи дети решили посвятить свою жизнь Богу. Сразу и безоговорочно принять это могут далеко не все. Но молясь Александру Свирскому матери и отцы, так же как Сергий и Варвара, учатся уважать жизненный выбор своих детей.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Юрий Васильев и Нелли Корниенко
Курортный сезон 1959 года был в разгаре. Южное солнце стояло высоко в безмятежном голубом небе. Пляж с утра был полон желающих окунуться в прохладные морские волны. Худенькая темноволосая девушка озабоченно потрогала плечи — не обгорела ли? Девушку звали Нелли Корниенко. На отдых в Геленджик студентка Щепкинского театрального училища приехала из Москвы. Вдруг прямо перед нею из воды вышел молодой человек — высокий статный шатен. На несколько секунд их взгляды встретились. Осторожно ступая по нагретой солнцем гальке, парень прошёл мимо. И Нелли забыла про полуденный зной, про обгоревшие плечи... «Меня словно громом поразило», — вспоминала она спустя годы. Это была любовь с первого взгляда.
Оказалось, что незнакомец вместе с друзьями расположился неподалёку. Ребята шумно и весело играли в домино. Нелли то и дело поглядывала в их сторону. И вдруг услышала: «Девушка, давайте к нам!» Тот самый красавец махал ей рукой. Нелли смутилась, но приглашение приняла. Накинув на плечи полотенце, подсела к компании. Познакомились. Парень представился Юрием Васильевым. И как-то само собой получилось, что скоро они отсели в сторонку и стали увлечённо общаться вдвоём. Оказалось, что Юра тоже из Москвы. И — вот это совпадение! — тоже будущий актёр, студент ГИТИСа! Прощаясь, парень пригласил девушку на прогулку по вечернему городу, назначив свидание в центральном парке.
Две недели отдыха пролетели, как один миг. Каждый день молодые люди встречались. «Между нами очень быстро возникло настоящее глубокое чувство», — вспоминала Нелли Ивановна. Вернувшись в Москву, Нелли и Юрий поняли, что не могут жить друг без друга. В 1960-м году они поженились. Окончив учёбу, попали в труппу одного театра — Малого. Вместе уходили на работу, вместе возвращались. Вместе играли на сцене. И никогда не уставали друг от друга. Наоборот, помогали учить роли, советовались о том, как лучше сыграть того или иного персонажа. А однажды произошёл удивительный случай. Прямо на улице к Нелли подошёл пожилой человек. Он оказался кинорежиссёром и искал исполнительницу главной роли для своего нового фильма. Типаж Нелли показался ему идеальным. Он пригласил женщину на пробы. Мужу Нелли решила пока ничего не говорить — вдруг не утвердят? Каково же было её изумление, когда на «Мосфильме» она увидела... Юрия! Он пришёл пробоваться на роль в том же фильме! «Не хотел тебе говорить, пока не утвердят», — сказал Васильев. В итоге супруги получили роли в картине Маноса Захариоса «Ловцы губок». «Это просто невероятно! Мы с Юрой играли главных героев, любящих друг друга, и сами были любящей супружеской парой», — вспоминала Корниенко.
Роли в кино и театре приносили Юрию и Нелли много радости. Но главной радостью стало рождение дочери Екатерины в 1967 году. По воспоминаниям Нелли Ивановны, Юрий был образцовым отцом. Купал дочку, укладывал её спать. Примерно в то же время супруги решили обзавестись собственным домом за городом. «Построю сам», — решительно сказал Юрий. И как только выдавалась свободная минута, ехал в деревню — месил раствор, клал кирпичи.
В 1979 году Васильев сыграл одну из своих самых известных киноролей в знаменитой картине Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» — телевизионщика Рудольфа, бросившего главную героиню с маленьким ребёнком. Корниенко вспоминала, что её мужу было очень непросто воплотить такого персонажа. Ведь в жизни Юрий был полной противоположностью! «Юра жил семьёй, бесконечно любил нас с дочкой», — говорила Нелли Ивановна.
...Жарким летним утром 1999 года Нелли и Юрий должны были поехать на дачу. Муж долго не вставал, и Нелли Ивановна пошла его будить. Наклонившись, поняла: Юрий Николаевич скончался. И вспомнила, как накануне он вдруг взял её за руку, долго смотрел в глаза и повторял: «Родная, любимая!» Пережив мужа на 20 лет, Нелли Ивановна больше не вышла замуж. Оставшиеся годы она прожила, вспоминая любимого супруга. А когда пришла пора воссоединиться с ним в вечности, коллеги по Малому театру написали в некрологе: «Там, на Небесах, Юра и Нелли теперь снова вместе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен