Светлый вечер с протоиереем Игорем Фоминым (эфир от 05.07.2015) - Радио ВЕРА
Москва - 100,9 FM

Светлый вечер с протоиереем Игорем Фоминым (эфир от 05.07.2015)

* Поделиться

прот. Игорь Фомин 7У нас в гостях был настоятель храма благоверного князя Александра Невского при МГИМО протоиерей Игорь Фомин.

Отец Игорь ответил на вопросы Тутты Ларсен и Владимира Аверина о том, как можно относиться к пониманию красоты, важна ли для человека внешняя красота, или нужно обращать внимание только на красоту внутреннюю.

Ведущие: Тутта Ларсен, Владимир Аверин

Т.Ларсен

— Здравствуйте, друзья – это программа «Светлый вечер», в студии Тутта Ларсен.

В.Аверин

— И Владимир Аверин, здравствуйте!

Т.Ларсен

— У нас в гостях настоятель храма Святого Александра Невского при МГИМО – протоиерей Игорь Фомин. Добрый вечер!

И.Фомин

— Добрый вечер!

Наше досье:

Протоиерей Игорь Фомин, родился в 1970 году. В 14 лет стал алтарничать в подмосковном храме Покрова Божьей Матери села Алексино. В 1995 году был рукоположен в дьякона и назначен в Казанский собор на Красной площади, через год стал священником. В настоящее время является настоятелем храма Александра Невского при МГИМО. Женат, четверо детей.

Т.Ларсен

—  Я так задорненько начала, не знаю, какое-то у меня настроение приподнятое, потому что у меня сегодня очередной разразился в социальных сетях процесс, который мне очень нравится, называется теперь модным словом – холивар. От слова «hally war», ну священная война, но интернет-сообщество его перефразировало на своем псевдо интернет языке. Причем холиваром называется любое такое…

В.Аверин

— Любая жаркая дискуссия.

Т.Ларсен

— Любая жаркая дискуссия, которая не имеет никакой конечной точки, потому что есть мнения людей, которые не могут совпасть и пересечься ни коим образом. В данном случае спор происходил по поводу нового клипа певицы Мадонны, которая в 60 лет покрасила волосы в розовый цвет, пела про то, что она крутая тетка, прыгала, дрыгала и все сообщество, извините, разделилось на тех, кто говорит: «Круто, молодец, в 60 так жжет, посмотрите какие ноги, какая красавица, какой пресс кубиками, какая вообще крутая женщина. Всем нам дает надежду на долгую жизнь, молодость и красоту бесконечную». А другие, вроде меня, разводили руками и говорили: «Друзья, ну это похоже на крик о помощи, потому что Тина Тернет тоже крутая тетка в 60 лет и ноги у нее красивые, но как-то вот так она себе не позволяла себя выражать». И мне кажется, что вот, может быть, здесь даже разговори идет не о том, что безусловно всем нам хочется, как можно дольше оставаться молодыми и красивыми, а о том, что…

В.Аверин

— Вот это ключевое – и красивыми.

Т.Ларсен

— Конечно.

В.Аверин

— Вот это вот что такое?

Т.Ларсен

— О том, что, ну… у всех у нас действительно абсолютно разные понятия и о молодости, и о красоте.

В.Аверин

— Потому что сейчас, если красивая долго, то это молодая и так перерезанная, что мне страшно смотреть.

И.Фомин

— То есть, надо договориться о понятиях красоты.

В.Аверин

— Надо договориться о том, есть ли канон. Может ли сегодня существовать канон красоты? Есть ли вообще, скажем, в православии, довольно четкие представления о том, что такое красота, вот эстетическая.

Т.Ларсен

— И вообще, прилично ли женщине в 60 лет об этой красоте думать, когда уже пора думать о том, что скоро, ну…

В.Аверин

— Как вы поняли…

И.Фомин

— Совсем скоро…

В.Аверин

— На ближайший час планов громадье, естественно мы их не выполним все.

Т.Ларсен

— Ну смотри, тоже же информация из интернета, сколько было… старухе процентщице было 42 года, матери Татьяны Лариной тоже чуть за 40, когда Анна Каренина встретилась с Вронским, ей было 23 что ли, а ее старику мужу унылому тоже чуть больше 40.

В.Аверин

— 44

Т.Ларсен

— А сейчас мы в 60 лет изображаем молодость и красоту. Очевидно, что во вне церковном, таком чисто общественном социальном порядке понятие о красоте сильно изменилось и его возрастные рамки очень-очень расширились. Но, с другой стороны, ведь, в общем-то, как мы говорим, что православная среда, очень консервативная, она вообще подвержена вот этим всем влияниям? В конце концов, женщина православная, она имеет право быть красивой?

И.Фомин

— Да, но опять нужно договориться о критериях красоты. Что такое красота – это что-то… мабелин, или какая-то краска для женщины, или это что-то такое естественное.

Т.Ларсен

— Нет, послушайте, красота – это когда все в восторге от тебя, во-первых.

В.Аверин

— Не правда.

И.Фомин

— Хорошо, давайте, мы же должны принять какие-то каноны, все в восторге от тебя. Значит, теперь, в каком плане от тебя в восторге, что ты в 60-70-80 лет можешь демонстрировать…

Т.Ларсен

— Выглядишь на 30.

И.Фомин

— Это тоже шок от тебя, восторг от тебя.

В.Аверин

— Нет, ты можешь демонстрировать ноги, тебе еще не стыдно показать свои ноги, не стыдно показать живот.

Т.Ларсен

— Декольте.

В.Аверин

— Открытые руки и декольте.

И.Фомин

— Мне, в общем-то, приходится часто бывать в психиатрических больницах, где, в общем-то, там в любом возрасте людям не стыдно показать, да и у нас сейчас вообще ничего не стыдно показать. Допустим, противники храмов в каких-то парковых зонах, где… противники строительства храмов в парковых зонах, где располагается водоем…

Т.Ларсен

— Устраивают  нудистские пляжи?

И.Фомин

— Да, одна из причин, говорят: «Вы здесь храм строите, а мы здесь привыкли загорать топлесс», - причем это заявляют ровесницы…

Т.Ларсен

— Певицы Мадонны.

И.Фомин

— Да, певицы Мадонны. Ну, хорошо, конечно,  главное, чтобы они не распугали другой народ, в общем-то отдыхающий, там в общем-то, мне кажется, православие об этом совсем говорить не будет. Есть какие-то нормы приличия, показывать ноги до какой степени в каком возрасте. Можно ли в 16 лет ходить в мини-юбке? Как-то одобрят это? Я думаю, не одобрят. Почему, для чего это делается? Для чего этот показ? Для соблазна? Тогда какая же это красота.

В.Аверин

— Для соблазна кого?

И.Фомин

— Другого человека.

В.Аверин

— Что значит, для соблазна?

И.Фомин

— Соблазн для другого… как, что значит соблазн. Соблазн – это то, что… вызывающее поведение тебя по отношению к другому человеку. Для православия красота, наверное, заключается в другом, в каком-либо духовном, в общем-то состоянии. Приходишь к какому-нибудь беззубому старцу, или человеку духовному, совершенно... блаженной Матронушке, наверное, многие бы хотели бы прийти к этой слепой, маленькой, уродливой, скажем так, женщине, к ней приходят сейчас все до сих пор, даже после ее смерти.

В.Аверин

— Нет, после ее смерти, да, но пока еще жива, можно почистить зубы и вставить, если нет? И почему это должно противоречить канонам православия?

И.Фомин

— Если есть возможность, можно.

В.Аверин

— Помыть голову, не знаю, чтобы от тебя не воняло, и вставить зубы, что в этом антихристианского?

И.Фомин

— Нет, во-первых, мы говорили о голых ногах, а перешли о общегигиенические нормы.

В.Аверин

— Нет, Вы сказали: «Приходишь к беззубому старцу», я и говорю, что же ему мешает зубы вставить старцу этому.

Т.Ларсен

— Денег нет.

И.Фомин

— Нет, я просто хочу сказать немножечко о другом, что красота – это норма. Вставить зубы, почистить их и тому подобное, помыть голову – это норма, в общем-то. И, наш один из передовых миссионеров, который в общем-то, никогда не чистит ни ботинки, ни моет голову, в общем-то, наверное, больше всех распугивает народ на самом деле. Я хочу сказать о другом, что для православия красота – это, все-таки, наверное, духовное состояние человека. Это его внутренний мир. Это, наверное, красота, та красота, которая, в общем-то, спасает мир. Церковь совершенно не против, я так понимаю, легкого макияжа для женщины, хотя тоже, где здесь граница легкость и не легкость. Я не против этого, но есть какие-то нормы, нормы поведения.

Т.Ларсен

— Один священник меня сильно ругал на исповеди за красные ногти, как у блудницы.

И.Фомин

— Ну, думаю, что где-нибудь в начале ХХ века, или в конце XIX века, быть раздетым на пляже, как сейчас, ну это было совершенно не норма. Мы можем посмотреть фотографии, видео, которые сохранились оттуда, мы видим, что даже были раздельные купальни и тому подобное, тот же самый Крым.

Т.Ларсен

— То есть, норма то съезжает. И съезжает она в сторону все-таки, мягко давайте назовем это раскрепощением.

В.Аверин

— В сторону тела она съезжает. Это общественная норма, съезжает в сторону открытости тела, тело перестало быть запретным. Церковь изначально постулировала, мы это знаем по истории средних веков, чего угодно, церковь постулировала догмат о греховности тела. Поэтому тело не важно, тело должно быть закрыто максимально, и еще совсем недавно замужняя женщина без платка, не только в церкви, но и на улице – это был абсолютный позор, было невозможно. Теперь…

Т.Ларсен

— Что-то догмат о греховности тела в православной догматике.

И.Фомин

— Не было сказано слово православной, было сказано просто церкви. Поэтому, мы к православной церкви это не относим.

Т.Ларсен

— У католиков точно я помню эти…

И.Фомин

— Наоборот, именно православная церковь – это единственная религия, которая заботится о теле, которая говорит, и что по воскресении мертвых, мы воскреснем в новых телесах. Поэтому, здесь, выражение Володи, что церковь не заботится о теле, это не к нам.

В.Аверин

— Хорошо, оставим, я потом к этому вернусь, но вот сейчас пока про тенденции. В обществе эти тенденции есть, изменилось ли отношение в православной церкви? Да, изменилось, тоже изменилось, потому что в тех одеждах, например, в которых сейчас можно войти в храм. Выгнали бы еще 50 лет назад, или 150 уж точно бы выгнали. А тогда, на основе чего изменяется? Церковь идет за обществом, церковь не может не присматриваться к тому, что есть во вне храма и принимает это. Тогда тоже, в каких границах принимает? Если она приняла женщину в брюках, условно, почему она до сих пор не принимает женщину с красными ногтями? Если она приняла одно, почему она не принимает другое? Это потому что, ну, условно, решения принимают не молодые мужчины?

И.Фомин

— Скорее всего, это молодые мужчины принимают, в общем-то решение .

В.Аверин

— Кто устанавливает критерий?

Т.Ларсен

— Володя говорит о том, что да, я так понимаю, что догмат устанавливают уже какие-то умудренные опытом архиереи…

В.Аверин

— Которые просто женщинами не интересуются, им не важно.

Т.Ларсен

— Которые вообще монахи, им вообще до красоты дела нет.

И.Фомин

— Давайте попробуем в этом разобраться. Мы можем посмотреть на историю, на ту же самую Грецию, да, на какие-то другие, на Римскую империю, которые, в общем-то пали, или, наверное, разрушились, после, именно, скажем так, принятия открытости тела.

Т.Ларсен

— Культа тела

И.Фомин

— Да, культа тела, в общем-то, после этого сошествия на какую-то такую развращенность. Об этом, в общем-то, есть такие воззрения. Есть и другой взгляд, почему в общем-то, эллинская цивилизация, скажем так, рухнула, но в общем-то, есть и такой взгляд, взгляд разврата. Вы хотите сейчас попробовать догматизировать какие-то правила, что юбка…

В.Аверин

— Нет, я хочу понять, есть ли эти правила и насколько они определяются религиозными канонами, а не воззрениями конкретных людей.

И.Фомин

— Есть одежда для женщины, есть одежда для мужчин. Одежда для женщины не должна быть вызывающей, точно так же, как и для мужчины не должна быть вызывающей. Это к нам перешло из Ветхого завета – это имеет под собой именно основание того, что развращенность человеческого общества, разврат, он влияет не просто негативно, он влияет убийственно на то общество, в котором это пропагандируется. Поэтому, критерий накрашенности ногтей и длины юбки, все-таки, лежит, наверное, на тех пастырях, которые с этим сталкиваются. Иногда это бывает очень категорично, иногда мнения могут расходиться. Те, кто сейчас слушают нас, могут осудить нас, или наоборот сказать, какие вы консерваторы. Мы там занимаем, допустим, какую-то серединную позицию. Но наблюдение именно за состоянием общества, недопущение разврата и какого-то соблазна, который, в общем-то, хуже будет для того человека, который соблазнил. Мы знаем из Евангелия, что да, про жернов, лучше бы повесил на шею и бросить в море, если соблазнит кого-то из малых сих. То есть, здесь и речь идет об охранении общества от, скажем, какого-то такого разврата. То, что прилично, допустим, сейчас в купальнике появиться на пляже, совершенно неприлично, допустим, зайти в храм. Будете со мной спорить, я не думаю.

В.Аверин

— Нет, не буду.

И.Фомин

— У вас, наверное, те же критерии, но я думаю, что пройдет какое-то время и, может быть, и здесь будет какая-то экономия и здесь пойдут на какие-то уступки. Но дело священнослужителей именно наблюдать за этой развращенностью.

 

Т.Ларсен

— В эфире программа «Светлый вечер» в студии Тутта Ларсен и Владимир Аверин. Наш сегодняшний гость – настоятель храма Святого Александра Невского при МГИМО – протоиерей Игорь Фомин.

В.Аверин

— Когда Вы говорите о развращенности и соблазне даже, я готов с этим решительно спорить, потому что, почему-то девочка в мини-юбке – это соблазн, а женщина у которой прикрыты коленки – не соблазн. А вот, может быть, как раз меня соблазняют в большей степени щиколотка, чем верхняя часть бедра, и таких немало, на самом деле. При этом я абсолютно контролирую себя, я держу себя в руках, а когда говорят, что она идет в мини-юбке и соблазняет кого-то, то это значит просто, что тот, кто соблазняется, он себя не контролирует, так это его проблема, а не ее.

И.Фомин

— Если речь идет о… скажем таких достойных мужах, как мы с вами, да, я здесь с Вами соглашусь. А если речь будет идти, скажем о школьниках, я буду категорически против того, чтобы учителя, допустим, ходили в лосинах. Никто, наверное, из вас не захотел бы, чтобы ваших детей учили учителя в лосинах.

Т.Ларсен

— Ну, а здесь опять… а здесь, как раз, очень серьезную силу приобретает именно вопрос красоты. Если у женщины красивые ноги и она в лосинах – это одно дело, если у женщины, извините, от природы не удались, эстетического не производит впечатления, то в общем, даже, наверное, и детям это не будет интересно.

И.Фомин

— Даже оценки не буду ставить, если можно учителю, почему нельзя мне? Если можно ходить, скажем так, в каком-то декольте учителю, или, допустим, если это мужчина, в каких-то обтягивающих штанах, или в тех же самых лосинах, представляете, трудовик, да, выйдет в обтягивающих лосинах с красным носом – прекрасно? Я думаю, не  очень в общем-то.

В.Аверин

— А когда физкультурник выходит, то нормально. Когда  физкультурник выходит в обтягивающих велосипедных трусах на тренировку – это нормально.

И.Фомин

— Если он, скажем так, занимается велосипедным спортом, как мы говорили про пляж. На пляже купальник уместен, на треке скажем так, тоже уместна на спортивная форма, в которой занимаются. Но, в школе это неуместно, вот просто неуместно и все. Есть какие-то нормы, которыми мы прививаем нашим детям будущее, ну, я думаю, что вы со мной согласитесь, что, допустим, в метро нельзя сорить, как и на улице, как и дома, как и везде. Есть какие-то… А почему нельзя, никто вам не объяснит, вот просто никто не объяснит.

Т.Ларсен

— Но, есть другая сторона медали,  например, приходит человек с ребенком школьником в музей, а там голый Давид, или какие-нибудь пухлые голые ангелочки и какая-нибудь рафаэлевская…

В.Аверин

— В музеях обнаженные…

Т.Ларсен

— Да, или рубенсовская Мадонна с обнаженными телесами и ведь на этот счет тоже существуют какие-то радикальные мнения, что прикройте, забейте, возрастной ценз поставьте и т.д. и т.п. хотя, казалось бы, это объект для такого созерцания, для эстетического наслаждения, более близкого к понятию красота творения, чем картины Питера Пауля Рубенса, ну нет просто.

В.Аверин

— И мы с вами, между прочим, выросли как раз на открытости и Рубенса в музейных залах для публики и с восторгом в детстве тоже «Обнаженная Маха» Гойи была принята и не выросли извращенцами. Вот не выросли извращенцами.

И.Фомин

Т.Ларсен

— Хотя, скажу честно, родительская книжка «Сокровища Эрмитажа» как раз со всеми этими обнаженностями, это были мои первые детские такие впечатления не только эстетического характера.

В.Аверин

— Ну и правильно, потому что каждый ребенок в том числе переживает и этот этап эротического восприятия мира.

И.Фомин

— Не самостоятельно, если он переживает их самостоятельно, это, я думаю, в общем-то, ни к чему хорошему не приведет. Если ребенок переживает эротические, или как это лучше правильно, обнаженные какие-то…

Т.Ларсен

— Соблазняется…

И.Фомин

— Нет, если он, в общем-то, видит эти обнаженные картины и тому подобное, то он вместе с родителем и родитель ему что-то на это говорит и объясняет, даже неважно, что, у него совершенно будет другое восприятие. Можно ли ребенка сейчас изолировать от просмотра каких-либо фильмов? Да невозможно, вот просто невозможно, живя в городе. Можно ли ему смотреть? Я считаю, знаете, можно. Если это вместе с родителем. Если родитель ему объяснит, как подходить к тем, или иным вопросам, если он ему скажет, что это плохо, нехорошо и тому подобное. Он ему покажет какие-то цензоры. Вспомните себя, что в советское время не было фильмов, где там, я не знаю, целовались… ну не более того, конечно было в советских фильмах. Как вы себя ощущали в присутствии родителей? Мне было как-то стыдно немножечко.

Т.Ларсен

— Мои родители роняли ключи всегда в этот момент и заставляли меня ползать под сидениями их искать, чем страшно меня выводили из себя.

В.Аверин

— Я прекрасно помню как появился фильм «Романс о влюбленных», когда первая обнаженка появилась в советском кинематографе. Коренева в первый раз у Адрона Кончаловского в фильме «Романс о влюбленных», вот там была обнаженная натура. Я учился тогда то ли в пятом, то ли в шестом классе. Вы знаете, для меня это не было абсолютным потрясением, потому что до этого у меня был огромный опыт музеев.

И.Фомин

— Да, совершенно замечательно.

В.Аверин

— И это не вызвало…

И.Фомин

— Вы самостоятельно ходили в музеи?

В.Аверин

— Понимаете, так получается, что почти никто в мире, никакой ребенок сам по доброй воле в первый раз в музей не пойдет, его все время отводят за руку, дальше он ходит сам.

И.Фомин

— Вы не задумывались, почему это в музее вдруг оказалось, все эта обнаженная… Может быть, потому что, там и необходимо было просто научение восприятию. Музей – это же не просто место, сарай, в который, в общем-то, собрали все, заходи…

В.Аверин

— Нет, это сарай, в который собрали все лучшие проявления человеческого духа, вот в этом я абсолютно убежден.

И.Фомин

— И просто так не войдешь, с собачкой туда не войдешь. Ни в один музей мира с собачкой… ну в приличный музей мира с собачкой не войдешь. Есть какие-то критерии, критерии посещения музея. Что бы там ни было выставлено, кувшин, или…

В.Аверин

— Или «Маха…»

И.Фомин

— Абсолютно точно, поэтому, мне кажется, возвращаясь к красоте. Красиво это – да, красиво, и кувшин и «Маха…». Да, замечательно, красиво. Но это красиво только тогда, когда ты умеешь воспринять эту красоту. Когда она тебя поражает, не – ухты, вот это да, класс и тому подобное. А когда ты вдруг это начинаешь понимать.

В.Аверин

— Так это зависит просто от общего культурного уровня. И этот культурный уровень формируется тоже с самых младых ногтей и если Вы предлагает изолировать ребенка от «Обнаженной Махи» до достижения… там совершеннолетия…

И.Фомин

— Стоп-стоп-стоп.

В.Аверин

— Я сейчас не Вас имею в виду, Вы прекрасно знаете, что есть выступления ряда целого общественности возмущенной, которая требует тоже прикрыть эти места. Если вы не покажете «Маху…» и не покажете «Данаю»

И.Фомин

— Я не ассоциирую себя с теми людьми, которые хотят это все прикрыть и тому подобное. Это должно находиться в музеях, это должно находиться под контролем родителей, это должно находиться, скажем так, того же государства в школах. Я против учителей в лосинах, я против, скажем так… я против, как священник, топлес в общественных парках, я против, когда голыми катаются на сноубордах.

В.Аверин

— Понимаете, вот вы все время говорите о том, что есть места и для них соответствующая форма одежды. А для меня возникает вопрос, я не имею никаких обязательств, скажем так, я никому ничего не обещал, поэтому мне проще жить. Воцерковленный человек – совершенно другая реальность, совершенно другой образ жизни. И вдруг в обычной жизни в миру он ведет себя эдак то, наряжается эдак то, а для того, чтобы пойти в храм, он как на карнавал надевает на себя рубашку с длинным рукавом, юбку в пол, закутывается в платок и вот такое карнавальное шествие начинается. Потом выходит оттуда, быстро все это снимает, быстро обнажается. Я видел это неоднократно, при посещении монастырей каких-то там, в Пскове, в том же Питере, на Волге. Они в майках-шортах подошли, здесь платок завернули, здесь платок завернули, наверх платок намотали – вошли в храм, дальше вышли, на пороге храма, отсюда платок сняли, отсюда сняли, отсюда сняли и пошли дальше. И для меня возникает вопрос, если уж мы уперлись в одежду – это нормально? По-моему, это дикость.

И.Фомин

— Да, я с Вами абсолютно согласен – это дикость. Вы сейчас говорите не о прихожанах, а о прохожанах, захожанах…

В.Аверин

— Ну, они паломники, так у них гордо, паломнические поездки по монастырям у них.

И.Фомин

— Нет, ну если я себя назову академиком и профессором, знаете, ну это не пройдет. Совсем другое, в общем-то другое духовное состояние у человека, который ходит в храм. Невозможно, понимаете, быть одним, скажем так, в мирской жизни, и совсем другим по воскресным дням, ну у кого-то это получалось, да, шесть дней верить в биржу, а седьмой день ходить в церковь. Ну, не получается.

Т.Ларсен

— Грехи мои тяжкие. В шортах не, но частенько поверх джинсов юбку натягиваю, чтобы в храм зайти, а потом обратно ее снимаю.

И.Фомин

— Нет, ну есть люди, которые и носовой платок на голову надевают, знаете, это очень смешно со стороны священника выглядит, когда заходит какая-нибудь дама такая замечательная и вдруг у нее на голове такой носовой платок, ну как-то просто иногда спрашиваешь даже, вам жарко? Или что? От солнца, или от чего вы это сделали?

Т.Ларсен

— Ну, она проявила уважение к правилам.

И.Фомин

— Да, она где-то об этом услышала и правила… ну, лучше не надевать так, это смешно действительно и здесь я совершенно согласен с Владимиром. Но длинная юбка не появляется из-за правил, она появляется из-за состояния ума, мне это как-то больше всегда нравилось, когда человек приходит к тому, что он уже по-другому себя как-то не может там мыслить, он одевается соответственно своим убеждениям, или раздевается соответственно своим убеждениям. То есть, ну…

В.Аверин

— Эти убеждения, они везде? То есть, если есть убеждения, они везде проявляются, а не только в каких-то отдельных местах по определенным часам.

И.Фомин

— Абсолютно правильно.

Т.Ларсен

— Я считаю, что в плане дресс-кода вы жестите, ну правда, ну невозможно ходить в длинной юбке 24 часа в сутки женщине. Тогда что, если я ношу джинсы, или юбку выше колена, или я надела шорты в городе, я уже не православная что ли?

В.Аверин

— Не знаю.

И.Фомин

— Нет, немножечко о другом говорим. Мы не говорим сейчас, зайдете вы в храм, или не зайдете.

Т.Ларсен

— Это же тоже вопрос уместности. Я не пойду, конечно, я не зайду в шортах в храм и не буду наматывать на бедра тряпку. Если я собираюсь в паломническую поездку, я соответственным образом выгляжу. Но в другой жизни, когда я не в храме, я крашу ногти, я крашу губы красной помадой, у меня вообще татуировки есть, я вообще тогда получается неуместная.

В.Аверин

— Нет, Тань, вопрос, который волнует меня очень…

И.Фомин

— Простите, Владимир, я просто перебью.

Т.Ларсен

— Тогда у меня было такое, у меня было такое понятие о красоте, вот до того, как я пришла в храм, что это красиво. И вот нос проколоть – красиво, и татуировку сделать – красиво, и голову налысо обрить. Разные были искания и метания…

И.Фомин

— Сейчас мы не говорим, что всем скопом, народ, для вас такие правила. Мы говорим о личном, мы только что говорили с Владимиром именно о личном, из твоего внутреннего вырастает внешнее. Но из внешнего тоже может вырасти внутреннее, но это намного сложнее процесс. Поэтому, если вы говорите жесткач, никто не говорит, что в шортах, придя в Храм Александра Невского на улице Лобачевского при МГИМО…

Т.Ларсен

— Вас пинками выгонят…

И.Фомин

— Да, вас пинками оттуда выгонят. Даже не выгонят, если вы там, придете, ну крашеная в зеленый цвет, ногти у вас не накрашены, а все остальное вы будете выкрашены в красный. Не выгонят вас оттуда, потому что все понимают, что это вы решили выделиться, пожалуйста. Но если человек приходит ко Христу, он потихонечку сам переодевается. Он снимает шортики и одевает брюки, он одевает юбку – тяжело, не тяжело ходить в этой длинной юбке, на данном этапе, может быть тяжело, а почему другие могут все время ходить.

В.Аверин

— Отец Игорь, Вы правда считаете, что Христу это важно? Когда человек приходит ко Христу, Христу так важно, в шортах он, или в брюках.

И.Фомин

— Я думаю, Христу это, наверное, в общем-то, неважно, здесь очень важно сердце его. Поэтому мы говорим о переодевании человека из внутреннего во внешнее. Но, когда ты начинаешь быть гармоничным человеком, то, в общем-то, у тебя, наверное, все становится соответственно всему, и внутренний мир, и внешний мир.

В.Аверин

— А вот теперь важный разговор.

Т.Ларсен

— Да, и продолжим его буквально через пару минут.

 

Т.Ларсен

— Сегодня в программе «Светлый вечер» Тутта Ларсен и Владимир Аверин. Наш гость – протоиерей Игорь Фомин, говорим о красоте, о ее критериях и о том, как красота внутренняя влияет на внешнюю, потому что тоже, мы говорили в начале программы, что важнее гораздо духовная красота человеческая, тогда действительно не важно, как человек выглядит, как одевается, есть у него кубики на прессе, кривые ли у него ноги, или нет, если этот человек духовно красив, тогда и не надо ему о внешнем заботиться никак.

И.Фомин

— Нет, если он духовно красив и не имеет никаких болезней, допустим, сахарного диабета, то у него все равно будут кубики на прессе, потому что его добрые дела будут способствовать вырастанию мышц, когда он носит сумочки соседки, или там, помогает детям в песочнице где-нибудь, а может быть он в больницу ходит. У него все равно будут, наверное, кубики на прессе.

В.Аверин

— От этого, нет.

И.Фомин

— От этого нет?

Т.Ларсен

— Володя просто мучается в зале частенько. Вот для меня формула – в здоровом теле, здоровый дух – она ровно обратно звучит. Если у человека в порядке душевное его состояние, то у него как-то и с красотой тела вопросов не возникает, как-то все гармонизируется. Не знаю, как это работает, боюсь впасть в какую-нибудь изотерическую ересь здесь. Но, ты хотел поговорить о гармонии?

В.Аверин

— Да, о гармонии, потому что…

Т.Ларсен

— Какой из них?

В.Аверин

— Гармонии вообще, потому что, ну тоже, если мы уж закидывали удочки назад в историю человечества, то в истории человечества мы знаем системы и цивилизации, которые вырабатывали очень четкую эстетическую систему.

Т.Ларсен

— Золотое сечение?

В.Аверин

— Например, золотое сечение, например, представление о прекрасном Египта, которое на протяжении тысячелетий так, или иначе, сохранялось и там имелось в виду все от человеческого тела, тоже там культ был, свои представления о красоте, каноны красоты человеческого тела.

Т.Ларсен

— Пропорции свои.

В.Аверин

— Пропорции, заканчивая архитектурой, предметами быта, искусством тем, или иным изобразительным, все это было охвачено. Та же Греция, тот же Рим, такие вот каноны красоты и гармонии внутренние, которые проявляются через внешнее вырабатывали. Тогда я смотрю, опять же, подчеркну, со стороны смотрю на христианство широко и православие более узко, я таких канонов красоты не вижу, я вижу канон красоты, который был в православии и он закончился в XVII веке, потому что до этого действительно, совершенно каноническая была иконопись, совершенно каноническая была архитектура, совершенно каноническое было представление о том, что такое наряд, костюм женщины и мужчины, обычный…

Т.Ларсен

— Цивильный, мирян.

В.Аверин

— Мирян, да, дальше я вижу, как трансформируется это все, как отметается старый канон, как на смену иконописи приходит сначала, не знаю, Ушаков, потом приходит академия, потом академия становится новым каноном, потом приходит время, когда Нестеров вдруг появляется в росписях, потом вдруг останавливается и сегодня снова мне вдруг кричат, как, вот академическое искусство, вот эти совершенно мертвые образы на самом деле, которые не имеют, с моей точки зрения, отношения к иконописи вообще никакого, вот за них надо биться. И тогда я не понимаю, вот по какой логике развивается, какие области ограничивает это представление о прекрасном, оно меняется в угоду кому и насколько оно широко. Потому что, с пузом – пожалуйста, с немытыми волосами – пожалуйста, дурно пахнешь – пожалуйста. Построили храм, в XXI веке такой, что, ну правда, это вопреки вкусу художественному вот совсем, но зато с крестом на маковке, и поэтому, что бы там ниже этого креста не было, все хорошо. А по-моему, это уродство, которое просто не может существовать ни в каком веке, ни в XXI, ни в XVI, ни в XIV. Вот как с этим быть?

И.Фомин

— Ну, вы опять хотите сказать о канонах, канонах, которые должны регламентировать то, или иное…

В.Аверин

— Я хочу спросить, есть ли эстетическая система в православии. Выработанная эстетическая система, сформулированная так, как это было во многих цивилизациях и во многих религиях в том числе?

И.Фомин

— Вот на этот вопрос я вам не отвечу, потому что, все-таки, основное внимание православие уделяет, и Евангелие уделяет, не внешним формам, а внутренним формам. И уже от внутренних форм, наверное, вытекает и внешнее какое-то твое состояние. То, что человек привносит понятные какие-то образы и восприятие того прекрасного, или осознание того прекрасного, что он может выдать на гора в это время, ну, наверное. Поверьте мне, я не понаслышке могу вам сказать, что нет у нас архитекторов сегодня, нет, те, которые в общем-то могут что-то более, или менее замечательное выдать.

В.Аверин

— Нет, где Вы имеете в виду? В мире?

И.Фомин

— В мире, я имею в виду по отношению к церковной архитектуре, нет.

В.Аверин

— Есть прекрасные образцы, великолепные образцы современной архитектуры, хорошо, модерна, не знаю, церкви в западной Европе построенные, совершенно фантастические, в Латинской Америке современные архитекторы строят фантастические церкви, да, они совсем без маковки и луковки, но это образцы высочайшего искусства архитектуры.

И.Фомин

— Наверное, не в традиции все-таки русского православного храмостроительства, да.

В.Аверин

— А вот эта традиция тогда, здесь вот давайте тогда… традиция – это что, это архитектор Тон, который построил Храм Христа Спасителя, и потом, извините, то, что переделали другие архитекторы – это Покрова на Нерли, да, но ведь потом чего только не было, каких только не строили, и в конце концов, когда не было своих, замечательно приглашали итальянцев и лучшие храмы, как вы знаете, безусловно построены в Кремле московском – это работа итальянских архитекторов.

Т.Ларсен

— Ты очень глубоко уходишь, Володя в культурологию, меня интересуют гораздо более простые земные вещи, понимаешь, отец Игорь – настоятель храма при МГИМО, студентки МГИМО – красивые девочки, как правило, у которых есть возможность хорошо и дорого одеваться, следить за собой, я уж не говорю там, ходить к косметологам, делать пластические операции, прости Господи, и всячески…

В.Аверин

— Наряжаться.

Т.Ларсен

— Всевозможные современные тренды опять же красоты, моды и молодости на себе исполнять и с собой экспериментировать по этому вопросу. И, как, мне интересно, вашим молодым прихожанкам объяснить, что красота должна быть духовной, когда она покупает журнал и там ей все рассказывают про то, какая должна быть красота. Ей 18 лет и она хочет этому мальчику понравиться. И она знает, что если она будет ходить в платке и длинной юбке, у нее нет никаких шансов этому мальчику понравиться, и будущее ее, в общем, в иерархии красивых девочек ее факультета, ее курса, оно весьма и весьма печальное.

В.Аверин

— А с другой стороны, когда она так нарядится, у нее нет шансов понравиться воцерковленному православному мальчику, для которого чрезвычайно важно, что… никакой, наверное, вы подтвердите, никакой семинарист, выбирая себе спутницу жизни, никогда не обратит внимание на девочку, которая условно живет по канонам красоты, почерпнутым из журнала глянцевого, правда ведь?

И.Фомин

— Внимание, наверное, обратит, но серьезных отношений не будет, скажем так. Я попытаюсь ответить, Татьяна на Ваш вопрос, и Володя, на Ваш по поводу всех архитектурных, или может быть видовых особенностей вот в каком плане. Я сейчас тушуюсь только потому, что все-таки это второстепенное, вот все о чем мы говорим – это второстепенное. Я хочу вернуться к своему воззрению на это прекрасное, на красоту. Что красота она должна все-таки изнутри выходить человека, он должен себя наряжать соответственно своему внутреннему миру. И, то, что у тебя снаружи – это отражение твоего внутреннего мира. Мы, кстати о многом здесь и в предыдущих программах говорили, о выражениях именно своего внутреннего мира. Кто-то там, я запомнил замечательный Ваш рассказ, Владимир, о том, как один наш соотечественник, какой-то неформал, который на каком-то приеме пригласил и ползал голым ко всем прижимаясь, там ждал, его накроют какой-то тряпочкой.

В.Аверин

— Нет, ну это была акция художественная, это был перфоманс.

И.Фомин

— Замечательно.

Т.Ларсен

— Это был Кулик?

И.Фомин

— Это прекрасное выражение внутреннего состояния человека, которое он хочет как-то донести до общества. Замечательно это? Наверное, хорошо, наверное, прекрасно. Я, слава Богу, не был там и я не знаю, как это, может…

Т.Ларсен

— Как бы Вы отреагировали.

И.Фомин

— Как бы я отреагировал – накрыл бы его, или пнул бы ногой, не знаю, как бы я отреагировал, честно говорю, поэтому меня, слава Богу, там не было, Господь меня от этого оградил. Внутренний мир, вот что определяет человека, его духовность, его взаимоотношения с Богом, вот, что определяет человека, его, наверное, внешнее состояние. Но церковь примет абсолютно любого человека, вот абсолютно любого.

Т.Ларсен

— А как быть человеку в церкви, как быть, если я смотрю на этого мужчину и у меня все… бабочки в животе, и вот я ничего не могу сделать, он мне внешне нравится. И потом ты думаешь, если меня, Господь такой создан, наделил вот такими ногами, ну, почему я должна их прятать, если у меня такие красивые, я не знаю, бедра, почему я не могу их обтянуть юбкой, чтобы этим зрелищем наслаждалась не только я, в конце концов, я не знаю, у меня есть 10-20 лет на то, чтобы этому миру вообще показать какая я, какую меня красивую создал Господь, природа, я не знаю. вот я такая пришла, потом я стану старой страшной бабкой и подумаю о своем духовном состоянии.

И.Фомин

— Ну, наверное, так тоже, в общем-то есть такой вариант, но это путь опытный, наверное, опытно проверить то от чего, скажем так, ограждает тебя церковь. Она же не, скажем так, не запрещает, она предупреждает. Предупреждает о каких-то там опасностях.

Т.Ларсен

— О последствиях.

И.Фомин

— О последствиях.

Т.Ларсен

— Вообще ничего страшнее стареющей красавицы на свете нет.

В.Аверин

— Мы не о том, мы не об этом.

Т.Ларсен

— Почему не об этом? Ну для женщины красота ее внешняя – это очень важная вещь и она не может так вот, вы так все об этом говорите, вам легко мужчинам об этом рассуждать, для женщины это реальная боль. Многие женщины на это всю свою жизнь кладут, на то, чтобы победить, я не знаю, этот нос ужасный, или этот бок, который свисает, или спрятать эти ноги, которые ей кажутся недостаточно длинными и вокруг общество, все вокруг, все, Мадонна в розовых трусах в 60 лет скачет, а я в 20 лет так не могу и не выгляжу так хорошо, как она, мне не дано. И все вокруг меня твердит – ты не такая, ты не подходишь под каноны, ты не соответствуешь, ты не в тренде, ты не 90х60х90. И да, ты ходишь в храм, ты молишься, все-все-все, а потом ты приходишь на шоппинг в магазин, одежду себе покупать и стоишь в этой примерочной и ненавидишь себя за то, что ты видишь в зеркале, это правда.

В.Аверин

— А ты не покупай такую одежду, а ты покупай простую сатиновую юбочку, блузочку и платочек, и хорошо будет тебе, от всех соблазнов сохранена, правда ведь?

И.Фомин

— Наверное, так… Вы знаете, что Мадонна придет в покаяние, что в сатиновой юбочке Татьяна придет к покаянию, наверное, для церкви будет приятно и одно, и другое и замечательно.

В.Аверин

— Ну, вот Вы знаете еще что, когда Вы говорите, что церковь примет любого, я тут с Вами не берусь спорить, потому что мне сложно ставить знак равенства между церковью и группами людей, которые называют себя православными активистами. Которые в последние годы очень активно как раз борются как раз с какими-то внешними проявлениями. То им не нравится то, что написано на картинке, то им не нравится то, как люди выглядят, то им не нравится то, как они поют и танцуют, рок-фестиваль Кубана им не нравится, еще что-то не нравится. Вот они же, они в основном про внешнее говорят. Может быть тогда как-то надо церкви объяснить  и своим прихожанам очень активным, что ребята, вы так внешним то не занимайтесь, не надо уж так.

И.Фомин

— Подождите, а почему те, кто поют как-то не так, или танцуют где-то не там, им можно выражать свое мнение, а другой группе людей надо в платочек заткнуться и смиренно… они тоже хотят обратить на себя внимание, они тоже хотят обратить на себя какие-то вещи. Я их сейчас не оправдываю, ни одну, ни вторую сторону. Но, если либерально подходить, скажем так, к вопиющим, давайте либерально подходить и к защищающим какие-то свои убеждения. Мне кажется, и те и другие имеют право на, скажем так, существование. Победить то все равно ни одна из сторон не победит в этом споре, поверьте мне.

В.Аверин

— Ну, пока что рок-фестиваль Кубана прикрыли. Одна сторона победила.

Т.Ларсен

— Ну, его не православные прикрыли активисты, Володь, ну и там как бы вопросов красоты тоже не особо…

В.Аверин

— Конечно, не православные прикрыли, для этого есть администрация, но кто туда письма писал?

И.Фомин

— Да нет, сейчас, понимаете, это модно. Если в кране нет воды, значит выпили православные, это все понятно, сейчас это модно, сейчас, кто идет, скажем так, против секулярного общества, значит, это православные, хотя может быть он вообще не имеет никакого отношения к православию.

В.Аверин

— Очень может быть, только он кричит про это, я же вот про что. Я же специально сказал, что я не могу поставить знак равенства, но он кричит про это.

И.Фомин

— А мы не можем их всех, скажем так, ну как бы идентифицировать и заклеймить, давать каждому справку, что вот он православный, неправославный, это, наверное, Господь сам будет разбираться.

Т.Ларсен

— Хотя, какие-то казусы, которые вокруг этого происходят, они, конечно, очень яркие. Я помню вот этот очень странный экшн прошлогодний с неделей православной моды, которая совершенно непонятно зачем была затеяна, никакого отношения не имела ни к моде, ни к православию.

И.Фомин

— Я сейчас вам объясню, все очень просто.

Т.Ларсен

— Будьте любезны.

И.Фомин

— Люди, играющие по чужим правилам всегда проигрывают. Вот, если ты захочешь, скажем так, что-то изобразить то же самое, как и у соседа, у тебя никогда не получится.

В.Аверин

— Только свое.

Т.Ларсен

— То есть, это со своим уставом в чужой монастырь?

И.Фомин

— Да в общем, даже не то что со своим уставом, наверное, со своей швейной машинкой в чужой монастырь, нельзя лезть.

В.Аверин

— Прекрасный образ.

И.Фомин

— У тебя ничего все равно не получится никогда, вообще не получится. Ты можешь, скажем так, играть, если так можно выразиться, или диктовать, только там, куда ты пришел. Ты вот пришел в церковь зачем? Затем, чтобы длинную юбку носить – не, это не про это. Ты пришел, чтобы не краситься – нет, это не про это, вот поверьте мне, совершенно не про это.

В.Аверин

— Ты постишься, чтобы похудеть – это не про… из той же серии.

И.Фомин

— Это не про это, сколько у нас людей Великий пост постятся по строгим правилам, даже так в церкви не постятся, как постятся, но они никогда не исповедуются, никогда не причащаются. Зачем? Непонятно!

 

Т.Ларсен

—  В эфире программа «Светлый вечер», в студии Тутта Ларсен и Владимир Аверин и наш сегодняшний гость – настоятель храма Святого Александра Невского при МГИМО – протоиерей Игорь Фомин. Мне очень хотелось вернуться к Вашей фразе о том, что православие, в отличие от других христианских…

В.Аверин

— Конфессий

Т.Ларсен

— Особым образом относится к человеческому телу и его бережет. Не могли бы мы эту тему раскрыть как-то?

И.Фомин

— Раскрыть, наверное, можно. Значит, мы читаем в Священном писании, что мы воскреснем в новых телесах, мы знаем, что если человек умирает от поста – это грех самоубийства, ну и так далее, и тому подобное.

Т.Ларсен

— То есть, человеку не возбраняется желать свое тело усовершенствовать.

И.Фомин

— Да, он должен его, скажем так, поддерживать в порядке. Если он его уничтожает, я повторюсь – это грех самоубийства. Если тебе нельзя поститься и ты все равно постишься, потому что это вот так заповедано и после того вся твоя семья начинает работать на лекарства для тебя, а в чем здесь смысл?

В.Аверин

— А если ты как раз просто не воздержан, ты жрешь  зарабатываешь себе сахарный диабет?:

И.Фомин

— Это другая сторона. Опять другая сторона того же самого.

Т.Ларсен

— То же самоубийство?

И.Фомин

— Того же самоубийства. Всегда православие называлось царским путем. Это что такое – посередине, ты вот посередине должен как-то в этом мире пройти.

Т.Ларсен

— Вот тебе гармония.

В.Аверин

— Да, но при этом, есть ли опять же, некая обязанность, вот опять же, есть ли обязанность у православного заботиться о здоровье, о здоровом образе жизни, обязанность в нынешних условиях, посещать спортзал для того, чтобы избавиться от того, что ты в обычной жизни накапливаешь, там все минусы, обязанность не переедать. Ну вот такие вещи, это в обязанность вменяется?

И.Фомин

— Да, монахи, допустим, дают обеты не жрать, ну, мясо, то есть не переедать и так далее и тому подобное.

Т.Ларсен

— Но ведь это же не связано на самом деле, как мне кажется, с желанием сохранить это тело молодым и красивым, это аскеза.

И.Фомин

— Вот здесь как раз, это аскеза, которая в общем-то она умерщвляет тело до того состояния… она его не уродует, она его умерщвляет, чтобы тело не диктовало твоему сердцу, твоим каким-то желаниям, хотениям, чтобы сердце твое диктовало телу, как себя вести, каким ты будешь в будущей жизни, закладывается сейчас.

Т.Ларсен

— Получается какой-то парадокс. Ты должен тело свое блюсти, хранить, держать в здоровье, в гигиене и желательно в тонусе, но при этом, ты должен от него отказаться. Получается, что если я хожу в спортзал и работаю над тем, чтобы у меня все мысли прекрасно функционально работали и, наверное, как-то очень сильно слежу за своим питанием и в это сильно погружаюсь, то есть это становится для меня неким смыслом моего существования – это уже я царский путь, который посередине, уже я с него сбилась?

В.Аверин

— Это целеположение, ради чего ты это делаешь.

И.Фомин

— Ради чего ты это делаешь?

Т.Ларсен

— Чтобы сохранить свое тело красивым и здоровым, молодым.

И.Фомин

— Нет, это бесполезно.

В.Аверин

— Сохранить его здоровым и работоспособным – это одна цель. Сделать его привлекательным для чужих взглядов – это другая цель.

И.Фомин

— Потом, когда ты начинаешь всецело заботиться только о своем теле, забывая, в общем-то, о ближнем, о духе и тому подобное, то ты его обязательно потеряешь. Вот, чего человек боится, то ему всегда, в общем-то, и дается. Мы знаем многих известных людей, которые хотели прожить до 120, до 150 лет и умирали в 50 лет и тому подобное, хотя ничего себе такого лишнего не позволяли. В православии не смысл сохранить тело, в православии смысл возвеличить дух, в том числе с помощью и тела.

В.Аверин

— То есть, условно получается, если человек ходит в спортзал для поддержания тонуса и работоспособности, и здоровья – это замечательно. А если она хочет вставить себе силикон до пятого размера в молочную железу, то вот тоже…

Т.Ларсен

— И изменить форму носа.

В.Аверин

— Изменить форму носа, ягодицы…

Т.Ларсен

— То это грех уже?

В.Аверин

— Это грех, или это просто нехорошо.

И.Фомин

— Вот здесь, Вы знаете, я считаю, что это грех. На данном этапе в наш промежуток времени, наверное, это все-таки грех.

Т.Ларсен

— А если она попала в аварию и у нее нос скособочило?

В.Аверин

— Нет, это разные вещи.

И.Фомин

— Это совершенно другое, это абсолютно другое. Когда ты от хорошего ищешь еще лучшего, ну, извините меня.

Т.Ларсен

— Хорошо, я пойду дальше, на самом деле, меня что-то сегодня, сегодня я плохой полицеский, а если она родила шесть детей, извините и у нее есть возможность улучшить форму своего тела, чтобы, ну просто не ненавидеть себя за все эти растянутые, обвисшие и прочие-прочие ее некогда девичьи формы – это тоже грех?

И.Фомин

— Вы опять хотите как-то категорично загнать православие в правила. Самое большое несчастье православии, что там нет правил, понимаете? В исламе все очень регламентировано – пять раз намаз, гурии в раю, яства и тому подобное. А у нас совсем по-другому, мы можем не убивать, мы можем не красть, мы можем не прелюбодействовать и все заповеди мы можем соблюсти. Мы придем и скажем: «Господи, мы это сделали, мы соблюли Твои заповеди…»

В.Аверин

— Счет предъявить.

И.Фомин

— Да, счет предъявить, а Он скажет: «Нет»…

Т.Ларсен

— А деньги мы вам вернем.

И.Фомин

— Потому что моя заповедь не делай, моя заповедь – люби. Вот скажет так Господь. Для чего ты все это делаешь – обвисший живот, нос, что еще…

Т.Ларсен

— А я не люблю себя такую. Я себя такую не люблю, ты меня создал красивой, меня эти годы материнства, болезни, не знаю еще чего-то, они меня превратили просто в бесформенное нечто. Я хочу вернуться к своему первозданному состоянию.

И.Фомин

— Тогда вопрос скорее всего не ко мне, а к тому, кто это уже прошел, кто уже обвисший живот подтянул, силикон вставил.

Т.Ларсен

— Полегчало ли ему?

В.Аверин

— Стал ли он больше любить людей.

И.Фомин

— Приносит ли он, скажем так, больше пользы, да ладно людей, как он стал к себе относиться? Что, ну вот он сделал это, ни в коем случае, никогда не желая демонстрировать, он потом купит ватник, будет ходить в ватнике, длинную юбку такую, в общем-то, на меху и тому подобное, чтобы вообще ничего не было видно. Дома ему это понадобится? Мы же недаром знаем этот анекдот, слава Богу, вышла замуж – краситься не надо. Ну, тоже имеет какое-то основание в общем-то быть этому анекдоту. Как ты к себе будешь относиться. Для себя – это не этот критерий, какой у тебя живот и тому подобное, для тебя. Наверное, критерий другой какой-то есть, где твое сердце находится.

В.Аверин

— Это сложные вещи на самом деле, я понимаю, когда монах, достигший просветления, что называется, он совершенно может спокойно говорить, что тело не волнует. А когда ты все равно в бесконечных отражениях, не зеркал, а вот людских взглядов, людских глаз.

Т.Ларсен

— Глаз, когда ты идешь и у тебя за спиной – смотрите, смотрите, какая она вообще, а какой рядом с ней мужчина, а он то как хорошо сохранился, а эта жирная корова распустила себя – это же… как с этим жить?

И.Фомин

— В этом плане я вам могу передать ощущения, да, это неприятно. Я когда со своей матушкой, когда бы не выходил, всегда говорили – смотри, какая замечательная, почему с ней он, а не какой-нибудь Ален Делон и тому подобное. Действительно, у меня матушка потрясающей красоты. Вы знаете, я себя, мне кажется, нормально чувствую. Это неприятно слушать от близких людей, а от других людей, как-то так безразлично, не потому, что я их презираю, а потому, что у каждого свои критерии красоты, у каждого свои критерии того, что ему нравится, не нравится и тому подобное.

Т.Ларсен

— Но, ведь очень часто человек отражается в глазах и близкого человека, своего собственного мужа. Я знаю, у меня подружка, ее муж довел до инфаркта, он ее всю жизнь мочит просто за… все не так, и не умная, и не работящая, а еще после двух детей некрасивая. Молодая женщина 40 лет.

И.Фомин

— У него значит комплексы, он значит, наверное, совершенно не умный, или не образованный человек.

В.Аверин

— Зачем она мучается то, а что же не уйти?

Т.Ларсен

— Любит, не может.

В.Аверин

— Значит мазохистка.

Т.Ларсен

— Хотя в ее случае, я думаю, даже если бы она была какой-нибудь первостатейной красоткой, он бы нашел, где иголки под ногти загнать.

В.Аверин

— Он так самоутверждается, конечно.

Т.Ларсен

— Это правда, но тем не менее, все равно, вот эти общепризнанные сегодня в социуме каноны красоты, даже, если опустить пресловутую певицу Мадонну с ее, конечно, крайней степенью демонстративности телесной, они очень сильно давят и очень трудно женщине, особенно… Мужчине легче, наверное, хотя, мужчине вообще легче, он пошел спортом позанимался, какую-то энергию свою выплеснул у него уже все как-то уравновесилось, сбалансировалось.

В.Аверин

— Далеко не все ходят спортом заниматься мужчины.

Т.Ларсен

— А им не всем и надо, а женщине все-таки,  ну как-то у нас такое установилось… есть ощущение, что если…

В.Аверин

— Сейчас ты меня убьешь, но я все-таки скажу…

Т.Ларсен

— Что если нет внешней красоты, то не будет ничего больше в жизни.

В.Аверин

— Нет, это опять, это вопрос приоритетов, что для тебя важнее. Я прошу прощения за то, что я это произнесу, но может быть, это правда. Что для тебя важнее суд человеческий, или суд Божий? Странно это из моих уст, Тань, я понимаю.

Т.Ларсен

— Но суд Божий, он еще когда будет, а когда тебе 18 лет и у тебя форма ног тебе не нравится твоя, то ты об этом суде Божьем, ты просто не в состоянии задуматься, нет? У тебя гормональный фон другой.

И.Фомин

— Наверное, смерть ты еще мыслишь очень далеко. Пяти-семилетний возраст, когда человек задумывается о смерти, уже прошел, и теперь это настанет уже только после сорока, наверное, или там, ближе к пятидесяти, или после пятидесяти, когда человек ужаснется. Наверное, да, смерти в этот период не боятся. Но действительно, суд Божий для внутреннего человека, наверное, важнее. А суд человеческий, вы знаете, все равно будут судить не по внешнему, даже люди. Все-таки, когда следователь приходит, он, наверное, по делам судит, в общем-то, а переговоры бабушек на лавочке, семечки, мы как-то спокойно к этому относимся.

Т.Ларсен

— Тогда давайте все-таки уже завершая наш разговор, еще раз определим, что такое для христианина красота? В чем она заключается?

И.Фомин

— Я считаю, что красота – это, наверное, образ и подобие Божье. То, что в тебе заложено от Бога, именно доброта, внимание и то, что ты можешь, в общем-то развить – милосердие, кротость, смирение, наверное, это и есть красота. Может быть я какой-то неправильный, но в храме больше выделяются, скажем так, люди, не те, которые как-то одеты особо, специально говорю особо, потому что для одних особо – это длинная юбка, а для других особо – это вообще не юбка, или что там, а все-таки, наверное тот, кто умеет критически на себя посмотреть и умеет улыбаться. Я не видел людей, которые улыбаются некрасиво, просто не видел, обратите внимание.

В.Аверин

— Я видел, которые не улыбаются.

И.Фомин

— Это ужасно.

В.Аверин

— Это ужасно, да, а когда улыбаются, да, все хорошие.

И.Фомин

— Когда улыбаются, да, почему – потому что…

Т.Ларсен

— Вы не видели моего сына, когда его фотографируют, как он улыбается.

И.Фомин

— А это, я думаю, вообще прекрасно.

Т.Ларсен

— Этот оскал.

И.Фомин

— Почему я именно про улыбку сейчас сказал, что такое красота. Когда человек может улыбнуться жизни, может улыбнуться ближним…

Т.Ларсен

— Искренне.

И.Фомин

— Может улыбнуться любым обстоятельствам, мне кажется, он не просто красив, он счастлив. Красив тот человек, кто счастлив. Вот для меня вот эти люди. Когда царская семья уже находилась Николая II в заточении в Томске, одна из княжен пишет замечательную молитву: «Господи, сделай нас счастливыми. Не так, как мы хотим, а так, как Ты хочешь». Представляете, это, можно сказать ребенок там.

В.Аверин

— Да, вот кстати, те же 18 лет, когда вроде не должна ничего.

И.Фомин

— Да, те же 18 лет – это потрясающие слова, потому что, какая разница, как я счастлив, когда я счастлив. Какая разница как я счастлив. И, наверное, именно это и есть критерий красоты – счастье, счастье, которое постоянное. А постоянное счастье, мы знаем, оно внутреннее счастье, если человек счастлив от внешних обстоятельств, то утром он будет несчастлив. Вот так обычно бывает, это проходящее. А внутреннее, оно всегда постоянно.

В.Аверин

— Спасибо!

Т.Ларсен

— Спасибо огромное! Тутта Ларсен.

В.Аверин

— Владимир Аверин и наш гость – отец Игорь Фомин.

И.Фомин

— До свидания!

Т.Ларсен

— Всем светлого вечера!

Мы в соцсетях
****

Также рекомендуем