У нас в гостях был Народный артист и Заслуженный деятель искусств Российской Федерации, профессор Московской Консерватории, художественный руководитель Академического Большого хора «Мастера хорового пения» Российского Государственного музыкального телерадиоцентра Лев Конторович.
Разговор шел о русской духовной хоровой музыке, о творческом пути нашего гостя и о его участии в исполнении произведений митрополита Илариона.
В. Емельянов
— Здравствуйте, это программа «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— Алексей Пичугин. Здравствуйте.
В. Емельянов
— Мы рады представить нашего сегодняшнего гостя. Это Лев Зиновьевич Конторович — народный артист Российской Федерации, профессор Московской консерватории, руководитель Академического большого хора «Мастера хорового пения». Добрый вечер, здравствуйте!
Л. Конторович
— Добрый вечер!
А. Пичугин
— Здравствуйте!
В. Емельянов
— Я так понимаю, что наша встреча проходит буквально накануне 5 апреля — это большое событие, будут исполнены уже теперь, считай, в знаменитом концертном зале, в «Крокус Сити Холл», это станция метро «Мякинино», если мне не изменяет память...
А. Пичугин
— Ближайшая «Мякинино», да.
В. Емельянов
— Туда теперь удобно добираться из центра города, совершенно не обязательно стоять в пробке на МКАД. И вот 5 апреля состоится такое событие под названием «Страсти по Матфею». Давайте с этого начнём, а потом уже вернёмся к вашей творческой биографии, потому что наш редактор тут мне написал, что вы прям живая легенда. Я не очень люблю это словосочетание, честно говоря.
Л. Конторович
— Легенда — это уже тревожно.
В. Емельянов
— Да-да. Но человек, который с красным дипломом окончил Московскую консерваторию, тут уже, конечно, нужно снимать шляпу. Итак, «Страсти по Матфею».
Л. Конторович
— Вы знаете, это, конечно, удивительное событие, потому что это будет в третий раз такое значительное исполнение этого сочинения, и второй раз в «Крокус Сити». Я участвовал в предыдущем исполнении. Это написал наш замечательный совершенно композитор и человек, которого мы очень уважаем — митрополит Иларион. И он уже себя давно проявил как композитор — у него много сочинений, много литургической музыки и много музыки, написанной для хора с оркестром. Но вот «Страсти по Матфею» это, наверное, самое значительное его сочинение. И его исполнение, причём именно в таком зале и с такими возможностями, как уже было — это и фильмы, какой-то видеоряд значительный, и какой-то артистический ряд, когда появляется Мария и идёт по сцене, поднимается по лестнице и переходит вот в этот вот видеоряд. Это удивительно. И самое главное, что сам митрополит Иларион читает тексты. Это производит очень сильное впечатление, потому что настолько он глубоко это ощущает и может передавать всем слушателям. И не только верующим, приходят ведь и неверующие люди. И для них такое явление очень значительное. Ну и, конечно, сама музыка — музыка великолепная. Вы знаете, я участвовал в исполнении «Страстей по Матфею» Баха.
В. Емельянов
— Да, я вот тоже хотел спросить: насколько они идентичны, насколько они похожи.
Л. Конторович
— Идентичны они быть не могут.
В. Емельянов
— Я, наверное, неправильное слово...
Л. Конторович
— Я немножко отступлю, скажу, что нам тоже очень повезло, моему коллективу (хор, который я возглавляю, это «Мастера хорового пения»), мы исполняли «Страсти» Баха под руководством Хельмута Риллинга. Это ведущий специалист по баховской музыке. И конечно, с ним сотрудничать было очень важно и торжественно, то есть это было, конечно, тоже событие. И вот я знаю, что митрополит Иларион, конечно, с огромным пиететом относится к Баху, для него это его, так сказать... наверное, не очень удобно говорить, будем считать, что это просто музыкальная икона — Бах. И конечно, когда он писал «Страсти по Матфею», внутри слышал и произведение Баха. И здесь нужно сказать, что ведь это православная музыка, хотя «Страсти» вроде бы не употребляются у нас в богослужении. Но вот этот жанр где-то, конечно, соотносится с жанром, который использовал Бах. Но музыка православная. Здесь опирался владыка на традиции русской музыки. Здесь очень много, во-первых, звучат такие акапелльные эпизоды, которые не характерны, конечно, для Запада. И где-то мы даже слышим такие мелодии ещё из Киевского распева в какие-то моменты. Но в то же время мы слышим, что, конечно, влияние какое-то Баха есть. Это даже в инструментальной музыке, в том, как используется струнный оркестр, какая-то ассоциация у нас возникает. Я думаю, это только усиливает вот такое эмоциональное впечатление от того, что происходит на сцене. И что ещё можно сказать об этой музыке — здесь, конечно, тоже есть и евангелист. Я уже сказал, что сам митрополит будет читать тексты. Это очень важно, потому что это действительно погружает слушателя, и слушатель сочувствует тому, что происходит. Или не сочувствует, а просто чувствует: через него это проходит — всё, что он слышит, всё, что он видит. Здесь есть солисты также — евангелист-тенор. Есть солисты — и сопрано поёт соло, и поёт ещё баритон, и бас. Поэтому солисты — это тоже такая традиция. Где-то можно ассоциации с Бахом... Но я думаю, что здесь важно даже не влияние Баха, а может быть, и влияние нашей русской музыки, русских традиций. Например, если мы посмотрим на партитуру, которую написал владыка, — здесь есть фуги, здесь есть имитация. И сразу вспоминаем Бортнянского, у которого тоже в его духовных концертах есть имитации, есть фуги, то есть эта традиция уже, можно сказать, и русская. Поэтому можно долго говорить об этой музыке, но, я думаю, что нам, может быть, и не очень интересно с точки зрения музыковедческой это всё обсуждать. Но, я думаю, те, кто придут на этот концерт, получат огромное не только удовольствие, но огромное даже положительное потрясение.
В. Емельянов
— Я хотел уточнить: кто будет дирижировать оркестром?
Л. Конторович
— Да, это очень важный вопрос. Дело в том, что это оркестр под руководством Спивакова — Спиваков будет дирижировать этим оркестром. И хочу сказать, что вот такое сотрудничество митрополита Илариона и Спивакова традиционно. То есть мы знаем, что они вдвоём возглавляют, руководят, художественные руководители Рождественского фестиваля. Это много лет происходит в Доме музыки. И вот это сотрудничество, мне кажется, очень важно и для Спивакова, который, так сказать, очень близок к этой традиции православной. Он часто теперь дирижирует даже моим хором акапелла русскую музыку. Вы знаете, что Спиваков дирижировал «Всенощную» Рахманинова, поэтому для него, мне кажется, очень важно, что он будет исполнять это сочинение митрополита, потому что здесь он сможет себя проявить как и знаток русской православной музыки, и как большой, вообще, просто выдающийся специалист оркестровой музыки.
А. Пичугин
— Надо, наверное, ещё нашим слушателям сказать, что «Страсти по Матфею» (если кто не знает, авторство этого произведения принадлежит митрополиту Илариону), это не премьера — то, что пройдёт в «Крокус Сити Холле». Уже больше 10 лет успешно по всему миру исполняется, более 50 раз оно прозвучало, не только в России, но и почти во всех европейских странах, в Канаде, в США, в Австралии. И везде был успех.
В. Емельянов
— Остаётся, конечно, пожалеть, что рядом с нами сейчас нет Владимира Теодоровича и владыки Илариона, потому что тогда бы разговор был совсем мощным, полным, что называется. Мне хотелось бы, Лев Зиновьевич, вот что выяснить: а каким образом вы стали сотрудничать в «Страстях по Матфею»? Вы предложили сотрудничество или владыка к вам обратился? Как, собственно, случился этот творческий контакт?
Л. Конторович
— Дело в том, что владыка слышал наш хор, как мы исполняем русскую православную музыку. И мы уже до этого исполняли некоторые произведения митрополита, написанные для службы. И он понял, что как-то ему пение нашего хора близко, наше отношение к православной музыке. И он, конечно, предложил участие нашего хора в исполнении этого сочинения. Вот мы будем петь это сочинение второй раз. Федосеев дирижировал этим сочинением. И дирижёром первого исполнения был тоже Владимир Федосеев.
А. Пичугин
— Вы говорили о «Всенощной» Рахманинова. И вам приходилось, я так понимаю, многократно дирижировать хором во время исполнения этой «Всенощной», в том числе не только в концертных залах, но и в храме. Существует старинная традиция в Москве... ну как старинная? Идущая с давних советских времён, когда в храме, где сейчас настоятелем является митрополит Иларион (Алфеев), когда-то, в советские времена, там был настоятелем архиепископ Киприан (Зернов), и регентом хора этого храма был знаменитый Николай Матвеев, известный не только церковной Москве того времени, но и известный ещё всей музыкальной Москве. И два раза в год в этом храме исполнялась «Всенощная» Рахманинова и «Литургия» Чайковского, когда, собственно, собиралось туда... мы об этом, я думаю, в рамках нашей сегодняшней программы ещё поговорим, потому что традиция эта жива, ей уже не один десяток лет. Но сейчас, я думаю, самое время обратиться нам к музыке и послушать... Правда, это будет не Рахманинов, Рахманинова мы оставим напоследок, а сейчас мы послушаем тоже одно песнопение, которое всегда исполняется на Всенощном бдении. Это, как я понимаю, будет «Свете Тихий».
Л. Конторович
— Если можно, я скажу несколько слов.
А. Пичугин
— Да!
Л. Конторович
— Автором этого произведения является Николай Голованов — выдающийся наш российский дирижёр, музыкант, композитор. И это сочинение «Свете Тихий» посвящено как раз Сергею Рахманинову, его светлой памяти. И на мой взгляд, именно Николай Голованов является выдающимся продолжателем Рахманинова. Сейчас, я думаю, слушатели в этом убедятся. Это настолько высоко художественное и настолько глубоко православное звучание, именно достойное Рахманинова. Это не подражание Рахманинову, это продолжение его традиций.
А. Пичугин
— Итак, «Свете Тихий». Музыка Николая Голованова — знаменитого композитора.
Звучит хоровое произведение «Свете Тихий» Николая Голованова.
В. Емельянов
— Мы продолжаем наш «Светлый вечер». Ещё раз напомним, что наш сегодняшний гость — Лев Зиновьевич Конторович — народный артист Российской Федерации, профессор Московской консерватории и руководитель Академического большого хора «Мастера хорового пения». В общем, в том, какие они мастера, мы только что с вами смогли убедиться. Интересное название — «Мастера хорового пения». То есть, я так подозреваю, что оно дано не случайно. Видимо, каждый из участников этого хора может быть и солистом. Вообще, когда хор солистов, это производит впечатление.
Л. Конторович
— Это действительно так. Каждый хорист у меня солист. Причём у них очень высокое образование, у большинства. Большинство учились и как дирижёры-хоровики, и имеют вокальное образование серьёзное. Некоторые участвовали в конкурсах — лауреаты. Есть даже несколько человек, которые закончили аспирантуру и вот поют в хоре. Но у них есть возможность: они часто поют и как солисты в классической музыке, и когда мы исполняем какие-то мессы — Шуберта или даже Баха, — то некоторые из наших хористов поют партию соло.
В. Емельянов
— А расскажите, пожалуйста, об истории этого коллектива.
Л. Конторович
— История у нас уже давнишняя. В будущем году, в 2018-м, будет 90 лет нашему коллективу. Он был создан Александром Васильевичем Свешниковым на радио. И его возглавляли многие выдающиеся музыканты. С ними работал даже тот же Голованов. И долгое время руководил этим Академическим большим хором радио Клавдий Борисович Птица. А я, собственно, попал туда с 2005 года.
А. Пичугин
— Уже 12 лет.
Л. Конторович
— Да. Но вот в будущем году нам будет 90, мы думаем, что проведём ряд интересных концертов. А вообще этот коллектив участвовал в исполнении самых свежих произведений Шостаковича, Прокофьева, других наших великих композиторов. И в этом году, мне кажется, повезло, удалось сделать такой большой концерт русской духовной музыки. Это русский духовный концерт православный — от восемнадцатого века до современности.
А. Пичугин
— Восемнадцатый век — поправьте меня, я не могу сказать, что я специалист в данном случае, — это то самое время, когда довольно традиционные такие восточно-христианские распевы, в том числе и наш довольно исконный знаменный, заменяется другого вида церковной музыкой, которая проникает активно из Украины, которая в свою очередь, берёт её с Запада. И это тот самый стартовый момент, когда вот та самая, привычная нам, церковная музыка начинает звучать в храмах. Правильно?
Л. Конторович
— Наверное, да. Но вот концерт появляется... вы знаете все этих авторов, это: Березовский, Ведель, Бортнянский...
А. Пичугин
— Бортнянский — самый известный.
Л. Конторович
— Да, самый известный. Много авторов было... затем, из девятнадцатого века: Архангельский — очень
яркая музыка. И на рубеже веков уже, девятнадцатого и двадцатого, прекрасная музыка была, оказывается (я тоже для себя открыл), у Кюи очень интересные произведения. И тот же Голованов — вот впервые мы исполнили огромный концерт трёхчастный. Там, собственно, три его части, каждая — отдельный концерт, он впервые прозвучал. Это было 1 февраля, в этом году — мы исполняли в зале имени Чайковского. И это огромное счастье, что удалось эту музыку исполнить. И было огромное количество народу, это было очень приятно — полный зал, который слушал такую музыку.
А. Пичугин
— Я понимаю, что вы и за границей выступаете с этими программами, с этими произведениями. Насколько вы видите интерес в Европе к русской духовной музыке восемнадцатого—девятнадцатого веков?
Л. Конторович
— Вы знаете, потрясающее совершенно впечатление оставляет наша музыка на слушателей. Вот могу привести несколько примеров. Один пример: это было в Италии, на севере, был храм. Кстати, там православный храм. Нам дали концерт. Мы, конечно, приезжали не по линии Православной Церкви, нас просто пригласили с гастролями. Но вот нам предоставили эту церковь. И мы должны были петь, естественно, нашу музыку. Пришло столько народу — они не поместились, а храм довольно большой, и люди стояли на улице. И мы, когда с хором подошли, уже не могли даже пройти в храм. Пришлось просить, чтобы нас туда пропустили. Это такой пример столпотворения, но не Вавилонского. А вообще, принимают музыку очень ярко: зал встаёт, и люди плачут, когда слышат нашу музыку. Даже большинство... Здесь православный храм был — здесь понятно. Но мы выступаем часто и в католических храмах.
А. Пичугин
— Или просто в концертных залах.
Л. Конторович
— Да, но чаще в храмах. Это в большей степени соответствует нашей музыке. И люди встают и плачут, просто плачут от этой музыки. Вы знаете, был очень смешной ещё один момент: мы были в Коста-Рике, у нас были гастроли, там было 10 концертов. Они проходили очень ярко. И вот в один из концертов нам сказали, что мы будем выступать в греческой церкви. Мы очень обрадовались, мы подумали, что это Православная Церковь, но, оказывается, это город у них называется Греция. А храм у них, конечно, не православный. Но это было удивительно. И там вот тоже люди слушали — все не православные. И мы пели, естественно, нашу музыку на нашем языке. И они просто все встали и нас не отпускали. Вот удивительна эта музыка — она производит огромное впечатление. Даже люди, не понимая текста, воспринимают её содержание.
В. Емельянов
— Я хотел у вас поинтересоваться: мы начали нашу передачу с того, что вы с отличием закончили хоровое училище имени Свешникова, а потом и Московскую государственную консерваторию имени Чайковского, тоже с отличием. Безусловно, это ваша заслуга, но, наверное, в первую очередь это заслуга ваших учителей. Нам бы хотелось, чтобы вы о них несколько слов сказали. Это фамилии очень яркие.
Л. Конторович
— Да, вы знаете, можно о многих учителях много и долго. И действительно, и первая учительница, которая просто учила нас читать и писать, и много других, которые просто учили играть на фортепиано. Сейчас я хочу назвать хотя бы двух или трёх педагогов. Во-первых, Клавдий Борисович Птица, к которому я попал уже в консерваторию, который меня научил работать с хором и повернул меня лицом к хору по-настоящему. Ещё мне повезло — я занимался немножко и симфоническим дирижированием. Но мне бы хотелось сказать, что я занимался оркестровкой у Шнитке. Альфред Шнитке — это выдающийся наш тоже музыкант, композитор и просто выдающийся деятель музыкальный. И вот общение с ним мне, конечно, тоже очень много дало, оно позволило мне как-то по-новому вообще взглянуть на развитие музыки в наше время и открыло глаза на многие явления в музыке. Вот им я очень благодарен.
В. Емельянов
— Вы сказали такую фразу — «развернул меня лицом к хору, научил меня работать с хором». А в чём особенность работы с хором? Вообще, что такое работа с хором? Потому что мы с Алёшей вряд ли себе представляем, что это такое.
А. Пичугин
— Я точно не представляю.
В. Емельянов
— И если только среди наших слушателей нету трёх-четырёх руководителей хоров разного уровня, то, я думаю, что для большинства это тёмный лес.
А. Пичугин
— Но все неоднократно со стороны это наблюдали. А если углубиться в процесс, то тут, конечно, тёмный лес для нас для всех.
Л. Конторович
— Знаете, мне трудно дать полный ответ, потому что, я думаю, что каждый дирижёр хора вам это объяснит по-разному, наверное, это не будет совпадать.
В. Емельянов
— Ну как вы это объясните.
Л. Конторович
— Для меня работа с хором, вообще, это прежде всего огромное удовольствие, огромная радость общения. Я всё время об этом говорю, это очень важно, что хор — это коллектив. Коллектив должен быть просто родной, родственный — это прежде всего. Для того, чтобы вместе работать, нужно по-настоящему дружить и любить просто друг друга. Мне кажется, что это для православной музыки очень характерно. И работать с хором — во-первых, ты должен понимать, что здесь репертуар важен. Когда ты берёшь какое-то сочинение — дирижёр уже внутри себя слышит то, чего он должен добиться. И когда я прихожу к этому хору своему, которые мастера, я начинаю работать, показываю что-то и слышу то, они мне поют то, что я слышу внутри себя. Вот это огромное счастье. И я им говорю одно слово (не знаю, можно ли его в эфире сказать), я им говорю: «Сволочи!» То есть они вот делают то, что я слышу.
А. Пичугин
— Давайте сейчас на итог обратим внимание. Это ещё одно церковное произведение. У нас небольшой перерыв — через несколько минут мы сюда вернёмся. Но перед этим послушаем произведение под названием «Да светится имя Твое» — это богослужебное песнопение. Расскажите, пожалуйста, о том, кто написал его.
Л. Конторович
— Это написал Родион Щедрин. Он очень гордится этими произведениями. Это им написано по Лескову, но он сам называет, что это «Русская литургия». Эта вот часть из этой «Русской литургии». Мне кажется, что можно по-разному относиться и понимать что-то, что-то недопонимать в произведениях Щедрина, в его языке. Но вот это сочинение, оно как бы снизошло на этого автора, и вы это услышите. Оно вот всё светится именно каким-то Божественным светом.
А. Пичугин
— Самое интересное, что все, наверное, наши слушатели знают творчество Родиона Щедрина, но вот эту сторону, думаю, что знают совсем немногие. Мы также напомним нашим слушателям, что в гостях у нас сегодня Лев Зиновьевич Конторович — народный артист, заслуженный деятель искусств России, профессор. А слушаем мы сейчас произведение «Да светится имя Твое». Алексей Пичугин...
В. Емельянов
— И Владимир Емельянов. Действительно, вернёмся через минуту-две.
Звучит хоровое произведение «Да светится имя Твое» Родиона Щедрина.
В. Емельянов
— Мы продолжаем наш «Светлый вечер». Напоминаем, что наш сегодняшний гость, наш собеседник — Лев Конторович, руководитель Академического большого хора, профессор Московской консерватории, народный артист Российской Федерации. Мы продолжаем разговор и о музыке, и о Большом академическом хоре. И конечно, очень радостно слышать от руководителя хора, и вообще, от руководителя музыкального коллектива, что у вас складываются такие чудесные отношения с коллективом, что вы единомышленники. А бывают там настроения, скажем, либерального толка — кто-то, может, несогласен? Вы, вообще, с такими людьми продолжаете сотрудничать или расстаётесь?
А. Пичугин
— Или у вас, может, наоборот, всё так?
В. Емельянов
— Вы меня поправьте, если я не прав, но всё-таки мне кажется, что такие профессии, как режиссёр, как дирижёр хора или оркестра — это довольно властные такие профессии. Я знаю, например, что в театре драматическом никакой демократии невозможно — должна быть жёсткая диктатура, потому что без этого театр не живёт.
Л. Конторович
— Вообще, вопрос, как говорится, интересный. Что я могу сказать? Я всё время говорю, что у нас демократия. То есть я могу выслушать мнение любого хориста. Причём они никогда не говорят в какой-то категорической форме, или не говорят: «Что это вы нам тут устраиваете?» Они всегда мне говорят: «Давайте ещё вот так попробуем. Может быть, будет ещё лучше». Я внимательно слушаю. То есть у нас полная демократия, но... и моя диктатура, то есть решаю я.
А. Пичугин
— А сколько человек в хоре?
Л. Конторович
— Где-то у нас за 60, где-то под 70. Кто-то болеет, кто-то рожает — поэтому в районе 70.
В. Емельянов
— Это молодые люди?
Л. Конторович
— В большинстве своём да, молодые, молодёжь.
В. Емельянов
— А мы знаем, например, что солисты балета и вообще у артистов балета творческая жизнь, к сожалению, а может быть, и к счастью, не очень долгая. К сожалению — потому что им, тем, кто не успел выбиться в премьеры, им очень тяжело, конечно, это осознавать, и приходится уходить.
А. Пичугин
— Уланова и Плесецкая танцевали очень много — десятилетия.
В. Емельянов
— Это единицы. Большинство из них уходит со сцены довольно молодыми людьми. Что касается вокалистов хора и вообще вокалистов — длительная творческая судьба?
Л. Конторович
— Здесь тоже по-разному судьба развивается. Естественно, всем нравится, когда выходит хор и видят молодые лица — они активно работают. И когда лица уже, так сказать, не вызывают каких-то положительных эмоций просто чисто внешне, конечно, это отрицательно сказывается на работе коллектива. Но здесь по-разному. Например, у меня есть бас, он очень редкий бас, потому что бас-профундо — поёт очень низкие ноты. Ему довольно много лет, он тоже седой, как я, но это никого не раздражает и не удивляет.
А. Пичугин
— Если как вы — то это ещё не очень седой.
Л. Конторович
— Ну он, может быть, даже чуть поседее.
В. Емельянов
— Мне кажется, что бас-профундо — это как раз и должен быть такого вида человек, если у него ещё такая окладистая борода.
А. Пичугин
— Он большой должен быть ещё...
Л. Конторович
— Да, конечно, это солидный человек, конечно. А что касается девочек — конечно, все хотят видеть девочек молоденькими. Но я как раз хочу сказать, что от меня выходят в солисты оперных театров. Одна девушка уехала во Францию — она там поёт в оперном театре. Сейчас (вы, наверное, слышали фамилию) Полина Шамаева, она долго не работала, она сейчас замечательная сольная певица. Так что мы не держим у себя в хоре насильно, а мы очень рады, что они с нами работают, потом уходят солистами. Я думаю, что, конечно, всю жизнь петь в хоре — не очень хорошо. То есть нужно где-то почувствовать, когда у тебя начинаются колебания какие-то в голосе, надо как-то вовремя всегда уметь уйти.
В. Емельянов
— Это может быть педагогическая деятельность...
А. Пичугин
— Или сольная.
Л. Конторович
— Очень много, да: и педагогическая, и какая-то деятельность, связанная... у меня многие — дирижёры хора. Многие из моих хористов работают регентами в церкви, а кто-то просто поёт в церкви. Я думаю, что в церкви уже внешний вид не столько имеет большое значение, там нужно просто звучать, чувствовать, любить это дело, это очень важно.
В. Емельянов
— Выражаясь современным конторским языком, вот коль у вас такая ротация происходит кадров, а куда вы невод свой забрасываете, чтобы пополнять состав вашего хора?
Л. Конторович
— Тут я открою маленький секрет: я 30 лет проработал в Хоровом училище Свешникова. И вот все ребята, юноши, теперь они уже сами отцы, а кто-то даже уже и дедушка (один такой у меня есть), они все были моими учениками — из хорового училища большинство ребят. Кто-то пришёл из консерватории. Что касается девочек, тоже из Хоровой академии имени Попова приходят— я там работал. И из консерватории многие приходят. И иногда мы просто объявляем конкурс. Вот вчера как раз было прослушивание, пришла одна девушка очень хорошая — мы её возьмём. Она очень хорошо поёт, подготовлена.
В. Емельянов
— А если не секрет, из какого количества кандидатур вы выбираете эту одну единственную девочку, которую вы планируете взять? Сколько это человек — 50, 60?
Л. Конторович
— Трудно сказать, по крайней мере, вчера было пять человек, одну выбрали. Но это не значит, что мы можем много брать — мы очень редко добираем.
В. Емельянов
— Хотел вот ещё о чём спросить: скажем, детей... сейчас, может быть, и родителям некоторых ребятишек будет эта часть нашего разговора любопытна. Что касается детишек, которых отдают в спорт и они занимаются в спортивных секциях с самого раннего детства, обнаруживая в себе те или иные наклонности, способности — здесь всё понятно действительно. Вот что касается советского времени, то вот эти знаменитые детские хоры, скажем хор Попова, хор Свешникова опять же, капелла мальчиков, которой уже, к сожалению, покойная Нинель Давыдовна Камбург руководила, и сейчас, по-моему, там не очень завидная судьба у этого учреждения...
Л. Конторович
— Но они ещё существуют.
В. Емельянов
— Это уже, конечно, уровень ниже, чем он был тогда.
Л. Конторович
— Конечно.
В. Емельянов
— Вот сейчас такие учебные заведения... Ведь, смотрите, я просто почему про капеллу говорю — потому что я какое-то время учился у Нинель Давыдовны. У нас там вообще было очень интересно, то есть у нас учебный день совмещался с занятиями в музыкальной школе. То есть не было такого, что, предположим, до двух у нас общеобразовательные предметы, а с двух, в течение продлённого дня, музыкальные предметы. Нет, у нас могла быть литература, а после этого могло быть сольфеджио. И настолько это было интегрировано одно в другое и существовало неразрывно, что... но это была классная система создана. Я, к сожалению, достоверно не знаю, как она существует сейчас. Сведения мои почерпнуты из сети. Я знаю, что там дела не очень идут, к сожалению. Ну вот не стало руководителя, и...
Л. Конторович
— Вы очень важный вопрос подняли. Я сам учился в Хоровом училище Свешникова, и мне это всё очень понятно — то, что вы говорите. И этот путь очень важен, и все, кто закончили Хоровое училище Свешникова, сейчас большинство — это просто известнейшие музыканты или певцы, или композиторы. В общем, это большая школа. И конечно, терять то, что было создано в советское время, хотя для нас оно ассоциируется с тем, что и с Церковью было сложно и так далее, но зато какие-то положительные моменты, особенно, что касается музыкального образования... Вы знаете, и возникли же вот эти студии хоровые. И вот эта «Пионерия» — сейчас существует ещё эта студия, которую создал Струве, и Пономарёв, который создал «Весну». Сейчас эта студия, которая была Пономарёва, это выдающийся совершенно хор детский, он существует в очень хорошем виде. Но были потрясающие хоры в музыкальных школах. Потом, были хоровые школы. Сейчас немножко это всё пошатнулось. Но, я думаю, вот создано Хоровое общество. И вот слава Богу, что на это обращают как-то внимание. Я думаю, нам необходимо, конечно, восстановить то, что было, по крайней мере. Потому что музыкальное образование, и особенно хоровое образование, было на очень хорошем уровне. И терять это очень обидно.
В. Емельянов
— Соглашусь с вами.
А. Пичугин
— Мы хотели ещё поговорить, анонсировали, по крайней мере, в первой части программы разговор о Большой Ордынке и о том, что там происходит в музыкальном плане. Понятно, что храм Всех скорбящих Радосте — это такое место притяжения... даже в советское время был местом притяжения культурной Москвы. Я ещё раз напомню то, о чём мы говорили: куда люди приходили слушать «Всенощную» Рахманинова и «Литургию» Чайковского. Причём скорее всего именно слушать, потому что туда собирались люди далеко не церковные, зачастую неверующие. В эти дни настоятель этого храма архиепископ Киприан (Зернов), насколько я слышал, даже какие-то специальные проповеди говорил, которые были нацелены именно на такую аудиторию. Я знаю, что вы тоже исполняете «Всенощную» Рахманинова в этом храме, именно тогда, когда она раз в год совершается. Раз в год ведь, да?
Л. Конторович
— Да-да.
А. Пичугин
— Расскажите подробнее про эту традицию.
Л. Конторович
— Вы знаете, это очень интересно. Спасибо, что вы стали об этом говорить. Там ведь сейчас очень хороший коллектив работает, которым руководит Пузаков. И музыка там звучит, конечно, самая разнообразная, в том числе и музыка владыки Илариона, и знаменитая музыка русских композиторов, того же Бортнянского, Чеснокова и так далее. Вот эта традиция, когда звучит на службе «Всенощная» Рахманинова, не как концертное исполнение, а именно в службе — это очень важно. И вот моему коллективу и мне лично повезло: нас владыка приглашал несколько раз. Два раза мы пели «Всенощную» Рахманинова, когда владыка вёл службу. И один раз мы пели «Литургию» Чайковского, тоже владыка вёл службу. Вы знаете, это удивительное совершенно ощущение. Ведь музыка звучит по-другому, она не может звучать так, как на концерте, во время службы, потому что это и сама обстановка, и какая-то логика службы позволяет этой музыке зазвучать именно так, как предполагал автор. Он же тоже писал это для Церкви, хотя мы знаем, что не сразу она звучала в церкви. Сначала было концертное исполнение — Данилин исполнял «Всенощную». И только через какое-то время она зазвучала в церкви. И вот возможность участвовать в службе очень важна и для тех, кто приходит и слышит пение такого большого академического хора в церкви, который исполняет такое фундаментальное сочинение. Это, конечно, производит тоже очень сильное впечатление. Церковь переполнена... Вообще, там приход великолепный совершенно, в этой церкви. Во все праздники туда приходит много людей. И все приводят своих и детей, и родственников. Это, в общем, такой удивительный приход. И участвовать в службе в этой церкви — это большое счастье. И то, что вот эта традиция живёт, это очень важно — что звучит музыка Рахманинова и музыка Чайковского именно во время службы.
В. Емельянов
— Мы напомним, что нашим сегодняшним собеседником является Лев Конторович — руководитель Академического большого хора «Мастера хорового пения», профессор Московской консерватории имени Чайковского, народный артист Российской Федерации. Скажите, пожалуйста, насколько музыка вообще способствует лучшему восприятию евангельских текстов, евангельской истории? Потому что одно дело просто сидеть, наверное... Хотя, с другой стороны, это настолько самодостаточно — открыв Евангелие, просто читать текст Священного Писания. Музыка вносит какие-то новые краски, какие-то дополнительные вибрации в душе человека?
Л. Конторович
— Безусловно, вы сами ответили на этот вопрос. Дело в том, что мы все читаем Евангелие, конечно. И когда ты читаешь Евангелие, ты переживаешь, для тебя встаёт перед твоими глазами всё, что там происходит. Но когда ещё ты слышишь музыку, то твои эмоции совершенно по-другому окрашиваются. И ты начинаешь сопереживать не просто как бы со стороны — когда ты читаешь, а всё это проходит, извините, просто через твою плоть. Вот всё, что ты слышишь, всё, что ты видишь, что написано в Евангелии. Это очень важно. И в данном случае можно учиться даже у того же Баха. Представляете, как у него каждое слово озвучено? Ведь то, что делал Бах — а ведь для митрополита Илариона это тоже пример, для него Бах — это, в общем, светоч. У Баха каждое слово определяет движение мелодии, движение музыки. Поэтому когда ты слышишь, вот это слово звучит... Но Бах, конечно, для тех, кто понимает немецкий очень важен, потому что музыка и текст неразрывны. И вот то же самое делает владыка Иларион. У него каждое слово звучит. Это очень важно, потому что вы же знаете, что мы воспринимаем глазами и мы воспринимаем ушами. И когда это совмещается, то это значительно более глубокое впечатление. И самое главное, что это глубокое запоминание.
А. Пичугин
— Существует такое мнение, по крайней мере мне его доводилось слышать, в какой-то мере я его тоже разделяю, что на богослужении, когда исполняется произведение известного композитора, который, может быть, не всегда писал (пускай это и богослужебный текст) его для исполнения в храме, а, возможно, для концертных вариантов, довольно тяжело называть это именно богослужением. И возникает ощущение, что ты присутствуешь в большей степени на концерте, а не на службе. А вот для службы хотелось бы что-то такое попроще — что-то, может быть, без, простите, наворотов музыкальных.
Л. Конторович
— Я не думаю, что то, что звучит сейчас в нашей Православной Церкви, оно нарушает сам процесс Литургии. Конечно, мы знаем, что современные композиторы многие... сейчас это, к сожалению, даже просто модно — писать на литургические тексты произведения. И вот эти молодые авторы, которые это делают, и вот я к ним обращаюсь: пожалуйста, будьте аккуратны и осторожны! Представьте, что ваша музыка будет звучать в церкви. Потому что многие произведения, конечно, написаны не для того, чтобы там звучать. Знаете, даже такой выдающийся автор и очень верующий человек, как Стравинский, у него тоже написаны на литургические тексты музыка. Мне кажется, если бы она зазвучала в храме, то мы бы просто ёжились. Это, конечно, не для храма. Хотя верующий человек, если он музыкально образован, он может в этой музыке найти что-то созвучное.
А. Пичугин
— Что нашёл в этом Стравинский.
Л. Конторович
— Да, например. Но во время службы, конечно, это было бы неуместно.
В. Емельянов
— А он сам планировал, что эти произведения будут исполняться в храмах? Или он предполагал, что, наверное, их не ждёт такая участь?
Л. Конторович
— Здесь нужно сказать, что он написал три произведения. Это «Отче наш» и «Богородица». Сначала он написал на православные тексты, а потом к той же самой музыке поставил текст католический. Поэтому я думаю, что он не очень предполагал, конечно.
В. Емельянов
— Кто возьмёт — так можно выразиться, наверное.
Л. Конторович
— Думаю, что не предполагал, что это будет звучать в храме.
А. Пичугин
— Но, наверное, здесь ещё и дело в регенте или в дирижёре — в том человеке, который отвечает за то, какое песнопение, за авторством какого композитора, с каким песнопением сочетается.
В. Емельянов
— И кстати, регент это сам решает или это всё обсуждается?
Л. Конторович
— Мне кажется, что регент слушает настоятеля.
А. Пичугин
— А если у настоятеля нет музыкального образования и он вообще далёк от музыки?
Л. Конторович
— Я думаю, что регент всё равно с ним должен советоваться. То есть на себя брать, без настоятеля, решение таких вопросов, мне кажется не совсем правильно.
А. Пичугин
— У нас остаётся уже не так много времени. А нам ещё нужно послушать одно произведение. Давайте напомним нашим слушателям: мы в начале говорили, что основной темой программы, то, ради чего мы все здесь не в последнюю очередь собираемся, это мероприятие, которое пройдёт пятого апреля в «Крокус Сити Холл», это исполнение произведения митрополита Илариона «Страсти по Матфею». Пятого апреля, правильно?
Л. Конторович
— Да.
В. Емельянов
— И одним из участников будет Большой академический хор, который возглавляет как раз Лев Зиновьевич — наш сегодняшний гость. Оркестром будет дирижировать Владимир Теодорович Спиваков. И я думаю, что если озадачиться, озаботиться билетами, то лучше, наверное, это делать сейчас. Я думаю, что наверняка можно зайти на сайт.
А. Пичугин
— И билеты наверняка ещё есть.
В. Емельянов
— Думаю, что да. Я тоже, кстати, после программы этим займусь. И вот ещё что хотел спросить относительно вашего сотрудничества с владыкой Илариона. Оно же не ограничивается только «Страстями по Матфею», есть ещё какие-то формы?
Л. Конторович
— Конечно! Я уже говорил, что мы пели и его акапелльные произведения, которые написаны для службы. И у него есть такие сочинения, как «Песнь восхождения», и «Stabat Mater», которое написано для хора с оркестром — тоже это такой кантатно-ораториальный жанр. Мы тоже исполняли эти сочинения. Я знаю, что планируется исполнение этих двух сочинений в Кольмаре этим летом, в июле месяце. Там тоже будет Владимир Теодорович Спиваков — это его фестиваль музыкальный в Кольмаре. И там будут звучать два этих произведения владыки Илариона. Тоже мой хор как раз едет туда, мы будем их исполнять. И коме того у него тоже есть такое замечательное произведение, которое называется «Тебе поем», которое использовано у него и в службе, и в одной из этих крупных кантат. Мы очень часто исполняем его на концертах, потому что это тоже, я считаю, шедевр просто, созданный владыкой, который совершенно на уровне таких же выдающихся произведений Рахманинова и Чеснокова: «Тебе поем» — это Чеснокова знаменитое. И владыка написал тоже музыку, совершенно не уступающую по выразительности, по воздействию на слушателя, по мощи такой. Хотя музыка очень тихая и очень медленная. И для нас большая радость исполнять такую музыку.
В. Емельянов
— Несколько раз за нашу программу прозвучало слово «оратория». Жанр оратории является же традиционным для многих великих мастеров, и особенно, когда речь идёт об обращении к Святому Писанию. А что больше всего авторов привлекает в этом жанре — жанре оратории именно?
Л. Конторович
— Вот недавно как раз шёл об этом разговор: как возникла оратория. Конечно, в этом, к сожалению, заслуга Католической Церкви. Был такой период, когда один из, пап очень его раздражал жанр оперы. И он запретил в Риме звучание оперы. И тогда композитором было делать нечего, они обратились к жанру оратории. То есть чем ораторию отличается от оперы? Во-первых, содержанием, конечно — большинство ораторий имеют связанное с религией содержание. Во-вторых, там нет никакого движения, беготни и так далее.
В. Емельянов
— Она статична.
Л. Конторович
— Да. Это вот не раздражало папство. Но в то же время не только что-то плохое было от католиков, но и что-то полезное. Вот появился этот жанр. Потом он возник... Также мы знаем, что Бах писал как лютеранин эти оратории. И вот оратория пришла и в Россию. Мы знаем, что в девятнадцатом веке уже возникли произведения наших композиторов, которые их писали. И в двадцатом веке оратория звучала. И я думаю, что такая оратория, которую написал владыка Иларион, это что-то особенное. Потому что большинство ораторий, которые были написаны на Руси, не связаны были именно с религиозным содержанием. Они были связаны или с историческим, или с каким-то светским содержанием. А это, пожалуй, я даже не знаю другой такой оратории, которая именно такого масштаба.
В. Емельянов
— Ещё раз напомним, что речь идёт о «Страстях по Матфею», которые будут 5 апреля исполнены в «Крокус Сити Холле». Так что приглашаются все желающие. Лев Зиновьевич, мы благодарим вас за участие в сегодняшней программе. Желаем процветания вам и вашему коллективу. Спасибо вам большое!
А. Пичугин
— Самое главное, что мы говорили сегодня в программе про «Всенощную» Рахманинова и про Рахманинова самого немного тоже успели поговорить. В конце всё-таки я предлагаю послушать фрагмент из «Всенощного бдения». Это песнопение «Богородице Дево, радуйся» как раз Сергея Васильевича Рахманинова.
В. Емельянов
— Программу «Светлый вечер» для вас подготовили и провели Владимир Емельянов...
А. Пичугин
— Алексей Пичугин.
В. Емельянов
— Мы прощаемся. До новых встреч!
А. Пичугин
— Всего доброго!
Звучит песнопение Сергея Рахманинова «Богородице Дево, радуйся».
Священномученик Владимир и Валентина Амбарцумовы
Священномученик Владимир Амбарцумов, говоря о своей жене Валентине, повторял, что не знает, где кончается он и где начинается она. Любовь супругов была столь крепка, потому что черпала силы в Евангелии. И хотя совместная жизнь Владимира и Валентины была очень короткой, созданная ими и расцветшая в ΧΧ веке семья Амбарцумовых стала украшением Русской Церкви.
Незадолго до начала Первой Мировой Войны Владимир Амбарцумов вступил в московский кружок Всемирного Студенческого Христианского Союза. В кружках, подобных этому, рассказывала дочь Амбарцумова Лидия, «витал дух общежитейства: общий дом, общая трапеза, общие заботы. В них проходила вся жизнь: здесь дружили, влюблялись, женились, родили и воспитывали детей». Здесь Амбарцумов познакомился со своей будущей супругой Валентиной. Оба они были протестантами: Владимир по рождению, а Валентина, которую в детстве крестили в православии, сделала осознанный выбор в пользу баптизма.
Молодые люди поклялись посвятить жизнь проповеди Евангелия. Они поженились в 1916 году. Через несколько месяцев после торжества Владимир писал Валентине: «Я очень привык к тебе, но всё же то, что ты у меня есть, для меня так же ново, как в первый день. Я чувствую себя совершенно иначе, чем раньше, и всё ещё удивляюсь этому, вернее, радуюсь. Всё-таки как отлична эта радость от всех других земных радостей, которые, и даже лучшие, так скоро проходят, хотя бы уже и потому, что к ним привыкаешь».
После революции христианские кружки подвергались притеснениям со стороны властей, но первые годы они продолжали работать. Владимир и Валентина не оставляли евангельской проповеди. Вместе с друзьями они приобрели и отремонтировали старый дом в центре Москвы, в одной половине которого разместились сами Амбарцумовы, а в другой — проходили занятия и собрания кружка. Супруги организовывали лекции, приглашая известных богословов, раздавали евангелия в больницах и тюрьмах, создали детский приют для сирот. Один из подопечных этого приюта — мальчик Никита — стал приёмным сыном Амбарцумовых. Они приняли его в семью, хотя у Владимира и Валентины уже было двое маленьких детей.
В 1920 году Владимира Амбарцумова и многих других кружковцев арестовали. Причиной ареста была их миссионерская деятельность. В это же время Амбарцумовы потеряли одного из сыновей — Витя умер от скарлатины. Родители утешали друг друга напоминанием о Господе. Владимир в одном из писем к супруге писал: «Будем же послушными и терпеливыми Его учениками. Ведь все испытания имеют исключительной целью закалить и воспитать нашего внутреннего человека для вечной жизни. Чем больше мы здесь переживём Господа и силу Его, тем ближе и роднее Он нам будет там. Будем охотно приносить в жертву временное, чтобы приобресть вечное».
Страшным испытанием для Владимира стала потеря Валентины, которая скоропостижно скончалась от пищевого отравления в 1923 году. Перед смертью она сказала мужу: «Я умираю, но ты не очень скорби обо мне. Я только прошу тебя: будь для детей не только отцом, но и матерью. Времена будут трудные. Много скорби будет. Гонения будут. Но Бог даст сил вам, и всё выдержите». Во время похорон Валентины — они проходили по протестантскому обряду — царила возвышенная, просветлённая радость. Спустя несколько лет Валентину заочно отпел православным чином владыка Мануил Лемешевский. Владимир в середине 1920-х годов сблизился с протоиереем Валентином Свенцицким и стал его духовным сыном. Отец Валентин крестил Амбарцумова и двух его детей, а затем благословил Владимира стать священником...
Когда-то супруги Амбарцумовы мечтали о 12 детях — по числу апостолов. Их чаяние оправдалось во внуках и правнуках. У старшего сына Евгения, настоятеля Князь-Владимирского собора в Ленинграде, родилось восемь детей, у дочери Лидии — шесть. Среди потомков Амбарцумовых — множество, куда больше двенадцати, православных священников.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Преподобные Сергий и Варвара Островские и их сын – преподобный Александр Свирский
В 1830 году в приладожском селе Мандеры построили часовню. В ней находились образа святых — преподобных Сергия и Варвары Островских и их сына — преподобного Александра Сварского. Часовня стояла на месте, где в пятнадцатом веке был дом, в котором жили Сергий и Варвара — в миру Стефан и Васса — и где у них родился сын Амос — будущий святой Александр Свирский.
Супруги считались зажиточными людьми. Они трудились, растили детей, ни в чём не нуждались и не собирались менять вполне счастливый образ жизни. Своего третьего и последнего ребёнка — Амоса они буквально вымолили у Бога. И относились к мальчику, как к дару небес и утешению в старости. Когда Амос вырос, родители стали искать ему невесту. Но юноша мечтал только об одном: он хотел уйти в монастырь. Амос строго соблюдал посты и посвящал ночи молитвам.
Однажды он познакомился с монахами из Валаамского монастыря, пришедшими в село по хозяйственным нуждам. Узнав про отдалённую обитель, расположенную на Ладожском озере, Амос был заворожён рассказами о подвижнической жизни иноков и решился уйти на Валаам. Понимая, что родители его не отпустят, юноша пошёл на хитрость: сказал отцу и матери, что идёт по делам в соседнюю деревню и просил не беспокоиться, если ему придётся задержаться. А сам преодолел 180 километров и, явившись в Валаамский монастырь, принял постриг с именем Александр.
Три года Стефан и Васса искали сына. Ходили по городам и сёлам, опрашивали людей, обещали щедрое вознаграждение тому, кто сообщит им о местонахождении Амоса. Всё было безуспешно. Но родители не теряли надежды. Никто не видел их сына живым, но ведь и мёртвым не видели тоже. Когда же до супругов дошла весть о том, где живёт Амос, Стефан собрался и отправился на Валаам. Александр не хотел выходить к отцу, понимая, что тот будет уговаривать его вернуться. И согласился поговорить только после того, как Стефан пригрозил, что убьёт себя. Сын выслушал отца, и хоть ему было нестерпимо видеть его слёзы, ответил: «Одно тебе хочу сказать: придя в монастырь Пресвятой Богородицы в Остров, постригись там, и спасение души своей получишь. А если этого не сотворишь, больше лица моего не увидишь». Стефан в гневе ушёл, но любовь к сыну заставила его вернуться и пообещать Александру сделать так, как он хочет.
Стефан сдержал слово. Он продал свой дом, раздал имущество бедным и вместе с женой ушёл в Введенский монастырь, где они приняли монашество. Стефан постригся с именем Сергий, а Васса с именем Варвара. К тому времени они были уже пожилыми людьми. И прожили совсем недолго, скончавшись в своей тихой обители. Александр, никогда не забывавший об отце с матерью и опекавший их монастырь, так и называл его: «монастырь моих родителей». И царь Фёдор Иоаннович говорил о нём: «Введенский монастырь, где лежат родители чудотворца Александра Свирскаго». Супруги были канонизированы Церковью и прославлены в чине преподобных.
Сам Александр покинул Валаам и построив хижину на берегу Рощинского озера, несколько лет жил там в одиночестве. Слух о том, что у озера живёт святой, распространился по окрестностям, к Александру стали приезжать паломники. Жить им было негде, и Александр основал на берегу монастырь Живоначальной Троицы, а чуть позже недалеко от него — Александро-Свирскую обитель, игуменом которой и стал. Он прожил 85 лет и умер в августе 1533 года. Церковь канонизировала его спустя 14 лет после кончины.
Сегодня великое множество людей молится Александру Свирскому о рождении ребёнка, как когда-то молились о том же святые Сергий и Варвара. За помощью к Преподобному обращаются и родители, чьи дети решили посвятить свою жизнь Богу. Сразу и безоговорочно принять это могут далеко не все. Но молясь Александру Свирскому матери и отцы, так же как Сергий и Варвара, учатся уважать жизненный выбор своих детей.
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен
Юрий Васильев и Нелли Корниенко
Курортный сезон 1959 года был в разгаре. Южное солнце стояло высоко в безмятежном голубом небе. Пляж с утра был полон желающих окунуться в прохладные морские волны. Худенькая темноволосая девушка озабоченно потрогала плечи — не обгорела ли? Девушку звали Нелли Корниенко. На отдых в Геленджик студентка Щепкинского театрального училища приехала из Москвы. Вдруг прямо перед нею из воды вышел молодой человек — высокий статный шатен. На несколько секунд их взгляды встретились. Осторожно ступая по нагретой солнцем гальке, парень прошёл мимо. И Нелли забыла про полуденный зной, про обгоревшие плечи... «Меня словно громом поразило», — вспоминала она спустя годы. Это была любовь с первого взгляда.
Оказалось, что незнакомец вместе с друзьями расположился неподалёку. Ребята шумно и весело играли в домино. Нелли то и дело поглядывала в их сторону. И вдруг услышала: «Девушка, давайте к нам!» Тот самый красавец махал ей рукой. Нелли смутилась, но приглашение приняла. Накинув на плечи полотенце, подсела к компании. Познакомились. Парень представился Юрием Васильевым. И как-то само собой получилось, что скоро они отсели в сторонку и стали увлечённо общаться вдвоём. Оказалось, что Юра тоже из Москвы. И — вот это совпадение! — тоже будущий актёр, студент ГИТИСа! Прощаясь, парень пригласил девушку на прогулку по вечернему городу, назначив свидание в центральном парке.
Две недели отдыха пролетели, как один миг. Каждый день молодые люди встречались. «Между нами очень быстро возникло настоящее глубокое чувство», — вспоминала Нелли Ивановна. Вернувшись в Москву, Нелли и Юрий поняли, что не могут жить друг без друга. В 1960-м году они поженились. Окончив учёбу, попали в труппу одного театра — Малого. Вместе уходили на работу, вместе возвращались. Вместе играли на сцене. И никогда не уставали друг от друга. Наоборот, помогали учить роли, советовались о том, как лучше сыграть того или иного персонажа. А однажды произошёл удивительный случай. Прямо на улице к Нелли подошёл пожилой человек. Он оказался кинорежиссёром и искал исполнительницу главной роли для своего нового фильма. Типаж Нелли показался ему идеальным. Он пригласил женщину на пробы. Мужу Нелли решила пока ничего не говорить — вдруг не утвердят? Каково же было её изумление, когда на «Мосфильме» она увидела... Юрия! Он пришёл пробоваться на роль в том же фильме! «Не хотел тебе говорить, пока не утвердят», — сказал Васильев. В итоге супруги получили роли в картине Маноса Захариоса «Ловцы губок». «Это просто невероятно! Мы с Юрой играли главных героев, любящих друг друга, и сами были любящей супружеской парой», — вспоминала Корниенко.
Роли в кино и театре приносили Юрию и Нелли много радости. Но главной радостью стало рождение дочери Екатерины в 1967 году. По воспоминаниям Нелли Ивановны, Юрий был образцовым отцом. Купал дочку, укладывал её спать. Примерно в то же время супруги решили обзавестись собственным домом за городом. «Построю сам», — решительно сказал Юрий. И как только выдавалась свободная минута, ехал в деревню — месил раствор, клал кирпичи.
В 1979 году Васильев сыграл одну из своих самых известных киноролей в знаменитой картине Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» — телевизионщика Рудольфа, бросившего главную героиню с маленьким ребёнком. Корниенко вспоминала, что её мужу было очень непросто воплотить такого персонажа. Ведь в жизни Юрий был полной противоположностью! «Юра жил семьёй, бесконечно любил нас с дочкой», — говорила Нелли Ивановна.
...Жарким летним утром 1999 года Нелли и Юрий должны были поехать на дачу. Муж долго не вставал, и Нелли Ивановна пошла его будить. Наклонившись, поняла: Юрий Николаевич скончался. И вспомнила, как накануне он вдруг взял её за руку, долго смотрел в глаза и повторял: «Родная, любимая!» Пережив мужа на 20 лет, Нелли Ивановна больше не вышла замуж. Оставшиеся годы она прожила, вспоминая любимого супруга. А когда пришла пора воссоединиться с ним в вечности, коллеги по Малому театру написали в некрологе: «Там, на Небесах, Юра и Нелли теперь снова вместе».
Все выпуски программы Семейные истории с Туттой Ларсен