"Русская гуманитарная миссия". Светлый вечер с Евгением А. Примаковым (08.11.2015)

У нас в гостях был востоковед, руководитель некоммерческой организации «Русская гуманитарная миссия» Евгений А. Примаков.
Мы говорили о современной ситуации на Ближнем Востоке, о причинах, приветших к происходящим событиям, о возможном варианте развития событий, а также о деятельности "Русской гуманитарной миссии" по помощи нашим соотечественникам за рубежом.

В.Емельянов

— Это программа «Светлый вечер», здравствуйте! В студии Владимир Емельянов и Алла Митрофанова.

А.Митрофанова

— Добрый светлый вечер!

В.Емельянов

— Наш сегодняшний гость – генеральный директор русской гуманитарной миссии, историк, журналист, востоковед надомник, как он сам сказал полушутя – Евгений Примаков.

Наше досье:

Евгений Примаков родился в 1976 году в Москве, в возрасте 5 лет потерял отца и воспитывался дедом – Евгением Максимовичем Примаковым – известным государственным деятелем. Окончил историко-филологический факультет Российского государственного гуманитарного университета, работал на радио и в печатных СМИ. С 2002 года на телевидении. Был военным корреспондентом, репортером на различных телеканалах, заведующим бюро Первого канала в Израиле. Работал в управлении верховного комиссара по делам беженцев в ООН в Турции и Иордании. Автор и ведущий программы «Международное обозрение» на телеканале Россия24. Возглавляет автономную некоммерческую организацию «Русская гуманитарная миссия»

 

В.Емельянов

— Возможно кто-то из вас больше знает Евгения, как Евгения Сандро – это его творческий псевдоним был одно время, но сейчас Евгений снова под своей фамилией, вы его можете видеть в качестве ведущего в том числе на канале Россия24, программа «Международное обозрение». Ну и не сложно догадаться, что Евгений Александрович Примаков – внук Евгения Максимовича Примакова. Вот эта нынешняя политическая… ну не политическая, а международная и геополитическая ситуация, конечно, такого масштаба людей, как Ваш покойный дед, конечно, очень не хватает, я думаю, что власть предержащие это тоже очень хорошо понимают, потому что, ну уж такого советника, наверное, больше то и нет. А ведь он такой был специалист по странам Ближнего Востока, ну и вообще – это настолько масштабная фигура, что требует написания, может быть даже нескольких томов. Но мы просто в связи с тем, что сейчас происходит и вот это обострение ситуация на Ближнем Востоке с нашим уже участием, к сожалению, тоже и непонятно вообще надолго это и когда это закончится. Вот хотелось бы, чтобы Вы, как профессиональный журналист нам тоже немножко поведали расклад сил и вообще, что происходит и что будет происходить.

А.Митрофанова

— С Вашей точки зрения.

Е.Примаков

— Добрый вечер! Спасибо за такое торжественное представление, да, я на самом деле востоковед надомник, потому что я не учился этому, а просто так исторически сложилось, может быть наследственность тяжелая – не знаю. Про деда, да, да пишут книжки уже, вовсю пишут, не все правда хорошие книжки, ну в смысле, что умные и содержательные, но авторов много. То, что происходит, да, безусловно не хватает. И знаете как, если говорить о том, что стране и как Вы сказали власть предержащим не хватает уж, нас то… я имею в виду семью, совсем не хватает. То, что происходит с нашим участием в сирийских событиях, например, да безусловно невероятно правильно выбран момент, правильный поступок, правильный шаг был сделан – то, что мы стали участвовать в этой военно-воздушной операции против террористов, хотелось бы верить, что есть и дальнейший четкий просчет, дальнейший прогноз, что будет дальше, потому что, ну вот мы наносим бомбовые удары по позициям террористов, они бегут, освобождаются какие-то территории, что будет дальше?

В.Емельянов

— Они бегут куда?

Е.Примаков

— Во-первых, да, они бегут куда – я недавно вернулся из Северного Ирака, из Курдистана и когда я разговаривал там с военачальниками курдами – командующими пешмерга, пешмерга – это курдская армия уже по сути, начиналось все, как милиция. Они говорили, что раньше чуть ли не половина атакующих позиций пешмерги были люди с рыжими бородатыми лицами, чаще всего – это были выходцы либо с Кавказа, либо из средне-азиатский республик, и вот они самые были такие агрессивные и невменяемые. Какое-то количество этих террористов было утилизировано после того, как…

А.Митрофанова

— А что значит «утилизировано»?

Е.Примаков

— Они их уничтожили, и слава Богу – эти люди у нас не появятся. Потому что курды в этом смысле выполняют важную функцию, в том числе и защиты наших территорий – не ставя себе такую задачу, естественно. Сейчас, после того, как Россия стала участвовать в этой военной операции, после того, как наши самолеты стали работать по позициям ИГИЛ, те же самые курды говорят, что да, ситуация изменилась, мы видим, как люди в рядах ИГИЛ появилось много людей, которые пришли на территорию Ирака из Сирии, то есть, они возвращаются из Сирии – бегут в Ирак. Есть отток террористов пришлых, которые до этого появились в Сирии, из европейских стран, которые поехали обратно в Европу по домам, так сказать, по зимним квартирам. Это огромная опасность в том числе и для Европы с тем огромным количеством беженцев, которые едут обратно. Комплексная проблема и хотелось бы верить, что мы все вот эти возможные варианты просчитываем до того, как мы что-то там делаем. Пока что все идет неплохо, насколько это может идти неплохо, но мы понимаем, что это война, это война против террора, против страшной совершенно угрозы, лютого абсолютно врага с которым невозможно договориться, с ним не о чем договариваться, нет, знаете… в любой войне, в любом конфликте есть стадия, когда стороны повоевав садятся за стол переговоров и выясняют, так сказать, основания для последующего мира, худого возможно. Здесь не с кем договариваться – это невозможно. ИГИЛ – это Исламское государство так называемое, террористическая группировка, которая захватила огромные территории, которая стоит там свое квази государство, оно функционально не может себе позволить никаких с кем-либо договоренностей. Они никогда не будут открывать посольства, никогда не станут членами Организации объединенных наций.

В.Емельянов

— Не государство, а фантом какой-то.

Е.Примаков

— Это невозможно. А идеология состоит в том, они же строят халифат, они же говорят о том, что они строят халифат – это означает, что это структура основана на религиозных принципах. Мы можем много говорить о том, настоящий ли это ислам, не настоящий ли это ислам – это на самом деле дело для исламских улемов, исламских богословов, не нам об этом рассуждать, мы можем говорить об этом сколько угодно. Но, функционал халифата состоит в том, что халифат, как они утверждают – эти люди, поддерживающие исламское государство, выполняют волю Божью, волю аллаха. И, это только одна воля, которую они могут выполнять. Любые государственные, или квази государственные соглашения – это значит, что они уже принимают какие-то иные правила игры, для них это невозможно функционально. Поэтому, переговоров никаких никогда не будет, будем вынуждены, мы уже вынуждены воевать с ними. Имарат Кавказ, который находится на нашей территории, уже объявил себя провинцией Исламского государства, наши сограждане – женщины, дети – невинные люди, погибли в самолете, который взорвали вот эти террористы совершенно безумные. Это наша боль, это наша война, понимаете, это совершенно неизбежно нам придется дальше, и дальше бороться с ними.

В.Емельянов

— У нас же еще южные границы, по-моему, среднеазиатские, не очень хорошо прикрыты, вот Вы говорите, имарат Кавказ этот, Средняя Азия, потом давайте не забывать, что у нас огромная просто территория мусульманская в середине России, прямо буквально не берегах Волги.

Е.Примаков

— Да, и есть ячейки подпольные, они существуют, есть проповедники, которые попадают туда и начинают смущать мусульман всякими завиральными идеями. Проблема в том отчасти состоит, что и пришлое население из Узбекистана, и других средназиатских стран без всяких виз попадают на нашу территорию. Проблема в том, что очень многие вот эти люди, как мусульмане, которые живут у нас, так и мигранты, к мигрантам – это кстати еще больше относится, потому что они пытаются социализироваться в новых условиях, они ищут каких-то авторитетов, какую-то стенку к которой можно прислониться, почувствовать себя твердо стоящим на ногах, они очень часто идут не в признанные мечети, куда принято ходить людям, где есть вменяемый мула, например, а в какие-то подпольные квартиры, где происходит обмен экстремистской литературой.

А.Митрофанова

— А почему? Почему нет у традиционных религий, или форм религиозного вероисповедания традиционных тех ресурсов, тех возможностей, дать ответы на запросы, которые есть у людей, не чувствующих себя твердо стоящими на ногах? Почему у них внутри созревают запросы идти в эти экстремистские группировки?

В.Емельянов

— Есть, просто для примера, да, есть… очень много было сказано о том, почему на Северном Кавказе, например, молодежь очень часто уходит в леса и начинает убивать исламское духовенство в мечетях в Дагестане, в Ингушетии и так далее. Есть тяжелейший социальный кризис, когда люди вот эти вот, которые потом уходят в леса, они перестают верить, естественно не в Бога, а в людей, которые представляют Бога, которые являются исламским духовенством. Проблем очень много – это коррупция, безработица, социальная неустроенность. Они приходят в мечеть и очень часто видят в том же муле не священнослужителя, а некоего сторонника местной администрации, практически чиновника, который будет говорить все то же самое, что им говорит местный чиновник, в котором они подозревают ворюгу, часто обоснованно.

А.Митрофанова

— Это они так видят, или это действительно так?

Е.Примаков

— Очень часто – это действительно так, надо это признать.

В.Емельянов

— Но ведь, ну насколько понятно, наравне с администрацией страны, если можно так назвать, вот эти духовные лидеры, они имеют иногда даже… их слово имеет больший вес, чем у президента страны, или премьер-министра и именно они корректируют поведение людей, задают какой-то вектор движения, так сказать, каких-то мозговых устремлений вот этих самых людей и где-то я читал, что на них тоже очень большая доля ответственности лежит.

Е.Примаков

— Очень большая доля ответственности, мы должны еще понимать, что структура сама организации исламского мира, она сильно отличается от того, к чему мы православные люди привыкли у нас. Это… у них нет такого единого главы, который представляет всех верующих. Это люди у которых есть больше или меньше авторитета, есть огромная конкуренция между улемами, между священнослужителями, поэтому есть огромное количество противоречий между разными фетвами, религиозными постановлениями, которые может выдать один улем, а другой выдать совершенно противоположные вещи какие-то.

В.Емельянов

— Да, и как здесь человеку разобраться. С учетом того, что, наверное, они в очень большой массы не очень грамотные люди.

Е.Примаков

— Если мы говорим про улемов – это очень грамотные люди…

А.Митрофанова

— Про тех, кто является их аудиторией.

Е.Примаков

— Мы как бы правильно понимаем и наших единоверцев, среди них тоже много есть не очень грамотных людей. Речь идет о том, что, как мне кажется, наше государство, и любое другое в принципе государство, должно очень много делать для того, чтобы… и делается это кстати, очень много делать для того, чтобы эти традиционные общины – адекватные, вменяемые люди, они должны быть поддержаны постоянно. Это делается, государство помогает в том, чтобы организовывать их общинную жизнь, даются им какие-то здания, помогают им в издании священных текстов, помогается в организации учебных заведений – это очень правильно, это так и должно делаться. Других способов нет, ну кроме, естественно, нормальной рутинной работы спецслужб, которая должна просто, извините, тупо отлавливать людей, которые собираются на подпольных квартирах и изучают экстремистскую литературу, и то, как собирать взрывные устройства. Тут вариантов нет, их переубеждать не имеет смысла. Люди, которые уже встали на эту скользкую дорожку, должны быть изловлены и наказаны.

В.Емельянов

— А как Вы думаете, вообще конец этому виден? Мы можем через какое-то время определенно сказать, что все со стороны Исламского государства, нет больше вообще этого ничего и нам угрозы… это уже не угроза вообще ни для кого, этих людей просто нет в живых, они все уничтожены. Мне кажется, что вот этот именно вот этот терроризм, что это будет потом какое-то другое государство, еще какая-то группировка, что этот процесс, он бесконечный, наверное.

Е.Примаков

— Этот процесс очень долгий, эта война будет долгой, никаких быстрых и блистательных побед в ближайшем будущем я не вижу, они не возможны. Есть способы, как разрушить именно вот это конкретное образование, но это совершенно не означает сейчас, к сожалению, что сама модель выбора насилия для того, чтобы реализовывать какие-то свои цели, задачи, они не обязательно могут быть религиозными, могут быть социальные, общественные. А там кстати в Исламском государстве все очень серьезно перемешано, там речь не идет сугубо только о религии. Так вот, вот эта модель, она пока что очень живучая. Мы имеем с вами отличный пример, откуда взялось это самое так называемое Исламское государство – мы тут кстати по закону о СМИ должны говорить, что формально оно запрещено на территории Российской Федерации.

А.Митрофанова

— Да, да, скобочки открываются.

В.Емельянов

— Вы знаете, я прочел на эту тему вот какую фишку, что кто-то придумал один, умный человек, написал это в интернете в скобках и стали повторять все.

Е.Примаков

— Не знаю.

А.Митрофанова

— Я не уверена, что это так.

В.Емельянов

— Кто-то специально даже выкопал самое первое вот это вот «организация запрещена в России», кто-то где-то откопал, нашел это, а потом написал, что потом начали повторять все остальные.

Е.Примаков

— Ну, так, или иначе, вы это повторили, вы выполнили, даже если формальный долг. Так вот, эта группировка, эта организация, она органично выросла из рядов Алькаиды с которой они разошлись. Причем расхождения, вы знаете, это практически черный юмор. Алькаида стала обвинять ДАИШ (арабская аббревиатура ИГИЛ) в том, что ИГИЛ казнит мусульман, а так обращаться с мусульманами нельзя. Знаете, была такая старая шутка, что уволили из Гестапо за жестокость, примерно о том же. Так вот, Алькаида существовала на пожертвования так называемых благотворительных фондов, всяких доброхотов, некоторые монархии Персидского залива заигрывали с Алькаидой, уплачивали деньги, Алькаида сама занималась в том числе и бизнесом, собирала деньги с общины и так далее, и так далее. Исламское государство, оно выстраивает эту квази государственную систему, со своей системой налогообложения, внешней торговли, оно все больше и больше стремится к самостоятельности, к тому, чтобы самому себя обеспечивать и функционировать автономно и не зависеть от благодеяний. Хорошо, Ок, мы разрушим Исламское государство, есть даже способы, скажем так, близкие к религиозному обоснованию, как это сделать, сейчас я скажу об этом. Предположим, что мы это сделали, сама интенция продолжать строить мир ислама, или реализовывать свои представления о социальном равенстве извращенные в форме насилия, она будет продолжаться. По-прежнему остаются эти благотворительные фонды, по-прежнему остаются вот эти басмачи, которые готовы взять автоматы и идти воевать за правое дело. Не будет этого, будет что-то другое. Это очень длинный путь. Есть много вариантов, начиная от социальных преобразований, снижения неравенства между западным миром и миром восточным, снижение, скажем так, категоричности и примата насилия в экстремистских течениях – много способов, но это длинный путь, это постепенно должно быть и может быть сделано, но не сейчас, не завтра, и не послезавтра, и даже не через год, и не через два.

 

А.Митрофанова

— Евгений Примаков – журналист, ведущий программы «Международное обозрение», генеральный директор «Русской гуманитарной миссии» сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Я слушаю Вас и думаю о том, что, как мне кажется, не только этот мир востока ответственен за то, что сейчас происходит, но и мир запада, и мы в том числе, люди, которые обладают, или обладали своей собственной идентичностью, а в последнее время видно это совершенно четко, как мы начинаем сдавать свои позиции, потому что наша идентичность, она основана во многом на христианстве, имеет под собой христианское основание. То, как мы сами отказываемся в той или иной степени, в разных странах по-разному, от этой базы, дает возможность прорасти на нашей территории, ну, в данном случае будем в большей степени говорить о территории Западной Европы, потому что Россия – это все-таки немножечко другая территория, дает возможность прорасти другой культуре и захватить это пространство. И они чувствуют, что есть эта возможность. Может быть, я не права, Вам виднее, потому что Вы специализируетесь на ближневосточном регионе, лучше понимаете, что происходит в сознании этих людей. Но мне кажется, что ответственность точно так же лежит и на нас, на людях, которые являются в данном случае, ну принимающей цивилизацией, что ли.

Е.Примаков

— Да, я согласен, но есть несколько но. Например, очень часто наша, я имею в виду западного мира, а в этом смысле Россия все-таки в этом конкретном смысле все-таки часть этого западного мира, западной цивилизации… есть некая интенция – упростить все до конфликта между исламским миром и христианским миром. В этом противостоянии вера – это лишь один из маркеров, одно из знамен, которое поднимают обе стороны.

А.Митрофанова

— Манипулятивный рычаг.

Е.Примаков

— Естественно, да. Как-то надо обозвать, почему мусульмане не любят, я сейчас сильно упрощаю, не все мусульмане не любят запад, надо как-то обозвать, почему эти радикальные, хорошо, экстремисты исламисты, они не любят западный мир. Давайте назовем это джихадом – религиозной войной. Оснований очень много для этого противостояния – это и, извините, я сейчас ударюсь в такой марксизм – это крах колониальной системы, который произошел и который, да, на каком-то периоде, в 1950-1960-е, начале 1970-х годов принес арабскому миру в том числе, не только арабскому, потому что Иран не арабское государство, принес новые возможности, дал некий толчок для роста социальных структур, развития промышленности, индустриализации и прочее, и прочее. И потом все это стало постепенно снова тормозиться. Ведь катаклизмы в основном, они происходят не на стадии какой-то стабильной оценки, что у нас плохо, а там хорошо. Они в основном происходят на стадии торможения развития. Вот, это развитие было заторможено, мы увидели после краха Советского союза, мы увидели крах светских режимов националистических, национальных режимов в арабском мире, очень часто эти национальные режимы светские поддерживал до этого Советский союз, поэтому они и обрушились. Это одна из причин, есть много других причин, внутренние противоречия, противоречия с Западом и так далее. Мы увидели крах, который финализировался во время этой самой арабской весны, просто пройдемся, Ливия, Ирак, до этого 2003, который не вписывается в контекст арабской весны, но это одного порядка события. Дальше была попытка найти некую, внутри региона, некую новую модель – что бы нам такое сделать, чтобы сократить социальные, имущественные и так далее, и прочее-прочее, отставания от вот этого Запада. Потому что голливудские фильмы там отлично смотрят.

В.Емельянов

— Конечно, а они живут в этих бетонных коробках без окон, без дверей, видят это все по телевизору, тоже хотят так жить, а не выходит, не получается.

Е.Примаков

— Одна из причин, да. Была выдвинута идея политического ислама, классическое выражение этого – это «Братья мусульмане», которые пришли к власти в Египте. Сильнейшая организация, которая существовала десятки лет, давно критиковала режим светский в Египте и объясняла, почему именно мы «Братья мусульмане», исламисты… кстати, «Братья мусульмане» тоже запрещенная организация в России. Почему мы должны прийти к власти – потому что светская власть воровата, она нехорошая, она не обеспечивает население всякими благами и прочее-прочее. Хорошо, пришли эти люди и оказалось, выяснилось совершенно, что они отличные критики режима, но управлять страной они не в состоянии, вплоть до того, что в Каире не хватало хлеба, а страна с очень сильным аграрным сектором, очень много пшеницы там выращивается, даже на экспорт ее поставляют – не хватало хлеба. Сидели, извините, бородатые люди и ковырялись в ногах, сидя в парламенте, или спали там просто, даже видео об этом в новостях египетских показывали. Крах… политический ислам потерпел крах. Следующая альтернатива, которая возникла, она возникла снизу – это вот тот кошмар абсолютный, который мы имеем – это полная буквоедская реконструкция самых архаичных положений ислама, поэтому я говорю, что речь идет о том, что ислам, в случае Исламского государства, был взят, как модель, но для решения в том числе и социальных каких-то, и цивилизационных проблем. То, что мы относимся терпимо, Европа относится терпимо к людям иной культуры, речь даже не о том, что они мусульмане, речь о том, что Европа не была готова ассимилировать их и делать из них европейцев, а свое поведение строило на других основаниях – типа, мы примем вас такими, какие вы есть и будет у нас мультикультурализм. Вы будете оставаться собой на нашей культурной территории.

В.Емельянов

— За наши деньги.

Е.Примаков

— За наши деньги.

В.Емельянов

— За нашу еду, за наше жилье.

Е.Примаков

— Возможны культурные особенности, ради Бога. Но когда в Европе практикуют убийство молодых женщин по законам чести, убийства чести, или пытаются вводить шариатские патрули в каких-то районах Лондона, или Ковентри, Парижа – это совершенно недопустимо, это невозможно, а Европа на это шла, она закрывала на это глаза.

А.Митрофанова

— Вы знаете, я прочла на сайте РБК статью, которая называется «Залечь на дно в Моленбеке», где рассматривается пригород Брюсселя, известный тем, что там одно, из гнезд как раз-таки, место вербовки радикальных исламистов и меня поразил вывод, который… даже не вывод, а то, чем заканчивается эта статья. Многие политики со скептицизмом смотрят на предложение кабинета министров и депутат-социалист бельгийского парламента Джамаль Иказбан заявил, что основной источник радикализации мусульман — интернет, а не мечети. По его мнению По его мнению, джихадизм находит питательную почву в бедности, а бедность в исламских гетто возникла из-за недоинвестирования в образование и жилищные условия. «Основная точка входа в радикализм, - это прямая цитата, - это не религия, а осознание отсутствия каких-либо перспектив для себя», уверен политик.

В.Емельянов

— Это то, о чем Женя говорил.

А.Митрофанова

— Да, и это для меня было на самом деле таким моментом, ну я не знаю, шока что ли, люди приехали в регион, где не хотят ассимилироваться, прикладывать к этому определенные усилия, находятся в позиции иждивенцев, требуют, чтобы им были предоставлены определенные льготы, условия созданы для образования и прочее, и прочее и фактически предъявляют претензии к принимающей стороне по поводу того, что их не очень хорошо образовывают, скажем так.

Е.Примаков

— Никогда не бывает одной единственной главной причины из-за которой все происходит. Ни в одном явлении такого нет, поэтому нельзя объяснить их агрессию по отношению к Европе, исключительно их бедностью, или чем-то. Мы же видим, пожалуйста, чайна-тауны по всему миру есть, скученно живут китайцы, не сильно богато. Но они не предъявляют претензии, потому что они не ассимилируются, кстати, да.

В.Емельянов

— Так эти же тоже не ассимилируются.

Е.Примаков

— И они тоже, я вот и имею в виду, что есть модель, при которой это отсутствие ассимиляции – это не порождает агрессию, и есть отсутствие ассимиляции, которое порождает агрессию. Тут важно понимать, что они ощущают себя обиженными и находятся люди, которые объясняют, что надо взять автомат и собрать бомбу, тогда ты не будет обиженным, надо требовать – требуй. Ты именно что обиженный, твое состояние вот это бедственное, оно не потому, что ты мало трудишься, мало учишься, а потому, что тебе что-то недодали, или отняли у тебя. Ровно поэтому. Другая ментальность, другая мораль, поэтому, опять же, есть огромное количество мусульман, есть общины, которые трудолюбивые, работают, учатся, есть мусульмане, которые поступают в высшие учебные заведения, при этом сохраняют свою культуру и у них нет агрессии по отношению к западному миру.

В.Емельянов

— И более того, они в него интегрированы.

Е.Примаков

— Они в него интегрированы, даже если они не вполне интегрированы, ради Бога, пусть он ходит абайе, в дишдаше, в этом наряде этом, надев на себя куфию, но при этом он будет успешным программистом.

В.Емельянов

— Хорошим врачом.

Е.Примаков

— Инженером, или врачом, пожалуйста – он работает, он обеспечивает свою семью. Но он не заставляет других ходить в дишдаше, одевать абайю, а свою жену не заматывает в черные тряпки, или заматывает, но требует, чтобы соседка этим занималась.

А.Митрофанова

— Журналист, ведущий программа «Международное обозрение», генеральный директор «Русской гуманитарной миссии» - Евгений Примаков сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Здесь также Владимир Емельянов, я – Алла Митрофанова и мы вернемся буквально через минуту и очень хотелось бы перейти к разговору, собственно о Вашей миссии в ближневосточном регионе.

Е.Примаков

— Попробуем.

 

В.Емельянов

— Мы продолжаем «Светлый вечер» вместе с журналистом, востоковедом, историком и генеральный директором «Русской гуманитарной» миссии – Евгением Примаковым младшим, наверное, так правильно будет назвать. И вот как раз то о чем Алла буквально две минуты назад сказала, давайте поговорим о «Русской гуманитарной миссии» - что это за проект, когда он возник и чем занимается «Русская гуманитарная миссия». Я так понимаю, что она тоже связана с Востоком, в основном.

Е.Примаков

— Нет, не с Востоком, но на Востоке все выросло, скажем так. я работал на одном из федеральных каналов, потом на другом федеральном канале в Палестине, в Израиле.

А.Митрофанова

— Да, мы Вас знаем хорошо.

Е.Примаков

— Спасибо, и естественно, пока ты работаешь журналистом, ты сталкиваешься с людьми, которые находятся в нужде, которые находятся в беде, часть твоей работы – рассказывать об этих людях. И всегда было обидно, что ты не можешь что-то сделать руками и поправить, когда иногда очень хочется. Мы с некоторой завистью легкой, нехорошее чувство, но тем не менее, смотрели на наших коллеги иностранцев, у которых есть огромное количество разных организаций и очень богатый инструментарий для того, чтобы заниматься подобной гуманитарной работой. Это Оксфам, Врачи без границ, Save the children - огромное количество организаций, которые занимаются подобной работой. А у нас так сложилось, что в основном государственные, или около государственные какие-то структуры занимались подобными вещами. Есть даже целое Министерство чрезвычайных ситуаций, которое выполняет блестяще свои функции – когда происходит где-то страшная беда, они туда прилетают и всех спасают.

В.Емельянов

— Блестяще организованная армия, надо заметить – МЧС.

Е.Примаков

— Более того, они кстати относятся к силовым ведомства.

В.Емельянов

— Ну это понятно, да, министр обороны теперь там бывший в МЧСовец. Хотя они говорят, что бывших не бывает МЧСовцев.

Е.Примаков

— Да, а хотелось что-то сделать своими руками, самоделка, но при этом, чтобы это было все-таки профессионально. У нас очень часто благотворительность строится на таких очень любительских принципах – это тоже должно быть, не бывает неправильной благотворительности, она должна быть любая во всех видах. Но очень часто бывает так, что мы с друзьями собираемся, покупаем помидоры, огурцы и памперсы и везем их куда-то спасать людей, у которых аллергия на огурцы и они не надевают памперсов, потому что им по 30 лет.

А.Митрофанова

— Ну, в общем, это неправильная благотворительность...

Е.Примаков

— Ну, скажем, так, это благотворительность неправильная, но все равно хорошая. Потому что она благотворительность.

А.Митрофанова

— Потому что она от чистого сердца.

В.Емельянов

— И вы решили сделать правильно?

Е.Примаков

— Мы решили не то что правильную… мы решили выстроить… построить по таким западным что ли образцам, международным образцам очень понятную такую машинку с шестеренками, чтобы все это работало также, как работает у людей, на которых мы с завистью смотрели. Так получилось, там был такой эпизод, когда я и мой оператор, мы оказались в Секторе Газа, внутри Сектора Газа, когда там был хамасовский переворот, так получилось, что мы там были из западных СМИ единственные, там был еще какой-то парень норвежец, который на газету какую-то работал, а все остальные были стрингеры, то есть люди, которых наняли местные, которые что-то там снимали. За нами закрылось КПП и мы там оказались заперты внутри. Внутри Сектора Газа проживало и до сих пор проживает около 500 женщин из бывшего Советского союза – русские, украинки, казашки – все.

В.Емельянов

— Это те, кто вышли замуж за этих студентов, которые у нас учились?

Е.Примаков

— Да, они отправились по любви, они уехали в Сектор Газа, многие уезжали в Сектор Газа, когда было гораздо больше надежд, что там будет что-то хорошее. Никто не предполагал, что это превратится в такую зону. У них дети, которые наполовину русские, наполовину палестинцы, ну опять же, русские, украинцы, казахи и так далее. И на улице была пальба – это гражданская война, там линчевали людей, там были бои уличные, их надо было как-то вывозить оттуда и не было никого, кто мог бы этим заниматься внутри Сектора Газа. Наше посольство пыталось организовать работу внутри Сектора Газа, но их не было на земле, то есть, они не присутствовали физически внутри – это невозможно. Поэтому представление о том, что там происходит было у них очень странное, не помню, кто-то там предлагал этим женщинам несчастным собраться, например, в темное время суток в пять утра в центре города у офиса Красного креста с паспортами, как бы они перемещались по этому Сектору Газа, где бои уличные идут – об этом никто не думал. И мы с помощью нашего хорошего друга, он местный палестинец Низар Альян, он сейчас работает на агентство «Спутник», кажется, в Каире, он уехал оттуда уже из Сектора Газа, у него русская жена. Мы стали как-то пытаться организовать их выезд оттуда, договаривались с одними, договаривались с другими о том, чтобы не стреляли по этой улице в такое-то время, сажали этих людей в машины какие-то, таскали их сумки через чекпоинт и в итоге вытащили оттуда какое-то количество людей, их встречали уже наши дипломаты, штамповали паспорта просроченные. И мы тогда четко совершенно поняли, что этим надо заниматься профессионально, должна быть организация, которая работает вот так. Понятно, что не всегда государственная структура может себе позволить вести переговоры с нехорошими людьми, грубо говоря. Это по политическим причинам невозможно очень часто.

В.Емельянов

— А вы можете себе это позволить?

Е.Примаков

— Мы гражданские, если стоит задача спасти каких-то людей – договариваться можно и нужно, необходимо. Почему Красный крест тот же самый работает в Сирии по все стороны конфликта, абсолютно его никто не трогает, даже на территориях, которые контролирует ИГИЛ, Красный крест присутствует, хотя конечно это опасно страшно, но они работают там.

В.Емельянов

— Они да, они врачи в том числе.

Е.Примаков

— Далее, мы стали пытаться что-то такое придумать, где-то наши туристы застряли, мы им какую-то еду купили, где-то были российские… российская женщина, россиянка, у которой ребенок уехал с ее бывшим мужем куда-то на палестинские территории, мы их возили на суд на какой-то. Чем могли, тем занимались и параллельно вызревала идея создания вот этой автономной некоммерческой организации, это «Русская гуманитарная миссия». Так получилось, что все с тех пор из региона разъехались, я ушел работать в комиссариат по делам беженцев ООН, там еще поднабрался опыта, вернулся в прошлом году в Москву, мы тогда еще в 2010 году зарегистрировали эту «Русскую гуманитарную миссию» официально, но январе-феврале этого года, когда я вернулся уже, мы собрали новую команду и перезапустились. Сейчас это очень небольшое в западном понимании агентство, где есть логисты профессиональные, специалисты по логистике, специалисты по организации мед.помощи, специалисты по организации образовательных программ. У нас есть учителя из Института русского языка имени Пушкина, которых мы отправили преподавать русский язык в Палестину в ту же самую. Наши специалисты врачи и те, кого мы привлекли, недавно вернулись из поездки по Сербии в том числе и Косово, где они объехали огромное количество госпиталей, больниц и так далее. То есть мы сейчас программу делаем для того, чтобы помочь там медицинским службам. Мы пытаемся привлечь внимание нашего российского бизнеса, потому что это в их интересах – это так называемая корпоративная социальная ответственность, люди работают в каком-то регионе и я считаю, что это понятно, это органично, это естественно, если они там что-то делают хорошее. По крайней мере те же самые западники поступают ровно так же.

В.Емельянов

— А у нас есть от государства какие-то поблажки этим состоятельным людям, которые помогают таким образом, я имею в виду какие-то налоговые послабления. Не то, чтобы людям было выгодно этим заниматься, но власти же должны отдавать себе отчет, что они не могут делать все, они как бы, наверное, для этого и не предназначены, а вот люди как бы состоятельные, они могут себе позволить и они занимаются конкретными делами, так почему бы им как-то не ослабить какие-то…

Е.Примаков

— Про налоговые поблажки не знаю ничего… подозреваю, что их нет.

В.Емельянов

— Может быть не поблажки, может быть преференции какие-то.

Е.Примаков

— Я думаю, что им скажут «большое спасибо».

В.Емельянов

— И до свидания.

А.Митрофанова

— Иными словами – это акт доброй воли, собственно, ну это правильная благотворительность как раз.

Е.Примаков

— Это акт доброй воли, но мы должны понимать, что, ну вот пример, нам очень помогает сейчас, не буду говорить, чтобы не было это рекламой, одна российская компания, которая производит внедорожные автомобили, не важно.

В.Емельянов

— Она одна, поэтому все понятно.

Е.Примаков

— Нет, их несколько, поскольку у нас иностранные… не важно, они заинтересованы в том, чтобы присутствовать на Балканах, грубо говоря. Чтобы их машины узнавали, покупали и так далее и они нам пообещали, что они нам дадут эти машины, которые будут служить как санитарные автомобили в удаленных районах Сербии, в горах, ездить там между фельдшерскими пунктами и доставлять больных, и прочее-прочее. Это просто выгодно, это то самое понимание корпоративной соц. ответственности, когда вы не просто пришли куда-то и поставили памятник, а сделали что-то, что добавляет капитализацию вам, вашей компании. Этим занимаются, более того, по опять же, западным стандартам то, что называется «corporate social responsibility» - корпоративная социальная ответственность – это часть обязательных затрат любой компании, которая работает где-то на местности. И более того, компании, которые реализуют свои акции на биржах, они потом еще и отчитываются на биржах и в годовых отчетах пишут это дело. Смотрите, вот какая-нибудь там нефтяная компания, которая что-то добывает в Ираке, предположим, у них есть выбор – привезти балет Большого театра в Багдад, потратив огромное количество денег на охрану их, перевозку.

В.Емельянов

— Жилье, корм.

Е.Примаков

— Да, да, и выгулять на концерте все политическое руководство Ирака, либо построить на эти же самые деньги пять больниц, где-нибудь в районе.

А.Митрофанова

— Пять?

Е.Примаков

— Ну, конечно, Вы понимаете как, бетонные… вот Вы говорили, в бетонных коробках, бетонные здания в которое можно разместить базовое, без компьютерных томографов, естественно, базовое там будет оборудование где-нибудь под Басрой – это стоит, ну сколько, ну 100 000 долларов.

А.Митрофанова

— Там будет крыша, кровати и врачи?

Е.Примаков

— Крыша, кровати, врачи, минимальное базовое оборудование, там будут кардиографы какие-то, УЗИ, это реально.

В.Емельянов

— Ну, рентген там.

Е.Примаков

— Это реально и люди, которые обстреливают их бензовозы из РПГ, они в любом случае не ходят смотреть балет Большого театра, но их дети лечатся в этой больнице и учатся в школе, которую они построят и они не будут обстреливать из РПГ их бензовозы. Я сейчас самую грубую вот такую… это выгодно, это должно быть сделано. Более того, мы видим международный опыт, что это делается именно так. кто финансирует организации такие, как Врачи без границ, или тот же самый Оксфам – это не только страшные происки госдепа, или еще кого-то, это корпорации, которые понимают не просто в то, чтобы всем сделать красиво и хорошо, а в то, чтобы их там любили, признавали и понимали, что ок, мы выкинем эту компанию из страны, но тогда без кормежки останутся 8 школ и 20 больниц. Вот у нас просто, знаете как, привычно, мы же обычно делает то, что нам привычно и понятно. Мы любим ставить памятники, например, или организовывать круглые столы, чтобы обязательно с кофе-брейками.

А.Митрофанова

— Мы любим создавать видимость деятельности, наверное, так.

Е.Примаков

— Очень часто, да, вот обязательно какой-нибудь симпозиум, или круглый стол, чтобы было три кофе-брейка.

А.Митрофанова

— Хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний… Если можно, мне бы хотелось, чтобы Вы нам рассказали о ваших русских школах, которые вы опекаете, патронируете, организуете. Как это все обстоит и почему именно русские школы? Неужели в Палестине и вообще в ближневосточных землях достаточный запрос на то, чтобы там русские школы появлялись?

В.Емельянов

—

Е.Примаков

— Да, есть запрос. Сейчас, если мы говорим конкретно об этих двух школах, где работают наши преподаватели, ну, условно наши, они из Института имени Пушкина, огромное спасибо коллегами, нам очень нравится с ними сотрудничать, прямо блестяще все у них организовано. Так вот, это две школы, одна находится в Вифлееме – это школа, которая называется, что-то вроде российско-палестинской дружбы имени, которая была построена на наши российские государственные деньги, как один из важных элементов культурного обмена и так далее, и так далее, но там при этом не было преподавателей русского языка, не преподавался русский язык. Были определенные юридические проблемы – на каком основании посылать туда учителей, были финансовые проблемы, мы как бы решили эти проблемы, мы просто предложили, что учителя туда, литературу, учебники, учебные пособия, вот эти все транспаранты, которые знаете, в школе вешаются, знаете «ЖИ-ШИ пиши с буквой И», чтобы все это там присутствовало, мы все это туда привезли. И привезли туда учителя. Учитель приехал туда в качестве волонтера, поскольку есть, опять же, мы же профессиональную структуру строим, есть определенные юридические требования – визовые и так далее, и так далее – это волонтер. Три месяца преподаватель отработал, сейчас приехал следующий преподаватель – вахтовый метод – это долгоиграющая история. Дети изумительные совершенно записки писали, когда учительница уезжала, рожицы со слезками такими.

А.Митрофанова

— Смайлики, да?

Е.Примаков

— Да, и написано: Mrs., please don’t go back Russia, - то есть, пожалуйста, не уезжайте обратно в Россию. И я сказал, что в следующий раз, чтобы записка на русском языке была, иначе непонятно, зачем она работает.

В.Емельянов

— Смайлик и крайлик, сейчас мне пришло голову, плачут, со слезами на глазах.

А.Митрофанова

— Крайлик, да, действительно.

Е.Примаков

— И вторая школа, она находится в Вифании, или Аль-Азари́я – это место, где Христос воскресил Лазаря, это школа, которая находится под управлением Русской православной церкви зарубежной, которая часть Русской православной церкви. Руководит этой школой самоотверженная совершенно женщина – инокиня Марфа. И огромная востребованность, огромные очереди, потому что качество образования там по палестинским меркам невероятное, вплоть до того, что многие… 90%, извините, учащихся в этой школе, они мусульмане, то есть это не то что только для христиан школа – это школа для девочек, кстати. Вот многие палестинские семьи, в которых особо нет денег, поскольку вот эта школа, она как бы формально частная, вифлеемская – это государственная, вот эта в Вифании частная, у них нет денег на обучение двух детей и им приходится очень часто забирать старшего ребенка из школы раньше времени, чтобы младшая туда пошла и мы сейчас придумали, что мы еще некие стипендии будем учреждать, чтобы оплачивать этим неимущим семьям обучение русскому языку, чтобы они оставались в этой школе. Сейчас мы пытаемся собрать деньги на то, чтобы парты какие-то туда купить, потому что они сидят над какой-то рухлядью совершенной, мы лингафонный класс им организуем, опять же учебники и прочее-прочее. В Секторе Газа вот эти самые женщины о которых я говорил, после каждой эвакуации, огромная их часть обратно возвращается туда же и у них у этих женщин в Секторе Газа был общинный центр, такая неформальная организация местных, где они могли собираться, пить чай, есть ватрушки и читать русские книжки детям, чтобы дети не забывали русский язык. После нескольких военных операций и эвакуаций, и прочего, все это дело загнулось благополучно, самый большой там конгресс-центр в Газе, его разбомбили, его не осталось. Мы собрали деньги, нашли способ перезапустить этот общинный центр «Калинка» он называется. Сейчас в Секторе Газа Наталья Шулик, она кстати украинка, сейчас возрождает этот общинный центр и будет общинный центр русский в Секторе Газа – это то, что касается Ближнего Востока.

 

А.Митрофанова

— Генеральный директор «Русской гуманитарной миссии», журналист, ведущий программы «Международное обозрение» - Евгений Примаков сегодня в программе «Светлый вечер» на радио «Вера». Помимо этих школ, чем еще конкретно занимается ваша миссия? Вот больницы, да, насколько я понимаю, попытка объединить наших соотечественников, или бывших соотечественников, оказавшихся на этой территории, объединить их в какое-то единое пространство, или что-то… Как Вы вообще себе определяете главные задачи?

Е.Примаков

— Вы знаете, очень пафосно звучит, мы должны делать добро, у нас есть русский флаг и мы должны под этим флагом делать добро. Это абсолютно такой идеализм и максимализм – это рутинная работа, она должна делаться, она долгая и муторная, она не приносит быстрых результатов, потому что записки вот еще на английском языке дети пишут…

А.Митрофанова

— А обучение то у них на каком языке ведется?

Е.Примаков

— Русский язык на русском языке преподается. Хотя мы сейчас кстати запускаем написание и издание первого за многие-многие десятилетия учебника русского языка на арабском языке для арабских детей. Потому что учебников русского языка – русский, как иностранный, есть такая дисциплина, их довольно много, но вот для арабских детей и чтобы было по-арабски объяснения там написаны, почему жи-ши через «и». Такого учебника нет.

А.Митрофанова

— Здесь, прошу прощения, возникает вопрос, а почему у арабоязычного населения такой большой интерес к изучению русского языка?

Е.Примаков

— Вы знаете – это во-первых, еще старые традиции со времен Советского союза, даже до Советского союза, вот коллеги из ИППО – Императорского православного палестинского общества, мы в очень хороших дружеских отношениях, у нас взаимопомощь с ними и полное взаимопонимание и сотрудничество, вот их только школ ИППОшных было только в Палестине, не знаю, сотня, полторы сотни, безумное количество, еще при царе батюшке. Потом Советский союз огромные вложения делал в образование стран третьего мира, не только Ближнего Востока и до сих пор наше образование считается очень важным и нужным. А палестинцы – это вообще такой народ, который очень ценит образование. Они стараются кому-нибудь из большой семьи скинуться хоть по чуть-чуть, чтобы кто-нибудь, хоть один из наших поехал и поучился. Им это интересно, им это нужно, они все время спрашивают, где квоты, нам бы еще поехать куда-нибудь в Россию в какой-нибудь ВУЗ – это не только там. Тоже самое в Курдистане происходит, когда я приезжал в Северный Ирак в Курдистан, ко мне приходили люди, которые говорили: «А вот не могли бы вы сделать так, чтобы немножко квоты увеличили на наших студентов, которые приезжают в Россию учиться?» - мы не говорим о французах и немцах, которые едут в Россию, мы говорим о кризисных зонах, странах третьего мира, которые живут, в общем-то, не слава Богу, не очень хорошо. То, что касается больниц, я напомню, просто я говорил уже об этом, наши врачи-специалисты медики, они съездили сейчас на Балканы, мы сейчас пытаемся удовлетворить запрос балканских больниц, им очень нужны медицинские автомобили, там страшно совершенно изношен автопарк в Сербии. Очень не хватает лекарств и препаратов в косовской Митровице, поскольку они окружены сейчас вот этой самодельной границей самопровозглашенного Косово, поэтому привозить им медикаменты с материка достаточно сложно. В городе Зренянин в Воеводине жители города построили на свои деньги, 40 лет собирали по копейке – построили больницу, медицинский центр. И две операционные они там предусмотрели, кардио операционные. Они ищут оборудование для того, чтобы поставить в эти операционные. Наши спецы приехали туда, посмотрели это все, они им показали смету, там смета на оборудование операционной для аортокоронарного шунтирования, 170 000 евро они запросили. Я показал здесь в Москве…

А.Митрофанова

— Столько операция стоит.

Е.Примаков

— Сказали, что еще нолик там надо было добавить у нас. То есть, они честно это все посчитали, они болеют за это дело. Стоило нашим врачам оттуда уехать, вы не представляете… огромная востребованность за нашими людьми, которые просто приехали оценить потребности, бегали люди с камерами – вот, русские приехали, наконец-то они что-то будут делать, что-то будут делать. Только наши уехали, как тут же из Воеводины позвонили в этот Зренянин и сказали: «Мы вам дадим одну операционную, только не надо, чтобы бегали какие-то, что-то хотели давать». Им нужно присутствие России – и на Балканах, и на Ближнем Востоке, и в Курдистане, и в Таджикистане я сейчас был, то, что мы делаем в сфере русского языка, в основном, это столица, это Душанбе, если мы говорим про Таджикистан, там при каждом университете открыт кабинет русского языка, кафедра русского языка, есть центры русского мира, аж четыре штуки, кажется, в одном Душанбе, никто не едет в горы, в какой-нибудь там Горно-Бадахшан, где врача, или учителя часто видели еще при советской власти в последний раз. В Таджикистане есть местность, один из районов, где есть точка… как называется, когда заболевания происходят из этого места естественным путем, вот очаг, природный очаг, есть термин какой-то медицинский, и есть очаг резистентного туберкулеза, то есть, который не убивается антибиотиками, и если мы говорим о, извините, выгодах России, то в России есть два основных источника по которым к нам сюда в Россию попадает резистентный туберкулез – это естественные инкубаторы, в виде тюрем, которые у нас есть, где все это размножается, растет и вылезает и Таджикистан, оттуда приезжают к нам люди, которые здесь работают и приносят эту заразу. Я не говорю то, что люди нехорошие, я говорю о том, что надо делать с этой заразой что-то. А делать очень просто, есть же технологии. В этом районе они добывают питьевую воду из грунтовых вод, у них там колодцы, им нужны станции очистки питьевой воды и скважины – это решается, это все вопросы, которые решаются и очень небольшими деньгами. Не надо строить там какой-то Байконур.

В.Емельянов

— И нолики приписывать не надо.

А.Митрофанова

— А сколько человек в вашем фонде работает, в вашей миссии?

Е.Примаков

— Не фонд, некоммерческая организация.

А.Митрофанова

— Миссия…

Е.Примаков

— У нас сейчас работает 18 человек. 18 человек – это по меркам нашим российским очень-очень много на самом деле.

А.Митрофанова

— Много? Это с учетом всего того, что Вы перечислили, про школы, больницы, регионы разные, начиная от Косово и заканчивая…

Е.Примаков

— Я очень недоволен и все время мечтаю всех разогнать, потому что я считаю, что должны работать в восемь раз больше, вопрос только в финансе. Мы бегаем со шляпой по нашим крупным корпорациям и пытаемся их убеждать, что вам это нужно, вам это хорошо, вам это выгодно.

А.Митрофанова

— А слышат вас?

Е.Примаков

— Иногда, скажем так.

А.Митрофанова

— Дипломатично.

В.Емельянов

— Будем надеяться, что будут прислушиваться. Женя, у нас не так много времени до конца программы остается. А мне хотелось все-таки еще вернуться к масштабной фигуре Вашего деда. Огромное наследие, я так понимаю, после Евгения Максимовича осталось и Вы, я так понимаю, в Вашей семье Вы лидер, так сказать… Вы единственный мужчина в семье, у Вас четыре дочки, я знаю.

Е.Примаков

— Да, я лучший продюсер балета в стране.

В.Емельянов

— А у Вас хватает времени на архив Евгения Максимовича и Вы ли этим занимаетесь, или этим занимаются специальные люди и что делается вообще для сохранения наследния Евгения Примакова, потому что есть же у нас библиотека Ельцина, какой-то фонд Черномырдина…

А.Митрофанова

— Фонд Гайдара есть.

В.Емельянов

— А вот что касается наследия Евгения Примакова?

Е.Примаков

— Все будет хорошо с наследием Евгения Максимовича Примакова, сейчас торгово-промышленная палата, ИММО, они занимаются подготовкой издания собрания сочинений, это в основном корпус уже издававшихся текстов, статьи, работы, книги и так далее. Есть архив, архив находится у меня, я копаюсь в нем. Там потрясающие совершенно документы. Я нашел в коробках у деда стенограммы его разговора с Гором с того самолета…

А.Митрофанова

— С того самого над Атлантикой?

Е.Примаков

— Да, я когда ездил как раз в Сербию, я привез сербам показать эту бумагу, они ее в газете «Политика» опубликовали, очень им это было приятно и ценно. Архив большой, разбирать мне его предстоит долго, будет нормально все с наследием. Сейчас прошли уже 29 октября в день его рождения чтения, так называемые Примаковские – это был такой пилотный вариант, там выступал Сергей Викторович Лавров и…

В.Емельянов

— Это какое-то закрытое мероприятие было?

Е.Примаков

— Нет, вы знаете, там был огромный зал в ЦМТ собрался и Валентина Ивановна Матвиенко там была, очень много людей, всех не буду перечислять, чтобы не забыть кого-нибудь, кого-нибудь обидеть, но первые Примаковские чтения, они больше были такие воспоминательно-ностальгические. Мы, я имею в виду семью и людей, которые вовлечены в подготовку этого дела из того же ИММО, Института Востоковедения, МГУ, Торгово-промышленной палаты, МИДа и прочее, там огромная такая команда, мы хотим, чтобы это все-таки очень содержательная была вещь. Также, как он делал доклады на «Меркурий-клубе» под старый новый год, на которые собиралось огромное количество народа, поскольку это было интеллектуально востребованые и нужные тексты о положении международном, о внутриполитической ситуации в стране, об экономике, о политики и так далее. Вот мы хотим, чтобы на этих Примаковских чтениях тоже рождался корпус неких текстов, некой информации, некие доклады, которые были бы востребованы, иначе непонятно зачем. Должна быть важная такая зримая польза от этого дела. И в следующем году 29 октября, если все будет слава Богу, эти Примаковские чтения пройдут и потом через год пройдут, и еще пройдут…

В.Емельянов

— То есть, это уже задел такой на будущее?

Е.Примаков

— Да.

В.Емельянов

— Скажите, пожалуйста, а какими талантами Ваши дочки обладают?

Е.Примаков

— Виртуозной игрой на моих нервах пока что.

В.Емельянов

— Один единственный?

А.Митрофанова

— Девочки…

Е.Примаков

— Девочки…

В.Емельянов

— Из папы можно вить веревки по всей видимости.

Е.Примаков

— Да.

В.Емельянов

— Ну что же, спасибо Вам, что нашли время к нам прийти на наш «Светлый вечер». Мы благодарим Вас за эту беседу.

Е.Примаков

— Спасибо вам!

В.Емельянов

— Напоминаем, что у нас сегодня был в гостях Евгений Примаков младший – генеральный директор «Русской гуманитарной миссии», историк, востоковед, журналист. В студии были Владимир Емельянов и Алла Митрофанова.

А.Митрофанова

— Спасибо, до свидания!

Е.Примаков

— Вам спасибо!