«Есенин и Бог». Светлый вечер со Светланой Шетраковой (03.08.2017)

У нас в гостях была директор московского музея Сергея Есенина Светлана Шетракова.

Мы говорили о поэзии Сергея Есенина, его жизни и отношениях с Богом.

 

 

 

 

В. Емельянов

– Здравствуйте, это программа «Светлый вечер» на радио «Вера». В студии Владимир Емельянов и Алла Митрофанова.

А. Митрофанова

– Добрый светлый вечер.

В. Емельянов

– Мы сегодня будем говорить о творчестве и жизни замечательного русского поэта Сергея Есенина, и у нас сегодня в гостях Светлана Николаевна Шетракова, директор московского государственного музея С.А. Есенина, кандидат филологических наук, заслуженный работник культуры Российской Федерации. Здравствуйте.

С. Шетракова

– Здравствуйте, Владимир. Здравствуйте, Алла.

В. Емельянов

– Я, честно говоря, даже не подозревал, что в Москве есть дом-музей Есенина. Но сразу, чтобы уже потом ко мне не было никаких претензий, я скажу, что мои знания о великом русском поэте Сергее Есенине ограничиваются рамками средней школы. Честно говоря, вот в тот период он совершенно меня не задел, вообще никакие струны внутри меня, и я с тех пор к нему не возвращался. Поэтому о творчестве Сергее Есенина я, к сожалению, знаю действительно мало. Но тем мне будет интереснее участвовать в сегодняшней передаче.

А. Митрофанова

– Мне кажется, так и многие из нас. Хотя Володя говорит, что в школе как-то Есенин тебя не задел, а я же преподаю немного литературу, ко мне на первый курс в институт приходят студенты, которые вчера, условно говоря, закончили школу. Примерно половина из них своим любимым поэтом называет Сергея Есенина, и он их чем-то очень задевает. Причем они могут читать его наизусть. И, ну это понятно, в школе, видимо, учили, но всегда же видно, когда человек делает что-то из-под палки или с удовольствием. Они делают это с удовольствием. И это удивительно. То есть никто их настолько не затронул, там ни Ахматова, ни Гумилев, ну может быть, там один-два человека любят Гумилева. Но Есенина любят добрая половина студентов на первом курсе факультета журналистики, то есть они как-то в эту сторону, видимо, смотрят. Чем это можно объяснить? Что это вот такое? Что за феномен вообще Серей Есенин в нашей литературе, как вы думаете?

С. Шетракова

– Ой, Аллочка, действительно это серьезный вопрос, и я благодарна за него, потому что необъятна аудитория, любящая Есенина. Если те, как Владимир люди, которых представляете вы, Владимир, не так много, но они есть. И мне очень приятна откровенная, искренняя позиция, потому что разговор вряд ли получится, кого не затронул. Но, как правило, вот какая-то удивительная тайна и загадка Есенина, многогранность его творчества, подчеркивает необъятную аудиторию, какую-то бесконечную. От тех людей, кто не совсем искушен в творчестве или совсем не искушен и не разбирается, скажем, в нем, до тех, кто изучает и серьезно изучает филологически науки и так далее, поклоняются, любят, воспринимают, восторгаются, изучают и так далее. Необъятна аудитория, и людей разных возрастов, и профессий. И если каждого вот из тех, о ком мы говорим, кто рано или поздно соприкоснулся с творчеством Есенина, затронула чем-то поэзия, то она остается в душе. И каждый раз, если человек растет и общается с миром, и встречается с какими-то новыми любимыми поэтами или писателями, или с какими-то новыми фактами жизни, он чаще всего для выражения своих чувств к окружающему прибегает к творчеству Есенина. Потому что действительно строчки его лаконичны, доступны, понятны, и как-то органично входят в душу. И, не вторгаясь даже, может быть, в какую-то глубину и тайну, о которой я сейчас сказала, они выражают чувства. И кажется, что лучше, чем Есенин там не скажешь об окружающей природе, когда едешь, и видишь березы там, которые ласкают взгляд, и невольно, чтобы ярче выразить свое отношение, прибегают именно к стихам Есенина.

А. Митрофанова

– Ну да:

«Не видать конца и края –

только синь сосет глаза».

В. Емельянов

– А может быть, вот такая любовь, она как раз связана с тем, что вот он внешне так прост, и стихи его такие, ну как бы можно было бы сказать, куплетные, скажем. Ну они легко действительно ложатся, они и запоминают легко. Это мои ощущения, да, вот от изучения Есенина в школе, соприкосновения с ним. Может быть, поэтому такой широкий охват именно?

С. Шетракова

– Ну да. Но в этой простоте, в этой легкости запоминания кроется удивительная тайна. Тайна глубины постижения и отражения этой действительности. И неслучайно даже вот многие строчки, как бы легко и свободно входящие в душу, когда перечитываешь, то пытаешься понять, почему там:

«Несказанное, синее, нежное...

Тих мой край после бурь, после гроз,

И душа моя – поле безбрежное –

Дышит запахом меда и роз».

Да, вот хорошо как-то дышится, выдыхаются эти строчки. Но если вчитаешься и, изучая биографию Есенина, зная ее, что он вырос в крестьянской семье, в среднерусской полосе, то вряд ли розами – чем заканчивается последнее слово этого четверостишия, – может дышать его край. Не росами, более созвучными деревенскому детству, а розами, которые не сажали в палисаднике.

В. Емельянов

– Шиповник, может быть.

С. Шетракова

– Да, вот это в первую бы очередь. Значит, он как-то незаметно для нас, для тех, кто, может быть, будет перечитывать эти строчки, заставляет уйти вот в глубину и суть поэтического отражения действительности. За простотой бывает порой непостижимая тайна гениальности, как у многих действительно гениальных творцов в поэзии, в частности, нашей страны. И вот Есенин в этом смысле не исключение. Он действительно легко свободно входит в душу и заставляет постигнуть тайны мастерства, поэзии. Вряд ли можно сказать: я люблю родину, я очень люблю родину, но сравнить ее незаметно вот так вот с чем-то сверхъестественным, в частности, с цветком, который не характерен для среднерусской полосы тогда был, это может только, наверное, незаурядный, мягко говоря, человек, каковым был Есенин.

А. Митрофанова

– Безусловно. Вы знаете, вообще я вот сейчас продолжаю думать. Слушаю вас и думаю о том, чем может быть так привлекателен Есенин для студентов, то есть 17-18-летние молодые люди. Этот образ, то есть с одной стороны, вот эта поэзия, такая цветущая и бушующая, с любовью к своей земле и так далее, а при этом, понимаете, еще такой романтически образ хулигана. Причем это особенно в переходном возрасте бывает очень близко: «Я московский озорной гуляка...», да. И порой хулигана кающегося, который голову готов посыпать пеплом. Порой кажется, что это напоказ делается, что это знаете, такой вот, на разрыв аорты, рубашка такая нараспашку, но при этом ведь это же не может появиться, это же все равно рождается вот это чувство собственного ну покаяния что ли, оно рождается откуда-то изнутри, из глубины. И пожалуйста, оно может потом вырываться. И если это человек такого масштаба и таланта, как Есенин, то оно будет нестись по всей стране, и все будут повторять за ним вот эти его слова.

В. Емельянов

– А ты думаешь, он каялся прям так, в стихотворениях?

А. Митрофанова

– Знаешь, как тебе сказать... Мне кажется, что у него какая-то горечь по поводу того, что что-то в жизни... То есть он, с одной стороны, жизнью опьянен как бы, а с другой стороны, он чувствует, что где-то он не прорывается к той высоте, которая его ждет на самом деле. Или прорывается к этой высоте, но чувствует там свое недостоинство. Мне кажется, у него это есть.

С. Шетракова

– Безусловно.

В. Емельянов

– Хотя я могу ошибаться.

В. Емельянов

– А может быть, он просто был вообще вот по жизни человек не очень устроенный. Вспомним, да вот эти три брака его. Такой вот, неприкаянный.

С. Шетракова

– Безусловно, это отражалось вот в его жизни. И полюбив и поняв, что главное, чем он будет жить и, приехав когда в Москву, это поэзия, он старался выразить свои чувства именно с помощью не просто рифмованных строчек, а поэтических, поэзии с большой буквы. И хотел, чтоб это поняли все. Он почувствовал то, что он поэт, и старался как можно больше выразить свои чувства и найти эту аудиторию. Но вот еще одной загадкой, о чем вот вы, Алла, правильно, справедливо сказали, Есенина является то, что каждый, кто читает, его поэзию, проецирует невольно на себя. Подрастая, потому что Есенин, он молодым остался в памяти, подростком и:

«Худощавый и низкорослый,

Средь мальчишек всегда герой,

Часто, часто с разбитым носом

Приходил я к себе домой».

И каждый, вспоминая, может быть, свои действия, проецирует на самом себя. Каждый подрастал, был забиякой, подростком, может быть, не совсем таким, в рамках ведущим себя, для родителей, в частности. Это казалось настолько характерно для самого человека. И вот это вот как бы соотношение человека и поэта, и того, кто его читает – эта вот троица это тоже своеобразная загадка и тайна. Реальное восприятие поэта, эмпирического поэта и человека. Эта непостижимая тоже, решаемая мною вот эта загадка, которая обязательно когда-нибудь, ну а, может быть, как истинная никогда не может быть разгадана, но в то же время постижение ее необходимо. И в этом кроется еще одна тайна вот этой поэзии Есенина. Тем более, когда его мысли и чувства, а он действительно «пришел на эту землю», как он сам говорил, «чтоб скорей ее покинуть», и он это чувствовал. Поэтому у него там годы были за десятилетия и так далее там, дни за месяцы. Ему надо было быстрее выразить, как он почувствовал тогда еще, в Константиново, когда начал свои первые стихи писать, еще в 8-9-летнем возрасте. Сознательное творчество, правда, относится к более позднему периоду, там 16-17 годам. Но он хотел быстрее отразить, чтобы поняли его, почему это ему так нравится, почему он в этом мире, где

«Край любимый! Сердцу снятся

Скирды солнца в водах лонных.

Я хотел бы затеряться

В зеленях твоих стозвонных».

Что он рисует не только красивую природу, окружавшую его с детства, а сразу показывает вот это круговорот природы и человека, вот это единение, вот эту гармонию, вот эту связь непосредственную. Вот в этой гармонии желание обрести себя и понять, что этот мир надо беречь, его надо любить, не порвать эти корни с малой родиной, любить искренне. И вот эта искренность тоже является удивительной загадкой и тайной Есенина. А когда он приехал в Москву и когда он, пытаясь все сделать для того, чтобы его стихи были опубликованы, когда он печатался в периодике, периодических газетах, журналах и в сытинских журналах. И первое напечатанное стихотворение Сергея Есенина «Береза», а потом последующие стихи, но их было немало. И когда он поехал в Питер, и именно там, туда предварительно разослав своих стихи, увидел, впервые держал в руках напечатанный первый сборник «Радуница», как он радовался этому. Как он хотел, чтобы многие прочитали и поняли, почему он пишет: «Гой ты, Русь, моя родная...», что для него эта родина. Это храм какой-то...

В. Емельянов

– Светлана Николаевна, просите, что я вас перебиваю. А вот приезжает Серей Есенин, такой вот восторженный, наполненный мальчик, в общем, юноша, да...

А. Митрофанова

– Красивый, златокудрый, – добавим.

В. Емельянов

– Ну это субъективные, конечно, оценки, но тем не менее, если вот по гамбургскому счету, приезжает в Москву вот с этим своим восторженным восприятием своих родных мест. А тут публика чопорная, литературная в том числе. И как его встретил вот этот московский литературный бульон, кстати, между прочим, весьма наваристый к тому времени?

А. Митрофанова

– Кстати, Володя, ты говоришь, чопорная. А я так думаю, скорее даже такая, ну декадентствующая, а не чопорная. То есть это ну как, Петербург это «Бродячая собака» – место, где тусуется весь литературный бомонд того времени. Место, про которое Анна Ахматова пишет строчки:

«Все мы бражники здесь, блудницы,

Как невесело вместе нам!»

То есть это литературная среда, которая, она настолько, ну серебряный век...

В. Емельянов

– Я и говорю, ну она к тому времени просто очень разнообразная и так далее. Но все равно, тем не менее. Ну вот приехал там деревенский паренек, привез какие-то...

А. Митрофанова

– А тут узколобые интеллигенты.

В. Емельянов

– Да, интеллектуалы, я бы сказал. И вот он привез свои, значит, опусы...

А. Митрофанова

– Гой ты, Русь, мой родная... Белая береза под моим окном...

В. Емельянов

– Как его встретило вот это литературное общество?

С. Шетракова

– Ну в первый московский период он еще как бы адаптировался и действительно работал в типографии Сытина, и приобщался там к издающейся литературе сытинской. Между прочим, приехал достаточно высокообразованный молодой человек, но, тем не менее, жажда знаний была необычайная. Учился в университете Шанявкого, сотрудничал в литературно-музыкальном Суриковском кружке. И вот этого еще противостояния не было, он еще как бы подготавливал себя вот к этой салонной питерской атмосфере. Куда он приехал действительно кудрявый, светловолосый, на которого скептически смотрели и Мережковский, и Гиппиус, и все другие представители литературных направлений, не было единой организации писательской. Правда, только Клюев взял его как бы тогда в друзья, если можно так сказать, потому что понял, что это привлечет внимание. В поддевке такой крестьянской, светловолосый рязанский паренек, он может обратить внимание. И они рядом, всегда одевался своеобразно, в этом смысле обращая на себя внимание, Николай Алексеевич Клюев, и Серей Есенин, они выступали в салонных кругах. Куда, между прочим, однажды к ним подошел Маяковский и, обратившись именно к Есенину, сказал: «Тебе не надо рядиться, ты поэт», – он понял. Так же как и Блок, к которому впервые пришел тогда. Ведь скупой на похвалы Блок сразу отметил вот его многословный поэтический язык, он дал как бы, если хотите, ему дорогу в жизнь. И Есенин это почувствовал. Он просто где-то понимал, что разные могут быть приемы, если хотите. Он был прекрасным таким вот творческим человеком, в частности, артистом. Он играл разные роли в этой жизни, умел адаптироваться к любой обстановке. Спустя какое-то время он уже был денди, великолепно одевающийся, и все были удивлены тому, как он носил пиджак и цилиндр. И такое было ощущение, тем более, когда поехал на запад, что он только вообще в этой атмосфере и воспитывался. И это органично было для него. Он еще, раз повторяю, легко адаптировался к любой обстановке. Но был разным. Вот что характерно для всех нас. Мы, кто-то проецирует на себя вот это хулиганство, и действительно: «На московских изогнутых улицах умереть, знать, судил мне...» – он ходил как бы, понимаете: «Я московский озорной гуляка», – создавая вот эти вот шедевры «Москвы кабацкой». Это же шедевры. Но в них, в этих удивительных поэтических строчках он сгущал краски. Для кого-то он оставался Серегой, парнем, который действительно такой же разбойный, как я, как писал Серей Есенин, как бы проецируя своих стихи на того, кто будет его читать и поймет. А для кого-то он сгущением этих красок, противопоставлением тем стихам, которые он писал ранее, вот ранее он писал там:

«Не бродить, не мять в кустах багряных

Лебеды и не искать следа.

Со снопом волос твоих овсяных

Отоснилась ты мне навсегда».

И тут же пишет: «Пой со мной паршивая...» – обращаясь резко к женщине. Это невероятно, ну как же, это быть не может. Значит, кому-то импонировало и то, и другое. Но это сгущение красок, ну если хотите, это творческий момент...

В. Емельянов

– Ну ничего себе сгущение. Известно же, что он Айседору поколачивал, от души причем.

С. Шетракова

– Ну вот видите, вы говорите от конкретности. Да, безусловно, какие-то факты жизни дают основание для написания каких-то строчек. И вот Есенин опять же не исключение, в этом тоже загадка его. И вот кажется, ну как же, он списывает стихи со свой биографии, вот он пережил... Но у него поэзия далеко не фотография с легкостью восприятия. Далеко не фотография. Это настолько изыскано сделанный художественный образ. И поэтому-то в «Москве кабацкой» он говорит:

«Что-то всеми навек утрачено.

Май мой синий! Июнь голубой!

Не с того ль так чадит мертвячиной

Над пропащею этой гульбой».

И кто-то останавливается на этом одном четверостишии, где как бы видит вот это противопоставление. Также как в «Исповеди хулигана», там:

«Я нарочно иду нечесаным,

С головой, как керосиновая лампа, на плечах.

Ваших душ безлиственную осень

Мне нравится в потемках освещать».

И вот те, кто постигает уже жизнь, растет, вот подросток, он уже понимает, что значит, неслучайно он теребит наши души, значит, что-то не то происходит в стране, он же ее отражает. Значит, мы отказываемся от духовности, от нравственности, от чистоты, от целомудрия, которое так гениально было воспето Есениным еще в юности.

«Но люблю тебя, родина кроткая!

А за что – разгадать не могу».

И вот это вот сразу заставляло задуматься, понять, постигнуть мастерство и уровень поэтического отражения и нашей действительности.

А. Митрофанова

– Светлана Николаевна, сознайтесь, вы в Есенина влюблены.

С. Шетракова

– Я влюблена, да. Не могу отрицать это, потому что это произошло достаточно давно. Я действительно, я училась на филологическом факультете, до этого училась в школе на филолога, знала очень многих, и цитировать могу не только Есенина. Но именно его строчки не просто запомнились, я многих знаю, но когда я их перечитываю, я улавливаю какую-то новую грань в обычных банальных часто цитируемых, поющихся строчках. Там: «Не жалею не зову не плачу... все мы в этом мире тленны». Удивительно, достаточно одной сточки, чтобы понять... Просто, грустно, но суть вообще этой жизни. Да.

А. Митрофанова

– По поводу этой строчки «все мы в этом мире тленны», понимаете, она, как мне кажется, рифмуется, не по форме, а по содержанию, со словами «ибо прах ты есть и в прах отыдешь». А насколько вообще Есенин, и вот вы говорите о том, что у него было вот это ощущение того, что мы утратили какое-то целомудрие там что-то еще, а насколько как вам кажется, вот вы, может быть, сейчас свою трактовку выдаете, а самому Есенину эти чувства, насколько они были органичны?

С. Шетракова

– Настолько органичны и важны, он так долго об этом думал, размышлял. Не в смысле по времени, а по сути.

А. Митрофанова

– А откуда вы знаете?

С. Шетракова

– Он изначально родился с этой любовью – любовью к ближнему, любовью к окружающему миру. И просто он рос в православной семье, он ходил в храм, и бабушка его водила, он знал Библию наизусть, он перечитывал какие-то фрагменты. И как Рождественский вспоминал, когда перечитывал, удивлялся громаде и силе вообще того, что он читал. Но его желание выразить эти чувства и донести до, может быть, неискушенного в поэзии человека, но который потом, перечитав, поймет. Так же, как и в Библии, какие-то истины вышли за рамки вот это вот храма, для него, вот хочу вспоминать параллельно сточки:

«Тебе одной плету венок,

Цветами сыплю стежку серую.

О Русь, покойный уголок,

Тебя люблю, тебе и верую».

Сколько неправильных было разговоров о том, что у него какая-то вот языческая связь с этим миром. Да, изначально, может быть, но это просто корневая связь с тем миром, с той малой родиной, которую он любил и пуповину с которой никогда не порвал. Но вот этот мир свой, православного отношения к Всевышнему, он расширил до бесконечных границ, где в этом мире и березы стоят, как стальные свечки. И действительно вот как бы он родился в Богородицын Покров, и все стихи, связи с природой, с окружающим миром, с основной, с землей, и главное вот в этой круговерти он всегда смотрел наверх. И вы знаете, мы будем сейчас делать экспозицию, которой еще раз подчеркнем вот это вот, как он еще в «Ключах Марии» писал, опрокинутость земли и неба. У него же и луна, и это все смотрят в пруд, в речку, откуда лошади пьют воду. Он еще в биографии писал, в одной из биографий: «Ночью луна при тихой погоде стоит стоймя в воде. Когда лошади пили, мне казалось, что они вот-вот выпьют луну, и радовался, когда она вместе с кругами отплывала от их ртов...»

«Тихо дремлет река.

Темный бор не шумит.

Соловей не поет

И дергач не кричит.

Ночь. Вокруг тишина.

Ручеек лишь журчит.

Своим блеском луна

Все вокруг серебрит».

И он постоянно смотрит и наверх, и еще тогда, в 12-летнем возрасте сказал: «Мне хочется сказать, – это по воспоминаниям Рождественского, – мне хочется излить что-то такое громадное, как Библия, чтобы это было доступно и за душу брало». И вот это вот единение свое, если хотите, какое-то пророчество свое он почувствовал очень рано и не боялся в этом признаться. И он говорил:

«Господи, я верую!..

Но введи в свой рай

Дождевыми стрелами

Мой пронзенный край».

Я хочу вспомнить еще одни строчки, связанные с тем, как он в непрочитанных до сих пор, так называемых поэмах переходного переломного периода, революционной ломки, так называемых еще революционных поэмах, непрочитанных до сих пор, он писал:

«Не устрашуся гибели,

Ни копий, ни стрел дождей, –
Так говорит по Библии

Пророк Есенин Сергей».

В «Инонии», которую он посвятил пророку Иеремии, хотя родовой иконой их считается икона Казанской Божией Матери, икона храма, около которого стоял дом, где воспитывался и жил Есенин, дом родителей поэта. Но Иеремия пророк, которого при жизни не поняли, который служил и рассказал об истинах еще при жизни, было не воспринято...

А. Митрофанова

– И что характерно, плач Иеремии мы хорошо знаем. Плач Иеремии, можно, наверное, здесь тоже какую-то параллель провести.

С. Шетракова

– Может быть. И в этом, знаете, ведь стихи Есенина не читаются с улыбкой такой, но они внушают какой-то внутренний оптимизм. Вот постоянно какой-то такой оптимизм жизни, радости на этой земле, потому что нет границ у жизни человека. И он это подчеркивал не какими-то теоретическими работами, он говорил об этом в стихах:

«Только гость я, гость случайный

На горах твоих, земля».

И пусть он, как розовый конь, пронесся по этой земле, но он отразил эту любовь, он выразил ее в своих стихах. И, обращаясь к Всевышнему, считал, что действительно он свою миссию в какой-то степени выполнил.

А. Митрофанова

– Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Светлана Шетракова, директор московского государственного музея С.А. Есенина. Мы говорим о Есенине, и здесь, в студии, Владимир Емельянов, я Алла Митрофанова. Через минуту вернемся к этому разговору.

В. Емельянов

– Мы продолжаем наш «Светлый вечер» вместе с Светланой Николаевной Шетракова, директором московского государственного музея имени С.А. Есенина. Владимир Емельянов в студии и Алла Митрофанова. Можно ли назвать сегодня, скажем так, какого-то поэта, который бы продолжал есенинскую традицию? Вот так вы сходу можете назвать?

С. Шетракова

– Какими-то гранями, безусловно. И часто вот таковым поэтом, хотя он и философ, и действительно поэт с большой буквы, говорят о Рубцове. Вот малая родина, это отношение, да, действительно потрясающие есть строчки, которые философски насыщены, наполнены. Но, в принципе, по философской слагаемой вообще поэтических строчек Сергея Есенина, о чем мы начали говорить, пока еще я не нахожу. Какие-то грани – одну, другую. Ведь Есенин не только лирик, отражающий отношение к природе, к женщинам, но к окружающему миру, потому что именно с ними связаны многие стихи, которые хочется цитировать, когда мы говорим о близких людях и, в частности, о матери. Но если перечитать:

«Ты жива еще, моя старушка?

Жив и я. Привет тебе, привет!..»

и так далее, удивительные строчки...

А. Митрофанова

– Ну сердце просто щемит от этих стихов.

С. Шетракова

– Опять же, постигая истину и желая ее постигнуть, мы уходим далеко за рамки отношения сына и матери, потому что ей было сорок с небольшим, или бабушке, которая в шушуне там ждала Сергея Александровича. Уходим за рамки этой реально воспринимаемой и доступной, и очень приятной картины встречи там или ожидания любимого человека, сына, и пожеланий ему к осмыслению, кто такая старушка – родина, мать, в любви к которой он клянется, между прочим, написав это стихотворение за границей. И любви, в которой вот таким образом, в частности, клянется. Или вот таких вот несоответствий реальной жизни и художественного, поэтического отражения многих стихов, так или иначе проецируемых на женщин Сергея Есенина. «Письмо к женщине» часто говорят, что посвящено именно Зинаиде Николаевне. Ничуть не умаляя от значимости красивой женщины этой удивительной в жизни Сергея Александровича, Зинаиды Николаевны, подарившей ему двоих детей, мы, конечно, должны сказать, что это стихотворение без посвящения. Потому что оно говорит не только об отношении мужчины и женщины, оно переходит за рамки. И Сергей Александрович специально, наверное, не ставил это посвящение просто вот этого фотографического поэтического отражения, потому что именно там он писал:

«С того и мучаюсь, что не пойму –

Куда несет нас рок событий».

Это 20-е годы. И там:

«Лицом к лицу

Лица не увидать.

Большое видится на расстоянье».

Вот это расстояние в прямом смысле, которое он пережил, побывав практически во всех странах Европы и был, будучи первым поэтом, посетившим Америку вместе с Айседорой Дункан, этой удивительной женщиной, о которой можно говорить очень много. Но когда вспоминаю строчки из «Черного человека»:

«И какую-то женщину,

Сорока с лишним лет,

Называл скверной девочкой

И своею милою».

Проецирую их на Дункан – ну, наверное, это одна из граней. Потому что дело совсем не в этом в этом удивительном, философском тоже произведении, поэтически-философском отражении времени, произведении Сергея Есенина, не прочитанном еще до конца. И, конечно, да, быт его был неустроенный, да, у него были какие-то влюбленности. Связей было не так много. Теперь написана хроника жизни Сергея Александровича, но хочется, чтобы их было больше, поэтому те, кто вот любит Есенина – парня в доску, они радуются вот этому моменту как бы связи человека и поэта, что он такой же, как и все, вот он такой же, Серега, и я его стихами говорю и выражаю какое-то свое отношение к этому миру, понятному мне. Но в то же время во всех этих строчках кроется и внутренний оптимизм, и желание постигнуть вообще красоту этого мира и родной страны, у которой какая-то особая миссия, где он невольно пытается сказать о том, что мы все должны быть едины, что у нас не должно быть ни распрей, ни злости, ни зависти. Но говорит это с помощью каких-то стихов, которые часто цитируются, часто читаются. «Пройдет вражда племен, Исчезнет ложь и грусть, – говорит он, буквально несколько строк в стихотворении «Русь советская», – Я буду воспевать Всем существом в поэте Шестую часть земли С названьем кратким «Русь».

В. Емельянов

– Светлана Николаевна, кстати, что касается «Руси советской». А что у Есенина за конфликт вышел с Демьяном Бедным, тоже русским поэтом, если это можно так назвать, который вовсе не Демьян и уж, тем более, не Бедный.

А. Митрофанова

– Да, мягко говоря.

С. Шетракова

– Да, у него много было современников, с которыми он общался, разговаривал – и поэты, и писатели, художники. Вот Шагал, например, сказал, что он очень сожалеет, что он не пообщался побольше с Есениным. И ему казался Есенин старше, хотя это было наоборот. И потом иллюстрировал, и в процессе жизни, иллюстрировал произведения Сергея Александровича, поняв вот не только лирическую слагаемую, а какую-то вот эту, как я люблю повторять, философскую слагаемую его поэзии. Поэты, ну вот, например, Демьян Бедный. Ну как, они не очень часто и много общались. Но его принимала как бы советская власть и, в частности, дала возможность ему хорошо жить и иметь особняк на Рождественском бульваре. В отличие от Есенина, который был некогда прописан и жил у отца, в Большом Строченовском переулке, достаточно большой промежуток. Но скитался, мытарствоал, ездил в Питер, и по 18-е годы он как бы был привязан к этому месту, и слава Богу, была прописка. А потом ее просто не было. У него не было ни дома, ни угла. И он мытарствовал, и поэтому неслучайно даже в «Руси советской» звучат такие строчки: «Поют агитки Бедного Демьяна, Веселым криком оглашая дол», – немножечко так с обидой, что вроде бы его знают, его узнают, и все, кто и Леонов, и Бедный, и поэты, и писатели. Естественно, Мариенгоф, и Шершеневич, и Кусиков – все, кто был вокруг него вот в эти 20-е годы, были вокруг. Он был в центре внимания, он был одним из самых популярных поэтов своего времени. Может быть, и здесь рождались вот такие вот легенды и байки о его жизни. Потому что куда бы он ни заходил, а было много литературных кафе, или «Стойло Пегаса», или кафе поэтов «Золотая табакерка», и его приглашали за стол, он был в центре этого застолья. И, может быть, сегодня ну не совсем так он себя вел, и где-то эпатажно, что было ему свойственно, так же, как и за рубежом. Но воспоминания не все вот, в частности, о взаимоотношениях с Дункан там, к ним стоит прямо как к реалии прислушиваться и ориентироваться на них. Но, тем не менее, он был в центре внимания, все обращали на это внимание. И сегодня вот его за этим застольем вот таким эпатажным видели там 20 человек, завтра – это же реклама, – становились уже тысяча и так далее. И, конечно, это немножко удивляло Есенина, потому что он понимал. Они понимают, поэты, значимость все-таки своего творчества, гениальные поэты. И он считал, что если по пальцам можно пересчитать ну солидные, хорошие стихи там Демьяна Бедного, ну там «Как родная меня мать провожала...» или что, то у Есенина их необъятное количество, но почему-то он для всех оставался в стороне, для руководства, в частности, своей страны, по-разному воспринимался. И опять же, его воспринимали так, как и многотысячная аудитория, которая некогда тогда и хоронила Сергея Александровича. Потому что там были и простые крестьяне, приехавшие из села, в частности, в котором он родился, и которые обожали его; и люди разных профессий, возрастов. И конечно, были политические деятели, которые любили, которых трогал Есенин, те, кто были искушены в поэзии, понимали значимость его. Где-то это удивляло, где-то расстраивало, может быть, их. И в то же время вызвало в какой-то степени, может быть, и негатив ревности, против чего боролся Сергей Александрович. Ну а с Демьяном Бедным таких тесных взаимоотношений не было, если только вот отражено в «Руси советской», но такое вот немножко ироническое отношение к тому, что его не так приняли, как некогда Демьяна Бедного, и это было незаслуженно.

В. Емельянов

– Я-то слышал такую историю – Алла, прости, пожалуйста, – что Демьян Бедный написал какую-то богохульную поэму, а Есенин ему ответил...

С. Шетракова

– Это приписываемое стихотворение Есенину, это еще не установлено. И вот по стихосложению как раз...

В. Емельянов

– Я-то как раз про этот конфликт спрашивал у вас.

А. Митрофанова

– Напомню, что в программе «Светлый вечер» на радио «Вера» сегодня Светлана Шетракова, директор московского государственного музея С.А. Есенина. Светлана Николаевна, а что касается «Руси советской». Ведь Есенин был очень умным человеком, прекрасно видел происходящее и в 17-м году, и потом, в период гражданской войны, и когда она уже закончилась и начала устанавливаться вот эта вот власть большевиков. Как он оценивал происходящее в стране? Я понимаю, что вопрос о том, мог ли он уехать, бессмыслен, потому что, наверное, он себя вне России просто не мыслил. Многие уехали – это, в общем, тоже очень понятный и, конечно, очень оправданный выбор, тут о чем говорить. Наша парижская вот эта литературная эмиграция это невероятный пласт культуры, который к нам вернулся потом. А что касается Есенина, то я его себе с трудом представляю человеком, живущим в какой бы то ни было иной стране Хотя, наверное, возможно всякое. Но как все-таки он оценивал происходящее в 10-е, ну скажем после 17-го, в 20-е годы здесь, в России?

С. Шетракова

– Да, это очень серьезный и хороший вопрос. Революцию он принял сразу, как он говорил, полностью, но вот крестьянский уклон как бы присутствовал в этом приятии. Потому что он хотел счастья крестьянам, из которых вышел, вообще считал, что духовность, нравственность, идет именно оттуда, из большого пласта крестьянского. Это не значит, что он все время... Он стоял над всем: над национальностями, если хотите, даже над религиозным отражением действительности... Он стоял над всем, и он пытался во всем этом разобраться. Есенин жил вот это переходное, переломное время. Оно очень важно было для того восприятия действительности, о котором он так размышлял. И не случайно говорил, что революцию принял сразу, полностью, но со своим крестьянским уклоном. Он считал, что из этого мира, в который он физически не так часто приезжал там в деревню, но он жил этим и считал, что порвать с этим миром никогда нельзя. Вообще никогда, где бы ты ни жил на планете, порвать вот с тем уголочком земли, где ты родился, с той стеной, о которой бился мяч, или той березой, как в прямом смысле воспринимает, которая стояла там у дома, порвать нельзя. Это должно войти в суть и плоть человека, говорил он всем своим творчеством. Но более того, в этом мире особенно важно сохранение и наличие вот, знаете, он как бы создал это, тех качеств, которые очень характерны для России, многонациональной огромной страны, где должно присутствовать, согласно религиозным воззрениям, вот благодать, где не должны быть распри, зависти, какие-то...

А. Митрофанова

– Это такой идеальный мир, идеальная модель, точнее сказать.

С. Шетракова

– Идеальный мир, да, вот райский какой-то мир. Даже в силу того, что это было детство, и деревья казались большими или трава более зеленая. Неслучайно вот в год экологии мы даже конкурс такой объявили «Зеленый луч звезды Есенина» для детей, чтобы они постигли красоту этого мира и поняли по-есенински, что какую травинку надо беречь. Что если

«У плетня заросшая крапива

Обрядилась ярким перламутром

И, качаясь, шепчет шаловливо:

«С добрым утром!».

И дети, когда перечитывают эти стихи, говорят: я даже на даче не буду рвать крапиву, потому что она живая. Не надо каких-то лекций читать на эту тему, не надо говорить, что надо по-доброму относиться к братьям нашим меньшим, – так впервые сказал Сергей Александрович Есенин, – потому что они живые, их надо беречь, любить и лелеять. И вот в этих четырех номинациях мы открыли конкурс в феврале месяце, который закончится ко дню рождения Есенина. И дети пишут свои работы на эту тему, тему экологии, от любви к природе, среднерусской полосе и желании сберечь ее, до любви к родине в высоком значении этого слова. И вот эта любовь у Есенина, основанная на чистоте, нравственности, целомудрии, очень важно, на духовности какой-то особой. Когда говорят о духовности России, говорят: ну да, везде она это... Но он подчеркивал какую-то особую значимость своей России в этом единении вот этих всех качеств, которые, ну может быть, выражал в свою доступную поэтическую форму, которую пытался, как религию, донести до каждого. И я хотела бы сказать, что поэтому в послереволюционные годы ему было непросто, ему было нелегко, когда он, предчувствуя, что революция, может быть, отказывается от этого, и когда «на известку колоколен невольно крестится рука», отказываются от этого. Когда, в общем, уже приходят годы, и они придут, Есенин до них не дожил, когда противопоставление города и деревни, и рушились церкви, и он это как бы предчувствовал. И неслучайно был написан «Сорокоуст», потому что гении, они как бы опережают время. И в этом знаменитом противостоянии жеребенка и паровоза, живого и железного как раз и кроется его желание сказать, что давайте не отказываться от этого.

«Видели ли вы,

Как бежит по степям,

В туманах озерных кроясь,

Железной ноздрей храпя,

На лапах чугунных поезд?

А за ним

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребенок?»

И невольно, читая эти стихи, понимаешь, что, действительно, сердце не срастется Есенина с этим желанием рушить это исконное, важное, может быть, не такое, которое, может быть, в силу своих внутренних сил сохранит себя. Ему надо помочь более сильному человеку, железному. Но в то же время он не отказывался от новых новшеств, он говорил, когда поехал за границу:

«Через каменное и стальное

Вижу мощь я родной стороны».

Он не перечеркивал и те все новшества, которые принесла цивилизация. Но в то же время вот в этом единении нового железного и гармоничного, естественного, органичного для его страны он и видел будущее своей страны. Поэтому и писал стихи, именно посвященные этому в последний период творчества.

А. Митрофанова

– Светлана Николаевна, а можно вас попросить немного о музее вашем рассказать. Володя в начале программы так поделился своим впечатлением, что надо же, в Москве есть музей Сергея Есенина. Я думаю, что для многих из нас это такое...

В. Емельянов

– Открытие. Ну, в Константиново, понятно, музей.

А. Митрофанова

– В Константиново есть усадьба, и там все прекрасно, замечательно. Кстати, там были, по-моему, весной, очень здорово, очень хорошо. А что касается Москвы? В чем особенность вашего музея? Этот тот самый дом, где его единственное пристанище такое постоянное в Москве, о котором вы говорили уже, да, в первой части программы? Расскажите об этом месте.

С. Шетракова

– Да, Есенин, родившийся в Константиново, проехав по многим странам мира, говорил, что лучше всего, что я видел в этом мире, это все-таки Москва. Это центр его духовной вселенной, скажем так. Потому что с Москвой тесно связана его жизнь и творческая судьба. Как раз вот об этой многогранности если говорить, не порвав пуповину с родным Константиново, где безоглядная даль и где много могло бы, как многие говорят, родиться таких людей, потому что необычайно красивое место. Но именно как говорится, Всевышний окрестил эту окрестность и дал возможность Есенину выразить эти чувства в поэтической форме. И выражал он во многих, еще раз повторяю, городах и странах, но центром все-таки для него всегда была Москва. Хотя именно в Питере вышел впервые поэтический сборник Сергея Есенина «Радуница», он этому радовался, но написан он был в Москве. И в Москве исхожены все улицы Сергеем Есениным, более двухсот адресов, которые помнят или знают, или даже места если остались, если не осталось домов, которые помнят Сергея Есенина. И, конечно, неслучайно первым адресом и самым главным, самым значимым для московского государственного музея Есенина является Большой Строченовский переулок, 24. Это дом, в котором он жил и был прописан, вот как я уже сказала, в котором долгие годы жил его отец. Отец вел такой полугородской, полудеревенский образ жизни, с мальчишек он приезжал в Москву, работал в мясной лавке купца Крылова. И дали общежитие ему там, в Замоскворечье, на территории этого купца. И на первом этаже, в квартире № 6 жил Александр Никитич, когда впервые к нему приехал в 16-летнем возрасте из Константиново Есенин на это место и решил, что будет жить в Москве и посвятит всю свою жизнь тому, с чем он приехал, с тетрадками, исписанными стихами, посвятит поэзии. На этой небольшой площади экспозиционной – это неполный первый этаж, буквально 70 квадратных метров, – мы до сих пор во многом проводим свою разнообразную музейную деятельность, от работы с подрастающим поколением, с детьми. Даже у нас есть договоры с детскими садами, и приходят, читают, участвуют в конкурсах, слушают лекции. Сейчас очень интересные интерактивные занятия: «Азбука народной жизни» или рукописный Серей Есенин. Ручкой буквально переводим, мы пишем собрания сочинений Серей Есенина и приходят...

А. Митрофанова

– С детьми вместе?

С. Шетракова

– С детьми, да. Приходят, у нас рукописные издания Сергея Есенина, пишут стихи и как бы перечитывают, передумывают и приобщаться к творчеству. Это очень интересные занятия. Иллюстрируют эти сборники, и уносят с собой на память, и оставляют в музее. Потому что у нас уже очень много книг, которые написаны рукописно детьми. Конечно, очень много других занятий, связанных с постижением разных аспектов творчества Сергея Есенина. И, в частности, по проекту «Дай, Джим, на счастье лапу мне». Мы имеем и передвижные экспозиции, наши многие передвижные экспозиции по миру путешествовали. Но хорошо, когда они по стране ездят, когда ездят в школы, когда к нам приходят дети и изучают стихи, посвященные, в которых отражены братья наши меньше, как впервые сказал Серей Есенин.

А. Митрофанова

– Это, кстати, это важно. Вы уже второй раз это говорите, прямо хочу подчеркнуть. Словосочетание, выражение «братья наши меньшие» это выражение есенинское.

С. Шетракова

– Да. Никогда не обращаются, когда там в новостийных каких-то программах говорят: «Давайте поговорим о братьях наших меньших». Хотя должны сказать: «Давайте поговорим о тех, о ком впервые там Сергей Александрович Есенин в 24-м году сказал в стихотворении «Мы теперь уходим понемногу». Вот это не надо уже говорить, это настолько органично, как многие афоризмы Сергея Есенина, органично вошли в душу, и поэтому мы легко и свободно прибегаем к нем. Легко и свободно называются наши даже проекты есенинскими строчками: «На все времена года», и «Россия, сердцу милый край». Одна из передвижных экспозиций – «Летающих звезд благодать». Но сейчас у нас есть помещение, слава Богу, очень хорошее, которое мы доведем, как говорится, до ума. И, в частности, потрясающий особняк Геппенера в центре Москвы, переулок Чернышевского, 4, строение 2, где мы решили не просто рассказать о Сергее Александровиче Есенине, а сказать о его современной слагаемой. О том, что вот я, например, изучая творчество Есенина очень давно, до сих пор не могу понять, насколько он современен. Он неслучайно сказал: я знаю будущее. И поэтому творческие люди многие заставляют прислушаться к ним, чтобы осознать какие-то моменты, может быть, где-то пойти в ту или другую сторону, о чем мы говорили. Вот в 20-е годы, чтобы, может быть, отказавшись от негативных сторон или своего личного поведения, или своего отражения, от понимания вообще действительности, прибегнуть к тому, как говорит об этом поэт, что он говорит, и чтобы не делать каких-то ошибок. И поэтому одна из передвижных экспозиций у нас так и будет называться: «Я знаю будущее», есенинскими стихами. Но экспозиция, которая будет сделана в переулке Чернышевского, скажет о том, что Есенин наш современник, хотя мы это подчеркнули уже и в последнем зале экспозиции в Большом Строченовском переулке, назвав экспозиционный зал: «Есенин как часть мировой культуры». Даже там мы умудрились тогда еще, практически 30 лет назад, сделав экспозицию и подарив ее тогда городу в канун столетия рождения поэта, государственным учреждением мы стали в 96-м году. И мы назвали «Есенин как часть мировой культуры», где проецируется как бы Россия в таком терновом венце, потому что трудности ей не занимать, но Есенин в лавровом. И где в небольшом экспозиционном там 35-метровом зале мы сделали вот эту проекцию через тернии к звездам, где говорим о том, что духовность вечна, если она питается поэзией, питается творчеством человека, который стал не только для России любимым, но и для всего поэтического мира, любящим Россию, любящим ее, воспринимающим ее, верящим в нее. Конечно, особенно там приятно звучат такие строчки, как:

«Спит ковыль. Равнина дорогая,

И свинцовой свежести полынь.

Никакая родина другая

Не вольет мне в грудь мою теплынь.

Знать, у всех у нас такая участь.

И, пожалуй, всякого спроси –

Радуясь, свирепствуя и мучась,

Хорошо живется на Руси».

Ведь прелесть Есенина в том, что он не боится говорить о трудностях, он их даже сгущает и говорит, что мы обязательно их преодолеем. Преодолеем, если мы будем верить, если мы будем жить с надеждой в светлое и основываться в этой вере на свои поступки, на том, что мы сами будем меняться, мы сами в этом будем принимать участие. И новая экспозиция, еще раз повторяю, в переулке Чернышевского скажет не только о том, что он наш современник, живущий среди нас. И он действительно многих уже, вот мы отразили это в таких листовочках, в которых поставили его наряду с молодыми людьми, живущими в нашей стране, постигающими творчество поэта, но самое интересное, творящими. И поэтому вот этот проект с театром, поэзией, под руководством Влада Маленко «Есенин-центр» – это, мне кажется, будет одним из ярчайших достижений. И я надеюсь, уже в самом скором времени мы будем радоваться успехам вот этого замечательного проекта. Мы органично влились вот в это единение. Мы читаем стихи современных поэтов, и они читают свои вместе с Есениным и его современниками. Мы говорим о том, что «Есенин-центр», и об этом скажет экспозиция, имеет такое будущее, потому что молодое поколение не только не потеряло творческое начало восприятия гениальных поэтов, гениальных людей, которые опережают время, но и сами творят. Творят так, что я просто удивляюсь, потому что среди нас ходят такие молодые люди, которые действительно являются гениальными людьми. И их надо беречь, ими надо восторгаться, их надо читать, и у них тоже большое будущее.

В. Емельянов

– Вашими устами мед бы пить, на самом деле, да, вот что касается поддержки молодых талантов и гениев. Здесь у нас с этим, да, еще не все складно.

А. Митрофанова

– Я думаю, что про «Есенин-центр» можно было бы отдельно поговорить в рамках «Светлого вечера». Так что, надеюсь, мы продолжим этот разговор.

С. Шетракова

– Может быть, да.

А. Митрофанова

– А программу нам пора завершать. Я напомню, что в гостях у нас сегодня была Светлана Шетракова, директор московского государственного музея Сергея Есенина.

В. Емельянов

– Спасибо вам за такой яркий рассказ, эмоциональный.

С. Шетракова

– Спасибо за приглашение. Я надеюсь, мы еще встретимся, и я попытаюсь более так конкретно рассказать о каких-то наших новых проектах.

В. Емельянов

– Спасибо.

А. Митрофанова

– Владимир Емельянов, Алла Митрофанова. До свидания.

В. Емельянов

– До новых встреч, до свидания.