У нас в гостях были члены Синодальной комиссии по канонизации святых: научный руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви», клирик храма Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе в Москве архимандрит Дамаскин (Орловский) и настоятель Казанского храма в Реутове, главный редактор книжной серии «Церковность», посвященной духовному наследию новомучеников Церкви Русской протоиерей Максим Максимов.
Мы говорили о том, почему важно почитать новомучеников, насколько актуальным остается их духовное наследие для современных христиан и пастырей Церкви, а также о новом проекте «Живое Слово», включающем в себя четыре фильма о четырех разных мучениках и исповедниках прошлого столетия.
Ведущий: Алексей Пичугин
А. Пичугин:
— Дорогие слушатели, здравствуйте! «Светлый вечер» на Светлом радио, меня зовут Алексей Пичугин, я рад вас приветствовать. С удовольствием представляю наших гостей, в ближайший час эту часть «Светлого вечера» вместе с нами здесь члены Синодальной комиссии по канонизации святых: архимандрит Дамаскин (Орловский), отец Дамаскин также научный руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» и клирик храма Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе в Москве, протоиерей Максим Максимов — настоятель Казанского храма в городе Реутов и главный редактор книжной серии «Церковность», посвященной духовному наследию новомучеников Церкви Русской. Дорогие гости, здравствуйте.
Архимандрит Дамаскин:
— Здравствуйте.
о. Максим:
— Добрый вечер.
А. Пичугин:
— Мы сегодня будем говорить о некоторых личностях — о новомучениках, четыре человека, которым посвящен проект «Живое слово», об этом проекте мы сегодня будем говорить. Будем говорить в целом о том, почему важно почитать новомучеников, что мы в целом можем сказать о подвиге этих людей, почему мы так часто обращаемся к теме новомучеников. Мне кажется, что это действительно такая основная тема сейчас, когда мы говорим о святых, просто потому, что эти люди, они удивительно близки к нам по времени. Понятно, что мы уходим от 30-х, 40-х, 20-х годов всё дальше, но тем не менее, мы очень много всего говорим о XX веке и поэтому эти люди, конечно, как мне кажется, нам очень близки. Но с другой стороны, есть вот такая, опять же, как мне кажется, (извините, что я с таким длинным вступлением) есть такая опасность, когда мы говорим о новомучениках: говорить о них вот так же, как мы говорим о мучениках первых веков, от которых нас отделяет практически 2000 лет. Если уж мы так пристально изучаем XX век, то, когда мы говорим о новомучениках, мы совсем забываем вот про эти пытки на допросах, о хрусте пальцев сломанных там же, о плеске воды Беломорско-Балтийского канала, ещё о многом мы забываем, что, в общем, действительно от нас отстоит не так уж далеко. Не знаю, как вы считаете, прав я в этом или нет?
Архимандрит Дамаскин:
— В этом отношении вы правы. Дело в том, что новомученики, они же входят в ту же самую категорию русских святых, но в отличие от святых-древних мучеников, где обстоятельства их смерти и даже жизни мы практически не можем представить, но и русских святых, преподобных и праведных, они очень тоже от нас отделены, мы их видим очень обобщенно. А новомученики для нас важны, потому что это те же русские святые, которые были в XIX веке, до этого были, но здесь мы можем разглядеть каждую деталь их подвига, мы можем понять их мотивацию, почему они действовали таким образом, собственно говоря, что они переживали, в каких обстоятельствах они жили, потому что ведь это те же самые святые, но попавшие в жесткие исторические обстоятельства, которые от них не зависели, они их не выбирали, если бы этого всего не случилось, они прожили бы праведную, благочестивую христианскую жизнь и, может быть, многие из них были точно так же канонизированы, как архиепископ Фаддей, о котором мы сегодня будем говорить, да и Татьяна Гримблит — исключительный человек по своим христианским качествам, и протоиерей Роман Медведь, который был идеалом пастырского служения, просто настоящим идеалом, который показал путь, как создавать приход, как создать братство, в конце концов, как от прихода и братства актуально возродить приходы во всей Русской Православной Церкви, я уже не говорю о таком тонком христианском человеке, как Николай Варжанский. И мы опыт древних не можем воспринять в силу того, что мы его не очень понимаем, а вот опыт святых мучеников, которые жили перед нами, мы можем воспринять, проще говоря, вот как мы живем среди святых, если бы они были живы, мы бы этот опыт воспринимали актуально, через общение с ними, а так мы как бы через поколение, но это очень близко. И еще разница огромная и важность их существования и нашего почитания — то, что в отличие от древних мучеников, мы видим жизнь их в деталях, более того, мы видим внутреннюю их жизнь, и мы видим внутреннюю их мотивацию, и поэтому мы можем, вглядываясь и рассуждая, молясь к ним, этот опыт воспринять, как никакой другой.
А. Пичугин:
— А что за проект «Живое Слово», ради которого мы сегодня собираемся?
Архимандрит Дамаскин:
— Общественный фонд «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» (просто нужно сказать два слова) занимается исследованием жизни канонизированных святых, новомучеников и исповедников Русской Православной Церкви, и вот при поддержке Президентского фонда культурных инициатив сейчас реализуется проект по созданию четырех фильмов: о мученице Татьяне Гримблит, о священномученике Фаддее (Успенском), архиепископе Тверском, мученике Николае Варжанском и священноисповеднике Романе Медведе. Эти люди взяты неслучайно, во-первых, это представители разных возрастов, разной иерархии, архиепископ Фаддей — ну понятно, что это архиепископ и епархиальный архиерей долгое время, протоиерей Роман Медведь взят, можно сказать, как идеальный пастырь, который имел практические навыки пастырского служения. Татьяна Гримблит — это вообще исключительный человек, который в своей любви ко Христу и любви ко Кресту, она делала то, что каждый человек должен бы делать, но не всегда у него получается, у каждого человека, она в совершенстве исполнила заповеди, она посещала больных, она посещала узников, она была благотворительницей, не зря некоторые архиереи, которые ее очень почитали, считали, что она как современный Филарет Милостивый, это человек, отдавший полностью свою жизнь на служение Церкви, Христу через служение ближним, в этом смысле это исключительный человек. Николай Варжа́нский был взят, потому что это мирянин, мирянин, который пострадал относительно в молодом возрасте в 36 лет, и человек, который миссионер, просто мирянин-миссионер, хотя он и имел высшее богословское образование, но он выбрал другой путь жизненный, не очень простой на самом деле, причем пострадал сразу после революции в 1918 году, и тут мы можем сразу сказать, что его страдание не было случайностью, то есть не то что он попал в такой исторический переплет, и вот так исторические события сложились, его арестовали и убили — нет, совсем нет. Он очень долго слишком стоял на свешнице, очень долго светился, и в частности, через свою миссионерскую деятельность, и поэтому он был один из тех людей, кто был обречен в эпоху новых гонений. Это человек, который пережил приговор и при этом оставил наследие, как он его переживал, и вот тут мы видим, что внутреннее переживание человека XX века, его готовность умереть, его такая преображённость души, она почти такая же, как у древних святых. Я уж не говорю о владыке Фаддее, который был мыслителем, который был богословом, который был бы, с моей точки зрения, канонизирован в любом случае, были бы гонения или не были гонения, потому что он был подобен древним святым, и каждый человек, который откроет его духовное наследие, поймет, что он читает духовное наследие святых отцов, только разнесенное во времени, оно написано в другой эпохе, в другом времени, написано на русском языке, но внутреннее его содержание, оно на таком же уровне, как у великих отцов Церкви.
А. Пичугин:
— Друзья, напомним, что в гостях у Светлого радио сегодня члены Синодальной комиссии по канонизации святых: архимандрит Дамаскин (Орловский) и протоиерей Максим Максимов. Отец Максим, а как вы думаете, и этот вопрос я неоднократно слышал: почему среди новомучеников и исповедников мы выделяем такое количество людей в сане — архиереев, священников, и так, казалось бы, немного женщин, вот в вашем проекте мы видим, есть Татьяна Гримблит, но женщин вообще немного среди прославленных новомучеников, мирян в целом, мужчин тоже не очень много, то есть в целом мы видим, что мирян относительно людей в священном сане немного. А почему так? Наверное, вам тоже этот вопрос задавали не раз.
о. Максим:
— Да, этот вопрос задается с большой регулярностью. Конечно, ответить на него, что это вот так, потому что кто-то специально составил квоты, и так вот по этим квотам идут канонизации архиереев, священников, мирян женщин и мужчин — это было бы, конечно, неправильно и совершенно лишено всякого смысла. Безусловно, самым важным при изучении подвига новомучеников является наша возможность изучить жизнь человека, как жизнь, отданную за Христа. У архиереев и священников, у особо активных мирян это, конечно, сделать гораздо проще, и это рельефно и наглядно, и поэтому количество канонизованного духовенства, в общем-то, конечно, довлеет над числом прославленных мирян. Но не надо забывать, что сам подвиг священства в то время, подвиг пастырства, он и подразумевал исповедание Христа во всех формах, и открытой, и закрытой формы исповедания Христа, ведь духовенство, которое дожило до своего расстрела, до своей Голгофы, оно сделало свой выбор гораздо раньше, чем эта Голгофа случилась.
А. Пичугин:
— «Сделали они выбор», вы имеете в виду: тогда, когда они остались...
о. Максим:
— ... остались в Церкви. Они остались не только в Церкви, но и остались верны ещё и канонической Церкви, то есть они преодолели не просто соблазн между безбожием, открытым атеизмом и верой, но ещё, оставаясь в рамках своего христианства, они сделали очень непростой выбор, за какой, собственно, церковной властью они последуют и кому они будут нести послушание, потому что ведь советская власть недвусмысленно относилась именно к Патриаршей Церкви, верной святителю Тихону и к каноническому устройству, тех, кто признавал митрополита Петра Полянского впоследствии. И, собственно, задача советской власти была тоже очевидна: максимально разрушить вовсе не обновленческую церковь, а именно Патриаршую Церковь, создавая новые и новые расколы, недопонимания, внутренние такие напряжения.
А. Пичугин:
— Но некоторые недопонимания возникали просто внутри. Понятно, что если бы не было советской власти, не было бы и ситуации самой, при которой они возникли, но ведь среди новомучеников есть и деятели иосифлянского движения.
о. Максим:
— Да, это очень хорошо, что они там есть, потому что этим показывается, что подвиг за Христа, он не шаблонный такой, вот только так, а не иначе. Не надо забывать, что все те, кто признавал главой Церкви митрополита Петра Полянского, оставались в единстве церковном, в единстве со Христом и поэтому никаких канонических препятствий для их прославления, конечно, не было. Чего нельзя сказать об открытых обновленцах и григориан, на Украине полно было расколов, и самосвятов, и автокефалистов, и прочее, то есть где люди шли просто на духовные преступления, не озираясь по сторонам, и изменяли себе и Христу, и, конечно, их смерть в итоге не может являться для нас свидетельством их мученического за Христа подвига.
А. Пичугин:
— Вы очень давно в Комиссии по канонизации, и я так понимаю, что очень много, отец Максим, вашими трудами и при вашем участии было прославлено в Московской области новомучеников. Отец Дамаскин этой темой занимается, я уже не знаю, с 70-х годов, наверное, ещё когда даже в Зарубежной Церкви не было, только-только составляли списки к канонизации в начале 80-х. Я, опять же, насколько могу судить по тому, что я слышал и читал, сам процесс канонизации людей, пострадавших в советское время, очень сложный, поскольку скрупулёзно изучаются следственные дела. Мы помним историю, кажется, 2010 года, когда из списков пропало какое-то количество людей. Так вот, изучаются следственные дела, изучаются все возможные варианты поведения человека на допросах тогда, всё, что мы знаем впоследствии о нём, и в отличие, например, от людей, которые продолжают прославляться из живущих до XX века в имперской Церкви, здесь, конечно, гораздо всё сложнее. А вот что самое сложное в изучении истории новомучеников? Вот можно ли выделить то, с чем сложнее всего работать? Не знаю, закрытые ли это архивы, общественное мнение, которое очень часто ставит человека, действительно возносит его на такой невероятный пьедестал святости, но документы говорят об обратном. Вот мы помним, например, знаменитого архиерея, такая удивительно светлая фигура вроде бы на первый взгляд — Мануил (Лемешевский), помогавший выходящим из заключения священникам, полно воспоминаний о том, сколько он помогал в Самаре (Куйбышеве), сколько всего он сделал, но при просмотре следственных дел там выясняется как выясняется его жизнь. Вот что самое сложное-то на самом деле?
Архимандрит Дамаскин:
— Самое сложное — это не иметь полноты информации. Неполнота возникает из-за части закрытых и засекреченных архивов, просто недоступных, часть возникает потому, что есть пробелы в биографии человека. Самое сложное — это собрать все материалы о человеке, и чтобы все-таки образ человека был не противоречив, ясен, и мы знали, с кем имеем дело. Человек есть человек, и мы знаем из Священного Писания, из истории Церкви, что даже очень высокой жизни люди падают. В таком прямолинейном восприятии мы этого не видим и как-то отрицаем, но действительность на самом деле другая. Бывает человек, который подвижник, его все почитают, он молитвенник, но в трудную минуту он падает и предаёт своих близких. И кроме того, человек может очень тесно сотрудничать, это не сразу можно увидеть, тесно сотрудничает с той частью власти, которая как раз преследует Церковь. Если обновленцы вставали на сторону гонителей, то здесь человек просто вставал на сторону репрессивного аппарата, обычно эти моменты являются скрытыми, как в случае того архиерея, имя которого вы сейчас упоминали. Эти моменты были скрыты, но они существуют, и в конце концов они становятся ясны.
А. Пичугин:
— А есть ли какая-то вообще чаша весов, куда-то она должна перевесить? Вот мы знаем, изучение документов архивных следственных дел показывает, что человек, ну хорошо, он невольно сотрудничал, случайно или не случайно, или не выдержав того прессинга, который применялся, действительно кого-то сдал, но потом мы видим его страшный путь, полный страданий и пыток и окончившийся в безвестной могиле, тут можно говорить о том, что что-то перевесило, или всё-таки?..
Архимандрит Дамаскин:
— Обычно путь всё-таки прямой, то есть, если человек падает, не приходится говорить о том, что он в данном случае встаёт. И в древности ведь падших-то, может быть, и принимали их покаяние, но не канонизировали, между прочим, даже во времена древних гонений. Но обычно всё-таки так не бывает, человек, если он встаёт на скользкий путь вот этого падения, то он чаще всего не восстаёт, или второй случай: мы о нём ничего не знаем, о его восстании, покаянии его мы просто ничего не знаем, и поэтому этот вопрос остаётся закрытым до Страшного Суда.
А. Пичугин:
— А если человек, будучи священником, в 30-е годы оставил служение, уж не знаю, насколько добровольно, ну добровольно, потому что он мог бы, наверное, где-то как-то его продолжать, и устроился на светскую работу, а потом был расстрелян, но выяснялось — вот конкретный пример храма, в котором я долго, много-много лет был прихожанином — мы всегда думали, что последний его настоятель просто оставил служение и долго работал бухгалтером где-то вот на соседнем заводе, счетоводом в колхозе, была такая информация. Как-то мы думали, что он, наверное, благополучно достаточно пережил эти годы, и где-нибудь в 60-е годы своей смертью умер, и не было никакой информации, пока вот родственники его не приехали, не рассказали, что он был расстрелян за то, что совершал частные богослужения где-то по домам прихожан, кого-то крестил, может быть, где-то литургию служил, неизвестно. Информации практически нет никакой, там настоятель этого храма пытался что-то собрать, не знаю, чем дело кончилось, но вот есть такие нелинейные примеры, их, наверное, достаточно много.
Архимандрит Дамаскин:
— По существу, мы видим в данном случае, что человек отказался от пастырского служения.
А. Пичугин:
— Но он же не отказался, он же совершал его где-то частным образом.
Архимандрит Дамаскин:
— Дело в том, что тут мы уже не видим того, как он совершал, оно было не публичным, и мы не знаем его мотива, по которому он... Ну вот человек ушел в мир, в сущности говоря, мотив был уйти в мир только один: потому что страшно было быть со Христом и страшно было служить Христу, будучи пастырем, больше другого мотива нет.
А. Пичугин:
— Вот тоже я как-то занимался и продолжаю, насколько могу, заниматься хрущевским периодом, был такой известный еще архиерей Палладий (Каминский), который в разговоре с уполномоченным говорил, что он в 1935 году оставил служение по идеологическим соображениям, просто сам оставил в 1935 году, а потом, говорит, в 1944 Родина призвала, и я вернулся, его быстро постригли, рукоположили в архиерея, и он до 70-х годов в разных епархиях, очень по-разному отметившись, где-то очень плохо, где-то, наоборот, очень хорошо, был правящим архиереем. Понятно, что там речь, наверное, о его канонизации не идет, но, опять же, это вот такой нравственный момент: человек в 1935 году хлопнул в дверь и сказал «всё, я не буду больше священником», я уж не знаю, как-то официально он вряд ли это документировал, потому что он бы в 1944-м тогда, наверное, не вернулся, но тем не менее, есть разные же примеры.
Архимандрит Дамаскин:
— Ну, тут мы тогда говорим просто об истории Церкви, иерархии, духовенства, но это другая история, а истории святых — это совершенно другая история. Понятно, что во времена преподобного Серафима был преподобный Серафим и множество других людей, вот Иоанн Кронштадтский. Да, это история людей, людей тоже в Церкви, но к канонизации, к святости они мало имеют отношения или почти не имеют. Мы же здесь говорим об образцах таких, именно безупречных, поэтому и сложность самой канонизации, исследования в том, чтобы иметь полноту, и исследовать нужно до тех пор, пока мы ясно не представим внутреннюю жизнь человека так же и даже лучше, как мы представляем своих близких, вот тогда, собственно говоря, может состояться канонизация. А если есть сомнения, ведь тут главный вопрос — отсутствие сомнений, отсутствие разных вопросов, которые могут задаваться тобой, людьми, вообще членами Церкви. Вот когда эти сомнения прекращаются, тогда эта канонизация может состояться, и когда мы можем точно всем представить, что дело было именно таким образом, что мы можем это, как в древности, показать и доказать.
А. Пичугин:
— Я напомню, дорогие слушатели, что у нас в гостях сегодня члены Синодальной комиссии по канонизации святых: научный руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви», клирик храма Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе архимандрит Дамаскин (Орловский) и протоиерей Максим Максимов, настоятель Казанского храма в городе Реутов подмосковном, и главный редактор книжной серии «Церковность», посвященной духовному наследию новомучеников Церкви Русской. Буквально через минуту мы вернёмся в эту студию.
А. Пичугин:
— Возвращаемся в студию Светлого радио и напомню, дорогие друзья, что у нас сегодня в гостях члены Синодальной комиссии по канонизации святых: архимандрит Дамаскин (Орловский), научный руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» клирик Покровского храма на Лыщиковой горе в Москве и протоиерей Максим Максимов, глава Казанского храма в городе Реутов и главный редактор книжной серии «Церковность». Мы говорим о прославлении новомучеников, говорим о видеопроекте «Живое слово», в рамках этого проекта рассказывается о житии четверых подвижников, об этом мы еще подробнее поговорим. А можно ли немного подробнее о самом проекте, о его формате, видеоформат, на кого он рассчитан, кто вместе с вами его делает, немного про сам проект «Живое слово»?
Архимандрит Дамаскин:
— Я в двух словах отвечу, что этот проект осуществляется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив и что это документальные фильмы, четыре документальных фильма, которые основываются на имеющихся документах, на свидетельствах и в некотором роде, поскольку свидетелей не так много, это художественные фильмы, то есть не игровые фильмы, а подача их художественная, рассчитаны они на самый широкий круг зрителей, их внутренняя задача — это не только популяризировать новомучеников, но и сделать их понятными для самой широкой публики, и в частности для публики не старшего поколения, а современной публики, молодой публики, в этом задача, чтобы через средства кино показать, с одной стороны, наше прошлое, а с другой стороны, высокие христианские идеалы, которыми жили наши не очень далекие предки, вот такая задача. И сами фильмы, они примерно на двадцать шесть минут, кроме фильма о владыке Фаддее, который несколько более длинный, и протоиерее Романе Медведе, он полнометражный, то есть около часа. Фильмы должны быть понятны для всех, то есть они не должны иметь такой исключительно как бы церковный характер, чтобы эти фильмы понимали только люди, живущие в Церкви, но задача такая, чтобы представить их и вне церковной ограды, чтобы они были понятны, вот такой проект.
А. Пичугин:
— Отец Максим, я буквально на днях был в Коломенской семинарии, где один из ваших студентов на конференции делал доклад о личности, о деятельности отца Романа Медведя. Это правда, такая очень необычная история даже для 20-х годов, хотя после Поместного Собора, где оговаривалась возможность деятельности братств примерно в таком виде, в котором это было у отца Романа, мы можем вспомнить, наверное, несколько всего примеров, где братство или община вот так примерно жила в Москве — это, наверное, его братство, это маросейская община, о которой мы здесь, в студии Радио ВЕРА очень много говорили. Я думаю, что вам, если возможно, надо рассказать про его жизнь так, чтобы кто-то из наших слушателей заинтересовался, посмотрел фильм, потому что это действительно неординарный совершенно человек, и неординарная, даже для 20-х годов, для нашего времени такая деятельность братства.
о. Максим:
— Сам отец Роман духовно сформировался под воздействием многих положительных религиозных факторов: и благодаря семье, в которой он рос, благодаря духовной школе, в которой он воспитывался, личной встрече с отцом Иоанном Кронштадтским, на исповедь к которому он неоднократно приезжал и духовными советами которого пользовался, и очень любил отца Иоанна. Когда он еще учился в Петербургской духовной академии, для него стала через личный опыт понятна важность и необходимость вести не просто пастырско-богослужебную жизнь, но еще активно заниматься просветительской катехизацией. Он, как и все здравомыслящие пастыри того времени, не мог не видеть вот этого очень опасного такого явления: зло очень легко и быстро объединяется, ему не нужно слишком большое время и слишком много условий для того, чтобы объединиться, и поэтому феномен зла нам кажется таким, как бы всеохватным, оно везде. А добро, оно очень камерное, оно очень какое-то скрытое внутри и никак себя вовне не обнаруживает, и поэтому задача пастыря, как понял ее отец Роман — это как раз помочь всем здоровым духовным силам человека объединиться для достижения очень больших духовных задач, которые ставит Господь Иисус Христос перед нами, как своими учениками, то есть проповедовать в этом мире благое слово Евангелия и жизнью своей показывать духовное богатство жизни во Христе. Вот отец Иоанн Восторгов, отец Иоанн Кронштадтский, владыка Андроник (Никольский), владыка Фаддей и многие другие новомученики, они видели, что задача-то воспитать в студентах духовных школ не столько практиков-священников, которые красиво кадят, может быть, даже говорят очень хорошие проповеди, но еще и воспитать таких пастырей, которые бы максимально близко поняли свою паству и помогли ей встать на путь конкретных благих дел, конкретных благих целей, которые можно достигать общиной, то есть соединив свои усилия, достигать сообща. Это может быть и издание каких-то, вот как у отца Иоанна Восторгова было, издание газеты «Церковность», где ряд авторов вместе с самим отцом Иоанном еженедельно издавали газету, полную разной направленности словами, там и катехизис, там и миссионерство, там и просто история Церкви, там и история вероучения. Возникает целая группа людей, которая распространяет эти газеты. Кстати, отец Роман тоже очень желал бы, чтобы братства максимально охватывали своей деятельностью то, что мы сегодня называем Министерством просвещения, то есть когда человек участвует в каких-то диспутах, посещает лекции, спорит порой о каких-то предметах веры, но спорит именно для того, чтобы найти для себя чёткий ответ и в самом братстве увидеть гостеприимный, радушный круг людей, с которыми совершать своё духовное возрастание гораздо, конечно, проще. У отца Романа было несколько опытов соприкосновения с братствами, которые уже существовали, вот с трудовым братством Неплюева, и сам он потом создавал несколько братств. И, как ни странно, именно такие революционные преобразования в стране, начавшиеся революции и такая неустроенность освободили его многие силы, как раз позволив уже вплотную заняться своей мечтой, ведь основные-то свои братства и проекты братства он создаёт в 1917 году — казалось бы, тут не до братств, тут как просто уцелеть...
А. Пичугин:
— Но в 1917 году это ещё не так очевидно было.
о. Максим:
— Да как же не очевидно, что вы! Охваченный революцией Севастополь...
А. Пичугин:
— С другой стороны, он же был не в Москве на тот момент.
о. Максим:
— Да, да, ему фактически бегством пришлось спасаться в Москву, он приезжает, и Патриарх Тихон его принимает на служение.
А. Пичугин:
— Да, он же из Севастополя-то, собственно, и приехал.
о. Максим:
— И здесь он эту мечту свою осуществляет уже, и братство, которое он создал, действительно, очень уникально, и это требует ещё очень большого погружения, поскольку есть устав этого братства, документы эти сохранились, то есть у нас не закрыто оно в своем бытии. В чём здесь может быть соблазн для современного человека: нам всегда кажется, что если мы достанем любые ноты, то мы сыграем по ним музыку, а это не так. Здесь нужно, конечно, глубоко проникнуться самой идеей пастырства, как её видел отец Роман, как он её ощущал, эту идею пастырства, и тогда, наверное, эти документы оживут совсем для нас с другой стороны. В этом смысле, мне кажется, очень важно как раз изучать общее духовное наследие новомучеников, не акцентируя внимание только лишь на некоторых, потому что так или иначе пастырство и миссионерство у многих священномучеников проявились с разных сторон. И некоторые, вот как отец Василий Сокольский, был такой протоиерей, он был профессиональным, что называется, пасторологом, то есть человек занимался пастырским богословием как наукой и на практике осуществлял тоже идеи братства, и пастырское служение для него было не просто формальное исполнение треб и Таинств, и богослужение в церкви. Часто звучит этот вопрос: какая актуальность духовного наследия новомучеников? Одна из этих актуальных сторон как раз и есть, то есть современный человек, в особенности, наверное, будущий священнослужитель, да и уже состоявшийся священнослужитель в духовном этом облике новомучеников должен и может разглядеть идеал, наверное, христианского пастыря, ему есть чему учиться у новомучеников, чему подражать, что продолжать, и на многие свои внутренние размышления и вопросы сегодня современный пастырь найдет ответ у новомучеников в их духовном наследии.
А. Пичугин:
— Напомним, дорогие слушатели, что в гостях сегодня у Радио ВЕРА члены Синодальной комиссии по канонизации святых: протоиерей Максим Максимов, архимандрит Дамаскин (Орловский), и мы говорим о проекте «Живое слово» — это видеопроект о новомучениках. Роман Медведь, кстати, прославлен как священноисповедник, поскольку он умер не в заключении, но здоровье-то его было именно так подорвано, и он уже совсем был тяжело больным, наверное, поэтому и не состоялся его последний арест, после которого вряд ли бы он выжил, я так думаю. Татьяна Гримблит, мы о ней говорили, можно даже поискать, наверное, на сайте Радио ВЕРА программы, ей посвящённые, но всё равно хотелось бы немного подробнее, поскольку это такой, не очень, как мы уже говорили, тоже частый пример канонизации женщин среди новомучеников. Отец Дамаскин, расскажите немного о ней.
Архимандрит Дамаскин:
— Это действительно нечастый случай канонизации женщины, но эта девушка была нерядовая, воспитанная в христианской семье и имея дедушку-священника, она очень с ранних лет решила служить Христу, когда ещё подростки, девушки вообще думают совершенно о другом. Она уже тогда решила посвятить свою жизнь служению ближним. Она родилась в 1903 году, а когда произошла революция и все гонения, её служение — оказывать помощь, особенно помощь находящимся в заключении священникам и не священникам, было уже чревато и опасно, эту заповедь было тогда исполнить довольно сложно, а она эту заповедь исполнила, и она исполняла эту заповедь до самого своего ареста и расстрела в 1937 году. И кроме того, она человек выдающийся не только своими поступками, а ещё она писала стихи, и стихи и в содержательном смысле, и в профессиональном смысле весьма и весьма хорошие, и она же вела переписку — не всякий тогда на это решался — переписку со многими архиереями, со многими священниками, которые были в ссылке, у неё был целый список огромный людей, которым нужно послать посылки, которых нужно накормить и которым нужно написать, и написать не какие-то вещи пустые, а написать что-то весьма христианское и утешительное. Представить не то, что она канонизирована, а то, если бы она не была канонизирована, вот это как раз случай очень простой канонизации, когда жизнь человека практически с подросткового, с детского возраста нам известна, понятна, ясна, когда в душе человека запечатлён образ Христов, и все желающие служить ближнему как раз могут к ней обращаться с молитвами за помощью.
А. Пичугин:
— А бывает такое, что при изучении биографий будущих или людей, которых так в итоге не прославили, вы как-то очень проникаетесь к жизни конкретного человека? Понятно, что вам за десятилетия пришлось пересмотреть этих жизнеописаний сотни, тысячи, но вот были ли случаи, которые ну прямо вот навсегда отпечатались, вне зависимости от того, был ли человек впоследствии прославлен или не был, вот можете вспомнить, и вы, отец Максим, и вы, отец Дамаскин?
Архимандрит Дамаскин:
— Ну, я скажу хотя бы об одном человеке, это митрополит Пётр «(Полянский», митрополит Крутицкий, местоблюститель Патриаршего престола. Да, это человек поразительный, поразительный по своей христианской твёрдости, соответствующей его имени, поразительный по глубине понимания христианства и верности Христу. Если взять природные сравнения — это гора, вершина которой скрыта в облаках, настолько это великий человек. И если говорить о том, проникаешься ли — да, проникаешься, и когда изучаешь жития новомучеников, они становятся тебе очень и очень знакомыми, я уже об этом говорил, так же знакомыми, как если бы это были живые люди, с которыми мы очень долго и тесно общались. Но у отца Максима тоже большой опыт изучения.
о. Максим:
— Мне, наверное, личность отца Иоанна Восторгова стала очень близкой, поскольку погружение в его духовное наследие, оно просто неисчерпаемо, это был очень плодовитый пастырь, который оставил после себя настолько разновекторное гомилетическое наследие, которое еще изучать и изучать нам придется многие годы, но сама его яркость любви к Богу и вот эта внутренняя готовность все перенести ради высочайшего наслаждения служить Богу, это не может не трогать, не зажигать, не оставаться равнодушным к такому служению человека, я даже не представляю, как это возможно. А так да, конечно, многие новомученики становятся очень родными, и кажется, что они прямо вышли сейчас из комнаты, и вот вернутся скоро, как бы вечером придут с работы.
А. Пичугин:
— Особенно, наверное, это казалось вначале, когда еще действительно живая связь в виде прихожан, людей, которые, пусть не их помнили, но были людьми даже, наверное, не одного, конечно, поколения, но очень близкими.
о. Максим:
— Да. И вот о Татьяне Гримблит можно ведь, видите как засвидетельствовать, что ведь стихи найдены-то благодаря родственникам мученицы Татьяны, и Наталья Федоровна, племянница мученицы Татьяны, не очень, между прочим, декларировавшая свою веру во Христа, даже отчасти говорившая о своем, мягко говоря, равнодушном отношении к Церкви, свидетельствовала о необыкновенной вере своей этой тётки, и как эта семья даже сохранила, несмотря на то что она разорвала с церковной жизнью, но сохранила образ своей тёти, и она предприняла титанические ведь усилия, чтобы найти эти тетрадки, объехала всех родственников, просмотрела все закутки и чердаки, чтобы найти эти тетради, которые она с детства помнила, как они выглядели, и это удалось ей сделать, благодаря этому, собственно, и книжка-то ведь была опубликована этих стихов. Видите, можно ведь свидетельство получить о святости не только от церковных людей, но даже и не вполне к Церкви принадлежащих, и это тоже очень ценно, потому что ведь апостол Павел нам говорит, чтобы доброе свидетельство от внешних принимали и не пренебрегали им, что в этом успех служения христиан в этом мире, а вовсе не отталкивать эти свидетельства.
А. Пичугин:
— Удивительно, что даже с юбилейного Собора Архиерейского уже прошло почти четверть века, но работа по поиску людей, действительно пострадавших, тех, кого можно прославить, продолжается. Я хорошо помню вот этот порыв после юбилейного Собора, когда люди шли, настоятели подмосковных храмов несли справки про своих предшественников, которые были последними или настоятелями, или просто в 30-е годы служили, но удивительно, что ещё не всех изучили, как выясняется, и работа продолжается.
о. Максим:
— Работы непочатый край, но просто не надо её воспринимать по-советски, что канонизация должна осуществляться ради канонизации.
А. Пичугин:
— Ну да, десять канонизаций в год.
о. Максим:
— Да, в год, или хотя бы в месяц. Нет, конечно. Ведь мы стоим сейчас перед реальной большой ответственностью: сумеем ли мы создать литургическое почитание новомучеников? Сумеем ли мы, действительно, не просто знать о них, мало ли что мы знаем из физики, из химии, из истории, ну знаешь и знаешь — а как это применить? И как это сделать частью духовного опыта и пастыря, и пасомых? Вот это очень большая задача. И кажется, что того числа новомучеников, которые уже сегодня есть, оно более чем достаточно, наверное, отец Дамаскин подтвердит.
Архимандрит Дамаскин:
— Больше 1700 человек, и оно избыточно, потому что наша Церковь в сегодняшнем положении, она не может освоить опыт даже этого числа, актуально не может освоить, она не может служить всем литургически, то есть не могут все войти, она не может освоить их духовного наследия, она не может их воспринять вполне как близких живых святых людей, и поэтому умножение числа — ну, Церковь всё-таки благоразумна, она же из здравого положения исходит...
о. Максим:
— Всё как по Евангелию будет: «Зиждите гробницы пророков и говорите, что если бы мы жили во времена отцов, то не участвовали бы в пролитии их крови, тем самым свидетельствуя только, что мы и есть дети этих убийц». Тут очень важно понять, что все усилия, которые предпринимаются сегодня на разных уровнях: Патриархией, правящими епископами, учебными заведениями, они пока в стадии только разработок и только проб и ошибок.
А. Пичугин:
— То есть вот само количество, оно здесь абсолютно не основополагающее?
о. Максим:
— Вообще ни о чем не говорящее.
А. Пичугин:
— У нас совсем немного времени остается, наверное, последний вопрос: а уровень готовности фильмов проекта какой?
Архимандрит Дамаскин:
— Фильмы должны быть готовы к осени этого года, 2024.
А. Пичугин:
— А где их будут представлять, как их можно посмотреть?
Архимандрит Дамаскин:
— Их будем представлять на всех возможных каналах, с которыми удастся договориться. Если бы в больших кинотеатрах они были представлены, это было бы тоже очень и очень хорошо.
А. Пичугин:
— Я надеюсь, тогда ближе к осени мы ещё поговорим об этом и будет понятней, где можно их посмотреть, наверняка будет какая-то площадка в интернете, где их будут тоже выкладывать. Скорее всего будут встречи с обсуждениями, с авторами и очень хотелось бы, конечно, наших слушателей туда пригласить. Спасибо большое за этот разговор. Я, дорогие слушатели, напомню, что у нас в гостях сегодня были члены Синодальной комиссии по канонизации святых: архимандрит Дамаскин (Орловский), клирик храма Покрова Пресвятой Богородицы на Лыщиковой горе и научный руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви» и протоиерей Максим Максимов, настоятель храма в честь Казанской иконы Божьей Матери в городе Реутов и главный редактор книжной серии «Церковность», которая посвящена духовному наследию новомучеников Церкви Русской. Я Алексей Пичугин, мы прощаемся, до новых встреч, всего доброго, будьте здоровы.
Все выпуски программы Светлый вечер
Дело во мне. Светлана Бакулина
Больше 10 лет своей жизни я посвятила работе в сфере рекламы и связей с общественностью. А несколько лет назад решила кардинально сменить профессию. Стала рассуждать: «Чтобы выбрать новое направление, надо понять, а что я собственно умею? Чему научилась за эти годы?».
Вдруг пришла мысль: «Я неплохо могу общаться с людьми. Друзья часто говорили, что в моих словах они находили утешение. Я умею поддержать, а ещё могу поговорить о вере. Стану я, пожалуй, психологом. Православным! Сейчас, как только выучусь на него, буду людям помогать и денежки зарабатывать и дело любимое делать».
Уже на следующей день я подала документы в один коммерческий институт. Выбрала, как мне показалось, достаточно модное и современное направление: гештальт-терапия.
Большинство моих однокурсников оказались людьми не верующими. На первом занятии мы поделились на пары и по очереди представляли, что один из нас клиент, а другой терапевт. Разбирали и обсуждали реальные ситуации из жизни.
Девочка рассказала мне свою историю про сложные взаимоотношения с мамой и близкими в целом. В её словах, как мне показалось, звучало очень много осуждения, бранных слов и раздражения. Тогда я разрешила себе прокомментировать её ситуацию с точки зрения заповедей и православного уклада жизни.
Но собеседница достаточно резко оборвала меня: «Слушай! Ну, не занудствуй! Я тебе говорю, что мои родные меня травмируют, а ты мне тут про церковь какую-то и исповедь. Мне это зачем?».
Я промолчала, а сама внутри уже чувствовала, как затаила обиду и раздражение. Так я столкнулась с первым сильным разочарованием. Меня не хотят слушать.
Моё иллюзорное представление о том, что быть психологом — значит просто поговорить с человеком, процитировать ему умные книжки и предложить покаяться, разбилось в одночасье. Оказалось, что ни о Боге, ни о покаянии слышать мои собеседники не хотят. А я в свою очередь не хочу слушать их и мучаюсь от того, что нет взаимопонимания.
Через год я ушла из этого учебного заведения. Но я всё ещё продолжала с раздражением вспоминать наши занятия.
Поехала поговорить об этом к священнику. поделиться своими переживаниями.
«Батюшка, что за люди? Они совсем не хотят жить по заповедям. И мои рассказы про Бога постоянно прерывают. Я не хочу с такими работать» — жаловалась я.
«Дело не в людях и не в их вере — ответил батюшка — Когда мы что-то говорим о Боге, а сами так не живём, почему кто-то должен нас понять и услышать? Лучшая проповедь — это проповедь своей Христианской жизнью. Так, чтобы не мы навязывали разговор о Господе, а люди сами захотели о Нём спросить» — подвёл итог священник.
С какими-то совершенно иными мыслями я вышла из храма. А ведь действительно, не в Боге было дело и не в людях. Дело было во мне и в моём к ним отношении. Наверное, больше всего меня задевал сам принцип, что они не слушают меня, что для них я не авторитет. И сама ожесточилась.
Христос говорил о любви, апостолы о долготерпении, а сколько трудов святых отцов посвящено теме милосердия. Вот эти три важных навыка я выделила в первую очередь для своего исправления. И с этого момента стала внимательнее относится к своей душе, а к людям снисходительнее. Такие вот маленькие шаги на пути к большому исправлению.
Автор: Светлана Бакулина
Все выпуски программы Частное мнение
Коробка познания добра и зла. Петр Симченко
Мне нужно было срочно лететь на Афон! Твердо верил, что именно там я смогу разрешить свою сложную ситуацию.
И вот, билеты и визы на руках. Со мной вызвались ехать мои друзья. Кум — здоровяк Артём, человек взвешенный, добрый, волевой, но невероятно упрямый. И Виктор, папа 9-ти детей, тихий, повидавший немало. Он полностью полагался на волю Бога и своей любимой «мамочки Богородицы», как он Её трогательно называл. Его прямо-таки детская преданность Богу меня обескураживала, порой где-то забавляла.
Та поездка на Афон для меня была юбилейная, десятая. Мои спутники собирались в Удел Богородицы впервые. Первые несколько дней мы благодушно ходили по таинственному Афону, заходили в монастыри, молились, ночевали в кельях, питались за столом с братией. Настроение мое постепенно выравнивалось, на сердце становилось легче.
И как-то забылись важные наставления батюшки. Он говорил: «Будь осторожным, Афон дает быстрые ответы. Береги свои мысли, будь внимателен к себе». Но я, как обычно, был слеп к себе, но крайне внимателен и требователен к другим.
И вот, настал день, когда мы запланировали подъем на вершину святой горы. Утро началось так. Порт Дафни. Я закупил для нашей группы консервы, галеты, мед, сухофрукты, шоколад. С видом опытного «выживальщика» разделил все на 3 пакета и раздал своим друзьям. Смешно и грустно вспоминать, с каким важным видом бывалого я это сделал.
Вдруг раздался крик о помощи. Причалил катер, который должен был тут же уплывать. С него никак не мог сойти монах с грузом овощей. Унести все сразу ему было не под силу. Мы кинулись на помощь. Уже через минуту монах благодарно благословлял нас в путь. Чувство гордости меня держало до самого Скита Святой Анны, от которого начинался подъем на вершину Горы.
Часа через полтора мы решили сделать первый привал. Я находился в состоянии блаженства, вспоминая свои сегодняшние подвиги: запас еду, помог монаху, раздал инструкции по выживанию, конечно предупредил об опасностях, которые непременно будут подстерегать нас на каждом шагу.
Остановившись у Креста, мы начали готовиться к трапезе. Но вдруг лица моих друзей помрачнели. Случилось страшное. Когда мы в порту кинулись выручать монаха, друзья оставили свои пакеты с едой на парапете. Мгновенно пропала моя любовь к ближнему. Я стал пунцовым от злости и выдал пятиминутный монолог гнева. В порыве гнева я видел перед собой уже не двух верных друзей, а дуэт вредителей! Монолог остановил звонкий, весёлый голос Вити: «Ну что ты, брат так беспокоишься? Разве мамочка Богородица оставит нас голодными?».
Он это произнес с такой блаженной улыбкой, что я еще больше побагровел. Виноватый вид Артёма и блаженные глаза Вити лишь добавляли масла в огонь. Чтобы не наговорить лишнего, сжав зубы, я встал и пошел вперед, грубо скомандовав: «За мной!». Шел молча. Витя что-то радостно напевал, шутил с Артёмом и весьма громко радовался нашим «испытаниям». Я же был близок к отчаянию. Кто поднимался на Афон, знает, что это — задача не из легких, а без провианта — подвиг. Я устал, вспотел, хотел пить, выл от жары. Ведь даже в тени греческое солнце беспощадно.
Вдруг мы услышали Витино детское ликование: «Ну вот же! Я же говорил! Мамочка Богородица нас не оставит». Выглянув из-за широкой спины Артёма, я увидел на тропе коробку. Она была нераспечатанная и чистая. Начали размышлять, а не обронил ли ее кто по неосторожности? Но нет. Ее оставили специально. На Афоне случается, что иногда и монахи оставляют что-то съестное для уставших паломников.
Я стоял неподвижно, а Витя, громко и радостно, восхваляя Богородицу, стал открывать коробку, доставая из неё, холодные, вкуснейшие десерты из фруктов и желе. Наелись досыта, набрали еще с собой. Оставили половину. А тем, что взяли накормили еще много людей на святой Горе...
Весь путь домой я молчал. Много думал о христианской выдержке Артёма и совершенно детской вере Виктора, для которой нет преград и которой совсем нет у меня. «...блаженны верующие...», «...будьте как дети...» — сказано в Священном Писании. Я осознал эти слова по-новому. А наши забытые пакеты ... Я не знаю, куда они попали, но от чего-то у меня есть четкое убеждение, что наши скромные запасы тоже напитают каких-нибудь странствующих монахов или таких же, как мы нерадивых. Как же дивно все устраивает Господь!
Автор: Петр Симченко
Все выпуски программы Частное мнение
Все виноваты. Петр Симченко
Никогда не забуду свою первую поездку на Афон. 2004 год! Итак, Афон! Решено. Виза готова, денег в обрез, но желания через край. Будучи крайне взволнованным предстоящим приключением, я пропустил мимо ушей все наставления отца Александра, не связался ни с одним из монастырей по поводу оформления визы для въезда на Афон, по-гречески — Диамонитириона. Я был совершенно уверен, что моего загранпаспорта и намерения будет достаточно для её получения.
Зная два языка, я без труда добрался до Уранополиса и расположился в гостинице на сутки. Настроение было великолепным. Прогулялся по маленькому городу, съел щупальцу осьминога на гриле, выпил в таверне замечательный кофе, заел это все каким-то сырным пирожком и был счастлив.
Вечером, сидя на балконе, пил холодную минералку, отгонял комаров, ждал рассвета... и свое великое приключение.
6 утра! Вскочил с кровати и, еще толком не проснувшись, уже бежал получать свой Диамонитирион. Отстояв очередь, протянул паспорт офицеру. Он посмотрел в паспорт, на экран и объявил: «Визы нет». Я растерялся! Ну как же нет!? «Визы НЕТ!» — повторили мне. «Да у вас тут в вашей Греции! Да что это такое!» — довольно уверенно возмущался я.
Побрел в гостиницу. Позвонил своим, предупредил. Сказали — будут хлопотать. Денег было ровно на сутки, а обратный вылет — только через 7 дней. Паниковать было рано, но однозначно мои планы серьёзно изменились.
В городе было делать нечего. Промаялся весь день... бродил вдоль моря, забрел на частные помидорные плантации, где, жестами объяснив пожилому греку с вилами в руках, что я не вор, а потенциальный паломник, получил от него в дар огромный помидор, который и съел. То было мое единственное утешение на долгое время вперед.
На утро следующего дня побежал за визой. Неуверенно протянув паспорт, быстро получил ответ: «Нет, визы нет. И не будет. Никакого прошения на вас не подавали. Мы ничего не видим». «Да как нет!? Что же это такое!» Мое громкое возмущение не произвело никакого эффекта и... Из бюро меня попросили поскорее уйти.
Денег почти не осталось. Меня переселили в другую, дальнюю гостиницу. Я был в отчаянии. Теперь Греция мне уже не казалась такой гостеприимной и дружелюбной. Я был зол на весь мир. Но не на себя.
Утром, выписавшись из последней гостиницы, поспешил в Бюро. Робко протянул паспорт, но ответом было снова: «Нет». Молча взял паспорт и пошел. Предстояло как-то прожить неделю до вылета без денег. Оглянувшись на море, я смотрел на свой уплывающий паром в сторону Афона.
Мне показалось, что я не нужен никому. Промелькнула мысль: «Господи, и даже Тебе?». Но я больше не ругал никого. Вдруг пошел дождь, и я совсем раскис. Посмотрел сквозь капли на Небо, горько заплакал. Тихо произнес: «Господи, прости меня».
Вдруг раздался звонок мобильного. Схватил трубку: А оттуда: «Лети в Бюро, на тебя выслали документы! В следующий раз не будь "валенком". Монахи Григориата за тебя попросили и каким-то чудом им быстро ответили и смогли оформить документы». Через пол часа я счастливый, как ребенок, целовал бумагу с визой, благодарил теперь уже лучших в мире офицеров и гостеприимную Грецию.
Следующим утром спокойный, благодарный и ... смиренный я стоял уже на палубе и смотрел на берег удаляющегося Уранополиса. Резкий запах солярки растворялся в аромат свежего кофе из моего стакана.
«Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» — тихо пел я про себя. Вот такой урок. До сих пор не перестаю удивляться тому, КАК как покаяние и смирение разрушают любые преграды. Просто важно понять и принять истину: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». Эфхаристо и ... Слава Богу за все!
Автор: Петр Симченко
Все выпуски программы Частное мнение